По всем приметам должна была наступить весна, но ее коварная сестрица не верила в приметы, и швыряла снег на улицы обманутого календарем города.
Мастер государственного предприятия "Горсчастье" Юрий Слабушкин привык видеть то, что не дано видеть большинству людей. И это не из-за очков, которые придают плотно сбитому молодому человеку вид нежного интеллигента.
В школе он посещал кружок "юных техников", и там Юру однажды ударило током. Когда он пришел в себя (одновременно с руководителем кружка, который потерял сознание не по вине электричества, а от страха), то стал смотреть на жизнь так, как смотрел вот уже двадцать лет. Все эти годы он страшно боялся ударов током, а во время молнии гасил свет. Шерстяные свитеры надевал с опаской.
Сейчас Слабушкин едет на объект и из салона дежурной машины наблюдает за жизнью города. От каждого прохожего в разные стороны расходятся незаметные обычному глазу цветные проводочки, похожие на лазерные лучи. Они исходят из груди, заламываются над головой и уходят вдаль -- туда, где установлены счетчики. Из автомобилей, от их обитателей, тоже светятся лучики; на скорости они сливаются в радугу и оставляют за кормой инверсионный след. Видел бы кто другой -- диву дался. А для сотрудников "Горсчастья" -- ничего удивительного. Разве удивляется художник краскам?
Просто работа.
На белом фоне, в клубах пара, идущего изо рта, разноцветные линии чувств смотрелись особенно красиво.
Юра помотал головой, и мир вокруг стал таким, каким его видят все.
У каждого мастера -- свои способы "переключения": одни, как Слабушкин, мотают головами, словно отгоняя сон; другие бьют ладонями по коленкам; третьи -- глубоко вдыхают и с шумом выдыхают воздух. Да мало ли методик -- главное улучить момент и запомнить ощущения.
Старенький УАЗик с затертой и потрескавшейся надписью "Горсчастье" на желтой боковой полосе заехал во двор. Гремя подвеской, остановился возле подъезда.
Слабушкин нашел нужную квартиру, сверился с заявкой и открыл дверцу, прикрывающую электрический счетчик. Там находился и блок учета человеческого счастья, зарегистрированный на некоего Александра Неборова.
Ниточки лучей сливаются в клубок и исчезают в металлической коробке, в боку которой находится usb-порт. Из тысяч таких приемников, установленных в квартирах, офисах и других помещениях, где живут или работают люди, состоит сеть провидения. Сигналы уходят на районные пульты, оттуда -- в центральное отделение "Горсчастья".
К кому попадают данные в итоге, Юра Слабушкин не знает -- не положено по рангу. Но ясно, что распоряжения на нематериальную помощь подписываются именно в конечном пункте. Впрочем, с этой точки зрения его можно считать начальным.
Мастер подключил к счетчику коммуникатор и увидел домовую сеть вместе с разводкой по квартире.
Обычная холостяцкая картина: радость замыкается на телевизор и компьютер, любовь соединена с женской фотографией в рамке, обида -- со стопкой купюр в книжном шкафу. Туда же подключена первая линия ненависти, а вторая идет по потолку, заливая цветом индиго все жилище.
Скука идет по всему подъезду -- толстый провод раздуло от чрезмерного напряжения. А вот гордость и доверие закоротило где-то на подходе к дому.
Внутри квартиры нашлись особенности. Доверие обрывалось сразу за порогом, а совесть еле искрила в прихожей, где висела милицейская форма старшего сержанта.
На совесть и пришла нематериальная помощь.
Установка "нематериалки" сродни оформлению жилищной субсидии. Наверх приходит устная заявка, там подсчитывают количество получаемых клиентом чувств и решают -- давать пособие или нет. Например, старший сержант недополучает радости, доверия и совести, зато имеет избыток наглости и презрения. Мы ему совесть подкрутим, чтобы стало на два сенса больше, а наглость урежем на треть. Потому как общая сумма по шкале Виттенсона-Дуная должна оставаться постоянной. Максимум встречается редко, для этого человеку нужно на полную мощность использовать десять основных чувств из третьего сектора диаграммы "Субъект-Объект".
-- Эй, але, что ты там делаешь?
Дверь соседней квартиры приоткрылась, в проеме показался дед в майке и спортивных штанах с "коленками".
-- Здравствуйте, -- ответил Слабушкин и достал из кармана удостоверение, -- я как бы из электросетей, проверяю счетчики.
