|
|
||
Призраки бывают не только из прошлого, но и из будущего. То, что увидел маленький мальчик погожим летним днём, уже стоит у порога... Грозная неизбежность. |
Рань и тишь. Янтарно-розовое утреннее солнце сияло на умиротворённо застывших берёзках и ивах вдоль дороги. Собственно, это была не дорога, а старая железнодорожная насыпь, рельсы с которой были давно убраны: новая, действующая ветка пролегала немного в стороне. Склоны старой и новой насыпей образовывали ложбинку, поросшую влажной от росы травой и редкими кустиками. Там, где когда-то ходили поезда, теперь ходили люди. О том, что это бывшая железная дорога, напоминали только торчащие вдоль неё остатки срезанных мачт. В придорожной траве, поблёскивавшей росинками в косых утренних лучах, темнела распростёртая человеческая фигура. Одна нога в стоптанном пыльном сапоге чуть выступала за кромку травы на дорогу, а возле головы дремала серая кошка. Солнце поднималось всё выше, роса высохла. Прогрохотал мимо поезд, а человек лежал неподвижно, лицом вниз, и его покой хранила серая кошка. По дороге пробежал мальчишка с удочкой и ведром, поднимая босыми ногами пыль и блестя пшеничным ёжиком волос на солнце. "Мяу", - услышал он с обочины. Он ни за что бы не остановился (кошек он не видал, что ли?), но мельком глянув, остолбенел. В траве у дороги лежал убитый солдат. Почему мальчишка решил, что тот мёртв, он и сам не знал - просто какая-то холодная тяжесть повисла под сердцем. Ведро грохнулось на дорогу, мальчишка попятился. Серая кошка - не полосатая, а дымчатая, даже с голубоватым отливом - смотрела на него прозрачно-жёлтыми, холодными глазами. Сторожила она, что ли, покойника? Забыв о ведре, мальчишка со всех ног бросился на станцию. Хорошо хоть удочку из рук не выпустил. Сердце обгоняло бег босых загорелых ног, шлёпавших по дорожной пыли, а в спину дышало сырым, туманным холодом. Прямо так, с удочкой, он и хотел заскочить в одноэтажное серое здание станции, но один из мужиков, куривших у крыльца, со смехом поймал его. Путь мальчишке преградили полы его грязно-серой рабочей куртки. - Санька! Ты откуда мчишься как угорелый, а? Пожар, что ль, где? - Дядь Егор, пусти... - выдохнул Санька. - Мне к папке... Там солдат... - Обожди-ка. - Руки дяди Егора держали его за плечи крепко. - Что ещё за солдат? Где? - Там, на дороге... И кошка... Дядь Егор, ну пусти, мне к папке надо! Но Санькин отец, к счастью, как раз сам вышел на крыльцо - высокий, худой, слегка сутулый, в чёрной железнодорожной форме со светлыми пуговицами. Ветерок шевельнул его аккуратно зачёсанные со лба русые волосы, а солнце заставило прищуриться, и он не сразу заметил сына. Хоть он был ещё молод - и сорока лет не исполнилось, но его уже называли уважительно-фамильярно - "Лукич". Он работал начальником станции. - Папка! - рванулся к нему Санька. Санькин рассказ был сбивчив. Убитый солдат, кошка. "Там, на дороге через старую насыпь", - показывала взволнованно мальчишечья рука. Отец выслушал, хмурясь, потом кивнул мужикам: - Айда, глянуть надо. Конечно, он не мог не поверить Саньке - такой неподдельный испуг был в глазах мальчишки. Но когда они пришли на то место, никакого солдата там не оказалось, кошки тоже след простыл - только кузнечики стрекотали и шелестели берёзы, да валялось посреди дороги оброненное Санькой ведро. Мужчины переглянулись, Лукич обратил суровый вопросительный взгляд на сына. - Ты чего выдумываешь? - Папка, он точно тут лежал! Санька бросился осматривать и обшаривать место, где он видел мёртвого солдата, стараясь отыскать хоть какие-то следы, но трава была даже не примята. - Папка! Да я правду сказал, он тут был! - воскликнул Санька в отчаянии, снова встретив не предвещавший ничего хорошего отцовский взгляд. - Делать нам больше нечего, как только на твои выдумки время тратить, - сказал Лукич. - Марш домой! Никакой тебе рыбалки. Мамке в огороде помогать пойдёшь, живо! Санька знал: отец был серьёзным человеком, люди его уважали и прислушивались к нему, хотя он был ещё совсем не стар. Ослушаться его он не посмел, подавленный тем, что, получается, он отвлёк занятых взрослых людей от дел... - Давай, давай, топай. Да ведро-то прихвати. Тоскливый свисток паровоза раздался вдали, и отец ускорил шаг, чтобы успеть на станцию. Санька с угасающей надеждой дёрнул дядю Егора за куртку: - Ну я же не соврал... Он был, правда. И кошка серая. Дядя Егор только усмехнулся и взъерошил Санькин пшеничный ёжик. - Топай домой, фантазёр. Ну как же так?! Весь день Санька проторчал дома, выполняя мамкины поручения и приглядывая за младшей сестрёнкой, четырёхлетней Люськой, но мёртвый солдат и кошка не шли у него из головы. Неужели ему померещилось? Ведь он своими глазами видел! Холодные кошачьи глаза запали ему в душу, не давали покоя, и на грудь давила тягучая, смутная тревога. Когда вечером отец пришёл домой, Санька робко заглянул ему в глаза. - Кошку видел, - сказал тот, снимая китель. - Точь-в-точь такую, как ты говорил. По рельсам вышагивала. Как зыркнет на меня глазищами... - Где кофка? - громогласно полюбопытствовала Люська, подбегая к отцу. - На работе у меня, - ответил он ласково, подхватывая её на руки. - Серая, пушистая, а глазищи... Как плошки! Вот такие! - А она к нам плидёт? - Не знаю, может и придёт. - А она чья? - Ничья, наверно. Сама по себе, приблуда. - Плиблуда? - Ага, где хочет, там и ходит... После ужина Санька спросил: - Папка, можно мне завтра на рыбалку? - Иди, - разрешил отец. И добавил: - Только пораньше выходи, с утра. Часа в четыре. День закончился. Это было двадцать первое июня тысяча девятьсот сорок первого года.
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"