Аннотация: Мир будущего - это зона бесконечных трансформаций. Человек здесь действительно "проточное озеро"; это шизофреничный и парадоксальный индивид, на больших скоростях сталкивающийся с себе подобными
Черный лайнер
"Я читал все твои статьи" - думал Трех уже на крыше родной семиэтажки. Возмущение еще колотило его, хотя очередное письмо уже давно отправлено, выброшено в электронную дыру, из которой крик не отдавался и эхом.
Но пора уходить и встретиться с ней, наконец.
Трех отточенным ловким прыжком покинул поверхность крыши, - секунду ветер дергал его плащ, - и вот руки уже вцепились в ржавую сетку-рабицу на карнизе противоположного здания. Голуби тут же подняли крыльями пыль и тревогу. Но недовольны не только птицы: болезненным стоном грудь встретилась с кирпичной стеной. Да еще и ноготь лопнул под правой перчаткой. Мысли о Тактике - так называла себя эта девушка - преследовали его, мешая сосредоточиться на трансгородском путешествии. Он раздраженно вытянул свое тело на крышу и поднажал, пока подошвы не хлопнулись о крышу низенького дома на перекрестке улиц. Как раз на этом уровне проносился верхний ряд вагончиков-транспортеров - двадцать метров выше наземного уровня. Красный свет держал их на месте, поэтому Треху не составило труда прыжками по их крышам преодолеть проезжую часть и оказаться наверху дома на той стороне. Длинный отрезок кровли уходил вдаль, и Трех смело пустился по нему. А бурная жизнь разворачивалась параллельно его движению. Стройные ряды окон лишь на первый взгляд противились неустанному снованию транспортеров и машин. Свет в окнах - это не символ домашнего очага, а знак бесконечной работы по преобразованию всего и вся. Окно, повисшее над витриной с модными сапожками, сейчас демонстрирует нежно-оливковые всполохи света на стенах, но, насколько Трех знал это окно, никаких устойчивый пристрастий оно не имело, а значит через минуту-другую цвету ничего не помешает смениться ярко-розовым.
Еще одно окно, то что на углу, его прозрачность вводит в заблуждение, что кажется, будто его нет вовсе. Конечно, здесь все такие, но через это можно разглядеть даже прическу хозяина, еще одного "путешественника". Трех ему даже завидовал. Посмотришь с улицы: мужик уставился в серую стену. А на самом деле он бывает сейчас в таких далях, которые и Треху никогда не видать.
А что другие? Они путешествуют по частям. Совместимость крови - вот единственное требование. Но всем этим видам Трех предпочитал свое трансгородское путешествие. Все остальное он презирал и ненавидел. У него с этим собственные счеты и собственная испорченная судьба.
Только теперь стал виден густой поток черного дыма, уходящий в небо. Ему туда. Спрыгнув на тротуар в промежуток между снующими прохожими, он поправил пластиковый наколенник и двинулся в сторону развереженной дымящейся стены. Из нее торчало туловище черного самолета; прохожие рядом перешагивали через разбросанные везде половинки кирпичей, а хвост рухнувшей махины время от времени стрелял электрическими разрядами. Но горящие иллюминаторы говорили о том, что его там по-прежнему ждут.
:::
А вот и она.
А вот и его место рядом с ней, как всегда свободное. Не считаясь особо с идущими навстречу, он пустился по проходу, пока не достиг своего столика и терракотовых набитых кресел по две стороны от него.
Оглядываясь вокруг, он осторожно стащил перчатку с правой руки. Показалась хиленькая розовая ладонь, совсем не соответствующая его крепким мужественным плечам. Сломанными оказались аж два ногтя. Вытряхнув из перчатки роговые обломки, он разложил их на матовом столике, а два поврежденных пальца зажал между зубами. Если бы кто-нибудь посмотрел на него с середины зала, то увидел бы руку женщины, обрывающуюся во рту у парня, причем сама женщина, видимо, сидит под столом. Не даром он старался не светить свою особенность и хранить ее за черным покровом.
Язык нащупал два острых лезвия. Вот чем стали его треснутые ногти. Это несказанно взбодрило Треха, и он осторожно схватил за запястье ее, стоявшую рядом. Острые обломки с трудом погружались под кожу, давая ему чувство блаженства. Ее кожа точь-в-точь как настоящая, но вот кровь не текла, что очень огорчало Треха. Тем не менее, кукла Тактики в обличии стюардессы ему очень нравилась. На внутренней стороне ее запястья можно было заметить многочисленные светлые дорожки, оставшиеся от прикосновений ногтей, но которые со временем становились все менее заметными.
Неожиданное появление настоящей стюардессы заставило его отдернуть руку и спрятать ее в карман. Однако когда девушка была уже напротив него, он и глаза не направил в ее сторону, лишь пробурчал:
- Не смотри на меня.