-- Ка-ак бы, -- передразнил старик, -- все поколение такое: ничего точно не знаете.
Он закрыл дверь, но смотрел в глазок все время, пока Юра возился со счетчиком.
-- Вот тебе и отсутствие доверия, -- сказал Слабушкин сам себе. -- Только починишь линию, через час -- как не было.
Времена тяжелые, бесчувственные. Впрочем, почему времена -- люди!
Всю дорогу до конторы Слабушкин вспоминал слова старика в майке. Может, неуверенность -- это его, Юры, личная беда, и поколение здесь ни при чем? Он пять лет ходит в мастерах, а его однокашники давно стали начальниками участков. Кто и выше пошел -- в головном офисе работает.
Они знакомы с Наташей скоро как шесть месяцев, но до сих пор Слабушкин не решился выказать чувства, хотя она, вроде, намекала на развитие отношений. Вроде... опять неуверенность. То же недоверие -- себе самому.
Наташина проводка очень нравилась Юре, как нравится влюбленному образ обожаемой девушки: увеличенные нейтральные лучи любопытства и удивления, бирюзовая благодарность, тоненькая лазурная жалость и огромное шафрановое предвкушение. Как у любого человека, у нее были и "минусовые" линии -- тревога, обида, зависть. По модулю они не превышали обычного женского естества и потому украшали Наташу, делали ее настоящей, как утонченная горчинка придает кофе натуральности.
-- Сегодня скажу ей! -- Пригрозил Слабушкин отражению в зеркале заднего вида. -- Признаюсь ей в любви... типа.
Вечером они идут в театр.
На центральной площади города перекрыли проезд -- возле здания горсовета собирался пикет. Пришлось спуститься к реке и дать крюк через набережную. По пути Юра наблюдал за сходящимися к площади людьми. Два противоборствующих лагеря: со стороны ЦУМа шли кучки с синими флагами, от рынка поднималась толпа в красных тонах. В первых рядах виднелись взрослые лица, сзади тянулась веселая от хмеля шпана.
Разделение на своих и чужих существовало всегда. Но в последнее время стало модным выяснение отношений на свежем воздухе. Иногда -- с помощью тяжелых и тупых аргументов. Слов не хватало -- количество букв в алфавите гораздо меньше числа вопросов, разъединяющих общество.
Была и третья часть -- те, которые против обоих цветных лагерей. Эти люди на митинги не ходили, а спорили на кухне под хорошую закуску и крепкое, но сказанное к месту, слово. К чему кричать, если оппонент -- вот он, за блюдом с картошкой?
Слабушкин относил себя именно к третьей группе и наблюдал за шествием с улыбкой.
Только бы вечерний спектакль не отменили -- театр находится как раз на площади. А там, похоже, намечается тот еще бурлеск в политических декорациях и постановке заслуженного режиссера страны -- Ненависти.
Возле конторы стояли три черных джипа. Их припарковали небрежно, как делают люди, которые не думают о других. Слабушкин втиснулся УАЗиком между забором и бамперами, наградил курящих водителей недобрым взглядом и отправился сдавать смену.
Филиал "Горсчастья" находится в здании районного отдела субсидий. Вход в левое крыло скрыт для обычных посетителей. Его видят те, кто в один прекрасный день заметил, что от всех людей исходят цветные проводки.
Сотая часть населения, не больше -- остальным некогда всматриваться.
В кабинете сидел посетитель. Диспетчер Марина показала Слабушкину глазами: подожди в коридоре.
Перед входом в диспетчерскую висит старинный плакат, нарисованный в эпоху, когда материальное предпочитали духовному. Как ни странно, количество сотрудников конторы с тех пор не меняется. Оно вообще практически неизменно с течением истории. На плакате красной тушью изображен мужчина в спецовке с поднятым указательным пальцем -- мол, внимание! Ниже -- текст, три "железных" правила сотрудника "Горсчастья":
--
Не меняй настроек сети без наряда, кроме ситуации из п.1.2. Знай: вмешательство в проводку без одобренной заявки опасно для жизни!
--
Самовольная перенастройка возможна лишь в критическом случае (попытка суицида, замысел правонарушения, пр.). Вмешавшись в сеть, немедленно сообщи диспетчеру.
--
Сохраняй в секрете существование проводки. Потенциальный сотрудник должен увидеть ее сам. Неподготовленному человеку информация вредна.
--
Не бери взяток! Доказанный прием от клиента материальной благодарности карается в соответствии с п.4/75 внутреннего устава ГП "Горсчастье".
