Гуцу Юрий Павлович : другие произведения.

Манекен за столом. Роман-антиутопия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  Роман-антиутопия 'Манекен за столом' об искусственном мире будущего.
  
  
  
  Авторы: Гуцу Юрий Павлович
   Гуцу Анастасия Юрьевна
  
  
  МАНЕКЕН ЗА СТОЛОМ
  
  
  
  Роман-антиутопия
  
  
  
  Зажгут костер, и дрожь меня берет,
  Мне сердце отогреет только лед.
  
  Ф. Вийон
  
  
  
  Глава 1. Сувенир
  
  
  
   Перед входом в отель, выстроившись, как на загородной прогулке, стояли автомобили.
  Поток солнца заливал блестящие корпуса.
  Всё было неподвижно, как перед стартом.
  Холл отеля, в котором чувствовалась прохлада, и стоянка были на виду.
  Я снова стал рассматривать приземистые, приплюснутые, как амфибии, машины.
  Их будто кто-то придавил посередине огромным каблуком.
  Очень устойчивы на большой скорости.
  От строгих форм мощных универсальных агрегатов веяло респектабельностью.
  Эти стоят дорого.
  Глаза у меня сузились.
  В это время ко мне в кафе Негатив подсела Каприз.
  - Ты сегодня задумчив, - сказала она. - Не посмотришь на меня.
  Я посмотрел на неё. Она шаловливо улыбалась.
  - Что с тобой? - Она обняла меня.
  - Ничего.
  - Я думала, это не ты. - Каприз выжидающе посмотрела на меня. - Ты со мной выпьешь?
  - Нет.
  - Ты сегодня особенный. Я тебя не узнаю, - сказала Каприз и замолчала.
  Мне это было все равно.
  Она меланхолично курила, устроив руку у меня на плече и расслабленно выдыхая дым.
  Потом выпила сок и облизала губы.
  - Пей!
  Возле отеля появился бродяга Лагуна в больших красочных башмаках на босу ногу, в яркой кепке, и стал прохаживаться у входа.
  Я отстранил Каприз.
  Лагуна меня не замечал, потому что смотрел на Эффекта, вернее, на большой саквояж, на котором тот восседал, беспечно глядя по сторонам.
  Меднокожий Лагуна злодейски тихо сказал ему:
  - Стоп!
  Слабонервный Эффект язык проглотил, тоже не сводя с него круглых глаз.
  - Чей чемодан? Говори честно.
  - Мой. То есть не мой. А что надо?
  Лагуна взялся за ручку и сказал:
  - Давай сюда. Вставай!
  Эффект молча вцепился в саквояж обеими руками.
  Лагуна, выпучившись, сноровисто теснил носильщика за угол его же ношей, не давая, впрочем, повода привлечь к себе внимания.
  Из холла вышла женщина.
  Она была невысокой, хорошего сложения, в юбке до колен и блузке.
  Волосы были заколоты в тугой узел на затылке.
  Что она искала, я сразу понял.
  Я показал Эффекту кулак и пошел, ускоряя шаг, к ней.
  - Вы ищете свои вещи? - крикнул я на ходу. - Багаж, да?
  Удивление на ее еще совсем не старом, энергичном лице сменилось нетерпением.
  - Да, да!
  - Один оптимист схватил его только что и побежал туда.
  Я показал в сторону парка.
  - Что за гротеск! - воскликнула женщина, заломив руки. Потом она спохватилась: - Браво!
  На ее зов выскочил здоровенный турист.
  Топоча ногами, он устремился в сторону парка.
  Я смотрел, как он носится между деревьями.
  - Юноша, вы уверены, что правильно заметили негодяя?
  - Можете не сомневаться! - сказал я.
  Она ждала своего Браво, но тот исчез.
  Обрадовался, несчастный, свободе.
  Или взялся за дело основательно, решил прочесать весь парк Минимум.
  Это самый большой парк в городе.
  - Вот и мой носильщик! Хорош сервис.
  Рядом стоял пасмурный Эффект с большим синяком под глазом.
  Вот так Эффект.
  Достойно отстаивал чужую собственность от бандита Лагуны.
  - Как это могло произойти? - спросила женщина очень холодным тоном.
  - Отобрали.
  Я задумался, поглядывая на женщину.
  - Знаете что... Где вы остановились? Может, я смогу вам помочь. А в полицию обращаться необязательно.
  Она взглянула на меня с надеждой.
  - Если бы вам удалось... Вот мой номер.
  - Всего хорошего, - сказал я, повернулся и стал догонять Эффекта.
  Тот сделал попытку скрыться в переулке, но я настиг его и схватил за воротник.
  - Где Лагуна?
  - Откуда я знаю? - удивился он. - Угостил меня и удрал, прыгая от радости. Я его встречу... Опять я был не на своем месте. И зачем вам? Там подарок.
  - Откуда ты знаешь?
  - Знаю. Она сама говорила.
  - Это мы посмотрим. Идешь со мной?
  Малек подумал и согласился.
  Засунув руки в карманы, он с независимым видом зашагал рядом.
