Грушина Галина : другие произведения.

Часть 7. Разрыв

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть 7- РАЗРЫВ состоит из восьми глав.

  
  
   УП. РАЗРЫВ
   УП - 1. Покорного судьба ведёт
  
   Жизненные невзгоды, пережитые Веллеем в последний год, в отличие от бед владык, имели значение лишь для него одного, а беды случились . Брат его , Целер Велейян неожиданно умер. Своим неаполитанским имением они владели сообща. Веллей никогда не вникал в хозяйственные дела, передоверив всё родне. Возможно, в своё время он подписал какие-то документы, ссылаясь на которые вдова брата теперь заявила наследственные права на всё имущество , и Веллей с удивлением узнал, что может стать нищим. Неприятные заботы вынудили его прервать написание "Истории Римской державы" и отправиться в Неаполь похлопотать о наследстве. Он отсутствовал в Риме почти год и, если бы не юбилей Цезаря, продолжал бы сидеть в Неаполе, удерживаемый судебными дрязгами.
  
   Празднества в честь десятилетия правления Тиберия Цезаря к тому времени уже закончились. Они не отличались особой пышностью; народу не показали даже гладиаторов, которых Тиберий не любил. Зато сенаторам было велено посмотреть показательные занятия преторианских когорт в новом воинском лагере. Зрелище, наглядно показывавшее мощь императора, произвело сильное впечатление на "отцов Отечества". Оставив недавние вольности, они принялись дружно славословить Цезаря. Не выдержав, он наконец запретил воздавать себе почести, воспользовавшись просьбой Испании дозволить ей по примеру других провинций воздвигнуть храм во имя Цезаря и его матери. Он сказал в сенате по этому поводу: "Вслед за Испанией станут просить и другие. Допустить же, чтобы , во всех провинциях начали поклоняться мне в образе божества, было бы величайшим самомнением и заносчивостью. Я вполне удовлетворён положением принцепса - первого гражданина Рима. Если потомки сочтут меня человеком, не опозорившим предков , и правителем, заботившимся о народном благе, это и будет прекрасным и долговечным мне храмом."
  
   Сенаторы тут же принялись расточать ему новые хвалы, и Тиберий поспешил удалиться из курии со словами, сказанными весьма громко: " О, люди, созданные для рабства!"
  
  
  
   Веллей вернулся в город в сопровождении только двух слуг . С деньгами уже становилось так туго, что он беспокойно прикидывал, как прокормить своих молодцов, а те, зная о нужде господина, явно презирали его. Владелец дома, где они с Магием снимали квартиру, узнав о приезде Веллея, тут же явился требовать просроченную квартплату: родственник, отбыв в провинцию, остался ему должен. Ничего не оставалось как обратиться к ростовщику. Поломав голову, Веллей вспомнил о Лабеоне, его соседе по сенатской скамье, о котором шёл слух, будто он даёт деньги в рост.
  
   Сенат обычно собирался дважды в месяц, в иды и календы, однако Тиберий, желая избавиться от множества накопившихся дел, велел сенаторам заседать каждый день всю неделю подряд. Он распорядился достать из сундука нарядную тогу, тщательно вычистить сапоги с лунками и явился к самому началу заседания . Ни Лабеона, ни Буты, его соседей по преторской скамье, не было в тот день, да и прежнее место его оказалось занято каким-то сердитым толстяком. Пришлось скромно устроиться с краю, что он и сделал со вздохом, стараясь не привлекать к себе внимания.
  
   Тиберий вошёл в курию, окружённый воинами, и, ни на кого не глядя, занял своё место. Веллей вгляделся в хмурое лицо императора, и сердце его наполнилось болью. Пережив недавно утрату брата, он от души посочувствовал отцу, лишившемуся единственного сына. Ему даже захотелось приблизиться к своему бывшему военачальнику и поведать о кончине Велейяна, которого Тиберий, конечно , помнит по Германии, однако он понимал, что это невозможно. На заседании собирались заслушать посольство с Востока. Недавно в Азии случилось большое землетрясение, разрушившее несколько городов и сильно встревожившее Веллея: ведь там с супругом находилась Бледная Лилия. Азийское посольство намеревалось просить уменьшения обязательных налогов, и сенаторы беспокоились, не сократятся ли тем доходы государства. Посланцы, описав ужасы разрушения, города в руинах, смиренно молили снизить налоги. Сенаторы молчали, ожидая мнения Цезаря. Заметив согласие на его лице, они милостиво согласились дать отсрочку на год, но Тиберий неожиданно предложил освободить пострадавших от налогов на целых три года. Веллей, изъездивший всю Азию, дошедший в своих военных странствиях до Евфрата, был искренне рад за азийцев. Не удержавшись, он захлопал, невольно вызвав в курии рукоплескания.
  
   Возможно, неожиданная овация смягчила настроение в курии, и следующие обсуждения проходили вполне мирно, без споров и недовольства. В конце заседания Тиберий неожиданно обратился к сенаторам с краткой речью.
   - Как все люди, я смертен, отцы сенаторы, и несу не только государственные , но и обычные человеческие тяготы и обязанности. Свидетельствую перед богами, что я вполне доволен положением принцепса, а не диктатора и властелина, и более всего хочу, чтобы об этом помнили как ныне живущие, так и потомки. Я -- первый среди равных римских граждан, но не господин их, не тиран, не царь. Если потомки сочтут меня не опозорившим славных предков, но ревностно заботившимся о благе государства и делах граждан -- о ваших делах, отцы сенаторы, они воздадут мне достаточно. Это будут наилучшие мне памятники, прекрасные и долговечные изваяния в сердцах сограждан, а каменных мне не надо. Молю богов, чтобы они сохранили во мне до конца жизни уравновешенность и разум, разбирающийся в божественных и человеческих законах, чтобы иметь силы служить процветанию Рима.
  
   В глубоком волнении слушал Веллей речь обожаемого императора. Будь Тиберий поблизости, он бы не выдержал и кинулся целовать ему руку, рискуя получить встряску от стражи. Но речь Цезаря, произнесённая с большим чувством, у многих слушателей вызвала не сочувствие, но недоуменные усмешки. Что ни делал, что ни говорил Тиберий, он оставался нелюбимым государем, получившим власть лишь в силу усыновления по проискам матери. Даже его отказ от излишних почестей не нашёл сочувствия. Иные сенаторы сочли поступок Цезаря боязнью, многие - обыденностью души. Азиний Галл важно изрёк собственное мнение: "По-моему, в пренебрежении к почестям скрыто презрение к добродетели."
  
   Выходя из курии, Веллей уловил разговор двух шедших впереди сенаторов.
   - Я того мнения, - говорил один, - что Цезарь, опытный военачальник, тоижды троиумфатор...
   - Семижды, а не трижды! - не выдержав, поправил Веллей, заставив сенаторов обернуться. _ Знаете ли вы, что нааш Тиберий заслужил семь триумфов за свои подвиги в Германии и Паннонии, но из скромности принял только три? Или уже забыто, как вывсоко ценил его Август, и лишь с трудом настоял, чтобы приёмный сын стал соучастником его власти?
   - Да ты кто такой? - опешил сенатор.
   - Я имел счастье служить под командой нашего государя, - с гордостью сообщил Веллей. - Сразу по его усыновлении я был послан следом за ним в Германию в должности префекта конницы и девять лет был очевидцем его божественных дел.
   Оба слушателя, по виду из "новых", принялись рапсспрашивать Веллея, и тот, обрадовавшись вниманию, сделался не в меру разговорчивым.
  
   Потом, разгорячённый воспоминаниями, он прогуливался по форуму, рассматривая статуи великих граждан. Народ почтительно обходил высокого человека в сенаторской тоге, задумчиво созерцавшего примелькавшиеся завсегдатаям изваяния какого-нибудь консула давних времён. Внезапно кто-то положил руку ему на плечо. Обернувшись, Веллей обрадовано увидел Сеяна. Тотвесело улыбался.
   - Я слышал у выхода из курии, как ты нахваливал нашего Цезаря, но подойти не мог...
   - Как я рад видеть тебя! - заулыбался в ответ Веллей. - Мне давно хочется высказать нашу с племянником благодарность за твою помощь.
   - Какую помощь?
   - Как же ! Племянник, одарённый молодой человек, чуть не погиб из-за глупой неосторожности, непростительной, конечно.
   - Да о чём речь?
   - Легкомысленный юноша забыл снять перстень с изображением Цезаря перед входом в одно малопочтенное место...
   - А, дело Магия Цецилиана, - засмеялся Сеян. - Подумать только, как бдительно напши сенаторы защищают достоинство своего любимого Цезаря! Ну, как твои нынешние дела? Сочинил ли ты ещё какую-нибудь поэму?
   - Никаких поэм, - смутился Веллей. - Теперь я пишу историю. Это будет рассказ о судьбах Рима и великих потрясениях, запвершившихся благодетельным миром, принесённым нам Цезарями.
   - Любопытно, - заинтересовался Сеян. - Слушай, товарищ, чем стоять посреди площади, проводи меня немного. Я иду к Блезам. Ведь ты с ними знаком? У них сейчас праздник, застолье... сам увидишь.
   Пойти в дом Бледной Лилии... узнать что-нибудь о ней... Возможность была так желанна, что он забыл про опасность.
  
   Перед домом Блезов толпился народ; украшенная цветами дверь была распахнута.
  -- Исида-Владычица! - вдруг раздался у него за спиной визгливый женский голос. - Ты ли это, племянник нашего Вергилия?
   И вдова Павлина, ухватив его за руку, повлекла в дом.
  
  -- Дорогая Корнелия! - восторженно кричала она, втаскивая Веллея в боковушку, где хозяйка занималась осмотром подарков. - Гляди, кто к нам пожаловал. Недаром я видела сегодня во сне рыжую корову, и будто на ней венок из мирта.
   Супруга Блеза , кивнув гостю, раздражённо осведомилась у слуги:
  -- А платок с каймой, конечно, от Рупилия? Вот скупердяй! Ну, он ещё пожалеет об этом.
  -- Как поживаешь, дорогой сенатор? - трещала Павлина, тряся Веллея. - По-прежнему неженат? У нас сегодня такое событие! Наш милый Квинт женился. Это счастливое совпадение , что ты нежданно пожаловал на свадебный ужин. Корнелия, дорогая, говорю тебе, я во сне корову видела...
   Веллей не знал, куда деваться. Павлина продолжала его удерживать, а госпожа дома, озабоченная подарками, не обращала на них внимания:
  -- Что Пекулиар подарил? Ох, сквалыга! Тысячами ворочает, а принёс патрону глиняную Фортуну! - И матрона уже хотела в сердцах трахнуть об пол глиняную статуэтку, если бы её не удержала родственница:
  -- Отдай мне её! - взмолилась Павлина. - Это станет моей святыней. - И, прижав статуэтку к груди, значительно глянула на Веллея. - Корова в миртовом венке , а теперь ещё и Фортуна.
   Тот встревоженно понял, что попал в ловушку.
  
  
   Молодожёны , принеся жертвы домашним богам, проследовали к свадебному столу. За ними потянулись гости.
  -- Я бы никогда не осмелился, но сам Сеян... - лепетал Веллей, увлекаемый мощной рукой Павлины следом. - Мои поздравления! Если бы я знал, то не явился без подарка. Позволь мне уйти...
   Павлина, не слушая, нашла ему местечко у крайнего стола и уселась рядом. Уверенно придвинув к себе два кубка и сделав знак виночерпию наполнить их, она сладко улыбнулась пленнику. Над головой Веллея свисала оторвавшаяся цветочная гирлянда, беспокоя его, однако он боялся шевельнуться. На них никто не обращал внимания. В помещении было людно и шумно. Вдалеке пламенел свадебный наряд невесты, окружённой родственниками. Нам и тут хорошо, верно? - наклонилась к нему вдова.
  -- Ни за что не дамся! - решительно подумал Веллей.
  
   Свадебное застолье шло своим чередом. То и дело провозглашались здравицы в честь молодых. Деловитый жених старательно целовал стеснительную невесту. Мужчины громко хохотали над игривыми намёками , женщины деланно смущались. Прислуга суетилась с кушаньями и напитками.
   - Дай-ка и нам голубиных грудок с шампиньонами, - поманила вдова разносчика. - Что это? - возмутилась она, пожевав. - Наверняка, дохлая ворона! Ты не смотри, что я здесь сижу, а не возле невесты, я родственница! Ну, Корнелия, ну, скряга, чем потчует гостей! А грибы -- поганки какие-то! Вот что значит сесть за стол для клиентов!
   Разрумянившаяся от вина, она возмущалась так громогласно, что смущённый Веллей молча с остервенением набросился на дохлую ворону.
  
