9 августа 1927 года...в кафедральном соборе св.Николая Морского, была совершена канонизация праведного русского старца Германа, подвизавшегося на Аляске в XVIII веке. Отец Герман был апостолом-просветителем и духовным отцом коренного населения Аляски... Он и его соработники по апостольскому званию основали здесь русскую духовную миссию и положили начало существованию в Америке православной церкви... И одним из первых ее деяний явилась канонизация старца Германа, как свидетельство прославления его богом за равноапостольский подвиг - проповедь Евангелия - среди племен, не знавших истинного бога...
Так более 60 лет назад американская православная церковь, едва получив автокефалию от русской церкви, поспешила провозгласить святым русского монаха. В приведенном нами отрывке из "Журнала Американской патриархии" дана безмерно высокая оценка "плодотворной" деятельности в Русской Америке не только Германа, но и всей тамошней православной миссии. Заметим, что в том же журнале с "Прославлением..." соседствует другой материал: "Преподобный Герман Аляскинский, чудотворец". Автор его, некто Суров, ничтоже сумняшеся, заявляет: "Во главе компании с 1790 по 1818 год находился А.А. Баранов, по отзыву старца Германа, "человек богатый, а к тому же гордый, весьма роскошный". С его ведома и под его покровительством творились вопиющие беззакония.
Помощниками Баранова были люди некультурные, тщеславные, стяжатели и насильники".
Так этот богослов характеризует богатыря Америки и его соратников - Кускова, Хлебникова и многих других патриотов, беззаветно преданных делу освоения новых земель для своего отечества. Но... слово истории, великому судье, опирающемуся только на документированные факты.
Историк напишет об этом так: "Годы, а иногда и десятилетия промышленники жили на островах в селениях алеутов, обогащая друг друга навыками быта. Многие из них женились на алеутках, брали мальчиков на воспитание, крестили их, обучали русскому языку и грамоте. Еще до появления первых священников на Алеутских островах большая часть населения была уже окрещена и исполняла простейшие христианские обряды". Таким образом база для широкомасштабного распространения православия, уже была создана. Как отмечает Джон Ледиард, один из участников экспедиции капитана Кука, в 1778 г., побывав в Капитанской Гавани на острове Уналашка: "Едва я улегся, русские молча созвали индейцев и сотворили молитву по обычаю греческой церкви, который очень напоминает католический. Я не мог не отметить, с каким благоговением индейцы отдавали долг Богу у своих маленьких распятий, с каким удовольствием они отправляли многочисленные обряды, сопутствующие такого рода богослужению. Я думаю, что среди религий мира, эта более других способна привлечь прозелитов".
Свидетельство Ледиард приобретает особое значение, поскольку оно сделано независимым очевидцем и участником авторитетной морской экспедиции. С другой стороны общество американцев Аляски ещё не имело социальных корней для такой сложной развитой религии как христианство. Едва начавшиеся в их обществе процесс формирования иерархической социальной системы еще не нашел отражения в религии и не привели к созданию политеистического пантеона божеств и выделению особого сословия жрецов - служителей культа. Большая часть идей и образов христианской религии была совершенно чужда религиозным концепциям американцев.
В 80-х годах крещением алеутов лично занялись Григорий Шелихов и его помощники. "Сделал я опыт рассказать им сколько можно простее о христианском законе, а как увидел величайшее их в том любопытство, то и захотел я воспользоваться сим случаем. И потому начал я любопытствующим в часы свободные преподавать точное понятие о нашем законе и до истинного доводит пути, чем и зажег их сердца; словом до выезду еще моего сделал я христианами из них сорок человек, кои крещены были с такими обрядами, кои позволяются без священника". Но Колумб российский понимал, что наступило время для постоянного общения с настоящей (и будущей, по мере расширения территории Русской Америки) паствой специально подготовленных для этой цели людей - монахов, священников. Шелихову и его приказчикам за обилием практических забот было недосуг заниматься миссионерством.
Первый священник появился в наших местах в составе правительственной экспедиции Биллингса. Звали его Василий Сивцов. В своем рапорте синоду от 4 июня 1792 года он (отметим, не склонный к преувеличениям) сообщил: "...бывши в 1790 и 1791 гг. по Лисьей гряде на острове Уналашка и Каняги и на западной стороне острова Кадьяка окрестил туземцев, из коих некоторые уже приняли христианство ранее от русских промышленников, мужского пола 93 и женского пола 33 да повенчал 14 пар".
А в следующем году Гавриил, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский, представил на рассмотрение обер-прокурору Синода официальное прошение компаньонов Голикова и Шелихова. "Основав в 1781 году компанию, склонили дикарей на содружество и подчинили Российской державе... и последние, зря в воскресные и праздничные дни богослужение наше, хотя оное и без священника совершается, наиусерднейше возжелали воспринять веру христианскую... Недостает нам теперь единого искусного и сообразного с начинаниями сими, примерного добродетелями священника". Они просили прислать "хорошего священника с причтом" и присовокупили: "Все расходы по устройству церквей, снабжению их утварью и другими необходимыми принадлежностями, а равно и содержание причта компания принимает на свой счет".
Добровольцев из белого духовенства на этот подвиг не оказалось. И тогда эти же просители вновь обратились к митрополиту с просьбой прислать иеромонаха. Синод удовлетворил просьбу промышленников и этим назначением как бы подчеркнул всю политическую значимость своего решения. Дело первой миссии было направлено на рассмотрение императрице Екатерине Алексеевне. 13 мая 1793 г. она издала указ, в котором разрешалось создавать церковь на Аляске.
Делу был дан быстрый ход. 14 мая обер-прокурор огласил в синоде высочайшее решение: "Прошение удовлетворить и передать дело на попечение митрополита Санкт-Петербургского Гавриила". Последний остановил свой выбор на монахах Валаамского монастыря, настоятель которого Назарий, несомненно, являлся близким к митрополиту человеком.
Какими соображениями руководствовался сам Назарий, отбирая монахов для миссионерской деятельности в далеких землях? Не хотел ли настоятель воспользоваться случаем избавиться от нежелательных лиц среди валаамской братии? В первую очередь от достаточно опасного конкурента, умного и образованного архимандрита Иоасафа (Болотова), снискавшего благосклонное внимание церковного начальства. Этот внешне представительный человек умел ладить с окружающими, показать себя доброжелательным к стоявшим ниже него на иерархический лестнице. Иоасаф понял, что в землях Нового Света желанная карьера ему будет обеспечена.*(2) Он был назначен главой миссии и безропотно принял кандидатуры, предложенные игуменом. Они были следующие.
Иеромонах Макарий, по возрасту самый старший в этой группе. Из крепостных. По загадочным для братии обстоятельствам был уволен из орловской епархии, прибыл в распоряжение Назария и сразу был определен им в состав миссии.
Иеромонах Афанасий, тоже из крепостных. Видимо, на Валааме проявлял "неумеренность в питии".
Иеродиакон Нектарий - купеческий сын. В монастыре снискал известность многими недугами.
Иеромонах Ювеналий. Ранее служил в чине инженерного прапорщика. Ушел на Валаам, где и постригся в монахи. Выделялся надменностью в отношениях с братией. Мечтал прославиться на стезе подвижничества...
Наконец, монах Герман, 37 лет... О молодых годах будущего святого церковные авторы, вплоть до последнего времени, избегают упоминать. Зато прошлое Германа выяснил Фердинанд Петрович Врангель, который в бытность свою главным правителем колонии хорошо его знал. Он-то и пролил свет на начальный этап сознательной жизни монаха.
Родители Германа были зажиточными крестьянами Воронежской губернии. В 17-летнем возрасте, поверстанный в рекруты, он дезертировал, укрылся в Саровском монастыре, где и постригся в монахи. Но пробыл там недолго. Влекомый, как он позже объяснял, "страстью к уединению", дважды бежал из монастыря. Оба раза его задерживали и насильственно возвращали в обитель. Второй раз он пытался даже бежать в Персию. Обнаружили беглого монаха только в Астрахани. Но и после вторичного водворения в монастырь он не успокоился. Уговорил еще троих монахов бежать, теперь уже на Север. На этот раз побег завершился обоснованием Германа в Валаамском монастыре. Но и из его стен он периодически исчезал в лесной чащобе острова. Монахи разыскивали беглеца и приводили к настоятелю. В конце концов Герман как-то сумел заинтересовать собой Назария. Последний стал охотно беседовать с оказавшимся смышленым монахом. Поскольку Герман продолжал упорно искать уединения, настоятель разрешил ему обосноваться отдельно от братии и благословил монаха "на жительство в пустынь". Временами, соскучившись (а был он человеком довольно общительным), отшельник появлялся в монастыре, но подолгу в его стенах не задерживался... Отправиться с миссией в дальний путь согласился охотно.
Таким образом, миссионеры, отобранные настоятелем, были людьми достаточно зрелыми (каждому лет за тридцать), с вполне сформировавшимися характерами и хорошо известными проницательному игумену повадками. Впрочем, все это даст себя знать весьма скоро, в самой необычной для монахов обстановке. А именно к ней, как вскоре выяснилось, никто из них и в малой степени не был подготовлен.*(3)
Из-за различных бюрократических проволочек на кругосветку миссия опоздала и 21 декабря 1793 г. отбыла из Петербурга к месту своей службы сухим путём. Миссионеры прибыли в Иркутск, где к их группе присоединили еще двух монахов - Иосифа и Стефана, брата Ювеналия, тоже бывшего горного инженера, и двух послушников. Таким образом, из Иркутска в Новый Свет духовная миссия отправилась в составе десяти человек.
До Охотска миссию взялся сопровождать сам Шелихов, который "всемерно старался все трудности, каковые должны иметь в дороге, облегчать". Григорий Иванович счел нужным поближе познакомиться с будущими "крестителями", а заодно и просветить миссионеров в отношении своеобразия и обычаев их будущей паствы. Но разочарование спутниками пришло к Шелихову довольно скоро.
Почти все монахи, начиная с Иоасафа, вели себя с окружающими, даже с Шелиховым, крайне надменно (исключение составлял контактный и всегда благодушный Герман). Шелиховские пояснения о предстоящей им жизни в Новом Свете, о задачах, стоящих перед ними, святые отцы демонстративно пропускали мимо ушей. На его советы всесторонне изучать народы, с которыми миссионерам предстояло иметь дело, овладеть языком алеутов, монахи высокомерно отвечали: "Господь сподобил нас воздействовать на диких одним - крестом православным!" И вообще спутники Шелихова оказались людьми чванливыми и, мягко говоря, неспокойного нрава...*(4)
В августе 1794 года "Три святителя", с миссией на борту, оставил Охотск и взял курс на остров Кадьяк. Тем же судном Шелихов направил на имя Баранова письма-инструкции. В одном из них, сугубо конфиденциальном, было упомянуто, что в связи с прибытием в колонии духовной миссии он, Шелихов, предлагает: "Построить для нее на Кадьяке монастырь... так построить с церковью, чтобы монахи не видели, что делают бельцы, а бельцы не видели б, что делают монахи".
Достаточно практичный Александр Андреевич, ознакомившись со столь выразительным советом, понял, что в делах с миссией случилась промашка - компанейские деньги (и немалые!) явно оказались брошенными на ветер...*(5)
Зато архимандрит Иоасаф в своем пространном донесении игумену Назарию представил деятельность своих подопечных в весьма выгодном для них свете: "...дорогою, начиная с Якутска, усердно желающих якутов всюду крестили... а морем по Алеутской гряде ехавши только два дня, заехали на остров Уналашку и тут более ста человек окрестили... на Кадьяке немедленно занялись постройкой храма, благоустройством миссии, проповедью христианства (с помощью переводчиков и местных жителей) и крещением... Слава богу, более 7000 американцев перекрестил да более 2000 браков обвенчал... Отец Герман у меня в хлебне, отец Макарий, сверх всякого чаяния, по здешнему месту весьма способен. Я думал, что не доедет, а он почти один половину острова объехал, крестил и венчал... Афанасий тут учится службе, а больше за огородами ходит да землю роет... Ювеналий довольно рачителен... За ваши святые молитвы мне бог дал братство доброе и любовное..."
Жаждавший похвал начальства Иоасаф, мягко говоря, преувеличивал, сообщая о благонравии миссионеров и плодах их "подвижничества". Заметим, что, согласно данным переписи, проведенной в 1792 году Барановым, на острове Кадьяк проживало 5696, а во всех российских владениях Нового Света - 7109 человек.*(6)
Николай Петрович Резанов, ознакомившись несколько позже с делами миссии, писал в Петербург: "О духовной миссии скажу вам, что она крестила здесь несколько тысяч, но только, что литературно сказать - крестила. Видя нравы кадьякцев несколько смягченными, не отношу я нимало к трудам миссии, но ко времени и собственным способностям их. Монахи наши никогда... не искали развивать понятия диких, не умели входить в обширные виды ни правительства, ни компании. Они купали американцев и когда по переимчивости их умели они в полчаса хорошо крест положить, то гордились успехами и, далее способностями их не пользуясь, с торжеством возвращались, думая, что кивнул, мигнул и все дело сделано".
Компания, разумеется, рассчитывала, что православная миссия будет способствовать не только укреплению контактов ее служащих с туземцами, но и приведет к смягчению нравов самих русских работников. Промысловики компании еще сохраняли повадки былой бесшабашной вольницы. С этими явлениями Баранов вел самую беспощадную борьбу. В ее успехе были заинтересованы власти как иркутские, так и петербургские. Не случайно с ведома Шелихова синод вручил Иоасафу перед его отъездом из столицы обширную инструкцию, где, в частности, указывалось: "Должно иметь осторожность к приведению их к молитве и посту... Определить время для разговора с ними, в которое повторять им истины Евангелия самым простым образом, на что вы должны быть готовы... Весьма нужно при сем взирать на обстоятельства их и сколько можно им помогать... Принявшим святое крещение от простолюдинов русских обучать, сообразуясь вышеописанным наставлениям, закону божию...".
