Аннотация: Осень уникальное время, когда листья уже налились желтизной или багрянцем, но еще не успели опасть и воздух тих и прохладен... В юности я был очень романтичный и влюбчивый :)
Кисть рябины.
В ту осень природа сходила с ума. Обрушивалась апрельской жарой, и стыла декабрьскими холодами, шатаясь словно перебравший гуляка осень казалось не могла выбрать, между прошедшим летом и наступающей зимой. Багряные листья кленов, съеживались раньше, чем успевали упасть, и по утрам каблуки прохожих давили тонкий лед в мелких лужах, а назавтра растаявшая грязь пачкала их новые брюки. И все же пусть медленно, но неуклонно подступающие холода брали свое - температура падала и случайны рецидивы тепла не могли скрыть этого.
Я шел по аллее парка, держа в руках только что сорванную кисть алой рябины. Крошечная ветвь из двух маленьких гроздьев алых ягод, тронула меня своей беззащитностью. Холодный ветер трепавший конец белого шарфа оставил на боках ягод легкую изморось и сделал их твердыми словно горох. Зеленый лист насмешливо топорщил узорный край, насмехаясь над шишковатой поверхностью ветки, а тонкие жилки на месте слома еще не успели потемнеть, белея годовыми кольцами. Эта кисть будила во мне меланхоличную тоску, и знакомое всем щемящее чувство утраты, что приходит поздней осенью вместе с горьким дымом тлеющих листьев и стаями голодных ворон.
Я заметил ее сразу. Ей было лет двадцать - двадцать пять. Есть люди чей возраст словно глина под руками умелого гончара. Вот ей шестнадцать, но что-то неуловимо мелькнет в глазах и на тебя уже смотрит человек вдвое старше. Она сидела неестественно прямо, лицом к Волге, руки ее были сложены на коленях, а длинные локоны шелковистых волос падали на светлую ткань кашемирового пальто. Справа на крашенных белым и голубым рейках скамьи стояла маленькая кожаная сумка. На серо-голубом осеннем небе ее силуэт чернел резко и тонко, словно крыло чайки вспарывавшей холодный воздух над рекой в сотне метров от нас.
Я свернул на боковую аллею, оставляя курган памяти погибших во второй мировой по левую руку. Поверхность красного полированного гранитного кольца, опоясывающего рукотворный холм была холодна как арктический айсберг и отказавшись от мысли сесть на него я спустился уровнем ниже. Раздвинув руками колючие ветви с остатками не успевших упасть листьев я наблюдал за ней.
Прошло минут десять-пятнадцать. Я устал стоять в одной позе, рука державшая ветви отогнутыми стала затекать, но я боялся пошевелиться опасаясь привлечь к себе внимания. За то время, что я следил за ней она лишь раз поправила упавший на щеку локон. Не считая этого мелкого, почти машинального движения ее фигура была в полной неподвижности. Я смотрел на ее точеный профиль, мягкие губы и легкий разлет бровей начиная осознавать, что не смогу простить себе, если уйду не познакомившись.
За моей спиной рвались на свободу языки пламени "вечного огня" и усилившийся ветер отрывал целые лоскуты, вместо прохлады пронося запах несгоревшего метана. Обступив огонь и протянув озябшие руки к глухо ревущему пламени на квадрате барельефа курили несколько парней, сплевывая в пожухлую траву кургана и давя каблуками осыпавшиеся лепестки ссохшихся цветов.
Я поравнял с ней, носком ботинка отбросив раздавленный окурок.
- Простите, что нарушаю ваше уединение - я говорил мягко, стараясь насколько это возможно, что бы мой голос звучал вкрадчиво и бархатисто. Она даже не повернула головы. Я смутился. Скользя взглядом по ее лицу я гадал о цвете ее глаз прикрытых веками: голубой, серый, зеленый? - вы потрясающе красивы.
- Спасибо - она говорила, по-прежнему отвернув лицо. - Но как вы заметили, я люблю уединение.
