Аннотация: японские картинки в русском исполнении, как тесно переплетены традиции разных стран
Елена Григорьева
Японские картинки
"Неспешный разговор в тени деревьев"
Оказывается, в молодости дядя Коля "был помешан на Востоке", все книжки про Японию прочитал! Он говорит: "Мы с ними похожи, с японцами: они на воде живут, океан кругом, и я у воды цельный день сижу - созерцаю. И чай мы любим одинаково, только пьем по-разному". Вся комната у дяди Коли увешана японскими картинками. Он их вырезал из журнала "Огонек" и прикнопливал к стенке.
Так вот, одна картинка называется "Неспешный разговор в тени деревьев", художника Тикудэна. Картинка так себе, ничего особенного: в домике, под деревьями сидят двое мужчин, пьют чай и разговаривают. Но у дяди Коли она самая любимая! Он говорит, что когда смотрит на нее, прямо-таки входит туда и даже слышит, о чем они беседуют.
- Сначала сидят молчком, ждут, пока чай заварится, а пить начинают не спеша, по глоточку...
Оказывается, первым, кто придумал пить чай, был буддийский монах Бодхидхарма. Он медитировал целых девять лет, созерцая каменную стену монастыря Шаолинь. И вдруг стал засыпать. В гневе, что не может справиться со сном, он вырвал свои веки и бросил их на землю. И вскоре на этом месте вырос куст с необычными листьями. Ученики стали заваривать их и заметили, что напиток получается каким-то особенным: выпьешь его, и спать не хочется! С тех пор в буддийских монастырях появился культ чая. Его пьют неспешно, с размышлением. Благодарят богов за все дары, хозяина - за гостеприимство, потом вдыхают аромат чайного листа, наполняются любовью и состраданием ко всему живому...
- Смотри, - говорит дядя Коля, - эти двое, возможно друзья, художники. Во дворе у них бонсай стоит, карликовое деревце... они им любуются, рисуют. И вот, к примеру, один говорит:
- А у переправы сакура зацвела...
А другой:
- Надо бы съездить, посмотреть...
И садятся они в лодку и плывут смотреть на цветущую сакуру.
Или один говорит: - Сегодня, когда спускался с горы, видел белого журавля.
А другой: - Это хороший знак!
И вот сидят они в доме, размышляют о сакуре и о журавле, птице долголетия. А кругом них сосны и белые сливы. А вечером поднимаются они на гору и смотрят восход солнца на Фудзи. Как она окрашивается розовым, потом алым, потом становится как факел, только на самой вершине снег лежит...
- Ты вот думаешь, почему японки такие красивые?- спрашивает дядя Коля.
- Ну, от природы...
- Нет! Оттого что красотой любуются! У них в Японии даже праздники такие есть: "любование сакурой", "любование Луной". Целыми семьями съезжаются в парки и смотрят на цветущую сакуру или сливу. Впитывают красоту, и лица у них становятся белые, как луна, а губы сочные, как сливы...
- Может, и нам и такой праздник устроить?- говорю я.- Например, "праздник любования сиренью!"
- Не получится, - вздыхает дядя Коля, - культура не та. Это ж с детства воспитывать надо!.. У нас поглядят пять минут, а потом и обломают всю...
Дядя Коля снова задумчиво смотрит на картинку:
- А может, это два поэта, пришли друг к другу в гости и соревнуются в стихах.
- Это как?
-А кто лучше стихи сложит. Один начинает, второй следом, и получается цепочка стихов... Дядя Коля замер на минуту, потом будто поймал что-то:
"Отраженье Луны в реке,
Ветерок пробежал -
Луна задрожала..."
- Здорово! - говорю я. - Мне понравилось!
- Ну вот, а теперь ты мне отвечай, тоже стихами!
И я сочинил:
-"Вовка посмотрел на Луну
И упал в реку".
