"Если заметил, что скачешь на мёртвой лошади - слезь"
1
Сказать, что утро не предвещало никаких неприятностей, означало бы ничего не сказать. Утро, случившееся на последнюю субботу апреля, было на удивление хорошо и обещало только всё самое замечательное и радостное.
Прилетели грачи. Они деловито сновали по маленькому палисаднику, прямо под верандой и с дотошностью налоговых инспекторов нахально совали внушительные шнобели во все потайные закуточки и укромные уголки. Их бесцеремонность слегка шокировала галок, и возмущало старую ворону Клару, уныло болтавшуюся на тонкой берёзовой ветке напротив окна столовой.
Джинджер лениво обгавкал какого-то особо наглого грача, обнаружившего в неухоженной куртине малинника заныканное c прошлого года бычье ухо. И тут же в ответ донеслось восторженное ржание ошалевшего от свежего воздуха донельзя избалованного карего жеребца Орьки, моего любимца.
Даже странно. Кажется, должно помниться что-то такое серьёзное, знаковое. А вспоминается почему-то Клара. Как она на бреющем полёте выхватила прямо из-под грачиного клюва то самое спорное ухо и теперь качается на тонкой ветке. Горбится. Распускает веером хвост. Сердито переступает лапами и топорщит перья на затылке. И никак не желает расставаться с бесполезной добычей.
2
Наверху сердито хохлится чужая ворона, на чужой берёзе, под чужим небом.
Так, да, Каркуша? Думаешь, что тебе подали живые консервы от твоего Великого Духа? Что сердишься?
А эта чужая ворона по-русски хохлится и горбится, сердито распуская хвост и топорща пёрышки на "загривке".
Я ненавижу поезда.
Я их смертельно ненавижу!
Ненавижу. И смертельно боюсь, что больше никогда, до самой смерти, я не смогу воспользоваться поездом.
Никогда.
Ни. Ко. Гда.
Страшное до жути слово. Слово с привкусом тлена и мелкого песка на растрескавшихся губах. Слово, пульсирующее в висках похоронным набатом.
И будь оно всё проклято.
3
А то утро было самым обычным весенним утром. С ещё сизым небом и серыми драными облаками. С лёгкой моросящей дождинкой, по-весеннему пряным запахом прошлогодней палой листвы и сырой промёрзшей земли.
Я до хруста потянулась у окна. Может, уже и не утро?
Так и есть! Веником убиться. Второй час. И когда же тогда меня угораздило продрать карие глазки?
Вот до чего жизнь может довести самого заурядного программиста из самого заурядного филиала НИИ в самом заурядном провинциальном городишке, неожиданно оказавшегося собственницей почти сотни гектаров земли под Бологое. Ну и что, что у нас случился брак по расчёту? У меня была в собственности земля. У него были деньги и связи. И пути наши пересеклись. Тем более что у нас получилась славная пара. Смотримся хорошо и вместе, и по отдельности. Мне с Серым не стыдно ни в театре появиться, ни на вернисаже. И ему со мной хорошо и надёжно, допустим и в ресторане, и на любом званом вечере. Ну, не очень, допустим на вечере. Я не умею прогибаться, где нужно. И не просекаю "нужников" с первого взгляда. Как говорится, "не хочется... называть полудурка высочеством". Да и чёрт с ним.
Зато, благодаря мужу, у меня есть две конюшни. Одна, аж, на двадцать конских голов. Подумаешь, что там только мерин и три кобылы поставлены, одна из которых жеребая. А в другой, на десять голов, только Орька с мамашей Буськой. Зато Английский Аристократ и Анабелла Бусинка настоящие представители англо-кабардинской породной группы. Лошадки из нижней конюшни попроще будут. Несбывшаяся мечта трудового народа о сырокопчёной колбаске переступает копытцами, вкусно хрустя ячменём. Так бывает, когда конюшни закрывают, по тем или иным причинам, и конские души можно приобрести за кощунственную цену в убойном весе.
И кто будет меня упрекать браком? Если честно признаться, то силком меня под венец не гнали. Почему бы и нет, если у него недостатков, препятствующих браку, за исключением того, что хорошее дело никогда браком не назовут, не отмечено. Ну, если придираться, то можно отыскать и грехи, и недостатки. Человек он. Не ангел. Ходит под боком. От дел отвлекает, дышит громко, спит противно, особенно по ночам. Но, ведь, не храпит. И подходим мы друг другу хорошо. И умеет он зарабатывать. Наконец, его увлечение реконструкциями. Тут-то наши тропинки и пересеклись. Поэтому и я для него находкой оказался. Не как программист и хакер, готовый в свободное от работы время составлять бизнес-планы и вести всяческие учёты со всяческими проводками, а как землевладелец! Что же делать, если такова наша женская доля. Это дуракам в придачу к целому полуцарству полагается в нагрузку маленькая лягушечка. Которая не просто лягушка, а самая настоящая царевна. А бедным царевнам и белый конь достаётся с нагрузкой в виде дурака, который принцем только числится.
