За бетонным забором гарнизона с грохотом пробегали электрички Москва-Дмитров. Был поздний сентябрь. Дорожки военного городка чернели от мокрого асфальта, а липовая аллея, от клуба до КПП утопала в ещё не убранных, жёлтых листьях. Воздух был пропитан дымом костров, которые жгли на тех-позиции салабоны.
- Скорее всего, эта военная часть когда-то была чьим-то поместьем,- размышлял рядовой Пирогов. По крайней мере, клуб с обшарпанными розовыми колоннами, старинные деревья и месторасположение, весьма походили на дореволюционную усадьбу. Правда, над входом в клуб-усадьбу, красноармейцы когда-то прилепили серп и молот, переделав здание в реввоенсовет или тому подобное заведение. Да и на настоящую военную часть, это место было мало, чем похоже. На территории жило много офицерских семей. Через КПП проходил, кто угодно, и только люди в солдатской форме напоминали, что кто-то здесь служит срочную службу.
Место это находилось на станции с совсем не барским названием, "Трудовая".
Рядовой Пирогов возвращался из гарнизонного клуба, где показывали фильм Однажды в Америке. Сеанс закончился около четырех часов дня. На улице было светло. После кратковременного дождя, на небосклоне появилось тусклое осеннее солнце. Где-то в далёкой синеве неба, стая перелётных птиц издавала прощальные, унылые звуки. Пирогов к тому времени уже был дедушкой и, улыбаясь своим мыслям, медленно возвращался в свою казарму, попыхивая по пути папироской. Настроен он был весьма меланхолически. После года с половиной службы в войсках противовоздушной обороны на болоте под Загорском, Пирогов был направлен в командировку в этот райский уголок Подмосковья. Когда-то, вместе с другими призывниками со всей страны, ещё в гражданской одежде, он впервые попал в армию. На станции Трудовая находился распределительный пункт новобранцев, призванных служить в московский округ ПВО. С тех пор казалось, прошла целая вечность. Бесконечные унижения от дедов, сержантов, прапорщиков и офицеров остались где-то там, на болоте, в лесу под Загорском.
Наряды на кухню, где заведовали всем злые повара узбеки. Главный мучитель прапорщик Волков, по прозвищу соответствующему его нраву и фамилии, -Волчара. Всё это было позади.
Пирогова, как ненужного в части солдата откомандировали месяц назад в это место.
В караул его не брали, так как считали ненормальным. В нарядах он ни чего не делал, и это было бессмысленно, ставить старослужащего в наряд. И решили командиры отправить Пирогова на ППМ. Пункт приёма молодёжи. Началась у него припевающая жизнь. Контроля над солдатами не было. Перед группой была поставлена задача, привести в порядок казарму. Сделать ремонт. Расставить кровати. И ждать осенних призывников со всего Союза. Руководил всей конторой майор Туров. Пьяница и сквернослов. За всё время, он появлялся в казарме несколько раз. Ругал всех матом и исчезал на несколько недель.
В основном за работой следил старый прапорщик Бубиков. Солдаты сразу полюбили его, за весёлый нрав и тёплое отношение к солдатам срочной службы. Вечерних проверок в казарме ни когда не проводилось. Бубиков иногда заходили в казарму часов в пять вечера, проверить, как идёт работа, и после этого уходил в офицерскую часть городка к своей жене и детям.
- Явкин-холявкин, опять ни чего не делаешь, подмигивая остальным солдатам, дразнил прослужившего год черпака Явкина Бубиков.
- Чуть что так Явкин, обижаете товарищ старший прапорщик.
- Товарищ старший прапорщик, анекдотик расскажите.
- Коновалов, сейчас п...дам.
- Ой-ой, как страшно, подзадоривал его светловолосый сибиряк Витёк Коновалов.
Прапорщик слегка дал по заду Коновалова ногой. Тот ловко увернулся и отбежал в сторону.
-Ну ладно, кто сигаретой угостит? - Товарищ прапорщик, свои сигареты иметь надо с расстояния продолжал дразнить его Витёк. Солдаты и прапорщик стояли на веранде перед входом в казарму. Кто-то сидел на периллах, кто-то на лавке у окон. Коновалов тоже был старослужащим и отчаянным сорвиголовой. Русые волосы всегда торчали в разные стороны, а из-под пилотки выглядывал весёлый чуб. Он самый первый начал делать ночные вылазки в город Долгопрудный и Москву.
-Пирогов, одолжи штаны и кроссовки на ночь, шепнул на ухо Витёк.
-Подожди, пусть Бубиков уйдёт, тогда поговорим. У Пирогова, вместо скрещенных пушек в петлицах, были две арфы. Символ музыкальных войск. Конечно, такого рода войск там и в помине не было. Однако ни кто Пирогова не заставлял их снимать.
- Интеллигент наш явился, не запылился. Закурить не найдётся?
- Для вас товарищ прапорщик, что угодно. Пирогов протянул пачку Беломора.
- Советую в кино сходить, товарищ прапорщик. Чудесная картина.
- На выходные с женой сходим. Бубиков ещё постоял минут пять с солдатами, рассказал анекдотик, как просил его Витёк и удалился в офицерский квартал.
