Расправа в Екатеринбурге в 1918 году.
МОСКВА
Воспоминание, матушки Императрицы Анастасии
Николаевны Романовой.
Е К А Т Е Р И Н Б У Р Г.
М: - Вот так, такая жизнь моя была.
С: - Мама, а вот это, когда Маринка приехала.
Она же вперед всех приехала, чем отец.
М: - Нет! Она через месяц приехала.
С: - После отца, Дмитрия?
М: - Угу! Она была очень плохая.
С: - А Колька, ни первым приехал?
М: - Колька вперед всех приехал!
С: - А, Колька, вперед всех приехал?
М: - И говорит, что, тятя поправляется. Ему лучше.
А Маринка, не знаю. Плохо с ней. Поправится, нет.
- Я плакала всё. Потому что - я знала её - Маринку.
С: - А. А, она приезжала - да? Сюда?
Раз, ты её знала.
М: - Ну! Приезжала! За ягодой, с матерью, приезжали.
С: - А мать у ней, кто была?
М: - А её Ариша, была, тётя Ариша мать её. Она, что-то
долго не пожила. Эта тётя Ариша. Она до этой,
говорит, до войны ешё не дожила.
Но, она уехала - Маринка. Она жила на севере.
Потом... Вот надо было списаться бы с ними.
Писали бы друг другу.
С: - Ну да.
М: - Ещё, кого-то нашли бы.
С: - Это она в Новгороде жила - да?
М: - Да! Матери там бабушка. И бабушка-та, совсем
чужая, принята. Принята, у них.
С: - Да? А потом?
М: - Водилась с ними. Мать работала, а эта бабка
Стр. 1
водилась с детям её.
С: - А фамилия, ты не помнишь - да?
М: - Не помню я, хоть убей, не знаю даже.
Я, как-то и... когда? И фамилия их не знаю.
С: - А зачем оно. Хе, хе, хе.
М: - И вот это...
С: - Марина, тоже полечилась - да?
М: - Но! Дядя Ваня, что-то приезжал, откуда-то вынырнул.
С: - Тоже? Ха, ха, ха.
М: - Но! Это, кто же у нас? А, Тонька болела.
С: - А.
М: - Эта, дяди Федина дочь болела.
С: - И он приехал - да?
М: - И он приехал! Лечил её. И вот это?
Она приехала к нам, эта?
С: - Маринка?
М: - Маринка! Он её лечил. Раны мокли всё время у ней.
Потом вылечил, и раны все зажили и всё.
Доставал у ней, эти всякие.
С: - Пульки?
М: - Пульки!
С: - И стреляли и ножи. От ножей раны были,
и штыком в мягкое место.
М: - И ножи! Дак аж вывернут.
С: - А.
М: - Собаки! Кололи! Может она долго и не жила
поэтому.
С: - Не, но она же, уж после войны вон умерла - Маринка.
М: - Да! После войны 1945 года, наверное, что-то,
от голода умерла. Может быть - простыла.
С: - Зараза, какая-то была.
М: - Да! Зараза какая-то. А это, как её, ой, не чума, а,
вот...
С: - Холера.
М: - Холера-та эта вот, что-то такое было нехорошее,
всё народ умирали. А чума и была!
Стр. 2
С: - Чума?
М: - Конечно!
С: - Но, уж после войны, какая там чума. Всёравно?
М: - Ой да вот в Краснотуранском районе - чумой-та
сколько...
С: - И после войны - да?
М: - Не успевали возить на кладбище.
С: - После войны?
М: - Да! Отравляли всю местность.
С: - Да! Отравляли всю местность.
А, нарошно заражали?
М: - Но! Ходили прямо шприцевали всю землю,
брызгали, ездили. Ещё не было самолётов.
Не было, так ездили.
С: - А, сама Маринка - рассказывала чего-нибудь?
М: - Но, она рассказывала, говорит: - Мы вышли и, говорит,
как мне дали, я так упала и ни чего и не помню.
С: - А. Вышли с парохода они - да?
М: - Нет!
С: - Как? Они ж на пароходе плыли?
А ты говоришь - вышли. Или откуда они вышли?
М: - Они с этой шли - ехали на поезде.
С: - Когда они на поезде ехали?
Они же пароходом плыли-та с Тобольска.
М: - Или пароходом ли, я и что-то забыла. Только,
говорит, стали выходить. Ну да, на палубе!
Она и сказала: - На палубе! Только вышли, говорит,
и это? Но и, говорит, и шлёпнули.
