Мягкий шелест опавшей листвы утопает в бескрайнем гуле урбанистического многоголосья. Те, кто ниже (1) всегда стремились заполнить оглушающую тишину вечности истошными криками, рёвом и скрежетом, чтобы не слышать, не видеть, спрятаться в них от непосильных перспектив и горизонтов. Я не осуждаю. Всё ещё могу понять и воскресить в памяти этот раздирающий перепонки, немой голос, нашептывающий, что всё вокруг обернётся прахом, из которого вышло.
Золотая осень - трудное время, которое нужно перетерпеть. Окружающий пейзаж, и без того ослепительно яркий в своём угасающем порыве, наполнен всполохами.
Детская игра. Радостный визг. Ослепительное пятно жизни и первозданного света, едва рождённого торжества его. Справа влюблённая пара наслаждается кратким ли, нет, мигом слияния двух судеб, от которого пробуждается такая сила, для которой нет достойного противовеса. Она видится мне густым дымно-красным сгустком.
Есть и другие цвета. Желтый, серый, чёрный, синий. Всё перемешивается, утопает в запахе человеческой крови, толчками бегущей по венам. Запахе, который не заглушает ни аромат духов, ни свежей пищи, ни зловонный смрад бензина. Поэтому, когда завершается очередной годичный круг, я бегу из города. Спасаю разум от переизбытка информации, готовой раздавить, пройтись по нему своей бесконтрольной стихийной мощью.
Надеваю короткое пальто, пошлые ковбойские сапоги, которые так и не вышли из моды, джинсы и сажусь в автомобиль. Полезное изобретение смертной мысли, призванное ускорить время ещё больше.
Люди привыкли думать, что лишь они одни населяют землю. Это не так. Мир неисчислимо разнообразен. Наполнен, иногда, довольно причудливыми формами жизни, которые лишь в малой части доступны взгляду и пониманию. Не стану опрометчиво говорить за всех, но вампиры таятся в тени по вполне приземлённой причине. И нет, вовсе не из-за того, что боятся прямых солнечных лучей, в Петербурге община живёт вполне вольготно. Нас не замечают. Не видят до последней секунды, когда становится уже слишком поздно.
Кто-то спросит, почему до сих пор мы не захватили власть? Всё просто. Пастухов должно быть меньше, чем овец. О! Существует множество законов, созданных для соблюдения баланса. И тот, который ограничивает наши возможности правом сотворить лишь одного ребёнка по достижении трёхсот лет - один из первых.
Ещё, дорогой читатель, вас, должно быть, уже заинтересовало, почему я говорю всё это?
Здесь причина тоже весьма прозаична. Это моя последняя осень в нынешнем качестве. Завтра совет старейшин либо проведёт обратное обращение, добавив к существующим миллиардам людей новую особь. Либо закончит моё затянувшееся существование милосердным ударом серебряного ножа в сердце.
А посему, дозвольте рассказать, как я оказался в нынешней точке. Как дошёл до поворота, который ещё нынешним летом казался мне столь же недостижимым, сколь и желанным.
Я упоминал уже, что долгие осенние дни последних десятилетий любил проводить вне густо населённого пространства. Не стала исключением и та памятная среда, когда над Петербургом нависли тяжёлые, почти чёрные тучи, грозящие пролиться грозовым ливнем.
Я сел в свой автомобиль и отправился к тому куску пригорода, который числился за мной и ещё парой подобных мне. Шоссе было свободным. Рабочий день и непогода сыграли свою роль. В открытое окно залетали штормовые порывы ветра, которые обжигали кожу и хлестали волосами по лицу. Я не закрывал его. Перспектива простудиться и заработать весь букет сопутствующих симптомов мне была не страшна, а возможность перетерпеть маленькие, в сущности, неудобства, ради некоторых эмоций, того стоила.
Самая большая проблема, когда существуешь так долго, сохранять осознанность, поддерживать в себе жизнь несмотря ни на что. Поэтому те вещи, которые в силах пробудить тебя "ото сна", зачастую, и становится наиболее дорогой валютой. Некоторые прыгают с парашютом, погружаются на океанское дно, помогая людям рушить очередные границы, устраивают оргии с музыкой и женщинами, чья горячая молодость на короткий миг согревает их пустые сердца. Особо отбитые стараются держаться поближе к человеческим войнам, пока не пресыщаются и ими...