Подошел стажер Миша Скорик -- покладистый и тихий юноша. Поздоровался, узнал, что в кабинете занято и поковылял обратно размашистой косолапой походкой.
Марина прокричала из-за двери: "Слабушкин, заходи!".
-- ...мне одного раза хватит, -- уверял посетитель Марину развязным, нагловатым голосом, глотая отдельные буквы и комкая слоги. -- Разгоним по-жесткому, второй раз не захочется выходить.
Где-то Слабушкин уже видел этого брюнета с редкими волосами. То ли из телевизора он лез крючковатым носом, то ли с новостного сайта. Политик, что ли?
Кстати, очень может быть. У государственных деятелей тонкое чутье, поэтому многие из них видят проводку. Другое дело -- как они используют этот дар.
-- Я вам в последний раз объясняю, -- она стучала по столу ручкой в такт словам. -- Подавайте заявку.
-- Да подал уже! -- посетитель сорвался на крик и смолк.
Марина подождала, пока он успокоится.
-- Заявку рассмотрят наверху, -- продолжила она, -- если сочтут нужным, пришлют наряд, мы отправим мастера, и он все сделает.
-- А если не сочтут?! -- Снова завизжал гость и быстро перешел на проникновенный шепот: -- Поймите, мне сегодня надо!
Повисла пауза. Брюнет пристально смотрел на Марину.
-- Может, вам помочь чем-то надо? -- Он сделал милое выражение лица: "Предлагаю от чистого сердца". -- Ремонт сделать. Или оборудование новое достать?
Марина сняла трубку и произнесла в нее одно слово:
-- Охрана!
Посетитель вскочил и навис над диспетчером:
-- Тогда я к частникам обращусь, -- подошел к двери и оттуда добавил: -- А ведь по-человечески хотел.
Когда пришел охранник, гостя уже не было.
-- По-человечески хотел... -- Скривилась Марина. -- Навидалась я таких доброхотов.
Она достала сигарету и без стеснений закурила, с наслаждением выпуская дым и разговаривая сама с собой. Потом вспомнила о Юре, затушила окурок и мутным взглядом уставилась на мастера.
-- Ну что там у тебя, Слабушкин?
-- Заявку выполнил, на седьмом участке доверие коротит. Типа обрыв, наверное.
-- Типа обрыв, -- повторила Марина. -- С доверием сейчас напряженка, на всех не хватает. Ладно, я в журнал внесу, а там посмотрим.
Слабушкин вышел на улицу и закурил. В конторе он не переодевался -- до дома недалеко, да и нравилась Юре красная "горсчастьевская" спецодежда.
Прошел мимо своего внедорожника, похлопал по крылу и отправился через стоянку к воротам. Черные джипы разъехались, зато на середине площадки появился не менее престижный родстер. Его хозяин сидя на капоте разговаривал по телефону. Весь в черном, человек гармонировал с красным цветом автомобиля.
Слабушкин узнал "черного" -- Игорек Бесстужев, бывший сотрудник "Горсчастья".
Пожали руки.
За махинации и спокойствие, которым Игорек прикрывал свою внештатную деятельность, коллеги прозвали его Бесстыжим. Сначала себе прикрутил совесть и гордость, а на радость и любовь поставил "жучки". От недостатка женского внимания Игорек и так не страдал. А может, оттого и не страдал, что без ограничения пользовался любовным потоком. Потом халтурил по родственникам -- кому стыда убавить, кому наглости навертеть, а кому и всю проводку переиначить. Оно ведь людям зачем: обрезал стыд -- деньги появились; наглее стал -- карьера вверх пошла; того же доверия больше сделал -- пользуйся, как умеешь. В сети, конечно, все взаимосвязано, и если по науке, то каждый микросенс высчитывать нужно по формулам и таблицам. Для этого и сидят в центральной конторе люди с высшим (в прямом смысле) образованием: рассматривают заявки и сверяются с индивидуальными сетевыми разводками. А на глазок такого наворотить можно, что человек враз сгорит.
Особенно -- по пьяному делу. Многие лезли в проводку, приняв для храбрости.
Бесстужева накрыла проверка из столицы, когда он поставил дело на поток. Другие мастера удивлялись -- чего это Игорек каждую пятницу щедро угощает и возврата не требует? Задобрял -- опасался, что сдадут. Денег у него хватало -- говорят, брал он за работу недешево.