- Вот она царица.
С: - А.
М: - Говорит, и шлёпнули.
С: - Самая младшая же, она была - Маринка.
М: - Но!
С: - Как Анастасия, вместо Анастасии.
М: - Вроде бы они знали, что она царица будет.
С: - А. Это уж она раненая была, когда в Свердловск
Стр. 3
приплыли. И всёравно её ранили.
М: - Но, а потом, и меня сразу же вот этот вот забрал,
говорит, который меня привёз.
Забрал и в тюрьму унёс.
- Пусть эта девушка полежит, потом я с ней
расправлюсь.
С: - А. Вот как.
М: - Но!
С: - И он, тех не дал ещё, и самого не дал убить - Дмитрия.
М: - Но, и...
С: - Отца не дал убить.
М: - И Дмитрия принёс: - Я с ними с обоими расправлюсь.
И всё. - А потом ночью-та... А с этими, он уже
не мог ни чего сделать, спасти остальных.
Что он с ними один сделает - с убийцами.
Он пригрозил им: - У меня наган заряжен.
- Там двое ещё, один был, какой-то Савелий, тоже
пожилой мужчина. Но ещё, какого-то парня, может
быть, я не знаю кого. Говорит: - Парнишка убежал.
Сын, говорит, убежал куда-то.
- На Кольку-та, говорят.
С: - А. А, говорит, убежал - да?
М: - Но!
С: - Ха, ха, ха.
М: - Но и, и ещё парня спас, который вместо Кольки был.
Какой-то чужой парень попался тоже, и девушку ещё,
Какую-та спас, которая вместо одной из дочерей была.
Она из Новгорода, эта девушка была. Обстервелись,
в общем, как стервы были. Такие остервлённые
были - народ. А потом приказ пришёл, чтоб ни кого
не трогать. Но, он узнал, что это всё дело
ошомкалось. Ещё одного подговорил парня. Трое,
они утащили их обоих. Уже отец идти, тоже не мог.
Весь израненный был Дмитрий. И Дзержинского
не пожалели.
С: - У него, тоже же было шесть, этих, ножей в спине же.
Стр. 4
М: - Да много всего. У него вся спина переколота.
Как ему до сердца ни дошло.
Вот, где-то даже тут вот. Как оно туда-та вот...
Или вот тут вот, где-то в клетку вот в эту.
С: - Да, насквозь - да?
М: - Насквозь! Была туда просунута штыком.
Он долго лежал в Новгороде.
С: - Это штыком со спины, через лёгкие.
М: - Наверное! Как ему в сердце не попали?
С: - Ну и... Успел, наверное, увернуться.
М: - Ну и... Но, он же вояка, знает как.
Ну и говорит, это?
С: - Маринка-та - она и не помнит?
М: - И Маринку принесли, а этот всё
выглядывал - Колька-та.
С: - А, ждал их, на лодке?
М: - Ждал на лодке! Но всё-таки... А тут проехал,
какой-то нарочный. Он спрятался опять - Колька.
Где-то шлепает лодка. А он в кусты заплыл.
- Да нет здесь никого. - Ходили тут по кустам.
- Да нет ни чего, куст, это вода плещет, говорит,
и тебе слышится.
С: - Ха, ха, ха.
М: - Вода там! - А вода, быстро идёт.
С: - А.
М: - Это, плещет. - Но и, но и вот. Он говорит:
- Я возьму да веслом, за это - запружу.
Она бежит, как всёравно, быстро где-то.
С: - Но, но, шумит больше.
М: - Шумит! Шум большой делается. И говорит:
- Они постояли, постояли, плюнули и подались.
Смотрю далеко ушли. Смотрю, отсюда идёт кто-то,
кого-то тащит, я скорей побежал, и фонариком
маленько показал. Он - Сенька, сразу принёс
Маринку. Потом этого? Отца привели и...
С: - И ещё парня, какого-то привели.
Стр. 5
М: - И ещё парня! Не знаю, а этот парень, я не знаю
откуда-то. Ну, тоже какой-то был. Князя,
какого-то там сын. Но! Но и это?
Говорит, сразу же нас в лодку положили - поехали.
А надо переезжать накось, туда наискось.
Где бакенщик живет. Далеко в другой затон.
Но и вот, кое-как, говорит, да по кустам всё
ехали, по кустам, через кусты, там нельзя никак.
Хоть уже лето видно, что ли, ли?
С: - Ну конечно, не зимой же, ха, ха.