- Пирогов, так дашь гражданку взаймы?
- Завтра вечером она мне тоже понадобиться. Хочу в Москву сгонять.
- Дозавтра я вернусь.
- Давай Витёк. Выпить может чего нибудь достанешь? После кинофильма Пирогову хотелось, как нибудь расслабиться. Алкоголь в конце восьмидесятых годов было достать трудно, тем более в армии.
Солнце уже почти скрылось за казармами. Офицеры рано разошлись по домам, так как была Пятница. Кто-то отправился смотреть телевизор. Пирогов взял со своей кровати гитару и отправился созерцать на веранду. Пальцы тихонько перебирали струны. На небе появилась унылая луна. Грустная мелодия легко растворялась в уже довольно прохладном воздухе. На веранду вышли Явкин и татарин Мишка. Коллектив на ППМ собрался многонациональный.
Сержантом был украинец Гнатюк. Долговязый и спокойный хохол из Белгорода. Татарин Мишка прибыл в пополнение совсем недавно, но быстро освоился и подружился со всеми старослужащими. А старослужащих было всего три человека. Коновалов, Пирогов и Гнатюк.
Так же было несколько узбеков и казахов салабонов, которые чувствовали себя вольготно, так как особо их ни кто не угнетал, за исключением редких подзатыльников за дело. Короче все отдыхали.
- Пирогов, сыграй что-нибудь из Машины.
- Чего тебе это Машина далась Явкин. Давай я лучше ДДТ тебе спою.
- Давай Пирог.
- Нас сомненья грызут, я сомнениям этим не рад...начал петь Пирогов. На веранду вышел Гнатюк.
- Надо было мне с Витьком в самоход пойти.
- Чего же не пошёл?
- А в другой раз схожу. Витёк говорил, что по бабам собрался. Я бы тоже не отказался. Совсем уж мочи нет.
- Ни чего Гнатюк, до приказа совсем не много осталось. Скоро домой поедем. Пирогов достал записную книжку с зачирканными крестиками календарём и зачеркнул ещё один день. Песен петь больше видно ему не хотелось, а руки сами играли опять какую-то импровизированную грустную мелодию.
Гнатюк с Явкиным пошли вовнутрь казармы, а Пирогов ещё долгое время оставался на веранде и смотрел на звезды. Он уже жалел, что не отправился вместе с Витьком на поиски приключений, тем более он не сказал ему, что собирается по девкам.
Писем, кроме родителей в армию ему не писали. У кого-то были на гражданке подруги. Кого-то ждали. За время службы, иногда зачитывали рапорты по армии, что где-то застреливались в караулах солдатики из-за подруг, которые не дожидались суженных и выходили замуж. Пирогов, глядя на звёздное небо, задумался над этой проблемой.
- Как можно лишить себя жизни в восемнадцать, девятнадцать лет? Просто так. Пух и нет тебя. И ради чего же?
Размышления эти неожиданно прервались чьим-то голосом из темноты. Кто-то орал во всю глотку песню "Родина, еду я на родину. Эй, начальник!" Пирогов узнал в темноте контуры Коновалова.
- Ну, как вылазка,- поинтересовался Пирогов удалась? Когда Коновалов прибывал в приподнятом настроении, то, как правило, пел эту популярную в то время песню. Вроде как дембельскую. Еду, мол, домой из армии.
- Пирогов, чего скажу, не поверишь. Ты трахаться хочешь,- загадочно спросил Витёк.
Представляешь, возвращаюсь через КПП, а там ребята знакомые дежурят, и у них какая-то баба сидит. Так она всем подряд даёт...
- Ты чего Витёк, чокнулся что ли. Сесть за изнасилование захотел?
- Да нет же, говорю тебе, она сама предлагает. Без всяких угроз и давление. Ей всё мало. Странные речи Коновалова, не произвели особого впечатления. Витёк был известным болтуном и вполне мог всё это придумать на ходу.
- Родина, еду я на родину вновь затянул Витёк и в развалку отправился внутрь казармы. Спустя пару минут, на крыльцо вышли Витёк, Гнатюк, Явкин и татарин Мишка.
- Я её сейчас сюда притащу, - горячо обещал Витёк. Вы пацаны приготовьте в левом крыле кровать. Всё стояли озадаченные. Ни кто до конца не верил, говорит ли он правду. Хотя через десять минут все поняли, что Витёк не наврал. В левом крыле стояли двухъярусные кровати, готовые к принятию молодого пополнения в ряды армии. Синие одеяла с чёрными полосками в ногах, были аккуратно заправлены. Хотя вокруг казармы было темно, - Витёк по-воровски, оглядывался по сторонам, когда проводил во внутрь эту женщину. Всё солдаты собрались в правом крыле, и, затаив дыхание, чего-то ждали.
- Ну, кто желает, шаг вперед. Ответа не последовало.
- Пойду тогда я ещё разок. Витёк прихватил с собою охапку вафельных полотенец, и не спеша, отправился в левое крыло. Всё стояли в некоем оцепенении и ожидании. Явкин нервно ходил в зад и вперед.