- Ну, при чем тут Вовка! - расстроился дядя Коля. - Да еще упал!.. Ты о красивом думай, уходи от обыденности... Главное дело тут - настроение создать!
Я посмотрел на этих двоих, в тени деревьев, и выдал:
"Сидят двое,
пьют тишину".
-Вот! - обрадовался дядя Коля. - Уже лучше. Уже ты почувствовал, что тишина - она живая, тоже объект природы.
Дядя Коля достал книжку японских поэтов и начал читать мне их стишки, "хокку" называются. Они коротенькие, две-три строчки, а кажется, что широкие, как море. Одно мне запомнилось:
"Ты проснись скорей,
Стань товарищем моим,
Ночной мотылек!"
Я подумал, что сочинил его мальчик, которому ночью не спится, и страшно одному, как мне иногда бывает. Но оказалось, что написал его поэт-бродяга Басё. Он чудной был, ходил из города в город и нигде не мог найти себе места.
- Поэты - они все такие, неприкаянные...- объяснил дядя Коля.
А ночью стихи сами пришли ко мне:
"Тишина.
Неспешный разговор в тени деревьев, -
Дядя Коля и я".
Задом наперед
Лично мне больше нравится другая картинка, художника Тогана: на ней нарисован монах на ослике, только сидит он неправильно, задом наперед.
Монах этот служил конюхом у императора, но однажды провинился, и император сослал его в далекую провинцию. Потом император одумался, заскучал, и велел вернуть отшельника обратно. А тот, звали его Хан-рю, так полюбил тихую жизнь вдали от города, и высокую гору, где живут святые, что не хотел ехать назад. Но - приказ есть приказ. Тогда сел он на ослика задом наперед, чтобы все время видеть вершину горы Хэншань, и поехал во дворец.
- И что интересно, - говорит дядя Коля, - точно так же, задом наперед, ездил на белом ослике один из восьми бессмертных, старина Чжан-Голао. Говорят, что он был мастер колдовать, но редко спускался с гор. Когда же такое случалось, то за день мог объехать на своем ослике весь Китай, туда и обратно. На ночь он складывал его, как бумажную игрушку, в трубочку, а утром, побрызгав водой, оживлял. На спине он носил маленький барабанчик...
- Почему ты ездишь не как все, а задом наперед? - спрашивали его. А он отвечал: - Я учусь у мудрецов древности! Так я выражаю им свое почтение!
Я, конечно, не святой, но тоже люблю оглядываться назад. Особенно, когда мы "снимаемся с места". Как тогда, в Коктебеле. Я сел на заднее сиденье и смотрел назад, до последнего, пока не исчезла гора с Пушкиным... Мама говорит: - Ты очень привязчивый, трудно тебе в жизни будет! А папа: - Зато он хорошее не забывает!
Но дядя Коля объяснил, что я не так все понимаю, что старина Чжан Голао не потому назад смотрел, что скучал, а потому что истину видел: не всегда настоящее лучше прошлого. Наоборот: впереди-то все хуже и хуже, еще, что с нами будет - неизвестно...
- Он бы все эти штучки-дрючки, телевизоры разные, мобильники не одобрил. Потому и не хотел смотреть вперед. А глядел назад, где вековая мудрость...
...И вдруг мне представилась эта мудрость - большая, живая, похожая на огромное раскидистое дерево. И будто я подхожу к нему, а оно раскачивается, скрипит от старости и шелестит своими листьями. А листьев этих - видимо-невидимо! И на каждом - какая-нибудь мудрость написана. И я наклоняю ветки, срываю листочки и читаю, читаю... и мне так хорошо, так тепло рядом с этим деревом, как с добрым старым человеком, который все-все знает и ничего не боится...
Хотел бы я встретить старину Чжан Голао, поболтать с ним о том, о сем, постучать по его барабанчику или сесть на ослика и поехать задом наперед.
