Один политический деятель, отвечая на вопрос, что он хочет пожелать молодым людям, вступающим в жизнь, сказал: "Если у них возникнет необходимость обойти закон, то пусть они его обходят исключительно законными способами".*(2) Это не так уж и сложно. Человечеству знакомы тысячи таких "законных способов".
Самое смешное, что отчаянные головы, водившие на Юг "сапожные караваны", законов практически не нарушали.*(3) Но ежели раньше, когда они возили контрабанду в Калифорнию и нарушали законы одновременно и Российской Империи, и СШ, они в худшем случае теряли товар и пару тысяч долларов на адвоката и залог, то теперь каждодневно рисковали получить пулю или "станцевать в пеньковом галстуке".
Как бы современные леваки не поливали грязью этих "торговцев смертью" и "снабженцев работорговцев", трудно опровергать факты. Как раз оружия они и не возили, а почти весь их товар, по нынешним меркам, вполне проходит как "гуманитарная помощь". В отличие от "blokeyd runners" ("прорывателей блокады"), которые завозили, в основном, оружие и ... предметы роскоши. Например в ноябре 1864 года, когда до падения Конфедерации остается всего несколько месяцев, Уилмингтонская фирма пишет письмо своему агенту в Нассау, в котором просит того прекратить грузить на суда хлороформ, потому что за лекарства много денег с правительства не выручишь. Вместо хлороформа фирма просит загрузить корабль духами "Essence of Cognac", которые очень хорошо расходятся на рынке... Таможенные декларации подтверждают, что такого рода отношение - не единственный случай. Да вспомните хоть шляпку, подаренную Батлером Скарлетт О'Хара. "Спекулянты с набитыми деньгами карманами буквально наводнили Уилмингтон; они скупали все грузы с кораблей и припрятывали их, чтобы взвинтить цены. И цены взлетали вверх. Из месяца в месяц товаров становилось все меньше, потребности возрастали, росли и цены. Гражданское население вынуждено было выбирать одно из двух: либо обходиться без самого необходимого, либо покупать по спекулятивным ценам, и все бедняки и даже люди среднего достатка день ото дня испытывали все большие лишения. По мере роста цен деньги Конфедерации обесценивались, а стремительное падение курса влекло за собой дикую погоню за всевозможными предметами роскоши. Контрабандистам поручалось привозить насущно необходимое, А предметами роскоши разрешалось торговать только в виде исключения, но теперь уже все контрабандные суда были забиты денными товарами, вытеснившими то, что требовалось для нужд Конфедерации. И люди как одержимые расхватывали предметы роскоши, спеша сбыть имевшиеся у них в наличии деньги из боязни, что завтра цены подскочат еще выше, а деньги обесценятся совсем."
Надо также заметить, что только с 1 марта 1864 года Девис смог протолкнуть закон о запрете ввоза предметов роскоши, закон о регулировании цен на ввозимые товары и закон о принудительной загрузке половины вместимости судов военными материалами и оружием для правительства Конфедерации. Однако саботаж этих законов стал нормой.
Так что экономический коллапс Конфедерации произошел не из-за блокады, а из-за сугубо внутренних проблем, прежде всего, в области транспорта, логистики и человеческих ресурсов. Позволю себе ещё раз процитировать Маргарет Митчел: "Поскольку Уилмингтон с Ричмондом связывала всего одна железнодорожная колея, тысячи бочонков с мукой и банок с копченой грудинкой портились на промежуточных станциях из-за нехватки подвижного состава. Спекулянтам же каким-то чудом удавалось за двое суток доставлять свои вина, кофе и тафту из Уилмингтона в Ричмонд."
Эти же проблемы в, по сути, аграрной стране, смогли довести свою собственную армию до голода и это притом, что в южном тылу отнюдь не голодали.
25 декабря 1863 года, Рождество в доме миссис Чеснат в Ричмонде, между прочим, очень патриотичной дамы. "А на обед подавали суп из устриц и суп a la Reine [готовился из фазана, сладкого миндаля, сливок и овощей], вареную телятину, ветчину, филе индюшки, дикую утку, куропаток, пудинг с изюмом. Упомяну сотернское, бургундское, шерри и мадеру.
Есть еще жизнь в нашей старой доброй стране!"
То же Рождество. Из воспоминаний рядового Сэма Уоткинса, 1-й Теннессийский пехотный полк, декабрь 1863 года: "Мы не видели пайка несколько дней... Даже пареное пшеничное зерно считалось недостижимым деликатесом и снилось нам по ночам... Нам давно рассказывали о том, что армия Пембертона, дислоцированная в Виксберге, существовала исключительно благодаря крысам. Сейчас эта идея уже не казалась нам отталкивающей, наоборот, мы радовались ей и соглашались, что ее автор - просто гений..."
Относительно же важности поставок из-за рубежа следует обратить внимание на одну деталь. Как известно, правительство Конфедерации фактически национализировало всю промышленность Юга - дабы использовать ее в интересах ведения войны. Тем не менее, прорывы морской блокады правительством не контролировались - вплоть до начала 1864 года. Зато поставки с Запада пользовались вниманием высших лиц Конфедерации.
Нет, предметы роскоши шли и оттуда, если признать таковым китайский чай. Впрочем, учитывая, что цена его доходила до 100 долларов за фунт, иначе чем роскошью называть такое чаепитие нельзя.*(4) Однако по большей части "русские товары" были простыми, "приземлёнными" и совершенно необходимыми. Первым из них всегда называют СОЛЬ. Именно так, с большой буквы.
До войны половина всей соли, потребляемой на Юге, поступало из одного места - с соляных копей в Солтвилле на юго-западе Вирджинии, а вторая половина поставлялась с Севера. Понятно, что уже летом 1861 года цены на соль поднялись в 10 раз. Вдоль океанского побережья Флориды выросли сотни солеварен, но северяне стали высаживать морские десанты исключительно для того, чтобы громить их (причинив в одном только 1863 г. ущерб на 6 миллионов долларов). Южане изощрялись, как могли. Жители побережья варили кукурузу или кашу в морской воде. Бочки, в которых была солонина, вываривали в котлах, чтобы выпарить из клепок соль. Землю вокруг коптилен, на которую годами капала соленая вода, тоже выпаривали. Один из южных журналов в рубрике "Домашние советы" горько иронизировал: "Как сберечь мясо, чтобы оно не испортилось летом? Съешьте его ранней весной". Генералу Джорджу Э. Пикетту, впоследствии герою сражения под Геттисбергом, на свадьбу преподнесли маленький пакетик чистой, без примесей, соли - царский подарок для Юга тех времен.
Весной 1863 года фунт соли стоил уже 6 долларов, но ещё в 1861 году, когда в Ричмонде за неё давали чуть больше доллара, на восток пошли первые "соляные караваны".
"Мы копали соль на Большом озере, милях в ста на северо-запад от города мормонов. Чтобы дойти до воды там надо было пройти 15 миль от источника под Красным холмом по очень вязкой земле и если не знать тропы легко можно было утонуть вместе с лошадью. Мы три года копали там соль и мормоны знали об этом, но их вождь Янг приказал им молчать. У источника на Красном холме всегда стояло 10 или 20 наших воинов. Место там ровное и открытое вокруг на 30 миль и подойти незамеченными очень трудно. И воды вокруг на 30 миль тоже не было. Каждые несколько дней к нам приходил караван из 100 и более лошадей. Вели караваны шошоны, но наш шаман Опимпи давал им белые шкуры. (Знак мира и неприкосновенности. - А.Б.) Лошади были не их. Откуда у этих нищих столько хороших лошадей. Лошадей им давали на время племена с севера. Каждая лошадь везла две пустые бочки, которые вмещали по 100 фунтов соли, а у Красного холма шошоны наполняли их водой и везли к нам. Еще они везли еду и разные товары. Тут они оставляли бочки с водой, грузили на лошадей бочки с солью и рано утром выходили в сторону гор. Их вели наши проводники, потому, что до воды надо было за день пройти больше 40 миль. А мы пили воду, сушили бочки и наполняли их соль. За вьюк одной лошади мы получали по 2 доллара.
Работа была тяжелая, но я с двумя моими женами каждый день наполнял не менее четырех бочек, а бывало и 5 и 6. Я заходил в воду и черпаком нагребал со дна соль в корзины. Жены перетаскивали эти корзины на сухое место, просушивали её на шкурах, потом промывали и перебирали, чтобы она была чище. Солёная вода разъедала кожу на ногах, поэтому мы часто натирались жиром. Язвы всё равно появлялись, но я расплющил пулю в тонкую лепёшку, смазал её жиром и плотно примотал к язве. Это помогло."
Евреи и мормоны поддерживали дружеские отношения со времён совместных действий в Сан-Францисском Комитете Бдительности в 1851 году. Кроме того, Брайам Янг рассчитывал придерживаться нейтралитета в конфликте между штатами.
Мормонский делегат объявил в конгрессе: "Мы лояльны уже потому, что пытаемся вступить в союз в то время, когда другие пытаются выйти из него".
Подстрекаемые к отделению Югом, который сулил им права конфедератского штата, мормоны ответили: "У нас есть трудности в отношениях с правительством, но мы рассчитываем, что они будут решены самим правительством или мы сами справимся с ним".
Янг разрешил сомнения и Севера и Юга, призвав чуму на головы и тех и других. Он не выступал против рабства с позиций морали: "Юта будет свободным штатом. Рабство окажется здесь бесполезным и невыгодным". Он же говорил: "Рядовые бешеные аболиционисты привели к тому, что вся нация оказалась охваченной огнем. Я не аболиционист, не являюсь также и сторонником рабовладельцев. Южане создают негров, а северяне поклоняются им - вот и вся разница между рабовладельцами и аболиционистами".
Юта не послала своих добровольцев на Гражданскую войну. Официальная история церкви говорит по этому поводу: "В сложившихся условиях неудивительно, что война между штатами не представляла особого интереса для "Святых последнего дня".
Это, однако, не помешало губернатору территории Джону Даусону выступить с суровым обвинением мормонов в нелояльности. В результате ему пришлось подать в отставку, а при отъезде из Юты он был еще и избит. Мормоны утверждали, будто он подвергся нападению шайки хулиганов, сам же губернатор Даусон считал это делом рук добропорядочных мормонов, в том числе и одного полицейского.
Новый губернатор Стефен Хардинг был устранен менее чем через год, но до этого он успел произнести приветственную речь перед свежеприбывшими войсками, выстроенными перед его резиденцией.
Это был отряд калифорнийских добровольцев под командованием полковника Патрика Эдварда Коннора, "ирландца с огненно-рыжими бакенбардами, в прошлом капитана техасских добровольцев в войне с. Мексикой, золотоискателя, потом - почтмейстера и преуспевающего строительного подрядчика в Стоктоне, штат Калифорния". Отряд был прислан в Юту под предлогом охраны почтовых и транспортных путей от индейцев, а на самом деле, для контроля над мормонами и пресечения контрабанды в Конфедерацию.
Приветственные слова губернатора были последними добрыми словами, которые предстояло услышать этим войскам за все три долгих года службы на Великой равнине, в пустынях и горах Юты. Когда семьсот пятьдесят пехотинцев и кавалеристов прошагали по улицам Солт- Лейка за своим духовым оркестром, заполнившие улицы зрители взирали на них в гробовом молчании.
Поставленная перед полковником Коннором задача охранять проходящую через материк почту была нетрудной для его хорошо вооруженных солдат, однако, как и любому официальному лицу, направленному в Юту независимо гражданскими или военными властями, ему вскоре пришлось вступить в жестокую схватку с Брайамом Янгом, старейшинами, церковью. Да и сам полковник Коннор не отличался терпимостью и дипломатическими талантами.
"Совершенно невозможно описать все то, что я увидел и услышал в Солт-Лейке. Чтобы вы могли представить себе весь ужас мормонства, достаточно сказать, что я обнаружил здесь общество предателей, убийц, фанатиков и шлюх. Народ здесь публично выражает радость по поводу неудач нашего оружия и возносит хвалу господу за то, что американское правительство, как они это утверждают, ушло. Федеральные должностные лица совершенно лишены какой-либо власти и вынуждены говорить друг с другом шепотом из опасения быть подслушанными шпионами Брайама. Брайам Янг правит здесь как истинный деспот, и смерть от руки убийц грозит ослушникам его приказов".