Что же касается выполнения православной миссией этой инструкции, то, как показало ближайшее время, монахи и не собирались ей следовать.
Главный правитель требовательно отнесся к дорогостоящей для компании миссии. Так, за недостатком в колониях знающих людей он рассчитывал использовать инженерный опыт двух монахов - Ювеналия и его брата Стефана в строительстве и горном деле. Всех же монахов надеялся привлечь к работе в действовавшей на Кадьяке школе. Но Иоасаф решительно отказал Баранову в каком - либо практическом участии монахов в делах компании.
"Мы намерены заниматься только делами духовными,- надменно пояснил архимандрит главному правителю. - Наше дело - нести диким слово божие!"*(7)
Баранов возмутился, но не настаивал. Он все же не отказал миссионерам в помощи строительными материалами, инструментами, людьми. Монахам срубили церковь, жилой дом, "хлебню". Обширную площадь с этими строениями и со вспаханной под огород землей обнесли оградой. На этом и завершились "нормальные" отношения миссионеров как с Барановым, так и со многими компанейскими служащими. Начались острые трения монахов с главным правителем.
На Кадьяке монахи, согласно сообщению Иоасафа, за какой-нибудь месяц "окрестили" всех тамошних алеутов. Но, как известно, многих из них за несколько лет до того окрестил священник Сивцов. Кое-кого обвенчали, окрестили младенцев. На этом миссионерские дела на главном острове компании завершились. За частоколом миссии между изнывавшими от безделья монахами часто затевались шумные свары. Избегал в них участвовать, пожалуй, один Герман. После трудов в хлебне да на огороде он посещал русских старожилов. Монах выполнял просьбу любознательного валаамского настоятеля: собрать сведения о поселении в этих местах новгородцев, бежавших от гонений Ивана Грозного... Сохранились два письма Германа в Валаамский монастырь, в которых действительно приводятся небезынтересные для науки сведения об обнаруженных мореходами на аляскинском побережье остатках рубленых изб и утвари... Впрочем, Герман скоро поостыл к научным изысканиям и уже подолгу не покидал стен миссии.*(8)
Большинство же монахов рвалось в бой. Они жаждали как можно скорее объехать беспредельную епархию и окрестить как можно больше "диких". Руководствуясь исключительно тщеславием, не представляя себе будущей паствы, монахи наперебой требовали от Иоасафа благословения на "свершение подвига". Никакие доводы старожилов о необходимости изучения языка и нравов коренного населения на миссионеров не действовали. Баранов решил им не прекословить и даже предоставил транспорт и проводников. "Крестители" объехали Кадьяк и Уналашку. Крестили алеутов скопом, не затрудняя себя никакими разъяснениями таинства.
Особым рвением отличался Ювеналий. Он стремился поскорее отбыть именно на "матерую землю", на Аляску. Там на реке Кускоквим, у озера Илямна, компания для привлечения "немирных" индейцев завела с ними торг. Баранов предупреждал своих служащих о необходимости соблюдения осторожности и такта при общении с крайне воинственными и недоверчивыми к пришельцам новыми подданными империи. Главный правитель категорически запретил Иоасафу посылать туда монахов. Но Ювеналий нарушил запрет...
"Мученически окончил свою жизнь... ревностный миссионер иеромонах Ювеналий: отправившись для проповеди на Аляску, он был убит там дикими язычниками."
Так свидетельствуют современные богословы в стремлении приобрести для православной церкви очередного "мученика". Но они сознательно закрывают глаза на очевидные, давно опубликованные факты. Резанов тщательно расследовал обстоятельства гибели "крестителя":
"На полуострове Аляска завелся было... торг с горными народами, великие пользы открывавший. Монах Ювеналий тотчас улетел туда для проповеди, крестил их насильно, венчал, отнимал девок у одних и отдавал другим. Американцы все буйство его и даже побои долго сносили, но наконец опомнились, что этого урода избавиться можно, и, посоветовавшись между собою, кончили тем, что убили преподобного; да об нем и жалеть бы нечего, но принесли в жертву ожесточению своему и всю артель русских и кадьякцев, не оставя ни одного живого".*(9)
В том же году Макарий самовольно покинул Кадьяк, вернулся в Россию и добрался до Санкт-Петербурга с доносами на Баранова. "Монах Макарий, преступивший свои полномочия за вмешательство в дела, его не касающиеся, прощается. Однако ему ставится на вид прекратить прием жалоб от алеутов, которые должны направляться к подлежащим гражданским властям".*(10) Григорий Шелихов всеми силами старался ограничить давление монахов на Компанию, но сразу после его смерти Голиков, опять-таки через митрополита Гавриила, подал прошение о назначении на Аляску епископа.
Уже в апреле 1796г. Синод рассматрел предложение Ивана Ларионовича и рекомендовал императрице назначить на Аляску викарного епископа от Иркутской епархии с наименованием епископ Кадьякский. Голиков в письме митрополиту Гавриилу, представленном Синоду, заявлял, что компания будет содержать весь архиерейский двор и штат. Голиков также объяснял, что для миссии совершенно необходим переводчик. По рекомендации Иоасафа Синод предложил направить на эту должность иркутского купца Осипа Прянишникова, который по своей воле оставил компанейскую службу, решив служить миссии, и приехал в Петербург в 1795г. Он был женат на алеутке Александре Дмитриевой и свободно говорил на нескольких американских языках. Баранов же относился к Прянишникову очень отрицательно.
19 июля 1796 г. императрица личным указом распорядилась, чтобы викарный епископ именовался "Епископ Кадьякский и прочих прилежащих к тому в Америке островов", но сочла недопустимым, чтобы епископ и его штат были на иждивении частных лиц. Екатерина Алексеевна назначила на содержание епископского дома "из казны нашей по четыре тысячи тридцать рублей и 80 рублей и по семнадцати копеек". Переводчику давался специально созданный официальный чин коллежского переводчика и определялось годовое жалованье в 250 рублей.
Но 6 ноября 1796 г. императрица скончалась, а на престол взошел Павел Петрович, у которого было совершенно иное отношение к монахам. Указом от 18 августа 1798г. велено было отправить самовольно оставившего свой пост Макария обратно на Аляску. Губернатору Трейдену приказано, чтобы он "...буде те островитяне действительно от промышленных притесняются, сделал о пресечении таковых им обид строжайшие чрез кого следует предписания, не стесняя однако ж и русских, в промыслах упражняющихся...". Эта последняя фраза - ключевая, так как император своими дальнейшими действиями показал всем, что он на стороне интересов Компании. За попустительство Макарию выговор достался митрополиту Новгородскому и Санкт-Петербургскому Гавриилу, преосвященному Вениамину Иркутскому и даже Иоасафу. Сам Макарий должен был дать подписку в канцелярии Синода, "чтобы он никогда опять с Алеутских о-вов не отлучался ... и, не входя в неприличные сану его доносы, обращался точию в препорученной ему должности, под опасением в противном сему случае неупустительного и строжайшего по законам взыскания". Досталось также и охотским чиновникам и даже обер-прокурору Синода князю Василию Хованскому.
Макарий срочно выехал в Иркутск, где присоединился к Иоасафу, чья хиротония состоялась 10 апреля 1799г. Как известно, "Феникс", на котором в том же 1799г. новый епископ с причтом и грузом церковного имущества отбыл в свою епархию, погиб со всем экипажем и пассажирами. На Кадьяке остались иеромонах Афанасий, иеродиакон Нектарий и монахи Герман и Иоасаф. *(11)
В последствии богословы утверждали: "Лишившись своего пастыря, осиротевшие миссионеры сосредоточили всю свою деятельность исключительно на острове Кадьяк, совершая в тамошней церкви богослужения, обучая детей грамоте и началам христианской веры и распространяя среди туземцев разные полезные сведения, относительно земледелия, огородничества, рыбной ловли и разных ремесел".
Однако превращение неспокойных монахов в каких-то ангелоподобных существ абсолютно не соответствует действительности.
После отбытия Иоасафа "крестители" почти не покидали пределов миссии и, действительно, для собственного прокормления занимались хорошо им знакомым делом - огородничеством. Впрочем, сама миссия постепенно распалась. Кто из монахов умер, кто бежал на материк, а кто и просто опустился, доводя до крайности Баранова своим "пьянством и буйством". Грозный главный правитель сажал иного буяна на цепь...*(12)
Когда на престол вступил Александр Павлович, Синод не преминул доложить ему, что "управление делами компании часто не обращало внимания на миссию и ее задачи". Главный правитель "хотел заковать миссионеров в цепи и дом их заколотить", почему они боялись уже ходить в церковь, а служили у себя дома, так что "и проповедь и крещение совершенно в это время были оставлены и никто из американцев к ним явно придти не смел".
Подоспел и очередной донос от монахов на Баранова - о приобретенных за счет компании "несметных богатствах" главного правителя, о том, что, дескать, с его ведома и под его покровительством творятся "вопиющие беззакония".
Но в синод поступали и отчеты о делах миссии от руководства Компании. Главное правление в 1803г. сообщает, что духовенство в русских колониях "по ошибке, очень извинительной, увеличило число новокрещенных христиан" и что "одни и те же семейства алеут были вдвойне и даже втройне под разными именами и разными миссионерами внесены в списки новокрещенных".
Ознакомиться с деятельностью миссии, оказать ей помощь новый митрополит Санкт-Петербургский Амвросий поручил иеромонаху Александро-Невской лавры Гедеону (Гавриилу Федотову), человеку образованному, хотя и сутяга. Сохранились его доносы на офицеров за их "неуважительные" высказывания о религии.*(13)
Гедеону, прибывшему на Кадьяк по предписанию Н.П. Резанова, данному в письме от 23 января 1805 г. от кадьякской конторы в духовную миссию, было поручено возглавить ее взамен погибшего Иоасафа.
Гедеон пытался примирить местное начальство и духовенство, то есть, согласно указаниям Резанова, подчинить деятельность церкви интересам Компании. Об этом, в частности, писал Резанов Гедеону из Новороссийска 11 сентября 1805г.: "Прошу вас также внушать, чтоб сохранялось повиновение начальству и американцы безропотно исполняли повинности их, доколе не улучшим мы края сего, ибо иначе все может разрушиться, и ежели не будет [набрано] в партовщики [из эксимосов и алеутов] достаточно числа людей, то ножи, под которыми мы здесь ведем жизнь свою, употребятся ко вторичному россиян истреблению". Но вскоре Гидеон пошёл по привычному пути доносов на жестокость и мздоимство Баранова.
Промысловые партии из Кадьяка и прилегающих мест не только обеспечивали промыслы пушнины и продовольствия, но и были поддержкой Новороссийску и другим крепостям, окруженным многочисленными, воинственными и хорошо вооруженными племенами. Правитель, чьими неимоверными трудами и усилиями создавались и расширялись "заведения" Компании, действовал тогда в крайне тяжелой и сложной обстановке. На русские поселения и промысловые партии нападали индейцы, всё усиливалась конкуренция бостонских купцов. Сложно было внутреннее положение колоний. Русские промышленники волновались и даже устраивали против Баранова заговоры. В этих условиях неповиновение конягов и алеутов, ставших главной рабочей силой Компании, грозило подрывом самих основ ее существования. Действия же миссионеров шли вразрез с применяемыми компанией жесткими методами управления.*(14)
Школы в Русской Америке возникли еще при Шелихове, но систематического, правильного обучения в них, несмотря на старания Баранова, добиться не удалось. Имелись две школы: в одной, для девочек, преподавала жена служащего компании Наталья Петровна Баннер, в другой, мужской, - промышленник Юдин. Любопытно, что, хотя эта вторая школа располагалась в пределах миссии, преподавать в ней монахи отказались. Компания же была крайне заинтересована в подготовке местных кадров самых разнообразных, нужных в колониях специальностей.
Иеромонах Гедеон по прибытии, на Кадьяк, следуя указаниям Резанова, расширил школу для мальчиков, а обучать их обязал монаха Нектария. Сам же на острове Афогнак организовал еще одну школу с уклоном, полезным для колонии, - земледельческую. Руководить ею поручил монахам Герману и Афанасию. Но те (как, впрочем, и Нектарий) скоро показали свою полную неспособность к обучению детей. С отбытием Резанова по компанейским делам в испанские колонии, а Гедеона - на материк обе школы для мальчиков пришли в упадок. Заметим: вскоре школьная сеть в Русской Америке была налажена, но духовная миссия к этому оставалась непричастной.
С первых дней своего пребывания на Кадьяке Гедеон имел возможность убедиться в справедливости серьезных нареканий на поведение миссионеров. Фактов об их пьянстве, дебошах, заносчивости накопилось столько, что иеромонаху оставалось развести руками... Баранов лаконично и четко изложил все это Гедеону. А Гедеон донес о том, что узнал, митрополиту Амвросию.
А тут подоспели и новые неприятные для синода сведения об отношении алеутов к своим "крестителям". "12 апреля 1805 г. приехавший из Кенайского залива промышленник уведомил нас, что его обитатели живут спокойно, но только требуют, чтобы к ним не присылали наших священников. В противном же случае они поручили ему сказать, что убьют первого, кто только осмелится к ним приехать..."
К концу своего пребывания в колониях Гедеон узнал, что Компания официально просила правительство оградить туземцев Курильских островов от наездов, "лиц духовного звания", которые "будто бы для проповеди, а... вообще для получения меховых вещей на табак и водку". Ввиду этого "компания просит, чтоб сии острова освобождены были от посетителей сих".
Неуютно почувствовал себя в колониях Гедеон. Он понимал, что поднять авторитет миссии не в силах. Да и сам неуживчивый иеромонах успел уже рассориться с местным начальством. Поскольку миссия практически распалась, Гедеон, оставляя колонии, передал формальное руководство миссией монаху Герману, внушавшему несколько больше доверия, чем безнадежно опустившиеся Афанасий и Нектарий...