У нас с Серым имеется два псевдо-древних лагеря викингов и древнерусских ратичей. Еще и стойбище печенегов нарисовалось за дубовой рощицей в поле. Не степь ковыльная, но тоже неплохо. Ковыль кое-где уже прижился. Может, и до перекати-поля руки дойдут. Или не дойдут, поскольку они теперь индианистами крутыми стали. И мой ЧинГадЧук гоняет теперь в хвост и гриву белых недругов и небелых другов. Так что придётся расширяться. Изыскивать площади под деревню на парочку вигвамов и пяток типи с вольером под семейку бизончиков.
"Эх, яблочко, да куды котишьси..." - Неожиданно заверещала трубка. Называется, помяни лихо.
Пока носилась в поисках трубки, успела и вазу грохнуть, и себе локоть расшибить о перила.
Почему не всегда бьётся к счастью. Не потому, что очередной скандал будет от любимейшей свекровушке за безвинно убиенную вазочку чуть не династии Цин, а потому, что так всё получилось. Может, не разбейся та злополучная ваза, не навернись я головой, не набей шишку...
- Ну?
- Юлька, скажи, что я гений!
- А что я с этого буду иметь? - Я Орьке хочу кобылку поставить. И что-нибудь экзотическое на веранде завести. Карликового леопарда, или даже андскую кошку. Я её Нюшенькой назову. И будем мы на Нюшу с Джинджером охотиться по вечерам. Или она будет на Клару хвостом мотать и зубами щёлкать.
- Ты не поверишь, но у меня гениальная идея появилась!
- Конечно, не поверю.
- Заканчивай прикидываться, малыш. Мы с тобой на майские едем биться на мечах. Представь, как здорово всё получится.
- Не представляю. Мне некогда. У меня Лана должна жеребиться. - Лана, это латвийская упряжная кобылка, а жеребёнка мы ждем полукровку тракенена. Их у нас для конных проездок по туристическим тропам решено приспособить. Как будто, это дикая степь. Или средневековый лес. С лучниками Робин Гуда и нехорошим шерифом.
- Юлька, прекращай выёживаться! Ты тоже играть будешь.
- Ты что, с ума упал?
- Юль. Ты не представляешь, кем тебе быть придётся. - Как же, не представляю. Даже лучше, чем хорошо, представляю! Посудомойкой, кухаркой, прачкой... кем ещё были бедные женщины в тёмном далёком средневековье. Ещё и в плен половцы возьмут. Полы грязные мыть заставят. И штопать. Носки. На пятках драные. Вместо того, чтобы новые купить. Плавали, знаем.
Когда нас в Непал занесло, то меня там кобыла понесла. Конечно, не Буська. Она на такую гадость неспособная. Местная горная кляча. Какой-то кретин пальнул за перевалом, она и снялась намётом. Всё бы ничего, так, оказывается, пальнули по снежному барсу. А он - на меня шибанулся. Когтями всё плечо спустил. Наверно, на косметику потом в госпитале, как за две чистокровки выложить пришлось. А парда жалко. Я ему полбашки снесла ракетницей. Нам мужики без такого снаряжения никуда ходить не разрешали! А, ведь, и пригодилась... Жаль. Такой красавец. Сверкал как иней утром на ёлке, когда мороз под сорок, и солнце встаёт... А лежит... пыльная серая тряпка с белёсыми разводами... - Не поверишь, котёнок. Я тебе кой-какие бумаги выправил.
- Думаешь, мыть за вами посуду бумагами удобнее? Или в связи с кризисом решил на туалетной бумаге экономить?
- Юлич, хва тебе заедаться. Настоящей княгиней. Ты же у нас на четвертушку княжна, так? Вот мы тут с дворянским собранием и решили, что пора тебе это как-то документально подтвердить. Итак. Слушай и танцуй. Ты теперь Их Сиятельство, удельная княгиня Тверская, Юлия. А я - Их Светлость, князь Сергий. Здорово?
- Хрен его знает. А почему это ты светлость, а я сиятельство уделанное?
- Потому, что я ко двору представлен, а ты, мадам, нет. Но ты у нас владеешь землёй, да ещё и родового хутора кусок отхватила. И к тому же, поганка такая, по брачному договору нашему меня от землицы отключила, нехорошая жестокая женщина! - А то как. Мало ли что. А куда бедному крестьянину без земли податься? Даже в самую раззамечательную квартиру жеребятин не поставить. Им пробег нужен, манеж, тренировочный комплекс. Не чужие же конюшни арендовать. Потом я уже без личного леса не смогу. И болото жалко.