Я же, по меркам своего племени, только вышел из "юношеского" возраста. Ещё, вроде бы, не успел забыть себя человеком. Но всё относительно. И в год моей встречи со вторым "отцом", обаятельным архитектором, по имени Вольфганг, город, в котором я живу сейчас, только начал превращаться из лесного болота в одно из лучших мест, где вам доведётся побывать.
Однако стоит вернуться к повествованию, которое автор так охотно покидает при первом же случае.
В тот миг, на шоссе, я чувствовал бурю. Ощущал кожей, что скоро изольётся на мою голову светопреставление такой мощи, которая доступна лишь силам природы. Мне было хорошо. Предвкушение било через край, точно я был бутылкой шампанского, и внутреннее давление вышибло прочь проклятую пробку, мешавшую дышать. Видимо, изъеденной тоской по надежде душе моей давно требовалось очищение. И я намеревался получить его сполна.
Отъехав на положенное расстояние, свернул на приглянувшийся съезд, и машина запрыгала по лесной просеке. В конце концов, я ставил своё транспортное средство где-то на обочине, в укромной естественной нише между двумя елями.
Хлопнула, закрываясь, дверь, и я оказался в исконном вакууме. Здесь, на старой вырубке, которая только начала залечивать тяжёлые раны, было спокойно и тихо. Скрипели престарелые исполины, редкими зубьями втыкаясь во чрево низкого, тёмного неба, шумели громоздкими ветвями у меня над головой. Выводили переливчатые трели птицы. Ревел ветер, поднимая, казалось из ниоткуда, мелкий сор и пригибая к самой земле неокрепшие побеги. Всё вокруг было полно жизнью. Не суетой, а тем незаметным, течением, которое нужно услышать, чтобы прийти в себя.
Я сделал хищный вдох, желая вобрать как можно больше этой вековечной мистерии, надеясь, что на долю секунды, краткий миг она меня оживит, сделает тем, кем я был когда-то...
И тут же учуял вдалеке человеческий запах. Живот скрутило болезненной судорогой. Я уже давно не баловал его пищей. В городском лабиринте чувство голода удавалось держать в узде, перебиваясь от охоты до охоты разной живностью. Однако теперь, отпустив тормоза, я едва удержался от порыва броситься на поиски добычи, очертя голову. Прошу извинить, если кого-то шокируют мои слова. Но причин маскировать действительность для меня, в сущности, нет.
Ещё один глубокий вдох, на сей раз как попытка успокоиться, вкупе с размеренной ходьбой, принёс результаты. Мне почти удалось выбросить из головы мысли о свежей крови, дурманящей разум своим ароматом. Я хотел выйти на берег озера. Туда, где бурю можно будет увидеть во всей красе.
Начал накрапывать дождь, стекая по лицу, оседая невесомой пыльцой на одежде. Я поднял лицо к угрожающей, гневливо клубящейся туче и крикнул во всю мощь лёгких: "Давай! Пускай гремит всё то, что пусто изнутри!(2)" Ответом стали настоящий трескучий раскат и ветвистая молния, пробежавшая ослепительной рваной раной по всему небу.
Это было восхитительно.
Всем существом, каждой его частицей я ощутил силу, первобытную чудовищную мощь, готовую распылить меня на атомы, адреналин и слияние чем-то большим чем я, чем все мы взятые вместе. То, что я испытал, было подарком, бесценным глотком дешевого пойла дрянному пьянчуге.
И мне хотелось ещё. Было мало.
Дождь, наконец, покончил с прелюдией и хлынул сплошной стеной.
Его тугие струи били по лицу, ползли под одежду холодными змеями. Ветер усилился. Теперь, чтобы сделать шаг, мне нужно было приложить усилие, вступить в противоборство. Моё желание против его духа.
Впереди показался просвет, за которым рябилась свинцовым покрывалом озёрная гладь. Я готов был преодолеть последние метры, отделяющие меня от каменистого берега, когда инстинкты снова доложили мне о близости человека. Это было странно.
Я искренне верил, что являюсь единственным разумным существом, разгуливающим под открытым небом в радиусе многих километров. Но тот, другой, был совсем рядом.
