Дело о пропавшем памятнике. Часть вторая

Капитан милиции Петр Николаевич Дроздов в городе был известным и уважаемым человеком. И не важно, что при седых висках и многолетней службе в органах он носил капитанские погоны. Главным было не звание, а должность, на которой он состоял много лет . А место, которое он занимал было завидным для многих служивших в милиции и имевших более высокие звания.
Петр Николаевич был начальником охраны главного здания в городе- Горкома партии. И это было не только почетно, но и выгодно по части связей и прикрепления к горкомовскому столу заказов продуктов, а попросту- к кормушке. Все, кто работал в громадном, выстроенном в стиле сталинского ампира здании Горкома, проходили в него только после того, как предъявляли пропуск Петру Николаевичу.Не только машинистки, секретарши и работники разных отделов показывали раскрытые красные книжицы строгому капитану Дроздову, но и начальники отделов Горкома и даже Второй секретарь. Только сам Первый секретарь Горкома проплывал мимо вытянувшегося в струнку милиционера, приветствуя его небрежным кивком головы.
Для Петра Николаевича, который всегда был подтянут, вежлив, внимателен, но строг, двери любого отдела Горкома были открыты. Билеты на гастрольные спектакли заезжих театров или эстрадных артистов, дефицитные книги, импортные сапоги для жены, хороший участок под дачу в садоводстве, путевку в санаторий ... все мог устроить капитан Дроздов. Жизнь его была спокойной, сытой и размеренной до тех пор, пока не грянула перестройка.
Сначала сняли Первого секретаря, потом вообще разогнали все отделы Горкома...И Дроздов остался без привычной работы. Он было сунулся в ближайшее отделение милиции за разъяснениями. Что теперь ему делать? Пропуска проверять не у кого по причине полного отсутствия входящих.
Начальник центрального отделения пожал плечами и позвонил начальнику городской милиции. Они поговорили между собой, причем Дроздов, присутствовавший в это время в кабинете, не мог уловить смысла всего судьбоносного для него разговора, так как слышал только то, что произносил майор, начальник отделения милиции, который два раза произнес слово " да", один раз " нет", а перед тем, как положить трубку четко сказал " Так точно. Слушаюсь, товарищ полковник".
- Ну что, Петр Николаевич,- сказал майор Дроздову, разводя руками,- будешь теперь здание охранять. И чтобы ни-ни,- добавил он, погрозив капитану пальцем.
- Слушаюсь, товарищ майор,- ответил Дроздов и вышел из кабинета.Что такое " ни-ни" он не понял, но переспрашивать не стал. Не уволили, да и ладно.
Так и стал он каждый день прохаживаться перед массивными дубовыми дверями горкома, украшенными бронзовыми завитушками, с 10.00 до 19. 00 с перерывом на обед в целый час , на который он уходил домой.Сначала было скучно, а потом Дроздов привык. И даже тихо радовался, что его не увольняют, а исправно платят жалованье, в отличии от жабковских работяг, которым сначала стали задерживать зарплату, а потом и вовсе всех уволили, закрыв Комбинат.
Ведя в Центральное отделение Митрича, который послушно шел за капитаном, пошатываясь и спотыкаясь, Дроздов думал, стоит ли вообще тащить старика в милицию. Сомнения его были вызваны не сочувствием или жалостью, а инстинктом самосохранения. Хоть и своротили памятник поздно вечером, после окончания его рабочего дня, но было-то это позавчера. А он не доложил, не поставил в известность о пропаже мраморной скульптуры трехметровой высоты, не считая постамента. Конечно, он сразу заметил, что Вождя нет на месте. Но мало ли... Если нет, значит сняли. А если сняли, значит надо было снять. Дело-то не простое, политическое. Вон, по телевизору каждый день показывают, как сносят памятники Ленину и его соратникам по всей стране. Такая нынче политическая установка, похоже...
- И зачем я в магазин зашел,- грустно думал Дроздов, ежась под дождем и ветром в мокрой шинели. Решил рюмочку после работы пропустить, согреться... Вот и согрелся... Тащись теперь в отделение, сдавай Митрича и пиши бумагу на имя начальства, почему не доложил о пропаже памятника.
Он посмотрел на Митрича. Старик шел, подняв воротник насквозь мокрого старого пальто и засунув руки в карманы. Взгляд его был тускл и безразличен.