   Блез, отец жениха, благодушествовал во главе застолья. Цезарь наградил сверх меры победителя Такфарината, даровав ему триумфальные отличия и позволив оставить звание "император", которым почтили его в Африке воины. Правда, Тиберий при этом оговорился, что чествует Блеза ради Сеяна, но Блез не обиделся тем более, что ему сразу же пообещали в управление Испанию.
  -- Мои сыновья не чета городским бездельникам,- хвалился за столом полководец. - По циркам, театрам и лупанарам не шляются, волос на теле не выщипывают, помадой не воняют, не завиваются, мушки на лицо не лепят. Я вырастил государству настоящих мужчин и воинов. Сегодня женю одного, скоро и другого.
   .
  -- Какой замечательный человек Блез! - попытался Веллей перенаправить Павлину. - Известный военачальник, выдающийся гражданин; достойный муж, нравами подобный древним римлянам.
  -- Африка не то место, где можно быстро разбогатеть, - отмахнулась та. - Вот сейчас отправится в Испанию, это да, там есть условия... Не знаю, сопровождать мне их или здесь оставаться? Ах, дорогой сенатор, горек хлеб чужого дома. Есть у меня именьице, да что может вдова! Выдали меня девочкой, муж -- плешивее тыквы и сердитый; правда, оставил мне кое-что. Нашёлся бы сейчас человек холостой, средних лет, как ты, к примеру...
   Веллей замер; ещё слово вдовы, и, невзирая на то, что пришлось бы лягнуть соседа, он бы вскочил и устремился прочь.
  -- Да что с тобой? - заметила его состояние Павлина.
  -- Желудочные колики, - отважно солгал он и, более не медля, поднялся с места.
  
  
   Изукрашенный гирляндами атрий был пуст; и Веллей облегчённо перевел дух. Полюбовавшись на родословное древо Юниев Блезов, он облегчённо направился к выходу, как вдруг услышал сзади голос Павлины, выбежавшей из пиршественного зала . Не медля, он юркнул в ближайшую дверь. Небольшой, уютный покой был перегорожен занавеской: на столике перед диваном красовались фрукты. Уютное гнёздышко для свиданий, и он добровольно угодил в ловушку! Оставалось ждать появления преследовательницы. Никто не шёл. В желудке у него и в самом деле было неладно: дохлая ворона никак не хотела лежать спокойно. Время шло. Не решаясь выйти, он присел на диван, сокрушаясь нелепому случаю. Он вынужден постыдно прятаться в доме Бледной Лилии!
  
   Тут раздались весёлые голоса, и в комнату вошли Блез и Сеян, оба в коротких застольных одеждах и венках. Блез, мужчина немолодой и представительный, , удивлённо обозрев Веллея, молча прошёл за занавеску, и там зажурчало.
  -- Веллей? - удивился Сеян. - Почему не за столом?
  -- Ждал тебя! - заулыбался Веллей. - Хочу посоветоваться, с какого года мне начинать рассказ о войне в Паннонии...
   Появившийся Блез прервал разговор:
  -- Ты ещё не видел моего нового приобретения, племянник? Картина называется "Кентавр и Деянира". Ста тысяч как не бывало. Я её прячу от жены.
  -- Неприличная? - засмеялся Сеян, уходя за занавеску.
  -- Не в том дело. Тётушка твоя с возрастом стала скуповатой. Я приобрёл недавно Энциклопедию Цельса, весь свод современных знаний в пяти книгах. Будет чем заняться в Испании, а она и тут недовольна: дорого.
   Тяжело опустившись на диван, Блез взял яблоко, надкусил его и недовольно уставился на Веллея:
  -- Я никогда не видел тебя в сенате.
  -- Я неаполитанец и в Риме бываю наездами, - поторопился тот с ответом отцу Лилии..- Но я знаю Мания Лепида, супруга твоей дочери, - ввернул он слово к месту и, ужасаясь собственной дерзости, осведомился. - Надеюсь, они благоденствуют на Востоке?
  -- Надеюсь, - жуя яблоко, кивнул Блез.
  --
   Присоединившись к ним, Сеян заговорил о делах на Востоке. От Востока он перешёл к Испании, куда собирался Блез, советуя дядюшке взять под личный присмотр серебряные рудники . Тот вздохнул:, заранее выражая усталость от предстоявших хлопот:
  -- Ох, что бы эти провинциалы без нас делали!
  --
   То ли выпитое вино, то ли дохлая ворона, но Веллей был сам не свой и вставил невпопад:
  -- Иногда мне кажется, провинциалы вполне обошлись бы и без нас.
  --
   Блез и Сеян воззрились на него. Веллей немного смутился: и пояснил
  -- Хорошо ли мы поступаем, обирая другие народы?
  -- Обдираем? И это говорит римский гражданин? - возмутился Блез. - Да ты учился в школе? Римляне вынуждены покорять другие народы. По милости богов мы одолели враждебных соседей и здесь, и за морем. Ныне мир принадлежит нам, и странно было бы этим не воспользоваться. ,
  -- Дядя, - весело перебил родственника Сеян, - ты должен записать эту свою речь и издать её в назидание юношеству_
  
   "Что я натворил! - ахал про себя Веллей -- Рассердил Блеза! Теперь её отец враждебен мне!" В страхе он закрыл лицо руками , не заметив Павлины, заглянувшей в дверь.
  -- Вот ты где! - обрадовалась она.
   Если бы не Сеян, заметивший смятение Веллея и подтолкнувший ко вдове Блеза, строго велев ей отвести нетвёрдо державшегося на ногах хозяина к пиршеству, бедняга неаполитанец юркнул бы за занавеску. По уходе обоих Сеян попросил Веллея:
  -- Не заводи больше речи при Блезе о дочери. Из Азии дурные вести, и мы скрываем это , пока Блез не уедет в Испанию.
  -- Да что случилось? - встревожился Вепллей, выходя следом за Сеяном в атрий.
  -- Землетрясение . Много погибших. Пострадал сам наместник.
  -- С супругой? - ахнул Веллей.
  -- Пока подробности неизвестны, так что не тревожь отца. - И он заговорил о другом. - Скажи-ка, дружище, зачем ты сидишь вдали от Рима? Цезарю нужны преданные люди здесь и сейчас.
  
   Веллей туманно пробормотал о неблагоприятных обстоятельствах. Нет признаваться же , что разорён.
  -- Цезарь тебя помнит и был бы доволен твоим присутствием в курии, - возразил Сеян. Он утаил, что Тиберий, услышав его предложение приблизить верного почитателя , изрёк: "Преданная любовь не менее утомительна, чем ненависть". Надёжный человек в окружени и Цезаря был нужен прежде всего самому префекту.
  -- Если бы не обстоятельства, я никуда бы не уехал, - смущённо бормотал Веллей.
  -- Да какие обстоятельства? - досадливо осведомился Сеян.
   Не зная, что ответить , Веллей умолк. Сеян недовольно оглядел его помятую тогу:
  -- Ты женат? Нет? А ведь уже немолод. О чём ты думаешь?
   Веллей развёл руками. Сеян хмыкнул:
  -- Так мы быстро найдём тебе невесту. Да вот хоть Павлина.
  -- Что-о?! - отшатнулся Веллей.
  -- Шучу.
  -- Я не могу жениться. У меня нет средств содержать семейный дом.
  -- Как так? Разве Тиберий не обеспечил всех своих соратников? На кутилу ты не похож.
   Поняв, что проговорился, Веллей понёс околёсицу, и Сеян наконец уяснил, что у того туго с доходами. Он задумался, и пока неаполитанец бормотал, что вскоре наймёт адвоката и выиграет тяжбу, что-то прикидывал.
  -- Не надо адвоката, - нетерпеливо остановил он Веллея. - Я напишу в Неаполь. Почему ты сразу не обратился ко мне?
  -- Затруднять тебя после всего, что ты сделал для моего родственника Велейяна! - ужаснулся Веллей.
   Простодушие неаполитанца было так велико, что граничило с глупостью, и Сеян, набрав воздуху в лёгкие, лишь возмущённо фыркнул.
  
   УП-2. Д Е Л О С И Л Ь В А Н А
  
   Неохотно пробудившись от тяжёлой дневной дрёмы, Тиберий замычал, с трудом ворочая костистое тело. Нынче плохо спал: ныла нога . Проклятая старость! Сколько ни убеждай себя, что всё ещё крепок, но годы дают о себе знать.Возле ложа на низком столике стояло блюдо с фруктами. Протянув руку, он взял большой персик и вгрызся зубами в налитую сладким соком мякоть. На ум невольно пришли злые толки, будто именно персиком Августа отравила супруга. Безжалостная, лицемерная мать! Какую игру она затевает сейчас, проявляя благосклонность к Агриппине? Внезапно он почувствовал, что персик горчит. Похолодев от страха, он отшвырнул плод и начал с отвращением отплёвываться. В спальню на шум тотчас заглянул слуга.
   - На помощь! Воды! - хрипел Цезарь. - Кто принёс персики? Съешь! Подбери персик и съешь!
   Старый Эвод, привыкнув беспрекословно повиноваться господину, торопливо поднял раздавленный персик и, даже не обтерев его, принялся встревоженно жевать. Понаблюдав за слугой, Тиберий немного успокоился. "Обуваться", - буркнул он наконец, выпростав из-под одеяла голые ноги.
  
  
   Макрон, трибун преторианцев устремился навстречу: Цезарь должен был назначить воинам пароль. Однако он, ни на кого не глядя, молча проследовал мимо стражи. Прочь из Рима, из этого громадного дворца, где всё дышит предательством и сами стены источают отраву. Строительные работы на Капрее -- прелестном островке возле Мизена, выбранном им убежище, закончены, и вскоре можно будет перебраться туда. Теперь, после устранения Силия, можно успокоиться. Конечно, Агриппина даже лишившись столь важного сторонника, не утихомирится. Да и мать прибавила прибавила забот. Наверняка Августа задумала добиться провозглашения наследником старшего сына Агриппины. Но с какой стати ею выбран Нерон, скверный юнец, не сумевший ужиться с данной ему в жёны Юлией -- внучкой самого Тиберия? По словам Сеяна, второй сын Агриппины Друз неплохой юноша; подрастает и третий - Гай со смешным прозвищем Калигула. Да и у самого Тиберия есть внук, - к сожалению, ещё дитя. Рано заводить речь о наследнике. Он и сам ещё в силе. Да пусть земля горит огнём! Нет ему покоя от неугомонных родственниц! Августа, Агриппина, Ливилла; сюда же и Антонию.. Какое невезение иметь семейство из одних женщин!
  
   Назвать Тиберия женоненавистником было бы преувеличением. Женские прелести он ценил, - особенно изваянные из мрамора или запечатлённые красками. Другое дело поведение. Поступки мужчин легко предвидеть; побуждаемые завистью, честолюбием, алчностью, корыстью, похотью, они не отличались разнообразием. Иное дело женщины. Поступки их предсказать зачастую невозможно вследствие свойственных им скудоумия, непоследовательности, лживости, коварства и жалкого тщеславия . Мать, жена, дочь -- кто может быть ближе человеку? Ему достались хищные гарпии, безжалостно терзающие сердце. Первая среди мучительниц -- мать. Неужто дитя не смеет надеяться на материнскую любовь? Но Ливия, произведя на свет второго ребёнка, отвергла первого, отдав на попечение слугам. Четырёх лет от роду, он понял, что в новой семье матери ему нет места. Первая незабываемая обида в длинной череде обид, нанесённых ему чёрствой, властолюбивой родительницей. И, позабыв о завтраке, Тиберий погрузился в горькие воспоминания, - любимое своё занятие.
  
   Он так и остался голодным. Несмотря на ранний для посещений час пришёл Сеян в сопровождении сенатора Апрония, оба чем-то расстроенные.
   - Правосудия, император! - тут же воззвал Апроний.
   Закряхтев досадливо, Тиберий приготовился к неприятностям. Апроний был одним из лучших военачальников, уважаемым человеком, и, значит, придётся вмешиваться в какие-то дрязги. Сеян подал голос, тихо пояснив:
   - Мы бы не осмелились тревожить тебя, государь, если бы скверное дело, приведшее нас сюда, не касалось дома Цезарей.
   - Что ещё? - с тоской осведомился Тиберий.
   - Моя дочь мертва! - горестно сообщил Апроний.
   - Апрония, жена Сильвана сегодня ночью погибла, выбросившись из окна, - пояснил Сеян.
  
   Тиберий молча воззрился на посетителей. Сильван был внуком Ургуллании, бывшей главной весталки -- задушевной подруги Августы.
   - Мою дочь выбросил из окна муж! - негодовал Апроний. - Накануне она пожаловалась мне, что Сильван распутничает с собственной сестрой.
   - Эта сестра Сильвана замужем за твоим племянником Клавдием, - подсказал Сеян.
   - Какая мерзость, - помрачнел Тиберий.
   Вот и новая забота. Скандал в доме Антонии , - нет, в Доме Цезарей, в его собственном семейцтве. . Поняв, что утро погибло, он дал слугам знак, что хочет встать из-за стола.
  