Компания в те годы находилась в расцвете своей деятельности. Ею осуществлялись научно-исследовательские экспедиции не только по северо-западным землям Америки, но и кругосветные. Новые территории успешно осваивались, шла оживленная торговля со странами Тихоокеанского бассейна. На территории Русской Америки были созданы благоустроенные поселения, судостроительные верфи, мастерские, школы, больницы. Поощрялось хлебопашество, огородничество, скотоводство.
Среди многообразных задач компании постепенно удавалось успешно решать и наиважнейшую - нормализацию отношений с коренным населением Аляски и Алеутских островов. Браки русских с представительницами тамошних народов стали обычным явлением. Детям от смешанных браков компания старалась дать образование. Их обучали не только на островах, но и в Охотске, Якутске, Иркутске, даже в Петербурге. Как правило, все они возвращались в родные места служить компании.
Полная несостоятельность православной миссии в Новом Свете, разумеется, объяснима. Сказались консерватизм и косность русской церкви, ее упорное нежелание хоть в какой-то степени приспособиться к требованиям времени и, наконец, крайне низкая общая культура и неприглядный моральный облик самих миссионеров. Так что утверждения о положительной роли православной миссии в Русской Америке совершенно беспочвенны.
С 1808 по 1816г. богослужения, крещение и отпевание совершались в маленькой часовне служащим Русско-Американской компании Беляевым. Впрочем Баранов просить Святейший Синод прислать священника для Новороссийска, но когда Синод в 1809г. запросил, не надо ли назначить нового епископа, он наотрез отказался. "Епископ не нужен, не нужны и монахи - они все невежды, даже экономию вести не умеют, а об обучении диких и говорить нечего... Если кого и присылать, то только белых священников из американцев", писали из Главного правления в Синод в 1810г. опираясь на письма Резанова.
Решено было послать Прокопия Лаврова, одного из первых учеников миссионеров. Но тому, очевидно, не хотелось возвращаться в суровые родные края и во время стоянки в Гонолулу Лавров рапортовал епископу Гавайскому Феодору, что "компанейские приказчики со священником из американцев считаться не будут". Тот нашел, что информация Лаврова соответствует действительности и оставил его на Гавайях, назначив священником в Канеохском приходе.
Таким образом, уже в 1810-е годы миссию практически представлял только монах Герман. Он не решился принять предложение нового митрополита Санкт-Петербургского Серафима возглавить православную миссию в Пекине. Монах прочно обосновался в колониях. Правда, алеутскому языку он так и не обучился. Общение ограничил только русской паствой и отдельными креолами. Желающим он охотно читал отрывки из писания. Да еще снискал известность аскетизмом в быту: не мылся, не менял исподнего, под одеждой, как поговаривали, носил вериги весом 15 фунтов...
Наконец в 1816г. в Новороссийск прибыл первый православный священник Алексий Соколов. Он привез с собой икону святого Михаила Архангела, которая с тех пор украшает храм. Церковные службы стали совершаться регулярно в той маленькой часовне, которая потом стала кафедральным собором. Иконостас для этой часовни был собран из остатков богатой коллекции церковной утвари, спасенной с "Невы", затонувшего 9 января 1813г. Евхаристические сосуды изготовили еврейские ювелиры из испанского серебра, а священнические облачения и церковные покровы сшили из парчи и шелка, приобретенных в Китае.
Двумя годами позже, престарелый, с подорванным здоровьем Баранов не выдержал долгого пути до Петербурга... По бесчисленным доносам, в первую очередь кадьякских миссионеров, о нем сложилось мнение как о богатейшем человеке. В каюте Баранова находился небольшой сундук, заключавший всю собственность вчерашнего неограниченного владыки Русской Америки. Ходил упорный слух, что именно в этом сундуке и хранится якобы прилипшая к барановским рукам часть богатств компании. Сразу после похорон капитан Терентьев в присутствии Гагемейстера и других офицеров открыл крышку сундука... Выяснилось: не оставил после себя денег Александр Андреевич Баранов, долгие годы ворочавший компанейскими миллионами! Кое-что из одежды, несколько акций компании и личный архив... И еще после Баранова осталась песня, своеобразный гимн Русской Америки, сочиненный ее суровым правителем. Долгими вечерами под гул ветра и прибой волн ее заводили промысловики, креолы. Начиналась песня словами:
Ум российский промысла затеял,
Людей вольных по морям рассеял,
Места познавати...
Оставшийся за правителя зять Баранова, Семён Иванович Яновский, рано стал увлекаться религиозной литературой. Мистический склад мышления привел его в возникшее в 1812 году Библейское общество, которому покровительствовал сам император Александр Павлович. Вскоре после принятия должности капитан-лейтенант получил письмо от Германа с обвинениями в "преступлениях" Баранова и его помощников. Яновский встретился с Германом. Говорили больше о боге. Знание монахом библейских текстов увлекло экзальтированного моряка... Кончилось тем, что Семён Иванович, его сын и дочери приняли постриг.*(15)
Герман облюбовал себе маленький островок около Кадьяка - Еловый. После отбытия Баранова из колоний он навсегда там поселился. Монах, удалившись от мирской суеты, занялся излюбленным им огородничеством. Общался с изредка посещавшими Еловый промышленниками и служащими компании. Однажды случайно оказалась там молодая крещеная алеутка, вдова русского промышленника. Ее звали Софья. Она осталась на островке, где оба задумали создать женский скит под названием Новый Валаам. "Схимники" привлекли туда нескольких девушек - сирот - алеуток и креолок. Под предлогом особого "послушания" заставили их трудиться на огороде, а позже выполнять и другую работу по растущему хозяйству скита. Остров для посещения мужчинами, в сущности, был закрыт. Девушки обрекались на безбрачие. Если какая-нибудь из них решалась выйти замуж, то сейчас же изгонялась с Елового...
Барон Врангель, став главным правителем, решил лично познакомиться с отшельниками и посетил Еловый. Как администратор, Фердинанд Петрович одобрил их труды, ибо компанейская контора имела возможность скупать у Германа в значительном количестве дефицитные в Русской Америке картофель и овощи. Врангель велел даже построить для схимников часовню. Он писал: "На Валааме снимают до 120 бочек картофеля, разводят репу, чеснок, капусту и морковь. София с девушками с утра до вечера в трудах: летом около огородов и рыболовства, запасают юколы и жиру, а зимою занимаются шитьем, плетут корзины и вообще около хозяйства; у них есть штук 10 рогатого скота. Я очень старался уговорить и упросить отца Германа, чтобы девушек... приучив к хозяйству, выдавать замуж, но все мое старание было тщетно...".
Скит распался со смертью в 1836 году Софьи, а вслед за ней и монаха Германа. В последующие десятилетия слава о последнем как об "апостоле-просветителе" все упорней распространялась многими служителями православной церкви как в Америке, так и в России.*(16)
В 1823г. по указу Святейшего Синода была наконец учреждена особая миссия на Уналашке и Алеутских островах, разделеных на три прихода. Уже на следующий год туда прибыли приходские священники: Иоанн Вениаминов, Фрументий Мордовский, Яков Нецветов.
Иоанн Евсеевич Попов-Вениаминов родился недалеко от Иркутска 26 августа 1797г. в семье бедного сельского псаломщика. Был принят в Иркутскую духовную семинарию, которую он успешно закончил, получив там свою вторую фамилию - Вениаминов - в память о только что скончавшемся Иркутском епископе Вениамине. После нескольких лет службы в иркутской Благовещенской церкви Иоанн покинул родные места и весной 1823 г., вместе с женой, новорожденным сыном Иннокентием, матерью и братом Стефаном отправился в Америку.
Трудно сказать, что подвигло его согласиться на столь трудную миссию - охота к перемене мест и новым знаниям или бедность. Сообщалось, что священники в Америке "будет получать 1200 рублей в год жалованья и пользоваться пожертвованиями доброхотных жителей и жизнь свою будет проводить в достатке. От Р. - Ам. Ко. им будет ежегодно выдаваться 30 пудов ржаной муки, 10 пудов пшеничной, 3 пуда булок, 5 пудов ржаных сухарей, 5 пудов крупы, 3 пуда коровьего масла, одно ведро хлебной водки, 2,5 пуда табаку черкасского, 2 пуда сахара, 10 фунтов чая, 2,5 пуда мыла, 2,5 пуда свечей сальных".
Перезимовав в столице Рус-Ам, 1 июля 1824г. Иоанн Вениаминов на бриге "Рюрик" прибыл к месту своей службы.
"Остров Уналашка по величине своей - второй из островов Алеутских. Восточная часть его гористая, а к западу переходит в низменность. Самая высокая гора Макушинская - всегда дымится. На острове сем нет обыкновенных времен года, но вместо всех их здесь царствует вечная осень... Почти одне только растения напоминают, что наступает лето или зима... Климат здешний совершенно зависит от ветров. При теплых ветрах здесь бывает тепло во всякое время года, а летом - даже жарко; но при холодных ветрах бывает холодно также во всякое время года, а зимою - морозы, и до такой степени, что обмерзали птицы... Ясных дней здесь бывает очень мало; так что совершенно безоблачных дней бывает от 4 до 12 в целый год, ясных от 30 до 60. Туманы здесь бывают во всякое время года, но более в июне-июле...
К приезду моему на острове было десять селений. Жителей насчитывалось всего 470 человек - русских, алеут и креолов."*(17)
К Уналашкинскому приходу относилось еще: острова Лисьи, острова Прибылова и еще ряд мелких островов, всего до 60.
Иоанна Вениаминова, человека твердой воли и сильного духом, не могли сломить суровые условия жизни пустынной, полудикой Уналашки, где ему с семьей пришлось поселиться в темной и убогой землянке.
"...Всякий другой, - вспоминает об отце Иоанне его соученик Громов, - заброшенный из старого света на пустынный остров Уналашку, среди неласковой природы, без привычных удобств для жизни, особенно семейной, умирал бы здесь от скуки и тоски. Но отцу Иоанну скучать было некогда. Первой для себя задачей, по прибытии на о.Уналашку поставил он - изучение языков и наречий островитян... Посещение островов (Уналашкинского отдела) по волнам океанским в душегубках-байдарках, счиневаемым из кож морских зверей, занимало у отца Иоанна значительную в году долю времени. "Хочу быть полезным" - было девизом жизни отца Иоанна".
С первых дней своего пребывания на Уналашке Венеаминов произвел весьма доброе впечатление на всех, кто общался с ним, но, что важнее, - он был человеком дела. На острове не существовало ни храма, ни школы, и уже тридцать лет не было священников. Засучив рукава рясы отец Иоанн первым взялся за работу и уже 29 июля 1826г. церковь была освящена в честь Вознесения Господня. Причём о.Иоанн, отменно владея многими ремёслами (он был хорошим плотником, резчиком по металлу и дереву, кузнецом и механником) руководил строительством и участвовал во всех деталях, а престол, иконостас и позолоту выполнил сам.
В случае необходимости отец Иоанн мог с успехом заменить лоцмана или капитана на судне, прекрасно управлял алеутской байдаркой. Любимым занятием Иоанна Венеаминов в часы краткого досуга была механика. Его способности механика помогли ему однажды оказать большую услугу миссионерам-францисканцам в Калифорнии. Он узнал что у францисканцев нет органа и что они готовы на большие расходы, лишь бы купить его. И отец Иоанн сам сконструировал этот инструмент с двумя валами. На одном из них он записал церковные песнопения, на другом - веселые русские народные песни. Этот орган отец Иоанн сам отвез в Калифорнию на попутном судне. Когда он, демонстрируя инструмент, сначала проиграл церковную музыку, францисканцы вежливо одобрили ее, а после русских народных песен пришли в восторг. Они долго жали ему руку, беспрекословно уплатили требуемую сумму и сразу поместили орган в церковь.*(18)
Подобное мастерство, вместе с истинной верой, добротой и желанием понять свою паству помогли о.Иоанну привести алеутов к христианству. "Многие алеуты были крещены, но знали они о православной вере одно, что в присутствии русских надо молиться образам и, не перекрестясь, не пить водки. Почти все они верят в добрых и злых духов и поклоняются своим богам...
Однако отсутствие у алеут стройной религиозной системы, высокая их нравственность, добрый нрав и вера в высшее Существо явились благоприятной почвой для принятия ими веры Христовой. Причину скорого и истинного обращения алеутов в христианство, надобно искать в их характере и расположении души...
Необыкновенно сильно влечение алеутов к познанию и особенно к чтению священных книг, с появлением коих они могли целый день не бросать чтения или слушать назидания. А с появлением переведенного на их наречие Катехизиса даже старики стали учиться грамоте... Не было случая, чтобы кто-то из них избежал исповеди или причащения без уважительной причины. К службе приходят заблаговременно. Любят молиться наедине. Нет среди них ни ссор, ни драки. Обиженный никогда не ответит на обиду и только будет молчать, но все по-прежнему исполнять. Впрочем, молчание их никогда не продолжается дольше говения. У них нет обмана и воровства. Всегда поделятся с неимущим, а кто не нуждается, никогда не попросит. И за свои дары они никогда не ждут ни расчета, ни благодарности - это их закон. Истинно христианская добродетель! Терпение у алеутов поразительное. Они не станут ни жаловаться, ни роптать, как бы им тяжело ни было, будь то голод или боль, или тяжелая работа в трудных условиях. Выстаивают службу босиком зимой в нетопленной церкви и без малейшего шороха. В исполнении своих обещаний они тверды до невозможного, ничто не остановит их в исполнении обещанного. Алеут очень чувствителен к печали, но переносит все стойко и никогда не приходит в отчаяние и не высказывает своих чувств. Очень ценят благодеяние и умеют за него благодарить. Не только богатства, но и лишних вещей у них нет.
Алеуты стойкие, бесстрашные, но никогда не льстивы и не угодливы."
Интересно заметить, что отец Иоанн отменил обычай, когда новокрещенных одевали в новые рубашки. Он счёл это приманкой в деле крещения, так как американцы обычно носили шкуры, и новая рубашка от восприемников при крещении представляла для них очень ценный подарок. Ревностный пастырь стремился выработать в туземцах сознательное отношение к принимаемому таинству.
