Григулевич Иосиф Ромуальдович : другие произведения.

Эрнесто Че Гевара И Революционный Процесс В Латинской Америке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Иосиф Ромуальдович Григулевич
  ЭРНЕСТО ЧЕ ГЕВАРА
  И РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПРОЦЕСС В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ
  
  Он оставил нам свои революционные идеи, он оставил нам свои революционные достоинства, он оставил свой характер, свою волю, свою настойчивость, свое тру­долюбие. Словом, он оставил нам свой пример!
  ФИДЕЛЬ КАСТРО РУС
  Предисловие
  Революцию творят массы. Они порождают и революцион­ных вождей — ярких по своим способностям и поведению личностей, как правило отличающихся искренностью, муже­ством, беспредельной преданностью делу, которому служат. Жизнь вождей насыщена всякого рода коллизиями, столкно­вениями, часто заканчивается трагически. Но грядущие по­коления не забывают их имен, чтят их память, стремятся впитать в себя все лучшее, что было в них и в их дея­тельности.
  История Латинской Америки выдвинула немало выдаю­щихся борцов за народное дело. В колониальную эпоху это индейцы Кауполикан, Куаутемок, Тупак Амару. В XIX в. — Симон Боливар, Бернардо О'Хиггинс, Хосе Марти и десятки других героев борьбы за независимость. XX век навсегда занес в почетную книгу истории имена Панчо Вильи, Эмилиано Сапаты, Аугусто Сесара Сандино, Фиделя Кастро Рус, Эрнесто Че Гевары, Камило Съенфуэ­госа, Сальвадора Альенде и многих других.
  Наша книга — об Эрнесто Че* Геваре и его месте в Ку­бинской революции и в революционном процессе Латинской Америки. В. И. Ленин, которого оппортунисты обвиняли в том, что Советская Россия развивается не по привычным «марксистским» схемам, указывал, что революция — это не Невский проспект. Жизнь Эрнесто Че Гевары, развитие революционного процесса в Латинской Америке, история Кубинской революции еще раз подтверждают эту истину. Революции, хотя развиваются согласно одним и тем же закономерностям, идут обычно путями, которые трудно за­ранее предугадать как самим революционерам, так и их противникам. Если бы было иначе, то революция, вероятно, не могла бы победить, ведь враг, зная заранее пути ее развития, сумел бы легко задушить революционный процесс в зародыше.
  (*Че — характерное для аргентинцев междометие, выражавшее и удивление, и восторг, и печаль, и нежность, и одобрение, и про­тест, стало сначала прозвищем Эрнесто Гевары, а потом боевым псевдонимом, сросшимся с его именем и фамилией. После победы Кубинской революции, будучи президентом Национального банка, Гевара подписался па новых банкнотах Кубы «Че», вызвав воз­мущение контрреволюционеров. В ответ Эрнесто сказал: «Для меня Че означает самое важное, самое дорогое в моей жизни. Иначе и быть не могло. Ведь мои имя и фамилия — нечто маленькое, част­ное, незначительное».)
  
  14 июня 1983 г. Эрнесто Че Геваре исполнилось бы 55 лет. Он родился 14 июня 1928 г. в аргентинском городе Росарио. Для тех, кто знал Эрнесто, трудно вообразить его пожилым, а тем более старым человеком. Всем своим обли­ком он олицетворял молодость — мужественную, бесстраш­ную, жаждущую героических свершений, подвигов, побед. Вместе с тем он терпеть не мог трескучих фраз, псевдоре­волюционной позы, самолюбования, рисовки. Против этого он боролся оружием смеха, иногда даже издевки. «Револю­ционерами из кафе» презрительно называл он болтунов, рас­суждающих о революции с позиций постороннего зрителя и критикана. Че Гевара считал настоящим революционером только того, кто принимал активное участие в революцион­ной борьбе, в строительстве нового общества, однако в нем не было ничего от аскета, исключительной личности, героя, возвышающегося над толпой. Он не страдал комплексом от­чужденности, ему были чужды и прочие комплексы, столь характерные для многих мелкобуржуазных интеллектуалов, вступающих на революционную стезю. А ведь Че тоже являлся одним из них. Врач, книжник, писатель, публицист, он был «стопроцентным интеллигентом», но в первую оче­редь он был коммунистом, и это определяло в нем все остальное.
  Жизнь Че Гевары была яркой и драматичной. Арген­тинец, он связал свою судьбу с Кубинской революцией, вме­сте с Фиделем Кастро участвовал в партизанских боях, стал крупнейшим специалистом по вопросам герильи — парти­занской войны, а после победы революции занимал высшие должности в партии и правительстве Республики Куба. В 1965 г. ушел со всех постов, а в 1966 г. оказался в Бо­ливии, где во главе отряда добровольцев-партизан вел воен­ные действия против реакционного режима и его союзни­ков — империалистов США. 9 октября 1967 г. Че был убит американскими советниками, действовавшими в этой стране.
  Гибель Эрнесто Че Гевары вызвала возмущение и негодование во всем мире. В то время популярность героя до­стигла апогея. Эти породило беспокойство в Вашингтоне, где приложили немало усилий, чтобы исказить подлинный образ Че. Его пытались выставить супергероем-одиночкой, революционером-самоубийцей, выдавали за анархиста, троц­киста, последователя Мао Цзэдуна, как это делает, напри­мер, выполняя поручение ЦРУ, Даниэль Джеймс2 в био­графии Че. Этот автор, пытающийся всячески исказить и принизить образ Че в угоду тем, по приказу кого он был убит, с наивным притворством вопрошает в своей книге:
  «Почему столь широкий и глубокий ум, как Эрнесто Ге­вара, не обратился к опыту стран, где предпринимались или по крайней мере намечались попытки предпринять другие, мирные решения социального вопроса? Если его ненависть к Соединенным Штатам исключала возможность объективного изучения американского общества, то почему не обратился он к опыту таких стран, как Швеция, где осуществлялись социальные эксперименты, более близкие его настроениям? Почему он оказался неспособным смот­реть на вещи шире, не сквозь призму парализующей лати­ноамериканские страны монокультуры? Почему его ум в столь раннем возрасте исключил иные решения и иные ответы на извечные вопросы человечества?» 3. Автор воз­держивается от ответа на эти патетические вопросы. Ведь ответ может быть только один: причину того, что Че из­брал путь социальной революции, следует искать в поли­тике порабощения и произвола, которую на протяжении десятилетий проводили в Западном полушарии империали­сты США. Их монополии, банки, тресты захватили основ­ные богатства стран Латинской Америки. Пентагон, госде­партамент, ЦРУ сделали нормой вмешательство в политиче­скую жизнь этих государств. Правящие круги Соединенных Штатов боятся не только «коммунистической революции» в Латинской Америке, но и любой серьезной буржуазной реформы, если она задевает интересы их монополий, бьет по карману магнатов Уолл-стрита.
   ( 2James D. Che Guevara: A biography. L., 1970.)
   ( 3 Ibid., p. 123.)
  На любую попытку реформ Вашингтон отвечает эконо­мическими санкциями и вооруженными интервенциями. По приказу Вашингтона были убиты такие политические дея­тели, выступавшие с независимых позиций, как Франсиско Мадеро, Эмилиано Сапата и Панчо Вилья в Мексике, Аугусто Сесар Сандино в Никарагуа, Антонио Гитерас на Кубе и Эльесер Гайтан в Колумбии. На протяжении десятилетий местные тираны в угоду Вашингтону и олигархии загоняли в подполье, гноили в казематах, пытали, уничтожали ком­мунистов и других борцов за подлинную демократию и счастье своих народов. Все это видел Эрнесто Че Гевара, и он сделал для себя единственно правильный вывод: чтобы добиться справедливости, нужно изменить социальный по­рядок.
  Немало ложных версий и клеветнических утверждений содержится о Че и в книге испанского автора Орасио Да­ниэля Родригеса 4, неоднократно переиздававшейся с 1968 г. Автор пытается доказать, что Че был своего рода Дон Ки­хотом, искателем приключений. Его «Боливийский днев­ник», утверждает Родригес, был передан кубинской стороне агентами ЦРУ, чтобы скомпрометировать и Че и Фиделя Кастро. По словам Родригеса, этот дневник якобы свиде­тельствует, с одной стороны, об ответственности Кубы за организацию «партизанского очага» в Боливии, а с дру­гой — о полном провале этой затеи. Но ведь ни Фидель Кастро, ни Че никогда не скрывали своего участия в боли­вийских событиях, это было очевидным для всех. Кроме того, и Че и Фидель Кастро откровенно говорили, что к по­добного рода действиям они прибегали исключительно в це­лях самообороны от непрекращающихся попыток правящих кругов США задушить Кубинскую революцию. Что касается поражения партизанского отряда в Боливии, то такую воз­можность его создатели и руководители не исключали: оно еще не означало поражения антиимпериалистической борьбы на континенте в целом. И последующие события в Чили, Никарагуа и других странах Латинской Америки подтвер­дили это.
  (4 См., напр.: Rodriguez H. D. Che Guevara: ¿ Aventura o Revolucion? Barcelona, 1979, p. 244—246.)
  В нашей работе мы попытались показать Че таким, ка­ким он был в действительности: подлинным революционе­ром, верным светлым идеалам коммунизма и пролетарской солидарности, скромным и храбрым бойцом против импе­риализма, искренним другом Советского Союза.
  Как каждый ищущий новых путей революционер, Че иногда ошибался, но всякий раз он был готов признать это, если жизнь подтверждала, что он на неверном пути. Даниэль Аларкон (Бенигно), сражавшийся вместе с Че в Боливии, так характеризовал его в одном из интервью в 1978 г.:
  «Вопрос журналиста: Какими качествами, по мнению Че, должен был обладать революционер?
  Аларкон: Он считал, что для борьбы человек должен обладать многими качествами. Во-первых, это должен быть до конца мужественный человек. Ему нравилась в людях не безудержная удаль, а именно мужество. Он говорил нам, что просто храбрый человек может в определенный момент потерять контроль над своими нервами, чего никогда не случится с истинно мужественным человеком. Мужествен­ный человек выделяется среди других не тем, что быстрее всех стреляет, а тем, что способен в любой момент трезво оценить обстановку... Мужественный человек может пол­ностью управлять своими нервами и благополучно избег­нуть любой опасности. Ему нравились также серьезные люди. Люди, которые обладали тактом в отношениях с людьми. Человечные люди, которые оставались бы людьми и на командных постах. Люди, способные быть хорошими солдатами и одновременно с пониманием относящиеся к чув­ствам своих подчиненных. Физически крепкие, выносливые люди, умеющие проявить себя на поле боя. Люди, хорошо знающие природу и партизанскую борьбу. Мужественные, решительные, выдержанные люди. Одновременно с этим Че большое значение придавал верности и даже изучал ее психологические аспекты. Ему нравились люди, которые, отвечая всем перечисленным качествам, обладают четкой политической позицией, люди, верные своему долгу, не имеющие тех отрицательных свойств, которые могут свести па нет все их положительные стороны. Он с восхищением отзывался о людях, которые и в дни мира, и во время войны способны пойти на жертвы, всегда стремятся при­нести пользу. Он восхищался людьми, которые не избегают ответственности и смело взваливают на свои плечи всю тяжесть революционных задач. Потому что Революция — это самый тяжелый путь, какой может избрать для себя чело­век. Нужно иметь поистине железную волю, чтобы быть революционером.
  Вопрос: Каким вам видится Че сейчас?
  Аларкон: Че Для меня — прирожденный революционер. С раннего детства присутствует в нем это качество — стрем­ление бороться за того, за кого необходимо бороться. Его отличал также совершенно особый подход к людям, он умел проникнуть в души людей. Он был человеком, который в определенный момент мог повести за собой людей на смерть. Но он никогда не переставал любить жизнь, он всегда ее любил. Это был человек, один из людей, который по-настоящему хотел жить, он любил жизнь такой, какой, по его мнению, она должна была быть. Это был человек, обладавший всеми необходимыми возможностями для того, чтобы прожить жизнь спокойно, ведь он стал одним из глав­ных руководителей нашей Революции. Однако он мечтал о свободе не только для маленького острова, но и для всей Америки. Он был очень простым человеком и легко при­спосабливался к любым условиям жизни, какими бы труд­ными они ни были. И для этого ему не нужно было делать больших усилий. Когда нужно, это был кремень. Но в дру­гих обстоятельствах он был сама доброта и благожелатель­ность. Че был тем самым человеком, о котором он говорил, хотя сам он об этом не подозревал. Он был тем самым но­вым человеком, о котором он говорил, тем самым новым человеком, о котором он мечтал» 5.
  5 См.: Куба, 1978, № 10, с. 18—19
  С победой Кубинской революции в рядах борцов за на­циональное освобождение, среди коммунистов разгорелась дискуссия: применим ли кубинский опыт к другим странам, какой путь является правильным: «мирный» или немир­ный? Эти вопросы обсуждались серьезно и всесторонне.
  Революционный опыт масс за истекшие после победы Кубинской революции годы многое прояснил в ответах на данные вопросы, еще раз подтвердив, что выбор пути, т. е. правильной тактики и стратегии революции, зависит от марксистско-ленинского анализа конкретной обстановки в той или другой стране.
  Поражения только закаляют настоящих революционеров, учат их избегать ошибок. Отряд Че потерпел поражение в Боливии, но его опыт, жертва не пропали даром. После гибели Че начинается новая страница в истории Латинской Америки, новый этап в развитии революционного процесса континента.
  Несколько слов об источниках настоящей работы. Она написана на основе произведений самого Эрнесто Че Ге­вары, изданных на Кубе. Широко использованы и такие книги, как «Боливийский дневник» Че и биография Тамары Бунке («Таня — незабвенная партизанка») 6. Многие из них переведены па русский язык и опубликованы в Совет­ском Союзе. Важное значение имеют высказывания Фиделя Кастро, без которых невозможно попять и правильно оценить происходящие в Латинской Америке процессы; широко использованы кубинская печать, воспоминания, мемуары, другие документы7. Много ценного материала автор почерп­нул, знакомясь в 1970 г. с уникальным архивом Комиссии по увековечению памяти Эрнесто Че Гевары при ЦК Ком­мунистической партии Кубы, а также во время бесед с от­цом Че, Эрнесто Геварой Линчем8, и другом его юности Альберто Гранадосом. Особую признательность автор хо­тел. бы выразить профессору Антонио Нуньесу Хименесу, ныне заместителю министра культуры Кубы, а в прошлом капитану повстанческой армии и одному из ближайших со­ратников Че во время боев в провинции Лас-Вильяс. Антонио Нуньес Хименес передал нам рукопись своих неопуб­ликованных воспоминаний о боях за кубинский город Санта-Клара. Этот важный источник положен в основу рассказа о сражениях бойцов Че против диктатуры Батисты.
  6 El Diario del Che en Bolivia. La Habana, 1968; Rojas M., Rodrlgaet Calder6n M. Tania la Guerrillera inolvidable. La Hahana, 1970.
  7 Особенно хотелось бы отметить книги о Че: Iglesias Leyva J. De la Sierra al Escambray. La Habana, 1979; Rodrlguez Herrera M. Ellos lucharon con el Che. La Habana, 1980; Mendez Capote R. Che comandante del alba. La Habana, 1981; Alarc6n Ramlrez D. De Yure a Manila. La Habana, 1981.
  8 Воспоминания отца Че Гевары неоднократно печатались в кубин­ской и зарубежной печати, а затем вышли отдельной книгой. См.: Guevara Lynch E. Mio figlio il Che. Roma, 1981.
  
  Автор считает своим долгом поблагодарить всех това­рищей, оказывавших ему доброжелательную помощь в про­цессе работы над настоящей книгой.
  
  Че—аргентинец
  
  Когда на Кубе победила Революция и Эрнесто Че Гевара стал знаменит, газеты начали писать о нем всякие не­былицы. Некоторые журналисты даже высказывали сомне­ние, что он аргентинец. Нашлись и такие, которые утвер­ждали, что он русский, выдающий себя за аргентинца. Но Че был коренным аргентинцем. По отцовской линии Че — аргентинец 12-го поколения, по линии матери—8-го. Среди его предков были ирландские мятежники, испанские завоеватели, аргентинские патриоты. По-видимому, Че передались по наследству некоторые черты его беспокойных предков. У него в характере было нечто такое, что влекло его к даль­ним странствиям, к опасным приключениям, к новым идеям.
  Предки Че по отцовской липни, испанцы, поселились в Аргентине еще в колониальное время 1. Они обосновались в пограничной с Чили провинции Мендоса и занялись зем­леделием. В начале прошлого века Мендоса служила базой освободительной армии генерала Хосе де Сан-Мартина, ко­торая свергла испанское господство в Аргентине. Основа­телем аргентинской ветви Линчей был ирландец Патрик, участник освободительной борьбы своего народа против анг­лийского господства. От преследования англичан он бежал в Испанию, а оттуда в Аргентину, или, как ее тогда назы­вали, вице-королевство Рио-де-ла-Платы, где женился па богато» креолке. Это было во второй половине XVIII в., еще в период владычества испанцев.
  Отец Че, Эрнесто Гевара Линч, был шестым ребенком в семье Роберто Гевары 2 и Анны Линч.
  Эрнесто-старший учился па архитектурном факультете Национального университета в Буэнос-Айресе, но с пере­рывами — приходилось работать. От былых асьенд его пред­ков остались к тому времени лишь одни воспоминания.
  Мать Че, донья Селия де ла Серна-и-де ла Льоса тоже, как и се муж, принадлежала к старинному аргентинскому роду. Ее отец, Хуан Мартин де ла Серпа, вошел в историю Аргентины как основатель города Авельянеды, соседствую­щего с Буэнос-Айресом.
  В роду Селии имеется даже свой испанский гранд — генерал Хосе де ла Серна-э-Инохоса, последний испанский вице-король Перу. Это его войска были разгромлены колум­бийским маршалом Сукре в памятном сражении при Аякучо. Имя этого генерала упоминается К. Марксом и Ф. Энгель­сом в статье «Аякучо» 3, где описаны подробности истори­ческого сражения, завершившего 15-летнюю войну за неза­висимость Латинской Америки.
  Селия была независимой натурой, не считалась с услов­ностями аргентинской аристократической касты. Ее инте­ресовала политика, по всем вопросам она высказывала свои собственные суждения. В юности она принимала участие в феминистском движении, боролась за предоставление жен­щинам избирательных прав. Одной из первых среди жен­щин Аргентины она села за руль автомобиля; одной из первых в стране она отрезала косы, стала подписывать своим именем банковские чеки.
  В конце 20-х годов Эрнесто-старший, получив от отца в наследство небольшую сумму денег, купил 200 га земли в районе порта Карагуатай (провинция Мисьонес), что на границе с Парагваем 4. Он хотел превратить эти земли в об­разцовую плантацию по производству йерба-матэ (парагвай­ский чай) 5. Цены тогда на йерба-матэ были высокими, не даром ее называли «зеленым золотом». Эрнесто Гевара купил самые современные машины, попытался облегчить труд рабочих-сезонников, занятых сбором этой культуры.
  Поселившись в Мисьонес, Эрнесто-старший отменил та­лоны, начал выплачивать рабочим заработную плату день­гами и запретил продавать спиртное на своей плантации. Окрестные плантаторы поначалу сочли его за сумасшедшего, потом стали называть коммунистом 6. По политическим сим­патиям Гевара-старший тогда был сторонником партии Гражданский радикальный союз, глава которой Ипполито Иригойен, бывший в то время президентом, сделал много полезного для страны, выступал за независимую внешнюю политику. Но плантаторы в те времена жили по своим за­конам. В Мисьонес царил полный произвол. Местные власти, полиция были в руках плантаторов.
  В 1930 г. семья Гевары переехала в Сан-Исидро, городок на реке Ла-Плате, неподалеку от столицы. Там Эрнесто-старший владел на паях со своим родственником небольшой верфью.
  Вскоре в связи с болезнью Тэтэ7 (у ребенка обнару­жилась астма) по совету врачей семья перебралась в Кор­дову, самую «здоровую» аргентинскую провинцию, распо­ложенную на западе страны в гористой местности. Ее чи­стый, прозрачный воздух, насыщенный ароматом хвойных лесов, считается целебным. Гевара приобрел дом — «Виллу Нидию» в местечке Альта-Грасия, расположенном близ города Кордова, на высоте 1000 м над уровнем моря. Эрнесто-старший стал работать подрядчиком по строительству домов, Селия смотрела за ребенком. У Че почти еженощно повто­рялись приступы астмы. Отец спал рядом с его кроваткой и, когда малыш начинал задыхаться, брал его на руки, качал и успокаивал, пока не проходил приступ.
  Вслед за Тэтэ у Гевары родилось еще четверо детей — Селия, Роберто, Анна Мария и Хуан Мартин. Все они, как и Тэтэ, получили высшее образование. Дочери стали архи­текторами, Роберто — адвокатом, Хуан Мартин — проекти­ровщиком. Росли они нормально, особых забот родителям не доставляли.
  С Эрнесто было совсем иначе. Он даже не смог посту­пить в школу. Два года мать занималась с ним дома. Читать он начал с четырех лет и с того времени стал страстным лю­бителем чтения.
  В доме была большая библиотека, в которой наряду с классикой — от испанской до русской — имелись книги по истории, философии, психологии, искусству, работы Маркса, Энгельса, Ленина, Кропоткина, Бакунина. Аргентинские пи­сатели были представлены Хосе Эрнандесом, Доминго Сармьенто и другими. Были книги на французском языке. Селия свободно владела французским, знала английский. Она учила языкам детей, в частности Тэтэ.
  У Че были свои излюбленные авторы. В детстве он чи­тал книги Сальгари, Жюля Верна, Дюма, Гюго, Джека Лон­дона. Затем он увлекся Сервантесом, Анатолем Франсом. Знал и любил Толстого, Достоевского, Горького. Он прочел и все модные тогда латиноамериканские социальные романы (перуанца Сиро Алегрии, эквадорца Хорхе Икасы, колум­бийца Хосе Эустасио Риверы), повествующие о тяжелой жизни индейцев и рабском труде рабочих в поместьях, на плантациях.
  Че любил и поэзию, зачитывался Бодлером, Верленом, Гарсия Лоркой, Антопио Мачадо, Пабло Нерудой, множе­ство стихов он знал наизусть. Он и сам писал стихи. Он как-то назвал себя революционером, который так никогда и не стал поэтом. В письме к испанскому поэту-республи­канцу Леону Фелипэ, книгу стихов которого «Олень» обычно держал у изголовья, Эрнесто охарактеризовал себя как «не­удавшегося поэта». Кубинец Роберто Фернандес Ретамар, сам известный поэт, рассказывает, что незадолго до того, как Эрнесто навсегда покинул Кубу, он одолжил у Роборто антологию испанской поэзии, откуда выписал стихотворение Пабло Неруды «Прощай!»
  Че не расставался с поэзией до самой смерти. В Боли­вии в рюкзаке вместе со знаменитым «Боливийским дневни­ком» была обнаружена тетрадь с его любимыми стихами. Об Эрнесто, таким образом, можно сказать словами Мартина Фьерро, свободолюбивого пастуха-гаучо, героя популярней­шей в Аргентине поэмы Хосе Эрнандеса (1834—1888):
  С песней жил я, с ней умру,
  С ней я странствовал повсюду,
  С ней я похоронен буду...8
  (пер. М. Донского)
  Эрнесто увлекался также живописью, знал хорошо ее историю, сам неплохо рисовал акварелью. Больше всего ему нравились импрессионисты. Увлекался он и шахматами. Только в музыке он не разбирался. У него не было слуха. Он не мог отличить танго от вальса и не умел танцевать, что вовсе нетипично для аргентинца. Когда Че был министром промышленности и его попросили высказать мнение о каче­стве новых пластинок, он ответил: «Я не могу высказать о музыке никакого мнения, мое невежество в этой области стопроцентно».
  Тэтэ увлекался не только поэзией и искусством. Он был силен и в математике и в других точных пауках9. Родители думали даже, что со временем он станет инженером.
  С раннего возраста Тэтэ занимался спортом. Он любил плавать, когда семья проводила лето на побережье, в Мар-дель-Плате. Море он называл своим старым другом. Он словно стремился доказать, что способен, несмотря на свою астму, делать не только все то, что делают другие его свер­стники, но даже больше и лучше их: играл в футбол, регби, занимался конным спортом, альпинизмом, увлекался голь­фом и даже планеризмом, а главной страстью его детских и юношеских лет был велосипед.
  Будучи студентом, Че совершил на мопеде путешествие в 4 тыс. км по Аргентине. Фирма «Микрон» предоставила ему мопед своей марки в целях рекламы и частично по­крыла расходы, связанные с путешествием. Потом он на­нялся матросом на аргентинское грузовое судно и некоторое время плавал на нем, побывал на Тринидаде, в Британской Гвиане. Затем обошел добрую половину Южной Америки. В 1941 г., когда Че исполнилось 13 лет, он сдал экзамены в государственный колледж имени Деан-Фунеса10 в Кордове. В 1945 г. он поступил на медицинский факультет университета в Буэнос-Айресе, здесь трудился в лаборато­рии известного аргентинского специалиста в области аллер­гии доктора Сальвадора Писани. Вместе с тем он стремился подработать, чтобы самому платить за учебу: служил в му­ниципалитете, оборудовал дома производство инсектицидов, торговал обувью..."
  В эти годы олигархические и военные правительства в Аргентине сменяли друг друга. В 1930 г. был свергнут президент Ипполито Иригойен и к власти пришел первый аргентинский «горилла» — генерал Хосе Феликс Урибуру, обещавший «избавить страну от коммунизма». Затем прези­дентом стал генерал Хусто, после которого непродолжитель­ное время страной правили два олигарха — Ортис, настроен­ный проанглийски, и Кастильо, поддерживавший пронемец­кий курс. Последнего в 1943 г. сверг триумвират «горилл» в генеральских мундирах — Роусон, Фаррель и Рамирес, на смену которым в 1946 г. пришел полковник Перон. В 1955 г. Перона убрала хунта генералов и адмиралов во главе с Лонарди и Арамбуру.
  Экономика Аргентины была тесно связана с лондонским Сити и нью-йоркским Уолл-стритом. Значительная часть па-селения страны — эмигранты или дети эмигрантов (в основ­ном из Италии и Испании). Кроме того, имеется большая немецкая колония, много евреев, поляков, англичан, выход­цев из стран Ближнего Востока. Естественно, что все эти национальные группы живо откликались на события, про­исходящие в странах, откуда были родом они или их роди­тели. Интеллигенция же, в особенности творческая, всегда тянулась к Франции. Париж был Меккой аргентинских ин­теллектуалов, писателей, артистов, художников. Поэтому и судьба Франции была им небезразлична. События в Совет­ском Союзе тоже всех интересовали. Коммунистическая пар­тия Аргентины возникла сразу же после Октября. Она, как правило, подвергалась жестоким преследованиям, но тем не менее активно действовала. Вообще идеи социализма до­вольно широко распространены в Аргентине. Социалисти­ческая рабочая партия появилась еще в конце прошлого сто­летия, и ее основатель Хуан Б. Хусто впервые перевел на испанский язык «Капитал» Карла Маркса. В Аргентине издавалось и издается много книг по социализму, марк­сизму. Многие из них имелись в семейной библиотеке отца Че. Кроме того, аргентинские газеты широко освещали за­рубежные события — даже шире, чем события внутренней жизни. Все это позволяло семье Гевары быть в курсе важ­нейших перемен в мировой политике.
  Широкий отклик в Аргентине имела испанская граждан­ская война. Отец и мать Че сотрудничали с Комитетом по­мощи республиканской Испании. Семья Че горой стояла за республиканцев; принимала участие в аргентинском движе­нии против фашизма и антисемитизма. По соседству жил доктор Хуан Гонсалес Агиляр, бывший заместитель премьер-министра Негрина в правительстве республиканской Испа­нии. После поражения Республики он эмигрировал в Арген­тину и поселился в Альта-Грасии. Дети Гевары дружили с детьми Гонсалеса Агиляра, учились с ними в одной школе, а затем в одном и том же колледже в Кордове. Тэтэ дружил и со своим сверстником испанским юношей Фернандо Барралем, отец которого погиб, сражаясь с фашистами. Изве­стный республиканский генерал Хурадо одно время гостил у Гонсалесов. Он часто бывал в доме Гевары и рассказывал о перипетиях гражданской войны, о зверствах франкистов и их союзников — итальянцев, немцев. Все это оказывало соот­ветствующее влияние на формирование будущих политиче­ских взглядов Тэтэ.
  Во время второй мировой войны вся семья Гевары и их друзья горячо сочувствовали союзникам, Советскому Союзу, желали поражения странам «оси» и радовались победам Красной Армии. Огромное впечатление произвела на них Сталинградская битва.
  Аргентина тогда была наводнена агентами и шпионами «оси», располагавшими тайными радиостанциями. Власти не только не пресекали их подрывной деятельности, но ее покрывали и ей содействовали. Друзья же союзников, а в их числе семейство Гевары, помогали выявлять и разоблачать фашистских агентов.
  Родители Че принадлежали к числу активных участни­ков оппозиционного демократического движения. Селия даже была арестована во время одной демонстрации в Кор­дове.
  Тогда в Аргентине существовало множество подпольных боевых организаций, выступавших против полицейского тер­рора. В одной из таких организаций, действовавших на тер­ритории Кордовы, участвовал и отец Че. В доме, где жила семья Гевары, изготовлялись бомбы, которые использовались для защиты от полицейских во время Демонстрации. Все это делалось на глазах у Тэтэ, который однажды сказал отцу: «Папа! Или ты разрешишь помогать тебе, или я начну действовать самостоятельно, вступлю в другую боевую группу». Отцу пришлось разрешить, чтобы иметь возмож­ность контролировать действия сына и таким образом обе­зопасить его от провала и полицейских репрессий.
  
  1 Че не придавал никакого значения своей родословной и если упо­минал о ней, то только в шутку. В 1964 г. на письмо одной кор­респондентки из Касабланки — Марии Росарио Гевары, спраши­вавшей, откуда родом его предки, он ответил: «Товарищ! Откро­венно говоря, точно не знаю, из какой части Испании пришли мои предки. Они давным-давно покинули те места „в чем мать родила". И я не хожу сейчас в таком виде лишь потому, что это не особенно удобно. Не думаю, что мы с Вами близкие родствен­ники, но, если Вы способны трепетать от негодования каждый раз, когда совершается несправедливость в этом мире, мы с Вами — товарищи, а это гораздо важнее» (Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, р. 685).
  2 Землемер по образованию, Роберто занимал довольно видный пост, возглавлял комиссии по уточнению границ с Чили, Боливией, Па­рагваем и Уругваем. Можно сказать, что нынешние границы Ар­гентины были установлены при его непосредственном участии (Guevara Lynch E. Mio figlio il Che. Roma, 1981, p. 11—14).
  3 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 14, с. 176—177.
  4 Guevara Lynch E. Op. cit, p. 14—17.
  5 Аргентинцы большие охотники до матэ, они пьют его столь же много, как другие народы чай или кофе. Страстным любителем матэ был и Че. Аргентинский поэт Фернан Сильва Вальдес писал об этом приятном и целебном напитке:
  Есть в тебе грубоватая резкость
  И крепость ладони мужской,
  Горький матэ.
  Ты везде и повсюду со мной,
  Когда весело мне и печально...
  Я пригублю тебя, и отхлынет от сердца тоска,
  Сгинут беды, и радость придет,
  В моем доме невзгоды растают.
  (пер. Г. Шмакова) Этот напиток доставляет людям радость. Но тем, кто выращи­вает эту культуру, он причинял неисчислимые страдания. Рабочие плантаций йерба-матэ находились на положении каторжников. Хозяин распоряжался их жизнью и смертью, мог безнаказанно избить и даже убить. Работали они за талоны — «вале», взамен которых получали в хозяйской лавке продукты второго сорта и всякую мелочь, сбываемые им хозяином втридорога. К тому же хозяин отравлял их спиртным, которое имелось в лавке в неогра­ниченном количестве. Любое организованное сопротивление рабо­чих жестоко подавлялось плантаторами и полицией.
  6 Ibid., p. 24.
  7 Так домашние называли первенца четы Гевара, нареченного в честь отца Эрнесто.
  8 См.: Эрнандес X. Мартин Фьерро. М., 1972, с. 26,
  9 Guevara Lynch Е. Ор. cit., p. 102—105.
  10 Грегорио Фунес (1749—1825)—настоятель собора (dean) в Кор­дове, участник воины за независимость Аргентины.
  11 Guevara. Lynch Е. Ор. cit., р. 110—129.
  Его университеты
  
  В школьные и университетские годы у Эрнесто было не­много близких друзей. Он отличался резким характером, едким, разящим юмором. В то же время ему были свой­ственны такие качества, как мужество, готовность всегда постоять за товарища, романтизм, фантазия. Несмотря на недуг, он был не только «как все», но и впереди других в играх, забавах, юношеских проделках. Все же существовал какой-то невидимый барьер, отделявший его от друзей, и отнюдь не каждому было дано перешагнуть его. Почему? Не потому ли, что за внешней резвостью скрывалась поэтиче­ская, легко ранимая душа ребенка, страдающего неизлечи­мой болезнью.
  Самыми близкими друзьями Че были Чинчина, его юно­шеская любовь, и Альберто Гранадос1. Судя по воспомина­ниям сестры Чинчины и другим свидетельствам, Че соби­рался на ней жениться. Чинчина, дочь одного из богатейших помещиков Кордовы, принадлежала, как говорят в Арген­тине, к «коровьей аристократии». Она обладала всем тем, чего был лишен юный Тэтэ: завидным здоровьем, ослепи­тельной красотой, изяществом и... огромным состоянием. А Че являлся в дом Чинчины на званые вечера, как обычно, лохматый, в потрепанной куртке и рваных башмаках, эпа­тируя местных снобов не только своим внешним видом, но и едкими репликами в их адрес и в адрес их политических кумиров.
  На что надеялся Че? На любовь Чинчины. Он предлагал ей покинуть отчий кров, забыть о своем богатстве и уехать с ним за границу (это было после его возвращения из пер вой поездки по Южной Америке), в Венесуэлу, где намере­вался работать в лепрозории и вместе со своим другом Аль­берто Гранадосом лечить прокаженных, как это делал в да­лекой Африке Альберт Швейцер, перед подвигом которого Че преклонялся.
  Но Чинчина соглашалась стать женой Эрнесто лишь при условии, что он останется с ней, вернее, при ней. Его дон­кихотский проект переселиться в венесуэльские дебри и по­святить себя лечению прокаженных казался ей трогатель­ным, благородным, но совершенно нереальным. Вошли в не­примиримый конфликт возвышенное и обыденное, поэзия и проза жизни. Это не могло закончиться компромиссом. Ни Эрнесто, ни Чинчина не сдавали своих позиций. И они рас­стались: она — чтобы благополучно выйти замуж, он — чтобы вступить на путь, с которого нет возврата к прошлому.
  Альберто Гранадос, или Миаль2, как его называли друзья, был старше Тэтэ на шесть лет. Что же их сблизило? Свойственные Альберто оригинальность суждений, стремле­ние к познанию неизведанного были, вероятно, созвучны Тэтэ. Кроме того, Альберто работал в лепрозории. Выбрать такую работу мог только человек высоких моральных ка­честв и гражданского мужества. К тому же этому самари­тянину одновременно была присуща неиссякаемая жизнера­достность, роднившая его с Кола Брюньоном, на которого он и внешне был похож. Не эти ли черты больше всего при­влекали Че в Миале?
  Альберто родился в местечке Эрнандо, что на юге про­винции Кордова. Он закончил фармацевтический факультет университета. И все же карьера аптекаря его не прельщала. Миаль увлекся проблемой лечения проказы, проучился в университете еще три года, стал биохимиком. И в 1945 г. начал работать в лепрозории, расположенном в 180 км от Кордовы.
  Миаль познакомился с Че в .1941 г. через своего брата Томаса, который учился с Эрнесто в одном классе в кол­ледже Деан-Фунес. Миаля и Че сдружили страсть к чтению в любовь к природе. Миаль стал частым гостем в доме Ге­вары, где ему было разрешено пользоваться библиотекой. Че был завзятым спорщиком, и друзья очень много спорили о прочитанном, нередко засиживаясь до утра.
  Миаль и его два брата, Томас и Грегорио, все свободные дни проводили в живописных окрестностях Кордовы, где жили как робинзоны. Че часто присоединялся к ним. Родители охотно отпускали его. Чистый горный воздух облег­чал его постоянную борьбу с астмой, а длительные переходы пешком закаляли организм и приучали к выносливости. Эр­несто быстро постиг все премудрости жизни па лоне при­роды: научился сооружать из ветвей шалаш, быстро разжи­гать костер и т. д. Все это пригодилось ему впоследствии, когда он партизанил в горах Сьерра-Маэстры, а потом в Бо­ливии, хотя в те далекие годы ему в голову не приходило, что придется когда-либо воспользоваться этим опытом.
  И Миаль и Че знали, что в начале XIX в. аргентинцы вели партизанские действия против испанцев. Они знали о партизанской войне под предводительством крестьянских вожаков Панчо Вильи и Эмилиано Сапаты во время мекси­канской революции и о борьбе никарагуанцов во главе с ле­гендарным Аугусто Сесаром Сандино против интервентов-янки. Доходили до них сведения о партизанских боях в Ки­тае. Они восторгались подвигами советских партизан в тылу немецких войск в период второй мировой войны. Но никто, включая Че, тогда не предполагал, что и теперь в Латин­ской Америке подобное возможно. Молодые люди, однако, не стояли в стороне от политической борьбы. Наоборот, они принимали в ней самое активное участие. Студенты считали себя антиимпериалистами и антифашистами, устраивали за­бастовки, демонстрации, вступали в столкновения с поли­цией.
  Кордова — крупный культурный центр Аргентины. В этом городе находится один из старейших в Америке уни­верситетов — он был основан в 1613 г., имеются Музей есте­ственной истории, большой зоологический сад, Академия художеств. Местные жители гордятся своими свободолюби­выми традициями. Именно в Кордовском университете за­родилось в 1918 г. революционное студенческое движение за университетскую реформу, проходившее под антиимпериа­листическими лозунгами и охватившее затем все высшие учебные заведения Лантинской Америки. Там же в 1930-х го­дах образовалась влиятельная группа во главе с публици­стом и адвокатом Теодоро Рокой, смело выступавшая про­тив полицейских репрессий и фашизма. С сыном Роки, Густаво, дружил Тэтэ. В Кордове активно действовал Комитет помощи Советскому Союзу.
  Альберто Гранадос участвовал в антифашистском студен­ческом движении. В 1943 г. его и еще нескольких студентов арестовали. К нему на свидание в полицейский участок при­шли Томас и Эрнесто. Миаль предложил им попробовать вывести на улицу учащихся колледжей с требованием пе медленно освободить арестованных студентов. Его удивила реакция Че на это: «Что ты, Миаль, выйти на улицу, чтоб тебя просто огрели полицейской дубинкой по башке?! Нет, дружочек, я это сделаю, только если мне дадут „буфосо" (пистолет. — И. Г.)!».
  Миаль давно мечтал побывать в странах Южной Аме­рики, о которых даже местные жители знали очень мало, — их больше интересовали события в Испании, Франции или Соединенных Штатах, чем то, что происходило в соседних республиках. К тому же у Миаля был и сугубо личный про­фессиональный интерес к этой поездке: он намеревался по­бывать в лепрозориях соседних стран, ознакомиться с их работой и, может быть, потом написать об этом книгу. Де­нег у Миаля на такую поездку не было, но зато был «транс­порт» — старый мотоцикл, который непрестанно приходилось чинить. Что касается расходов па пропитание, то Миаль рассчитывал на случайные заработки, а также на солидар­ность коллег — врачей в лепрозориях.
  В то время семья Гевары уже жила в Буэнос-Айресе, где Че учился на медицинском факультете университета и ста­жировался в институте по изучению аллергии. Семья испы­тывала тогда материальные трудности, и Эрнесто подрабаты­вал в муниципальной библиотеке. На каникулы он приезжал в Кордову, навещал Миаля в лепрозории. Он интересовался новыми методами лечения прокаженных и помогал другу в его опытах. В один из таких приездов, в сентябре 1951 г., Миаль предложил Че отправиться вдвоем в путешествие.
  Эрнесто, который учился тогда на последнем курсе, с во­сторгом принял предложение Миаля, попросив, правда, по­дождать немного, пока он не сдаст очередные экзамены. Ро­дители не возражали отпустить Эрнесто при условии, что он будет отсутствовать не больше года и возвратится к сдаче выпускных экзаменов.
  29 декабря 1951 г., нагрузив мотоцикл поклажей и во­оружившись автоматическим пистолетом и фотоаппаратом, путешественники тронулись в путь, направившись сначала к Мар-дель-Плате, где отдыхала Чинчина, а затем вдоль Атлантического побережья Аргентины еще дальше на юг, от порта Баия-Бланка до озера Барилоче, где свернули на запад, в сторону Вальдивии, чилийского города на побе­режье Тихого океана. В дороге им пришлось изрядно пому­читься. Мотоцикл непрестанно выходил из строя, путеше­ственники не столько ехали на нем, сколько волокли его на себе. На ночлег останавливались в поле или в лесу — смотря по тому, где оказывались в это время. Хуже было с едой. Деньги, с которыми друзья отправились в путь, улетучились в первые же дни. Миаль и Че мыли посуду в ресторанах, лечили крестьян, выступали в роли ветерина­ров, нанимались грузчиками, носильщиками, матросами, чи­нили радиоприемники в селениях. Спасительными оазисами служили лепрозории, где они утоляли не только физический, но и духовный голод, так как, обмениваясь опытом с мест­ными коллегами, узнавали много для себя интересного и по­лезного. Эрнесто псе больше и больше увлекался проблемой исследования и лечения проказы. Как и Миаль, он не боялся прокаженных, не испытывал к ним отвращения. Наоборот, вид этих отверженных, забытых близкими и обществом, вы­зывал в нем живейшее участие, и он все больше склонялся к мысли о необходимости посвятить свою жизнь их лече­нию.
  18 февраля 1952 г. друзья прибыли в чилийский город Темуко. На следующий день местная газета «Диарио Аустраль» опубликовала о них статью, в которой сообща­лось, что Миаль и Че собираются отправиться па о-в Пасхи. Однако в Вальпараисо они узнали, что парохода на о-в Пасхи пришлось бы ждать полгода, что вынудило их отказаться от идеи посоперничать с Туром Хейердалом. Остров Пасхи, правда, занял определенное место в биогра­фии Че. Но это уже имеет отношение к его боливийской эпопее.
  Из Вальпараисо друзья продолжали свое путешествие уже без мотоцикла. Их двухколесный Росинант испустил дух недалеко от Сантьяго-де-Чили. Никакая починка уже не могла его оживить. Друзья соорудили ему «гробницу» в виде шалаша, попрощались с его бренными останками и двинулись дальше — пешком, попутным транспортом и «зай­цами» на поездах или пароходах.
  Добравшись до медного рудника Чукикаматы, принад­лежащего американской «Браден коппер майнинг компани», путешественники провели ночь в казарме охранников руд­ника.
  В Перу Че и Миаль наблюдали жизнь индейцев качуа и аймара, прозябавших в беспросветной нужде, забитых, экс­плуатируемых помещиками и властями, отравленных ко­кой3, которую потребляют, чтобы заглушить голод. Арген­тинцы заинтересовались и прошлым индейцев. В Куско Эр­несто часами просиживал в местной библиотеке, зачиты­ваясь книгами о древней империи инков. Несколько дней друзья провели среди живописных развалин индейского го­рода Мачу-Пикчу, грандиозные размеры которых так пора­зили Эрнесто, что он вознамерился посвятить себя изучению прошлого инков. Че с упоением декламировал вдохновенные строки Пабло Неруды, посвященные этому городу.
  Мертвый город Мачу-Пикчу им казался полным жизни. Само его существование вселяло веру в светлое будущее на­родов континента. Потомки строителей Мачу-Пикчу рано или поздно сбросят с себя оковы векового рабства. Миаль и Че были в этом убеждены и фантазировали, как индейские армии под водительством нового Тупака Амару4, конечно при их самом деятельном участии, пробудят наконец Перу к счастливой и свободной жизни...
  Из Мачу-Пикчу путешественники направились далеко в горы, в лепрозорий, основанный ученым-подвижником док­тором Уго Песче, членом Коммунистической партии Пору. Он принял аргентинцев очень тепло, ознакомил со своим хо­зяйством и снабдил рекомендательным письмом в другой крупный центр по лечению проказы — близ перуанского го­рода Сан-Пабло.
  Дорога до Сан-Пабло оказалась совсем непростой. В се­лении Пукальпа, что на р. Укаяли, они устроились на судно, которое шло до Икитоса — порта на Амазонке. В Икитосе они были вынуждены задержаться на некоторое время, так как у Эрнесто начался очень сильный приступ: астма его буквально душила, и он был вынужден лечь в местный ла­зарет. Но железная воля позволила Че преодолеть не только этот приступ, но и многие другие препятствия, встретив­шиеся в пути. В госпитале Икитоса его быстро поставили па ноги, и вскоре друзья возобновили путешествие по Амазонке в направлении Сан-Пабло.
  Несмотря па недуг, Че разделял с Миалем все тяготы путешествия и не разрешал себе каких-либо поблажек и скидок на болезнь. В трудностях проявлял завидное упор­ство и если брался за какое-нибудь дело, то обязательно до­водил его до конца.
  В лепрозории Сан-Пабло им оказали сердечный прием, предоставили в их распоряжение лабораторию, пригласили участвовать в лечении больных. Аргентинцы попытались применять психотерапию: организовали из больных футболь­ную команду, устраивали спортивные состязания, охотились в их компании на обезьян, беседовали с ними па самые раз­нообразные темы. Их внимание и товарищеское отношение к этим несчастным резко подняло тонус больных. В благо­дарность больные построили плот, с тем чтобы аргентинцы могли добраться до следующего пункта их путешествия — Летисии, колумбийского города, тоже расположенного на берегах Амазонки.
  В канун отъезда Че и Миаля в Сап-Пабло попрощаться с ними прибыла делегация прокаженных — мужчины, жен­щины, дети. Они подплыли на судне к причалу, где стоял плот, названный в честь аргентинцев «Амбр-Танго» 5. Это название должно было символизировать аргентино-перуанскую дружбу. Шел дождь, но энтузиазм провожающих от этого не уменьшился. Сперва они пели в честь отбывающих гостей песни, а потом выступили с прощальными речами. Говорили они не очень складно, но зато искренне. Ответную речь держал Миаль. Он очень волновался, ему, как и Эрне­сто, было жаль покидать этих людей, с которыми они крепко сдружились во время непродолжительного пребывания в Сан-Пабло.
  Отсюда Че направил своим родителям письмо в свой­ственном для него стиле: «Если через год не получите от нас вестей, ищите наши засушенные головы в каком-ни­будь американском музее, так как мы пересекаем зону ин­дейцев хиваро» 6.
  21 июня 1952 г., уложив свои нехитрые пожитки на «Мамбо-Танго», друзья направились вниз по течению вели­чественной Амазонки в направлении к Летисии. Эрнесто много фотографировал и вел, следуя примеру Миаля, днев­ник7. Увлекшись созерцанием буйной тропической природы, они не заметили Летисию и опомнились только тогда, когда «Мамбо-Танго» пристал к большому острову, который ока­зался бразильским. Плыть обратно па плоту (против тече­ния) — затея безнадежная. Незадачливым Колумбам при­шлось обменять плот на лодку и еще в придачу отдать вес свои скудные сбережения.
  В Летисию наши путешественники прибыли до предела измотанные и без сентаво в кармане. Их непрезентабельный вид вызвал подозрение полиции, и вскоре они очутились за решеткой. На этот раз выручила слава аргентинского футбола. Когда начальник полиции, страстный «инча» (болельщик), узнал, что арестованные «бродяги» — аргентинцы, он пред­ложил им свободу в обмен на согласие стать тренерами ме­стной футбольной команды, которой предстояло участво­вать в районном чемпионате. И когда команда выиграла, благодарные фанатики кожаного мяча купили билеты на самолет, который благополучно доставил Миаля и Че в сто­лицу Колумбии Боготу.
  В то время президентом Колумбии был Лауреано Гомес. Армия и полиция вели войну против непокорных крестьян. Ежедневно сообщалось об убийстве неугодных властям дея­телей. Тюрьмы страны были переполнены политическими заключенными. За решеткой оказались и Миаль с Че. Чтобы обрести свободу, им пришлось пообещать немедленно поки­нуть Колумбию. Знакомые студенты собрали деньги на до­рогу, и они на автобусе направились в пограничный с Вене­суэлой город Кукута. Из Кукуты перешли по международ­ному мосту границу и очутились в венесуэльском селении Сан-Кристобаль, откуда 14 июля 1952 г. благополучно до­брались до Каракаса — конечной цели своего путешествия. За месяц до этого Че исполнилось 24 года.
  Пришло время возвращаться на родину. Миаль, однако, решил остаться в Венесуэле. И причиной тому была не только интересная работа, которую ему предложили в ле­прозории Каракаса, но и то, что здесь он познакомился с местной девушкой Хулией, на которой вскоре женился. Денег на дорогу для Че у друзей не было. Но им продол­жала сопутствовать удача. В Каракасе Че встретил своего дальнего родственника, торговца лошадьми, который вез ска­кунов самолетом из Буэнос-Айреса в Майами (США) с остановкой в Каракасе. В Майами он обычно закупал ло­шадей-ломовиков, которых переправлял затем самолетом в венесуэльский город Маракайбо, где продавал их, и откуда самолет порожняком следовал в Буэнос-Айрес. Он предло­жил Эрнесто сопровождать очередную партию лошадей из Каракаса в Майами, а оттуда вернуться через Маракайбо в Буэнос-Айрес. Че согласился и в конце июля расстался с Миалем.
  В Майами Че задержался на целый месяц. Деньги, полу­ченные на мелкие расходы, быстро иссякли. Живя впрого­лодь, Че тем не менее купил обещанное Чинчине кружевное платье. Свободное время он проводил в местной библиотеке.
  По возвращении в Буэнос-Айрес в августе 1952 г. Че за­сел за учебники. Ему предстояло подготовить дипломную работу о проблемах аллергии и сдать добрую дюжину экзаме­нов. В марте 1953 г. Эрнесто получил наконец диплом доктора-хирурга, специалиста по дерматологии.
  Миаль был уверен, что Че, как и обещал, после получе­ния диплома врача вернется в Каракас, и они будут вместе работать в лепрозории. Но этим планам не суждено было сбыться. Друзья увиделись вновь лишь через 8 лет, уже после победы Кубинской революции, в Гаване, в кабинете президента Национального банка Кубы, пост которого тогда занимал Че.
  19 августа 1960 г. Че говорил кубинским врачам в Га­ване: «Когда я еще только приступил к изучению меди­цины, те взгляды, которые присущи мне сейчас как рево­люционеру, в арсенале моих идеалов отсутствовали. Я, как и все, хотел одерживать победы, мечтал стать знаменитым исследователем, мечтал неустанно трудиться, чтобы добиться чего-то такого, что пошло бы в конечном итоге на пользу человечеству, но это была мечта о личной победе. Я был, как все мы, продуктом своей среды» 8.
  Перелом произошел во время первого путешествия по Америке. Что больше всего поразило Гевару в странах Ти­хоокеанского побережья Южной Америки, на медных руд­никах, в индейских селениях и в лепрозориях? Нужда и за­битость крестьян, индейцев, простых тружеников этого огромного континента, которым противостоят черствость, про­дажность, распущенность верхов, эксплуатирующих, грабя­щих, обманывающих народные массы. «... Я видел, — про­должал Че, выступая перед кубинскими врачами, — как не могут вылечить ребенка, потому что нет средств; как люди доходят до такого скотского состояния из-за постоянного го­лода и страданий, что смерть ребенка уже кажется отцу не­значительным эпизодом... И я понял, что есть задача, не менее важная, чем стать знаменитым исследователем или сделать существенный вклад в медицинскую науку, — она состоит в том, чтобы прийти на помощь этим людям» 9.
  Но какими средствами можно помочь угнетенным, что нужно сделать для того, чтобы облегчить их участь, изба­вить от бесправия и нищеты, сделать полноправными граж­данами и хозяевами своей судьбы и огромных природных богатств? Путем благотворительной деятельности, «малых дел», постепенных реформ? Все это уже пытались сделать до него разного рода буржуазные политики. Но реформатор ская деятельность приводила только к еще большему зака­балению стран иностранными монополиями. Нет! Чтобы из­менить судьбу народов Латинской Америки, высвободить их из тисков нищеты и бесправия, чтобы освободить их от им­периализма, — для этого есть только одно средство, один выход— вырвать с корнем зло, совершить социальную рево­люцию. Именно к такому выводу приходит Эрнесто Че Ге­вара после первого путешествия по странам Латинской Аме­рики. Он еще не знает, где, кто и когда совершит такую революцию, у него еще много неясного, неопределенного на этот счет в голове, но одно он уже твердо решил для себя:
  если когда-нибудь, кто-нибудь и где-нибудь начнет такую революцию, то он будет ее солдатом. И, покидая во второй раз Аргентину, он, прощаясь с родителями и друзьями, го­ворит им; «С вами прощается солдат Америки» 10.
  В июле 1953 г. Че садится в поезд, идущий в столицу Боливии Ла-Пас11. В кармане у него билет на «молочный конвой», как называют в Аргентине поезда, останавлива­ющиеся на всех полустанках, где фермеры грузят бидоны с молоком. Выбор столь необычного маршрута в Венесуэлу он объяснял отсутствием денег на покупку авиа- или паро­ходного билета. В действительности же причина, почему Эр­несто Гевара не отправляется прямиком в Каракас, иная. Он едет в Боливию потому, что еще там не был, а он за­дался целью познакомиться воочию со всеми латиноамери­канскими странами. Но сейчас в Боливии его привлекают не только руины древних индейских храмов 12 — ему не тер­пится собственными глазами увидеть боливийскую револю­цию.
  До начала 50-х годов Боливией за ее пределами мало кто интересовался, за исключением агентов оловянных и неф­тяных монополий. Эту страну называли «нищим на золо­том троне». В ее недрах кроются неисчислимые богатства — нефть, олово, золото, но все эти сокровища были захвачены иностранными монополиями, получавшими от их эксплуата­ции огромные прибыли. Народ же жил в беспросветно в нужде и невежестве, забитый, терзаемый болезнями, отравляемый кокой. Жизненный уровень миллионов местных жи­телей, в основном индейцев и метисов, оставался одним из самых низких в мире, а детская смертность — самой высо­кой.
  Город Ла-Пас, расположенный на высоте около 4000 м над уровнем моря, почти недоступен европейцам, его назы­вают «кладбищем иностранцев». Иностранцы посещали Бо­ливию столь же редко, писал в начале 60-х годов боливий­ский писатель Луис Луксич, как дебри Центральной Африки или Тибет.
  Вот что писал о боливийской столице шведский путеше­ственник Артур Лундквист: «Крутые улицы ведут к пло­щади Мурильо, вокруг нее — дворец президента, дом прави­тельства и собор. Фонарные столбы словно специально при­способлены для того, чтобы вешать на них президентов и министров. Вы как бы чутьем угадываете тайные выходы, скрытые на окраинных улицах городов: через них в самый последний момент улепетывают всякие важные господа, прихватив с собой государственную казну или еще более солидную сумму денег. Горняки устраивают на этой пло­щади демонстрации, набив предварительно свои карманы динамитом, предъявляют здесь ультиматум правительству. Нередко случается и так, что государственных деятелей раз­рывают па куски или просто пристреливают, а потом выбра­сывают с балкона па каменную мостовую» 13.
  Такой город не мог не привлечь внимание молодого, жад­ного до новых впечатлений аргентинского доктора, к тому же его, как уже отмечалось, весьма заинтересовали события, происходящие в этой стране в последнее время.
  9 апреля 1952 г. здесь совершилась очередная, 179-я по счету «революция». В отличие от 178 предшествующих эта революция и в самом деле продвинула Боливию по пути про­гресса благодаря участию в ней шахтеров и крестьян. К власти пришла партия Националистическое революцион­ное движение, и ее лидер Пас Эстенсоро стал президентом страны. Новое правительство национализировало оловянные рудники, правда выплатив иностранным компаниям щедрую компенсацию; приступило к осуществлению аграрной ре­формы, организовало милицию, состоящую из шахтеров и крестьян. В Боливию за опытом потянулись многие прогрес­сивно настроенные интеллектуалы, политические деятели.
  В Боливии Че бывал в шахтерских поселках, горных ин­дейских селениях, встречался с представителями правительства. Некоторое время он даже работал в управлении ин­формации и культуры и в ведомстве по осуществлению аграрной реформы. Боливийская революция разочаровала Че. И прежде всего потому, что коренное население Боливии — индейцы продолжали влачить такое же жалкое существова­ние, как и в те далекие времена, когда здесь хозяйничали испанские завоеватели.
  Буржуазные деятели, руководившие этой революцией, стремились не углубить, а затормозить революционный про­цесс, раболепствовали перед Вашингтоном, многие из них занимались разного рода финансовыми махинациями и спе­куляцией. В то же время в профсоюзах заправляли ловкие политиканы. Коммунистическая партия, основанная в 1950 г., еще не успела приобрести заметного влияния на трудящиеся массы страны.
  Конечно, Эрнесто Гевара не думал, что ему в будущем суждено вернуться в Боливию, чтобы сражаться за лучшую долю этих индейцев, потомков некогда могучих инкских племен, и что именно здесь закончится его короткая, но славная жизнь революционера. Нет. Но то, что в 1953 г. он посетил эту страну, объехал и изучил ее, «почувствовал» ее проблемы, сыграло определенную роль в его решении вер­нуться сюда в середине 60-х годов.
  
  1 См. воспоминания А. Гранадоса, перепечатанные в кн.: Che: Una vida у un ejemplo. La Habana, 1968, p. 28—36.
  2 Сокращенно от исп. mi Alberto — мой Альберто.
  3 Кока — лпстья одноименного кустарника, содержащие кокаин.
  4 Индейский вождь Тупак Амару II (Хосо Габриель. Копдорканк ок. 1740—1781) возглавил восстание против испанского владычества во второй половине XVIII в.
  5 Танго — аргентинский национальный танец; мамбо — танец, по­пулярный во многих странах Латинской Америки.
  6 Guevara Lynch E. Mio figlio il Che. Roma, 1981, p. 131.
  7 Че довольно часто писал в пути родным. Отец опубликовал про­странные выдержки из его дпевника путешествия и писем в своих воспоминаниях: Guevara Lynch E. Op. cit., p. 130—186.
  8 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, p. 70.
  9 Ibid., p. 72.
  10 Bohemia, 1975, N 41, р. 5.
  11 Официальной столицей страны является город Сукре, фактиче­ской же—Ла-Пас, местопребывание правительства и законода­тельных органов.
  12 Разумеется, он интересовался древностью и посетил развалины святилищ Тиауанаку (близ озера Титикака), сделав много сним­ков «Ворот Солнца» — храма, где некогда поклонялись божеству огненного светила.
  13 Лундквист А. Вулканический континент. М., 1961, с. 186.
  
  Выбор пути
  
  В поезде, шедшем в Мексику, Эрнесто Че Гевара по­знакомился с Хулио Роберто Касересом Валье, или Па­тохо. Попутчик оказался начинающим журналистом, членом Гватемальской партии труда; он направлялся в Мексику, спасаясь от преследований. Патохо стал одним из самых близких друзей Че, вторым после Альберто Гранадоса. Патохо привлекал Че неиссякаемым оптимизмом, верой в конечное торжество коммунистических идей1.
  21 сентября 1954 г. Че и Патохо прибыли в Мехико, ог­ромный, чужой для них город, где ни у того, ни у другого не было ни друзей, ни знакомых. В поисках пристанища друзья познакомились с пуэрториканцом Хуаном Хуарбэ, который и сдал им скромную комнатушку. Хуан Хуарбэ оказался видным деятелем Националистической партии, вы­ступавшей за независимость Пуэрто-Рико, острова, оккупи­рованного янки в 1898 г. и фактически превращенного ими в свою колонию. Пытаясь привлечь внимание общественности к бедственному положению пуэрториканцов, деятели Националистической партии открыли стрельбу на одной из сессий конгресса в Вашингтоне. Их партия была объявлена вне закона, а ее лидер Альбису Камнос осужден на дли­тельное заключение и томился в одной из каторжных тюрем США.
  Пуэрториканские революционеры привлекли внимание аргентинца тем, что не испугались бросить вызов самой мо­гущественной империалистической державе мира, объявив ей войну, а также готовностью в любой момент Припять смерть. Их горячая вера в правоту своего дела, их идеа­лизм, мужество, искренность, фанатизм при полной безна­дежности в то время добиться какого-либо успеха не могли не вызывать восхищения. Че проникся к ним симпатией и потому, что это были люди не звонких революционных фраз, а дела, готовые с оружием в руках сражаться за свободу.
  На квартире у Хуана Хуарбэ проживал еще один поли­тический изгнанник — молодой перуанец Лючо (Луис) до ла Пуэнте. Ярый противник господствовавшего тогда в его стране диктатора полковника Одриа, Лючо мечтал поднять на борьбу за социальное освобождение индейские массы. Со временем он станет сторонником Кубинской революции, возглавит партизанский отряд в одном из горных районов Перу и 23 октября 1965 г. погибнет в бою с «рейндже­рами» — вымуштрованными американцами специальными частями по борьбе с партизанами.
  Жизнь Че и Патохо в Мексике поначалу была нелегкой. «Мы оба сидели на мели...—вспоминает то время Че.— У Патохо не было ни гроша, у меня же всего несколько песо. Я купил фотоаппарат, и мы контрабандой делали снимки в парках. Печатать карточки нам помогал один мек­сиканец, владелец маленькой фотолаборатории. Мы познако­мились с Мехико, исколесив его пешком вдоль и поперек, пытаясь всучить клиентам свои неважные фотографии. Сколько приходилось убеждать, уговаривать, что у сфото­графированного нами ребенка очень симпатичный вид и что, право, за такую прелесть стоит заплатить песо. Этим ремеслом мы кормились несколько месяцев. Понемногу наши дела налаживались...» 2
  Из Гватемалы приехала Ильда. Они поженились. Необ­ходимо было искать постоянный заработок. Че вновь стал торговать вразнос книгами известного в Латинской Америке издательства «Фондо де культура экономика», выпускавшего литературу по общественным наукам, в том числе и по социальным проблемам. Книги по-прежнему захваты­вают его и как читателя. Чтобы иметь возможность позна­комиться с новинками, он нанялся ночным сторожем на книжную выставку, где по ночам «глотал» одну книгу за другой. Но он был не только увлеченным читателем.
  Время от времени Че брался за перо и сочинял стихи. О чем? О древних индейских цивилизациях, о латиноамери­канской идиосинкразии, о нежности, о тоске... Он оставался в душе поэтом, лириком, но его волновали все больше и вопросы будущего народов Латинской Америки: кто они, какими путями будут развиваться, сумеют ли освободиться от груза отсталости, предрассудков, невежества... некоторые его стихи той поры сохранились и были опубликованы Ильдой Гадеа в 1972 г.
  Без колебания от счастья отстранясь,
  я зов Европы для себя отринул.
  Вином, музеями нисколько не прельстясь,
  Я материк родимый не покинул.
  Увидел я так много новых стран,
  вплотную ощутил я то влиянье,
  которое Маркс, Энгельс дали нам,
  а Ленин обессмертил созиданьем!3
  — писал он в одном из стихотворений. Как следует из этих строк, Че уже тогда считал себя последователем Маркса, Энгельса и Ленина. Это подтверждается и следующим фактом, который приводит Н. С. Леонов, хорошо знавший Че еще по Мексике: «Примечательно, что однажды летом 1956 г., находясь в эмиграции в Мексике, Че зашел в совет­ское посольство и попросил дать ему „лучшие произведения советской литературы", которые, как оказалось, нельзя было достать в книжных магазинах Мехико. На вопрос, какие произведения он считает лучшими, последовал четкий ответ:
  „Чапаев" Д. Фурманова, „Как закалялась сталь" Н. Остров­ского и „Повесть о настоящем человеке" Б. Полевого. Нем­ного позже Гевара, мало кому известный тогда аргентин­ский врач, говорил, что герои этих произведений нравятся ему прежде всего своей целеустремленностью и он хотел бы походить на них» 4.
  Стихотворение «Паленке» отражает постоянный интерес Че к индейскому прошлому Америки. Паленке — древний город майя в граничащей с Гватемалой провинции Чьяпас. Там были открыты замечательные постройка древних майя— дворцы, храмы, погребения. Посетил эти места по дороге из Гватемалы в Мексику и Че5:
  Что-то живое хранят твои камни.
  Ты — как сестра изумрудным рассветам.
  И вот молчание времен первозданных
  вызов бросает могилам и склепам...
  Есть ведь в тебе что-то очень живое!
  Но я не знаю, что это такое.
  Сельва могучим объятьем схватила,
  Камни своими корнями обвила,
  Храмы, украсив, в престол превратила,
  И ты теперь никогда не умрешь!
  Силы ль какие хранят на века?
  Яркой, живой и трепещуще юной!
  Где божество, что вдыхает пока
  Жизнь в эти камни истории бурной?
  Будет ли в тропиках солнце сиять?
  Но почему его нет в Чичен-Итце?
  Лес ли объятьями будет сжимать?
  Иль чаровать будут пением птицы?
  Но Киригуа уснул глубоко.
  Будет ли звук родниковый услышап,
  Бьющий средь скал в тех горах глубоко?
  Майя исчезли — историей дышим!
  Только год спустя после прибытия в Мехико Че удалось устроиться по специальности. Он получил по конкурсу ме­сто в аллергическом отделении городской больницы. Неко­торое время он читал лекции на медицинском факультете Национального университета, затем перешел на научную работу в Институт кардиологии.
  Че полюбил Мексику6, ее тружеников, ее художников и поэтов, ее древнюю индейскую культуру, ее живописную, буйную природу, горный чистый и прозрачный воздух -- лучшее лекарство от астмы. Но царившая тогда в Мексике политическая атмосфера не вселяла особых надежд. Мекси­канская революция 1910-х годов, свергнувшая реакционный режим диктатора Порфирио Диаса, давно отгремела. К вла­сти пришла так называемая новая буржуазия, широко от­крывшая двери страны американскому капиталу и маскиро­вавшая свои интересы псевдореволюционной демагогией. Левые силы были расколоты, раздроблены. Коммунистиче­ская партия, подвергавшаяся постоянным преследованиям, не обладала достаточной силой, чтобы объединить прогрес­сивные силы страны в мощное антиимпериалистическое ре­волюционное движение.
  В Мексике Че познакомился с Раулем Роа, кубинским писателем и публицистом, ставшим после революции мини­стром иностранных дел. Рауль Роа так вспоминал об этом:
  «Он только что прибыл из Гватемалы, где впервые прини­мал участие в революционном и антиимпериалистическом движении. Он еще остро переживал поражение.
  Че казался и был молодым. Его образ запечатлелся в моей памяти: ясный ум, аскетическая бледность, астмати­ческое дыхание, выпуклый лоб, густая шевелюра, решитель­ные суждения, энергичный подбородок, спокойные движе­ния, чуткий, проницательный взгляд, острая мысль, говорит спокойно, смеется звонко...
  Мы говорили об Аргентине, Гватемале и Кубе, рассмат­ривали их проблемы сквозь призму Латинской Америки. Уже тогда Че возвышался над узким горизонтом креоль­ских национализмов и рассуждал с позиций континенталь­ного революционера»7.
  В конце июня 1955 г. Эрнесто Гевара неожиданно встре­тил кубинца Ньико Лопеса, своего друга гватемальского периода. Ньико рассказал, что его товарищи по нападению на казармы «Монкада» освобождены из тюрьмы по амни­стии и теперь съезжаются в Мехико. Они намерены подго­товить вооруженную экспедицию па Кубу. Это известие за­интересовало Че, и Ньико предложил познакомить его с Раулем Кастро.
  Несколько дней спустя встреча Че с Раулем Кастро со­стоялась. Кубинец рассказал о штурме «Монкады», о бойне, учиненной батистовской солдатней, и речи Фиделя Кастро на суде, ставшей впоследствии известной под названием «История меня оправдает», о злоключениях осужденных в тюрьме на острове Пинос и, наконец, о твердой решимости продолжать борьбу против тирана Батисты. Рауль сразу увидел в своем собеседнике человека, который может ока­заться полезным в проектируемой экспедиции. Че обладал «гватемальским опытом» и был к тому же врачом. Догово­рились, что Рауль познакомит его с Фиделем, когда тот прибудет из Нью-Йорка. Фидель в Соединенных Штатах собирал деньги среди кубинских эмигрантов для будущей экспедиции.
  Выступая в Нью-Йорке на одном из антибатистовских митингов, Фидель заявил: «Могу сообщить вам со всей от­ветственностью, что в 1956 г. мы обретем свободу или ста­нем мучениками». На что же надеялся молодой кубинский патриот? Во-первых, па свой собственный парод, ненави­девший Батисту, на мужество и решимость кубинцев, при­меры чего они неоднократно давали на протяжении своей истории. Фидель надеялся также на поддержку своих после­дователей, участников созданного им «Движения 26 июля» (день нападения на казармы «Монкада»), и на сочувствую­щих. В основном это были учащаяся молодежь, молодые рабочие, служащие, ремесленники. Они не обладали полити­ческим опытом, у них не было ясной программы, но зато было другое очень ценное качество: они беззаветно любили свою родину и ненавидели Батисту. Для этих молодых лю­дей Фидель был настоящим вождем. Он тоже был молод, владел ораторским искусством, обладал железной волей и был безрассудно смел. Фидель блестяще знал прошлое Кубы и безошибочно ориентировался в лабиринтах современной кубинской политики. Он точно знал, против каких зол сле­дует бороться, о чем с такой убедительностью и говорил в речи на суде.
  Фидель Кастро прибыл в Мехико 9 июля 1955 г. в день, когда Аргентина празднует провозглашение независимости. Рауль сообщил ему о знакомстве с молодым аргентинским врачом, участником гватемальских событий, и посоветовал с ним встретиться. Встреча произошла в доме у Марии-Ан­тонии Гонсалес, кубинки, горячо сочувствовавшей молодым патриотам. Один из ее братьев, Исидоро, участник подполь­ной борьбы против Батисты, был подвергнут пыткам в за­стенках тирана. Эмигрировав в Мексику, он вскоре умер. Мария-Антония была замужем за мексиканцем. Она предо­ставила свою квартиру в распоряжение сторонников Фи­деля, которые превратили ее в свой штаб. Для посещавших квартиру была выработана целая система условных знаков и паролей.
  Во время первой встречи речь, по свидетельству Че, шла о международной политике. Фидель ознакомил Эрнесто со своими планами и политической программой. Он собирался начать боевые действия в провинции Орьенте — самой бое­вой, революционной и патриотически настроенной из всех кубинских провинций. Именно там началась в XIX в. борьба за независимость.
  Фидель впоследствии отмечал, что во время их первой встречи Че имел более зрелые по сравнению с ним револю­ционные взгляды. «В идеологическом, теоретическом плане он был более развит. По сравнению со мной он был более передовым революционером» 8.
  О том, какое впечатление произвел Фидель на Че в эту их встречу, Че рассказывал так: «Я беседовал с Фиделем всю ночь. К утру я уже был зачислен врачом в отряд буду­щей экспедиции. Собственно говоря, после пережитого во время моих скитаний по Латинской Америке и гватемаль­ского финала не требовалось много, чтобы толкнуть меня на участие в революции против любого тирана. К тому же Фидель произвел на меня впечатление исключительного че­ловека. Он был способен решать самые сложные проблемы. Он был глубоко убежден, что, направившись на Кубу, до­стигнет ее. Что, попав туда, он начнет борьбу, что, начав борьбу, он добьется победы. Я заразился его оптимизмом. Нужно было делать дело, предпринимать конкретные меры, бороться. Настал час прекратить стенания и приступить к действиям ... Победа казалась мне сомнительной, когда я только познакомился с командиром повстанцев, с которым меня с самого начала связывала романтика приключений, Тогда я считал, что не так уж плохо умереть на прибреж­ном пляже чужой страны за столь возвышенные идеалы» 9.
  Вскоре после первой встречи с лидером «Движения 26 июля» Че написал «Песнь в честь Фиделя», которую впоследствии поэт Евг. Долматовский перевел так:
  
  Пойдем
  Встречать зарю на острове твоем,
  Похожем на зеленого каймана...
  Рванемся в бой неведомым путем.
  Пойдем
  И, все преграды прошибая лбом,
  Увенчанным повстанческой звездою,
  Победу вырвем или смерть найдем.
  Когда раздуешь тлеющие угли
   Костра
  И вздрогнут, пробудившись, джунгли,
  Когда ты берег огласишь пальбой,
  И мы—с тобой!
  Когда пообещаешь ты народу
  Аграрную реформу и свободу
  И гуахиро * увлечешь борьбой,
  И мы — с тобой!
  Когда свершится — поздно или рано —
  Сверженье ненавистного тирана,
  Навяжешь ты врагу последний бой,
  И мы —с тобой!
  Опасен недобитый хищник будет,
  Но за тобой пойдут простые люди,
  Горды солдатской честною судьбой.
  И мы — с тобой!
  Мы победим во что бы то ни стало,
  Гавана слышит клич твой боевой.
  Дай мне винтовку
  И укрытье в скалах,
  И больше ничего.
  А если нас постигнет неудача,
  Мы встретим поражение не плача.
  Платком кубинским бережно накроем
  Останки воевавших как герои
  За честь Америки — она светлей всего
  И больше ничего.. .10
  (* Гуахиро — крестьянин Кубы.)
  