М: - Ну может осенью?
С: - Не знаю я, вообще-та.
М: - В каком месяце-та?
С: - А, весной! Весна, ещё холодина была.
М: - Холодно да! Я, говорит, замерзала. Всё, говорит,
замерзает. И закутали меня, говорит, тем, другим
прикрыли, ну и, говорит...
С: - Он, наверное, долго ждал её и замерз
очень - Колька-та?
М: - И этот, Колька, сильно остыл тоже, говорит.
С: - А, Маринка-та, говорит, замерзаю - да?
М: - Но и Маринка! Они же стояли в кустах
сколько время.
С: - А, ну, ну.
М: - Ну, я потом... - Этого вот одного послали, пацана
местного. Сенька-та того не бросил. А того
послали. Что вот, что б ехали с хорошей лодкой.
У них лодка ненадежная была. Не очень-та крепкая.
Там, большая, это самое? Пороги большие.
Ну, и они не знают - куда плыть, в какое место-та
путём. А тот знал - местный. Но тот сразу же
приехали на лодке. И лодку на плот посадили,
и на плоту плыли, и лодка на плоту была. И говорит,
это? Эта же лодка, и приплыли, говорит, в эту...
На плот, лодку затащили - она же шлёпает, когда
вёслами гребёшь. А плот и не шумит - идёт тихонько.
Стр. 6
С: - На плоту-та?
М: - Да!
С: - Ну конечно там же...
М: - Ну и приплыли, говорит, к бакенщику. Ой, тётка
мене, все раны промыла, всё протёрла. Всё,
говорит, промазала, завернула меня. Этим -
простынёй холщовой. Бинт не один не давала
одевать. Но и, такие накладки только сделала.
С: - Угу.
М: - Всё. Я, говорит... И дала мне выпить, что-то.
Я, говорит, как выпила, и не помню, как я уснула.
И не помню, сколько я проспала. И даже не знаю,
и даже не спросила, сколько я спала, не знаю.
Она, говорит, напекла... Как-то всё гречневые эти
оладьи любили печь. Гречуха хорошая была
раньше. И мне, говорит, половинку. Толстый.
С палец толщиной. Этого оладья дала. И говорит:
- Вот на-ка с молочком горяченьким поешь, а то ты
не ела уж три дня.
- Значит, она, три дня лежала - столько.
С: - Угу. Наверное, да, три дня!
М: - Но и, я говорит, маленько поела, больше не могу.
Но, молоко она заставила выпить. А потом, говорит,
лекарство мене дала. Такая рюмочка у ней.
- Вот всё выпей. Чтобы всю, до дна, выпей.
- Выпила, и этим, молоком запила, и опять спала.
И говорит, меня, видно сонную увезли,
уже к пароходу. Я, говорит, ничего не помню.
- А отец, Дмитрий, ни чего, ни что не рассказывал.
Это она уже мне рассказывала - Маринка.
С: - А вот она ещё, мама, тебе рассказывала, что это?
Первый раз она ж пыталась убежать.
Ещё, она одна убежать пыталась.
М: - Но дак где там убежать, она убежать и надумала.
Её и стрельнули. Еже ли бы... Она ещё, когда
в Тобольск приехали - ногу поранила. На пристани.
Стр. 7
Их били. Ещё тогда, как собак, палками били
в Тобольске. Семью "Романовых" вели, а жители
били палками их в 1910 году.
С: - А. Её стрельнули - да? Когда из Тобольска
везли в 1918 году.
М: - Да!
С: - А.
М: - Стрельнули и пику эту бросили в Маринку.
С: - Нет, она спряталась сначала-та.
М: - Ну спряталась, а нашли её там и искололи там
всю её.
С: - А. Дак её ещё раньше. Значит её раньше уже там,
сделали с ней.
М: - Но!
С: - Поэтому её не смогли заменить на катере.
М: - Нет!
С: - А тех троих заменили, на пароходе-та, на катере,
ещё раз заменили девушками-та.
М: - Может быть?
С: - Нет, вот, она же рассказывала что...
М: - Но!
С: - Этот, э, тебе же, Сенька-та приезжал - Разин-та.
М: - Но!
С: - И рассказывал, что, - а тех? А тех заменил, говорит,
троих девушек.
М: - Но, а эту? Эта сильно слабая была - Маринка.
С: - А эту нельзя было, она же была без сознания.
А Николашку, куда? В смысле, Дмитрия.
Его ж нельзя было заменить, не было такого лица.