Более чем на 100 лет опережая своё времи Иоанн Вениаминов ставит важный вопрос о том, надо ли стараться переводить алеутов из их привычного состояния в другое, лучшее, и отвечает: "...кажется, нет. При просвещении дикарей надо больше думать о том, чтобы научить их мириться со своим состоянием, заставить их полюбить его и, по возможности, исправить их недостатки, чтобы быть полезным всем. А переход в новое состояние, при котором и они не смогут принести пользы ни себе, ни кому-либо - такой переход есть зло. Надо оставить им свободу делать самим все, что захотят. Пожелать же можно алеутам в нравственном отношении сохранить их характер и развития в них духа христианского и укоренения веры. В отношении быта - больше лесов, тогда будет и земледелие и скотоводство, и будет поле деятельности для алеутов...
Просвещение должно быть не только внешним - поверхностным, умственным образованием. Надо всегда думать о том, улучшится ли от этого нравственное состояние дикаря, будет ли он по-настоящему счастлив, если узнает законы вращения планет или французский язык, но для него останется скрытой цель существования мира и цель существования его самого. Выводя дикаря из этого природного отсталого состояния, надо соблюдать благоразумную осторожность, дабы вместо того, чтобы сделать его счастливым, не лишить его и того счастья, которое он имеет... Просвещение не должно быть односторонним, надо избегать опасности занести вместе с просвещением вредные обычаи и нравы цивилизованных людей. Жизнь алеутов, отличавшаяся скромностью, стремлением иметь только необходимое, удовлетворяла их, они были довольны ею и о другой не помышляли. С приходом русских они увидели новые ея условия, но так как заметно улучшить свое состояние не могли, стали проявлять недовольство. Если раньше у алеутов не было слов "прощать, просить прощения", то теперь они появились у них, и они стали воплощать их в жизнь, поняв это прекрасное правило. Но заметили они и другое - что пришельцы, принесшие это хорошее, не всегда сами выполняли его. И это отложилось в душах впечатлительных и особенно внимательных алеутов... Признаюсь откровенно, что в беседах с ними я деятельно узнал утешение христианской веры - эти сладостные и невыразимые прикосновения благодати, и потому я обязан алеутам благодарностию более, чем они мне за мои труды."
Особое внимание Иоанн Вениаминов уделял просвещению алеутов. Он находил, что недостаточно одной устной проповеди для достижения цели. Необходимо было дать им в руки книгу на их родном языке, но они еще не имели своей письменности и тогда этот неугомонный человек, в короткий срок выучив сложнейший язык алеутов с диалектами и составив словарь, в который вошло около 1200 слов, решил создать алеутскую письменность, в основу которой он положил церковно-славянский алфавит, дополнив его надстрочными знаками, обозначающими придыхание. Разработав алфавит, отец Иоанн составил "Алеутский букварь" (унангамъ асмука) для обучения алеутов грамоте на их языке. А затем, не имея никакого специального образования, вооружённый лишь горячим желанием помочь людям, написал получившую мировую известность научную грамматику алеутского языка. Этой работе предпослано пространное предисловие, которое автор начинает так: "Составить грамматику такого языка, каков алеутско-лисьевский, я считал почти бесполезным трудом, потому что она не нужна ни для алеутов, которые и без грамматики могут сообщать друг другу свои мысли и которые, наверное, в недолгом времени совсем оставят язык свой, ни для иностранцев, из коих никто и никогда не вздумает учиться такому языку. Но, видя, с каким рвением, с какой неутомимостью многие ученые стараются собирать всякого рода сведения и как для них любопытна даже малейшая в таком роде находка, я решился составить если не полную грамматику, то по крайней мере изложить несколько правил грамматики алеутского языка в том предположении, что они, может быть, будут пригодны кому-нибудь для некоторого соображения о происхождении сего языка и для исторических догадок... если бы я и не был убежден в том, что лучше написать посредственно о том, что знаешь и чего не знают другие, нежели, зная, не написать совсем ничего, то я никогда бы не принялся за такое дело, как составление грамматики языка дикого и который скоро совсем исчезнет, тем более что и самые познания мои в нем совершенно не достаточны для того, чтобы составить грамматику".
Иоанн Вениаминов явно скромничает. Анри писал о его работе: "Алеутская грамматика Вениаминова, одна из лучших монографий, которые мне пришлось изучать. Автор не лингвист и еще менее претендует быть этимологом... Идя следом за этим наставником, просвещенным и добросовестным, мы не подвергаемся риску сбиться с пути и с полной уверенностью можем сформулированные им грамматические правила переводить на язык современной лингвистики." Пфицмайер оценил работу Вениаминова прежде всего за точность изложения и тщательность подборки материала: "Опыт грамматики" излагает алеутский язык очень обстоятельно и содержит в себе словарь, который в противоположность другим скудным и ненадежным словарям представляет собою тщательно и правильно выполненное собрание употребительнейших слов".
Конечным же результатом неутомимых наблюдений за климатом, вулканической активностью, флорой, фауной и этнографией населения островов явились интересные и подробные "Записки об островах Уналашкинского отдела".*(19)
На первый взгляд кажется не совсем обычной такая всесторонняя деятельность приходского священника-миссионера, присланного для проповеди Евангелия. Но в этом и сказывается служение отца Иоанна как "апостола Америки", он принес не только религию, но и культуру, просвещение, выработал целенаправленную структуру развития американцев и вместе с тем внес неоценимый вклад в науку, до него не имевшую столь ценных и всесторонних сведений о народах Алеутского архипелага.
Титанический труд по созданию новой письменности Вениаминову пришлось прервать в 1832г. Барон Врангель, не согласовав это ни с Главным Правлением, ни с Синодом, упросил Иоанна Вениаминова перебраться в Орегонский отдел. За ним даже специально было послан бот "Уруп" под командованием поручика Васильева. Необходимость столь срочного перевода самого образованного и хорошо подготовленного священника объяснялась просто - индейцы занялись богоискательством. В конце 1831г. трое нес персе (ними-ипуу) и один сэлиш приехали в Ново-Архангельск в "поисках христианского знания".
Разумеется индейцев не вдруг охватила жажда окунуться в купель крещения. Чтобы понять источник такой тяги к православию достаточно взглянуть на карту. Земли нес-персе и селиш расположены восточнее территории палус и вся их торговля с побережьем шла через это племя, первым из конных заключившем взаимовыгодный союз с русскими. Торговле же с британскими факториями мешали кутене, калиспел и шитсу-умиш.
Пока бобр был в изобилии, это не особо беспокоило индейцев. Но к 30-м гг. ценный зверь был почти выбит, притом, что обходиться без ставших привычными виргинского табака, стальных инструментов, котлов, одеял стало уже невозможно. Потому мудрые вожди решили наладить с торговцами более тесные отношения. Доказательством является то, что в это же время другая четвёрка искателей истины, с теми же целями, добрались до Сент-Луиса.*(20)
14 октября 1832г. отец Иоанн отслужил свою первую службу в новоархангельской часовне. При том присутствовали его будущие ученики: Аликут-соте(Феофан Аликутов), Та-хин-сут (Иоанн Громов), Та-е-пес-те (Степан Воинов) и Ка-дувамиш (Кирилл Озерский). Человек необыкновенного такта и тонкий психолог, Иоанн Вениаминов сумел завоевать их доверие.*(21)
Однако, если обыватели Ново-Архангельска расчитывали часто видеть своего священника, то они ошибались. Обвенчав и окрестив кого следовало отец Иоанн тут же отправился в свою первую экспедицию по Орегону. "Священник о.Иоанн так яро взялся за крещение диких, православную свою паству совсем забросил. Побудет тут месяц или около и снова исчезает".
Вместе с учениками Вениаминов поднимался до Скалистых гор и британских факторий. Джон Мак-Лафлин, управляющий факториями Гудзонской компании на Орегоне так описывал встречу с отцом Иоанном. "Священник был мужественный мужчина, лет сорока пяти, умный человек, он мне понравился. Он увлекается механникой и был так любезен, что предложил свои услуги поправить два наших барометра, и поправил их весьма удовлетворительно. Несмотря на то, что он говорил только по-русски, мы успели сделаться хорошими друзьями".
Всё же большую часть времени Иоанн Вениаминов проводил среди индейцев, изучая языки и обычаи своей будущей паствы, а в свободное время проповедуя, зачастую весьма успешно.*(22)
"При том что они язычники, основой веры и создателем всего живого у них является Великий дух, что может очень помочь для проповедника истинной веры... Наказаний за преступления у них нет. За убийство платят убийством. Воровство не считается большим пороком - только отнимается краденое. Если кто-нибудь соблазнит чужую жену и ускользнет от ножа обиженного мужа, то платит ему чем-нибудь за оскорбление... Индейцы довольно способны, превосходят алеутов сметливостью и ловкостью в торговле. Среди них немало искусных ремесленников: стоит посмотреть на их изделия - дома, баты, изваяния фигур из аспида и дерева... способны к наукам.
Мифы и предания показывают, что они умеют размышлять. Это доказывают и вопросы, которые задают при беседе со мною: о пятнах на луне, отчего мелькают звезды, откуда произошло солнце и светила, всегда ли они будут, о затмении солнца. А один тоен спросил у "Что будет там после - тем людям, которые здесь делают добро?" Из всего видно, что индейцы не глупы и вполне способны к восприятию образования. Особенно хорошо видно это из их молитв:
О Великий Дух, чей голос я слышу в ветрах,
Я прихожу к тебе, как один из множества твоих детей.
Мне нужны твоя сила и мудрость.
Сделай меня сильным не для возвышения над моим братом,
но для победы над моим величайшим врагом - cамим собой*(23)
Если сравнить способности алеутов и индейцев, то можно заметить, что смышленность последних выше, но так называемый природный ум - выше у алеутов... Алеуты почти все безсребренники, а индейцы умеют запасти продукты в достатке, быть бережливыми и расчетливыми, склонны к накопительству...
Индейцы терпеливы, даже до бесчувствия (физически), но им трудно снести обиду и оскорбление, даже неласковый взгляд. Мстительны, но скорее от честолюбия, а не от раздражительности. Имеют стремление к независимости и свободе."
Два года Иоанн Вениаминов изучал "просвещаемых" индейцев и даже ввёл в обращение термин "селишские языки", отметив сходство языков собственно селиш, чехалис, спокан и венатчи.*(24) К сожалению довести эту работу до конца отец Иоанн не успел. Осенью 1834г. из Санкт-Петербурга прибыл новый священник Харлампий Поляков, определённый в Ново-Архангельский приход. На просьбу барона Врангель оставить приход отцу Иоанну, а самому принять другое место, священник ответил отказом. Вениаминов же, не желая идти против указания Синода, хотел вернуться на Уналашку, тем более, что ученики его уехали продолжать образование в Иркутск. Воспротивился этому барон Врангель, по достоинству оценивший способности Иоанна Вениаминова и проникшийся к нему уважением и дружескими чувствами. В конце концов он уговорил отца Иоанна оставить мысль вернуться на Уналашку, а перебраться в Михайловскую крепость на Ситке. Несмотря на активно действующий порт и наличие церкви там ещё не было своего священника, а связь с Новороссийском поддерживалась ни в пример Уналашки, откуда можно было отправить письма лишь 3-4 раза в год.
Однако служение и жизнь Иоанна Вениаминова на острове Ситка оказались намного труднее, чем среди кротких алеутов или желающих союза палус и нес-персе. В своих "Записках о колошах" отец Иоанн характеризует их так: "Под именем колошей известны народы, населяющие северо-западный берег Америки от реки Орегон до горы св. Илии и живущие по островам архипелага принца Валлийского и короля Георга III. Колоши по виду своему того же происхождения что и американцы с Орегона. Себя называют тлинкитами... Они храбры, когда нападают врасплох или имеют дело не с храбрыми. А от смелых бегут. Перед алеутами превозносятся своим достоинством, считая их калгами русских...
У колошей - шаманская вера. Они верят в существование духов - эков, которых множество: каждый шаман имеет своих духов. Предписания шаманов колоши выполняют без разсуждений. Есть у них и колдуны, которые умеют портить людей и излечивать их от порчи. При том однако верховным существом они признают Эля. Считают, что он сотворил землю и человека, растения, достал солнце, луну, звезды. Он любит людей, но главное - насылает на них поветрия и несчастия. Для колошей жизнь Эля, его дела и поступки - единственные догматы веры и правила жизни. История появления Эля такова: жил когда-то человек, который имел жену и сестру. Жену он очень любил и не позволял ничем заниматься, а уходя, запирал в ящик, так как ко всем ее ревновал. Сестра его имела несколько сыновей, которых тот человек истреблял, если кто-то из них обращал внимание на жену. Мать сыновей очень горевала о смерти детей, но не могла помочь им ничем. И вот однажды она поделилась горем с касаткой (род китов), и та дала ей совет. Она сказала, чтобы женщина зашла в воду, достала со дна камешек, проглотила его, запила водой. Так она и сделала. Через восемь месяцев у нее родился сын - Эль. Когда он вырос, мать ему все рассказала. Он пошел в дом дяди, открыл ящик и увидел его жену. За это дядя утопил Эля, но тот по дну моря вышел на берег. Много насылалось бед на Эля, но он был неуязвим. Эль добыл для людей огонь и воду.
История мифа и преданий колошей бред ума человеческого и смесь вымыслов, догадок, преданий, событий и сказок и все же здесь видны искры света. Имя Бога - Эль - близко по созвучию к одному из еврейских имен Бога. Его чудное рождение от девицы без мужа, гонение от своих, насильственная смерть и избавление от нее своей силой, оживление умерших, принесение света на землю, уход его туда, где восходит солнце и его вечное пребывание - все это не показывает ли, что история Эля - библейские события, искаженные вымыслами...
Существует у колошей и предание о Кануке - таинственной личности без начала и конца, могущественнее самого Эля."