- Всё? - со скучающим видом спросила она.
Он кивнул, и она отошла. Трех снова схватил манекен за руку.
Все курсирующие здесь дамы в фирменных индиго-комбинезонах были точными копиями Тактики, но самообман каждый раз ломался в голове Треха, когда выбор коктейля не производил никакого впечатления на девушек. Настоящая Тактика никогда бы не прошла мимо того, кто день за днем повторяет рекомендации ее электронного дневника.
Глупо ожидать ее в этом месте. Она в своем кафе не появлялась никогда. Он знал всех. В основном сюда ходили завсегдатаи, любители, поклонники. В это время они всегда тут. Инженер с красными стеклышками перед глазами изучал новости. Лежал откусанный наполовину сэндвич, хотя обычно он кроме кофе ничем не интересовался. Столик за ним - это вечный разговор двух приятелей. Из одного так и бьет беспокойство, другой же невозмутим и старается охладить своего друга. О чем же они там говорят? Трех попытался прислушаться.
:::
- Маир, ответь мне, боже мой, что ты сидишь?!
Но тот лишь скептически глядел на собеседника. Слов у него не находилось, он лишь скупым движением пододвинул свой напиток к пустому стакану. Поверхность зеленоватой жидкости бурлила и колыхалась, но стакан настолько прозрачен, что видно каждую частичку фруктовой взвеси, а через них - противоположного собеседника в кресле.
Отпив коктейль Маира, он гневно-плачущим голосом заявил:
- Ты ведь представить себе не можешь, каково это. Когда тебе кажется, будто кто-то прочитывает твои мысли как утреннюю газетенку!
На последнем слове он уже отхлебывал остатки маирова коктейля.
- Осторожней, - поднял руку Маир, но столешница уже покрылась зелеными капельками, а собеседник Маира откашливался.
Маир, приподнявшись, сделал два сильных хлопка по спине, потом взял салфетку и вытер своему другу рот и глазницы.
- Спасибо, Маир, - пробормотал тот медленно, глядя ему в глаза.
От хлынувшей к щекам крови Маиру захотелось отвернуться. Широкий иллюминатор под боком показывал в удивительной четкости картинку мелькающих пешеходов. Казалось, к ним можно протянуть руку, если б не невидимая преграда.
- И комментируют мои поступки, - вернулся он к своим мыслям, - что бы я ни делала.
- Комментируют? - деланно удивился Маир.
После долгого молчания и раздумий молодой человек сказал:
- Они ведь все читают мой дневник! Каждый лезет в мою жизнь, я буквально ощущаю их липкие пальцы на мне, когда смотрю, что они там оставили.
- Ты выдумываешь себе беспокойства. Опять.
- Да что ты знаешь-то об этих сетях?! Ты живешь в нашей жизни и ничего не знаешь. Один из них все время пишет мне письма. Каждый день. У меня мурашки по коже от каждого его слова. Я чувствую, как он ко мне подбирается. Когда-нибудь он вцепится в меня прямо сквозь экран.
- Уймись, - сохранял хладнокровие Маир, - дневник ведь не твой, а Тактики.
- Неужели! А я кто?
- Насколько помню, тебя зовут Ирра.
- А кафе это тогда чье?
- Твое. Это твое кафе, Ирра.
- А реюньон чей будет сегодня? - шел парень по темным тропам логики Маира.
- Насколько помню, реюньон назначила Тактика.
- И кто же будет встречаться с читателями на реюньоне?
- А встречаться придется тебе, - усмехнулся Маир.
Плацебо слов Маира ненадолго утихомирило его. Он поправил вельветовые лацканы на пиджаке, потом промолвил:
- Мне все равно кажется, что эта Тактика вкладывает свои мысли мне в голову.
Маир не отреагировал, он откинулся на кресло, оставив ладонь на краешке стола. Собеседник взял ее в руку и умоляюще посмотрел на Маира. Но тот лишь качал головой.
- Я не смогу, - сказал Маир.
- Ну чем ты будешь занят?
- Это твоя встреча.
- Просто побудь там, я больше ничего не требую.
Но Маир целеустремленно встал, расплатился с официанткой и направился к выходу из лайнера, взмахнув собеседнику:
- Не опаздывай сильно!
:::
Алый цвет перемешивался с янтарным в коктейле, образуя пахучую киноварь. Приторную сладость на языке Трех чувствовал уже сейчас, глядя на всполохи поверхности коктейля. Как обычно, он, видимо, не будет это пить. Но разница во вкусах с Тактикой его не очень расстраивала. Было бы странно и даже неловко, если бы их вкусы совпадали. Чувство близкой души могло в миг обрушить все здание треховой страсти.