Правда полковник был честным человеком и всемерно пытался пресечь контрабанду. Но что он мог сделать, если, по крайней мере половина его офицеров была куплена? Информация о передвижении частей передавалась заинтересованным лицам теми, кто подписывал приказы.
Только один раз, в апреле 1864 года, когда недавно прибывший в Юту офицер заблудился со своим эскадроном и случайно вышел на след каравана, Коннор смог как-то выполнить возложенную на него задачу. Во главе 400 кавалеристов он бросился в погоню и настиг бы караван. "Но на утро мы обнаружили следы присутствия банды юта численностью около 1000 воинов, двигавшейся на юг. Для защиты расположенных там поселений... и станции телеграфа, я принял решение немедленно навязать им бой." В результате последовавшего затем "эпического" сражения, 150 наскоро собранных воинов юта, под командованием вождя Кутсу Каиба, потеряли пятерых убитыми и ушли в горы. Потери отряда полковника Коннора составили одного погибшего и 6 раненых. Полковник ещё два дня гонялся за "трусливыми индейцами". Ни о каком преследовании каравана после этого и речи быть не могло. Положительным моментом "сражения у Солёного озера" стало то, что за победу над индейцами полковник Коннор был произведен в генералы.
Нанкаби, юта-соледобытчик, чьи воспоминания были приведены выше, напрасно оскорблял шошонов. Его чувство превосходства объясняется тем, что шошоны добровольно уступили право на добычу и продажу соли, ведь северное и восточное побережья Большого Солёного озера принадлежала им. Но ещё в начале 50-х соседствующие с юта западные шошоны, на паях с северными родичами, занимались выкачиванием денег из бостонцев-переселенцев, а чтобы не дать себя надуть партнёрам и не потерять доходы их отдельные группы, деревни и кланы начали объединяться. К началу 60-х годов пять небольших шошонских федераций вместе с федерацией северных пайютов (банноков) слилась в единую, пока еще конфедерацию. Назвать её решили в честь пайютских союзников "Бохогуе", а верховным вождём избрали Вашаки, главу федерации северных шошонов. Западные шошоны вошли в эту конфедерацию под именем Каму дука.
Заслужив за время золотой лихорадки и активной сухопутной торговли репутацию хороших и, главное, надёжных работников, члены "Бохогуе" такой репутацией очень дорожили и даже создали что-то вроде кодекса наёмника. Кодекс регламентировал отношения с нанимателем и требовал обязательного выполнения договора, гарантом которого выступал весь род. Зато, в случае нарушения договорённости со стороны нанимателя, на защиту потерпевшего должна была встать вся конфедерация "Бохогуе". С началом золотой лихорадки Карибу спрос на надёжных работников и погонщиков караванов повысился, а с началом действия караванной тропы на восток вообще мог превысить предложение. При таких условиях шошонам не было никакого резона влезать в войну с "сумасшедшими" юта, ради почётного права надрываться всей семьёй и наживать язвы.
Ведомые шошонами соляные караваны проходили более 2000 верст почти параллельно Трансконтинентальной телеграфной линии. В 1860 году, когда Конгресс СШ опубликовал Pacific Telegraph Pact, предписывающий организацию тендера на создание трансконтинентальной линии, сама затея с её строительстве казалась невозможной. Даже Авраам Линкольн тогда говорил президенту Вестерн Юнион Хайраму Сибли о том, что это безумная затея, так как даже если линию удастся завершить, то индейцы её разрушат. Однако, после окончания строительства, ни один столб Трансконтинентального телеграфа не был повален индейцами!
Согласно официальной версии, находчивый агент Вестерн Юнион, Эдвард Крэйтон смог убедить индейцев в том, что телеграф является голосом великого духа Маниту и ему нельзя причинять вред. Хорошее объяснение для тех, кто считает индейцев наивными дикарями. Но тот, кто с ними немного знаком, никогда не поверит в такую сказку. Не следует забывать, что до прокладки телеграфной линии, те же племена подрабатывали перевозкой почты на Пони-Экспресс, и телеграф принёс им убытки. Так что, если омаха, пауни, арапахо, понка, дакота, шайены так бережно относились к телеграфной линии, значит зачем-то она была им нужна!
Ответ можно найти в личности человека наметившего маршрут телеграфной линии. "30 июня 1860 года, спустя две недели после того, как Конгресс одобрил законопроект поручивший министру финансов субсидировать строительство трансконтинентальной телеграфной линии, Бенджамин Фиклин подал прошение об отставке и перешёл на работу в новое перспективное предприятие. Там он тоже не задержался. Прослужив ответственным за прокладку маршрута 8 месяцев Фиклин, как преданный гражданин Виргинии следом за ней разорвал отношения с Союзом и поступил на службу в армию Конфедерации, в департамент квартирмейстера виргинских добровольце." Именно Фиклин прокладывал маршрут вместе с Крэйтоном и он же договаривался с вождями. И если К. Корбетт прав, предполагая в Бене Фиклин агента Иуды Бенджамена, то понятно что ожидали получить вожди за сохранность телеграфа - доходы от будущих перевозок.
Кстати, Фиклин ведал также набором персонала на новую линию. Практически все нанятые им телеграфисты оказались сторонниками Конфедерации, что объясняет неуловимость караванов для федеральных агентов. Осуществлять связь им приходилось с помощью того же телеграфа, а каждый новый человек в этих диких местах, как и необычные телеграммы, моментально отслеживались. Известны имена трёх агентов Пинкертона, погибших при попытке проследить пути контрабанды. А приключения Натаниэля Хопкинса и Сары Борн, которые занимались тем же под видом семейной пары переселенцев, но, в отличие от предшественников, остались живы, легли в основу сюжета популярного романа Д. Форестера "Караван смерти" и двух его экранизаций.
Разочаровавшись в успехах "тайной войны" в деле пресечения снабжения мятежников, Вашингтон несколько раз пытался устроить для этого настоящие войсковые операции.
Первая планировалась на сентябрь-октябрь 1862 года. Полковник милиции Миннесоты Генри Хейстингс Сибли, вместе с приданными ему четырьмя ротами пехоты должен был провести рейд на путях следования караванов, но в середине августа внезапно вспыхнула Война санти.
Обычно начало этой, первой из войн сиу, связывают с голодом царившим среди санти-сиу. Согласно договорам 1851 года в Траверс-де-сиу и Мендота, сиу "уступили" правительству СШ земли в юго-западной части штата Миннесота за 3,075 миллиона долларов наличными и в виде ежегодной ренты продуктами и товарами. Действительно, по каким-то непонятным нам причинам, Министерство финансов не перечислило Бюро по делам индейцев обусловленную сумму в 1862 году и агенты на местах отказывались выдавать товары из лавок в кредит. Кроме того бочонок с 71 000 долларов золотом, тоже запаздывал. Один из агентов, Эндрю Мирик, действительно сказал: "Если они голодны, пусть едят траву". Но на этом основании утверждать, что сиу голодали... В благодатной Миннесоте, в августе?
Да и началась эта война как-то глупо, с не выеденного яйца.
"Я расскажу вам, как это было, как рассказано было мне всеми четырьмя молодыми воинами. Они принадлежали к клану, вождем которого был Шакопии. Их имена были Сун-гу-и-ги-дан (Коричневое крыло), Ка-ом-де-я-е-е-дан (Высокий боец), Наги-мы-сак-тэ (Убийца духа) и Па-зо-я-е-ра (Смотрит на что-то когда работает). Я не думаю, что их имена раньше были известны. Один из них еще жив. Они сказали мне, что они не выходили убивать белых людей. Они сказали, что во время охоты подошли к забору поселенцев, и здесь они нашли гнездо курицы с яйцами. Один из них взял яйца, когда другой сказал: "Они принадлежат белому человеку, и мы можем попасть в беду". Другой был зол, потому что он был очень голоден и хотел съесть яйцо, и он бросился его на землю и ответил: "Вы трусы. Вы боитесь белого человека. Вы боитесь взять даже яйцо у него, хотя вы полуголодные. Да, ты трус, и я сказал это". Тот ответил: "Я не трус. Я не боюсь белого человека. Я пойду в дом и застрелю его. Достаточно ли вы храбры, чтобы пойти со мной?" Тот, кто назвал его трусом сказал: "Да, я пойду с тобой, и мы увидим, кто храбрее нас двоих." Их товарищи сказали: "Мы пойдём с вами." Они все вошли в дом и убили там всех."
В тот день, 17 августа, на постоялом дворе Робинсона Джонса, были убиты пять человек: сам Джонс, его жена, четырнадцатилетняя дочь, приёмный сын Говард Бейкер и постоялец - С. Вебстер.
"Молодые этой же ночью пришли к вождю Шакопии и он сел в постели и слушал их истории. Он сказал, война объявлена. Кровь была пролита, выплаты будут прекращены, и белые будут мстить, потому что женщины были убиты. Вабаша, Вакоута и другие по-прежнему будут говорить за мир, но никто не будет прислушиваться к нам, и вскоре поднимется крик: "Убей белого и убивать всех, которые не присоединятся к нам". Совет состоялся, и была объявлена война."
В первый день боев, 18 августа, в районе Нижнего агентства в Редвуде 44 белых были убиты и еще 10 захваченны в плен. Ещё около 200 погибло в течение следующих дней. Поселенцы в панике бежали на восток от двадцати трех округов, оставляя юго-запад штата Миннесота безлюдным, за исключением укреплений в Форт Риджели и городке Новый Ульм. 23 августа, после второй атаки на Новый Ульм большая часть города сгорела дотла, а из 2000 новых беженцев, в основном женщин, детей и раненых, многие были перехвачены и убиты. 26 августа полковник Генри Сибли, во главе тысячи пехотинцев и трехсот собранных в спешке кавалеристов, снял осаду Форта Риджели. Но наступление дакота продолжалось. На рассвете 2 сентября у Бирш Кули-Крик, сиу, под командованием вождя Желтый Камень, перехватили партию солдат в 170 человек под командой майора Джозефа Браун, убив 20 солдат и половину их лошадей. Были также налёты на Актон, Хатчинсон и Форт Аберкромби, но к середине сентября иннициатива перешла к бостонцам. 23 сентября, в решающей битве у Лесного озера, свыше 1000 дакота, понеся тяжелые потери, вынуждены были отступить. 29 сентября Сибли был произведён в ранг бригадного генерала. В конце сентября сиу передали ему 269 белых пленных. А в октябре капитулировали. Вожди бежали на запад, к шайенам и на север, к не участвовавшим в войне сиссетонам и вахпетонам. *(5)
А Сибли организовал судилище, целью которого было послать на виселицу как можно большее число санти дакотов. Судьи не утруждали себя юридическими обоснованиями, для того, чтобы послать на смерть, достаточно было факта пребывания вблизи поля боя. Уже в начале ноября триста шесть человек были осуждены на смерть через повешение, а еще шестнадцать посланы в тюрьму за воровство. Тысячу семьсот человек, в основном женщин и детей, признали невиновными, их отослали в форт Снеллинг. Однако казнить приговорённых не успели, в Вашингтоне у них нашлись доброжелатели. Министерство финансов, которое, по большому счёту, и спровоцировало восстание, довело до сведения президента, что "предполагаемые массовые казни индейцев на западных границах государства могут вызвать волну возмущения в Европе". Почему именно Мин-Фин забеспокоился о международном имидже СШ не совсем понятно, но как раз октябре-ноябре, очень оперативно, в ведущих газетах Англии и Франции появились статьи о тяжёлом положении индейцев в СШ вообще и о восстании Сиу в частности. Президент Линкольн немедленно постановил, что санти дакоты в штате Миннесота объявили настоящую войну белым и потому те, кто принимал участие в боях, но не совершил никаких уголовных преступлений, будут расцениваться как военнопленные. Этим самым поспешные смертные приговоры, вынесенные организованным Сибли судом, признавались недействительными.