В общем, погнали его. Вроде как даже посадить хотели, но раз он здесь, значит передумали. Или нашлись хорошие защитники.
За преступления в "Горсчастье" условных и маленьких сроков не дают.
Бесстыжий отказался, хотя на сигарету посмотрел с жадностью.
-- Бросил, -- ответил он, теребя окладистую бороду. -- Я тут по служебным делам -- субсидию оформил.
Оба смотрели по сторонам, подыскивая продолжение беседе, и не находили его. Когда Игорек отвернулся, Слабушкин помотал головой, и посмотрел на проводку Бесстыжего. Из груди торчал пучок лучей -- будто обрезанных ножницами под корень.
Зазвонил телефон, Бесстужев принял вызов.
-- Не буду мешать, -- с облегчением протараторил Слабушкин.
-- Господь с тобой, -- то ли в трубку, то ли собеседнику ответил Игорек.
И Юра понял, какую службу опальный мастер имел в виду.
Маневрируя по скользкому тротуару между снегом, водой и льдом, Слабушкин задумался о частниках. Они выполняют ту же работу, что и он, но не соблюдают правил. В проводку лезут без разрешения, официально берут деньги, подают себя -- на зависть всем рекламным агентствам.
Управы нет никакой. "Горсчастье" над ними не властно, потому что из частников не исходит проводка -- они подчиняются не сигналам сети, а приказам начальства. Земные законы тоже нипочем: чиновники куплены или запуганы, народ слепо верит агиткам и видит в "черных" чуть ли не единственных заступников.
В "Горсчастье" люди подают заявки, а к частникам просители приходят сами -- особо напрягаться не нужно: берись за все подряд.
Можно было сразу догадаться, что Бесстыжему только туда и дорога. Он у них должен состоять на хорошем счету -- пусть сам без проводки, но сеть не перестал видеть. Обычно частники дергают контакты вслепую. Если получилось -- трубят на весь свет, не вышло -- на все воля божья. Платить полагается независимо от результата.
Получалось у них редко. Но частники крепко держались на страхе и любви.
У Слабушкина тоже не очень получалось -- перепрыгивать лужи. Домой добрался с промокшими ногами.
Электросчетчик висит в прихожей, и блок учета мозолит глаза, когда Слабушкин раздевается, забыв помотать головой после работы. Темно-серый луч скуки в диаметре толще остальных проводов. Тонкие лесочки гордости, презрения и любви, кажется, вот-вот оборвутся. Наглость у Юры отрезало сразу после института, когда он пошел работать в "Горсчастье". Тогда Слабушкин подловил момент "переключения" и отследил место, в которое уходят разноцветные чувства. Пучок лучей привел его к районному отделу субсидий, там Юра зашел в невидимую дверь.
Поначалу Слабушкин часто отправлял заявки на нематериальную помощь, а потом бросил -- все равно ничего не менялось. Только чуток прибавилось совести, и почти исчезла ненависть, которой и так было -- как оборотов в безалкогольном пиве.
Радость у Слабушкина заводилась на телефон -- там находились номер Наташи, ее фотографии и сообщения.
До свидания у Юры оставалось время пообедать, принять душ и переодеться. Он "выключился" и только погрузился в домашние хлопоты, как раздался телефонный звонок.
Звонила диспетчер Марина.
-- Слабушкин, ты еще не переоделся? Хорошо. На центральной площади полный обрыв сети, Скорик взял машину, сейчас за тобой заедет.
-- Но у меня...
-- Юра, все мастера на вызовах, Супрунов в отпуске, поэтому никого не интересует, что там у тебя. Работа у тебя!
Во дворе просигналил Скорик. Юра положил трубку и выругался -- фиолетовый проводок презрения наверняка задребезжал. Наскоро собрав парадную одежду, Слабушкин сложил ее в пакет и выбежал на улицу.
"Может, за пару часов уложусь, переоденусь -- и к Наташе".
На площадь не пустили даже по служебным удостоверениям. Объяснения на милиционеров не действовали. Какая еще авария? Какой сети?! Здесь сейчас такая авария будет... хорошо, если без жертв обойдется.
Толпа бурлила и гудела, как сливной бачок, грозя смыть кордоны. Те разделили сборище на две части -- по цветам флагов. Но перебранкам оцепление не преграда -- обидные слова перелетали через оцепление, повышая градус ярости до кипения.