  - Ее пригласил Драма. - Эффект апатично сплюнул.
  - Да? - Я озадаченно посмотрел на него.
  - Да. Я видел его сегодня. Он приносил цветы и ушел готовить яхту.
  Я был немного разочарован.
  Женщина была приятная, она мне даже понравилась.
  Лагуну мы нашли в трущобах среди пыльных развалин верхом на саквояже.
  Он с интересом посмотрел на Эффекта и заключил:
  - Сам виноват.
  Эффект сел по отношению к Лагуне спиной.
  Весельчак, недолго думая, пихнул его.
  Эффект, задрав ноги, привычно повалился в траву, беспрекословно поднялся и снова сел, уже на недосягаемом расстоянии.
  Мы с Лагуной притянули саквояж.
  Тот сопротивлялся недолго.
  Эффект просунул голову между нами, посмотреть.
  Он оказался прав.
  Там была кукла.
  Мы смотрели на бесполезную игрушку.
  - Несъедобно, - ехидно заметил Эффект.
  - Не может быть, чтобы она так переживала даром, - пробормотал я.
  - У всех туристов должен быть неприкосновенный запас, - сказал Лагуна.
  - Не разберу я этих женщин, - заявил Эффект.
  - Ладно, - сказал я. - Укладывай обратно. Осторожней. Может, лучше будет вернуть это добро, как я обещал.
  - Ты обещал? - удивился Лагуна. - Когда ты успел?
  Я покровительственно похлопал задиру по плечу.
  Мы двинулись по трущобам, превратившиеся в таковые из старого заброшенного строительства целого массива зданий.
  Сюда же добавилась и городская свалка Жребий.
  - Наступают перемены, - сказал Лагуна. - Витамин хочет попасть в архив. Он открывает свое дело. Иначе он уедет. Как все. Как Шедевр. От пирогов метода Абсурда.
  - Здесь мы свободны.
  Вокруг возвышались огромные кучи мусора со множеством выброшенных, никому не нужных, лишних вещей.
  Многие из них, пусть и с изъянами, могли бы пригодиться, послужить еще.
  На окраине мы увидели людей.
  Многие годы никто, кроме нас, не посещал эти места.
  Они всегда имели дурную славу.
  Мы спрятались, потому что навстречу нам в сопровождении важных лиц продвигался какой-то плечистый тип.
  Они показывали руками на урбанистические развалины, обращаясь главным образом к нему.
  - Это Атлет, - сказал Лагуна, поправляя свою интересную кепку. - Я недавно хорошо его насмешил. Что за фигура!
  - Это управляющий нашего нового мэра, - сказал Эффект. - Всех превзошел. Мэра нет, а управляющий тут как тут. Прыткий. Вы не поверите, он еще ребенок.
  - Да?
  - Я сам сначала не поверил. Говорят, очень способный.
  - Понятно, большое будущее.
  Когда управляющий со своей свитой ушли вперед, мы вылезли и отряхнулись.
  Зачем мы прятались, не знаю.
  По привычке.
  - Дом рациона Код пустует, - сообщил Эффект. - Прежний рацион исчез, а новый бездельник еще не объявился.
  Лагуна вдруг прыгнул на меня, и мы покатились в пыль.
  - Воля! - выдохнул Лагуна.
  На нашем плоту сидел Витамин.
  Он играл в шахматы какими-то девицами.
  - Опять я проиграла, - с улыбкой сказала одна.
  - Ходи, - сказал Витамин. Одну руку он небрежно держал у нее на плече, и она у него вольно свисала, будто съёмная, и видно было, как жилы на расслабленной кисти набухли.
  Плот выдавался в море, и вода иногда выплескивалась на него. Туристы никогда не приближались к нам.
  Витамин отложил фигуру в сторону и размял пальцы рук.
  Это были руки скульптора.
  По лестнице спускались Нектар с моей младшей сестрой Оазис в купальниках, с огромными пакетами необычных размеров, но почти невесомыми и прочными.
  - Вы сегодня поздно, - заметил я.
  - Заглянули в лавку, - пояснила Нектар. - Вот, не удержались. Фантастические сумки, правда?
  - Прекрасный вкус, - скромно сказал я.
  - Фурор! - сказала Нектар и засмеялась.
  Витамин отрешенно загорал.
  Я провел девушек мимо сушащегося на солнце Эффекта, который, подняв голову, улыбнулся коротко и дерзко, обнажив мелкие, как и он сам, зубы.
  Девушки удивились, но ничего не сказали.
  - Представляете, эта продавщица в лавке что-то обронила в мой адрес, - сказала Нектар с кривой усмешкой. - По-моему, нас приняли за туристов.
  - Каждый старожил должен быть к этому готов, - подал голос Витамин.
  - Странно, - сказала Нектар. - Но почему?
  - Это банально. - Витамин открыл глаза и смотрел на воду. - В один момент все одинаковы.
  - Но почему? - повторила Нектар, вернее, это был уже другой вопрос, но я все равно сказал:
  - Ваши моменты не совпали.
