Наконец-то тишина и есть надежда, что глотки навсегда порваны, эти дыры незачем затыкать. Нестерпимо хочется выпить за безнадежное избавление, за две гранаты про запас, а патрон я потерял. Стихают выстрелы, в людях замирает время. Замедленный бег, как ни странно, не жалят пули, даже рядом не свистят. Свернулся гемоглобин, врос в окоп разными фигурами. Мертвые избавились от тел и дел.
Смолкли голоса совести, вернее тех, кто говорит от ее лица, имени или взывает. Наглые претензии быть сверхсуществом и лечить народ проказою, капать денатуратом в мозг, ради благ сиюминутной выгоды, обильного стула, но вашей правде не прожить тысячу лет.
Мы искупанные в свободе чумные собаки, лай и визг, или сеть покрывает все, на годы вперед. Заблуждения равны сомнениям, смазывается острота восприятия, ты черствеешь. Совесть просто окоп, такое ощущение, что предстоящее обнуление и есть последняя ступень, далее только звенящая тишина.
Здесь сальная честь, упитанна очень, угнетает или попросту душит свободолюбивых людей. Покрывая их совесть, не свежей но липкой, икрой дармовою, толстым слоем намазанную на щедрый ломоть.
Не посрамленное достоинство в почете доноса анонимного, ты расскажи стукач весь правды текст. Опять блудливая свобода вертит голой жопою, и ты готов ее расцеловать.
Лакей услужливый, лошадь в мыле, не постыдись признать и кланяйся холоп. Идя под нож мясницкий, чего же блеять покорною скотиною, эй освобожденный, божий раб?
С таким-то праздным, бородатым рылом, в модном до портянок и исподнего, храме Люциферовом, все молишь о богатстве и еде. Ты попросту рожден, чтобы лизать сапог хозяину, и барин твой отнюдь не бог.
Ведь по любви подписанный контракт в работе и роспись есть, как не смываемое клеймо. Ты утверждаешь, что так надо, свобода стоит дорого, давай, точи свой нож и зазывай народ на смуту или бунт, где кровь свою он с удовольствием, не ведая прольет.
Опять паскудники не спят и вновь на шабаш деньги собирают. Напьются обрыгают кущи райские пьяные скоты, после факелы зажгут.
Пойдут на паперть у нищих мелочь тырить, задирать прохожих, чего с них взять эталонные козлы. Герои эпохи возвеличенного быдла, позорный сброд, запачканный в людской крови и нечистотах, презренные уроды с бешенством в крови.
Славят солнце зигуя по обоссаным подвалам, ну а на солнце снова буря, не поймешь, какой культею двери к богу открывать.
Чернеет солнце, бездна ждет, берсерк бесстрашный чует гниенья запах, и страх растет, ведь на глазах все в ошметья, все в лоскуты, грозный смерти бог чугуний, пожирает мясо человечье.
Чертям то радость, воют люди, отпевая мертвого собрата, и летит он с голым задом в ад, бесконечность, разбавляя страшным воплем осознания или Русским матом, не хрен было в Родину плевать.
Я вижу, как за правду платят грязными деньгами, из рук в крови, как в истину плюют, не ставя в грош. Мир, процветание, удобрены глупцами с собачьим бешенством в крови и град златой, что на холме стоит, как издревле все на людских костях и крови.
Не рви меха красноречивый дядя с перегаром не руби слюной с плеча, не горячись, ведь скоро ты остынешь и поедешь безразличным телом в сырую землю Родины иль тыл.
Сидим в окопе бога молим, чтоб этот день свечою догорел, и солнце просто обернулось в воск, вобравший дрожь всех наших повседневных страхов.
Надежда прячется в лабиринте желаний однобоких, одиноких мыслей, мечта, как благодать сырой норы, где счастье, а может смысл бытия, всего лишь в сигарете на двоих и робкой, неуклюжей попытке выжить, а утром, когда туман кругом, встать и побежать.
Победа где-то там, генштаб еще не сделал ставок.
Какой вы человек, вы всего лишь услуга!
Какой желанный выбор, получить ботинком по роже от человека, вкусившего вседозволенности, а после растрезвонить я за свободу кровь пролил.