В общем, полный обрыв "плюсовой" проводки, разряды проходят через эмоциональные линии собравшихся, и напряжение такое, будто подстанцию включили на полную мощность.
Обойдя здание горсовета с тыла, мастер и стажер нашли люк, находящийся вне оцепления. Скорик подцепил крышку ломиком, Слабушкин включил фонарь и полез вниз по ржавым и шатким скобам.
Мысль о том, чтобы объединить проводку и систему энергоснабжения, пришла руководителям "Горсчастья" в разгар электрификации. Собственно, с тех пор контора и носит сегодняшнее название. До этого она именовалась по-разному, собирательные пункты находились на телеграфе и почте, а еще раньше -- в трактирах и на постоялых дворах. С появлением розеток человек привязался к электричеству, как притягиваются разноименные заряды. Отслеживать эмоциональную сетку по проводам стало просто и удобно.
Но Слабушкину оттого не легче -- близость электропроводки по-прежнему отзывается в нем детскими страхами. Ирония судьбы: и в кружке юных техников, и на работе в "Горсчастье" Юру окружает электричество. И без него -- никуда.
Ощутив под ногами вязкий от грязи пол, мастер оказался в туннеле с проводами на стенках, как больной клаустрофобией в автомобиле малого класса. Скорик спустился следом, зашаркал ногами по липкому бетону и включил свой фонарик.
Слабушкин помотал головой, Миша хрустнул суставами пальцев -- оба сотрудника перешли в рабочее состояние.
-- Сеть не работает, -- заметил стажер, водя лучом по стене.
-- Да. Вроде как замкнуло по всему спектру. -- Слабушкин проговорил вниз, доставая из кармана коммуникатор.
Жилы проводки тянулись по всему туннелю -- одинаково серые, потухшие.
-- Надо искать обрыв, -- сделал вывод мастер и с грустью вздохнул -- поиски могли занять сколько угодно времени, а до встречи с Наташей оставалось около часа. -- Давай разделимся: ты пойдешь налево, я -- направо. Кто первый находит обрыв или щитовую, звонит. Телефон у тебя работает?
Миша посмотрел на экран своего наладонника -- попроще, чем у Слабушкина. Заряд батареи полный, сеть ловит на два деления. Показывая аппарат экраном вперед, мол, все в порядке, Скорик вдруг задумался.
-- А чего это я налево? -- буркнул он.
-- Потому что ты -- стажер, -- ответил Юра и улыбнулся.
"Какая разница куда идти?" -- подумал он про себя и заспешил по туннелю, водя светом по толстым и пыльным кабелям.
Миша постоял на месте несколько секунд, отыскивая соль в словах мастера. Не нашел: наверное, чувство юмора потухло вместе с проводкой. Развернулся, и поковылял в противоположном направлении, как всегда чуть загребая пол ногами.
Поглядывая на коммуникатор, Слабушкин добрался до места обрыва.
Судя по шуму, он находится под площадью. Проводка перерезана ровной линией, одним движением -- либо несчастным случаем большого размера, либо грубым обманом.
И что теперь делать? Идти дальше, в надежде найти распределительный щит или ждать, пока позвонит Скорик? Без питания устранить обрыв невозможно -- здесь, как саперу, нужно знать, какого цвета проводки прикручивать.
Или позвонить сначала Наташе? Сказать, что сегодня им не встретиться... Надо же, чтобы авария произошла именно в тот день, когда решается личная жизнь!
Наташа позвонила сама -- на обычный сотовый телефон, который Слабушкин носил с собой помимо служебного коммуникатора:
-- Привет, Юрик! В центре города такое творится! Я буду пробираться к театру, но, возможно, опоздаю.
-- Натали! Ты извини, я еще на работе. Правда, здесь -- в центре. Постараюсь быстро освободиться -- и к тебе! Если что, заходи в театр, а мой билет оставь вахтерше на входе. Не хочу, чтобы из-за меня ты пропустила спектакль.
-- Да нужен мне спектакль без тебя! Давай, расправляйся с делами и бегом к театру. Я тебя жду!
От волнения Слабушкину захотелось разогнаться и облететь подземелье, чтобы мигом найти и подстанцию, и растяпу-Скорика.
Где его до сих пор носит?!
Звонок Слабушкина застал Мишу в тот момент, когда он увидел свет в конце туннеля. Стажер ускорил шаг и к пятому сигналу убедился, что нашел подстанцию.