Повторный суд был проведён очень тщательно и смертные приговоры остались в силе только для тех воинов, чью вину в убийствах, причём совершённых против гражданского населения и с особой жестокостью, удалось неопровержимо доказать.*(6)
На площади города Манкато возвели большую четырехугольную виселицу. На второй день праздника Рождества 1862 года под нею встали одновременно тридцать восемь санти дакотов. Перед лицом смерти они держались крайне мужественно. Когда раздалась барабанная дробь, санти дакоты запели свою песнь смерти и с нею на устах отошли в страну Великого Духа. Палачом-добровольцем был Уильям Дьюли, уцелевший во время нападения на Лейк Шитек, но потерявший там двоих детей.
269 помилованных и 16 приговорённых ранее за уголовные преступления воинов перевезли в лагерь военнопленных Рок Айленд в штате Иллинойс. В отличие от пленных конфедератов сиу в лагере не голодали. Неизвестные доброхоты с Западного побережья щедро спонсировали их содержание. После трех лет пребывания в лагере им позволили вернуться к семьям, уже жившим в новой резервации на территории Дакота.
Не смотря на восстание сиу федеральное правительство не оставило надежды перекрыть канал снабжения "мятежников". Весной 1863 года армейская группа в количестве 5 000 человек, под командованием бригадных генералов Генри Сибли и Альфред Салли, должна была поставить непреодолимый заслон на пути контрабандистов. Но ещё зимой в миннесотской прессе началась антиправительственная истерия. Губернатор штата Роберт Грей (республиканец), следуя общему мнению, также обвинил Вашингтон в нежелании "думать о простых избирателях, которые спят с оружием, ожидая в любой момент новых нападений не смирившихся дикарей". Надвигались выборы губернаторов, а победоносный генерал Сибли (демократ) собирался выставить свою кандидатуру... Всё лето и осень 1863, а затем и 1864 года, два бравых генерала гонялись по лесам и прериям за мелкими отрядами сиу, менее 800 человек вместе с женщинами и детьми. А дорога продолжала работать.
"Порядок движения был следующий: покормив на рассвете лошадей и мулов, мы выступали в 6 часов утра и шли, где местность позволяла, рысью, в противном случае шагом или пешком, до 12 или 1 часа. Затем в полдень делали маленький привал и продолжали движение до захода солнца, проезжая таким образом, в зависимости от дороги, от 55 до 60 верст в сутки. А учитывая переправы на протяжении всего пути мы делали в сутки 50 верст. Обыкновенно после 300-400 верстного прохода выносливые но мелкие индейские лошади, неся на себе очень значительные грузы, доходящие до 6 пуд., по дурным дорогам и питаясь исключительно скудным подножным кормом, оказываются все заморенными и побитыми, и требуют замены. Мулы, более сильные и выносливые несут те же 6 пуд. и благополучно доходят до Платт. А на европейских лошадей нагружают не более 3-4 пуд. Вся дорога занимает при удаче 40 суток.
Стоимость провоза пуда соли складывается из: 1) наемной платы за лошадь и замены ее или цена купленного мула; 2) из платы и стоимости содержания караванных служителей, и 3) оплата ночных стоянок и переправ.
Средняя цена вьючного мула 52-54 руб. На десять мулов надо иметь четырех служителей. Плата им за 75 дней в оба конца по 150 руб. Содержание их обойдется по 16 руб. за всю дорогу. За 40 стоянок оплата составит 2 руб., а за переправы, которых по дороге насчитывается 32 ценою от 0,1 руб. до 0,5 руб. - 9,6 руб. Следовательно перевозка груза одного мула, т. е. 6 пудов, обойдется, считая в том числе и покупную стоимость мула, - в 121 руб. Следовательно, провоз пуда груза обойдется, считая стоимость купленных мулов в 20,16 руб.
Расстояние по этой дороге около 2200 верст; итого на версту с пуда по 92/100 коп."
Упомянутые Э. Якимсоном копейки за ночные стоянки и переправы и составляли тот доход племён, ради которых они берегли телеграфную линию и начинали войны. 5 копеек за ночёвку и 50 за самую трудную переправу. Ну ещё не перечисленные 50 копеек за обмен уставшей лошади. Кажется мелочь. Но в 1863 году по тропе проходило до 500 лошадей в неделю, а это уже 7500 рублей. 360 тысяч в год! В пять раз больше, чем правительство СШ платило за "уступленные" земли! Ради таких доходов стоило сохранять мир даже с извечными врагами
Разумеется, такая идилия мира и межплеменной дружбы простиралась только в районе Тропы. Там общий нейтралитет поддерживался даже племенами, непосредственно в транзит не вовлечёнными. Это легко объяснимо. Любой нарушитель конвенции получил бы в качестве врагов не одно племя, все племена обслуживающие тропу. Ведь все они, при малейшей задержке, несли конкретные убытки. Но стоило отойти от Тропы на несколько верст, как могло случиться всякое.
"Эта история произошла зимой 1865 года. Ее мне рассказал Множество Ворон, который не родился шайеном, а был пленником из племени арикара...
Однажды Множество Ворон и его друг Желтые Волосы сидели на вершине холма, который возвышался над деревней. Это было возле развилки ручья Шест Типи, что недалеко от нынешнего Арвада. Вскоре к ним присоединился третий юноша, принесший весть, что воин Два Быка, который как и они принадлежал к обществу Лисы, собирается в военный поход. Затем они увидели верхового глашатая, объезжающего жилища и приглашавшего Лис в типи Двух Быков. Юноши спустились в лагерь, переоделись и раскрасили свои лица. Ко времени, когда глашатай обошел деревню четвертый раз, все Лисы собрались.
После окончания пиршества, которым началось их собрание, Два Быка начал говорить: "Я решил собрать желающих идти со мною в поход на шошонов, которые перегоняют лошадей. Мы пойдем пешком и будем иметь возможность добыть лошадей, скальпы и завоевывать ку. Я знаю, мы все хорошо проведем время", И в ответ на эти слова, почти каждый их присутствующих произнес - Хоу! Хоу!, - что означало согласие...
Вожди запретили нападать на шошонов на их земле, поэтому они пошли вверх по ручью Шест Типи, который течет к нынешнему городу Баффало и пересекли горы... Сверху, в одной из долин, они увидели поднимающийся дым, это было как раз то, что они искали. Принимая все меры предосторожности, они ранним вечером спустились вниз, в долину реки Ветер.
Моросило, и ко времени, когда они подкрались к лагерю, уже шел дождь. Поэтому шошоны поставили палатки и привязали лошадейк колышкам рядом. В те дни все индейцы прерий поступали подобным образом, в случае вражеской атаки они могли быстро перерезать привязь и увезти лошадей... Дождь разошелся во всю. Это было хорошо. Все шошоны сидели в своих палатках и из-за шума дождя не могли слышать, что делается снаружи. Множество Ворон и Желтые Волосы... перерезав привязь вывели лошадей в центр лагерного круга, чтобы их копыта не создавали шума возле жилищ.
Когда они присоединились к отряду, остальные уже вернулись. Теперь, перейдя реку, шайены отправились к месту, где они заметили основной табун лошадей. Единственный раз шайены видели в этой долине более, чем тысячу лошадей. Они собрали коней, которых могли отыскать в темноте, каждый по несколько голов, и встретились в определенном месте. Отсюда, подгоняя лошадей, они отправлялись вниз по реке, одни впереди табуна, другие сзади. Всю ночь они шли рысью сквозь дождь, который скоро превратился в снег...
Тем временем шошоны обнаружили пропажу и пустились в погоню... Ближе к ночи шайены остановились напротив каких-то скал, чтобы поменять коней, и выловили из табуна новых лошадей. Это было не сложно, потому что все они были смирными вьючными лошадьми. Множество Ворон и Желтые Волосы ехали на хороших лошадях, которых они захватили в лагере, у чалой Множества Ворон не шее висел какой-то амулет, поэтому он знал, что это особый конь. А у Желтых Волос был хороший гнедой. Большую часть ночи шайены проскакали на свежих лошадях, но прежде, чем остановиться на отдых, они нашли тропу и пересекли горы...
Проехав еще немного шайены остановились. "Я думая, что мы оторвались от преследования, - сказал Два Быка, - давайте разведем огонь и отдохнем"... шайены развели огонь и расселись вокруг него...
Это случилось ранним утром следующего дня, когда солнце осветило оставленные лошадьми следы... их атаковали шошоны и началась пальба. Лошадь Множества Ворон была привязана к дереву, и когда появились враги, Два Быка подбежал и запрыгнул на нее. Но она еще не отдохнула и поэтому резко дернула назад, перекинув через себя вождя.
Множество Ворон сбросил бизонью накидку и побежал с такой скоростью, как будто летел по воздуху. Он отбежал уже на большое расстояние, когда услышал за собой всадника, а над головой - свист двух пуль. Он тут же перепрыгнул через скалу и поскользнувшись, проехал на спине до самого низа. Еще две пули ударили сзади него, но он забежал за край скалы и нашел место, где можно спрятаться. Отсюда он слышал шум сражения, выстрелы и крики, а затем наступила тишина.
Множество Ворон весь день пролежал в скорченном положении меж камнями и его ноги так затекли, что он не мог их выпрямить. К этому времени солнце уже почти село. Шошоны уже собрали своих мертвых воинов и ушли...
Множество Ворон обнаружил тела своих товарищей, разбросанных тут и там по всей местности, оскальпированными и изрезанным...
Множество Ворон дождался темноты, сориентировался по Семи Звездам (созвездие Медведицы - А. Б.) и направился назад, следуя тому пути, по которому пришел."
Военные действия между шайенами и шошонами до заключения "Торгового мира" продолжались долгиедесятилетия. И два из шести шайенских походов, во время которых они брали Священные Стрелы, в 1817 и 1843 годов, были направлены против шошонов. Договор, заключенный в 1861 ггоду, устанавливал между ними временный мир, несмотря на то, что по дороге на переговоры делегация шайенов убила двух шошонских разведчиков. Шайены вернули шошонам из скальпы, и те воздержались от мести.
Индейцы не только получали ренту с транзита и "крышевали" её. Они и работали, особенно на переправах. Вот как описывал лейтенант А. Кузьмин, сложную, пятидесятикопеечную переправу.
"14-го апреля, попрощавшись с вождем понков, я покинул любезного хозяина. Он меня проводил до берега и на прощание подарил мне доброго конька-трёхлетку с серебряным убором. Я ему в свою очередь, по его просьбе, подарил ружье Спенсера, а также несколько бутылок водки. К трем часам дня мы переправились через широкую тут Миссури. Груз и люди перевозились плашкоутом, сделанным из 4-х челноков, связанных вместе и покрытых платформой из связанных жердей, а лошадей и мулов переправляли вплавь. От носов челноков вверх по течению тянется длинный канат, поддерживаемый несколькими небольшими лодками, верхняя из которых укреплена на якоре. Плашкоут в конце этого каната, проложенного вдоль середины реки, перемещается силой течения как маятник от одного берега к другому, управляемый двумя рулевыми с веслами на корме.
Во время переправы случилось маленькое несчастье. На краю плашкоут находились один из наших караванщиков, который держал поводья моей лошади и только что подаренного конька, чтобы переправить их на ту сторону. Но новый конь, как только перестал чувствовать дно под ногами, круто повернул назад к берегу. Повод попал под корму крайнего челнока и сдернул караванщика, который, не умея плавать, чуть не утонул. Но это было, к счастью, близко от берега, так что подоспевшие понки спасли его, бывшие же при нем ружье и еще кое-какие вещи пропали. Мне пришлось заплатить за них 32 руб. потому, что индейцы по договору отвечают за сохранность только генерального груза, да тех лошадей, что везут его... Вся переправа длилась два часа. Миссури здесь довольно широка (300-400 шагов) и очень полноводна. Берега поросли громадным вековым лесом."
20 рублей с пуда, расходы не малые, но даже летом 1862 года, когда Э. Якимсон делал свои записи и соль в Ричмонде стоила доллар за фунт, чистая прибыль с трёхмесячного оборота превышала 65%. Правда стоимость перегона каравана зимой повысилась на треть, но и соль в декабре подорожала до двух долларов. Кроме того Якимсон ничего не писал о мулах и лошадях, привезших свой груз на берега Миссури, а ведь это тоже был товар и не дешевый.