Между столиками пробивал себе путь один из той парочки, на ходу застегивая куртку. Проходя мимо, он не мог не поглядеть на Треха. Его внимание привлек дредовый ирокез на голове последнего.
А между тем Трех лишь сейчас нашел лицо парня знакомым. Кажется, его зовут Паук. Более того, Трех мог поклясться, что видел эти черты в правовых хрониках, причем, в разделе об идеологических деликвенциях.
Чуть позже на выход отправился его друг-хлюпик, озабоченный помятостью своего пиджака. А минуту спустя, как сговорившись, кафе стали покидать и остальные. Трех взглянул на время: и действительно - реюньон уже через пять минут на том конце города. Трех в нетерпении потирал ладони: Тактика даже не представляет, что ее ждет.
Трех был уже там, в то время как в парке не было ни одного его знакомого завсегдатая, а тем более - не было ее. Их транспорт не шел ни в какое сравнение с трансурбаническим путешествием по крышам. Он ходит по их транспорту ногами. Каждый день.
Но тут до его скамейки стал все громче доноситься людской шум. Он сделал разочарованный полуоборот головы: они действительно уже пришли, только скопились на краю парка, возле беседки.
:::
Ее внимание задумчиво остановилось на башенных часах, а рука вытянулась вдоль уходящего вниз по ступенькам перила. Восторженные голоса автоматически нарисовали на ее лице улыбку. К ее золотистым кудрям подходила лишь эта эмоция. Еще двадцать фигур вдали подтягивались на реюньон в честь Тактики. Слишком много человек не вместит узкое пространство подхода к беседке, подумала она, и схватила свою легенькую сумку с бахромой. Она пробралась через толпу и зашагала по дорожке парка, ведя свой отряд за собой.
- Мы вас представляли себе немного другой, - заметил фанат, когда она проходила мимо него.
- Вам не нравится? - повернула она голову.
Все только засмеялись вместе с ней.
Они не знали, куда она их поведет. Но вот она остановилась напротив массивных цепей, отделяющих дорожку от полянки с цветами.
- Куда вы собрались, Тактика? - удивился голос из толпы, но она уже перелезала через цепь. Разворачиваясь, она задела каблуком табличку с запрещением ходить по газонам, от чего та накренилась, вспахав землю.
Никто не рискнул пойти за ней, а поэтому она начала улыбаться во весь рот и позировать появившимся фотографам, срывать цветы и бросать их толпе, скопившейся перед цепью.
- Тактика, - обратился поклонник, когда она подошла к толпе поближе, - вы как-то написали, что если бы выбирали между молодым человеком, прошедшим трансморфацию и тем, кто сохранил натуральную личность, то выбрали бы последнего. Почему так?
- Ну, - задумалась она. Мысли прервало дуновение хаоса, будто прокатившееся по этому улыбающемуся сборищу. Ее периферийное зрение уловило багровый всполох опасности; что-то или кто-то здесь внушал страх. Но нужно отвечать:
- Они... всегда кажутся невинными, как лесные звери; это совсем другие ощущения и отношения, когда с тобой рядом тот, которого ты всегда знал и тот, каким ты его знал.
Размышления вслух возвратили грустные мысли к Тактике, но вовремя подоспели блокнот и ручка:
- Автограф! Можно?
Сразу закипел шум, загорелась суета, точно дали разрешение, когда Тактика схватила ручку. Потом другую. Фанатские пальцы тянулись к ее руке, кто-то схватил за плечо. Ей стало очень некомфортно, а потом радостный шум мутировал в раздраженное возмущение. По желудку Тактики разлился холод в предвкушении лобового столкновения с тем духом беды, который всюду ходил по ее следам. Вскоре этот дух воплотился в наглую женскую руку, слишком крепко схватившую Тактику за запястье. Хватка, похожая на объятия наручников, не давала выбраться, а уродливые глыбы острых поломанных ногтей грозно прижались к нежной коже Тактики.
Тут рука разжалась, но вместо того, чтобы уползти в толпу, она взмыла в воздух и со стремительностью коршуна или самурайской катаны полоснула Тактику по тыльной стороне ладони. Она с ужасом наблюдала как разрывается ее плоть и две напряженные струи катятся на пальцы и на траву, на цветы. От неожиданности и удивления она упала наземь. Толпа, кажется, возмущена, она горела, в суете искала того преступника, но он уже испарился: дух опасности развеялся, его последние зарницы устремились к крышам многоэтажек.
В себя Тактика пришла только дома. Ладонь перевязана и, кажется, она уже заживала. Маир, стоящий рядом, не показывал никаких эмоций, даже возмущения, по поводу случившегося.
Вид Тактики выражал траур: черные волосы схвачены в хвост, глаза красные и заплаканные, но взгляд требователен. Он прожигал Маира:
- Как это могло случиться?
