В лакированной поверхности узкого черного столика преломляется зазеркалье барного интерьера, бредового в своем хэллоуинском полумраке, расплываются сияющие драже цветных гирлянд, плавятся и зыбнут тенистые отражения, превращаясь в участников странного циркового фокуса. Требуется точная координация и солдатская выдержка. Их движения синхронны - в мертвую хватку поймав правое предплечье полковника, Джоди приступает с запястья, шатко, смутно, неторопливо, прильнув к болезненно контрастному рельефу вен под вызывающе белой кожей, и продвигается от него по ладони вниз, к пальцам, самозабвенно и медленно-медленно, как воплощение героина, ласкает самые кончики, едва касаясь сухими губами, неотрывно, завороженно глядит только на них, на безупречную, длиннопалую кисть музыканта, с научной серьезностью лижет легонько в подушечку среднего, до кости вжимая собственные пальцы в чужое предплечье. Это неожиданно, Руду больно и приятно, а также этот сомнительный ход вносит неясность в намерения противника и в целом мало походит как на тактический, так и на сексуальный - более всего на ритуальный жест в какой-то неведомой ему религии. От этого он злится, теряется, заводится и даже краснеет, понимает, что попытки высвободиться в такой ситуации послужат лишь неприятной констатацией вражеского физического превосходства и поэтому их не совершает, а вместо того берет в свободную руку вилку, поданную к заказу ранее, и жестом как можно более небрежным, почти рассеянным, утыкает четыре хромированных зубца в незащищенное и открытое предплечье Джоди, чуть-чуть нажимает и, царапая, ведет вниз, к безмятежно раскрытой ладони. Джоди больно и приятно, он этому рад, а потому не выдает себя ни единым движением, зная, что Руд знает - так же, как он знает, сколь сильно тому хочется засунуть какой-нибудь из своих чудесных пальцев ему в рот, он чуть-чуть разжимает челюсти и плотнее прижимает язык к коже полковника, длинно ведет вверх, как кошка, жмурясь от боли, когда Руд, добравшись хромированным инструментом до мягкой мышцы у основания его ладони, перехватывает вилку в кулак и жмет, отчего весь большой палец Джоди прошивает продолжительный разряд резкой боли. Хочется укусить и вырвать кусок мяса, но вместо этого он лишь крепче закрывает глаза, выдыхает и берет в рот указательный палец полковника, смыкая губы у самого основания, присасывается к нему, как ребенок, поплотнее вдавливая костяшкой в нёбо, позволяет медленно выскальзывать; глядя с шальным недоверием, Руд гладит у него во рту по мягкой и податливой, скользкой и шероховатой поверхности языка, натыкаясь на шарик штанги, и жмет левой изо всех сил, пока вилка не погружается наконец на добрых полсантиметра Джоди в ладонь, и на секунду оба замирают, как два торчка, которые боятся неосторожным вздохом спугнуть приход, а потом Джоди запоздало вздрагивает, отстраняется и разжимает пальцы - полковник разжимает собственные, но вилка остается торчать, и под его лихорадочно-пытливым взглядом Джоди приходится извлекать ее самостоятельно.
- Черт подери, чувак, - подчеркнуто безразлично тянет Джоди, накрепко привинтив взгляд к столу; четыре свежих дырки на руке начинают несмело кровоточить. - По-моему, ты меня не так понял.
- Мне казалось, тебе нравится пирсинг, - издевательски отзывается Руд, чтобы скрыть растерянность, еще храня на рецепторах щекотную прохладцу от прикосновений металла во рту своего визави. Прикосновения штанги ему известны чересчур хорошо, но в пределах Джоди это ощущение внезапно оказывается едва ли не единственно узнаваемым. Апеллировать к любопытству - коварно, в параноидальном раздражении про себя решает полковник - не оно ли часом знаменито убийствами кошек. Schön, навязчиво думает полковник, глядя на Джоди и безуспешно пытаясь перестать. Schön oder schöner? Он упорно не может понять, как правильно, (не дай боже schönste) и это лишь дополнительно его злит. Джоди не думает ничего вовсе, так как все мысли одним куском затмило жгучее черное злорадство в собственный адрес по поводу бесконтрольного проявления очередной слабости. Нельзя просто взять и не поставить под угрозу начало прекрасной дружбы, как только на горизонте оной начинает брезжить малейший намек на ценность, не так ли. У себя в глазах Джоди более всего походит на какого-нибудь никудышнего вратаря, у которого на этом поле и союзников нет, одни противники. Гол за голом. Половина с тыла, а со стороны и не скажешь. Чтобы сдержать приступ хохота, он беззвучно давится.
- Норманская, блядь, теория, - выплевывает с ненавистью, взгляд поднимает уже очищенным от примесей - прежний презрительно-пристальный взгляд хищного ископаемого. - Просто я всегда.. очередной какой-нибудь сбой в...
- Давай полехше, - полусерьезно перебивает Руд, чтобы не начать озвучивать вслух свои размышления, или еще чего похуже - сбить с его надменной индейской рожи очки и изучать эту рожу ощупью, как слепые, в поисках наиболее занимательных странностей. Более всего из всех странностей его занимает, осведомлен ли Джоди о действиях майора, в свое время повлекших за собой все побочные последствия, или же это просто типичный прием доппельгангеров. Нечто вроде приветственного рукопожатия. Выродившийся атавизм куртуазности, придворные почести королям. - Без разрешения не надо предпринимать.. всякое, только и всего. Понимаешь?