М: - Да! Больше ни где не было, не могли найти.
Ну и вот, выручили их, и они. Я не знаю где.
Где-то, в каком-то городе - приплыли и тайком, ночью
их через черный ход провели. Там они, где-то
лежали, в это? Не в больнице, а в каком-то месте,
у какого-то жителя. Нельзя было в больнице.
Проверяли кругом, везде.
Стр. 8
С: - А это? А тех троих, он же сказал, что он переправил,
куда-то увёз.
М: - Но! Он увёз, куда-то их.
С: - Куда-то посадили и увезли. Потому что они, эти уже
знали, что те убиты и их не искали. Ха, ха.
Троих-та девушек. Замену-та убили.
М: - Но вот может, эти самозванки и появились.
С: - Не, не, мама, эти не будут самозванками.
М: - Нет?
С: - Нет!
М: - Но и вот, говорит... а отец нам рассказывал, говорит:
- Когда, говорит, меня, это? Пулю выстрелили.
Но, она улетела сюда, а я, говорит, этого Семена
увидел - мы вместе воевали. Он мне мигнул.
Говорит...
С: - Ложись.
М: - Ложись, всё.
С: - А он, наверное, сам стрелял в него, что бы...
М: - Не, не.
С: - А, другой, кто-то?
М: - Другой, кто-то!
С: - А.
М: - Ну и он говорит: - Всё, я мёртвого уношу, мне нужно
мёртвого. Отчитываться. Не трогай, и ни смейте.
Я и девчонку, говорит, отнёс мёртвую, и этот.
- И вот... Дак, когда они, значит, сели в лодку,
и хотели плыть. А тут ещё они кинулись,
и говорит: - Я тебе говорил, надо этого долговязого
было убить. Это он их спас, куда-то утартал их.
- И начали стрелять в темноту, и ранили Кольку.
С: - А, долговязого. Это на Сеньку, наверное - да?
М: - Но! На Сеньку, наверное! Долговязого говорит,
толстого битюка, говорит. И говорит, это?
Всё, боялся Сенька. За Дмитрия.
С: - Они хватились, наверное, сразу, тут же.
М: - Но! Тут же хватились, но там видно нарошный-та,
Стр. 9
какой был. Дремал, дремал, да и проснулся что-то.
С: - И нет никого.
М: - Стукатьня, какая-то другая.
С: - Нет, наверное...
М: - Взглянул, а там никого нет.
С: - А там никого нет, ха, ха, ха.
М: - Ну и вот. Комедия была-та. Ой, как она
рассказывала. Потом, говорит: - Нас до Новгорода
уже кое-как.
- Сколько? В двух больницах лежали, говорит. Где?
Она говорила ведь. А я забыла, какие больницы,
в какой местности ехали, я же не знаю.
С: - А, ну да.
М: - Но и вот. И там она долго лежала, и всё раны не
заживают никак, уже...
С: - И потом она решила сюда приехать - да?
М: - Но! А потом, с это? Сообщил кто-то.
С: - Кто?
М: - Что дядя Ваня приехал. А дядя Ваня приехать
должен. И вот они с матерью приехали,
и сразу стали лечиться. Видишь, они не заживали,
раны, там пульки эти были - у Маринки.
С: - А.
М: - Её стреляли ещё много, и так сделано было - штыком.
Он делал операцию, что вывернуто даже,
и это мясо-то гнило уже. Оно отвёрнуто.
С: - А, мама, пуля-та она же там крутится, вот так выходит
из винтовки.
М: - А может пуля так это всё, кто его знает.
С: - Она же входит туда крутится пуля, и притом,
на близкое расстояние. Она знаешь - вот так входит.
М: - Кто его знает. Но и вот. Пока сделал, это?
Оперировал. А там видно не было таких людей
хирургов, а может такие люди, что не хотели делать.
Не знаю я. Но и вот, и ей стало лучше - с ней.
С: - А, мама? Вот там, когда они, это? С парохода
Стр. 10
сходили, а их стали рубить прямо штыками - да?
Остальных-та - Новгородских.
М: - Да! Тех, конечно!
С: - А они кричат, мы ни те - да?
М: - Мы ни те, мы другие, замененные. Те уехали уже,
уже на месте уже. А вы нас рубите, мы чужие, мы
нанялись за деньги. - А, дак вы нанялись.
- И они ещё хуже. Вот.
С: - А, за деньги, говорит - да? Нанялись.
М: - Но! Кто, говорит, что мы с ними ехали,
да отстали они.