Ко времени прибытия отца Иоанна на Ситку там насчитывалось 835 христиан, в большинстве русских и креолов. Крещеных колошей было только 20 человек. Необыкновенное упрямство колошей, их независимый образ жизни при большом влиянии шаманов, а отчасти и древняя вражда против русских как завоевателей, являлись препятствием для христианизации края.
"Если бы в том (1834) году стал я внушать колошам истины веры Христовой, они бы не приняли их. Чтобы колоши смогли окончательно убедиться в превосходстве православия и со вниманием прислушиваться к Слову Божию, нужны были особые причины. Хотя я прибыл в Ситку в конце 1834 г., однакож... не успел даже ознакомиться с колошами, потому что другие дела не позволяли мне заняться ими... разные обстоятельства и случаи... и какое-то нежелание и неохота удерживали меня, заставляя откладывать это намерение день ото дня...
Я дал себе напоследок твердое обещание непременно по окончании святок, т. е. 7 или 8 генваря начать свое дело - и кто не подивится судьбам Провидения, - 3 генваря вдруг появилась у колошей оспа, и прежде всех в той самой юрте, с которой мы думали начать наши посещения. Если бы я поспешил приступить к моим беседам с колошами до появления оспы, тогда, наверное, всю беду и вину их гибели возложили б на меня, как на русского шамана или колдуна, который напустил на них такое зло, и тем более что до меня нога русского священника почти не касалась их порога не только с намерением благовествования мира, но даже из простого любопытства. Последствия такого неблаговременного посещения моего были бы ужасны... вражда против русских могла бы ожить снова... я мог быть убит ими... но это ничто в сравнении с тем, что могло быть... это могло бы заградить дорогу еще на полстолетия благовестникам Слова Божия... Много бы протекло времени пока колоши могли бы вполне убедиться в преимуществе наших понятий без содействия особенных причин, в каких бы ни были мы с ними дружественных сношениях.
Оспа унесла много жизней, как ни старались колоши остановить ее с помощью шаманов но она совсем не тронула русских. Рассказывают, что колоши даже подкладывали в провизии, которые продавали в редут, оспенные струпья. Тогда они стали приходить к нашим докторам с просьбой сделать противооспенные прививки себе и детям.
После этого случая в летописях колошей вера их в шаманов поколебалась и я обратил мое слово к колошам... теперь мне уже менее трудно было убеждать их в истине, или, по крайней мере, я получил удобные случаи говорить с ними. Они приняли меня уже не как врага своего, но как человека, который знает их лучше и более, и слушали меня со вниманием и откровенно рассказывали мне свои обычаи и веру и не препятствовали собратьям креститься и на крестившихся смотрели как на более знающих. ...многие же колоши еще не скоро соглашались принять веру Христову, так как думали, что тогда сделаются, подобно алеутам, калгами русских. Приходилось ждать, пока они сами убедятся в противном."*(25)
В остальном же, главной трудностью своей работы отец Иоанн видел в отсутствии национальной тлинкитской письменности. И вновь Иоанн Вениаминов положил много трудов для того, чтобы появились книги на тлинкитском языке. Колошский язык не похож ни на один из европейских языков и он совсем отличен от алеутского. Источников для его изучения ещё не существовало но отец Иоанн сумел им овладеть. Он не терял ни малейшей возможности, чтобы узнать значение того или иного слова или не известное ему предание. Итогом трёхлетнего труда на основе обширного, заботливо и бережно собранного, где только возможно, материала, стала книга "Записки о колошах", включавшая в себя также "Колошенскую грамматику".
При своем энергичном характере Иоанн Вениаминов находил время и на кипучую хозяйственную деятельность, и на обучение детей различным ремёслам, которыми он владел. В часы же краткого досуга отец Иоанн занимался любимой механникой и сам сконструировал часы для колокольни ситкинской церкви, которые остались исправными в работе и после того, как колокольня накренилась.*(26)
Имея пятнадцатилетний опыт служения, Иоанн Вениаминов убедился в том, что нужды колоний в духовном и образовательном отношениях так велики, что только при существенной поддержке из России можно надеяться на их удовлетворение. Он решил остановиться на трех задачах: представить в Святейший Синод подробный план утверждения в Америке православия, предложить Русско-Американской компании план улучшения условий для обучения ее жителей, а также получить одобрение Святейшим Синодом переводов богослужебных текстов на американские языки.
Получив благословение Иркутского епископа Нила и получив от него рекомендательные письма к членам Святейшего Синода, 8 ноября 1838 г., он отправился в путь на барке "Севастополь" под командованием капитан-лейтенанта Беренс. Спустя 7 месяцев и 14 дней благополучного плавания, 22 июня 1839 г. он прибыл в Кронштадт.
"Небогатый, неизвестный, без связей, без поддержки, из дальней Америки священник церкви в порте Ситха на Алеутском острове (владение Российско-Американской компании) прибыл в Петербург в надежде обратить внимание Св.Синода на жалкое положение своей полудикой паствы. Никем не знаемый, всем чуждый иерей у многих порогов постоял, в многие двери постучался; но везде его встретила холодная вежливость и совершенное равнодушие к его пустынной стороне".
Однако две серьёзные работы по этнографии, напечатанные в журнале "Сын отечества", привлекли к Иоанну Вениаминову внимание митрополита Санкт-Петербургского Серафима и обер-прокурора Святейшего Синода графа Протасова. Представленный им обстоятельный доклад "Обозрение Православной Церкви в Российской Америке" с рекомендациями для улучшения существующего положения, а также величественная внешность отца Иоанна произвели на принимавших его приятное впечатление. Особый интерес вызвали его увлекательные рассказы о делах далекой Американской Церкви, о населявших те места аборигенах. Обер-прокурора это так заинтересовало, что он просил отца Иоанна бывать у него и не в приемные часы.
Сделать доклад Святейшему Синоду о цели своего приезда, о положении дел в Американской Церкви отцу Иоанну не удалось по причине отпускного времени членов Синода; велено было явиться только к осени. Пользуясь временем, отец Иоанн получил разрешение печатать свои переводы и труды и занялся их подготовкой.*(27)
Осенью, наконец, Святейший Синод вернулся с каникул и отец Иоанн смог представить свой доклад. Его умение по-деловому и вместе с тем красочно и живо обрисовать обстановку в Американской Церкви, трудности, которые испытывали русские миссии, рассказы о новокрещённых племенах, - все это пришлось по душе членам Синода, и, более того, возбудило в них живое участие. Отец Иоанн был повышен в чине, а 25 декабря 1839г. вышел указ о награждении "Протоиерея священника церкви Св. Михаила Архангела, что на острове Ситхе, Иоанна Вениаминова орденом Святой Анны 2-й степени".
Синод одобрил и мнение отца Иоанна касательно усовершенствования церковно-образовательной жизни в Америке. Было решено увеличить число священников, учредить духовные училища. Синод согласовал вопрос об увеличении денежных средств на содержание духовенства; были выделены дополнительные ассигнования.
В разгар этой кипучей деятельности, которой отличался Иоанн Вениаминов на любом месте, в любом деле и всю свою жизнь, пришла скорбная весть о смерти его супруги. И отец Иоанн подал в Святейший Синод прошение: "Имею я желание вступить в монашеское звание, не уклоняясь, впрочем, от назначенного мне служения при новопросвещенных и просвещаемых христианскую верою, в Российско-Американских владениях." 29 ноября 1840г. в Троицком подворье, в церкви преподобного Сергия отец Иоанн был пострижен митрополитом Филаретом в монашество с именем Иннокентий.
Исходя из грандиозных масштабов развернувшейся миссионерской деятельности в Америке, Святейший Синод разработал и представил на утверждение проект образования новой епархии. Утверждены были одновременно и проект, и новый к епархии епископ с титулом Североамериканский, Камчатский и Курильский. 1 декабря 1840г. император утвердил проект и кандидатуру, а 13 декабря в палате Святейшего Синода состоялось "наречение архимандрита Иннокентия во епископа". С этого дня Камчатка, Охотская область и приходы Российско-Американской компании были "отчислены от Иркутской епархии в самостоятельную Североамериканскую с кафедральным городом Новороссийском на острове Ванкувер-Квадро".
1* А.Берг известен в академических кругах своими антиклерикальными воззрениями. В данной главе, посвящённой начальному этапу продвижения православия в Америке, он частенько позволяет своим эмоциям взять верх над холодной логикой учёного, делая исключение лишь для о. Иоанна Вениаминова, которого справедливо считает крупнейшим учёным-лингвмстом. Поэтому редакторы позволили себе ввести большое количество примечаний, взятых из работ Михаила Зиновьевича Винокурова. Следует подробнее рассказать об этой семье, оставившей значительный след в истории Рус-Ам. Прадед М.З.Винокурова был дьяконом в Охотске и под влиянием о. Иоанна Вениаминова отправил своего сына Георгия, деда Михаила Зиновьевича, миссионером в Америку. Он участвовал в Канадском походе и был награждён наперстным крестом на Георгиевской ленте. Впоследствии стал инспектором семинарии в Новороссийске и благочинным. Все три его сына пошли по его стопам. Отец М.З.Винокурова пять лет был начальником Чукотской духовной миссии в Нижне-Колымске, самой тогда северной миссии в мире, а затем, до самой смерти, духовником семинарии в Якутске. Два его старших сына так же получили духовное образование, а Михаил Зиновьевич закончил университет и, с помощью родственников, получил место преподавателя латыни и древнегреческого в Новороссийской семинарии, инспектором которой был его дед. На войну отправился вольноопределяющимся и в чине прапорщика участвовал в Галиопольском десанте, где был тяжело ранен. После выздоровления вернулся домой и был назначен директором библиотеки Ново-Архангельского университета, занимаясь историей и библиографией Рус-Ам. Ему удалось собрать и сконцентрировать в библиотеке церковные архивы, в том числе весь старинный архив духовного правления за период, когда в Рус-Ам еще не было Консистории. Михаил Зиновьевич участвовал в политической жизни и, будучи активным членом Партии старовояжных, смог собрать значительные финансовые средства, которые позволили его старшему брату Иннокентию вывезти из советской России почти все архивы РАК.(Ред.)
2* Об Иософате митрополит Гавриил писал обер-прокурору Синода Мусину - Пушкину 17 сентября 1793г. следующее: "Я изыскал благонамеренного для сего дела человека в пустынном и общежительном Валаамском монастыре иеромонаха Иоасафа. От роду ему 36 лет. Монах полагающий, как игумен Валаамский пишет, свое богатство в нестяжании и на сие богоугодное дело определяет себя единственно подвигу распространения закона христианского в народах непросвещенных истинами Евангелия".
Архимандрит Иоасаф находил время и для научных занятий, составив топографическое, климатическое, статистическое и нравственное описание острова Кадьяк, в котором обобщил свои наблюдения за местной природой, бытом и нравами жителей ( это сочинение было напечатано в 1805 году в октябрьском номере журнала "Друг просвещения").
Показательна малоизвестная история якобы случившаяся перед его отъездом в Америку. "На прощание он(Иосаф) побывал у себя на родине в Тверской губернии, попрощался с родственниками. В Кашине, проходя мимо топкого места, он вдруг заметил тонущего пьяного мужика. Не имея под рукой ни веревки, ни подходящей доски, Иоасаф снял с себя свою единственную шелковую рясу и с ее помощью вытянул из топи незадачливого пьянчугу. Банальному, на первый взгляд, эпизоду люди, жившие в конце XVIII веке, придали глубокий смысл: топкое болото, по их мнению, олицетворяло то бездуховное состояние, в котором пребывали обитатели далекой Америки, а поступок Иоасафа символизировал собой стремление вызволить несчастных из плена язычества". Даже если история эта всего лишь легенда, характерно, что рассказывают её именно об Иоасафе, который никогда более в тех местах не появлялся.
3* Окончательный состав миссии, выехавшей из Москвы 22 января 1794 г., был таков:
архимандрит Иоасаф
Иоасаф (в миру Иван Ильич Болотов) родился, согласно некоторым источникам, 22 января 1761г., но в цитировавшемся докладе митрополита Гавриила упоминается, что Иоасафу 36 лет, то есть он родился в 1757г., в деревне Стражковая Тверской губернии. Сын сельского священника, он принял монашеский сан в 1786г. Как глава миссии Иоасаф был посвящен в сан архимандрита.
иеромонах Афанасий
в миру Антоний Семенович Михайлов, сын крепостного, родился в 1758г. в Москве, постригся в монахи в Валаамском монастыре в 1788г.
иеромонах Ювеналий
в миру Яков Федорович Говорухин, родился в Екатеринбурге в 1761г., офицер артиллерии, по некоторым источникам - горный офицер, постригся в монахи в 1791г.
иеромонах Макарий
из Коневского монастыря, или Коневицы (Матвей Александров, крестьянский сын из Орловской губернии, родился в 1750г.),
иеродиакон Нектарий
в миру Федор Дмитриевич Панов, сын купеческий, родился в 1762г., иеродиакон Александро-Невской лавры
монах Герман
из купеческой семьи, год рождения точно не установлен - 1757 или1759г.
"Я их избрал из пустынных монастырей, и [они] по привычке к уединенной жизни ничего не требуют".
К рождеству монахи, избранные для миссии, оставили свои обители - Валаамский и Коневский монастыри - и прибыли в Петербург. Как заметил митрополит Гавриил, "...на них ничего не увидел, кроме кафтанов из мужицкого сукна и ряс монашеских, но дальность пути требует, чтоб они имели по крайней мере шубы и постели получше и закупили сколько-нибудь мелочей".
Синодом была выдана специальная инструкция из 19 пунктов. В них миссионеры обязывались проповедовать только по Евангелию и Апостольским деяниям и только основные принципы: "что есть Бог и он дал человеку закон" и кратко, что этот закон "творить дела добрые". Учение должно было предлагаться новопросвещаемым "на рассуждение добровольное отнюдь не угрожая ничем, ниже приводя к тому насилием каковым либо". Нельзя было также требовать строгого исполнения церковных обычаев, например многонедельного поста (пункт 8). В пункте 17 еще раз говорилось о том, что при обращении в православие никакое насилие, даже моральное, неприменимо и что нужно привлекать иноверцев личным примером "быть тебе завсегда трезвенну, целомудру, благоговейну, чинно кротку, любовно снисходительну.