Та, другая.
Молодая женщина в платье и сандалиях на босу ногу стояла на покатом гранитном валуне, раскинув руки в стороны. Ветер неистово трепал длинные русые волосы, будто бы надеялся за них оттащить хрупкую фигурку от воды. Лёгкая ткань наряда промокла и очертила то, что должна была скрывать. Аромат лаванды, живой плоти и возбуждения, волны белой, полупрозрачной энергии - всё это, само присутствие здесь смертного, было так необычно, что я не обратил внимания на очередную волну рези в области живота.
До моего слуха долетел звонкий смех и громкий крик, приветствующий буйство царящего вокруг хаоса. Она попыталась расставить ноги пошире, чтобы не соскользнуть со своего импровизированного постамента, но добилась прямо противоположного результата. Потеряв равновесие упала на камни, разодрав кожу и подвернув лодыжку.
Запах крови усилился. Мне уже было трудно игнорировать его, рот наполнился слюной, а дёсны дрогнули, выпуская клыки.
Осторожно, словно бы испытывая самого себя, я вышел на берег. Незнакомка заметила и, подчиняясь некой врождённой интуиции, подняла голову.
- Привет!
- И тебе.
- Я тут доигралась маленько, - открытый, умный взгляд сканировал меня, заставляя делать вид, что ветер и ливень мешают смотреть прямо.
- Вижу. Зачем ты сюда пришла в шторм?
- Ну как же, пропустить такую красоту, - она смутилась и, подбадривая себя, постаралась улыбнуться, - настоящее торжество жизни.
Я на мгновение задумался и не смог удержать смех, настолько разнилось её видение происходящего с моим собственным.
- А ты то сам? - девушка, видимо, поняла мою реакцию как-то по-своему, поскольку её улыбка стала ещё шире, а в голосе появилась уверенность, - встать не поможешь?
Оскальзываясь на мокрых камнях, я подошёл ближе и протянул руку.
- Держись. Как ни парадоксально, сейчас тут безопасней, чем в лесу.
- Так что ты сам забыл в такой шторм на берегу?
- Пришёл за очищением, - мне было всё равно, сочтёт ли она меня сумасшедшим. Где-то в глубине души я даже надеялся, что так и будет. Хотелось быстрей вписать этого человека в привычную картину мира, чтобы не мелькала соринкой в глазу.
Даже не стал "включать" обаяние, навык, без которого наше подобие "жизни" стало бы совсем жестоким.
Но она только спокойно кивнула, будто бы могла понять о чём я говорю.
Мы устроились между тем камнем, на котором девушка ещё недавно стояла и другим, покрупнее, прикрывшим нас со стороны озера.
- Меня зовут Надя, - она осторожно потёрла голень чуть выше раны и болезненно сморщилась.
К тонким длинным пальцам прилип жёлто-зелёный осиновый лист, готовый предложить себя на роль кольца, чтобы продлить жалкий миг собственного бытия.
- Не трогай, скоро пройдёт, - я отвёл тёплую кисть в сторону и, сглотнув, мысленно досчитал до пяти прежде, чем продолжить, - и всё же, тебе стоит быть осторожнее.
- Ненавижу нравоучения, - честно призналась девушка, - особенно от тех, кто делает то же самое. От тех, кого зовут?..
- Николай. Можно Ник, - Привычно выдал русскую версию своего имени я, уперевшись локтями в колени и, опустив лицо на руки так, чтобы его закрывали волосы, - расскажи, что ты видишь, когда смотришь на шторм.
- Я вижу, - Надя задумалась, - вижу, как ты выразился, очищение. Могучую силу, которая позволяет родиться заново. Дикое и непостижимое начало, дающее понять, что все мы смертные букашки и, вместе с тем, радостное ликование, счастье быть живой, думать чувствовать, созидать и узнавать. Шанс прикоснуться ко всему этому и на короткий миг стать всемогущей, понимаешь?
Я кивнул. Каждое слово моей новой знакомой отдавалось тянущей болью в груди. Тепло, исходившее от неё, притягивало, даровало надежду. Иллюзорную, чужую, и всё же.
- Не страшно?