С: - А, но они, одним словом говорили, ни те мы, мы ни те.
М: - Да! Мы ни те, ни те, только что мы с ними должны
доехать, что бы, это? До местности до одной.
А мы совсем чужие, ни те люди.
- А всёравно с ними расправились.
С: - А Колька по-другому говорит. Он даже, когда хотел...
Он же узнал, что Маринка убежала.
М: - Но!
С: - На лодке-та, хотел её взять. Аж, себе это?
Волосы выдрал - да? На голове.
М: - Да! Так плешню и сделал. Как он плакал. Это,
здоровый парень, красивый. Ну, брат родной
Алёшке - мои братья родные. Близнецы они.
С: - Наверное, он видел, как они её стреляли.
М: - Конечно! А вот ни чё с ней, ни сделали, не трогали
ни чё такого, только били и всё.
С: - Да, как били они, считай, как пристрелили её.
М: - Но! Но и... Она говорит: - Я слышу, кто-то кричит:
- Ложись. - Я, говорит, упала и лежу.
- Может быть - этот же Сенька и крикнул.
С: - Нет. Колька, может быть - крикнул.
М: - А может Колька - крикнул. Колька, наверное.
И, говорит, смотрю, какой-то мужик, здоровый,
пришёл: - Эх ты, горемыка, пойдём, и молчи.
С: - А, хе, хе, и говорит, пойдем, и молчи - да?
Стр. 11
М: - Но!
С: - А чё они пойдём. Она без сознания там - пойдёт.
М: - Но, дак, что я унесу, говорит.
С: - А.
М: - А ты молчи.
С: - А ну, ну.
М: - И принёс, и говорит: - Я её сейчас в каталажку
положу, в тюрьму, а там, говорит, я разберусь, жива
она или нет, они или не она. Там разберемся.
И этого - отца так же унес - Дмитрия.
Здоровый как мерин, этот Сенька Разин. Но, а чё он,
отец всё-таки, против него-то, в половину был.
С: - Да. А вот, а Колька по-своему рассказывал,
как было дело.
М: - Но! За мной говорит. Всё время, я был, говорит,
в этой. Ходил всё по этой? По палубе ходил, ходил.
Потом веревочку, говорит, привязал.
Вижу - там корыто стоит.
С: - А, лодка - да?
М: - Ну!
С: - Ха-ха-ха.
М: - Корытом он называл. Но, привязал, спустился.
И на этом корыте, сзади за ними ехал. А потом,
туда переехал и в кусты, а пароход потом, дальше
пошёл, а я в кустах оказался.
И, как раз против этого всего.
С: - А, и видел. А потом Сенька-та и бегал, искал.
М: - А там за жередкой, он ему сказал: - Жередька там
будет, это, стоять, как человек. - Столб, такой стоял.
С: - Мама? Но, значит, он уже сказал, что ты давай
незаметно сядь в лодку и отплывай - да?
М: - Но! Он так ему сказал. Но и вот он, у этого,
у этого столба так и стоял, и крутился.
И он туда к нему пришёл. А эти-та бакенщики-та,
тоже перетряслись бедные, боялись, всё-таки.
Но ни чё.
Стр. 12
С: - А, бакенщики помогали?
М: - Но! А потом их, это? Ездили, проверяли,
а у них такой подвал сделанный, что, как камень
закрытый. Камень и камень, и ни что не сделают,
ни чего не нашли.
С: - Ха, ха, ха. Но, просто камень стоит и всё.
Лежит на земле.
М: - Но! Лежит и всё, но нигде больше ничего нет.
- Но ладно, нет, дак нет - поехали.
- И уехали. А они там были - все трое, под камнем.
А потом уже ночью перевезли. Да ночь
дождливая была - дождик шёл. Темновато было.
С: - Но конечно и дождь и холодно, ой.
М: - Но! А потом он, от этого, от своёго самого бакана
протянул веревку, чтобы не заблудиться. Куда-то
дальше не проехать. И к этим кустам опять приехать.
А тут уж бакенщик вроде приедет. Эту веревку
убирает - те вытаскивают. Вот как ехали, интересно.
Это Колька рассказывал. Брат мой.
С: - Ну да! Чтобы веслами не работать они веревкой
тянули, наверное.
М: - Ну, наверное!
С: - Ночью.
М: - Да и потом, они же напрямую, туда поехали и это?
Там пороги были.
С: - А, там же из-за порогов.
М: - Ну! И в эти кусты, а уже только до кустов добрались,
и стало светать. И мы, говорит, в кусты залезли. Вот.