  Вскоре после встречи Че с Фиделем в Аргентине про­изошел военный переворот. Перон бежал за границу. Новые власти предложили эмигрантам — противникам Перона вер­нуться на родину. Рохо и другие аргентинцы, жившие в Мехико, стали собираться домой. Они уговаривали Че сде­лать то же самое. Че отказался, так как не верил в возмож­ность коренных изменений в Аргентине в тогдашних усло­виях. Теперь все его мысли были заняты только одним — предстоящей экспедицией на Кубу. Необходимо было про­делать гигантскую работу: достать деньги, собрать в Мек­сике будущих участников экспедиции, проверить и законспи­рировать их; обеспечить питанием и организовать их в отряд; подготовить отряд к партизанским действиям; приобре­сти оружие и судно; обеспечить поддержку отряду на острове. Предстояло осуществить сотни других больших и малых дел. И все это приходилось делать в условиях стро­жайшей конспирации, скрываясь от батистовских ищеек и от агентов доминиканского тирана Трухильо, опасавшегося, как бы успешное восстание против Батисты не перекину­лось и на его вотчину.
  Подготовка Фиделем экспедиции в Мексике была вполне закономерным явлением, так сказать, в духе стародавних традиций, как и участие в ней иностранца Гевары. Еще в XIX столетии, в период борьбы за независимость, кубин­ские патриоты организовывали такого рода экспедиции, опи­раясь на Соединенные Штаты, Доминиканскую Республику, Гондурас, Мексику. В 40-х годах нашего века было пред­принято несколько вооруженных экспедиций из Гватемалы против тирана Трухильо. Противники диктатора Никарагуа Сомосы вторгались в эту страну из Коста-Рики. Противники венесуэльского тирана Гомеса организовывали против него повстанческие экспедиции на острове Тринидад. И во всех подобных экспедициях участвовали латиноамериканцы из других республик.
  Ожидалось, что одновременно с высадкой отряда непо­далеку от Сантъяго-де-Куба патриоты, возглавляемые Фран­ком Паисом, молодым конспиратором, соратником Фиделя, поднимут восстание и захватят власть в городе. Это могло вызвать падение режима Батисты. По-видимому, во время подготовки экспедиции в Мексике не планировалось, что основной базой повстанцев станут горы Сьерра-Маэстры. Но возможность затяжной партизанской борьбы не исклю­чалась, и именно к этому следовало подготовить будущих повстанцев. Необходимо было найти специалиста, знатока партизанской войны (геррильи), который взялся бы обучить бойцов отряда и подготовить их физически к условиям пар­тизанской жизни.
  Фидель познакомился с мексиканцем Арсасио Ванегасом Арройо, хозяином небольшой типографии, где стали печа­тать денежные боны, манифесты и другие документы «Дви­жения 26 июля». Арсасио к тому же оказался спортсменом-борцом. Фидель предложил ему заняться физической подго­товкой будущих участников экспедиции «Гранма». Арсасио не возражал. Он стал совершать с кубинцами многодневные походы по окрестностям Мехико, обучать их дзюдо, снял зал для занятий легкой атлетикой. Кроме того, члены от­ряда слушали лекции, по географии, истории, о политическом положении и на другие темы, ходили в кино на фильмы о войне.
  Арсасио, хоть и был полезным человеком, все же в глав­ном помочь не мог. Нужного специалиста Фидель Кастро нашел в лице бывшего полковника испанской армии Аль­берто Байо, который родился в 1892 г. в испанской семье на Кубе, а в детство уехал вместе с родителями в Испанию. Закончив военное училище, он воевал в Марокко, служил в Иностранном легионе, потом стал авиатором. Одновре­менно с этим дон Альберто занимался литературной дея­тельностью: писал стихи и рассказы из солдатской жизни. В годы гражданской войны в Испании Байо встал на сто­рону народа и храбро сражался с франкистами: участвовал в десанте на о-в Мальорку, захваченный мятежниками, ру­ководил подготовкой партизанских групп и отрядов. После падения Республики Байо вначале эмигрировал па свою родину — Кубу. Вскоре, однако, переехал в Мексику, где, приняв мексиканское гражданство, занимался предпринима­тельством, стал владельцем мебельной фабрики. Служил инструктором в школе военной авиации, время от времени принимая участие в качестве «дипломированного специа­листа» в попытках свергнуть того или иного диктатора в ба­нановых республиках Центральной Америки. В 1955 г. Байо выпустил в Мехико своеобразное учебное пособие под названием «150 вопросов партизану». Это сочинение явля­лось своего рода энциклопедией партизанской науки. По нему можно было овладеть навыками не только устраи­вать засады, взрывать мосты, приготавливать ручные бомбы и адские машины, но и строить подкоп из мест заключения, запустить мотор самолета и взлететь на нем...
  Подобного рода специалист был подлинной находкой для будущих повстанцев. Фиделю Кастро не стоило большого труда убедить Байо взять па себя задачу соответствующе подготовить будущих освободителей их общей родины от тирании Батисты. Правда, вначале для солидности Байо за­просил за свои услуги 100 тыс. мексиканских песо (около 8 тыс. американских долл.), потом согласился на половину этой суммы. Кончилось тем, что полковник Байо не только не взял ни гроша, но даже продал мебельную фабрику и вырученные деньги передал своим ученикам.
  Вскоре дон Альберто, выдав себя за сальвадорского по­литического эмигранта, купил за 26 тыс. американских долл. асьенду «Санта-Роса», расположенную в гористой, порос­шей диким кустарником местности в 35 км от столицы. Туда перебазировались участники отряда Фиделя, в их числе и Эрнесто Че Гевара. Фидель назначил его «ответственным за кадры» в «университете» полковника Байо, а по суще­ству — комендантом этого лагеря.
  Началась усиленная подготовка будущих партизан. Байо, которого в целях конспирации стали именовать «профессо­ром английского языка», был неутомим, настойчив, строг со своими подопечными, требуя от них строжайшей дис­циплины, физической закалки, воздержания от алкоголя, чуть ли не монашеского образа жизни. С утра до вечера тренировал Байо своих учеников: обучал стрельбе, чтению карты, маскировке и тайным подходам, изготовлению взрыв­чатых смесей, метанию гранат, караульной службе, навью­чивал их оружием, вещмешками, палатками, в любую по­году, в любое время суток заставлял предпринимать изну­рительные переходы.
  Че относился к партизанской науке со всей серьезностью и ответственностью. С первых же занятий у него исчезли, как он отмечал впоследствии, всякие сомнения в победе11. Он являл собой пример дисциплины, лучше всех выполнял задания «профессора английского языка». Последний ставил отметки своим ученикам. Че всегда удостаивался высшего балла — 10 очков. «Мой самый способный ученик», — говорил о нем с уважением бывший полковник испанской Респуб­ликанской армии. Че не только сам учился, но и обучал своих товарищей лечить переломы, делать перевязки и инъекции. Он предлагал себя в качестве «подопытного кро­лика» и в ходе «практических занятий» ему было сделано свыше 100 уколов.
  Че выполнял и функции политического комиссара. Куби­нец Карлос Бермудес вспоминает о нем: «Занимаясь вместе с ним на ранчо „Санта-Роса", я узнал, какой это был чело­век — всегда преисполненный самым высоким чувством от­ветственности, готовый помочь каждому из нас... В то время я еле-еле умел читать. А он мне говорит: „Я буду учить тебя читать и разбираться в прочитанном...". Однажды мы шли по улице, он вдруг зашел в книжный магазин и на те небольшие деньги, которые у него были, купил мне две книги — „Репортаж с петлей на шее" и „Молодую гвар­дию"». Другой товарищ по партизанской школе в «Санта-Росе», Дарио Лопес, отмечает в своих воспоминаниях, что «Че сам подбирал марксистскую литературу в библиотеку для политзанятий».
  Фидель Кастро в «Санта-Росе» появлялся редко. Он был по горло занят подготовкой экспедиции: добывал деньги, оружие, посылал и принимал курьеров с Кубы, вел поли­тические переговоры с различными оппозиционными по от­ношению к Батисте группировками, писал статьи, воззвания, инструкции.
  На Кубе Батиста продолжал зверствовать. Полиция под­вергала противников тирана изощренным пыткам, а трупы замученных выбрасывала на улицы или в море. Диктатор стал марионеткой американских империалистов. Он порвал дипломатические отношения с Советским Союзом и другими социалистическими странами, закрыл Общество кубино-советской дружбы, загнал в глубокое подполье Народно-со­циалистическую партию — партию кубинских коммунистов. В стране орудовали американские капиталисты, в армии — американские офицеры, в полиции — агенты ЦРУ. Остров был наводнен антикоммунистической, антисоветской пропа­гандой. Куба действительно превратилась в колонию янки. Следует ли удивляться, что тогдашний вице-президент США провозгласил Батисту за столь «доблестные» деяния падежным «защитником свободы и демократии», а посол США А. Гарднер не постеснялся назвать диктатора, изве­стного казнокрада и взяточника, «самым честным челове­ком» из всех политических деятелей Кубы.
  Кубинские трудящиеся, интеллигенция, студенты, школьники все активнее включались в борьбу против ти­рана и его американских покровителей. Подпольная печать разоблачала преступления Батисты. Все чаще проводились митинги, демонстрации, забастовки против режима. Дикта­тор был вынужден закрыть все высшие учебные заведения страны. Подкупом, шантажом, угрозами он пытался зару­читься поддержкой оппозиционных буржуазных лидеров, заигрывал с церковью, затеяв строительство монументаль­ной фигуры Христа у входа в Гаванский порт. В своих вы­ступлениях говорил о прогрессе, о благоденствии нации, о патриотизме, кощунственно ссылаясь на пример Хосе Марти, великого патриота, отдавшего жизнь в борьбе за не­зависимость. Но ни жестокий террор, ни социальная дема­гогия, ни политические интриги, ни благословения кубин­ского кардинала Артеаги и других католических иерархов не могли приостановить ширящегося движения против са­мозваного президента.
  Фидель знал все это и стремился как можно скорее за­вершить приготовления к экспедиции.
  Но агенты Батисты и ЦРУ тоже не дремали. Как потом выяснилось, в ряды конспираторов проник батистовский шпион Венерио. 22 июня 1956 г. мексиканская охранка аре­стовала Фиделя Кастро, а на квартире Марии-Антонии устроила засаду, задерживая всех входящих. Был совершен полицейский налет и па ранчо «Санта-Роса», где полиция захватила Че и некоторых его товарищей. Печать крикли­выми заголовками сообщила об аресте кубинских заговор­щиков. Разумеется, всплыло и имя полковника Байо12 — «профессора» партизанских наук.
  26 июня в мексиканской газете «Эксельсиор» был опу­бликован список арестованных — среди них фигурировало и имя Эрнесто Гевары Серпы. Газета характеризовала его как опасного «международного коммунистического агита­тора», подвизавшегося ранее в Гватемале чуть ли не в роли «агента Москвы» при президенте Арбенсе.
  Казалось, что Фидель Кастро еще раз потерпел пораже­ние в своем стремлении свергнуть диктатуру. Его враги и недоброжелатели потирали руки от удовольствия. К тому же незадолго до ареста Фиделя и его друзей, 29 апреля, на Кубе группа юношей попыталась, следуя примеру героев «Монкады», захватить казарму «Гойкурия» в городе Матансас, и все участники этой операции погибли от рук пала­чей Батисты.
  Но Фидель воспринимал неудачи как неизбежные из­держки революционной борьбы. Поражения еще более ук­репляли его веру в конечную победу дела, которому он решил посвятить свою жизнь. Его одержимость и оптимизм передавались его последователям. «Никогда мы не теряли личного доверия к Фиделю Кастро» 13, — писал Че, вспоми­ная свое заключение в мексиканской тюрьме.
  Арест кубинских революционеров вызвал возмущение прогрессивной мексиканской общественности. За них стали ходатайствовать бывший президент Ласаро Карденас, мор­ской министр его кабинета Эриберто Хара, рабочий лидер Ломбарде Толедано, знаменитые художники Давид Альфаро Сикейрос и Диего Ривера, известные писатели, ученые, уни­верситетские деятели. Батиста был к тому же слишком оди­озной фигурой даже для мексиканских властей. Сочтя, что аресты и газетные разоблачения похоронили планы Фиделя Кастро, полицейские власти проявили свой «гуманизм» и после месячного заключения выпустили на свободу всех задержанных, за исключением двоих — Эрнесто Гевары и ку­бинца Каликсто Гарсии, которым инкриминировали неле­гальный въезд в Мексику.
  Фидель с прежней энергией стал готовить свой отряд к переброске на Кубу — он вновь собирал деньги, покупал оружие, организовывал конспиративные квартиры, устанав­ливал явки и пароли. Бойцы, разбитые на мелкие группы, проводили военные занятия в отдаленных и глухих местах страны. За 15 тыс. долл. была куплена яхта «Гранма», на которой предполагалось осуществить переброску отряда па Кубу. Хозяин продавал яхту при условии, что вместе с нею купят его виллу на Атлантическом побережье, в небольшом рыбацком городке Туспане. Пришлось согласиться, хотя это означало добавочный расход в размере нескольких ты­сяч долларов. Однако это совпадало с планами повстанцев:
  ведь из Туспана можно было отплыть на Кубу...
  Построенная в 1943 г. прогулочная яхта «Гранма» пред­ставляла собой небольшое деревянное судно 15,25 м длиной и 4,76 м шириной и была снабжена двумя 6-цилиндровыми дизельными двигателями. В нормальных условиях на ее борту могло разместиться не более дюжины пассажиров. В 1953 г. яхта попала в зону действия урагана, обрушив­шегося на Атлантическое побережье Мексики, и затонула. Через некоторое время она была поднята на поверхность с довольно значительными повреждениями. Необходимо было заменить оба двигателя, электромотор, баки для воды и горючего, а также целиком отремонтировать палубу14.
  Итак, подготовка шла полным ходом в обстановке пол­ной секретности. Шилась форменная одежда, приобретались обувь, патронташи, фляжки, вещевые мешки и другие не­обходимые вещи. Разрабатывался план переброски людей, оружия и боеприпасов к месту отплытия, при этом учиты­вались все необходимые расходы. Велся окончательный от­бор бойцов в отряд: одни ехали как признанные руководи­тели, другие — как дисциплинированные, хорошо трениро­ванные бойцы, наконец, третьи — потому, что они ... были легче своих товарищей. Хорошо подготовленных бойцов ока­залось гораздо больше, чем могло принять маленькое суденышко15
  Фидель использовал все свои связи, чтобы добиться скорейшего освобождения Че и Каликсто Гарсии. Эрнесто уго­варивал Фиделя не терять времени и не тратить на него средств, опасаясь, как бы это но задержало отплытия «Гранмы». Фидель решительно ему сказал: «Я тебя не брошу!». Мексиканская полиция арестовала и Ильду Гадеа. Но все кончилось относительно благополучно. Некоторое время спустя Ильда и Че обрели свободу. Че пробыл за ре­шеткой 57 дней.
  Полиция продолжала следить за кубинцами. Время от времени она устраивала налеты на конспиративные квар­тиры. Следовало спешить с приготовлениями, иначе все предприятие могло сорваться. Но еще имелось столько не­доделок: не хватало оружия, боеприпасов, не было денег и т. д. На помощь пришло кубинское подполье. Франк Паис привез из Саптьяго-де-Куба 8 тыс. долл., он доложил, что его люди готовы поднять в городе восстание.
  В начале ноября 1956 г. полиция вновь нагрянула на несколько конспиративных квартир. Фидель узнал, что че­ловек, на имя которого куплена «Гранма» и па хранении у которого находится радиопередатчик, согласился за 15 тыс. долл. выдать всю группу кубинскому посольству в Мехико. Фидель отдает приказ: провокатора изолировать, а всем бойцам со снаряжением и оружием немедленно со­средоточиться в Туспане. Следует последнее распоряжение Фиделя: направить в Сантьяго-де-Куба Франку Паису ус­ловленную телеграмму со словами: «Книга распродана». Теперь Паис должен в назначенный срок поднять восстание в столице Орьенте.
  24 ноября 1956 г. в Туспане идет посадка отряда на «Гранму». На пристани шум, смех, беспорядок. Местная полиция, получившая «мордиду» — «кусок», или попросту взятку, отсутствует. Проходит некоторое время, и 82 чело­века с оружием и амуницией погружаются па яхту, которая явно напоминает консервную банку, плотно набитую сар­динами.
  Че, Каликсто Гарсия и еще трое будущих повстанцев прибыли к месту посадки на «Гранму» последними. В Туспан можно было добраться только на автомобиле. Сойдя на одной из железнодорожных станций, Че и его друзья стали ловить попутный транспорт. «Найти машину оказалось очень трудно, — вспоминает Каликсто. — Мы долго ждали на улице. Наконец остановил»,, одну свободную машину и попросили довезти нас до порта. Тот запросил 180 песо. Мы согласились, но на полпути водитель, очевидно, струсил и отказался ехать дальше. Наше положение было тяжелым: и так уже было потеряно много времени, а тут еще непред­виденное осложнение...
  Тогда Че сказал мне: „Наблюдай за дорогой, а шофера я беру на себя". С трудом уговорил он его довезти нас до Поса-Рика, что составляло немногим более половины пути, а оттуда, пересев на другую машину, мы поехали дальше к месту назначения. Наконец впереди показался маленький городок Туспан. При въезде нас встретил Хуан Мануэль Мар­кес и повел к реке, где у берега стояла яхта „Гранма"» 16.
  В 00 час. 20 мин. 25 ноября 1956 г. перегруженная до­нельзя «Гранма» с потушенными огнями отходит от берега и ложится курсом на Кубу.
  
  
  1 Патохо погиб в Гватемале, куда он вернулся после победы Ку­бинской революции, чтобы сражаться за свободу своей Родины..
  2 Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, р. 431.
  3 См.: Gadea Н. Che Guevara: Anos decisivos. Mexico, 1972, р. 226 (стихи переведены А. Д. Полумордвиновой).
  4 Лат. Америка, 1978, № 6, с. 82.
  5 См.: Gadea H. Op. cit., p. 235—236 (стихи переведены А. Д. Полумордвиновой).
  6 «Когда родилась моя дочь в городе Мехико (15 февраля 1956 г. — И. Г.),—говорил Че в сентябре 1959 г. в интервью корреспонденту мексиканского журнала «Сьемпре», — мы могли зарегистрировать ее как перуанку—по матери, или как аргентинку—по отцу. И то и другое было бы логично, ведь мы находились как бы проездом в Мексике. Тем не менее мы с женой решили заре­гистрировать ее как мексиканку в знак признательности и ува­жения к народу, который приютил нас в горький час поражения и изгнания». См.: Siempre, 1959, sept., p. 8.
  7 Casa de las Americas, 1968, N 46, р. 36,
  8 Juventud Rebelde. 1967, 19 oct
  9 Che Guevara E. Op. cit. La Habana, 1970, t. 1, p. 192, 193,
  10 Лит. газета, 1972, № 40, с. 15.
  11 Героическая эпопея: От Монкады до Плайя-Хирон. М., 1978, с. 149.
  12 После победы Кубинской революции Байо вернулся на Кубу, где
  умер в 1965 г.
  13 Героическая эпопея..., с. 149.
  14 Granma, 1981, 28 nov.; 1 dic.
  15 Куба, 1981, № 12, с. 41.
  16 От Сьерра-Маэстры до Гаваны: Воспоминания видных участников Кубинской революции. М., 1965, с. 9—10.
  
  
  Сьерра-Маэстра
  
  Фидель рассчитывал высадиться вблизи Сантьяго-де-Куба и 30 ноября направиться в город, где Франк Паис и его единомышленники именно в этот день готовились под­нять восстание. Но 30 ноября «Гранма» находилась еще в двух днях хода от берегов Кубы. Дело в том, что в самом начале пути яхта попала в шторм.
  «Судно, — писал Че в воспоминаниях, — стало представ­лять собой трагикомическое зрелище: люди сидели с муче­ническими лицами, обхватив руками животы, одни уткну­лись головой в ведра, другие распластались в самых неесте­ственных позах. За исключением двух или трех матросов да четырех или пяти пассажиров, все остальные из 82 че­ловек страдали от морской болезни»1.
  Каликсто Гарсия так писал об этом плавании: «Нужно иметь очень богатое воображение, чтобы представить себе, как могли на маленьком суденышке разместиться восемь­десят два человека с оружием и снаряжением. Яхта была набита до отказа, люди сидели буквально друг на друге. Запасы продуктов были скудными. В первые дни каждому выдавалось полбанки сгущенного молока, но вскоре оно кон­чилось. На четвертый день каждый получил по кусочку сыра и колбасы, а на пятый день остались лишь одни гни­лые апельсины» 2.
  На «Гранме» Че страдал от острого приступа астмы, но крепился и находил в себе силы шутить и подбадривать других.
  30 ноября 1956 г. в 5.40 утра в Сантьяго-де-Куба бойцы Франка Паиса вышли на улицы города и захватили прави­тельственные учреждения. Но удержать власть не смогли. В тот же день самолеты Батисты «засекли» у берегов Кубы «Гранму».
  «Ночью 1 декабря, — писал Че впоследствии, — мы раз­вернули яхту и взяли курс прямо на Кубу, нетерпеливо вы­сматривая огни маяка на мысе Крус: у нас не хватало воды, топлива и провизии. Находясь в два часа ночи в сплошной темноте при плохой погоде, мы испытывали беспокойство. Марсовые сменяли друг друга, тщетно пытаясь обнаружить луч света на горизонте... Некоторое время спустя после во­зобновления движения мы увидели огни, однако астматиче­ский ход нашей скорлупки сделал нескончаемыми послед­ние часы похода» 3.
  Только 2 декабря днем «Гранма» подошла к берегу. Высадка началась неудачно. Яхта села на мель. На воду спустили было шлюпку, но она тут же затонула. Бойцы до­бирались до берега вброд, вода покрывала им плечи. С со­бой удалось взять только оружие и немного еды. «Это была не высадка, а кораблекрушение»,—говорил впоследствии Рауль Кастро. Революционерам пришлось долго и медленно пробираться по заболоченному, илистому побережью. Ванда Василевская, посетившая это место в 1961 г., так описала его: «Болото и мангровые заросли. Рыжая вязкая топь, над которой поднимаются причудливые переплетения голых кор­ней и мангровых веток, покрытых мясистыми глянцевыми листьями. Это не ольховые заросли, которые нетрудно раз­двинуть, и не заросли ивняка, легко сгибающиеся под ру­кой, — это частая твердая решетка, а вернее, сотни решеток. Своим основанием они уходят далеко в ил. Местами грунт кажется более твердым, местами мангровые ветки перепле­таются над водой, разливающейся маленькими озерцами, но и здесь на дне — рыжий ил»4.
  Преодолеть эту преграду голодным, испытывавшим жажду, обессиленным бойцам стоило воистину нечеловече­ских усилий.
  Несколько суток бойцы Фиделя Кастро продвигались, вверяясь случайным проводникам и стараясь укрыться от искавших их вражеских самолетов.
  «Всю ночь на 5 декабря, — рассказывал Че, —мы шли по плантации сахарного тростника. Голод и жажду утоляли тростником, бросая остатки себе под ноги. Это было недо­пустимой оплошностью, так как батистовские солдаты легко могли выследить нас.
  Но, как выяснилось значительно позже, нас выдали не огрызки тростника, а проводник. Как раз накануне описы­ваемых событий мы отпустили его, и он навел батистовцев па след нашего отряда. Такую ошибку мы допускали не раз, пока не поняли, что нужно быть осторожными и крайне бдительными.
  К утру мы совсем выбились из сил, решили сделать кратковременный привал на территории сентраля5, в мест­ности, которая называется Алегрия-де-Пио (Святая радость). Едва успели расположиться, как многие тут же уснули.
  Около полудня над нами появились самолеты. Измучен­ные тяжелым переходом, мы не сразу обратили на них вни­мание.
  Мне, как врачу отряда, пришлось перевязывать товари­щей. Ноги у них были стерты и покрыты язвами. Очень хо­рошо помню, что последнюю перевязку в тот тяжелый день я делал Умберто Ламоте.
  Прислонившись к стволу дерева, мы с товарищем Мон­тане говорили о наших детях и поглощали свой скудный рацион — кусочек колбасы с двумя галетами, как вдруг раз­дался выстрел. Прошла какая-то секунда, и свинцовый дождь обрушился на группу из 82 человек. У меня была не самая лучшая винтовка. Я умышленно попросил оружие похуже. На протяжении всего морского пути меня мучил жестокий приступ астмы, и я не хотел, чтобы хорошее ору­жие пропадало в моих руках.
  Мы были почти безоружны перед яростно атакующим противником: от нашего военного снаряжения после вы­садки с „Гранмы" и перехода по болотам уцелели лишь винтовки и немного патронов, да и те в большинстве оказа­лись подмоченными... Помню, ко мне подбежал Хуан Альмейда. „Что делать?"—спросил он. Мы решили как можно скорее пробираться к зарослям тростника, ибо понимали — там наше спасение!..
  В этот момент я заметил, что один боец бросает на бегу патроны. Я схватил было его за руку, пытаясь остановить, он вырвался, крикнув: „Конец нам!". Лицо его перекосилось от страха.
  Возможно, впервые передо мной тогда возникла дилемма:
  кто же я — врач или солдат? Передо мной лежали набитый лекарствами рюкзак и ящик с патронами. Взять и то и дру­гое не хватало сил. Я схватил ящик с патронами и перебе­жал открытое место, отделявшее меня от тростникового поля...
  Между тем стрельба усилилась. Прогремела очередь. Что-то сильно толкнуло меня в грудь, я упал. Один раз, повинуясь какому-то смутному инстинкту раненого, я вы­стрелил в сторону гор. И в этот момент, когда все казалось потерянным, я вдруг вспомнил старый рассказ Джека Лон­дона. Его героя, который, понимая, что все равно должен замерзнуть, готовился принять смерть с достоинством.
  Рядом лежал Арбентоса. Он был весь в крови, но про­должал стрелять. Не в силах подняться, я окликнул Фаустино. Тот, не переставая стрелять, обернулся, дружески кивнул мне и крикнул: „Ничего, брат, держись!".
  Превозмогая страшную боль, я поднял свою винтовку и начал стрелять в сторону врагов. Твердо решил, что уж если приходится погибать, то постараюсь отдать свою жизнь как можно дороже.
  Кто-то из бойцов закричал, что надо сдаваться, по тут же раздался громкий голос Камило Съенфуэгоса: „Трус! Бойцы Фиделя не сдаются!".
  Вдруг появился Альмейда. Он обхватил меня и потащил в глубь тростника, где лежали другие раненые, которых перевязывал Фаустино.
  В этот момент вражеские самолеты пронеслись прямо над нашей головой.
  Ужасающий грохот, треск автоматных очередей, крики и стопы раненых — все слилось в сплошной гул.
  Наконец самолеты улетели, и стрельба стала утихать. Мы снова собрались вместе, но теперь нас оставалось пя­теро — Рамиро Вальдес, Чао, Бенитес, Альмейда и я. Нам удалось благополучно пересечь плантацию и скрыться в лесу. И тут со стороны зарослей тростника послышался сильный треск. Я обернулся: то место, где мы только что вели бой, было объято густыми клубами дыма.
  Мне никогда не забыть Алегрия-де-Пио: там 5 декабря 1956 г. наш отряд получил боевое крещение, дав бой пре­восходящим силам батистовцев» 6.
  В бою погибла почти половина бойцов, около 20 человек попало в плен. Многие из них были подвергнуты пыткам и расстреляны. Но, когда оставшиеся в живых, собрались в крестьянской хижине на подступах к Сьерра-Маэстре, Фидель сказал: «Враг нанес нам поражение, но не сумел нас уничтожить. Мы будем сражаться и выиграем эту войну».
  Горечь поражения несколько смягчалась дружелюбием гуахиро. «Все мы почувствовали симпатию и сердечное рас­положение к нам крестьян, — писал Че. — Они радушно нас принимали и, помогая пройти вереницу испытаний, надежно укрывали в своих домах... Но чья пера в народ была пои­стине безгранична, так это вера Фиделя. Он продемонстри­ровал в то время необыкновенный талант организатора и вождя. Где-нибудь в лесу, долгими ночами (с заходом солнца начиналось наше бездействие) строили мы дерзкие планы. Мечтали о сражениях, крупных операциях, о победе. Это были счастливые часы. Вместе со всеми я наслаждался впервые в моей жизни сигарами, которые научился курить, чтобы отгонять назойливых комаров. С тех пор въелся в меня аромат кубинского табака. И кружилась голова, то ли от крепкой «гаваны», то ли от дерзости наших планов — один отчаяннее другого» 7.
  Не все уцелевшие повстанцы разделяли оптимизм Фи­деля. Тяжелые потери угнетали, длительные переходы из­матывали, бойцам недоставало дисциплины, в бою — реши­тельности. Как оценивал Че создавшееся положение? В 1963 г. он писал о первых днях после высадки на остров:
  «Действительность опровергла паши планы: не было необ­ходимых субъективных условий для успешного осуществле­ния предпринятой попытки, не были соблюдены все правила революционной войны, которые мы потом усвоили ценой собственной крови и крови наших братьев по борьбе в течение двух лет тяжелой борьбы. Мы потерпели поражение, и тогда началась самая важная часть истории нашего дви­жения. Тогда стала явной его подлинная сила, его подлин­ная историческая заслуга. Мы поняли, что совершали так­тические ошибки и что движению недоставало некоторых важных субъективных элементов; народ сознавал необходимость перемен, но ему не хватало веры в возможность их осуществления. Задача заключалась в том, чтобы убедить его в этом» 8. А для этого следовало атаковать врага и вы­играть хотя и небольшой, но все-таки серьезный бой. Ведь ничто так не бодрит людей, не внушает им веру в себя, как победа.
  И повстанцы одержали победу 16 января, атаковав и захватив военный пост на р. Ла-Плата. В этой операции участвовал и Че. Результаты боя: у противника — двое убитых, пять раненых, трое взято в плен; у повстанцев — ни одной потери. Кроме того, победители захватили винтовки, пулемет «томпсон», патроны, амуницию и продукты. Фидель приказал оказать врачебную помощь раненым солдатам про­тивника; их и других пленных оставили на свободе.
  Положение повстанцев лишь в малой степени измени­лось к лучшему. Че отмечал в дневнике, что крестьяне, хотя и относились благожелательно к людям Фиделя, «еще не созрели к участию в борьбе и связь с нашими едино­мышленниками в городе тоже отсутствовала»9. Батистов­ские войска, авиация, полиция продолжали упорно пресле­довать повстанцев. В этих условиях Фидель принял реше­ние уйти в горы Сьерра-Маэстры, укрепиться там и начать партизанскую борьбу.
  Известный кубинский писатель-коммунист Пабло де ла Торрьенте Брау 10 писал, что, если кто-либо пожелает по­знать другую страну, не покидая Кубы, то пусть посетит Сьерра-Маэстру. Там он найдет не только другую природу и другие обычаи, но и человека, воспринимающего жизнь по-иному, человека свободолюбивого, мужественного и бла­городного. Именно там во время войны за независимость, еще в XIX в., находили поддержку кубинские патриоты. «Горе тому, кто поднимает меч на эти вершины, — преду­преждал Пабло де ла Торрьенте Брау. — Повстанец с вин­товкой, укрывшись за несокрушимым утесом, может сра­жаться здесь против десятерых. Пулеметчик, засевший в ущелье, сдержит натиск тысячи солдат. Пусть не рассчи­тывают на самолеты те, кто пойдет войной на эти вершины! Пещеры укроют повстанцев. Горе тому, кто задумал унич­тожить горцев! Как деревья, приросшие к скалам, они дер­жатся за родную землю. Горе поднявшему меч на жителей гор! Они совершили то, что еще никому не удавалось. Вос­питанные своей землей, всей историей своей нищей жизни, они покрыли себя неувядаемой славой, проявляя чудеса храбрости. Пусть знают все: как вековые сосны, неколебимо стоят горцы» 11.
  Фидель Кастро, хотя и родился в провинции Орьенте, никогда до этого в горах Сьерра-Маэстры не бывал и знал о них только понаслышке, впрочем, как и все остальные участники экспедиции на «Гранме». В эти незнакомые для них, но казавшиеся спасительными горы направились уце­левшие после разгрома у Алегрия-де-Пио повстанцы. И они не ошиблись. Сьерра-Маэстра стала непобедимой для бати­стовской армии крепостью, первой Свободной территорией Кубы и Америки.
  22 января 1957 г. при Арройо-де-Инфьерно (Адском ручье) повстанцы уже нанесли поражение отряду прави­тельственных войск, которым командовал один из самых кровожадных батистовских карателей — Санчес Москера.
  О своем участии в этом бою Че пишет: «Вдруг я заме­тил, что в ближайшей ко мне хижине находится еще один вражеский солдат, который старается укрыться от нашего огня. Я выстрелил и промахнулся. Второй выстрел попал ему прямо в грудь, и он рухнул, выпустив винтовку, во­ткнувшуюся штыком в землю. Прикрываемый гуахиро Креспо, я добрался до убитого, взял его винтовку, патроны и кое-какое снаряжение» 12.
  Под натиском повстанцев каратели Санчеса Москеры были вынуждены поспешно ретироваться, оставив на поле боя пять убитых, повстанцы же потерь не понесли.
  28 января Че пишет письмо Ильде, которое доверенный человек опустил в почтовый ящик в Сантьяго-де-Куба. Это первое известное нам письменное свидетельство того, как оценивал Че события, происшедшие за два месяца после вы­садки с «Гранмы»;
  «Дорогая старуха!
  Пишу тебе эти пылающие мартианские 13 строки из ку­бинской манигуа 14. Я жив и жажду крови. Похоже на то, что я действительно солдат (по крайней мере, я грязен и оборван), ибо пишу на походной тарелке, с ружьем на плече и новым приобретением в губах — сигарой. Дело оказалось нелегким. Ты уже знаешь, что после семи дней плавания на „Гранме", где нельзя было даже дыхнуть, мы по вине штурмана оказались в вонючих зарослях, и продолжались наши несчастья до тех пор, пока на нас не напали в зна­менитой теперь Алегрия-де-Пио и не разметали в разные стороны, подобно голубям. Там меня ранило в шею, и остался я жив только благодаря моему кошачьему счастью, ибо пулеметная пуля попала в ящик с патронами, который я таскал на груди, и оттуда рикошетом — в шею. Я бродил несколько дней по горам, считая себя опасно раненным, кроме раны в шею, у меня еще сильно болела грудь. Из тебе знакомых ребят погиб только Джимми Хиртцель, он сдался в плен, и его убили. Я же вместе с известными тебе Альмейдой и Рамирито испытал семь дней страшной голодухи и жажды, пока мы не вышли из окружения и при помощи крестьян не присоединились к Фиделю (говорят, хотя это еще недостоверно, что погиб и бедный Ньико). Нам при­шлось немало потрудиться, чтобы вновь организоваться в отряд, вооружиться. После чего мы напали на армейский пост, нескольких солдат мы убили и ранили, других взяли в плен. Убитые остались на месте боя. Некоторое время спустя мы захватили еще трех солдат и разоружили их. Если к этому добавить, что у нас не было потерь и что в горах мы как у себя дома, то тебе будет ясно, насколько деморализованы солдаты, им никогда не удастся нас окру­жить. Естественно, борьба еще не выиграна, еще предстоит немало сражений, но стрелка весов уже клонится в нашу сторону, и этот перевес будет с каждым днем расти.
  Теперь, говоря о вас, хотел бы знать, находишься ли ты все в том же доме, куда я тебе пишу, и как вы там живете, в особенности „самый нежный лепесток любви"? Поцелуй ее и обними с такой силой, насколько позволяют ее ко­сточки. Я так спешил, что оставил в доме у Панчо твои и дочкины фотографии. Пришли мне их. Пиши мне на адрес дяди и на имя Патохо. Письма могут немного задержаться, но, я думаю, дойдут» 15.
  Преследуемые вражеской авиацией и солдатами, по­встанцы продолжали блуждать по Сьерра-Маэстре; они из­бегали населенных пунктов, опасаясь предательства. Но предатель был среди них. Им оказался Эутимио Герра. Ему батистовцы обещали большую награду, если он убьет Фи­деля Кастро. Темный, забитый крестьянин, соблазненный посулами карателей, выжидал удобного момента и только случай помог разоблачить его.
  Первые месяцы в горах физическое состояние Че было плачевным. В феврале его свалил с ног приступ малярии, а затем очередной приступ астмы, который нельзя было остановить из-за отсутствия лекарств. Во время одного из переходов повстанцы были настигнуты карателями и были вынуждены отступить, ища укрытия от огня. Че не мог двигаться. Взвалив себе на спину, его вынес из-под огня крестьянин Креспо. Повстанцы оставили Че в доме одного фермера -- противника Батисты, приставив бойца для охраны. Фермер раздобыл немного адреналина, это помогло Че встать на ноги и отправиться к товарищам. Он был на­столько слаб, что расстояние, которое здоровый человек мог бы покрыть за несколько часов, он одолел только за десять дней. «Это были, — отмечает Че, — самые горькие для меня дни на Сьерра-Маэстре. Я с трудом передвигался, опираясь на стволы деревьев и на приклад ружья, сопро­вождаемый трусливым бойцом, который дрожал всякий раз, когда слышал стрельбу, и впадал в истерику, когда астма вызывала у меня кашель, который мог привлечь к нам вни­мание карателей» 16.
  В апреле 1957 г. во время очередного приступа астмы Че едва не попал в плен. Отстреливаясь, он с трудом добрался до укрытия. «Астма, — вспоминает он, — сперва сжалилась надо мной и позволила пробежать несколько метров, но потом отомстила: сердце мое стучало так, что, казалось, вы­скочит из груди. Вдруг я услышал хруст веток, но уже не смог побежать, хотя намеревался это сделать. На сей раз это оказался один из наших новых бойцов — он заблудился. Увидев меня, он сказал: „Не бойтесь, командир, я умру вместе с вами!". Мне вовсе не хотелось умирать, а хотелось послать его к чертовой бабушке, что я, кажется, и сделал. В этот день мне казалось, что я трус» 17.
  Капитан Антонио Нуньес Хименес писал: «Я не пони­маю, как он мог ходить, его то и дело душила болезнь. Однако он шел по горам с вещевым мешком за спиной, с оружием, с полным снаряжением, как самый выносливый боец. Воля у него, конечно, была железная, но еще большей была преданность идеалам — вот что придавало ему силы».
  Если приступ астмы настигал его на марше, Че не раз­решал себе отстать от отряда. Самое большее, что он допускал, это чтобы кто-то нес его рюкзак. Он считал, что отряд не должен задерживаться из-за того, что он болен. Это пра­вило было общее для всех.
  Когда астма окончательно одолевала Че, он, чтобы не стать обузой для товарищей, оставался отлеживаться в ка­кой-нибудь крестьянской хижине. В таких случаях руки его стискивали уже не ружье, а книгу или блокнот, в котором он отмечал важнейшие события дня. На одной из сохра­нившихся фотографий того периода мы видим его лежащим с биографией Гете, принадлежащей перу Эмиля Людвига, в руках. Его боевые товарищи вспоминали, что он много читал, часто жертвуя сном, чтобы почитать или сделать запись в дневнике. Если он вставал с зарей, он принимался за чтение. Среди его любимых стихов были «Всеобщая песнь» Пабло Неруды и поэтический сборник Мигеля Эрнандеса 18.
  Этот повстанец — чужестранец, врач, страдающий от приступов астмы, привлекал к себе особое внимание гуа­хиро, вызывая уважение и сострадание. Старая крестьянка Понсиана Перес, помогавшая повстанцам (ее Че в шутку называл «моя невеста»), вспоминает:
  «Бедный Че! Я видела, как он страдает от астмы, и только вздыхала, когда начинался приступ. Он умолкал, дышал тихонечко, чтобы еще больше не растревожить бо­лезнь. Некоторые во время приступа впадают в истерику, кашляют, раскрывают рот. Че старался сдержать приступ, успокоить астму. Он забивался в угол, садился на табурет или на камень и отдыхал. Иногда, разговаривая с ним, я замечала, что он начинает делать паузы между словами, сразу догадывалась, что у него приступ астмы, и спешила приготовить ему что-нибудь тепленькое, чтобы он выпил, согрел грудь. Ему становилось легче. Пресвятая дева! Было так тяжело смотреть как задыхается, страдает этот сильный
  и красивый человек!
  Но ему не нравилось, когда его жалели. Стоило кому-нибудь сказать: „Бедняга!", — как он бросал в ответ быст­рый взгляд, который вроде бы и ничего не означал, а в то же время говорил многое. Ему надо было подать какое-нибудь целебное варево без вздохов и взглядов, без жалост­ливых слов...» 19.
  Если Че говорил о своей болезни, то всегда с шуткой. «Я заметил, что порох — единственное лекарство, которое мне по-настоящему облегчает астму», —любил повторять он20.
  Несмотря на то что этот повстанец был так не похож на них самих и говорил на «чудном» для них языке арген­тинцев, гуахиро относились к нему с доверием. Многих крестьян Че покорил присущими ему простотой, мужеством и справедливостью — человеческими качествами, ценимыми на всех широтах мира. Один из повстанцев, Рафаэль Чао, рассказывает: «Он всегда был в хорошем настроении, гово­рил не повышая голоса, никогда ни на кого не кричал. Хотя в разговоре он часто употреблял крепкие слова, но никогда не кричал на человека, не допускал издевок. И это несмотря на то, что он бывал резок, очень резок, когда это было необходимо... Я не знал менее эгоистичного чело­века. Если у него бывал всего один клубень батата, он готов был отдать его товарищам» 21.
  Партизан должен быть аскетом, говорил Че, и таким был он сам всегда. Партизанский командир, учил Че, дол­жен быть образцом безупречного поведения и готовности к самопожертвованию; и таким он был сам всегда. Парти­зан, писал Че, должен обладать железным здоровьем, что позволит ему справляться со всеми невзгодами. В этих словах невольно слышится сожаление, что он сам был больным человеком.
  Фидель Кастро говорит, что Че отличался тем, что, не раздумывая, брался за выполнение самого опасного пору­чения. Этот человек, посвятивший себя служению возвы­шенным идеалам, мечтавший об освобождении других стран Латинской Америки, поражал бойцов своим альтруизмом, готовностью осуществлять самые трудные дела и повсе­дневно рисковать жизнью.
  На протяжении всей войны Че вел дневник, который послужил основой для его знаменитых «Эпизодов револю­ционной войны». Эта правдивая книга, насыщенная драма­тизмом и поэзией, повествует о суровой партизанской жизни, о горестях, мечтах и надеждах людей, пришедших сюда, чтобы победить или умереть в неравной борьбе. Эти — книга и о самом Че, мужественном, скромном и добром человеке, хотя автор говорит о себе скупо, чаще всего с улыбкой или иронией. Воспоминания Че по своему стилю — необычное явление в латиноамериканской мемуарной литературе. В них нет ни многословия, ни мелодрама­тизма, ни стремления автора представить себя идеальным героем. Мужество Че не нуждалось в рисовке, хвастовстве, преувеличениях и саморекламе. Комментируя бой у селения Буэйсито, которым он руководил, Че писал: «Мое личное участие в бою было незначительным и отнюдь не героиче­ским -- те немногие выстрелы, которые враг произвел по мне, я встретил не грудью, а совсем наоборот» 22.
  * * *
  Постепенно партизанам Фиделя удалось наладить связь с подпольной организацией «Движение 26 июля», действо­вавшей в Сантьяго-де-Куба и Гаване. Руководители под­полья я активисты — Франк Паис, Армандо Харт, Вильма Эспин, Айде Сантамария, Селия Санчес — прибыли в горы, где встретились с Фиделем. Подпольщики обязались обеспе­чивать повстанцев оружием, боеприпасами, одеждой, лекар­ствами, деньгами, направлять в горы добровольцев. Они также должны были мобилизовать массы на борьбу с Ба­тистой.
  С первого дня высадки повстанцев Батиста заявлял чуть, ли не ежедневно, что «разбойники» окружены, разбиты, уничтожены. Но бои в горах не прекращались, а значит, оставалась надежда на то, что еще не все потеряно и что из высеченной Фиделем Кастро искры может в конце кон­цов возгореться пламя всенародной освободительной борьбы. Чтобы опровергнуть измышления Батисты о разгроме по­встанцев, Фидель Кастро послал в Гавану Фаустино Переса с поручением установить связь с каким-нибудь авторитет­ным американским журналистом и доставить его в горы. Выбор пал на Герберта Метьюза, корреспондента газеты «Нью-Йорк таймс», который пробрался в горы и 17 февраля 1957 г. встретился с Фиделем Кастро.
  Метьюз опубликовал сенсационный репортаж о вожде повстанцев через неделю. Он подтверждал, что Фидель Ка­стро жив и успешно сражается в горах Сьерра-Маэстры. «Судя по всему, — пророчески писал Метьюз, — у генерала Батисты нет оснований надеяться подавить восстание Ка­стро. Он может рассчитывать только па то, что одна из колонн солдат невзначай набредет на юного вождя и его., штаб и уничтожит их, но это вряд ли случится...» 23
  Статья Метьюза, сопровождавшаяся фотографиями Фи­деля и его бойцов в горах, еще больше подорвала и без того пошатнувшийся авторитет диктатора. Активизировали свою деятельность его противники за рубежом. Нарастала борьба против диктатора в столице Кубы и других городах острова. 4 января в Сантьяго состоялась массовая демонстрация
  женщин против диктатора, которые несли плакаты с надпи­сями: «Прекратите убивать наших сыновей!». В Гаване 13 марта 1957 г. члены организации «Революционный ди­ректорат» предприняли нападение на радиостанцию, уни­верситет и президентский дворец, где надеялись захватить батисту. Попытка окончилась неудачно — большинство вос­ставших погибло в бою с полицией и армией.
  И все же антибатистовские настроения продолжали ра­сти. Террор, произвол, коррупция, казнокрадство и пресмы­кательство перед американскими бизнесменами, перед Пен­тагоном и госдепартаментом, характерные для режима Ба­тисты, вызывали возмущение и негодование среди широких слоев населения острова, за исключением преданных дик­татору полицейских и армейских чинов, продажных чинов­ников, богатых сахарозаводчиков и части местной бур­жуазии.
  В середине марта повстанцы получили подкрепление. Франк Паис снарядил им в подмогу отряд в 50 доброволь­цев. Новое пополнение не было подготовлено к сложным условиям партизанской войны в горах. Горожане с трудом передвигались по гористой местности, быстро уставали и, стремясь избавиться от груза, часто выбрасывали даже не­обходимое.
  Все же прибытие отряда увеличило силы повстанцев чуть ли не вдвое. Фидель разделил теперь своих бойцов на три взвода, поставив во главе их капитанов — Рауля Кастро, Хуана Альмейду и Хорхе Сотуса, прибывшего во главе по­полнения 24. Авангардом было поручено командовать Камило Съенфуэгосу, арьергардом — Эфихенио Амейхейрасу, на­чальником охраны генштаба был назначен Универсо Санчес, а Че был оставлен официально врачом при главном штабе, а фактически как бы советником или офицером-по­рученцем при Фиделе Кастро.
  Когда повстанцы пополнили свои ряды, Че предложил Фиделю немедленно начать наступательные действия против батистовцев. Но Фидель Счел, что сперва необходимо зака­лить новобранцев, приучить их к трудностям горной жизни, к преодолению длительных расстояний, научить хорошо вла­деть оружием, и лишь после этого можно будет предпри­нять нападение на один из гарнизонов, расположенных;
  у подножия Сьерра-Маэстры. Взятие такого гарнизона про­извело бы большое впечатление на всю страну. Че согла­сился, что решение Фиделя обоснованно. Началась подго­товка бойцов к предстоящим военным действиям.
  Армия и полиция Батисты старались вовсю, чтобы по­кончить с повстанцами на Сьерра-Маэстре и подавить оппо­зиционное движение в стране. Террор, однако, не приносил тирану желаемых результатов. Горы оказались для его вой­ска непреодолимым препятствием. О смелых налетах по­встанцев на гарнизоны батистовцев сообщала печать, пере­давало радио. К бойцам Фиделя спешили присоединиться! добровольцы самых различных политических взглядов. 3a рубежом кубинские эмигранты собирали для них средства, закупали медикаменты и оружие, которые тайно переправ­лялись на Кубу.
  В мае 1957 г. из Майами (США) должно было прибыть. судно «Коринтия» с добровольцами во главе с Каликсто» Санчесом. Фидель решил отвлечь внимание карателей, ры­скавших по побережью в ожидании «Коринтии», и дал при­каз взять штурмом казарму, расположенную в селении Уверо, в 15 км от Сантьяго-де-Куба. Гарнизон в Уверо пре­граждал повстанцам выход со Сьерра-Маэстры. Взятие укрепленного пункта в Уверо открыло бы им путь в долин­ные районы провинции Орьенте и доказало бы их способ­ность не только обороняться, но и наступать.
  Че, принимавший участие в бою за Уверо, подробно опи­сал его в своих «Эпизодах революционной войны». После того как был намечен объект для нападения, повстанцам осталось уточнить детали предстоящего боя. Для этого не­обходимо было определить численность противника, коли­чество постов, вид используемой связи, пути подхода к нему и т. д.
  27 мая Фидель объявил, что отрядам надлежит быть готовыми к маршу. Поход начался вечером. За ночь пред­стояло пройти около 16 км. Путь был нелегким: горная дорога, извиваясь, круто спускалась вниз. На передвижение ушло около 8 часов.
  Бойцам Фиделя было известно, что вокруг казармы рас­ставлены посты, каждый в составе не менее четырех солдат. Но кустарник позволял подойти очень близко к противнику.
  Казарма Уверо расположена на берегу моря, и, чтобы окружить ее, надо было наступать с трех сторон.
  Атаковать пост, прикрывавший дорогу, идущую по берегу моря из Пеладеро, должна была группа под командованием Хорхе. Сотуса и Гильермо Гарсии. Альмейде было поручено ликвидировать пост, находящийся напротив высоты.
  Фидель расположился на высоте, а Рауль со своим взво­дом должен был атаковать казармы с фронта. Группа Че находилась между ними. Камило и Амейхейрас должны были действовать между группой Че и взводом Рауля, но в тем­ноте они плохо сориентировались и оказались справа от Че вместо того, чтобы быть левее. Взвод Крессенсио Переса должен был овладеть дорогой Уверо— Чивирико и воспре­пятствовать подходу вражеских подкреплений.
  Предполагалось, что бой будет коротким, поскольку на­падение должно было быть абсолютно внезапным. Однако повстанцы не смогли занять боевые позиции вовремя. Уже светало, а бой все не начинался. Наконец, атакующие группы стали продвигаться вперед в поисках более выгод­ных позиций.
  Противник заметил движение и открыл огонь. Но пов­станцы продолжали двигаться вперед.
  Огонь противника все усиливался. Группа Че вышла на открытый участок местности, огонь батистовцев стал более прицельным, и партизаны стали нести потери. Остановив­шись, они залегли и стали вести огонь по замаскированному вражескому окопу. Взять окоп можно было только смелой атакой. Че принял решение атаковать окоп, и этот очаг сопротивления противника был ликвидирован. По словам Че, ему показалось, что бой продолжался несколько минут, на самом же деле от первого выстрела до захвата казармы прошло 2 часа 45 минут.
  При подведении итогов боя оказалось, что повстанцы по­теряли убитыми и ранеными 15 человек, а противник 19 че­ловек ранеными и 14 убитыми25. Для повстанцев бой на Уверо стал переломным моментом26. Окреп боевой дух от­ряда, возросла вера в победу. Победа при Уверо определила судьбу мелких гарнизонов противника, расположенных у подножия Сьерра-Маэстры. За короткое время эти гарни­зоны были уничтожены.
  Бой при Уверо еще раз показал, что Че обладал природ­ными качествами бойца: смелостью, хладнокровием, уме­нием быстро оценить обстановку боя. Недаром «профессор партизанских наук» Байо считал его своим лучшим учени­ком. Но то было в теории, а теперь это подтвердила прак­тика.
  Однако бой для Че не был самоцелью. Каликсто Моралес так характеризует Че-бойца: «Для него бой был всего-навсего частью работы. После того как смолкнут выстрелы, даже в случае победного исхода боя, нужно продолжать работу. Нужно подсчитать потери, составить военную сводку и спи­сок трофеев. Только это. Никаких митингов. Лишь иногда, спустя несколько дней, мы собирались вечерами, чтобы по­толковать о бое. Даже и эту беседу он использовал для того, чтобы указать на ошибки, отметить, что было сделано плохо, подвергнуть детальному анализу прошедшие события27.
  Как ни стремился Че стать только бойцом и забросить свои обязанности врачевателя, это ему не удавалось: лечить бойцов все равно приходилось. Делал это он основательно, насколько, разумеется, позволяли обстоятельства и условия партизанской жизни. Че лечил не только партизан, но и крестьян. Гуахиро обычно страдали авитаминозом, желудоч­ными расстройствами, туберкулезом. Никто из них никогда в глаза не видел врача. Облегчить тяжелую участь этих обез­доленных людей, живущих во власти предрассудков, могли не столько лекарства и врачебная помощь, сколько корен­ные социальные изменения. Че был убежден в этом и ста­рался вселить свою убежденность в других повстанцев.
  
  1 Че Гевара Э. Эпизоды революционной войны. М., 1974, с
  2 От Сьерра-Маэстры до Гаваны: Воспоминания видных участников Кубинской революции. М., 1965, с. 10.
  3 Героическая эпопея: От Монкады до Плайя-Хирон. М., 1978, с. 151.
  4 Василевская В. Архипелаг свободы. М., 1962, с. 59.
  5 Сентраль — сахарный завод вместе с плантацией.
  6 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 1, р. 197—300,
  7 Ibid., p. 201.
  8 Che Guevara E. Escritos у discursos. La Habana, 1977, t. 7, р. 6.
  9 Ibid.,
  10 Пабло де ла Торрьенте Брау (1901—1936) сражался добровольцем в рядах интербригад в Испании, погиб в одном из сражений с франкистскими войсками.
  11 Цит. по кн.: Нуньес Хименес А. География Кубы. М., 1960, с. 183.
  12 Che Guevara E. Obras, t. 1, р. 215.
  13 Мартианские — слово произведено от фамилии Хосе Марти (1853—
  1895), поэта и борца за независимость Кубы.
  14 Манигуа — заросли дикого колючего кустарника,
  15 Gadea H. Che Guevara: Anos decisivos. Mexico, 1972, p. 198—199
  16 Che Guevara E. Obras, t. 1, р. 237.
  17 Ibid., p. 389.
  18 Мигель Эрнандес (1910—1942) — испанский поэт-республикапец,
  умер во франкистской тюрьме.
  19 См.: Куба, 1968, № 2, с. 24.
  20 Ларин Е. А. Повстанческая армия в Кубинской революции. М., 1977, с. 109.
  21 Cuba, 1967, nov., p. 41.
  22 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 109 23 New York Times, 1957, Febr. 24.
  24 Сотус, ярый антикоммунист, стал предателем, после победы рево­люции был осужден, затем бежал в США, где подорвался на мине во время подготовки диверсионного акта против революционной Кубы.
  25 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 77—81.
  26 Среди отличившихся в бою при Уверо был повстанец Хуан-Виталио Акунья Нуньес (друзья звали его Вило), который впослед­ствии под именем Хоакина будет сражаться с Че в горах Боли­вии и погибнет там. Более подробно об этом бое см.: Bohemia, 1977, N 21, р. 44-75.
  27 Che: Una vida у un ejemplo. La Habana, 1968, p. 77.
  
  Рассвет близок
  
  Провинция Орьенте, Сьерра-Маэстра и ее самая высокая вершина — Туркино становились все популярнее ни только среди кубинского народа, но и далеко за пределами острова. Они стали символом стойкости, мужества, несгибае­мой воли, предвещавшим будущую победу над силами им­периализма и его местных слуг. Николае Гильен писал тогда в своем «Романсеро революции»:
  Орьенте, сеньора наша,
  земля голубых нагорий,
  бездонных узких ущелий
  и шумных рек непокорных,
  плечи твои — из меди,
  руки твои — из гранита,
  здесь золото яркого солнца
  на тысячи брызг разбито.
  И словно поток бурлящий,
  бегущий с вершины Туркино,
  мимо лесов и плантаций
  в дремлющую долину,—
  отряды Фиделя Кастро
  спускаются вниз по склонам,
  идут волна за волною
  сурово и непреклонно,
  бесстрашный ветер свободы
  их развевает знамена.
  Словно поток бурлящий —
  батраки и юристы —
  словно поток бурлящий —
  студенты и журналисты —
  словно поток бурлящий
  с горной водою чистой —
  отряды Фиделя Кастро
  спускаются вниз по склонам,
  и революции знамя—
  над ними огнем раскаленным.
  Их речи честны, как руки,
  а руки сильны, как песни,
  а песни ясны, как звезды,
  зажженные в выси небесной...1
  В бою при Уверо повстанцы поняли, что регулярная ар­мия вовсе не непобедима, как громогласно заверяли сторон­ники батистовского режима. Разъяренный диктатор приказал согнать крестьян со склонов Сьерра-Маэстры, надеясь таким образом лишить повстанцев поддержки местного населения. Но крестьяне сопротивлялись эвакуации, многие из них тя­нулись к повстанцам, вступали в их отряды или оказывали им разнообразную помощь — обеспечивали провиантом, вели наблюдения за действиями противника, служили проводни­ками.
  Сближение крестьян с повстанцами носило сложный и противоречивый характер и было длительным процессом. Иногда было достаточно одного неосторожного слова, жеста, необдуманного поступка, чтобы потерять доверие гуахиро. Не все из них понимали политические цели и задачи Фи­деля и его сторонников. В большинстве своем гуахиро были неграмотны и суеверны.
  Многие крестьяне считали коммунизм чуть ли не сата­нинским наваждением. Это им внушали в церковных про­поведях и по радио. Красноречиво об этом рассказывает крестьянка Инирия Гутьеррес, первая женщина в партизан­ском отряде Че: «Однажды Че спросил меня о моих рели­гиозных взглядах. Это заставило меня задать ему вопрос, ве­рит ли он сам в бога. „Нет, — ответил он, — я не верю, по­тому что я коммунист". Я онемела. Я была тогда еще очень молодой, не имела политической подготовки, а о коммуни­стах слыхала только ужасные вещи. Я вскочила с гамака и закричала: „Нет! Вы не можете быть коммунистом, ведь вы такой добрый человек!". Че долго смеялся, а потом стал объяснять мне все то, чего я не понимала» 2.
  Антикоммунизмом были заражены не только темные крестьяне, но и некоторые повстанцы. Беседуя с гуахиро и бойцами, Че настойчиво рассеивал отравлявший их созна­ние антикоммунистический дурман. Весьма показателен в этом отношении его фельетон за подписью «Снайпер», опубликованный в январе 1958 г. в первом номере органа повстанцев «Эль Кубано либре» («Свободный кубинец»). Это — первая статья Че, увидевшая свет на Кубе:
  «На вершинах нашей Сьерра-Маэстры события из даль­них стран становятся известны через радио и газеты, весьма откровенно сообщающие о том, что происходит там, ибо они не могут рассказать о преступлениях, совершаемых ежед­невно здесь.
  Итак, мы читаем и слышим о волнениях и убийствах на Кипре, в Алжире, Ифни и Малайзии. Все эти события имеют общие черты:
  а) власти «нанесли многочисленные потери повстанцам»;
  б) пленных нет;
  в) правительство не намерено менять свою политику;
  г) все революционеры, независимо от страны или реги­она, в котором они действуют, получают тайную „помощь" от коммунистов.
  Как весь мир похож на Кубу! Всюду происходит одно и то же. Группу патриотов, вооруженных или нет, восставших или нет, убивают, каратели еще раз одерживают „победу после длительной перестрелки". Всех свидетелей убивают, поэтому нет пленных.
  Правительственные силы никогда не терпят потерь, что иногда соответствует действительности, ибо беззащитных людей убивать не очень опасно. Но часто это сплошная ложь. Сьерра-Маэстра — неопровержимое доказательство тому. И наконец, старое обычное обвинение в „коммунизме".
  Коммунистами являются все те, кто берется за оружие, ибо они устали от нищеты, в какой бы это стране ни про­исходило... Демократами называют себя все те, кто убивает простых людей: мужчин, женщин, детей. Как весь мир по­хож на Кубу!
  Но всюду, как и на Кубе, народу принадлежит последнее слово против злой силы и несправедливости, и народ одер­жит победу».
  В батистовских газетах, официальных сообщениях Че всегда именовался «аргентинским коммунистическим глава­рем бандитской шайки, оперирующей на Сьерра-Маэстре». Официальная пропаганда Батисты «разоблачала» повстан­цев как коммунистов и «агентов Москвы» и утверждала, что, преследуя их, правительственные войска спасают Кубу и Латинскую Америку от коммунизма.
  Степень доверия крестьян Сьерра-Маэстры к повстанцам зависела от поведения последних по отношению к жителям гор. А для того чтобы оно было образцовым, партизаны должны были навести порядок в своих собственных рядах, освободиться от анархиствующих, деклассированных элемен­тов, которые всегда примыкают к такого рода движениям, особенно на начальной стадии.
  Повстанцам особенно в первые месяцы войны приходи­лось бороться за дисциплину в своих собственных рядах, а также против банд мародеров, которые, прикрываясь име­нем революции, грабили крестьян. Ликвидировать одну из таких банд было поручено отряду Камило Съенфуэгоса. О том, как этот приказ был осуществлен, Че рассказывает в эпизоде, озаглавленном «Борьба с бандитизмом».
  Навести твердый революционный порядок в горах Сьер­ра-Маэстры было нелегко. Слишком низкий уровень полити­ческого сознания населения требовал длительной и кропот­ливой воспитательной работы. И, кроме того, повстанцы все время жили под угрозой вражеского вторжения в горы Сьер­ра-Маэстры.
  В одном из горных районов — Каракасе, действовала банда, разорявшая и опустошавшая крестьянские хозяйства. Главарем ее был некий китаец Чанг3. Бандиты, спекулируя на революционной фразеологии, грабили, убивали, насильни­чали. Имя Чанга наводило ужас на всю округу. Повстан­цам удалось обезвредить бандитов. Их судил революцион­ный трибунал. Чанг был приговорен к расстрелу, другие — к разного рода наказаниям. Трое юношей, случайно попав­шие в банду, впоследствии вступили в ряды повстанцев и стали хорошими и честными бойцами.
  Другой проблемой было дезертирство в рядах повстан­цев. Среди дезертиров оказывались не только городские жи­тели, которые пасовали перед трудностями, лишениями и опасностями партизанской борьбы, но и местные крестьяне. Становление революционной сознательности бойцов было трудным и сложным делом. В «партизанской школе» на Сьерра-Маэстре учились все: и руководители, и рядовые, и крестьяне/
  «Обстановка требовала от нас, — отмечает Че, — твердой рукой навести порядок, пресечь любое проявление недис­циплинированности, покончить с анархическими элемен­тами» 4.
  Мир, открытый Че на Сьерра-Маэстре, привлекал его. Он по-настоящему узнал и полюбил крестьян, но не идеализи­ровал их. Без их поддержки повстанцы не только не могли победить, но даже и продержаться в горах какое-то время. Однако крестьяне также нуждались в повстанцах, от победы которых зависела их дальнейшая судьба. Чтобы заручиться доброй волей горцев, бойцы Фиделя должны были доказать, что они не на словах, а на деле настоящие друзья гуахиро. Они защищали гуахиро от карателей, лечили и учили их самих и членов их семей, закрепили права крестьян на землю, которую те обрабатывали.
  Че говорил одному журналисту, посетившему Сьерра-Ма­эстру в апреле—мае 1958 г.: «О многом из того, что мы де­лаем, мы раньше даже не мечтали. Можно сказать, что мы становились революционерами в процессе революции. Мы прибыли сюда, чтобы свергнуть тирана, но обнаружили здесь
  обширную крестьянскую зону, ставшую опорой в нашей борьбе. Эта зона — самая нуждающаяся на Кубе в освобож­дении. И, не придерживаясь догм и застывших ортодоксаль­ных взглядов, мы оказали ей нашу поддержку, не пустозвон­ную, как это делали разные псевдореволюционеры, а дей­ственную помощь» 5.
  Американская буржуазная пресса пыталась представить Че слепым фанатиком, жаждавшим крови своих противни­ков и безразлично относившимся к гибели друзей. На са­мом же деле он был бойцом гуманным и благородным — ока­зывал медицинскую помощь в первую очередь раненым пленным, строго следил, чтобы их не обижали. Пленных, как правило, бойцы отпускали на свободу. Че искренне и глубоко переживал гибель своих товарищей. «Когда Че со­общили, что убит Сиро Редондо, — вспоминает Хавьер Ми-лиан Фонсека, — произошло нечто ужасное. Я не думал, что Че способен плакать, но в тот день он не смог сдержаться, боль взяла верх. Я видел, как, прислонившись к скале и закрыв лицо руками, он горько рыдал» 6.
  В начале июня 1957 г. по решению Фиделя Кастро по­встанческие отряды разделились на две колонны. Командо­вание Первой колонной, им. Хосе Марти, Фидель оставил за собой, а командиром Второй (или Четвертой, как в целях конспирации она именовалась) был назначен Че, который, по общему признанию, уже проявил блестящие военные спо­собности. Колонна Че, насчитывавшая 75 бойцов, была раз­бита на три взвода, которые возглавляли Лало Сардиньяс, Сиро Редондо7 и Рамиро Вальдес. Когда победила револю­ция, Рамиро Вальдес стал министром внутренних дел, ныне он является членом Политбюро ЦК Коммунистической пар­тии Кубы.
  Некоторое время спустя Че был удостоен высшего в По­встанческой армии звания майора. «Доза тщеславия, кото­рая присуща всем нам, — вспоминал об этом событии Че, — сделала меня в тот день самым счастливым человеком в мире»8. .
  Успехи повстанцев в боях с карателями заставили пред­ставителей антибатистовской буржуазной оппозиции уста­новить прямой контакт с Фиделем Кастро. В июле Фелипе Пасос и Рауль Чибас, «примадонны» буржуазной политики, как их называл Че, прибыли на Сьерра-Маэстру. Пасос был при президенте Прио Сокаррасе директором Национального государственного банка, а Рауль Чибас — лидером партии «ортодоксов». Фидель подписал с ними манифест об образо­вании Революционного гражданского фронта. Манифест тре­бовал ухода в отставку Батисты, назначения временного президента (Пасос претендовал на этот пост), проведения всеобщих выборов и осуществления аграрной реформы, ко­торая предусматривала раздел пустующих земель.
  Комментируя это соглашение, Че писал вспоследствии:
  «Для нас было понятно, что это программа-минимум, кото­рая по существу ограничивает наши возможности. Но мы также понимали, что, находясь в горах, практически невоз­можно оказывать наше влияние в такой мере, в какой нам бы хотелось. Поэтому в течение какого-то периода вре­мени мы должны были уживаться с целым сонмом так на­зываемых «друзей народа», которые в действительности хо­тели использовать нашу военную силу, а также огромную веру народа в Фиделя Кастро для своих темных махинаций и прежде всего для того, чтобы сохранить господство импе­риализма на Кубе» 9.
  Между тем полиция и войска Батисты, терпевшие пора­жение за поражением в горах Сьерра-Маэстры, усиливали террор в городах и селениях страны. 30 июля 1957 г. поли­ция убила на одной из улиц Сантьяго-де Куба Франка Паиса, погиб от полицейской пули и его брат Хосуэ. Вспых­нувшая в связи с этими преступлениями забастовка про­теста, в которой участвовало почти все население города Сантьяго, была жестоко подавлена властями. Бурные вол­нения охватили и другие районы страны 10.
  5 сентября 1957 г. в городе Съенфуэгосе восстали моряки военно-морской базы. Ими руководили оппозиционно на­строенные офицеры. Восстание было поддержано горожа­нами. Но и оно закончилось поражением. Преданные дикта­тору войска подавили восставших, а пленных расстреляли. Во время и после восстания в Сьенфуэгосе погибло свыше 600 человек -— противников тирана 11.
  Беспощадно расправлялись каратели Батисты с комму­нистами — членами Народно-социалистической партии, не­устанно боровшимися за единство действий трудящихся, всех прогрессивных сил в борьбе с тиранией и оказывав­шими всемерную поддержку повстанческому движению Фи­деля Кастро. «Работа, которую вели члены нашей партии в Союза социалистической молодежи в нелегальных усло­виях, — говорил в 1959 г. генеральный секретарь Народно-социалистической партии Блас Рока, — требовала принци­пиальности, мужества и стойкости, так как все, кто был аре­стован, подвергались пыткам, издевательствам, а многие были зверски убиты» 12. Террористические акты, по словам мексиканского публициста Марио Хиля, автора книги о Кубе тех лет, невиданные по своей жестокости пытки, убийства невинных — все это превратило остров в сплошное поле сра­жения. Диктатуре, вооруженной оружием, поставляемым Соединенными Штатами, противостоял народ, недостаточно организованный, но единый в своей ненависти к тирану.
  Не сумев сломить повстанцев, Батиста назначил награду за голову Фиделя Кастро, Вся провинция Орьенте была на­воднена объявлениями такого содержания: .
  «Настоящим объявляется, что каждый человек, сообщив­ший сведения, которые могут способствовать успеху опера­ции против мятежных групп под командованием Фиделя Кастро, Рауля Кастро, Крессенсио Переса, Гильермо Гонсалеса или других вожаков, будет вознагражден в зависи­мости от важности сообщенных им сведений; при этом воз­награждение в любом случае составит не менее 5 тыс. песо.
  Размер вознаграждения может колебаться от 5 тыс. до 100 тыс. песо; наивысшая сумма в 100 тыс. песо будет за­плачена за голову самого Фиделя Кастро.
  Примечание: имя сообщившего сведения навсегда останется в тайне».
  Многие противники Батисты уходили в горы, пополняя ряды повстанцев на Сьерра-Маэстре. Возникли также очаги восстания в горах Эскамбрая, Сьерра-дель-Кристаль и в рай­оне Баракоа. Этими группами руководили деятели из Рево­люционного директората, «Движения 26 июля» и комму­нисты.
  «Сравнивая итоги революционной борьбы в городах и действий партизан, — резюмирует Че результаты боев на Кубе, — становится ясно, что последняя форма народной борьбы с деспотическим режимом является наиболее действенной, характеризуется меньшими жертвами для народа. В то время как потери партизан были незначительны, в го­родах гибли не только профессиональные революционеры, но и рядовые борцы и гражданское население, что объясня­лось большой уязвимостью городских организаций во время репрессий, чинимых диктатурой» 13.
  В городах хорошо организованные акты саботажа, отме­чал Че, чередовались с отчаянными, но ненужными террори­стическими действиями, в результате которых гибли лучшие сыны народа, не принося ощутимой пользы общему делу.
  Кубинские буржуазные деятели, все еще надеявшиеся нажить политический капитал на подвигах повстанцев Сьер­ра-Маэстры, собравшись в октябре 1957 г. в Майами, учре­дили Совет освобождения, провозгласили Фелипе Пасоса временным президентом, сочинили манифест к народу. В этих маневрах принимал участие агент ЦРУ Жюль Дю­буа, постоянно поддерживавший контакт с майамскими за­говорщиками.
  Фидель Кастро решительно осудил интриги буржуазных лидеров, пресмыкавшихся перед американцами. Цель бур­жуазных политиканов была очевидна: вырвать из рук по­встанцев победу, реставрировать после падения Батисты «демократический порядок», усмирить трудящихся и снова начать крутить шарманку антикоммунизма в угоду амери­канским боссам.
  Но Фидель отверг «майамский пакт» 14. Че горячо одоб­рил позицию Фиделя. «Еще раз поздравляю тебя с твоим заявлением, — писал он Фиделю. — Я тебе говорил, что твоей заслугой всегда будет то, что ты доказал возможность вооруженной борьбы, пользующейся поддержкой народа. Те­перь ты вступаешь на еще более замечательный путь, кото­рый приведет к власти в результате вооруженной борьбы масс»15
  К концу 1957 г. повстанцы уже господствовали на Сьерра-Маэстре. Наступило непродолжительное затишье:
  войска Батисты не поднимались в горы, а повстанцы копили силы и не спускались в долины.
  «Мирная» жизнь повстанцев, рассказывает. Че в «Эпизо­дах революционной борьбы», была очень тяжелой. Бойцам no хватало продуктов, одежды, медикаментов. Туго у них было с оружием и боеприпасами, для развертывания поли­тической работы ощущалась нужда в собственной газете, ра­диостанция. Вначале небольшие партизанские отряды добы­вали продукты, кто где мог, но по мере роста их сил возни­кала необходимость наладить регулярное централизованное снабжение продовольствием. Местные крестьяне продавали повстанцам фасоль, кукурузу, рис. Через них же партизаны покупали в селениях другие продукты. Что касается меди­каментов, то их доставляли в горы главным образом город­ские подпольщики, но далеко не в том количестве и не всегда те, что требовались.
  Че энергично укреплял партизанский «тыл», организуя санитарные пункты, полевые госпитали, оружейные мастер­ские и мастерские по изготовлению обуви, вещевых мешков, патронташей, обмундирования. Приложил руку Че и к со­зданию миниатюрной табачной фабрики, производившей си­гареты. Мясо партизаны отбирали у предателей и крупных скотопромышленников, часть конфискованного безвозмездно передавалась местным жителям.
  По инициативе Че и под его редакцией стала выходить в горах газета «Эль Кубано либре», первые номера которой были написаны от руки, а потом печатались на гектографе. Газету под таким названием в конце XIX в. издавали ку­бинские патриоты, сражавшиеся за независимость. Сообщая Фиделю Кастро о выходе в свет первого номера, Че писал:
  «Посылаю тебе газету и напечатанные программы. Надеюсь, их низкое техническое качество вызовет у тебя шок, и тогда ты что-нибудь напишешь за своей подписью. Передовая статья второго номера будет посвящена пожарам на план­тациях сахарного тростника. В этом номере выступают Нода с материалом об аграрной реформе, Киала со статьей „Реак­ция перед лицом преступления", врач с материалом „Какова жизнь кубинского крестьянина". Рамиро с сообщением о по­следних новостях и я с разъяснением названия газеты, с пе­редовицей и статьей „Ни одной пули — мимо!"» 16.
  Повстанцы сумели обзавестись и маленьким радиопере­датчиком. Качество передач постепенно улучшалось, а к концу 1958 г., когда установка была переведена в Пер­вую колонну, эта радиостанция стала одной из самых по­пулярных на Кубе.
  К концу первого года борьбы была налажена тесная связь с жителями окрестных городов и селений. По тайным тропам жители пробирались в горы и приносили новости. Крестьяне немедленно сообщали повстанцам не только о по­явлении солдат, но и о всяком новом человеке в горах, бла­годаря чему было обезврежено немало вражеских лазут­чиков.
  Политическая обстановка того времени была очень слож­ной и противоречивой. Батистовская диктатура в своих дей­ствиях опиралась на продажный конгресс. В ее руках были мощные средства пропаганды, денно и нощно призывавшие народ к национальному единству и согласию.
  В стране появилось множество оппозиционных правитель­ству групп и группировок, между которыми шла ожесточен­ная борьба. Подавляющее большинство этих группировок тайно мечтало о захвате власти. Они кишмя кишели аген­тами Батисты, которые доносили об их деятельности. На­родно-социалистическая партия Кубы поддерживала повстан­цев Фиделя в некоторых конкретных мероприятиях. Но вза­имное недоверие препятствовало объединению.
  В самом повстанческом движении имелись две точки зре­ния на методы борьбы. Одна из них, защищаемая партиза­нами Сьерра-Маэстры, сводилась к необходимости дальней­шего развертывания партизанского движения, к распростра­нению его на другие районы и ликвидации аппарата тира­нии путем упорной вооруженной борьбы. Революционеры из равнинных районов страны придерживались иной позиции, предлагая начать во всех городах организованные выступ­ления трудящихся, которые со временем выльются во всеоб­щую забастовку, в результате чего будет свергнут ненавист­ный режим Батисты. По мнению Че Гевары, эта позиция далеко не соответствовала требованиям момента. Политиче­ское сознание защитников этой концепции было недоста­точно высоким17
  Здесь уместно привести следующее высказывание Фи­деля Кастро из его выступления в Сагуа-ла-Гранде 9 апреля 1968 г.: «Элементарная справедливость требует отметить:
  характер нашей борьбы и то обстоятельство, что она нача­лась на Сьерра-Маэстре и что в конечном счете решающие бои вели партизанские силы, способствовали тому, что в те­чение длительного периода почти все внимание, все призна­ние, почти все восхищение оказались сосредоточенными на партизанском движении в горах. Следует подчеркнуть, ибо разумно и полезно быть справедливым, что это обстоятель­ство в известной степени привело к затушевыванию роли участников подпольного движения в революции, роли и ге­роизма тысяч молодых людей, отдавших жизнь и боров­шихся в исключительно тяжелых условиях. Необходимо ука­зать также и тот факт, что в истории нашего революцион­ного движения, как и во всех подобных процессах, глав­ным же образом в новых исторических условиях, не было вначале большой ясности в вопросе о роли партизанского движения и роли подпольной борьбы. Несомненно, что даже многие революционеры считали партизанское движение сим­волом, способным поддержать пламя революции и надежды народа и ослабить тиранию, хотя в конечном счете не оно, а всеобщее восстание должно привести к свержению дикта­туры. Хотелось бы, однако, подчеркнуть, что при наличии в революционном движении разных критериев и точек зре­ния (явление, по нашему мнению, естественное и логичное) никто не мог претендовать на обладание истиной. Лично мы ориентировались на победу партизанского движения, но если бы случилось так, что до того, как партизанское дви­жение получило значительное развитие, чтобы нанести по­ражение армии, в стране возникло бы сильное массовое дви­жение и народное восстание победило бы в одном из горо­дов, в этом случае мы были бы готовы немедленно оказать такому движению поддержку и принять в нем участие. Я хочу сказать, что в революционном процессе могли иметь место разные альтернативы и поэтому просто следовало быть готовыми использовать любую из них» 18.
  Рядовые партизаны в горах и на равнине, героически сражавшиеся с диктатурой Батисты, придерживались в об­щем правильных взглядов на цели и задачи борьбы и все больше проникались боевым революционным духом. После победы они активно выступили за создание единой партии под непосредственным руководством Фиделя. Группа «Дви­жение 26 июля» объединила свои усилия со студенческими организациями и Народно-социалистической партией Кубы. Ток был создан единый фронт борьбы.
  Падение режима Батисты затягивалось главным образом из-за того, что Соединенные Штаты продолжали оказывать ему финансовую, политическую и военную помощь. Хотя в марте 1958 г. правительство США заявило об эмбарго на доставку оружия Батисте, оно продолжало его вооружать, снабжая напалмовыми бомбами, ракетами и другим воен­ным снаряжением. Батистовские самолеты, бомбившие пов­станцев, заправлялись и вооружались па военной базе американцев в Гуантанамо вплоть до конца 4958 г. Шпионские службы Вашингтона контролировали репрессивный аппарат диктатора. Американцы надеялись если и не сохранить «своего человека» в Гаване у власти, то во всяком случае заменить его не менее услужливой марионеткой. Новые пре­зидентские выборы должны были состояться в конце 1958 г. На этот пост Батиста прочил своего премьера Риву Агуэро.
  Фидель Кастро и его единомышленники должны были проявить особую политическую гибкость, чтобы не дать по­вода для прямого вооруженного вмешательства Соединенных Штатив в дела Кубы под предлогом предотвращения победы коммунизма и не допустить замены Батисты другой марио­неткой. Фиделю Кастро это удалось, ибо он, как отмечал Че, показал себя блестящим политиком, который раскрывал свои подлинные планы только в определенных пределах, введя своей кажущейся умеренностью в заблуждение стратегов Вашингтона. Ведь о социализме, а тем более о коммунизме па Сьерра-Маэстре никто не упоминал. В то же время ради­кальные реформы, предлагавшиеся повстанцами, такие, как ликвидация латифундий и национализация транспорта, электрокомпаний и других предприятий общественного зна­чения, особого страха у американцев не вызывали. Это столько раз обещали и не выполняли буржуазные политики, в том числе и сам Батиста.
  Американцы были уверены, что если случится неизбеж­ное и победит Фидель Кастро, то и с ним не составит труда «договориться», как договаривались прежде с реформистами буржуазного толка. Вашингтонские стратеги подсчитали, что только в XX в. в Латинской Америке произошло не менее 80 «революций», но влияние капитала США не только не уменьшилось в этом регионе, а, наоборот, увеличилось. Им казалось, что только самоубийца мог всерьез надеяться изгнать капитал янки из какой-либо латиноамериканской республики, тем более с Кубы, находившейся под боком, вернее, под пятой своего северного «покровителя».
  * *
  В начале марта 1958 г. по приказу Фиделя колонна, воз­главляемая Раулем Кастро, спустилась со Сьерра-Маэстры и, захватив грузовики, удачно проскочила через район, ки­шевший солдатами Батисты, к отрогам Сьерра-дель-Кри-сталь на северо-западе провинции Орьенте, где открыла Вто­рой фронт им. Франка Паиса. Одновременно колонна под командованием Альмейды перебазировалась в восточную часть провинции Орьенте, где также начала успешные воен­ные действия.
  12 марта 1958 г. увидел свет манифест «Движения 26 июля» к народу, подписанный Фиделем Кастро. Манифест призывал к всеобщей войне против диктатуры, запрещал с 1 апреля платить налоги правительству Батисты и призы­вал войска противника восстать и примкнуть к партизанам. Манифест обращался к населению с призывом принять уча­стие в общенациональной забастовке протеста против дикта­туры.
  Забастовка, назначенная на 9 апреля, однако, не уда­лась. Об этом и о последующих событиях Че подробно пи­шет в «Эпизодах».
  Подавив забастовку, правительство смогло высвободить часть войск, постепенно направляя их в провинцию Орьенте для ликвидации повстанцев в горах Сьерра-Маэстры. Им приходилось строить оборону, уходя все дальше в горы, а правительство продолжало наращивать свои силы, скон­центрировав их у позиций партизан. Наконец, число бати­стовских солдат достигло 10 тыс., и тогда 25 мая правитель­ство начало наступление в районе поселка Лас-Марседес, где располагались передовые позиции повстанцев. Бойцы Фиделя мужественно сражались в течение двух дней, при­чем соотношение сил было 1: 10 или 1:15. Кроме того, армия использовала минометы, танки, авиацию. Партизаны вынуждены были оставить поселок.
  Между тем батистовцы развивали наступление. За два с половиной месяца упорных боев они потеряли убитыми, ранеными и дезертировавшими более тысячи человек. Ба­тистовская армия сломала себе хребет в этом заключитель­ном наступлении на Сьерра-Маэстру, хотя и не была окон­чательно побеждена 19.
  Войска Батисты не смогли расправиться и с действовав­шим в долине Вторым фронтом, которым командовал Рауль Кастро. Во второй половине 1958 г. повстанцы этого фронта контролировали территорию в 12 тыс. кв. км на северо-во­стоке провинции Орьенте. На освобожденной территории создавался новый революционный порядок, действовали 400 школ, взимались налоги, имелись своя радиостанция и телефонная сеть, взлетно-посадочные площадки, 20 больниц, революционные суды, выходила газета, осуществлялась аг­рарная реформа20.
  Приближался крах диктатуры. Некоторые из подручных тирана стали подумывать, как бы избавиться от Батисты, сохранив свои посты и положение. Генерал Кантильо, коман­довавший войсками в провинции Орьенте, советовал Фи­делю Кастро отстранить Батисту от власти, заменив его новым диктатором, на роль которого предложил себя. Фи­дель Кастро в присутствии Че принял посланца Кантильо, которому заявил, что может согласиться только на полную передачу власти повстанцам. Он потребовал от Кантильо арестовать Батисту и его окружение для предания суду.
  В августе заметно укрепилось политическое положение повстанцев. Народно-социалистическая партия установила связь с их командованием. На Сьерра-Маэстру прибыли член Политбюро Народно-социалистической партии Карлос Рафаэль Родригес и другие коммунисты, за плечами которых были годы борьбы с диктатурой и империализмом. Фидель и Че приветствовали сотрудничество с коммунистами, счи­тая, что это укрепит фронт антибатистовских сил и придаст ему еще большую антиимпериалистическую направленность. Среди сторонников «Движения 26 июля», однако, имелись и такие люди, которые все еще с недоверием относились к коммунистам. Немало для этого сделали враги Кубинской революции, распространявшие небылицы и провокационные измышления. Батиста, например, утверждал, что Фидель Кастро — «тайный коммунист»; другие, спекулируя на том, что при зарождении партизанского движения коммунисты отдавали предпочтение борьбе широких масс против дик­татуры Батисты, говорили о якобы враждебном отношении коммунистов к повстанцам. В действительности же обе эти силы уже в тот период боролись за одни идеалы, но разными средствами, дополнявшими друг друга. В ходе революцион­ной борьбы против Батисты различия точек зрения между этими двумя силами были преодолены и налажено тесное сотрудничество, которое привело позже к образованию еди­ной партии.
  