Также, помимо инструкции от Синода, Иоасаф получил личное "Наставление" от митрополита Гавриила, состоящее из 24 пунктов. Иоасаф нес ответственность за всех своих подчиненных, за их образ жизни, духовное благосостояние и поведение. Он мог посвятить в монахи тех послушников, кто захочет этого, но только с разрешения архиепископа Тобольского или Иркутского. Иоасаф имел "духовное правление" над всеми сынами церкви, включая вновь посвященных; мог "по духовным делам чинить разбирательства, обидимых защищать"; обязан был записывать в особую книгу протоколы над специальной печатью и детальный рапорт направлять прямо в Синод. В свете последующих событий становится очевидно, что миссионеры, заступаясь за алеутов и выступая против эксплуатации аборигенов компанией, опирались на полученное "Наставление". Это стало особенно ясно, когда после гибели Иоасафа осиротевшие монахи, приводившие кадьякцев к присяге императору Александру I и подвергшиеся за это гневу управляющего колонией Баранова, подали жалобу непосредственно в Синод.
При миссии отправлялись послушники, но ни их число, ни имена в архивных документах Синода не указаны. По разным источникам было установленно, что послушников было четверо, а также их имена и дальнейшая судьба троих. Один из них был брат иеромонаха Ювеналия, принявший монашеский сан в Иркутске. Вот что сообщал Синоду по этому поводу митрополит Гавриил, основываясь на письме архимандрита Иоасафа из Иркутска от 1 мая 1794 г.: "... по неотысканию к Свите своей еще белого священника, и в рассуждении того, что иеродиакон отправлен с ними только один, находящегося с ними в числе послушников с вечным уволнением бывшего нерчинских заводов унтер-шахмейстера Михаила Говорухина он архимавдрит постриг с наименованием Стефаном, а преосвященный Иркутский посвятил его в иеродиакона".
4* Где-то по дороге к монахам присоединился подполковник Николай Петрович Резанов, тоже ехавший в Иркутск. Вскоре митрополит Гавриил получил от него длинное письмо, в котором Резанов пел дифирамбы всем членам миссии. В протоколе заседания Синода от 6 декабря мы находим следующую запись: "А сверх сего помянутый синодальный член преосвященный Новгородский объявил Святейшему синоду о дошедшем до него чрез бывшего в Иркутске в то время, как и показанная духовная свита там находилась, подполковника Резанова засвидетельствование, что сия свита порядочным и благочинным своим в пути поведением изъявляет к сему богоугодному подвигу отличную ревность поелику и от Иркутска жителей приобрела к себе уважение и любовь, что из Иркутска препровождаема была с великим к ней усердием и даже со слезами...".
"В Охотск прибыли мы июля 1 дня без приключениев лишь по охотской дороге в верхней езде напали на нас медведи".
5* Баранов, поставленный компаньонами проследить за размещением миссии и обязавшийся оказывать миссионерам необходимое содействие, священнослужителям нисколько не помогал священнослужителям.
Начнем с того, что монастырское подворье не строилось. Братия жила в общей рабочей казарме, и только для Иоасафа была отведена отдельная каморка. Баранов не позаботился о том, чтобы рядовые работники были обеспечены одеждой и пищей, и зимой 1794/1795 гг. в миссии случился голод. По словам Иоасафа "даже прошившая юкола и две собаки были съедены". Он обвинял Баранова в бесхозяйственности и в том, что рядовые работники не были обеспечены ни пищей, ни одеждой. Духовные "собирали ракушки и всяких улиток, проходя в поисках верст по пяти", хотя Баранов и его фавориты голода не чувствовали. Средств к существованию у духовных не было. Правитель рекомендовал, чтобы они зарабатывали себе на хлеб рукоделием, продавая всякие изделия и покупая у компании продовольствие. На это, как писал Иоасаф, у духовных не было ни средств, ни времени. Дров для личного употребления у рядового люда не было, лес собирали ночью после работы, иногда ломали части строений на дрова или тащили из кузницы.
Постройка церкви шла медленно. Школы для алеутов не обустраивались. В письме Шелехову от 18 мая 1795 г., Иоасаф открыто обвинял Баранова в том, что он не оказывает миссии поддержки и вообще промышленники чинят миссии препятствия, лишь бы не допустить алеутов к крещению. "А причина тому та, что жизнь их развратная. Я едва мог убедить некоторых жениться. А прочие и слышать о том не хотят. А девок держат все публично. Да еще не по одной, что служит к великой обиде американцев".
Хотя, возможно причина недоброжелательности "барановских промышленников" по отношению к миссионерам несколько глубже. Миссия во главе с Иоасафом представляла собою власть российской церкви, Синода и царя на Аляске. А крещение было своеобразным подчинением государственной власти. На Аляске Баранов был сам себе хозяином и управлял алеутами по - своему, а миссия посягала на его права.
6* На Кадьяке было крещено несколько тысяч алеутов, кадьякцев, жителей п-ова Аляска, чугачей, кенайцев. Иоасаф послал поименный список архимандриту Иркутскому 18 ноября 1796г. Не были забыты и русские: "То креститься приходят, то венчаться, кто поучаться закону, и никого оскорбить отказом не хочется, притом же и русские нужды имеют: поговорить и исповедаться...".
"Американцы к крещению идут весьма охотно, - пишет о. Герман игумену Назарию. - На Уналашке, во время проезда сквозь Алеутские острова, неволею в одну бухту противным ветром нас загнанных, алеуты своею ловкостию и желанием крещения весьма нас удивили". Архимандрит Иоасаф, руководитель миссии, испытывает глубокую духовную радость при виде плодов своей деятельности: " За наши святые молитвы мне Бог создал братство доброе и любовное; впредь не знаю, как Бог укрепит, а теперь все хорошо".
Архимандрит Иоасаф писал своему бывшему игумену Назарию Валаамскому: "... Отец Макарий Коневский сверх моего чаяния по здешнему месту весьма способен. Я думал, что и не доедет, а он половину острова [Кадьяка] объехал, крестил и венчал... Афанасий тут учится службе, а больше за огородами ходит, да землю роет. Отец Нектарий также добрый иеродиакон. Ювеналий довольно рачителен, а брат его, произведенный в Иркутске в иеродиаконы, отец Стефан, хотя и молодой человек, но такой добрый, простонравный, услужливый и умный, что хотя бы из Валаамского братства выбрать, так и днем с огнем наищешся столько способного к здешнему месту".
7* "В. пр-во, м-вый г-дрь!
Отцы здешней миссии начали производить опыты по части земледелия еще с 1795 года, сеяв морковь, лук, горчицу, мак, репу, табак, садив картофель, редьку, свеклу, брюкву, капусту, огурцы, арбузы, тыквы, дыни, горох огородный, кукуруцу, которая в России называется огородною пшеничкою, подсолнечник и иные огородные цветы. Из всех оных овощей плодами обрадовали трудников только картофель, редька и репа, а прочих хотя всход и появился, но вскорости все исчезло. В 1796 году, оставив прежние огороды по неудобности земли к урожаю, делали опыты на других местах, употребив при том старание о удобрении земли навозом. Кроме посредственного урожаю картофеля, репы и редьки была серая капуста без вилков и брюква. В 1797 году еще делаемы были опыты на старом алеутском жиле, где даже родилась свекла, хотя небольшой величины; репа была довольна крупна - самая большая до 10 фунтов; картофеля и редьки был самый лучший урожай. Узнав самым опытом, что морская капуста очень способствует к удобрению земли; в том же году садили чеснок, который, по замечанию, родиться может. ...апреля 25-го дня посеяли 10 фунтов ячменя и 10 фунтов пшеницы в одно время на разных землях, т. е. на удобренной навозом, на простой и на старом алеутском жиле; соломою и колосом хорош тот хлеб, который посеян на навозной земле и на старом алеутском жиле. Ячмень начал колоситься ранее, и потому подает надежду к скорейшему созрению; а пшеница гораздо позже и потому к вызреванию мало дает надежды. Время откроет, каков воспоследует успех от сих начатков. С истинным почтением имею честь быть и проч.
Августа 10-го дня. Павловская Гавань."
"Все они по мере сил своих старались о учении здешнего народа; собственными трудами развели огороды, с коих в иной год получали до осьмидесяти четвериков картофеля, репы и редьки тоже в довольном количестве. Из картофеля делали муку, репу, изрубив на мелкие части, квасили, недостаток соли пополняя морскою водою, и употребляли чрез всю зиму и лето вместо капусты. Остающимися избытками своих трудов вспомоществуя бедным жителям и по должности проповедников имея ласковое обращение, впечатлели в умах американцев доброе о себе мнение.
В прочее время от досугов своих занимался сочинением и оказыванием проповедей на господские праздники, высокоторжественные и некоторые воскресные дни, упражнялся в переводах Бурдалу и Блера с французского на российский язык; приуготовил учителем для кадьякского училища иеродиакона Нектария, который имеет великую охоту и способность к наукам, особенно к механике. До приезда моего он сам без руководства выучился сам делать часы стенные."
Из писем-отчётов о.Гедеона.
8* В письме Шелихову на 18 с лишним страницах, датированном 18 мая 1795г., архимандрит прямо говорит, что Баранов не оказывает поддержки. Постройка церкви шла медленно, походная церковь еще не была создана. "Вообще с приезда моего в гавань ничего почти не усматриваю, чтоб было учинено в сходственность Ваших добрых намерений". Иоасаф сообщал, что барановские промышленники стараются не допускать американских жителей к крещению. Отношения с Барановым, очевидно, были весьма напряженные. "Не могу узнать, приезд ли мой или Ваши колкие выговоры г-ну Баранову взбесили его". Иоасаф обвинил Баранова в травле и "вооружении" промышленников против миссии и посельщиков и в том, "что все государственные виды перетолковываются им в другую сторону". Не поддерживал Баранов и эксперименты с огородничеством. Школа, основанная Шелиховым, пришла в упадок.
По словам архимандрита, "Баранов вместе с Яковом Егоровичем (Шильцом) поучал промышленников французским вольным мыслям и многие из Них вступали в споры и смеялись над духовными". С другой стороны, "многие промышленники, среди которых были добрые люди, ругали братию как сообщников компании". Ходили слухи, будто Баранов говорил, что архимандрита нужно было "на тот свет отправить, а прочих как мух передавим". "Он довольно уж на тот свет отправил людей, - добавлял Иоасаф. - Так не дрогнет рука и на меня. Нынешнею Пасхою одного каюра с барабанным боем загонял китовыми усами сквозь строй до смерти."
Почему же чинились препятствия к крещению американцев? Ведь "...каюра остается каюрою, аманат аманатом, и каждый промышленный у своей должности". Но уже к маю 1795г. архимандрит был принужден испрашивать разрешения у Баранова на бракосочетание алеутов. Монастырское подворье не строилось, братия жила в общей рабочей казарме, где жили "вояжные с б...", и только самому Иоасафу был отведен "покоец".
9* 12 июля 1796г. о.Ювеналий на боте "Екатерина" дошёл до Константиновского редута. Взявши в селении Чекутук двух проводников и толмача Никиту о.Ювеналий объехал Кенайский залив, перешел к верховью р. Кускоквим и пустился вниз по течению. Когда он добрался до селения Квингагах, навстречу ему вышли два представители племени Илиамн.
"Один из них был брат вождя, Катлев, и он спросил какие товары привез монах. Но тот сказал Катлеву.
-Я пришел не торговать, а сделать из племени Илиамн лучших людей.
Катлев ответил, что самый худой человек среди илиамнов сам вождь и попросил монаха исправить его. Вождь Шахмут встретил гостя дружелюбно и поселил в своей хижине, в которой жил сам Шахмут, его десять жен и множество детей. Спали все вместе и нисколько не стеснялись друг друга. Вождь предложил монаху одну из своих жен...
Когда монах крестил Никиту, все племя с изумлением смотрело на это "колдовство", и люди спрашивали друг друга о том, как долго после крещения может Никита прожить. Но потом и другие начали креститься. Крестился и сам вождь с именем "Александр".
Монах потребовал, чтобы вождь отказался от своих десяти жен. Чем больше он это требовал, тем больше его ненавидели , а потом устроили заговор. Однажды ночью подослали к монаху женщину, которая его соблазнила и позор его стал известен всему племени.
Однажды монах застал Александра за любовными деяниями сразу с двумя женами и потребовал от вождя, чтобы он жил не с десятью, а только с одной женой. Тогда Александр выгнал монаха из дома и ему пришлось жить в палатке. Крестившийся к тому времени Катлев начал кричать, что крещение не улучшает людей. Даже сам вождь не стал лучше.
- Ты все врал! - кричал Катлев на монаха.
Они решили убить монаха и однажды вождь и его брат ворвались в палатку. Они плевали монаху в лицо и на его иконы. Вождь своей дубиной избил его, а Катлев отобрал и унес его одежду. Тогда другие воины начали избивать монаха. Один из них нанес ему смертельный удар в сердце и тот упал мертвым. Когда они уходили, монах поднялся и пошел за ними. Тогда илиамны снова убили монаха и пошли, а он опять за ними. Тогда они изрубили его труп на мелкие куски и разбросали их. Монах после этого уже не вставал. На том месте, где валялись куски трупа, поднялся к нему дымный столб в знак того, что пролилась кровь праведника. С тех пор люди илиамн не принимают монахов."
"Он обращал нас к своему Богу, а мы... привязали его к дереву; но уже совсем мертвый три раза восставал и снова начинал убеждать нас, доколе, наконец, не отдали мы его на съедение нашим соседям(волкам)".
10* Макарий на Уналашке также встретил очень серьезные препятствия в своей миссионерской деятельности, которую он мог проводить только под защитой промышленников компании иркутских купцов Киселевых. Когда 25 июня 1796г. судно Киселевых отправилось в Охотск, Макарий был на борту вместе с тремя спутниками: уналашкинским тоеном Елисеем Пупышевым и двумя алеутами-переводчиками. Они ехали жаловаться по инстанциям о бесчинствах промышленников и о притеснениях местного населения.