Признаться я не был готов к такому холодному приему. Я хотел польстить ей, увлечь разговором, пробудить интерес ко мне, но все мои планы разрушила нотка холодного спокойствия и отчужденности, пронизавшая ответ. Что мне оставалось делать после этого? Чувствуя, что краска начинает заливать мне уши и кляня себя за неуклюжесть, я уже готовился вежливо распрощаться, как Солнце, прячущееся до этого за пухлым белым облачков, робко высунуло краешек. И я задохнулся в восхищении: ее густые волосы заискрились водопадом кипящего золота. Я судорожно втянул воздух. Никогда ранее я не видел и даже не предполагал, что доведётся мне увидеть такое: мягкий овал лица и громадные бархатисто мерцающие глаза лани в купели из живого пламени волос. Это звучало глупо, это было выспренно, но я не мог молчать.
- Еще минуту назад, мне казалось, что эта кисть рябины лучшее, что видел я за свою жизнь - мой голос дрогнул, в нем не осталось и тени мягкой вкрадчивости - Я ошибался!
Уголок ее губ дрогнул и на белой коже выступил слабый румянец. Она наконец посмотрела на меня, но тщетно я пытался поймать ее взгляд. Он скользил мимо, не на секунду не останавливаясь, словно ничто не могло пробудить в ней интереса. И все же голос ее стал чуть теплее и вместе с тем насмешливее.
- Мне давно не говорили комплиментов. - Она вновь отвернулась к реке. - Спасибо.
Раздался мелодичный звонок. "К Элизе" Бетховет. Тихое клацанье замка. Моторола, серо-стадьная. Пальчики нажали нужную кнопку, она откинула мешающую ей прядь и приложила аппарат к маленькому розовому ушку.
- Да. Конечно, я там где ты меня оставил. Хорошо.
- Это ваш муж или друг? - я сам удивлялся своей наглости. Собственно я не ждал ответа. Но она ответила.
- Брат. Он заберет меня. - Она снова закрыла глаза и повернувшись, отгородилась от меня своими локонами. - Вы, были очень милы. Спасибо - сказала вежливо, но твердо - Правда спасибо, в мое жизни осталось мало приятных минут. Но будет лучше, если вы оставите свои попытки познакомится. Поверьте милый незнакомец лучше отвергнутого повесы. Не заставляйте меня разочаровываться в вас.
Забавно, - подумал я. - Стоило мне встретить девушку с картинки, умную, утонченную, как она дает понять насколько я ей неинтересен. Чувствуя, как во мне подымается злобная радость, я оторвал взгляд от нее и посмотрел на другой берег. Я знал, что через минуту злость уйдет оставив сухость во рту и сожаление в сердце, и это будет лучше притворной улыбки и сочащихся ядом острот уже готовых сорваться с губ. Терминал речного порта натужно скрепя тросами и лязгая всеми сочленениями белого крана, разгружал баржу, на мгновенье между ветвями мелькнул ржавый бок контейнера, стрела крана развернулась к берегу и железное клацанье подтвердило доставку груза.
- Прежде чем вы уедите с вашим братом, я хочу сделать вам подарок. Кисть рябины. Я сорвал ее возле часовни. Конечно она не так красива как вы, но... Я хочу подарить ее вам. И не приму отказа.
Я протянул ей веточку. Только тогда увидев ее руку поднявшуюся ко мне, но недошедшую добрую треть метра я понял. Ее неподвижность, спокойный безмятежный взгляд были следствием ее слепоты. Да, она была слепа. Эти чудесные фиалковые глаза ничего не видели. Я осторожно взял ее узкую кисть, затянутую в тонкую замшу перчатки и опустил в нее рябину.
- Вы разочарованны? - сухо и отчужденно, но вместе с тем с каким-то болезненным интересом спросила она и вернув руку к себе на колени, теперь осторожно перебирала другой ягоды.
Я замотал головой и спохватился:
- Нет - я жадно пожирал ее глазами. Теперь зная, что она может видеть меня я упоенно скользил по ее чертам, впитывая ее красоту. Я искренне вам сочувствую, хотя должен сказать вы держитесь просто великолепно - я осознал какую глупость говорю и замолк. Холодный ветер обдувал наши лица и приносил мерный шум волн, разбивавшихся о бетонный настил берег десятком метров ниже. Мы молчали минут пять, прежде чем она произнесла:
- Я не всегда была слепой. И я все еще могу видеть - во снах. И я по-прежнему помню, как выглядит мир. Небо, трава, Солнце и белый иней на ветвях деревьев. Рябина... - она замолчала, пока ее пальцы изучая, скользили по ветке. - Маленькая раздваивающаяся веточка с гроздьями кроваво-красных ягод, тонкая кожица натянулась от холода, а острый край зеленого листа, испещеренный жилками еще хранит твердость только, что сорванной кисти.