-- Алло. Да, я у распределителя. О, тут все запутано, как в политике. Да, счетчики вижу. Только питание кто-то вырубил, и ползунки как попало накручены. Код входа и нормального распределения помню... точно, точно... ну ладно, сейчас открою файл, только для этого трубку положить надо. Ага, перезвоню.
Подстанция находилась в расширителе туннеля. Здесь он делал зигзаг и шел дальше, но Скорик туда не совался -- зачем, если источник аварии нашелся? А если бы рядом были люди, способные помочь или, наоборот, навредить, стажер заметил бы их по лучам. Человек имеет автономное питание, его, как щиток, не выключишь.
Знал бы парень, как ошибается.
За углом, у стенки, по ту сторону расширителя, стояла фигура -- прислушивалась к происходящему и почти не дышала.
Питание включилось одновременно по всем каналам. От неожиданности привалившийся к стене Слабушкин осел на пол. Лучи слева, до обрыва, горели одинаково большими диаметрами. Правая часть оставалась мертво-серой -- лишь в отблесках светились кончики проводков, как бы чуя, что рядом -- родственная линия. Нужно подождать, пока система стабилизируется и примет нормальное распределение. Не может быть, чтобы эмоциональный фон заполнял одинаково все линии, да еще и с таким напряжением. Из "плюсовых" лучей в общественных местах чаще выделяются удовлетворение, благодарность и радость; из "минусовых" жирнее светятся скука и обида.
Сейчас наверху собралась полная площадь звереющего народа, так что помех нормальному распределению хватает.
Слабушкин подошел к блеклой части проводки и оперся рукой на стену.
Ладонь обожгло, через тело прошла дикая судорога, и Юра оказался лежащим на животе в нескольких метрах от аварийного разрыва.
-- Ничего себе, -- сказал в пространство Слабушкин, отряхиваясь, -- вот это сила чувства. Типа, напряженность поля громадная.
Пока испуг отпускал мастера, разжимая цепкие клеммы, сверху усилился гул. Юра задрал голову, будто что-то мог увидеть через толщу земли. Но такого умения и не требовалось -- картина происходящего висела перед глазами.
-- Й-о-о... -- прошептал Слабушкин, сопоставляя полученные, в том числе и опытным путем, факты. -- Там же люди.
И быстро набрал Скорика -- нужно уменьшить поток!
Только пошел сигнал телефона, как вся проводка снова погасла.
На площади тем временем взорвали первую дымовую шашку.
Миша Скорик ввел код доступа к сети. Полыхнуло яркими цветами, по проводам пошли чувства -- с одинаковым напряжением.
-- Ого! -- Стажер отшатнулся от проводки. -- Вот это сигнал!
Коммуникатор нагрелся -- чуть не жег руку. Скорик вызвал панель реостата, чтобы убрать общий уровень. Но как только дотронулся до сенсорного экрана, в глазах поплыла яркая до отвращения зелень -- цвет безразличия. Парень выронил коммуникатор -- тот повис на шнуре, раскачиваясь, как маятник.
Из-за угла вышел таившийся человек. Оценил обстановку, проверил, сработал ли код, и выключил проводку.
-- Можно приступать, -- сказал он Скорику, который смотрел на мир бессмысленно мутными глазами.
Поправив настройки, незнакомец снова включил сеть и вывел уровень напряжения на максимум. Помещение озарилось всеми оттенками синего.
В кармане у стажера зазвонил телефон. Инкогнито обыскал Скорика, достал аппарат и посмотрел на экран. Там светилась надпись "Диспетчер". Человек усмехнулся, процедил что-то вроде "поздно спохватились" и нажал отбой.
Слабушкин наскоро соединил коммуникатор с сетью -- обрезал штекер и прикрутил провода. Раз Скорик выключил напряжение, значит, что-то не в порядке. Поставит нормальную нагрузку, включит -- а здесь уже все готово.
И вскоре ток действительно пошел. Но только по "отрицательным" лучам и с такой силой, что обмотка шнура расплавилась, коммуникатор задымился и погас навсегда.
-- Типа проблема, -- подумал Слабушкин, наблюдая, как линии презрения, гнева, ненависти и отвращения наливаются фиолетово-синими тонами.
Вся эта "прелесть" через заземление уходила на площадь. Сигнал в десятки раз превышал человеческие эманации. Как говорится -- в нужное время, в нужном месте.
Раздался сигнал "гражданского" телефона.