  1 Комсомольская правда, 1982, 10 июля. Пер. В. Андреева
  2 Viva Che! Contributions in Tribute to Ernesto Che Guevara. L., 1968 p. 26.
  3 На Кубе проживает несколько десятков тысяч человек китайского происхождения. Это потомки китайских кули, завезенных на остров во второй половине XIX в. для работы на сахарных план­тациях.
  4 Че Гевара, Э. Эпизоды революционной войны. М., 1974, с. 135.
  5 Архив Комиссии по увековечению памяти Эрнесто Гевары (да­лее—Архив КУПЭГ).
  6 Архив КУПЭГ.
  7 После гибели Редондо его имя было присвоено колонне под коман­дованием Че.
  8 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 1, p. 291.
  9 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 100.
  10 Очерки истории Кубы. М., 1978, с. 403.
  11 Там же, с. 404.
  12 Куба — свободная территория Америки. М 1961, с. 21
  13 От Сьерра-Маэстры до Гаваны: Воспоминания видных участников
  Кубинской революции. М., 1965, с. 74.
  14 См.: Che. La Habana, 1969, р. 109—120.
  15 Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, р. 662.
  16 Архив КУПЭГ.
  17 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 164—165.
  18 Granma, 1968, 10 abr.
  19 Че Гевара Э. Эпизоды..., с. 210—211.
  20 Bohemia, 1974, N 10, p. 90.
  
  
  Последний решительный...
  
  В середине августа 1958 г. Фидель Кастро разрабаты­вает генеральный план наступления, которое должно было привести к падению батистовской тирании. План сме­лый, дерзкий, но стратегически верный и политически обос­нованный. Предстояло сокрушить 20-тысячную армию, на вооружении которой были танки и самолеты. Кроме того, у тирана — с полдюжины разведок и контрразведок, тысячи полицейских и осведомителей, специальные карательные отряды, за спинами которых стоят советники из ЦРУ и ФБР. А у повстанцев всего лишь несколько сот плохо вооружен­ных бойцов.
  Итак, у Батисты, несомненно, перевес в силе. Но его солдаты уже не те, что были два года тому назад. Они проявляют все меньше желания сражаться и умирать. В офицерских кругах тоже нарастает недовольство дикта­тором. Ответственность за свои неудачи в борьбе с повстан­цами офицеры пытаются свалить на Батисту, обвиняя его в трусости (ведь он ни разу не побывал во фронтовой зоне, даже не решился посетить Сантьяго). Кубинское общество устало от террора и беззакония, от казнокрадства и произ­вола властей. Уже никто не верит в способность тирана удержать власть. Против него ополчились даже церковники, плантаторы и сахарозаводчики, которые платят налоги Фи­делю Кастро. Бывшие союзники диктатора не испытывают желания идти вместе с ним на дно. Даже в правящих кру­гах Соединенных Штатов раздается все больше голосов, требующих отказаться от услуг «нашего человека в Га­ване». И действительно, кому нужен этот бывший сержант, если он не в состоянии обеспечить «мир и спокойствие» на Острове сокровищ, каким была Куба в те времена для аме­риканских монополистов.
  Силы же повстанцев растут. Теперь крестьяне повсе­местно оказывают им поддержку и составляют большинство бойцов в их рядах. Крестьяне убеждены, что в лице по­встанцев они впервые в истории Кубы обрели своих под­линных защитников. Оказывают поддержку борцам и рабо­чие, студенчество, интеллигенция, буржуазные круги. Правда, последние делают это не без задней мысли. На поклон к Фиделю Кастро в его неприступную ставку в го­рах Сьерра-Маэстры устремляются церковники. Его осаж­дают журналисты, местные и зарубежные. Среди них были и замаскированные под журналистов агенты ЦРУ, перед которыми ставилась задача выяснить степень радикализма Фиделя, прощупать его настроения, разузнать, сможет ли Вашингтон с ним поладить, если он все-таки придет к вла­сти. Присутствие в горах даже агентов ЦРУ свидетельство­вало о растущей популярности и авторитете этого партизан­ского вождя.
  Новый стратегический план Фиделя Кастро в некотором роде напоминал действия кубинских патриотов — мамби, боровшихся против Испанских колонизаторов. Согласно плану колонна под командованием самого Фиделя и колонна Рауля должны были окружить Сантьяго-де-Куба и взять город. Колонна же под командованием Камило Съенфуэгоса должна была перебазироваться в западную часть острова — провин­цию Пинар-дель-Рио и открыть там военные действия. На­конец, колонне Че (8-я колонна имени капитана Сиро Редондо) поручалось прорваться в провинцию Лас-Вильяс, рас­положенную в центре острова, захватить ее, овладеть столицей провинции — городом Санта-Кларой, а оттуда дви­нуться на Гавану. Одновременно к столице должен был подойти с запада Камило Съенфуэгос. Наиболее сложной была задача, поставленная перед бойцами Че. Не только потому, что в провинции Лас-Вильяс сосредоточивались крупные силы противника, но и потому, что в этом районе действовали вооруженные группировки других антибати­стовских организаций, соперничавшие между собой и счи­тавшие этот район зоной своего влияния. Че должен был сплотить эти разрозненные группировки, добиться коорди­нации их действий, а также, преодолев их антикоммунисти­ческие предрассудки, обеспечить сотрудничество с Народно-социалистической партией, которая располагала в этом рай­оне вооруженным отрядом.
  Че назначался «командующим всеми повстанческими ча­стями, действовавшими в провинции Лас-Вильяс, как в сельской местности, так и в городах». На него возлагалась обязанность производить сбор налогов, устанавливаемых по­встанческими властями, и расходовать их на военные нужды; осуществлять правосудие в соответствии с положе­ниями уголовного кодекса и проводить в жизнь аграрные законы Повстанческой армии на занятой территории; ко­ординировать боевые действия, планы, административные и военные распоряжения с другими революционными силами, имеющимися в этой провинции, которые следует привлечь к созданию единой армии с тем, чтобы объединить и укре­пить военные усилия революции; организовывать боевые части на местах и назначать офицеров Повстанческой армии на различные посты, вплоть до командира колонны 1.
  Че пополнил свою колонну выпускниками партизанской школы в горном селении Минас-дель-Фрио, созданной и ру­ководимой им. 27 августа он созвал в селении Эль-Хибаро своих командиров и сообщил им, что колонна спускается с гор и будет сражаться в долине. Подробностей поставлен ной перед ними задачи он по раскрыл, а лишь сказал командирам: Возможно, что половина бойцов погибнет в боях. Но даже если только один из нас уцелеет, то это обеспечит выполнение поставленной перед нами главно­командующим Фиделем Кастро задачи. Тот, кто не желает рисковать, может покинуть колонну. Он не будет считаться трусом». Несколько человек не захотели оставлять горы. Подавляющее же большинство выразило готовность следо­вать за Че 2.
  Бойцы получили самое лучшее вооружение, которым рас­полагали тогда партизаны. Предполагалось, что колонна Че, используя грузовики, как это сделали в свое время бойцы Рауля, сумеет по проселочным дорогам проскочить в про­винцию Лас-Вильяс.
  30 августа 8-я колонна спустилась со Сьерра-Маэстры в район Мансанильо. Здесь ее ожидали грузовики, а на им­провизированный аэродром из-за границы должен был при­быть самолет с оружием и боеприпасами. Самолет прибыл, но противник, обнаружив повстанцев, взял под артиллерий­ский обстрел аэродром и окрестную зону. Ураганный об­стрел продолжался всю ночь. К утру батистовцы подошли к аэродрому. Че приказал поджечь самолет, так как воз­никла опасность, что он попадет в руки врага. То же самое пришлось сделать и с грузовиками — батистовцам удалось захватить бензовоз, что лишило партизан горючего. Не­смотря на неудачу, Че повел свой отряд на запад, надеясь раздобыть грузовики на Центральном шоссе, на участке между Мансанильо и Баямо.
  Действительно, партизанам удалось там получить авто­машины, но воспользоваться ими они не успели: разразился жестокий циклон, ливни вывели из строя все проселочные дороги. Двигаться же по Центральному шоссе было слиш­ком рискованно — оно охранялось крупными силами против­ника. Пришлось отказаться от грузовиков. Бойцы пробира­лись на лошадях либо пешком. Дни шли за днями, стано­вилось все труднее, хотя колонна еще находилась на дру­жественной территории провинции Орьенте.
  9 сентября авангард отряда Че попал в засаду в мест­ности, известной под названием Ла-Федераль. Правда, по­встанцам удалось уничтожить засаду, убив двух солдат и пятерых взяв в плен, но и они понесли потери — два бойца были убиты и пятеро ранено. Кроме того, партизаны попали в поле зрения противника, который стал преследовать их по пятам.
  Вскоре с Че соединился отряд Съенфуэгоса, двигавшийся параллельным курсом, и обе колонны некоторое время шли вместе, отражая непрестанные атаки батистовцев и их авиации.
  Однажды вечером повстанцы услышали по радио сооб­щение начальника генерального штаба генерала Табернильи о том, что правительственные войска разгромили «орды Че Гевары». Это хвастливое сообщение батистовского сатрапа вызвало веселое оживление среди бойцов Че 3.
  Немало страниц своих «Эпизодов революционной войны» Че посвятил описанию трудностей и испытаний, которые пришлось преодолеть бойцам его колонны на пути к горам Эскамбрая: «Это были дни утомительных переходов по не­обжитым и безрадостным местам, где в нашем распоряже­нии были лишь вода да грязь; мы голодали, изнывали от жажды и еле-еле продвигались вперед; ноги у всех были будто налиты свинцом, а оружие казалось неимоверно тя­желым. Мы смогли продолжить путь на лучших лошадях, которых оставил нам Камило после того, как он ушел по­лучать грузовики. Но нам пришлось бросить этих лошадей вблизи сентраля Макареньо, поскольку проводники, которые должны были вести нас, не явились, и нам не оставалось ничего другого, как самим отправиться в этот опасный и рискованный путь. Наш головной дозор наткнулся на пост противника около населенного пункта Куатро-Компаньерос, и начался изматывающий бой.
  Наступил рассвет. С огромным трудом нам удалось со­брать большую часть наших людей в густой роще, но про­тивник обошел нас с флангов, и бойцам пришлось вести долгий бой, чтобы помочь отставшим товарищам пересечь железнодорожную линию и направиться в сторону леса. Именно в этот момент вражеская авиация засекла нас. Са­молеты В-26, С-47 и большие разведывательные самолеты С-3, а также легкие самолеты начали поливать огнем и бом­бить участок, периметр которого не превышал 200 метров. Нанеся массированный удар, они улетели. Мы потеряли одного человека убитым и несколько ранеными, среди ко­торых был капитан Сильва. Весь остальной путь он прошел со сломанным плечом.
  На следующий день окружающая местность уже не про­изводила такого удручающего впечатления, поскольку нам удалось собрать всех бойцов, за исключением десяти че­ловек, которые позднее присоединятся к колонне Камило и вместе с ней дойдут до Ягуахая, что находится в северной части провинции Лас-Вильяс...
  Голод и жажда, чувство бессилия перед врагом, который все теснее сжимал кольцо окружения, и к тому же страш­ная болезнь ног, известная среди крестьян под названием «масаморра», превращавшая каждый шаг бойца в мучи­тельную пытку, — все это привело к тому, что наш отряд стал походить на армию теней. Нам было трудно, очень трудно продвигаться вперед. День ото дня ухудшалось фи­зическое состояние наших бойцов. Скудное питание еще больше усугубляло их плачевное положение. Но самые тя­желые дни наступили тогда, когда нас окружили недалеко от сентраля Барагуа. Мы оказались в зловонном болоте, без капли питьевой воды, с воздуха нас непрестанно атаковала вражеская авиация. У нас не было ни одной лошади, чтобы перевозить наиболее ослабевших товарищей по неприветли­вым горам; наша обувь совсем стала непригодной от гряз­ной морской воды; колючие травы причиняли босым ногам нестерпимую боль. Наше положение было поистине отча­янным до тех пор, пока мы с огромным трудом не прорвали кольцо окружения и не вышли к знаменитой тропе, веду­щей из Хукаро в Морон — историческое место, где во время войны за независимость произошли кровопролитные бои между кубинскими патриотами и испанцами. Едва только мы пришли в себя, как пошел сильный ливень — это не­счастье нашего климата. Кроме того, противник продолжал преследовать нас и вынуждал двигаться дальше. Усталость буквально валила бойцов с ног, их лица становились все более поникшими. Однако когда обстановка стала совсем критической, когда измученных людей можно было заста­вить двигаться лишь только бранью, оскорблениями, моль­бой и всякого рода ухищрениями, вдали на западе за­сверкало голубое пятно горного массива Лас-Вильяс. При виде этого массива люди оживились, у них откуда-то по­явились новые силы» 4.
  Как обычно, Че умалчивает о том, что пришлось испы­тать лично ему в эти суровые дни. Однажды, когда колонна была на марше, он неожиданно упал как подкошенный, бойцы подбежали к нему. Че казался мертвым, в действи­тельности же он спал как убитый. Его свалила с ног усталость.
  Поход от Сьерра-Маэстры до Эскамбрая продолжался около 2 месяцев. Почти на всем пути повстанцев преследо­вала вражеская авиация, они сражались чуть ли не еже­дневно, питались редко и чем попало, часто ночевали в бо­лотах. Им пришлось пережить два грозных циклона. Поход вымотал их до предела, но повстанцы ощущали себя побе­дителями — ведь вооруженная американцами армия Бати­сты не только не смогла разгромить, но даже задержать их марш.
  8-я колонна под командованием Че, войдя в провинцию Лас-Вильяс, выполнила приказ командующего Повстанче­ской армией Фиделя Кастро!5
  Разделяя лишения, выпавшие на долю бойцов, страдая от приступов астмы, Че, как командир, должен был под­бадривать их, укрепляя волю к сопротивлению, внушать им уверенность в неизбежность победы. Его личный пример вызывал к нему чувство уважения и сплачивал вокруг него бойцов.
  Батиста приказал во что бы то ни стало перехватить и уничтожить 8-ю колонну в районе Камагуэя. Командующий правительственными войсками в этой провинции в секрет­ной инструкции от 6 октября 1958 г. писал, что он готов «трудиться 24 часа в сутки, отказаться от завтрака, обеда и сна», чтобы преградить путь бойцам Че. «Они не прой­дут! — хвастливо заявлял этот вояка. — Повстанцы — всего лишь темные крестьяне, вооруженные допотопными ружь­ями, с ними расправиться плевое дело». Между тем он же жаловался: «Мы, точно пораженные атомными лучами, боимся этих невежественных грабителей» 6. Однако преодо­леть этот страх и вдохновить на смелые подвиги своих подо­печных батистовскому стратегу не удалось.
  16 октября 8-я колонна Повстанческой армии, пройдя свыше 600 км от Сьерра-Маэстры, достигла гор Эскамбрая. Это была большая победа повстанцев, чувствительный удар по авторитету Батисты и его многотысячной армии, которая, несмотря на имевшуюся в ее распоряжении авиацию и дру­гие технические средства, оказалась не в силах преградить путь бойцам Че. Пошатнулась и репутация американских военных советников, под фактическим руководством которых действовали кубинские каратели.
  Может показаться странным или непонятным тот факт, что колонны Че и Съенфуэгоса, насчитывавшие всего не многим более 200 бойцов, одетых в рванье, голодных, бес­предельно уставших, сумели прорваться сквозь мощные за­слоны армии Батисты. Че объясняет случившееся тем обстоятельством, что повстанцы считали тяготы партизан­ской жизни предпосылкой победы, рисковать жизнью стало для них чем-то обыденным, естественным. А правитель­ственные солдаты свою жизнь ценили и любили больше, чем бывшего сержанта Фульхенсио Батисту, и вовсе не хотели за него умирать.
  Но главная причина успеха похода повстанческих колонн заключалась, отмечает Че, в том, что они были глашатаями аграрной реформы, обещали землю крестьянам, и не только обещали, а и делили среди крестьян собственность лати­фундистов. «Первой нашей акцией в провинции Лас-Вильяс, — пишет Че, — еще даже до того, как мы открыли первую народную школу, было обнародование революцион­ного закона об аграрной реформе, который, в частности, освобождал мелких арендаторов от уплаты аренды поме­щику. .. Этот закон не был нашим изобретением, сами кре­стьяне обязали нас издать его» 7.
  Рассказывая о полном лишений и тяжелых испытаний походе в провинцию Лас-Вильяс, Че подчеркивает, что кре­стьяне повсеместно оказывали партизанам помощь, дели­лись с ними куском хлеба, поставляли проводников. Хотя и имелись случаи предательства, однако оно не носило созна­тельного характера. Просто некоторые крестьяне, опасаясь репрессий, сообщали о присутствии партизан помещикам, а те спешили передать эти сведения военным властям. С та­кого рода доносчиками сталкиваются все партизанские дви­жения, кубинское не было в этом отношении исключением.
  В горах Эскамбрая, когда туда подошла колонна Че, дей­ствовало несколько партизанских групп. Одна из них громко именовала себя Вторым национальным фронтом Эскамбрая, ее возглавлял Гутьеррес Менойо8, принадлежавший ранее к «Революционному директорату», но отколовшийся от него и выступавший с крайне правых, антикоммунистических по­зиций. Он больше мародерствовал, чем боролся с батистов­цами. Там же действовала группа «Революционного дирек­тората» во главе с его лидером Фауре Чомоном, участником нападения на президентский дворец 13 марта 1957 г. Народно-социалистическая партия также располагала своим партизанским отрядом, которым командовал коммунист Фе­ликс Торрес.
  Отряд Торреса, носивший имя Максимо Гомеса, героя освободительной войны против испанцев, имел очень хо­рошо организованный лагерь. В нем была принята колонна Камило Съенфуэгоса. Местные партизаны оказали помощь вновь прибывшим. Фауре Чомон и его бойцы «Революцион­ного директората» столь же доброжелательно встретили ко­лонну Че.
  Иначе повел себя Гутьеррес Менойо. Он даже попытался преградить бойцам Че доступ в горы, заявив, что это «его территория». Гутьерресу Менойо претила идея аграрной ре­формы, за которую ратовал Че. Из всех постулатов повстан­цев аграрная реформа, провозглашенная Фиделем на Сьер­ра-Маэстре 20 октября (закон № 3 повстанческого командо­вания), больше всего раздражала реакционеров. Даже среди руководителей «Движения 26 июля» в провинции Лас-Вильяс не все высказывались в пользу радикальной аграр­ной реформы, особенно же раздела помещичьей земли среди крестьян, что отстаивал Че. Некоторые противились аграр­ной реформе якобы из тактических соображений, утверждая, что она оттолкнет от повстанцев состоятельных людей. Дру­гие выступали против аграрной реформы потому, что сами были земельными собственниками или капиталистами и бо­ялись, что она откроет путь к другим, еще более радикаль­ным социальным преобразованиям.
  В этих условиях Че с большим трудом удалось добиться объединения всех революционных сил, действовавших в Эскамбрае. Во второй половине декабря во главе повстан­ческих отрядов он начал наступление па опорные пункты противника в провинции Лас-Вильяс, которые прикрывали столичный город Санта-Клару.
  16 декабря повстанцы окружили город Фоменто с насе­лением 10 тыс. человек. После двух дней кровопролитного сражения правительственный гарнизон сдался, и город был освобожден. Повстанцы захватили 141 солдата в плен и большое количество оружия, боеприпасов и транспортных средств. 21 декабря повстанцы атаковали город Кабайгуан с населением 18 тыс. жителей. Здесь бой шел буквально за каждый дом. Во время сражения при неудачном прыжке с крыши дома Че сломал левую руку и сильно повредил лоб. В местной лечебнице ему наложили гипс па сломанную руку, и он снова бросился в бой, который закончился сдачей в плен вражеского гарнизона. Как всегда в подобных случаях, повстанцы обезоружили солдат и офицеров против­ника и отпустили их. Безоружные и опозоренные сдачей в плен, они уже не представляли опасности. К тому же гу­манное отношение к пленному противнику побуждало и дру­гих солдат Батисты к сдаче. Взятое у противника оружие немедленно поступало добровольцам, которые в каждом ос­вобожденном населенном пункте десятками примыкали к повстанцам9. После освобождения города Пласетаса части Че окружили город Санкти-Спиритус — второй по величине в тогдашней провинции Лас-Вильяс, с населением 115 тыс. человек. Бой продолжался два дня и также закончился по­бедой повстанцев.
  Не теряя времени, Че погрузил своих бойцов на грузо­вики и направился к городу Ремедиосу, расположенному по дороге, ведущей на Санта-Клару. Противник укрепился в массивных зданиях колониальной эпохи — муниципали­тете, тюрьме, полицейском управлении, казармах. Пов­станцы, окружив эти здания, открыли по ним огонь. Пер­выми сдались полицейские в подожженном муниципалитете. Затем повстанцы во главе с Че, штурмом овладев казар­мами, взяли в плен около 100 солдат. Так еще один город стал Освобожденной территорией Кубы.
  В этот же день, 25 декабря, повстанцы ворвались в порт Кайбариен, расположенный в 8 км от Ремедиоса. После ко­роткого боя солдаты и моряки, охранявшие его, сдались. Их обезоружили и распустили по домам.
  На следующий день повстанцы освободили населенный пункт Камахуани, гарнизон которого в панике бежал по направлению к Санта-Кларе. Противник оставил и другие небольшие селения, сконцентрировав свои силы у Санто-Доминго, в 70 км к западу от Санта-Клары, и у Эсперапсы, в 16 км к востоку от того же центра провинции Лас-Вильяс, в надежде задержать повстанцев у этих населенных пунктов.
  27 декабря 1958 г. в 8 часов вечера Че собрал своих ко­мандиров и отдал распоряжение о наступлении на Санта-Клару. Нуньес Хименес получил приказ провести 8-ю ко­лонну незамеченной по проселочным дорогам в район уни­верситетского городка, расположенного в нескольких кило­метрах от Санта-Клары.
  В 2 часа утра 28 декабря бойцы 8-й колонны — всего около 300 человек — погрузились на автомашины и через два часа уже были в университетском городке. В 6.30 утра в университетский городок прибыл Че. В 8 часов он отдал приказ наступать на Санта-Клару по Центральному шоссе. Повстанцы двумя цепочками двигались по обочинам шоссе.
  В 12 часов дня бойцы колонны подходят к доминирую­щей над Санта-Кларой горе Капиро, на вершине которой укрепились батистовцы, у подножия — два вражеских танка. Поблизости стоит бронепоезд, вооруженный мортирами, зе­нитными пушками, пулеметами. В нем свыше 400 солдат, их возглавляет полковник Россель Лейва, командующий ин­женерными войсками Батисты.
  Казалось, эту укрепленную позицию не одолеть повстан­цам. Но батистовцы, несмотря на превосходящие силы, деморализованны, растерянны, одно имя Че повергает их в па­нику. Батистовцы чувствуют себя обреченными. Постреляв для виду, их танки уходят в город, туда же, не выдержав натиска повстанцев, бегут и солдаты с вершины горы Ка­пиро. Полковник Россель Лейва тоже бежит с поля боя. По его приказу бронепоезд возвращается на станцию Санта-Клары. Но полковник не знает, что несколько часов назад Че, раздобыв два бульдозера, разворотил железнодорожную колею между Капиро и Санта-Кларой и ждет его там.
  В 15 часов 29 декабря батистовский бронепоезд на пол­ном ходу сошел с рельсов на разрушенном участке пути. Передний паровоз и несколько вагонов перевернулись. По­встанцы выкуривали солдат из бронепоезда, швыряя бу­тылки с горючей смесью. Осажденный с близкого расстояния, забрасываемый бутылками с бензином, бронепоезд стал на­стоящим пеклом для солдат. Через несколько часов вся команда сдалась, и в руках партизан оказались орудия, пу­леметы и большое количество боеприпасов 10.
  В этой операции участвовал всего лишь один взвод по­встанцев в составе 18 бойцов, который не только обезвредил бронепоезд, единственный, к слову сказать, имевшийся у Батисты, но и взял в плен свыше 400 вражеских солдат и офицеров. Че разрешил офицерам сохранить личное оружие и приказал Нуньесу Хименесу препроводить всех пленных в порт Кайбариен, откуда переслать их в расположение войск Батисты.
  В городе противник укрепился в крупных зданиях, охра­няемых танками. Батистовцы надеялись, что им удастся про­держаться до прибытия обещанного Батистой подкрепления. Предвидя, что оно может поступить из городов Тринидад и Съенфуэгос, отряды повстанцев по приказу Че окружили эти населенные пункты, изолировав их от Санта-Клары.
  В результате помощь осажденным батистовцам в Санта-Кларе так и не постудила.
  28 декабря ожесточенные бои разгорелись у Дворца пра­восудия, гостиницы, тюрьмы, казарм «Леонсио Видаль». Гражданское население помогало повстанцам. Жители с ра­достью пускали их в дома, кормили, поили, выводили по крышам на более удобные позиции, указывали места, где укрылись сторонники диктатуры, сообщали о передвижениях противника. Че осаждали десятки людей, предлагая свои услуги. С левой рукой в гипсе, с неизменной сигарой в зу­бах, с автоматом в правой руке, в кожаной куртке, растоп­танных башмаках, в черном берете, Че принимал сообщения связных, отдавал приказы и время от времени сам бросался в гущу боя, ободряя бойцов. 29 и 30 декабря повстанцы за­няли здание суда, «Гранд-отель», две укрепленные церкви, «Буэн виахе» и «Кармен», захватив в плен находившихся там солдат и полицейских.
  Танки, на которые батистовцы возлагали большие на­дежды, оказались бесполезными. В городе, охваченном вос­станием, они застревали среди баррикад, перевернутых гру­зовиков и легковых автомашин. Повстанцы забрасывали их бутылками с горючей смесью и вынуждали экипажи сдаться. Самолеты Батисты беспорядочно обстреливали и бомбили районы Санта-Клары, а также города и селения, контроли­руемые повстанцами.
  Кровопролитный бой разыгрался у полицейского управ­ления. В этом бою погиб отважный «Пастушок», командо­вавший взводом. Только когда повстанцы подожгли здание, осажденные согласились сдаться при условии, что им будет разрешено безоружным укрыться в казармах «Леонсио Видаль». Че не возражал. Из здания вышло около 300 бати­стовцев, но только с десяток укрылось в казармах, осталь­ные разошлись по домам или поспешили скрыться.
  К 1 января 1959 г. только тюрьма, казармы и примыкав­ший к ним аэродром оставались в руках противника. Все попытки батистовцев послать из Гаваны подкрепления своим сторонникам в Санта-Кларе провалились. Однако в ка­зармах, представлявших, как и все подобного рода сооруже­ния на Кубе, хорошо укрепленную крепость, подходы к ко­торой со всех сторон простреливались, все еще оставалось около тысячи хорошо вооруженных солдат и полицейских. Будь у них желание, они могли бы оказать повстанцам оже­сточенное сопротивление, заставить их большой кровью за­платить за победу. Разумно было добиваться победы малой кровью и быстро. Ведь взятие Санта-Клары предрешало исход боев за Камагуэй и Сантьяго, а это означало освобожде­ние всей восточной части острова, что, в свою очередь, при­вело бы к падению Батисты. С победой следовало спешить еще и потому, что кровопролитные бои в стране могли бы послужить поводом для вооруженной интервенции Соединен­ных Штатов под традиционным предлогом защиты жизни и собственности американских граждан. Опасность американ­ской интервенции была весьма реальной. К тому же реак­ционная печать США распространяла лживые слухи, будто бы советские подводные лодки снабжают оружием по­встанцев Фиделя Кастро.
  Учитывая все эти обстоятельства, утром 1 января Че по­ручил капитанам Нуньесу Хименесу и Родригесу де ла Веге направиться в казармы «Леонсио Видаль» и уговорить гар­низон сложить оружие, обещая, что солдатам и офицерам будет разрешено разойтись по домам или направиться в лю­бое место Кубы по их выбору. Парламентеры сели в автомо­биль с белым флагом и, прихватив громкоговоритель, по ко­торому призывали прекратить огонь на время переговоров, направились в расположение обороны противника. В казар­мах Нуньеса Хименеса и Родригеса де ла Вегу ожидали полковник Эрнандес и весь командный состав противника — девять майоров и восемь капитанов, а также полковник Корнелио Рохас, начальник полиции.
  Эрнандес предложил заключить перемирие, не ограничи­вая его временем. Парламентеры потребовали от имени Чо безоговорочной капитуляции. В этот момент по радио по­ступило сообщение из генерального штаба в Гаване, что Батиста бежал из страны в Доминиканскую Республику и что в столичном военном лагере «Колумбия» образована правительственная хунта во главе с членом верховного суда Пьедрой, начальником генерального штаба стал генерал Эулохио Кантильо.
  Вслед за тем к радиоаппарату подошел Эрнандес, кото­рый доложил Кантильо о положении в Санта-Кларе и о при­сутствии в казарме парламентеров. Обращаясь к Нуньесу Хименесу, Кантильо заявил, что взял власть с согласия Фи­деля Кастро, а раз гарнизон Санта-Клары теперь в его под­чинении, то повстанцы якобы не вправе требовать его капи­туляции. Но этот маневр не удался. Полковник Эрнандос сдался, а вслед за казармой «Леонсио Видаль» пали и остальные пункты сопротивления батистовцев. К 2 часам дня 1 января 1959 г. Санта-Клара полностью перешла в руки повстанцев 11.
  Че сообщил об одержанной победе по радиотелефону Фиделю, готовившемуся к решительному наступлению на Сантьяго. Фидель приказал Че, а также Съенфуэгосу, не те­ряя времени, форсированным маршем двинуться в Гавану, сместить Кантильо и занять основные стратегические пункты города.
  Напуганный волной протестов, Кантильо передал власть полковнику Рамону Баркину, руководившему заговором про­тив Батисты в апреле 1956 г. и с тех пор сидевшему в тюрьме на о-ве Пинос. Освобожденный из заключения по требованию американского посла, этот бывший военный ат­таше в Вашингтоне теперь оказался весьма приемлемой фи­гурой для янки. Но не прошло и суток, как Баркина по­стигла участь Кантильо.
  Че была необходима радиосвязь как со штаб-квартирой повстанцев во главе с Фиделем Кастро на Сьерра-Маэстре, так и с отдельными подразделениями 8-й колонны. Радио­связью при Че в дни решающих боев руководил инженер Ирам Пратс Лабраде, прибывший в начале ноября 1958 г. в Кабальете-де-Каса, где располагался тогда штаб 8-й колонны.
  «Че обратился ко мне, — вспоминает Ирам, — с просьбой помочь ему услышать передачи „Радио ребельде". Он их не слышал очень давно, с начала похода его колонны в Лас-Вильяс... Это было мое первое задание... Я понял, что сигнал повстанческой радиостанции не доходил до нас по­тому, что мы были по другую сторону Сьерра-Маэстры;
  Я поднялся на вершину холма, высота которого была примерно 800 м, и тут же настроился на волну „Радио ре­бельде". ..
  Радио Сьерра-Маэстры мы услышали, теперь требовалось установить двустороннюю связь. Но для этого надо было дождаться прибытия радиостанции» 12. Пока же сообщения Фиделю переправлялись в письменном виде Камило Съен­фуэгосу, который через одного из радиолюбителей передавал их по назначению.
  Спустя несколько дней на мулах доставили радиостан­цию. Установили аппаратуру, связисты приступили к работе на ней, но большая влажность, обилие насекомых приво­дили к тому, что антенна то и дело отключалась.
  В эти дни в ставку Че прибыл Рохер Венегас с неболь­шим радиопередатчиком и помог наладить станцию. Теперь партизаны каждый день могли слушать радиостанции повстанцев, расположенные за рубежом, — «Индио асуль», «Индио апаче» и «Индио верде», а также «Радио ребельде». Но сами передавать пока не имели возможности. Наконец дня через два-три удалось, с помощью передатчика Венегаса, установить связь со Сьерра-Маэстрой, правда очень ненадолго. Связь поддерживалась с большим трудом.
  К счастью, вскоре связисты получили недостававшие кон­денсаторы. Установив связь, Че и Фидель проговорили 8 или 10 часов подряд.
  Теперь Че получил возможность выходить на связь со Сьерра-Маэстрой регулярно два раза в день — утром по опе­ративным вопросам и днем, чтобы получить бюллетень «Ра­дио ребельде», который записывался на магнитофон или от руки и затем повторялся через свою радиостанцию. Колонна Че установила связь со всеми. Каждый день переговарива­лись с Камило, со Вторым фронтом и с другими колоннами. Связывались также с Венесуэлой, Мексикой и Майами.
  В радиоцепь «Свобода» входили 70—80 радиостанций. Каждый отряд, каждая колонна имели свои радиостанции, некоторые по две или три.
  Кроме того, была налажена самодельная телефонная связь, и из Кабальете-де-Каса можно было звонить в Гавиланес, Педреро, госпиталь, лагерь, штаб и на радиостанцию, где и был расположен коммутатор.
  На аппаратуре работали Фаусто Родригес, Рамон Кальво Бельо, Рохер Венегас и Ирам Пратс Лабраде.
  По мере продвижения 8-й колонны радиостанция неод­нократно перебазировалась, последний раз — в Санта-Клару. «Установили ее в здании университета и оттуда сообщали о том, как идут бои, — рассказывал Ирам. — Мы уже ожи­дали падения Батисты... 1 января часов в пять утра я ус­лышал как кто-то из радиолюбителей сообщает своему на­парнику: „Слушай, все уже решилось": Что же случилось? Тут я слышу голос старика Медероса. Настраиваюсь на его волну и, как всегда, сообщаю условные позывные, чтобы он мне ответил. Но он меня прерывает и говорит открытым текстом: „Слушай, Ирам, кончено дело. Батиста бежал". За­тем было передано сообщение о сдаче гарнизона Санта-Клары и заявление Фиделя о том, что мы не пойдем на компромисс с тиранией и требуем немедленной капитуля­ции всех казарм. Это была последняя передача нашей радиостанции13»
  2 января 1959 г. жители Санта-Клары читали расклеен­ное на стенах домов обращение Че «К гражданам провин­ции Лас-Вильяс»:
  «Покидая город и провинцию для исполнения новых обя­занностей, возлагаемых на меня Верховным командованием Повстанческой армии, я выражаю глубокую благодарность населению города и всей провинции, которое внесло боль­шой вклад в дело революции и на чьей земле произошли многие из важнейших заключительных боев против тирании. Я выражаю пожелание, чтобы вы оказали самую широкую поддержку товарищу капитану Каликсто Моралесу — пред­ставителю Повстанческой армии в Лас-Вильясе, в его дей­ствиях по быстрейшей нормализации жизни этой много­страдальной провинции.
  Пусть население провинции Лас-Вильяс знает, что наша повстанческая колонна, значительно выросшая за счет вступ­ления в ее ряды сынов этой земли, уходит отсюда с чув­ством глубокой любви и признательности. Я призываю вас сохранить в своих сердцах этот революционный дух, чтобы и в осуществлении грандиозных задач восстановления насе­ление провинции Лас-Вильяс было авангардом и опорой ре­волюции» 14.
  В 5.30 утра того дня бойцы 8-й колонны имени Сиро Редондо на грузовиках, легковых машинах и вездеходах на­правились в Гавану. По дороге население встречало повстан­цев восторженными возгласами, забрасывало цветами. С та­ким же энтузиазмом встретили своих освободителей жители столицы, куда прибыла в полдень 8-я колонна.
  В Гаване Че должен был по приказу Фиделя Кастро за­нять «Кабанью» — крепость и тюрьму, выстроенную еще испанцами у входа в Гаванскую гавань, где находились сол­даты. Крепость сдалась Че без единого выстрела. Тогда же, 2 января 1959 г., колонна Съенфуэгоса также без единого выстрела заняла военный лагерь «Колумбию», где повстан­цам сдались отборные части армии Батисты.
  Вскоре Эрнесто Че Гевара смог увидеться с родителями. Он писал им из Мексики, что вступил в отряд Фиделя Ка­стро и направляется на Кубу сражаться с Батистой. Потом газеты соообщили, что отряд Фиделя при высадке разгром­лен, его участники, в том числе Че, убиты... Вскоре вы­яснилось, что это было неправдой. От Че с Кубы семья по­лучала лишь короткие весточки 15, если не считать рассказов аргентинского журналиста Хорхе Рикардо Масетти, который побывал в апреле-мае 1958 г. на Сьерра-Маэстре, откуда привез записанные на магнитофон беседы с Че и Фиделем. Масетти опубликовал книгу об этих встречах: «Те, кто бо­рется, и те, кто плачет» 16.
  31 декабря 1958 г., накануне падения режима Батисты, семья Гевары собралась, чтобы встретить Новый год. На­строение было неважное, так как радио сообщало о кубин­ских событиях самые противоречивые сведения, а о Че только знали, что в боях за город Санта-Клару он был ранен.
  Около 11 часов вечера кто-то подбросил к дверям квар­тиры Гевары конверт с запиской от Че: «Дорогие старики! Самочувствие отличное. Израсходовал две, осталось — пять. Продолжаю работать. Вести — редкие, так и будет впредь. Однако уповайте, чтобы бог был аргентинцем. Крепко об­нимаю вас всех. Тэтэ». Он всегда говорил, что у него, как у кошки, семь жизней. Слова «израсходовал две, осталось — пять» означали, что он был дважды ранен и что у него оста­лись еще пять жизней в запасе.
  Но это не был единственный сюрприз в ту памятную ночь. Не прошло и десяти минут, как кто-то подбросил но­вый конверт, а в нем открытка с нарисованной красной ро­зой, на открытке написано: «Счастливого рождества и Но­вого года! Самочувствие Тэтэ отличное!». На следующий день, 1 января 1959 г., к родителям Че зашли Масетти и Альберто Гранадос, которые сообщили о бегстве Батисты
  с Кубы.
  Через неделю, 7 января, когда Гавана уже была осво­бождена Повстанческой армией, Камило Съенфуэгос сумел сделать для Че приятный сюрприз, прислав за его родите­лями в Буэнос-Айрес самолет. 9 января чета Гевара была в Гаване. Когда донья Селия обняла на аэродроме сына, то не выдержала и расплакалась. Это случилось с ней впервые. Отец спросил Че, не думает ли он теперь посвятить себя медицине. Он ответил:
  — Титул врача могу подарить тебе на память. Что же касается моих дальнейших планов, то, возможно, останусь здесь или буду продолжать борьбу в других местах...
  В 1960 г. Че, наконец, встретился со своим другом Миалем. До этого он иногда писал ему письма. В одном из них он приглашал Миаля переехать на постоянное жительство на Кубу. Че спрашивал: «Мог ли ты когда-нибудь вообра­зить себе, что известный тебе любитель поболтать и попить матэ превратится в человека, без устали трудящегося па пользу дела?».
  В том, что революция изменила Тэта, сделала из него железного бойца и неутомимого труженика, Миаль убедился, когда приехал, наконец, на остров Свободы и встретился с Эрнесто. Теперь Че знал ответы на многие вопросы, му­чившие его в годы юности. Не изменился он только в од­ном — продолжал оставаться скромным и равнодушным к жизненным благам. Выпавшую на его долю славу и по­пулярность он воспринимал с юмором. Будучи одним из вож­дей революции, министром, он продолжал вести спартан­ский образ жизни, зачастую сознательно лишая себя мини­мальных удобств. Неоднократно он говорил, что революцион­ный государственный деятель должен вести монашеский об­раз жизни.
  На Кубе Миаль по совету Че обосновался в Сантьяго, где стал преподавать на медицинском факультете универ­ситета.
  Когда вышла книга «Партизанская война», Че подарил ее Миалю со следующей надписью: «Желаю, чтобы дни Твои не закончились без того, чтобы не почувствовать за­паха пороха и не услышать призыва народов к борьбе, — высшая форма испытать сильные эмоции, не менее яркие и более полезные, чем пережитые на Амазонке». Перед отъ­ездом с Кубы он подарил Миалю еще одну книгу с такой дарственной надписью: «Не знаю, что оставить Тебе на па­мять. Мой походный дом снова будет держаться на двух лапах, и мои мечты останутся безграничны до тех пор, пока пуля не поставит на них точку. Жду Тебя, осевший цыган, когда пороховой дым рассеется. Обнимаю вас всех, включая Томаса. Че» 17.
  — У Че слово никогда но расходилось с делом, — вспо­минал в разговоре с автором Альберто Гранадос. — Он ни­кому не поручал ничего такого, чего бы сам не мог или не был бы готов в любой момент выполнить. Он считал, что личный пример имеет не меньшее значение, чем теоретиче­ские рассуждения. В наших странах личный пример приоб­ретает особое значение. У нас всегда ощущался избыток тео­ретиков, в особенности «кофейных стратегов», иначе го­воря — болтунов, и было мало настоящих людей действия. Че принадлежал к числу последних. На Сьерра-Маэстре он не только сражался, но и лечил раненых, рыл окопы, строил и организовывал мастерские, таскал на себе грузы. Так же он вел себя и на посту министра промышленности: участ­вовал в стройках, в разгрузке кораблей, садился за руль трактора, рубил тростник. Внешне он мог иногда казаться резким и даже грубым, но его друзья знали, какой он чут­кий и отзывчивый. Он глубоко переживал гибель близких товарищей и последователей, которые по его примеру поcле победы Кубинской революции подняли в разных местах Ла­тинской Америки знамя партизанской войны. Как-то он мне с горечью пожаловался: «Миаль! Пока я сижу за письмен­ным столом, мои друзья гибнут, неумело применяя мою пар­тизанскую тактику». Покидая Кубу, он мне сказал: «Я ни­когда не вернусь побежденным. Предпочту смерть пораже­нию». И это не были красивые слова.
  В 1960 г. Че опубликовал книгу «Партизанская война», посвященную другому герою Кубинской революции — Ка­мило Съенфуэгосу. Камило погиб трагически. Вскоре после победы революции он вылетел самолетом из Камагуэя в Га­вану и исчез. Видимо, самолет был сбит контрреволюционе­рами или взорвался над океаном в результате диверсион­ного акта.
  В посвящении Че писал: «Камило был участником сотен сражений, человеком, которому Фидель доверял в самые трудные моменты войны. Самоотверженный боец, Камило всегда был готов пожертвовать собой, что закаляло харак­тер -и его самого, и партизан... Однако нельзя рассматри­вать Камило как героя-одиночку, совершающего блиста­тельные подвиги лишь по зову собственного сердца. Ведь он — частица самого народа, который его взрастил в ходе упорной и суровой борьбы, как взрастил и других своих ге­роев и вождей.
  Я не знаю, было ли известно Камило изречение Дан­тона о революционном движении: «Смелость, смелость и еще раз смелость!». Во всяком случае, именно это качество всегда проявлял он и руководимые им партизаны. Наряду с этим он постоянно требовал от них быстрой и точной оценки обстановки и предварительного изучения задач...
  Особенностью его характера была непринужденность в об­ращении с людьми и глубокое уважение к народу. Мы по­рой забывали еще об одном качестве, которое было свой­ственно Камило: не оставлять без завершения ни одно из дел рук своих...
  Камило свято чтил верность. Он был верил и Фиделю. который, как никто другой, воплощает в себе волю парода, и самому народу...
  Кто убил Камило?
  Его убил враг, убил потому, что хотел его смерти... На­конец, его убил собственный характер. Камило никогда не отступал перед опасностью, он смело смотрел ей в глаза, заигрывал с нею, дразнил ее, как тореадор, и вступал с нею в единоборство. В его сознании партизана не укладывалось, что какое-нибудь препятствие может остановить его или за­ставить свернуть с намеченного пути» 18.
  Все то, что Че писал о Камило, с полным основанием можно сказать и о нем самом. Достаточно в этом тексте сменить имя Камило на Че, чтобы получился точный порт­рет самого автора этого посвящения.
  
  1 Bohemia, 1967, N 42, р. 31,
  2 Bohemia, 1982, N 39, р. 82—89,
  3 Че Гевара Э. Эпизоды революционной войны. М., 1974, с. 212—213.
  4 Там же, с. 213—216.
  5 Granma, 1977, 8 oct.
   6 Che, La Haba&a, 1969, p. 189—190.
  7 Ibid., p. 134.
  8 Элой Гутьеррес Менойо сражался на фронтах гражданской войны в Испании. Возвратившись на Кубу, принимал участие в напа­дении на президентский дворец 13 марта 1957 г. После 1959 г. — один из лидеров контрреволюции, ярый антикоммунист,
  9 Granma, 1978, 6 dic.
  10 См.: Че Гевара Э. Эпизоды с. 216—221.
  11 Granma, 1981, 22 oct
  12 См.: Куба, 1978, № 3, с. 24.
  13 Там же, с. 25,
  14 Cuba, 1967, nov., p. 44.
  18 О письмах Че родителям из Мексики и Кубы в период повстан­ческой борьбы см, подробнее: Granma, 1976, 1 dic.
  16 Masetti J. R. Los que luchan у los quo lloran. Buenos Aires, 1958.
  17 Che: Una vida у un ejemplo. La Habana, 1968, p. 35—36.
  18 Che Guevara E. Escritos у discursos. La Habana, 1977, t. 1, р. 27—28.
  
  Трудное начало
  Первый день в Гаване, 2 января 1959 г., был для Че днем радостным, хотя и тревожным. Население столицы с во­сторгом встретило освободителей, диктатор и его ближайшее окружение бежали, гаванский гарнизон и полиция не ока­зали сопротивления повстанцам, однако противник все еще надеялся если не силой, то хитростью удержать власть. В ночь с 1 на 2 января в столице наблюдались беспорядки, грабежи. В городе затаились батистовцы. Генерал Кантильо и полковник Баркин ушли в подполье, все еще надеясь при помощи своих американских покровителей стать хозяевами положения.
  К власти рвались и другие группировки. Пытаясь укре­пить свои позиции, сторонники «Революционного директо­рата» захватили президентский дворец -и университетский городок в Гаване.
  В освобожденном Сантьяго повстанцы провозгласили временным президентом республики судью Мануэля Уррутию, который, будучи членом трибунала во время процесса над Фиделем Кастро и другими участниками нападения на ка­зармы «Монкада», высказался за их освобождение и с тех пор считался противником Батисты.
  В Гаване Че вместе с Камило пытаются сплотить рево­люционные силы и разоружить воинские части и полицию. В первом же заявлении по телевидению Че говорит о необ­ходимости создать революционную милицию, которая должна заменить полицию тирана. При содействии населения по­встанцы вылавливают батистовских палачей.
  5 января в Гавану прибыл временный президент Уррутия. Он объявил состав кабинета министров во главе с премьером Хосе Миро Кардоной. В правительстве большинство портфе­лей получили представители буржуазии, вовсе не заинтере­сованные в осуществлении революционных преобразований. Реальная же власть на местах повсеместно переходила в руки деятелей Повстанческой армии, в частности губерна­торами провинций назначались активные участники борьбы. Сам Фидель Кастро и другие руководители Повстанческой армии в правительство не вошли. Че получил на первый взгляд весьма скромное назначение — начальник военного департамента крепости «Ла-Кабанья», или, точнее, ее ко­мендант. Камило стал командующим сухопутными повстан­ческими силами.
  В стране, таким образом, существовали, с одной стороны, буржуазное правительство, не располагавшее реальной властью, с другой — Повстанческая армия и связанное с нею «Движение 26 июля», все больше подчинявшие сво­ему контролю различные рычаги управления страной. Пред­ставители крупной буржуазии стали группироваться вокруг президента Уррутии и премьер-министра Миро Кардоны, а антиимпериалистические силы — вокруг лидеров Повстан­ческой армии. Поляризация сил должна была привести к столкновению этих двух лагерей, однако исход такого столкновения пока не был ясен.
  8 января в Гавану прибыл Фидель Кастро. Все населе­ние столицы вышло на улицы, чтобы приветствовать вождя повстанцев. В тот же день Фидель выступил перед жителями столицы, заполнившими территорию лагеря «Колумбия». Он призвал всех революционеров к единству. В этой речи Фи­дель назвал Че «подлинным героем» революционной войны против Батисты.
  Когда 9 января из Буэнос-Айреса прилетела на Кубу Се­лия, мать Че, она нашла сына возмужавшим, сильным, уве­ренным в себе, настоящим борцом, таким, каким всегда хо­тела видеть своего первенца. Она спрашивала его про астму, но Че отшучивался, заверял ее, что кубинский климат и сигары действуют «губительно» на его болезнь.
  Революция победила, но борьба за осуществление рево­люционных идеалов только начиналась. Фидель Кастро и его единомышленники хорошо усвоили ленинское положение о первой и самой неотложной задаче каждой подлинно на­родной революции — о необходимости сломать буржуазную государственную машину. Сердцевиной этой машины на Кубе были армия, полиция, многочисленные тайные службы. Народ ненавидел их и поэтому с одобрением встретил реше­ние об их разоружении, а затем и роспуске. Батистовская армия перестала существовать, а американскую военную миссию, которая на протяжении многих лет муштровала эту армию, Фидель упразднил.
  Теперь следовало примерно наказать батистовских пала­чей, руки которых были обагрены кровью кубинских патри­отов. За семь лет пребывания Батисты у власти было заму­чено и убито около 20 тыс. кубинцев. Палачи должны были ответить за свои злодеяния: их наказания требовал народ, повстанцы неоднократно заверяли, что преступники не уйдут от возмездия. Были учреждены революционные трибуналы, которые судили этих преступников со строжайшим соблюде­нием всех норм правосудия. Подсудимым предоставлялось право приглашать в качестве защитников лучших адвока­тов, вызывать любых свидетелей, оправдываться перед три­буналом. Процессы проходили открыто, в присутствии на­рода, журналистов, иногда показывались по телевидению. Характерно, что улики против подсудимых были столь не­опровержимы, что почти все они признавали себя винов­ными в совершенных преступлениях. Наиболее одиозных палачей ревтрибуналы присуждали к высшей мере наказа­ния — расстрелу.
  Батистовские палачи в подавляющем большинстве явля­лись агентами американских разведывательных органов. Инспирируемая правящими кругами США печать стала об­винять кубинских повстанцев в чрезмерной жестокости, при­страстии к кровопролитию, бесчеловечности. И на Кубе, где со свержением Батисты была введена свобода печати, про­тивники революции тоже призывали во имя гуманизма и христианского милосердия не «проливать больше крови ку­бинцев». А так как преступники содержались в «Ла-Кабанье», где заседали ревтрибуналы, а комендантом крепости являлся Эрнесто Че Гевара, то, естественно, главный огонь реакции и ее американских покровителей был направлен против него. Аргентинец, защитник гватемальской револю­ции, участник повстанческой борьбы на Сьерра-Маэстре, ос­вободитель Санта-Клары он именовался силами реакции не иначе, как «рука Москвы», агент, засланный на Кубу, чтобы превратить ее в «колонию красного империализма».
  Кампания против Че принесла его противникам больше вреда, чем пользы. Популярность и авторитет Э. Че Гевары и других вождей революции неуклонно росли в народе. Трудящиеся поддерживали действия Фиделя Кастро и его сорат­ников. Выступления революционных вождей собирали огромные массы народа.
  Че также выступал в самых различных аудиториях. Од­ним из первых его публичных выступлений в Гаване была речь перед врачами 16 января. Врачи считали его своим коллегой, да и он сам в первые месяцы пребывания в Га­ване, подписываясь, ставил перед своей фамилией титул док­тора, «Че» писал в скобках после имени. Но вскоре он ме­няет свою подпись: вместо «доктор» пишет «майор», а с «Че» снимает скобки. И действительно, какой из него врач, если он занимается теперь исключительно политической и воен­ной деятельностью? Что же касается медицины, то его инте­ресует лишь ее социальный аспект, а именно чтобы она слу­жила не эксплуататорским классам, а народу. Об этом он говорил и в речи перед гаванскими врачами.
  Как бы отвечая на нападки реакционеров, Че объяснял врачам участие в повстанческом движении своей привержен­ностью идеалам Хосе Марти — апостола кубинской незави­симости, выступавшего за тесный союз всех латиноамерикан­цов в борьбе за свободу. «Где бы я ни находился в Латин­ской Америке, — сказал в своей речи Че, — я не считал себя иностранцем. В Гватемале я ощущал себя гватемальцем, в Мексике — мексиканцем, в Перу — перуанцем, как теперь кубинцем на Кубе, и здесь, и всюду — аргентинцем, ибо не могу забыть матэ и асадо1, такова моя характерная особен­ность» 2.
  Этот аргентинец как бы являлся полномочным представи­телем всей Латинской Америки в Кубинской революции. Его присутствие на острове Свободы, как все чаще стали назы­вать родину Фиделя Кастро, символизировало латиноамери­канский характер Кубинской революции, подчеркивало, что эта революция станет переломной вехой в истории не только Кубы, но и всего континента.
  Че одним из первых отметил общеконтинентальное зна­чение Кубинской революции, которая показала, что профес­сиональную армию может одолеть и небольшая, но готовая на любые жертвы группа революционеров-повстанцев, если она пользуется поддержкой народа. Куба подтвердила, что для победы революции в отсталой аграрной стране необхо­димо участие в ней не только рабочих, но и крестьян, составляющих большинство населения. Поэтому первейший долг революционеров — работать среди крестьян, превратить их в опору революции.
  Выступления Че вызывали настороженность американ­ских монополистов, которые все еще надеялись «облагора­зумить» бородачей, действуя через соглашательские эле­менты в кубинском правительстве. Дальнейшие события по­казали, что этим надеждам не суждено осуществиться.
  9 февраля 1959 г. по требованию руководителей Повстан­ческой армии правительство издало закон, согласно которому за заслуги перед кубинским народом Эрнесто Че Геваре пре­доставлялось кубинское гражданство и он уравнивался в пра­вах с урожденными кубинцами.
  12 февраля, выступая по телевидению, Че сказал, что глубоко тронут предоставлением ему кубинского граждан­ства, чести, которой в прошлом был удостоен только один человек — доминиканец генерал Максимо Гомес, главно­командующий Армии национального освобождения в период Войны за независимость. Главной задачей теперь Че считал борьбу за осуществление аграрной реформы. На Кубе 2 тыс. латифундистов владеют 47% всей земли, а 53% принадле­жат всем остальным землевладельцам. В руках иностранных монополий находятся поместья в десятки тысяч гектаров. С этим будет покончено, крестьяне получат землю. Если власти не осуществят аграрную реформу, то крестьяне сами возьмут землю, которая принадлежит им по праву.
  13 февраля было объявлено об отставке правительства Миро Кардоны, который саботировал осуществление социаль­ных преобразований. Пост премьер-министра занял Фидель Кастро. Это была большая победа народных сил, требовав­ших углубления революционного процесса. 16 февраля 1959 г., вступая в должность премьер-министра, Фидель Ка­стро заявил, что в ближайшее время будет принят радикаль­ный закон об аграрной реформе. Революция намеревалась идти вперед, несмотря на все растущее сопротивление реак­ции, уповавшей на помощь правящих кругов Соединенных Штатив.
  Вскоре после победы Кубинской революции из Аргентины, где он находился в эмиграции, вернулся в Гавану поэт Николас Гильен. Сразу же по прибытии на родную землю поэта вызвал Че и, сообщив об идее Фиделя создать органи­зацию работников культуры, которая служила бы интересам Революции, предложил ему выступить с чтением своих сти­хов перед повстанцами в крепости «Ла-Кабанья». Гильен, конечно, согласился. Вечер открыл Че и сказал очень теплые слова о творчестве поэта. За несколько дней до этого вечера были выпущены и расклеены небольшие афиши, не лишенные юмора: «Гильен в „Ла-Кабанье"». «Мой творче­ский вечер длился целый час, — вспоминает поэт. — Для на­чала я прочитал сонет, написанный в Буэнос-Айресе и по­священный Че3. Все стихи, которые я читал, я предварял небольшим объяснением, так как Че предупредил меня, что среди публики будет немало товарищей, которые впервые присутствуют на подобном вечере. В частности, я прочитал стихи из сборника „Песни для солдат", пояснив, что эти стихи имели не только лирический, но и воспитательный ха­рактер, ибо солдат должен прежде всего служить интересам парода, а не реакции и империализма.
  В первые дни пребывания в Гаване мне несколько раз доводилось видеться с Че и беседовать с ним, однако всегда наспех, всегда где-то в президиуме, на каком-нибудь собра­нии» 4.
  11 февраля 1959 г. газета «Революсьон», орган «Движе­ния 26 июля», поместила статью Че «Что такое партизан?», писавшуюся еще в горах. Со свержением Батисты, подчер­кивал Че; решена только одна из важных задач, другую — аграрную реформу—еще предстоит осуществить, и за нее следует сражаться с таким же упорством, решительностью я самопожертвованием, с каким сражались против батистов­ской диктатуры. Сила партизан в их связи с народом.
  Появление этой статьи в печати знаменует начало актив­ной литературно-публицистической деятельности Че, чему он отдавался со свойственной ему революционной страстностью на протяжении последующих пяти лет, проведенных на Кубе. Его литературное наследие составляют, кроме того, Статьи-фельетоны (за подписью Франко-тирадор — Свобод­ный стрелок), разоблачающие политику империализма США и его прислужников; доклады и лекции по вопросам кубин­ской истории, внешней политики, экономического, государ­ственного и партийного строительства; отчеты о зарубежных поездках; выступления на заседаниях коллегии министер­ства промышленности; предисловия к различным книгам;
  письма. К этому следует добавить знаменитый «Боливийский дневник». Опубликованное литературное наследие Че пре­вышает 100 печатных листов, хотя многое из написанного им еще не увидело света.
  Литературное наследие Че свидетельствует о его всесто­ронней культуре, глубоком знании истории Кубы и других стран Латинской Америки, международной обстановки, глу­боком усвоении марксистской литературы. Че не был начет­чиком, рабом цитаты. Он исходил из анализа конкретной действительности, стремился увидеть в ней ростки нового, использовать их для дела революции, во имя которой он жил и боролся и которой одной, и только ей одной, отдавал себя всего без остатка. Он был солдатом революции, революции он служил, вне революции себя не мыслил. И все, что он писал, говорил и делал, должно было служить революции.
  Как политическому писателю и мыслителю Эрнесто Че Геваре чужды ложный пафос, многоречивость, сентимен­тальность, провинциализм, свойственные буржуазным дея­телям. Стиль его работ скуп, он впечатляет не столько раз­личного рода языковыми красотами, сколько силой логиче­ского убеждения.
  Среди книг Че обращают на себя внимание воспомина­ния о партизанской борьбе против Батисты («Эпизоды ре­волюционной войны»). Книга выдержана в лучших тради­циях реалистической литературы. Другая известная работа Че — «Партизанская война», упомянутая выше.
  В своих работах Че стремился обобщить опыт партизан­ской войны на Кубе, использовать его для дальнейшего раз­вития революционного процесса в Латинской Америке. Этот опыт он вкратце так сформулировал в статье, специально написанной для советского издания:
  «Власть была взята в результате развертывания борьбы крестьян, вооружения и организации их под лозунгами аг­рарной реформы и других справедливых требований этого класса, но при этом сохранялось единство с рабочим клас­сом, с помощью которого была достигнута окончательная победа. Другими словами, революция пришла в города и де­ревни, пройдя через три основных этапа. Первый — создание маленького партизанского отряда, второй — когда этот от­ряд, увеличившись, посылает часть своих бойцов действо­вать в определенную, но еще ограниченную зону, и третий этап — когда эти партизанские отряды объединяются, чтобы образовать революционную армию, которая в открытых боях наносит поражение реакционной армии и завоевывает по­беду. Борьба, начавшаяся в то время, когда объективные и субъективные условия взятия власти еще не созрели пол­ностью, способствовала размежеванию основных политиче­ских сил и вызреванию условий для взятия власти. Высшая точка этой борьбы — победа революции 1 января 1959 г.» 5
  Че правильно считал, что Кубинская революция — зако­номерное явление, открывающее этап народных антиимпери­алистических революций в Латинской Америке, и опыт Ку­бинской революции имеет не только местное значение. Правда, революция может потерпеть поражение и при на­личии объективных и субъективных условий для ее осуще­ствления — в силу самых различных причин: ошибок стра­тегического или тактического порядка (вспомним знамени­тые слова В. И. Ленина о том, что власть нужно брать именно 25 октября, ни днем раньше, ни днем позже), ино­странной интервенции (вспомним судьбу Венгерской совет­ской республики), раскола революционных сил, гибели ее вождей и т. д.
  Возможна и другая ситуация, а именно когда смелое, ре­шительное выступление революционного авангарда парали­зует волю противника к сопротивлению, вносит разлад в его стан, активизирует народные массы и позволяет им одер­жать победу. Латиноамериканская практика знает и «перу­анский вариант» захвата власти глубоко засекреченной, срав­нительно узкой группой военных-патриотов без каких-либо контактов с широкими массами. Разгадать пути развития революции на континенте сразу же после свержения Бати­сты было не так просто. Сегодня, когда, кроме кубинского, имеется еще чилийский, перуанский, никарагуанский и дру­гие примеры, столь несхожие по форме, хотя и родственные по сути, можно сказать, что в этом вопросе возможны са­мые различные варианты.
  В главном Эрнесто Че Гевара, конечно, был прав, а именно в том, что с победой кубинских повстанцев соци­ализм шагнул в Латинскую Америку и что теперь этот кон­тинент вступил в полосу народных антиимпериалистических революций.
  Че считал, что настоящий революционер-коммунист, тем более руководитель должен отличаться скромностью и быть бессребреником. В этом вопросе он не допускал никаких компромиссов. Эти его качества проявлялись в самой разно­образной, подчас неожиданной форме.
  В начале марта 1959 г. он дошел до состояния почти полного физического истощения. Непрекращающиеся при­ступы астмы, отсутствие отдыха — все угрожающе подрывало его здоровье. Опасаясь за его жизнь, боевые товарищи чуть ли не силой заставили Че подлечиться и отдохнуть, вы­делив ему в пригороде Гаваны виллу, принадлежавшую до революции одному из батистовских прислужников. Реакцион­ная печать не преминула заявить, что Че, дескать, не прочь попользоваться благами бывшего батистовского прихвостня.
  Че немедленно откликнулся на эту инсинуацию, заявив, что в связи с болезнью, которую получил не в притонах или игорных домах, а работая на благо революции, он вынужден пройти курс лечения. Для этого ему предоставлена властями вилла, ибо жалованье 125 песо, получаемое им как офицером Повстанческой армии, не позволяет снять необходимое поме­щение за свой счет. «Эта вилла принадлежит бывшему ба­тистовцу, она шикарна, — писал Че. — Я выбрал наиболее скромную. Допускаю, что сам факт, что я здесь поселился, может вызвать негодование. Я обещаю, в первую очередь на­роду Кубы, что покину этот дом, как только восстановлю здоровье...» 6
  Че не брал гонораров за свои работы, опубликованные на Кубе; гонорары же, причитающиеся ему за границей, он передавал общественным кубинским или зарубежным про­грессивным организациям (так, например, гонорар за книгу «Партизанская война», изданную в Италии, он передал итальянскому Движению сторонников мира).
  Че и другие единомышленники Фиделя Кастро стреми­лись показать народу, что служат ему не из корыстных по­буждений, а движимые сознанием революционного долга. В одной из речей после победы над Батистой Фидель Кастро говорил, что кубинский народ привык видеть в «революционере» — а так называли себя участники различных перево­ротов — нахального вида упитанного детину, часто вооружен­ного большим пистолетом. Он слоняется по приемным мини­стерств, требуя себе «за заслуги» различного рода поблажки, привилегии и вознаграждения. Такого рода «революционер» превращался в общественного паразита, вызывая недоверие и презрение народа. Но если такими были рядовые «рево­люционеры» прошлого, то что говорить о тех, кто правил республикой, к примеру о тиранах, вроде генерала Мачадо, сержанта Батисты и им подобных. Власть означала для них в первую очередь возможность обогатиться, превратиться в миллионеров, утолить свои низменные страсти.
  Революционеры 1959 г. были прямой противоположностью подобным спекулянтам от революции. Для себя они не же­лали ни почестей, ни богатства, ни какой-либо иной выгоды, а только права бескорыстно служить народу. Друзья и враги, народ пристально следили за каждым шагом вождей рево­люции, пытаясь по их словам и делам разгадать: это обыч­ная «революция» или это какая-то новая, подлинная, по-на­стоящему другая революция, о которой мечтали, но которой до сих пор еще не знали. Для определения характера рево­люции личное поведение, образ жизни ее вождей имели не меньшее значение, чем высокие принципы, провозглашаемые и защищаемые ими. Их слово не должно было расходиться с делом. Их главная сила была в моральном превосходстве над противниками.
  Но, кроме политических аргументов в пользу спартан­ского образа жизни, которого придерживался Че, его отличала еще личная склонность к простоте, к скромности в быту, ан­типатия ко всякого рода излишествам, роскоши и даже эле­ментарным удобствам. Он действительно умел властвовать над своими физическими потребностями, довольствоваться самым необходимым, не придавая никакого значения внеш­ним атрибутам благополучия.
  Однако это вовсе не означало, что Че был аскетом, кото­рому чужды обычные человеческие радости. 2 июня 1959 г. на скромной гражданской церемонии, где присутствовали Рауль Кастро и его жена, участница партизанской войны Вильма Эспин, а также несколько других близких друзей, Че оформил свой второй брак — с юной партизанкой Алейдой Марч, которую впервые встретил в горах Эскамбрая. После отплытия Че на «Гранме» Ильда вернулась в Перу. У нее были свои интересы и друзья. Когда Че сообщил ей об Алейде Марч, Ильда отнеслась к этому спокойно. Сьерра-Маэстра превратила Че в кубинца, женитьба на Алейде как бы освящала и подтверждала его намерение пустить корпи на острове Свободы. Че был любящим, преданным мужем, заботливым отцом. За пять лет совместной жизни Алейда подарила ему четырех детей — двух дочек и двух сыновей. Ильдита, дочь от первого брака, также жила с ними.
  Немногие свободные от работы часы Че проводил дома в кругу семьи. Этот железный революционер любил не только своих детей, но и детей вообще, детей трудящихся Кубы, о которых он неоднократно говорил как о надежде револю­ции, как о ее наследниках, призванных продолжить ее бес­смертное дело.
  И дети тоже беззаветно любили Че, посылали ему письма со всех концов Кубы. Всем своим юным корреспондентам Че отвечал, отвечал всерьез, как взрослым, как равный рав­ному. В архиве Комиссия по увековечению памяти Эрнесто Гевары при ЦК КПК хранятся десятки писем кубинских школьников к Че и копии его ответов.
  * * *
  После победы повстанцев Че, как и Фидель Кастро, счи­тал, что в первую очередь следует бороться за углубление революции, за замену старого буржуазного правительствен­ного аппарата новым, преданным народу; за замену старой армии — новой, революционной, костяком которой должна стать Повстанческая армия; за осуществление реформ, под­рывающих позиции американского капитала и местных экс­плуататоров, в том числе за радикальную аграрную реформу;
  за установление дружеских дипломатических, экономических и культурных связей с Советским Союзом и другими социа­листическими странами.
  Вспоминая царившую тогда на острове политическую ат­мосферу, Фидель Кастро в речи, посвященной 100-летию со дня рождения В. И. Ленина (22 апреля 1970 г.), говорил:
  «Не так далеки те времена, когда в разультате долгих лет лживой и клеветнической пропаганды в нашей стране преобладала антимарксистская и антикоммунистическая ат­мосфера, получившая, к сожалению, широкое распростра­нение. ..
  Вспомните первый год революции. Иногда из любопыт­ства мы спрашивали у разных людей, в том числе и рабочих:
  — Согласны ли вы с тем, что банки, где находятся на­родные деньги, вместо того чтобы принадлежать частным ли­цам, должны быть в руках государства, чтобы эти средства использовались для развития экономики, в интересах страны, а не тратились по желанию частных лиц, которые владеют банками?
  Нам отвечали:
  — Да.
  — Считаете ли вы, что рудники должны принадлежать
  Кубинскому народу, а не иностранным Компаниям, не ка­ким-то типам, которые живут в Нью-Йорке?
  — Да.
  Таким образом, поддержку встречал каждый из рево­люционных законов и все они вместе. Тогда мы задавали вопрос:
  — Согласны ли вы с социализмом?
  — О, нет, нет, пет! Никоим образом!
  Невероятно, насколько сильна была предубежденность. Вплоть до того, что человек мог соглашаться со всем, что со­ставляет суть социализма, но не мог согласиться с самим словом» 7.
  Спекулируя на этом, американские империалисты и их местные союзники, которые каждое революционное преобра­зование, каждую реформу клеймили как коммунистическую, пытались под флагом антикоммунизма мобилизовать населе­ние против революции.
  Но маневры реакционеров не давали результатов. Прави­тельство Фиделя Кастро действовало в интересах народа, и это находило поддержку и отклик в массах. В сознании тру­дящихся слово «коммунизм» все больше ассоциировалось с любимыми революционными вождями и революционными изменениями, открывавшими перед трудящимися путь к ос­вобождению от социального гнета.
  Чтобы ослабить революционный лагерь, Вашингтон и его агентура задались целью всеми возможными способами вос­препятствовать единству революционных сил. Они всячески мешали единению Фиделя Кастро с Народно-социалистиче­ской партией, которую стремились во что бы то ни стало изо­лировать, закрыв ей дорогу в правительство, не допустить ее в профсоюзы и другие массовые организации, в новые органы государственной безопасности и в Повстанческую армию. Изоляция Народно-социалистической партии, руководители и члены которой полностью разделяли и поддерживали по­литику революционного правительства, должна была, по замыслу реакции, в свою очередь, ослабить позиции Фи­деля Кастро и его единомышленников, заставить их прислу­шаться к советам Вашингтона, замедлить ход революции, а потом и совсем лишить ее наступательного начала. К тому же контрреволюционеры ни перед чем не останавли­вались, чтобы помешать установлению дружеских отноше­ний между новой Кубой и Советским Союзом.
  Эти планы империалистической реакции провалились. Оказывая ожесточенное сопротивление социальным преобра­зованиям, империалисты разоблачили себя как злейшие враги кубинских трудящихся. Кубинский народ убеждался на собственном опыте, что главный его противник — амери­канский империализм и его союзники. Столь же отчетливо кубинский народ начинал понимать, что коммунисты — на­дежнейшие защитники его интересов и прав, что будущее Кубы — социализм, что СССР — ее искренний друг и союз­ник.
  Роль Че в этом революционном процессе, следствием ко­торого было упрочение первой социалистической революции в Америке, весьма велика. Он энергично поддерживал осуще­ствление всех радикальных преобразований, направленных на освобождение Кубы от империалистического влияния и на подрыв на острове устоев капитализма. Че последовательно выступал за единство действий с Народно-социалистической партией, решительно осуждал любое проявление антикомму­низма и антисоветизма. Одним из первых на Кубе он выска­зался за установление дружеских связей с Советским Сою­зом, а когда это произошло, всячески способствовал их укреплению и развитию.
  В 1959 г. впервые 1 Мая отмечалось на Кубе как госу­дарственный праздник. В этот день повсюду проходили мас­совые демонстрации трудящихся в поддержку правитель­ства. В Гаване перед демонстрантами выступил Рауль Ка­стро (Фидель находился в поездке по странам Латинской Америки), в Сантьяго — Эрнесто Че Гевара. В своей речи Че призывал крепить единство всех революционных сил, включая коммунистов. Он осудил антикоммунизм, исполь­зуемый реакцией; доказывал необходимость быстрейшего осуществления радикальной аграрной реформы.
  17 мая в селении Ла-Плата (на Сьерра-Маэстре), там, где был обнародован во время борьбы с Батистой аграрный за­кон № 3, на торжественном заседании Совета министров ре­волюционного правительства, на котором присутствовал и Че, был принят Закон о проведении аграрной реформы. Со­гласно закону вся земельная собственность сверх 400 га экс­проприировалась и передавалась безземельным или малозе­мельным крестьянам. Там, где того требовали экономические интересы, на экспроприированных землях организовывались государственные хозяйства. Для осуществления этого закона создавался Национальный институт аграрной реформы (ИНРА), директором которого был назначен один из со­трудников Че — капитан Антонио Нуньес Хименес.
  Кубинская революция явно не была похожа на традици­онный дворцовый переворот, на смену марионеток. Коммен­тируя кубинские события, даже консервативный американ­ский журнал «Каррент хистори» отмечал: «В Латинской Америке революции надоедливо однообразны. В ряде слу­чаев они следуют шаблону, который можно предсказать. Едва они начнутся, их дальнейшее направление может быть выявлено с большой легкостью. Совсем по-другому обстоит дело на Кубе. Революция Фиделя Кастро добавляет к старым образцам что-то новое, существенное, чего нельзя предска­зать. Она вполне может ознаменовать начало цикла подоб­ных революций, которые внешне напоминают старые, но в действительности отличаются новым стилем. По-видимому, политические революции уступают место революциям соци­альным» 8.
  Аграрная реформа вызвала приступ бешенства местных латифундистов и американских монополистов, в руках кото­рых находились сотни тысяч гектаров кубинской земли. Ва­шингтон слал в Гавану ноту за нотой, требуя «возмещения убытков» и угрожая всякого рода санкциями. Местная реак­ция открыто грозила контрреволюцией. Особенно неистов­ствовали реакционеры по отношению к Че. Для них он был главным виновником постигших их несчастий. Они его назы­вали авантюристом без роду и племени, чужаком, который намерен превратить Кубу в плацдарм для «коммунистиче­ской агрессии» против всей Латинской Америки и даже са­мих Соединенных Штатов. Реакционная печать заверяла обывателя: как только Куба восстановит дипломатические от­ношения с Советским Союзом, Че будет назначен послом в Москву, чтобы еще больше подчинить страну «красным».
  29 апреля 1959 г. Че выступал по телевидению, находив­шемуся под контролем частных фирм, враждебно настроен­ных к революции. Ведущий программу стал задавать ему провокационные вопросы:
  — Вы коммунист?
  — Если вы считаете, что то, что мы делаем в интересах парода, является проявлением коммунизма, то считайте нас коммунистами. Если же вы спрашиваете, принадлежим ли мы к Народно-социалистической партии, то ответ — нет.
  — Зачем вы прибыли на Кубу?
  — Хотел принять участие в освобождении хоть малень­кого кусочка порабощенной Америки...
  На все вопросы Че отвечал спокойно, с достоинством. На вопрос, является ли он сторонником отношений с Советской Россией, Че ответил:
  «Я сторонник установления дипломатических и торговых отношений со всеми странами мира без каких-либо исключе­ний. Не вижу причин, по которым следует исключить страны, которые уважают нас и желают победы нашим идеалам».
  Под конец интервью он как бы невзначай сообщил теле­зрителям, что его интервьюер был платным агентом Батисты. Телепровокация не удалась. Однако враги революции не унимались.
  Чтобы укрепить международное положение революцион­ной Кубы, правительство Фиделя Кастро принимает решение направить Че для установления дружеских контактов с Египтом, Суданом, Марокко, Индией, Пакистаном, Бирмой, Цейлоном (с 1972 г. — Шри Ланка), Индонезией. С боль­шинством из этих стран до этого у Кубы не было ни эконо­мических, ни даже дипломатических отношений. Это было первое путешествие в страны Востока не только кубинского, но и латиноамериканского деятеля.
  Соединенные Штаты пытались изолировать Латинскую Америку от остального мира, в особенности от стран социа­лизма. В годы «холодной войны», действуя по указке Ва­шингтона, большинство стран Латинской Америки, в том числе Куба, порвали дипломатические отношения с Совет­ским Союзом. Поддерживание каких-либо отношений со Страной Советов считалось Вашингтоном самым большим преступлением — «угрозой безопасности Западному полуша­рию». Ослушника ожидала скорая расправа. На этот счет имелись грозные резолюции Организации американских го­сударств, находившейся тогда под полным контролем Соеди­ненных Штатов. Все помнили о печальной судьбе, постигшей гватемальского президента Арбенса.
  Вашингтон пытался отгородить Латинскую Америку и от азиатских и африканских стран, начавших интенсивно осво­бождаться от колониального гнета. Ведь сближение этих стран с Латинской Америкой могло укрепить их независи­мость и волю к борьбе с империализмом и неоколониализ­мом.
  Первой страной, которую посетил во время путешествия Че, был Египет, Президент Абдель Насер и руководители государства, народ Египта с большой теплотой встретили по­сланца революционной Кубы. В Египте Че впервые встре­тился с советскими специалистами, оказывавшими тогда Этой стране техническую помощь в различных областях эко­номики. В Каире в беседе с журналистами Че публично вы­сказался за восстановление дипломатических отношений Кубы с Советским Союзом.
  Поездка в африканские и азиатские страны открыла пе­ред Че новый мир, о существовании которого он, конечно, знал, по о подлинной сути которого мог судить только теперь, когда познакомился с ним воочию. Эти страны, так отлич­ные от Кубы и Латинской Америки по своим традициям, культуре и обычаям, имели и нечто общее с ней, а именно все они в той или иной степени были жертвами колониа­лизма и империализма, стремились к независимому суще­ствованию и развитию, многие нащупывали пути к социа­лизму. Руководители этих стран с симпатией относились к революционной Кубе, готовы были с ней установить дру­жеские отношения, развивать торговлю, покупать ее сахар, табак и другие продукты и изделия. Хотя в целом связи с этими странами и не могли решить всех проблем, с кото­рыми столкнулась революционная Куба в результате эконо­мических санкций и других враждебных акций Соединен­ных Штатов, но, по крайней мере, Че увидел, что остров Свободы располагал друзьями как в Азии, так и на Ближ­нем Востоке и в Африке.
  Почти три месяца — с 12 июня по 5 сентября 1959 г. — Че находился за рубежом. В ходе поездки он посетил также Японию, Югославию и Испанию.
  По возвращении на Кубу Че назначается начальником промышленного департамента ИНРА с сохранением своего военного поста. К тому времени ИНРА превратился в круп­нейшее правительственное учреждение не только по осу­ществлению аграрной реформы, но и по планированию и разработке проектов индустриального развития страны. Именно последними вопросами и был призван заниматься Че. Однако планы индустриализации зависели от финанси­рования, а финансы страны все еще находились под контро­лем частных банков. Государственный Национальный банк возглавлял Фелипе Пасос, доверенный человек крупного капитала. Пока финансы страны оставались в руках врагов революции, нечего было и думать о планах индустриализа­ции. Развитие классовой борьбы в стране позволило и этот вопрос решить в пользу революции.
  Осуществление коренных социальных преобразований, лишавшее американские монополии возможности продол­жать грабить кубинский парод, вызывало все большее раз-дражепие в Вашингтоне. Правящие круги США, опасаясь, что примеру Кубы могут последовать другие латиноамери­канские страны, уже в середине 1959 г. взяли курс на свер­жение правительства Фиделя Кастро путем контрреволю­ционного переворота. Душой проектируемого акта должны были стать правые элементы «Движения 26 июля». Для маскировки они на словах выступали за социальные ре­формы, по против коммунизма и Советского Союза.
  21 октября бежавший в США гусано9 бывший коман­дующий ВВС Кубы Диас Ланс организовал бомбежку Га­ваны самолетами, предоставленными в его распоряжение ЦРУ. В результате в столице имелись убитые и раненые.
  В тот же день майор Уберто Матос, участник борьбы в Сьерра-Маэстре, командующий военным округом провин­ции Камагуэй, потребовал, чтобы Фидель Кастро «порвал» с коммунистами.
  Мятеж Матоса был подавлен, а сам он осужден ревтри­буналом на 20 лет тюремного заключения. Контрреволю­ционные вылазки вызвали возмущение кубинского народа. По требованию трудящихся была создана революционная милиция для борьбы с контрреволюцией. В ее ряды всту­пили десятки тысяч рабочих, крестьян, студентов. Планы правящих кругов США и их местной агентуры свергнуть правительство Фиделя Кастро провалились.
  26 ноября Совет министров по предложению Фиделя Кастро вместо Фелипе Пасоса назначает президентом На­ционального банка Кубы с полномочиями министра финан­сов Эрнесто Че Гевару.
  Че не являлся специалистом в экономических вопросах, но одно он знал твердо: финансы страны, Национальный банк должны служить народу, а не быть инструментом эксплуатации в руках буржуазии.
  На посту президента Национального банка Че оставался до 23 февраля 1961 г., когда был назначен главою вновь созданного на основе промышленного департамента ИНРА министерства промышленности. Разумеется, и в данном случае революционное правительство учитывало в первую очередь политические качества Че и его приверженность к социалистической индустриализации.
  Че говорил посетившему его во второй половине 1961 г. в Гаване советскому писателю Борису Полевому:
  «По профессии я врач, а сейчас вот в порядке револю­ционного долга — министр промышленности. Вам, может быть, кажется это странным? А впрочем, думаю, что вас это не удивит, ведь Владимир Ленин по профессии был адво­кат, а среди его министров были и врачи, и юристы, и зна­менитые инженеры... Ведь так?
  Революция есть революция, и революционная необходи­мость по-своему расставляет людей. Если бы мне, когда я был в отряде Фиделя, давней дружбой с которым я горжусь, когда мы садились на яхту „Гранма" (а я был в этом отряде как раз в качестве врача), кто-нибудь сказал, что мне предстоит стать одним из организаторов экономики, я бы только рассмеялся» 10
  Одновременно с министерством промышленности прави­тельство создало Центральный совет планирования. Че при­нял самое активное участие в руководстве этим учрежде­нием.
  Че продолжал также заниматься строительством новой революционной армии. Он руководил департаментом обу­чения министерства вооруженных сил, который отвечал за строевую и политическую подготовку не только бойцов и младшего офицерского состава Повстанческой армии, но и народной милиции. В этом же департаменте зародилась Ассоциация молодых повстанцев (ныне Союз молодых ком­мунистов) — кубинский комсомол. По инициативе Че этот департамент стал издавать широко читаемый на Кубе еже­недельник «Вердэ оливо» — орган Повстанческой армии.
  Че входил в высшее руководство «Движения 26 июля». Во второй половине 1961 г. произошло его слияние с Народ­но-социалистической партией и Революционным директора­том в Объединенные революционные организации (ОРО), Че был избран членом Национального руководства, Секре­тариата и Экономической комиссии ОРО. В мае 1963 г. ОРО были преобразованы в Единую партию кубинской социали­стической революции. Че стал членом ее Национального руководства и Секретариата.
  Все эти годы Че жил скромно, неустанно работал, усердно учился, постигал высшую математику и экономи­ческие науки, штудировал «Капитал» Карла Маркса. Свои знания он передавал сотрудникам, но никогда не поучал их, не читал нотаций. Как всегда, Че оставался приветлив с друзьями, постоянно общался с рабочими, крестьянами, студентами, иностранными деятелями коммунистического и национально-освободительного движения.
  Все свои силы Че отдавал строительству социализма на Кубе, защите и укреплению ее революции. Но в то же са­мое время он мечтал о большем — о континентальной ре­волюции, об освобождении всей Латинской Америки от империализма янки.
  Но Кубинская революция находилась тогда еще в колы­бели. Ей еще предстоит преодолеть немалые испытания и трудности, прежде чем Эрнесто Че Гевара сможет сменить свой министерский портфель на винтовку партизана.
  