- Вы говорите стихами - я был поражен, как красочно, как точно она описал вещь в своих руках. И сказал ей об этом. Грустная едва заметная усмешка тронула ее губы, но она не проронила ни слова и я понял, что для нее это была похвала инвалида за ловкое управление своей коляской.
Мы молчали, я продолжал разглядывал ее лицо, не прекращая удивляться как искусно природа вылепила его. Должно быть она чувствовала мой взгляд, потому что легкий румянец не сходил с ее бледных щек.
- Вы умеете, заставить людей чувствовать - наконец произнесла она. Я так и не понял, что это: похвала, упрек?
- Давно это случилось? - спросил я. Я не уточнил, что имел в виду. Но она поняла меня и так.
- Семь лет назад.
Я ужаснулся! Семь лет в полной темноте. Каково это потерять зрение? Разом лишиться почти всего. Я не мог представить себе этого. Мне стало стыдно за свою недавнюю вспышку злости. Я закрыл глаза, что бы присоединиться к ней в той темноте, что окружала ее и поэтому не сразу понял, что она рассказывает. Чуть слышно, вполголоса, хриплым от застарелой боли голосом, то и дело замирая на полуслове.
- Мы были на вечеринке и здорово все напились. Мне было 15 и я была безумно рада, что брат взял меня на такую вечеринку где были только взрослыми. С нами были еще одна пара, его друг со своей девушкой. Я помню тогда мне впервые наливали вина не спрашивая разрешения у родителей. Они относились ко мне как к своей ровеснице, а брат говорил всем и каждому: "Кто тронет мою сестричку - будет иметь дело со мной!". Помню один парень даже пытался ухаживать за мной, но он был пьян и вряд ли понимал что делает. Вскоре после полуночи гости начали разъезжаться из клуба, поехали и мы. Кузен был пьян просто в хлам, но никто из нас не обратил на это внимание. Я плохо помню как мы уезжали, меня буквально несли к машине. Должно быть они пристегнули меня, потому, что когда я очнулась машину мотало из стороны в сторону и ремень больно врезался мне в грудь. Толик со своей Дашей мирно спали на заднем сиденье, она положила ему голову на колени и закрылась его курткой, а он откинув голову храпел так, что заглушал дождь хлеставший по окнам машины.
Я посмотрела на брата и ужаснулась. Он почти лежал на руле и упрямо мотал головой, видимо удивляясь непорядочности машины, которая все время рыскала на дороге. Я потрясла его за плечо, но он только отмахнулся, похоже он уже спал и только привычка не давала ему свалиться под сиденье. Я стала просить, что бы он остановился, но он словно не слышал меня. Довольно скоро я поняла, что мы едим не туда. Я знала дорогу от клуба до его дома, но мимо окон проносились участки земли заваленные всяким строительным мусором и увидев линию газопровода шедшую вдоль нашей дороги поняла, что мы заехали в промзону. Я стала трясти брата за плечо, но он только обиженно мычал и крепче сжимал руль. Мы и так летели по ночной дороге не меньше сотни, а тут он стал еще прибавлять скорость. От страха я едва могла соображать и кричала, что бы он снизил скорость. Машину то и дело выносило на встречную полосу и - Она прерывисто выдохнула - последнее, что я помню бросившуюся навстречу опору моста - я присел и обнял ее за плечи, потому, что голос у нее дрожал. - Это было последнее, что я видела. Мне сказали, что я потеряла зрение в результате черепно-мозговой травмы. С тех пор я слепа как только, что родившийся котенок. Вот только мои глаза никогда не откроются.
Она раскрыла сумочку и нашарила там батистовый платок, хотя ее глаза были сухи.