  
   Подозреваемый в женоубийстве Сильван заявил, что спал, когда жена выпрыгнула из окна. Тиберий пожелал осмотреть место происшествия и не поленился отправиться в дом Сильвана. Беспорядок в спальне супругов явно свидетельствовал о недавней ожесточённой борьбе. Перепуганные служанки сообщили, что ночью хозяева громко ссорились .Госпожа обвиняла мужа не только в блуде с сестрой, но и в убийстве какого-то ребёнка. Потом она громко звала на помощь, но когда они прибежали, бедная госпожа уже валялась на земле за окном. Сильван продолжал отпираться, что ещё сильнее разозлило Тиберия.
   - Убийца понесёт законную кару, - пригрозил он.
  
  
   Он знал, что воспоследствует. Ургуллания попросит Августу спасти внука, и мать потребует у него не карать Сильвана. Предвкушая, с каким удовольствием откажется, Тиберий презрительно скривил губы. Что до жены племянника, пусть Антония оторвётся от решения своих алгебраических задачек и немедленно примет меры.
  
   Воротившись во дворец, Тиберий потребовал к себе мать Клавдия. Прибежала Антония, распаренная и мокрая: оказывается, она выскочила из бани. Грузная старуха запыхалась, тяжёлые груди колыхались под второпях накинутой одеждой, и Тиберий почувствовал позыв тошноты, не в силах побороть отвращение к старому женскому телу. Когда-то она была красивой женщиной, но много рожала и, подражая древним римлянкам, сама вскармливала младенцев, так что к старости сделалась толстой и безобразной. Закосневшая в римских добродетелях матрона была по-настоящему предана Тиберию, брату рано погибшего супруга, перенеся на него оставшуюся бесхозной супружескую любовь. Последнее не было тайной для Тиберия, вызывая его ухмылку.
  
   - Ты плохо следишь за детьми, милая Антония, - встретил матрону Тиберий со сдерживаемым раздражением.
   - Что она натворила? - всполошилась та. - Я давно твержу, что негоже ей жить одной на отшибе в Каринах.
   - Речь не о Ливилле, а о твоём Клавдии, - поморщился Тиберий. Озлобленность Антонии против собственной дочери была ему непонятна.
   - Что наделал этот идиот? - завопила Антония. - Да я собственноручно выпорю его!
   Представив великовозрастного Клавдия, вопящего под плёткой матери, Тиберий немного помедлил:
   - Речь не о самом Клавдии, а о его жене.
   - Что учудила эта гадина Плавтия? - Толстые пальцы Антонии сжались в увесистые кулаки, и в голосе послышалась неподдельная ненависть.
   - Это ты у меня спрашиваешь вместо того, чтобы меня осведомить, а ещё лучше предупредить гнусности, творящиеся в доме твоего сына? - свистящим шёпотом осведомился он , сдерживая злость. - Ступай, тебе расскажут люди. Чтобы этой шлюхи тотчас не было на Палатине!
  
   Грузно топая, Антония бросилась выполнять приказ, однако, по мере приближения к двери , её шаги становились всё медленнее , пока наконец она не остановилась. Тиберий знал, что её обеспокоило.
   - Ты имеешь в виду мою невестку Плавтию, внучку Ургуллании? - осведомилась она.
   - А кого же ещё?
   - Августа будет недовольна... - смутилась Антония.
   - Будем надеяться, что, узнав причину, она промолчит, - злорадно предположил Тиберий.
  
  
   У Плавтии, бывшей на сносях, во время устроенного Антонией домашнего разбирательства начались роды, но это не остановило гневную матрону. Избитый Клавдий, которому досталось от матери не меньше, спрятался так хорошо, что потом его еле отыскали для церемонии поднятия с земли новорождённого супругою младенца. Забыв о недавних неприятностях и безмятежно сияя, он важно поднял ребёнка, признавая его законнорождённым. Плавтия не стала дожидаться новых объяснений о свекровью; её, не оправившуюся от родов, тайно вынесли из дома мужа и переправили в родительский.
  
   Застав дурачка-сына за игрой в кости и услыхав о том, что младенца Плавтии уже стали вскармливать, Антония надавала Клавдию пощёчин, а новорожденную велела отправить следом за матерью вместе с разводным письмом от имени мужа. Служанки Плавтии были проданы своднику.
  
   Замять скандал не удалось, и в городе снова толковали о неблагополучии в доме Цезаря. Поняв, что никуда не денешься, Тиберий доложил в сенате про убийство Сильваном жены -- дочери заслуженного военачальника. - впрочем, никак не связав гибель Апронии с разводом Клавдия. Не упомянул он и о подозрении в ещё одном убийстве - малолетнего сына Клавдия, сговариваемого с дочкой Сеяна. Сильвану был вынесен смертный приговор.
  
   Всякий день ожидая вмешательства матери, которая станет заступаться за внука подруги, Тиберий приготовился к отпору, однако обе могущественные старухи проявили благоразумие. Августа не стала требовать снисхождения к преступнику, а Ургуллания даже послала внуку кинжал, коим он и закололся.
  --
  --
   УП - 3. Мать Отечества
   Едва стало известно о смертном приговоре Плавтию, Августа приготовилась к приходу расстроенной Ургулании. Ей очень не хотелось признаваться подруге, что её материнская власть обессилела и Тиберий не уважит просьбу помиловать женоубийцу.Однако явившаяся подруга, расцеловавшись с Августой, уселась понуро, но не произнесла ни слова. Крепкая и прямая несмотря на годы, с широкоскулым лицом, украшенным кустистыми бровями, она выглядела внушительней маленькой, белоголовой старушки, устроившейся напротив. Августа собственноручно наполнила её бокал, и подруги молча принялись отхлёбывать сладкое вино. Их связывали долгие годы дружбы и взаимовыручки. Ургулания , в молодости ничем не выделяясь среди прочих жриц, стала главной весталкой, благодаря покровительству супруги принцепса, а, достигнув тридцати пяти лет, заботами высокопоставленной подруги получила в мужья богатого и знатного сенатора и даже успела родить ему наследника. В благодарность она оказывала много услуг Ливии, - иногда рискованных. С завещанием божественного Августа, хранившимся у весталок, Ливия ознакомилась прежде, чем оно было обнародовано. К облегчению обеих подруг исправлять его не потребовалось. Август собственноручно написал: "Так как злая судьба лишила меня сыновей, пусть моим наследником станет Тиберий..."
  
  -- - Наше время ушло, Ливия. - горестно вздохнула Ургулания.
   Встрепенувшись, та не согласилась:
   - Твоё время -- возможно. Но не моё!
  
   Августа не собиралась спускать Тиберию его старания оттеснить мать в тень. Если непочтительный сын забыл свой долг, она сумеет многое напомнить ему. Он сторонится матери, опасаясь укоров, будто живёт по её советам. Да что тут плохого? Даже её божественный супруг не чурался советоваться с нею по самым важным государственным делам. Прислушивайся сын к мудрой матери, скольких ошибок он бы избежал, скольких врагов не нажил бы!
  -- Зачем только твоему внуку понадобилось убивать жену? Проще простого развестись. - пожала она плечами.
  -- Вспыльчивый мальчик, - нашла оправдание преступлению Ургулания.
  -- К счастью, у тебя много внуков, и все достойные люди. Уверена, ты скоро утешишься. Просить за Плавтия бесполезно. Тиберий разозлён из-за позора Клавдия...
  --
   Ургулания, давно и хорошо осведомлённая о напряжённых отношениях Августы с Тиберием, не нуждалась в утешениях приятельницы.
  -- Просить ни за кого не надо , дорогая Ливия. Мой внук виновен и заслужил законную кару. Я только что послала ему кинжал с советом воспользоваться им.
  --
   Так и должна поступать истинная римлянка, одобрительно кивнула Августа.Старухи ещё посидели рядом, допивая вино и доедая пирожные.
  
  
   Приглашение матери не обрадовало Тиберия. Виделись они теперь редко, хотя оба обретались на Палатине. Опасаясь пересудов , Тиберий лицемерно сетовал на преклонные годы Августы, не позволявшие часто тревожить её. Понимая, что объяснения с матерью не избежать, он отправился в её кукольный дворец в назначенное время и с тяжёлым сердцем, - из предосторожности один и даже без стражи. Сын -- мрачный человек, высокий, костлявый, уже теряющий зубы и волосы, почтительно поцеловал мать: от белых, пушистых волос старушки разливался сладкий аромат. Приветливо похлопав сына по щеке мягкой ручкой, она устремила на него больше, наивные глаза:
   - А где же стража? Где свита? Ведь ты опасаешься разговаривать с матерью без свидетелей.
   - Что ты хотела мне сказать, матушка?- решив не обижаться на укол, сухо осведомился Тиберий.
  
   Предложив сыну отведать вина, Августа умышленно медлила с ответом. Пусть думает, что она станет выговаривать за Плавтия или другой пустяк; тем неожиданней для него будет услышать совсем иное. Она не собирается мелочиться , разговор пойдёт о главном.
  -- Когда ты назначишь наследника власти? - И широко распахнутые глаза цвета моря на кукольном личике старушки неотрывно вперились в Тиберия.
   От неожиданности тот растерялся. Ещё больше ссутулившись, помрачнев, он отставил бокал с вином:
  -- От этого цекубского у меня всегда оскома...
  -- Вспомни, - неумолимо продолжила она, - Август поначалу желал передать власть Германику, но я убедила его сделать наследником тебя с тем, чтобы ты усыновил Германика...
  -- Ты попросила об усыновлении?.. - оживился Тиберий.
  -- Неважно! Это была его воля. Твой долг назвать наследником кого-нибудь из сыновей Германика.
  -- Разве у меня нет родного внука? - прищурился Тиберий.
  -- Близнецу шесть лет! Сколько ты надеешься ещё прожить?
  
   Такая прямолинейность была несвойственна Августе, но накопившаяся обида на сына сильно разозлила её. Тиберия передёрнуло:
  -- Я надеюсь прожить не меньше твоего, матушка.
   Августе было за восемьдесят; разница между сыном и матерью составляла всего шестнадцать лет.
  -- Близнец не успеет возмужать даже если ты проживёшь больше меня. А если ты умрёшь раньше?
  
   Никто не смел говорить с Тиберием о смерти . Он встал
  
  -- Будь здорова и благополучна, матушка. Мы поговорим с тобой как-нибудь в другой раз.
  -- Оставь Агриппину в покое! - поспешила договорить Августа. - Она внучка Августа, божественная тень деда охраняет её.
  -- С каких это пор, мать, ты прониклась любовью к Агриппине? - приостановился Тиберий.
  -- Любовь и ненависть руководят твоими поступками, сын. Умный правитель предпочитает выгоду . Ты всегда был игрушкой собственных страстей. Вспомни все свои безумства! О детских и юношеских выходках умолчу. Вспомни, как уже будучи взрослых мужчиной, ты из ненависти к нам покинул Рим и умчался на Родос! Сколько усилий пришлось мне приложить, чтобы Август простил твоё безрассудство!
   Тиберий стоял в дверях, потупившись, но не делал последнего шага. Злые слова матери нестерпимо жгли, и он алчно впитывал эту боль, желая её запомнить.
  -- - Не раздражайся по пустякам, матушка. - наконец попросил он с усмешкой.
  -- По пустякам? Вот как! Я доставила тебе высшую власть, а ты помыкаешь матерью! Почему ты запретил сенату воздвигнуть мне в курии золотую статую?
   Тонкие губы Тиберия насмешливо дрогнули. О, жалкое тщеславие ненасытной в своём властолюбии женщины!
  -- Твои изображения стоят повсюду! Чрезмерные почести я запрещаю оказывать и себе. Что до высшей власти, она досталась мне по воле Августа.
  -- Да Август тебя терпеть не мог!
   Этот удар был нестерпим.
  -- Неправда! - пискнул Тиберий, сам удивившись севшему голосу.
   К счастью, разгневанная Августа не услышала. Более не медля, он устремился вон.
  
  
   Она осталась одна в сгущавшихся сумерках. Светильники гасли один за другим, но она не звала слуг. В жаровне краснели уголья. Маленькая старушка вытянула над ними скрюченные пальцы. Непочтительный сын! Чёрствый, беспамятный и неблагодарный, как все дети. Кем бы он пребывал сейчас, не будь матери? Семьдесят лет назад милое дитя, которого она нянчила, тетешкала и тискала с любовью, - кто бы мог подумать, что карапузик станет со временем скверным стариком!
  
   Конечно, она тоже изменилась. Тогда -- юная красавица с лицом, подобным нежному цветку. В то время государство страдало от гражданских войн. И вот когда один из соперников, сражавшихся за власть, перебил остальных и с триумфом вернулся в Рим, она стала его женой. Видно, так решили боги. Она ничуть не добивалась этого; если только самую малость. Заметив слабость Октавиана к молоденькой супруге, её старый муж без возражений уступил её победителю.
  