В июле 1797г. иеромонах Макарий вместе со своими спутниками-алеутами прибыл в Охотск и подал жалобу коменданту князю М.И. Миницкому. Макарий позже в своем рапорте Синоду утверждал, что агенты Компании Никифор Шмалев и Сидор Шелихов пытались удержать его в Охотске или насильно вернуть на Кадьяк. Он спешил в Иркутск, но, опасаясь компанейских репрессий, отправил из Якутска прямо в Синод подробное обвинение в жестоком обращении с алеутами и оскорбительном поведении по отношению к миссионерам и к нему лично передовщиков Компании. По прибытии в Иркутск Макарий немедленно явился к архиепископу Вениамину, подал рапорт о своей деятельности на Алеутских о-вах и лично и подробно доложил все преосвященному. Он представил также поименные списки и сборные статистические данные о крещениях и бракосочетаниях, им совершенных: 2472 души с 25 островов крещеных, 536 пар алеутов и 36 пар русских с алеутками обвенчанных. Весь этот материал был переслан из Иркутской консистории в копиях в Синод. Выслушав Макария, преосвященный Вениамин послал губернатору собственноручную записку о том, что Макарий отпущен в Петербург и чтобы ему выдали документы на свободный проезд. Эта записка сохранилась вместе с губернаторским паспортом, который мы приводим с сохранением орфографии оригинала:
"По Указу Его Величества Государя Императора Павла Петровича Самодержца Всероссийского и прочая, и прочая, и прочая Следующий отсель в Санктпетербург выехавшие с Алеутских островов тоен Каголух, по крещении Елисей Пупышев, Алеуты толмач Суканикатнаху, по крещении Николай Луканин, Чангисунаху по крещении Никифор Свиньин и с ними Американской миссии иеромонах Макарий должны предстать пред высокомонаршую особу Его Императорского Величества от Иркутска по тракту с учрежденных почтовых станцов давать без задержания постановки из почтовых четыре лошади с проводниками, и в проезде их оказывать всякое законное вспоможение получая от них прогоны ще и как следует по указам Дана за подписанием моим и с приложением печати в Иркутске Декабря 19-го дня 1797 года."
11* Компания не спешила доложить в Синод о гибели епископа и его свиты и продолжала принимать 4035руб., отпускаемые ежегодно из казны на содержание миссии. Баранов же не оказывал монахам никакой поддержки и, пользуясь отсутствием авторитетной церковной власти, почти полностью пресек их контакт с американцами. 31 июля 1802г. монахи направили обстоятельную жалобу в Синод. Опять миссионеры писали об эксплуатации Барановым местного населения, о жестоком обращении и о том, что местные жители, подданные российские, лишены своих прав. Опираясь на указ 1796г. о том, что все вольные подданные империи должны быть приведены к присяге новому государю, монахи попытались привести к присяге кадьякских тоенов. Баранов отказал, грубо оскорбив иеромонаха Афанасия, и, когда монахи все-таки сумели привести нескольких алеутов к присяге, заключил последних в тюрьму и приказал разыскивать успевших бежать. Монахи сообщали, что переводчик Осип Прянишников и подпоручик Талин, вставший на их сторону, подверглись смертельной опасности.
Можно предположить, что эти жалобы, которые вез Талин, вызвала вскоре выдачу особых полномочий кафедральному иеромонаху Александро-Невской лавры Гедеону, отправившемуся в 1803г. на Аляску с посольством Н.П.Резанова, а также породила запросы, направленные главному правителю РАК о состоянии миссии, о судьбе епископа Иоасафа и о распределении сумм, отпущенных на миссию.
Иеромонах Гедеон прибыл на Кадьяк на барке "Тверь" под командованием Лисянского в 1804г. и прожил на острове до мая 1807г. Во время путешествия и потом в 1805г. на Кадьяке ему довелось иметь дело с Резановым. Отношения их были двойственные. Резанов льстил Гедеону в лицо, хвалил миссионеров, а в то же самое время порочил их в письмах в Главное правление и сетовал, что монахи "не поддерживают виды компании" и отказываются понимать, что многие мероприятия служат "государственной пользе".
Отчёты Гедеона не принесли облегчения аборигенам, хотя сведения содержали вопиющие. Например описание, каким путем выгоняли несчастных алеутов в ситхинскую партию. "Промышленные, стоя с заряженными ружьями, расклали подле жил розги, линьки, колодки и рогатки, говоря: "Кто не хочет ехать в партию, тот пусть себе избирает любое". В сие время некто начал отговариваться, вдруг его схватили, обложили железными кандалами, секли до тех пор, пока захрипел и едва мог сказать: "Еду"...
По причине вышеописанных отяготительных компанейских работ алеуты по всем жилам в зимнее время претерпевают великий голод; съедают нерпичьи пузыри, в коих хранят жир и кислую икру красной рыбы, лавтаки, мауты и прочие из жил сделанные вещи за неимением ракушек и морской капусты, когда лайда покроется льдом. Сострадательный человек едва может удержаться от слез, увидев в таковом положении сих несчастных, кои более похожи на мертвецов, нежели на живых людей. По отъезде мужей в партию жены с малолетними детьми, дряхлыми стариками и старухами, как за неимением байдарок, так и за наложенными от компании на лето оброками относительно чистки рыбы, копания сараны и собирания ягод не могут и не имеют времени запасти для себя нужного на зиму корма; и потому часто случается, что многие умирают от голода. Все сие не есть ли отяготительнее и разорительное ясака, который с 1794 года не собирается? И есть ли знак ласкового и дружеского обращения? Слова "ласковое и дружеское обращение" всегда обращают первое место на губах и бумагах компании, а не на самом деле...
Женщины в утробе, а иногда и после, убивают младенцев для того, чтобы избавить их от мучения компании. Текущего года зимою на жилах острова Шалитока матери от 8 до 10 лет ребят нарочито не стали кормить и голодом уморили, чтоб не были работниками русских".
"М-вый г-дрь Иван Иванович!
Острова Ситхинок жила Убагуика Николай Чунагонак Кривой болен опасно горлом, от которого провалилась рана уже на затылке, нижняя губа отгнила, еще раны на ногах, в груди хрип и потому говорит немо. Такового-то несчастного страдальца выслал Артамонов в партию для промысла птиц. Посудите сами, м-вый г-дрь, какой он ловец в столь жалостном положении и какую он принесет прибыль компании? Сжальтесь, пожалуйста, над сим расслабленным, прикажите лучше отослать его в целительную купель, т. е. кажим. Он человек молодой, по излечении будет компании полезен. А таковым сострадательным поступком сделаете честь человечеству и меня чувствительно одолжите, не презрев моего прошения. Твердо уповая на великодушие ваше, с истинным моим к вам почтением имею честь быть в проч.
Подпись 1805-го, июня 8 Дня.
12* Иеромонах Гедеон разрешил Нектарию вернуться по болезни в Россию. Он покинул Кадьяк в 1806г. После отъезда Гедеона в 1807г. миссия, состоявшая теперь только из монахов Германа и Иоасафа и бедного душевнобольного иеромонаха Афанасия (по всей видимости, страдавшего от маниакально-депрессивного расстройства), была доверена Герману. Афанасий, страдавший периодическими припадками буйства, в результате чего его даже сажали на цепь, был глубоко любим и русскими, и алеутами, из-за которых он даже рисковал жизнью, спасая их от гнева Баранова. Позже его здоровье несколько улучшилось. Он переехал на о-в Афогнак, куда к нему многие ездили за благословением. Он также отправлял службы в церкви и исправлял требы в Павловской гавани. Когда в 1825г. на Кадьяк приехал "белый" священник Фрументий Мордовский, относившийся к старым миссионерам весьма негативно, Афанасий был уволен и выбыл в Россию, где вскоре умер. Монах Иоасаф, усердный огородник и эконом, умер в 1823 г. на Кадьяке. Герман ушел у уединение на Еловый остров. Со временем он помирился с Барановым и не держал на него зла.
13* "Капитан Ю.Ф. Лисянский и мичман В.Н. Берх - люди нрава беспокойного, много мне причиняли обид, от коих лекарством моим было великодушное терпение. Прохожу и теперь молчанием многократное воспрещение в воскресные дни и господские праздники отправлять службу Божию, на море единственную утеху Бога ведающих; стыжусь упоминать о разных язвительных насмешках насчет религии... На пути от бурного мыса Горн к острову Св. Пасхи, 25 марта 1804 года, опять восстала на меня, убогого старца, грозная буря от капитана: хотел в каюте забить, заколотить за то только, что я сидел на шканцах в то время, когда он прохаживался по палубе, но любовь других офицеров за меня вступилась и защитила. На островах Маркизских отдал команде приказ не спускать меня с корабля на берег за то, что я вечером по приезде моем с берега не пришел в капитанскую каюту и не сказал ему лично о моем приезде, хотя, впрочем, г-ну вахтенному офицеру то ведомо было. Без терпения не жизнь; потому и я все таковые неприятности сносил великодушно; в островах Сандвичевских уже не сходил на берег. В Кадьяке капитан не мог делать мне подобные первым насилия, но внушал в должности правителя [Кадьяка] губернскому секретарю [И. И. Баннеру] то, что я сюда прислан вместо наказания..."
В фонде Синода в деле "О возложении на означенного в американские заведения иеромонаха Гедеона креста" имеется послужной список. Там значится, что Гедеон - сын орловского священника, мирское его имя Гавриил Федотов, от роду ему 33 года (т. е., по всей вероятности, он 1770 года рождения), с 1785г. обучался в Севской семинарии латинскому языку, грамматике и поэзии, а с 1790г. - в Белоградской (Белгородской) семинарии Курской епархии французскому языку, логике, риторике, географии, истории, арифметике, физике, геометрии, философии и богословию. С 1797г. определен при Белоградской семинарии учителем французского языка, с 1799г. - учителем риторики и философии, с 1800г. "преподавал риторический класс высшего разряда", а с 1802г. определен также и учителем математики.
Записки иеромонаха Александро-Невской лавры Гедеона до недавнего времени оставались почти неизвестными. Один вариант этих записок, оформленный в виде Донесения Гедеона митрополиту Амвросию, хранится в фонде Синода ЦГИА России. Второй вариант записок хранился в библиотеке Валаамского монастыря и был опубликован (но не полностью) в качестве одного из приложений в издании этого монастыря в конце прошлого (XIX) века. Однако публикация по линии духовного ведомства была в свое время почти неизвестна историкам, а затем оказалась совсем забытой. Ныне это редкое издание является малодоступным для специалистов и широкого круга читателей.
Записки о.Гедеона представляют несомненный интерес описаниями мест, посещенных во время морского путешествия. Но основное содержание записок - история и этнография Русской Америки того раннего периода существования Российско-Американской компании, когда она утверждала свое положение в северо-западной части Северной Америки после окончательного оформления из отдельных купеческих компаний и получения в 1799 г. привилегий от правительства на монопольную эксплуатацию земель, открытых русскими. В записках даются подробные сведения о Кадьяке и его окрестностях, о заведениях Компании, культуре и быте коренных обитателей этих мест - эскимосов конягов (о.Гедеон называет их кадьякскими алеутами, как это зачастую было принято в те годы в Русской Америке), об их положении при Компании, а также сведения о практической деятельности о.Гедеона, об изучении языка кадьякцев, управлении духовной миссией и, наконец, о попытках облегчения участи коренного населения, эксплуатируемого местным начальством Российско-Американской компании. По богатству исторических и этнографических материалов о Русской Америке, равно как и по свидетельствам о защите американцев от злоупотреблений начальства Компании, записки о.Гедеона мало чем уступают более ранним "Кратким объяснениям... об американском острове Кадьяке..." архимандрита Иоасафа (Болотова), а иногда и превосходят их.
По возвращении из Америки в 1809г. митрополит Амвросий назначил о.Гедеона наместником Александро-Невской лавры и архимандритом Троицкого Зеленецкого монастыря Петербургской епархии.
После этого Гедеон был настоятелем Сковородского и Иверского монастырей, в 1821г. ушел на покой в Коневский монастырь, в 1834г. "перепросился ради большего уединения и безмолвия" в Андрусовскую Николаевскую пустынь Олонецкой епархии, где и скончался 1 ноября 184 г.
Эти сведения и, конечно, сами записки показывают, что о.Гедеон был человеком с незаурядными способностями, весьма образованным и ко времени поездки в Америку уже достаточно опытным педагогом.
14* Аттестат, выданный о.Гедеону при отъезде из Кадьяка А.А.Барановым, говорит именно о такой примиренческой миссии о.Гедеона. Но, судя по тому, каким гневом и возмущением по поводу жестокого обращения с коренными жителями дышат его письма митрополиту Амвросию, А.А.Баранову и И.И.Баннеру, колониальное начальство не нашло в нем союзника.
В копиях писем о.Гедеона митрополиту Амвросию и в описаниях положения коренных жителей мы находим факты, изобличающие местное начальство и их приближенных из числа русских промышленников в чрезмерных при-теснениях и жестокостях по отношению к местному населению. Позиция Гедеона по этому вопросу особенно четко видна в одном из его писем, адресованных А.А.Баранову, где он приводит слова Н.П.Резанова, "что разврат и буйство допущены в Кадьяке послаблением начальства и что он к строгим мерам приступить должен, чтобы искоренить навсегда зло сие". Но, как известно, Резанов не доехал до Петербурга, он умер в пути (судя по всему, в Русской Америке до отъезда Гедеона об этом еще не были осведомлены). И может быть, еще и потому Донесение Гедеона в Синод уже не содержит той наиболее обличительной части в адрес начальства колоний, которая присутствует в его рукописи из библиотеки Валаамского монастыря.