Как тяжело жить в интеллектуальном достатке, как легко дышать в варварском невежестве.
Оказываю услуги недорогого президента.
А чего вы хотели от евнуха во власти, они любое государство превратят в кровавый гарем.
Как правду рубят трубадуры с хрипотцой, им души, совесть угнетает обилие не считанных денег и званий, любовь народная, как в горле кость.
Герой толпы, тебе даны почет, признание заслуг, таланта, ты морщишь рыло в пудре мятое, велеречивый неблагодарный псевдо бог.
Любовь к деньгам безмерна и желанна, душа поет, а выйдя в свет, шутовским кривляньем по народу плачет, брезгливо отирая руки, словно это брошенный навоз.
Забывчив человек с достатком, он жаждет грабежа и медовой лести. Признание таланта, сытый стол обильный стул, мещанин во славе выкупанный, ты станешь шельмой меченой, не быть тебе собой.
Слава зла в оной полно желчи и сарказма, она мала, как доза, в ее руках ты жалкий торчь.
Рабы свободы, лицемеры чести, поют и пляшут при дворах, они всегда шуты их неразделенная любовь к господам заморским не родит потомства благодарного или непредвзятой красоты, их таланты с душами давно загублены и проданы.
Обманчива мечта и доживают век они презренными Иудами в надуманном раю.
Люди могут быть детьми божьими, но предпочитают сиротствовать и побираться.
Тоталитарный мир тотальной свободы твоя семья святой полицейский, милосердный палач и идейный стукач, он же тренер личностного роста. Мысли прорежены осколками предупредительного выстрела, а позже с конфискацией отобраны на добрую сотню из тысячи лет забытья.
Чужая жизнь тем и интересна, что в нее можно нагло влезть.
Когда торгуешь ты душой, не забывай, кому ее ты продаешь.
Пока не доказано обратное, первоначальное не считается истинным.
В аду среди мучений вечных ты вдруг прозрел, что прежде грешен был.
Запоздалое начало осознания, порождает запредельный оптимизм!
Оглянись, кругом безумие, страдание и боль, кипят в котле поступки растворяя, смола чернеет, пузырится, вдруг голосом иным ты заголосил.
Веру обретя, в надежде волком взвыл с любовью падшей твари придя к решению, грех признать и испить сполна из чаши искупления.
Смеюсь беззубою улыбкой, кого смола уж не возьмет, зная наперед, что каждому свое, а зубы черти всем нам выбьют.
Вы научили простодушных дураков глупцами быть с раздутым самомнением, браво!
О гомосексуализме, все это смешно и нелепо, пока не касается тыла!
Поверьте наплевать и фиолетово до безразличия, моржовый ли вы гениталий или готовы на разбой, если вы грабитель, так грабьте, что вы мне настроение портите. Вы просто недоразумение в дешевых перьях, так страх на лоха не нагоняют.
Страшнее дурака простого, начитанный дурак.
Людоеды теперь стали гурманами меня все же пугает каннибал поедающий вегана.
Салонная жизнь прекратилась, совестливые люди ранимой природы, за свободою потянулись в заморские страны, чтоб в тесных квартирках мышиный бисер метать. Они ведь туземцы, граждане мира без границ и заборов, желают цивилизованными аборигенами стать, восторгаясь законом нового света от старых господ, словно он написан для всех в забубенное благо. Забывая правило довольно простое, этот талмуд всегда не для нас.
За что вас уважать, если у вас есть цена!
Забытый герой, ты спасал мир, а ушлые прохвосты в это время не спали.
Это уже мертвые люди, ты их ничем не проймешь, ничем не разбудишь.
Паутина, эта липкая сеть с каждым движением, сковывает тебя, и древний стах, и дрожь, парализуют волю, попытка вырваться безнадежна. Ожидание прихода большого чудовища из темноты, оно съест тебя с потрохами.
Исходящие сигналы вибрации, паутина дрожит и робкая надежда, что тварь из темноты наесться кем-то ранним первым, так искренна.
Призыв, сигнал, неслышно уходят в тьму и сотни тысяч мелких, гадких сущностей заполняют сеть, пора кормления настолько милосердного, что бога в паутине нет и прожорливое чудовище в перерождении своем уже не ветхозаветный зверь.