  
  1 Асадо — аргентинское национальное блюдо (мясо, поджаренное на углях).
  2 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, p. 71.
  3 Как будто Сан-Мартин обнял Марти.
  Как будто брат впервые встретил брата.
  Как будто аргентинская Ла-Плата
  С Гаваной повстречалась на пути—
  вот так душа Гевары обняла
  Фиделя. Вспышкой сделалось объятье:
  ведь тем светлей друзей рукопожатье,
  чем тягостней вокруг слепая мгла.
  И нету смерти. Что такое смерть,
  раз не смогли свинец и сталь посметь
  и посягнуть на память о герое?
  Фидель и Че. Вдвоем, но как один.
  Хосе Марти и рядом — Сан-Мартин.
  Единый подвиг, но героев—двое. (пер. С. Гончаренко)
  4 Куба, 1980, № 10, с. 27—28.
  5 Куба: Историко-этиографические очерки. М., 1961, с. 18.
  6 Revolucion, 1959, 10 mar.
  7 Granma, 1970, 23 abr.
  8 Current history, 1959, N 4, р. 180,
  9 По-испански gusano — червь. Этим словом стали называть на Кубе контрреволюционеров,
  10 Полевой Б. Товарищ Че. Лат. Америка, 1970, № 6, с. 80.
  
  Социализм надежда угнетенных
  
  Для защиты Революции от внешней агрессии кубин­ский народ нуждался в оружии, а также в экономической помощи, и такую помощь и поддержку в создавшихся условиях мог оказать ему только Советский Союз, согласив­шись покупать кубинский сахар, продавать Кубе нефть, машины, жизненно необходимые предметы потребления. Социальные преобразования, которые намеревались осу­ществить руководители Кубинской революции, — аграрная реформа, национализация крупной капиталистической соб­ственности, бесплатное обучение и медицинское обслужива­ние явно были шагами к социализму. И Фидель, и Рауль, и Че понимали, что, встав на путь антиимпериалистической и антикапиталистической борьбы, они рано или поздно при­дут к социализму, ибо другого пути, ведущего к избавлению от нищеты, бесправия и эксплуатации, нет и быть не мо­жет. Но разве можно было надеяться успешно бороться против империализма и строить новое общество, не уста­новив самые тесные отношения с первой и самой могуще­ственной социалистической страной в мире.
  Советский Союз вскоре после победы Кубинской револю­ции—уже 11 января 1959 г. заявил о своем признании нового революционного правительства Кубы. Советская пе­чать, радио, общественные и государственные деятели ре­шительно и безоговорочно высказывались в поддержку ре­волюционного процесса на острове Свободы.
  В феврале 1960 г. Гавану по приглашению кубинского правительства посетил первый заместитель Председателя Совета Министров СССР А. И. Микоян. Переговоры высо­кого представителя Страны Советов с кубинскими руководителями окончились заключением соглашений, положивших начало развитию прочных дружеских, братских отношений между революционной Кубой и СССР.
  Были подписаны соглашения о закупке Советским Сою­зом 1 млн. т сахара по ценам, превышавшим средние миро­вые. Советский Союз предоставил Кубе кредит на 100 млн. долл. сроком на 12 лет1. Оба правительства подписали поли­тическую декларацию, подтверждающую их стремление бо­роться за мир и другие принципы, освященные Хартией ООН. Че в качестве директора Национального банка при­нимал самое деятельное участие в переговорах с А. И. Ми­кояном.
  Враги революции встретили кубино-советские соглаше­ния воплями возмущения. Они пытались организовать в Га­ване антисоветские демонстрации, устроили беспорядки, когда советская делегация возлагала венок к памятнику Хосе Марти.
  Однако эти вылазки реакционеров получили достойный отпор. Кубинский народ, трудящиеся приветствовали уста­новление дружеских связей между революционной Кубой и могучей Советской державой. Они понимали, что подпи­санные соглашения укрепляют позиции революционной Кубы, позволяют ей осуществлять программу глубоких пре­образований.
  ЦРУ продолжало плести заговоры и провокации против свободной Кубы. 4 марта 1960 г. в Гаванском порту подло­женной неизвестными бомбой был взорван французский пароход «Ла Кубр». В результате взрыва было убито 70 че­ловек и свыше 100 ранено. Выступая на похоронах жертв, Фидель Кастро впервые закончил свою речь словами: «Ро­дина или смерть! Мы победим!»—ставшими символом Ку­бинской революции.
  В беспощадной борьбе с реакцией решался вопрос «кто кого?» — станет ли революционная Куба подлинно незави­симой страной или вновь окажется под пятой американских монополий.
  Этой теме была посвящена лекция Че «Политический суверенитет и экономическая независимость», которую он прочитал 20 марта 1960 г. по телевидению в повой про­грамме «Народный университет». Он говорил о том, что на­циональный суверенитет немыслим без завоевания эконо­мической независимости и что соглашения с Советским Союзом направлены на укрепление экономической независи­мости, а значит, и суверенитета Кубы.
  Отметив, что СССР обязался в течение пяти лет покупать у Кубы по 1 млн. т сахара в год, продавать ей нефть на 33% дешевле по сравнению с ценами американских нефтя­ных монополий и предоставил ей кредит на самых благо­приятных условиях в истории торговых отношений, Че ска­зал: «Когда Фидель Кастро объяснил, что торговое соглаше­ние с Советским Союзом принесет пользу Кубе, он просто высказывал, а точнее, синтезировал чувства кубинского народа. Действительно, все почувствовали себя более сво­бодными, когда узнали, что стало возможным подписывать торговые соглашения с любой страной, и сегодня весь народ должен считать себя еще более свободным, ибо подписанное торговое соглашение не только укрепляет суверенитет страны, но и является одним из самых выгодных для Кубы» 2.
  8 мая 1960 г. официально восстанавливаются дипломати­ческие отношения между Кубой и Советским Союзом. Сле­дуют новые санкции Вашингтона. Американские фирмы пре­кращают ввоз нефти на Кубу и ее переработку на острове. Кубинское правительство направляет в СССР экономиче­скую миссию во главе с капитаном Антонио Нуньесом Хи­менесом, директором ИНРА. Миссия заключает важные со­глашения по поставке нефти и нефтепродуктов.
  Правительство США односторонне отменяет квоту па ввоз кубинского сахара, чем практически закрывает тради­ционный американский рынок для этого важнейшего про­дукта острова Свободы. Правительство Кубы принимает ре­шение о национализации собственности компаний янки «путем принудительной экспроприации». В ответ Вашинг­тон угрожает Кубе вооруженной интервенцией.
  В эти драматические дни Советское правительство зая­вило, что поддержит Кубу всеми возможными средствами в ее борьбе за свободу и независимость.
  Заявление Советского правительства вызвало огромный энтузиазм на Кубе. 10 июня, выступая на всенародном ми­тинге перед президентским дворцом, Че заявил: «Пусть остерегаются эти креатуры Пентагона и американских мо­нополий, безнаказанно творившие свои преступления на землях Латинской Америки. Им есть над чем подумать. Куба — это уже не затерявшийся в океане одинокий остров, защищаемый голыми руками ее сыновей и благородными порывами всех обездоленных мира. Сегодняшняя Куба — это славный остров в центре Карибского моря, который на­ходится под защитой ракет самой могущественной державы в истории!»3.
  Выступая 28 июля 1960 г. на I латиноамериканском конгрессе молодежи, Че заявил: «На вопрос, являются ли Советский Союз и другие социалистические страны друзь­ями, нашими друзьями, следует ясно и недвусмысленно от­ветить—да!». Если бы, говорил он, СССР не пришел нам на помощь, когда США отменили квоту на сахар и отка­зались продавать нам нефть, то революционной Кубе при­шлось бы действительно худо4.
  Че принимал участие в выработке первой Гаванской де­кларации, обнародованной в сентябре 1960 г. в связи с угро­зами Соединенных Штатов в адрес революционной Кубы. Гаванская декларация отражала взгляды руководителей ре­волюции и кубинского народа. В Гаванской декларации была высоко оценена солидарность Советского Союза с ре­волюционной Кубой. 4-я статья декларации провозглашала, что помощь, искренне предложенная Кубе Советским Сою­зом в случае нападения на нее империалистических воору­женных сил, никогда не может рассматриваться как акт вмешательства, а лишь как яркое проявление солидарности, и эта помощь, предоставленная Кубе в период неминуемого нападения Пентагона, делает честь правительству Совет­ского Союза, которое ее предложило, и в то же время по­крывает позором правительство Соединенных Штатов за его трусливые и преступные агрессивные действия против Кубы5.
  Во главе экономической делегации 22 октября 1960 г. Че направляется в путешествие по социалистическим стра­нам. Это был первый официальный визит одного из веду­щих руководителей Кубинской революции в страны побе­дившего социализма. Че пробыл за границей два месяца, из них почти месяц провел в Советском Союзе. Он побывал также в Чехословакии, ГДР л некоторых других странах.
  В Москве Че присутствует на торжествах на Красной площади в честь 43-й годовщины Великой Октябрьской со­циалистической революции и наблюдает за парадом войск и демонстрацией москвичей с высокой трибуны Мавзолея Ленина. Он посещает заводы, фабрики, научные учреждения, знакомится с Кремлем, осматривает музей-квартиру Ленина, совершает поездку в Ленинград и Волгоград. Он побывал в Смольном, на крейсере «Аврора», на Мамае­вом кургане.
  Че вел переговоры с руководителями КПСС и Советского правительства и заключил новые важные для Кубы эконо­мические соглашения.
  11 декабря 1960 г. общественность Москвы встретилась с Че в Колонном зале Дома союзов, где он выступил с боль­шой речью. Че высоко оценил документы Московского Со­вещания коммунистических и рабочих партий, рассказал об основных этапах Кубинской революции.
  «Мы, — отметил он, — начинали борьбу в труднейших условиях, когда идеологическая расстановка сил значи­тельно отличалась от нынешней. Мы учились и приобре­тали опыт в процессе борьбы; в ходе революции мы стали истинными революционерами. На своем опыте мы познали истину, которая сводилась к тому, что бедняцкие крестьян­ские массы должны были стать центром нашей Повстанче­ской армии. Мы поняли, что в условиях Кубы не было иного пути, как путь вооруженного восстания народа против во­оруженного гнета марионеток империализма янки. Взяв в руки оружие и объединившись с крестьянами, мы всту­пили в борьбу против армии, которая представляла оли­гархию — сообщника США, и мы разбили ее. Наше знамя могут взять на вооружение остальные народы Латинской Америки, находящиеся в условиях, аналогичных нашим. Мы доказали, что народы могут вооружиться, бороться про­тив угнетателей и разгромить их...
  В настоящее время мы находимся в таком положении, когда, с одной стороны, нашему острову постоянно угро­жают суда, базы и морская пехота империализма, и, с дру­гой стороны, мы имеем бесценную поддержку Советского Союза, который, являясь для нас защитной броней, обере­гает нашу целостность и наш суверенитет.
  К сожалению, Куба является одной из горячих точек планеты. Нет у нас стремления, как у империалистов, иг­рать с огнем. Мы знаем, какие последствия будет иметь конфликт, если он вспыхнет на нашем побережье, и всеми силами стремимся предотвратить его. Но это зависит не только от нас. Сила народов всего мира, которые поддержи­вают Кубу, и сила социалистического лагеря во главе с Со­ветским Союзом — вот оружие, в которое мы верим, которое не допустит, чтобы США совершили роковую ошибку и на­пали на нас.
  Но мы должны быть начеку, мы должны зорко охранять наши берега, наше небо, нашу землю, чтобы в любой мо­мент обезвредить врага» 6.
  Мы никогда не забудем, сказал далее Че, боевой соли­дарности советских людей, революционного энтузиазма, с которым они встречали кубинцев, где бы те ни побывали. Эта солидарность и энтузиазм, продолжал оратор, «с кото­рым нас встречали, являются для нас той печатью, которая прочно скрепляет нашу дружбу, с каждым часом все более прочную, дружбу, устанавливающую между нами неруши­мую основу взаимоотношений.
  И эти отношения можно выразить словами: „Куба не подведет, Куба не обманет!".
  Со всей ответственностью Куба занимает место, которое ей отведено в борьбе против мирового империализма, и она готова оставаться там как живой и боевой пример до тех пор, пока империализм будет угрожать ей своим оружием.
  Но Куба готова воспользоваться малейшей возможностью для решения вопросов мирным, а не военным путем. Куба горячо поддерживает предложение Советского правитель­ства, выдвинутое в Организации Объединенных Наций о всеобщем разоружении. Пусть часть денег, расходуемая теперь на вооружение, будет распределена между народами, нуждающимися в них для своего развития. Куба является решительной сторонницей мирного сосуществования наций с различным социальным строем и предлагает мир тем, кто его хочет. Но пока мы не выпускаем из рук винтовку и с винтовкой в руках мы будем отстаивать свои границы, если на них посягнет враг. И пусть все знают, что на контр­революционный террор правительство ответит революцион­ным террором и сметет всех, кто поднимется с оружием, чтобы снова надеть на наш народ оковы» 7.
  Во время пребывания Че в Москве им была написана упоминавшаяся выше статья для книги о Кубе — «Некото­рые замечания о революции». В ней Че отмечает роль Со­ветского Союза в становлении и защите Кубинской рево­люции: «Победа кубинского народа показывает, как скло­няется чаша весов в сторону социалистической системы при сравнении экономических, политических и военных сил двух антагонистических лагерей: лагеря мира и лагеря войны. Куба существует как суверенное государство потому, что ее народ объединен великими лозунгами и ее руководители едины с народом и умело ведут его по дороге победы. Это истина, но не вся истина. Куба существует также потому, что сегодня в мире есть союз наций, которые всегда стано­вятся на сторону справедливого дела и имеют достаточно сил для этого. Кубу хотели поставить на колени, лишив ее нефти, но советские суда доставили нефть в достаточном количестве из советских портов. Кубу хотели поставить на колени, отказавшись покупать се сахар, но Советский Союз купил этот сахар. Наконец, в последнее время ее снова пы­тались задушить экономической блокадой и снова обману­лись в своих надеждах. Это истина, по опять-таки не вся истина. Куба существует как суверенное государство по­тому, что на пути военной агрессии, подготовленной на тер­ритории США, встало историческое предупреждение Совет­ского правительства.
  Таким образом, на примере Кубы было продемонстриро­вано решающее превосходство сил мира над силами войны. Находясь в сердце североамериканской империи, Куба яви­лась живым свидетелем того, что сегодня народы, обладаю­щие достаточной настойчивостью, чтобы достичь независи­мости, найдут в Советском Союзе и других социалистиче­ских странах необходимую поддержку и сумеют отстоять свою независимость» 8.
  19 декабря 1960 г. Че от имени кубинского правитель­ства подписал совместное Советско-кубинское коммюнике, в котором Советский Союз и Куба констатировали идентич­ность взглядов по международным вопросам, а также по вопросам внутренней политики обеих стран. Коммюнике осуждало агрессивные действия империалистических кругов США против Кубы и других отстаивающих свою независи­мость стран. Советская сторона выразила согласие оказы­вать Кубе широкую экономическую и техническую помощь, укреплять и развивать торговые отношения с нею.
  Выступая в тот же день на правительственном приеме в честь кубинской экономической миссии, Че сказал:
  «Уезжая из страны социализма, которую я лично в пер­вый раз посетил, я уношу с собой два самых больших впе­чатления. Первое — это глубокая удовлетворенность деятеля Кубинской Республики, который во время своей миссии в Советском Союзе смог выполнить все возложенные на него поручения, причем он их выполнил в обстановке любви и дружбы советского парода.
  Кроме того, мы уносим с собой впечатления, которые оставили у вас Дни, проведенные в стране, совершившей самую глубокую, самую радикальную революцию на свете. Мы это чувствовали во время всего нашего пребывания в СССР.
  И мы убедились в том, что спустя 43 года после побе­доносной революции, спустя много лет после борьбы против интервенции этот народ сохранил нетронутым свой рево­люционный дух. Поражает также глубокое знание всеми советскими гражданами без исключения всех насущных проблем человечества, их высокий уровень политической подготовки. Мы в этом убедились повсюду, поскольку на улицах, па фабриках, в колхозах, где мы были, нас сразу же узнавали, и народ обращался к нам с возгласами:
  «Да здравствует Куба!». Мы буквально в течение 15 дней купались в море дружбы. А для нас это огромный урок и большая поддержка, потому что, как только мы выезжаем за пределы нашей страны, мы сразу же погружаемся в океан враждебности»9.
  Че вновь высоко оценил помощь и поддержку, оказы­ваемые Советским Союзом революционной Кубе. «В течение всех двух лет, — подчеркнул он, — истекших со дня победы революции, советский народ и Советское правительство про­тягивали нам руку помощи в любом вопросе, каким бы он сложным ни был. Я бы занял очень много времени, если стал рассказывать о всей той помощи, которая оказана Советским Союзом за прошедшие два года, и было бы долго, если бы я стал рассказывать, что содержится в коммюнике, которое мы только что подписали. Но все это является ярким наглядным доказательством того, что Советский Союз всегда находится на стороне народов, борющихся за мир и независимость, а это, в свою очередь, послужит тому, что Советский Союз станет еще большим символом для тех стран, которые, наподобие нашей, поднимаются на борьбу за свободу. Это послужит тому, что латиноамериканские го­сударства, если не их правительства, то их народы, лучше поймут, что настоящая новая жизнь находится именно здесь и идет отсюда. Это помогает им понять, что именно Совет­ский Союз, именно страны социалистического лагеря под­держат их в борьбе за независимость и свободу, а также понять, что их угнетают и безжалостно эксплуатируют аме­риканские империалисты» 10.
  Поездка Че по странам социализма прошла весьма ус­пешно. По инициативе Советского Союза социалистические страны приняли решение покупать ежегодно у Кубы до 4 млн. т сахара, из коих 2 млн. 700 тыс. т обязалась по­купать наша страна. Кроме того, Кубе была обещана раз­нообразная техническая и прочая помощь. О результатах поездки он подробно информировал кубинский народ по возвращении в Гавану, выступив по радио и телевидению 6 января 1961 г. Это его выступление явно свидетельство­вало об огромном уважении, которое испытывал Че к совет­скому народу, нашей партии и правительству.
  «Социалистические страны относятся с огромным энту­зиазмом к нам. Вероятно, в Советском Союзе больше всего это заметно. Прошло 43 года после революции, и теперь советский народ обладает высочайше развитой политической культурой...»11— говорил он.
  Че рассказал о достижениях Советского Союза в различ­ных областях народного хозяйства, особо подчеркнув по­истине необъятные возможности, созданные Советской властью для всестороннего развития человека. Он подробно изложил содержание коммюнике, подписанного им в Москве, акцентировал внимание на его заключительной части, где обе стороны объявляют себя решительными сторонниками мирного сосуществования. Че так прокомментировал этот раздел: «Для нас вопрос о мире не является праздным, как могло бы показаться. Это очень важные вещи. Ибо в дан­ный момент любой ложный шаг, любая ошибка империа­лизма могут внезапно превратить локальные войны в боль­шие и вызвать немедленно мировую войну. К несчастью, если произойдет мировая война — война атомных ракет, Кубе несдобровать.
  Таким образом, нам следует постоянно бороться за мир во всем мире, мы должны быть готовы защищать мир до конца, и мы будем его защищать, и тот, кто нападет на нас, жестоко поплатится за это. Одновременно мы должны, сохраняя выдержку, бороться за обеспечение мира здесь и повсюду» 12.
  «Мы не устанем повторять тысячу раз, — сказал в за­ключение Че, — что с момента, когда мы ступили на совет­скую землю, мы почувствовали, что Советский Союз — это родина социализма на земле »13.
  Заявления Че имели большое идеологическое и полити­ческое значение. На Кубе никто не сомневался в его искрен­ности и политической честности. Поэтому его свидетельство о достижениях СССР в области социалистического строительства и слова солидарности с международным кур­сом КПСС и Советского правительства звучали особенно убедительно для тех трудящихся, которые, поддерживая по­литику правительства Фиделя Кастро, все еще находились в плену антикоммунистических и антисоветских предубеж­дений;
  То, что говорил Че о Советском Союзе, отражало не только его личное мнение, по и мнение Фиделя Кастро и других ведущих руководителей Кубинской революции, од­нако нельзя не признать весьма значительной роли самого Че в формировании этого мнения.
  Че относился доброжелательно и с уважением к Совет­скому Союзу не только потому, что он видел в нем первую страну в мире, покончившую с эксплуатацией и прочими язвами капиталистического строя, но и потому, что и внешняя политика нашей партии и нашего правительства, вдохновляемая ленинскими идеями пролетарского интерна­ционализма, обеспечивала революционной Кубе безопасность и возможность строить новое, справедливое общество, осно­ванное на принципах социализма.
  Советский Союз обязался оказать не только военную, по и экономическую, техническую и финансовую помощь Ку­бинской революции. Причем эта помощь предоставлялась Кубе на самых льготных условиях и основывалась на пол­ном и абсолютном равноправии без навязывания Кубе ка­ких-либо политических обязательств или несовместимых с ее суверенитетом требований. Че прекрасно понимал это, он мечтал о социалистической Кубе со всесторонне развитой, научно сбалансированной экономикой, обеспечивающей вы­сокий уровень жизни ее трудящимся.
  Особое внимание Че уделял промышленному развитию Кубы, считая, и не без основания, что создание собственной промышленности повысит жизненный уровень кубинских трудящихся и сделает их более сознательными в политиче­ском отношении, укрепит их морально и духовно, приблизит их к социализму. Он внимательно изучал опыт социалисти­ческого строительства в Советском Союзе, опыт нашего пла­нирования и руководства народным хозяйством, в частности промышленностью, роль партии, профсоюзов и других мас­совых организаций в экономике, в развитии соревнования, соотношение моральных и материальных стимулов, про­блемы нормирования труда.
  Че не только читал нашу литературу по этой тематике, он стремился почерпнуть необходимые ему сведения и знания в беседах с советскими специалистами, техниками, ин­женерами, экономистами, посещавшими Кубу или работав­шими на острове Свободы. Че искал такие же контакты и во время своих посещений Советской страны. Советских людей, встречавшихся с ним, Че покорял своей искрен­ностью, душевностью, революционной страстностью. Борису Полевому Че запомнился таким: «У него было удивительное лицо с крупными чертами, очень красивое. Мягкая, клочко­ватая, курчавая борода, обрамлявшая его, темные усы, и, как у нас на Руси говорили, соболиные брови лишь подчер­кивали белизну этого лица, которое, видимо, не брал загар. На первый взгляд это лицо казалось суровым, даже фана­тичным, но, когда он улыбался, как-то сразу проглядывал истинный, молодой возраст этого министра, и он становился совсем юношей» 14.
  Вот что о нем писал О. Дарусенков, общественный дея­тель и переводчик, близко знавший его: «Че всегда оста­вался коммунистом, революционером-интернационалистом, другом Советского Союза. К нашей стране Че относился с большой любовью и уважением, глубоко понимая ее роль в укреплении завоеваний Кубинской революции. Велики его заслуги в становлении и развитии тесной дружбы и сотрудничества между первой страной социализма и рево­люционной Кубой — первой социалистической страной в За­падном полушарии. Именно Эрнесто Че Гевара был одним из первых, кто после революции на Кубе выступил за уста­новление отношений с СССР. С его самым активным уча­стием связано заключение первых советско-кубинских со­глашений, заложивших фундамент дружбы и сотрудниче­ства между Кубой и СССР»15.
  Американским империалистам была не по душе мирная созидательная деятельность революционной Кубы. Прави­тельство США усилило экономическую блокаду острова, на­деясь задушить революцию, а ЦРУ продолжало тренировать и засылать на Кубу банды диверсантов, саботажников и шпионов, в задачу которых входило дезорганизовать и пара­лизовать деятельность революционных властей. На амери­канских базах в районе Карибского бассейна шла концент­рация крупных сил.
  Вашингтон не скрывал своих намерений. С присущим им цинизмом представители американских властей требовали от кубинского правительства порвать дружеские отно­шения с Советским Союзом. Эти требования были реши­тельно отвергнуты Фиделем Кастро и всем кубинским наро­дом. Кубинское правительство обратилось к Советскому Союзу с просьбой оказать помощь в укреплении обороноспо­собности страны. Советское правительство ответило согла­сием.
  Для заключения соответствующего соглашения 27 ав­густа 1962 г. в Москву прибыла кубинская делегация во главе с Эрнесто Че Геварой. На этот раз Че пробыл в Совет­ском Союзе всего лишь неделю. В сообщении о пребывании кубинской делегации в Советском Союзе говорилось, что в связи с угрозами агрессивных империалистических кругов в отношении Кубы правительство Кубинской Республики обратилось к Советскому правительству с просьбой об ока­зании помощи вооружением и соответствующими техниче­скими специалистами для обучения кубинских военнослу­жащих. Советское правительство с вниманием отнеслось к этой просьбе правительства Кубы, и по данному вопросу была достигнута договоренность. Подчеркивалось, что, пока существует угроза в отношении Кубы, Кубинская Респуб­лика имеет все основания принимать необходимые меры для обеспечения своей безопасности и защиты своего суверени­тета, а все подлинные друзья Кубы имеют полное право откликнуться на законную просьбу о помощи.
  Вашингтон пошел на дальнейшее обострение отношений с Кубой, объявил ей «карантин» — военную блокаду, стал угрожать военной интервенцией. Так возник карибский кризис. Но и на этот раз американские агрессоры, побряцав оружием, вынуждены были отступить перед железной ре­шимостью кубинского народа защитить свою независимость и перед солидарностью с Кубой Советского Союза и социа­листических стран16.
  Когда США потерпели фиаско в связи с карибским кри­зисом, клеветники снова активизировались. Они пытались бросить тень на Че, да и на Фиделя Кастро, утверждая, что те якобы «порвали» с Советским Союзом. Конечно, импе­риалисты дорого заплатили бы за то, чтобы внести разлад в отношения между Советским Союзом и революционной Кубой. Правда заключается в том, что кубинское прави­тельство имело свою точку зрения о путях решения карибского кризиса. Куба и Советский Союз обсуждали этот во­прос и пришли к обоюдному соглашению.
  Фидель Кастро заявил 1 ноября 1962 г.: «У нас были расхождения с СССР по этому вопросу, но нет трещин между нами. Мы питаем доверие к принципиальной поли-тике СССР, преобладающим является то, что мы марксисты-ленинцы» 17.
  9 ноября 1962 г., выступая по радио и телевидению Кубы, Фидель Кастро сказал: «Во все трудные моменты, которые мы переживали, во время всех выпадов, исходив­ших от янки, в момент экономической агрессии, отмены сахарной квоты, прекращения поставок нефти в нашу страну, перед лицом каждого из этих актов агрессии, жерт­вой которых мы являлись, Советский Союз неизменно про­тягивал нам руку. Он всегда был вместе с нами. Мы благо­дарны ему за это и должны об этом сказать в полный го­лос» 18.
  Ни о каком «разрыве» кубинского руководства с Совет­ским Союзом и речи не было. Враг и на этот раз выдавал желаемое за действительное.
  Мнение вождя Кубинской революции разделял и Эрнесто Че Гевара. В беседе с американскими студентами он реши­тельно осудил провокационные действия троцкистов, тре­бовавших в период кризиса вторжения на американскую базу в Гуантанамо. Он заявил, что троцкисты ничего об­щего не имеют с Кубинской революцией19.
  Линия, направленная на дружбу и сотрудничество с Со­ветским Союзом, всегда была свойственна кубинским руко­водителям во главе с Фиделем Кастро, который, выступая на XXVI съезде КПСС, говорил: «В этой битве за наш суве­ренитет, в наших постоянных усилиях обеспечить развитие социалистической экономики нам всегда оказывали брат­скую интернационалистскую помощь Советский Союз, его парод, его коммунисты. Поэтому здесь, на XXVI съезде КПСС, мы вновь хотим заявить о нашем чувстве вечной благодарности. Кроме того, мы выражаем признательность не только за то, что было сделано для нас, мы благодарим за то, что сделали эта великая страна и ее великий народ для всего человечества.
  Второй съезд нашей партии с гордостью отметил перед всем миром, что отношения между Советским Союзом и Кубой являются примером братской друбжы, основанной на уважении. Мы — друзья и всегда будем верными друзьями щедрого и героического народа, оказавшего нам такую огромную помощь. Никогда в наши сердца не закрадутся неблагодарность, оппортунизм или предательство!
  Испытывая чувства нерушимой дружбы, от имени кубин­ских коммунистов и от имени всего нашего народа, которыи также следует идеалу коммунизма, мы приветствуем съезд вашей партии и говорим вам:
  Да здравствует Ленин!
  Да здравствует славная Коммунистическая партия Со­ветского Союза!
  Да здравствует пролетарский интернационализм!
  Да здравствует мир!
  Родина или смерть! Мы победим!»20.
  В 1964 г. Куба подписала с Советским Союзом долго­срочное соглашение о продаже кубинского сахара. В статье, опубликованной в том же году в октябрьском номере анг­лийского журнала «Интернэшнл аффэрс»,Че высоко оцепил это соглашение, отметив не только положительное значение его для экономики Кубы, но и его огромную политическую роль. Че писал, что соглашение между СССР и Кубой сви­детельствует о новом типе отношений в социалистическом лагере, где высокоразвитое социалистическое государство оказывает помощь слаборазвитому, в противоположность тому, что имеет место в капиталистическом мире, где инду­стриальные державы стремятся за бесценок получить сырь" слаборазвитых стран.
  В ноябре 1964 г. Че в третий раз посетил Советский Союз. Он вновь участвовал в празднествах в честь Великой Октябрьской социалистической революции, встречался с партийными и государственными руководителями Совет­ского Союза. 11 ноября Че присутствовал в Доме дружбы с народами зарубежных стран на собрании по поводу созда­ния Общества советско-кубинской дружбы. После доклада нашего первого космонавта Юрия Алексеевича Гагарина, избранного президентом общества, и приветствия Херардо Масолы, тогдашнего руководителя Кубинского института дружбы с народами (ИКАП), было предоставлено слово Че. Это было его последнее выступление в Советском Союзе.
  «Дорогие товарищи!..
  Народ Кубы стал строить социализм недавно. Нам нужно еще многому научиться. Развивать наше сознание, разви­вать чувство любви к труду. Но наш народ знаком с исто­рией, с подлинной историей. Он знает силу примера, он знает, что кровь» пролитая советскими борцами в защиту свободы, социализма и коммунизма, эта кровь могла бы образовать реки. Он знает также, что советские люди про­ливали свою кровь на землях, далеких от их Родины, что и в нашей стране находятся советские военные специалисты, выполняя свой пролетарский интернациональный долг. Он знает также, что в настоящее время большое количество советских специалистов учат нас мирному созиданию. Он знает, что советские специалисты во всем мире нахо­дятся для того, чтобы помогать слаборазвитым народам осва­ивать наиболее передовую технику, при помощи которой можно строить лучшее будущее. Он знает о чудесных под­вигах по завоеванию космоса, начало которым было поло­жено Советским Союзом.
  Наш народ, который изучал историю и знает силу при­мера, всегда признает жертвы, которые были принесены со­ветским народом, и он сумеет последовать вашему светлому примеру, непоколебимо защищая свою революцию и строя социализм.
  Куба, советские товарищи, никогда не отступит!
  Наша дружба будет вечной!
  Слава Советскому Союзу!»21
  Накануне отъезда на родину Че беседовал с корреспон­дентом АПН. На вопрос, каковы перспективы промышлен­ного развития Кубы и дальнейшего укрепления советско-кубинского экономического сотрудничества, он ответил, что это сотрудничество успешно развивается во многих обла­стях, прежде всего в энергетике, отрасли, в которой СССР накопил богатый опыт. На Кубе большинство электростан­ций строится с помощью советских специалистов.
  Теперь важной отраслью промышленности Кубы стала и металлургия. Было запланировано, говорил Че, строить новые сталеплавильные предприятия и развивать цветную металлургию, используя большие запасы латеритовых руд на севере провинции Орьенте. Там с помощью Советского Союза должен быть создан металлургический комбинат, ко­торый явится базой цветной металлургии.
  Опираясь на советский опыт, планировалось также на­ладить производство сельскохозяйственной техники. Куба заинтересована и в развитии химии, автоматики, электро­ники. В химической промышленности она уже получила конкретную помощь от СССР. Советские специалисты должны будут строить завод удобрений в городе Нуэвитасе с 1965 г.
  Че приветствовал создание Общества советско-кубинской дружбы и выразил уверенность, что оно будет содейство­вать укреплению связей между нашими странами, культур­ному обмену и другим контактам. Он сообщил, что на Кубе будет создано аналогичное общество.
  Как уже отмечалось, Че с удовольствием общался со многими советскими людьми — дипломатами, обществен­ными деятелями, учеными, специалистами, простыми тру­жениками. Из их многочисленных воспоминаний я приведу выдержку из рассказа члена-корреспондента АН СССР Н. Т. Федоренко, который в беседе с турецким поэтом Метином Демирташем так поведал, в частности, о своей пос­ледней встрече с Че в Нью-Йорке в декабре 1964 г.: «Ге­вара прибыл тогда во главе кубинской делегации на сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Мы увиделись в фойе, перед залом заседаний, среди множества собравшихся людей. Бросились друг другу навстречу. Мужские горячие объятия, минуты, когда не замечают изумленных лиц журналистов и «камераменов», которые толпами преследовали Гевару... Запомнилась мне речь Гевары с трибуны Генеральной Ас­самблеи. До отказа наполненный зал. Теснили друг друга друзья и откровенные враги Кубинской революции. Еще до появления оратора то и дело в адрес свободной Кубы раз­давались злобные выкрики, оскорбительные слова...
  Выход Гевары на трибуну, однако, был встречен громом рукоплесканий, а речь его, которую он произносил со свой­ственным ему темпераментом, покоряла аргументацией и революционной убежденностью, захватывала, обжигала сердца.
  — Неужели можно так эмоционально читать текст? — внезапно вырвалось у поэта.
  — Нет, читать, пожалуй, так невозможно. Это была жи­вая речь. Безбумажная...
  — Разве на дипломатических конференциях говорят без написанного?
  — Очень редко. Скорее как исключение. Обычно читают заранее подготовленный текст.
  — Кто готовит? Сам докладчик или еще кто-нибудь?
  — Чужой текст произносить всегда опасно, особенно без предварительного его прочтения. У каждого автора своя фразеология, своя манера письма, а у некоторых еще и обязательная пунктуация, знаки препинания, нарушение которых при невнимательном отношении к тексту может ненароком смутить слушателей.
  — Гевара, — заметил Метин Демирташ, — видно, хорошо владел ораторской грамматикой, знал пунктуацию и умел расставить политические акценты... Убежден, что не могла не восхищать его приверженность революционной идее, его свободолюбие, раскованность.
  — Враги революционной Кубы чудовищно отреагиро­вали на выступление Гевары. Они даже установили на про­тивоположном берегу Ист-Ривер «базуку» и выпустили снаряд в высотное здание ООН в расчете на то, что под его развалинами погибнет Че Гевара, а вместе с ним и сотни участников сессии. Но снаряд не достиг цели: взорвавшись в воздухе, он лишь сотряс здание ООН...» 22
  
  
  
  1 Правда, I960, 15 фев,
  2 Notices de Hoy, 1960, 21 mar.
  3 El Mundo, 1960, 11 jun.
  4 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, p. 390.
  5 Кастро Ф. Речи и выступления. М., 1960, с. 567—568.
  6 Che Guevara E. Obras, t. 2, р. 102—108.
  7 Ibid.
  8 Куба: Историко-этнографические очерки. М., 1961, с. 19.
  9 Правда, 1960, 20 дек.
  10 Там же.
  11 Noticias de Hoy, 1961, 7 en.
  12 Ibid.
  13 Ibid
  14 Полевой Б. Товарищ Че. — Лат. Америка, 1970, № 6, с. 80.
  15 Дарусенков О. К 50-летию со дня рождения Эрнесто Че Гевары Рыцарь революции. — Огонек, 1978, № 25, с. б,
  16 Очерки истории Кубы. М., 1978, с. 461—463.
  17 Revolucion, 1962, 2 nov,
  18 Ibid., 1962, 10 nov.
  19 Ibid., 1963, 2 ag.
  20 Правда, 1981, 25 февр.
  21 Известия, 1964, 12 нояб. Первую и заключительную фразу Че произнес по-русски.
  22 Федоренко Н. Краски Босфора. — Иностр. лит., 1976, № 12, с. 225—226.
  
  Мирное строительство
  
  Даже после победы революции идея построения на Кубе социалистического общества казалась многим чем-то весьма далеким. Но когда в 1961 г. все средства производ­ства оказались в руках государства, на повестку дня со всей остротой встал вопрос о необходимости использовать их для построения нового общества. Дело осложнялось тем, что в силу особых условий раз­вития революции на Кубе у ее авангарда—революционных организаций, осуществлявших руководство революционным процессом, поначалу отсутствовала согласованная программа построения социализма. Эта программа складывалась фак­тически по ходу социальных преобразований, под влиянием ведущих деятелей революции. Первое слово в этом вопросе, как и во всех остальных, принадлежало Фиделю Кастро. Вторым человеком, оказавшим наибольшее влияние на со­циально-экономическую политику революции, несомненно, был Эрнесто Че Гевара, занимавший ключевые посты — сперва президента Национального банка, а затем министра промышленности.
  Руководители революции во главе с Фиделем Кастро стремились, осуществляя коренные социальные преобразо­вания, освободить свою родину от гнета иностранного капитала, искоренить капиталистическую эксплуатацию, характерные для правящих кругов коррупцию, алчность и рас­пущенность нравов, просветить кубинский народ, пробудить в нем патриотизм, веру в свои силы, чувство солидарности с угнетенными всего мира, поднять уровень жизни трудя­щихся. Этих перемен ждали широкие народные массы, ра­бочие, крестьяне.
  Но новая, справедливая, свободная жизнь без эксплуата­торов и эксплуатируемых означала социализм. И когда Фидель Кастро в апреле 1961 г., накануне вторжения амери­канских наемников, заявил, что революция взяла курс на социализм, кубинский народ без колебаний поддержал сво­его вождя.
  Однако одно дело социализм как идеал, другое дело — конкретная форма его воплощения. Ведь социализм пред­стояло строить в стране, зажиточные слои которой широко пользовались последними достижениями технического про­гресса в потребительской сфере — новейшими марками ав­томобилей, телевизорами, холодильниками, и в то же время страна не имела ни своих инженеров, ни техников, ни хи­миков, ни металлургов, как не было у нее и собственной развитой промышленности. Дореволюционная Куба была всего лишь сырьевым придатком своего богатого соседа. Кубинское сырье, — сахар, табак, минералы, фрукты — вы­возилось в США, откуда поступали на остров готовые изде­лия. Обеспеченный кубинец был одет в американский костюм, носил американские ботинки, шляпу, рубашки, гал­стуки, ел американские консервы, пил американские соки и спиртные напитки, спал на американском матрасе, смот­рел американское телевидение по американскому телевизору, разъезжал в американских автомашинах. Кубинские поля обрабатывались американскими тракторами, которые, как и автомашины, питались американским бензином, даже книги кубинец читал в основном американских авторов.
  Возникал невольно вопрос: если все это американское отобрать, если США перестанут покупать сахар и продавать нефть, ширпотреб и прочие товары, устоит ли Куба, смо­жет ли она заполнить образовавшийся вакуум нужными ей товарами? Тем более что предстояло обеспечить всех трудя­щихся, а не только горстку привилегированных эксплуата­торов; что надо было строить жилье, школы, больницы, ясли и сделать тысячу других маленьких и больших дел.
  Че был уверен, что все это возможно при условии, если революционная Куба пойдет по пути индустриализации и плановой экономики, развития многоотраслевого сельского хозяйства и активного участия трудящихся в строительстве нового общества. Их энергия, бескорыстие и самопожертво­вание, по мнению Че, могли сотворить чудеса, как показы­вала история социалистического строительства в Советском Союзе.
  Эта нелегкая задача, по глубокому убеждению Че, под силу кубинскому народу, совершившему революцию и об­ретшему могущественного союзника и друга в лице СССР.
  Че готовился к строительству нового общества с первых дней победы революции. В департаменте индустриализации в ИНРА по его указанию был организован отдел по изу­чению сырьевых ресурсов страны и планированию развития основных отраслей кубинской промышленности. В этом от­деле имелись секторы электроэнергии и горючего, металлур­гической и машиностроительной промышленности, сахарной промышленности и производных от нее, химической про­мышленности, минерального сырья, промышленности сель­скохозяйственных продуктов.
  Предварительные подсчеты показывали, что Куба может весьма успешно развивать свою экономику на социалисти­ческих началах. Че, однако, понимал, что это нелегкая за­дача, хотя бы уже потому, что ее придется осуществлять почти при полном отсутствии подготовленных для этого кадров и в условиях непрекращающегося саботажа и под­рывных действий со стороны правящих кругов США.
  Еще в документе «Задачи индустриализации», подготов­ленном им в 1961 г., Че писал, что непременным условием освобождения Кубы от империалистического гнета является максимальное развитие промышленного производства, в том числе товаров массового потребления — продовольствия, одежды и т. п., а также производства сырья, необходимого для их выработки. Этого взгляда Че придерживался всегда. В одном из своих выступлений в мае 1964 г. он подчерки­вал, что «строительство социализма осуществляется путем производства все большего числа и все лучшего качества товаров, необходимых народу. Социализм — это не абстракт­ное понятие, социализм непосредственно связан с благосо­стоянием народа» 1.
  О задачах социалистического строительства на Кубе у Че было вполне ясное и четкое представление. Че пра­вильно считал, что предварительным условием социалисти­ческого строительства было лишение эксплуататоров их рычагов власти — средств производства. И в этом вопросе Че сыграл первостепенную роль. Будучи президентом Нацио­нального банка Кубы, он осуществил национализацию всех банков и переход всех валютных фондов под контроль госу­дарства. Таким образом, в результате концентрации в руках государства всех валютных и финансовых фондов и опера­ций революция стала контролировать деятельность промыш­ленных и торговых предприятий. Затем путем создания Банка внешней торговли, учрежденного по инициативе Че, все внешнеторговые операции также перешли под контроль государства.
  Одновременно с этими мероприятиями и осуществле­нием аграрной реформы, подорвавшей власть латифунди­стов и иностранных монополий, владевших многими сахар­ными плантациями, в руки государства стали переходить предприятия, являвшиеся незаконно нажитой собствен­ностью ближайшего окружения Батисты. Эти предприятия поступали в распоряжение промышленного департамента ИНРА, руководимого Че. Промышленный департамент был создан с целью переработки сельскохозяйственного сырья, однако по мере того как в его распоряжение поступали на­ционализированные предприятия, функции его все более расширялись.
  2 января 1961 г. правительство США порвало диплома­тические и фактически экономические отношения с Кубой, взяв курс на насильственное свержение революционного правительства путем развертывания подрывных действий и подготовки вторжения наемников. Разрыв дипломатических отношений и враждебная деятельность США привели к тому, что вся собственность американских монополий на острове была экспроприирована. В феврале того же года промыш­ленный департамент ИНРА был преобразован в министер­ство промышленности. Одновременно был создан Централь­ный совет по планированию. В апреле произошло вторже­ние наемников на Плайя-Хирон, которому предшествовало провозглашение Фиделем Кастро социалистической направ­ленности Кубинской революции. После разгрома наемников последовала национализация всех крупных частных про­мышленных и торговых предприятий. Этот процесс в основ­ном был закончен к концу 1962 г.
  Че отдавал себе отчет в слабостях и трудностях первых. лет социалистического строительства на Кубе. Одной из важнейших задач этого периода он считал профессиональ­ное, экономическое и политическое обучение руководящего и среднего звена хозяйственников, причем он и его заместители подавали тому пример, регулярно посещая лекции по политэкономии, проблемам планирования и другим дисцип­линам.
  Че был инициатором социалистического соревнования на Кубе, которому он придавал огромное значение не только потому, что видел в нем источник повышения производи­тельности труда, но и потому, что система соревнования способствовала формированию нового человека, нового типа трудящегося на Кубе, живущего интересами коллектива.
  Столь же большое значение придавал Че добровольному безвозмездному труду в неслужебное время. Че считал, что добровольный труд на благо общества способствует подня­тию революционной сознательности, является элементом новой, социалистической морали. Причем Че считал очень важным участие в добровольном труде, особенно в рубке сахарного тростника, руководящих работников. Ведь на Кубе при старом строе чиновник считался чуть ли не че­ловеком особой породы, он смотрел на тружеников свысока, полагал себя их благодетелем, хотя, как правило, обкрады­вал и обманывал их. Теперь же сахарные плантации и за­воды принадлежали народу. Революционные чиновники — это уже слуги народа без кавычек. Их участие в рубке тростника, в физическом труде способствует смычке управ­ленческого аппарата с сельскохозяйственными трудящи­мися. Как всегда, Че подавал личный пример, участвуя в рубке тростника, разгрузке пароходов, очистке заводских территорий, в строительстве жилых зданий. В августе 1964г. он получил грамоту «Ударник коммунистического труда» за выработку 240 часов добровольного труда в квартал.
  Че требовал от руководящих работников компетентности, знаний, ответственности, умения прислушиваться к мнению подчиненных, а кроме того самопожертвования, скромности в быту, бескорыстия. Высшей наградой такому работнику должны были служить не дополнительные материальные блага, не почести или особые знаки отличия, а сознание ис­полненного революционного долга.
  Для роста производительности труда следовало совер­шенствовать систему управления и планирования, повышать профессиональные знания рабочих. Это не вызывало у Че сомнений. Он также признавал, что материальные стимулы играют весьма существенную роль в поднятии производи­тельности труда, однако предпочтение отдавал моральным. Че считал, что материальные стимулы способствуют разви­тию частнособственнических настроений, что трудящиеся должны работать на совесть, не из соображений материальной выгоды, а из сознательного стремления способствовать всеобщему благу.
  Под стимулами Че понимал не только почетные грамоты и звания ударников и передовиков производства, но и такие формы поощрения, как направление на учебу, после окон­чания которой рабочий получал повышение разряда; пред­ложение вступить в ряды партии, получить звание ком­муниста.
  Вопрос о моральных и материальных стимулах неодно­кратно дебатировался на совещаниях в министерстве про­мышленности.
  Коммунистическая партия Кубы считает, что отношение Че к общественно-полезному труду, его высокие этические, моральные принципы, основанные па марксистско-ленинском учении, имеют большое воспитательное значение и в ны­нешней обстановке. В газете «Гранма» и сегодня можно встретить статьи под знаменательной рубрикой: «Этические принципы Эрнесто Че Гевары». В них излагаются, исходя из высказываний Че, взгляды компартии Кубы о новом че­ловеке социалистической формации, коммунистической мо­рали, повседневной работе, скромности революционных ру­ководителей, о роли труда в социалистическом строитель­стве 2.
  Че неоднократно говорил о борцах за кубинскую неза­висимость — поэте Хосе Марти и генерале Антонио Масео, призывая кубинцев следовать примеру этих патриотов, бес­корыстно служивших народу и отдавших за него свою жизнь.
  Учитывая географическую близость революционной Кубы к Соединенным Штатам, где господствует культ дол­лара, стяжательства, наживы, который американская про­паганда пытается навязать и другим странам, Че стремился привить трудящимся Кубы, строящим социализм, идеалы самопожертвования, бескорыстия, классовой, интернацио­нальной солидарности.
  Развитие социалистической промышленности на Кубе наталкивалось на трудности различного характера: отсут­ствие опыта социалистического хозяйствования у ведущих кадров министерства промышленности и у многих новых ди­ректоров заводов и фабрик — их преданность революции не всегда сочеталась с профессиональными знаниями; текучесть кадров; ошибки в планировании и отсутствие на пер­вых порах перспективного планирования и финансовой дис­циплины; местничество; перебои с поставками из-за рубежа оборудования и сырья; прогулы на предприятиях; беспечное отношение некоторых хозяйственников к выполнению своих задач. Че был убежден, что все эти трудности преодолимы, что кубинские революционеры, трудящиеся постигнут науку социалистического хозяйствования, хотя и понимал, что эта задача не из легких, а может быть, даже одна из самых трудных после завоевания власти. Он рассчитывал, что преодолению этих трудностей будет способствовать разви­тие наиболее перспективных в условиях Кубы отраслей про­мышленности — металлургии, судостроения, электроники и различных видов сахарного производства. Для успешного продвижения вперед в этом направлении Че считал необхо­димым, с одной стороны, располагать помощью Советского Союза и других социалистических стран, а с другой — раз­вивать на Кубе научно-технические организмы, соответст­вующие стандартам НТР. Согласно этим критериям начиная с 1960 г. по инициативе Че, действовавшего с одобре­ния Фиделя Кастро, Куба закупает у СССР ряд индустри­альных комплексов, крайне нужных ей, и советские специалисты помогают кубинцам наладить деятельность учреждений, готовящих необходимые для использования указанных комплексов кадры.
  Советский Союз оказал существенную помощь в расши­рении металлургического производства на Кубе. Так, пред­приятие «Хосе Марти», производившее в 1959 г. 30 тыс. метрических тонн металлических изделий со временем стало производить в год 650 тыс. т стальных изделий, удвоилась добыча никеля, возросло производство электроэнергии, на острове был построен и начал давать продукцию мощный комбинат по производству сахароуборочных комбайнов и т. д.
  При участии Че в его бытность министром промышлен­ности были созданы Кубинский институт развития машино­строения, Управление по нормативам, метрологии и кон­тролю за качеством, Центр научной информации, Институт исследований производных от сахарного тростника, Институт минеральных ресурсов, Организация по усовершенствова­нию сахарного производства, Центр индустриальной авто­матизации. Тогда же стали издаваться на Кубе научно-тех­нические журналы «Наша промышленность», «Наша техно­логическая промышленность», «Наша экономическая про­мышленность».
  Все это вместе взятое позволяет назвать Че одним из зачинателей НТР на Кубе3.
  Че разъяснял своим сотрудникам значение учета, при­зывал их блюсти интересы государства, соблюдать эконо­мию средств, не разбазаривать народное добро.
  На заседаниях коллегии министерства промышленности, на совещаниях директоров предприятий Че терпеливо ана­лизировал ошибки, недостатки, промахи не только отдель­ных руководителей, но и свои собственные, намечая пути их преодоления, учил самокритике, сам подавая в этом при­мер. Он был беспощаден к себе; как всегда, прежде всего к себе он предъявлял наиболее жесткие требования, неодно­кратно критикуя себя за неровный характер, неумение вы­делить из массы проблем наиболее важные, требующие в первую очередь решения, отмечая, что не всегда ему уда­валось наладить действенную проверку исполнения приня­тых решений.
  Критикуя недостатки своих сотрудников, он бывал под­час резок и прямолинеен, но виновные не обижались на него — редко кто оспаривал справедливость и обоснован­ность его замечаний. Че не просто критиковал, он всегда стремился помочь выяснить причину недостатков и найти пути их преодоления.
  На руководимых им совещаниях и заседаниях царила атмосфера подлинно революционного демократизма. Любой из присутствующих мог возразить и поспорить с майором Геварой, не опасаясь вызвать его неудовольствие. Более того, он сам вызывал присутствующих на споры, что позво­ляло ему лучше объяснить, обосновать свою точку зрения.
  Сам он и по его распоряжению его заместители и на­чальники управлений периодически посещали предприятия, знакомились с их работой, с их нуждами и трудностями. Принимая участие в добровольном труде на различных предприятиях, Че общался в рабочей обстановке с трудя­щимися, беседовал с ними на самые разнообразные темы, отвечал на их вопросы и много полезного черпал для себя во время этих встреч.
  Большое внимание уделял Че пропаганде экономических и технических знаний, часто выступал в печати и перед трудящимися, разъясняя животрепещущие вопросы эконо­мического строительства. Он интересовался научно-техническими открытиями, их применением в народном хозяйстве.
  Он мечтал об электропике, автоматике, атомных электро­станциях для Кубы. Он заражал своим энтузиазмом окру­жающих.
  Че руководил социалистическими преобразованиями в промышленности Кубы в течение четырех лет. За это время была полностью ликвидирована частная собственность на средства производства. Прекратилась эксплуатация тру­дящихся. Страна перешла к плановой экономике. Исчезла хроническая безработица, этот бич трудящихся дореволю­ционной Кубы. Повысилась сознательность трудящихся. Ты­сячи рабочих стали передовиками труда, включились в со­циалистическое соревнование. Американские империалисты надеялись на провал кубинского «эксперимента», на то, что кубинские рабочие не справятся без их участия с управле­нием промышленностью. Но кубинская социалистическая промышленность из мечты стала явью, вопреки мрачным прогнозам кубинологов из различных американских «фон­дов». И в том, что это произошло, большая заслуга Комму­нистической партии Кубы, в частности Че, под непосред­ственным руководством которого осуществлялся сложный и трудный переход с рельсов капиталистического производства на рельсы социалистического строительства.
  Отмечая достижения революционной Кубы в развитии социалистической промышленности, Че указывал в статье, опубликованной в октябре 1964 г. в английском журнале «Интернэшнл аффэрс», что успехи могли бы быть боль­шими, если бы не серьезные ошибки, допущенные в резуль­тате отсутствия опыта и знаний. Одна из этих ошибок за­ключалась в том, что, стремясь заполнить возникшую из-за американской экономической блокады брешь, кубинское правительство закупило за рубежом большое число машин, а в некоторых случаях и целые фабрики, причем многие из них за валюту, а те по целому ряду причин не дали ожидаемого от них экономического эффекта. Не учитыва­лось, в частности, отсутствие на Кубе необходимых видов сырья для этих фабрик, отсутствие запчастей и местных специалистов. В других случаях купленные за рубежом станки и технологическое оборудование оказывались уста­ревших образцов.
  Несмотря на недостатки и трудности, уровень промыш­ленного производства на Кубе вырос в 1963 г. в сравнении с предыдущим годом на 6%. Это был несомненный успех. Но главным Че считал но столько экономические успехп, сколько появление на Кубе нового человека, преданного идеалам революции и действующего согласно ее моральным нормам. «Облик его еще окончательно не сложился, так как процесс его формирования идет параллельно процессу раз­вития новых экономических отношений, — писал Че в марте 1965 г. редактору уругвайского журнала «Марча». — Не бу­дем говорить о тех, кого неправильное воспитание толкает на путь эгоистических интересов, есть и такие люди, кото­рые на фоне всеобщего движения вперед ищут особые ин­дивидуальные тропы, отрываются от масс, хотя сочувствуют им. Важным является то, что люди с каждым днем все яснее осознают необходимость своего приобщения к обще­ственным интересам и, с другой стороны, свою роль в каче­стве общественной движущей силы... Они идут уже не в одиночестве по нехоженым тропам к достижению своих далеких целей. Они следуют за авангардом — за партией, передовыми рабочими, передовыми людьми, идущими в тес­ном единении с массами. Люди переднего края пристально смотрят в будущее, думая о том хорошем, что оно принесет, но оно не представляется им чем-то личным. Наградой им будет новое общество людей с новыми чертами характера, общество людей-коммунистов» 4.
  
  
  1 Che en la Revolucion cubana. La Habana, s. f., vol. 1, p. 463.
  2 См., напр.: Grannia, 1982, 3, 22 junio; 8, 10, 18 sept., 7 oct.
  3 Saenz Т. W; Garcia Capote E. Ernesto Che Guevara у el progreso cientifico-tecnico en Cuba. La Habana, 1980.
  4 Che Guevara E. Obras, 1957-1967. La Habana, 1970, t. 2, p. 373—374.
  
  Тревога
  Развитие и закрепление успехов революции постоянно осложнялось враждебными действиями против острова Свободы со стороны североамериканских империалистов. С момента победы революции в январе 1959 г. ни на минуту не прекращались агрессивные акты правящих кругов США против Кубы. Саботаж, шпионаж, бомбардировки, пиратские нападения на населенные пункты, террористические акты, угон самолетов, организация покушений на Фиделя Кастро и других вождей революции, создание диверсионных банд, вторжение наемников, экономическая блокада и попытки политической изоляции в Латинской Америке — все было сделано правящими кругами США, чтобы задушить Кубин­скую революцию, чтобы доказать, что социализм не «сра­ботал» на американской почве. В этом отношении Куба походила на Вьетнам. Правда, Куба не стала жертвой пря­мой агрессии, если не считать вторжения наемников на Плайя-Хирон, зато тайная война, которая велась против нее с самого начала ее существования, не прекращается с поныне.
  Если президент Эйзенхауэр и братья Даллесы, правив­шие за его спиной (Джон Фостер возглавлял государственный департамент, Аллан — ЦРУ), стремились покончить с революционной Кубой путем организации саботажа, ди­версий и подготавливаемого ими вторжения наемников, то их соперник Джон Ф. Кеннеди придерживался несколько иного мнения на этот счет. Кеннеди считал, что Соединен­ные Штаты могут задержать развитие революционного про­цесса в Латинской Америке не только применением силы, но и путем ослабления растущей там социальной напря­женности — за счет расширения капиталовложений и осу­ществления реформ, ускоряющих развитие капитализма в этих странах. Так родилась идея, по меткому выражению генерального секретаря Коммунистической партии Уругвая Роднея Арисменди, надеть на контрреволюцию красный бе­рет. Эта идея нашла свое воплощение в создании «Союза ради прогресса», который, как утверждала американская пропаганда, должен был открыть новую эру во взаимоот­ношениях Вашингтона и Латинской Америки. Соединенные Штаты, нещадно грабившие до этого своих южных соседей, теперь обещали предоставить им через «Союз ради про­гресса» на нужды развития 20 млрд. долл. из расчета 2 млрд. в год. Всего лишь за полтора года до этого Фидель Кастро на конференции американских стран в Буэнос-Ай­ресе говорил о необходимости предоставления этим странам на нужды развития 30 млрд. долл. Тогда эта цифра многим казалась фантастической. Теперь Соединенные Штаты го­товы были «пожертвовать», правда не 30, а 20 млрд., чтобы только поставить заслон для народной антиимпериалисти­ческой революции на континенте, надеясь втайне, что вло­жение этих миллиардов расширит рынки Латинской Аме­рики для их товаров и откроет монополиям дорогу для при­быльных капиталовложений. Но жизнь внесла вскоре свои коррективы в эти планы, коррективы, не совсем совпадав­шие с намерениями и надеждами магнатов Уолл-стрита.
  После победы на выборах президент Кеннеди в марте 1961 г. объявил латиноамериканским послам в США о пла­нах новой американской администрации по созданию «Союза ради прогресса». Президент США призвал правительства и народы Западного полушария присоединиться к Вашинг­тону в этом «широком усилии, не имеющем параллели по своим грандиозным масштабам и благородству цели, на­правленном на удовлетворение основных потребностей народов Америки в домах, работе, земле, здравоохранении и просвещении».
  Публично протягивая оливковую ветвь Латинской Аме­рике, президент Кеннеди втайне продолжал подготовку на­меченных еще Эйзенхауэром и братьями Даллесами планов вторжения наемников на Кубу, полагая, что задуманная им под вывеской «Союза ради прогресса» акция только вы­играет, если удастся покончить с революцией на Кубе.
  Кубинское правительство, хотя и не питало никаких ил­люзий в отношении империалистической сущности прави­тельства Кеннеди, все же надеялось, что новый президент проявит большее благоразумие по сравнению со своим предшественником и откажется от планировавшейся аван­тюры. Кубинское правительство не намеревалось обострять отношения с новым президентом США. Оно стремилось только к одному: чтобы Соединенные Штаты уважали суве­ренитет Кубы и не вмешивались в ее внутренние дела. В день вступления Кеннеди в должность президента по распоряжению Фиделя Кастро была проведена на Кубе частичная демобилизация вооруженных сил. Этот примири­тельный жест остался без ответа.
  На совести правящих кругов Соединенных Штатов — десятки интервенций и переворотов в Латинской Америке. И всегда им сопутствовал успех, и всегда их преступления сходили им с рук. Однако на Кубе они потерпели сокруши­тельное поражение.
  17 апреля 1961 г. на Плайя-Хирон вторглись американ­ские наемники. Три дня спустя 1200 оставшихся в живых наймитов сдались кубинским войскам. Надежды Кеннеди покончить одним ударом с революцией Фиделя Кастро раз­веялись как дым.
  «До событий 1961 г., до Плайя-Хирон, — отмечает Рауль Вальдес Виво, — Кубинская революция нередко восприни­малась лишь как громкий вызов могуществу Соединенных Штатов. Даже в представлении некоторых революционеров она была кометой, но не надолго взошедшей на мировом небосклоне. Порой задавали вопрос: как долго продержится революция? Реакционеры же высокомерно утверждали:
  „Терпению дяди Сэма скоро придет конец, и тогда...". Только самые дальновидные увидели в нашей революции звезду, которая зажглась, чтобы не погаснуть.
  После Плайя-Хирон стало ощутимее понимание того, что Кубинской революции, одному из замечательных социаль­ных переворотов в истории человечества, суждено жить. Больше того, кубинский пример вновь подтвердил: подобно тому как никто не может погасить Солнце или привести в состояние абсолютного покоя океаны, никто не в силах остановить историю. Она рано или поздно наносит сокруши­тельный удар каждому, кто пытается задержать ее ход и повернуть вспять. Никакие временные отступления и не­удачи, испытываемые революционерами в борьбе за правое дело, не в силах опровергнуть истины, что империализм исторически обречен.
  Этот главный урок Кубинской революции, без сомнения, приобрел особое значение для Центральной и Латинской Америки»1.
  После позорного поражения на Плайя-Хирон ЦРУ про­должало засылать на остров Свободы диверсантов и сабо­тажников, но президенту США не оставалось ничего иного, как окончательно переключиться на создание «Союза ради прогресса». Рождение этого органа должно было произойти на специальной сессии Межамериканского социального и экономического совета при Организации американских го­сударств (ОАГ), созванной в августе 1961 г. в Пунта-дель-Эсте (Уругвай).
  Кубинское правительство даже после вторжения наем­ников не стремилось к обострению отношений с Соединен­ными Штатами, наоборот, оно надеялось, что исход акции на Плайя-Хирон заставит Кеннеди занять более трезвую позицию по отношению к Кубе. Придерживаясь этого курса, кубинское правительство приняло приглашение участвовать в конференции в Пунта-дель-Эсте и назначило главой деле­гации Кубы Эрнесто Че Гевару, министра промышленности и фактического руководителя экономики страны.
  Участие Че в конференции стало сенсацией номер один в странах Латинской Америки. Это было его первое появ­ление на континенте после победы Кубинской революции. Тысячи трудящихся восторженно приветствовали Че на аэродроме «Карраско» близ Монтевидео. На всем пути от аэродрома до Пунта-дель-Эсте ему аплодировали уругвайцы. Только одному из участников конференции — Че население оказало такой восторженный прием. Народ приветствовал в его лице Кубинскую революцию. Приезд главы американ­ской делегации банкира и миллионера Диллона, министра финансов США, прошел почти незамеченным, никто не об­ратил особого внимания на делегации других латиноамериканских республик. В центре внимания был Че, предста­витель Кубинской революции, победа которой породила конференцию в Пунта-дель-Эсте.
  Че прилетел в Уругвай в своей обычной форме майора Повстанческой армии. Руководитель кубинской делегации заявил, что она не только не намерена препятствовать ра­боте конференции, но, наоборот, будет сотрудничать с дру­гими делегациями в поисках наиболее благоприятных путей экономического развития и обеспечения экономической неза­висимости стран Латинской Америки. В доказательство доб­рой воли кубинская делегация представила на рассмотрение собравшихся 29 различных проектов постановлений, охваты­вающих широкий круг вопросов, связанных с проблематикой конференции.
  Большинство из этих предложений Кубы, писал Че в статье «Куба и „план Кеннеди"», опубликованной в жур­нале «Проблемы мира и социализма», просто отвергнуть было невозможно, так как они предусматривали содействие раз­витию экономики латиноамериканских стран. Поэтому в ходе работы комиссий и комитетов противникам этих проектов срочно пришлось разрабатывать контрпредложения, которые они затем соединяли с кубинскими предложениями, выхола­щивая, таким образом, из последних их суть. Все же за время работы конференции кубинской делегации удалось кое-чего добиться: стало заметно, по словам Че, что деле­гаты разговаривают другим языком, отличным от того, ко­торый всегда был принят на подобных мероприятиях.
  На конференции три делегации — Бразилии, Эквадора и Боливии — заняли благожелательную позицию по отноше­нию к Кубе.
  В вышеупомянутой статье Че особо выделил позицию Боливии. Боливия, писал он, «это расположенная почти в центре континента страна буржуазно-демократической революции, терзаемая капиталистическими монополиями соседних стран и почти удушенная в конце концов об­щим для наших стран угнетателем — североамериканским империализмом. Ее основное население составляют рабочие-горняки и крестьяне, находящиеся под бременем тяжелой эксплуатации».
  Деятельность боливийской делегации в Пунта-дель-Эсто Че оценивал следующим образом: «Если не говорить о плане кубинской делегации, то из всех делегаций именно боли­вийская представила наиболее конкретный экономический план и в общем занимала довольно положительную пози­цию. На специфическом языке, языке лицемерия, который употребляется на подобного рода сессиях, боливийских пред­ставителей называли «двоюродными братьями Кубы» 2.
  Не исключено, что контакты Че и других членов кубин­ской делегации с их боливийскими «двоюродными брать­ями» на конференции в Пунта-дель-Эсте оказали влияние на последующее решение Гевары избрать Боливию в каче­стве плацдарма для партизанских действий в Латинской Америке.
  Че дважды выступал на пленарных заседаниях конфе­ренции. Он разоблачал агрессивные действия правящих кру­гов США, их стремление путем «Союза ради прогресса» по­литически изолировать Кубу, ибо на американские милли­оны могли рассчитывать только правительства, следующие антикубинскому курсу Вашингтона. Он доказывал, что «Союз ради прогресса» будет способствовать развитию вто­ростепенных отраслей народного хозяйства, что его цель сделать Латинскую Америку не более свободной, а еще бо­лее зависимой от американских монополий. В то же время Че указывал, что Куба вовсе не желает препятствовать ла­тиноамериканским странам использовать даже те ограничен­ные и весьма сомнительные возможности развития, которые сулит им участие в «Союзе ради прогресса».
  «Со всей откровенностью кубинская делегация заявляет вам, — сказал Че 8 августа, — что мы желаем, не меняя своего естества, оставаться в семье латиноамериканских рес­публик, сосуществовать с вами. Мы хотели бы, чтобы вы развивались, если возможно, такими же темпами, что и мы, но мы не будем сопротивляться, если ваш рост пойдет другими темпами. Мы только требуем гарантий неприкос­новенности наших границ» 3.
  Разумеется, продолжал Че, если не будут осуществлены социальные преобразования, то примеру Кубы последуют другие страны, и тогда сбудется предсказание Фиделя Ка­стро: «Кордильеры Анд превратятся в Сьерра-Маэстру Аме­рики».
  Аналогичной позиции придерживалась кубинская деле­гация и на заключительном заседании конференции 16 ав­густа. Вот как сам Че излагает сложившуюся там ситуацию:
   «На последнем пленарном заседании конференции ку­бинская делегация воздержалась от голосования по всем выработанным документам и выступила с объяснением своей позиции. Мы объяснили, что Куба не согласна ни c „денежной" политикой, ни с принципом свободного предпринима­тельства, ни с тем, что в окончательных документах нет слов, осуждающих виновников наших несчастий — империа­листические монополии, нет осуждения агрессии. Кроме того, на все вопросы нашей делегации, может ли Куба принимать участие или нет в „Союзе ради прогресса", ответом было молчание, которое мы истолковываем как отрицательный ответ. Вполне понятно, что мы не могли участвовать в со­юзе, который ничего не дает для нашего народа» 4.
  Все же в одном из подпунктов итогового документа кон­ференции упоминалось наличие в Латинской Америке на­ряду со странами «свободного предпринимательства», т. е. буржуазными, стран, в которых «свободное предпринима­тельство» отменено. «Кубинская делегация, — писал Че, — зачитала этот параграф, заявив, что это победа идеи мир­ного сосуществования, выражающей возможность сосуще­ствования двух различных социальных систем, и отметила его принятие как один из положительных результатов ра­боты конференции». Однако позже американский делегат резко выступил против этого положения, заявив о непризна­нии кубинского правительства.
  Несмотря на это, кубинская сторона сочла возможным пойти еще дальше. Че встретился с одним из членов аме­риканской делегации, Ричардом Н. Гудвином, входившим в ближайшее окружение президента Джона Ф. Кеннеди.
  Выступая после конференции в Пунта-дель-Эстс по га­ванскому телевидению, Че рассказал, что он заявил Гудвину следующее: Куба готова вступить с Соединенными Штатами в переговоры по урегулированию взаимных отношений и не заинтересована в борьбе с США, хотя и не боится вести такую борьбу в любой форме; Куба желает остаться в лати­ноамериканской системе, считает себя связанной культур­ными традициями с континентом. «Мы требуем, — говорил Че Гудвину, — признать наше право на принадлежность к Латинской Америке или к Организации американских го­сударств с собственной социальной и экономической систе­мой и признать наше абсолютное право на дружбу с любой страной в мире» 5. Гудвин ограничился тем, что выслушал своего собеседника и обещал сообщить президенту Кеннеди его высказывания.
  Встреча Че с Гудвином по-разному комментировалась в латиноамериканской печати. Многие наблюдатели были склонны думать, что встреча откроет путь к достижению определенного «модуса вивенди» между США и Кубой. В действительности же США вовсе не были заинтересованы в достижении какого-либо разумного соглашения с островом Свободы. Они готовы были «простить» Кубу, но при одном условии: если она откажется от советской помощи, если она станет на антисоветские позиции, а точнее, на колени и запросит у янки пощады.
  18 августа, получив личное приглашение президента Ар­гентины Артуро Фрондиси посетить его, Че вылетел в Буэ­нос-Айрес. Фрондиси был весьма противоречивой политиче­ской фигурой. На протяжении многих лет он выступал с прогрессивных позиций, однако после избрания президен­том поддался давлению реакционных армейских кругов и американского посольства и вместо осуществления обещан­ных реформ стал преследовать коммунистов и потворство­вать еще большему проникновению американских монопо­лий в экономику Аргентины. Он даже разорвал дипломати­ческие отношения с революционной Кубой. Но реакционные армейские круги продолжали относиться к нему с недо­верием.
  Встреча с Фрондиси носила секретный характер. Че про­был в Буэнос-Айресе всего лишь несколько часов. Узнав об этой встрече, аргентинский министр иностранных дел в знак протеста тот час же подал в отставку. Пришли в раж и реакционные генералы, и, если бы Че задержался в Буэнос-Айресе несколько дольше, не исключено, что они аресто­вали бы его, а вместе с ним и самого Фрондиси.
  Организуя встречу, Фрондиси надеялся, что ему удастся убедить своего соотечественника в том, чтобы Куба поки­нула «советский блок». Если бы Фрондиси сумел перетя­нуть на сторону США революционную Кубу, то Вашингтон в благодарность держал бы его в президентском кресле. Игра стоила свеч, стоила риска. И Фрондиси на него пошел.
  Че принял предложение Фрондиси, исходя совсем из дру­гих соображений. Он не только не чурался контактов с ла­тиноамериканскими деятелями любой политической ориен­тации, но приветствовал их. В Уругвае он был принят пре­зидентом Аэдо. Такие контакты подрывали американскую политику изоляции революционной Кубы. Кроме того, Че, конечно, не терпелось взглянуть на свою родину, посмот­реть, во многом ли она изменилась с тех пор, как он поки­нул ее 10 лет назад.
  Че не оправдал надежд Фрондиси. Он говорил аргентин­скому президенту то же, что уже сказал североамерикан­скому сенатору.
  По дороге из Монтевидео в Гавану Че предстояла встреча еще с одним президентом — Жанио Куадросом, который воз­главлял Бразилию, самую крупную латиноамериканскую страну. Куадрос, в отличие от Фрондиси, проявлял большую самостоятельность по отношению к Соединенным Штатам и вовсе не скрывал своих симпатий к революционной Кубе, чем вызывал ярость местных реакционеров и недовольство правящих кругов Вашингтона. В пику им Куадрос с боль­шой теплотой встретил Че в новой столице Бразилии и на­градил его высшим бразильским орденом «Крузейро ду Сул».
  Конференция в Пунта-дель-Эсте показала, что даже среди правящих кругов латиноамериканских стран некото­рые отказывались идти на поводу у Вашингтона, у многих революционная Куба вызывала симпатию и даже восхище­ние. В свою очередь, Соединенные Штаты намеревались про­должать «теснить» Кубу и впредь, создавая ей всякого рода трудности.
  Прошло некоторое время, и положение на Американском континенте еще более осложнилось, причем не в пользу на­ционально-освободительных сил и революционной Кубы. Президент Фрондиси был свергнут военными, президент Куадрос подал в отставку, не выдержав давления реакцион­ных сил.
  Куба была исключена из Организации американских госу­дарств, хотя против этого возражали Уругвай, Боливия, Чили и Мексика. Но вскоре правительства и этих стран, за исключением Мексики, разорвали с Кубой дипломатические и экономические отношения. Все это делалось под нажимом Вашингтона, который угрожал строптивых лишить миллиар­дов «Союза ради прогресса». Тогда еще никто не знал, что эти миллиарды превратятся на практике в жалкие крохи, что затея с «Союзом ради прогресса» провалится, как и предшествующие ей планы и проекты обновления, помощи и развития латиноамериканских стран.
  Карибский кризис 1962 г., в свою очередь, показал, что Соединенные Штаты не только не стремятся урегулировать отношения с Кубой на основе равноправия и взаимного ува­жения, а, наоборот, готовы даже пойти на риск мирового ядерного конфликта, лишь бы стереть с лица земли Кубин­скую революцию.
  18 августа 1964 г. государственный секретарь США Дин Раск цинично заявил, что нет никаких оснований ожидать улучшения отношений между США и революционной Ку­бой, которая якобы угрожает Западному полушарию. Это заявление Раска подтверждало, что правящие круги Соеди­ненных Штатов после убийства осенью 1963 г. президента Кеннеди вновь ожесточили свой курс по отношению к Кубе. Основной задачей Вашингтона в Латинской Америке стало любыми средствами не допустить появления «второй Кубы».
  Революционная Куба не могла пассивно ждать измене­ний в политике США. Ее надеждой стала грядущая анти­империалистическая революция на Латиноамериканском континенте. Основания для такой надежды имелись. Ведь сама победа Кубинской революции предвещала континен­тальную революцию. «Победа на Кубе, — писал Генераль­ный секретарь Коммунистической партии Уругвая Родней Арисменди вскоре после прихода к власти Фиделя Ка­стро, — имеет непреходящее значение для всего нашего кон­тинента, она собрала в один узел и обострила все противо­речия, от которых забеременело национально-освободитель­ной революцией огромное чрево Латинской Америки.
  Единство нашей революции определяется исторической и географической общностью наших народов, которая осо­бенно ярко выражается в некоторых районах. Эта общность еще теснее сплачивает освободительные движения отдель­ных государств. Народы никогда не стояли в стороне от со­бытий, происходящих в том или ином государстве. Об этом свидетельствует опыт Гватемалы (1954 год), а в настоящее время пример Кубы. Кубинцы правильно говорят: „Рево­люция сейчас говорит по-испански"» 6.
  Это открыто признавали и буржуазные исследователи. Под символичным названием «Ветры революции. Латинская Америка сегодня и завтра» выпустил в 1965 г. книгу изве­стный американский специалист по этому региону Тэд Шульц. Он писал: «Революционная тема, звучащая в неко­торых местах, подобно призывной трубе, в других пока еле слышная, приглушенная, почти неосознанная, является доминирующим мотивом среди беспокойных, страдающих от нищеты, мечущихся и быстро растущих масс Латинской Америки в этом решающем десятилетии» 7. Революционные течения в Латинской Америке, отмечал Шульц, пока что не приняли столь угрожающего для США характера, как это случилось на Кубе. Во многих случаях они развиваются бо­лее спокойно и скрыто, принимая, например, формы резко выраженного национализма, нейтрализма и оппозиции к се­вероамериканскому экономическому и политическому при­сутствию и влиянию. Но какими бы ни были их формы, эти течения представляют собой величайший вызов Соединен­ным Штатам.
  О социальной революции заговорили даже церковники. Колумбийский священник Камило Торрес порвал с цер­ковью, вступил в партизанский отряд и погиб в одном из боев с правительственными войсками. «Мятежные» церков­ники появились и в других странах Латинской Америки.
  Революционная Куба в условиях непрекращающихся агрессивных действий против нее со стороны Соединенных Штатов не могла оставаться сторонним наблюдателем рево­люционного процесса в Западном полушарии. Исчерпав воз­можности мирного урегулирования спорных вопросов, Куба пришла к выводу, что только развитие антиимпериалистиче­ского движения на континенте сможет сдержать неистов­ствовавших у ее берегов американских империалистов.
  В этих условиях Че ясно представлял себе, что он, про­шедший в поисках революции длинный путь от аргентин­ской пампы до Сьерра-Маэстры, не может оставаться теперь в стороне. Он выбрал передний край — опасный, еще не про­торенный, неизведанный путь латиноамериканской револю­ции.
  Но прежде чем Че вновь вернется к вооруженной борьбе, ему еще придется выполнить самые разнообразные миссии и поручения своего правительства и партии. Он будет вы­ступать па международных форумах, разоблачая преступ­ные действия американского империализма и призывая па­роды к единству в борьбе с ненасытной империей доллара. Он будет призывать народы к солидарности с героическим Вьетнамом.
  В начале декабря 1964 г. Че прилетел в Нью-Йорк во главе кубинской делегации для участия в XIX сессии Гене­ральной Ассамблеи ООН. Это был второй его приезд в США после краткого посещения Майами 12 лет назад. Он ока­зался в центре внимания печати, радио- и телекомментато­ров. Ведь он представлял революционное правительство Кубы, мужество которой перед агрессивными действиями США вызывало чувство уважения и восхищения во всем
  мире.
  11 декабря Че выступил на Генеральной Ассамблее с большой речью. Он осудил агрессивные действия правящих кругов США в различных частях мира. США продол­жают вести необъявленную войну против революционной Кубы, заявил Че с трибуны ООН. ЦРУ продолжает трени­ровать банды наемников на разных секретных базах в стра­нах Центральной Америки и Карибского бассейна. Только за 11 месяцев 1964 г. против Кубы были совершены 1323 ди­версии и всякого рода провокации, инспирированные правя­щими кругами США.
  «Мы желаем построить социализм, — говорил Че, — мы провозгласили себя сторонниками тех, кто борется за мир, мы заявили, что, хотя являемся марксистами-ленинцами, причисляем себя к неприсоединившимся странам, потому что неприсоединившиеся страны, как и мы, борются против империализма. Мы желаем мира, желаем построить лучшую жизнь для нашего народа и поэтому всемерно стараемся не дать себя спровоцировать янки, но нам известно, как рас­суждает их правительство, оно стремится заставить нас до­рого заплатить за мир. Мы отвечаем, что эта цена не может превышать нашего достоинства» 8.
  Американский делегат Эдлай Стивенсон, отвечая Че, стал обвинять его в «коммунизме», в попытках оправдать экономические трудности Кубы американской блокадой. Че ответил ему: «Я не стану повторять длинную историю аме­риканской экономической агрессии против Кубы. Скажу только, что, несмотря на эту агрессию, с братской помощью социалистических стран, и в первую очередь Советского Союза, мы преодолеваем и будем преодолевать наши труд­ности. И хотя экономическая блокада нам вредит, она не задержит нашего движения вперед, и, что бы там ни про­изошло, мы будем доставлять наибольшую головную боль на­шим противникам тем, что, выступая на этой ассамблее и где бы то ни было, будем называть вещи своими именами, и в частности представителей Соединенных Штатов — жандар­мами, пытающимися подчинить своему диктату весь мир» 9.
  Тогда же, на Ассамблее ООН, полемизируя с врагами Кубинской революции, Че заявил: «Я кубинец, и я также аргентинец, и, если не оскорбятся почтеннейшие сеньоры из Латинской Америки, я чувствую себя не менее патриотом Латинской Америки, чем кто-либо, и в любое время, как только понадобится, я готов отдать свою жизнь за освобож­дение любой из латиноамериканских стран, не прося ни у кого ничего взамен, не требуя ничего, не эксплуатируя никого» 10.
  Это не были только красивые слова. Человек, который их произнес, знал, что в недалеком будущем ему предстоит подтвердить их па деле.
  17 декабря Че покидает США и летит в Алжир. Затем направляется в Мали, оттуда—в Конго (Браззавиль), Гви­нею, Гану, Дагомею. Затем снова в Алжир и через Па­риж — в Танзанию. Из Танзании — в Каир, из Каира опять в Алжир и вновь в Каир. 14 марта 1965 г. он возвращается в Гавану.
  Зарубежное путешествие Че, которого сопровождал Османи Съенфуэгос, заведовавший тогда международными связями ЦК КПК, широко освещалось в кубинской и миро­вой печати. Че держал речь перед Ассамблеей ООН, в США он выступил по телевидению, дал интервью американским журналистам. В Алжире принял участие во II экономиче­ском семинаре Организации афро-азиатской солидарности, в других африканских странах встречался с официальными и общественными деятелями, журналистами.
  Во время своего пребывания в африканских странах Че стремился установить прямой контакт с деятелями африкан­ского национально-освободительного движения в целях сплочения и объединения с подобными же движениями Азии и Латинской Америки в борьбе против империализма, колониализма и неоколониализма. Эти контакты пригоди­лись впоследствии для созыва Трехконтинентальной конфе­ренции в Гаване (3—6 января 1966 г.) и учреждения Орга­низации солидарности народов Азии, Африки и Латинской Америки с местопребыванием в кубинской столице.
  Продолжительное знакомство с африканскими странами не могло не укрепить в нем убеждения в действенности пар­тизанских методов в борьбе против империализма. Алжир представлял в этом отношении наиболее яркий пример: ме­тоды партизанской войны, применявшиеся алжирскими бор­цами за независимость, в конце концов вынудили Францию покинуть эту страну. Обнадеживающе выглядела ситуация и в бывшем Бельгийском Конго, где с момента убийства Патриса Лумумбы в 1961 г. не прекращались партизанские дей­ствия его сторонников. Разгоралась партизанская борьба и в португальских колониях Африки. Всюду появлялись но­вые лидеры, объявляющие войну колониализму. Они созда­вали партии, движения, партизанские отряды и целые армии. Некоторым удалось свергнуть колониальных марионе­ток и взять власть, другие терпели поражения. Среди про­тивников колониализма господствовало убеждение, что при наличии денег, оружия и немногих смельчаков можно завое­вать победу, добиться независимости, нанести поражение империализму. Им казалось, что достаточно начать действо­вать, стрелять по противнику, как движение станет нарастать, подобно лавине, пока не погребет под собой колони­заторов.
  Искреннее желание сражаться, фанатичная вера в гряду­щий триумф священного дела, готовность отдать за него жизнь — все это напоминало и происходящее в Латинской Америке и было знакомо и близко Че, искавшему и, каза­лось, обретшему в дебрях Африки подтверждение своего те­зиса о магической власти партизанских методов борьбы.
  Но в Латинской Америке пламя партизанской борьбы разгоралось не столь быстро, как того ожидали ее сторон­ники. Партизанские отряды действовали в Гватемале, Ко­лумбии, Венесуэле, Перу. Однако они не могли похва­статься сколь-нибудь крупными успехами. Более того, часто их деятельность не объединяла, а разъединяла антиимпериа­листические силы.
  Эта ситуация оценивалась по-разному. Сторонники пар­тизанских действий «во что бы то ни стало» считали, что партизанские отряды неправильно применяют кубинский опыт, поэтому терпят поражения. Их противники указывали на то, что партизанская борьба не встретила поддержки в массах — ни в крестьянских, ни в пролетарских, что объ­ективные условия еще не созрели во многих странах для успешной вооруженной борьбы.
  Что же касается Че, то он более чем когда-либо в прош­лом был убежден в действенности партизанского метода. Че считал, что одним из факторов успеха является личность, авторитет лидера, возглавляющего партизанское движение. В статье «Партизанская война как метод» он писал: «Как правило, партизанскую войну в интересах своего народа воз­главляет авторитетный вождь...» 11. На Кубе таким лидером был Фидель Кастро, одаренный политический и военный вождь, авторитет которого признавался не только прогрес­сивными силами, но и их противниками. Другого лидера, подобного Фиделю Кастро, партизанское движение в Латин­ской Америке не выдвинуло. Но разве но мог стать таким лидером сам Че?
  Возникал вопрос: не будет ли его прямое участие в ре­волюционных действиях на территории чужой страны актом вмешательства во внутренние дела этой страны? С формаль­ной точки зрения это было бы так. Но сами реакционные режимы, и в первую очередь правительство Соединенных Штатов, повсеместно и па протяжении десятков лет осуще­ствляли вмешательство в целях подавления революционного антиимпериалистического движения. США предпринимали вооруженные интервенции против непокорных латиноамери­канских республик, пускали в ход против них экономиче­ские санкции, устраивали заговоры и перевороты, не оста­навливаясь перед убийством неугодных им деятелей. Планы убийства Фиделя Кастро обсуждались на самом высоком уровне в Белом доме. Вашингтон организовал нашествие на­емников на Кубу в 1961 г. и засылал на остров бесчислен­ные банды диверсантов, шпионов, провокаторов. Ему в этом помогали покорные реакционные режимы Латинской Аме­рики. Наемники проходили подготовку на базах Никарагуа, Доминиканской Республики, Коста-Рики, почти все латино­американские правительства по приказу Вашингтона по­рвали с революционной Кубой дипломатические и экономи­ческие отношения, участвовали в блокаде острова Свободы. Все эти действия являлись вмешательством в дела Кубы и давали моральное право кубинцам, в свою очередь, принять меры для защиты их революции и оказания поддержки на­родам других стран в их справедливой борьбе против импе­риалистического и всякого другого гнета. Можно было спо­рить о целесообразности и своевременности такого рода дей­ствий, об их форме, о необходимости их согласования и ко­ординации с местными революционными движениями, но не о самом праве на эти действия. Об этом неоднократно и открыто говорили Фидель Кастро и другие кубинские руко­водители.
  