Практическая деятельность Гедеона в Русской Америке позволяет отнести его к числу наиболее передовых миссионеров, которые несли аборигенам далекого края не только православную религию, но и просвещение, начатки более высокой культуры. Замечательна в этом отношении работа Гедеона по организации училища для детей аборигенов, подготовке учителей для него, а также руководство в составлении словаря и грамматики кадьякского языка.
Поручение Н.П. Резановым Гедеону, связанное с организацией училища на Кадьяке, было вызвано упадком, в который пришла школа для детей местных жителей, основанная на Кадьяке еще Г.И.Шелиховым в 1784-1786гг. Архимандрит Иоасаф с прибытием духовной миссии на Кадьяк вновь устроил школу в доме миссии, где обучалось 15 детей. Учителем при ней был иеродиакон Нектарий. В 1802г. эта школа перешла в ведение Компании, и учителем стал русский промышленник Юдин.
Из записок о.Гедеона, прилагаемых писем и документов мы узнаем, что в марте 1805г. им было открыто на Кадьяке двухклассное Российско-Американское училище. В первом классе ученики обучались чтению, письму и краткому катехизису; во втором - арифметике, грамматике, географии, священной и светской истории. Училище имело вначале 50 учеников, а затем в нем обучалось до 100 человек "разных племен". Ко времени отъезда о.Гедеона лучшие из его учеников (и подготовленные им) "заступили" на преподавательские места. Им же о.Гедеон поручил составление словаря и краткой грамматики кадьякского языка, начатое под его руководством.
Хотя все начинания о.Гедеона, мало поддерживаемые начальством колоний, после его отъезда стали приходить в упадок и было переведено в Новороссийск (только часть его осталась на Кадьяке). О результатах обучения в те годы Ф.П. Врангель в 1831г. писал: "...и теперь в колониях из служащих-креолов некоторые бухгалтеры и содержатели магазинов - ученики того времени".
Большую научную ценность представляет этнографическая часть записок о.Гедеона - описание эскимосов конягов. Здесь он показал себя наблюдательным и образованным исследователем, сумевшим подметить многие подробности культуры и быта островитян. Этот раздел чрезвычайно интересен как одно из ранних наблюдений над жизнью кадьякцев в результате тесного трехлетнего контакта с ними. О.Гедеон с истинным уважением к самобытной культуре островитян, их человеческому достоинству, без оттенка высокомерия характеризует культуру американцев Кадьяка, отмечая положительные черты ее и самих кадьякцев.
Описание о.Гедеона, пожалуй, лучшее из всех имеющихся источников по этой теме. Здесь подробно описаны жилища рядовых обитателей селений: конструкция, убранство. Характеризуются большие общественные жилища глав селений - кажимы, в которых проходили "игрушки" (обряды-празднества). Обстоятельно излагается статус вождей (тоенов): наследственность их власти, обычаи, сопровождавшие передачу этой должности, и т. д. Описываются воинское снаряжение кадьякцев, подробности церемониала перед отправлением в военный поход, войны, которые вели до прихода русских кадьякцы. Останавливается о.Гедеон и на обычаях, связанных с рождением, воспитанием детей, браком, а также смертью, говорит о болезнях и способах лечения, перечисляет лечебные травы и коренья, описывает способы лечения кровопусканием и др.
Характеризуя нормы поведения островитян, о.Гедеон отдает должное тем положительным правилам, которые существовали в их быту: помощь нуждающимся, учтивость, отсутствие воровства и т. п., отмечает природный ум кадьякцев, их остроумие и находчивость.
В предисловии к публикации Валаамского монастыря отмечается: "В рукописи иеромонаха Гедеона мы находим относительно кадьякцев нечто подобное тому, что Высокопреосвященный Иннокентий [И. Вениаминов] оставил в наследие науке относительно алеутов в своих "Записках об островах Уналашкинского отдела".
И действительно, результаты пребывания на Кадьяке о.Гедеона непосредственно созвучны с миссионерской и научной деятельностью И. Вениаминова на Алеутских о-вах и в Орегоне. Мы видим здесь большое сходство научных, исследовательских и гуманистических традиций. Вениаминов с большим успехом продолжил работу по просвещению коренного населения и изучению культуры и языка американцев, к чему был причастен и о.Гедеон.
15* Это случилось значительно позже. Через год Яновский с семьей вернулся в Петербург и опять занялся делами Библейского общества. Семён Иванович рано овдовел. Сына и дочерей воспитывал в религиозном духе. В стенах его дома и получила развитие версия о святости Германа. В семье Яновских достало на долгие годы рассказов о подвижничестве монаха. Одна из дочерей Яновского, под руководством отца, даже написала икону с изображением Германа, его "деяний и чудес".
16* Любымый всеми старец Герман ушел в уединение на Еловый остров, так похожий на мелкие островки Ладожского озера, где устраивались монахами валаамскими скиты. Здесь он жил сначала один, а потом с убогими и обиженными, сиротами и вдовами, которые стекались к нему отовсюду. Еще при его жизни в народе шла молва, что он творит чудеса. Он помирился с Барановым и, после того как осенью 1818г. главный правитель компании Шелихова был принужден оставить Аляску, его жена Анна Григорьевна Разказчикова, американка с о-ва Кадьяк, нашла приют у Святого старца.
Германа любили все - и простой народ, и чиновники компании, и офицеры военного флота. Он производил огромное впечатление на офицеров, приходивших на Кадьяк с кругосветными экспедициями, и заслужил их уважение и доверие. Говорят, что после встречи с ним капитан русского фрегата, лютеранин (вероятно, Гагемейстер), принял православие. Герман привел молодого флотского офицера Яновского, по его собственным словам, вольнодумца, к вере и многие годы спустя - к принятию монашеского сана.
Нет, монахи не построили в Павловской гавани свой монастырь - Новый Валаам, как они мечтали, но скит монаха Германа на Еловом острове вскоре стал называться именно так. В 1831г. главный правитель колоний Ф.П.Врангель объявил это название официальным.
Отец Герман, как его зовут на Кадьяке (несмотря на то что теперь он причислен православной церковью к лику святых), умер 13 декабря 1836г. Алеуты говорили, что даже на Афогнаке виден был в небе светлый столб и так узнали, что старец их покинул.
Память об отце Германе жива - на Кадьяке дети совершенно уверены, что отец Герман жив и всегда придет на помощь в случае нужды. На место его скита, где стоит маленькая часовня, местными жителями часто совершаются паломничества. Они берут воду из ручья, говорят, что она целит от болезней, как святая вода, хранят горсточки земли с того места, где была его могила. Ропщут, что мощи его перенесены в храм Святого Воскресения в городе Кадьяк. Раз в году церковь организует официальное паломничество на лодках и рыболовных суденышках на Еловый остров - туда съезжается народ со всей Америки и из-за границы. Близ скита создан маленький монастырь "Новый Валаам", где поочередно живут монахи и монахини. В каждом православном доме Америки есть икона Св. Германа - иногда это единственная икона в доме. Раз в неделю православные Кадьяка служат акафист своему святому. Для них отец Герман - заступник перед Богом и людьми и воплощение их веры, которую они с любовью и самоотверженностью сохраняют вот уже двести лет. И, когда православные Аляски собираются в храме, они вспоминают всех иноков первой миссии, но с особой любовью и благоговением нашего первого святого, убогого Германа, который не оставлял свою паству при жизни, не оставляет и теперь.
17* Отправясь из Новороссийска первого Июля 1824г., того же июля 29-го числа благополучно, здорово и весело вышли на берег Уналашки, вожделенной страны моей, местоположением, видами и даже картинами коей я с истинным удовольствием сердца наслаждался 21-го числа августа. Жалко, что не умею описать истинно романтических, поэтических сельских мест. Представьте себе, что мы сидим на гладкой, сухой, покрытой травами и цветами подошве подоблачной горы. Подле алмазного ручейка, катящегося по разноцветным камушкам между берегов гладких, ровных, усеянных цветами, в коей играют золотые рыбки, ну хотя не золотые, а жирные гольцы.
Перед нами поодаль на гладкой пространной долине более тридцати человек собирают сено, припевая песни на разных голосах и языках. А там вдали пасутся тучные стада. Ну хоть не стада, а двенадцать компанейских коров. Иные стоя, иные лежа, а там вправо, при обширном озере, охотник скрадывает жирных уток. Дамы наши, поднявшись немного на гору, собирали ягоды, все, какие есть здесь Мы же, пока варился чай, неводили золотых рыбок - ведь, право, картина. Если бы было чье перо гораздо лучше моего, оно бы чудо изобразило вам. Да и в самом деле, чего недоставало здесь к изящному. Кусточки, листочки, травочки, цветочки и проч. Все было и есть, да только лесочков-то нет. Ну, довольно, я думаю, вам уже наскучило читать такое нескладное письмо, но что делать, лучше не умею описать. Прошу извинения и терпения. Из редкостей здешних я ныне не могу еще ничего доставить, впрочем, поставляю себе обязанностью на будущий год доставить вам кое-каких и редкостей, и исторических известий.
В рассуждении своего состояния я не могу сказать вам, что я доволен, поелику я человек, а человек чем может быть доволен. По справедливости я должен и могу сказать, что я настоящею участию моею могу быть очень доволен, поелику, будучи здоров, могу быть весел, спокоен, безбеден и счастлив. Это от меня зависит, а более что нужно.
Засим, паки свидетельствуя вам почтение и благодарность, честь имею пребыть и именоваться в б-дия м-вейшего г-даря покорнейший слуга ев И. Вениаминов
Августа 25-го 1824, Уналашка
18* Поездка о.Иоанна в Калифорнию одна из легенд, сложившихся вокруг его имени. Это хорошо видно из следующего письмаю.
"Почтеннейший Кирилл Тимофеевич, на бриге "Головины" я ныне отправил орган, с тем чтоб он был продан в Калифорнии. А потому покорнейше прошу Вас, если Вы ныне пойдете в Калифорнию, или, если не пойдете сами, приказать кому-нибудь из приказчиков продать или променять его на что Вам угодно или на что можно будет, разумеется, нужное для колонии. Для меня все равно, пиастры или рубли. Но если удастся взять за оный хлебом, то в таком случае прошу прислать мне сверх положенной провизии пудов до сорока. А прочий хлеб, если угодно, возьмите в компанию - и по цене какой угодно.
Цена сему органу самая крайняя - 500. Вы изволите усмотреть из прилагаемого при сем счета, что он мне самому стоит. И если сверх чаяния не дадут этой цены, прошу не отдавать ниже и возвратить его в Новороссийск, уведомить меня. Впрочем, препоручаю его в полную Вашу волю. Может быть, если он дойдет сохранно, т. е. не испортившись сам собою (как я и думаю), будет угодно падрам Reverendis Simis Patribus еще иметь и другой орган, и с их нотами, то извольте дать слово, что будет готов через год и даже такой же величины и с двумя валами. Только в таком случае прошу покорно взять у них ноты, которые были бы написаны точно так, как прилагаемые при моем органе, и с ними вместе прислать красного дерева для оклейки или ящик, изрядно скрепленный и оклеенный. И сухого душного дерева для каналу. И также, если возможно будет, попросить на мой счет отлить ключ органный со всем прибором, который хотя был бы не выточен и без винтов.
И вот еще одно. Как бы Вы думали, не лучше ли было бы, если не будет известно Reverendis Simis Patnbus имя мастера, т. е. мое. И конечно, мне кажется, что лучше будет, потому что Вам известно более, нежели мне, как разнообразны люди в своих суждениях. Так что более, нежели с четырех сторон, можно судить об одной и той же вещи. А потому могут подумать, что нужда в содержании или бедное жалование мое принуждают меня делать органы и торговать ими и проч. Или я не занимаюсь своею существенною должностию, а употребляю время на стяжение имения и проч. и проч. Итак, всегда, кажется, будет лучше, если не узнают моего имени, а паче звания. Впрочем, это мое мнение. А сие мнение по вышеписанному мною пункту не есть настоящее -
В завтрашний день, кажется, снимается с якоря "Головины", а потому целых 10 1/2 месяцев мы не увидим и не услышим ничего нового. Проводивши суда, я пойду на боте на Умнак. Свидетельствуя мое истинное почтение с совершенною преданностью, честь имею быть, м-вый г-дрь, почтеннейший Кирилл Тимофеевич, вашим покорнейшим слугою Священник Иоанн Вениаминов. Июля 31-го дня 1828 года, Уналашка.
P. S. Господин Терентьев [Григорий Климович] по прошению моему передает вам орган и ключи от него и также книжки ваши "Бог в натуре", за которые приношу мою чувствительнейшую благодарность. Св. Вениаминов.
Получено 18 сент [Рукой К. Т. Хлебникова]
19* Полисинтетический по своей структуре алеутский язык, где мысль оформляется, как слово-предложение с множеством формо- и словообразующих аффиксов, чрезвычайно сложен для овладения европейцами. Этот труд о.Иоанна очень высоко оценен учёными, считающими его самой значительной работой в области алеутских языков актуальной до нашего времени.
20*В этом утверждении автор опирается на на статью, опубликованную в 6-м номере журнал "Christianity Advocate and Journal" за 1832 год. В ней говорится о четырех аборигенах Северо-Запада, прибывших в Сент-Луис, чтобы принять христианство. Однако в статье не упоминаются ни имена этих индейцев, ни их дальнейшая судьба. Возможно она написана по рассказам моряков, вернувшихся с Тихого, заменив только Ново-Архангельск на Сент-Луис. Тем ни менее статья в уважаемом журнале послужила призывом к действию. Первой откликнулась Методистская епископальная церковь. В 1833г. она уполномочила преподобного Джейсона Ли и его племянника Дэниела Ли для создания миссии на Орегонском побережье. Почти одновременно с методистами движение на запад начали пресвитериане. По поручению Американского Бюро Зарубежных Миссий в Орегон отправились супружеские пары миссионеров Маркус и Нарцисса Уитман и Генри и Элиза Сполдинг. Католики в этой гонке отстали. Священники Франсуа Бланше и Модест Демерс прибыли в Орегон только в 1838г.