Сущности исполняющие его волю, они питомцы мрака и ткачи иллюзий, дети паутины, ее законами живут, чтобы питаться и заполнить мир фабричными болванами для развлечений, здорового питания, а после на компост, корни рая плотоядны.
Мир частной собственности никогда не уживется с миром свободных людей и кроме войны вам больше нечего предложить.
Отдайте интернет сумасшедшим и извращенцам в нем больше пользы для вменяемых нет.
Справедливость это борьба плохих людей за главенство.
Я не приму это время изобилия образованных глупцов и эрудированных шлюх.
Пустое время после шумной шлюхи я запиваю водкой, не представляя, когда вернешься ты или доставят почтой колумбийский порошок. Хожу оленем я практически безрогим или брожу медведем потерявшим соты с медом. Осмысленно я отрываю мухам грешным крылья, чтобы разбавить время, иней, водку, пустоту.
Внутренняя свобода и женщина никогда не уживутся в одном помещении.
Знаешь, успокаивает то, что я все же умру порядочным человеком, а от тебя дрянь продажная поморщится даже червь.
В потемках чужой, умерщвленной души я голос его отыскал. Какая правота исконного молчания, как безучастно красноречивы хладные уста. Осталась искра до погребального венчания смерти тела бренного и всеядного огня. Пепел кормит землю.
Порхайте бабочка упавшая в навоз, гламурная богиня, кукла из секс шопа, от вас разит тамбуром электрички Горьковского направления вы существо из пошлого мещанства, вам далеко до первородной красоты. Расслабьтесь, выбросьте трусы и вкушайте водку бытия, курите сигареты, мир не справедлив и тем прекрасен. Наличие виноватых тварей, благополучных мразей оправдает любой поступок, даже в тамбуре мочу.
Уши мертвого туземца торчали из чернозема, весна, а поле в минах.
Нет выхода, когда ты загнан в угол расстрельный, мечешься обгаженный донельзя, а вера, сука есть и не уходит, рядом внутри нудит! Кругом продолжают малодушно сдаваться исполины силы духа, герои ратных подвигов, будучи в намоченных штанах, говорят страшно им, а на камеру все герои. Ты идешь далее и вера вошью злой грызет до последнего вздоха.
Хватит ли духу богу признаться в том что он есть? Ставя под сомнение в чем участвуешь?
Вот он смог, не уподобился. Глянцевые сверхсущества идут на подтирки, они скомканы с ними покончено.
Поступательные, противоречивые мысли извне, малодушная злость неизбежных компромиссов, отрицание заканчивается смирением и может быть плен. Значит последний в очереди униженных и оскорбленных доказывает не высказанную вслух правоту? За всеми вычетами, начислениями, пополнениями, изъянами, заблуждениями, но в остатке, все же подлинный человек без прикрас, жертвенно-греховный, когда душа в нем представляет интересы бога и является осью. Петр откроет врата.
Гармоничные люди продают космос за медяки и молельные публичные дома в пригороде, хватит врать, что смысл есть и вы были там рядом на расстоянии вытянутой руки. Просто торопитесь избавиться от амплуа существа эксцентричного, возвыситься до гуру популярной эзотерики, прок очевиден и монетизируется, далее пророк и мессия, а в душе тухлое яйцо с мудростью из страны на континенте нигде.
Даже их глубокие на поверку заимствованные истины иначе переведенные причем неоднократно, порою просто вывернутые на практике не уживаются с самой жизнью, они надули посредством лжи и обмана полотно не существующего мира без границ и критического мышления, конечно ты веришь, люди бы вроде хорошие, много не возьмут.
После истину назовут охотой, сафари, травлей наконец, ты торжествуешь становясь покорным зверем, затем благодарной, доверчивой, исхудалой скотиной. Жадные, искренние моления когда за спиной обкрадывают, все глубже загоняя в грязный плохо прибранный угол совершенств на скорую руку, он становится расстрельным.