- И что?
- Так мы и едем на ристалище самыми настоящими князьями со свитой. Неужели тебе никогда не хотелось Стасиком покомандовать?
- Мечтала всю жизнь ему кусонгобу подарить. - Нет, ничего я против Стасика Гордеева, охранника Серого, не имею, пусть он и отсидел по сто пятой, но меня он самообороне с оружием обучал, когда я всю эту восточную экзотику не жалую за исключением работы с сюрикенами. Мне больше понравилось на военном полигоне пулять по движущимся мишеням и работать ножиками. Стас всеми этими премудростями лучше всякого морского котика в чеченскую овладел. - А Ингу тогда куда девать?
- Наше дорогое дитятко поедет к твоей мамочке.
- Да, но Орька к себе никакого конюха не подпустит. И Джинджер только с моих рук ест.
- Ой, да поголодают они день-другой, потом с руками хватать начнут.
- Не. Не хочу. Я с ними в параде думала участие принять.
- Хорошо. Собираешь бумаги, я делаю паспорта на твою свиту бесценную. И ту-ту. Натаха, между прочим, такая же стерва, как и ты. Без твоего драгоценного жеребёнка дарёного категорически ехать отказалась. Есть?
- Кого есть поедом будем, Андрюху? Всё. Привет.
И я отключилась, чтобы заняться повседневными делами.
4
А потом мне приснился сон...
Пустыня. Только вокруг не песок, а пепел, и дорога, ведущая в никуда... И трупик кошки на обочине. У остова сгоревшего дерева. И птица сидит чёрная. С длинной тощей шеей. Вместо головы - череп. А за горизонт ведут отпечатки конских копыт. Цепочкой...
5
- Серый, я боюсь. Я никуда не еду. Мне всю ночь хрень снилась.
- Ну и что?
- С четверга на пятницу.
- Когда ты у нас такая суеверная стала, а? Ты что, котик? И что же такого ужасного могло тебе присниться?
- Не скажу. Знаешь, пока не произнесёшь, вроде, как и не было ничего. А произнёс, словно в реальность этот кошмар впускаешь. ... Серый. Я боюсь. Я тебя потеряю. Я ... я не знаю.
- Ладно тебе. Никуда я тебя не отпущу!
- Серый, я боюсь. Я тебя потеряю. Сон мне снился.
- Юлька, прекрати! Всё уже на мази! Я за тобой конвой пришлю. С цепями и кандалами, если только вздумаешь сбежать от меня! и знаешь что. Тебе Стасик кастет отлил! И, между нами, он лично для тебя поздравление раздобыл. Он тебе твой долгожданный "Файв-Севен" дарит, и две обоймы...
- Вау! Серый, вы с ним просто прелесть. Я тебя знаешь, как люблю! Даже больше...
- Джинджера?
- Ой. Ты что, ревнуешь?
- Ладно, котёнок, бывай.
6
Бывай...
Бываю...
И убиваю,... а они такие хорошенькие. У них такие испуганные заплаканные глазки. Чёрными влажными бусинками. И дрожащие усики. Рука не поднимается... их Джинджер давит. Научился. А я, когда он мне жертвует добычу, сдираю шкурки и запекаю... в углях,... но это так страшно, когда надо добивать. Чтобы выжить. Чтобы жить. Здесь...
Не знаю. Я не знаю, где я сейчас. Я даже не знаю, жива я, или - нет. Может, я просто умерла. И попала в чистилище. Или ад...
Багровое солнце застряло в синих лапах чужих сосен.
И, почему-то, раскуковалась кукушка. Ку-ку...Ку-ку...Ку-ку...
- Кукушка, кукушка, сколько мне ещё жить осталось?
- Ку.
Сколько?
Тридцать семь, это как? Много или мало? Если чужая земля. И чужие сосны. И комочек сосновой смолы терпко пахнет ладаном и смирной.
7
- Серый, давай останемся? Я боюсь. Я никуда не хочу ехать.
Мокрый перрон. Лужи. Грязные окурки и невыносимо яркими пятнами сигаретные пачки, тряпочки лопнувших воздушных шариков. Изжелта-серые тучи без единого сизо-голубого просвета. И яркие пятна зонтиков. Красные. Жёлтые. Зелёные. Каждый охотник желает знать? А где этот охотник? Жертва желает знать, где сидит охотник?
- Юлька, ты совсем у меня ещё маленькая дурочка. Бежим, уже третий гудок.