Она отошла от него в угол:
- Какой жестокий, подлый поступок!
- Хватит ныть. Это уже в прошлом. Тебе же ее не отрезали, в конце концов!
- Да кто ты вообще такой! Тебя там даже не было. Может, хочешь, чтобы тебе тоже руку расцарапали? - с вызовом обратилась она к другу. - Я те6е это устрою!
- Вперед, - Маиру понравилась эта идея. Он видел перед собой женщину, которой управлял адреналин, которая сейчас способна воплотить любой вариант развития событий. Раненная рука, как обиженный зверек, впала в ярость, но ногти смогли лишь немного повредить покров.
- Давай дальше! - звал он ее выгорающую ярость. - Не останавливайся.
И еще раз рука нанесла удар, потом вновь, а потом обессиленная от ярости Тактика в последнем нападении накинулась на Маира. Тот ее держал, а перед лицом торчала перевязанная рука. Через бинты вновь стали красным вырисовываться дорожки нападения.
- Что, получил? Понравилось тебе? - голос прервался частым дыханием. Было даже непонятно, кто стал пострадавшим. Она припала щекой к куртке, словно это была наволочка подушки, которую она обхватила сзади и смяла пальцами. - А весь этот позор? А унижение? И все это было... так неожиданно, - она проглотила слюну. - Я никогда не чувствовала себя так одиноко.
- А одиночество-то тут причем? Твоя толпа поклонников тебя на части раздирает и растаскивает, а ты говоришь об одиночестве.
- Они ничего для меня не значат, - шелково проговорила она, а пальцами пошла вглубь его рукава.
- Я рад, что ты успокоилась, - он тут же отстранился. - Мне как раз уже пора.
- Да стой ты, - они поменялись ролями: теперь она пыталась его удержать за борт куртки.
- Что тебе все время от меня надо, Ирра? - разнеслось по комнате его раздражение.
Темная энергия, казалось, вновь закружила вокруг Тактики, забирая ее силы. Девушка уже не удерживала Маира, даже осанку ослабила.
- Ты ведь знаешь, Маир, что здесь каждая тарелка постоянно обновляется; я не знаю, здесь есть вообще хоть что-то неизменное? даже я - завтра ты меня уже такой не увидишь, и я своих волос не узнАю, а уж лица не увижу тем более.
Она вытерла щеку пальцами.
- А сейчас вот и ты хочешь уйти.
Маир стоял одним боком к ней, другим - к выходу.
- Я куплю тебе необновляемые тарелки, - выдал он.
Ее глазные яблоки тут же выросли вместе со зрачками.
- Пошел к черту! - Из последних сил крикнула она, а потом на остатках боли прохныкала: - Я каждое утро просыпаюсь ото снов, где я то мальчишка, то собственная мама, то... еще черт знает кто, но не я. А ты тут про что говоришь! Какие тарелки?!
Но Маир уже услышал что хотел.
:::
Воодушевление Треха несло его сквозь городские препятствия. Крыши транспорта проминались втрое с более приятным звуком.
К воодушевлению также подмешивалась гордость. Ему не понравилась лишь ее реакция: бешеная, испуганная, апокалиптическая. Не может быть, что она так боится боли. По всем представлениям Треха она должна ее желать. Чего же она тогда так жалобно повалилась? Но, может быть, она не боли испугалась, а того, что ее причинил неизвестный человек? Может, она испугалась сексуального нападения? Треху оставалось надеяться лишь на это. Чужих все пугаются. Трех вовсе не надеялся, что ей вдруг понравится чужой. Но он и не собирался оставаться таковым.
Вот он и дома.
Она для него вовсе не чужая. Он почти что жил у нее в голове. Вот и сейчас он пришел - а на стене уже выжигаются электронным сиянием буквы мыслей Тактики. В процессе реального времени формировалась еще одна запись в дневнике: восклицательные знаки рвались вверх, кричал крупный шрифт, растерянностью рассыпались многоточия, фразы рубились знаками препинания. Несмотря на незаконченность статьи, комментарии читателей уже появились, и их было немало. Ну а Треху тоже было что сказать.
"Это был я" - коротко написал он. Без эмоций. Как констатация факта или даже помощь в "расследовании". После этого он отправился в спальню. Долго не мог успокоиться, обломанные ногти его тонкой руки долго барабанили по пластиковой поверхности тумбочки. Еще раз открыл статью, уже допечатанную.
Его признание было не единственным. Да и не первым.
Как же так?
Он рассматривал ее фотографию в этой социальной сети. Огонек в ночи для мотыльков и комариков. Сверхмассивная черная дыра. Что скрывать, именно она когда-то привела Треха к Тактике.