Человек дождя
В тот день рыбалка не задалась - дождь пошел. Сперва маленький, а потом как припустил! Мы свернули удочки, и пошли к дяде Коле.
- Дождь - это хорошо, - говорил он. - Червяки повылезут! Они дождь любят. Ты-то как: человек дождя? - Не знаю...
- Японцы - так те люди дождя. Они уж к нему привыкли, без зонтика и шляпы - никуда! У них как вечер, так проливной дождь, "юдаки" называется.
- А кто такой "человек дождя"?- спросил я. - Погоди, после, - сказал дядя Коля. - Есть у меня одна картинка художника Хиросигэ: по берегу реки идет бедняк, с мотыгой на плече. Домой возвращается, а тут дождь... - Юдаки?
- Он самый. Поливает его, как из ведра, а тут и ветер налетел, но бедняга упрямо идет вперед. На нем какие-то лохмотья и желтая соломенная шляпа - да разве спасут они от дождя? А позади - гора, "Пасть дракона" называется. Раньше думали, что это хозяин горы сердится и посылает дождь...Ишь, как разошелся! Ты заходи-заходи, не стесняйся, - говорил дядя Коля, пропуская меня в сарайчик.
- Снимай рубашку, а то простудишься, мне от мамы твоей влетит. Он включил рефлектор, а рядом повесил мою рубашку - сушить. - Поглядывай, чтоб не сгорела. Потом достал старый журнал и показал мне эту картинку. Как же смешно японцы дождь рисуют! Прямо, как дети! У них дождь похож на тетрадный листок в косую линейку или на ниточки, протянутые сверху вниз. А за "ниточками" я увидел и страшную гору, похожую на пасть дракона, и человека, бегущего по берегу реки...Он едва держится на ногах, а ветер так и норовит сбить его с ног... - Да-а, - протянул дядя Коля, - я, когда смотрю на эту картинку, вспоминаю одну байку. Как-то поспорили солнце и ветер, кто из них сильнее. Солнце говорит "Я"!, а ветер - "нет, я!" Увидели пастуха на дороге, и условились: кто с него тулуп снимет, тот и сильнее. Ветер начал дуть. Дул, дул, старался изо всех сил - а пастух только сильнее тулуп запахивает. Холодно ведь... Тогда выглянуло солнце, обогрело своими лучами всю землю, согрелся пастух, и сам тулуп снял. Улавливаешь смысл?
- Не очень...
- "Не очень!" - передразнил дядя Коля. - А смысл таков: теплом да любовью скорей победишь, чем грубостью. Сколько ветер не злись, сколько не дуй, а все равно солнце выглянет и все лужи высушит...
- А "человек дождя" - это кто?- снова спросил я, потому что он не выходил у меня из головы. И дядя Коля рассказал, что так назывался один фильм, про двух братьев. Когда младшему было страшно, к нему приходил "человек дождя" и рассказывал сказки. Потом-то выяснилось, что это был его старший брат, Рэймонд. Он еще пел смешную песенку "как я мог танцевать с другой, когда ты был рядом..." ....Ночью я проснулся от сильного грома. Он гремел так, что казалось, разнесет все вокруг! Я выглянул в окно: в небе сверкали молнии, деревья раскачивались и скрипели как мачты на корабле, а небо было черное и страшное, как море в шторм. Громыхнуло раз, другой, и по крыше забарабанил дождь. Он стучал все сильнее и сильнее, а потом полил, как из ведра. Ветки начали хлестать по окнам с такой силой, что даже стекла зазвенели! Я был в комнате один... и вдруг представил, что сейчас распахнется дверь, и в комнату войдет Человек Дождя: в длинном плаще с капюшоном и высокой черной шляпе. Я так ясно увидел это, что у меня даже сочинились стихи:
Ко мне пришел человек Дождя.
-Ты ждал меня? Я ответил: - Дя!
-Тогда пойдем гулять под дождем!
И я ответил: - Давай пойдем!