С: - В общем, прятались, ха-ха.
М: - Но и потом, говорит, это? Маринка плакала сильно.
Я, говорит Колька, говорю: - Замолчи, вдруг проедет
кто, может быть, и услышит, тогда мы пропадём.
С: - Ей, больно было, сильно.
М: - Но! Ей больно! Дак заткнут рот - дак:
- А, ей, й - кричит так. Но всё-таки она успокоилась.
И тут она, бакенщица, этой дала - настойки.
Стр. 13
Говорит: - Ежели боль будет, дак вы дайте этой,
капельку. - Воды дала. Ну и этот - муж её - бакенщик.
Провожал до самого парохода и, потом приехал
домой. Бакенщик потом к нам в деревню
Кривандино приезжал - рассказывал. Вот так.
Долго рассказывали всё. А что вот, мне-та потом - я
всё-та забыла почему?
С: - Но ты же, своей жизнью жила, а то, что тебе
рассказывали, ты так вот, это второстепенное же
было для тебя.
М: - Но я думала, я же не знала, что я такая и какая я.
Болела я.
С: - Но.
М: - Но, может быть, было, нападение,
было какое-то на меня.
С: - А потом тебе же это таблетками делали. В смысле,
всякую подливали ерунду, вот у тебя и нет памяти.
М: - А тут мать начала мне подливать видимо - Мачеха.
С: - Но! Но!
М: - Я тут всё позабыла - видно так. Отчего не знаю.
Я уже потом ходила. Я говорю, к дяде Феде приду,
или Аксинья придет: - Но, Аннушка пошли доченька.
Нюша пойдем скорей, мне, что-то надо, пойдем,
помоги мне. Но я приду - она: - Садись-ка ешь.
Ни ешь ты там, ни чё. Тебя она отравит. Ты ж, на
лице-та у тебя уже, как у отца.
- Отец-та, это? Болел. Уж отца не было уж.
- И ты такая же. Ни ешь ты с ней.
- Я, правда, сколько она жила у нас - мачеха Татьяна
Демидович. Ещё и Яшка брат был со мной - Дмитрия
сын. А я ни ела дома, всё время у них.
То у Агаповых поем. Как этот? Покормяшка, ходила.
То пойду, вот Шуркина мать - тетя Паша, скажет:
- Ты... - Уж узнали видно.
- Ты, что-нибудь сегодня ела? - Да ела! тетя Паша.
- Но и, слава богу. А то я сегодня пирожки стряпала,
Стр.14
скажет, капустные, с черникой. Я, это, Саньку
пошлю, она придёт, позовёт тебя. Ты не ешь,
ни чего дома, ни ешь. Она ведьма! Да!
С: - Но видно ей дали задание, что б тебя отравить.
М: - Да, видно, кто-то рассказал, кто-то видно донёс ей.
С: - Отравливать, и отравливать.
М: - Вот Агаповы прибегут. Я, это? С работы - только
отработаем, что-нибудь делаем, и прибежит.
То Федора, то эта самая Манька.
- Пойдём! Мама болеет что-то, тебя звала.
- Ну пойдём. Корову подою свою. А у них корова
ещё не отелилась. Да и не было уже. Это, она её
бодала - Марусю. Она ещё жила долго - Маруся эта.
Ещё, с года два жила. Ну и пойду - молока унесу ей.
Она - мачеха: - Что-то ты дочка дома ни что ни ешь?
- Да я не хочу. А потом я с бани пришла.
Она мне говорит: - Я тебе вон чаю налила.
- А сама наливает. На это - чайник в чашку.
- Вот я чаю тебе наливаю. - А я взглянула, вот
так - из-под руки. О, вон какого чаю.
С: - ха, ха.
М: - Я выхватила этот чай, и ещё руку ошпарила себе.
Выбросила. Кружка красивая была. Деревянная.
Так, далеко бросила, и ни чё ей деревянной-та
ни сделалось. А, это? Пузырёк этот, я схватила
и к дяди Феди бежать, с этим пузырьком.
Он пришёл и говорит: - Толи тебя убить, тебя,
говорит, суку, толи что. За что? Зачем ты её
травишь? Ты значит и Митрия так ухолостила.
С: - Да она, наверное, и Дмитрия так же!
М: - Он, говорит, бедный, и так под всякими ножам был.
А ты ещё, говорит, его усыпила.
- Но он с ней расправился. Всёравно в часовенке.