Когда он увидел девушку на следующий день, она не была похожа на то изображение. Хоть она и скрывала свои данные за шапочкой, цветным шарфиком, темными очками, перчатками и накинутым на это все выгоревшим оранжевым пальто, но русые мелированные волосы выглядывали, а яркая помада на фоне утопленнического лица, холодного неба и серых бизнес-кварталов, как маяк, не давала Треху упустить ее из виду. Черный взгляд очков вызывал обоюдную подозрительность. "Как жаль" - подумал он, глядя, как она спешит к транспортеру. Ему пришлось последовать за ней в закрывающиеся прозрачные двери. Давно Трех не проявлял такую покорность, это незнакомо и неприятно для него, а вот Тактика, судя по всему, чувствовала себя комфортно, когда доставала карточку чтобы "просить" электронный прибор пустить ее в помещение; может быть это ей даже нравилось. Но Трех не осуждал ее. Лисица любит курочку не за ее качества характера.
- Эй, дружище, ты что тут завис? - повернулась за стеклом голова водителя. - Где твоя транспортная карточка?
Трех взглянул на водителя, хотевшего навязать ему проблемы.
- Как это нет карточки? - Водитель и представить не мог, что такая ситуация вообще возможна. - Если ты ее оставил дома, тебе придется своим ходом. Или иди за карточкой.
- Я ее не забыл. У меня ее нет вообще, и никогда не было.
- Значит, покиньте, пожалуйста, транспорт. - Водитель не желал слушать подробности, больше похожие на бред, с его точки зрения.
Пассажиры стали зрителями бесплатного представления. Тактика тоже проявила боязливый интерес, продолжая сидя копаться в сумочке. Трех сейчас был бы отнюдь не против проверить тело водителя на прочность, но он не хотел, чтобы эта разборка потом обернулась противостоянием со всем городом. Как только его вторая нога ступила на тротуар, створки дверей сдвинулись, разделив его с Тактикой. Подъемный двигатель сильно вибрировал: скоро вагон поднимется в воздух. Трех стремительным прыжком забрался на крышу и вместе со всеми пассажирами поднялся на третий уровень от земли. Высота, ветер - с этим он знаком лучше, чем с матерью, но слышать над собой жужжание машин, ощущать себя под кем-то было невыносимо, и он благодарил Тактику за то, что вскоре она покинула транспортер. Хлопка подошв об асфальт ее ушки не услышали: за столько лет приземляться он научился совсем бесшумно, тем более с такой недостойной высоты. Тем не менее, весь путь до дома она прошла беспокойным шагом, оправдывая свой скрытный вид. Вполне возможно, что она просто по-прежнему расстроена, но, может быть, ощущения и интуиция что-то ей нашептывали.
- Не закрывайте.
Он вошел вместе с ней в подъезд. В полутьме, в тесном маленьком коридорчике он почти чувствовал тепло ее тела. Лишь миг они находились вдвоем, запертые дверями с двух сторон в этом переходе; ни она, ни он никогда не пытались воспринимать это помещение как что-то реальное просто потому что его временность была абсолютной, но стоит представить, что ты с ней здесь навсегда, и вполне почувствуешь реальное обладание. Ступеньки вверх и вот первая площадка, нагруженная людьми, которые дружно уставились на двери лифта. Почти всем удалось поместиться в быструю и пузатую кабину, еще одна нереальная комната, и плечо Треха могло спокойно касаться ее волос, падающих на спину. Так близко и безропотно, спокойно. Наверное, это и лучше, что они не одни в этом лифте.
Хотя, почему? Они были одни.
Середина дня должна отметиться визитом в "Черный лайнер". Трех едва протолкнулся к своему столику, и то тот был занят какой-то костлявой каргой, которой он никогда не встречал в заведении. Потрепав волосы на манекене Тактики, Трех сел на ближайшее свободное место. Столешница оказалась холодной, и в целом здесь не очень приятно было находиться. Правая рука странно дрожала. Трех снял с нее перчатку, ощущение причастности к ней вновь стало пропадать, но так, что она начинала жить собственной жизнью - такое происходило впервые. Чертова трансморфация, которую так не любит Тактика, в жизни Треха стала неудачным переходом, который имел последствиями некоторые неприятные и унизительные вещи, а теперь эта рука хотела стащить с Треха плащ, она касалась его шеи. "Что происходит? - удивлялся Трех, - со мной не должно это происходить". Рука продолжала бродить по телу, вызывала жжение на оголенных местах длинными ногтями. Треху пришлось сделать определенные психологические усилия, чтобы убедить ее опуститься на место.
Хорошо что никто не обращал на него внимания, а официантки все еще обслуживали небывало плотный наплыв посетителей. Это наверняка было связано с прогремевшей на всю сеть новостью с полей реюньона. Из постоянных посетителей были все, кроме одного. Человек, которого, кажется, звали Паук, сидел один, в полном молчании, без своего беспокойного компаньона. Он уже долго так сидел. Видимо, его друг сегодня решил изменить правилу.