-- Алло, Юрик? Это я! -- Наташин голос еще хранил радостные нотки, но в них вплелись тревожные созвучия. -- Я пробралась к театру, но тут начался другой спектакль. Похоже, на площади идет потасовка. Из середины слышны какие-то хлопки. Прямо отсюда видно, как люди перебрасываются бутылками.
-- Наташа, уходи! Беги! Как выберешься -- позвони!
-- Минутку... ой, что же это...
Голос пропал, вместо него раздался треск и топот -- телефон упал на землю. Послышался крик, перемежевывающийся с мегафонным голосом. Разобрать слова трудно, но манеру говорить Юра узнал -- оратор жевал гласные и выплевывал их, будто нехотя. Слабушкин прижал трубку к уху.
-- ...если это не прекратится, -- вещал развязный голос, -- городская власть обязана будет применить самые жесткие меры. Мы намерены покончить с неповиновением.
Сигнал исчез -- может быть, на телефон наступили. Впрочем, шершавый голос из динамиков было слышно даже под землей, как и рев разъяренной толпы.
Слабушкин снова набрал Скорика. Вызов шел долго. Наконец, трубку подняли.
-- Миша, что там у тебя? У меня здесь сплошной "минус"!
Показалось или на том конце хихикнули?
-- Привет, Слабушкин, -- ответили из трубки. -- Как работа?
Юра замолчал, переваривая, каким образом этот человек мог пользоваться телефоном стажера. И вдруг все сомкнулось -- как хорошо продуманная электрическая цепь.
-- Привет, Бесстыжий. Какими судьбами?
-- Да вот, твой пацан дал поговорить. Он тут сидит, слюни пускает -- совершенно безразличный ко всему. К нам не спеши -- я дверь закрыл. Уходить бы тебе, пока не повредился счастьем.
-- Слушай, Игорек, как бы не дури, выключи напряжение. Наверху сейчас убивать начнут: протестующие -- враг врага, милиция -- и тех, и других.
-- Не могу, Юрчик. Я ведь тоже на работе. Вы потеряли заказ, мы -- нашли. -- И без того елейный голос Бесстужева стал откровенно приторным. -- Это называется хороший маркетинг и умение работать с прихо... с клиентами.
-- Но, типа, там же люди. С каких это пор частники ставят интересы заказчика выше тысячи жизней?
-- С тех самых пор, как у заказчиков появились деньги и власть, что одно и то же. Нематериальная помощь и материальные блага прекрасно сочетаются. Однобоко ты понимаешь счастье, Слабушкин. Это издержки общественной работы. Мы вам не мешаем зарабатывать копейки, но мы и не виноваты, что "Горсчастье" себя низко ценит.
-- Очень даже мешаете, -- сказал Слабушкин и зло посмотрел на проводку.
Похоже, отрицательное эмоциональное поле зацепило и его. Мастер бросил трубку и несколько раз ударил кулаками по стене.
-- Это гнев, -- успокаивал себя Юра, -- просто лиловый луч, расплескивающий энергию в пространство. Я могу ему сопротивляться, у меня хватит сил.
Но силы оставляли Слабушкина. Он чувствовал, как его энергетический пучок меняет знак заряда, как утончаются линии красного, "положительного" спектра... как хочется убить Бесстыжего!
Частник следил за показаниями на экране коммуникатора и разговаривал по второму телефону. За железным шкафом, в котором находился распределитель, под светящейся проводкой лежал Скорик. Со стороны казалось, что он парализован. На самом деле в голове у стажера крутились мысли:
-- Кто этот человек? Чего он хочет? Почему замкнул на ползунок реостата такой огромный зеленый заряд?
Перед стажером поплыли страницы конспекта по введению в специальность, где написано: помимо безразличия, есть такое нейтральное чувство, как любопытство.
Над Слабушкиным что-то взорвалось. Монотонный гул превратился в сумасшествие. Юра наудачу набрал Наташин номер. Длинные гудки.
"Сейчас там идет бойня. А я стою -- злой, беспомощный и ненужный. Похожий на слова "как бы", "вроде" и "типа". Смотрю на проводку и боюсь что-либо сделать. Слушаю, как жители города убивают друг друга. А еще удивляюсь, почему это мне не положена нематериальная помощь. За что? Кто я такой? Изменения в проводке люди делают сами себе, мы только выполняем заявки. И одних слов для нее мало. Нужна электродвижущая сила воли.
Это я -- часть проводки или она -- часть меня? Кто кого включает и выключает?".
Слабушкин приблизился к месту обрыва, поднес руки к проводам и зажмурился.