   Тот был влюблён и совершил единственный в своей долгой жизни нерасчётливый поступок -- отверг ради юной красавицы жену и дочь и заново женился. Ныне её часто спрашивают, как суметь больше полувека удерживать любовь блистательного супруга. Её ответ предельно искренен и всегда одинаков:
  -- Сама я всегда оставалась безупречной матроной, благоразумно не замечая его шалостей на стороне, а, главное, никогда не перечила ему .
  
   Умирая у неё на руках, Октавиан -- тогда уже Август -- шептал: "Ливия, помни, как жили мы вместе. Живи и прощай."
   Жили просто, без затей; ходили в домотканой одежде, ели бобовую похлёбку. Воспитывали детей -- двух мальчиков, Тиберия с его младшим братом и дочку Октавиана. Управляли государством.
   Друз, братец Тиберия, родился через два месяца после свадьбы Ливии и Октавиана, но брошенный супруг, защищая доброе имя бывшей жены, с готовностью признал его своим дитятей. Напрасно злословили насмешники: мол, счастливые родят на третьем месяце. Ни пятнышка не появилось на добродетельности Ливии за всю жизнь.
  
   "Ливия, помни, как жили мы вместе", - умилённо шамкая, завещал Август. В последний день своей жизни он долго и сокрушённо смотрел в зеркало, а, обессилев, велел причесать себя и поправить отвисшую челюсть. Костенеющим языком осведомился, хорошо ли он сыграл в комедии жизни. "А если хорошо -- похлопайте!" Когда вместе со свистящим дыханием вырвалось это "помни, Ливия", она видела, он играл так вдохновенно, что и сам поверил в святость их совместной жизни.
  
   Жили несогласно. Уже через три года после свадьбы в его хитроумной голове родился план вступить в новый брак, - на этот раз с дочкой варварского царя, и он даже вёл тайные переговоры. Она знала всё. Уже тогда в тихий атрий, где она трудолюбиво пряла шерсть со служанками, к её подолу сходились многие нити, управляя которыми она добивалась своего . Ей тогда ничего не оставалось, как распустить слух о внезапной беременности, а ему больше всего хотелось иметь от неё законнорождённого сына. Варварская царевна была забыта. А на то, что с ребёнком не получилось, была воля богов.
  
   А история с Теренцией! Супруг тогда совсем потерял голову . Опасность была нешуточной; соперница ждала ребёнка, и Ливии с огромным трудом удалось всё уладить и выдать её замуж, - с богатым приданым, разумеется. Внук негодницы сейчас в большой чести у Тиберия. На месте сына она бы остереглась: бойкий молодец; неведомо, что у него на уме.
  
   Обидных несогласий было не счесть. Когда Тиберию минуло семнадцать лет, а единственной дочке Октавиана -- четырнадцать, и молодые люди симпатизировали друг другу, муж отказал настояниям Ливии справить их свадьбу и выдал Юлию за сына своей сестры. Этим он ясно показал, что дети жены никогда не получат власти, да и сама Ливия ничто.
   И приключилась тут её муженьку страшная болезнь, долгая и мучительная. Доселе здоровая, печень его так страдала от истечений желчи, что он уже отчаялся в спасении. Ни один врач не в силах был ему помочь. Он находился при последнем издыхании, как вдруг нашёлся один медик, взявшийся за исцеление безнадёжного больного. Его лечение состояло в том, что он под благовидным предлогом удалил всех -- всех! - людей от постели больного, и тем неожиданно совершенно излечил его.
  
   Зато Марцелл, муж Юлии, взял и внезапно умер. Как и у дядюшки-тестя, у юноши вдруг сильно заболела печень. Октавия, его мать, ни с того ни с сего обрушилась упрёками на Ливию, посеяв вечный раздор в семье. Но овдовевшая Юлия была весела и довольна: она надеялась выйти замуж за Тиберия, давно приглянувшегося ей. В самом деле, почему не соединить браком детей? Ливия так надеялась, так уговаривала мужа. Если брак родителей бесплоден, пусть дети дадут Риму царственное потомство!
  
   Август долго думал . И неожиданно отдал дочь Агриппе -своему другу детства , незнатному человеку, к тому же старше Юлии на четверть века. Это был удар, от которого не оправиться. Ливия улыбалась, поздравляя "молодых". В довершение неприятностей Тиберию в невесты была назначена дочь Агриппы. Тут уж Ливия сделала всё, чтобы отсрочить эту свадьбу.
  
   "Помни, Ливия!" - умиленно шамкал старик. Помнит! Помнит, как закатилась тогда её звезда, как десять лет чувствовала себя приживалкой в собственном доме, помыкаемая падчерицей, ненавидимая Октавией, сестрой мужа, пренебрегаемая сыном. Только и спасалась тем что, стиснув зубы, пряла и ткала шерсть.
  
   И лишь в сорок пять лет, когда ушла женская прелесть и появились внуки, вновь стала восходить её звезда. Муж наконец-то оценил не только преданность безупречной супруги, но такт, обходительность, ловкость, предусмотрительность, догадливость, - одним словом, ум жены, столь несвойственный женскому полу.
  
   Агриппа умер, и беспутная Юлия снова была свободной. Октавиан наконец согласился исполнить давнее желание Ливии и соединить детей, но теперь заупрямился Тиберий. Он женился недавно на Випсании и уже имел сына , названного Друзом в память о дядюшке. К удивлению Ливии, жену он любил и разводиться не пожелал. Напрасно Ливия расписывала выгоды брака с дочерью властелина, высмеивая незнатность навязанной сыну жены. Тиберий упёрся , то ли желая позлить мать, то ли довольный своим положением.
  
   Но Ливия добилась своего. Взрослый сын плакал, как ребёнок, умоляя не разлучать его с женой. Плакала, рвалась к мужу и снова беременная Випсания. Ливия была неумолима. Слишком долго желала она женить сына на единственной дочке Августа, слишком много лет добивалась этого, уже устав надеяться. И сын покорился. Но лишь для того чтобы сбежать из Рима и от семьи.
  
   Она долго опасалась, что не удастся склонить рассерженного супруга простить Тиберия. Если бы сын знал всё! Понадобилось целых семь лет! Её усилиями он был возвращён в Рим, прощён, сделан наследником. Ныне он ничего не хочет знать. Даже того, что Август до последнего дня колебался, кого предпочесть - Тиберия, Германика или Агриппу. Втайне от неё супруг даже ездил повидаться с внуком, сосланным её усилиями на остров.
  
   Угли в жаровне погасли, совсем стемнело. Старуха начала дремать, но вдруг вздрогнула, поняв, что в комнате не одна. В углу сидел кто -то старый и сгорбленный, зябко кутаясь в накидку. Это был Август.
  
   "Явился зачем-то!" - встревожилась Ливия. Ведь он умер! Вот неугомонный... Что ему надо? Уж не за нею ли приковылял из преисподней?
  -- Чего тебе? Что ты здесь забыл?
  -- Ливия, зачем ты меня отравила? - кашлянув, прошелестел старик.
  -- Не знаешь? - рассердилась она. - Ты был опасен.
  -- Ты бессердечная женщина.
  -- Ничуть! Ведь персик был вкусен?
   Она заботливо подвела в саду старенького мужа к увешанному плодами деревцу и своей рукой наклонила ветку с нежным, розовым персиком, заранее налитым ядом.
  -- Очень вкусен, - зачмокал старик.
  -- Так уходи, откуда пришёл. И больше не являйся к живым!
  
   Заскрипела дверь. Вошли служанки со светильниками, и старик растворился в темноте.
  
   УП- 4 . Римлянки древних нравов
  
   Следствием скоропалительного развода Клавдия стала необходимость срочно подыскать ему новую жену. За дело взялись родственницы во главе с Антонией, но их опередил Сеян, предложив девушку из рода Элиев, в котором был сам усыновлён. Тиберий согласился с выбором. Антония обожаемому зятю не перечила, Клавдию кандидатура невесты была безразлична ; со свадьбой торопились, так как жених совершенно не переносил безбрачия и, несмотря на строгий надзор, мог натворить глупостей.
  
   Свадебные хлопоты вынудили Антонию на время ослабить присмотр за другими родственниками, поэтому явившейся к тётке Домиции был учинён строгий допрос. Та, ничего не рассказав толком о себе, принялась расспрашивать тётушку о новой снохе.
   Ни рыба , ни мясо, - был ответ. - Да ты ведь знаешь моего дурня: ему всё ладно.
  
   Несмотря на траурную одежду, Домиция была тщательно причёсана, причём рыжеватые от природы волосы её совсем посветлели, а брови наоборот сделались чёрными; веснушки исчезли, щёки пылали здоровым румянцем, а губы припухли, как от поцелуев. Всмотревшись, Антония всполошилась:
   Да ты, никак, нарумянена?
   Ах нет, тётушка! Как можно! Посмотри. - И Домиция, лизнув палец принялась тереть щёку.
   Да ну тебя, - отмахнулась суровая тётка. - Как дочка? Здорова твоя Мессалина?
   Домиция немного смешалась, не сразу сообразив, что ответить: дочка её мало занимала.
   Капризница, - наконец нашлась она.
   Не балуй, - наставительно изрекла Антония. - С девчонками нужна строгость. Мой покойный муж не давал мне пороть Ливиллу, вот и выросла сорняком.
   Домиция приподняла бровь, не в силах уяснить, чем вызвано недовольство Антонии дочерью, однако спрашивать не стала, - её сейчас занимало совсем другое.
   Ах, тётушка, я так несчастна! - вдруг пылко воскликнула она и сморщилась, собираясь заплакать, но слёзы, как назло, не выступили. - Не успел кончиться траур по моему дорогому супругу, как начался траур по моему незабвенному батюшке, и снова целый год я должна отказывать себе во всём, а ведь мне уе тридцать!
   Сорок тебе, - безжалостно поправила тётка.
   Ай, нет, тридцать... шесть, - возмутилась Домиция.
   Что ты мне рассказываешь? Моей Ливилле тридцать восемь, а ты уже разговаривала, когда она родилась.
   Ты перепутала меня с сестрой. Я -- младшая.
   Обе готовы были заспорить, но Домиция сочла нужным уступить.
   Если бы матушка моя была жива, она уж точно назвала бы год моего рождения...
   Да я присутствовала при всех родах твоей матери!
   Я знаю, моя дорогая наставница, что могу прибегнуть к тебе во всех несчастьях и затруднениях. Ведь ты и научишь, и поможешь...
   Антония слушала благосклонно племянницу; она всегда сожалела, что не Домиция, а Ливилла ее дочь.
   Стряслось что-нибудь? - перебила она похвалы.
   От тебя, дорогая тётя, ничего не скроешь. Да я и не собираюсь, Ах, я так несчастна!
   Домиция снова попыталась заплакать, и снова не получилось. Секретарь, вошедший к госпоже со счетами, поскольку настало заповедное время бухгалтерских выкладок, вынужден был замедлить у двери, не зная, как распорядится хозяйка. Антонии очень хотелось заняться обзором своих ежедневных доходов и трат, однако любопытство, разбуженное намёками племянницы, пересилило.
   Погоди за дверью, Паллант, - велела она секретарю и тут же нетерпеливо приказала Домиции. - Выкладывай, а то мне некогда.
  
   Едва Домиция открыла рот, как за дверью, распахнутой секретарём, раздались крики и детский визг. В комнату вбежал мальчик, прячась от догонявших его нянек. Антония грозно поднялась.
   Сколько раз я запрещала тебе здесь бегать! Нянькам по пять плетей. Гемелл, поди сюда!Вот отправишься жить на Капрею под надзор педагогов, тогда, небось, не разбегаешься.
   Домиция, вглядевшись в мальчика, не удержалась от восклицания:
   Ох, как похож!
   Похож на кого? - одёргивая мальчика, сердито осведомилась Антония.
   На отца, конечно, - улыбнулась Домиция. - Ведь это твой внук, сынок Ливиллы. - Малыш и впрямь был кое на кого похож, и Домиция весело подумала, что в будущем, когда с возмужанием сходство усилится, сестрице не избежать неприятных вопросов.
   Носатый мальчонка, - проворчала Антония, недовольная попытками ребёнка вырваться из её рук. - Этот нос у них от Агриппы. Вон, какой носина вырос у Юлии. Кстати, где она? Почему не смотрит за братом ?
  
   Вошла Юлия, девушка со строгим лицом, и скромно остановилась у двери. Бабка набросилась на неё, укоряя за недогляд. Та молчала. Малыш, освободившись из рук Антонии, подбежал к сестре. Домиция, придирчиво оглядев Юлию, решила, что та худа, бледна и нехороша собой. Не стоит осуждать красавчика Нерона, сына Агрипины, тяготившегося такой женой.
   Забери ребёнка и не спускай с него глаз, - приказала Антония. - Он бегает раздетым, а ведь у него кашель. Одного уже проглядели, заключила она со вздохом.
  