Пока Трех ждал официантку, он заметил, как уже минуту неотрывно наблюдает за Пауком. Что в нем такого? И что за беспокойство появилось в самом Пауке? Блюдо он уже доел, полез за салфеткой. Собрался уходить. Но Трех не мог упустить свой шанс. Две секунды и он уже уверенно карабкается на кресло напротив Паука, не сводя с него взгляда; так лев смотрит на зебру.
- Собралась куда-то? - обратился Трех к нему.
- Что-то я вас не узнаю.
- Вот-вот. Уже несколько месяцев кряду сталкиваемся в этом кафе, а ты кроме своего дружка напротив никого не видишь, будто у тебя шея вообще не поворачивается.
- Э-э, честно говоря, вы правы. Есть у меня такое, но...
- С этого и надо было начать.
- С чего?
- С того, что ты признала свою вину.
- Почему вы ко мне обращаетесь в женском роде? - От раздражения Паук расплющил соломинку в области шейки.
- Только не притворяйся, что не знаешь, - загадочно сообщил Трех.
Официантка резко затормозила возле их столика.
- Вы уже закончили? - Ее лицо, переделанное под Тактику, было повернуто к Пауку. Это зрелище так развеселило Треха, что он заглушил весь лайнер визгливым смехом. Официантка и ближайшие посетители растерянно уставились на него. А Паук, словно ничего не замечая, ответил:
- Да. Вот мои деньги. Я уже ухожу.
Пока официантка считала деньги, он, делая вид, что уже уходит, обратился к Треху:
- А в женском роде нужно обращаться скорее к вам.
Официантка тоже увидела длинные ногти Треха, которые он тут же спрятал в кулак и, в добавок, скрестил руки на груди:
- Ничего ужасного. Это всего лишь рука. И, знаешь, я всегда стараюсь представлять, что она принадлежит тебе, и тогда мне становится легче и приятнее.
Растерянное раздражение Паука говорило, что он не понимал ни слова, но Трех продолжал:
- А твоя, между прочим, говорит о гораздо большем.
На тыльной стороне ладони Паука красовались едва заметные дорожки пораненной кожи. Вернув взгляд на Треха, он с озарившимся лицом начал:
- Неужели вы подумали...
- Прошу прощения, вы будете что-нибудь заказывать? - официантка обращалась к Треху.
- Сейчас мы поговорим, - пообещал Трех и повернулся к девушке:
- Крейзи Шейк.
Официантка отошла, а он опять вынул на свет свою кисть и сразу же приложил ее двумя обломанными ногтями к ранам Паука. Попытки вырваться обернулись лишь болью.
- Помнишь вчерашний день? - держал его Трех. - А сегодня, в лифте?
- Вы что-то путаете. По-другому это и не назовешь.
На попытки уйти Трех еще глубже впился ногтями в плоть Паука и сказал:
- Да ладно, расслабься. Я же знаю, что за хладнокровием всегда скрывается желание испытывать боль.
Паук закатил глаза, но больше не вырывался. Спросил:
- Чего ты хочешь от меня, все-таки?
- Чего я хочу? Ну, ты ведь Тактика.
- Я? - своим удивлением Паук предлагал Треху вновь оценить его. - Упаси бог мне менять обличия.
- А что, Тактика тоже это не любит. Это еще на реюньоне она - то есть ты - подтвердила.
- Послушай, меня не было на реюньоне. Это был не я. Я не Тактика. Не знаю, как тебе еще объяснить.
- А как тогда ты объяснишь эти раны?
- Так это она мне их и нанесла, - воодушевился Паук, его глаза зажглись искренностью, - в отместку! После всего этого. За мое равнодушие.
Но не сразу Паук понял, что этим самым выдал и себя, и ее.
- Так ты, значит, ее друг? - понял Трех. Когда Паук не ответил, он продолжил: - А тот парнишка и была Тактика! Подумать только. Сколько уже времени я вижу ее здесь и не узнаю. А сегодня я понимаю, почему она не пришла. Но я с ней уже виделся утром, а ты мне будешь полезен. Я бы даже сказал, что мне не она нужна, а ты.
Трех не заметил, как официантка поставила на столик стакан с пляшущей от бульканья трубочкой. Наконец, он увидел.
- О, отлично, - Трех попробовал напитка. - Я ее ненавижу, - сказал он на глубоком выдохе. - Это Крейзи Шейк. Вчера в дневнике она именно его указала в графе "коктейль". Четыре дня до этого был Б-52. Тогда я его и заказал. Потом была Ракета, потом Оникс. Вчера я пил Не-смотри-на-меня и наблюдал за вами, ни о чем не подозревая.
