Щелкнул замок, дверь открылась. Скрипач вышел на лестничную площадку и прижался к перилам в ожидании ведущего. Тот возился с ключами. С другой стороны вышел Медведь. Ступая по полу, словно боясь оставить отпечатки, сосед подошел к перилам и сел в ожидании своего ведущего. Невольники молча повернулись друг к другу. Поздоровались. Ведущие сошлись на площадке, пожали руки, скомандовали идти. У выхода заключенные снова подождали надзирателей и окунулись в солнечное утро, дарованное ранней осенью.
Ведущие решили отклониться от обычного маршрута.
-- Опять какое-нибудь мучение придумали, -- сказал высоким голосом Скрипач, -- ой, братцы, как надоело...
-- Не баламуть, эт'самое... -- спокойно заметил Медведь, габариты которого внушали уважение даже паханам. Скрипач щуплостью тоже не отличался, а ростом обладал почти таким же, как сосед. Но поджарость и длинный нос смотрелись проигрышно на фоне медвежьей фигуры.
Сзади скомандовали:
-- Цыть!
Процессия двинулась в тишине, изредка нарушаемой шепотом листвы и прощальным птичьим щебетом. Радоваться и не тосковать, если бы не пожизненное заточение без права на амнистию.
Заведение, в котором пребывали Скрипач и Медведь, выполняло странные функции -- не шарашка, не изолятор, не выселки.
Всего-то требуется -- есть, пить и спать. Гулять -- при любой погоде, строго по расписанию, под пристальными взорами надзирателей-ведущих. Оправляться -- тоже под наблюдением. Вертухаи выглядят по-разному, но все -- одинаково чудно. Непомерно высокие, они передвигаются с неестественно выпяченной грудью, черт знает как удерживая равновесие. Одеваются излишне, будто боятся внезапных морозов. Иерархия у них существует, но прямого начальства у надзирателей нет, каждый себе главный.
Что и говорить -- загадочные существа.
Раз в год заключенных собирают при полном "параде" на специально оборудованной площадке и заставляют преодолевать полосу препятствий. Именно там Медведь когда-то поборол настоящего циркового медведя, за что и получил кличку. За Скрипачем погоняло приклеилось после того, как он разломал скрипку одного вертухая, который досаждал всей зоне своим пиликанием.
-- Лучше бы послали лес валить, -- сказал Скрипач, который был на три года старше Медведя и умнее на все десять.
Другой жизни Скрипач и Медведь, равно как и сотни фраеров, не знали. Их привезли в тюрьму младенцами. Выбраться было невозможно -- "резки" срока не предвиделось в принципе; тех, кто пытался бежать, возвращали. Свалить из зоны было делом плевым: махнул через запретку -- и баста. Ни тебе заборов, ни вышек с автоматчиками. Мнимая легкость побега будоражила неокрепшие умы. Как только зэк удалялся от колонии достаточно далеко, он превращался в беспомощного ребенка.
Обитатели тюрьмы называли свое пристанище Уделом Слабых.
Заточение приходилось по нраву лишь малой категории ЗК, на жаргоне -- "мелочи". Ее представители ходили в любимцах у начальства и действительно выглядели мельче остальных подопечных.
В большинстве своем "мелочи" были "суками".
Скрипач взлохматил свои светлые волосы, оглянулся и прошептал:
-- Сегодня сматываюсь.
Медведь состроил мину:
-- Делать тебе, эт'самое, нечего.
Вышли на просторную поляну возле запретки. Здесь разрешалось ходить вдалеке от ведущих, но в пределах их внимания. И то хорошо -- можно говорить.
-- Говоришь, сматываешься? -- Медведь с укоризной посмотрел налитыми кровью глазами. -- Пытался уже -- сдрейфил. И теперь сдрейфишь, дело ясное.
-- Я? Просто я не был готов. А сейчас -- самое то! Надоело, не могу так больше. Не верю, что родился только для того чтобы жрать, спать и совокупляться. Это не любовь, братцы! Им, -- Скрипач кивнул в сторону надсмотрщиков, -- вообще неизвестно понятие "любовь". Я уверен, мы нужны им исключительно для увеселения. А кто спрашивал -- хочу ли я так жить?!
Ведущие прислушались. Скрипач отошел в сторону и, не стесняясь, помочился.
-- Ты не кипятись, -- по-прежнему спокойно ответил Медведь. Ветер колыхал рыжеватые вихры здоровяка, как бриз шевелит травой на приморской скале. -- Думаешь там, -- Медведь показал головой в неопределенном направлении, -- ты найдешь ответы?
-- Я попытаюсь. Слышишь, увалень, по-пы-та-юсь! Хоть что-то сделаю. Еду нормальную попробую.