После открытия золота Карибу и прокладки одноименной тропы цены на мулов в Рус-Ам непрерывно поднимались, а после открытия Тропы соли то же началось и в Мексике, главном поставщике этих сильных и неприхотливых животных. Поставщики, как в Рус-Ам, так и в Мексике, просто не успевали за спросом. Просто мулы не возвращались с востока.
К началу Гражданской войны в армии СШ имелось только пять кавалерийских полков: 1-й и 2-й драгунские, 1-й конных стрелков, 1-й и 2-й кавалерийские. В мае был сформирован 3-й кавалерийский полк и начался набор рекрутов в 12 новых частей, а к концу года уже 82 кавалерийских полка Союза находились или в стадии формирования, или же в процессе обучения и подготовки. Правда, в этих наспех сколоченных частях не хватало ни лошадей, ни опытных наездников. Лошадей для армий Севера и Юга требовалось очень много, и не только для кавалерии. Достаточно открыть устав армии СШ 1861 года, дабы убедиться, что в теории каждый офицер имел право на лошадь. И не одну.
В военное время:
генерал-майор - 7 лошадей
бригадный генерал - 5 лошадей
полковники от кавалерии - 5 лошадей
все остальные полковники - 4 лошади
подполковники и майоры от кавалерии - 4 лошади
остальные подполковники и майоры - 3 лошади
капитаны от кавалерии - 3 лошади
остальные офицеры - 2 лошади
Огромное количество лошадей полагалось и артиллерии. Например, выход в поле 6 легких орудий с зарядными ящиками и прочими причиндалами предусматривал использование не менее 110 лошадиных голов. А лучше мулов.
За годы войны для армии Союза было закуплено около 840 тысяч лошадей и 430 тысяч мулов. Интенданты покупали упряжного мула за 120-150 долларов, а строевого коня за 200-250. За хорошую офицерскую лошадь можно было требовать 400-500 долларов. Нет ничего удивительного, что, при таких ценах, к лету 1862 года в Колониях не осталось крупных верховых лошадей. Даже в драгунских полках на несчастных животных напал сап, выкосивший к осени 1861 треть конского поголовья и добивший весной оставшихся. Все эти "почившие в Бозе" и ещё живые лошади и мулы, пройдя Соляной тропой и подкормившись недельку на благодатных небраскских лугах, отправлялись "тянуть лямку" в армии Федерации.
Южане, на первом этапе войны, менее нуждались в лошадях, по причине своей непреодолимой любви к конным бегам. Почти в каждом городе южных штатов был свой ипподром, которые одновременно являлись центрами племенного коневодства, производя лошадей с превосходными скаковыми качествами. Кроме того на Юге пришлось бы торговать лошадьми в розницу. Из-за организационных особенностей кавалерии Конфедерации каждый боец самостоятельно обеспечивал для себя лошадь, получая за ее использование 60 центов в сутки. В случае потери лошади - от болезни или в бою - кавалерист был обязан найти другую, для чего, обычно, отправлялся домой в отпуск. С течением военного времени становилось труднее обеспечить быстрое нахождение пригодных к службе лошадей, поэтому, отпуска продлевались, увеличивая количество отпускников, находящихся вне строя. Но к тому времени "лавочка закрылась", в Рус-Ам не осталось лошадей нужных кондиций.
Ещё в 1860 году, обратив внимание на огромный спрос, главные конезаводчики Рус-Ам - ними-ипу (нес-персе) и палус, отправили ходоков к чероки. Те успешно занимались разведением мулов. Переняв опыт и закупив в Мексике производителей и те, и другие стали разводить мулов в промышленных масштабах. К 1865 году, когда ажиотажный спрос на мулов несколько упал, а индейские заводы заработали в полную силу, Колонии перестали импортировать мулов из Мексики.*(7)
1* Использованы книги: Д. Стюарт "Под Южным крестом"
2* Автор имеет в виду довольно одиозную личность в политике Рус-Ам, думца С. П. Горчакова.
3* К 1860 году законодательство России в отношении берегового надзора и пограничной черты ограничивалось следующими определениями:
1. Пограничною чертой считается по сухопутной границе (европейской) и по берегам Белого, Балтийского, Черного и Азовского морей и семиверстное пространство во внутрь края.
2. Товары могут быть провозимы через учреждения на сухопутной границе и при портах таможни с некоторыми изъятиями для мелких судов.
3. Пограничная стража учреждена для отвращения тайного провоза товаров и обязана делать разъезды по таможенной черте.
Как видите, в этом законодательстве ничего не было сказано о тихоокеанской береговой линии и сухопутных границах нового генерал-губернаторства. Предполагалось, что, как и в Сибири, эти вопросы будут урегулированы местными властями.
В распоряжении "О торговле по границам генералгубернаторства" Е.В. Путятин упоминает "границу по реке Кламат" и границу по морскому побережью. Таким образом, юридически, большая часть южной границы и вся восточная подпадали под пункт 6), в котором определялось право племен на "торговлю своим обыкновением".
4* Настоящие чай и кофе были для конфедератов непозволительной роскошью. Если до войны кофе и чай на Юге стоили, соответственно, по 20 и 30 центов за фунт, то к концу вооруженного противостояния доходила уже до 60 и 80 долларов. В сражении при Чанселлорсвилле, когда победоносные южане буквально смели лагерь 11-го корпуса федералов, лейтенант Э.М. Перри из 6-го Джорджианского полка, не в силах противостоять искушению, умудрился прямо с огня снять вражеский кофейник, наполненный драгоценным напитком. Лейтенант так и провоевал до самого конца сражения - с кофейником в левой руке и саблей в правой.
После окончания войны "русский чай" контролировал до 80% рынка в южных штатах. Потеснить его смогли только в начале 20 в. Томас Саливан из Нью-Йорка, первым начавший производить чай, упакованный в крохотные шелковые мешочки и Ричард Блечиндем, диллер индийского черного чая, о котором тогда в Америке еще не слышали, введший в моду чай со льдом.
Но и сейчас компании "", "" , "" далеко не последние на чайном рынке СШ, которые занимают почётное третье место по импорту чая среди стран мира.
5* Среди приговоренных к повешению находился только один вождь Сломанный Нос. Маленький Ворон скрывался на территории тетон дакотов, где безуспешно пробовал втянуть в войну. Затем он тайно переправился в Канаду, надеясь, что англичане отблагодарят санти дакотов за их поддержку в 1812 году в войне с СШ. Здесь его, однако, ждало разочарование. Спустя какое-то время Маленький Ворон в сопровождении шестнадцатилетнего сына Вовинапа возвратился в Миннесоту ради того, чтобы украсть лошадей. 3 июля 1863 года неподалеку от Хатчинсона этот знаменитый вождь был застрелен белым поселенцем Лэмпсоном. Вовинапа был схвачен, но ему было позволено присоединиться к тем семьям санти дакотов, что за большие заслуги перед белыми во время восстания получили разрешение остаться на постоянное жительство в Миннесоте. И до сегодняшнего времени потомки тех индейцев живут там как сельские жители. Вовинапа крестился и позднее принял активное участие в создании Христианского общества молодых мужчин Дакоты. Безжалостный и непримиримый враг белых вождь Шакопи был схвачен в 1865 году неподалеку от канадской границы. Существуют две версии этого события: первая из них утверждает, что Шакопи похитили в Канаде, вторая же, что его обманом заманили на территорию Миннесоты. Шакопи был повешен в форте Снеллинг.
6* "Самый отталкивающий вид заключенного Cут-нос... Он был причастен ко многим убийствам... Часть поселенцев пытались бежать в фургоне, когда... Cут-нос и два других... вскочили в фургон... и сознательно, хладнокровно, разбили топорами головы прижимавшихся друг к другу беззащитных, беспомощных женщин и детей... Взяв ребенка из рук матери, Cут-нос, перед её глазами, подвесил его за рёбра на крюк фургона и оставили там умирать, корчась в агонии. После подержав некоторое время мать перед этим мучительным зрелищем, они отрубили ей руки и ноги, и оставили ее истекать кровью. Таким образом, они убили двадцать пять женщин и детей."
Были также приговорены 7 индейцев, убившие у местечка Ред-Вуд двух мужчин и захватившие трех девушек 14, 17 и 18 лет. Все три подверглись групповому насилию, в результате чего одна из них умерла в ту же ночь. Еще 8 человек, виновные в убийствах женщин и детей и изнасилованиях в местечке Сент-Пьер.
Правда была и судебная ошибка. В 1999 году, усилиями правозащитных организаций был начат процесс реабилитации, воина, который был несправедливо казнен в Манкато в 1862 году Мы-чанк-вашта-дону-пи (часто называемый Часка). Свидетели в суде показали, что Часка захватил Сару Викфильд и ее детей в плен, но относился к ним ласково и защищали их от других индейцев. Викфильд, свидетельствуя перед военным трибуналом, сказала: "Если бы не было Часка, кости мои и моих детей теперь белели бы в прерии".
Вместо Часка, из-за путаницы в документах, был помилован другой осужденный - Чаский-итай, который был признан виновным в убийстве беременной женщины. Сенатор от Миннесоты Ал Франкен сообщил, что он намерен рассмотреть вопрос об изменении законодательства штата, которое позволит расширить посмертное помилование Часка.
7* В начале 70-х гг. давние соперники, а теперь и конкуренты, нес-персе и палус начали Войну мулов. Стремясь превзойти друг друга, они стали закупать лучших производителей. Причём палус предпочитали длинношерстных пуатусских ослов. В 1882 г. они заплатили за осла ростом в 6 вершков по имени Цезарь 10 000 франков. Нес-персе для своей селекционной работы предпочли взять каталонскую породу. В результате этого в Рус-Ам стала крупным импортёром мулов. В 1916 г. в Европу было вывезено 38 537 мулов. Начиная с 20-х гг. мощные упряжные мулы оказались не востребованы и в 1932 г. палусы прекратили промышленное разведение мулов, но сохранили поголовье так полюбившихся им лохматых ослов. Во Франции эта порода не сохранилась, но в начале 80-х гг. свыше 100 палуских ослов были куплены и вывезены на родину предков.
Заводы нес-персе также понесли большой урон, но сохранили своё производство, хотя и в минимальных объёмах. В горных районах Рус-Ам до сих пор есть места, куда невозможно доставить грузы иначе, чем на спине доброго вьючного мула. Кроме того быстроногие, выносливые, с очень мягким ходом мулы нес-персе востребованы в туризме.
Глава 58 (январь 1860г. - июнь 1865г.)
"... промыслы затеял - 2"
На берегу Платт, оставив лошадей и мулов нагуливать жирок, бочки перегружались на баржи и тихим ходом сплавлялись к заказчикам в южные штаты. Такой конвейер мог работать ещё долго, если бы в сентябре 1861 года генералы Конфедерации Леонидас Полк и Гидеон Дж. Пиллоу не допустили стратегическую ошибку. Опасаясь, что федералы вторгнутся на территорию объявившего нейтралитет штата Кентукки, решили ударить первыми и оккупировали города Хикмэн и Коламбус на реке Миссисипи. Правда, Дэвис позднее признал эту ошибку, но сделанного было уже не исправить. Линкольн однажды мудро заметил, что потерять Кентукки - то же самое, что проиграть войну. Так вот, нарушив нейтралитет этого штата в погоне за призрачными тактическими преимуществами, Полк потерял Кентукки для Конфедерации. Оставаясь нейтральным штатом, Кентукки мог бы служить своеобразным буфером между федералами и "сердцем Юга"; когда же южане напали первыми, став, по сути, агрессорами, от Конфедерации отвернулись многие тысячи кентуккийцев, вступивших в армию Союза. Если бы не Полк, эти же самые тысячи вступили бы в южную армию.