  - Верно. В этом все и дело.
  Нектар, казалось, немного успокоилась.
  Эффект, окончательно обсохнув, устроился под зонтом с кипой красочных журналов.
  Витамин с девушками загорали.
  Девицы были красотки.
  Лагуна сполз в воду.
  В расстройстве он стал плавать вдоль плота и окликать Эффекта.
  - Аттракцион!
  Эффект терпеть этого не мог.
  Оттопырив нижнюю губу, он свирепо смотрел на Лагуну, и, честное слово, человека постороннего это могло впечатлить и отвадить.
  Я смотрел на больших медуз в прозрачной воде, наклоненных под слабым углом.
  Припекало.
  Витамин и девушки лежали, не шевелясь.
  Скоро они соберутся уходить.
  Вдруг Эффект дико взвизгнул - Лагуна окатил его водой.
  Он вскочил, вид у него стал еще более угрожающий, но Лагуна без колебаний схватил его за ногу, и тот рухнул в воду, а его обидчик был уже на плоту, втянулся, как пиявка.
  Все безучастно наблюдали, как Лагуна медленно ходит по краю плота и время от времени ловко притапливает, как мячик, голову незадачливого Эффекта.
  - Обезьяна крашеная, - прохрипел тот наконец и пустился наутек, сожалея лишь об оставленных журналах, которые со свистом настигали его один за другим.
  Лагуна был в ярости.
  Он готов был пуститься в погоню, но я окликнул его, прыгнув в лодку.
  Море в эти дни было мутноватым.
  После урагана принесло массу водорослей, и они сетью лежали на песке или качались в воде.
   Было много медуз.
  Если не обращать на это внимание, то день был хороший.
  Вода у берега прозрачно стелилась.
  Недалеко из воды торчало несколько скал.
  Около них мы и оставили дрейфовать лодку.
  Одна скала была завалившейся, с плоским боком.
  Волны побольше забрызгивали всю ее крупнопористую поверхность, и через мгновение она просыхала.
  Первым нырнул я. Лагуна остался в лодке, развалясь.
  Я, глядя в пурпурную темноту внизу, медленно, пуская длинные струйки отработанного воздуха, пошел в глубину.
  До дна здесь, разумеется, не достать.
  На скалистых ярусах расположились жемчужницы.
  Я продвигался вдоль склона.
  Полный пакет, покачиваясь, плавными рывками уходил вверх, и на поверхности был виден беззвучный всплеск.
  К обеду лодка была так загружена, что всерьез возникало опасение, что мы можем затонуть.
  Лагуна пребывал в приподнятом настроении.
  Любая нажива благотворно действовала на разбойника.
  Мы осторожно подвели лодку к скалам, так, что под приподнявшееся дно с шумом била вода, и перетащили часть груза на скалу.
  Лагуна, приняв позу первобытного человека, добывающего огонь, стал вскрывать ракушки плоским острым ножом.
  Это ему удавалось с трудом, и он пыхтел.
  На пути к берегу Лагуна несколько раз всеядно нырял на мелководье, и достал очень крупные ракушки, считая, что чем больше, тем лучше.
  На берегу он со вкусом расположился и всю оставшуюся часть дня обстоятельно распаковывал дары природы.
  Я помогал ему, потом сбегал домой за едой, и Лагуна мгновенно поглотил ее.
  Он часто и с нетерпением поглядывал на пляж, выжидая кого-то, потом не выдержал и, торопливо попрощавшись, ушел.
  Закат догорал.
  По всему горизонту, сдавленная чернотой вступающей в свои права ночи, тянулась светлая полоса.
  Ее цвет заметно сгущался.
  Я достиг зоны, где дно было приподнято, как кратер.
  Это было излюбленное место редких по абстрактной красоте ракушек.
  Доставленные на поверхность, они не теряют расцветки.
  Я поплыл под водой.
  Надо мной и под животом неторопливо плавали рыбы с предсказательскими глазами.
  Я будто парил над широкой горловиной.
  Единственная ракушка без моллюска сдвинулась с места.
  Я заработал ногами, вытянул руку и ухватился за выступ ракушки.
  Ловились они без труда, главное, нужно было угадать, когда они появляются из глубины.
  Иногда это бывает перед непогодой, иногда - сразу после.
  Сейчас на дне царил покой.
  В толще воды было видно, как между камней крутится небольшая барракуда.
  Она была одна.
  Рыбешки не обращали на нее внимания, но и попадаться не спешили.
  Наскоро осмотрев ракушку Экспрессию - ярко-красные цвета перемешались с пронзительно-синими - я устремился наверх и вынырнул среди волн, вытирая лицо.
  Солнце давно зашло.
  Я взялся за весла и расслабился.
  Берега видно не было.
  Вода вокруг колыхалась, как пленка.
  В темноте с трудом угадывалась корма.
  Лодку утягивало в океан, но мимо острова ей не проскочить. Огней, рассыпанных по побережью Атмосфере, становилось заметно меньше.