Как поехать надумали видно, и приехала.
С: - Но, она у тебя грабанула и всё украла, обокрала и
ушла в замуж. Потом видно хотела совсем прибить
Стр. 15
тебя. А, Анну - дочь в той семье была. Царицей
сделана - Настей. А Татьяна была Александрой.
А Николаем вторым - был Макар Макарович Макаров.
М: - Наверное! Так ей было дано задание.
С: - А он её заловил там и, и потом...
М: - Дак она расспрашивать пришла к нему. Он не видал
её несколько лет.
С: - А, она сама пришла?
М: - Но! Спрашивает: - Где же Нюша?
- Она, говорит, уехала, она живёт на стеклозаводе,
на стеклозаводе работает.
- А чё же я не знала, думала она здесь.
Я к ней приехала. - Ну-ка пойдем.
С: - Ха, ха, ха.
М: - А чё ты приехала к ней? Расправиться, что ли
с ней хошь? - Но, он говорит: - Иди-ка, пойдём
в церковь, помолись-ка богу.
- Заставил ещё молиться её - Татьяну Демидович...
Воспоминание, матушки императрицы Анастасии Николаевны
Романовой.
Москва. 1995 год.
НАПРЯЛА.
М: - Тётя Маруся: - Ты поживи с недельку, мне на
матушку напрядёшь. Я что-нибудь хорошее сотку.
И тебе и Нюрке. - А я, говорю: - Не надо мне,
ничего. Я и это всё брошу, что есть у меня.
- Да ты, что с ума сошла? Там у тебя
столько - пятиковины, восьмиковины - всё это
бросишь? - А я всё раздала. Тёте Дарье...
С: - А что это пятиковины?
М: - Но это такое? Это называли так.
И на одеяла и на покрывала, можно сделать.
И можно, на скатерти.
С: - А, по ширине значит - да?
Стр. 16
М: - А?
С: - По ширине - пятиковины?
М: - Но! Она сшивается.
С: - А, а потом сшивается - так вот.
М: - Сшивается из узких. А потом цветком,
каким-нибудь, что бы рубца не видно было. Но и...
То, на полок надо, тоже надо, что б расшито
было - набрано красиво было. Дерюгу не повесишь.
Тогда, срезу осудят. Полотенца, хорошие, ткали
в деревне. Я дак... У меня станок был ...
Ведь, это же всё Колька мачехин сделал - такой
станок. Но, а такой челнок и этим же челноком
я затыкаю. Нет - там другая пришня была.
Набелки и всё. Ну, вот такой,
такой ширины полотенца были.
С: - Ну, как шестьдесят сантиметров - да?
М: - Да! И вот, какой же он мастер был, какой же он
мастер - этот Колька.
И вот я полотенцев этих - Дарье отдала, это?
И дяде Феде. И дочере его - штуки три.
И этой три. Да девчонкам по полотенцу.
А этот, как же его звать-то? А. Демид!
Всё Демушкой его звали.
- Но, а мне то хоть оставь на память - полотенце.
- Ладно! Я тебе особо принесу.
Но, я, и принесла - на второй день принесла.
Говорю: - Дядя Федя пойдём, а то ещё скажут,
что я к нему на свидание пришла. Ну и мы пришли.
Уж у них на столе, что полотенце, хорошее.
Я говорю: - Одно не носят, а два.
Поминай - дважды меня. А, народится, ещё
малыш, то одно малышу отдашь! И, как раз девочка
родилась, и Дарькой её и назвали.
В честь этой сестры её. Она Матрёна была, а...
Всех, всех наделила - деревенских. А сама уехала.
Всё!
Стр. 17
С: - И сама драпанула - на стеклозавод.
М: - И всё, всё - по разделила. И муку и хлеба.
Но, Шурке я - ничего не дала.
Она: - Ты бы, мне, хоть какой-то подарок.
Ты что-то ни чего не оставила мне?
А я говорю: - А чего я тебе буду оставлять?
И уехала из деревни Кривандино
на стеклозавод - "Белый бычок". И на пяти станках
работала. Деньги чемоданами получала.
Некуда девать - это 1931 год.
И пришёл Чека и говорит: - Дочка? Тебя обнаружили,
беги в Сибирь. И я расчёт взяла на роботе.
И мне ещё чемодан денег дают. А я говорю:
- Зачем они мне?
- А бери, так положено, заработала - бери!