С этим любящий вкусно поесть Медведь согласился, поэтому в ответ промолчал. Старые зэки рассказывали: раньше заключенных кормили нормальной, человеческой пищей. Сейчас дают одни сухари. Голод они утоляют, но есть их изо дня в день -- мучение.
Скрипач снова остановился и прислушался -- шум в кустах. Светловолосый тронулся с места и затараторил на ухо Медведю:
-- Я хочу выйти на крутую тропинку, пробежаться по горной поляне, упасть и лежать, лежать, лежать... Слушать тишину, плеск речной воды; хочу дышать чистым воздухом, ходить где, когда и сколько вздумается. Жить хочу, братцы!
-- А может, здесь и есть твое место? -- буркнул Медведь.
-- Правду говорят, что ты -- ребенок с большим удом. Ну пошевели мозгами! На кой природе создавать тебя такого здорового? Для жизни в клетке пять на четыре? Вот мелкие, тем -- да, богом дано здесь коротать век.
На пятом кругу Скрипачу опять послышался звук, будто кто-то переговаривался. Огляделся -- не ведущие: те сидели на пеньках и молча курили.
Заключенные снова пошли по кругу. Скрипач озирался, улучая момент для рывка.
Ведущие не торопились уводить подопечных. Здесь хорошо, спокойно, а там -- суета и кислые рожи.
-- Бывай. Хороший ты парень, эт'самое, хоть и шебутной.
Скрипач бросился в кусты, за пределы зоны. До Медведя донеслись звуки возни, потом -- крик и стон. Из кустов вынырнул Скрипач, за которым гнались местные бакланы -- семеро. Зэк припадал на левую ногу: видать, полоснули остреньким. Медведь бросился наперерез погоне.
Успел вовремя -- пятерка догнала Скрипача и обступила его. Двое отстали -- развернувшись, отрезали путь ведущим. Те рвались спасать подопечных, но инстинкт самосохранения держал на расстоянии от сявоты.
О бакланах ходили разные слухи. Одни говорили, что местные ненавидят "закрытых" с самого основания зоны, -- дескать, превратили город в прибежище отбросов. Другие считали: бакланы шпилят на тюремное кумовство, отпугивая зэков от вольной жизни.
Медведь ворвался в круг, отбросив в сторону молодого баклана. Теперь светлый и рыжий стояли спиной к спине. Самый большой из нападающих -- патлатый блондин -- сделал шаг вперед и обнажил "пилу". То же сделали еще двое.
Между собой заключенные худо-бедно ладили, но у каждого фраера в загашнике имелась "игла" -- до случая.
-- Хрен вы нас возьмете, братцы, -- процедил Скрипач.
-- Эт'самое, меня держись, -- ответил Медведь, разминая шею.
Белобрысый сделал шаг навстречу зэкам.
Понеслась...
Скрипач и Медведь вертелись волчками, получая раны и ссадины. Бакланы теснили к запретке. Ведущие остались позади, помощи ждать неоткуда. Зэки решили убегать. К банде вернулись двое, которые держали ведущих. Отбиваясь, заключенные выбежали на окраину города -- вокруг стало безлюдно, многоэтажные дома сменились частными; впереди виднелась широкая дорога, по которой деловито сновали автомобили. Банда преследовала зэков до трассы, а там пришлось рвануть через шоссе без оглядки. Подфартило -- проскочили. Сзади скрипнули тормоза, завыли покрышки, раздался звук удара и крик: кто-то из бакланов попал под машину. Скрипач и Медведь понеслись дальше, в лесополосу. Только там остановились и поняли: за ними никто не бежит.
Солнце пронизывало лучами пожелтевшую листву. Подсохшая, но еще мягкая трава гладила израненные бока. За пригорком плескалась речушка, унося воды от шумного города к величавому устью. На душе было радостно -- потому, что живы, и беспокойно -- от мысли "что дальше?".
Скрипач и Медведь пообедали пойманным зайцем и кислыми ягодами. Запили речной водой, улеглись покемарить с устатку.
-- Вот она какая -- настоящая жратва. -- Скрипач почесал спину. -- После нее в сон клонит. А после тюремных сухарей скачешь, как пришибленный.
Медведь ответил сквозь дрему:
-- Ты побегай по зоне от бакланов, безо всякой жратвы с копыт свалишься.
-- Да, рванули мы знатно, километров десять дали, а, Миша?
-- Щыптылымтссс...
-- Ну да, где-то так. Что ни говорите, братцы, а воля есть воля. Эй, Медведь, ты чувствуешь, как пахнет свобода?
-- ...