Вообще-то план первого верховного главнокомандующего вооруженных сил Союза генерала Уинфилда Скотта, получивший название "Анаконда", предусматривал постепенное овладение течением Миссисипи. Выполняя эту часть плана, северяне рассекали территорию Конфедерации надвое и лишали ее таких важных штатов, как Техас, Луизиана и Арканзас. Однако, учитывая специфику местности, в намечаемых операциях значительную роль должен был играть флот, но военно-морской секретарь СШ Гедеон Уиллес проявил слабую заинтересованность в этой части плана "Анаконда". Прежде чем добраться до Миссисипи, северянам следовало овладеть течением целого ряда других рек, а те были слишком мелководны, чтобы использовать на них винтовые пароходы, а суда с колесными двигателями, малоприменимые в боевых условиях. Правда военно-морское бюро поручило конструктору Сэмюэлю Пуку, но работа продвигалась так медленно, что командующий Огайским округом Джон С. Фремонт потребовал отставки командующего Западной флотилии коммодора Джона Роджерса. В сентябре всё переменилось.
Стремясь перехватить у противника инициативу, Фремонт собрал небольшую армию под командованием Улисса Гранта и придал ему для взаимодействия ещё не укомплектованную полностью Западную флотилию. В кратчайшие сроки были спущены на воду три речные канонерки и в зиму-весну 1862 года армия Гранта прошла вдоль всего течения Теннеси, вышла на Миссисипи и начал атаку на важный пункт на реке - город Мемфис.
"Сражение началось в семь утра. Мы стояли недалеко от "Алладина", который перевез войска из Колумбуса... Я сидел, свесив ноги с борта. Вдруг слышу - что-то прожужжало у самого уха. Сообразил: это пуля! Тут я уж ни о чем не думал - просто кувыркнулся назад, упал за бочки и там и остался. А тут ядра загудели вокруг, визжали и рвались повсюду. Один снаряд разнес несколько бочек на корме баржи. Горячее времечко, уж лучше бы мне не показывать носа!
Я лежал за бочками, а выстрелы становились все чаще и чаще. Я залез за глинобитную печь на носу. Вдруг пуля пробила печку, чуть не задев мою голову, и сбила с меня шляпу. Я решил, что мне пора уходить.
Я слышал, как капитан "Алладина" сказал рыжему майору из Мемфиса - очень бравому молодцу - что "нужно уходить, но лоцман, видно, убит". Я приподнялся, огляделся и увидел их стоящими на корме парохода. Тут пули хлестнули по ним и по рубке, как град и оба упали. Так быстро это произошло, что я и не заметил. Я взглянул на воду и увидел, что пули били по ней так часто, что даже сталкивались в воздухе. Я решил, что лучше убраться отсюда и что надо отчаливать. Я начал перепиливать якорный канат и тут заметил одного из наших сплавщиков которых наняли на рейс, молодого негра-семинола. Он прятался за водяным парусом. Я приказал ему ползти на корму и перерезать кормовой канат, но он только смотрел и глаза у него были большие и белые, как рубли. Тогда я ногами вперёд подполз к нему и пнул в зубы. Тут у него глаза стали нормальными и я приказал дорезать носовой канат, а сам спустился с надстройки головой вперед - не ногами, а именно головой вперед,- соскользнул вниз и пополз меж бочками. Когда я дополз до разбитой кормы, негр, его звали Джим, дорезал канат и нас стало разворачивать по течению... Во время обстрела я был испуган до полусмерти. Я почти ничего не соображал - до того перетрусил; но никто, кроме меня, этого не знал. На следующий день сплавщики восхищались моей храбростью и мужеством. Я не возражал - пусть так думают. Я знал, что все было иначе, но зачем же мне было противоречить хорошим людям."
Не будем упрекать Авраама Соскина за желание подзаработать на компаньонах (18 бочек одним ядром - многовато будет), да и за мюнхгаузеновские сталкивающиеся пули тоже.*(1) Но эти 1640 фунтов соли (160 фунтов собрали россыпью) были первыми русским потерями в войне Севера и Юга. Потом были другие. Но не смотря на эти потери сплав по Миссисипи был дешевле и безопаснее сухого пути. Даже когда почти всё течение "Толстой Грязнухи" было захвачено северянами, баржи продолжали спускаться. Безопасность их обеспечивала Арканзасская армия возглавляемая полковником Джеймсом МакГи. Этот не слишком успешный адвокат организовал превосходную систему предупреждения и сигнализации. Одними из таких разведчиков были Сесилия Аштон Скотт-Фицджеральд и её сын Эдвард. Будущий отец талантливого писателя Скотта Фицджеральда был в ту пору девятилетним парнишкой, все же напрямую участвовал в войне, осуществлял разведку и связь, что было занятием весьма опасным.*(2)
Если же продолжить литературную линию, следует упомянуть, что в Миссури добровольцем в армию южан записался молодой лоцман речного парохода по имени Сэмюэль Клеменс. Федералам для военного флота на Миссисипи требовались лоцманы и Сэм, получивший повестку о мобилизации, попросту сбежал в городок Ганнибал, как две капли воды похожий на Санкт-Петербург Тома Сойера и Гека Финна. А через несколько дней вместе с друзьями записался в южный добровольческий батальон, приданный Армии Арканзаса, где с ходу получил звание лейтенанта - во время гражданской войны чины раздаются с небывалой легкостью. Однако повоевать молодому лейтенанту практически не пришлось - Сэм заболел фурункулезом, вывихнул ногу, и товарищи устроили его отлеживаться на близлежащей ферме.
Все эти лишения, надо полагать, окончательно выбили из парня всякую романтику - и желание воевать за кого бы то ни было пропало начисто. Именно в силу сложившейся нелегкой ситуации Клеменсу и пришлось отправиться на Дальний Запад секретарем своего брата, назначенного федеральным правительством на чиновничью должность в "территории Невада". Нужно было где-то пересидеть: для южан Клеменс теперь был дезертиром, для северян - офицером мятежников... И слава богу, что обернулось именно так: лично мне жутко и представить, что моего любимого писателя могла бы достать шальная пуля.
Благодаря превосходной системе предупреждения и абсолютно настоящим документам интендантской службы Союза, которыми снабжались как сами грузы, так и их сопровождающие, за три года речных перевозок было потеряно всего 2 баржи с грузом, причём одна из них просто затонула, налетев в шторм на притопленную корягу. Только к лету 1864 года федеральное правительство, совместными усилиями с агенством Пинкертона, смогло перекрыть этот канал. Согласно решения Сената от 16.05.1863, постройка любых судов грузоподъемностью свыше пяти тонн на Миссисипи, Миссури и их притоках должны были находиться в ведении федерального правительства. А группы специальных агентов за год смогли добиться исполнения этого решения. Последняя баржа отправилась вниз по реке в июле 1864 года. После шли только сухопутные каравана, предприятия дорогие и рискованные.
Чтобы завершить литературно-династическую часть следует упомянуть, что в промежутках между рискованными рейдами в тыл вражеских позиций и периодическими "зачистками" районов компактного проживания сторонников Союза, проводкой этих караванов занимался 1-й Миссисипский полк партизан-рейнджеров, под командой адвоката и популярного писателя (какие всё таки воинственные люди, адвокаты и писатели) Уильяма Кларка Фолкнера, прадеда названого в его честь знаменитого писателя.*(3)
Весной 1862 года к бочкам соли присоединились бочки с иным, менее мирным содержанием. Они из Ново-Архангелска, возами добирались до Запорожска; оттуда на загруженных, как вьючные мулы пароходах поднимались по Орегону и Змеиной; а оттуда 600 верст вьюками до Соляной тропы.
Когда с первыми пушечными залпами у форта Самтер началась война, запасы пороха на Юге были незначительными: в наличии имелась только 491 тысяча фунтов. В отколовшихся штатах работали всего четыре маленьких мельницы, каждая из которых производила меньше пятисот фунтов пороха в день. Было ясно, что, если ситуацию не удастся изменить, дело Конфедерации неизбежно угаснет из-за недостатка пороха.
Перед лицом этой мрачной перспективы Джефферсон Дэвис лично обратился к Джорджу Вашингтону Рейнсу и поручил ему создать ведомство, которое скоро станут называть Бюро пороха и селитры. Рейнс, до 1856 года преподавший химию в Вест-Пойнте, возглавлял металлургическим заводом в Ньюберге, штат Нью-Йорк, но с началом войны принял сторону Конфедерации.
Рейнс быстро выяснил, что американский тополь, более распространенный на Юге, чем ива, не хуже ее подходит для изготовления пороха. На складах Нового Орлеана имелось несколько сот тонн серы, завезенной для нужд сахарорафинадной промышленности. Кроме того, достаточные дополнительные партии можно было приобрести у техасских поставщиков. Главной проблемой, как обычно, оставалась селитра. Рейнс отправил в Европу для закупки стратегического сырья специальных агентов, которые до конца 1861 года успели закупить 1,1 миллиона фунтов селитры. А потом дело застопорилось.
Тем временем Рейнсу предстояло на пустом месте создать эффективную пороховую промышленность. "Не имея ни планов, ни механических мастерских, ни пороховых дел мастеров, ни механиков, - вспоминал он, - я должен был воздвигнуть где-то какие-то гигантские фабрики. Единственное, на что я мог рассчитывать, была моя изобретательность". Изобретательность не подвела учёного, менее чем за 8 месяцев он построил в городке Огаст, штат Джорджия, самое современное, на тот день, предприятие, имея в качестве руководства только брошюру, в которой описывалась новейшая пороховая фабрика в аббатстве Уолтэм в Англии.
Союз были лучше обеспечены порохом, чем конфедераты. По северным штатам были разбросаны десятки пороховых мельниц. Некоторые из них, такие как "Восточная пороховая компания" в штате Мэн и "Скагтикоукская пороховая компания" на окраине Олбани, штат Нью-Йорк, были крупными промышленными предприятиями. Одни только фабрики Дюпонов производили до половины пороха страны. Их огромная мельница в Уилмингтоне, штат Делавэр, сделала принципиально важным вопрос о том, сохранит ли штат лояльность Северу. Но граждане Делавэра, хоть и выступали за сохранение рабства, отвергли призывы конфедератов отделиться. Анри Дюпон заявил, что останется верен Соединенным Штатам, и отказался продавать порох сепаратистам-южанам. Однако близость его мельниц к территории конфедератов оставалась предметом тревоги на всем протяжении войны.
Пытаясь удовлетворить многократно возросший спрос на порох, Дюпон столкнулся с той же проблемой, недостатком селитры. СШ импортировали большую часть этого ключевого сырья из Индии при посредничестве британских коммерсантов. Однако учитывая, что в Лондоне активно обсуждалось, не следует ли признать Конфедеративные Штаты Анри Дюпон начал действовать без промедления. Он отправил в Англию своего тридцатилетнего племянника Ламмота. Ламмот Дюпон, получивший диплом химика в Университете штата Пенсильвания, был одним из самых блистательных членов семейства. За один ноябрьский день 1861 года он скупил всю селитру, имевшуюся в наличии в Англии, вплоть до последней унции. Мало того, он заключил договоры о закупке будущих транспортов, пока что находившихся в пути из Индии. Всего было закуплено 3,4 миллиона фунтов жизненно необходимого вещества. Официально сырье предназначалось для фирмы "Дюпон", но на самом деле командировка Ламмота была санкционирована военным министром, и на лондонские счета Дюпонов тихо скользнули деньги правительства СШ.
А вот новая фабрика в Огасте оказалась на "голодном пайке". Некоторое количество селитры было получено из помёта летучих мышей, некоторое количество его добывали в пещерах Теннеси, Кентукки и Алабамы. Помёта не хватало, и чтобы добыть его организовывались настоящие диверсионные операции. В октябре 1862 года, отряд южных гардемаринов под командованием лейтенанта Джона Тейлора Вуда три недели сидел в засаде в густых зарослях на берегу реки Планкатанк. Они ждали определённое судно и дождались. 28 октября "Аллегениан", по уши загруженный гуано, т.е., помётом летучих мышей, стал у берега, дожидаясь рассвета. Вооруженные саблями и револьверами, семнадцать гардемаринов незаметно поднялись на борт и быстро установили контроль над всем кораблем, без единого выстрела пленив экипаж, но увести трофей не смогли. Не имея лоцмана они скоро сели на мель и, захватив вымпел, флаг, инструменты, обмундирование и большой запас кофе, ретировались на берег вместе с пленниками, предварительно подпалив "Аллегениан".