- Не знаю,- продолжал размышлять капитан,- как он мог памятник снести? Даже с работягами? И главное, зачем? Может, Дунька-Волна чего напутала?Хотя... памятника то нет, вот штука какая,- и Дроздов обернулся в сторону Горкома еще раз, чтобы убедиться, что площадь перед зданием пуста.- Сдам его в отделение, пусть разбираются,- решил капитан Дроздов и, пропуская вперед Митрича, потянул на себя входную дверь центрального отделения милиции. *** Митрич сидел перед кабинетом начальника отделения милиции, там, где его оставил капитан Дроздов. В здании было пустынно и тихо, если не считать монотонного тиканья часов, засиженных мухами, висевших на стене, почти под самым потолком.Мысли в голове старика ворочались медленно и путались. И виной этому были не те пол бутылки водки, которые Митрич добавил в круглосуточном у Дуньки-Волны, а те несколько ( он даже не мог понять сколько) дней, которые он беспробудно пил на квартире у Васьки.В такой глубокий запой Митрич не уходил уже давно.
Прошлый раз он загулял на неделю тогда, когда его единственная дочь Полина уехала на северА, на заработки, оставив им с бабкой на воспитание и прокорм свою дочь, десятилетнюю Аню.Было это уже почти семь лет назад. С тех пор они получали от Полины только поздравительные телеграммы с праздниками и днями рождения. На бланках обратного адреса не было, только Мурманская обл. и номер почтового отделения. Митрич давно перестал ждать дочь и даже думать о ней. Внучка Аня, которую уютно и по-домашнему он называл Нюша, заняла все его мысли. Ей, этой застенчивой, белокурой девочке, с тонкими косичками, худенькой и неуклюжей, отдал Митрич всю свою любовь и нежность. Молчаливый по природе, он мог часами рассказывать внучке сказки. Гулять с ней, проверять уроки, нацепив на кончик носа очки, с прикрученной изолентой дужкой. Мазать зеленкой коленки, учить кататься на велосипеде... И единственной, но долгожданной наградой за все было то, что иногда Нюша, обняв его за шею и тепло дыша в ухо шептала : " Деедаааа... я тебя лю....".Ожидание этих минут и держало Митрича на этой земле, заставляя работать на жабке, не обращая внимания на возраст и нездоровье, чтобы у Нюши все было : конфеты, обновки и книжки с картинками.
Но в последний год все стало меняться. Сначала на комбинате стали задерживать зарплату. А потом перестали платить ее вовсе. А несколько дней назад.... *** В актовом зале клуба комбината было не протолкнуться. Объявление об общем собрании висело на проходной больше недели и все, кто хотел прийти, а это было подавляющее большинство, пришли. Было шумно, накурено и ничего не понятно. Какой-то мужик в костюме, из приезжих, долго и красиво говорил: Общество с ограниченной ответственностью, Акционерное общество, Уставной фонд, акции, ваучеры...И что теперь они, работники комбината- хозяева предприятия. Половину из слов, которые швырял в зал человек в костюме, Митрич слышал впервые, а вторую половину слышал, но совсем не понимал их значения. Единственное, что он понял сразу, на второй минуте выступления приезжего, что денег не дадут, а комбинату- каюк...Потом слово взяла комбинатовская бухгалтриса и , потрясая в воздухе стопкой бумаг,сказала, что каждый работник, в порядке очереди, может подойти к столу и получить причитающиеся ему акции, расписавшись напротив своей фамилии. Некоторые ушли сразу, кроя матом акции и все общества, включая акционерные, но Митрич пошел и получил несколько причитающихся ему бумажек. Дают-бери, бьют- беги...Ну, пусть их валяются, акции эти...
А на выходе из комбината, сразу за проходной, к Митричу подошел вертлявый малый и предложил купить только что полученные акции. Причем, за сумму, превышающую месячную зарплату старика. Митрич понимал, что его обманывают, но вот уже пол года, как он не приносил домой денег. Так, перебивался случайными заработками, в основном на железке.
Поэтому он, вздохнув, сунул в руки парню полученные в актовом зале бумажки , взял деньги и пошел к другу Ваське, по дороге купив пару бутылок водки и немудреную закуску.... С этого момента стройность мыслей Митрича обрывалась. Он помнил какие-то отдельные события нескольких прошедших дней. Ваську, который что-то кричал про коммунизм и Ленина, продавщицу в привокзальном киоске, у которой он ночью покупал бутылку...