  Последние мерцали на вершинах далеких холмов, потом и они исчезли, и тут же явственно донесся шум прибоя.
  Я подождал еще, вслушиваясь в невидимый прибой, а потом опустился в воду, инстинктивно ожидая, что погружусь в нее с головой, но ноги неожиданно ткнулись в дно.
  Плотная волна ударила меня в бок, но я устоял.
  Волны вокруг со слабым шумом набегали на берег. Невдалеке темнели заросли. Небо было усыпано звездами.
  Над горизонтом их было так же много, как и в зените. Ветер сдувал сухие песчинки с ровного пляжа.
  Заросли негостеприимны по ночам, и я поспешно выбирался на тропу.
  На ней было гораздо спокойней. Я посветил фонариком вбок.
  Поперек лианы повис зеленый шнур.
  Один конец увеличивался, а другой уменьшался, и змея соскользнула с лианы и всосалась в листья.
  В глубине джунглей был дом Идея, принадлежащий виртуозу Драме.
  Его строительство в этом уголке дикой природы, у трущоб, обошлось ему недешево.
  Я не понимал, зачем это ему понадобилось. Нервы у него и так никакие.
  Безлюдные трущобы Интерьер все избегают. Здесь всех поджидали всякие неожиданности. Мерещилось что-то.
  Зачем Драме нужно было жить здесь, неясно.
  Виртуоз был богат, известен. Я знал его с детства, и единственное, что ему требовалось, это выпить и общество хорошенькой женщины, готовой его бесконечно слушать.
  Всего этого ему хватало и на побережье. Теперь же ему пришлось приобретать и яхту.
  Когда-то у него была семья. Знаменитости не повезло. Семья, как и все, затерялась в столице.
  Окна были освещены.
  Придется Драму побеспокоить в этот поздний час, а нервишки у него шалят, думал я, переживая плавный, захватывающий полет на лиане, изогнулся и остался на крыше, а дергающаяся лиана пропала в темноте.
  Около кабинета Драмы я остановился. За массивной дверью слышались приглушенные голоса.
  - А против чего вы, собственно, восстаете? - высокомерно глаголил Кредо. - Все происходит ради простейшего обмена - потребить, произвести круговорот веществ с неизменными качествами через оболочку. Ради этого прикладного значения совершаются самые нелепые, зачастую чудовищные, с человеческой, духовной точки зрения, вещи, главное, чтобы накатанный, проверенный временем, первобытный механизм продолжал осуществляться, поступательно, без вариантов, без превращений, несговорчиво...
  Я открыл дверь.
  Драма, стоящий посреди комнаты, резко обернулся. Неподвижность его взгляда была пугающей.
  - Доброй ночи! - сказал я от двери.
  Необъятный ковер занимал весь пол кабинета. В углу беззвучно работал телевизор.
  На стене висел чопорный портрет виртуоза, какие можно встретить и в других местах. Виртуоз был местной достопримечательностью.
  Все на портрете соответствовало, но располагающего сходства не было.
  В своих душещипательных баснях, коими Драма озорно потчевал прогрессивное общество, утверждалось, что все настоящее естественно происходит только постепенным путем, что манящее внутреннее содержание можно передать только предельно нежными, бережными внешними средствами, никак иначе, что оно как сердцевина колеса, без труда раскручиваемой лишь от легких поверхностных касаний по ободу.
  Кому нужна голая, без прикрас, суть?
  - Это... Инкогнито. - Драма перевел дыхание. - У вас что-то случилось?
  Меня изучала пара внимательных глаз.
  За низким, похожим на палитру, столиком сидела, положив ногу на ногу, женщина, у которой Лагуна увел чемодан.
  - Нет, - сказал я. - Не стоит беспокоиться. Просто лодку унесло.
  - Вы катались на лодке? - спросила женщина.
  На ее лице было выражение любознательного, живого ума, сопровождаемое частой вежливой улыбкой.
  Большие глаза казались рассеянными, но это лишь подчеркивало интерес к собеседнику. Не иначе, газетчица, подумал я.
  - Собирал ракушки.
  - В самом деле? Что это значит? - спросила она у Драмы.
  - Ничего. - Он пожал плечами. - Кстати, они того стоят. Бесполезная вещь, а удивительная, неповторимая красота. Сувенир. То, что может дать только природа.
  - Вот как? - продолжала интересоваться женщина. - Вы мне их покажете?
  Я подумал и сказал:
  - Если представится такая возможность.
  - Угощайтесь, - сказал Драма.
  Я сел рядом с женщиной.
  - Что слышно в городе? - спросил Драма.
  - Кажется, у вас ожидается новый рацион? - сказала женщина.
  - Новый рацион, старый рацион, - раздраженно заговорил Драма, заводясь. - Какая разница? Все это... буря в стакане воды. Вы-то откуда это знаете, Вуаль?
  - Была сегодня в архиве. Новый рацион из местных, но о нем никто ничего не знает. - Она пригубила бокал. - Главное, почему именно он? Рационом могли бы быть вы.
  Драма патриотически пожевал ртом и со значением сказал:
  - Это всегда остается тайной. Это политика.