Стремясь пополнить запасы Рейнс обратился к старинному способу устройства селитряниц - "нитриариев". Рабочие копали длинные канавы и заполняли их навозом, гниющими растениями и тушами павших животных. Джонатан Харелсон, рьяный чиновник, отвечавший за сбор селитры в окрестностях города Сельма, штат Алабама, настаивал, чтобы домохозяйки не выливали зря свои ночные горшки, а опорожняли бы их в специальную сборную бочку. Солдаты Конфедерации тут же увековечили идею в неуклюжих куплетах:
Девчонки наши хоть куда:
Они и шьют, и вяжут.
И рады будут для солдат
Пописать, коль прикажут.
Янки не замедлили ответить:
Да, парни, вас не победить:
Любовь придаст вам силы -
Ведь каждый рад бы в ствол забить
Селитру своей милой!
Так или иначе Конфедерация пала прежде, чем созрела большая часть домодельной селитры, которой требовалось для этого минимум два года. Но мир не без добрых людей, особенно если на доброте можно ещё и заработать. За годы войны на пороховые мельницы Конфедерации поступило 3,9 миллиона фунтов селитры, из которых 1,2 миллиона гордо носили имя "русских". Отцом ее следует считать Алексея Ильича Курбатова. В 1859 году он закончил физико-математический факультет Петербургского университета, но так, как там впервые в России было проведено разделение факультетов на отделения, осуществлявшие более узкую специализацию студентов, более занимался химией. В ГП РАК его заметили благодаря статье о современных методах очистки селитры, и пригласили на службу.
К концу 50-х пороховая мельница в Новороссийске, до того исправно снабжавшая Колонии и Восточную Сибирь, перестала приносить прибыль. Члены Правления надеялись, что молодой специалист сможет исправить ситуацию. Прибывший в июне 1861 года на место службы Алексей Ильич скоро убедился, что дешевле будет построить новую фабрику. Оборудование морально устарело и износилось. Кроме того за 150 лет активного промысла залежи калиевой селитры в Перу и Чили были полностью выработаны и Компании приходилось закупать через Гонконг значительно более дорогую индийскую.
Его отчёт еще плыл к Панаме, когда Курбатов получил новое деловое предложение от только созданного Общества Пороховых Мельниц Орегона. Никаких мельниц еще не было, зато были 100 000 рублей капитала. 1000 сторублёвых акций за три дня целиком разошлись в Ново-Архангельске и ближайших окрестностях. Теперь члены правления акционерного общества А. Крамаров, Е. Прик и Б. Янкель предлагали Алексею Ильичу 10 000 рублей премии, если тот найдёт способ изготовлять порох из дешевой чилийской натриевой селитры, ведь её сотнями тонн привозили в Рус-Ам как удобрение. Основными потребителями были винокуры и фермеры, в основном чероки, на постоянной основе снабжавшие их сырьём. Чилийская селитра на четверть повышала урожайность картофеля и тапинамбура.
Желание быстро и без хлопот разбогатеть удивительно поощряет изобретательность. Менее, чем за месяц Курбатов разработал технологию замещения натрия в селитре на калий. С помощью поташа (карбонат калия - K2CO3) 6 коп. пуд, чилийская селитра (нитрат натрия - NaNO3 ) 90 коп. пуд, превращалась в идеальную для оружейного пороха калиевую селитру (KNO3) 1,5 руб. фунт в 1861 году и 8,3 руб. в 1863.
11 октября 1861 года на берегу Виламета, в двух верстах от Ново-Архангельска, на месте, которое скоро назовут Портленд, в котлах, снятых с винокурни, была получена первая в Рус-Ам селитра. Технология была примитивна до предела. Чилийскую селитру вымывали горячей водой, а полученный раствор смешивали с древесной золой. Через два часа фильтровали и выпаривали раствор, получая искомый продукт. В апреле следующего года уже запыхтел тридцатипятисильным паровичком заводик, исправно выдающий по 1800 фунтов селитры в день.
Правление последовало рекомендации Курбатова и закрыло свою новороссийскую мельницу в конце 1862 года. Зачем терпеть убытки, если в четырёх верстах от Портленда вырос самый современный пороховой завод? Образцом для него послужила новая пороховая мануфактура в Огасте. Создавая на пустом месте эффективную пороховую промышленность Джордж Вашингтон Рейнс подошёл к проектированию завода как учёный и создал самое современное в мире пороховое производство. Его то и скопировал для О.П.М.О. командированный Рейнсом в Рус-Ам инженер Джереми Д. Смит, участвовавший в проектировании фабрики в Огасте.
Предприятие в Портленде было, конечно, поменьше. Его производственные здания растянулись не на две версты, а "всего" на 400 саженей. Но так же, как и в Огасте, на одном конце производственного цикла подавалось сырье, а на другом появлялся готовый порох. Паровая машина мощностью в 60 лошадиных сил соединялась всего с тремя перетирающими мельницами, каждая из которых имела пару пятитонных жерновов. Зато специальное устройство обеспечивало противопожарную безопасность - если на мельнице начинался пожар, на жернова проливались потоки воды, предотвращавшие взрыв.
Единственным, кроме размеров, отличием копии от оригинала был антураж. Гигантское сооружение фабрики в Огасте, спроектированное с расчетом на наибольшую эффективность, напоминало собой здание британского парламента. То, что государство, сражавшееся за свое существование и практически не имевшее ресурсов, пожелало придать фабрике формы средневекового замка, многое говорит о романтизме, лежавшем в основе характере южан. Здание в Портленде было попроще. Настолько, что в Ново-Архангельске за ним закрепилась кличка "Наш сарай".
Работая на полную мощность, фабрика могла бы выдавать 2000 фунтов пороха в день, но выдавала, в лучшем случае, половину. Рус-Ам вместе с Восточной Сибирью не нуждались в таком количестве пороха. В Калифорнии, которую война отрезала от прежних поставщиков, несколько владельцев шахт, вложили сто тысяч долларов в создание Калифорнийской пороховой компании. Калифорнийцы не давали конкурентам влезть на их территорию. Попытки внедриться со своим специфическим товаром в Китае и Японии увенчались успехом, но в слишком незначительных объёмах. Селитряной завод приносил "Обществу..." до 5000 рублей прибыли в день, а пороховая фабрика только убытки. Кроме того стало ясно, что рано или поздно война оставит после себя огромные запасы пороха и явный переизбыток пороховых фабрик. Репутация членов правления, инициаторов её строительства, был нанесён большой урон. Чтобы укрепить свои позиции члены правления акционерного общества пошли на авантюру.
К началу 1863 года запасы селитры у Дюпона снова иссякли, а цены на индийское сырье взлетели до небес. В феврале Крамаров и Янкель, предварительно запатентовав технологию в СШ и Великобритании, предложили лицензию на производство Анри Дюпону. Условия были грабительские - производство в пределах СШ без права продажи за границу и 250 000 долларов год. "Генерал Генри", человек властолюбивый и довольно ограниченный, умудрившийся довести крупнейшего производителя пороха СШ почти до полного разорения, гордо отказался. Но его, куда более умный и предусмотрительный племянник, сумел переломить ситуацию. Сбив цену до 200 тысяч с выплатой в два срока, он уломал дядю.
20 марта Крамаров и Янкель предстали пред собранием акционеров, гордо размахивая чеком на 100 000 долларов. Их триумф длился ровно три месяца. Талантливый экспериментатор Ламмот Дюпон смог усовершенствовать технологию Курбатова, добавив раствор хлорида калия. Договор о лицензии был расторгнут. Через месяц правление компании было переизбрано.*(4)
Мы уже писали об успехах военной промышленности Конфедерации/.Однако кроме оружия и пороха на войне требуется ещё множество вещей, но по всем остальным статьям снабжения Юг не мог похвалиться такими же успехами, как в области вооружения и боеприпасов. Одной из первых забот главы квартирмейстерского ведомства Авраама Майера было обеспечение армий обмундированием и обувью. Своей текстильной промышленности на Юге не было, и эта задача сама по себе представляла большую сложность. Правда, к осени 1861 года Майеру все же удалось создать сеть фабрик по производству обмундирования (в Ричмонде, Аугусте, Атланте и Колумбусе), но их мощности были слишком ничтожны, чтобы покрыть нужды конфедеративной армии, да и качество её было, мягко говоря, посредственным. 2-й Техасский пехотный полк прибыл к полю сражения при Шайло голодным, но хоть как то одетым. За несколько дней до этого техасцам выдали неумело сшитые и ужасно сидевшие на них мундиры из некрашеной шерсти. Один из недоумевающих федеральных пленных потом спрашивал у охранников-конфедератов, кем же были эти отчаянные дьяволы, которые шли в бой, заранее надев на себя погребальные саваны.
В результате солдатам-южанам пришлось самим позаботиться о своей униформе. Нередко они шили ее из домотканой материи или облачались во взятую в федеральных арсеналах и снятую с убитых северян униформу. Чтобы кто-нибудь не спутал их с "грязными янки", конфедераты перекрашивали трофейные мундиры с помощью специального красителя, изготовленного из скорлупы грецкого ореха, отчего те приобретали желто-бурый оттенок. Эта желтизна начала постепенно вытеснять благородный серый цвет мундиров конфедератов, и вскоре добрая половина всех мятежных армий щеголяла в "ореховых" мундирах. Еще хуже дело обстояло с зимней одеждой, и многим оборванным южанам, не имевшим шинелей, пришлось прибегать к реквизиции имущества гражданских лиц. Особой популярностью пользовались позаимствованные в домах мирных жителей ковры, посередине которых южане прорезали дырки для головы и носили их наподобие мексиканских пончо. Мародерство вообще было одним из главных источников снабжения южан как обмундированием, так и провиантом.
Например бойцы Техасской бригады придумали фирменный метод добывать. В марте 1863 года, когда лагерь бригады был разбит неподалеку от Ричмонда, техасцы целыми партиями отправлялись к оживленным шоссейным дорогам в места, которые хорошо подходили для "фуражировок". Предварительно срезав длинные прутья, они прятались в засаде и как только на дороге показывался богатый экипаж или просто пассажирский дилижанс, они издавали боевой клич и стреляли холостыми зарядами. Пораженные этим дьявольским шумом, пассажиры открывали окна и высовывали головы, чтобы посмотреть, что все это значит. Техасцы, выскакивая из засады, сбивали шляпы своими прутьями и быстро исчезали с захваченной добычей. Выходка оказалась остроумной и проделывалась техасцами много раз, пока значительная часть их бригады не была обеспечена новыми шляпами, а командование не выставило вдоль дорог отряды военной полиции.
Босоногость значительной части личного состава вооруженных сил Конфедерации на протяжении всей войны стала явлением столь обычным, что на него почти перестали обращать внимание. Обувь была наиболее изнашиваемой частью экипировки и, следовательно, чаще всего нуждалась в замене. Однако скудность запасов и зачаточная промышленность сделали эту проблему почти неразрешимой.
Попытки как-то исправить положение, конечно, предпринимались, но всякий раз они заканчивались неудачей. Так, например, по предложению Майера фабрики Юга начали выпускать армейские ботинки на деревянной подошве и с парусиновым верхом, которые "устроили всех, кроме пехотинцев". Убедившись в неспособности квартирмейстерского ведомства справиться с босоногостьо, генералы и офицеры Юга попытались сами изобрести хоть что-нибудь. Осенью 1862 года, когда нехватка обуви стала ощущаться особенно остро, генерал Лонгстрит приказал сшить некое подобие мокасин из искусственной кожи "мехом" внутрь. Однако "мокасины Лонгстрита" себя не оправдали: они разваливались прямо на ногах в считанные недели, а иногда и дни.
Таким образом, проблема обуви не была решена, и многие солдаты-южане прошагали немало миль босыми ногами по холодной дорожной грязи и глубокому вирджинскому снегу. Особенно тяжело им приходилось, когда ударяли морозы, и замерзшая грязь превращалась в "битое стекло". Жительница городка Скоггстон, штат Теннесси, видевшая корпус Лонгстрита на марше, записала в своем дневнике, что она никогда не забудет "этих оборванных, босых техасских мальчиков, которые, проходя мимо моего дома во время отступления к Ноксвиллу, оставляли на снегу кровавые следы".