  
  1 Вальдес Виео Р. 1981-й: Под знаком Плайя-Хирон. — Проблемы мира и социализма, 1981, № 12, с. 15—16.
  2 Че Гевара Э. Куба и «план Кеннеди». — Пробл. мира и социализма, 1962, № 2, с. 27—28.
  3 Revolucion, 1962, 10 ag.
  4 Ibid., 1962, 18 ag.
  5 Ibid.
  6 Арисменди Р. Проблемы латиноамериканской революции. М., 1964,
  7 Schulz T. Wings of Revolution in Latin America, Today and Tomorrow. N.Y. 1965, p. 8.
  8 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t, 2. р. 541
  9 Ibid., p. 569.
  10 Ibid., p. 561
  11 Che. La Habana, 1969, р. 403.
  
  Таинственное интермеццо
  По возвращении на Кубу Че публично нигде не появ­лялся. Это было замечено как кубинцами, так и ино­странными журналистами и наблюдателями. По мере того как проходили дни, отсутствие Че в общественной жизни все больше обращало на себя внимание, порождая разнооб­разные слухи и комментарии. Особенно изощрялась в догадках реакционная печать США: «Че арестован», «Че бежал с Кубы», «Че убит», «Че смертельно болен». Факт, однако, оставался фактом: Че исчез.
  В середине апреля 1965 г. Селия, находившаяся в то время в Буэнос-Айресе, получила от сына письмо, в котором Че сообщал, что намерен отойти от активной государствен­ной деятельности, провести месяц на рубке тростника, а за­тем пять лет работать рядовым рабочим на фабрике. Не исключено, что текст этого письма стал известен широкому кругу лиц, в том числе и противникам Кубинской револю­ции.
  20 апреля 1965 г. Фидель Кастро, отвечая па вопросы иностранных журналистов, интересовавшихся местопребыва­нием Че, впервые публично высказался об этом: «Един­ственное, что можно вам сказать о майоре Геваре, это то, что он всегда будет находиться там, где более всего полезно революции, и что отношения между мной и им великолеп­ные. Они такие же, как в первое время нашего знакомства, можно сказать, что они даже лучше»1.
  Заявление Фиделя Кастро косвенным образом подтверж­дало отсутствие Гевары на Кубе. В начале мая мать Че из буэнос-айресской больницы связалась по телефону с Гава­ной и вызвала сына. Ей ответили, что он здоров, но отсутствует, и если сможет, то свяжется с нею. Селия умерла 10 мая 1965 г., так и не дождавшись звонка Че.
  Буржуазная пресса продолжала выдвигать самые фанта­стические версии о местопребывании Че. Сыпались сообще­ния, что он отыскался во Вьетнаме, Гватемале, Венесуэле, Колумбии, Перу, Боливии, Бразилии, Эквадоре. В связи с событиями в Доминиканской Республике, где 24 апреля 1965 г. началось восстание патриотически настроенных воен­ных, газеты писали, что Че принимает активное участие в борьбе конституционалистов и даже что он там убит. «Серьезный» американский журнал «Ньюсуик» сообщал 9 июля, что, запродав за 10 млн. долл. «кубинские секреты», Че отбыл в неизвестном направлении. Уругвайский ежене­дельник «Марча» утверждал, что Че «отдыхает, пишет и работает в провинции Орьенте», а лондонская газета «Ивнинг пост» заверяла, что он находится в Китае.
  Все эти нелепые и противоречивые измышления и кле­ветнические домыслы буржуазной печати свидетельствовали лишь об одном: ей неизвестно, где действительно находится Че и какова его подлинная судьба. Об этом знали только кубинские руководители и люди, находившиеся с ним в не­посредственном контакте, но они умели хранить тайну.
  Только 3 октября 1965 г. Фидель Кастро несколько при­открыл плотную завесу, скрывавшую до сих пор судьбу Че. Выступая на учредительном заседании Центрального Коми­тета Коммунистической партии Кубы, Фидель Кастро зачи­тал адресованное ему письмо Че Гевары, датированное 1 апреля того же года. Вот некоторые выдержки из пего, проливающие свет на решение Че.
  «... Я чувствую, что частично выполнил долг перед Ку­бинской революцией... теперь я прощаюсь с тобой, с това­рищами, с твоим народом, который уже стал моим.
  Я официально отказываюсь от поста в руководстве пар­тии, от поста министра, от звания майора, от моего кубин­ского гражданства. Официально меня ничто больше не свя­зывает с Кубой, кроме лишь связей иного рода, от кото­рых нельзя отказаться так, как я отказываюсь от своих по­стов.
  Обозревая свою прошлую жизнь, я считаю, что работал достаточно честно и преданно, стараясь укрепить победу революции. Моя единственная серьезная ошибка — это то, что я не верил в тебя еще больше с самого первого мо­мента в Сьерра-Маэстре, что я недостаточно быстро оценил твои качества вождя и революционера. Я прожил замеча­тельные дни и, находясь рядом с тобой, ощущал гордость от того, что я был частицей нашего народа в самые напря­женные дни карибского кризиса.
  Редко когда твой талант государственного деятеля блистал так ярко, как в эти дни, и я горжусь также тем, что я последовал за тобой без колебаний, что я мыслил так же, как ты, так же воспринимал и оценивал опасности и прин­ципы.
  Сейчас требуется моя скромная помощь в других стра­нах земного шара. Я могу сделать то, в чем отказано тебе, потому что ты несешь ответственность перед Кубой, и по­этому настал час расставания...
  Я унесу с собой на новые поля сражений веру, которую ты в меня вдохнул, революционный дух моего народа, со­знание, что я выполняю самый священный свой долг — бо­роться против империализма везде, где он существует; это укрепляет мою решимость и сторицей врачует всякую боль...
  И если мой последний час застанет меня под другим не­бом, моя последняя мысль будет об этом народе, и в особенности о тебе. Я благодарю тебя за твои уроки и твой при­мер и постараюсь остаться верным им до конца. Я всегда отождествлял себя с внешней политикой нашей революции и отождествляю до сих пор. Где бы я ни находился, я буду чувствовать ответственность и буду действовать как кубин­ский революционер. Я не оставляю своим детям и своей жене никакого имущества, и это не печалит меня. Я рад, что это так. Я ничего не прошу для них, потому что госу­дарство даст им достаточно для того, чтобы они могли жить и получить образование...»
  Одновременно с письмом к Фиделю были написаны письма родителям и детям. Вот отрывок из письма к роди­телям:
  «Около десяти лет тому назад я написал Вам другое прощальное письмо...
  Считаю, что вооруженная борьба — единственный выход для народов, борющихся за свое освобождение, и я последо­вателен в своих взглядах. Многие назовут меня искателем приключений, и это так. Но только я искатель приключений особого рода, из той породы, что рискуют своей шкурой, дабы доказать свою правоту.
  Может быть, я пытаюсь сделать это в последний раз. Я не ищу такого конца, по он возможен, если логически исхо­дить из расчета возможностей. И если так случится, при­мите мое последнее объятие...».
  Детям Че оставил такое напутствие:
  «... Ваш отец был человеком, который действовал со­гласно своим взглядам и, несомненно, жил согласно своим убеждениям.
  Растите хорошими революционерами. Учитесь много, чтобы овладеть техникой, которая позволяет властвовать над природой. Помните, что самое главное — это революция и что каждый из нас в отдельности ничего не значит.
  И главное, будьте всегда способными самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, соверша­емую где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта революционера...».
  После гибели Че было опубликовано еще одно письмо, адресованное старшей дочери Ильде. В этом письме, поме­ченном 15 февраля 1966 г., Че, в частности, писал:
  «... Помни, что впереди многие годы борьбы, и, когда ты станешь взрослой, даже тебе придется внести свой вклад в эту борьбу. Между тем следует готовиться к ней, быть хо­рошей революционеркой, а в твои годы это значит много учиться, изо всех сил и быть всегда готовой поддержать справедливое дело...» 2.
  Известно еще одно письмо, полученное Алейдой Марч и адресованное детям. Судя по его содержанию, оно могло быть написано в Боливии. Письмо было опубликовано только десять лет спустя с согласия Алейды болгарской журналисткой Пиринкой Хаджиевой. Ниже приводится по­следнее письмо детям:
  «Дорогие мои Алюша, Камило, Селита и Татико!
  Я пишу вам издалека и совсем на скорую руку. Так что у меня нет возможности рассказать вам о своих новых при­ключениях. А жаль, потому что они довольно интересны, и Пепе Кайман познакомил меня со многими товарищами. Но ничего, расскажу в другой раз.
  Сейчас мне хочется сказать вам, что я очень люблю вас и всегда вспоминаю вас и вашу маму, хотя младших я знаю почти только по фотографиям — ведь они были совсем крошками, когда я уехал. В ближайшие дни я собираюсь сфотографироваться, чтобы вы посмотрели, как я теперь выгляжу — постаревший и подурневший.
  Это письмо вы получите, когда Алюше исполнится шесть лет, так что я, пользуясь случаем, поздравляю ее с днем рождения и желаю ей большого счастья. Алюша, ты должна хорошо учиться и помогать маме всем, чем можешь. Не за­бывай, что ты старшая.
  Ты, Камило, должен стараться не употреблять дурных слов, потому что в школе их уже нельзя произносить, и ты должен прибегать к ним лишь в крайних случаях. Селита, помогай бабушке по дому, будь все такой же милой, какой ты была в то время, когда мы расстались. Помнишь? Или забыла? Татико, постарайся вырасти хорошим человеком, и потом посмотрим, кем ты станешь. Если до того времени будет существовать империализм, мы все будем бороться против него, а если его уже не будет, то мы — ты, Камило и я — полетим на Луну.
  Поцелуйте за меня бабушку и дедушку, Мириам и се ре­бенка, Эстелу и Кариниту. Примите поцелуй от папы, огромный, ростом со слона.
  Илъдите тоже посылаю огромный, как слон, поцелуй. Скажите ей, что я скоро ей напишу, сейчас у меня нет больше времени.
  Папа»3
  Эти насыщенные драматизмом документы, особенно письмо Фиделю, свидетельствовали о том, чти Че окончательно и бесповоротно покидал революционную Кубу, где он приобрел мировую известность. Но этот акт не означал отхода Че от революционной деятельности. Он оставил Кубу не потому, что потерял веру в революцию, а потому, что безгранично верил в нее. Он оставил Кубу, чтобы сра­жаться против империалистов с оружием в руках4.
  Велико различие между Че 1956 г., безвестным арген­тинским врачом, заброшенным судьбой в Мексику, где он присоединился к группе кубинских революционеров, и Че 1965 г., одним из вождей победившей революции, всемирно известным государственным деятелем, покинувшим Кубу в поисках новых революционных свершений.
  В середине 50-х годов социальная революция, социализм в Латинской Америке казались недосягаемой мечтой, делом далекого будущего. Вступая в отряд Фиделя Кастро, Че по­лагал, что он присоединяется к предприятию, преследую­щему благородную и возвышенную цель, по имеющему ми­нимальные шансы на успех.
  Однако Кубинская революция, одержав победу, переросла в революцию социалистическую, изменив коренным обра­зом политическую ситуацию в странах Латинской Америки. С этой победой антиимпериалистическая революция стано­вится на континенте не отвлеченным лозунгом, а делом се­годняшнего дня.
  Видимо, Че покинул Кубу в апреле 1965 г. Его след вновь обнаруживается только в ноябре 1966 г. в Боливии. Где Че провел этот промежуток времени, нам точно неизве­стно. Печать утверждала уже после его гибели, что он при­нимал участие в гражданской войне в Конго. Намеки на это можно обнаружить в его «Боливийском дневнике». Воз­можно, Че действительно находился в Африке, к судьбам которой он проявлял живейший интерес; возможно, он был в другом месте, откуда возвращался на Кубу; возможно, он оставался па острове Свободы и после апреля 1965 г. Мы не знаем. Кубинские источники, которые могли бы пролить свет на этот вопрос, пока что молчат.
  В этот период Че готовился к боливийской экспедиции. О некоторых деталях этой подготовки можно судить по истории Тани (настоящее имя—Тамара Бунке), молодой немецкой революционерки, погибшей в Боливии. Ее судьбе посвящена книга «Таня — незабвенная партизанка», издан­ная в Гаване в 1970 г.
  Тамара, дочь немецких коммунистов Эрика и Нади Бунке, учителей, в 1935 г. бежавших от нацистского террора в Аргентину, родилась 19 ноября 1937 г.
  В 1952 г. семья Бунке вернулась в ГДР, где Тамара за­кончила среднюю школу и поступила в Берлинский универ­ситет им. Гумбольдта на факультет романских языков, всту­пила в Союз молодежи, а затем и в СЕПГ. Она внимательно следила за развитием политических событий в Латинской Америке, мечтала вернуться в Аргентину, участвовать в ре­волюционной борьбе.
  Тамара с восторгом встретила весть о победе Кубинской революции в 1959 г. В середине 1960 г. она работает пере­водчицей с первой кубинской правительственной делегацией во главе с Антонио Нуньесом Хименесом, а в декабре того же года — с торговой делегацией, возглавляемой Че. Общение с кубинскими товарищами производит па Тамару огромное впечатление. Она стремится поехать на Кубу, участвовать в революционных преобразованиях. В мае 1961 г. ее мечта сбылась. Прибыв в Гавану, Тамара работает в министерстве просвещения, учится па факультете журналистики Гаван­ского университета, вступает в ряды революционной милиции, участвует в добровольном труде и различного рода мас­совых кампаниях, работает переводчицей с немецкими деле­гациями.
  Кубинская революция захватывает и покоряет Тамару. Она хочет стать профессиональной революционеркой, парти­занкой, подпольщицей. И вновь ее желание осуществляется. В марте 1963 г. кубинские товарищи предлагают Тамаре стать подпольщицей, поехать в Латинскую Америку, выпол­нять там ответственные поручения в интересах революцион­ного движения. Тамара согласилась, так появилась подполь­щица Таня. Следуют месяцы изнурительной всесторонней подготовки. Изучение тайнописи, шифров, радиосвязи, пра­вил конспирации.
  Далее мы читаем в книге «Таня — незабвенная парти­занка»: «С окончанием подготовки в марте 1964 г. Таня испытала, по ее словам, «самое большое волнение в своей жизни». Майор Эрнесто Че Гевара пригласил ее к себе в министерство промышленности, чтобы наконец объяснить задачу, которую ей предстояло выполнить...
  Че объяснил Тане, что в ее задачу входит поселиться в Боливии, завязать там связи в армейских и правящих кру­гах, ознакомиться с положением во внутренних районах страны, изучить формы и методы эксплуатации боливийских шахтеров, крестьян и рабочих, наладить полезные контакты и, наконец, ожидать связного, который укажет ей время на­чала решительных действий и уточнит ее участие в подго­тавливаемой борьбе» 5.
  Как видим, уже в марте 1964 г. под непосредственным руководством Че планировалась боливийская экспедиция. Этот факт еще раз подтверждает, что все инсинуации и из­мышления противников Кубинской революции, представля­ющих отъезд Че как «внезапное» решение, как результат «разочарования», желание принести себя в жертву,—досу­жий вымысел.
  Что же происходило в Латинской Америке в марте 1964 г.? В Бразилии у власти находилось правительство пре­зидента Гуларта, выступавшее все решительней против им­периализма США. В стране быстро росли крестьянские лиги, руководимые Франсиско Жулианом, горячим поклонником Кубинской революции. В Венесуэле, Колумбии и Перу активно действовали партизанские отряды. В Аргентине де­лал первые неуверенные шаги партизанский отряд под ру­ководством Хорхе Рикардо Масетти. Че надеялся, что Масетти сможет укрепиться в стратегическом треугольнике на границе с Чили, Боливией и Парагваем.
  В самой Боливии пост президента занимал Пас Эстенсоро. В марте 1964 г. Боливия еще поддерживала диплома­тические отношения с Кубой, которые были разорваны под давлением США только 20 августа 1964 г. Не исключено, что в то время па территории Боливии с молчаливого согла­сия местных властей можно было организовать партизан­скую базу, которая стала бы опорой, тылом для партизан­ских групп, действующих в Аргентине и Перу. Во всяком случае, тогдашний вице-президент страны, лидер влиятель­ного Рабочего центра Боливии Хуан Лечин открыто выска­зывался в поддержку Кубинской революции. Кроме того, при Пасе Эстенсоро боливийские шахтеры были вооружены, на шахтах имелась народная милиция. Это могло при опре­деленных обстоятельствах послужить основой для более активного революционного движения.
  Однако к концу 1964 г. положение в Латинской Америке с точки зрения перспектив революционной борьбы измени­лось далеко не в лучшую сторону: отряд в Аргентине рас­пался, так и не начав активных действий, его командир по­гиб. В Бразилии Гуларт был свергнут реакционными гене­ралами. Такая же участь постигла Паса Эстенсоро в Боли­вии, его место занял генерал Рене Баррьентос Ортуньо. Приход к власти реакционеров в Боливии и Бразилии ста­вил на повестку дня организацию против этих режимов пар­тизанских действий, которые в случае успеха могли бы ко­ренным образом изменить соотношение сил в Латинской Америке в пользу антиимпериализма.
  Между тем 9 апреля 1964 г. Таня с паспортом на дру­гое имя направляется в Западную Европу, где в течение нескольких месяцев совершенствуется как подпольщица. Те­перь она — Лаура Гутьеррес Бауэр, дочь аргентинского пред­принимателя и немецкой антифашистки, этнограф-любитель. В ноябре 1964 г. Таня наконец достигает конечного пункта своего путешествия — Ла-Паса. Молодой обаятельной арген­тинке, владеющей несколькими языками, не составило осо­бого труда быстро стать вхожей в правительственные круги, получившие доступ к власти в результате падения режима Паса Эстенсоро.
  В правящих, особенно же военных, кругах Боливии издавна благоволили к лицам немецкого происхождения. После первой мировой воины боливийскую армию на протя­жении ряда лет обучали немецкие офицеры. В 1937— 1939 гг. президентом страны был подполковник Герман Буш, сын немецкого эмигранта и индианки, пользовавшийся боль­шой популярностью. Этими пронемецкими симпатиями и на­строениями умело воспользовалась Таня для расширения своих связей. Она устанавливает дружеские отношения с на­чальником отдела информации президентской службы Гон-сало Лопесом Муньосом, начинает работать в местном еже­недельнике, сотрудничает с департаментом фольклора мини­стерства просвещения, дает уроки немецкого языка, завя­зывает дружбу с Анной Гейндрих, личным секретарем пред­седателя одной из реакционных партий. Чтобы упрочить свое положение, Таня выходит замуж за студента Марио Мартинеса Альвареса и получает боливийское гражданство.
  Гавана поддерживала с Таней связь через курьеров, с которыми подпольщица встречалась в Боливии и в других латиноамериканских странах.
  В марте 1966 г. в Ла-Пас прибывает кубинец Рикардо — капитан Хосе Мария Мартинес Тамайо, активный участник партизанской борьбы в Сьерра-Маэстре. Рикардо родился в 1936 г. в рабочей семье, был трактористом, после револю­ции научился водить самолет, одно время служил в танко­вых частях. Еще в 1962 г., как сообщала газета «Гранма», Рикардо «выполнял важную миссию помощи революцион­ному движению в Гватемале». В 1963 г. по колумбийскому паспорту он прибывает в Боливию. Вскоре ему удалось по­лучить боливийские документы па имя Рикардо Моралеса Родригеса, что позволило ему впредь беспрепятственно пе­ресекать границы этой страны. В Боливии Рикардо помогает создать на границе с Аргентиной тайный лагерь, который должен был стать опорной базой для действий группы пар­тизан в аргентинской провинции Сальта. В том же году он возвращается на Кубу.
  Находясь в Боливии, Рикардо установил связь с братьями Инти и Коко (Роберто) Передо Лейге. Оба они имели боль­шой опыт участия в революционном движении. Инти в свое время являлся комсомольским вожаком, потом секретарем партийной организации в Ла-Пасе и членом ЦК Коммуни­стической партии Боливии. Коко также был активным рево­люционером, комсомольским вожаком. В 1962 и 1966 г. он побывал на Кубе, а в 1964 и 1965 г. — в Советском Союзе.
  В конце июля 1966 г. в Ла-Пасе появляются еще два ку­бинца — Помбо и Тума (капитан Гарри Вильегас Тамайо и лейтенант Карлос Коэльо). Впоследствии второй из них бу­дет фигурировать в дневнике Че также под кличками Тумаини и Рафаэль. Группа Помбо должна была приобрести ферму или поместье в сельском районе, которые могли бы стать базой для тренировок и, возможно, отправным пунк­том операций будущего партизанского отряда.
  Помбо и его друзья избрали местом базирования район, расположенный на юго-востоке Боливии. С точки зрения партизанской борьбы этот район имел свои преимущества и недостатки. Преимущества заключались в том, что значи­тельная часть окрест лежащей местности была покрыта ди­кими зарослями, населенные пункты встречались редко, жи­тели в основном промышляли охотой и скотоводством. Пред­ставляло интерес и то обстоятельство, что здесь были рас­положены нефтепромыслы, принадлежавшие американской «Боливиа галф ойл компани». Предполагалось, что рабочие этих промыслов окажут поддержку будущим партизанам. Недостатком же являлось то, что здесь было мало воды, если не считать рек; местность изобиловала ядовитыми на­секомыми, особенно клещами, что делало ее вообще трудно­обитаемой. Зона весьма далеко отстояла от шахтерских центров, где были сосредоточены наиболее боевитые силы бо­ливийского рабочего класса, в то время как местное насе­ление, в основном индейцы — мелкие арендаторы или фер­меры, было политически крайне отсталым.
  В этой зоне в июле 1966 г. Коко Передо купил за 30 тыс. боливийских песо (2500 долл.) ранчо, или ферму, размером 1227 га. Вошедшая впоследствии в историю под названием «Каламина», эта ферма была в момент покупки почти за­брошенной, правда там имелся жилой дом в приличном со­стоянии. Недалеко от фермы протекала река Ньянкауасу. «Каламина» находилась в 285 км к югу от провинциального центра Санта-Крус. Неподалеку от нее лежит городок Ка­мири, центр четвертого военного округа, где дислоцирова­лись части четвертой дивизии боливийской армии. Побли­зости были расположены еще два селения — Лагунильяс и Гутьеррес. В 3 км от «Каламины» проживал Сиро Альгараньяс, местный кулак, бывший алькальд Камири. Дорога в «Каламину» шла мимо его усадьбы, что давали ему воз­можность наблюдать за передвижением соседей. Этот минус своего положения будущие обитатели «Каламины» осознают, к сожалению, лишь позднее.
  В начале сентября в Ла-Пас из Чили по уругвайскому паспорту прибыл еще один кубинец—Пачо (он же Пачунго) (подпольная кличка капитана Альберто Фернандеса Монтеса де Ока). Вскоре он покинул Боливию, чтобы вер­нуться туда вместе с Че.
  В сентябре в Боливию приехал французский журналист Режи Дебре под своей собственной фамилией. К тому времени Дебре был широко известен как сторонник Кубинской революции.
  Студент философии в Сорбонне, Дебре в 1959 г. нахо­дился на стажировке в США. Оттуда в 1961 г. он приезжает на Кубу, где знакомится с опытом революции. После этого Дебре полтора года путешествует по странам Латинской Америки. Он снимает фильм о Венесуэле для французского телевидения, затем проводит около трех месяцев в Боли­вии, собирая материал для диссертации о социальном поло­жении индейцев Андского нагорья. В Боливии Дебре высту­пал в разных городах с лекциями, встречался со многими политическими деятелями. В 1965 г. выходят первые его работы, в которых автор дает свою трактовку значения для Латинской Америки Кубинской революции.
  После путешествия по странам Латинской Америки Режи Дебре вновь поселяется на Кубе в конце 1965 г. и углубля­ется в изучение истории революционного движения на острове Свободы. Он беседует с участниками партизанской борьбы, с Фиделем Кастро, изучает документы. «Он имел доступ к многочисленным неопубликованным документам, сохранившимся с того времени (приказы с поля боя, ин­струкции командирам, военные рапорты, письма и другие тексты),—пишет Роберто Фернандес Ретамар, редактор ку­бинского журнала «Каса де лас Америкас». — Это позволило ему хорошо ознакомиться с недавними историческими собы­тиями. Никто другой из тех, кто писал о Кубинской рево­люции, не располагал таким богатством материала и фак­тов для исторического исследования» б.
  Результатом этих штудий явилась книга «Революция в революции?», изданная массовым тиражом в Гаване в на­чале 1967 г. Дебре пытался теоретически обосновать парти­занский метод борьбы с империализмом как единственно верный для стран Латинской Америки, при этом он ссы­лался на опыт Кубинской революции. Книга Дебре отра­жала споры и разногласия, возникающие в национально-освободительном движении Латинской Америки после победы Кубинской революции. «Это было, — пишет Родней Арисменди, — время поисков, отказа от некоторых устарев­ших точек зрения, критического переосмысления старых схем... В конечном счете в этот период еще более утвер­дился марксизм-ленинизм» 7.
  Заслуживает внимания то, что писал Дебре о трудностях, которые могут встретиться на пути развития партизанского движения во многих странах Латинской Америки: «Парти­занские очаги в начале своих действий занимают сравни­тельно слабо населенные районы, с редкими населенными пунктами. Никто, никакой чужак не остается незамеченным, например, в селении Андского нагорья, вызывая прежде всего недоверие. „Чужаку", „белому" крестьяне кечуа или какчикели (майя) имеют много причин не доверять. Они знают, что красивые слова не насытят их и не защитят про­тив бомбардировок. Крестьянин-бедняк в первую очередь уважает того, у кого власть, кто способен действовать. Си­стема угнетения в этих местах утонченная: она господствует здесь с незапамятных времен, она кристаллизировалась, уко­ренилась, стала господствующей. Войска, сельская жандар­мерия, полиция латифундиста (сегодня — это «рейнджеры» и зеленые или черные береты) обладают авторитетом, кото­рый тем более прочен, чем менее он осознается крестьянами. Этот авторитет — изначальная форма угнетения. Он парали­зует недовольство, затыкает рты, один вид мундира застав­ляет безропотно сносить оскорбления. Неоколониалистский идеал все еще состоит в том, чтобы «демонстрировать силу, не применяя ее», но сама демонстрация силы уже означает ее применение. Иначе говоря, физическая сила полиции и армии — это табу, его нельзя разрушить речами, а только доказав, что пули входят также в полицейских и солдат» 8.
  Появление Дебре в Боливии могло обратить на себя вни­мание не только боливийских тайных служб, но и агентов ЦРУ, активно действовавших в этой стране и сотрудничав­ших с местными властями. Оно могло навести на мысль, что именно в этой стране находится или может туда прибыть Че. Некоторые латиноамериканские газеты даже указывали на Боливию как на страну, где он скрывается. Мексикан­ский журналист Арнульфо Усета писал в газете «Эксельсиор» 14 сентября 1966 г., что Че прибыл в Боливию из Бразилии еще в начале года. Усета почти точно описал но­вую внешность Че и утверждал, что он пользуется псевдо­нимом Рамон. Правда, другие газеты выдвигали иные вер­сии о судьбе Че. И тем не менее пребывание Дебре в Боли­вии под его собственным именем должно было насторожить местные власти.
  Упомянутый выше Г. Лопес Муньос выдал Дебре разре­шение на свободное передвижение по стране в целях сбора материалов для книги о «геополитическом» положении Боливии, которую он якобы намеревался написать. Француз отправился в путешествие по районам, где намечалось раз­вернуть партизанское движение, усердно скупая карты и фотографируя различные объекты. Несколько педель спустя Дебре выехал в Чили, откуда вновь возвратился в Боливию в феврале 1967 г.
  
  1 Granma, 1965, 21 abr.
  2 Письма приводятся по кн.: Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La
  Habana, 1970, t. 2, p. 693—698; см. также: Granma, 1965, 4 oct.
  3 Болгария, 1979, № 2, с. 18.
  4 Высоким сознанием интернационального долга отличались и бое­вые соратники Че. Вот выдержки из адресованного сыну письма кубинца капитана Хесуса Суареса Гаиоля (Рубио): «...мне выг­нало необыкновенное счастье жить в решающий период нашей истории. Куба, паша родина, наш парод осуществляют одну из великих эпопей в истории человечества. Она делает революцию в самых неблагоприятных условиях и одерживает победу над каждой угрозой и каждой агрессией, что направлены про­тив нее...
  Кубинская революция является живым примером, указываю­щим путь к освобождению другим народам, которых империализм эксплуатирует и соками которых питается. Эти народы не могут, подобно нашему, строить сами свое будущее. Там труд миллио­нов мужчин и женщин обогащает кучку эксплуататоров. Там тысячи и тысячи детей твоего возраста, или еще меньших, уми­рают от отсутствия врачебной помощи, а многие лишены школ и учителей; их удел — нищета и невежество, сопутствующие всегда эксплуатации.
  Вот почему на этом этапе долг кубинского революционера выходит за рамки нашего государства и ведет его туда, где все еще существует эксплуатация и где империализм питается кровью народа.
  Такое понимание революционного долга обязывает меня оста­вить родину и направиться сражаться с империализмом в другие страны. Я знаю, чем это угрожает мне, я оставляю здесь самые крепкие мои привязанности, самых близких и родных мне людей, но в то же время я безмерно рад и горд тем, что займу пост на переднем крае беспощадной борьбы народов против эксплуа­таторов...» (см.: Bohemia, 1977, N 14, р. 89).
  5 Tania — la guerrillera inolvidable. La Habana, 1970, p. 18.
  6 Debray R. ? Revolucion en la revolucion? La Habana, 1967, p. 9—10.
  7 Арисменди Р. Ленинизм—знамя революционного преобразования мира. М., 1979, с. 83.
  8 Debray R. Op. p. 41—42.
  
  В горах Боливии
  Эрнесто Че Гевара прибыл в Ла-Пас под чужой фамилией самолетом из Сан-Паулу (Бразилия), вероятно, в ноябре 1966 г. Без бороды, с залысинами, седой (резуль­тат краски), в толстых роговых очках, при галстуке, он своей внешностью никак не напоминал известного всему миру Че. Он свободно ходил по улицам боливийской сто­лицы. У него было два уругвайских паспорта: на имя ком­мерсанта Рамона Бенитеса Фернандеса и на имя коммер­санта Адольфо Мена Гонсалеса. Уточнить, по какому из этих паспортов Че въехал в Боливию, невозможно, так как в обоих отсутствуют въездные визы этой страны.
  С тех пор, как 13 лет назад Че впервые ступил на бо­ливийскую землю, здесь особых перемен не произошло. Страной продолжали управлять продажные генералы и по­литиканы, горняки по-прежнему влачили жалкое существо­вание, а крестьянские массы — в основном индейцы, не го­ворящие по-испански, пребывали в нищете и невежестве. Революционные силы Боливии были ослаблены раскольни­ческой деятельностью троцкистов, маоистов, анархистов... И тем не менее Че был настроен оптимистично. Он верил, что партизанские действия коренным образом изменят поли­тическую обстановку в стране в пользу революционных сил.
  К моменту прибытия Че в Боливию в стране уже нахо­дилось большинство кубинцев — будущих участников его отряда1. Через Таню Че получил от Г. Лопеса Муньоса мандат на имя Адольфо Мены Гонсалеса, удостоверяющий, что он является специальным уполномоченным Организации американских государств, изучающим и собирающим инфор­мацию об экономических и социальных отношениях в сель­ских районах Боливии. Этот мандат, помеченный 3 ноября 1966 г., давал Че право на свободное перемещение по стране.
  Не задерживаясь в Ла-Пасе, Рамон, как стал именовать себя теперь Че, направился через Кочабамбу в «Каламину», куда прибыл 7 ноября 1966 г. в сопровождении Пачо. В тот же вечер Че сделал первую запись в своем дневнике, который он будет вести изо дня в день на протяжении 11 месяцев, вплоть до последнего боя 8 октября следующего года.
  Дневник Че отражает основные черты его характера и мироощущения. Это — предельно искренний документ. В то же время его нельзя назвать летописью партизанского отряда Че. Дело в том, что в дневнике он главным образом уделяет внимание недостаткам, ошибкам, слабостям и про­счетам отдельных бойцов и всего отряда в целом. И о себе Че говорит крайне скупо, акцентируя внимание на своих не­достатках или ошибках.
  При всей грандиозности планировавшегося предприятия, которое, по замыслу его создателей, должно было завершиться «крушением американского империализма и триум­фом социализма в Латинской Америке», боливийский днев­ник Че—это дневник не фантазера и романтика, а трезво мыслящего революционера, убежденного в своей правоте. Автор дневника рассматривает борьбу с империализмом как длинную цепь побед и поражений. Он будет безмерно сча­стлив одержать победу, но он не боится и поражения, ибо знает, что те, кто придет ему на смену, все равно водрузят на Латиноамериканском континенте знамя свободы и со­циальной справедливости, знамя социализма.
  «Сегодня начинается новый этап, — записывает Че 7 ноября 1966 г. — Ночью прибыли на ранчо. Поездка про­шла в целом хорошо. Мы с Пачунго соответствующим обра­зом изменили свою внешность, приехали в Кочабамбу и встретились там с нужными людьми. Затем за два дня до­брались сюда па двух джипах—каждый порознь.
  Не доезжая до ранчо, мы остановили машины. Сюда при­ехала только одна — чтобы не вызывать подозрений у одного из соседних крестьян2, который поговаривает о том, что мы наладили здесь производство кокаина. В качестве курьеза отмечу, что неутомимого Тумаини он считает химиком на­шей шайки. После второго рейса Биготес 3, узнав меня, чуть не свалился с машиной в ущелье. Джип пришлось бросить на самом краю пропасти. Прошли пешком около 20 км, до­бираясь до ранчо, где уже находятся три партийных това­рища. Прибыли сюда в полночь» 4.
  Прибытие Че, за которым в течение полутора лет охоти­лись ЦРУ и другие связанные с ним разведки, в «Кала­мину» следует считать большим успехом. Не меньшим успе­хом было и то, что к этому моменту в Боливии уже находи­лись и другие 17 кубинцев, члены отряда, в том числе че­тыре члена ЦК Коммунистической партии Кубы. В «Кала­мину» было завезено большое количество оружия, боеприпа­сов, медикаментов, радио- и фотоаппаратура, книги, парти­занская униформа. Все это поступало из-за границы или было приобретено в Ла-Пасе и переброшено небольшими партиями в лагерь па реке Ньянкауасу. Таким образом, план создания партизанской базы пока осуществлялся наи­лучшим образом.
  Партизанам удалось обосноваться, можно сказать, в са­мом сердце Латинской Америки. У них имелось современное оружие, техника, денежные средства. Инициатива была в их руках, теперь им не угрожало внезапное нападение и раз­гром.
  Однако в сравнении с партизанской войной 1956— 1958 гг. на Кубе боливийский вариант выглядел не столь надежным, как могло бы показаться после первых органи­зационных успехов. На Кубе, при всех исходных слабостях, бойцы Фиделя Кастро находились у себя дома и могли рас­считывать на помощь единомышленников и сочувствующих во всех уголках страны. В Боливии ядро партизан состав­ляли иностранцы — главным образом кубинцы, и возглав­лял их тоже иностранец — Че. И какими бы симпатиями партизаны ни пользовались в революционных кругах, ме­стное население могло отнестись к ним как к чужестран­цам, а это значит—с недоверием и предубеждением.
  В международном аспекте сравнение тоже было не в пользу отряда Рамона. Когда Фидель Кастро начинал борьбу на Сьерра-Маэстре, американцам и в голову не при­ходило, что эта борьба кончится победой социалистической революции. Поэтому партизаны на Сьерра-Маэстре не осо­бенно их тревожили. Партизанская же война в Боливии могла вызвать ответный массированный удар со стороны Вашингтона.
  Но все же в начальный период преимущество было на стороне новых обитателей «Каламины». 8 и 9 ноября Че совершает краткие выходы в окрестные джунгли и остается доволен разведкой. 9 ноября он записывает в дневнике:
  «Если дисциплина будет на высоте, в этом районе можно долго продержаться» 5.
  10 ноября обеспокоенный любопытством хозяина сосед­него ранчо Альгараньяса, у которого обитатели «Каламины» покупали провизию, Че решил организовать главный, или базовый, лагерь в 8 км от фермы. После первой ночевки на новом месте 11 ноября он отмечает в дневнике: «Обилие насекомых здесь невероятное. Спастись от них можно только в гамаке с сеткой (такая сетка только у меня)»6.
  В лагере устроили печь для выпечки хлеба, смастерили лавки и стол. Ежедневно проводились политзанятия. Че рас сказывал об опыте Кубинской революции, о хитростях пар­тизанской войны, другие преподавали историю и географию Боливии и язык кечуа. Эти занятия были обязаны посещать все партизаны. Для желающих Че преподавал французский язык. Переброска продуктов, оружия и другого партизан­ского хозяйства из «Каламины» в базовый лагерь была очень изматывающей: людям приходилось ежедневно переносить на себе большие тяжести. В районе базового лагеря пар­тизаны устраивали тайники, куда прятали свое имущество. Че рассчитывал, что в нужный момент сможет посылать сюда своих людей за продовольствием, лекарствами и ору­жием.
  Обитатели «Каламины» вызывали все большее любопыт­ство Альгараньяса и его работников. Люди Че все чаще встречали на своем пути этих слишком любопытных сосе­дей. Приходилось быть начеку. В базовом лагере устроили наблюдательный пункт, с которого хорошо просматривались подступы к домику на ранчо. 25 ноября Че записывает:
  «С наблюдательного пункта сообщили, что прибыл джип с двумя или тремя пассажирами. Выяснилось, что это служба борьбы с лихорадкой; они взяли анализы крови и тут же уехали» 7.
  Другой причиной беспокойства, вернее, физических стра­даний Че и его соратников были насекомые. Об их несмет­ном количестве в этих местах и о том, как с ними бороться, никто заблаговременно не подумал, и теперь партизанам приходилось ежеминутно испытывать последствия этой оплошности. 18 ноября Че записывает в дневнике: «Все идет монотонно; москиты и гаррапатас8 искусали нас так, что мы покрылись болезненными язвами от их отравленных укусов» 9.
  Че постоянно поддерживает радиосвязь с «Манилой» (Гаваной). Постепенно в ранчо прибывают подкрепления — кубинцы и боливийцы. 27 ноября собралось уже 30 человек.
  30 ноября, подводя итоги месяца, Че писал: «Все по­лучилось довольно хорошо; прибыл я без осложнений, половина людей уже па месте. Добрались также без осложнений, хотя немного запоздали. Основные люди Рикардо, несмотря ни па что, готовы примкнуть к нашему движению. Перспек­тивы в этом отдаленном от всех центров районе, где, судя по всему, мы практически сможем оставаться столько времени, сколько сочтем необходимым, представляются хоро­шими. Наши планы: дождаться прибытия остальных, до­вести число боливийцев по крайней мере до 20 и присту­пить к действиям. Остается выяснить реакцию Монхе и как поведут себя люди Гевары» 10.
  Люди Рикардо — это боливийцы, по-видимому братья Передо, и несколько студентов, находившихся с ним в кон­такте. Люди Гевары — сторонники шахтерского вожака Мойсеса Гевары Родригеса. Марио Монхе — тогдашний Первый секретарь Компартии Боливии, с которым предстояли пере­говоры об отношении КПБ к проектируемому партизанскому движению.
  2 декабря прибыл Чино — Хуан Пабло Чанг Наварро, перуанский революционер, участник партизанского движе­ния в Перу, разгромленного властями. Чино предложил пе­редать в распоряжение Че 20 перуанцев, участвовавших в партизанском движении в Перу. Обсуждался и вопрос об организации партизанской базы в Пуно, на перуанском побережье озера Титикака. После переговоров Чино отбыл в Ла-Пас, намереваясь направиться в Гавану, а оттуда вновь возвратиться в Боливию и вступить в отряд Че.
  В лагере между тем партизанская жизнь шла своим чередом. В декабре устроили еще один тайник в окрестно­стях «Каламины», заложив в него оружие и боеприпасы. Работники Альгараньяса продолжали шпионить за обита­телями фермы. Комментируя этот факт, Че записывает 11 декабря: «Это меняет наши планы, нам нужно быть очень осторожными» 11.
  Среди боливийцев, находящихся в «Каламине», возникли разногласия. Одни готовы были стать партизанами, другие обусловливали свое участие решением Коммунистической партии Боливии, отношение которой к отряду Че продол­жало оставаться неясным.
  12 декабря Че записывает в дневнике: «Говорил со своей группой, „прочитав проповедь" о сущности вооруженной борьбы. Особо подчеркнул необходимость единоначалия и дисциплины... Сообщил о назначениях, которые распреде­лил следующим образом: Хоакин—мой заместитель по воен­ной части, Роландо и Инти — комиссары, Алехандро — на­чальник штаба, Помбо — обслуживание, Инти — финансы, Ньято — снабжение и вооружение, Моро — медицинская часть (временно)» 12.
  До 31 декабря партизаны занимались будничной рабо­той: рыли землянки, укрытия, устанавливали рацию, раз­ведывали местность, прокладывая в зарослях секретные тропы, засекали выгодные для засад позиции, занимались различного рода тренировками.
  В канун Нового года, утром 31 декабря, в «Каламину» прибыл долгожданный Марио Монхе, его сопровождали Таня, Рикардо и боливиец по кличке Пандивино, оставшийся в отряде Че в качестве добровольца. Весь день ц всю ново­годнюю ночь Че вел с Монхе переговоры.
  Руководство Коммунистической партии Боливии, хотя и не брало на себя ответственность за организацию парти­занского движения, разрешило своим членам вступать в от­ряд, а в публичных выступлениях ратовало за поддержку партизанского движения. В заявлении КПБ от 30 марта 1967 г., после первых столкновений отряда Че с боливий­скими войсками, говорилось: «... Коммунистическая партия Боливии, которая постоянно вела борьбу против политики предательства национальных интересов, предупреждала, что эта политика повлечет за собой события, которые трудно предвидеть. Сейчас она отмечает, что начавшаяся партизан­ская борьба — это лишь одно из следствий такой политики, одна из форм ответа правительству.
  Коммунистическая партия, таким образом, заявляет о своей солидарности с борьбой патриотов-партизан. Самое позитивное здесь, несомненно, то, что эта борьба может выявить лучший путь, по которому должны следовать боли­вийцы, чтобы добиться революционной победы...» 13
  В таком же плане высказался Хорхе Колье Куэто, сме­нивший в 1968 г. Монхе на посту Первого секретаря ЦК КПБ. В беседе с боливийским журналистом Рубеном Васкесом Диасом вскоре после начала военных действий в районе реки Ньянкауасу он заявил: «Наше отношение к партизанскому движению можно сформулировать сле­дующим образом: солидарность и поддержка во всем, чем только партия может помочь и поддержать его» 14.
  Че рассчитывал, что «Каламина» станет одним из звеньев в партизанской цепи, которая протянется сквозь весь юж­ный конус, по крайней мере от Перу до Аргентины вклю­чительно. Что касается Перу, то он уже имел на этот счет беседы с Чино, который вскоре должен был вернуться в «Ка­ламину». Еще большую надежду возлагал Че на Аргентину.
  Несмотря на трагическую гибель отряда Масетти, Че был уверен, что его родина может стать ареной успешных пар­тизанских действий. В ее слабо заселенных горных провин­циях Сальта и Жужуй, примыкающих к Боливии, много нещадно эксплуатируемых помещиками батраков и малозе­мельных крестьян, которые наверняка, считал он, должны стать бойцами будущих партизанских армий.
  Необходимо было срочно установить контакт с аргентин­скими единомышленниками, бездействовавшими после ги­бели упомянутого выше отряда. На связь с ними Че посы­лает в Аргентину Таню.
  18 января Че записывает в дневнике о подозрениях от­носительно Альгараньяса, судя по всему уже давно нахо­дившегося в контакте с полицией в Камири, которая и за­явилась на следующий день в «Каламину» с обыском. «В поисках „завода" наркотиков туда па джипе приехал лейтенант Фернандес и четверо полицейских, одетых в граж­данское платье. Они обыскали дом, и их внимание привлекли некоторые странные для них вещи: например, горючее для наших ламп, которые мы не успели отнести в тайники. У Лоро забрали пистолет, но оставили ему „маузер" и 22-миллиметровый пистолет. Для виду они до этого отняли пистолет у Альгараньяса и показали его Лоро. После этого полицейские уехали, предварительно предупредив, что они в курсе всех дел и с ними надо посчитаться» 15 — так за­фиксировал Че в записи от 19 января этот эпизод.
  На следующий день вновь тревога: «Мы хотели провести несколько репетиций, но это не удалось, так как старый лагерь находится под возрастающей угрозой. Там появился какой-то гринго (американец.—И. Г.) с автоматической винтовкой „М-2", из которой он то и дело стреляет очере­дями. Он якобы „друг" Альгараньяса и собирается провести в этих краях десять дней отпуска» 16.
  Связь с Камири и Ла-Пасом пока что функционировала нормально. В лагерь прибывали все новые люди. 21 января пришло пополнение из трех боливийцев, один из них — кре­стьянин-индеец (аймара), 26 января в лагерь прибыли гор­няцкий лидер Мойсес Гевара Родригес и подпольщица Лойола. Мойсес согласился вступить в партизанский отряд вместе со своими сторонниками — около 20 человек. Он обещал доставить добровольцев только в первой половине февраля по причине того, что, как отмечается в «Боливийском дневнике», «люди отказываются пойти за ним, пока не кончится карнавал» 17.
  Лойоле, которая произвела на Че очень благоприятное впечатление твердой решительностью и верой в дело, он поручил организовать в Ла-Пасе и других городах подполь­ную организацию в поддержку партизанского движения. Эта организация должна была бы снабжать партизан боеприпа­сами, амуницией, продовольствием, собирать сведения о про­тивнике, заниматься саботажем и диверсиями. Че снабдил Лойолу подробной «Инструкцией кадрам, работающим в го­родах», и она отбыла в Ла-Пас.
  Хотя эти контакты и были многообещающими, приток боливийцев в «очаг» далеко не соответствовал надеждам Че, о чем с присущей ему откровенностью он писал в месячном анализе за январь 1967 г.: «Теперь начинается партизан­ский этап в буквальном смысле слова, и мы испытаем бой­цов. Время покажет, чего они стоят и какова перспектива боливийской революции.
  Из всего, о чем мы заранее думали, наиболее медленно идет процесс присоединения к нам боливийских бойцов»18.
  1 февраля 1967 г., оставив нескольких бойцов в «Кала­мине», очищенной от компрометирующих предметов, ко­торые были упрятаны в тайники, Че с отрядом в составе 20 человек направился в горы в тренировочный поход, рас­считанный на 25 дней. Поход должен был закалить и спаять бойцов, проверить их выдержку, дисциплину, выносливость и мужество. В походе можно было разведать местность, зало­жить в пути тайные склады с оружием и продовольствием, наконец, установить контакты с обитателями этих мест. Очень многое зависело от того, будут ли местные жители помогать партизанам и сражаться в их рядах, как это де­лали крестьяне далекой Сьерра-Маэстры, или встретят с не­доверием чужестранцев и отвернутся от них. Че с нетерпе­нием ждал встречи с ними, предвидя, что ему придется не­мало потрудиться, прежде чем удастся преодолеть барьер отчужденности и недоверия, которым отгораживали себя боливийские индейцы от внешнего, чужого им мира, не при­носившего им исками ничего доброго.
  Местность, по которой продвигались партизаны, оказа­лась труднопроходимой, полупустынной, поросшей колючими зарослями, кишащими ядовитыми насекомыми. Она пересе­калась бурными горными речками, каменистыми грядами, обрывами, кручами. Во многих местах бойцам приходилось прокладывать себе путь сквозь чащобу при помощи мачете. Имевшиеся у них карты оказались непригодными: в них было много неточностей и несоответствий. Отряд Че пробыл в пути 48 дней вместо запланированных 25.
  За это время партизаны неоднократно вступали в кон­такт с местными жителями. Крестьяне держались насторо­женно, недоверчиво, часто даже враждебно. Это не было неожиданностью для Че, который знал, что в начале парти­занских действий крестьяне, опасаясь репрессий властей, именно так и относятся к «чужакам»-партизанам и только по мере развертывания боевых действий, убедившись в дру­желюбии партизан, начинают склоняться в пользу восстав­ших. И все же Че надеялся на более теплый отклик со сто­роны боливийских крестьян даже на этом первоначальном этапе партизанской борьбы. Вот как он повествует на стра­ницах дневника о первой встрече с крестьянами во время тренировочного похода: «Превратившись в помощника Инти, я сегодня разговаривал с местными жителями. Думаю, что сцена с переодеванием получилась не очень убедительной, так как Инти держался слишком скромно.
  Крестьянин был абсолютно типичным: он не способен был понять нас, но в то же время не в силах предвидеть, какую опасность влечет за собой его встреча с нами, и по­тому сам он был потенциально опасен. Он рассказал нам про нескольких из своих соседей. Но верить ему нельзя, так как говорил он без всякой уверенности.
  Врач подлечил его детей.
  (Крестьянина зовут Рохас)» 19.
  Шли дни. Скудный рацион, насекомые, тяжелые рюк­заки, ремни которых немилосердно впивались в тело, изо­дранная обувь, израненные ноги, ливни истощали бойцов, делали их раздражительными. Из-за пустяков в отряде все чаще вспыхивали стычки. Призывы Че соблюдать дисцип­лину не оказывали на измученных людей прежнего воздей­ствия.
  Сам Че с первых же дней похода чувствовал себя весьма скверно. Уже 3 февраля он записывает в дневнике: «Меня освободили от 15 фунтов ноши, и мне идти легче. И все же боль в плечах от рюкзака иногда становится невыносимой». Запись от 12 февраля: «Устал я смертельно...»20. 23 фев­раля: «Кошмарный день для меня... В двенадцать часов, под cолнцем, которое, казалось, расплавляло камни, мы трону­лись в путь. Скоро мне показалось, что я теряю сознание. Это было, когда мы проходили через перевал. С этого мо­мента я уже шел на одном энтузиазме. Максимальная вы­сота этой зоны — 1420 метров» 21.
  26 февраля утонул боливиец Бенхамин. «Он был слабым и крайне неловким парнем, — пишет Че, — но у него была большая воля к победе. Испытание оказалось слишком ве­лико для него. Физически он не был подготовлен к ному, и вот теперь мы уже испытали крещение смертью на бере­гах Рио-Гранде, причем самым бессмысленным образом» 22.
  Но Че все еще не теряет оптимизма. В месячном ана­лизе за февраль он отмечает: «Хотя я не знаю, как обстоят дела в лагере, все идет более или менее хорошо, с неизбеж­ными в подобных случаях исключениями...
  Марш проходит вполне прилично, но омрачен инциден­том, стоившим жизни Бенхамину. Народ пока еще слаб, и не все боливийцы выдержат. Последние голодные дни по­казали ослабление энтузиазма и даже резкое падение его...
  Что касается кубинцев, то двое, имеющие мало опыта, — Пачо и Рубио — пока еще не на высоте. Алехандро в полном порядке. Из стариков Маркоc постоянно доставляет тяже­лые заботы, а Рикардо тоже не безупречен. Остальные хо­роши.
  Следующий этап должен стать боевым и решающим» 23.
  Прошел месяц после выхода отряда из лагеря. Съестные припасы на исходе. Бойцы едят диких птиц, конину. Все страдают расстройством желудка. Че отдает приказ воз­вращаться обратно в лагерь на реке Ньянкауасу. Но это не так просто. Отряд заблудился. Голодные бойцы, нарушая приказ, начинают поедать консервы из неприкосновенного запаса. 4 марта Че записывает в дневнике: «Моральный дух у людей низок, а физическое состояние их ухудшается со дня на день. У меня на ногах отеки» 24.
  Запись от 7 марта: «Вот уже четыре месяца, как мы здесь. Люди все более падают духом, видя, что припасы подходят к концу, а конца пути не видно» 25. Че разрешает бойцам убить и съесть лошадь, так как отеки у товарищей внушают серьезные опасения. Че записывает в дневнике:
   «Ноги в той или иной степени распухли у Мигеля, Инти, Урбано, Алехандро. Я чувствую себя очень слабым» 26.
  В эти дни произошел эпизод, которому Че не придал особого значения, но который впоследствии оказался весьма пагубным для судьбы отряда. В начале марта Маркоc вы­шел из базового лагеря купить продуктов. В пути он набрел на нефтевышку, возле которой столкнулся с крестьянином Эпифанио Варгасом. Маркоc представился ему как «мекси­канский инженер», справился о дороге и пытался купить продовольствие. «Мексиканец» Варгасу показался подозри­тельным, он рассказал о встрече жене, та своей хозяйке — капитанше, капитанша — мужу. Муж сообщил эти сведения военному командованию четвертого военного округа в Камири. Варгаса арестовали и заставили быть проводником армейскому патрулю, который пошел по следам Маркоса. Эти следы привели солдат в район базового лагеря.
  Группа Че на обратном пути в лагерь тоже прошла не­подалеку от нефтевышки. От местных жителей партизаны узнали, что в районе бродил увешанный оружием «мексика­нец». Они поняли, что речь шла о Маркосе. 9 марта Че, описав этот эпизод в дневнике, отметил, что Маркоc опять «отличился» 27. Он тогда еще не знал, что неосторожность Маркоса уже привела солдат прямо к воротам партизан­ского лагеря.
  По расчетам Че, его отряд уже давно должен был вер­нуться на свою постоянную стоянку. Партизаны явно блуж­дали в ее окрестностях. 17 марта при переправе через Ньянкауасу перевернулся плот и утонул Карлос. «Он счи­тался, — писал Че в дневнике, — до сегодняшнего дня луч­шим среди боливийцев арьергарда по серьезному отноше­нию к делу, дисциплине и энтузиазму» 28. Вместе с Карлосом река унесла несколько рюкзаков, 6 винтовок и почти все патроны бойцов.
  Часть бойцов оказалась безоружной, люди окончательно выбились из сил. Голод и физические страдания, прежде­временная гибель двух товарищей — все это действовало удручающе на многих партизан. Даже среди закаленных кубинцев нарастало «ворчание», как отмечает Че. Но сам он, хотя физически чувствовал себя не лучше, а, может быть, значительно хуже своих товарищей, не мог позволить себе сомнений, жалоб, недовольства. И Че уверенно руко водит своими солдатами, поощряя твёрдых духом и сдерживая недисциплинированных. Об этом скупо свидетельствуют страницы его дневника29.
  19 марта отряд приблизился к базовому лагерю. Вечером партизаны встретились с поджидавшим их Негро — перуан­ским врачом, который сообщил Че, что с 5 марта в базовом лагере находились Добре, Таня, прибывший из Гаваны Чино, Мойсес Гевара с группой своих людей и Пеладо — аргенти­нец Сиро Роберто Бустос. Это были приятные новости. Но неприятных было больше: «Каламина» обнаружена боливий­скими властями; двое из добровольцев Мойсеса Гевары де­зертировали; вблизи базового лагеря объявились солдаты; в их руки попал еще один доброволец из группы Мойсеса. Вдобавок ко всему три дня назад па ранчо нагрянула поли­ция, все там перевернула и, кажется, обнаружила улики пребывания партизан, хотя в свое время Че и дал стро­жайший приказ «почистить» ранчо под метелку. На днях, уже после налета полиции, вблизи базового лагеря видели колонну солдат в 60 человек, прочесывающих местность.
  Перспектива столкновения с солдатами в отсутствие Че вызвала среди обитателей главного лагеря, а их собралось там к тому времени около 30 человек, весьма тревожное, если не паническое, настроение. 20 марта Че записывает в дневнике: «Здесь царит совершенно пораженческая атмо­сфера. .. От всего этого — ощущение ужасного хаоса. Они совершенно не знают, что надо делать» 30.
  Че наладил охрану лагеря, укрепил дисциплину, стал го­товить людей к походу, ибо оставаться в основном лагере было небезопасно: теперь, когда о его существовании стало известно властям, он превратился в своего рода мышеловку. Возвращение Че подняло настроение людей, но многие, осо­бенно новички, продолжали испытывать растерянность пе­ред надвигавшимися грозными событиями.
  20 и 21 марта ушли на сборы и переговоры Че с перуан­цем Чино, аргентинцем Пеладо, Дебре и Таней. Чино, вер­нувшийся с Кубы, был полон самых радужных надежд в от­ношении организации партизанских действий в Перу. «Он, — записывает Че в дневнике,— намерен начать с груп­пой в 15 человек, причем сам он будет командующим зоны Аякучо. Договорились также, что приму от пего 5 человек в ближайшее время, а позже — еще 15. Затем они вернутся к нему после того, как обстреляются у меня... Чино кажется очень воодушевленным» 31.
  Многообещающими были и беседы с Пеладо, который, как отмечает Че, был готов поступить в его распоряжение. Пеладо согласился возглавить группу сторонников Че к Ар­гентине, которая, по предложению Че, должна была начать действовать на севере этой страны.
  Дебре сначала заявил о своем намерении остаться в от­ряде. Однако согласился с Че, утверждавшим, что он больше пользы принесет во Франции, организуя там помощь парти­занам.
  Между тем обстановка в отряде отличалась повышенной нервозностью, участились стычки между бойцами, некоторые из них не выполняли приказов Че. Дневниковая запись от 22 марта с беспощадностью фиксирует подобные явления:
  «Пришел Инти и пожаловался на грубость со стороны Маркоса. Я взорвался и сказал Маркосу, что если это так, то он будет изгнан из отряда. На это он ответил, что пред­почитает быть расстрелянным...
  Вечером вернулись разведчики (не выполнив приказа. — И. Г.), и я устроил им крупный разнос... Собрание было бурным и взрывчатым. Окончилось оно нехорошо»32.
  Видимо, эти настроения заставили Че поспешить с на­чалом боевых действий. 23 марта была устроена первая за­сада, в которую попал армейский патруль. Результаты этого первого боя с войсками таковы: у противника 7 убитых, 18 человек партизаны взяли в плен, в том числе двух офи­церов — майора и капитана (Че велел провести с пленными политбеседу и отпустить их); кроме того, партизаны захва­тили 16 винтовок с 2000 патронов, 3 миномета с 64 минами, 2 базуки, 3 автомата с 2 дисками к каждому, 30-миллимет­ровый пулемет с 2 лентами. В руках партизан оказался также план операций, согласно которому армия должна про­двигаться по обе стороны реки Ньянкауасу и затем сомкнуть клещи вокруг партизанского лагеря.
  Первый бой партизан с правительственными войсками оказался успешным, но в то же время осложнял их поло­жение. Этот бой ознаменовал начало войны, к которой парти­заны еще не были достаточно подготовлены. Судя по неко­торым свидетельствам его соратников, Че рассчитывал скрытно продержаться в районе реки Ньянкауасу до конца 1967 г. и только тогда приступить к боевым действиям.
  К тому времени должны были начать действовать парти­занские базы в Перу и на севере Аргентины. Теперь же организаторы этих будущих баз находились в отряде, и оста­валось мало надежды, что они смогут выбраться отсюда.
  К тому же первые выстрелы, первая кровь смертельно напугали некоторых политически нестойких боливийских добровольцев из группы Мойсеса Гевары. Их трусость выво­дила Че из себя, он вынужден был наказать четырех боли­вийцев: приказал прекратить выдачу им табака и пригрозил оставить без еды за невыполнение приказов. Был сменен кубинский командир авангарда 33.
  25 марта состоялось собрание бойцов, на котором было решено именовать отряд Армией национального освобожде­ния Боливии, а также распространить сводку34.
  27 марта эфир заполнили сообщения о сражении с пар­тизанами в районе реки Ньянкауасу. Правительство, пыта­ясь «спасти лицо», заверяло, что партизаны потеряли в бою «на одного убитого больше», что они расстреливали раненых солдат, что солдаты взяли в плен четырех партизан, из коих двое иностранцы. Из правительственных реляций следовало, что властям хорошо известен состав отряда — дезертиры и пленный немало рассказали полиции.
  Несколько дней прошло относительно спокойно, но в от­ряде продолжались нарушения дисциплины, конфликты между кубинцами и боливийцами. 29 марта Че с горечью фиксирует в дневнике, что в последние дни его приказы много раз нарушались35.
  1 марта 1967 г. правительственные войска перешли к наступательным действиям: подвергли пустое ранчо миномет­ному обстрелу и бомбардировке с воздуха, а затем захва­тили его.
  Подводя итоги за март, Че писал: «Месяц изобиловал событиями. Можно набросать следующую панораму. Сейчас проходит этап консолидации и самоочищения партизанского отряда, которое проводится беспощадно. Состав отряда ра­стет медленно за счет некоторых бойцов, прибывших с Кубы, которые выглядят неплохо, и за счет людей Гевары, моральный уровень которых очень низок (два дезертира, один сдавшийся в плен и выболтавший все, что знал; три труса, два слабака). Сейчас начался этап борьбы, характерный точно нанесенным нами ударом, вызвавшим сенсацию, но сопровождавшийся и до и после грубыми ошибками... На­чался этап контрнаступления противника, которое до сих пор характеризуется: а) тенденцией к занятию ключевых пунктов, что должно изолировать нас; б) пропагандистской компанией, которая ведется в национальных рамках и в меж­дународных масштабах; в) отсутствием до сих пор боевой активности армии; г) мобилизацией против нас крестьян.
  Ясно, что нам придется сниматься с места раньше, не­жели я рассчитывал, и уйти отсюда, оставив группу, над которой будет постоянно нависать угроза. Кроме того, воз­можно, еще четыре человека предадут. Положение не очень хорошее» 36.
  Че крайне тяготило пребывание Дебре и аргентинца Бустоса в отряде. Ни тот, ни другой в партизаны не годились, к тому же не скрывали своего желания покинуть отряд. Од­нако обеспечить им безопасный выход было нелегко.
  Вскоре, 10 апреля, произошли еще два столкновения с правительственными войсками, закончившиеся победой партизан. Как и в первый раз, две войсковые колонны по­пали в партизанские засады. Результаты первого боя: 3 сол­дата убиты, 6 взяты в плен, включая унтер-офицера — командира колонны. Во втором бою потери противника со­ставили: 7 убитых, 24 пленных. Итого за два боя — 10 уби­тых, 30 пленных, среди них майор Рубен Санчес. Победы были омрачены гибелью кубинца Рубио (капитана Хесуса Суареса Гайоля). Пленных и на этот раз отпустили37.
  Однако новости, заполнявшие эфир, были менее приятны. Правительственное радио сообщало, что в лагере повстан­цев обнаружено фото Че, а также раскрыт один из тайни­ков.
  Настойчивые попытки Че сплотить боливийцев и кубин­цев, несмотря на одержанные победы, не приносили жела­емых результатов. 12 апреля он записывает в дневнике:
  «В полседьмого утра собрал всех бойцов (кроме четверки подонков), чтобы почтить память Рубио и подчеркнуть, что первая пролитая кровь — кубинская кровь. Это необходимо было сделать, так как среди бойцов авангарда прослежива­ется тенденция пренебрежительно относиться к кубинцам.
  Это проявилось вчера, когда Камба заявил, что он все меньше доверяет кубинцам... Я вновь призвал к единению, как единственной возможности увеличивать наше войско, которое усилило свою огневую мощь и уже закаляется в боях, но не только не растет, а, наоборот, в последние дни сокращается» 38.
  15 апреля была получена шифровка из «Манилы», в ко­торой сообщалось, что Хуан Лечин39 находится в Гаване, что он обещал сделать публичное заявление в поддержку Че и рассчитывает через 20 дней нелегально вернуться в Боли­вию.
  Отряд продолжал оставаться в районе реки Ньянкауасу, не отрываясь от своих тайников. Несколько человек из бой­цов отряда и гостей заболели (среди них Таня и Мойсес). В этих условиях Че принимает решение покинуть зону, оставив здесь на несколько дней лишь часть бойцов под командованием Хоакина, всего 13 человек, в их числе 4 ли­шенных партизанского звания боливийцев, а также больных Алехандро и Таню. Че был вынужден пойти на этот шаг, чтобы дать возможность выбраться Дебре и Бустосу40.
  Но жизнь распорядилась иначе — Хоакин и Че уже не встретятся...
  Че все больше беспокоило отношение местных крестьян к партизанам. Боевые действия продолжались уже около месяца и в основном успешно, но крестьяне, как правило, уклонялись от сотрудничества с партизанами. 17 апреля он записывает в дневнике: «Из всех крестьян, которых мы встречали, лишь один — Симон — согласился помочь нам, но и он был явно испуган» 41. В сложившихся же условиях маневренной войны поддержка крестьян становилась ре­шающим фактором.
  17 апреля 1967 г. в Гаване по радио передавалось посла­ние Че Организации солидарности народов Африки, Азии в Латинской Америки, известное под названием: «Создать два, три... много Вьетнамов—вот лозунг дня». Че предсказы­вал многолетнюю, кровопролитную вооруженную борьбу с империализмом и призывал революционеров отбросить фракционную борьбу, объединиться и единым фронтом сра­жаться против общего врага. Послание заканчивалось сло­вами: «Наш каждый шаг —это боевой призыв в борьбе против империализма и боевой гимн в честь народного един­ства против величайшего врага человечества — Соединенных Штатов Америки. Если смерть внезапно настигнет нас, мы будем приветствовать ее в надежде, что наш боевой клич будет услышан и другие руки подхватят наше оружие и другие люди запоют гимны под аккомпанемент пулеметных очередей и боевых призывов к войне и победе» 42.
  В анализе событий месяца Че отметит: «... после опуб­ликования в Гаване моей статьи (речь идет о послании. — И. Г.) едва ли у кого есть сомнения в том, что я нахожусь здесь» 43.
  19 апреля партизаны задержали англичанина Георга Роса, выдававшего себя за журналиста. Рос смахивал на агента ЦРУ, во всяком случае, он уже успел поработать ин­структором «Корпуса мира» в Пуэрто-Рико. Рос заявил, что прибыл в Боливию из Чили с целью написать репортаж о местных партизанах. Боливийские офицеры показали ему захваченный в одном из тайников дневник Браулио, в ко­тором последний рассказывал, как он прибыл в Ла-Пас и другие подробности. Это сообщение возмутило Че. «Обычная история, — отмечает он в своих записях. — Кажется, главной побудительной причиной действий наших людей стали не­дисциплинированность и безответственность»44. Так как в дневнике Браулио Че фигурировал под кличкой Рамон, то теперь он сменил ее на Фернандо.
  Англичанина отпустили. Вместе с ним, с согласия Че, покинули отряд Дебре и Бустос.
  День спустя стало известно, что все трое задержаны бо­ливийскими властями. Их арест явился серьезным ударом для Че, который записывает в дневнике: «Дантон и Карлос45 стали жертвами собственной спешки, почти отчаян­ного желания выбраться, а также моего недостаточного со­противления их планам. Таким образом, прерывается связь с Кубой (Дантон), а мы потеряли разработанную нами схему борьбы в Аргентине (Карлос)» 46.
  В течение следующих десяти дней отряд Че находился в постоянном движении. Местное население по-прежнему относилось к бойцам с опаской и недоверием. В одной из стычек с солдатами погиб Роландо, бывший связной Че во время похода Четвертой колонны в Лас-Вильяс в период Кубинской революции. Че был очень к нему привязан47. В эти же дни от отряда отбился Лоро. Ряды партизан мед­ленно, но постоянно редели, а надежды на приток новых бойцов не было. Во всех селениях, через которые прошли партизаны, к ним не примкнул ни один из местных жите­лей. Не примкнул к ним и ни один рабочий с близлежащих нефтепромыслов, принадлежавших американцам.
  Че, однако, полагал, что это временное явление. Апрель­ский месячный анализ, основу которого составляет весьма трезвая оценка недочетов и ошибок партизан, в целом про­питан оптимизмом. Вот наиболее примечательные разделы этого анализа:
  «Дела идут более или менее нормально, хотя нам при­шлось оплакать гибель двух наших бойцов: Рубио и Роландо. Потеря последнего была особенно суровым ударом для нас, так как я собирался поставить его во главе вто­рого фронта (самостоятельно действующего отряда.—И. Г.). Мы провели еще четыре боя. Все они в целом дали хоро­шие результаты, а один из них даже очень хороший...
  В итоге: это был месяц, в течение которого все разви­валось в пределах нормы, принимая во внимание случай­ности, неизбежные в ходе партизанской войны. Моральный дух всех тех бойцов, что успешно прошли предварительный экзамен на звание партизана, на высоте»48.
  В мае отряд продолжал рейд. Скудная и недоброкаче­ственная пища и в особенности недостаток воды в этих ме­стах, а также усталость, нервное напряжение — все это не могло не сказаться на физическом состоянии партизан, в ча­стности и самого Че. Почти все страдали от расстройства желудка, многих лихорадило. О состоянии Че можно судить по его дневнику49. Однако, несмотря на слабость, он не только продолжает вести дневник изо дня в день, но и не забывает отметить в нем дни рождения своих детей и бли­жайших родственников.
  В мае произошли стычки с войсками, закончившиеся победой партизан. 8 мая в перестрелке были убиты два сол­дата и младший лейтенант, взяты в плен десять человек, которых отпустили после беседы. 30 мая в новой стычке партизан с солдатами последние потеряли трех человек уби­тыми и одного раненым. В этих столкновениях партизаны не понесли потерь50.
  Во время похода партизаны проследовали через два се­ления — Пириренду и Карагуатаренду, где общались с жи­телями, знакомили их со своей программой, намерениями, призывали желающих присоединиться к партизанскому дви­жению. Но боливийцы то ли боялись, то ли не понимали партизан, то ли находились под влиянием правительствен­ной пропаганды, преподносившей населению соратников Че как иностранных захватчиков, грабителей и насильников. Как бы там ни было, но местные жители отнеслись к парти­занам весьма недоверчиво. Крестьяне, правда, проявляли большее, чем прежде, дружелюбие, но не вступали в отряд.
  Всевозраставшее беспокойство вызывало у Че отсутствие каких-либо следов отряда Хоакина. Теплилась надежда, что Хоакин заблудился. Всякие контакты с Ла-Пасом у парти­зан также прервались, и какой-либо надежды на их восста­новление не вырисовывалось. Более того, 16 мая Че получил шифровку из «Манилы», лишь подтвердившую, как запи­сал он в дневнике, полную изоляцию, в которой оказались партизаны51. Это могло означать только одно — подпольный аппарат поддержки, действовавший в Ла-Пасе, оказался па­рализованным.
  В июне отряд Че продолжал действовать все в топ же зоне между Санта-Крусом и Камири, не отрываясь от тай­ников и все еще надеясь на встречу с группой Хоакина. 14 июня 1967 г., в день своего рождения, Че записывает в дневнике: «Мне исполнилось 39 лет, годы неизбежно бе­гут, невольно задумаешься над своим партизанским буду­щим. Но пока я в форме» 52.
  Действительно, Че был тогда в своей «наилучшей» форме. Тело его было искусано насекомыми, астма вновь душила его, мучил желудок. Но воля пламенного револю­ционера держала это слабое, уставшее тело на ногах, подав­ляя малейшую жалобу, малейшее проявление слабости. Ра­зум его был ясным и трезвым, доказательством чему слу­жат страницы дневника, где с точностью и поразительной беспристрастностью он фиксирует плюсы и минусы, дей­ствия, возможности и перспективы борьбы, знамя которой он поднял в Боливии и которое он все еще думал победо­носно пронести по Латинской Америке.
  В итогах за июнь Че записывает: «...крестьяне по-прежнему не присоединяются к нам. Создается порочный круг: чтобы набрать новых людей, нам нужно постоянно действовать в более населенном районе, а для этого нам нужно больше людей...
  Армия с военной точки зрения действует малоэффек­тивно, однако она ведет работу среди крестьян, которую мы не можем недооценивать, так как при помощи страха или лжи относительно наших целей она вербует среди мест­ных жителей доносчиков...» 53.
  «За жителями нужно охотиться, чтобы поговорить с ними, они точно зверьки»54, — с горечью отмечает Че 19 июня. И все-таки среди крестьян время от времени попадались люди, готовые сотрудничать с партизанами. Так, например, Паулино, молодой крестьянин, помог отряду разоблачить вражеских лазутчиков, выдававших себя за торговцев.
  Че поручил Паулино добраться до Кочабамбы, встре­титься с женой Инти и передать ей послание в «Манилу», ибо к тому времени передатчик перестал работать и ра­ция могла только принимать сообщения. Че послал с Пау­лино и четыре сводки о боевых действиях отряда. Но моло­дому крестьянину так и не удалось добраться до Коча­бамбы: по пути его арестовали, послания Че попали в руки врагов...
  26 июня в перестрелке с солдатами был ранен Помбо и убит кубинец Тума. К скромному, отважному бойцу Туме {Карлос Коэльо, 1940 г. рождения, участник Кубинской ре­волюции, боец личной охраны Че в его бытность министром промышленности55) Че относился тепло и нежно, как к сыну, и глубоко переживал его гибель. Противник тоже понес потери: четыре человека убитыми и три ранеными. Но потери противника были легко восполнимы, в то время как для партизан потеря каждого человека, по словам Че, была равносильна серьезному поражению.
  Правительственное радио утверждало, что среди парти­зан находятся опытные вьетнамские командиры, громившие в свое время «лучшие американские полки» 56.
  30 июня Че принял сообщение с Кубы о том, что в Перу пока нет надежды на развитие партизанского движения, хотя там и создана партизанская организация. Че без ком­ментариев регистрирует эти сведения в «Боливийском днев­нике».
  В июле положение отряда ухудшилось. Хотя стычки с войсками все еще заканчивались в пользу партизан, однако и потери отряда были ощутимыми: два человека убиты—кубинец Рикардо (Хосе Мария Мартинес, он же Папи и Чинчу, родился в 1936 г.), сражавшийся на Сьерра-Маэстре и в Конго, а также в Гватемале, и боливиец Рауль Киспайя; двое партизан серьезно ранены и не могут само­стоятельно передвигаться57. В одной из стычек партизаны потеряли 11 рюкзаков с медикаментами, биноклями и про­чим снаряжением, а главное — с магнитофоном, на который записывались шифровки из «Манилы». Че, с его почти по­стоянными приступами астмы, остался без крайне необхо­димых ему лекарств.
  В резюме за июль Че отмечал:
  «Продолжают действовать те же отрицательные моменты, что и в прошлом месяце. Невозможность установления кон­тактов с Хоакином и с нашими друзьями, а также потери в личном составе...
  Наиболее важные особенности месяца таковы:
  1) Продолжающееся полное отсутствие контактов. 2) Крестьяне по-прежнему не вступают в отряд, хотя име­ются некоторые ободряющие признаки; наши старые зна­комые среди крестьян принимали нас хорошо. 3) Легенда о партизанах распространяется по континенту... 4) По­пытка установить контакт через Паулино потерпела не­удачу. 5) Моральный дух и боевой опыт партизан растет от боя к бою. Слабо выглядят Камба и Чапако. 6) Армия ведет свои действия неудачно, но некоторые ее подразделе­ния стали более боевыми. 7) В правительстве (Боливии. — И. Г.) углубляется политический кризис, но Соединенные Штаты предоставляют ему небольшие займы, которые по боливийским масштабам весьма значительны. Это несколько умеряет недовольство.
  Наиболее важные задачи: восстановить контакты, на­брать новых добровольцев, достать медикаменты»58.
  В дальнейшем положение партизан усложнилось. Че ока­зался выбитым из строя в связи с тяжелыми приступами астмы, приостановить которые можно было только с по­мощью лекарств, а в близлежащих селениях их не было. 7 августа Че записывает в дневнике: «Сегодня исполняется девять месяцев со дня образования партизанского отряда. Из шести первых партизан двое — мертвы, двое — ранены, один исчез, а я с астмой, от которой не знаю как изба­виться»59
  8 августа на собрании партизан Че говорил о трудно­стях, которых еще прибавится в будущем, и о необходимости преодолеть испытания и «выдержать экзамен на революцио­неров. Но для этого нужно превозмочь себя. Кто чувствует, что способен на это, пусть остается, кто не в состоянии — пусть уходит». Все кубинцы и некоторые боливийцы выска­зались за то, чтобы продолжать борьбу до конца60.
  Че решает вернуться в старый лагерь, к одному из тай­ников, где запрятаны противоастматические лекарства и ра­диостанция. Восемь человек он посылает вперед, а сам с остальными движется за ними. Он все еще надеется встре­титься с группой Хоакина или по крайней мере узнать что-либо о ее судьбе.
  В эти тревожные дни в Гаване конференция солидар­ности приняла Поздравительное послание майору Че Ге­варе и объявила о символическом создании «латиноамери­канской национальности», провозгласив «почетным гражда­нином нашей общей родины — Латинской Америки дорогого партизана майора Эрнесто Че Гевару». В зале заседаний конференции над трибуной президиума висел огромных раз­меров портрет Че. Майор Че Гевара как бы незримо при­сутствовал и председательствовал на этом собрании.
  Гаванская конференция изобиловала драматическими моментами. Перед делегатами предстали четыре агента ЦРУ, которые с мельчайшими подробностями поведали о том, как по поручению разведки США готовили убийство Фиделя Кастро. Таких диверсантов и убийц США засылали на Кубу с 1959 г. Разумеется, это давало кубинцам мораль­ное право участвовать в освободительной борьбе, точнее, в партизанских действиях в Латинской Америке против им­периализма США. Работа конференции широко освещалась радиостанциями всех латиноамериканских стран.
  Со своей стороны, США оказывали давление на прави­тельства латиноамериканских государств. ОАГ объявила о принятии контрмер против революционной Кубы. Баррьентос призывал к интервенции против Кубы.
  