Что мне нравится в людях да практически все! Веселитесь и смейтесь, сказочный доктор ушел, нам больше никто не пропишет волшебных пилюлек! Видимая, осязаемая жизнь, скатывается в пеструю идиотию на грани безумия. Меня веселит индивид рассуждениями о конфликте добра и зла, дихотомия, пролитая зеленка на лоб. Он подтверждает свою исключительность просто тем, что есть, его познания о мире безграничны как пустота, еще добавьте вакуум получится мезокосмос. Мудрец и все тут, но путает количественно смертные грехи и заповеди. Смеется бог, хохочет сатана, какое дивное но фабричное творение, с чьих лекал? Дурак растет в себе дозревая до размеров вселенной.
Вседозволенность, это праматерь исключительности, приход истины дарует нам рваные даты беспамятства и эйфории в головокружении только правота, справедливость, свобода. Тотемные звери всесильное язычество к поклонению допускаются привилегированные, исключительные идиоты, голос в толпе никогда не врет. Трудно боже в этом вихре не закружиться и выжить вне этого круга проявить малодушие.
Юные боги жестоки и злы но из юности их дикой вырастем мы. Хрупкие души в мягких тельцах, слепая жизнь побеждает брошенное семя, время рукотворно словно потоп. Вечность юных богов я прожигаю в азарте не видя как они рассыпаются в пепел.
Мне хочется смотреть на мир трезвей, а кто-то пьяным видеть его хочет.
Какое это войско? Тьфу, банда или блядорать! Вы эту дикую свору хотите армией назвать?
Теперь понятна эта простота, вера слову, нравственная чистота есть защитный механизм освобождающий тебя от оков зла.
Не смотри на время и оно исчезнет, тайны циферблата нет.
Безоговорочное подчинение и ты в хлеву свободен.
Все мы искренне заблуждаемся, там где слепо доверяем.
Собаки лают для собак, да так по человечьи.
Растут могилы, а из них кресты, Цветами скорби устлана долина и пчелы в праведном труде, собирают душистый мед, как задумал бог, мерное жужжание. Смерть тиха и запахи цветения разбавляют погоста траур. Благоухают ароматы полных сотов, гудение улья, кладбище растет, сладость меда и далее круговорот.
Его надули, сдох в человеке разум, раздулось самомнение и пустота таких глубин, несчитанных щедрот, что засвистела в голове свобода. Он знает правду из тик тока, психиатры бойтесь! Сухой колодец там бред жирует и без меры правду льет, но пустота все ширится, растет, напоминая мерзость грязных панталонов. Ответов нет и до скончания времен не будет, дурак же пил и пьет, чтоб быть в угаре, сыпать пепел и не проснуться никогда.
Искоренив в себе надежду сделать выигрышную ставку, отринув веру взять взаймы и отдав на алтарь любви горсть медяков последних, ты стал свободен, громко дверь захлопнув, может быть непонят выйдя вон и в мир, но однозначно в дураки запишут те доброхоты, что даром раздают пинки.
Как мы открещиваемся от того что любим, если оно попадает в свет фонаря.
Есть те кто понимает решительно отказываясь исправить, и есть те, кто исполняет уверенный в своей правоте, парадокс в том, что они никогда не меняются местами.
Воины света на темной стороне луны.
Жизнь срежиссирована авторы известны, и никто не заморачивается над оригинальным сценарием.
Если в тебе нет внятной позиции можешь смело вступить в оппозицию.
За неосуществимое можно только выпить.
Тут пестрая толпа лишенная единства и начал, им бы где нагадить, что сломать во имя добрых побуждений и та свобода о которой все галдят, даром обещают в скором времени прибудет с чемоданом на вокзал. По оконцовке, бесчеловечно, как слепых котят утопят в крови.
Пустая голова не приемлет разумных доводов ей только правду подавай, желательно кто виноват и где будем вешать.
Вот мука, вот вопрос, остаться ли с коварною иль хитрую любить?
Что за гений? Вы кастрированный кот с сальным взглядом, красноречивый балабол в намоченных штанах, право дивно, с каким достоинством плюете вы в еду и руки, кормящих вас, какая поза гордая и лебезивая ссыкливость, а на поверку вы родите мочу и кал, словами прикрываясь. Одолевают вопросы такова ли природа гениальности?
Самый богатый человек зачастую не очень обеспечен.
Чтобы не упасть, скользким день не должен повторится.
Все что есть у тебя, это ты, что сможешь смерти противопоставить, кроме мысли и разума?