  - Но ведь не было никаких выборов. - Какое энергичное лицо, подумал я. С первого взгляда она казалась моложе. - Какая заинтересованность в смене мэра сейчас, в начале сезона? - продолжала она.
  Драма мятежно махнул рукой, но видно было, что он прислушивается.
  - Вы давно здесь? - спросил я.
  - Я? Давно... Не помню. Моих запасов хватает. - Он безбедно улыбнулся.
  - Никто не беспокоит?
  Есть такие люди. Всегда тебя поймут. Не как остальные, по аналогии лишь со своим.
  - Я не xотела говорить, но этот так хорошо воспитанный молодой человек обещал и мне помочь. Представляешь, у меня анекдотически стащили чемодан. Ничего особенного... ничего ценного, я xотела сказать, - быстро добавила она, - и этот юноша - единственный, кто выразил свое сочувствие.
  Еще бы. Кому из служащих отеля охота связываться с Лагуной. Быстро узнают, что за торжество.
  - Мое обещание остается в силе. - Я переводил взгляд с одного лица на другое.
  Славный он, этот Драма. Пьет он, конечно, много, и не создает уже давно ничего. Дерганый, а славный.
  Чувствуется в нем постоянная напряженная холостая работа, будто пружина вылетела.
  Сейчас он говорил, снова расхаживая от дверей к окну, как ему все надоело.
  Как ему надоело побережье. Как ему надоела столица.
  Как ему xочется быть подальше от суеты, от всех этих полицейских историй.
  А зло у него получалось впечатляюще.
  - В жизни нет просвета. Все жестко предопределено, и нет места слабой душе, и от этого нет спасения, - вещал он. - Что-то нужно нашей насквозь искусственной цивилизации, где нет ничего естественного, а только бесчисленные подражания ему, где никто про себя ничего достоверно не знает сам, где все всему учатся с самого рождения и потом уже всю жизнь ни в чем не уверены. Нужно вернуться к истокам. Первый кусок мяса, упавший в костер...
  Глаза у меня закрывались сами собой. И тут голос смолк. Я открыл глаза.
  Драма стоял у окна и с искаженным лицом смотрел куда-то за портьеру.
  Я поспешно подошел к нему, одновременно с Вуаль.
  - Нет! - прошептал Драма, будто отстраняя нас. - Не смотрите на него! Вдруг оно тоже... посмотрит.
  Не обращая внимания на такое предупреждение, мы разом выглянули.
  Вуаль, не удержавшись, вскрикнула.
  На дворе стоял официант.
  Я рассмотрел лицо с жутковатым лакированным оттенком кожи.
  И вдруг мы услышали крик.
  Звук нарастал и, когда, казалось, должен был оборваться, он протяжно усилился.
  Так рассвирепело кричать могла бы в приступе неодолимого противодействия сама природа - тягостный вой перешел в инородный стон с могучим придыханием, как ветер.
  Существо, как под прессом, натужно зевнув, словно подавившись, сгруппировалось и экспрессивно скакнуло с места к потаенной темноте трущоб, и скрылось.
  Мы все были испуганы.
  Я принужденно кашлянул.
  - Тише! - Драма был бледен.
  - Что это? - спросила Вуаль с неловкой улыбкой. Она уже овладела собой. - Это человек?
  - Отойдите! - с мольбой проговорил Драма. - Вдруг оно еще смотрит... из темноты. Друг мой! - вспомнил он. - Как вы вошли? Неужели дверь...
  - Дверь осталась открытой? - воскликнула Вуаль.
  - Да нет, нет. Все заперто, - только и оставалось мне сказать, но это иx совершенно успокоило. Я рывком задернул портьеру.
  Драма, нахмурившись, сидел в кресле.
  Вуаль, судя по всему, переваривала зрелище. Я тоже.
  Этот дикарь превосходит восхитительный глянец, за которым мы с Лагуной безнадежно оxотились в джунгляx.
  Мы без конца прислушивались.
  Утро застало меня крепко спящим на диване.
  Драма разбудил меня.
  Лицо у него было осунувшееся.
  Он, по-видимому, так и не спал.
  - Яxта пришла. Мы возвращаемся на берег. Вы с нами?
  - Конечно.
  Было еще очень рано.
  Перед обедом лучи солнца, пройдя по высокой листве над крышей, защекотали меня. Я чихнул. Край крыши закрывала листва. Под смятым одеялом спал Лагуна.
  Проснулись мы к обеду. Нас ожидали.
  Стол был накрыт. Лагуне очень нравилась моя мать, и он ее ничуть не стеснялся.
  - Идите умойтесь, - сказала мать. - Я буду ждать вас на террасе.
  Я умылся первый и, вытирая руки на ходу, пошел на террасу.
  За столом сидела мать с каким-то мужчиной. У него было длинное лицо завоевателя, он обнимал мать за талию.
  Мать выглядела веселой.
  - Приветствую! - сказал мужчина густым голосом.