Трех задумался, и повисло молчание, которое неожиданно разорвал Паук совершенно неожиданной идеей:
- Ты говоришь Б-52, Ракета, Оникс, Не-смотри-на-меня, Крейзи Шейк...
- А знаешь, если взять по первой букве в названии каждого коктейля... То получится...
- Что получится? - не понимал Трех.
- "Бронк".
- И что это за "бронк"? Код от ее квартиры?
- Да нет, просто слово.
- Что-то не знаю я такого слова.
- Ну, конечно. Оно ведь не дописано. Здесь не хватает буквы "с" в конце. Получается "Бронкс". Пробовал "Бронкс"?
- К чему ты мне это говоришь? Названия коктейлей дают название еще одного коктейля? Короче, ты меня...
- Да нет, послушай. Это значит, что следующий коктейль, который она укажет, будет коктейль на "с".
- И что это за коктейль?
- Я думаю, это будет "Сэм Гуз", тот, что с крыжовником подается. Она часто заказывала здесь его.
- Слушай меня, - недовольно произнес Трех. - Ты разве еще не понял? меня не интересует философия. Меня интересует твоя девушка.
- Она не моя девушка.
- Расскажи мне о ней.
- Пойми, я совершенно не интересуюсь ее жизнью!
- Зато я интересуюсь, - аргументировал Трех. - Говори.
- Что?
- Во сколько она встает.
- Не понял. Что это за абсурд?
- Абсурд - это то, что ты сейчас мне рассказал. А я тебя спрашиваю конкретно о твоей подруге: во сколько она обычно встает с постели утром?!
- Да не знаю я этого. Я всего лишь один из ее друзей!
- Просто один из друзей, который каждый гребаный день приходит с ней поболтать в кафе?!
- Но я не знаю, во сколько она встает!
Два ногтя вошли глубже, но Паук больше ничего не сказал.
- Куда она смотрит, когда говорит.
- Зачем тебе это все знать?
Трех глубоко вздохнул, готовый предпринять активные действия, но Паук заторопился:
- Я не замечаю всего этого... В глаза, кажется. Не знаю.
- Все время в глаза?
- Ну, когда со мной говорит, иногда опускает глаза вниз, на столик. Это когда мы сидим за столом.
- А стоя? - требовал Трех.
- Опускает глаза до уровня пояса.
- Так, - заключил Трех. Паук вздохнул в радости от того, что не разозлил собеседника. Но пот по инерции продолжал катиться по подбородку. - Сколько она проводит времени в туалете?
- О Господи. Ты вообще в своем уме?
- Видимо нет. В отличие от тебя. Тебе везде, смотрю, везет, у тебя место прямо под солнцем, а я всего лишь требую частичку одного лучика. А если требование игнорируют, боль продолжается.
Паук сморщился.
- Ты просто сумасшедший. Я не собираюсь отвечать на вопросы помешанного.
- Это последний вопрос! - закричал Трех и тем самым опять привлек внимание. - Говори: сколько она обычно сидит в туалете.
Лицо Паука уже перебрало все цвета радуги, остановившись где-то между "каждый" и "охотник".
- По-разному.
- Насколько?
- От нескольких секунд до трех...-четырех минут.
Паук выдохнул, даже не дожидаясь реакции Треха. А тот также расслабился, откинувшись на спинку. Боль и облегчение: Трех наконец-то выдернул лезвия из пятерни Паука. Инстинктивно проведя тыльной стороной ладони по потному лбу, Паук оставил на нем кровавый след.
Тут Трех резко поднялся:
- А ты мне понравился. - Он хлопнул Паука по плечу. - Давай еще как-нибудь встретимся, - а потом с вызовом: - М-м?
- И когда же?
- Давай через три часа.
Трех кинул на стол крупную купюру:
- Для тебя оставил, - показывая на свой нетронутый коктейль.
Но Паук надолго не задержался. Просидев в тишине минуту, приводя себя и свое дыхание в порядок, он быстро покинул заведение и так же быстро засеменил по улицам, пока не уткнулся в дом Тактики. В проеме закрывающейся двери подъезда его глаз выхватил знакомые оттенки. Еще раз открыл дверь, но на этот раз все было нормально, хотя взгляд на спине он ощущал до самой квартиры Тактики.
:::
"Он у нее бывает чаще, чем у себя" - понял Трех, все более отдаляясь от дома Тактики. "Лгун". Не имеет значения, расскажет он что-нибудь своей подруге или нет, думал Трех. Будет даже лучше, если он расскажет все в подробностях.
По городу покатился гром, - Трех с испугом взглянул на небо, но все же продолжил карабкаться по лестницам и трубам на городские верхи. Погружаясь в мысли и переживания, он забирался все выше и выше. Там уже и гула транспортеров не слышно. Только шум ветра в ушах от затяжных прыжков по крышам и последующие сдавленные стоны от падений, амортизированных конечностями.