С чего вы взяли, что глас народа это вы? Убогая толпа идейных безработных и ленивых нищих. Проплаченное сборище с какой-то там надуманной херней незрелых мыслей, сломать, ограбить и нагадить во имя высших целей!
Люди говорящие от имени народа к таковому никогда не относятся.
Такая чудовищная и наглая ложь во всем и отовсюду, что даже дурака тошнит.
Сидит человек на диване и Родину с пивом спасает.
И эти глыбы, монолиты, на самом деле сырой песок из лотков кошачьих. Обожествленные кумиры или просто сытые попрошайки на сцене, просят слова и привлекают внимание. Мы отвлечены от дел серьезных, наши судьбы переписывают и жизнь наполнится черными ленточками. Мы смеемся, хохочем заражаясь вздором пошлых шуток предопределяющих наш ужасный конец.
Вот ночь и тьма кошмарная настала, где перепуганные лица дневных богатырей в чепцах за спинами девиц нагих. Дрожат и блеят, страшась момента рокового.
Пробил полночный час, наступило воздаяние той порожденной вами власти зла, адептом коей я являюсь.
Случилось то, что наконец вам выпустят кишки и отрежут языки поганые от скверной черноты. Убийца злой, палач кровавый пришел по ваши души не уж-то позабыли вы, как призывали в храме древнем, скрепляя кровью жертв союз, что не подвластен адвокатам.
По глупости наивной и жадности безмерной вы породнились с тьмой и бездной в оплату отдав народ презираемый вами, и ставший по воле злой презренным.
Содрогнется мир ваших капиталов, заборы и стены пустое, народ породил свое чудовище, оно налетит как саранча на ваше царство денег и благ. Последней мыслью, что вероятней возникнет в голове, любая жизнь бесценна и не стоит ничего.
А вы еще что-то можете кроме как требовать и возмущаться?
Все время на диване и впереди планеты всей и ничего не делать, хаять виноватых коих много.
Утро заслуженно выстраданной свободы, пьянящий рассвет или еще хмельной. Мы одичали, слова лживы, рудиментарны, как хочется с высоты одухотворенного полета рожею влететь в пьянящие дикость и варварство, обещанное равенство, надуманное братство, еще не пахнет нищетой, невежеством разрухой.
Мир наполнен пустотой, как новенький, кипучей жизни, благ земных, нет в нем. Кругом пространство в коем тишина кладбищ, выметено живое за порог, страна исчезла, государство пало, Родина стала территорией. Пустые мертвые города одинаково безлики, их история окончена.
Все их таланты заключаются в умении раздеться и отдаться.
Мечта проста как дырка, снять трусы за миллион и побежать за счастьем сверкая голым задом.
Такого пестрого сброда и свастик я давно не видал, чудо спасители из подворотен, управленцы с перегаром, как они могут что-то создать, имея в наличии одну лишь склонность к разрушению.
Торчки на гоневе несут законы в массы и слетает небесная ось.
Мартышки смотрят на луну в кривляк неугомонных каками швыряют, бывает что в лица порядочные прилетает не по адресу грязь, беснуется за стальными прутьями клетки посетившая зоопарк слабоумная падаль, а ночью без звезд воет в окно, ожидая луну, чтоб завыть, зарычать, выпить водки. Затухает горячка, исчезает в черных тучах луна, зачарованные мартышки засыпают.
Дразнят сытые голубчики бедолаг свободами, смехом заливаются, их мнение раздутое мир прогибает, ставя на колени, мы дураки потешные или живем как предками завещано, нам в шутку преподносят жизнь достойную с благами да на блюде золоченом под салфеткой темною. Личиной ты играешь предвкушая пир горой, шутка состоится, уберут салфетку, а на блюде вечный приз, ослиный причендал.
Когда закончатся светлые идеи, слова что в мыслях, время вспять, останутся не свежие носки в углу, трусы любимые с неизменной дыркой и шляпа жизни, пред кем теперь преклонить колени и голову склонить, чьим обещаниям верить? Прислушайся, кругом война в каждом слове, в каждом человеке.
Легко воруют, безвкусно, нарочито тратят.
Я окопная вошь, я ваш мир презираю, я траншейная мышь точащая нити судьбы в луже рвоты кровавой, я та тварь без души в темноте злобно грызущая кость.