И руку дал человеку Дождю:
- С тобой - куда хочешь гулять пойдю!
И мы пошлепали с ним по лужам,
Ведь мы как братья,
Ведь мы с ним дружим!
Но вышло солнце: - Пока, прощай!
Я лишь коснулся его плаща,
И крикнул вслед человеку Дождю:
- Ты возвращайся, я подождю!
Теперь я думаю, что все-таки я человек дождя. Потому что люблю слушать, как он барабанит по крыше, как стучит по подоконнику то громче, то тише...Люблю смотреть, как наполняется водой дождевая бочка, а вокруг прыгают лягушки. А еще я люблю дождь, потому что после него бывают грибы, и мы с папой надеваем болотные сапоги и идем в лес...
Учителя
Еще мне нравится картинка художника Тиканобу. Потому что по ней можно целую историю рассказать. Хотя с виду она совсем простая: на поваленном дереве сидит старик, а перед ним юноша со свитком в руках. А история такая: сидел на мосту старик, и вдруг снял с ноги сандалию и бросил ее в реку. Зачем, спрашивается? А затем, что мимо проходил юноша, и старик это сделал нарочно - проверить его хотел, на смирение. - Достань мою сандалию! - сказал он. Юноша, хотя в нем так все и вскипело, смирился и выловил сандалию из воды. Старик - так даже спасибо не сказал, да еще потребовал, чтобы юноша надел ему сандалию на ногу. Скрипя сердце, юноша повиновался. Старик велел ему прийти на то же место через пять дней на рассвете.
- Я дам тебе урок, - сказал он. Когда юноша пришел, старик был уже на месте. Ох, и рассердился же он:
- Ты заставил меня ждать, невежа! Приходи еще через пять дней. Так продолжалось несколько раз, пока, наконец, юноша не явился вовремя. Он пришел в полночь и два часа ожидал старца! И вот старик вышел из темноты ночи - оказалось, что это был не простой ворчливый старик, а знаменитый даосский монах. Он похвалил юношу за смирение и уважение к старости и вручил ему свиток с основами боевого искусства. Юноша овладел им и стал знаменитым воином Чанг Лианом.
Дядя Коля любит эту историю и всегда говорит:
- Учителя, они все одинаковые: что у христиан, что у буддистов, - такие проверки устраивают, что будь здоров! Был, например, один святой, звали его Павел Препростой. Так он в 60 лет решил стать монахом! Пришел к келье преподобного Антония и стучит в дверь. -- Что ты хочешь, старик? -- спрашивает Антоний. -- Стать монахом, -- отвечает Павел. -- Ты уже стар, - говорит Антоний, - ты не выдержишь такие посты, какие я держу, по пять дней кряду. Уходи домой, -- и закрыл дверь. Но Павел не уходил. Три дня простоял, как вкопанный. На четвертый Антоний отворил дверь, увидел Павла и снова велел ему уходить. -- Умру, но не уйду, -- ответил Павел. Антоний подумал: "У него нет ни воды, ни хлеба. Если он умрет от голода, то на моей душе будет грех! Оставлю его у себя, но сначала испытаю". -- Ну, хорошо, -- сказал он Павлу. -- Я возьму тебя в ученики, но ты должен во всем слушаться меня. -- Я готов, отче! -- ответил Павел. -- Ну, тогда стой и молись, пока я не выйду! -- сказал Антоний и опять ушел в келью.
Целую неделю простоял Павел! Преподобный изредка подходил к окну, поглядывал, не ушел ли старик? Нет, стоял неподвижно и творил молитву. Наконец, на седьмой день Антоний вынес финиковые плети, окунул их в воду, чтобы они лучше гнулись, и говорит: - Плети веревку. Павел сплел. Антоний потрогал ее и говорит: -- Плохо! Расплети и начни заново!