- Чуть-чуть, - она прикрыла глаза ладонью и сплюнула песок, брошенный в лицо ветром, - страшнее дома. Там пьяный кутёж престарелых ловеласов. Я не ожидала, что погода разгуляется так сильно, хотя, честно говоря, в душе надеялась.
Она хотела сказать ещё что то, но помешал оглушительный треск. Одна из зубцов-сосен стала опасно крениться, пока не рухнула на камни, погрузив тонкую верхушку в беспокойную воду.
Девушка испуганно взвизгнула и прижалась ко мне всем телом.
Это было уже слишком. Сквозь тонкую ткань одежды я чувствовал удары её сердца. Запах крови застилал сознание густой пеленой.
- Ого! Жесть какая, - она попыталась отстраниться и не смогла. Одна моя рука лежала на мокрой, горячей спине, пальцы второй скользнули в волосы, оттягивая назад голову, - Ник? Ник! Стой! Помогите! - её голос перешел в истошный визг.
Я до сих пор не знаю, что заставило меня остановиться. Может быть отголоски надежды, которой она щедро поделилась, а может не растерянные остатки себя...Усилием воли разжал пальцы.
- Беги, - толкнув её на камни, я охрипшим голосом рыкнул ещё раз, вложив столько накопившейся ярости в интонацию, сколько смог, - беги!
Девушка инстинктивно подобралась и отползла на пару метров. В больших серых глазах плескались волны адреналина и животного испуга.
- Кто ты?
- Вампир.
- Вампиров не бывает, - каждый мускул её тела был напряжён, как у дичи, готовой сняться в любой момент с места. Дичи с раненой ногой.
- Хочешь поспорить? - жажда постепенно отступала, а необходимость вести диалог приводила мысли в порядок.
Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Деревья и кусты роняли крупные капли, точно собаки, готовые отряхнуться после купания. Теперь ветер пробирал до костей, и собеседницу бил озноб.
Мои клыки неохотно втянулись в дёсны.
- Больно? - она поморщилась, наблюдая за этим процессом.
- Ты нормальная?
Девушка пожала плечами.
- Насколько я понимаю, сейчас уже не так опасно, как было.
- Уходи, прошу, - я облокотился на шершавый бок валуна, как на спинку кресла.
- Тебе стыдно? - она осторожно встала и, обхватила себя руками, чтобы сохранить больше тепла.
- Ищешь человеческое сравнение?
- Ты тоже человек, - слова давались Наде с трудом, вылетали толчками, словно бы страдали от холода не меньше, - просто другого...эм... сорта.
Я затрясся от сдерживаемого смеха, и она удовлетворённо хмыкнула.
- Предупреждая твой вопрос, далеко я не уковыляю. Так что и пытаться не стану. А ты, может поделишься пальтишком, - она, хромая вернулась и села на прежнее место.
- Мокрое, - предупредил я, снимая одежду.
- А мне до задницы, извини за высокий слог, но сам понимаешь... стресс, - оказавшись в коконе тяжёлой ткани, девушка благодарно кивнула, - ну рассказывай.
- Что? - от подобной наглости я даже опешил.
- Каково это. Быть тобой?
Вопрос застал меня врасплох и, на сей раз, плечами пожал уже я.
- Брожу по лесу в шторм. И вовсе не для того, чтобы любоваться грозой, как ты, а для того, чтобы почувствовать хоть отголосок жизни. И спрятаться от городских запахов, звуков и цветов. Сама как думаешь?
- Хреново, - она хихикнула и тут же состроила покаянное лицо, - прости.
Мы посидели молча, наблюдая за тем, как ветер степенно меняет гнев на милость. Отступает, прячась среди травы.
- Ты кровь людей пил?
- Да, - произнести это оказалось на удивление трудно.
- И как? - за притворной бодростью отчётливо слышалось напряжение. Было похоже, что моя собеседница болеет за любимую, но довольно слабую спортивную команду.
- Сначала пичкаешь себя обманом, что выбираешь плохих людей, что не можешь прожить иначе. Потом страдаешь от омерзения к себе, а потом...привыкаешь.
- Ты привык?
- Нет, - я покачал головой, - а вот к боли в животе - уже давненько. Но, так или иначе, это произойдёт. У меня нет выбора.
- Так не бывает, - девушка встала, опёршись о моё плечо и махнула рукой в сторону противоположного берега, - мне туда. Видишь синий дом?
