Аннотация: Сапоги, пусть и старые, не потерпят к себе такого потребительского отношения!
-Хлюп-Хлюп, - печально переговаривались между собой сапоги коричневого цвета, уже не надеясь на милость хозяина и смирившись с предстоящей многочасовой "прогулкой".
Ах, им бы сейчас, да к теплому очагу, да быть повернутыми к огню, или в теплый, уютный магазин походной обуви, где они так мило нежились когда-то совсем давно... Да, они еще помнили эти чудесные, беззаботные деньки...
А теперь им приходилось хлюпать по жуткой, вонючей трясине, куда так опрометчиво завел их непутевый хозяин...
-Бульк - бульк, - недовольно ворчали сапоги. Почему они должны шляться непонятно где с этим сумасшедшим мальчишкой? На них, между прочим, щеголял сам сын барона Ильвлесского - Уго, когда тот каждую неделю ездил на свою помпезную охоту в сопровождении заискивающих перед ним лордов, милых дам, в чудесных цветастых туфельках, не предназначенных для охоты...
Ах, эти туфельки... Остаться бы с ними наедине...
-Хлюп - Хлюп, - напомнили сапогам их же подошвы о собственной миссии, походе, ноше, кресте, который они оба должны были нести, это вечное непонятное преследование целей хозяина... Сапоги вздохнули в который раз, и коричневая кожа с узорами тихонько, тонко заскрипела.
Да, они оба помнили те прекрасные времена, когда они были горды тем напыщенным мальчишкой, взаправду горды, что он носил именно их, хотя бы изредка, но они принадлежали сыну богатого барона, имели право стоять в огромнейшей гардеробной комнате его сынишки, где висели дорожайшие платья, расшитые сюиты, жакеты самых разных насыщенных цветов, легкие и воздушные рубашки, тяжелые зимние и короткие летние плащи, небрежные накидки, и, наконец, из нежнейших тканей штаны и чулки. И туфли, ботинки, сапоги и сапожки, шлепанцы, сланцы, галоши, ботфорты, и они, они были рядом с ними!
А теперь?! Где они сейчас? Они чавкают по какому-то отвратительному болоту, неизвестно куда. Сапоги снова заскрипели, но теперь уже более злобно.
Теперь они, прекрасные, расшитые сапожки для охоты молодого господина, должны идти с ЭТИМ неудачником непонятно куда.
О, Кожаный Бог, если бы видел Барон Ильвлесский, как низко упал его сын! Что он позволяет себе шататься по совершенно непонятной местности, в непонятную погоду, и совершено один!
Сапоги захватила ярость и обида, и они заскрипели снова, и звук этот был похож на бормотание злющей старухи.
Темная ночь вокруг, ни души рядом, а тем более на много миль, как он представляет себе возвращение домой?
Или... Нет, постойте!
Сапоги резко скрипнули от неожиданной мысли пришедшей им в мягкую кожаную голову.
Не может быть! Зачем мальчишке заплечный мешок? Что это он там напевает? Походную песенку?!
Да он решил сбежать, ясное дело! Сапоги хотели было рвануться назад и бежать без оглядки, пока не сотрутся подошвы, но быстро вспомнили, что такое самовольство им не позволено. Тем не менее, они продолжали размышлять, и их кожаные мысли были не столь славны.
Да он... он... Как смел? Что не хватало этому зазнавшемуся мальчонке? Дорогих платьев и сочных кушаний, охот и балов, пива и вина ли?
О, Кожаный Бог, какой позор на всю семью кожаных изделий! Какой позор им, сапогам, которые надевает в дорогу беглец!
В страшных измышлениях прошли минуты, и сапоги даже не заметили за своими смятенными чувствами, что бодрые ноги молодого беглеца вывели их на широкую лесную поляну, порытую вечерней чистой, хрупкой росой, как слезы новорожденного.
Сапоги почувствовали, как их бесцеремонно стаскивают, и поняли, что молодец не удержался от желания пойти по мокрой траве.
Молодой человек остановился, сапоги были зажаты у него в руках, и, казалось, не понимали, почему они стоят, а не бегут, раз уж их господин - беглец?
Откуда то слева, из за покрытых вуалью ночи старых, много повидавших дубов, послышался легкий треск, и через несколько секунд на поляне стояла закутанная в белую дымку девичья фигура.
Сапоги, будь они даже не сапогами, а женскими туфлями, не были дураками и поняли все и сразу.
Не балы и вино, не погони и охоты, не одежда и кушанья нужны были молодому, кудрявому красавцу Уго, а уразумение, что его любят.
Белая девичья фигурка скользнула сквозь мрак к молодому барону, и как показалось сапогам, их губы соприкоснулись.
Тут даже такие самобытные и ворчливые сапоги как эти были бессильны, и, что поделать, неуклюже поерзав в заметно ослабевших руках юноши, сапоги со скрипом тот час же провалились в высокую, нежную, лесную траву, оставив молодых наедине со своей совестью и беззаботностью...