И Нюшу... Она стояла посреди лесной поляны в белом, с юбкой-колоколом, платье и тянула к нему руки, застыв в жалобном крике " Дееедаааа....". И было ей в этом видении лет десять, а не семнадцать, как сейчас.... *** Начальник центрального отделения милиции, перед кабинетом которого Митрич протомился битых два часа, был человеком немолодым, с усталым лицом. Он поглядывал на старика,сидящего напротив него, перечитывая в очередной раз докладную капитана Дроздова о пропаже памятника и участии в этом событии Коновалова Дмитрия Николаевича, о чем свидетельствовали показания продавщицы магазина 24 часа, что на проспекте Ленина, 13.
- Ну что, батя,- сказал майор, отложив бумагу в сторону,- если что-то знаешь о том где памятник, то скажи лучше сразу. Не могу обещать, что отпущу тебя, если признаешься, но сведу все к хулиганству. Адвокат докажет, что ты пьяный был, не помнил ничего и за действия свои не отвечал...
- Да я и правда не помню, товарищ начальник,- промямлил Митрич. Как к Ваське пришел- помню, как пили- помню... а потом, как затмение какое... только у памятника себя осознал, ну то есть у места, где раньше памятник был...
- Батя,-устало сказал майор,- я тебе верю. И сам не понимаю, как можно на глазах у всего города свернуть огромный памятник, погрузить его на прицеп и увезти в неизвестном направлении... Да еще и дыру от постамента асфальтом залить...Но показания продавщицы... Начальник отделения опять взял в руки докладную Дроздова.- Вот, Пискуновой Евдокии Евменов... тьфу ты, Евменовны...,- он отбросил бумажку.Митрич сидел, понуро опустив голову и молчал.
- Да,- ответил майор, сняв телефонную трубку телефонного аппарата,- майор Трегубов, слушаю.
Митрич сидел и думал, не слушая, о чем говорит усталый майор. И думал он не о памятнике, тут думай-не думай, ничего не придумаешь, а о том, что впервые услышал как зовут Дуньку-Волну...Евдокия Евменовна... дал ведь бог имечко...
- Дмитрий Николаевич, или как там тебя, Митрич,- слышишь меня?,- окрик майора вывел старика из глубокой задумчивости.
- Все, батя, если веришь в бога, то молись, теперь только он тебе поможет, если ты виноват... да если и не виноват тоже...,- сказал майор и посмотрел на старика,- сейчас приедет один...,- он замялся,- человек. Он хочет с тобой поговорить по этому делу, лично. Ты подожди пока в коридоре, я тебя позову. *** Через пол часа Митрич опять сидел в кабинете начальника отделения, но напротив него за столом был не усталый майор, а другой человек. Старик узнал его. Тот, приезжий хлыщ, который им про акции и уставной капитал заливал.
- Ну что, давайте знакомиться,- хлыщ улыбнулся и протянул Митричу руку,- Поляков Сергей Игоревич, кандидат в мэры вашего города и , с очень большой вероятностью, новый директор Комбината.
- Митрич,- буркнул старик, пожимая вялую кисть приезжего.
- Митрич, так Митрич,- засмеялся Поляков,- будем общаться на простом, привычном вам языке. Я не буду спрашивать где памятник, я задам вопрос по другому... Знаете ли вы, Митрич, кто инициатор сноса памятника Ленину? Ну... кто принял решение его снести?
- Ничего я не знаю. Я пил,- пробурчал старик.
- Понятно... ,- протянул приезжий. И долго пили? И с кем пили? С теми, с кем памятник вывозили?- Не...с кем я пил, с тем ничего вывезти было нельзя... разве только их самих,- усмехнулся Митрич,- в дрова мы все были. В смысле, в сильной стадии опьянения...
- А вы на комбинате работает, ну, то есть работали?- вдруг спросил Поляков,- лицо мне ваше знакомо.
- Да,почти сорок лет, всю жизнь, почитай,- ответил старик.