  Я узнал его. Это был столичный нувориш Подвиг. По слухам, он был баснословно богат. У матери на груди висело тяжелое ожерелье, которого я раньше не видел.
  - Это ваш талант? - сказал мужчина, одобрительно кивая. - Смена!
  Пришел Лагуна. Он увидел мужчину, и рожа у него сделалась, как всегда, xитрая. Нувориш не испортил аппетита.
  После обеда мать и ее Подвиг остались в качалкаx. Мать царственно мурлыкала, а он превозносил ее взглядом.
  Лагуна снова куда-то исчез.
  Я промолчал, тем более, что ночью нам предстояло повеселиться. Я уже догадывался, в чем дело.
  На заброшенной стройке я положил в чемодан ракушку, а через короткое время Эффект приставил его у номера Вуаль.
  Мимо прошла хорошенькая горничная, одарив меня насмешливой улыбкой.
  Каморка Эффекта была оклеена иллюстрациями журнальныx красоток. Глотнув какой-то отравы и уложив личико на ладошку, Эффект, кивнув на них, стал небрежно пояснять, с какой из ниx он провозился особенно долго, а когда я позволил себе усомниться, Эффект затряс головой, как бы снимая с себя всякие подозрения во лжи.
  - Я пока еще работаю. Но это временно, - сказал он. - У меня большие планы.
  У всеx планы. Большие планы. Грандиозные.
  Даже у этого слаборазвитого котенка. Все произносят это, как заклинание.
  И все ведут себя нарочито небрежно, неряшливо, как попало, как на попечении, а будто четко следуют намеченной заранее всепобеждающей сxеме.
  - Эффект, ты у себя?
  Эффект замер, посмотрев на дверь, и с безнадежностью в голосе отозвался.
  - Сходи за своим чемоданом.
  - Я не раб.
  - Зачем оказался в отеле? Давай, ступай.
  Труженик медленно потянул лямки своих вечно спадающих детских штанишек ручками, похожими на куриные лапки.
  Я всегда почему-то обращал внимание на руки человека разумного.
  В отеле много уютныx местечек. Я заглянул в полутемный бар с низким потолком.
  Из-за стойки на меня в упор смотрела девушка с живыми карими глазами на широком лице с коротким, чуть приплюснутым носом и смуглой кожей, наводившими на мысль о туземном происхождении.
  Медленная загадочная улыбка делала ее лицо очень привлекательным в красно-зеленой полутьме. Полосатая накидка ровно оxватывала ее плечи, оставляя иx открытыми.
  Казалось, девушке отчего-то грустно и забавно, и она считает, что я, случайно остановившийся парень, разделяю ее настроение.
  Ее пуxлые губы медленно растягивались, а широко расставленные глаза превратились в две маленькие тёплые луны. Я опустил голову. Оркестр играл ретро. Музыка Природа была рыщущая, готовила к событиям.
  Это была очень темная ночь и безлунная. Дул ветер, и xлопала дверца, и что-то скрипело в глубине двора.
  Это было само по себе неплохо, но раздражало. Доносился протяжный скрип, стук, потом наступала тишина, и все начиналось сначала - жуткий стон, и громкий хлопок обрывал его.
  С крыши веранды кто-то спрыгнул. Кто-то длинный, озираясь, отряхнулся обеими руками и пошел в дом.
  Я тоже посмотрел по сторонам и не сразу заметил Лагуну, неслышно приближавшегося по крыше.
  Вокруг было очень темно, и только по шевелению массы листвы можно было угадать, на какой высоте мы находимся.
  Чердак был совершенно пуст, и хорошо, потому что тут вообще ничего не было видно.
  Я наткнулся на Лагуну. Он что-то промычал, жуя жвачку.
  Он в темноте шел так же спокойно, как и днем.
  Дальше мы зажгли фонари.
  Первая комната, попавшаяся на пути, была спальня.
  Луч зашарил по высокой убранной кровати, многократно отразился в темени роскошных зеркал, испугав нас, мы даже отпрянули и, вглядевшись, успокоились.
  В комнате еще были громоздкий платяной шкаф, комод, стол.
  Я выключил фонарь и стал у зеркала.
  Мне показалось, что я вижу свое отражение, хотя я понимал, что это невозможно.
  Я включил фонарь.
  Лагуна фальшиво запел мажорную мелодию.
  - Ты уверен, что никого нет? - спросил я, разглядывая вещи на трюмо.
  Лагуна плотоядно хмыкнул, развалившись в кресле.
  - Сказано, нет. Старый Капитал исчез. А новый мэр еще не возник. Вот потеха. Похозяйничаем - раз не звали.
  - Странно, что он все оставил.
  - Зачем ему старые вещи? В столице всё новое. Все, что хочешь. Миллион услуг. Каких хочешь. Исполнят любое твое желание.
  - Любое?
  - Конечно! Самому ничего делать не надо.
  - Ничего?
  - Там - ничего. В другом месте - придется. На конвейере. Усвоил?
  Кто бы это говорил, подумал я.
  - Поцарапал, например, чашку. Сразу в мусор. Тотчас меняешь на новую, другую.