  1 В боливийской эпопее участвовали 17 кубинских революционеров, 13 из них сложили там головы. Никто из них не достиг 35-лет­него возраста. Вот имена этих героев:
  Капитан Хесус Суарес Гайоль, он же Феликс и Рубио, погиб 10 апреля 1966 г.
  Капитан Элисео Рейес Родригес, он же капитан Сан-Луис и Роландо, погиб в бою 25 апреля 1967 г.
  Команданте Антонио Санчес Диас, он же Пинарес и Маркос, по­гиб в мае 1967 г.
  Лейтенант Карлос Коэльо, он же Тума и Тумаини, погиб в бою 26 июля 1967 г.
  Капитан Хосе Мария Мартинес Тамайо, он же Папи, Рикардо и Чинчу, погиб в бою 30 июля 1967 г.
  Команданте Виталио Акунья Нуньес, он же Хоакин и Вило, погиб 31 августа 1967 г.
  Команданте Густаво Мачин Оэд, он же Алехандро, погиб 31 ав­густа 1967 г.
  Лейтенант Исраэль Рейес Сайас, он же Браулио, погиб 31 августа 1967 г.
  Капитан Мануэль Эрнандес Осорио, on же Мигель и Исленьо, погиб в бою 26 сентября 1967 г.
  Капитан Альберто Фернандес Монтес де Ока, он же Пачо и Пачунго, погиб в бою 8 октября 1967 г.
  Капитан Орландо Пантоха Тамайо, он же Оло и Антонио, погиб 8 октября 1967 г.
  Рэне Мартинес Тамайо, он же Артуро, погиб 8 октября 1967 г.
  Октавио де ла Консепсъон Педраха, он же Моро, Моронго, Муганга, врач, убит 12 октября 1967 г.
  Более подробно о них см. серию статей, опубликованных в связи с десятилетием гибели Че: Bohemia, 1977, N 23, 30, 34, 30, 41; см. также: Rodrlguez Herrera M. Ellos lucharon con el Che. La Habana, 1980.
  2 Речь идет о Сиро Альгараньясе.
  3 Хорхе Васкес Мачикадо Вианья, боливийский студент, он же Лоро, Хорхе.
  4 Боливийский дневник Че Гевары цитируется по русскому пе­реводу, опубликованному как Приложение к № 42 журнала «Но­вое время» от 18 октября 1968 г. Записи с 3 мая по 26 сентября 1967 г., не включенные в перевод, цитируются по испанскому тексту дневника; El diario del Che en Bolivia. La Habana, 1968.
  5 Боливийский дневник Че Гевары, с. 4
  6 Там же, с. 5.
  7 Боливийский дневник Че Гевары, с. 6.
  8 Клещи.
  9 Боливийский дневник Че Гевары, с. 5.
  10 Там же, с. 6.
  11 Там же, с. 7.
  12 Там же.
  13 Архив Комиссии по увековечению памяти Эрнесто Гевары.
  14 Vasquez Diaz R. Bolivia a la hora del Che. Mexico, 1968, p. 156.
  15 Боливийский дневник Че Гевары, с. 12.
  16 Там же.
  17 Там же, с. 13.
  18 Там же,
  19 Там же, с. 14.
  20 Там же.
  21 Там же, с. 15.
  22 Там же, с. 16.
  23 Там же, с. 16—17.
  24 Там же, с. 17.
  25 Там же.
  26 Там же, с. 18.
  27 Там же, с. 17.
  28 Там же, с. 18.
  29 Там же, с. 17—18.
  30 Там же, с. 19.
  31 Там же.
  32 Там же, с. 20.
  33 Там же, с. 21—22.
  34 Че написал четыре сводки о военных действиях партизан, а также манифест Армии национального освобождения, обращенный к бо­ливийскому народу, и послание к боливийским шахтерам. Из этих документов только одна сводка появилась в боливийской печати. Остальные попали в руки властей, и их содержание стало из­вестно только после гибели Че.
  35 боливийский дневник Че Гевары, с. 21.
  36 Там же, с. 22.
  37 Там же, с. 24.
  38 Там же.
  39 Хуан Лечин Окендо — один из основателей Федерации горняков Боливии. Боливии, в 1960—1964 гг. занимал пост вице-президента
  40 Боливийский дневник Че Гевары, с. 25.
  41 Там же.
  42 Che Guevara E. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, p. 598.
  43 Боливийский дневник Че Гевары, с. 28.
  44 Там же, с. 25.
  45 Имеются в виду Дебре и Бустос.
  46 Боливийский дневник Че Гевары, с. 28.
  47 См.: Там же, с. 27.
  48 Там же, с. 28.
  49 См.: El diario,.., р. 181, 182, 185, 187.
  50 Ibid., p. 180—181, 198.
  51 См.: Ibid., p. 187.
  52 Ibid., p. 213.
  53 Боливийский дневник Че Гевары, с. 29.
  54 El diario..., p. 217.
  55 Granma, 1982, 27 jun.; Rodrlguez Herrera M. Op. cit, p. 80.
  56 El diario..., p. 229—230.
  57 См.: Ibid., p. 260—262; Granma, 1982, 31 July.
  58 Боливийский дневник Че Гевары, с. 29—30.
  59 El diario..., р. 273.
  60 Ibid., p. 274-275.
  
  
  Западня
  Че стремился как можно быстрее добраться до тайника, где находились спасительные лекарства и продоволь­ствие. Когда партизаны уже были почти у цели, выясни­лось, что неприятель опередил их.
  «Черный день... — записывает Че в дневнике 14 авгу­ста, — ночью из последних известий узнали, что армия об­наружила тайник... Приводятся детали, не вызывающие сомнения в правдивости сообщения. Теперь я осужден страдать от астмы неопределенное время. Радио сообщает также, что найдены различные документы и фотографии. Нам нанесен самый сильный удар. Кто-то нас предал. Кто? Пока это неизвестно».
  17 августа радио сообщило, что армия обнаружила че­тыре тайника в районе главного лагеря1. Теперь все запасы партизан оказались в руках врагов. Положение отряда и перспективы дальнейшей борьбы резко ухудшились.
  «Все получилось скверно»,—так начинается дневниковая запись Че от 26 августа. В этот день он потерял над собой контроль и ударил Антонио, преждевременным выстрелом обнаружившего партизанскую засаду.
  «День проходит в отчаянных поисках выхода, результаты которых пока не ясны», — так начинается запись следую­щего дня.
  «День сумрачный и несколько мучительный», — начало записи от 28 августа.
  «День тяжелый и весьма мучительный» 2, — записывает Че 29 августа.
  Запись от 30 августа: «Положение становилось невыно­симым — люди падали в обморок, Мигель и Дарио пили мочу, то же делал и Чино, с печальными последствиями — расстройством желудка и судорогами. Урбано, Бенигно и Хулио спустились на дно ущелья и там нашли воду. Мне сказали, что мулы не могут спуститься, и я решил остаться с Ньято, но Инти принес нам воды, и мы остались втроем есть кобылу. Рация осталась в ущелье, и мы не смогли послушать новости» 3.
  Этот месяц стал и наименее удачным в отношении воен­ных действий. В единственной стычке с противником пар­тизаны ранили только одного солдата. Результаты действий за месяц и оценка положения сделаны Че, как всегда, с по­разительной четкостью и правдивостью:
  «Это был, безусловно, самый тяжелый месяц, который мы пережили с того момента, как начали вооруженные дей­ствия. Обнаружение армией всех наших тайников с доку­ментами и медикаментами явилось для нас очень тяжелым ударом, особенно с психологической точки зрения. Потеря двух бойцов и последовавшие за этим трудные периоды, во время которых мы держались только за счет конины, демо­рализовали людей. Дело дошло до того, что Камба ставит вопрос об уходе из отряда... Отрицательно сказывается на моральном духе бойцов и отсутствие контактов с Хоакином, а также тот факт, что пленные из его отряда выдали армии все, что знали. Моя болезнь также посеяла среди многих неуверенность, и все это сказалось на единственном нашем бое, в котором мы могли нанести армии серьезные потери, но только ранили одного солдата. С другой стороны, труд­ные переходы по горам без воды выявили некоторые отри­цательные человеческие черты у бойцов.
  Наиболее важные характеристики:
  1) Мы по-прежнему лишены каких бы то ни было кон­тактов и не имеем надежды установить их в ближайшем будущем;
  2) Крестьяне по-прежнему не присоединяются к нам — это естественно, принимая во внимание тот факт, что в по­следнее время мы мало встречались с ними;
  3) В отряде наблюдается упадок духа, но, надеюсь, это временное явление;
  4) Армия не действует более эффективно и напористо.
  Мы переживаем момент упадка нашего боевого духа. Легенда о партизанах также тускнеет. Наиболее важные задачи — те же, что и в прошлом месяце: восстановить кон­такты, увеличить свои ряды за счет новых бойцов, обеспе­чить себя лекарствами и оружием.
  Надо указать, что Инти и Коко все более проявляют себя как твердые и боевые революционные кадры» 4.
  Когда Че писал эти строчки, в нескольких десятках ки­лометров от его отряда, недалеко от главного лагеря, на роке Рио-Гранде, Хоакин и его бойцы вели последний бой с окружившими их солдатами.
  После того как Че с группой партизан отправился в рейд, Хоакин и его люди кружили в районе главного лагеря в ожидании своего командира. Положение группы Хоакина оказалось не из легких. Напомним, что в ней были боль-вые. Боливиец Серапио находился в тяжелом состоянии. Другой проблемой являлись четыре боливийца: Пако, Пепе, Чинголо и Эусебио, которых Че лишил звания партизан, — они могли в любой момент дезертировать.
  Боливийские власти разработали план окружения и лик­видации группы Хоакина. В честь дочери генерала Баррьентоса плану было дано кодовое название «Синтия». Кроме войск под командованием полковников Л. Роке Терана и X. Сентено Анайи преследование отряда Хоакина и его лю­дей было поручено войскам четвертой и восьмой дивпзпй и авиации.
  23 мая дезертирует боливиец Пепе: сдавшись в плен, он рассказывает противнику все, что знает о партизанах, од­нако это не спасает его от смерти. В перестрелке с солда­тами гибнут кубинец Маркос (майор Антонио Сачес Диас (Пинарес), участник партизанского движения на Кубе, ро­дился в бедной крестьянской семье в 1927 г., член ЦК КПК5) и боливиец Виктор (Касильдо Кондори Варгас). При новой стычке с войсками дезертируют и переходят к противнику боливийцы Эусебио и Чинголо. Предатели со­общают властям месторасположение тайников, подробно ин­формируют о состоянии бойцов отряда. Войска усиливают преследование, хотя и действуют крайне медленно и нере­шительно. 9 августа в очередном столкновении с войсками, которые, пользуясь услугами проводников из местных кре­стьян, вновь напали на след отряда, гибнет от армейской пули 26-летний боливиец Педро (Антонио Фернандес), один из руководителей комсомола Боливии.
  Теперь в группе Хоакина всего 10 человек. Они окру­жены со всех сторон противником, у них нет еды, нет ле­карств. Но сдаваться партизаны не намерены. Они все еще надеются соединиться с отрядом Че.
  30 августа отряд Хоакина вышел к реке Рио-Гранде в том месте, где стояла хижина крестьянина Онорато Рохаса, которого Че еще во время тренировочного похода пар­тизан интуитивно назвал «потенциально опасным». Тем не менее партизаны Хоакина были вынуждены прибегнуть к услугам Рохаса.
  Обремененный большой семьей (у него было восемь де­тей), Рохас жил в нищете, как и подавляющее большинство крестьян этой зоны. В 1963 г. за «незаконный» убой быка местного помещика (чтобы накормить детей) он просидел 6 месяцев в тюрьме. Казалось, у него не имелось никаких оснований для любви к властям, и он действительно по­началу по поручению партизан покупал и доставлял им продукты, одежду и лекарства в городке Вальегранде. В июне 1967 г. его и еще несколько десятков крестьян аре­стовали. Специальная команда по борьбе с партизанами подвергла в Вальегранде арестованных допросу и пыткам. Особенно досталось Рохасу: его били палками, пытали элек­тричеством, но он, не вымолвив лишнего слова, на этот раз выстоял. Его освободили, но некоторое время спустя вновь арестовали и увезли в Санта-Крус, где его допрашивал опыт­ный агент ЦРУ Ирвинг Росс. Он не истязает Рохаса, а пред­лагает помочь захватить партизан и обещает за это 3 тыс. долл., переезд с семьей в Соединенные Штаты и участок земли там. Рохас не устоял и дал согласие сотрудничать с Россом. Теперь оставалось только ждать, когда партизаны выйдут на связь с предателем.
  Когда партизаны Хоакина зашли к Рохасу, тот встретил их точно долгожданных гостей: обещал достать продукты и подыскать подходящий брод через Рио-Гранде, на противо­положном берегу которой партизаны, по его словам, смогут найти надежное место для укрытия.
  Оставив Рохасу деньги и пообещав прийти на следую­щий день за продуктами, партизаны покинули его хижину. Не успели они скрыться, как Рохас послал своего 8-летнего сына известить солдат о появлении партизан.
  Получив сообщение, капитан Марио Варгас, находив­шийся в селении Ла-Лоха, приблизительно в 13 км от хижины Рохаса, немедленно выступил во главе отряда по на­правлению к Рио-Гранде.
  На рассвете 31 августа Варгас с отрядом достиг хижины Рохаса и велел ему, дождавшись партизан, отвести их к броду, в 1,5 км от хижины, где их будет подстерегать засада.
  Вечером того же дня Хоакин и его бойцы явились к Ро­хасу, который, вновь разыграв радушного хозяина, накор­мил их, снабдил продуктами и отвел на условленное место — так называемый брод Вадо-дель-Иесо на реке Икира (или Масикури, при ее впадении в Рио-Гранде). Партизаны стали переходить реку, не приняв никаких мер предосторожности. Первым вошел в воду Браулио, предпоследней шла Таня, последним Хоакин.
  Когда все уже были в воде с высоко поднятым над го­ловой оружием, шедший впереди боливийский индеец Серапио, увидев засаду, закричал: «Назад! Здесь солдаты!» 6. Варгас и его люди открыли по партизанам ураганный огонь. Браулио, раненный, начал отстреливаться, убил солдата, но и сам был убит. Шесть других бойцов, в том числе Хоакин, Таня, Мойсес Гевара, Серапио, нашли здесь смерть. Негро (перуанский врач Хосе Реституто Кабрера Флорес) сумел скрыться в зарослях. Несколько дней спустя его поймали солдаты и тоже убили. Был убит и еще один пленный, бо­ливиец Фредди Маймура (кличка—Эрнесто). В живых остался только Пако, получивший три пулевых ранения. Он рассказал все, что знал, и этим спас себе жизнь. Впослед­ствии его освободили.
  После бойни солдаты стали вылавливать из воды трупы и отвезли их в Вальегранде, где похоронили в общей мо­гиле за городом. Тело Тани нашли только неделю спустя в 3 км от места боя. Сюда на вертолете прибыл сам боли­вийский президент генерал Баррьентос. Труп Тани, привя­зав к вертолету, отправили в Вальегранде. Место ее захо­ронения по сей день не обнаружено 7.
  Онорато Рохас получил от Баррьентоса небольшую ферму около города Санта-Крус, куда он и перебрался с семьей. В 1969 г. он был убит выстрелом в голову неизвестным лицом. Капитан Варгас, произведенный в майоры, вскоре после столь драматических событий сошел с ума.
  Обстоятельства гибели отряда Хоакина были восстанов­лены лишь в 1971 г. корреспондентом «Пренса Латина» в Боливии, который встретился с Пако и проводником Варгаса Хосе Кордоной Толедо, а также получил возможность ознакомиться с дневником Браулио, попавшим в руки про­тивника.
  Корреспондент спросил Хосе Кордону Толедо, бедного крестьянина, отца пятерых детей, почему он помогал военным.
  — Я надеялся на благодарность, — ответил Кордона. —
  Хотя получил от генерала Баррьентоса только 200 песо. Он пригласил меня в Ла-Пас, обещал подарить ферму. Я по­ехал, пробыл в столице месяц, израсходовал 700 песо, но, так и не встретившись с президентом, ни с чем вернулся
  обратно.
  — Вы знали, за что сражаются партизаны?
  — Военные нам говорили, что партизаны хотят комму­низма, а при коммунизме, как нам объясняли военные, все становятся слугами государства, всех одевают в одинаковую одежду, семьи разрушаются. Нам говорили, что партизаны насилуют женщин, занимаются разбоем, убивают всех, кто не служит им, а главное, нас убеждали, что они прибыли превратить нас в рабов. А я люблю свободу8.. .
  На следующий день после гибели отряда Хоакина, 1 сен­тября вечером, к хижине Рохаса вышли Че и его бойцы. Хижина была пуста. Ничего подозрительного ни в лачуге, ни за ее пределами партизаны не обнаружили. Найдя в доме Рохаса еду, они приготовили нехитрый ужин, под­крепились и двинулись дальше. На следующий день Че и его бойцы встретили поблизости крестьян, но никто из них ни словом не обмолвился о гибели группы Хоакина и при­частности к этому Рохаса.
  Поймав «Голос Америки», Че услышал, что в районе Камири был разгромлен отряд в составе 10 человек во главе с кубинцем Хоакином. Однако это сообщение показалось Че недостойным доверия 9. Он не хотел верить, что вся группа Хоакина потеряна, и только в самом конце сентября, когда боливийские радиостанции сообщили подробности гибели группы, в том числе и о смерти Тани, он понял, что это правда, и все же выразил надежду, что «не все погибли и что где-то бродит небольшая группа партизан, оставшихся в живых и избегающих столкновения с армией. Возможно, что сообщение о гибели всех бойцов той группы лживо или по крайней мере преувеличено» 10.
  Судя по августовским записям в дневнике, Че чувство­вал себя прескверно: его одолевали астма и постоянное рас­стройство желудка. Но, поев горячей пищи в доме Рохаса он вновь почувствовал прилив сил и бодрости 11. В отличие от предыдущего месяца в сентябре он только три раза жа­луется в дневнике на состояние своего здоровья.
  В сентябре отряд Че продвигается по более населенной зоне, часто натыкаясь на крестьянские хижины и возделан­ные поля. Это, с одной стороны, дает партизанам возмож­ность пополнять запас продовольствия, утолять жажду, с дру­гой же — контакты с крестьянами становятся очень опас­ными. Последние не только не помогают партизанам, но и сотрудничают с армией. Че на этот счет не питает уже никаких иллюзий. В сентябрьском анализе он с присущей ему искренностью запишет, что «крестьянская масса ни в чем ... не помогает, крестьяне становятся предателями» 12.
  Но если Че в сентябре, как бы обретя второе дыхание, редко жалуется на состояние здоровья, то некоторые его сподвижники один за другим сдают. Девять месяцев нече­ловеческих усилий измотали многих физически и духовно. 12 сентября Че записывает, что Антонио ведет себя как помешанный... Отказался выполнить приказ Чапако. 16 сен­тября — крупная ссора между Аптонио и Чапако. Эустакио обвинил Ньято в том, что он объедает товарищей, Хулио заподозрил больного врача в симуляции. 18 сентября Бенигно не выполнил приказ. Че его обругал, Бенигно раз­рыдался.
  И все же Че записывает в месячном анализе: «Мораль­ный дух большинства оставшихся у меня людей довольно высок» 13.
  Чтобы дать возможность бойцам отдохнуть хоть немного и запастись пищей, Че вынужден идти на риск и заходить в селения. Крестьяне встречают партизан с недоверием и страхом. Многие отказываются продать им продовольствие. Бойцы пытаются вести политические беседы с населением, но тщетно. 22 сентября партизаны вошли в селение Альто-Секо. Здесь в 50 убогих хижинах ютились крестьяне — ин­дейцы кечуа. Повстанцы устроили в школе митинг. Перед молчаливыми крестьянами, настороженно, но внимательно слушавшими чужаков, выступил Инти, затем Че. Инти го­ворил о тяжелой доле индейцев, об эксплуататорах поме­щиках, о продажных чиновниках, о том, что партизаны бо­рются за лучшую долю крестьян. Че напомнил своим слу­шателям, в какой нищете они живут. «Увидите, — сказал он, — что после нашего посещения власти впервые вспом­нят и о вас. Они пообещают вам построить больницу или еще что-нибудь. Но это обещание будет вызвано единственно тем, что мы действуем в этих местах, но если оно будет выполнено, то вы почувствуете, хоть и не прямым образом, какую пользу принесло вам наше партизанское движение» 14.
  26 сентября отряд занял селение Игерас, покидая его, наткнулись на засаду. Короткий бой имел чуть ли не ката­строфический исход: Коко, Мигель и Хулио убиты, Бенигно и Паблито ранены, боливийцы Камба и Леон пропали15.
  Вся окрестная зона контролируется войсками; по всем дорогам наблюдается передвижение армейских частей. 28 сентября Че записывает в дневнике: «День кошмаров. Нам даже казалось, что это наш последний день» 16. Во­круг — солдаты. Любая стычка с ними грозит партизанам гибелью. Военные сводки, переданные по радио, сообщают, что Че окружен и в ближайшее время ожидается ликвида­ция его отряда.
  30 сентября Че отмечает в месячном анализе: «Месяц этот напоминает по своим чертам предыдущий, но сейчас армия явно показывает большую эффективность в своих действиях...
  Наиболее важная задача — уйти отсюда и искать более благоприятные зоны. Кроме того, надо наладить контакты, хоть весь наш аппарат в Ла-Пасе разрушен и там нам также нанесли тяжелые удары» 17.
  Первый день октября прошел спокойно. Утром парти­заны добрались до редкого лесочка, где разбилп лагерь» выставив у подходов к нему сторожевые посты. Партизаны по-прежнему оставались свидетелями активного передви­жения солдат. Только поздно ночью бойцы Че раздобыли воды и смогли поесть. На следующий день они спустились в соседнее ущелье, надеясь там заночевать, но заблудился Ньято. Решили вернуться и поискать его. В результате всю ночь бодрствовали, не разжигая огня и страдая от жажды.
  3 октября партизаны смогли приготовить пищу, после чего вновь пустились в путь. Радио сообщило, что Камба и Леон взяты в плен. Че записывает в дневнике: «Оба дали обильную информацию о Фернандо (последний псевдоним Че. —И. Г.), его болезни и всем остальном, не говоря уж о том, что они сказали такое, о чем официально не сообщается»18
  Следующие три дня партизаны продолжали двигаться из одного ущелья в другое, избегая встреч с крестьянами и военными патрулями, время от времени попадавшими в поле их зрения. 7 октября партизаны вошли в каньон Кебрада де Юро. Че пишет в этот день в дневнике:
  «Одиннадцать месяцев со Дня нашего появления в Ньян­кауасу исполнилось без всяких осложнений, почти идилли­чески. Все было тихо до полпервого, когда в ущелье, в ко­тором мы разбили лагерь, появилась старуха, пасшая своих коз. Нам пришлось задержать ее. Она ничего внятного о солдатах не сказала, отвечая на все наши вопросы, что ни о чем не знает, что она уже давно в этих местах не появлялась. Она смогла рассказать нам только про дороги. Из ее слов явствует, что мы находимся примерно в одной лиге 19 от Игераса и Хагуэя и в двух лигах от Пукары. В полшестого Инти, Анисето и Паблито отправились в хи­жину к старухе, у которой одна дочь психически больная, а другая почти карлица. Старухе дали 50 песо и сказали, чтобы она никому ни слова о нас не говорила. Но мы мало надеемся на то, что она сдержит свое обещание. В пять часов мы вышли в путь. Луна еле светила, и переход был очень утомительным. Мы оставили много следов, идя по каньону, в котором не было домов, но были посевы карто­феля. Их поливают водой из канав, отходящих от ручья рядом с которым мы располагались до этого. В два часа ночи мы решили отдохнуть, но потом сочли бессмысленным продолжать наш путь. При ночных переходах Чино (стра­давший сильной близорукостью. — И. Г.) превращается в настоящую обузу.
  Армия передала странное сообщение о том, что в Серрано расположились 250 солдат, преграждающих путь окру­женным 37 партизанам, и что мы находимся между реками Асеро и Оро...» 20
  На этой записи, которая была сделана между 2 и 4 ча­сами утра 8 октября, обрывается Боливийский дневник Че
  Гевары.
  Что произошло дальше, мы знаем со слов Инти Передо и Бенигно (Аларкон). Их версии несколько отличаются одна от другой. Вот как об этих событиях рассказывал Инти. В 4 часа утра 17 бойцов отряда Че после двухчасового отдыха вновь пустились в путь. Вдруг в авангарде заметили какой-то свет. Похоже было, что кто-то ходит, освещая себе дорогу электрическим фонарем. Стали наблюдать, но свет исчез. Решили, что им показалось, и возобновили марш. Впоследствии оказалось, что это ходил местный крестьянин, привлеченный, по-видимому, голосами партизан. Он их за­метил и немедленно донес солдатам в надежде получить крупную денежную награду, обещанную за информацию об отряде Че. Еще до него солдатам сообщила о движении партизан крестьянка, которую они встретили накануне.
  С рассветом партизаны увидели, что каньон покрыт лишь низким кустарником, а его склоны — редкими деревьями.
  Че понял, в каком опасном положении оказался отряд, и поспешил послать нескольких бойцов вперед по каньону, а также на холмы справа и слева разведать обстановку. Вскоре с правого фланга сообщили, что каньон окружен войсками. Че не знал, известно ли о присутствии здесь пар­тизан войскам, или они пока что действуют вслепую. По­этому он приказал своим бойцам замаскироваться и никоим образом не выдавать себя, надеясь, что с наступлением тем­ноты отряду удастся прорвать окружение.
  Где-то в полдень солдаты открыли по партизанам ура­ганный огонь из винтовок, пулеметов и гранатометов. Стрельба продолжалась до сумерек. Что происходило внизу в каньоне, сверху не было видно. Около семи часов вечера, когда утихла стрельба, бойцы, находившиеся на флангах, выждав немного, спустились в каньон в надежде встретить там Че. Но ни Че, ни других товарищей они не обнару­жили. Решив, что Че отступил в условное место встречи, они направились туда. На дороге Инти обнаружил измятую алюминиевую тарелку, которой обычно пользовался Че, и разбросанную еду, в частности рассыпанную муку, что осо­бенно заставило его насторожиться, так как Че ни при ка­ких обстоятельствах не разрешал бросать пищу. Среди сле­дов, которые вели к условленному месту встречи, бойцы легко различили следы Че, который в отличие от своих товарищей носил сшитые из сыромятной кожи мокасины. Поэтому они все еще рассчитывали на встречу с ним. Но в условленном месте ни Че, ни его спутников не оказалось. Инти и находившиеся с ним бойцы обеспокоились. Они продолжали идти по следам Че, которые привели их в Ла-Игеру. Они устроили короткий привал в кустах, неподалеку от сельской школы, не подозревая, что в это самое время в одной из комнат школы в руках неприятеля находился раненый Че.
  Более подробно описал последнее сражение Че Бенигно, один из немногих уцелевших бойцов интернационального отряда, действовавшего в Боливии:
  «... в 6 часов утра мы подошли к месту, где сходились три ущелья. Это на северо-востоке Боливии. Тогда мы не знали, как они называются. Да и сегодня известно название только одного ив них. Оно навсегда вошло в историю чело­вечества, потому что здесь дал свой последний бой Эрнесто Гевара де ла Серна, скромный человек, чье имя стояло на бумажных деньгах Кубы... человек, ставший легендарным олицетворением отваги, мужества, революционной стойко­сти. Это имя знали даже неграмотные крестьяне горных районов Кубы, где он прошел революционной поступью» с призывами к освободительной войне и возгласами по­беды. ..
  Итак, мы двигались по ущелью. Я — впереди отряда,. в головном охранении. За мной — Паблито. Раздалась команда остановиться, и я увидел, что Че подходит к нам
  — Как ты чувствуешь себя, Бени? — спросил он меня
  — Нормально, хорошо себя чувствую.
  — Хорошо или не очень?
  — Нет, хорошо, хорошо.
  Почему он спросил меня об этом?
  Дело в том, что как-то раз, когда раздалась команда остановиться, я от неожиданности как стоял, так п сел — прямо в лужу с ледяной водой, доходившей мне выше ко­лен. Поэтому-то Че, правда несколько иронично, и спра­вился о моем здоровье. С чего это вдруг человеку садиться в лужу? Но Че знал (это записано в «Дневнике»), что после ранения, полученного в бою 26 числа, я потерял много крови. Лекарств не было. Мне в рану вылили содержимое единственной ампулы пенициллина — вот и все лечение. Это помогло ненадолго, и если бы не креолин... Когда нужно было преодолевать препятствия на этой адской земле, пер­выми шли на самых трудных участках Инти и Урбано. Они бросали веревку, меня привязывали и тянули вверх, потому что правая рука у меня бездействовала, а в левой я держал винтовку и транзистор Коко — оставшаяся о нем память.
  Че смотрит на меня: кажется, я не так уж плохо вы­гляжу, несмотря на рану, — и говорит:
  — Ты можешь идти в разведку?
  — Конечно, могу, Фернандо, — отвечаю я.
  — Послушай, Бени, — говорит Че, — ты должен прове­сти разведку по всему фронту и постараться определить рас­положение противника. Нам надо знать самое слабое место в их рядах и постараться ночью вырваться из окружения. Мы должны прорваться любой ценой, сделать это надо ночью, но сначала необходимо хорошенько изучить распо­ложение их войск и определить наименее укрепленный уча­сток, на котором мы и будем действовать. Понимаешь?
  — Понимаю, Фернандо.
  — Обстановка становится все более критической, и мы должны уйти отсюда во что бы то ни стало. С тобой пойдет Пачо.
  — Хорошо.
  Это не все. Может быть, стоит послать еще кого-нибудь?
  — Да, было бы неплохо.
  — Кому, по-твоему, можно поручить обследовать этот район?
  — Паблито и Урбано.
  — Хорошо, но им нужны напарники. С Урбано пойдет Ньято, а с Паблито...
  — А, черт! — восклицаю я. — У Паблито же сломана нога...
  — Действительно, — говорит Фернандо. — Тогда вместо Паблито пойдет Анисето и с ним Дарио.
  За прошедшие месяцы Че хорошо изучил людей, кото­рых не знал раньше.
  Поэтому он назвал Анисето, проявившего себя хорошим разведчиком. Дарио из-за своих ребяческих выходок, с ко­торыми нам еще предстоит столкнуться, не вызывал полного доверия, но это был тот случай, когда могла приго­диться его недюжинная физическая сила — ведь разведчик
  должен быть физически выносливым, ловким, должен об­ладать быстрой реакцией.
  Че послал за выделенными товарищами. Мы собрались, и он объяснил нашу задачу. В разведку ушли тремя па­рами. Мы с Пачо отправились в правое ущелье, Анисето и Дарио — в среднее, а Урбано и Ньято — в левое.
  Че вернулся к оставшейся группе. Их было десять, он — одиннадцатый. На перекрестке трех ущелий он решил сде­лать привал. Мы с Пачо прошли метров пятьсот, как вдруг вдали, на верху склона, увидели очертания человеческой фигуры. Было еще очень рано. Поэтому сначала, увидев, что какой-то человек встал и пошел к вершине горы, мы решили, что это крестьянин, направляющийся в Пукара,
  ближайшую деревню. Мало-помалу вся гора заполнилась
  людьми. Мы плохо различали их в утренних сумерках, но и так было ясно, что все они не могут быть крестьянами, идущими в Пукара.
  Солнце начало всходить. Солдаты, сидевшие в засаде, замерзли, поэтому теперь искали освещенные солнцем участки, чтобы погреться в его первых лучах.
  Это была целая колонна солдат. Они расположились полукругом на вершине склона. Удачно расположились, ничего не скажешь. Видно, их командиры знают, что де­лают.
  Так, спрятавшись в кустарнике среди камней, мы с Пачо просидели около часа, наблюдая за противником и стараясь найти хоть малейшую брешь в их расположении, но на­прасно. Здесь прорваться невозможно.
  Из нашего укрытия были хорошо видны два других ущелья, куда ушли Урбано, Ньято, Анисето и Дарио. Мы внимательно осмотрели их, чтобы доложить Че.
  Мы вернулись приблизительно через час с сообщением, что, во-первых, вся местность оцеплена солдатами; во-вто­рых, ущелье, которое мы обследовали, резко углубляется, спуски сложные, склоны крутые, в конце ущелья — высох­ший водопад. Наверху находится ранчо, но людей не видно, солдат тоже. Центральное и левое ущелья тесно сходятся. Вся вершина занята правительственными войсками.
  Че немедленно посылает связных к двум разведгруппам с приказом вернуться. Через некоторое время мы снова собираемся вместе, все семнадцать. Че предлагает спря­таться где-нибудь и спокойно дождаться ночи, когда можно будет попытаться прорвать окружение.
  Оставаться дольше в этом месте означало, что рано или поздно враг обнаружит нас.
  Другого выхода нет, поэтому ночью надо выходить из окружения. Это приказ Че.
  Днем решаем отсидеться в самом глубоком ущелье Юро, которое обследовали мы с Пачо.
  На месте слияния ущелий Че организовал засаду из че­тырех человек: Антонио, Пачо, Артуро и Вилли. Мы рас­положились в ущелье Юро метрах в 50 от них. В 8 часов утра Че приказывает мне подняться по правому склону, спрятаться там и в течение дня вести наблюдение за пере­мещениями противника. На этом склоне росло единственное на всю местность дерево, правда засохшее, но с пышной кроной. Лучшего места для наблюдательного пункта не придумаешь. Со мной идут Инти и Дарио.
  Это дерево росло почти на верху склона, метрах в 15— 20 от того места, где расположился Че с основными силами. Какое из кубинских деревьев оно напоминает? Пожалуй, хагуэй... да, именно хагуэй. Его ствол был ненамного шире человека, поэтому для того, чтобы спрятаться всем троим, мы делали так: пока один вел наблюдение, двое других си­дели, прислонившись к дереву, скрючившись, буквально между ног наблюдающего.
  Несколько дней мы почти не спали, поэтому дежурили по очереди, чтобы хоть немного вздремнуть. Мы — это Инти и я, потому что нельзя было доверить наблюдение такому безответственному парню, как Дарио. Если бы ему вдруг захотелось покурить, то ему ничего не стоило бы пойти стрельнуть сигарет у солдат и, как будто это так и надо, заодно сообщить им, что хочет преподнести сюрприз своим ребятам и угостить их, когда проснутся, сигаретами. От Дарио можно было ждать любой глупости!
  Но так как он всегда шел — или хотел идти — в строю рядом со мной, Че и послал его вместе со мной на задание. Поэтому мы с Инти не доверяли ему наблюдение.
  Я дежурил на наблюдательном пункте, как вдруг заме­тил странное перемещение в лагере противника. До этого солдаты были заняты оборудованием лагеря. Теперь же они осторожно двигались по направлению к нам.
  Я тотчас же в полный голос сообщил об этом Че. Сол­даты были еще на таком расстоянии, что не могли слы­шать нас, а Че, как я говорил, находился метрах в 15 от нас. Он спросил, в каком направлении они перемеща­ются, и я ответил, что они со всех сторон двигаются к нам.
  Это сообщение не встревожило Че. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Мы знали, что он умеет сохранять спокойствие даже в самые критические моменты.
  Я прочитал в глазах Че немой вопрос и высказал пред­положение, что противник, должно быть, заметил Анисето и Дарио, когда они ходили в разведку.
  Я видел, как они чуть не столкнулись с солдатами. Позднее мы узнали, что нас видел и выдал войскам сын алькальда деревни Ла-Игера (помните, запись в «Дневнике» Че о том, что мы здорово наследили в ущелье, где были крестьянские посадки картофеля?). Че приказал внима­тельно следить за продвижением противника. Когда солдаты приблизились на расстояние 300 метров, я снова сообщил:
  «Они подходят, Фернандо». Он знаком показал, чтобы я продолжал наблюдать. Я неподвижно следил за тем, как противник заходит справа, окружая нас. Около 11, стараясь говорить как можно тише, я передал Че, что солдаты уже находятся метрах в 100 и теперь могут меня услышать.
  Я не мог пойти к Че сам или послать с донесением кого-то из товарищей: стоило выйти из-за дерева, как мы оказывались на виду у противника.
  Никогда не забуду, как росло наше напряжение. Наше состояние легко было понять. Мы видели, как цепи солдат с убийственной медлительностью, естественной для людей, прекрасно осведомленных о нашем расположении и пони­мающих, что столкновение неизбежно, приближаются к нам. А мы занимаем позицию, во всех отношениях невыгодную для ведения боя.
  Соотношение сил просто чудовищное: приблизительно 3 тыс. солдат против 17 человек, из которых Помбо, Пачо и я ранены; у Паблито сломана нога; Чино, Эустакио и еще двое боливийцев, врач и сам Че больны. Все, ну решительно все против нас. Мы уже едва осмеливаемся дышать.
  Я смотрю на Че и вижу, что, несмотря ни на что, он совершенно спокоен. Он отдает мне приказ — последний приказ, и вижу я его тоже в последний раз. На его лице не заметно ни тени волнения. Он говорит обычным голосом, с расстановкой, необычайно спокойно. По крайней мере мне так показалось тогда, в те незабываемые минуты. Он ска­зал, что все в порядке, что я должен любой ценой удер­жаться на своей позиции и первым не стрелять, отвечать только на огонь противника. Но и в этом случае следует учитывать, стреляют ли они вслепую, прочесывая местность, или действительно обнаружили нас. Если стреляют вслепую, то не отвечать, чтобы не обнаружить себя.
  Че приказал во что бы то ни стало удержать занимаемую нами позицию, так как отходить удобнее по правому ущелью, используя преимущества его рельефа.
  Я знал, что Че спокоен: опытный партизан никогда не думает о смерти. Думать о смерти — значит думать о по­ражении, а партизан не имеет права думать о пораже­нии.
  Ни в Сьерре, ни в Лас-Вильясе, ни в одном бою мне ни разу не приходила в голову мысль о том, что меня убьют. Наоборот, я всегда знал, что убивать буду я. Буду стрелять и уничтожать врага.
  В те минуты я думал о том, что рядом с Че я был всего лишь учеником. И не только я, все мы считали себя его учениками. Сам главнокомандующий Фидель назвал Че не­превзойденным мастером ведения партизанской войны.
  И вот теперь Че, спокойный, как никогда, отдает мне последние приказы и прикидывает, где лучше всего про­рвать окружение, да так, чтобы нанести противнику ощу­тимые потери (в своем «Дневнике» Че отметил, что, кроме боя 26 сентября, мы всегда наносили противнику большие потери) и отойти на более выгодные боевые позиции. Еще никогда мы не были в столь безвыходном положении. При­нято считать, что бой начался в час дня. Мы с Инти, следя за временем перемещения противника, то и дело посматри­вали на часы. Последний раз я взглянул на них, когда стрелки показывали 11.30 утра. Именно в этот момент я услышал, как солдаты закричали: «Они в этом ущелье!»
  Мы спрятались за дерево: я стоял впереди, Инти присло­нился к дереву, а Дарио устроился между ног, моих и Инти. Мы приготовились к бою. Земля вдруг задрожала, как будто тысячи разъяренных диких зверей сорвались с места и не­сутся на нас. Солдаты открыли плотный огонь по тому ме­сту, где находился Че с товарищами.
  Рвущиеся гранаты, оглушительный треск пулеметов, не­смолкаемый грохот ружейных залпов и минометных выстре­лов — вся эта лавина смерти обрушилась на то место, где мы оставили Че, метрах в 25—30 от нас. Вдруг какой-то солдат крикнул: «Одного убили!» Я обернулся и увидел, что это Анисето.
  Я приставляю карабин М-2 к левому плечу (вы помните, что правое—раненое, но я хорошо стреляю с обеих рук) и беру на прицел капитана, командующего силами против­ника. Надо выполнять приказ Че, раз они обнаружили от­ряд. И убили Анисето...
  Стреляю и убиваю капитана. Он падает перед своими солдатами, что вызывает их откровенное удивление, так как со дна ущелья, по которому они стреляли, трудно вести прицельный огонь.
  Я и дальше придерживаюсь этой тактики: замечаю, кто принимает командование вместо капитана, убиваю его, и это вносит замешательство — потеряв командира, солдаты начинают стрелять беспорядочно.
  Выстрел за выстрелом я расстрелял все 30 патронов магазина и 3, которые нашел в карманах. У Дарио и Инти были тяжелые винтовки „гаранд". Стрелять из них с ране­ным плечом, да еще из такого невыгодного положения я не мог. Кроме того, патроны „гаранда" не подходили к моему карабину.
  Я старался стрелять одновременно с солдатами. Звук моего выстрела совпадал со звуками их залпов, поэтому нас не могли обнаружить, что давало нам некоторое преимуще­ство. Я стрелял но солдатам, спускавшимся по противопо­ложной стороне ущелья, метров с 30, т. е. они были в пре­делах досягаемости моих выстрелов.
  Это было невероятно. Солдат за солдатом падал после моего очередного выстрела, а противник никак не мог со­образить, что стреляют с противоположного склона, а пе­со дна ущелья.
  Что же они предприняли? Стараясь занять позиции для защиты от огня снизу, они подставили под прицел моего карабина свои тылы и тем самым облегчили мою задачу.
  Убитые солдаты скатывались со склона на дно ущелья. Как всегда, я стрелял по корпусу, чтобы уж наверняка. Но два или три раза мне пришлось выстрелить вторично, по­тому что сначала я только ранил солдата, а раненый человек, как и зверь, становится еще более опасным. Он изо всех сил борется со смертью. Это хорошо знают охотники на тигров и других диких зверей. Поэтому надо стрелять наверняка с первого раза. Но из карабина М-2 с его ма­ленькими пулями трудно сразу попасть. Из „гаранда" легче вести прицельный огонь, но держать винтовку одной рукой невозможно.
  Бой в ущелье Юро запомнился мне как самый кровопро­литный из всех партизанских боев, в которых мне приходи­лось участвовать как на Кубе, так и в других местах. Не­равенство сил было громадным: против нас бросили пять батальонов солдат, отряды рейнджеров, которые стойко дер­жались и продолжали драться даже раненые.
  Впоследствии станет известно, как наши товарищи, на­веки обессмертившие себя, во главе со своим героическим командиром дрались со свойственным им мужеством. Герои Сьерры и освободительной войны на Кубе, закаленные в де­сятках боев, плечом к плечу с другими бойцами, на протя­жении 11 месяцев демонстрировавшими свою выдержку, сражались так, как это умеют делать только люди, борю­щиеся за правое дело.
  Так и должен был сражаться интернациональный отряд, сформированный и руководимый Че.
  Условия местности мешали нам больше, чем численное превосходство противника, не говоря уже о перенесенных лишениях, голоде, жажде, постоянном недосыпании, отсут­ствии белковой пищи, одежды, медикаментов для больных я раненых. В тот момент только 9 из 17 были по-настоя­щему боеспособны.
  Как не хватало нам в тот момент группы Хоакина, та­ких бойцов, как майор Ппнарес, Исленьо, Мануэль Эрнандес Осорио, сам Хоакин, майор Вило Акунья! Все они были участниками десятков боев в Сьерра-Маэстре. Пинарес и Мануэль воевали в составе партизанских колонн вторже­ния № 2 и № 8, которые под командованием Камило и Че выполняли грандиозную по своим масштабам военную за­дачу, пройдя с боями всю страну с востока на запад. Каж­дый из них стоил сотни рейнджеров. Но рейнджеры, как я уже говорил, тоже умели воевать.
  Одного за другим я выводил из строя солдат противника, но тут наш приятель Дарио выкинул очередной номер... Чувствую какое-то движение и, как это ни странно, слышу храп. Это Дарио выпал из-за дерева и на виду у противника храпит! Храпит в адской перестрелке! Кто поверит в это? Думаю, что за всю историю войн это был первый и последний случай, когда солдат в самый разгар жестокого боя за­снул и, как ни в чем не бывало, мирно похрапывал.
  Вот они, выходки Дарио, но, чтобы понять их, надо знать самого Дарио.
  — Черт возьми, Дарио! — крикнул я ему. — Да проснись же ты, болван, тебя убьют!
  В этот момент я сделал неосторожное движение и обна­ружил себя. Меня заметил солдат и дал автоматную очередь. Пуля попала в один из магазинов — уже пустой, висевших у меня на поясе, и вошла в пах, но неглубоко. Это была пуля, выпущенная из карабина М-2. Так, с двумя пулями — этой и другой, полученной при ранении 26 сентября и за­стрявшей в шейной области, я прошагал тысячи километров по земле Боливии, и извлекли их только здесь, на Кубе. Все это время мы были неразлучными спутниками.
  Не знаю, что подумал солдат, стрелявший в меня; воз­можно, он стрелял наугад, но, так как Дарио тотчас проснулся и мы опять спрятались за дерево, противник, вероятно, по-прежнему был уверен, что стреляли со дна ущелья. Этот тип, очевидно, ничего не сказал своим, и больше в меня не стреляли.
  Зато стрелял я, причем метко. К пяти часам вечера я из­расходовал 22 патрона и вывел из строя 14 солдат, 8 уби­тыми (как мы узнали позднее) и 6 тяжело раненными, не­которые из них потом умерли.
  В это время офицер, командовавший солдатами (они обращались к нему «мой лейтенант, мой лейтенант»), без­успешно пытался связаться с вышестоящим начальством, а именно с полковником Сентено Анайей. Лейтенант так кричал в аппарат, что мы услышали имя полковника.
  Он просил разрешения оставить занимаемую позицию, так как, по его словам, кругом партизаны и он несет боль­шие потери. Где-то между 17.30 и 18.00 лейтенант получил наконец приказ отступать и так поспешно убрался, что даже не удосужился вынести со дна ущелья убитых и ра­ненных мною солдат, бросив их умирать.
  Когда мы увидели, что противник отступает, нас захле­стнула безудержная радость. Я гордился тем, что выполнил приказ, и в тот момент чувствовал себя самым удачливым человеком на земле. Мне удалось, думал я, обратить против­ника в бегство. Теперь Че и другие товарищи смогут вы­браться из ущелья. Я даже надеялся, что Анисето жив, ра­нен, но жив. Я и представить не мог ту грустную картину, которая через некоторое время открылась перед нашими глазами.
  «Черт возьми, все мои хитрости, все, чему учил меня Че, не пропало даром—мы их победили!»—думал я, перепол­ненный гордостью.
  Да, со мной был Инти, опытный партизан, но с занятой нами перед началом боя позиции только я, поскольку был выше Инти, мог стрелять почти без промаха. Не скрою, в тот момент я чувствовал себя самым сильным человеком.
  Мы прорвали кольцо окружения, как того хотел Че.
  «Идемте, идемте к Че»,—сказал я Инти и Дарио. И втроем мы стали быстро спускаться, чтобы сообщить эту новость. Мы представляли, как все обрадуются...
  Но вместо радости встречи нам пришлось пережить са­мое жестокое потрясение.
  На дне ущелья лежали изуродованные до неузнаваемости тела наших дорогих товарищей Антонио, Пачо, Артуро и Анисето. Ни Че, ни других товарищей не было. Что с ними случилось? Мы стояли с опущенными головами, глядя на печальную картину, раздавленные собственным бессилием. Все было напрасно. Теперь я все видел и ощущал иначе. Я чувствовал себя самым одиноким и несчастным человеком в мире. Более одиноким, чем окружавшие нас камни. Более несчастным, чем Антонио, капитан Оло Пантоха, мой друг с первых дней борьбы в Сьерра-Маэстре, впоследствии боец колонны вторжения № 8, которой командовал Че. Он по крайней мере погиб в бою, а я остался жив, и теперь сердце мое обливалось кровью. Я чувствовал себя как загнанная лошадь, которая вот-вот упадет.
  Я никак не мог прийти в себя, подавить боль и расте­рянность, вызванные гибелью четырех товарищей и исчез­новением остальных. Вдруг слышу, кто-то стонет. Бегу туда, откуда доносится стон. Может быть, это наши и их еще можно спасти...
  И что же вижу? Это раненные мною солдаты. Они ле­жали в нескольких метрах от наших товарищей. Первое, что мне приходит в голову, — отомстить. Отомстить за друзей. Перестрелять их... Но я не смог. Этого не понять тем, кто воюет не за свой народ, а за деньги или просто из желания убивать. Я не смог, я пожалел их.
  Некоторые были так же молоды, как Артуро и Паблито, кубинец и боливиец, самые молодые в нашей Освободитель­ной армии. Как все умирающие на войне, раненые просили пить. Они уже и так пострадали от меня: одни — убиты, другие — раненые. И я дал им напиться из фляги.
  А что сделали их офицеры, их товарищи?
  Бросили умирать, не оказав медицинской помощи, хотя у них были хорошие врачи, инструменты, необходимые ме­дикаменты. При виде одного умиравшего, совсем молодого солдата, я, позабыв о погибших товарищах, был искренне возмущен офицерским сбродом, командовавшим этими ре­бятами. Могли же вывезти раненых на вертолетах... Теперь они умирают здесь, брошенные. А их офицеры бежали, как крысы, в казармы, подальше от опасности.
  Еще никогда я так не презирал американский импе­риализм и их так называемых советников, обучающих ис­кусству убивать солдат и офицеров марионеточных прави­тельств по всему миру. Им дела нет до своих убитых и раненых.
  И тут я вспомнил, как под градом пуль я нес раненого Коко. Одна пуля пробила его рюкзак, прошла навылет грудь с правой стороны (эта рана оказалась для Коко смертель­ной) и застряла у меня в спине. Моя одежда пропиталась кровью, нашей кровью — его и моей. А когда-то мы вместе мечтали о свободной Америке, независимой хозяйке своей судьбы.
  Здесь, на поле боя, мы еще раз доказали, что воюем не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы люди могли жить. Все люди. Если бы мы хоть что-нибудь понимали в меди­цине, мы бы оказали им первую помощь, постарались бы спасти... Вот в чем отличие революционного солдата от солдата-наемника. Так нас застали Помбо, Урбано и Ньято. Они появились из другого ущелья, куда их посылал Фер­нандо. Я сразу спросил их, что с Че.
  — Не знаем, — ответили они, — думали, что он здесь, с вами... От отчаяния я потерял всякое самообладание. Рассвирепев, я кричал на них. Как это они не знают, где Че и другие? Раз уж они оставались с Че, то должны знать, где он, где остальная группа. Правда, я быстро спохватился, понял по их грустным лицам, что наговорил лишнего. Я был не прав. Они не могли знать, где наши товарищи, потому что, выполняя приказ, защищали другую позицию.
  Мы вспомнили, что на случай, если рассеемся во время боя, Че дал нам два места встречи. Вшестером мы отпра­вились к первому. Мы добрались туда только в десятом часу вечера. Было условлено, что первый, кто придет, должен ждать до девяти. Если больше никто не появится к этому времени — двигаться дальше, ко второму месту встречи.
  Обессилевшие и измученные неизвестностью, мы отпра­вились туда. Мы совершили большую ошибку, не захватив с собой спичек и зажигалки, чтобы можно было легче найти следы. Наконец мы их нашли, характерные следы, остав­ляемые абарками, обувью из сыромятной кожи. Именно та­кие, из шкуры козленка, сделал Ньято для Че, когда у того развалились ботинки.
  У нас снова появилась надежда, мы несколько приобод­рились. Значит, Че где-то здесь, рядом. Он прождал до де­вяти и пошел дальше, как было условлено, к апельсиновой плантации, расположенной на берегах реки Санта-Элена. По пути нам попался вещевой мешок Че, разорванный, а вещи валялись рядом, разбросанные. Сначала мы решили, что Че, сам раненый, нес на себе кого-то, поэтому бросил рюкзак, чтобы тот, кто пойдет следом, подобрал его.
  Но нас взяло сомнение — почему разбросаны вещи? Если бы мешок оставил сам Че, он был бы цел, а вещи не валялись бы. Напрашивалось другое предположение: должно быть, солдаты, прошедшие раньше нас, перетрясли мешок». ища, чем бы поживиться пли какие-нибудь секретные доку­менты, представлявшие интерес для высшего командования.
  Однако предчувствие, в котором мы не хотели признаться друг другу, настойчиво подсказывало, что произошло нечто ужасное, жестокое, чудовищно непоправимое для всех нас. Зная, что Че с товарищами прорывался из окружения в районе ущелья Юро, я предложил свернуть направо. Здесь мы могли пробраться через позиции противника, не подвер­гая себя большой опасности. Предложение было принято.
  Второе место встречи... называлось Наранхаль. Там действительно была апельсиновая плантация, поэтому оно так и называлось. Мне очень хотелось добраться туда. Я мысленно представил, как Че переправляется через Рио-Гранде. Кто знает, может быть, он ранен или несет ране­ного и нуждается в нашей помощи. А может быть, у него опять приступ астмы. В последнее время она сильно мучила его, а лекарств уже не было.
  Мы идем молча. Думаю, что моих товарищей терзает тот же вопрос, что и меня. Идти очень трудно. Местность такая пересеченная, что за оставшуюся часть ночи мы про­ходим километра четыре. С началом нового дня мы подошли к какой-то деревне. Партизан в сельве становится похожим на зверя, он приспосабливается к образу жизни лесных оби­тателей, ведет себя, как они. В ту ночь я походил на ране­ную пуму или тигра, старающихся затаиться, раствориться в темноте, чтобы выжить. 9 октября.
  На рассвете мы подошли к деревне Ла-Игера. До нее метров 400. Мы быстро спрятались в зарослях кустарника, как прячутся в свои норы звери. Но наше убежище было не очень надежным.
  Мы стали наблюдать за тем, что происходило в деревне. Здесь было много военных, а это означало, что в деревне размещается штаб противника. Это предположение подтвер­дилось, когда над нами пролетели вертолеты и сели в Ла-Игере.
  Мы считали, что Че уже в Наранхале, ждет нас... Нам и в голову не могло прийти, что он арестован и теперь находится в этой самой деревне. Если бы мы знали, мы бы попытались освободить его или умерли бы вместе с ним. Но мы допустить этого не могли.
  Из нашего укрытия мы видели, как солдаты вытащили несколько трупов. Мы решили, что это тела наших геройски погибших товарищей — Антонио, Анисето, Артуро и Пачо — и восьмерых убитых мною солдат, которых они бросили умирать, не оказав медицинской помощи. Значит, думал я про себя, они все-таки вернулись за своими убитыми.
  Как мы ни хотели поскорей добраться до Наранхаля, было бы безумием пускаться в путь среди бела дня, когда г нас могли обнаружить и с вертолетов, и из Ла-Игеры. Так что весь день 9 октября мы были вынуждены просидеть в укрытии, спрятавшись в траве.
  У меня был небольшой транзистор Коко, которые он подарил мне перед смертью. Около 10 утра я предложил послушать и узнать последние новости. Я включил тран­зистор на минимальную громкость, и мы все склонились над ним. Поймали какую-то радиостанцию. Передавали при­меты Че: имя, особенности телосложения, обут в абарки, цвет носков, описание часов, его и Тумы. И тут мы все по­няли. .. Все радиостанции — „Радио Альтиплано", „Радио Санта-Крус", „Радио Бальмаседа" — передавали одну и ту же страшную новость о том, что партизанский командир Рамон, легендарный майор Эрнесто Че Гевара, погиб в бою в ущелье Юро.
  В эту минуту я представил Че выходящим из-под огня в ущелье Юро; я видел его в момент приступа астмы, вечно мучившей его, но, будучи человеком железной воли, он по­беждал свой недуг, преодолевая трудности. Я представлял его именно таким. С расстояния 300—400 метров я смотрел на солдат, но ясно видел только Че.
  Вот он идет, избегая случайных встреч с крестьянами, которые могут выдать его противнику, указать, что он на­правляется к Санта-Элене, второму месту сбора. Че идет, выбирая безопасные места, и вдруг рядом с ним я вижу себя: правая рука на перевязи, в левой несу карабин, его карабин, которым он пользовался на протяжении всей боливийской кампании и который он дал мне, когда я был ранен потому что карабин был легкий и я мог стрелять из него с одной руки. Я ни на шаг не отхожу от Че, нет, теперь уж ни на шаг, думаю я с решимостью. Куда он — туда и я, не­смотря ни на что. Кругом полно солдат, поэтому идти вдвоем безопаснее.
  Вот уже несколько дней у нас крошки во рту не было, и нас мучает голод. Страшно хочется спать, пить, физиче­ски мы истощены донельзя. Ноги разбиты в кровь, ведь мы столько прошли по сельве, преодолели столько спусков и подъемов, продираясь сквозь колючие заросли и рискуя жизнью, перебрались через столько скал. И как болит рана!
  А радио продолжает передавать: „... командир партизан был одет в куртку такого-то цвета, носил две пары часов... две пары...". И я вспомнил Туму, лейтенанта Карлоса Коэльо, и то, кем он был для Че. Все эти годы он был ря­дом с ним, преданный, самоотверженный... Поэтому Че не захотел расстаться с вещами, которые Тума оставил ему. Перед смертью он уже не мог говорить, но Че понял его. Он носил его часы и при первой возможности хотел пе­реслать сыну Коэльо, родившемуся, когда тот был уже в Бо­ливии. ..
  Но, может быть, это ловушка, говорю я себе. Может быть, это дезертиры, Камба и Леон, бежавшие 26 августа, рассказали, во что одет Че, что, оставшись без ботинок, но­сил абарки, имел две пары носков и две пары часов... Но все подробности описания, передаваемые радиостанциями, настолько соответствуют действительности... я чувствовал это всем своим нутром, а когда поднял глаза, увидел, что все плачут. Почему? Потому что всем ясно, что убили Ра­мона, Фернандо, нашего героического командира, что Че погиб в ущелье Юро.
  Я хотел убедить себя, что Че жив, но слезы на лицах моих товарищей не оставили мне никакой надежды — его убили. Все разлетелось на куски, как после мощного взрыва.
  Мы уже не чувствовали ни усталости, ни голода, ни жажды, не хотелось спать, ничего не хотелось» 21.
  На следующий день, 10 октября, все радиостанции стали передавать подробные сообщения о взятии в плен и гибели Че. Последние сомнения рассеялись, Бенигно и его това­рищи были вынуждены признать, что Че действительно уже больше нет в живых. По радио они узнали, что войска про­должают преследовать оставшихся в живых десять парти­зан. Из этого они заключили, что, кроме них, сохранилась еще одна группа бойцов, а вместе с Че погибли или попали в плен шесть человек.
  12 октября Бенигно и его спутники услышали по радио, что в стычке с войсками у истоков реки Миске погибли кубинский врач Моро (Октавио де ла Консепсьон Педраха),
  боливиец Паблито (Франсиско Уанка Флорес), перуанец Эустакио (Лусио Гальван Идальго — радиотехник) и боли­виец Чапако (Хайме Арана Комперо). Теперь в живых осталась только группа Бенигно.
  Маленький отряд, командиром которого стал Помбо, прорвался сквозь два кольца окружения и 13 ноября вышел в район шоссе Кочабамба—Санта-Крус. Здесь произошла очередная стычка с преследовавшими его по пятам войсками, в которой погиб общий любимец Ньято — 30-летний боливийский коммунист Хулио Луис Мендес. Но теперь партизаны действовали в зоне, где у них имелись друзья. И хотя правительство Боливии обещало награду в 10 млн.
  боливийских песо (около 430 тыс. американских долл.) за поимку партизан, никто из крестьян их не выдал. Весть о героическом партизане Че, отдавшем свою жизнь за на­родное дело, дошла уже до всех уголков Боливии, и теперь многие крестьяне считали своим святым долгом оказывать помощь оставшимся в живых бойцам.
  Весть о том, что Инти и его товарищи находятся в районе шоссе Кочабамба—Санта-Крус, дошла до их единомышлен­ников в этих городах, и те решили сделать все возможное, чтобы спасти преследуемых. По шоссе стали курсировать автомашины с друзьями, искавшими контакта с партиза­нами. На одну такую машину наткнулся Инти. Это было спасение. Вскоре вся пятерка перебралась в Кочабамбу и укрылась у надежных товарищей. В феврале 1968 г. ку­бинцы Помбо, Бенигно и Урбано достигли западной гра­ницы Боливии и перешли в Чили. В Чили их арестовали, но вскоре выслали на о-в Пасхи, откуда самолетом они вылетели по тихоокеанскому маршруту в Париж. Прошло
  еще несколько дней, и они вернулись в родную Гавану.
  Инти и Дарио остались в Боливии и решили продолжать вооруженную борьбу. 9 марта 1969 г. в Ла-Пасе полиция напала на дом, в котором скрывался Инти. В завязавшейся перестрелке этот верный сподвижник Че погиб. 31 декабря того же года в перестрелке с полицией погиб и Дарио — Да­вид Адриасоля.
  Полицейский агент, руководивший ликвидацией группы Инти, некий Роберто Кинтанилья, был в награду назначен боливийским консулом в Гамбурге. Но это не спасло его. В апреле 1971 г. полиция обнаружила труп Кинтанильи с тремя пулями в нем.
  