   Молча взяв брата за руку, Юлия повела его вон.
   Мальчикам полезно закаливание, - глубокомысленно сообщила Домиция. - Как хорошо, милая тётя, что малыш вырос под твоим присмотром. Ливилла ни за что бы не справилась. Ей и самой нужна нянька.
   Ты уже уходишь? - бесцеремонно перебила её Антония, глядя на стоявшего в дверях секретаря.
   Ах, тётя, я ещё не договорила! - встрепенулась та.
   Ты видишь, как мне недосуг.
   Я несчастна!
   Слышала.
   Второй год я лишена радостей супружества.
   Какие там радости? Я овдовела в двадцать восемь лет, и с тех пор живу не тужу. А то каждый год младенец. Займись чем-нибудь, вот тебе и будет радость. К примеру, изучи алгебру. Есть у меня одна задачка...
   Что ты, тётушка! - испугалась Домиция. - Алгебра под силу только твоему светлому уму, а у нас, обычных женщин, другие радости. Как тяжко жить, не имея рядом милого супруга!
   Не возьму в толк, куда ты клонишь. Чего тебе надо?
   Мужа! - не выдержала наконец Домиция.
   А плётки не хочешь? - ядовито осведомилась тётя. - Бабёнке сорок лет, а она всё не угомонится.
   Тридцать шесть! Ну, пусть тридцать семь. Но не сорок! А хотя бы и сорок, почему я не могу снова выйти замуж?
   Милая, о каком замужестве ты ведёшь речь , раз у тебя траур?
   . Так я никогда не выйду замуж.
   А надо?
   Только замужняя матрона достойна уважения.
   Ладно, подумаем, а теперь иди. Пройдёт год, и если уж тебе невтерпёж, мы кого-нибудь подыщем....
   Тётя, у меня уже есть на примете достойный человек.
   Кто?
   Сулла.
   Корнелий Сулла? Да ведь он старик, ни одного зуба, и ходит с клюкой.
   Я говорю о его внуке.
   Что-о? Молодой Фавст в два раза тебя моложе.
   Всего на десять лет.
   Сын старой ведьмы Помпеи? Бесстыдница сама недавно замуж выскочила. Нечего сказать, хороший пример подала женщинам старуха! Погоди как узнает она, что ты на Фавста глаз положила, вырвет тебе все крашеные волосёнки.
   Они не крашеные! - взвизгнула Домиция. - Мои волосы выгорели на солнце.
   Вот что я тебе скажу, племянница, - встав, выпрямилась Антония. -Выбрось глупости из головы. Фавст на тебя и посмотреть не захочет.
   А вот захочет. Тётя, ты должна уговорить дядю Тиберия, чтобы он разрешил нам справить свадьбу, не дожидаясь конца моего траура.
   Да ты в уме? Не бывать этому!
   Значит, ты хочешь, чтобы мой ребёнок родился незаконнорождённым?
   Антония, не выдержав удара, снова плюхнулась на сиденье и расползлась по нему, тараща на племянницу глаза.
   Или ты не видишь, как я располнела? Тётенька, ты же опытная женщина.
   Сколько уже месяцев? - горестно осведомилась тётка.
   Пять, - скромно потупилась племянница.
  
   Зная тётку, Домиция не рассчитывала, что задуманное пройдёт гладко, но и она не ожидала, как богат ругательный словарь Антонии. Добродетельная матрона клеймила оступившуюся родственницу, не стесняясь крепких выражений. Домиция благоразумно хранила молчание, изображая покорность и раскаяние. Пуская злая старуха отведёт душу, лишь бы уговорила Тиберия , а то, чего доброго, милый старичок отстранит её от отцовского наследства да ещё назначит опекунов. Надо повидать Ливиллу. Не замолвит ли она словечко, хотя ждать от неё толку мало надежды. Но больше некого просить.
  
   Ливиллы не оказалось дома. Она уехала на Палатин, что весьма удивило Домицию.
  
   - Дядя, - решительно обратилась она к Тиберию, впервые так его назвав. Ливилла стояла невдалеке от Тиберия, сидевшего в кресле без спинки вполоборота к ней и не шелохнувшегося при её появлении.
   - Позволь мне забрать Гемелла в Ростральный дом. Вспомни, родив троих детей , я не имею подле себя ни одного. - Настроенная решительно, она бесстрашно напомнила грозному дядюшке, что один близнец уже потерян, и это случилось под неусыпным надзором Антонии. Её вдовье одиночество также было красноречиво упомянуто в её смелой речи, наряду с сетованиями о бесплодно ускользавшими годами жизни.
  
   Тиберий слушал племянницу, не шевелясь и не поднимая глаз. Дождавшись , когда она смолкла, вздохнув, он тихо заговорил:
   - Выслушай меня, дочка, и постарайся понять. Наш Гемелл - собственность Римского государства. Его судьба определена рождением. Он уже приблизился к тому возрасту, когда мальчик ускользает из женских рук, чтобы начать становиться мужчиной...
   - Пятилетнее дитя!
   - Ему скоро минует седьмой год. Моего единственного внука станут воспитывать как будущего Цезаря. Знаешь остров возле Мизена? Его называют Козлиным...Каапреей. Там сейчас возводят жильё для меня и него. Малыш станет там жить, окружённый лучшими наставниками. Не спеши огорчаться: доступ к сыну всегда будет открыт для матери. Ты сможешь даже поселиться там невдалеке...
   - Покинуть свой дом и поселиться на острове? - ахнула Ливилла.
   - Я не хочу, - помолчав, продолжал Тиберий, - чтобы моё решение показалось тебе жестоким. Поразмыслив спокойно, ты поймёшь, что оно разумно. В самом деле, зачем тебе уединяться на острове? Ты ещё молода. Живи, где хочешь. Будь счастлива, наслаждайся жизнью. Главное: веди себя достойно. Помни всечасно, что в Риме ты третья по значению женщина после Августы и твоей матери.. Может получиться так, что когда-нибудь ты и сама станешь Августой, - как мать нового Цезаря.
   С грустью поняв, что его отказ окончателен, подумав, она спросила6
   - Дядя, ты и вправду не против, чтобы я была счастлива?
   Усмехнувшись , Тиберий вперил в излишне осмелевшую племянницу огромные, мрачные глаза:
   - У тебя есть причины подозревать меня в неискренности?
  
  
  
   УП -5. ОБЕЩАНИЕ
  
   Понимая, что не в силах человеческих всё охватить и везде поспеть, он использовал помощников, предпочитая людей незаметных, но надёжных. Одним из таких помощников был Сатрий Секунд, ведавший осведомителями. Благодаря выпускницам школы, которой он руководил, Сеян знал всё о настроениях знатных семейств. Особой удачей стал Друз -сын Агриппины. Мальчишка прилип к прелестям Альбуциллы, как муха к мёду. Сеян узнал, что юнец злобствовал на брата и мать, предпочитавшую Нерона, и сделался невольным союзником в обуздании Агриппины. Осведомлённый об этом помощником и желая той досадить ,Тиберий согласился назначить Друза префектом Рима для проведения Латинских игр в следующем году. Милости Цезаря к сыну Германика поразила всех и взбесила Агриппину. Разлад в семействе Агриппины не одобрила Августа. Державная старуха была довольна возвышением правнука и советовала Агриппине уняться. Всё это ещё сильнее разозлило неистовую вдову. Тиберий забавлялся.
  
  
   Если неутомимый помощник добирался домой, то обычно затемно, и проскальзывал внутрь через боковой вход, стараясь, чтобы его не заметили допоздна осаждавшие особняк Сейев лизоблюды. Всеобщее раболепие не миновало его как лица, приближённого к Цезарю. Просители толпились возле него тем настойчивей, что он оказался доступнее принцепса. Сотни глаз следили за каждым его шагом, так что вся жизнь семейства оказалась на виду, что сильно досаждало не только ему, но и всем домочадцам. Так было и нынче. Туберон, распорядившись об ужине, повёл брата взглянуть на сыночков. Те уже спали, приученные к раннему вставанию и строгому распорядку дня.
   - Ты уж не мучай их сильно всяким наукам, - неуверенно попросил Сеян, вспомнив свои детские впечатления.
   Туберон строго возразил:
   - Даже если он станут военными, как ты, основательное образование им не повредит.
  
   Поужинав и покончив с заботами о теле, Сеян вошёл в свою потаённую молельню. Засветив огни возле Божества -- небольшой деревянной фигурки , окутанной плащом, он присел возле, шепча молитву-приветствие, затверженную им ещё ребёнком со слов незабвенной бабки Теренции. Подумать было о чём. Необходимо повидать Ливиллу. Ища с ним свидания, она может совершить какую-нибудь оплошность, так что уж лучше самому рискнуть и явиться в Карины. Эта женщина ценное, но опасное приобретение. В затеянной игре ему выпала счастливая кость, так разумно ли пренебрегать даром Фортуны? Неумным отказом не прогневит ли он благосклонное божество?
  
   В полутёмной молельне было тихо. Ему уже сорок лет... Будь, что будет! Он склонил голову перед священным изваянием, смиренно вручая судьбу милосердному божеству, и от бликов огня в его тёмных волосах засверкали серебром тонкие нити.
  
   Туберон не ложился, пока рачительно не удостоверился, что слуги всё привели в порядок. Желая убедиться, что брат спит, горбун подошёл к дверям его спальни, - и неожиданно столкнулся с Сеяном, в плаще и калигах, опоясывающегося мечом. Туберон ахнул.
   - Хочу пройтись, - кратко пояснил Сеян. - Кликни слугу с факелом.
   Подойдя к окну над лестницей, Туберон наблюдал, неодобрительно качая головой, как сопровождаемый слугой брат удалялся по ночной улице непонятно куда. Оставалось только дивиться силам, вложенным щедрой природой в его неугомонного брата.
  
  
   В глухую ночь, время разбойников и воров, он шёл в Карины, чтобы сказать ей о своём решении. Да, он согласен на всё, чего она желает. Но встречаются они в последний раз. Неведомо, как воспримет она столь лукавое условие.
  
   В Каринах слуга через привратника вызвал Эвдема. При виде гостя лицо врача, ожидавшего торговца с каким-то преступным снадобьем, осталось неподвижным, хотя он вряд ли обрадовался нежданному гостю. Отпустив слугу с факелом и обойдя в темноте ограду дома, Сеян, после недолгого ожидания у садовой калитки, был впущен внутрь.
  
   Эвдем едва успел шепнуть разбуженной госпоже, кто ждёт за дверью. Босая и растрёпанная, она кинулась гостю на грудь, распластавшись, будто тесто, по его мускулистому телу. Недовольно морщась, Сеян пережидал порыв женщины. Надежда на спешный разговор, столь нужный обоим, быстро исчезала, как он и предполагал. Она не хотела ничего, ни слов, ни ласк, лишь стоять, прильнув к любимому, целую вечность. Он рассудил по-иному и попытался освободиться.
   - Ливилла, надо поговорить.
   Отстранившись, она горестно пробормотала:
   - Ты даже не хочешь меня поцеловать?
   Не за тем я здесь, госпожа, - попытался он объясниться.
   Попятившись, упав на постель лицом в подушку, она зарыдала в голос, так что снова вошёл Эвдем. Досадливо крякнув, Сеян подумал, что не умеет обращаться с чувствительными женщинами.
   - Уймись же наконец! - взмолился он. - Ты переполошишь весь дом.
   - Обмани меня! Скажи, что любишь! - простонала она.
  
   Поняв, что он тут лишний, Эвдем ушёл. Сеян попытался успокоить женщину. Присев возле неё, он принялся втолковывать неразумной, как опасно их -- прелюбодеев -- положение. Ныне, когда она овдовела, встречаться им наедине будет очень трудно, даже невозможно. Не слушая его, в слезах, приподнявшись, она позволила рубашке нескромно соскользнуть с плеча и обнажить её прелестные груди. Замолчав, он укорил её:
   - Оказывается, ты Цирцея и любишь превращать добродетельных мужчин в скотов.
   Слабо улыбнувшись , она потянулась к нему:
   - Я превращаю их снова в золотых мальчиков. Мой Люций, ты золотой мальчик из моей юности. Сколько было тебе в Афинах, семнадцать?
   Покоряясь её желанию, он пробормотал:
   - Видно, я уже совсем без мозгов.
  