Нехватка обуви и обмундирования превращала армию конфедератов в какое-то сборище оборванцев, которое, если отнять у них оружие, выглядело бы вполне уместно на любой церковной паперти. Остается только удивляться силе духа и стойкости этих босых, полуодетых, часто голодных людей, которые, несмотря ни на что, сражались и одерживали победы. Вот как описывал в 1864 году типичный внешний вид конфедерата один из бойцов армии Северной Вирджинии: "Этот типичный солдат вооружен винтовкой системы Энфилд и 40 патронами к ней. Через плечо он носит скатанное поношенное одеяло со связанными внизу концами, кусок палаточного брезента и дырявое пончо. Его "униформа" сильно поношена, одна штанина оторвана до колена, а у самодельных башмаков так разбиты носы, что сквозь дырки видны голые ступни. На его голове сидит потрепанная засаленная шляпа неописуемого вида. Так выглядит человек, несущий на своих плечах надежды и мольбы Конфедерации на окончательную победу. Он голоден, он грязен, он носит лохмотья, часто у него нет обуви, но, несмотря на все это, он один из лучших воинов, которых только можно встретить на страницах американской истории".
Менее пафосно и с большим юмором об этом сказал один техасец в июне 1864 года перед Атлантой: "В нашей армии очень просто определить, кто есть кто. Одна дырка сзади на штанах отличает капитана, две дырки - лейтенанта. Если у штанов вообще нет зада, то перед вами - рядовой". В столь жалком виде воевали не только простолюдины, но и люди из общества. Чтобы хоть как-то обозначить, что они "джентльмены", богатые южане-солдаты носили зубную щетку в петлице мундира.
Если прибыль от добычи и торговли солью имели считанные единицы колониальных граждан, а в селитряном бизнесе участвовали десятки, то на благородном деле снабжения джентельменов из Конфедерации одеждой и обувью наживались тысячи. Когда известие о крупных заказах достигла Рус-Ам сотни счастливых портняжек сдули пыль со своих Зингеров. Много их было тогда. Из 1260 швейных машинок, изготовленных товариществом "И.М.Зингер и Ко" из штата Нью-Джерси в 1853 и 1854 годах, 411ушло заказчикам в Штетл, Москву, Ново-Архангельск. Они заплатили за машинки свои кровные 125 рублей с доставкой. Ведь спрос на джинсы был огромный. Нет, в убытке никто не остался. Швейная машинка окупалась за месяц. В ручную пару джинсов нужно шить часов 12, целый день, а на машинке и за час можно управиться. Просто обидно было, что такой ценный агрегат простаивает. И вот снова счастье привалило! В Россию, Англию, Францию полетели заказы на партии серой ткани. Дело того стоило. Офицерский форменный мундир обходился защитнику Дикси от 80 до 100 долларов. При том, что жалование пехотного полковника составляло 195 долларов, кавалерийского майора - 162 доллара. Рядовой пехотинец получал 11 долларов в месяц. Впрочем и самых дешевых предметах можно было неплохо заработать.
"Те три года были просто благословением Б-жьим! И все три года я шил кальсоны. Именно этому нижнему белью я и обязан благополучием. Ни рубашек, ни лонжев мы не шили.*(5) Наша кормилица работала круглые сутки. Останавливалась за пол часа до начала Шабата, а через пол часа после его выхода снова работала. Мы же менялись каждые 3-4 часа. А как иначе можно сшить за сутки сто пар кальсон, за каждую из которых мы получали 11 копеек? Тут каждая потерянная минута, это упущенная прибыль. Сара с дочками шили редко, в основном занимались раскроем и пришивали пуговицы, благо их всего по одной, да и работы по хозяйству хватало. И скажу, уж что-что, а кроить Сарочка умела. А что вы хотите, если она из одной курицы могла приготовить обед на шесть человек. Так что фланели на белье хватало и детям, и ей, и мне. И пусть ребе Горвиц опять назовет меня шлемазлом, но я скажу - Да благославит Всевышний кальсоны! На них я, с хорошим приданым, выдал замуж Рахель и Ривку. Построил на Телеграфной улице большой дом, где теперь у моего старшего, Саши, модное ателье. А младшего, Шлему, отправил учиться в Париж. Слава Б-гу он не стал там художником - пьяницей и бездельником, а вернулся домой и теперь, мне на радость, учитель в гимназии и манхиг."*(6)
Хоть Иешуа Моголивер по старой еврейской привычке прибеднялся, нищим портным, кормящимся только швейной машинкой, он не был. Отслужив в 1846 году контрактный срок на китобойце, он застал золотые денечки и неплохо заработал на огородничестве, а затем вернулся к старой профессии портного, одним из первых купив швейную машину. Когда, после начала Восточной войны, портные остались без работы, Иешуа вязанием и вложил 300 рублей в товарищество по разведению пуховых ангорских коз. В 1882 году, когда Моголивер писал свои воспоминания, он был владельцем крупного пакет акций "Северного скотоводческого общества", имевшего тогда 5000 овец и 200 овцебыков на острова Ату, 3000 ангорских коз на Виламете и заводик по производству фетра в Ново-Архангельске. А фетр, это, прежде всего, шляпы.
Традиционная советская историография утверждала, что знаменитый "стетсон" придумал Джон Б. Стетсон, сын филадельфийского шляпника, который вместе со своими компаньонами прибыл на Запад в поисках преимуществ сухого климата. В ходе охотничьих путешествий, Стетсон делал фетр из пуха добытых им животных, а из этого материала - невероятно широкополые шляпы. Ему и остальным ковбоям настолько пришлась по вкусу эта оригинальная идея, что очень скоро, Стетсон наладил мануфактурный выпуск шляп согласно собственным идеям и их продажу.
На самом деле такие шляпы поступили в свободную продажу задолгл до того, как в 1865 году Джон Стетсон отправился на Запад. Первым их начал выпускать сын другого шляпника, родом из Вильно. Гребец вельбота с китобойца "Св. Иосиф" Шауль Зоненберг, в 1843 году сильно повредил руку и был списан на берег. Оставшиеся три года контракта он работал в компанейской парусной мастерской в Новороссийске. А в свободное от починки и пошива парусов время Шауль подрабатывал изготовлением шляп. По первому времени это были простые дешёвые войлочные шляпы-шапки, но вскоре он нашел своего целевого клиента. Мексиканские пеоны, работники Компании, долго оставались верны своим сомбреро. Но соломенные шляпы были не практичны в дождливом климате и Зоненберг быстро сориентировался. По первому времени он сам валял фетр, покупая для этого пух с бракованных мехов и очёски прядения, сам варил желатин для проклейки и сам резал болванов. Но очень скоро перестал справляться с заказами и, перебравшись в Штетл, организовал мануфактурное производство.
Первая модель шляпы Зоненберга не понравилась мексиканцам. Она имела непритязательный дизайн, напоминающая всем знакомый "котелок" с двухвершковыми тульей и полями. Шляпы изготавливались практически одного размера, который регулировался при помощи ленты снаружи тульи и завязывался бантом с левой стороны. Для мексиканцев Шауль создал другой вариант шляпы с четырьмя симметричными вмятинами на высокой тулье, которая напоминала заостренную верхушку мексиканского сомбреро.*(7)
Ну а первый вариант прочной, легкой и что самое главное - водостойкой шляпы так пришёлся по вкусу штетловским евреям, что Зоненбергу пришлось срочно договариваться с калифорнийской фабрикой Декалма, единственным крупным производителем войлока в регионе, о налаживании ими производства фетра.
Началась калифорниийская лихорадка и "Еврейская шляпа" завоевала прииски. От покупателей не было отбоя, даже несмотря на то, что стоимость шляпы начиналась от десяти долларов - весьма не маленькие деньги по тем временам. Столь благодатное поле для бизнеса, не могло остаться без должного внимания, очень скоро появились подражатели и Зоненбергу пришлось ввести фирменный знак - логотип "Shtetl-Zonenberg", вытисненый на подкладка в виде кожаной ленты (в просторечье называемой "подтулейкой").Экономные янки тут же сократили слишком длинное название до "Stetzon".
Погонщики скота быстро оценили преимущества головного убора золотоискателей и "Хозяин равнин" (The Boss of the Plains) завоевал прерии. Но учтите, что большинство этих "ковбойских шляп" имело форму цилиндра со скругленными краями, широкими прямыми полями, причем тульи изготавливались без складок , которые мы привыкли видеть на современных шляпах и в вестернах.
Знаменитые загибы вверх полей ковбойских шляп, появились во время Гражданской войны из-за сложности транспортировки. Десятки тысяч штетловских шляп отправлялись ежегодно по Соленой тропе. Их собирали стопками по две дюжины и оборачивали кожей, а чтобы эта труба удобнее помещалась на вьюке между бочонками, для уменьшения объёма поля шляп предварительно сгибались. Это полюбилось многим конфедератам, которые стали носить шляпы не разгибая поля.
После войны Зоненберг пытался расширить рынок сбыта за счёт северных и восточных штатов, но оказалось, именно его компания там ассоциируется с понятиями "опасный контрабандист" и "нарушитель блокады". Чтобы переломить эту негативную тенденцию и понадобился Джон Стетсон. Попутешествовав год по Колорадо и Неваде он вернулся в Филадельфию и открыл там шляпную мастерскую, которую через год продал за 10 000 долларов. Так опасный еврей Stetzon превратился в кошерного янки Stetson.*(8)
Именно шляпа придаёт ковбою тот законченный цельный образ покорителя Дикого Запада. При вопросе "С чем у вас ассоциируется ковбой?" 70 % отпрошенных людей ответили - ковбойская шляпа. Однако у настоящего покорителя Дикого Запада главными отличительными чертами, кроме шляпы, являются ковбойские сапоги на высоком каблуке и револьвер. О револьвере немного позже, а пока будем "судить не выше сапога".
В БСЭ дается следующее определение ковбойских сапог: "Сапоги с высокими (примерно до середины икры) голенищами, острыми носками, чтобы легче было вставить ногу в стремя, на высоких каблуках, чтобы предохранить ногу от проскакивания в стремя, с/или без шпор".
Слишком обобщенно и не совсем верно. Кто имел дело с верховой ездой меня поддержит - утверждение, что заостренный носок помогает вставить ногу в стремя, а высокий каблук предохраняет ногу от проскальзывания в стремя, практического подтверждения не имеет.
Изначально высокие каблуки были показателем высокого статуса владельца, в последующем же стали модным элементом, более присущим парадной или модельной, но никак не рабочей обуви. А у еврейских сапожников изначально был значительный слой клиентов, потребителей именно такого товара. Калифорнийцы и мексиканцы. Разумеется не пеоны, а те, кто считал себя если не грандом, так уж точно идальго. Чтобы удовлетворить запросы капризных клиентов сапожники старались учитывать самые современные веяния моды, которая доходили до Колоний куда быстрее, нежели до западной Мексики, стараясь при этом не отходить от испанских традиций.
К началу 50-х сложился определённый стандарт сапог благородного креола - с типичным V-образным вырезом спереди и сзади, как на гессенских сапогах; построенные по типу "веллингтон" состоящие из 4-х частей с двумя боковыми швами шишечкой; с двумя парами отверстий в верхней части голенища для надевания сапога; с квадратными или заостренными носками; с наборными, кожаными, широким вверху и сужающимся к набойке, и скошенного профиля каблуками высотою в вершок. Тачали их из телячьей или оленьей кожи выдубленной на испанский манер и провощенной с внутренней стороны. Украшали кожаными вставками в виде звёзд и подков, а голенища прошивали узорами. разумеется, самых ярких расцветок. украшенные прошитыми узорами. Еще один обязательный узор располагается на мыске и называется "медальон" или "цветок". Всё это было самых невероятных расцветок - синее голенище с ярко-оранжевой вставкой и черно-бело-желто-зеленой прошивкой! В целом всё это великолепие напоминает современный стиль "Vaquero". Стараясь избежать перепроизводства и сохранить цены на должном уровне, Правитель Адольф Карлович Этолин в феврале 1842 года издал постановление "сапоги и туфли для продажи в Калифорнии брать только от лучших мастеров и в меру". Мастера, сумевшие заполучить этот выгодный подряд, тут же объединились в своеобразный цех, незатейливо названый "Лучшие".