- Но я дяде Феде отдала их. А сама взяла,
нарядилась старушкой. Взяла чемодан сухарей
и чемодан денег - я их тряпками обмотала,
как бы одёжа. И на вокзал. А там парни без денег,
рваные, и уехать не могут - денег нет.
А я спрашиваю их: - А если я куплю вам билеты
в Сибирь. Что вы там делать будете?
- А воровать будем!
- Нет, сынки. Я вас устрою на работу.
В кассе мне говорят: - Ты что, бабка, много билетов
берёшь? Тридцать три билета. - А это мои дети,
внучки и внуки. Я и девчатам взяла билеты.
И вот так мы и ехали до Сибири.
А в Сибири. В Абакане. Я их устроила, кого куда.
Купила им костюмы и платьи, чтобы на людей
походили. Оборванного-та, не примут на работу.
И, кочегарить на паровоз - ребят - в Абакане.
А девчат в пекарню, и я с ними - в Прокопьевск
в 1933 году. Одного из парней звали Сергей
Афанасьевич Мельников.
Стр. 18
РОМАНОВЫ.
О семье Романовых пишут много.
То их кости нашли в Екатеринбурге, то на Кавказе.
А Матушка Императрица России Анастасия Николаевна
Романова смотрит на это, на всё, и говорит своему сыну
Владимеру - Ивану. - Что это за народ у нас?
При живой Императрице - Ищут кости её.
Да и "находят" кости. Только чьи? - В газетах пишут:
- Что нашли могилы Романовых в Свердловске.
А Романовы были арестованы, ещё в 1910 году,
и вывезены в Тобольск. Но по дороге их заменили.
Где-то в Тихвине. А Дальше - поехали другие лица.
Вот их фамилии: Дмитрий Александрович Романов,
Вера Максимова, Рита Муравьёва, Мара Муравьёва,
Зоя Зимина-Савельева-Соколова, Марина - из Новгорода.
Николай Николаевич Романов, по паспорту, Николай
Дмитриевич Смирнов. Да и надо иметь в виду, то, что в
1904 году - корона перешла к младшей дочере Анастасие
Николаевне Романовой. И Николай второй был временно
исполняющим. До совершеннолетия Анастасии. А после
ареста семьи Романовых в 1910 году. Объявились
Республиканцы, и было создано, пять семей Романовых.
Чтобы быстрей разрушить Российское государство.
Если посмотреть фотографии тех лет, и фильмы,
то можно обнаружить разность лиц.
Сама же Императрица Анастасия Николаевна была
спрятана, в Новгородской губерне. Жила крестьянской
жизнью - пахала, сеяла и убирала урожай.
В 1929 году работала на стеклозаводе " Белый бычок".
С 1933 года в Сибири. А с 1979 года в Москве.
Умерла в 1996 году 28 мая. Похоронена в Москве.
О смерти сообщалось 22 Июня в 1996 году, и приложена
фотография в газете "Вечерняя Москва"...
Стр. 19
С: - Мама? Почему наш народ отказался от нас?
М: - А, их отцы не воспитали своих детей в верности
к отцу и матери государства. А наоборот говорят:
- А мы там и не были - не давали клятву.
- А жизни требуют - хорошую, счастливую.
- А сами... А наши отцы, Императоры, говорили нам,
Что, Мы! Клялись перед народом. В верности
народу! Вот мы и несём этот хомут.
С: - Мама? Оставила бы хоть один миллиард рублей
себе. Купили бы дачу, машину.
М: - Нет сынок. Это деньги народа! И истратила я их
во время войны. Ведь, армия и народ, голодали.
С: - Я, вон, ходил на телевидение, дак они смеются
надомной.
М: - Пусть смеются. Это они над собой смеются,
а не над тобой. Кто смеётся тот и плачет.
С: - Ещё, будет, много чего, в этой жизни.
М: - Знаешь, Володя, я вот другой раз лягу
на печке - ни лежится - сяду.
С: - Это там, в деревне Кривандино?
М: - Да! Дедушка господь или она меня по плечу
похлопает - Пресвятая мать богородица.
- Что не спишь? - Да не могу дедушка спать,
забота у меня, такая, большая.
- А какая тебе забота? У тебя всё есть.
У тебя харчи есть, печка полная набита - всего
наварено. - Да народ мой голодает.
- Раз он не чтит тебя, как мать свою, то и нет его!
А покушать, он сам себе должен заготовить,
и тебя угостить. Раз народ сам голодает,
то и не надейся на него, что он тебя, как мать,
защитит. Пойдём обедать - пойдём...
Стр. 20