   Ночь сгустилась до черноты, всё замолкло и даже луна спряталась за тучу, однако он тревожно пробудился:
   - Я спал?
   - Не знаю, - нежно склонилась она над ним. - Было так хорошо.
   Оба замолчали, слушая тишину. Рядом с его гулким сердцем слабо билось другое, принадлежавшее непонятной женщине, любившей его - издавна, по её словам.
   - Ты любишь меня? - пытливо глянул он ей в глаза.
   - Зачем спрашивать?
   - Давно?
   - Сам знаешь.
   Он хмыкнул, скрывая торжество мужчины-победителя. Конечно, знает; за долгие годы успел привыкнуть к робкому любованию издалека. Но разве мало женщин манило и завлекало его? Да если бы он захотел, то побывал бы в постелях у самых красивых. Но он не хотел. Не до того. Ливилла -- особый случай. Внучка Августы, племянница Тиберия...Смертельно опасный случай.
   Тёплое дыхание коснулось его щеки:
   - О чём ты думаешь?
   - О нас с тобой.
  
   В сущности, всё складывается не так уж плохо. Друза больше нет, она свободна. Мальчишка-евнух, вливший яд в вино, надёжно упрятан. Врачи поставили диагноз: сын Цезаря скончался от застарелой грудной болезни, а также от пьянства и невоздержанности . Ливилла будет год носить траур по супругу и одному из близнецов. Сейчас нужна только осторожность. Никаких встреч. Но как убедить женщину?
   Я хочу, чтобы ты стал моим мужем, - вдруг твёрдо сказала она, прервав молчание. - Мы должны пожениться. Ведь ты возьмёшь меня в жёны?
   О, женское неразумие! Онусмехнулся:
   - Я-то взял бы. Вот только что скажут люди?
   - А нам какое дело? - не сдавалась она. - Я вдова и имею право снова выйти замуж. Попроси у Тиберия разрешения жениться на мне. Или, если хочешь, я сама поговорю с дядей?
   - Ливилла, одумайся! -_ даже подскочил он. Жениться на племяннице бездетного Цезаря означало стать признанным наследником престола. Неужто женщина этого не разумеет?
   Вспомни хотя бы, что я женат, - укоризненно напомнил он.
   - Разведись!
   - Как всё просто у тебя.
   - Но ты намерен стать моим мужем?
   - Дай мне время обо всём подумать. Главное, сейчас мы не должны встречаться. Во всяком случае, весь год твоего траура.
   - Год? - охнула она.
   - Да, год. Приличия должны быть соблюдены.
   - Поклянись, что через год ты посватаешься ко мне.
   - Я обещаю...Но, Ливилла, я женат!
   - Немедленно разведись.
   Он смущённо бормотал, что всё так сложно, надо обдумать, нельзя торопиться; она отметала все доводы вопросом, хочет ли он жениться на ней. Когда взошла утренняя звезда, предвещая, что вскоре небо начнёт бледнеть, они всё ещё спорили, и он сдавался. Впервые в жизни он уступал слабой женщине. Эвдем нетерпеливо постучал в дверь, напоминая о часе разлуки. Они продолжали спор, и Сеян обеспокоенно подумал, что эта внучка Марка Антония однажды может превратиться из кроткой тихони в яростную Эмпузу.
   Он нехотя обещал не избегать тайных встреч, - если позволят обстоятельства. И ещё он обещал немедленно развестись с женой.
  
  
  
   УП - 6. СВАТОВСТВО ВЕЛЛЕЯ
   Веллей пребывал в отличном настроении. Краткого письма Сеяна неаполитанским магистратам оказалось достаточно, чтобы дело о наследстве пересмотрели, и он был признан законным владельцем половины общего с братом имущества. Выразить самую горячую благодарность Сеяну он счёл неотложным делом, но встретиться с благодетелем оказалось непросто: вечно занятого префекта претория было не изловить. Он подстерёг Сеяна возле курии, занятого воинами, и смог приблизиться лишь когда тот кивнул, заметив его. Рассеянно слушая слова благодарности, Сеян размышлял о чём-то другом и вдруг спросил:
   - Легко ли жить без семьи?
   - Привычка.
   - А ведь ты нынче жених.
   Помимо служебных обязанностей и собственных домашних осложнений, Сеяна последнее время заботили неурядицы в доме дядюшки. Сам Блез уже уехал в Испанию, прихватив супругу. Дома остались старший сын с женой и Павлина, назначенная в надзирательницы молодым супругам. Взявшись горячо за дело, вдова поедом ела жену Квинта Антонию, ставя той в вину невежество и отсутствие приличного воспитания. Та, выросшая возле ссыльного отца в крайней бедности, действительно не получила должного воспитания, однако, будучи правнучкой Октавии - сестры Августа, безмерно гордилась своей знатностью. Стычки женщин происходили всё чаще. Недавно в отчий дом вернулась с Востока овдовевшая Юния, сестра Квинта. Павлина собиралась руководить и ею, но Юния не собиралась это допускать. Женские свары, в которых принимала участие и многочисленная прислуга, вынудили Квинта Блеза пожаловаться всемогущему родственнику. Всё это заботило Сеяна ещё и потому, что Антония была его замыслом. Ему пришлось много похлопотать, чтобы вывезти девушку из Массилии и получить разрешение передать её Блезам.
   - Насколько я понял, ты теперь состоятелен и в силах содержать семью, так? - беря Веллея за локоть, повлёк он знакомца за собой. - Хочешь, я тебе сосватаю достойную невесту?
   - Префект, помилосердствуй! - решительно остановился Веллей. - Если речь о Павлине... Она почтенная матрона, не сомневаюсь, но... Лучше я уплыву за море к индийцам.
   - Зачем так далеко? Я веду речь о моей родственнице Юнии. Она недавно овдовела, пробыв замужем так мало, что даже не успела обзавестись дитём. Хочешь, я сосватаю вас?
   Слова Сеяна прозвучали для Веллея громом с ясного неба. Бледная Лилия?! Она овдовела? И она в Риме?
   - Честь для меня так велика... - растерянно забормотал он.
   - Вот и хорошо, - кивнул Сеян. - Надеюсь, мы всё быстро уладим.
   Веллей молчал, будто проглотил язык; голова у него шла кругом.
  
   Позднее, поостыв, он прикинул, что неказист собой, стар, лишён лоска и вовсе не пара для балованной молодой женщины, недавним супругом которой был так приглянувшийся ему в курии весёлый и разговорчивый Лепид. Они все патриции. Конечно, у него общие предки с великим Вергилием, но достаточно ли этого для красавицы? Возможно, он меньше бы переживал, сообщи ему Сеян, что у Юнии нет ни гроша. Приданое супруги растранжирили, а молодой муж так и не успел составить на Востоке состояние.
  
   Через несколько дней Веллея пригласили к Блезам. Напомнив себе, в каких сражениях ему довелось участвовать, старый воин решил идти.
  
   За столом молодой Блез любезно расспрашивал гостя о дальних странах. Впрочем, больше и громче всех говорила Павлина. Юния и Антония помалкивали. Бледная Лилия была так хороша, что Веллей старался не смотреть в её сторону, дабы не потерять голову. Она не обращала на гостя внимания, увлечённая медовым пирогом. Квинт, исполняя роль хозяина, навёл разговор на литературу, и Веллей увлёкся, радуясь тому, что встретил в молодом Блезе образованного ценителя отечественной поэзии. Оживлённый обмен мнениями о современных поэтах затянулся, наскучив матронам. Они удалились.
   - Сеян мне сказал, ты ищешь невесту, - вдруг лукаво произнёс Квинт. Растерявшись, Веллей молчал.- Наша Павлина тебе решительно не по душе? Почему ты молчишь? Может, у тебя на примете уже есть другая ?
   - Не знаю, как начать... - собравшись с духом, довольно связно заговорил Веллей. - Как ты посмотришь, если кто-нибудь , к примеру я, посватается к твоей сестре?
   Устроившись на ложе поудобнее, Квинт зевнул с равнодушным видом:
   - Но ведь мы тебя едва знаем... Правда, Сеян тебя хвалит. Он и мою жену хвалил... Напиши нашим родителям, спроси их согласия а я не против. Пусть сестра выходит, за кого хочет, только поскорей. Но прежде чем старнешь писать батюшке, на всякий случай спроси у Юнии, согласна ли она. Но как же Павлина? Лучше посватайся к Павлине: вы больше подходите друг другу. А моя сестрица, верь, не подарок.
   За столом было выпито много вина, и у обоих собеседников шумело в головах, делая одного не в меру откровенным, а другому придавая смелости.
   - Позволь мне спросить твою сестру прямо сейчас.
   - А чего откладывать? - кивнул Квинт. - Это самое разумное.
   - Если она откажет, я больше никогда у вас не появлюсь.
   - Вот ещё! А Павлина? - и с этими словами Квинт Блез велел слуге позвать Юнию.
  
   Войдя, Бледная Лилия молча остановилась в дверях.
   - Сестричка, наш гость хочет кое-что тебе сказать, - заискивающе сообщил Квинт.
   - Да, хочу, - взволнованно подтвердил Веллей, вставая.
   Хлопнув густой щёткой ресниц, Юния оценивающе глянула на него и, обойдя стол, уселась возле брата. Отщипнув кусок недоеденного бисквита, она медленно принялась жевать. Призвав на помощь былую неустрашимость, Веллей сказал:
   - Я не столь знатен, как Блезы, однако являюсь сенатором преторского достоинства и к тому же прихожусь внучатым племянником самому Вергилию, так что мои будущие дети также станут потомками нашего богоподобного поэта.
   Юния сунул бисквит в рот брату; тот недовольно отмахнулся, Веллей продолжил:
   - Я достаточно богат, хотя у меня нет своего дома в Риме. Зато в Неаполе наша семья не из последних. И я хорошо известен Сеяну, с которым мы вместе имели счастье служить под командой нашего императора Тиберия.
   Квинт Блез, наскучив слушать, повернулся к сестре:
   - Ну, как он тебе? Или ты не поняла? Наш гость сватается...
   - К Павлине? - сморщила Юния маленький носик.
   - К тебе, ломака. Я предупреждал его, ты откажешься, однако наш гость захотел услышать ответ из твоих уст.
   Бледная Лилия надменно вскинула хорошенькую головку:
   - Не поняла, на какой вопрос я должна ответить.
   - Я знаю, я недостоин, - смешался Веллей. - Восхитительная Юния, согласись стать моей женой! - И его голос прервался, утонув в горле.
   - Я согласна, - спокойно кивнула Юния.
   - Как? - встрепенулся Квинт.- Ты даже не хочешь подумать?
   - За меня подумал Сеян, - холодно осадила она брата.
   Веллей издал нечленораздельный звук, пытаясь справиться с голосом.
   - Всё это ока не к спеху, - продолжала Юния. - Всё равно сейчас я в трауре и оплакиваю своего горячо любимого и, к сожалению, утраченного супруга. И надо получить согласие батюшки. Но без дома в Риме никак не обойтись. Дом обязательно должен быть, - твёрдо закончила она.
  
   Для Веллея начались тревожные дни, исполненные ожиданий и надежд, зачастую несбыточных. Красноречивое послание родителям Юнии было составлено с помощью и припиской Сеяна. Отправили его в Испанию с собственным слугой Веллея. Не дожидаясь ответа, Квинт Блез начал приготовления к помолвке, желая как можно скорее сбыть с рук сестру. Павлина внезапно заболела, отказавшись от ведения дел, и в доме у Блезов настал мир. Ко времени получения родительского согласия для помолвки всё было готово, и она состоялась, - скромно и без гостей вследствие траура невесты.
   Жениховство Веллея протекало как-то странно. Видеться с невестой он не мог. До свадьбы ему предписывалось выполнить несколько условий, и первое - обзавестись собственным домом в Риме. Квинт взялся ему помогать. В поисках дома живое участие приняла сама невеста, справедливо не доверявшая опытности обоих. Веллей был тронут: Бледная Лилия, пренебрегая трауром ради их будущего благоустройства, начала выходить из дома в сопровождении маклеров, осматривая продажные дома. Выбранный ею особняк оказался слишком дорогим, в чём Веллей смущённо признался Квинту. Опытный счетовод, присутствовавший на совете, узнав о размерах недвижимого имущества Веллея и получаемого дохода, уверенно посоветовал как можно скорее поменять управляющего, назвав нынешнего вором. Квинт предложил своего человека. Веллей облегчённо согласился.
  
   На обеде, последовавшем за деловым советом, присутствовала Юния, по обычаю своему изображая статую. Веллей не сводил глаз с её прелестного профиля. Если бы не Квинт, он и словом бы с невестой не перемолвился. Брат бесцеремонно попросил сестру пересесть поближе к жениху. Она неохотно повиновалась. "Может, от меня не тем пахнет, - обеспокоился Веллей. - В баню я часто хожу, но женский носик привык, наверно, к сладким духам... Надо купить." Едва невеста уселась, Квинт сообщил о согласии Веллея переменить управляющего. Оживившись, Юния захотела узнать подробности; свои вопросы она шептала брату, а тот оглашал их вслух..
   - Я думаю отправить в Неаполь нашего Никепора, - сказал Квинт.
   - Пока ты думаешь, там всё разворуют, - обеспокоилась Юния. - Лучше я немедленно пошлю своего Зефира, а твой слуга пусть поторопится следом. - Веллей умилённо воззрился на свою невесту.
  