-- Принюхайся -- теплой землей, цветами и еловыми шишками. Ты слышишь?
-- Амлфыщ-щ-щ...
-- Грибами тоже. А птицы как щебечут! Это -- не голуби, только и умеющие гадить.
От этой мысли и сладкого щебета Скрипачу стало настолько легко, что он тут же погрузился в сон.
Как проснулись, Медведь засобирался в тюрьму.
-- Я ведь, получается, случайно сбежал, эт'самое. Что они мне сделают? Ну отлупят, ну моралью поездят. Глядишь -- забудется.
Скрипач только фыркал да нос воротил:
-- Балда ты -- всю жизнь закрытым и просидишь! Такой шанс выпал...
-- Не видел я никогда воли. Что я здесь буду делать? Нищим побираться все хуже, чем на зоне пыхтеть. Пусть там сухари, зато дают их постоянно. А тут за дичью набегаешься так, что жрать потом сил нет... Хотя -- вкусно, эт'самое.
Скрипач потянулся -- затекшие мышцы отозвались истомой; боли почти не было, на лесном воздухе раны зарубцевались.
-- За что мне такое наказание, братцы? Раз в жизни подфартило, все одно -- не слава богу. Научиться делать можно что угодно, было бы желание. Только на нарах его у тебя никто спрашивать не будет, а тут ты сам себе хозяин.
Спорщики вышли на пригорок и потрусили вниз к реке.
-- На тебе разве статья висит? -- Скрипач залез в воду и сразу выскочил. -- Нас и искать-то не кинутся! Им это пустяки -- наберут малолеток, и давай сызнова муштровать. На тебе вины нет, ты свободу не в долг берешь, а наоборот -- себе долги возвращаешь.
Медведь больше мотал головой и сопел, чем умывался:
-- По-твоему все слишком просто выходит: не виноват -- беги... Меня на зону сосунком бросили. Значит, кто-то решил, что там мое место?
-- У них для таких решений специальная кентовка есть.
-- Дурак ты, эт'самое. У кого "у них"? -- Медведь закатил глаза, изображая мучение. -- Вертухаи -- такие же зэки. Их жизнь тоже заранее расписана по понятиям.
-- Свои и расписали, -- буркнул Скрипач, -- может, это у них семейный бизнес?
-- Да хрен с ними. Я тебе о другом, эт'самое, толкую. И зэков, и надзирателей бог метит. Раз собрались в одном месте, так тому и быть. Ты как знаешь, а я возвращаюсь.
Скрипач помотал головой, стряхивая воду, посмотрел на яркое солнце и прищурился. Начинался еще один осенний день -- уже не жаркий, но еще ласковый.
-- Ладно, -- сказал Скрипач, наблюдая, как Медведь обсыхает у края воды, -- иди. Я -- не ведущий, таскать за собой не стану. Только сначала...
Медведь не узнал что "сначала" -- Скрипач набросился сзади и повалил товарища в воду. Оба кубарем покатились по мокрому песку.
-- Затекли суставы, дылда? А ну как я тебя сейчас вот так заборю...
-- Ты это, не нарывайся: придавлю -- мокрого места не останется!
-- Останется. В реке мокрого места полно!
День пролетел незаметно. Свобода пьянила, подхватывала и бросала от поляны к поляне, а потом -- за пригорок, в рощу и обратно. Резвились, как малолетки: гоняли консервные банки и пластиковые бутылки, ловили бабочек, купались. Ели походя, что попадалось, подкрепляя силы для очередной забавы. Никого в округе не встретили -- дачный сезон закончился, на вылазки в будни не ездят.
Ближе к закату Медведь пригорюнился и за ужином снова повел речь о возвращении.
-- Ты не Медведь, ты голубь почтовый, -- не глядя на собеседника заметил Скрипач.
-- Але, базар-то фильтруй! Х-хе... голубь...
-- На понт не бери, сам знаешь -- я шутейно. Где ты видел таких огроменных голубей? Во, и хорошо, что не видел -- я представляю, как бы они гадили. Ладно, пусть ты Медведь, -- но цирковой, посаженный на цепь.
В лесу стемнело. Умолкли птицы -- наверное, отсыпались перед дальним перелетом; стихла суета, один ветерок шевелил подсохшие листья.
Рядом заиграла музыка -- не иначе включили на полную громкость магнитофон. Скрипач и Медведь подобрались к месту, откуда шел звук, и увидели на поляне подростков: двух девушек и трех пацанов. Одного из них, светленького, самого высокого, Медведь признал:
-- Сын надзирателя из соседнего барака.
Шкеты были подпитыми или покурившими. Нечеткие движения, кривые ухмылки и громкая невнятная речь -- на вечерних прогулках зэки не раз наблюдали такие компании.