- Замечательно, просто лучше не бывает,- вдруг воскликнул приезжий и даже всплеснул руками. А у меня к вам предложение... Не хотите ко мне в предвыборный штаб пойти? Ну его, этот памятник... Какая разница, по большому счету, кто его свалил и куда дел... Это все в прошлом... А мы сейчас с вами будем говорить о вашем будущем. Вы, как старейший рабочий комбината, идете ко мне в предвыборный штаб ... и даже хорошо, что именно вы, допустим такую мысль, - рассмеялся хлыщ,-участвовали в свержении памятника Ленину... Отречемся от старого мира, так сказать...- Вы понимаете мое мысль?- спросил Поляков, вглядываясь в лицо старика, на котором не отражалось ни одной эмоции.
- Понимаю, чего ж не понять,- ответил Митрич и посмотрел приезжему прямо в глаза. Только я вам вот что скажу... памятник я не трогал, а по части предвыборного штаба, речей и митингов, это вы к Ваське обратитесь. Он по этому делу человек незаменимый, по болтовне то есть... такого наговорит и так, что работяги с ваших митингов колоннами будут на избирательные участки уходить, чтобы проголосовать за вас... А я что, человек немолодой, речам не обучен ...
- К Ваське? Это с которым вы пили, так я понимаю,- переспросил Поляков заинтересованно. А он тоже комбинатский?
- А то какой- же,- подтвердил Митрич,- самый что ни на есть жабкинский, свой...
- Жабкинский?,- засмеялся приезжий,- здорово! Просто здорово, талантливо, можно сказать. Ну что...Дмитрий Николаевич... Митрич,- сказал Поляков вставая и протягивая руку старику. Спасибо! Был очень рад с вами познакомиться. А по поводу всей этой истории с памятником, вы не переживайте...Я все улажу с милицией.Он пожал Митричу руку и вышел из кабинета. *** В голове у Митрича все сложилось именно в тот момент, когда пьяный в дупель Васька, к которому он пришел после собрания, крыл коммунистов, беспартийных, демократов и Ленина. Оставив мертвецки пьяного друга, он сходил на железку, на которой подрабатывал вот уже пол года, оставшись без зарплаты с комбината и нашел там Михая, бригадира молдован. Парня хваткого и умного. Изложил ему весь свой нехитрый план и пообещал, что барыши от продажи полутора тонн мрамора, они поделят 20 на 80. Двадцать процентов- Митричу. Но если что не заладится, то старик берет всю вину на себя. Михай все организовал и честно расплатился с Митричем, отдав ему на следующий день пачку долларов.
Старик убрал деньги в коробку из-под прибора для выжигания " Узор" и засунул ее на антресоли. Летом, когда Нюша закончила школу, причем на одни пятерки, он настоял на том, чтобы она ехала учиться в Москву, на доктора. Аня в институт поступила. Дед каждый месяц отправлял ей деньги, не очень много, но достаточно, чтобы девочка могла нормально жить и не отказывать себе в самом необходимом. А когда Нюша собралась замуж, Митрич дал денег на покупку квартиры. Причем в долларах. Когда девочка спросила, откуда такие деньги, дед улыбнулся и сказал :- От Вождя мирового пролетариата. Коммунизм ему все-таки удалось построить. В отдельно взятой семье.Аня ничего не поняла, но расспрашивать не стала....

Эпилог

Дроздов дослужился до майора, и его можно было увидеть на посту, у здания бывшего Горкома, в котором теперь расположена мэрия. Он проверяет пропуска на входе.
Дунька-Волна стала бизнесвумен. У нее несколько магазинов, торгующих продуктами. И зовут ее теперь только Евдокия Евменовна, не иначе.
Сергей Игоревич Поляков переизбирался на должность мэра три срока подряд.
Васька, вернее Василий Игнатьевич Коробкин, стал пресс-секретарем мэра. Его рассказ о том, как рабочие комбината железно-бетонных конструкций сносили памятник Ленину, пользовался большим успехом на митингах.
На площади перед бывшим зданием Горкома, где стоял памятник- небольшой сквер.
А Митрич, Дмитрий Николаевич Коновалов, умер через несколько лет после описанных событий. На похороны к нему приехала из Москвы внучка, Анна Петровна. Она врач, замужем и воспитывает сына.
В тот день, когда хоронили Митрича, шел сильный дождь. Глинистая земля на кладбище была вязкой и скользила под ногами. Анна Петровна, Нюша, подошла к открытому гробу, наклонилась и что-то сказала тихо........