   В конце застолья, собравшись с духом, он высказал робкое желание прогуляться с Юнией по домашнему садику. Она, подумав, отказалась со словами:
   - Тебе тоже не понравилось бы, если, оплакивая твою кончину, я стала бы разгуливать с новым женихом.
  
   Принятые Блезами меры оказались весьма действенными: посланные в Неаполь люди обнаружили вопиющие злоупотребления в управлении владениями Веллея. Деньги на покупку дома тут же нашлись; она совершилась быстро и без осложнений. Внезапно сделавшись римским домовладельцем, Веллей облегчённо перевёл дух, однако тотчас был озадачен необходимостью благоустроить новое жильё. Написание "Истории" было заброшено; даже высохли чернила, на что он сокрушённо попенял нерадивым слугам.
  
   Лишённый общения с невестой, он неожиданно нашёл собеседника в её брате. Квинт оказался любознательным и общительным человеком, уже настроенным к нему по-родственному. Он не без интереса выслушивал рассказы человека гораздо старше себя и многое повидавшего на свете. Своё прежнее насмешливое отношение к провинциальному простаку юноша сменил на уважительное и даже посоветовал сестре расстаться с холодной надменностью, если она не хочет упустить выгодное замужество.
   - Вспомни хотя бы о том, что ты больше не получишь от родителей ни гроша. И кто тебя возьмёт без приданого? А станешь клянчить новое, рассоришься с нами, братьями.
   - Он такой старый и скучный, - хныкала Юния. - С ним не о чем разговаривать.
   - Ошибаешься. Он многое видел и ещё больше знает.
   - Он такой неотёсанный.
   - Скажите! Видала ты ещё такую же неотёсанную женщину, как моя жена? Ноя терплю. Чем ты лучше меня? Почему бы и тебе не потерпеть?
   - Ох, зачем боги отняли у меня Марка! - прослезилась она.
   - Боги посылают тебе нового супруга не хуже, - строго напомнил брат. - Вот и ухватись за него покрепче.
  
   Квинт Блез решил наставить и неопытного жениха.
   - Невесте надо делать как можно чаще подарки, - то цветы, то горшочек мёду, то корзиночку пирожных. А в придачу колечко, либо зеркальце, либо ещё что-то... - Воображения Квинту не хватило; сам он не дарил своей невесте ничего.
  
   Веллей внимательно внимал наставлениям, поражённый собственным невежеством. Как он мог упустить столь важный обычай! Себе духи он купил и теперь благоухает ,будто клумба, а о подарках невесте не вспомнил. Юния вправе не хотеть его видеть, почитая неотёсанным невежей. Он забыл, что уже преподнёс невесте особняк в Риме.
  
   По совету того же Квинта, велевшего ему завести знакомства с людьми их круга, он стал бывать в домах, где собиралось образованное общество, на литературных чтениях и философских диспутах. На одном из таких чтений он имел удовольствие слушать знаменитого историка Кремуция Корда, зачитавшего отрывок из своего труда об истории последнего столетия и рассказывавший о Бруте и Кассии . У слушателей была на памяти недавняя кончина старухи Юнии - сестры Брута и жены Кассия, её пышные похороны, когда в торжественном шествии несли множество изображений знаменитых предков и родственников, а самые знаменитые - Брут и Кассий ­- отсутствовали; нет - блистали своим отсутствием. Появление их портретов было невозможно даже сейчас, в правление снисходительного государя. Корд осмелился хвалить их как великих граждан и образцовых римлян, что было явным укором властям. Слушая, Веллей несогласно качал головой и морщился. Сидевший рядом человек заметил это.
   - Уважаемый сосед не согласен с Кордом?
   - Мне кажется, он пристрастен, что недопустимо.
   - Да разве бывают беспристрастные историки?
   - Не знаю, - немного смутившись при воспоминании о собственной "Истории", не стал продолжать разговор Веллей. - Но честные бывают, - внезапно заключил он
  
   Через несколько дней в кури был зачитан донос на Кремуция Корда, обвинённого, что не только в своих анналах, но и в публичной речи историк хвалил разбойников и отцеубийц Брута и Кассия, называя их последними римлянами. Веллей был поражён тем сильнее, что в доносчике узнал человека, сидевшего рядом с ним на чтениях. Сенаторы возмущённо зашумели, и
   Корду было тут же предъявлено обвинение в оскорблении величия.
  
   Обвиняемому предоставили возможность оправдаться, но вместо раскаяния он усугубил свою вину дерзкой речью:
   - Отцы сенаторы, обратите внимание, меня обвиняют не за поступки, но всего лишь за слова. Говорят, я похвалил Брута и Кассия. Но разве до меня не писали о них многие историки, причём всегда с похвалой? Тит Ливий, самый прославленный из наших исторических писателей, часто именовал их выдающимися мужами, а не разбойниками и отцеубийцами, как сейчас. Сочинения многих других историков хранят о них добрую память. Разве божественный Август когда-нибудь гневался за это? И я затрудняюсь сказать, чего тут больше - терпимости правителя или мудрости? Разве , похвалив Брута и Кассия, я побуждаю граждан к усобицам? Верю, потомки воздадут каждому из нас по заслугам. И если на меня обрушится незаслуженная кара, то при воспоминании о Бруте и Кассии непременно вспомнят и меня.
  
   Веллей со страхом наблюдал, как Тиберий, слушая оправдательную речь Корда, всё более хмурился. Только сейчас он осознал, какой опасности подвергался, сидя на диспуте возле доносчика: тому ничего не стоило упомянуть его в своём доносе. Как осторожен должен быть историк в своих оценках! К счастью, он ещё не дошёл до описания времени Брута и Кассия; дойдя, конечно не станет обзывать их разбойниками и отцеубийцами, но и хвалить за содеянное тоже остережётся.
  
   Кремуций Корд был дружно осуждён. Сенаторы обязали эдилов сжечь все его сочинения. Выйдя из курии, преступник объявил, что отказывается от пищи, и пусть ему позволят уйти из жизни подобным способом. Всё это произвело такое впечатление не Веллея, что он решил воздержаться пока от работы над "Историей", ограничившись написанием кратких анналов. Он готовится к великой перемене в своей жизни и не имеет права рисковать.
  
   Первое же посещение лавки с женскими украшениями привело его в замешательство. Он попросил помощи у Квинта. "Да возьми с собой Павлину", - посоветовал тот. Как ни нуждался он в поддержке, слова Квинта привели его в замешательство. Павлина сама подстерегла его в тёмном углу и с радостной улыбкой предложила совместно отправиться по лавкам для выбора подарков невесте. Она оказалась неоценимой помощницей. Там, где Веллей замирал, растерянно переводя глаза с одного украшения на другое, она деловито брала в руки то ожерелье, то браслет, примеривала их, заводила разговор с продавцом, торговалась, - и в первую же прогулку на Субурру они купили и браслет, и ожерелье, и даже птичку в клетке. Признательный Веллей приобрёл и для спутницы хорошенький перстенёк.
  
   Новое свидание с невестой прошло как нельзя лучше. Юния милостиво приняла дары. Особенно понравилась птичка. Она тут же выпустила её из клетки и, держа за нитку, принялась играть, позволяя жениху любоваться собой. Тот, довольный и сияющий, молча созерцал шаловливые забавы своей прелестной невесты. Уходя, он снова благодарил за помощь Павлину, и та с готовностью обещала сопровождать его и в походе по шёлковым лавкам. Едва жених удалился, Юния, сунув птичку в клетку, занялась блестящими украшениями, полученными в дар, и тут же поссорилась с Павлиной, упрекая ту в невежестве и отсутствии вкуса.
  
   Веллей в сопровождении Павлины ещё несколько раз прогулялся по Субурре и прочим торговым местам, покупая то одно, то другое для подношения невесте. Бояться спутницы он совсем перестал, оценив её деловитость и неизменную заботливость. Невеста милостиво принимала дары; их встречи участились, и жениховство протекало на редкость счастливо. Близился час свадьбы, при мысли о которой Веллей заранее волновался, не в силах поверить, что вскоре назовёт Бледную Лилию - это чудо среди женщин - своей супругой.
  
  
   УП- 7. Разводное письмо
  
   Обещав развестись с женой, Сеян не ожидал, какой неподъёмной глыбой станет данное слово. Он знал, что сделать это рано или поздно придётся и лучше пораньше, чтобы до сватовства к Ливилле, - а оно уже было решено, - прошло достаточно времени, и никто не заподозрил бы, что ему предшествовало прелюбодейство. Он ценил свой домашний мир и строил его долго и заботливо. Выбранная им в жёны девушка оказалась немного суетней и ограниченней, чем требовалось, но виноват в этом был он сам, не имевший времени изваять супругу по собственному вкусу. Зато Апиката была добропорядочной женщиной, заботливой матерью, рачительной хозяйкой, послушной женой. Благородная римлянка с большим приданым, она считалась завидной невестой, и если бы не давняя дружба его с Апицием, дядюшкой невесты, девушка могла и не достаться Сеяну. Они прожили вместе одиннадцать безоблачных лет. Появившиеся дети заняли в её сердце больше места, чем муж, но надо ли её упрекать в том, что естественно и правильно. Он молчал, зная, что жена всё так же любит его. Знакомые завидовали их домашнему миру, почитая образцовой супружеской парой.
  
   Он решил поначалу обсудить дело с братом. Туберон облегчил начало разговора, заговорив при встрече о домашних делах.
  -- Апиката совсем захлопоталась на два дома. Значит, ты уже окончательно решил перебираться от родных пенат на Целий? Сразу предупреждаю, я .останусь здесь.
   Сеян печально покачал головой:
  -- Переберётся одна Апиката. Здесь останемся мы с тобой.
  -- Как так?
  -- Но что же делать, если ей хочется жить в доме Апиция?
  -- Разве принято, чтобы супруги жили раздельно?
  -- Почему бы и нет? Что ни день, слышишь о разводах.
  -- При чём тут разводы?
  -- А почему бы нам с женой не развестись?
   Братья уставились друг на друга.
  -- Что за шутки? - поморщился Туберон.
  
  
   Взяв брата за локоть, Сеян повлёк его подальше от света, вглубь дома.
  -- Напрасно я женился, скажу тебе напрямик. Семья для воина обуза. Я человек Тиберия и должен принадлежать ему безраздельно.
  -- Надеюсь, ты всё-таки шутишь? - недовольно освободил руку Туберон
  -- Нет, не шучу. Я намерен развестись с женой, и ты должен подготовить Апикату.
   Туберон ахнул, попятившись:
  -- Ты помешался?
  -- Да! - вспыхнул Сеян. - Видел, как ходят плясуны по канату? Тут, главное, не смотреть под ноги, а идти прямиком к цели. Вот и я такой плясун.
   Пробормотав "Прости, мне надо успокоиться", Туберон устремился прочь.
  
  
   Мольбы Туберона отвести беду от дома не были услышаны богами. Вскоре Апиката получила от мужа разводное письмо. Она примчалась к деверю за объяснениями.
  -- Это не розыгрыш, - понурился горбун. - Его решение окончательно.
   Ему пришлось долго приводить её в чувства.
  
  
  
   Сказать, что Апиката была потрясена, означает сказать слишком мало. На неё рухнул небосвод. Выйдя замуж в самом юном возрасте, она не знала иной жизни, кроме супружеской, от игры в куклы сразу перейдя к материнским заботам. Супруга она любила, как полагается добродетельной римлянке. Разумеется, нахлынувшее на неё с появлением детей сладостное чувство материнской любви не шло в сравнение по своей остроте и силе с супружеской привязанностью, но иначе и не могло быть. Любовь к мужу была долгом; а то, что она не захотела больше беременеть, вовсе не означало, что долг был ею забыт. Законная жена не наложница; если мужчине требуется что-то сверх меры, он может поискать удовлетворения на стороне. Безупречная матрона, она по праву гордилась собой.
  
   Внезапно ничего этого не стало. Какой развод? Встревоженная и изумлённая, она попыталась увидеться с мужем, желая разобраться в недоразумении, получить разъяснения, - но его никогда не было дома. Туберон только разводил руками. Сострадательно наблюдая за смятением невестки, он просил её успокоиться и продолжать заниматься обычными делами, обещав сообщить, как только брат появится в доме.
  