Подростки разожгли костер и стали танцевать в оранжевых отблесках пламени. В такт двигались тени -- зловещие лесные призраки, мечущиеся в полутьме.
-- Ну, я пошел, -- Медведь приподнялся и шагнул к свету. -- Ему и сдамся.
Скрипач понимал: отговаривать бесполезно -- Медведь настолько же упертый, насколько и глупый.
Осел, а не Медведь.
На всякий случай Скрипач остался наблюдать.
Сердце чуяло беду.
Увидев незваного гостя, молодые люди сначала остолбенели, потом попятились. Одна девушка вскрикнула, другая -- отошла за спину высокому парню.
-- Тихо! -- Скомандовал сын вертухая. Полез за пояс, достал пистолет. -- Стой! -- Это уже Медведю.
Высокий протянул руку с оружием, словно хотел одним жестом остановить пришельца.
-- Это тот, которого ищут, -- тихо подсказал один из дружков, -- объявления с его мордой висят по всему городу. Здоровый, блин...
-- Ну да, это я. -- Медведь сделал несколько шагов вперед. -- Эт'самое... с повинной пришел. Ведите меня обратно в зону.
Малолетки испугались этих слов, но еще больше -- того, что Медведь продолжал идти к костру. В полутьме щелкнул предохранитель.
Третий, который все время молчал, повернулся и рванул в лес -- только сушняк под ногами захрустел.
-- Э-э, чего это он?! -- Медведь посмотрел на сыночка: -- Хорошо, начальник, веди меня под пистолетом, только не забудь сказать, что я сам явился.
С испугом косясь на дуло, Медведь теснил компанию от огня. Когда за ним остались одни силуэты, грянул выстрел. Медведь припал к земле и застонал. Впечатлительная девушка опять вскрикнула, на сей раз жалостливо.
-- На фига ты шмальнул? -- Товарищ вертухайского сына показал на тело здоровяка. -- Что теперь делать? Домой нести -- спросят, откуда ствол. Дело заведут...
-- Никуда мы его нести не будем, -- ответил высокий, повторно целясь, -- не нужны нам такие проблемы.
Но спустить курок не успел: из кустов метнулся Скрипач. Выбил из руки пистолет и полоснул сынка по ноге. Замешкавшийся товарищ получил тычок в грудь, споткнулся о бревно и рухнул на спину. Девочки с визгом убежали в лес.
Скрипач наступил на лицо лежащему стрелку:
-- Мотай отсюда быстро!
Повторять не пришлось. На поляне остались Медведь и Скрипач.
Пуля попала в живот, кровь сочилась на черную от темноты траву. Раненый часто дышал и пытался что-то сказать -- получался сдавленный хрип.
-- Терпи, ведомый, не дадим тебе подохнуть.
Оставаться не имело смысла -- в лесу Медведь истечет досуха. Трасса рядом -- к ней вели звуки и запахи. Скрипач прислушался к раненому -- дышит, но с трудом -- и погнал к дороге за помощью, меняя свою свободу на чужую жизнь.
Первый снег всегда выпадает неожиданно. Хоть и пора ему давно пришла, и прогнозы погоды неделю готовят горожан, а вот нате: вечером не было, наутро -- лежит. Чудеса!
Скрипач и Медведь возвращались с утренней прогулки под прицелом сонных взглядов ведущих. Рыжеволосый не до конца оклемался от ранения, но бодро вдыхал морозный воздух, выдыхая белесый пар.
-- Погодка-то, погодка! -- Медведь покрутился на месте, вытаптывая на снегу причудливый узор. -- Не кисни, кореш, жизнь прекрасна!
-- Кто спорит... -- ответил Скрипач, но сказал это так, что сомнений не оставалось: его жизнь не настолько хороша, как хотелось бы.
Пока Медведь вылеживался в лазарете, Скрипач мотал срок в общем порядке. Тосковал по свободе, но чуял: поступил правильно -- пожалуй, первый раз в жизни.
Другого шанса на поступок Удел Слабых не даст -- нечего слабым своевольничать.
-- А ну, давай, кто первый до двери! -- Медведь припустил к бараку. Бежал, как мог, но мог пока не быстро.
Скрипач выдержал фору и тоже побежал, с силой отталкиваясь от земли и наслаждаясь каждым мигом свободного полета.
Из-за дерева за ними наблюдал блондин из банды бакланов. Ему, свободному до мозга костей, было странно смотреть на веселье пожизненно заключенных...
...На лестнице зэки остановились. Щелкнули замки, командуя разойтись по камерам. Скрипач и Медведь попрощались до вечерней прогулки.