Прошло еще несколько минут, прежде чем я решился задать вопрос мучающий меня:
- Тот кузен, что был за рулем когда это случилось и брат который должен приехать за тобой - один и тот же человек? - я чувствовал, что сейчас, после того как она раскрыла передо мной то, что может не говорила даже своему психоаналитику я могу говорить ей ты и она не упрекнет меня в фамильярности.
-Да
- Как ты в состоянии теперь ехать с ним - я был шокирован.
- Я не обвиняю его... Теперь не обвиняю. В том, что случилось нет ни чьей вины, ни его ни кого либо другого. Стечение обстоятельств. После той ночи он не притрагивался к спиртному. Это он сидел у моей постели пока меня не выписали из больницы и это он был со мной мои самые тяжелые первые полгода, не отходя от меня ни на минуту. Кто мог сделать больше, чем сделал он? И потом - он мой брат.
Мы сидели обнявшись и она не торопилась освободиться от моей руки. Внезапно я понял, что должен сделать.
- Скажи ты умеешь читать пальцами? - вопрос прозвучал сумбурно, я имел в виду может ли она представить изображение предмета ощупав его. Она кивнула и я взял ее руку в свою - Я хочу, что бы ты увидела меня - и приложил ее пальцы ко лбу.
Ее пальцы легко скользили по моему лицу,
- Спасибо - тихо произнесла она. Похоже своим участием я разбередил старые раны, заставив вспомнить то о чем как ей казалось она уже сумела забыть.
- Могу я надеяться, что наше знакомство будет продолжено? - я знал, что нет, что рассказав мне это она навсегда закрыла для меня возможность продолжить наше знакомство. Так бывает, раскрывшись иной раз человеку которого видишь впервые и гарантированно не встретишь еще раз. Психологи называют это эффектом случайного попутчика. Но я был поражен не столько ее красотой мало ли красивых девушек мы видим в журналах, на экране да и в жизни, но то как она справлялась со своей слепотой, вызывало во мне чувство сильнее и глубже уважения и не мог заранее зная ответ неспросить.
Она повернула голову и посмотрела на Солнце.
- Я чувствую, его лучи - наконец произнесла она. Я чувствовал как она отдаляется от меня. Уже сожалея о сказанном. И скоро мое присутствие начнет ее тяготить.
Короткий гудок машины не дал ей договорить. Замерев в ожидании ответа я пропустил момент, когда она подъехала. Черный фольксваген-бора. Она повела плечами давая понять, что бы я убрал руку.
- Это за мной - она встала и добавила - Я сохраню ваш подарок.
Подошедший к нам парень, был хмур, высок и неразговорчив. Он угрюмо посмотрел на меня и обнял ее за талию:
- Все в порядке, сестричка?
- Да. Мы просто разговаривали - она протянула мне руку в мою сторону для прощального пожатия, но я поднял ее выше и наклонившись коснулся губами костяшек.
Я смотрел им в спину и поймал ускользавшую от меня мысль.
- Подожди! - я сделал шаг к машине - Могу ли я узнать твое имя?
Брат угрюмо посмотрел в мою сторону и в его взгляде я ясно прочитал пожелание держаться подальше от них, но мне было наплевать на взгляды всех ее братьев. Она помедлила, перед открытой для нее дверцей и кивнула.
Когда фольксваген развернулся, я успел заметить ее профиль. Конечно - это был блик Солнца, но мне он показалось слезой.
* * *
Прошла неделя. Каждый день я приходил в парк в надежде снова встретить ее. Но тщетно. Скамья на которой я впервые увидел ее оставалась пустой. Ночами мне снились ее фиалковые глаза и точеный профиль и я просыпался не в силах перенести тоску, что они будили во мне. Я стал рассеян и неразговорчив, в каждой встречной девушке мне мерещилось ее лицо, а проезжавшие черные машины заставляли сердце биться сильнее. Я проклинал себя за то, что не запомнил номера машину увезшей ее. И за то, что не взял ее номера телефона.
Единственное, что осталось у меня - ее имя, которое я изредка шепчу вслух, когда нарождающийся серпик Луны выкатывается из облаков и когда вижу ярко-алые грозди на сухих оголенных ветвях.
Мы не ценим, того что имеем и должны потерять прежде чем найти.