- Можно выйти на солнечный свет и постоять пару часов, - продолжил я, повинуясь пристальному, вопросительному взгляду, - или попросить кого-нибудь воткнуть серебряный нож в сердце.
- Ещё варианты?
- Забудь. Эта история стара как мир. Думаешь я не пытался?
- Неужели совсем ничего не нашёл? - ехидно осведомилась собеседница.
- Есть один способ. Отвар из парочки трав. С добавлением свежей крови, которая была отдана добровольно. Но выживает после него только половина. Остальные теряют человеческий облик. Их приходится убивать. На моей памяти лишь двое решались его выпить.
- И как?
Я промолчал.
Мы вышли на тропинку, обнимающую озеро неровным кольцом. Надя остановилась и требовательно повысила голос.
- Ты хочешь снова быть человеком? Есть те, кого их "проклятие" вполне устраивает.
- Да, хочу, хочу! Видеть, ощущать жизнь, чувствовать, как годы меняет меня. И в своё время уйти за грань, стать чем-то иным, продолжить путь или обратиться прахом, не знаю! - я сорвался на крик.
- Без проблем, - девушка подняла камень и прежде, чем я успел что-либо понять, полоснула себя по запястью острой кромкой.
- Почему ты такая дурная! - новая волна голода поднялась во мне, грозя утопить остатки того, за что она боролась, даже не соизволив узнать меня хоть сколько-нибудь хорошо.
- Ты сказал, что хочешь стать человеком. Я до сих пор жива, а потому верю тебе. Это, возможно, твой единственный шанс. Простая логика.
Я слушал, как капли крови падают вниз, касаются песка и травы, на которых мы стояли. И, внезапно, увидел выход из бесконечного лабиринта, в котором блуждал последние три сотни лет. Мне больше не нужно будет раздувать слабый фитилёк надежды, готовый погаснуть от любого жеста. Не придётся усилием воли возвращать самого себя, без шанса удержать. Я. Стану. Человеком. Всё оказалось так просто.
Эта ненормальная докричалась, сумела пробить броню и показать всю фальшь моих метаний.
Надя медленно достала из кармана платья маленькую бутылку с водой. Одну из тех, которых едва хватает утолить жажду. Отвинтила крышку, помогая себе подбородком, и, перевернув, избавила от лишнего содержимого. Затем, приложив горлышко к ране, она стала массировать руку, чтобы кровь бежала быстрей.
Отвернувшись, дабы не искушать судьбу, я взял двумя руками подол рубашки. Раздался треск материи.
-Думаю хватит, - встряхнув результат своих усилий, девушка плотно закрутила пластмассовый "грааль" и протянула его мне, словно в обмен на кусок ткани, который я оторвал, чтобы ей было чем забинтовать рану.
На секунду наши руки соприкоснулись. Нежная кожа скользнула под моими пальцами, оставляя невидимый человеческому глазу след. Волны белой, полупрозрачной энергии, исходившие от случайной знакомой стали такими плотными, что я почти захлебнулся в них, растаял в недостижимой для себя трепетной сути.
- Беги.
Подняв глаза, я попытался вернуться к реальности. Она иронично ухмыльнулась и, тут же, не без удовольствия, повторила, имитируя мой собственный крик.
- Беги!..
На этом, думаю, можно оставить болтаться мою сумбурную повесть между небом и землёй, где, до поры, находится и сам автор.
То, что хотел, я рассказал. Вам, а заодно, быть может, и себе, завтрашнему - растерянному, беззащитному человеку, который проснётся утром и долго будет пробовать осознать произошедшее.
Конечно, я мог бы дополнить рассказ тем, как в беспамятстве добрался до машины, как старательно запоминал приметные детали пейзажа, чтобы иметь возможность вернуться. Описать то, что чувствовал, когда стоял у парадной изящного в своей строгости Петербургского дома, где собирается совет старейшин...Мог бы. Но кажется мне, что это вы домыслите сами. А заодно, может быть, и скрестите за меня пальцы на случай, если...
(1) Отсылка к сборнику Стивена Фрая "Миф" (Игрушки Зевса. Часть первая. Золотой век)
(2) Изменённые строки пьесы "Король Лир" (Уильям Шекспир)