Доберитесь попробуйте господа генералы, я растворился в войне без конца наизнанку, окопах заваленных мертвечиною гнойной, без бога, патронов и конечно потом застыну, замру.
Что есть бессмертие как не миг прожитый в бесконечном количестве измерений.
Эта вечная драка за остывающий пепел, лоснящийся боров грезит об упитанной вечности, талдычит, что смерть слепа и беззуба цитирует истины вообщем бредит поганая бледная моль, а претендует на мое окровавленное барахло. Где же тот день окрыленный в ослепительном свете достижимого солнца верной дорогою сойти за убой, обезличиться.
Тотальная свобода и тотальный террор, а за всем этим маячит тотальный надзор.
И за невидимым хвостом кометы приходят россыпи чудес. Пылает мир сгорают выгорая потерянные люди, плавятся нагрудные кресты.
Я видел бога, он хрустящий пепел, запитый водкой, измазанный в крови.
Церкви опустели уже не молят бога, на пепелищах хлещут забытье. Молитвы голос тих, сонлив и призрачен как шепот, храм опустел в нем чернота, небытие.
Ты независим, ты вкусил свободы, теперь же освободите номер никому ненужный, лишний человек. Берите костыли и бегите в тыл на попечение к добрым, жадным людям, лучший светлый мир не для хромых.
И боги бывает играют нами, порою и мы играем в богов. Бывает что после, смех не сдержан и злобен, он нарушает ровный сон дураков.
Бывает, что храмы пустуют и уставший господь перестанет лампадкой коптить, затеряется в залах измазанных сажей, но все же не сломленных, святых образов.
Стены в росписях, мёртвые тени воют псами, свора в бешенстве выгрызает себя. Бывает такое если продашь душу и превратишься в обыкновенного зверя, носи эту шкуру, грызи свою кость.
Когда придут они, под знаменем спасения, разбоя и свободы, конечно справедливо, станут вешать доверчивых, а после подозрительных людей. И если доживешь ты, то ближе к ночи в петлях увидишь даже маленьких детей.
Они так сильно верят в силу денег, с презрением забывая о мирах, где власти денег нет. Их власть хрупка и держится на нитке, давай же подождем, когда от сверх доходов они поголовно сойдут с ума.
Бездарный режиссер, бездарные актеры, бездарный сценарист, сказали мне, что я бездарный зритель. Идите на, я за комедию платил!
Всех радостей и понемногу, чтоб жить желалось и не кружилась от хмеля голова, и находить обычные ответы на противоречивые вопросы бытия.
Что вы все ноете, согласен, это не царствие небесное, а всего-лишь потерянный рай. Жизнь тяжела, она в трудах проходит, гляньте ка на зверей, дикая природа, красота первозданная, кто в сытую рожу живет?
Бегают, рыщут в поиске пропитания, а бывает и себя едят.
Тут же чадо, дозрело, сопли утерло, заявило что думать умеет и все, подавай чего пожелаю ибо первое, лучшее, лучезарное, балованное, но перед трапезой научитесь быть хотя бы благодарными и постарайтесь добыть свой огонь.
Вот лежишь в одиночестве остываешь, кровь из раны сонно течет. Превозмогая боль ты закладываешь руки за голову, незачем бояться смерти у тебя за душой нет ничего. Ты сделал все что по силам и легок перед тем, что дальше ждет.
Время зарабатывать преувеличено и сверх популярно, временем отдыха я называю жизнь в праведных трудах.
Мне нечего сказать тебе, лучше помолчим, а там все знают и без нас.
Когда набрался ты ума для жизни этой не осталось сил пожить на свете белом.
В лучший мир нас зазывают какие-то проходимцы.
Время меняют люди которым нечего делать, после всегда приходится все исправлять.
Нет, если бы только после договориться, а после увы все мертвы.
Там ангелы похожи на химер, а черти ратуют за продолжение людского рода.
Веган стал людоедом, взор его тяжел и не добр. Людоед же в веганы подался, страшно мне, прогрессивен в их глазах я, как обед. Только первый животных любит, а другой все не брезгуя съест.
Только в самоопределении есть толк от человека, эмоции, слова это проходящее не дающее ответов.