   Туберон сдержал обещание. Сеян попал в ловушку.
  -- Почему ты прячешься? - ворвалась Апиката в дом с громким криком, когда он уже готовился уходить.
  -- Я не прячусь, - насупился он. - Но встречаться нам сейчас тяжело...
   Попятившись, изумлённо глядя на мужа, она прошептала:
  -- Ты меня гонишь? Люций, я родила тебе трёх детей.
  -- Взамен я дал тебе годы счастливого супружества. - Собравшись с силами, он поднял на жену глаза. - На свете всё когда-то кончается. Так устроен мир. Это конец, Апиката.
  -- Ты меня убил, - побледнев, качнулась она.
   Он видел это. Безжалостно и без видимых причин он разрушил её жизнь, и для оправдания было мало всех её жалких провинностей. Поняв, что не уйти без объяснений, тяжело вздохнув, он неохотно заговорил:
  -- Мы давно живём врозь. Я скоро надолго уеду... на год, два... Вспомни, я служу Цезарю и не принадлежу себе. В моей будущей жизни для тебя нет места.
  -- Люций! - шепнула она. - Мне казалось, что ты меня любил.
  -- Ты не ошиблась.
  -- Любовь прошла?
  -- Мне больно разлучаться с тобой.
  -- Твоя любовь кончилась? - вцепилась она в его одежду.
  -- Не знаю, - освободившись от рук жены, устремился он вон. И в этом "не знаю" для неё оставалась надежда. Негодующие вопли Апикаты, топанье, битьё кулаками о стену от этого стали ещё неистовей. Казалось, она хотела сокрушить дом Сейев, вдруг ставший ей враждебным.
  
  
   Разрыв с женой оказался тяжелее, чем он предполагал. Чувство вины перед женщиной, ни в чём перед ним не провинившейся, угнетало и злило.
  -- Не думал, что всё будет так тяжко, - признался он брату. - Квинт, я намекнул Апикате, что наш развод временный.
  -- Что за выдумки? - недовольно пожал тот плечами.
  -- На таком условии она согласится принести эту жертву.
  -- Ты любишь жертвы?
  -- Все мы их любим. Люди -- актёры в пьесе, именуемой жизнь. Я не могу выйти из роли, как, впрочем, и ты, и она, и все вокруг.
  -- Свою-то роль ты сочиняешь сам.
  -- Или ты думаешь, Тиберий когда-нибудь позволит мне жить, как хочу?
  -- Так это Тиберий заставляет тебя развестись?
  -- У меня нет выхода!
  -- Не понимаю.
  -- Поймёшь со временем, - закончил с досадой Сеян разговор.
  
   УП- 8. Перед Аполлоном
   Прогуливаясь по дворцовой анфиладе, уставленной его любимыми изваяниями, Тиберий, утомлённый утренними делами, восстанавливал душевный покой. Империя со всех концов взывала к властителю голосами проконсулов, и он понимал, что, став Цезарем, обязан взвалить на себя каждодневный груз докучных обязанностей и делать вид, что обеспокоен всякой ерундой вроде сооружения водопровода в каком-нибудь окраинном городишке либо мелкими стычками с варварами на границе . По-настоящему его занимали только дела в Риме, а, ещё точнее, действия собственных родственников. Здесь, в тиши дворца, созерцая эллинские статуи, он никак не мог забыть постылые лица Агриппины и прочих гарпий, терзавших его печень.
  
   Остановившись перед Аполлоном, привезённым с большими опасностями из Темессы, он снова восхитился совершенством скульптуры. Мраморный бог был подобен ему самому в молодости, - та же стройность и гармония во всех членах, а искусство ваятеля было вообще выше всех похвал. Кое-какие статуи отсюда он заберет на Капрею, а вот Аполлон будет помещён в новый храм Августа, снабжённый гордым посвящением "Основателю от Преемника." Матери он не позволит поставить рядом со статуей Августа собственную, как она вознамерилась. Рядом он поставит свою. И Тиберий ухмыльнулся, представив ярость Ливии. Его решение неколебимо. Если она станет взывать к сыновьим чувствам, напоминая о долге перед родительницей, он напомнит , как раздавила она чувства четырёхлетнего ребёнка, отторгнув его от себя. Так пусть не требует сыновьей привязанности, которая давно мертва.
  
   Он болезненно поморщился, вспомнив недавний разговор. Осведомители донесли, что Агриппина и Пульхра, тайно призвав магов, допытывались, сколько ещё проживёт Тиберий и кому достанется высшая власть, то есть совершили преступление, караемое смертью. . Тиберий пожаловался матери, но старуха выразила недоверие его словам, заявив, что не желает слушать нападки на семью Германика.
   Мать, ты любишь правнуков больше сына? - ядовито осведомился он.
   Оставь в покое Агриппину! - снова потребовала она. - Её дети -- потомки Друза, такого же моего сына, как и ты.
   Слова матери обожгли, будто кипятком. Друз, давно погибший брат, и Тиберий, столько лет живущий рядом с нею, - мать их равняет в правах?!
   Сейчас, когда мы с тобой состарились, - продолжала она, - а твой дом обескровлен, наконец пора подумать о наследниках власти. Достойнее Нерона, внука моего Друза, и Юлии, твоей внучки, никого в Риме нет.
   Нет?! А его собственный внук?!
   Гемелл -- дитя. Или ты собираешься прожить ещё двадцать лет? Дождаться его возмужания?
  
   Пришедшая на память сцена настолько расстроила Тиберия, что он отошёл от Аполлона понурившись. Неугомонная старуха, даже отстранённая от власти, размышляет о наследниках и тщится навязать свою волю. Да, ему много лет, но ведь ей на шестнадцать больше. Это ей следует подумать о скором конце жизни, а её по-прежнему заботит только земное. Он знал про себя, что проживёт ещё долго. А преемники найдутся сами. Беспокоиться о преемниках? Да пусть земля горит огнём!
  
   Перебирая недавние обиды, он постепенно распалил себя, и в душе с новой силой проснулась ненависть к обидчикам. Агриппина! Отродье ненавистной Юлии! Тупая, необузданная, злобная женщина. Не в пример дочери мать была женственной, лицемерной, и безмерно похотливой; Юлия, дочь Августа, навязанная ему в жёны, будучи уже матерью пятерых детей от разных мужей , - более того, добивавшаяся его смерти. Меч центуриона, пресекший жизнь ненавистной Эмпузы, стал ничтожно малым воздаянием за причинённое ею зло. Разумеется, Агриппина ненавидит бывшего отчима и за умерщвление матери также. И за Германика, конечно. А взяться за ум она не в силах по причине его отсутствия. Более всего заботясь о соблюдении приличий, Тиберий старался не выдавать свою неприязнь, тщательно пряча её под личиной безупречной вежливости. Но добиться того же от невоздержанной матроны он не мог. Сейчас, когда злокозненные замыслы Агриппины лежали во прахе, она могла бы угомониться, довольствуясь почестями, оказываемыми властителем её сыновьям. Но благоразумие ей чуждо, а стремления непомерны: наперекор всему она продолжит сеять в государстве семена раздора. Образумить её невозможно.
  
   Вспомнив про мать и её запрет трогать вдову Германика, он помрачнел. Желанный отъезд и спокойная жизнь на Капрее по-прежнему оставались невозможными. Ладно, он даст буйной вдове последний урок, да такой, что Августа не сможет помешать. За враждебные действия Агриппины ответит Пульхра, её доверенное лицо. Вдовица злополучного Вара -- погубителя легионов, укрывшаяся под крылом двоюродной сестры, она осмеливалась злоумышлять против Цезаря: доносчики указали на неё как на соучастницу в преступных гаданиях Агриппины.
   Сеяна ко мне, - распорядился Тиберий.
  
  
   Утром Сеян не показался на Палатине, как делал обычно. Цезарь ждал его появения, досадуя, что помощник задерживается. Скорей бы перебраться на Капрею, где Сеян будет всегда под рукой. Об этом своём желании Тиберий сообщил Эводу, когда тот переобувал его и, по недосмотру ведавшего обувью слуги, сапоги оказались от разных пар. Огорчённый спальник, покарав позднее нерадивых слуг, не скрыл причину своего расстройства от расспросов начальника охраны Макрона.
   - И Сеянав не видно, а Цезарю он нужен, - пожаловался расстроенный слуга.
   - Не поискать ли в Каринах? - участливо подсказал Макрон. - Говорят, там живёт некая матрона, у которой он иногда бывает...
  
   Макрон нежданно выказал чрезмерную осведомлённость о своём начальнике, и Эвод, получив столь ценную подсказку, способную помочь исполнить желание властелина, без раздумий заторопился прочь, Наводка через секретаря дошла и до Тиберия.
   Вот болтуны -- матрона! - хмыкнул он. - Потаскушка, которую Сеян выдал замуж за своего клиента. Говорят, хорошенькая. И вовсе не в Каринах, а на Авентине.
   Послали на Авентин, но его так и не нашли.
  
   За обедом, который разделяло с Цезарем несколько друзей, он ворчливо посетовал на отсутствие Сеяна. Курций Аттик, словоохотливый царедворец, обмолвился, что сейчас у префекта претория наверняка много хлопот личного характера в связи с разводом.
   С каким разводом? - не понял Тиберий, но тут же осекся, заметив, что гости удивились его неосведомлённости.
   С чьим разводом? Кто разводится? Не сам же Сеян. Что за глупости! У Сеяна образцовая семья. Возможно, кто-нибудь из его родственников... Спросить так, чтобы не уронить себя, не у кого. Уже в постели, он спросил поправлявшего ночник Эвода:
   Ты слыхал толки о разводе у Сеяна?
   Слуга, испугавшись, растерянно подтвердил:
   Об этом говорят.
   Чего только не придумают досужие болтуны! - поморщился Тиберий.
   Скорее всего, это правда, - шепнул Эвод.
   Сон отлетел от век Тиберия. Как - правда?! Сеян разводится?! Сеяна заботят не только интересы императора, но ещё какие-то собственные? У помощника есть личная жизнь, принуждающая его исчезать без всякого предупреждения?
  
  
   Ты разводишься? - встретил "союзника в трудах" изумлённым вопросом Тиберий.
   Придя для делового доклада и не ожидавший такого начала разговора, Сеян смутился. Поняв, что никуда не деться и надо отвечать, он кивнул:
   Это правда.
   Помолчав, поиграв пальцами, Тиберий насмешливо осведомился:
   Открой же , дружище, что тебе жмёт?
   Это была фраза из общеизвестного анекдота, когда некий человек, в ответ на увещевания друзей не разводиться с добродетельной женой, показал на свои ноги со словами: "Смотрите, какие красивые у меня сапоги, но ведь никто из вас не знает, как они мне жмут."
  
   Сеян молчал, смущённый насмешливостью Цезаря. Тот ждал объяснений.
   Моя жена выросла в доме Апиция... Император помнит, что сам не раз подсмеивался над его мотовством...
   Тиберий хранил молчание. Разумеется, он помнил те беззаботные дни, когда, став принцепсом и окружённый весёлыми друзьями, он мог над кем-нибудь безобидно пошутить. Мотовство Апиция он высмеивал ещё и потому, что прославленный законодатель вкуса был долгое время авторитетом для Сеяна.Заговорив об Апиции, Сеян сделал верный ход: приятное воспоминание немного смягчило Тиберия.
   Мой дом скромен, - продолжал он уверенней. - Отец оставил нам с братом хорошее наследство, да и жалованье моё достаточно, однако жене, воспитанной в расточительной роскоши, оказалось этого мало. Когда ей достался дом дяди, она пожелала вернуться к прежней жизни и перебралась туда . Но мне чужды привычки Апиция...
   Тиберий изумлённо выкатил на помощник свои и без того огромные глаза:
   Ты хочешь сказать, что ограничен в средствах настолько, что от тебя сбежала жена? Почему ты молчал? Я направо и налево раздаю деньги и поместья часто недостойным людям, а ты, мой ближайший сотрудник, находясь в нужде, помалкиваешь?
   Нет, нет, император! - встревожился Сеян. - Мне всего хватает. Я лишь хочу, чтобы мои доходы оставались в распоряжении брата, и жена не смогла бы расточать их на всякие роскошества.. Женщины несговорчивы и упрямы.
   Тиберий потупился:
   Поступай, как знаешь, -повёл он рукой. - Но я огорчён.
   Я тоже, - вздохнул Сеян. - Моя жена превосходная женщина, перечить ей я не хочу.
   А жалованье тебе надо увеличить, - вспомнил Тиберий. - Распорядись сам.
   Не надо мне денег. Я все доволен, - обеспокоился Сеян.
   Отказывается от пожалования лишь тот, кто хочет получить больше, - строго возразил Тиберий. В сущности, развод Сеяна кстати. Никто не будет звать лишний раз помощника с Капреи в Рим. Отдых, полный удовольствий, они оба заслужили. Успокоившись, Тиберий заговорил о деле. Сеяну поручалось начать готовить суд над матроной Пульхрой.
  
  
   .
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   .
  
   . .
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

2

  
  
   УП. РАЗРЫВ
   Покорного...
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"