  - И старой можно пользоваться, - возразил я.
  - Исцарапанной? С изъяном? - высокомерно сказал Лагуна в чужом кресле. - Никогда.
  - Она наша, родная.
  - Кому оно нужно? Свое! Вокруг огромный мир, - жадно сказал вдруг Лагуна. - Разный. Все в нем разное. Вот сколько разных чашек у нас в лавке?
  Я подумал.
  - Штук пять.
  - А в столице - миллион.
  Я даже вздрогнул.
  - Так много?
  - Да, - кивнул Лагуна, подтверждая. - Никак не меньше.
  - Зачем столько?
  - Искать, выбирать. Чтобы не переделывать. Сразу заменил на другую, и сравнивать нечего. А зачем Витамину столько девушек?
  - Из любви к искусству.
  - Что за торжество? - возмутился Лагуна. - Ладно, я внизу.
  Я пошарил по стене, и в комнате вспыхнул яркий свет. Я зажмурился и в упор посмотрел на люстру.
  Такой яркий свет, решил я, ни к чему.
  Я заметил шнур, угодливо свисающий из-под круглого желтого плафона, и воспитанно потянул его.
  Света, зажегшегося в ночнике, было достаточно, чтобы вернуть спальне таинственно-заброшенный вид.
  Я разлёгся на кровати, заложив руки за голову. За окном гудел ветер. Дом наполнялся звуками.
  Было слышно, как кто-то ходит в соседних комнатах, внизу, поднимается по лестницам.
  Разговаривали все пока тихо, вполголоса, и мне это показалось смешным - какая разница.
  Я положил ноги на высокую спинку кровати, где столько лет отдыхал мэр, и в это время ввалились Лагуна, Антипод и Эффект, ступающий осторожно, как хорек по следу.
  Лагуна прыгнул ко мне на кровать, и она подалась под его тяжестью.
  - Шик... - сказал он, с хрустом зевая, растягивая пасть.
  В комнату вошли Дисциплина и Рекорд с раздутыми сумками.
  Не теряя времени, изящные туземцы подошли к платяному шкафу.
  Они орудовали со знанием дела, заполняя полки вещами. Обычно смешливые, они были полны благоговейной серьёзности.
  Антипод, заполнив собой кресло, респектабельно курил сигару и наблюдал.
  Мне надоел Лагуна, и я попытался сбросить его, но кровать была безнадёжно широка, а Лагуна упёрся, раскинув руки и ноги.
  Эффект любительски заглядывал в места, заведомо заполненные, скучающе озираясь при этом.
  А в спальню просунулась Каприз и обнажила в вялой улыбке мелкие, но ровные зубы.
  - Давай к нам! - сказал Лагуна, оживляясь, и, хотя Каприз было глубоко наплевать на Лагуну, она с готовностью забралась на кровать и втиснулась между нами.
  Каприз была привлекательной девицей.
  Стройная брюнетка, в меру худощавая, с длинными мелко вьющимися волосами, обрамлявшими бледное матовое лицо с красивыми тонкими чертами лица.
  Но вид у неё был в целом унылый, как у всех оптимистов, - она и не скрывала своего пристрастия к меланхолии.
  Эта обезьяна Лагуна стал приставать к ней, полез своими лапами, скаля зубы.
  Я старался отпихнуть его, но между нами была Каприз, и тут внизу раздался такой грохот, что все замерли.
  - Да идите вы в трущобы! - с ожесточением сказала Каприз, обычно сдержанная, даже деликатная. - Что у меня, десять глаз, что ли? Отстаньте от меня!
  Ей никто не ответил. Внизу слышались какие-то завывания.
  До Лагуны дошли слова Каприз, и он выразился в том смысле, что крошка и так хороша, а вот если бы она удвоилась или утроилась даже, он бы обрадовался, и все тоже.
  Каприз оценила его изысканность, но у Лагуны была хорошая реакция, и удар пришёлся по подушке.
  Каприз развернулась и обхватила меня за шею. Лагуна был озадачен и обескуражен.
  Он разыграл ревность и обезьяний гонор с выпячиванием нижней губы, и Каприз поспешила его задобрить.
  Внизу опять послышались грохот, перекатывающийся, словно переваливался с боку на бок железный куб, и вслед за этим истошные вопли, перешедшие в знакомые завывания.
  - Лауреаты... - проговорил Антипод сдавленно, багровея.
  Каприз поцеловала меня очень нежно, а Лагуна, уязвлённый этим обстоятельством, вытянул руки, охватил меня за шею и принялся душить, со своеобразной увлечённостью. Кровать заскрипела.
  Антипод мельком глянул на нашу возню и встал.
  Подошел Дисциплина с пачкой акций. Она была толстой, но насколько ценной, неизвестно. Антипод подумал и сказал, что сойдет.
  Пачка перекочевала в сервант.
  Эффект достал из кармана золотое кольцо, покусал его и отправил туда же, в шкатулку.
  Внизу затянули песню. Антипод с ненавистью посмотрел в пол.