Калифорнийские нувориши времён золотой лихорадки тоже баловали себя хорошей обувью, но предпочитали менее ядовитую коларистику. Для них колониальные сапожники стали тачать сапоги белого, желтого, коричневого или черного цвета с менее ярким декором Кроме того, вместо боковых отверстий используемых для натягивания сапога на ногу, появились предназначенные для того же кожаные петли.
Вот такие сапоги и стали отправляться по Соляной тропе. И если дешевые солдатские ботинки обходились покупателю в 5 долларов, а добротные кавалерийские сапоги со шпорами - в 50, то за "модельные" сапожки джентльмен с зубной щеткой в петлице выкладывал все 100. Кстати, эти сапоги носили тогда незамысловатое название "cossacks" *(9)
Обувной бизнес обогатил даже больше народу, чем швейный. Ведь 100% ткани импортировалось из Европы, и также 100% кожи производилось в Рус-Ам. На треть упали цены на солонину, под нож пускались целые стада. Многие рачительные хозяева под такой спрос полностью обновили поголовье, приобретая в замен самые продуктивные породы. Засмердели десятки новых дубилен. Каждый старался подставить под золотой дождь посуду пошире.
И под конец немного об оружии. В предыдущей главе вы прочитали, что из Рус-Ам на юг не поставлялось оружие. И это почти чистая правда. Не поставлялось огнестрельное оружие.
Несмотря на то, что традиционная военная доктрина СШ утверждала: "сабля, и только она одна, является самым смертоносным и эффективным оружием в руке кавалериста", когда началась война, вдруг выяснилось, что этого -то "смертоносного оружия" как раз катастрофически и не хватает. В апреле 1861 года федеральные запасы составляли лишь 16 933 сабли; мятежная Конфедерация могла похвастаться количеством сабель в 14 (!) раз уступавшем северным арсеналам. Но и в условиях нехватки клинков высшие офицеры Союза и Конфедерации продолжали поощрять набор добровольцев в кавалерию. К декабрю 1861 года конные части Севера насчитывали уже более 55 тысяч бойцов, а Юга - более 20. И те, и другие лихорадочно закупало сабли в во Франции и Пруссии, но и это не помогало - дефицит сабель сохранялся еще в течение двух долгих лет. Самый плохенький клинок уходил "в лёт" за 40-50 долларов. Когда в 1860-е годы Управление иррегулярных войск, Инспекторский департамент Главного штаба и генерал-губернаторы вели десятилетнюю переписку о замене в казачьих полках кавалерийских сабли образца 1809 и 1817 годов на шашки, сабли те давно уж эмигрировали. В драгунских полках, кстати, большая часть сабель тоже пришла в негодность.
Тем временем новобранцы в обоих воюющих лагерях проводили много часов за уроками фехтовального мастерства, медленно постигая искусство того, как правильно рубить и колоть в пешем и конном строю. Но если на Юге было достаточно кавалерийских офицеров, то на Севере собственных инструкторов не хватало. Многие федеральные части, старались найти опытных рубак-европейцев. Многие отставные драгуны отправились за "длинным долларом". Да и не только отставные. Командир 4-го эскадрона 2-го Драгунского полка, лейтенант Кузьмин, заплативший 14 апреля 1862 года 32 рубля за утопленное на переправе через Миссури ружье, ехал в полугодовой отпуск "по домашним надобностям". Он заключил контракт с 1-м Айовским кавалерийским полком и взимал за свои уроки по пять долларов с офицера и по два доллара с рядового. Дороговато, зато без обмана. А вот ребятам 7-го Мичиганского полка повезло меньше - они наняли инструктором сабельного боя некоего русского кавалерийского офицера, имя которого история не сохранила. Он взял немалый аванс и бесследно исчез.
Впрочем, к концу войны, почти все ее конные участники или выбросили свои сабли, или приторочили их к седлам, или же сдали в обоз. Генерал-майор Джеймс Уилсон, выразил общую точку зрения: "В нашей стране сабля так же не подходит кавалерии, как короткий римский меч не подходит пехоте". Кавалеристы Гражданской войны, на пару лет отстав от наших казаков, намного опередили своих европейских коллег, отказавшись от сабли и решив объединить мобильность конного строя с мощью огнестрельного оружия.
1* Водяной парус - парус, опускаемый в воду для тяги судна течением. На соляных баржах, как правило, просто деревянные щиты спускаемые в воду с носа.
Относительно рассказов Мюнхгаузена. Полковник Мэннинг Ф. Форс, командир 20-го Огайского полка утверждал, что в марте 1863 года, во время осады Виксберг, перестрелки с южанами приобретали столь ожесточенный характер, что "пули, выпущенные из винтовок, сталкивались в воздухе и падали на землю, сплавившись друг с другом".
Подобные байки считались неотъемлемым элементом армейского фольклора. Однако, Форс подчеркивал, что пару "сплавившихся" пуль он лично передал генерал-майору Гранту, а тот, в свою очередь, переслал диковинный предмет в Вашингтон. Другую же аналогичную пару якобы подобрал и подарил Историко-философскому обществу в Цинциннати некий солдат 78-го Огайского пехотного полка.
Слова янки Форса подтвердил и капитан южной армии Гордон МакКрейб, который не только нашел, но и сфотографировал две "встретившихся в воздухе и сплющенных в единую массу пули", правда, не у Виксберга, а при Питерсберге. Этот снимок был опубликован в "Фотографической истории гражданской войны" (1912).
В 1995 году на месте боев у Спотсилвейния-Корт-Хауз была найдена ещё одна пара сплавившихся пуль.
2* Автор приводит распространенную в литературных кругах легенду. Девятилетний Эдвард Фицджеральд действительно занимался разведкой в пользу Конфедерации, но не на Миссисипи, а в г. Роквил, в округе Монтгомери штата Мэриленд.
Джеймс МакГи, благодаря плодотворному и взаимовыгодному общению с "Международным обществом торговли костями и тряпками", обеспечил себя неплохой финансовой базой, после войны занялся политикой и в 1868 году был избран в Сенат СШ от штата Арканзас.
3* Уильям Фолкнер унаследовал любовь прадеда к изящной литературе и еще в глубоком детстве заявил: "Я обязательно стану писателем, таким, как прадедушка". Как известно, многие литературные персонажи произведений Фолкнера созданы по образу и подобию его собственных родственников, а сюжетные линии основываются на событиях из жизни его семьи. Уильям Кларк Фолкнер послужил прототипом для полковника Джона Сарториса из романа "Флаги в пыли"
4* В течение 70-х годов О.П.М.О. полностью рассчиталась с Дюпонами, купив у А. Нобеля лицензию на производство динамита и почти вытеснив их с рынка промышленной взрывчатки.
В настоящее время "Oregon Chemical" входит в десятку крупнейших химических компаний Америки. На декабрь 2000 г. - 11 миллиардов рублей рыночной капитализации, 7 миллиардов ежегодного дохода и почти 1 миллиарда чистой прибыли.
5* От "Long johns" - своеобразное нижнее белье, состоявшее из одного предмета, объединявшего кальсоны и нижнюю рубашку.
6* Соломон Моголивер, увлечённый художник, в 1868 году уговорил отца отправить его учиться во Францию. Учился в Школе изящных искусств и в Академии Сюиса в Париже. Его учителями были Камиль Коро, Гюстав Курбе и Шарль-Франсуа Добиньи. Больших успехов в живописи он не добился, но, не смотря на разницу в возрасте, стал ближайшим другом Камиля Писсарро. Когда, во время франко-прусской войны 1870-1871 годов, Писсарро переехал в Лондон, Моголивер остался в Париже и спас большинство работ своего друга. Обладая лёгким характером и регулярно поступающими из Америки переводами, Соломон был в дружеских отношениях с Фредериком Базиль, Полем Сезанн, Арманом Гийомен, Эдуардом Мане, Огюстом Ренуар, Клодом Моне, Альфредом Сислей, Эдгара Дега и собрал большую коллекцию коллекцию полотен своих друзей. По настоянию родителей вернулся в Америку в 1875 году. Преподавал рисунок в Ново-Архангельской гимназии, читал лекции о современных течениях европейского искуства и продвигал идею о строительстве городской художественной галереи. Решение о финансировании проекта было принято 20 января 1877 года на собрании нотаблей. Тогда же Соломон Моголивер подарил будущей галерее свою коллекцию и был избран её мемуном. До завершения строительства здания галереи в 1881 году, картины экспонировались в помещениях мэрии, биржи и купеческого собрания. Кроме того по подписке было собрано 65 800 рублей для приобретения новых полотен. Моголивер дважды, в 1879 и 1880 годах ездил во Францию. Благодаря его стараниям галерея стала обладать одной из самых полных коллекций импрессионистов. После смерти Соломона Моголивер от гриппа в 12 февраля 1918 года, галерее было присвоено его имя. О терминологии городского управления Рус-Ам см. гл. 48.
7* Эта модель, первоначально не принятая и 30 лет остававшаяся шляпой "русских" мексиканцев, в конце века получила большое распространение, и до настоящего времени используется как форменный головной убор в Королевской канадской конной полиции, полиции некоторых штатов СШ, армейских инструкторов и сержантов, Техасских рейнджеров, скаутов и Службы национальных парков, и это далеко не полный список. Вам она знакома по комедийным фильмам "Майор Пэйн" и "Сержант Билко". В такой же шляпе щеголял и молодой скаут Индиана Джонс.
8* Продав мастерскую Д. Стетсон не ушёл из бизнеса. Основав новую фирму "Плензмен" он вышел на рынок со своим вариантом шляпы с характерной низкой тульей и гибкими полями. В 1870-80-е годы бакары Нью-Мексико и Колорадо предпочитали головные уборы именно этой фирмы.
9* В настоящее время термин "cossacks" фактически является синонимом ковбойской обуви "cowboy boots" и главным атрибутом рокеров, байкеров и городских ковбоев. Но в среде производителей и ценителей скорее в отрицательном смысле, обозначая подделку.
"Лучшие" сохранили свою репутацию даже через поколение. В 1883 году их кооператив зарегистрировался как акционерное общество и успел с этого времени завоевать огромную массу поклонников. Марка компании, превратившаяся в английском варианте в "Lucchese", стала синонимом надежности и качества в мире ковбойских сапог. В результате сейчас их продукция, пожалуй, наиболее пафосная и дорогая в данной области, среди компаний которые занимаются массовым производством ковбойских сапог. Компания имеет несколько брендов и активно развивает свои модельные ряды. В данный момент марка принадлежит компании RHE Hatco Inc.
Сапожники, не вошедшие в столь привилегированное общество, работали на местный рынок. Ими, одновременно с "cossacks", разрабатывались новые модели мокасин. До середины 1830-х годов мокасины всех племен были цельнокроеными. Их подошва и верхняя часть выкраивались из одного куска мягкой кожи. Этот тип известен среди индейцев под названием "настоящие мокасины". Удобные и мягкие, они были очень ненадежны и приходили в негодность за 2-3 дня интенсивной ходьбы. Поэтому, когда воины уходили в дальний пеший поход, они брали с собой по 3-4 запасные пары.
Евреи стали шить мокасины с толстой сыромятной подошвой, пришитой к мягкому кожаному или замшевому верху. Этот тип обуви быстро распространился в Колониях и вышел на Равнины и Юг. Они же стали изготавливать мокасины с дополнительным лодыжечным клапаном, который увеличивал их высоту. Так же в своих мокасинах евреи ввели рант, полоску кожи, которая пришивалась по периметру между подошвой и верхней частью. Рант служил защитой шва от преждевременного износа и проникновения влаги, а так же позволял проще и быстрее отпороть износившуюся подошву. Для племен Юга, для защиты ног от шипов и змеиных укусов, были разработаны высокие мокасины особого кроя с подошвой, загибающейся вверх по краям.