Ничего себе, работенка! Павел страшно устал, в горле у него пересохло, ноги подгибались от усталости, но он расплел веревку и снова начал ее плести. На закате Антоний спрашивает: -- Хочешь хлеба? Другой бы на месте Павла воскликнул: -- Да, отче, я голоден! Дай мне поскорее хлеба и воды! Но Павел ответил: -- Как ты хочешь, отче.
Вот после этих слов Атоний растаял - такого послушания он давно не встречал. И оставил у себя Павла. И стал Павел монахом, да таким святым, что чуть ли не святее самого Антония!
- Вот такие они, учителя, - закончил рассказ дядя Коля. - Ведут себя, вроде как чудаковато, с претензией, зато потом - польза! Человек смиряет свою гордыню, и тогда сам черт ему не страшен. Потому как смиренных Бог охраняет. Так-то, брат!
Три желания
Послушать дядю Колю, так все вокруг живое. Даже камень: пнешь ногой, - ему больно. А уж о деревьях и говорить нечего. Дядя Коля с ними разговаривает, благодарит за что-то.
- А как же! Дерево - оно живое: растет, старится... Помнишь, я тебе картинку показывал - "Прогулка в осенний день"? Там еще дерево - вроде, нас с тобой: одна его часть - зеленая, другая - пожелтела, а третья совсем засохла...
- Там еще мостик и домик вдали, - вспомнил я.
- Вот-вот! Художника этого звали Гэссен, - не помню, рассказывал я тебе? Вырос он в монастыре...
Дядя Коля не успел договорить, как небо вдруг потемнело, и ветер понес листья в нашу сторону. - Ишь, разошелся! Точно прогнать нас хочет!
Мы быстренько собрались и пошли домой.
- Так вот, - продолжал дядя Коля. - В монастыре он выучился хорошо рисовать и стал художником. И была у него одна особенность: цену за свои картины он запрашивал самую высокую, а деньги всегда просил вперед. И стали про него поговаривать, что, мол, скупой он, о деньгах только и думает. А одна знатная дама сказала: - Картины его - прекрасны, а мысли - грязны. - Разве так бывает? - удивился я.
- Ты погоди, дай договорить. Потом-то совсем другое оказалось. И было у этого Гэссена три заветных желания. Первое такое: засыпать тайный склад зерном, чтобы люди в его деревне не голодали; второе - построить новую дорогу в монастырь для богомольцев, а третье - храм достроить, о котором его учитель мечтал. Для этого он и брал большие деньги! А когда все желания исполнил, то ушел в горы и стал отшельником. Такая вот история...
- А чего он молчал-то? - говорю я. - Рассказал бы всем о своих желаниях, и никто бы не говорил, что он скупой...
- Во-о-от, в этом-то вся и штука! Если бы он проговорился, хоть словом, хоть полсловом, - так его превозносить стали. И сам он возгордился бы: вот, мол, какой хороший! Для всех стараюсь! А древние как говорили? Пусть твоя левая рука не знает, что делает правая. То есть, тихо делай, не трезвонь о своих заслугах на каждом углу. А перед Богом мы все прозрачны, как стеклышки. Ему все видно!
Потихоньку стал накрапывать дождь, и мы спрятались под наше любимое дерево: широкое, в три обхвата. С него вид на реку хороший, и спина греется. - Да, брат, какую скорбь в себе человек носил! И молчал. Как дерево... А ты погляди, сколько нам от него пользы: и тень оно дает, и дрова... Все равно, стоит себе тихо... В костре сгорает, нам тепло отдает, делится. И ничего, молчит. Так и ты. Делаешь доброе дело - будь как дерево. Чтоб ни одна живая душа - ни-ни...
Мы долго еще сидели под деревом, пока дождь не кончился. И я все думал об этом художнике: как ему трудно было. Ведь он для всех старался, а его скупым называли. Ведь он не жадный был, а наоборот... И терпел все это. И молчал. Интересно, а я бы так смог?