-- Ну, держитесь, -- произнес он и схватился за лучи, соединяя серые с цветными. -- Безо всяких "как бы".
Через Слабушкина пошел эмоциональный ток. Человеческое противодействие чувствам ничтожно в сравнении с проводкой, поэтому линии замкнулись по пути наименьшего сопротивления, то есть -- по Юриным лучам. Самые широкие из них -- любовь, доверие и жалость. Огромная неуверенность поменяла знак по модулю и превратилась в стойкость.
Гигантский поток сенсов рванул на площадь, пронизывая мощными зарядами противоборствующие стороны, отряды милиции, спрятавшихся по кабинетам чиновников.
Человеческие лучи вливались в общий поток проводки и далее шли вместе.
В таком состоянии Слабушкину оставалось жить недолго.
Незнакомец нервничал и без смысла крутил настройки коммуникатора. Миша Скорик перевернулся грудью к проводке, замкнул слабый контакт любопытства на бьющий из сети поток отвращения. После этого получилось встать и подойти к пульту. Частник заметил это, но косолапого стажера в расчет не взял.
Не до того было -- срывался заказ.
Став рядом, Скорик занес руку и нечеловеческой силой любопытства ткнул обидчика лицом в щиток. Просто стало интересно -- что будет?
Бесстыжий подергался и обмяк.
Стажер отодвинул тело и осторожно, памятуя "зелень", прикоснулся к реостату. Безразличие заземлилось. Скорик взял из руки частника коммуникатор и выставил нормальное распределение чувств по проводке.
На площади обескураженные люди начали потихоньку расходиться, удивляясь, откуда на них накатило такое бешеное наваждение.
Через неделю иподиакона отца Игоря перевели из больничных покоев в монастырские, понизив его притом до звонаря. Теперь Бесстужеву вменялось сидеть на телефоне и принимать заказы от клиентов.
В мае Наташа переехала жить к старшему мастеру участка Слабушкину. Его как раз выписали из ведомственного санатория "Счастливая долина". Сама девушка оправилась от ушибов, полученных на площади.
Однажды, рано утром, они еще нежились в постели, когда прозвенел дверной звонок. На пороге стояли молодой мастер Скорик и стажер Саша Неборов -- здоровый парень со шрамом на левом виске. Раньше он работал в милиции, но после того, как отказался выполнять приказ о разгоне митинга, Неборова уволили. Он наверняка и сам бы ушел, потому что там, в толпе, зажатый между готовыми рухнуть людскими стенами, Саша увидел в небе разноцветные лучи. Они исходили от каждого человека и сливались воедино.
Жизнь показалась Неборову яснее и интереснее, чем раньше.
-- Мы хотели по-тихому, -- сказал Скорик, переминаясь с ноги на ногу, -- но решили, что ты все равно увидишь и выбежишь. Подумали -- лучше предупредить. Ты же теперь большой начальник, без коммуникатора лазишь в проводку.
Миша подмигнул, а Неборов смутился -- в проем двери вышла Наташа.
-- Так вот, господин Слабушкин, -- улыбаясь, отчеканил Скорик, -- пришли менять вам проводку, согласно одобренной заявке. Все, как просили: любви больше на пять сенсов, удовлетворения -- на три, гнева -- минус два, скуку вообще почти до ноля прикрутим. А уверенность у вас и так громадная -- поделились бы.
Бывший стажер подмигнул нынешнему.
-- Ой, а у нас блинчики остались, -- спохватилась Наташа, -- проходите, угостим.
Она ушла на кухню, а Слабушкин прикрыл дверь и отвел Скорика вверх по лестнице, чтобы новичок не слышал разговора.
-- Тут такое дело, Миша... я подумал и решил отказаться от нематериальной помощи. Пусть все идет, как идет -- зачем менять себя самого? Как-то нечестно получается. Спасибо, что пришли, блинчики с меня, но проводку менять не надо.
Скорик вздернул брови и достал коммуникатор -- последней модели.
-- Значит, отказываетесь от нематпомощи? -- уточнил он.
-- Да, -- твердо ответил Слабушкин.
Миша посмотрел на начальника и улыбнулся.
-- Подавайте заявку, будем рассматривать, -- твердо ответил мастер Скорик, подмигнул и косолапой походкой направился к счетчику.
Юра зашел в квартиру в недоумении. Надо будет проверить сеть -- кажется, стало коротить чувство юмора.