"На кой черт она нужна Пауку?" "Их встреча друг с другом - это обидная случайность"
Стройное шлепанье капель создавало иллюзию шума в ушах - этого аналога тишины. А от нее мысли раздавались все громче. Это привело к тому, что Трех переоценил прочность веревки, но чудесным усилием успел направить свое падающее тело не к чугунному забору с выступающими вверх прутьями, а к парапету балкона. Железка скрипела и ломалась в его объятиях, но все же выдержала его вес, становившийся все больше от влаги. Треху пришлось пробираться из балкона через всю квартиру с перепуганным мужчиной и осерчавшей женщиной. Это еще более его разозлило. На все: на трансурбаническое путешествие, на недоступную Тактику и счастливчика Паука, на неудачную трансморфацию с ее психофизическими последствиями, на плохую погоду и молнию, которая непременно в него угодит. Он ногой выбил дверь, ведущую на крышу.
Даже далеко от края он видел, что от следующего дома его отделяет широкая полоса транспортной части. Он начал разбег от самых дверей. Уже на середине мокрого пути он почувствовал жуткую боль в правой ступне, но механизм уже не остановить. Гром и искровой разряд появились почти одновременно, пространство окунулось в свет, а толчок от края крыши пришелся на эту же ногу, которой он отчего-то уже не чувствовал. Как не чувствовал и необходимой высоты, не чувствовал себя птицей, а скорее безвольным камнем, летящим быстрее капель прямо на середину асфальтной линии. Но сначала тело Треха со всей мощи врезалось в транспортер на четвертой линии. Крыша прогнулась, а сама машина потеряла управление, чуть не слетев с магнитной оси. Трех находился еще в сознании, когда его тело подхватила в свою очередь третья линия транспорта, но на этот раз она легко откинула Треха, который кубарем упал на асфальт. Транспорт наземной линии, естественно, встал. Испуганные люди разбегались, пораженные прибегали. Но ни те, ни другие не ожидали, что эта игрушка рока вдруг вскочит и даже сделает пару шагов одной ногой (вторая волочилась как консервная банка, привязанная к хвосту кошки).
- Донесите меня, - хлюпающим от крови перекусанным языком велел он силуэту, - кому - не знал, в глазах троилось, - и рухнул вновь.
Потом опять поднялся, но то была уже больница.
- Отпустите меня, я чувствую себя прекрасно, - сообщил он, когда в поле зрения появилась медсестра.
- Мы сами удивились, что вы смогли выдержать такие травмонагрузки. Скажите, это связано с модификацией тела?
- Скажите лучше вы: меня восстановили?
- В целом да: вся возможная регенерация была произведена. Но кое-что выходит за ее рамки.
- Что?
- Серьезный перелом ступни со смещением. Теперь для вас предпочтительны медленный шаг, ну и, естественно, транспорт.
- Дерьмо собачье, - сказал себе, потом ей: - Сколько мне здесь придется торчать?
- Еще день вы проведете в больнице. Да, и еще, ваше падение со столкновением несколько сбило ваши личные экзо- и эндо-настройки. Вы можете это все восстановить. Ну, вы знаете, да?
- А с помощью чего?
- А у вас что, нет пистолета?
- Я эту гадость больше не перевариваю, если поверишь.
- Ну, - сестра пожала плечами, показывая, что не может ничем помочь в таком случае.
- А в больнице есть пистолет?
Немного помявшись, сестра ответила положительно.
- Принеси его мне.
Взволнованная сестра заявила:
- Он для особых случаев. Им нельзя свободно распоряжаться.
- А ты принеси мне... пожалуйста, - приподнялся он с кровати.
- Извините... - начала сестра.
- Слушай, будет хуже, если не принесешь! Поверь мне.
Пораженная сестра тут же покинула палату. Трех еще долго думал, пошла она за пистолетом или же за ребятами покрупнее ее и самого Треха. Но когда она вошла, то сразу закрыла дверь, а под халатом появился лишний бугорок. Это пистолет, который она легко отдала Треху. Видимо, темнота его глаз убедила сестру не идти на конфликт.
- Спасибо, - наигранно проговорил он, сидя неподвижно, - стерва.
Больше сестра в палате не появлялась.
Такой пистолет, несмотря на популярность, стоил не меньше пятнадцати тысяч. Трех долго его рассматривал, переворачивал, потирал. Он знал как с ним обращаться, просто он в это время размышлял о Тактике, о Пауке, о смысле собственного существования. В один момент линия кардиограммы запульсировала чаще, стала отображать сердце спринтера. В голову Треху пришла гениальная мысль. Он тут же схватил пистолет и прислонил его к виску. Правым глазом он видел надпись на ручке: "Ваша сущность в каждой клетке вашего тела".