- Блин, а что если посадят за эту дуру?
- Явкин не бойся, не посадят. Она ведь сама, добровольно это делает,- отвечал ему Гнатюк. Пирогов страшно мучался. Надо было решать, что делать. По старшинству и значимости среди солдат, он должен был идти в левое крыло следующим после Витька. Мысли бешено вращались в голове. Что делать? Идти или нет. Такие шансы редко предоставлялись Пирогову в армии. Да и разглядеть её он толком так и не смог. Когда Витёк проводил эту девушку в казарму, он успел заметить только то, что она была не большого роста, с черными и длинными кучерявыми волосами. На вид ей было лет восемнадцать. Вскоре Витёк вышел из левого крыла. Вид у него был уже угрюмый. Песню о родине он больше не пел.
- Давай Серёга, иди, если хочешь, - сказал он тихо Пирогову. Тот толкнул с силой ногой стеклянную дверь и вошёл в пустую и необжитую часть казармы. На одинокие кровати сквозь окна, разливался лунный свет. Пахло сыростью от матрасов и мастикой от натёртых до блеска деревянных полов, и только где-то в глубине помещения слегка поскрипывали пружины от кровати. На сердце у Пирогова сделалось тяжело.
Откуда-то появился непонятный страх. Такой страх, который обычно бывает перед дракой. С другой стороны, его манил туда; во внутрь казармы голос этой сирены. Голос, который обещал ему минутное наслаждение и удовлетворение своей плоти. Он подошёл к кровати. Из-под одеяла выглядывала женская голова и глупо улыбалась, глядя на него.
Он смотрел на неё где-то с минуту.
- Как тебя зовут хоть?
- Лена. У тебя закурить не найдётся? Пирогов дал ей папиросу, и сам закурил, расположившись на соседней кровати. Докурив молча, он громко плюнул на пол и быстро вышел прочь из помещения.
- Ну, как, чего-то ты быстро очень. Спрашивали с нетерпением остальные солдаты.
- Ну, ну, злобно передразнил Явкина Пирогов. Ну, её в жопу. Ни стал я, ни чего делать. Не могу я так. Критиковать его за это ни кто не стал. Скорее глядели с уважением.
Следующим пошёл Гнатюк. Вернулся он через некоторое время. Довольный и весёлый.
За ним пошёл Явкин. Над Явкиным все любили подшутить. Парень он был хороший, только может в чём-то недотёпа, как говорят в народе. Витёк отправился подслушивать через дверь, о чём Явкин говорит с Леной. Витёк лукаво улыбался и хихикал.
- О любви говорят,- торжественно сообщил остальным Коновалов. Явкин пробыл внутри дольше всех. После Явкина, пошёл татарин Мишка. Тот был шустрым малым и, не теряя лишних слов, быстро сделал своё дело.
-Витёк, а что если она забеременеет. Кто папа, так и не узнает, - едко пошутил Пирогов.
- А всё равно на дембель скоро, а там ищи ветра в поле. Среди салабонов на ППМ служил малорослый казах Ахметов. Старослужащие его за что-то полюбили и редко обижали. Он командовал салабонами и добросовестно выполнял все задания. Молодые солдаты уже спали. Витёк, по своёй душевной доброте пошёл будить Ахметова.
- Женщин хочешь? Хороший женщин,- передразнивал Ахметова Витёк. - Не бойся Ахмет, иди в другую половину казармы, там тебя красывый женщин ждёт. Болшой и тольстый.
Ахметов был смышленым бойцом, и два раза повторять ему не приходилось. Он пробыл некоторое время с Леной и завалился спать. Пирогов расположился на своей кровати и тупо уставился на матрас второго этажа. - Почему я не пошёл? - спрашивал он себя - наверное, потому что это мерзко и не естественно говорил ему уже другой внутренний голос.
- Пойду, передам её ребятам в соседнюю казарму - сказал Витёк, как будто в пустоту.
Пирогов ни чего не ответил. Перевернулся на другой бок и старался не думать об этом происшествии, и об этой девушке. От тоски хотелось плакать. Пирогову было ужасно жалко эту несчастную. Скорее всего, -думал он,- у неё какие-то умственные отклонения. Ну да, конечно, - продолжал рассуждать он. Неужели она когда-то станет матерью? Это ужасно.
Всю ночь спал он плохо и несколько раз кричал во сне. Утром, после завтрака всё стало как обычно. Все странно улыбались, но ни кто не смотрел друг другу в глаза. Вечером Пирогов отправился в Москву. Бродил по Арбату. Встретился с армейским приятелем, который был уже год как на гражданке. Любовался московскими красавицами.
После Москвы, Пирогов заболел дизентерией. Съел фрукты и заболел. Его отправили в госпиталь, который находился в городе Долгопрудный. Там он пробыл больше месяца.
Когда Пирогов выздоровел, то на ППМ он пробыл не долго. Оказалось, что Коновалов и Гнатюк залетели в самоволке. Избили милиционера, и их ожидал военный суд. После увольнения из армии, Пирогов побыл пару месяцев на гражданке. Затем вернулся на Трудовую и женился на Лене.