  1 El diario del Che en Bolivia. La Habana, 1968, p. 279, 282.
  2 См.: Ibid., p. 290—293.
  3 Ibid., p. 294.
  4 Боливийский дневник Че Гевары: Приложение к журналу «Новое время» от 18 октября 1968 г., с. 30.
  5 Granma, 1982, 1 jun.
  6 Granma, 1982, 31 julio
  7 Granma, 1982, 30 ag.
  8 Cuba Internacional, 1971, Sept.
  9 El diario..., p. 299—301.
  10 Ibid., p. 335. 11 Ibid., p. 299.
  12 Боливийский дневник Че Гевары, с. 31.
  13 Там же
  14 Vasquez Diaz R. Bolivia a la hora del Che. Mexico, 1966, p. 221;
  Granma, 1982, 22 sept.
  15 Granma,, 1982, 26 sept.; El diario..., p. 329.
  16 El diario..., р. 331.
  17 Боливийский дневник Че Гевары, с. 31.
  18 Там же, с. 32.
  19 Лига — мера длины, около 4 км.
  20 Боливийский дневник Че Гевары, с. 32
  21 См.: Куба, 1981, № 10, с. 21—29
  
  «Гориллы» и их черные дела
  Рене Баррьентос Ортуньо, слывший опытным политиче­ским интриганом, пришел к власти в результате целой серии предательств. Он родился в 1919 г. недалеко от Кочабамбы, его отец был испанским эмигрантом, мать — инди­анка. От нее он унаследовал хорошее знание кечуа. В годы учебы в военно-авиационном училище Баррьентос принимал участие в подпольном революционном националистическом движении, за что был исключен из училища. В 1946—1949 и 1950 гг. он несколько раз арестовывался, сидел в тюрьме. Однако в 1952 г. Баррьентос вновь вступил в армию (в авиацию) в чине лейтенанта. Когда в том же году к вла­сти пришла партия Националистическое революционное движение (НРД) (в результате поддержки восставшими шахтерами), Баррьентос вылетел в Буэнос-Айрес, откуда вернулся с лидером этой партии—будущим президентом Пасом Эстенсоро. Рвение лейтенанта было оценено по за­слугам новым правителем Боливии. Баррьентос получил по­вышение в чине, а затем был послан в США на длительную учебу.
  Когда Че знакомился в 1953 г. в Ла-Пасе с «достиже­ниями» боливийской революции, его будущий противник на­ходился в Оклахоме (США), изучая летное дело и англий­ский язык. Пребывание в Янкиландии, как латиноамери­канцы называют США, пошло на пользу Баррьентосу: он заимел там надежных покровителей, которые с тех пор не упускали его из виду. На родине Баррьентос продолжал успешно продвигаться по службе. Он стал генералом, ко­мандующим авиацией.
  Пас Эстенсоро оставался у власти все положенные ему конституцией четыре года, и в 1956 г. он передал на сле­дующие четыре года бразды правления своему единомыш­леннику Эрнану Силесу Суасо. В 1960 г. президентское кресло вернулось к Пасу Эстенсоро. К тому времени НРД — партия Паса Эстенсоро — раскололась. Ее левое крыло под руководством рабочего лидера Хуана Лечина перешло в оп­позицию. Ополчился против Паса Эстенсоро и Силес Суасо, не говоря уже о других политических группировках. Чтобы удержаться у власти, Пасу Эстенсоро пришлось поклониться штыкам, взять себе в напарники генерала Баррьентоса, ко­торый со времени событий 1952 г. считался его доверенным человеком в армии. Так Баррьентос стал вице-президентом Боливии.
  Теперь генерал был не прочь сделать шаг, отделявший его от президентского кресла, тем более что ему была обе­спечена поддержка покровителей из США. Последних все больше раздражали боливийские шахтеры, еще сохранявшие в своих руках оружие, некогда данное им Пасом Эстенсоро. Янки опасались, что 20 тыс. вооруженных, хоть и плохими, старенькими ружьями, шахтеров, все громче поговарива­ющих о провозглашении своих шахт «свободной территорией Боливии», смогут превратить Боливию во вторую Кубу. Армия, по мнению Вашингтона, должна была заменить Паса Эстенсоро надежным «гориллой». В Пентагоне и госдепар­таменте на роль «гориллы» выдвинули жаждавшего власти Баррьентоса. Но провести такую замену оказалось весьма не просто. Баррьентос контролировал только авиацию; сухо­путные войска подчинялись генералу Овандо Кандии, кото­рый считал себя не менее Баррьентоса достойным титула президента. Чтобы заручиться его поддержкой, пришлось титул президента разделить пополам между ним и Баррьентосом. 4 ноября 1964 г. Пас Эстенсоро был свергнут и выс­лан в Перу, власть перешла в руки двух «сопрезидентов» — Баррьентоса и Овандо.
  Двух «горилл» оказалось слишком много даже для Бо­ливии. Грызня между ними продолжалась почти полтора года. В конце концов Баррьентос оттеснил на второй план, по крайней мере на время, своего соперника. Выдавая себя за демократа, реформатора и даже революционера, Баррьен­тос сколотил собственную политическую организацию — «Боливийский революционный фронт». Этот генерал, вла­девший английским языком не хуже, чем кечуа, явно импо­нировал американцам. Под давлением начальника службы ЦРУ в Боливии, военного атташе посольства США в Ла-Пасе полковника Эдварда Фокса, Овандо был вынужден уступить, получив клятвенные заверения Баррьентоса и Фокса, что через четыре года его допустят к власти. В ка­честве гарантии за Овандо был оставлен пост командующего армией.
  В июле 1966 г. Баррьентос был избран президентом страны, а его сподвижник по НРД Силес Салинас стал вице-президентом; в августе того же года они официально при­ступили к своим обязанностям. Однако политическая напря­женность в стране не уменьшилась. Газеты открыто писали, что Овандо «недоволен» и может в любой момент «убрать» Баррьентоса.
  Пока шла грызня среди претендентов на пост первого «гориллы» Боливии, все упорнее становились слухи о гото­вом вот-вот вспыхнуть партизанском движении и о присут­ствии в стране Эрнесто Че Гевары. Баррьентос, отличавшийся крайней самоуверенностью и хвастливостью, решительно опровергал эти слухи. 11 марта 1967 г. он заявил журнали­стам в Ла-Пасе: «Я не верю в привидения. Я убежден, что Че Гевара на том свете вместе с Камило Съенфуэгосом и другими жертвами режима Кастро» 1.
  Но именно в этот день, 11 марта, из «Каламины» бежали Висенто Рокабадо Террасас и Пастор Баррера Кинтана. Как выяснилось позже, первый из них был старым полицейским шпиком, второй — просто дезертиром. Оба они надеялись в Ла-Пасе дорого запродать имевшуюся у них информацию — присутствие кубинцев в партизанском отряде и то, что его возглавляет сам Че Гевара; они знали его кличку Рамон и даже дату его прибытия в Боливию. Кроме того, они ви­дели в лагере Дебре, Бустоса, Таню, Чино. Предатели были задержаны в Вальенгранде, где их 14 и 15 марта допраши­вала военная разведка 2.
  В правительственных кругах сообщение о присутствии Че в районе реки Ньянкауасу на первых порах показалось чистой фантастикой. Тем не менее был отдан приказ немед­ленно захватить «Каламину», что и было сделано 16 марта. В «Каламине» были обнаружены улики, подтверждавшие присутствие в зоне партизан. 17 марта военными был захвачен другой участник отряда, Салустино Чоке Чоке, ко­торый оказался не менее болтливым, чем два первых пре­дателя. Новые детали добавил Варгас, который засек Мар­коса и, идя по его следу, вывел солдат на партизанский лагерь.
  О показаниях Рокабадо, Барреры, Чоке Чоке и Варгаса стало известно во время процесса над Дебре. На этом про­цессе выявилась и роль доносчика соседа «Каламины» — Альгараньяса.
  Действия осведомителей привели к тому, что 23 марта 1967 г. произошло первое крупное вооруженное столкнове­ние с партизанами, в котором боливийская армия теряет 6 убитых и 14 пленных. Спасшиеся бегством добрались до Камири, где доложили в штабе четвертой дивизии о бое с партизанами, преувеличив в несколько раз их численность.
  Из Камири спешно полетела шифровка в Ла-Пас, о со содержании было доложено начальнику штаба генерал-майору Хуану Хосе Торресу, который немедленно сообщил полученные новости командующему армией генералу Альфредо Овандо и начальнику военной разведки Федерико Аране. Овандо передал новость президенту Баррьентосу, а Арана — дежурному американскому советнику из Службы военной помощи США, действовавшей при генштабе боли­вийской армии.
  Баррьентос и американский советник, в свою очередь, проинформировали о событиях посла США в Боливии Дуг­ласа Гендерсона, который, не теряя времени, отправил со­ответствующую шифровку в Вашингтон, где с нею сперва ознакомился Уильям Боудлер, советник президента Джон­сона по латиноамериканским делам, а затем Уолт Уитмен Ростоу, советник президента по неотложным, особо важным зарубежным делам, который при содействии ЦРУ и Пента­гона стал вырабатывать соответствующие предложения пре­зиденту США.
  Пентагон в лице начальника генштаба генерала Джон­сона и командующего «Сауткомом» (так называемая Группа южного командования вооруженных сил США с местопре­быванием в зоне Панамского канала) генерала Роберта У. Портера настаивал на немедленной интервенции в Боли­вию, рекомендуя создать для этого ударную группу под на­званием «Командование региональной помощи». Разведка в лице директора ЦРУ Ричарда Холмса предлагала пору­чить группе ликвидацию отряда Че.
  На первых порах Вашингтон, а за ним и боливийские военные сделали все возможное, чтобы скрыть от общественности, что на территории Боливии действует междуна­родный партизанский отряд, возглавляемый прославленным партизанским командиром Эрнесто Че Геварой. Власти США и Боливии сделали вид, что им все еще неизвестно, что Че находится в этой стране. Когда боливийские газеты сооб­щили, что партизан возглавляет Че, местные власти поспе­шили разъяснить, что речь идет не о Че, а о его однофа­мильце шахтерском вожаке Мойсесе Геваре.
  Такое поведение тех, кто, казалось бы, получив неопро­вержимые данные о пребывании Че во главе партизанского отряда в Боливии, должен был оповестить об этом весь мир, может показаться странным. Необычность ситуации заклю­чалась в том, что, получив такой повод для посылки войск в Боливию, как пребывание Че во главе партизанского от­ряда в этой стране, правящие круги США не использовали его.
  США на этот раз отказываются воспользоваться подвер­нувшимся предлогом потому, что интервенция в Боливию могла бы действительно создать «второй Вьетнам» в Латин­ской Америке, о чем говорил Че. За американскими вой­сками в Боливию поспешили бы, вероятно, ввести своп вой­ска Аргентина и Бразилия, давно уже соперничавшие между собой за влияние на эту страну. Присутствие же в Боливии американских, аргентинских и бразильских войск было бы чревато самыми разнообразными осложнениями. Тройствен­ная интервенция могла вызвать среди боливийцев взрыв возмущения, не говоря уже о том, что Чили и Перу вос­приняли бы такую интервенцию крайне отрицательно, опа­саясь, что дело кончится разделом Боливии.
  Таким образом, решившись на посылку войск в Боливию, Вашингтон действовал бы на руку Че. Но президент Джон­сон не пылал желанием создать «второй Вьетнам». С него достаточно было интервенции в Доминиканскую Респуб­лику, вызвавшей огромную волну протестов не только по всей Латинской Америке и на других континентах, но и в самих США. Во всяком случае, спешить с посылкой войск в боливийские джунгли президенту США не хотелось.
  С другой стороны, признание присутствия Че могло уско­рить развитие революционного кризиса в стране и привести к свержению Баррьентоса, что тоже было нежелательно для обитателя Белого дома. Поэтому в Вашингтоне решено было избавиться от Че иным способом — руками самих боли­вийцев.
  Арест в апреле Дебре, Бустоса и Роса подтвердил, что Че располагал весьма ограниченными средствами, и еще глубже убедил вершителей судеб Боливии и их вашингтон­ских покровителей в необходимости как можно меньше раз­глагольствовать о Че.
  Внимание послушной печати, а через нее и части общест­венного мнения Боливии и других стран было сосредото­чено на Дебре. С его арестом 20 апреля боливийские власти обрели необходимого им «злодея». Ему даже была сшита специальная полосатая роба каторжника с огромным номе­ром «001» на спине, что должно было означать «враг № 1». Дебре, если верить официальной пропаганде боливийского правительства, являлся идейным вдохновителем партизан­ских действий, «убийцей» боливийских солдат, его казни требовали «простые люди» (полицейские агенты в штат­ском), осаждавшие офицерский клуб в Камири, где он пре­бывал под арестом. Правда, в Боливии смертная казнь была отменена, но Баррьентос обратился в парламент с требова­нием восстановить ее и надеялся применить ее к узнику. Генерал — президент Боливии, конечно, мог приказать при­кончить Дебре «при попытке к бегству». Но за жизнь Дебре вступился Де Голль, и Баррьентос был вынужден считаться с президентом Франции. Баррьентос рассчитывал «цивили­зованно», «законно» лишить Дебре жизни.
  Против Дебре лихорадочно готовился показательный процесс. А так как Дебре проявлял «несговорчивость», то было решено судить вместе с ним и сверхсговорчивого Бустоса, который не только рассказал абсолютно все, что знал о Че и его пребывании в Ньянкауасу, но даже нарисовал (он был художник-любитель) портреты всех, кого он видел и с кем общался в партизанском лагере. Вслед за Бустосом на скамью подсудимых были посажены Рекабадо и Баррера, Чоке Чоке и Сиро Альгараньяс, которым было приказано разыгрывать из себя «раскаявшихся» партизан. В числе обвиняемых фигурировал и Хорхе Васкес Мачикадо Вианья. На процессе он не присутствовал — «по болезни», а в дей­ствительности потому, что его уже не было в живых — он погиб, не выдержав полицейских пыток. Но правительство «стеснялось» признаться в этом, и во время процесса про­курор неоднократно обещал представить его суду. Судьи были вынуждены заявить о его «побеге», что дало им воз­можность приговорить умершего «заочно» к тюремному за­ключению.
  Но подготовка процесса над Дебре, длившаяся около пяти месяцев, и сам процесс были не в состоянии покончить с Че. Необходимо было физически ликвидировать его лично и его отряд, а добиться этого Баррьентос оказался неспособ­ным.
  Все бои с партизанами, вплоть до августовской расправы при Иесо, где погиб отряд Хоакина, боливийская армия про­игрывала. Создавалось впечатленпе, что партизаны непобе­димы и, по крайней мере, имеют немалые шансы вызвать падение правительства Баррьентоса, чего жслалп многие по­литические противники генерала-президента.
  Характерно, что появление партизан во главе с Че было встречено весьма благожелательно боливийским обществен­ным мнением, если не считать правительственных кругов. Достаточно привести по этому поводу следующее высказы­вание Виктора Паса Эстенсоро: «Партизанское движение — это логическое следствие развития событий в Боливии. Мы, представители Националистического революционного движе­ния, с симпатией относимся к повстанцам...»3. Правда, эта симпатия проявлялась только на словах, но высказывание свидетельствовало, что даже такие прожженные политиканы, как Пас Эстенсоро, не исключали возможности того, что пар­тизаны могут добиться успеха.
  Генерал Овандо пытался использовать наличие партизан­ского движения для укрепления своих позиций в борьбе за власть с Баррьентосом, доказывая, что президент не спосо­бен подавить геррилью. Баррьентос боялся своего команду­ющего армией больше, чем партизан, но сместить его не мог—тому противился посол США в Ла-Пасе Гендерсон.
  Угрозы боливийского министра внутренних дел А. Аргедаса Мендиеты в адрес партизан были вызваны, как те­перь стало известно, не столько его воинственностью, сколько желанием замести следы своих связей с ними. Таким обра­зом, из трех ведущих членов правительства только Баррьентос стремился поскорей избавиться от партизан. Овандо не проявлял в этом отношении особого пыла, а Аргедас стре­мился, насколько мог в тогдашней обстановке, помешать деятельности того и другого.
  Но если в преследовании партизан правительство не могло до августа похвастаться особыми успехами, иначе об­стояло дело с преследованием других антиправительствен­ных сил. Забастовки и демонстрации подавлялись быстро и решительно. Виновных бросали за решетку, ссылали или попросту убивали.
  25 июня 1967 г. правительственные войска предприняли наступление на шахтерскую зону Катави-Уануни, где уст­роили настоящую бойню. 80 шахтеров были убиты, сотни ранены. Шахтеров обезоружили, «свободная шахтерская зона» перестала существовать, так ничем и не посодействовав пар­тизанскому отряду Че. Шахтеры оказались неспособными не только на наступательные действия, но даже на успешное сопротивление войскам. Падение шахтерской «республики» так расхрабрило Баррьентоса, что он разрешил командиру 4-й дивизии Луису Роке Терану заявить 5 июля о присут­ствии Че в зоне действий его дивизии, крайне преувеличив его силы — около 400 партизан! — а также дозволил в тот же день журналистам проинтервьюировать Дебре.
  Несколько дней спустя оптимизму властей был нанесен серьезный удар, когда стало известно о захвате партизанами городка Самаипаты, в 350 км от Камири. То, что партизаны въехали в Самаипату на грузовике и что местный гарнизон не оказал им сопротивления, вызвало уныние в правитель­стве и среди его американских покровителей. Посол Гендерсон заявил в Вашингтоне, выступая перед одной из сенат­ских комиссий, что боливийскому правительству будет очень трудно расправиться с партизанами, а «Нью-Йорк таймс» писала в те дни, что партизаны с военной точки зрения на­бирают силы и имеются основания сомневаться, в состоя­нии ли режим Баррьентоса покончить с ними.
  Обстановка в стране накалялась — не прекращались ан­типравительственное выступления студентов, бастовали учи­теля, ходили слухи о возникновении партизанских очагов в других районах. В августе в Камири начался процесс про­тив Дебре, но стремление правительства использовать его для упрочения своих позиций путем разжигания ультрана­ционалистических страстей не увенчалось успехом. Обще­ственное мнение склонялось не в пользу правительства. Следствием этого было то, что конгломерат разношерстных политических группировок» поддерживавший Баррьентоса, так называемый «Боливийский революционный фронт», рас­пался. В эти дни Че, следивший по радио за развитием со­бытий, с сожалением констатировал, что у него в такой мо­мент не было еще 100 человек4.
  Американцы еще более энергично, чем в прошлом, стре­мились сейчас не допустить развития революционного анти­империалистического движения на континенте, вмешиваясь во внутренние дела латиноамериканских стран. Вашингтон продолжал душить блокадой Кубу и через ЦРУ лихорадочно готовил физическую расправу над вождем Кубинской рево­люции Фиделем Кастро, что было выявлено во время кон­ференции солидарности в Гаване. С другой стороны, Пентагон усиленно добивался создания объединенных межамери­канских вооруженных сил, под вывеской которых могли бы осуществляться прямые вооруженные интервенции против «строптивых» латиноамериканских республик.
  Боливия была наводнена американской агентурой, кото­рая внимательно следила за развитием событии в стране. В Вашингтоне была создана Специальная оперативная группа (СОГ) по ликвидации отряда Че. Ее возглавил бри­гадный генерал авиации Уильям К. Скер, начальник раз­ведки южного командования («Саутком») в зоне Панам­ского канала, владевший испанским языком и набивший руку на подавлении партизанских движений в Перу, Колум­бии и Венесуэле. Его заместителем был назначен подпол­ковник Редмонд И. Уебер, командир 8-го полка специаль­ных сил, размещавшегося в той же зоне Панамского канала. Уебер создал из своих «специалистов»-диверсантов подвиж­ное тренировочное подразделение в составе 50 человек под началом 38-летнего майора Ральфа У. Шелтона по про­звищу Паппи — бывшего начальника «антипартизанских школ» в Лаосе и Доминиканской Республике, которому и было поручено подобрать из боливийцев и подготовить от­ряд «рейнджеров» в 600 человек. На это ему было дано два месяца. Одновременно тот же Паппи должен был организо­вать интенсивную переподготовку трех пехотных рот для борьбы с партизанами. На это ему отпустили месяц. В конце апреля эти части были спешно переброшены на располо­женную в 100 км к западу от Санта-Круса сахарную план­тацию «Эсперанса», превращенную в тренировочный лагерь.
  При подготовке отборных частей для борьбы с партиза­нами важная роль отводилась разведывательной работе, ко­торую должны были вести специальные разведгруппы при соединениях «рейнджеров». В задачу этих групп входила не только вербовка агентуры среди местного населения, но и вкрапливание в местную среду профессиональных осве­домителей, выдававших себя в сельской местности за сан­техников, охотников, купцов, учителей, родственников ме­стных жителей, сборщиков налогов, агрономов, студентов и просто туристов. На базе близ Санта-Круса эти «науки» преподавали агенты ЦРУ кубинские контрреволюционеры капитаны Эдуарде Гонсалес, Феликс Рамос и капитан пуэр­ториканец Маргарите Крус. Особого внимания заслуживает Гонсалес, выступивший в роли «главного агента» ЦРУ в Боливии. Его подлинное имя — Густаво Вильольдо Самнера. Он — участник высадки наемников на Плайя-Хирон в апреле 1961 г. и американской вооруженной интервенции в Санто-Доминго в 1964 г., а также войны во Вьетнаме. Гонсалес отличался коварством и беспощадностью. Его очень ценили в ЦРУ. В Боливии он успешно сотрудничал с пол­ковником Андресом Селичем, тоже работавшим на ЦРУ5.
  В начале августа подготовленные «рейнджеры» были распределены в зоне действия партизанского отряда Че. А Рамос, Гонсалес и «консультант» министерства внутренних дел, некий Габриэль Гарсия, тоже кубинец, были при­командированы к штабу 4-й дивизии, расположенному в Ка­мири, где взяли под свой контроль всю разведывательную работу. Они лично допрашивали Дебре и других арестован­ных, подозреваемых в связях с партизанами, инструктиро­вали осведомителей. Начальник разведки 8-й армейской ди­визии Арнальдо Сауседо заявил 22 июля 1968 г. суду, рас­сматривавшему дело А. Аргедаса: «Во всех действиях про­тив партизан мы с ними (Гонсалес, Рамос, Гарсия.—И. Г.) широко сотрудничали, так как знали, что они служили Соединенным Штатам — стране, являвшейся нашей союз­ницей в антипартизанской борьбе» 6.
  Подполковник Андрес Селич — командир 3-го батальона «рейнджеров», участвовавших в последнем сражении с от­рядом Че, показал на том же суде: «Находившиеся в районе боевых действий агенты ЦРУ осуществили важную работу. Хочу особо отметить, что они предоставили нам фотографии действовавших в этом районе партизан, сообщили их при­меты и, таким образом, позволили узнать о них все до их поимки» 7.
  Офицер боливийской контрразведки Мойсес Баскес, со своей стороны, заявил тому же суду, что «вся информация министерства внутренних дел, прежде чем поступить в раз­ведывательный отдел армии, направлялась в американское посольство через сотрудника Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов капитана Хьюго Мэррея. Эта информация предоставлялась его агентами, ра­ботавшими в министерстве внутренних дел...» 8.
  Заместитель начальника разведывательного отдела мини­стерства внутренних дел Боливии подполковник Роберто Китанилья, в свою очередь, подтвердил, что Рамос, Гонсалес и Гарсия «передавали информацию своему посольству в обход министра внутренних дел, прежде всего информащию, касающуюся вербовки осведомителей. Это они делали сами, скрывая от нас» 9.
  Такого рода беспардонная деятельность агентов ЦРУ, в Боливии началась гораздо раньше действий партизанского отряда Че. ЦРУ, по признанию А. Аргедаса, опутало Боли­вию своими щупальцами еще в 1957 г., т. е. за два года до победы Кубинской революции и за десять лет до начала партизанских действий в этой стране.
  29 сентября 1967 г. американские агентства сообщили из Камири, что боливийские войска обнаружили отряд Че Ге­вары в 128 км к северо-западу от этого города и что к этому месту перебрасываются из Санта-Круса части «рейнджеров». Американцы были столь уверены, что их подручным удастся на этот раз расправиться с Че, что «Нью-Йорк таймс» уже 7 октября публикует статью под названием «Последнее сра­жение Че Гевары», в которой звучат фанфары по поводу его неминуемой гибели.
  8 октября сержант Уилка, захватив в плен Че и Вилли, сообщил об этом командиру отряда «рейнджеров», действо­вавшего в ложбине Юро, капитану Гари Прадо. Это были первые пленные (Чино схватили несколько часов спустя), и, естественно, Прадо поспешил взглянуть на них. Он сразу же узнал в одном из раненых Че. «Я был так пора­жен, что чуть не лишился сознания», — признался он впо­следствии журналистам. Прадо немедленно связался по ра­дио с командующим дивизией полковником Сентено, кото­рому передал закодированное сообщение, означавшее: «Че пленен».
  Вслед за тем Че и Вилли под усиленной охраной были отправлены в Ла-Игеру, куда они прибыли ночью, там их поместили в маленькую школу. Несколько часов спустя во­енный санитар Фернандо Санко продезинфицировал рану Че на ноге.
  С рассветом в Ла-Игере начинают приземляться верто­леты с важными персонами на борту. Первым появляется полковник Андрес Селич и полковник разведки Мигель Аноро, затем полковник Хоакин Сентено, командующий ар­мией генерал Альфредо Овандо, контр-адмирал Орасио Угартече, «доктор» Гонсалес и другие агенты ЦРУ. Все они вхо­дят в комнату к Че, пытаются разговаривать с ним.
  Кубинский контрреволюционер на службе ЦРУ «доктор» Гонсалес пытался учинить допрос, но Че молчал.
  В полдень все, кроме Селича и Аноро, покинули Ла-Игеру и направились в Вальегранде. Они увезли с собой до­кументы из рюкзака Че, в том числе и его дневник.
  К тому времени в комнате, где содержался Билли, уже находился и Чино. Около половины второго 9 октября 1967 г. к Вилли и Чино вошли «рейнджеры» и в упор из автоматов расстреляли обоих. Вилли успел крикнуть перед смертью:
  «Я горд, что умираю вместе с Че!».
  Вслед за тем к Че ворвался младший лейтенант Марио Теран и в упор застрелил его. После чего появился Гонсалес, который выпустил очередь из автомата в бездыханное тело Че 10.
  Существуют и другие версии о последних часах жизни Че. Они отличны в деталях, но совпадают в основном: после пленения Че был хладнокровно расстрелян в упор, и в этом преступлении повинны как высшие боливийские, так и аме­риканские власти. Вот еще одна из таких версий.
  Военный журналист Хорхе Торрико Винсент, который первым прибыл в деревню Ла-Игера, беседовал с 22-летней учительницей Хулией Кортес. Она оказалась последней со­беседницей Че Гевары перед его смертью. Хулия Кортес:
  «Войдя в класс, я увидела человека с длинными волосами и спутанной бородой. На нем была грязная вонючая одежда. Видеть все это было неприятно. Он бросил на меня прони­цательный взгляд и спросил — учительница ли я. Когда я ответила утвердительно, он начал меня расспрашивать» сколько детей ходит в школу, привыкли ли они к учебе, полу­чают ли в школе завтраки. Потом он стал мне рассказывать о Кубе, о том, что там для деревенских детей построили но­вые прекрасные школы. Я сказала в ответ, что Боливия бед­ная страна, на что он сразу же ответил: «Однако господа из правительства и генерального штаба ездят в роскошных „мерседесах"».
  Хорхе Торрико Винсент на основе рассказов свидетелей описал последние минуты Че Гевары так: «Марио Теран взял свою американскую автоматическую винтовку М-2 и вошел в класс. Спокойным приветливым голосом он сказал Че Геваре, чтобы тот сел. «Зачем? — спросил пленник. — За­стрелить меня ты можешь и так». Солдат растерялся. Он пошел было к двери, но потом вдруг обернулся и дал оче­редь. Че Гевара инстинктивно поднял руку, как бы пытаясь защититься. Пули пробили ему руку и прошли через груд­ную клетку, поразив сердце. На стене школьного класса остались следы от пуль... Че Гевара умер не сразу. Не­сколько минут он лежал в агонии. В помещение вошел стар­ший лейтенант Перес, вынул пистолет и в упор выстрелил умирающему в затылок» 11.
  
  
  1 James D. The Guevara: A biography. L., 1970, р. 236.
  2 Не исключено, что ЦРУ располагало сведениями о деятельности Че в Боливии значительно раньше. Во всяком случае, бывший
  министр внутренних дел Боливии Антонио Аргедас Мендиета утверждает, что ЦРУ знало об этом еще 20 февраля 1967 г. Высту­пая перед судом в Ла-Пасе 14 января 1969 г., А. Аргедас заявил:
  «У меня есть реальные основания подозревать, что разведыватель­ная служба Соединенных Штатов знала о подготовке партизан­ского очага в Боливии еще до того, как наши власти получили самые первые сведения об этом. Когда к нам попали документы ЦРУ, я обнаружил одно донесение, датированное 34 днями раньше первого столкновения в Ньянкауасу. В этом донесении содержа­лись сведения о всех передвижениях Дагнино Пачеко, который являлся казначеем партизан (Д. Пачеко в Боливийском дневнике Че Гевары фигурирует под именем Санчес.—И. Г.)...».
  3 Vasquez Diaz R. Bolivia a la hora del Che. Mexico, 1968, p. 167.
  4 El diario del Che en Bolivia. La Habana, 1968, p. 244.
  5 Bohemia, 1976, N 20, р. 69.
  6 Лит. газета, 1970, № 25, с. 14.
  7 Там же.
  8 Там же.
  9 Лит. газета, 1970, № 26, с. 15.
  10 Bohemia, 1976, N 20, р. 69.
  11 Куба, 1979, № 8, с. 47.
  
  Бессмертие
  Враги убили Че, так как страшились открытого суда над ним. Держать же его без суда за решеткой был о для них не менее опасно. Весь мир поднялся бы на его защиту, и, пока Че оставался бы в темнице, ни «гориллы» в Ла-Пасе, как и в других странах Латинской Америки, ни их дресси­ровщики в Вашингтоне не имели бы и минуты покоя. Только с его смертью они вновь надеялись обрести покой и уверенность в себе.
  Враги убили Че еще и потому, что были уверены: их от­вратительное преступление останется нераскрытым. Когда труп Че был доставлен вертолетом в Вальегранде и сдан в местную больницу на предмет констатации смерти, пред­ставители боливийского командования заявили журналистам, что он скончался от ран, полученных в бою.
  Но именно журналисты и помогли разоблачить эту ложь. Во-первых, еще до того, как была пущена в ход версия от­носительно гибели в бою, Овандо успел заявить журнали­стам, будто, оказавшись в плену, Че сказал: «Я потерпел поражение». И врачи, осматривавшие труп Че в Вальег­ранде, и журналисты, которым было предоставлено такое же право, и сделанные ими снимки неопровержимо свидетель­ствуют, что на теле было девять пулевых ран, из которых по крайней мере две были смертельные: в сердце и в шею. Из этого следовало, что, если Че получил эти раны в бою, то он не мог сделать заявление, которое приписывал ему Овандо, если же он сделал такое заявление, то, значит, он был убит, уже находясь в плену.
  Во-вторых, журналисты разыскали свидетелей, которые подтвердили, что в Ла-Игеру Че был доставлен с одним пулевым ранением в ногу, что там его пытались допраши­вать, что он говорил с учительницей, наконец, что его убил Марио Теран. Никто не подвергал сомнению и того факта, что Вилли и Чино были расстреляны в комнате рядом с Че, хотя о них тогда меньше всего сообщалось в печати.
  Отвечая на вопросы журналистов по поводу всех этих фактов, представители боливийских властей с каждым но­вым «пояснением» и «опровержением» больше запутывались и выдавали тех, чьи руки были обагрены кровью Че.
  Главным ответственным — из боливийцев — за убийство Че все называли президента генерала Баррьентоса, который счел необходимым опровергнуть возводимые на него обви­нения, лицемерно заявив корреспонденту «Вашингтон пост»:
  «Солдаты, захватившие Че, не обращались в Ла-Пас за инст­рукциями и не получали от нас приказа убить его. В этом не было необходимости. Военные части уже получили к тому времени приказ не брать пленных. Слишком часто парти­заны, обещая сдаться в плен, встречали их огнем. Лично я предпочел бы иметь его пленником, чтобы навсегда развеять миф Гевары. И так как я президент и обязан изыскивать средства, чтобы помогать Боливии, я рассмотрел бы любое предложение передать его живым Фиделю Кастро или кому другому за, скажем, 20 миллионов долларов».
  Когда стало очевидным, что утаить правду об убийстве Че становится все труднее, боливийские власти пошли на новое преступление: они скрыли труп Че. 10 октября труп исчез, из Вальегранде. По одним заявлениям Баррьентоса и Овандо, Че был похоронен в Боливии в только им извест­ном месте, по другим их же заявлениям — тело подверглось кремации, а прах — захоронению. Ходили слухи и о том, что труп Че был передан ЦРУ, агенты которого увезли его в американскую зону на Панамском канале 1.
  Одно несомненно — прежде чем избавиться от тела Че, носившего на себе доказательства их вины, убийцы сняли посмертную маску и отрубили ему кисти рук, заспиртовав их. Нужны были доказательства, что жертва убийц — дей­ствительно Че. Они опасались, что народы не поверят, что эти пигмеи смогли одолеть такого гиганта, как Че.
  Кубинская печать, начиная с 10 октября, изо дня в день публиковала сведения о трагических событиях в Боливии, в том числе различные подробности и версии о гибели Че. Хотя они печатались без комментариев, народ понимал, ка­кую страшную правду они несут.
  15 октября 1967 г. Фидель Кастро, выступив по телеви­дению и радио, подтвердил сообщения о смерти и осветил некоторые обстоятельства гибели Че. Вот что он сказал:
  «Мы, люди, которые близко знаем Эрнесто Гевару,—мы говорим „знаем", так как об Эрнесто Геваре никогда нельзя будет говорить в прошедшем времени, — должны сказать, что накопили достаточно наблюдений о его характере, о его темпераменте. И как бы трудно ни было себе представить и как бы ни казалось нелогичным, чтобы человек его раз­маха, его авторитета, его личных качеств погиб в стычке партизанского патруля с армейскими силами, однако те, кто его хорошо знает, не видят в этом ничего удивительного. По­тому что всегда, на протяжении всего времени нашего зна­комства, он отличался необыкновенным бесстрашием, абсо­лютным пренебрежением к опасности, постоянной готов­ностью в любой трудный и опасный момент совершать наиболее трудные и опасные дела. И так он поступал во мно­гих случаях на протяжении всей нашей борьбы. Так он по­ступал в Сьерра-Маэстре, так поступал в Лас-Вильясе. Много раз нам приходилось принимать различные меры, чтобы уберечь его. Неоднократно нам приходилось предосте­регать его от каких-то действий, которые он хотел пред­принять. И особенно по мере того, как мы узнавали его ве­ликолепные качества бойца и его способности служить делу Революции в выполнении самых важных стратегических задач, мы старались уберечь его от опасности погибнуть в бою, не имеющем особо важного стратегического значения. Но такой момент настал, он был назначен командиром од­ной из колонн вторжения, которой предстояло выполнить трудную задачу, совершить беспримерный подвиг — вторже­ние в провинцию Лас-Вильяс. И те, кто был с ним в походе, знают, как он действовал в этой обстановке. И мы должны сказать, что всегда беспокоились, что его характер, его при­вычка быть в самых опасных местах могут привести его к гибели в любом бою. Никто никогда не мог быть уверен, что он примет хотя бы минимальные меры предосторож­ности. Очень часто он шел впереди с каким-нибудь разве­дывательным патрулем.
  С другой стороны, возможно, он, сознавая значение воз­ложенной задачи, важность своих действий, думал — а так он думал всегда — об относительной ценности людей и о не­превзойденной ценности личного примера. Вот из таких черт был сложен его характер.
  Нам бы хотелось прежде всего видеть его творцом вели­ких побед народов, а не только их предвозвестником. Но, к сожалению, человек такого темперамента, таких личных качеств, такого характера, такой реакции па определенные обстоятельства призван быть скорее предвозвестником, чем творцом побед. И конечно, предвозвестники также являются творцами побед, причем самыми великими творцами по­бед! ..»2.
  В заключение Фидель прочитал постановление Совета министров Кубы, в котором отмечались заслуги Че в борьбе кубинского народа и народов Латинской Америки за их освобождение от империалистического гнета; объявлялся 50-дневный траур, а 8 октября провозглашалось Днем герои­ческого партизана. Учреждалась комиссия во главе с Хуаном Альмейдой по проведению траурных мероприятий и увековечению памяти Че.
  18 октября 1967 г. в 8 часов вечера на площади Револю­ции в Гаване, где народ столько раз приветствовал Че, де­сятки тысяч жителей кубинской столицы в глубоком молчании слушали слова Фиделя Кастро о героических подвигах и трагической гибели того, кто жил, боролся и отдал свою жизнь за свободу и счастье народов Латинской Америки.
  В Гавану нескончаемым потоком шли послания с собо­лезнованием от коммунистических партий и других прогрес­сивных организаций, от деятелей международного рабочего движения.
  17 октября 1967 г. Центральный Комитет Коммунисти­ческой партии Советского Союза направил в адрес Цент­рального Комитета Коммунистической партии Кубы това­рищу Фиделю Кастро телеграмму следующего содержания:
  «Коммунисты Советского Союза с глубокой скорбью вос­приняли весть о героической гибели товарища Эрнесто Че Гевары.
  Товарищ Че Гевара погиб за великое дело освобождения народов от гнета и эксплуатации. Он навсегда останется в нашей памяти как мужественный революционер, человек
  высокой душевной чистоты и беспримерной самоотвержен­ности» 3.
  В Латинской Америке гибель Че вызвала такую волну возмущения и гнева против империализма США и его бо­ливийских слуг, такое глубокое чувство солидарности с подвигом Че, которые по своему накалу и эмоциональности можно было сравнить с волной солидарности, захлестнувшей континент в связи с победой Кубинской революции в 1959 г.
  Смерть Че породила тысячи и тысячи новых врагов импе­риализма в странах Латинской Америки, еще более обост­рила классовые противоречия в этих странах. Даже многие буржуазные газеты США и Латинской Америки писали, что гибель Че не есть решение проблемы, ибо, пока народы кон­тинента будут пребывать в нищете, здесь неизбежны новые социальные потрясения, появление еще более мощных рево­люционных движений.
  Убийство Че потрясло миллионы людей и за пределами континента. О нем узнали те, кто раньше не очень интере­совался проблемами Латинской Америки.
  Когда погиб Че, в Камири все еще продолжался процесс над Дебре, Бустосом и другими участниками партизанского движения. Со смертью Че отпала необходимость для боли­вийских властей в продолжении фарса — 17 ноября военный суд приговорил Дебре и Бустоса к 30 годам тюремного за­ключения каждого, провокаторы тоже получили «сроки», что не помешало им сразу же обрести свободу.
  Дебре и Бустос пребывали в заключении в Камири до января 1971 г., когда после смены власти были амнистиро­ваны и высланы в Чили. Месяц спустя Дебре отправился на Кубу и вскоре вернулся во Францию.
  В июле 1968 г. Фидель Кастро объявил в Гаване, что кубинское руководство получило из Боливии от одного доброжелателя фотокопию дневника Эрнесто Че Гевары и, убедившись в его подлинности, решило издать его большим тиражом на Кубе для бесплатного распространения. Было решено также безвозмездно передать зарубежным издатель­ствам копию этого дневника для публикации за границей. 3 июля 1968 г. Фидель Кастро, выступив по гаванскому телевидению, представил для всеобщего обозрения фотоко­пии дневника Че, а также других документов, захваченных боливийскими властями при его пленении.
  Сомнений быть не могло: дневник Че и другие доку­менты из его рюкзака, до сих пор хранившиеся за крепкими замками в сейфах президента Боливии и в ЦРУ, оказались в Гаване, и теперь революционная Гавана, а не Ла-Пас и Вашингтон обнародует их.
  Через несколько дней президент Боливии Баррьентос был вынужден признать, что Гавана действительно обладает фотокопиями подлинных документов Че. Ответ на вопрос, кто их передал в Гавану, не заставил себя долго ждать. 19 июля 1968 г. из Боливии бежал в Чили министр внутренних дел А. Аргедас, один из самых доверенных людей бо­ливийского президента. Аргедас заявил чилийским журна­листам, что на протяжении ряда лет являлся агентом ЦРУ и что именно он, решив порвать со «зловещей бандой, кото­рая плетет заговор против человечества», переслал доку­менты Че в Гавану.
  Из Чили Аргедас направился в Лондон, потом в Нью-Йорк, потом в Лиму. Всюду он делал различного рода за­явления, часто противоречившие друг другу. В Лиме он не­ожиданно объявил, что возвращается в Ла-Пас, где готов предстать перед судом и ответить за свои действия. И он действительно вернулся в Ла-Пас, где был арестован. Его судил высший военный трибунал при закрытых дверях, и какое-то время оставалось тайной, о чем там шла речь. Стало известно лишь, что суд не вынес никакого решения по делу, а самого Аргедаса освободил.
  Год спустя Аргедаса пытались убить в Ла-Пасе, он был ранен, лечился в госпитале, по выходе из которого укрылся в мексиканском посольстве.
  В сентябре 1969 г. власти разрешили Аргедасу покинуть Боливию, и он с семьей отбывает в Мексику, а через неко­торое время обосновывается на постоянное жительство в Гаване.
  Вскоре после этих событий фотокопии тайного судебного дела Аргедаса попали за границу, и выдержки из него стали появляться в печати разных стран Латинской Америки и Европы4. Затем протокол этого процесса был полностью опубликован в книге аргентинского публициста Грегорио Сельсера «ЦРУ в Боливии». Аргедас в показаниях перед судом разоблачал подрывные действия ЦРУ и его агентуры в Боливии. Объясняя свои действия, Аргедас заявил:
  «Я покинул страну, так как, выполняя обязанности ми­нистра внутренних дел, убедился в том, что моя родина в значительной степени лишилась своего национального су­веренитета, что североамериканские службы являются в Бо­ливии всемогущими... Я стал жертвой правительства Сое­диненных Штатов» 5.
  Аргедас признал, что именно он передал дневник Че в Гавану и сделал это безвозмездно, из патриотических по­буждений. «Из бесед с североамериканскими чиновниками, — говорил Аргедас, — я выяснил, что североамерикан­ское правительство хотело вызвать широкий интерес к со­держанию походного дневника майора Эрнесто Гевары, дабы затем дать дневнику собственную версию и внести значи­тельные изменения в оригинал с целью оправдать много­стороннюю вооруженную агрессию против Кубы и массовые репрессии внутри страны. То есть была задумана провока­ция с выпуском фальшивого — или далекого от подлинного текста — дневника» 6.
  Публикация подлинного дневника Че сорвала эти планы. Публикация Боливийского дневника Че Гевары вызвала мно­гочисленные комментарии в международной печати, в том числе и в советской. Вот что писал журнал «Латинская Америка»: «Если подходить к Геваре с такой же меркой, как ко всем остальным людям, то невозможно себе объ­яснить, как мог этот человек, мучительно страдавший от приступов астмы, натолкнувшийся на множество непредви­денных препятствий и, наверное, ясно понимавший в послед­ние месяцы безысходность, даже обреченность своего поло­жения, систематически вести дневник, воссоздавший весь драматизм боливийской эпопеи. Сколько самообладания, упорства, мужества надо было проявить, чтобы не бросить перо и записную книжку. Даже зная, что его записи могут попасть в руки врагов, он упорно вел летопись последней схватки с ними, веря, что эти заметки, эти крупицы накоп­ленного им революционного опыта понадобятся грядущим поколениям революционеров. И он опять не ошибся. Почти невероятный случай — прямое содействие Аргедаса, бывшего в то время министром внутренних дел Боливии, — помог спасти для человечества дневник Че, уже ставший достоя­нием ЦРУ. Но не является ли эта случайность выражением огромного уважения и симпатии всех более или менее по­рядочных людей на земле к Геваре?»7.
  Но Аргедас, проявивший немалое личное мужество во всей этой истории, передал кубинцам не только документы из рюкзака Че. Фидель Кастро в 1970 г. на митинге в честь 26 июля, говорил:
  «Я хочу сообщить вам следующее: после истории с днев­ником д-р Аргедас продолжал бороться и старался перепра­вить в нашу страну гипсовый слепок с лица Че, маску, ко­торая была сделана там в день, когда он был убит, и, кроме того, он сохранил и переправил в нашу страну кисти рук Че Гевары.
  Руки Че хорошо сохранились. Кубинские специалисты приложили для этого особые усилия.
  Традиции нашей страны известны. Она хоронит своих сынов. Это традиция. У каждого народа есть свои традиции. Масео, Марти были похоронены. И так мы будем поступать всегда. Но мы задались вопросом: „Что делать с руками Че?"
  Это его плоть, единственное, что у нас осталось от него. Нам даже неизвестно, удастся ли нам когда-нибудь найти его останки. Но у нас есть руки, которые практически в це­лости и сохранности.
  И именно поэтому мы желаем задать народу вопрос, ка­ково его мнение по этому поводу. (Возгласы: „Сохранить их!")
  Сохранить? Тогда мы хотим вынести на суд народа та­кое предложение: уже сделана копия с маски, и мы можем сделать таким способом много репродукций и сохранить ори­гинал маски. Можно также хранить руки Че в стеклянной урне и поставить ее здесь, у статуи Марти, в каком-нибудь зале в день очередной годовщины его гибели. Это руки, в ко­торых он держал оружие, ведя борьбу за освобождение, руки, которыми он писал, излагая свои блестящие мысли, руки, которыми он работал на плантациях сахарного трост­ника, в портах, на стройках. И можно сделать нечто вроде музея Че, если вы захотите, нечто вроде временного музея.
  Че не принадлежит пашей стране. Че принадлежит Аме­рике. И в один прекрасный день эти руки будут находиться там, где пожелают народы Америки. А пока наш народ бу­дет хранить их и будет заботиться о них...
  Перед началом митинга здесь была Алейдита. Я разго­варивал с ней, и я сказал ей об этом, чтобы не застать ее врасплох. Ее глаза немного покраснели, из них выкатилось несколько слезинок, но она сказала: „Да, хорошо..."
  Так или иначе, мы всегда будем крайне признательны д-ру Аргедасу за то, что он сделал.
  Че убили, но не смогли помешать, тому, чтобы его днев­ник попал на Кубу. Старались сделать так, чтобы его тело исчезло, но не смогли помешать тому, чтобы его руки ока­зались па Кубе. Неизвестно, для чего сделали его маску, но ничто не могло помешать тому, чтобы она попала и руки кубинского народа.
  Справедливая идея, дело Че, его достоинство, его величие сделали то, что казалось невозможным. Человек, который официально был в составе боливийского правительства, ведшего борьбу против Че, рисковал жизнью не один, а много раз, чтобы спасти дневник Че и переправить его на Кубу, а затем чтобы спасти руки и маску Че и переправить их нам.
  Вот об этом я хотел сказать вам» 8.
   * .* *
  Прошли годы. В 1978 г. дом вдовы Че Алейды Марч посетила болгарская журналистка Пиринка Хаджиева. Вот что она рассказала об этом на страницах журнала «Бол­гария»:
  «На фоне скромной изысканной обстановки неповтори­мым образом выделяется синяя стена с портретами Че Ге­вары — они различны по размерам и доминируют над всем. В этом доме зримо ощущается его присутствие. Глядя на его одухотворенное лицо, я успокоилась. Начало беседы прозву­чало как своеобразный ультиматум — нас познакомят с тремя из пятерых детей Че при условии, что мы не станем зада­вать им никаких вопросов об их отце. Алейда Марч объяс­нила, что ее дети впервые в жизни встретятся с журнали­стами и не стоит нарушать принятый в их семье принцип воспитания, который остался как завет их отца, — „они не должны ничем отличаться от других детей Кубы, должны иметь то же самое и лишаться того же, что имеют или чего лишаются дети простых людей. Наша семья обязана пом­нить это и бороться за это".
  Эти слова Алейда Марч по ходу беседы зачитала нам из статьи Гевары „Социализм и человек на Кубе". Она при­вела также и ряд других цитат, стараясь избегать собствен­ных оценок его личности, его роли и значения как револю­ционера и одного из руководителей Кубы, а тем более как отца и супруга.
  Беседа принимала совсем конкретный характер, когда речь заходила о конкретных исторических фактах и собы­тиях, связанных с Че Геварой или Кубинской революцией. При упоминании о конкретных случаях лицо ее оживлялось, ярче становилась речь, выразительнее жесты, ускорялся ритм, усиливалось волнение... В таком духе шел весь ее рассказ, начиная с первого знакомства с Че в конце ноября 1958 года... Именно тогда она пошла в рядах партизанской колонны „Сиро Редондо" сражаться плечом к плечу с ним за освобождение Кубы. Ей довелось принять участие в боях за Санта-Клару...
  Старшая дочь Че Ильдита родилась в Мексике от пер­вого брака тогдашнего доктора Эрнесто Гевары с перуанкой Ильдой Гадеа. Сейчас Ильдита — студентка, Алюша — тоже, Камило служит в армии, а Селия и Эрнесто учатся в школе имени Ленина. Селия хочет стать учительницей, а Эрнесто — космонавтом или ... партизаном, как отец...»9.
  Еще в 50-е годы, находясь в Гватемале, Че написал та­кие строки:
  Хочу собрать в котомку то, что дорого, —
  заветные желания души,
  отринув прочее, что без толку
  надежду отравляло мне в тиши.
  По дорогам очень длинным,
  как вечный путник-пилигрим,
  До цели я дойду непобедимым,
  до той звезды, что светит и другим 10.
  Че погиб в борьбе за освобождение Латинской Америки от оков империализма, но пример его живет в сердцах мил­лионов людей, продолжающих его дело. Подвиг героя ока­зался сильнее смерти...
  
  
  1 Опасаясь, что школьное здание, где были убиты Че и его това­рищи Вилли и Чино, станет местом паломничества, его по при­казу Баррьентоса разрушили и па том месте выстроили не ме­нее жалкую хижину, только под другим названием — «санитарный пункт». После смерти Баррьентоса в этом здании вновь от­крыли школу.
  2 Куба, 1977, № 10, с. 17.
  3 Правда, 1967, 18 окт.
  4 Выдержки из этого дела были опубликованы К. Карениным ле­том 1970 г. в «Литературной газете» (см.: Лит. газета, 1970,
  № 25, 26).
  5 Лит. газета, 1970, № 25, с. 14.
  6 Там же, № 26, с. 15.
  7 Лат. Америка, 1978, № 6, с. 87.
  8 Granma, 1970, 27 de jul
  9 Болгария, 1979, № 2, с. 16—17.
  10 См.: Gadea H. Che Guevara: Anos decisivos. Mexico, 1972, p. 221.
  
  Ветры революции
  Революционная деятельность Эрнесто Че Гевары, его бо­ливийская эпопея и особенно гибель породили большую литературу, в которой имеются труды, воздающие ему долж­ное и восхваляющие его подвиг, есть работы, осуждающие его и даже написанные с клеветническими целями, чтобы опорочить его имя и выгородить убийц его, есть поверхност­ные книги, эксплуатирующие интерес к теме, и т. д.
  Как же все это выглядит в свете тех событий, которые произошли в Латинской Америке с того времени? И как отразилось в них влияние идей и действий Че?
  Отметим в первую очередь одно важное обстоятельство. Че вовсе не был только сторонником военных действий про­тив империалистов, как утверждают «леваки» по подсказке тех же империалистов. Я надеюсь, что из нашей книги это с предельной ясностью следует. Че предпочитал заниматься мирным трудом, строительством нового общества на Кубе, искал путей сотрудничества с теми же США. Об этом сви­детельствует, в частности, его деятельность па Конферен­ции в Пунта-дель-Эсте. Почему же он отправился в Боли­вию и начал там партизанскую войну? Отчасти потому, что видел, что США любыми средствами пытались ликвидиро­вать Кубинскую революцию — путем посылки наемников, убийств ее руководителей и т. п. методами.
  Совпадала ли тактика Че с позицией коммунистов по этому вопросу?
  Еще до победы Кубинской революции, в конце 1958 г. в Сантьяго (Чили) состоялась встреча представителей ком­партий стран Латинской Америки. Отметим: эта встреча проходила задолго до бескровной победы на президентских выборах в Чили социалиста Сальвадоре Альенде. На встрече было принято следующее заявление:
  «Представители коммунистических партий Аргентины, Боливии, Кубы, Чили, Парагвая, Перу, Уругвая и Вене­суэлы, которые собрались в Сантьяго в связи с 11-м На­циональным съездом Коммунистической партии Чили, па основе своего национального опыта и с учетом общих инте­ресов латиноамериканских народов и их борьбы за анало­гичные цели выражают удовлетворение в связи с тем фак­том, что в странах Латинской Америки, благодаря дейст­виям рабочего класса и самых различных прогрессивных групп, восстановлена или восстанавливается демократиче­ская законность.
  Эти представители отметили, что процесс демократиза­ции имеет сейчас основное значение для борьбы за нацио­нальное освобождение, за социальный прогресс и за всеоб­щий мир. Именно поэтому империалисты и их агенты пыта­ются сдержать этот процесс; поддерживают всеми силами сохраняющиеся террористические правительства; затруд­няют действия конституционных правительств; усугубляют своей поддержкой непрочность конституционной власти в различных странах; замышляют государственные перево­роты; пытаются осуществлять преступное вмешательство, как это было сделано в Гватемале, и толкают власть иму­щих на новые преступления, направленные против рабочего класса и самых стойких патриотов.
  В этих условиях международная и латиноамериканская солидарность приобретает решающее значение. Таким обра­зом, становится более чем когда-либо необходимой мобили­зация демократических и прогрессивных сил в каждой стране, направленная против этих планов, и поддержка борьбы латиноамериканцов за демократию, международную независимость и мир. Эта солидарность становится еще бо­лее необходимой в настоящий момент в отношении Кубы, лишения свободы Альбису Кампоса1, в отношении полити­ческих заключенных и арестованных профсоюзных деятелей Аргентины и всех других борцов, оказавшихся жертвами преследований в различных латиноамериканских странах.
  Несмотря ни на какие перипетии в этой борьбе, процесс демократизации и национального освобождения будет не­удержимо осуществляться и впредь, потому что он отвечает важнейшим интересам и сокровенным чаяниям латиноаме­риканских народов.
  Представители коммунистических партий горячо привет­ствуют рост сознательного стремления к миру в наших стра­нах и развитие дипломатических, культурных и торговых от­ношений с социалистическими странами, которые представ­ляют собой эффективную и необходимую поддержку делу укрепления национальной независимости, прогресса п бла­госостояния наших народов.
  Понимая, что поддержание мира тесно связано с борьбой за независимость наших народов, они подтверждают отказ своих народов от предоставления военных баз, заключения региональных пактов и передачи национальных богатств. Они вновь подчеркивают решение своих народов добиться целостности своих территорий, нарушенной в результате этих антинациональных действий. Они выступают за полное восстановление отношений с социалистическими странами и за более широкую торговлю между странами Латинской Америки.
  Они требуют запрещения атомного оружия, окончатель­ного прекращения атомных испытаний и общего соглашения о разоружении. Они осуждают военные провокации па Сред­нем и Дальнем Востоке, заявляют об активной солидарности народов Западного полушария с освободительной борьбой Алжира и других стран, сражающихся за свою независи­мость, и предостерегают трудящихся, молодежь и всех ла­тиноамериканских патриотов против провокаций п шови­низма, стимулируемых империализмом с целью вызывать конфликты между латиноамериканскими странами.
  Коммунистические представители, подписавшие этот документ, осуждают активизировавшееся наступление североамериканского монополистического капитала, рассчитан­ное на то, чтобы добиться новых нефтяных концессий и других источников получения сырья в Латинской Америке. Они отмечают и приветствуют широкие действия в защиту этих богатств и национального суверенитета, осуществляемые трудящимися и народами Латинской Америки, в особенности в Аргентине, Боливии, Чили, Перу, Уругвае и Венесуэле, и выступают с горячим призывом к единству и боевому духу рабочего класса и всех патриотов для того, чтобы разгромить империалистов и положить конец расхищению этих богатств.
  Они также осуждают реакционное наступление на си­стему образования и национальные культуры и поддержи­вают действия студенчества, преподавателей и демократиче­ской интеллигенции, присоединяющихся к своим народам, чтобы воспрепятствовать унижению национального духа и оказать защиту прогрессивной традиционной культуре.
  Народы Латинской Америки, стремящиеся к достижению этих высоких целей, черпают вдохновение в достижениях социализма, сил, выступающих за мир и независимость...» 2.
  Содержание этого документа не утратило своей злобо­дневности по сей день. Коммунисты и их союзники, истин­ные патриоты всех оттенков продолжают и сегодня высту­пать за те же идеалы, за ту же программу, что намечена в этом историческом заявлении: за мир и социальный про­гресс. И не их вина, если агрессивный курс империалистов заставляет их браться за оружие, как то сделал в свое время Че.
  Это Заявление — яркое свидетельство мирного курса на национальное освобождение, которого всегда придержива­лись коммунисты Латинской Америки, в том числе и кубин­ские.
  Какие же перемены произошли в Латинской Америке с момента гибели Эрнесто Че Гевары, подтвердили ли они этот тезис?
  Перемен произошло много. В ночь со 2 на 3 октября 1968 г. в Перу взяло власть в свои руки высшее командова­ние армии, образовавшее правительство во главе с генера­лом Хуаном Веласко Альварадо. Прогрессивная обществен­ность встретила переворот в Перу настороженно, однако вскоре новые власти своими действиями доказали, что они совершили его вовсе не для защиты интересов помещиков и иностранных монополистов. Правительство Веласко Альва­радо в короткие сроки национализировало собственность американской «Интернэшнл петролеум компани», осущест­вило радикальную аграрную реформу, установило диплома­тические отношения с Советским Союзом и другими социа­листическими странами.
  В 1975 г. Веласко Альварадо был смещен. К власти пришли консервативные армейские силы. Через несколько лет состоялись выборы. Президентом Перу был избран Белаунде Терри, тот самый, которого в свое время сверг гене­рал Веласко Альварадо. В стране сохраняется напряженная обстановка, хотя парламент функционирует и компартия действует легально. В положении перуанских трудящихся не наблюдаются улучшения, более того, нищета и безрабо­тица растут, а это создает дополнительные условия для со­циальных столкновений, которые подавляются при помощи вооруженных сил. Само собой разумеется, что такое «реше­ние» социального вопроса может только ожесточить трудя­щихся ...
  В 1970 г. в Чили на президентских выборах победил блок Народного единства, объединивший все прогрессивные/ ре­волюционные силы страны, включая коммунистов. Прези­дентом Чили стал лидер блока социалист Сальвадор Альенде. Впервые демократическим путем, через избирательные урны в одной из стран Латинской Америки к власти пришли ре­волюционные силы. Чилийская реакция в тесном союзе с ЦРУ организовала убийство военного министра генерала Шнейдера; прибегнув к террору, эти круги стремились спро­воцировать гражданскую войну, по их происки потерпели провал. Правительство президента Сальвадора Альенде, опи­раясь на единство революционных сил и поддержку трудя­щихся, укрепило свои позиции и приступило к осуществле­нию преобразований: национализировало главное богатство страны — медь, ускорило проведение аграрной реформы, начало осуществлять независимую внешнюю политику, вос­становило дипломатические отношения с Кубой и другими социалистическими странами.
  «Тысяча дней, — пишет об этом периоде Луис Корвалан, Генеральный секретарь Коммунистической партии Чили, — правительства Народного единства были результатом усилий самых широких масс. Эти дни стали реальностью благодаря многолетней борьбе рабочего класса и всего народа, отме­ченной бесчисленным множеством забастовок, общенацио­нальных стачек, занятием земель для сооружения жилья, захватами латифундий крестьянами, студенческими битвами за реформу высшего образования и другими выступлениями масс.
  С самого начала Деятельности этого правительства тру­дящиеся почувствовали себя непосредственными участниками происходящего и творцами будущего своей родины. В эти годы возникли новые формы организаций трудящихся и на­рода, призванные помочь им выполнять ту роль, которую они начинали играть в управлении государством и экономи­кой страны. Каждая из этих организаций превращалась в зародыш новой власти, государства нового типа, которое они намеревались построить» 3.
  Однако это мирное развитие было прервано 11 сентября 1973 г. фашистским переворотом во главе с генералом Пи­ночетом. Этот переворот был совершен под непосредствен­ным руководством американского правительства во главе с тогдашним президентом Никсоном. «Когда читаешь ме­муары Киссинджера, испытываешь ощущение, что точнее было бы говорить о государственном перевороте Киссинд­жера, а не Пиночета» 4, — заявляет Л. Корвалан. Заговор­щики убили президента Альенде, страна была залита кровью. Десятки тысяч человек — противников тирании по­гибли в ее застенках. Пиночет установил режим зверской диктатуры, он повел «внутреннюю войну» против чилий­ского народа. Противники режима подвергались преследова­ниям как внутри страны, так и за ее пределами. Генерал Карлос Пратс и его жена погибли от рук агентов пиночетовской охранки в Буэнос-Айресе, Бернардо Летельер, министр иностранных дел в правительстве Народного единства Чили. вовсе не коммунист, а левый демохристианин и его секре­тарша — американка по рождению — стали жертвами наем­ных убийц в Вашингтоне, и т. д.
  В стране за прошедшие годы крепло единство всех демо­кратических сил. В настоящее время против протестующих масс населения, выступающих под лозунгом «Демократия сейчас!», Пиночет вновь пытается бросить армию, но сегодня он уже не в состоянии удерживаться у власти с помощью лишь террористичеких методов.
  «В этих условиях,—отмечает Луис Корвалан, — амери­канский империализм, который поставил Пиночета у власти и поддерживал его на протяжении минувших десяти лет, пытается подпереть кровавый режим, побуждая его под­гримироваться, внеся некоторые изменения в стиль правления. Цель очевидна—преградить путь народному движе­нию, сбить нынешний накал борьбы и в конечном счете гарантировать — с Пиночетом или без него — защиту интере­сов империализма и его ближайших союзников. Для этого империалисты стремятся поддерживать изо всех сил ту си­стему правления, которая была установлена после путча 11 сентября 1973 года, сохранить реакционный характер во­оруженных сил и спасти механизм своего экономического господства» 5.
  В распоряжении режима Пиночета армия, силы подавле­ния. Его империалистические хозяева могущественны. Но это — шаткий режим, потому что его политика в корне про­тиворечит национальным интересам чилийского народа.
  Уолл-стрит, Пентагон, ЦРУ и их компаньоны из местной финансовой олигархии поставили перед Пиночетом задачу установить такую систему, которая гарантировала бы им надежное, стабильное, без кризисов, развитие капиталисти­ческой экономики в Чили и подчинение рабочего класса, ликвидацию коммунистической партии и других демократи­ческих организаций. Эта задача оказалась непосильной.
  Сегодня антагонистические противоречия в стране обо­стрены, как никогда прежде, кризис режима усилился до предела, экономика страны терпит крах, обострились все существующие проблемы. А коммунистическая партия и другие демократические партии живы, они закалились в же­стоких битвах.
  Чилийский народ борется за свободу. Он сознает стоя­щие перед ним трудности и демонстрирует решимость до­биться победы. На земле 0'Хиггинса, Альенде и Неруды фашизм не смог пустить глубокие корни. И сегодня на по­вестке дня стоит задача положить конец тирании6.
  Чилийский народ всегда ощущал солидарность всех на­родов мира с его борьбой за свободу. В свою очередь он откликался на борьбу народов Никарагуа, Сальвадора и Гватемалы, всех, кто борется против империализма.
  Эти события не прошли бесследно и для Аргентины. Правительство этой страны, возглавляемое генералом Лануссе, высказалось вопреки планам Пентагона за сотрудни­чество с Перу и Чили на основе взаимного невмешательства и уважения суверенитета.
  В 1973 г. президентом страны был избран Кампора, а затем повторно генерал Перон, который обещал осуществить социальные преобразования, ограничить деятельность иностранного капитала, Аргентина восстановила диплома­тические отношения с Кубой. Смерть Перона усложнила положение в стране, обострила противоречия в перонистском движении, многоплановом по своему социальному со­ставу. В марте 1976 г. власть в стране снова захватили военные...
  Не менее знаменательные события произошли за эти годы в Боливии. 27 апреля 1969 г. президент Баррьентос погиб в авиационной катастрофе. Его место занял вице-президент Силес Салинас. Пять месяцев спустя, 26 сентября того же года, в результате очередного военного переворота президентом стал генерал Альфредо Овандо Кандия. Он уже не мог править страной методами своих предшествен­ников.
  Чтобы удержаться у власти, Овандо был вынужден не только говорить о защите национальных интересов, но и сделать кое-что реальное в этом направлении. Так, он на­ционализировал собственность «Боливиэн галф ойл компа-ни» — филиала крупной американской нефтяной монополии «Галф ойл корпорейшн»; установил дипломатические отно­шения с Советским Союзом.
  Овандо пытался возложить всю ответственность за гибель Че Гевары на Баррьентоса. Более того, он заявил о позитив­ном вкладе Эрнесто Че Гевары в развитие боливийской ре­волюции.
  Поведение Овандо вызвало резкое недовольство в Ва­шингтоне. В конфиденциальном докладе правительства США сенатской комиссии по иностранным делам Овандо был на­зван «оппортунистом без идеологии и политических убежде­ний».
  Однако действия Овандо не обеспечили ему поддержки внутри страны, в частности среди офицерства, на которое он рассчитывал в первую очередь.
  Американская агентура в армии, особенно офицеры, принимавшие непосредственное участие в карательных ан­типартизанских акциях, считали Овандо чуть ли не преда­телем, в то же самое время для патриотически мыслящих офицеров Овандо, правая рука Баррьентоса, оставался одиозной фигурой, руки которого обагрены кровью Че.
  Лишившись поддержки тех и других, 6 октября 1970 г. Овандо был свергнут. Некоторое время в стране царила не­разбериха. Одновременно шесть военных объявили себя пре­зидентами страны. Дело кончилось тем, что в президентском дворце в Ла-Пасе утвердился генерал Хуан Хосе Торрес, который при Баррьентосе был начальником генерального штаба7.
  Будучи президентом (октябрь 1970 г. — август 1971г.). генерал Торрес занимал прогрессивные позиции. За короткий период его пребывания у власти был принят ряд мер в ин­тересах трудящихся, увеличена заработная плата горнякам. созданы условия для широкой профсоюзной и политической деятельности, в государственный сектор возвращены неко­торые горнорудные предприятия, улучшены отношения Боливии с социалистическими государствами. Он восстано­вил демократические свободы, освободил политических за­ключенных, в том числе и Р. Дебре 8. Торрес даже позволил себе одобрительно высказаться о Че 9.
  Против этой патриотической и антиимпериалистической политики восстали реакционные круги и правые элементы вооруженных сил, которые были поддержаны империализмом США. Торрес был свергнут и выслан из страны. Но и в эми­грации он оказывал постоянную поддержку антифашист­ской борьбе боливийского народа10. Демократические силы Боливии, раздробленные тогда, оказались не в состоянии оказать действенное сопротивление реакции. Знаменательно, что в дни борьбы за власть па стороне народа выступал полковник Рубен Санчес, который в одной из стычек 10 апреля 1967 г. был взят в плен партизанами Че. По-ви-димому, этот эпизод сыграл положительную роль в жизни этого военного, ставшего одним из ближайших сотрудников генерала Хуана Хосе Торреса.
  В начале июня 1976 г. бывший президент Боливии гене­рал Хуан Хосе Торрес был убит в Буэнос-Айресе. Убийство Торреса, занимавшего видное место в борьбе против реак­ции, явилось составной частью организованной агентами ЦРУ кампании террора, направленной против рабочего и мас­сового движения на континенте. Факты неопровержимо свидетельствуют, что расправа с бывшим боливийским пре­зидентом была хладнокровно подготовлена.
  Смерть Торреса вызвала взрыв всеобщего возмущения. Трудящиеся и студенты объявили забастовки протеста. Господствовавшая тогда в Боливии военная хунта цинично назвала выступления горняков частью «подрывного плана». Было введено чрезвычайное положение, после чего начались массовые аресты, были высланы из страны сотни профсоюз­ных, студенческих и политических деятелей, совершались другие беззакония. Однако массовое движение продолжа­лось.
  Таким образом, надежды реакции и империализма на то, что с переворотом в Чили будет приостановлен револю­ционный процесс в Латинской Америке, не оправдались. Ряд стран континента — в их числе Аргентина, Перу, Па­нама — в начале 70-х годов восстановили дипломатические и экономические отношения с Кубой. В самих Соединенных Штатах ширилось движение за нормализацию отношений с островом Свободы. Тем не менее США продолжали свои враждебные действия против Кубы. Как стало известно, ЦРУ в 1971 г. разработало и осуществило план переброски на Кубу бацилл свиной чумы, что вызвало на острове эпи­зоотию. Показательно, что «операция» с бациллами чумы была осуществлена ЦРУ после того, как США вместе с дру­гими государствами выступили в ООН за запрещение при­менения химического и бактериологического оружия и Бе­лый дом официально запретил использование этих видов оружия п.
  «Гусанос» по указаниям ЦРУ убивали кубинских дипло­матов в США, Аргентине, Италии, других странах. Развер­нув в последнее время фронтальное наступление против каких бы то ни было контактов США с Кубой, они устроили налеты на кубинское представительство при ООН в Нью-Йорке, а также на здание в Вашингтоне, где работали пред­ставители Кубы в США. Прогремели взрывы в помещениях бюро путешествий, в редакциях газет, высказывавших на своих страницах симпатии по отношению к Кубе. Взле­тела на воздух даже аптека в Нью-Джерси: террористы за­подозрили, что ее владельцы «причастны» к отправке меди­каментов на Кубу.
  «Прекрасно известно, — говорил на VI Конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран Фи­дель Кастро, — официально признано и опубликовано в Соединенных Штатах, что власти этой страны годами не прекращали методичных попыток организовать убийство руководителей Кубинской революции, пуская в ход наиболее изощренные средства из арсенала заговоров и преступ­лении. Однако, хотя связанные с этим факты расследовались и были преданы гласности американским сенатом, прави­тельство Соединенных Штатов до сих пор не снизошло до того, чтобы попросить даже малейшего извинения за эти злонамеренные и варварские акции» 12.
  Почти 20 лет длилось вооруженное сопротивление никарагуанцов сомосизму 13. Прав был Че, когда писал: «Если трудной была война за освобождение на Кубе с ее двумя годами постоянных сражений, неуверенности, маневров — то бесконечно более трудными будут новые битвы, которые ждут народ в других районах Латинской Америки» 14.
  Во второй половине 70-х годов в Никарагуа стали ши­риться вооруженные действия партизан. Для них подвиг Че являлся вдохновляющим примером. Участники парти­занского движения неоднократно воспевали Че в своих стихах. Национальный герой Никарагуа Лионель Ругама, погибший 15 января 1970 г. в возрасте 20 лет в бою с гвар­дейцами Сомосы, одно из своих стихотворений назвал «Че» 15.
  Когда партизанская борьба против сомосизма стала на­растать, в Белом доме забеспокоились. Часть американских руководителей считала, что им самим следует избавиться от Сомосы, слывшего самым ненавистным человеком в Ни­карагуа и поэтому уже ставшего балластом для интересов США в этой стране. Подобные «операции» в Латинской Америке не были чем-то новым для Вашингтона. Ведь ЦРУ в свое время «убрало» доминиканского диктатора Леонидаса Трухильо, тоже превратившегося из союзника в «балласт» для США. И все же в Вашингтоне возобладала другая точка зрения, а именно оказать максимальную поддержку Сомосе, а параллельно усилить всякого рода подрывные дей­ствия против революционной Кубы. Снова посыпались из Вашингтона обвинения в адрес Гаваны в том, будто она «вмешивается во внутренние дела» Никарагуа, вооружает и чуть ли не руководит сандинистскими повстанцами. Одно­временно проамериканская пропаганда «не забывала» и Со­ветский Союз, утверждая, что он якобы «вооружает» Кубу и к тому же содержит там свои войска. Одним словом, в со­бытиях в Никарагуа оказывались виновны не кровавые зло­деяния Сомосы, не американцы, являвшиеся его главной опорой, а Куба и находящийся от нее за тысячи километров Советский Союз.
  Но революцию питает не чья-то «пропаганда» или «под­рывная деятельность», как о том любит кричать империали­стическая пресса. Революцию питает сама действительность, невыносимые условия жизни, в которые поставлены народы, вмешательство, интервенции империалистов. В этом ее глу­бочайшие и неистребимые корни, и только в этом ее при­чины. И любые попытки преградить дорогу прогрессу, подо­рвать с помощью террора и репрессий стремление к сво­боде лишь усиливают возмущение народных масс.
  В США правящие круги придерживаются на этот счет противоположного мнения. Они присваивают себе исклю­чительное право вмешиваться в дела любой страны, в то же время считают «преступлением» любое проявление соли­дарности с жертвами их политики, исходящие от кого бы то ни было. Разумеется, выступая в роли мирового жан­дарма, США не могут рассчитывать, что несогласные с ними народы станут по стойке «смирно» и будут слепо повино­ваться их прихотям. Времена не те. И это подтвердили никарагуанские события, где 19 июля 1979 г. был свергнут ненавистный сомосистский режим и победила народная ан­тиимпериалистическая сандинистская революция.
  В Вашингтоне события в Никарагуа расцениваются как серьезный удар по позициям США в Западном полушарии. Теперь в Белом доме, где место демократа Картера занял с 1981 г. республиканец Рейган, стали разрабатывать планы изоляции неугодной для США Новой Никарагуа и сверже­ния ее революционного правительства. Вместе с тем еще более усилился нажим на Кубу.
  США поддерживают террористический режим в Сальва­доре, где убиты уже десятки тысяч человек и разгорается освободительная народная война. Рейган «опасается», как бы революционный «пожар» не перекинулся сюда из соседней Никарагуа. Все это облекается в форму дымовой завесы из воплей о вмешательстве теперь уже не только Кубы, Совет­ского Союза, но и самой Сандинистской Никарагуа в дела Сальвадора, хотя единственной страной, которая открыто и беззастенчиво вмешивается в дела других стран, являются сами Соединенные Штаты.
  Руководители вашингтонской администрации и не ду­мают скрывать своих взглядов на этот счет. Вот что писала, например, небезызвестная мадам Дж. Киркпатрик, постоян­ный представитель США в ООН, в статье «На этот раз мы знаем, что происходит», опубликованной в «Вашингтон пост» в конце 1983 г.: «Пусть это звучит невыносимо старо­модно, по налицо план создания коммунистической Цен­тральной Америки. Этот план, если его претворить в жизнь, будет иметь серьезнейшие последствия для нашей безопас­ности и безопасности наших европейских союзников, для положения Израиля на международной арене и для несчаст­ных народов Центральной Америки... Теперь мы знаем, что представляет собой правительство Никарагуа и каковы его намерения в Сальвадоре, Гондурасе, Коста-Рике, Нью-Йорке (?) и Иерусалиме (?). Мы знаем, кто такие партизаны в Сальвадоре, откуда и как они получают оружие, каковы их планы и кто их друзья».
  Но вот незадача. «Конгресс до сих пор, по-видимому, не склонен серьезно попытаться предотвратить — средствами иными, нежели война, — эти человеческие и стратегические катастрофы».
  В статье приводится целый каталог «грехов», совершен­ных руководством Никарагуа: оно выпустило «новую марку с изображением Карла Маркса и цитатами из Манифеста Коммунистической партии» (!), устанавливает контроль над органами массовой информации, отказало епископам като­лической церкви в праве выступить с мессой по телевиде­нию на страстной неделе, не ладит с индейцами из племени мискито, затягивает проведение обещанных выборов. И уж совсем ужасно — сандинисты «ввезли в страну много тысяч кубинских преподавателей, инструкторов и инспекторов, включая минимум 2 тыс. военных советников». Сами «ввезли», не спросив США, «руководствуясь научными доктринами революции, марксизмом-ленинизмом», а должны были бы спросить, зная, как кубинцы волнуют Вашинг­тон.
  С католической церковью дело сложнее. После нападок на священнослужителей, коими лично президент Р. Рейган ознаменовал им же провозглашенный «год Библии», сове­товать как-то неловко. И пример Сальвадора, где американские выученики убили архиепископа Ромеро во время бого­служения, лучше не поминать.
  «Мы, — продолжает свое кривляние Дж. Киркпатрик, --содержим большую постоянную армию и имеем колоссаль­ный оборонный потенциал. Мы размещаем войска в отда­ленных местах, выделяем миллиарды долларов на экономи­ческую и военную поддержку правительств всякого рода в Азии, Африке, на Ближнем Востоке». Касаясь положения в Сальвадоре, она вопрошает: почему «высказываются со­мнения даже в самом праве этого правительства на дальней­шее существование», если оно «изо всех сил старается удов­летворить американские требования»? 16
  В свою очередь, в том же 1983 г. президент Рейган за­явил, что «правительство Сальвадора находится на передо­вом рубеже битвы (!), которая нацелена на самое сердце Западного полушария и в конечном счете Соединенных Штатов». И это утверждается, несмотря на то что население США превосходит по численности население Сальвадора по крайней мере в 50 раз! Но это не смущает хозяина Белого дома. Он пытается любыми правдами и неправдами запу­гать как своих, так и чужих граждан. Но правду не скро­ешь. Газета «Нью-Йорк таймс» в начале апреля 1983 г. опубликовала текст документа Совета национальной без­опасности «Американская политика в Центральной Америке и на Кубе на 1984 финансовый год включительно», в кото­ром прямо говорится: «... в Никарагуа сандинисты испы­тывают усиленный нажим в результате наших тайных дей­ствий (выделено нами.—Я. Г.)». Таковы факты.
  В Латинской Америке политика санкций, всякого рода провокаций и угроз в адрес Никарагуа встречает растущее сопротивление. Так называемая Контадорская группа стран, в которую входят Мексика, Панама, Венесуэла и Колумбия, требует политического решения — путем переговоров со всеми заинтересованными сторонами — положения в Цен­тральной Америке. США же настаивают только на военном решении. Они пытаются сколотить военный союз в составе Сальвадора, Гватемалы и Гондураса, противостоящий Ни­карагуа. В последнее время наемники бомбят никарагуан­ские города, устраивают запугивающие военные маневры у границ Никарагуа, пытаясь дестабилизировать внутрен­нюю обстановку и тем самым облегчить захват власти про­тивниками сандинистов. Подобная политика Белого дома вызывает возмущение ряда западноевропейских стран, лидеров Социалистического интернационала, руководителей церкви.
  Даже среди таких традиционных консервативных орга­низаций, как ОАГ, до недавнего времени служивших про­ведению агрессивной политики США в Латинской Америке, в последние годы наблюдается нежелание оставаться по­слушным инструментом в руках Вашингтона.
  Еще более решительно правительства стран Латинской Америки выступают против агрессивного курса Белого дома на других международных форумах. В марте 1983 г., когда Совет Безопасности ООН обсуждал обстановку в Цен­тральной Америке, крайне обострившуюся в результате вооруженных вылазок из Гондураса банд сомосовцсв против Никарагуа, США оказались в политической изоляции, что вызвало крайнее раздражение американской делегации. Дж. Киркпатрик вновь разразилась нападками на Ника­рагуа.
  Ответил ей представитель Кубы в ООН Р. Роа Коури. Атакуя всех, кто выразил свою солидарность с пародом Никарагуа, сказал он, американский делегат старательно обходит факты. Соединенные Штаты присвоили себе «право вмешиваться в дела любой части мира под предлогом „за­щиты" своих интересов».
  В свою очередь, советский представитель в ответ па ли­цемерное заявление Дж. Киркпатрик на конкретных приме­рах показал подлинную суть «миролюбивой» политики США в Латинской Америке. В 10 странах этого региона, отметил он, США совершили 81 интервенцию. Они, в част­ности, 14 раз использовали силу против Мексики, 13 раз — против Кубы, 11 раз — против Панамы, 10 раз — против Никарагуа 17.
  Другой пример: представители стран Латинской Америки собрались в начале 1984 г. в Кито (Эквадор) для обсужде­ния экономических проблем. В принятой ими «Декларации Кито», подписанной пятью главами государств и прави­тельств, тремя вице-президентами, министрами и личными представителями президентов стран Латинской Америки, особый акцент делается на тягчайших последствиях финан­совой зависимости многих стран Латинской Америки от раз­витых капиталистических держав. Прежде всего это выра­жается в образовавшейся сейчас в целом у развивающихся стран внешней задолженности на сумму более чем в 700 млрд. долл. Американский журнал «Тайм» называл эту задолженность «бомбой замедленного действия», все более громко, зловеще тикающей под зданием современного капитализма.
  В «Декларации Кито» справедливо указывается на то, что восстановление экономического роста развивающихся стран является единственным способом гарантирования пла­тежей по внешней задолженности.
  На долю стран Латинской Америки приходится почти половина такой задолженности — 300 млрд. долл. Между тем в 1982 г. общий валовой национальный продукт этих стран упал — впервые за последние 40 лет — на 1 %. Не улучшилось положение и в 1983 г. Но «Декларация Кито» не ограничивается этим. Она требует уважения суверенного права пародов жить и работать в условиях мира и свободы, без какого-либо вмешательства извне. Документ отвергает интервенцию, «пример которой недавно имел место в ре­гионе» (речь идет о вторжении военщины США на Гре­наду). Участники совещания высказались за решение путем переговоров проблем Центральной Америки 18.
  Провокационная политика Белого дома встречает расту­щий отпор и в самих США. Так, американская газета «Прогрессив» писала о ней в 1982 г. следующее: «Когда Рейган обращает взор на юг, он видит революционную Кубу, за два десятилетия надежно укрепившую свои завоевания, а также Никарагуа и Гренаду, обещающие быть столь же стойкими. Видит он, что в Сальвадоре повстанцы добились немалых успехов, несмотря на существенную помощь, ока­зываемую Соединенными Штатами правящему режиму, а в Гватемале левые силы образовали Объединенный фронт партизанских соединений. Правда, сколь бы влиятельны ни были эти страны и движения, ясно, что они не представляют какой-либо военной опасности для США. Вовсе не мысли о военной угрозе Соединенным Штатам в Западном полу­шарии преследуют президента Рейгана и его политических советников. Революции и вызываемые ими перемены в Цен­тральной Америке и Карибском бассейне были с самого начала навязчивой идеей администрации Рейгана. Из офи­циальных заявлений явствует, что намерения США состоят в конечном счете не столько в том, чтобы «предотвратить падение костяшек домино» в регионе, сколько в том, чтобы положить начало осуществлению собственной «стратегии па­дающего домино», т. е. покончить с партизанским движе­нием в Сальвадоре, расправиться с Сандинистской революцией в Никарагуа и, наконец, покончить с режимом Фиделя Кастро на Кубе» 19.
  «Тайные действия Соединенных Штатов в Центральной» Америке, — указывала «Нью-Йорк таймс», — начатые при­мерно с год назад с ограниченными целями, превратились в самую широкую военную и политическую деятельность, какую ЦРУ вело в течение последнего десятилетия». Однако США действуют и в открытую, как уже давно не действо­вали. Вновь оказывается военная помощь правому режиму Гватемалы. Американские советники в Коста-Рике, стране, не имеющей армии, натаскивают гражданскую гвардию. Во­оруженные силы США неоднократно проводили маневры в Центральной Америке и районе Карибского моря.
  Подобные демонстрации военной силы, такие, как. на­пример, маневры американских ВВС неподалеку от Кубы, призваны вызывать у Фиделя Кастро тревогу, особенно когда при этом раздаются угрозы «добраться до истоков», т. е. усилить блокаду Кубы. Уже сам факт существования этого государства не дает Вашингтону покоя. Как сказал У. Смит, специалист по Латинской Америке, в знак про­теста ушедший в отставку с американской дипломатической службы, Куба действует на администрацию США, как «луна на волков».
  Эти «волки», однако, не только воют... Когда дело каса­ется Карибского бассейна и Центральной Америки — «мяг­кого подбрюшья» США. они сразу же начинают размахи­вать большой дубинкой20.
  Позиция Советского Союза и других социалистических стран, в том числе самой Кубы, по этим вопросам предельно ясна и хорошо известна. Советский Союз считал и считает недопустимым, более того преступным, любое вмешательство извне с целью подавления суверенной воли революционного народа. Равным образом коммунисты не являются и сторон­никами «экспорта революции». Революция вызревает в кон­кретной исторической обстановке. Как и когда она возни­кает, какие формы и методы будут при этом использованы — это дело самого народа той или иной страны.
  Разумеется, ни Куба, ни Советский Союз, ни любая дру­гая социалистическая страна никогда не скрывали и не скрывают своей солидарности с народами, борющимися за свою свободу, независимость, социальную справедливость. И если США рассчитывают, что они могут безнаказанно угрожать вторжением неугодным им правительствам, воору­жать всякую контрреволюционную нечисть и вести себя в международных делах, подобно слону в посудной лавке, то они горько ошибаются. Ни одна уважающая себя страна не потерпит такого рода угроз в свой адрес. Однако из этого не следует, что какая-либо из социалистических стран воору­жила революционеров в Никарагуа или делает это в Саль­вадоре. В этом не было и нет никакой надобности, ведь в Никарагуа в прошлом и в Сальвадоре теперь борцы про­тив тирании вооружаются сами за счет оружия своих про­тивников, оружия, кстати, американского производства.
  Озлобление Белого дома понятно. Оно вызвано серьез­ными срывами и поражениями американского империализма в последние годы на международной арене. Однако, вместо того чтобы искать мирного решения сложных международ­ных вопросов, правящие круги США бьют в барабаны воины, размахивают своей пресловутой дубинкой, угрожают всем и каждому страшными наказаниями в случае неповино­вения.
  Агрессивная политика США в отношении событий в Цен­тральной Америке встречает сегодня решительное сопротив­ление даже таких стран, как Франция и Мексика, которые никак нельзя упрекнуть в проведении «кубино-советской линии».
  О возрастании влияния демократических кругов свиде­тельствует то, что при содействии Контадорской группы в начале 1984 г. удалось достигнуть соглашения Никарагуа с Гондурасом, Сальвадором, Гватемалой и Коста-Рикой. Этот факт так комментировала «Вашингтон пост»:
  «Пять стран Центральной Америки одобрили план мир­ного урегулирования, цель которого — положить конец на­силию в этом районе. Достигнутое соглашение представляет собой модификацию предложений, выдвинутых за две не­дели до этого „контадорской группой" в составе Венесуэлы, Панамы, Мексики и Колумбии». Таким образом, посредни­ческая миссия этих стран, представители которых впервые собрались на острове Контадора близ побережья Панамы в январе 1983 г., принесла ощутимые результаты. Созданы потенциальные предпосылки для урегулирования положения в Центральной Америке.
  Достигнутое соглашение предусматривает учет вооруже­ний, баз и численности военнослужащих в каждой из пяти стран Центральной Америки, а впоследствии — установление контроля над вооружением и его сокращение, направленное на обеспечение «разумного равновесия сил в районе». Запланированы также перепись иностранных военных совет­ников в каждой из этих стран и установление сроков сокра­щения их численности до полной высылки.
  Соглашение также предусматривает принятие законов, гарантирующих проведение свободных выборов, соблюдение прав человека» а также другие меры, направленные па вос­становление демократии в этом районе.
  Министр иностранных дел Никарагуа Мигель Д'Эското назвал это соглашение «самым важным событием с тех пор, как „контадорская группа" начала свою деятельность»21.
  Разумеется, никто не переоценивает значения такого со­глашения, более того, вскоре американские самолеты, ба­зируясь на Гондурасе, стали бомбить Никарагуа...
  Примером лицемерия администрации Вашингтона может служить и вооруженный конфликт между Аргентиной и Ан­глией из-за Мальвинских (Фольклендских) островов, разы­гравшийся в 1982 г. Вопреки своей пресловутой доктрине Монро, юбилей которой столь громко праздновал офи­циальный Вашингтон в 1983 г., и пакту Рио-де-Жанейро (1942 г.), обязывавшему США оказать поддержку любой американской стране в случае агрессии извне, Соединенные Штаты выступили на стороне Англии, раскрыв тем самым еще раз перед всем миром истинную суть их болтовни о пан­американской солидарности. Этот шаг Вашингтона открыл глаза и многим буржуазным деятелям Латинской Америки на подлинную природу американского империализма, всегда готового пожертвовать странами континента во имя своих корыстных интересов. Тут уж действительно можно ска­зать, что США сами себе роют яму, ведь не обвинишь Москву или Гавану в том, что США пошли на союз с им­перской Англией против Аргентины.
  А что показала бандитская оккупация войсками США в октябре 1983 г. маленького острова Гренада, население ко­торого составляет всего лишь 110 тыс. человек? Ради чего была «наказана» крохотная Гренада? Только ради того, чтобы добиться «победы» Рейгана в преддверии президент­ских выборов 1984 г. Этим агрессивным действиям пред­шествовало убийство Мориса Бишопа и других видных дея­телей национально-освободительного движения Гренады, со­вершенное не без участия ЦРУ.
  Военная оккупация США Гренады вызвала во всем мире волну возмущения и осуждения. Большинство правительств мира в ООН потребовало немедленного отзыва американских войск с острова. ТАСС еще 26 октября 1983 г. от имени Советского правительства высказал такое же мнение. Оно неоднократно повторялось и главой Советского государства:
  «Накалена обстановка в Центральной Америке, где адми­нистрация США покушается на независимость суверенных государств. Те, кто утверждает, что в мире будто бы „ни­чего опасного не происходит", видимо, хотят стереть из па­мяти людей и американскую агрессию в отношении Гре­нады. Ведь ясно, что Соединенные Штаты хотят сломить народовластие, силой оружия вернуть ненавистных дикта­торов — ставленников США. Все это принято в Белом доме называть „борьбой за права человека". Большего цинизма представить себе невозможно.
  Империалистический разбой чинят и в других районах мира. Такова реальная ситуация. Она острая и опасная. Не­допустимо проявлять ее недооценку.
  Спрашивается, с какой же целью нынешняя обстановка в мире сознательно искажается в заявлениях американских руководителей? Прежде всего для того, чтобы попытаться рассеять растущую с каждым днем озабоченность народов милитаристской политикой Вашингтона, сбить волну уси­ливающегося противодействия такой политике.
  То, что люди повсюду лучше осознают опасность миру, то, что они понимают, откуда эта опасность исходит, — факт, несомненно, большого значения. Борьба миллионов людей за мир — это тоже объективная реальность сегодняш­них дней» 22.
  На оккупированной войсками США Гренаде свирепствует террор. «Сначала арестованных избивают, — рассказывает бывший генеральный прокурор Гренады Радикс, чудом вы­рвавшийся из концлагеря. — Потом им завязывают глаза и бросают в вертолеты, на которых отправляют во внутренние районы страны. Во время полета их просто подталкивают к открытой двери...»
  Сотни жизней унесла кровавая авантюра вашингтонской администрации. Всего лишь за несколько недель в одной только городской больнице Сент-Джорджеса скончалось от огнестрельных ран 206 гренадцсв.
  В первые же дни американской интервенции, начавшейся 25 октября 1983 г., «рейнджерами» и морскими пехотинцами США было схвачено свыше 2 тыс. сторонников народной власти. И это на острове, где всего-то проживает 110 тыс. человек!
  Оккупанты арестовывают не только членов партии Новое движение ДЖУЭЛ, но и сочувствующих им бойцов воору­женных сил республики и народной милиции, бывших ра­ботников национализированных предприятий и коопера­тивов.
  Облавы на Гренаде ведут главным образом американские спецподразделения. Пентагоновские вояки останавливают на дорогах автомашины и «вытряхивают» пассажиров, застав­ляя их часами стоять с поднятыми руками под Знойным тропическим солнцем. Щедрые вознаграждения выдаются за поимку видных деятелей правительства Бишопа. Большин­ство их уже брошено в тюрьмы.
  «Никому, в том числе и адвокатам, не разрешают встре­чаться с заключенными, — свидетельствует побывавший на Гренаде британский лейборист Джерми Корбин. — Остров покрылся могилами неопознанных жертв».
  «Арестованных заставляли раздеваться донага и били. Их принуждали ложиться лицом в грязь, в навоз или в му­равейники. Гренадцев сгоняли в загоны для скота, окружали сворами свирепых собак, которые при малейшем движении бросались на людей. Группы заключенных, доставленных на американские военные корабли „Гуам" и „Сайпан", запи­рали в металлических клетках в котельных. Там, в невы­носимой жаре и грохоте, их держали по нескольку дней»,— рассказывает побывавшая на острове преподаватель кол­леджа из Нью-Йорка М. Самад-Мэтиас.
  Кошмары «грязной войны» Пентагона в Индокитае по­вторяются на Гренаде с поразительной точностью, признают те, кому удалось посетить Сент-Джорджес после захвата острова вояками Рейгана. Но гримасы «нового порядка» по-вашингтонски — это не только полицейский террор, жесткая цензура печати и запреты на собрания и демонстрации. Это еще и руины зданий, вспыхнувшие на острове эпидемии, за­пустение на улицах городов и поселков, хаос в экономике и государственном аппарате.
  В местечке, где строился международный аэропорт с целью увеличить приток туристов на Гренаду, сейчас вот­чина пентагоновских саперных подразделений. Они ведут подготовительные работы по созданию военно-воздушной базы США. Рядом зияет пустыми глазницами окоп недо­строенное здание аэровокзала. Там американские мародеры разграбили склад с дорогостоящей электроникой и раста­щили все то, что было привезено для сооружавшегося объ­екта английской фирмой «Плесси эйрпортс», — телевизоры, динамики, мониторы, миникомпьютеры и калькуляторы.
  Опустели корпуса американского медицинского колледжа. Большинство студентов, мнимой опасностью для жизни ко­торых прикрывалась агрессия, теперь отказываются вер­нуться в Сент-Джорджес, протестуя против чинимого окку­пационными властями произвола.
  В центре гренадской столицы руины отеля «Холидей инн», уничтоженного американской корабельной артилле­рией. В соседнем отеле разместилось истинное правитель­ство оккупированной страны — посольство США. Как из­вестно, его сюда никто не приглашал. Но глава американ­ской миссии Чарлз Гиллеспи не испытывает по этому по­воду никаких угрызений совести. Напротив, он публично заявил, что сделает все возможное, чтобы Гренада «никогда больше не свернула влево».
  Эти факты подтверждаются и в докладах представителей американских квакеров, побывавших на острове. Квакеры констатируют, что в стране попираются элементарнейшие нормы гражданских прав. Десятки людей без суда и след­ствия до сих пор содержатся в тюрьмах, концентрационных лагерях. Многих из них подвергают беспрерывным допро­сам, избивают.
  Упразднены бесплатная медицинская помощь, система образования, сельскохозяйственные кооперативы — достиже­ния правительства М. Бишопа. «Интервенция и оккупация США прямо противоречат долгосрочным интересам народа Гренады» — таков вывод еще одного обличительного доку­мента, составленного американскими врачами, представляю­щими различные медицинские, общественные организации. На Гренаде они увидели пустующие больницы. В медицин­ском центре «Хэппи хилл», например, не осталось ни одного доктора.
  В короткий срок безработица на острове достигла 30%. Сокращен экспорт главной сельскохозяйственной культуры на острове — мускатного ореха, что давало работу, постоян­ный заработок многим гренадцам23.
  И все же ни репрессии, ни тактика «выжженной земли» не достигают на Гренаде своей главной цели. Жители острова не прекращают борьбы за вывод оккупационных войск, за восстановление национальной независимости и суверенитета, В стране активизируется революционное подполье. В гор­ных районах то и дело завязываются перестрелки с кара­телями. «Даже буржуазия, поначалу восторженно встретив шая интервентов, теперь раздражена грубостью, с какой американцы правят страной», — заявила бывшая сотрудница министерства финансов Гренады Пегги Нэсфилд.
  Сотни гренадцев, вопреки угрозе ареста, не снимают значков с портретом покойного премьер-министра М. Бишопа, бережно хранят его брошюры и книги, по ночам рас­клеивают на фасадах зданий плакаты с изображением ли­дера гренадской революции.
  Пытаясь искоренить в народе Гренады память о рево­люции, оккупационные власти прибегают к изощренным маневрам и фальсификациям. ЦРУ направило на остров группу экспертов из пресловутого «корпуса мира», заняв­шихся там массированной обработкой общественного мне­ния. В Сент-Джорджес прибыл уполномоченный так назы­ваемого «Американского института свободных профсоюзов» Майк Донован, который лично руководит допросами аре­стованных рабочих руководителей.
  Массовый геноцид, циничное попрание общепризнанных норм международного права, гражданских свобод и элемен­тарных понятий о человечности — вот что несет американ­ский «новый порядок» странам Центральной Америки и Ка­рибского бассейна24.
  Факты свидетельствуют, что США не только не думают выводить свои войска с Гренады или идти на смягчение международной обстановки в других странах и регионах, но, при Рейгане во всяком случае, идут на ее дальнейшее обострение.
  Летом 1983 г. глава Белого дома создал комиссию в со­ставе 12 «апостолов мира» — так окрестила их западная пресса — во главе с бывшим государственным секретарем Г. Киссинджером. Это назначение вызвало в американских политических кругах удивление и скепсис, чему во многом способствовала сомнительная «миротворческая» репутация председателя...
  Но Рейган знал, куда, когда и кого назначать. Пентагон начал крупнейшие военные маневры в Гондурасе, устано­вил морскую блокаду никарагуанского побережья. Одновре­менно конгресс урезал военную помощь Сальвадору, а па­лата представителей воспротивилась поддержать никарагу­анских «контрас». Таким образом, двухпартийность оказа­лась весьма кстати для создания видимости «объективно­сти» и для того, чтобы заткнуть рот противникам агрессив­ного курса администрации. Что же касается личности пред­седателя комиссии, то та роль, которую он сыграл в свержении правительства Альенде в Чили, в разжигании войны на Ближнем Востоке и в других черных делах Белого дома, говорила сама за себя. Кому, как не Киссинджеру, можно доверить столь щекотливое дело — доказать «наличие рук Москвы и Гаваны», обосновать необходимость вооруженного вмешательства США в странах Центральной Америки?
  Комиссия провела 42 заседания, встретилась более чем с 500 деятелями, связанными с американской внешней по­литикой и проблемами Центральной Америки, нанесла ви­зиты во все страны региона. Переговоры, как правило, ве­лись с теми, кто так или иначе поддерживает курс нынеш­ней администрации.
  Доклад комиссии ничего принципиально нового не пред­ложил. С большим скрипом в докладе признаются полити­ческие, экономические и социальные причины центрально­американского кризиса. Но главный упор вновь делается на мифическом «конфликте между Востоком и Западом». И сле­дует обычный в таких случаях вывод — события в регионе создают стратегическую опасность Соединенным Штатам, так как с ростом «марксистско-ленинских» правительств воз­никнет угроза южным границам США, их морским путям в Карибском бассейне, включая Панамский канал, и будет нанесен урон престижу Вашингтона в мире.
  Как же спасти Америку?
  Довести до 400 млн. долл. помощь режиму Сальвадора, ускорить милитаризацию Гватемалы и Гондураса — пред­лагает Киссинджер (кстати, это идея не его, а Пентагона). А на экономическое развитие региона выделить... 8 млн. долл.
  США, говорится в этом документе, ни в коем случае «не должны допустить победы сальвадорских патриотов, обязаны сделать все, чтобы повернуть вспять развитие Никарагуа». Но силу предлагается применить лишь «как последнее сред­ство». А чтобы до этого не дошло, сальвадорским партиза­нам рекомендуется подключиться к «демократическому про­цессу», никарагуанцам — «провести свободные выборы», а Кубе — «отказаться от экспорта своей революции».
  В этом суть программы бывшего государственного секре­таря, легко уловившего, каких советов от него ждут в Бе­лом доме. Теперь Киссинджер убеждает американцев, что только его рецепты гарантируют успех. Подобный чилий­скому? Гренадскому? Ливанскому или намибийскому? А мо­жет, тому, что готовит Вашингтон народам Западной Европы?
  Народы мира отнюдь не жаждут этого сомнительного «успеха»25.
  Как бы предваря этот доклад, сандинистское правитель-ство еще ранее сообщило о решении провести в 1985 г. пря­мые президентские выборы и выборы в конституционную ассамблею сроком на шесть лет. Ассамблея в первые два года одобрит новую конституцию страны. Все граждане Ни­карагуа смогут участвовать в голосовании, за исключением бывших участников Национальной гвардии Сомосы и актив­ных контрреволюционеров 26.
  Никарагуанское руководство трезво оценивает отноше­ние администрации Рейгана к их стране.
  В минувшем году, заявил 24 января 1984 г. по Цен­тральному телевидению Советского Союза координатор Ру­ководящего совета правительства Национального возрожде­ния Никарагуа Даниэль Ортега, контрреволюционеры пред­приняли нисколько нападений на нашу страну. Все эти втор­жения осуществлялись при поддержке американского им­периализма и под непосредственным руководством ЦРУ. По­следнее массированное нападение контрреволюционеры пред­приняли в декабре, намечая вступить к концу минувшего года в Манагуа и захватить власть. Но и эта попытка по­терпела провал. Действия контрреволюционных сил вновь натолкнулись на решительный отпор никарагуанского на­рода, защищающего интересы революции. Мы можем смело утверждать, что любое новое наступление контрреволюции будет также разгромлено.
  С первых дней победы нашей революции США пытались запугать Никарагуа, продолжал Д. Ортега. Особую интен­сивность такая политика приобрела с приходом к власти администрации Рейгана, которая во главу угла своей по­литики поставила оголтелый антикоммунизм, подавление на­ционально-освободительного движения в Латинской Аме­рике.
  Одним из самых коварных и подлых преступлений им­периализма была, без всякого сомнения, агрессия против Гренады. И, конечно же, это вторжение ставило своей целью запугать латиноамериканские народы, запугать народ Ни­карагуа. Однако эффект, которого добились империалисты США, был прямо противоположным тому, которого они ожидали.
  Характеризуя инициативы Никарагуа, направленные на нормализацию положения в Центральной Америке, никара­гуанский руководитель отметил: наши предложения преду­сматривают создание систем взаимной безопасности в регионе, прекращение политики агрессии и обеспечение усло­вий для подлинной разрядки в Центральной Америке. При­нимая также во внимание, что в Сальвадоре ведется на­родная, патриотическая, революционная война, мы предла­гаем путь политического решения положения, создавшегося в этой стране. Именно политического, а не военного реше­ния сальвадорской проблемы.
  Свои предложения Никарагуа направила и странам Контадорской группы. Эти предложения были сообщены непо­средственно Соединенным Штатам в ходе двухсторонних контактов с представителями американского правительства. Однако никакой реакции на них со стороны Соединенных Штатов пока нет. Все это свидетельствует о том, что США выступают против мирных усилий стран Контадорской группы.
  Говоря о трудностях, встающих перед никарагуанским народом в результате состояния необъявленной войны со стороны США, их экономических санкций, выступающий сообщил: ущерб, нанесенный Никарагуа Соединенными Штатами и направляемыми ими террористическими группи­ровками, только в минувшем году составил 110 млн. долл. Он подчеркнул, что большое значение для Никарагуа имеют интернациональная помощь и проявление братской солидар­ности со стороны народов других стран. Это помогает про­тивостоять террористической политике США.
  Напомним, что советское руководство неоднократно вы­сказывалось в поддержку защиты независимости Никарагуа.
  Об этом, в частности, говорил в 1984 г. на встрече с Даниэлем Ортегой в Москве Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР К. У. Чер­ненко.
  На встречах в Москве было уделено значительное внима­ние обстановке в Центральной Америке, резко обострившейся в последнее время по вине администрации Рейгана. Кон­кретным проявлением интервенционистского курса Соеди­ненных Штатов, направленного на ликвидацию националь­но-освободительных движений народов Центральной Аме­рики и Карибского бассейна, стала новая фаза эскалации агрессивных действий сомосовских банд, за спиной которых стоит ЦРУ.
  Орган Сандинистского фронта национального освобожде­ния газета «Баррикада» писала о встрече в Москве в 1983 г., что она стала еще одним свидетельством под­держки и действенной солидарности братского советского народа с борьбой никарагуанского народа в защиту независимости, национального суверенитета и революционных за­воеваний, которые подвергаются угрозе со стороны амери­канского империализма и контрреволюционного отребья.
  В условиях, когда американский империализм поддер­живает самые оголтелые реакционные силы, Советский Союз демонстрирует солидарность со справедливой борьбой ника­рагуанского народа за ликвидацию экономической отстало­сти, обеспечение экономического и социального преобразо­вания своей страны, достижение стабильного мира и без­опасности в регионе, указывает «Баррикада» 27.
  Оценивая советско-никарагуанские отношения, Д. Ортега подчеркнул, что они являются образцом отношений между великой, могущественной и развитой страной и государ­ством, развивающимся, небольшим, каким является Ника­рагуа. Советско-никарагуанские экономические связи пред­ставляют собой разительный контраст с теми неравноправ­ными отношениями в международной экономической си­стеме, к которым Никарагуа была приучена прежде. Совет­ско-никарагуанские отношения можно смело назвать брат­скими, основанными на взаимном уважении, они не огра­ничены какими бы то ни было условиями.
  Это особенно заметно на фоне агрессивной политики Со­единенных Штатов. «В то время как США лишают нас кре­дитов на приобретение продовольствия. Советский Союз стал первой страной, протянувшей нам руку помощи. Сейчас, когда империализм США наносит нам огромный экономиче­ский ущерб, отказывая в поставках необходимого сырья для пашей промышленности. Советский Союз проявляет брат­скую солидарность, оказывает всемерное содействие в раз­витии нашей экономики, предоставляет сырье, продоволь­ствие, и это помогает нам преодолевать трудности, созда­ваемые империализмом.
  Еще раз повторю, что во всех сферах — политической, экономической и других — отношения между СССР и Ни­карагуа являются по-настоящему образцовыми, равноправ­ными, братскими» 28.
  Следует ли удивляться, что в самих США подавляющее большинство населения выступает против проводимого Рей­ганом по отношению к Центральной Америке агрессивного курса. Согласно опросу общественного мнения, проведенного авторитетным Институтом Лео Харриса, 76% опрошенных высказались против увеличения военных расходов в Цен­тральной Америке, запрошенных у конгресса администрацией Рейгана, и только 17% за. 60% осудили помощь контр­революционерам в этом регионе и т. д.29
  Вооруженные силы США будут все больше втягиваться в военные действия в различных районах мира, и амери­канцам придется дорого платить за это людьми и деньгами, без обиняков сообщает своим читателям еженедельник «Ю. С. ньюс энд уорлд рипорт».
  Американский еженедельник приводит данные, свиде­тельствующие о резком росте за 1983 год численности воен­нослужащих США в «горячих» точках планеты.
  Мощный военный кулак сосредоточен в районе Централь­ной Америки и Карибского бассейна. Сюда, помимо интер­венционистских сил, участвовавших в гренадской авантюре (военные действия осуществляли 7400 человек), перебро­шены дополнительно 12 100 вояк, сосредоточенных главным образом в непосредственной близости от границ Никарагуа.
   Вооруженное вмешательство Соединенных Штатов па Ближнем Востоке, констатирует цитируемый выше журнал, расширяется в масштабах, небывалых за последние десяти­летия. 1800 морских пехотинцев в Ливане поддерживает стоящая у берегов армада кораблей. Кроме того, многоты­сячные «силы быстрого развертывания», базирующиеся в США, предназначены к действиям «на случай кризиса, угрожающего нефти Персидского залива».
  При распределении военного бюджета на 1984 финан­совый год, который начался в октябре 1983 г., администра­ция Рейгана, информирует названный журнал, придает осо­бое значение программам наращивания военной мощи в «го­рячих» точках планеты.
  Планируется создание специализированных «легких пе­хотных дивизий», предназначенных для выполнения интер­венционистских операций в конкретных условиях, например в горах Ливана или джунглях Латинской Америки. Будет укрепляться и морская пехота.
  Другая программа предусматривает дальнейшее форми­рование подразделений из «командос», натасканных на вы­полнение определенных заданий, по образцу тех, что ору­довали на Гренаде.
  Будут перестраиваться и создаваться новые группы по ведению тайных войн с целью поддержки марионеточных пли дестабилизации неугодных режимов. В частности, чис­ленность «зеленых беретов», снискавших позорную славу во времена вьетнамской войны, увеличивается с 3600 до 5000 человек.
  Наконец, краеугольный камень пентагоновских усилий — значительное расширение военно-морского флота. По мень­шей мере 600 боевых кораблей видит Вашингтон патрули­рующими Атлантический, Тихий, Индийский океаны и Ка­рибское море в полной готовности к вторжению практически в любой точке земного шара.
  Американская военщина делает ставку и на установле­ние, по выражению журнала, «тесных связей с региональ­ными режимами», т. е. на военные альянсы с реакционными правительствами, «США и Израиль, — читаем по этому по­воду, — создали совместный военно-политический комитет, чтобы расширить сотрудничество по обороне (I) на Ближ­нем Востоке. Израиль, по мнению Рейгана, представляет собой большую ценность со стратегической точки зрения» 30.
  В связи с агрессивным курсом Рейгана в Центральной Америке, на Кубе, кровавой акцией против маленькой Гре­нады и другими провокациями в мире в 1983 г. резко обострилось положение на этот раз во всей Латинской Америке.
  Как уже отмечалось, решительно поднялся на борьбу против тирании Пиночета народ Чили. Он перестал бояться фашистского террора. Чилийцы смело вышли на улицу де­монстрировать свою ненависть к режиму, за спиной которого стояли и стоят американцы.
  Французская газета «Монд» опубликовала 17, 18 и 19 фев­раля 1983 г. серию статей Жака Депре о положении в Чили под заголовком «Дела в Чили идут все хуже и хуже».
  «„Страна переживает в настоящее время экономический, социальный, культурный и политический кризис", — эти слова принадлежат не представителю оппозиции, а правому политическому деятелю, недавнему стороннику Пиночета»,— отмечает Ж. Депре. Слово «безработица» мелькает во всех разговорах. Такова многогранная и тягостная реальность, которая никогда не исчезала — даже во времена экономи­ческого бума. Военному правительству ни разу так и не удалось снизить безработицу ниже 14%.
  Другое проявление кризиса — значительная задолжен­ность частных предприятий и отдельных лиц. Большая часть производственного сектора не в состоянии сегодня распла­титься с этими долгами. По некоторым оценкам, убытки частных банков в полтора раза превышают их капитал.
  В 1982 г. было зарегистрировано 810 банкротств — самый высокий показатель за последние 20 лет. Внешний долг — главный источник финансирования роста с 1975 г. — достиг теперь около 18 млрд. долл., и выплаты в счет его составили в 1982 г. 3,5 млрд. долл., т. е. 85% стоимости всего экспорта страны.
  Сокращение с 1975 по 1982 г. посевных площадей и вы­званный этим рост зависимости от заграницы угрожали Чили серьезным продовольственным кризисом в 1983 г.
  Эта весьма мрачная картина иллюстрирует процесс де­градации, начавшейся в середине 1981 г. Власти допустили немало ошибочных оценок и приняли немало неуместных мер. Прежде всего они утверждали, что экономический кри­зис — следствие мирового спада. Согласно концепции пред­водителя «чикагских ребят», бывшего министра финансов Серхио де Кастро, для решения проблемы было необходимо автоматическое приведение чилийской экономики в соответ­ствие с международной конъюнктурой; иначе говоря, чи­лийцы должны были в ожидании выхода из циклического кризиса «потуже затянуть пояса».
  Провал этой политики, которой так и не удалось сни­зить процентные ставки, вынудил правительство девальви­ровать песо.
  Подобный социально-экономический кризис не мог не иметь крупных политических последствий. Социальная база, на которую до настоящего момента опирался режим, рух­нула. «Нас обманули, — говорит один из бывших министров экономики. — Земледельцы, а также мелкие и средние пред­приниматели были сметены политикой экономической ли­берализации, дешевым долларом и завышенными учетными ставками; коммерсанты и крупные предприятия пострадали от спада; а основные частные банки, оказавшиеся сейчас в руках государства, расплачивались за решения правитель­ства».
  Председатель Конфедерации промышленности и торговли Хорхе утверждает, что эти финансовые меры вызо­вут в ближайшее время «ненужное банкротство многих жиз­неспособных предприятий» и «угрожают частному предпри­нимательству как таковому».
  Безработица и падение покупательной способности бо­лезненно сказались и на средних классах, которые в боль­шинстве своем приветствовали свержение Сальвадора Аль­енде и немало поживились благодаря «чилийскому чуду».
  Отрезвление было тяжелым. Обремененные долгами, а за­частую и потерявшие работу, эти люди, которых генерал Пиночет называл «добрыми гражданами», не хотят мириться со своей социальной деградацией.
  Пиночет по-прежнему использует арсенал репрессивных средств в борьбе с оппозицией. Чили продолжает жить в ус­ловиях исключительного режима. В настоящее время там действуют одновременно «чрезвычайное положение» и «осо­бое положение в связи с угрозой внутреннему миру», кото­рые могут продлеваться каждые полгода. С трех часов ночи до пяти утра действует комендантский час. Национальный информационный центр (НИЦ), сменивший в августе 1977г. зловещую ДИНА, продолжает сеять ужас.
  Чилийские и зарубежные организации говорят в один голос: положение с правами человека в Чили в 1982 г. ухудшилось.
  Полиция часто устраивает массовые облавы в бедняцких районах на окраинах Сантьяго. Две нашумевшие операции были проведены в конце года в поселках Ла-Систерна и Нуэво-Аманесер. Полторы тысячи мужчин — жителей этих поселков грубо схватили и 12 часов продержали на пустыре, превращенном в концлагерь. Власти пытались таким обра­зом запугать население трущоб, где очень активно дей­ствуют коммунисты и МИР («Левое революционное движе­ние»). «Викариат солидарности» и комитет по правам чело­века утверждают, что в 1982 г. возросло по сравнению с 1981 г. число лиц, подвергавшихся пыткам. Один из руко­водителей «Викариата» утверждает: «Пытки приняли си­стематический характер, а методы их были усовершенство­ваны. Агенты НИЦ используют специально оборудованные автомашины. НИЦ даже имеет в своем штате врачей для правильного «дозирования пыток, чтобы они не оставляли следов». По словам Максимо Пачеко, председателя Чилий­ского комитета по правам человека, пытки теперь не только обычный способ полицейского допроса, они все чаще исполь­зуются как метод политических репрессий. 25 февраля 1982 г. ударами ножа был зверски убит председатель На­ционального объединения государственных служащих Тукапель Хименес. За несколько дней до этого он выступил с призывом к трудящимся о единстве и участвовал в под­готовке всеобщей забастовки.
  Признаки пробуждения налицо. В этом отношении 1982 г. стал поворотным в истории военного режима. В условиях экономического кризиса среди гражданского населения как в высших, так и в низших его слоях началось растущее брожение, хотя координация между двумя этими слоями по-прежнему еще очень слаба.
  Люди говорят, критикуют, собираются вместе, внима­тельно изучают настоящее и пытаются подготовить буду­щее. Это не так-то легко при полицейском режиме и отступ­ление здесь не редкость, но все же движение началось. Две главные цели — организоваться и бороться. А поскольку время не ждет, оппозиция пришла к выводу, что то и дру­гое следует делать одновременно.
  Начался бой за «завоевание людей с улицы». В декабре 1983 г. военное правительство столкнулось с двумя самыми крупными с 1973 г. демонстрациями оппозиции. 2 декабря Национальный координационный центр профсоюзов (НКЦП) призвал трудящихся собраться в центре Сантьяго в знак протеста против роста цен и безработицы. Нескольким сот­ням манифестантов удалось собраться, несмотря на наличие крупных полицейских сил и жестокие репрессии. 15 декабря того же года ряд левых организации устроили в Сантьяго, Вальпараисо и Консепсьоне марш с требованием «хлеба, ра­боты, справедливости и свободы». Разгневанные чилийцы в течение нескольких часов давали отпор полиции, в то время как из-за произведенных актов саботажа без электри­чества остались несколько кварталов трех главных городов Чили.
  Беспрецедентные волнения происходят в высших учеб­ных заведениях, которые с 1973 г. находятся под властью военной администрации. Студенты протестуют против чрез­мерно высокой платы за обучение и против притеснений, ко­торые агенты службы безопасности практиковали в студен­ческих городках.
  Пробуждаются и бедняцкие окраины, ибо они являются излюбленной мишенью полиции и больше, чем кто-либо, страдают от безработицы (в некоторых из них она превы­шает 70%). Полицейские эксцессы побуждают обитателей этих кварталов к действиям. Католическая церковь играет важную роль в «низовых общинах», которые помогают бед­някам организоваться.
  Все — от «демократических» правых до крайне левых — сходятся по двум вопросам: во-первых, для выхода из эко­номического кризиса необходимо восстановление демокра­тии; во-вторых, выхода не будет до тех пор, пока генерал Пиночет остается во главе государства. Католическая цер­ковь открыто поддерживает эту позицию. Епископская кон­ференция решительно высказалась за возврат к подлинной
  демократии.
  В Уругвае, как заявил в интервью газете «Нойес Дойчланд» Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Уругвая Родней Арисменди, все попытки военного режима увековечить свое господство в стране обречены на провал.
  Новый подъем патриотической борьбы в стране наме­тился в 1983 г., сказал Р. Арисменди. Весь народ, в том числе представители буржуазных партии, выступили против правящего режима. После демонстрации 1 мая 1983 г. в Мон­тевидео борьба нарастала особенно быстро. Ее наивысшей точкой явилась манифестация около 400 тыс. человек в ноя­бре указанного года против планов установления так назы­ваемой «ограниченной демократии».
  Всеобщая забастовка, проведенная в начале 1984 г., стала еще одной яркой победой. Она в очередной раз про­демонстрировала, что уругвайский народ полон решимости добиться восстановления демократии в стране. Отменить запреты на деятельность всех политических партий и проф­союзов, отказаться от государственного устройства, навязан­ного военными, — вот чего требуют массы в настоящее время.
  Наша партия, подчеркнул Р. Арисменди, всегда находи­лась на переднем крае борьбы за демократию. За это она заплатила дорогую цену — тысячи патриотов томятся в за­стенках, подвергаются пыткам, многие бесследно исчезли. Пройдя с честью через все испытания, партия и сегодня ак­тивно участвует в битвах, которые ведет рабочий класс, весь уругвайский народ31.
  То же наблюдается и в других странах, где у власти находятся ультраправые режимы, ориентирующиеся на Ва­шингтон. Диктатуры фашистского типа в Латинской Аме­рике, которые с таким старанием повсеместно насаждал Вашингтон, явно трещат по швам.
  После восьми лет господства рухнула военная диктатура в Боливии. В конце 1982 г. военные решили вернуться в ка­зармы, и власть перешла к Силесу Суасо, лидеру блока ле­вых сил, одержавшего победу на выборах 1980 г., но недо­пущенного тогда к власти очередной хунтой.
  В октябре 1982 г. Силес Суасо стал президентом Боли­вии. Впервые в истории страны в правительство вошли два представителя компартии. На торжества по поводу вступле­ния в должность нового президента прибыла по приглаше­нию боливийских властей высокая кубинская делегация во главе с заместителем председателя Госсовета и Совета ми­нистров Республики Куба Карлосом Рафаэлем Родригесом. Ее встретили на аэродроме в Ла-Пасе трудящиеся с плакатами, на которых были начертаны лозунги в честь Эрнесто Че Гевары... Новое правительство Боливии установило ди­пломатические отношения с революционной Кубой и Новой Никарагуа.
  «Лед тронулся» и в крупнейших странах Южной Аме­рики — Бразилии, Аргентине.
  В Бразилии военный режим «ослабил вожжи»: объявил амнистию политзаключенным, провел местные выборы и т. д. Людям стало легче дышать. Все ждут новых послаблений.
  Но главные события произошли в Аргентине. Проиграв Мальвинскую (Фолклендскую) битву, аргентинские воен­ные недолго удержались у власти. Их подвел главный союз­ник — Рейган, поддержавший Великобританию, вернее, кон­серваторов во главе с Маргарет Тэтчер. Разъедаемые внут­ренними противоречиями и раздорами, не умея справиться с пучиной экономических неурядиц, военные были вынуж­дены провести в 1983 г. выборы, на которых абсолютное большинство получили радикалы, а их кандидат Альфонсин стал президентом страны. Новый глава Аргентины всерьез взялся за наведение порядка в стране. Многие военные, от­ветственные за террор и связанные с ним преступления, были арестованы и отданы под суд. Ежедневно вскрываются «подпольные» кладбища, печать сообщает ужасающие под­робности о пропавших, замученных «террористах», среди ко­торых много женщин, детей, стариков. А ведь «пропавших» около 30 тыс.!
  Успешно развиваются деловые отношения между СССР и Аргентиной, о чем, в частности, свидетельствует постро­енный при содействии советских специалистов гидроэнергокомплекс на реке Уругвай в районе города Конкордия. Об этом грандиозном сооружении говорит руководитель представительства «Энергомашэкспорта» в Аргентине Вяче­слав Васильевич Теняков:
  «Советское участие в строительстве Сальто-Гранде было выиграно на торгах. Советская сторона составила проект, поставила оборудование, вела шефнадзор за монтажом, пуско-наладочными работами и обеспечит гарантийную эксплуатацию.
  После проекта Сальто-Гранде „Энергомашэкспорт" за­ключил еще несколько контрактов на поставку энергетиче­ских блоков на этот раз для тепловых станций. Интересно отметить, что это были первые в латиноамериканских стра­нах блоки с очень высокими экономическими показателями: имевшие меньший расход топлива и требовавшие меньше обслуживающего персонала. И еще одна особенность советского участия в строительстве тепловых станций: часть обо­рудования изготавливается аргентинскими предприятиями по нашей технической документации.
  С каждым годом наблюдается углубление советско-аргентинского экономического сотрудничества... Один из приме­ров этому — новый проект строительства ГЭС в Пьедра-дель-Агила. Там устанавливаются четыре турбины. Две тур­бины поставляются из СССР, а две другие делаются силами аргентинцев под наблюдением советских специалистов по нашей технологии и с участием советских конструкторов. Естественно, что такое сотрудничество даст возможность аргентинским специалистам накопить достаточный опыт, чтобы один из очередных проектов начать и завершить соб­ственными силами. В этом и заключается равноправное и взаимовыгодное сотрудничество» 32
  Положительные перемены наблюдаются в Колумбии и Венесуэле, где к власти пришли президенты — Белисарио Бетанкур и Хайме Лусинчи, намеревающиеся всерьез бо­роться в первую очередь с последствиями мирового экономи­ческого кризиса, охватившего по вине Рейгана весь капита­листический мир. Президент Колумбии Бетанкур стремится заключить мир с партизанами, выступающими уже много лет против местных богатеев.
  В 1982 г. правительство Колумбии начало процесс пере­ориентации политики страны на укрепление самостоятель­ности и национального суверенитета, отказ от слепого сле­дования в кильваторе «дипломатии авианосцев» США. Колумбия выступает против гегемонистских устремлений Вашингтона в Латинской Америке, осуждает его авантюри­стический курс на эскалацию военно-политического кризиса в Центральной Америке. Эта страна — активный член дви­жения неприсоединения, один из учредителей Контадорской группы, в которой играет сейчас ведущую роль.
  Стабильный характер имеет многостороннее советско-колумбийское экономическое сотрудничество. СССР поставит машины и оборудование для гидроэнергетического каскада «Альто Сину», в который войдут ГЭС «Урра» I и II. В сто­лице Колумбии широко эксплуатируются советские троллей­бусы. Высокой популярностью по всей стране пользуются автомобили «ВАЗ-2121».
  Укрепляются двухсторонние контакты в политической области, в том числе по межпарламентской линии33
  В предвыборной программе, получившей название «Пакт ради социальной демократии», X. Лусинчи выдвинул задачу проведения социально-экономических мероприятий по стаби­лизации экономики Венесуэлы на основе укрепления госу­дарственного сектора с участием частных предпринимателей и трудящихся. В области внешней политики венесуэльский президент выступает за развитие сотрудничества со всеми странами, независимо от их социального строя, против гонки вооружений, за разоружение; поддерживает усилия по мир­ному, политическому урегулированию проблем Центральной Америки и Карибского бассейна34
  В начале февраля 1984 г. на встрече с делегацией СССР, принимавшей участие в Каракасе в официальных мероприя­тиях по случаю передачи президентской власти, X. Лусинчи заявил, что в Венесуэле разделяют тревогу советских лю­дей за судьбы мира; Венесуэла и впредь будет содейство­вать ослаблению международной напряженности, достиже­нию прочного мира на земле.
  X. Лусинчи положительно оценил состояние советско-венесуэльских отношений, высказался за дальнейшее разви­тие взаимовыгодных связей между двумя странами в раз­личных областях жизни35
  Следует сказать, что новое правительство Мексики, воз­главляемое президентом де ла Мадридом, пытается пойти по тому же пути, что Колумбия и Венесуэла...
  Во всех событиях в Латинской Америке последнего вре­мени можно проследить определенную закономерность — революционный процесс растет, ширится, резко обостряются противоречия между народами континента и империализмом США, происходят изменения в классовой структуре обще­ства, в антиимпериалистическую борьбу включаются все но­вые и новые общественные слои.
  Как мы уже частично отмечали, важную роль в этих со­бытиях играет церковная иерархия, многие представители которой, в особенности в Чили, Бразилии, Боливии, высту­пают против реакции. Подобное положение дел не может не беспокоить Белый дом да и Ватикан. Они начинают про­являть активность. Агенты ЦРУ убили во время мессы в Сальвадоре прогрессивного архиепископа Оскара Ромеро, более тысячи других священников подверглись репрессиям за свое участие в национально-освободительном движении за последние 20 лет. Нынешний папа Иоанн Павел II за пять лет (с 1979 г.) пребывания на ватиканском престоле четы­режды посетил Латинскую Америку, наведавшись в Мексику, Бразилию, Аргентину, страны Центральной Америки и пы­таясь сдержать прогрессивные настроения среди верующих. Однако события продолжают развиваться далеко не по пла­нам реакции. С критикой действий Белого дома стала вы­ступать в последнее время и церковная иерархия в самих США. Пьер де Шарантнэ, иезуит, заместитель директора Института социальных исследований при Католическом ин­ституте Парижа, пишет во Французском журнале «Монд дипломатию» в апрельском номере за 1983 г.; сенатор от штата Гавайи Дэниел Иноуэй заявил государственному сек­ретарю США Г. Шульцу, что «большинство сенаторов бук­вально захлестнул водоворот различных встреч, в особен­ности с религиозными лидерами», из которых почти никто «не поддерживает нашего курса в отношении Сальвадора». Эта фраза отражает позицию католической церкви США в отношении политики американской администрации в Цент­ральной Америке. Католическая церковь США, начиная от Национальной конференции католических епископов и до самых скромных приходов, внимательно следит за полити­кой, проводимой Р. Рейганом в отношении Сальвадора и Гватемалы. Критика в адрес администрации США и под­держка оппозиционных движений вышеназванных стран достигли таких масштабов, что вице-президент Дж. Буш даже заявил, что он просто не понимает, каким образом священнослужители могут соединять свою веру с марксист­скими идеями и методами. 28 февраля 1983 г., выступая в подкомиссии сената, Шульц также обрушился с напад­ками на «церковных деятелей, которым хотелось бы, чтобы в Сальвадоре усилилось советское влияние». Несколькими днями позже, 7 марта 1983 г., архиепископ Вашингтона Джеймс Хики от имени всего епископата выступил в комис­сии конгресса с критикой заявлений вице-президента США и государственного секретаря Соединенных Штатов.
  Католическая церковь в США сопротивляется внешнепо­литическому курсу Рейгана.
  Представители Конференции руководителей религиозных орденов посетили Никарагуа и соседние страны, чтобы па месте изучить деятельность своих миссионеров и политиче­ское положение в каждой из стран. Между епископатами существуют прочные личные связи; часто осуществляются визиты и обмен посланиями.
  Священники и монахини центральноамериканских стран также часто бывали в США с краткосрочными поездками или временно проживали там с целью получения образова­ния. Это также содействовало поддержанию уз дружбы и солидарности.
  Солидарность проявляется особенно ярко, когда какой-либо представитель католической церкви США оказывается причастным к драматическим событиям в Центральной Аме­рике: в декабре 1980 г. четыре монахини были убиты в Сальвадоре, 28 июля 1981 г. священник из Оклахомы Стэнли Ротер был убит в Сантьяго-Атитлан в Гватемале, 13 февраля 1980 г. был убит Джеме Миллер, принадлежав­ший к братьям христианских школ. Подобные события каж­дый раз влекут за собой дальнейшее сближение католиче­ских церквей. «Дело» отца Пельесера и исчезновение в ав­густе 1981 г. испанца-иезуита отца Карлоса Переса Алонсо в Гватемале вызвали глубокое возмущение американских иезуитов, которые вынесли эти события на рассмотрение комиссии ООН по правам человека.
  Анализ многообразных связей показывает, что американ­ская католическая церковь сделала свой выбор. К монсеньеру Ривера-и-Дамасу, единственному сальвадорскому епископу, который продолжает линию монсеньора О. Ромеро, повсюду прислушиваются. Уже в декабре 1980 г. он заявлял следующее: «Мы считаем силы безопасности и ультраправые группировки виновными в преследованиях церкви, и в особенности в убийствах священнослужителей и светского населения». Напротив, позиция консервативно настроенных епископов, таких, как монсеньор Апарисио или монсеньор Альварес в Сальвадоре, кардинал Касариего в Гватемале или даже монсепьор Обвандо-и-Браво в Ника­рагуа, почти не встречает поддержки, поскольку они пред­ставляют тенденции, близкие к американскому курсу в этом районе.
  Американская католическая церковь пытается разъяс­нить как Р. Рейгану, так и всей нации, что применение силы и действия с позиции великой державы не помогут распутать клубок противоречий, сложившийся в Централь­ной Америке; что в этом районе нет никакого конфликта «Восток—Запад» и что военное решение не принесет успеха. Национальная конференция католических епископов под­черкивает, что в этих странах существуют прежде всего со­циальные и политические проблемы. Если там идет война или, вернее, многочисленные войны, то объясняется это со­циальной несправедливостью и угнетением индейского и кре­стьянского населения па протяжении многих десятилетий:
  «Главная проблема заключается в нищенских условиях жизни и отказе в элементарных правах человека во многих из этих стран», — заявили американские епископы в 1981 г. В этой несправедливости повинны общественные слои и правительства, близкие к США, либо попросту поставленные ими у власти.
  Эрнесто Че Гевара даже не мог и мечтать, что церков­ные иерархи в самих США станут столь критически отно­ситься к политике своего правительства к югу от Рио-Браво-дель-Норте.
  Возвращаясь к анализу процессов, происходящих в Ла­тинской Америке, следует иметь в виду, что некоторые дея­тели правящих классов, опасаясь худшего, вступают на путь верхушечных преобразований, другие примыкают к рево­люции в надежде затормозить ее или сбить с пути, третьи выступают против империализма из патриотических сообра­жений. Ибо всем становится очевидным, что революция не­избежна, что она на повестке дня, что она совершится, хотят того или нет ее противники.
  Все это усложняет революционный процесс, придает ему иногда необычные формы, внешне расходящиеся с общепри­нятыми моделями, формулами и понятиями. Но суть дела не во внешней оболочке событий, а в их содержании, в ре­альных успехах революционного движения, а они, эти ус­пехи, несомненны.
  Основным завоеванием революционного движения на континенте после гибели Эрнесто Че Гевары следует считать тот факт, что ставшая ему родиной революционная Куба не только выдержала с успехом все враждебные наскоки Ва­шингтона, но и продвинулась значительно вперед в области как внутренней, так и внешней политики.
  Приведем только отдельные высказывания из Доклада Центрального Комитета Коммунистической партии Кубы, зачитанного ее II съезду в конце 1980 г. Фиделем Кастро36:
  «Сила такой небольшой страны, как Куба, — не в ее военной или экономической мощи; ее сила морального свой­ства. Последней освободившись от испанского колониализма, Куба стала в этом полушарии первой страной, которая по­кончила с империалистическим господством янки. Она пер­вой на нашем континенте пошла по пути создания новых, высших форм экономической и общественной жизни, по пути строительства социализма. В нашей жизни все ново. Мы прошли нелегкий путь. Нам пришлось столкнуться с самой могущественной империалистической державой, находя­щейся всего в 90 милях от наших берегов, вести борьбу против реакционных идей, распространявшихся в течение столетий и даже тысячелетий, против звериной ненависти эксплуататорских классов, противостоять блокаде, враждеб­ности, угрозам, клевете, ожесточенной кампании, развязан­ной теми, кто монополизировал значительную часть средств массовой информации в мире. Чтобы продолжать идти впе­ред, нам необходимо было не бояться агрессий и даже риска полного уничтожения. Не все, что мы делали, было мудрым, не все наши решения были правильными, как и в любом другом революционном процессе. Но мы выстояли.
  Нельзя ни в малейшей степени отрицать замечательные, героические усилия нашего трудового народа, членов нашей партии и их огромные успехи в трудные годы периода 1976—1980 гг. Необходимо иметь в виду, что многие капи­талистические страны, даже высокоразвитые, обладающие большими ресурсами, чем мы, вынуждены были сократить темпы экономического роста, а в отдельные годы снижать уже достигнутый уровень производства; они столкнулись с тем, что инфляция, безработица, экономический и соци­альный кризис достигли впечатляющих размеров. Мы же, социалистическая страна со слаборазвитой экономикой, в те­чение этого пятилетия продвинулись вперед в материальном производстве и добились значительных успехов в социаль­ной области.
  За пятилетие 1976—1980 гг. общий объем капиталовло­жений составил 13,2 млрд. песо. Это почти на 75% больше, чем в предыдущую пятилетку, и в 3 раза больше, чем в пе­риод 1966—1970 гг. Из них 35% было выделено на развитие промышленности, что составило около 4570 млн. песо — в 3 раза больше, чем в предыдущую пятилетку, и на 1 млрд. песо больше, чем общая сумма капиталовложений в области промышленности за 15 лет, предшествовавших 1975 г. В сельское хозяйство было направлено 19% капиталовложе­ний. Это соотношение резко отличается от предыдущих пя­тилетий, когда около 40% всех капиталовложений предна­значалось для сельского хозяйства, в то время как на про­мышленность приходилось 25—30%. Это соответствует ре­шениям I съезда о необходимости ускорить процесс инду­стриализации в течение пятилетки 1976—1980 гг.»
  Поразительные данные о развитии социалистической Кубы привел Фидель Кастро, выступая по случаю 25-летия Кубинской революции 1 января 1984 г. в Сантьяго-де-Куба. Речь его опубликована под символическим заглавием: «Куба не может экспортировать революцию, но и Соединенные Штаты не смогут ее остановить». В течение 12 лет на ост­рове ежегодно работали 350 тыс. рубщиков сахара. Сегодня, когда сахара страна получает больше чем когда-либо в прошлом, ежегодно участвуют в рубке сахарного трост­ника только 100 тыс. человек, остальное делают машины. Социалистическая Куба приняла, подготовила и дала обра­зование 20 тыс. молодых людей из стран Азии, Африки, Латинской Америки; Куба сотрудничает в этом плане более чем с 30 странами этих континентов. Когда речь шла о по­сылке в Никарагуа учителей, предложили свои услуги 30 тыс. добровольцев, когда убили некоторых из них, число добровольцев превысило 100 тыс. Одна социалистическая Куба располагает большим количеством добровольцев, гото­вых к выполнению любых заданий в любой части света, чем США и все церкви мира вместе взятые37.
  В докладе II съезду Компартии Кубы Ф. Кастро особо от­метил деятельность Вооруженных Сил Республики, подчерк­нув быстрое, решительное и образцовое выполнение ими по­ставленных партией задач по оказанию интернациональной помощи Анголе и Эфиопии. «Находясь за тысячи километров от родины, — говорил вождь революционной Кубы, — наши воины, значительную часть которых составляли призванные из резерва трудящиеся, решительно сражались вместе с ге­роическими ангольскими и эфиопскими бойцами и победили агрессоров — наемников империализма, посягнувших на тер­риториальную целостность, независимость и революцию в этих двух братских африканских странах.
  Впервые в истории один из народов нашего полушария, в жилах сынов и дочерей которого течет кровь предков — сотен тысяч рабов, насильственно вывезенных из Африки алчными колонизаторами, послал тысячи своих сыновей бороться вместе с народами Африки за их свободу и досто­инство.
  Империализм и международная реакция злобно оклеве­тали нашу страну за это проявление солидарности. Напро­тив, народы Анголы и Эфиопии, все революционные и про­грессивные силы, к нашему удовлетворению, во всей пол­ноте оценили этот благородный и бескорыстный поступок Кубы. Это блестящая, прекрасная страница проявления ин­тернационализма, вписанная в историю революционного дви­жения.
  Мы, кубинские революционеры, не любим говорить о на­шей солидарности с другими народами и революционными движениями и если делаем это, то с большим нежеланием, ибо считаем, что эта солидарность — всего лишь долг, кото­рый мы выполняем в соответствии с пашей интернациональ­ной совестью. Однако было бы неправильным не воспользо­ваться таким случаем, как этот, и не почтить память тех, кто пожертвовал собой, отдал свою жизнь вдали от родины за благородное дело свободы, справедливости и человече­ского достоинства, а также не выразить нашу самую боль­шую признательность и добрые чувства десяткам тысяч соотечественников, которые за тысячи миль от Кубы вместе с нашими братьями — ангольцами и эфиопами — находятся на переднем крае борьбы на юге Анголы, в Огадене и в других местах, тем, кто в других странах помогает укреп­лению обороны и обучению личного состава вооруженных сил.
  Социалистическая Куба несказанно укрепила за истек­шие годы свой международный авторитет.
  VI конференция глав государств и правительств непри­соединившихся стран, состоявшаяся в Гаване в сентябре 1979 г., стала ярким свидетельством силы движения, его влияния на международной арене. Вопреки усилиям амери­канского империализма, пытавшегося умалить значение конференции, выхолостить основную, антиимпериалистиче­скую направленность движения, оно подтвердило в своих документах, в подходе к анализу конкретных международ­ных проблем свой независимый, антиимпериалистический характер и внесло важный вклад в дело мира, в неустанную борьбу против несправедливости, неравенства, угнетения, расизма, за подлинный социально-экономический прогресс развивающихся стран.
  В период, прошедший после проведения конференции, движение неприсоединившихся стран было вынуждено про­тивостоять клеветнической кампании, систематически веду­щейся врагами наших народов, которые, пытаясь восполь­зоваться сложностью международной обстановки, прилагают все усилия для того, чтобы посеять раздор между нашими странами, затруднить и ослабить их совместные действия. Несмотря на все препятствия, неприсоединившиеся страны продолжали усилия по претворению в жизнь решений VI конференции и сохранили свое единство.
  Куба стала председателем движения неприсоединив­шихся стран в момент обострения обстановки на междуна­родной арене, когда нарастают многочисленные конфликты, возникают новые очаги напряженности в различных регио­нах, выявляются противоречия, сталкивающие одни страны движения неприсоединения с другими...
  Стремление Рейгана и его советников добиться военного превосходства и разговаривать с социалистическими стра­нами с позиции силы просто абсурдно. Это привело бы лишь к безудержной гонке вооружений в обстановке самого ост­рого за последнее время мирового экономического кризиса. Это равносильно тому, чтобы требовать от народов непро­стительного и фатального самоуничтожения. Такое можно было бы понять в эпоху мушкетов и арбалетов, но не в эпоху термоядерного оружия. Кому дано право так играть судьбой всего человечества?
  Рейган, по нашему мнению, не сможет решить ни одной из основных проблем Соединенных Штатов: проблемы ин­фляции, безработицы, энергетического кризиса, экономиче­ского спада, пороков, наркомании, преступности, коррупции. А между тем его внешнеполитические планы несут угрозу миру во всем мире...
  Угнетение не вечно. Ужас и страх не будут царить всегда. Наступил момент, когда пробуждающиеся народы стали сильнее всего того, что придумано угнетателями для удержания их в повиновении. Нужно быть слепым, чтобы не видеть этого. Чем жестче внутренняя тирания, чем страшнее империалистическое угнетение, тем упорнее борьба! Эту борьбу ничем не остановить!»38.
  Сегодня в Латинской Америке повсеместно стреляют. Здесь это не новость. Новое заключается в том, что до не­давнего времени этим занимались реакционеры, буржуазные слои, а теперь за оружие берутся народные массы, интел­лигенция, студенты, рабочие, крестьяне. Реакционный тер­рор приобретает размеры геноцида. К примеру, в Сальва­доре только за 1981—1982 гг. убито хунтой, поддерживаемой США, свыше 100 тыс. человек. Реакционеры, как уже упо­миналось, не пощадили даже сальвадорского архиепископа Ромеро, застреленного «неизвестными» во время мессы.
  По сравнению с этими событиями, партизанские дейст­вия Эрнесто Че Гевары, особенно в Боливии, сегодня мо­гут показаться всего лишь эпизодом. В чем же заслуга Че? Принесла ли его смерть пользу? Или его решение начать партизанские действия в Боливии, где до сих пор перево­роты следуют один за другим, было просчетом, роковой ошибкой?
  Эрнесто Че Гевара был убежден, что изменить существо­вавшую в его время обстановку в странах Латинской Аме­рики можно было только оказывая вооруженное сопротивле­ние американскому империализму и его креатурам, держав­шимся у власти благодаря массовому террору. Если США считают себя вправе вмешиваться в дела своих соседей, то и любой латиноамериканец вправе оказывать им сопротив­ление где бы то ни было, предпочтительно же там, где они этого меньше всего ожидают. Так поступали латиноамери­канские патриоты со времен Войны за независимость.
  Венесуэльские войска во главе с Симоном Боливаром прошли всю Южную Америку до вершин Горного Перу, аргентинцы во главе с Сан-Мартином сражались в Чили и том же Перу. В войнах за освобождение от испанского гос­подства Кубы принимали участие мексиканцы, доминиканцы и представители других республик. Более того, главноко­мандующим Освободительной армии Кубы в войне 1893— 1898 гг. был доминиканец Максимо Гомес. В годы мекси­канской революции (1910—1917 гг.) в ее рядах сражались такие славные американцы, как Джон Рид. В войсках гене­рала Аугусто Сесара Сандино в Никарагуа бились против американских интервентов мексиканцы, венесуэльцы, сальвадорцы и др. Сам Эрнесто Че Гевара, аргентинец, сра­жался в рядах повстанцев Фиделя Кастро.
  Таких примеров можно было бы привести десятки. Ведь латиноамериканцов объединяет общность исторических су­деб, у всех них общее индо-испанское прошлое, один и тот же язык и, главное, один и тот же враг — империализм. Между прочим все подлинные революции всегда привлекали людей доброй воли самых разных национальностей. Так было в годы американской революции во главе с Дж. Ва­шингтоном, так было и во время Великой Французской ре­волюции, и Великой Октябрьской социалистической револю­ции, и многих других. Так что напрасно нынешние власти­тели США сетуют на участие чужестранцев в революцион­ных движениях современности. Если говорить о чужестран­цах без кавычек, то такими являются только американские империалисты, одержимые имперским комплексом и сую­щие в последние годы свой нос во все уголки земного шара...
  Можно сказать одно: хозяином положения в той или другой стране является народ, трудящиеся. От них во мно­гом зависит успех или поражение того или другого движения. В этом убедился на собственном опыте и Эрнесто Че Ге­вара, сражаясь в Боливии.
  Мужество Эрнесто Че Гевары, его беззаветная предан­ность революционному долгу, бескорыстие и честность, скромность и дисциплинированность, готовность в любой мо­мент и в любом месте пожертвовать собой во имя идеалов социализма останутся навсегда ярким примером для рево­люционеров всех стран и народов.
  Нет, кровь Че Гевары, кровь его сподвижников, как и кровь их предшественников, как кровь всех революционе­ров, коммунистов, не была пролита даром. Революция по­беждает в том числе и потому, что ей прокладывают путь, сражаются за ее благородные, бессмертные идеалы такие кристальной чистоты революционеры, каким был Эрнесто Че Гевара. «Не просчеты и заблуждения, — пишет советский историк К. А. Хачатуров, — оставил нам как свое главное наследство Эрнесто Че Гевара. Он оставил нам нетленную и светлую память о пылающем сердце латиноамериканского Данко, закаленное, как сталь, мужество революционера, не­запятнанную совесть и честь коммуниста. Нам — это народу Кубы, ставшей для Че второй родиной, революционным си­лам Латинской Америки, патриотам Анголы, всем борцам за народное дело. Нам — это и советским людям, которым, как никому, близок и понятен жизненный подвиг Че» 39.
  Любое социальное явление многосложно, противоречиво, видится лучше на расстоянии. Так произошло и с дейст­виями Че в Боливии. В их основе — борьба против империа­листической политики США, политики, которая не только не снизила свою агрессивность при новых хозяевах Белого дома, но и всемерно наращивает ее.
  Необъявленная война против Сандинистской Никарагуа и революционной Кубы, вооруженный захват маленькой Гренады, другие агрессивные акты Рейгана в мире в конеч­ном счете преследуют одну цель—поставить на колени СССР. С этой целью Рейган раздувает всемирную гонку вооружений, провоцирует всякого рода инциденты, вмеши­вается в дела Ближнего Востока, других регионов, объяв­ляет Советский Союз «империей зла» и т. д. и т. п. Совет­ский Союз — главный враг и потенциальный противник империализма. Это хорошо понимал Эрнесто Че Гевара и поэтому всегда стремился к укреплению союза с нашей страной.
  Нынешние успехи латиноамериканской революции суще­ственно ослабляют позиции империализма в мире. «В целом подъем революционного движения на Латиноамериканском континенте имеет огромное значение для мирового револю­ционного процесса. Еще совсем недавно, казалось бы, на­дежные тылы американского империализма превращаются в гигантский очаг антиимпериалистической революции. Под боком у главной цитадели империализма — США разверты­вается революционное движение огромной мощи. Эти сдвиги оказывают и, несомненно, будут оказывать сильное влияние на дальнейшее изменение соотношения мировых сил в пользу международного рабочего класса, в пользу социализма» 40.
  Этот анализ более чем десятилетней давности нашел свое подтверждение и в заявлении Совещания коммунисти­ческих партий Южной Америки, состоявшегося в Буэнос-Айресе (Аргентина) в июле 1984 г. В Совещании прини­мали участие компартии Аргентины, Боливии, Бразилии, Венесуэлы, Гайаны, Колумбии, Панамы, Парагвая, Перу, Уругвая, Чили и Эквадора. Представители Коммунистиче­ской партии Кубы присутствовали на нем в качестве наблю­дателей.
  В заявлении компартий отмечается, что за последние годы важные позитивные сдвиги произошли в развитии де­мократического процесса в Южной Америке. Все больше авангардную роль в нем играет рабочий класс.
  Положение в регионе характеризуется в последнее время упрочением позиций социалистической революции на Кубе и победой патриотической, народной и антиимпериалисти­ческой революции в Никарагуа. К этому надо добавить ак­тивизацию повстанческого движения в Сальвадоре, крах фа­шистских и авторитарных диктатур, подъем выступлений трудящихся и народных масс за демократические права и свои конкретные требования, повышение роли коммунисти­ческих партий, а также растущее влияние революционных идей.
  Освободительная борьба народов Центральной Америки и Карибского бассейна развивается в сложной обстановке, в обстановке агрессий, заговоров и угроз со стороны прави­тельства США.
  Вчера империализм США пытался задушить Кубу. Се­годня его попытки уничтожить никарагуанскую революцию стали частью общего курса по подавлению освободительного движения в Латинской Америке. Следуя этим курсом, он обучает и руководит армией убийц в Сальвадоре, осуществ­ляет неприкрытую агрессию против сальвадорского народа, который ведет героическую борьбу.
  Совещание коммунистических партий стран Южной Аме­рики заявило о своей полной поддержке социалистической Кубы и призвало народы встать на защиту этого высшего на современном историческом этапе завоевания революцион­ного движения в Латинской Америке. Совещание выразило решительную солидарность с Никарагуа и обратилось к де­мократическим силам континента с призывом объединиться, чтобы дать отпор интервенционистским устремлениям Пен­тагона, ЦРУ и их наемников из числа бывших сомосовцев, которых вооружает и финансирует правительство Рейгана. Совещание подтвердило самую твердую поддержку герои­ческой борьбы сальвадорского народа.
  Варварская интервенция против Гренады, отмечается в заявлении, — это составная часть политики эскалации пря­мого вооруженного вмешательства в дела других государств, призванного упрочить власть олигархических и милитарист­ских клик.
  В заявлении Совещания компартий в Буэнос-Айресе указывается, что еще в 1975 г. в Гаване компартии стран Латинской Америки и Карибского бассейна подчеркивали:
  «... наши партии являются активно действующей составной частью мирового коммунистического движения. Они твердо стоят на принципах марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма. Мы — часть мощного потока, который изменяет ход истории и создает новое общество без эксплуа­таторов и эксплуатируемых.
   Здесь, на земле Южной Америки, единством своих дей­ствий и своей повседневной борьбой мы вносим вклад в ли­квидацию зависимости, отсталости, социальной несправедли­вости, безработицы и неграмотности миллионов людей, со­действуем созданию более справедливого и более гуманного мира, нового мира, который не может быть не чем иным, кроме как миром социализма, идущим к своему высшему этапу развития — созданию коммунистического общества» 41.
  Вождь Кубинской революции Фидель Кастро, выступая в Съенфуэгосе по поводу 31-й годовщины штурма казармы Монкада42, противопоставил успехи, достигнутые его страной в области народного хозяйства, тому упадку, который на­блюдался в капиталистических странах. В то время как за последние три года промышленное производство Латинской Америки сократилось на 3,2%, указал Ф. Кастро, в США прирост промышленного производства составил 3,5%, а в За­падной Европе—1,3%. За тот же период прирост общественного продукта на Кубе составил 21%, и об этом нужно говорить, ибо буржуазная пропаганда пытается всячески замолчать, приуменьшить успехи Кубы, которых она доби­лась лишь благодаря своим тесным связям со странами со­циалистического содружества.
  Ф. Кастро отметил далее, что Соединенные Штаты пы­таются вывести свою экономику из кризиса за счет осталь­ного мира. С этой целью они поднимают таможенные тарифы, ограничивают импорт продуктов, которые могут конкурировать с их собственными, повышают банковские учетные ставки, извлекая большие прибыли даже за счет собственных союзников. Однако эти средства расходуются не на улучшение положения народа, не на решение про­блем здравоохранения или охраны окружающей среды, а на развязывание гонки вооружений, цель которой — сломать существующее военно-стратегическое равновесие в мире и добиться военного превосходства в ядерном и в обычных вооружениях. С этой целью США создают «силы быстрого развертывания», способные совершать вторжения в любой район земного шара в считанные часы, разрабатывают но­вые смертоносные виды оружия, в том числе космическое для ведения «звездных войн».
  Социалистические страны не виноваты в усиливающейся международной напряженности, сказал Ф. Кастро. Государ­ства социализма не хотят гонки вооружений, совершенно не заинтересованы в наращивании производства оружия. Социалистической системе это не нужно, имеющиеся ре­сурсы она хотела бы вкладывать только для решения соци­ально-экономических задач. В милитаризации заинтересо­ваны прежде всего крупные монополии Запада, занимаю­щиеся производством оружия. Именно они получают от этого огромные барыши.
  Советский Союз неоднократно подчеркивал настоятель­ную необходимость сдерживания тонки вооружений. Тем не менее напряженность в мире растет. Особенно резко она усилилась после размещения ядерного оружия среднем дальности на границах стран социалистического содруже­ства. Напряженность усиливается на Ближнем Востоке, в Центральной Америке и Южной Африке.
  Советский Союз со всей ясностью предложил начать переговоры по вопросу о космическом оружии, чтобы избе­жать неконтролируемой гонки этого вида вооружений. Он выразил готовность возобновить переговоры по ограни­чению ядерного оружия, как только будут отменены меры НАТО, приведшие к срыву этих переговоров.
  Силой никто никогда ничего не добьется от нашего народа, заявил Ф. Кастро.
  Навязывание силой социальных перемен другой стороне никогда не было целью социалистических стран. Что бы ни говорили невежды, интриганы и клеветники, В. И. Ленин, который был всегда реалистом, человеком глубоких убежде­ний и сторонником мира, стал первым, кто провозгласил важнейшим принципом необходимость мирного сосущество­вания государств с различными социальными системами. В то же время исторической реальностью философии импе­риализма и всех реакционных систем, существовавших в истории, была мысль об уничтожении революции силой. Это показала Французская революция, ставшая объектом вторжения соседних реакционных государств, которые вы­ступали против идеи республики и буржуазной демократии. Это показала Великая Октябрьская социалистическая ре­волюция, когда Россия подверглась интервенции капитали­стических стран. Это показало нападение фашистской Гер­мании на СССР во время второй мировой войны, когда была предпринята бредовая попытка уничтожить социализм. Это показал пример Китая, когда западные державы тоже по­пытались уничтожить революцию, оказывая поддержку фео­дальному чанкайшистскому режиму. Это показали вьетнам­ская и кубинская революции. Это продемонстрировали тра­гические события в Гватемале и Санто-Доминго, гренадская революция. Это же происходит сегодня в Никарагуа с сандинистской революцией и с революционным движением в Сальвадоре, которые пытаются уничтожить силой.
  Однако ошибаются те, подчеркнул Ф. Кастро, кто пола­гает, что социалистическое содружество может быть сломлено и капитулирует. Ошибаются те, кто полагает, что лю­бое истинно революционное движение, что революционный народ можно заставить сдаться и капитулировать. Наша страна имеет в этом большой опыт. С самого начала мы подвергались блокаде, угрозам, агрессиям, саботажу, вылаз­кам контрреволюционных банд, а как можно забыть о по­пытках покушений на руководителей кубинской революции, предпринимавшихся в нарушение элементарных норм меж­дународного права и морали? Однако все эти попытки тщетны, хотя такой небольшой стране, как наша, нелегко противостоять столь мощному и столь агрессивному соседу. Однако и ему при всей его силе также непросто бороться против небольшого, но смелого, умного, достойного и спло­ченного парода. Грубая политика Соединенных Штатов должна быть прекращена. К такому мнению сегодня при­ходят многие сознательные американцы.
  Мы не можем недооценивать опасность, которой подвер­гается наша страна, сказал Ф. Кастро. Поэтому нам приш­лось предпринять немалые усилия для укрепления нашей обороны, особенно в последние годы, когда агрессивность противника резко возросла. Мы не милитаристы и не мо­жем ими быть, мы не хотим войны, но мы будем вести войну, если нам ее навяжут. Мы—революционеры с твер­дыми убеждениями. Мы никогда не откажемся от наших идеалов и убеждений. Наши независимость и суверенитет, революционные принципы, социально-политическая система священны и неотъемлемы, и тому, кто попытается уничто­жить их, придется воевать с нами. Мы не угрожаем, да и не можем никому угрожать. Смешно слушать, когда неко­торые пытаются утверждать, будто Куба, Никарагуа и Саль­вадор представляют собой угрозу для империализма.
  Свершения революции сами по себе настолько прекрасны и привлекательны, что мы отдаем ей весь наш энтузиазм и всю нашу энергию. Мы отнюдь не недооцениваем опасность и не переоцениваем свои силы. Перед лицом угроз и агрес­сий мы укрепляем нашу оборону. И сегодня мы, несом­ненно, значительно сильнее, чем были три года назад. Наши Революционные вооруженные силы за это время значи­тельно повысили свою боеспособность, улучшили подготовку кадров, овладели новыми видами оружия.
  Сегодня наша страна располагает не только хорошо под­готовленными Революционными вооруженными силами, го­товыми к защите Родины. Она имеет 482 тыс. членов и кан­дидатов в члены партии, 588 тыс. членов Союза молодых коммунистов, 2666 тыс. человек, объединенных в Профцентр трудящихся Кубы. Весь наш парод организован и представляет собой одну большую силу, заявил Ф. Кастро.
  За годы, прошедшие после гибели Че Гевары, силы ре­волюции в Латинской Америке умножились и укрепились. Как неприступный утес высится революционная Куба. О том, как велик ее международный авторитет, говорит тот факт, что Фидель Кастро в течение ряда лет воз­главлял влиятельный блок неприсоединившихся стран. А ведь еще недавно Эрнесто Че Гевара первым «открывал» для революционной Кубы страны Азии и Африки, вступив­шие на путь самостоятельного развития. Революционный процесс в Латинской Америке продолжает успешно разви­ваться, и в этом немалая заслуга и Эрнесто Че Гевары, от­давшего свою жизнь за счастье и независимость народов этого поистине огненного континента.
  
  1 Альбису Кампос (1894—1974), лидер пуэрториканских патриотов, выступавший за независимость своего острова. Провел много лет в каторжных тюрьмах СГОА.
  2 Tribuna Popular, 1958, 13 dic.
  3 Правда, 1983, 11 сент.
  4 Там же. Генри Киссинджер, госсекретарь при президенте Никсоне, опубликовал Мемуары, в которых цинично признает наглое участие США в свержении и гибели президента Альенде.
  7 В 1971 г. правительство Хуана Хосе Торреса возбудило дело про­тив генерала Альфредо Овандо по обвинению в убийстве Баррьентоса (организация авиационной катастрофы). Однако суд не со­стоялся, так как Овандо, находившийся в то время в Испании, отказался вернуться в Боливию.
  8 Вернувшись во Францию, Р. Дебре вступил по Французскую социалистическую партию (ФСП), стал членом ее руководства (Лат. Америка, 1981, № 9, с. 82).
  9 L'Unita, 1969, 17 nov.
  10 Проблемы мира и социализма, 1976, № 9, с. 36; Правда, 1976,5 апр.
  11 Правда, 1977, 11 янв.
  12 Новое время, 1982, № 3, с. 26—27.
  13 Свыше 40 лет в Никарагуа господствовало семейство Сомосы. При активной поддержке Вашингтона оно беззастенчиво грабило страну и убивало своих противников.
  Там фактически не было коммунистической партии. Во вся­ком случае, не коммунисты возглавили борьбу против сомосистского клана, а просто патриоты, которые стремились освободить страну от позорной зависимости и от тирании Сомосы. Их зна­менем стало имя Сапдино, никарагуанского борца против амери­канских оккупантов, предательски убитого в 1934 г. по их распо­ряжению основателем тиранической династии Анастасио Сомосой Гарсией.
  14 Che Guevara Е. Obras, 1957—1967. La Habana, 1970, t. 2, p. 473; Лат. Америка, 1977, № 6, с. 137.
  15 См.: Лат. Америка, 1981, № 7, с. 108.
  16 Известия, 1983, 23 апр.
  18 Известия, 1984, 24 янв,
  19 За рубежом, 1982, № 38, с. 10.
  20 За рубежом, 1983, № 16, с. 6.
  21 Цит. но: За рубежом, 1984, .№ 4, с. 4.
  22 Правда, 1984, 25 янв.
  23 См.: Правда, 1984, 6 фев.
  24 Правда, 1984, 29 янв.
  25 См.: Комсомольская правда, 1984, 24 янв.
  26 L'Unita, 1984, 16 genn.
  27 См.: Правда, 1983, 27 марта.
  28 Известия, 1984, 21 янв.
  29 Granma, 1984, 21 en.
  30 Цит. по: Правда, 1984, 24 янв.
  31 Правда, 1984, 6 февр.
  32 Правда, 1984, 6 февр.
  83 Известия, 1984, 6 февр.
  34 Новое время, 1984, № 5, с. 26,
  35 См.: Правда, 1984, 6 февр.
  36 См.: II съезд Коммунистической партии Кубы, Гавана, 17—20 де­кабря 1980 г. М., 1982.
  37 См.: Кастро Ф. Куба не может экспортировать революцию, но и Со­единенные Штаты не смогут ее остановить. Гавана, 1984, с. 24—29.
  38 II съезд Коммунистической партии Кубы.
  39 Комсомольская правда, 1978, 14 июня.
  40 Пономарев Б. П. Актуальные проблемы теории мирового революционного процесса.—Коммунист, 1971, № 15, с. 62.
  41 Правда, 1984, 8 авг.
  42 См.: Правда, 1984, 31 июля.
  
  Содержание
  Предисловие ..................... 3
  Че — аргентинец ................... 10
  Его университеты .................. 17
  Гватемальские события ............... 28
  Выбор пути ....... ............... 45
  Сьерра-Маэстра ................... 60
  Рассвет близок .................... 75
  Последний решительный .............. 89
  Трудное начало ................... 108
  Социализм — надежда угнетенных ........ 126
  Мирное строительство ................ 142
  Тревога ......................... 151
  Таинственное интермеццо ............. 165
  В горах Боливии ................... 178
  Западня ........................ 201
  «Гориллы» и их черные дела ....... 225
  Бессмертие ...................... 237
  Ветры революции .................. 246
  Указатель имен ................... 296
  Иосиф Ромуальдович Григулевич
  ЭРНЕСТО ЧЕ ГЕВАРА
  И РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПРОЦЕСС В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ
  1984 г
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"