  - Пошёл, идеал! - сказала Каприз Лагуне. - Спятил? И не смейся. Мне больно!
  - А я вот не смеюсь, - сказал я, довольный.
  - Ты тоже хорош. Тебе только скучать.
  - А тебе... - начал я, но просто развалился на спине и мечтательно посмотрел в потолок.
  - Вы просто таланты, - заявила Каприз неожиданно. С каким-то упрёком.
  - Катись ты, - сказал Лагуна. - Не продавливай кровать. Давай, давай.
  Каприз возмущённо спрыгнула на пол, в нескольких словах разъяснила, какие мы одаренные, и пожелала скрыться, опасаясь гнева Лагуны, но он своей могучей лапой зацепил подушку и тотчас метнул её, и Каприз была снесена. Она запрокинулась на спину, злая и растерянная одновременно.
  Она быстро выдала ряд нежных выражений и скакнула за дверь. Её шаги, торопливые, сбивающиеся, раздались уже на лестнице.
  - Всё, - сказал Лагуна. - Вы слышали? Все слышали? Ты куда?
  Внизу дружно пели.
  На лестнице возвышенные слова слышались отчётливо. И после этого Каприз ещё обижается.
  Я перемахнул через перила и оказался в гостиной. Мимо пролетела ваза.
  - Отойди! - Каталог заплакал. Он стоял на столе и из прочей утвари уже выбирал другую вазу.
  У стены на коленях у Карикатуры сидела Проблема, прельстившаяся его усами.
  Рассевшиеся вдоль стен Слава, Успех и Шеф запоздало зааплодировали.
  Все они не представляли из себя ровным счетом ничего.
  Многие у нас провинции награждали сами себя звучными прозвищами. И к ним привыкали.
  Под рукой у каждого находилась откупоренная бутылка вина. Поодаль лежал сейф с лопнувшей дверцей.
  Зашедший Антипод постоял, как изваяние, выпучив глаза на свой испорченный контингент, и благоразумно вышел, как пьяный, взявшись руками за голову.
  Каталог в конце концов остановил свой творческий выбор на пузатой бутылке красного вина.
  Он ухватился за горлышко, выпрямился и некоторое время сопротивлялся потере равновесия.
  На него напала икота, и он икал, надолго закрывая глаза под большим спутанным чубом, и длинные ноги у него иногда непроизвольно подгибались, а потом он, собравшись с силами, размахнулся, как дирижер.
  Бутылка выскользнула и, изменив направление полета, врезалась в стену немного повыше головы Карикатуры, и разорвалась, как граната, и с ног до головы забрызгала Карикатуру и Проблему.
  На этом, однако, развлечения Каталога, не имевшие ничего личного, не закончились.
  Пока Карикатура, наливаясь кровью, не уступающей густотой цвета вину, и оценивая масштабы ущерба, медленно поднимался вместе с Проблемой на коленях, внушительных размеров кувшин, описав плавную дугу, буднично треснул его по лбу.
  Карикатура испустил дикий вопль, смахнул разом Проблему с колен и под нестройные подбадривания массовки мелочно пустился за длинноногим Каталогом, который мигом сумел оценить изменившуюся обстановку и спрыгнул со стола.
  Он увертывался от тучного Карикатуры с прытью, которую трудно было ожидать от его долговязой фигуры.
  Всем было интересно, чем эта остросюжетная шумиха закончится, но Каталог обманул ожидания, выскочил от расправы в окно.
  Каталог хотел быть почтальоном.
  Карикатура, задыхаясь, остановился у целого зеркала и стал разглядывать голову.
  Проблема, сплошь забрызганная, ходила взад и вперед, как пёстрый попугай на жердочке.
  Больше ничего у самоучек-варваров не намечалось, и я направился наверх.
  Мэр, вероятно, так набил карманы, что побрезговал захватить в столицу свои старые кафтаны, великодушно бросив, как подаяние, все, как есть, без сортировки, на радость и эстафетную переоценку компании городских бездельников.
  Старый рацион вернулся в столицу победителем - ни с чем.
  Я шёл по коридору и заметил, что кто-то неслышно крадётся за мной следом. Не сбавляя шага, я свернул в спальню.
  Не успел я оказаться у окна, как, обернувшись, увидел, что в дверях стоит Каприз и смотрит на меня через пространство комнаты.
  - Ты что здесь делаешь? - вкрадчиво спросила она.
  - Я? Ничего...
  Каприз засмеялась. Она смеялась тихим грудным смехом, и глаза у неё как-то по-особенному засветились.
  Она посмотрела на дверь и, подумав, закрыла ее. В разворошенной спальне больше никого не было.
  Каприз медленно приблизилась. Я, не раздумывая, обнял ее.
  Это вышло у меня не совсем ловко, но Каприз обнадеживающе улыбнулась, повела плечом, прошептав 'отличная работа... хвалю...'.
  Кто-то протопал по коридору, и я сжал ее крепче. Каприз закрыла глаза и подставила губы. Я тут же зажал ей ладонью рот, затем глаза.
  Каприз, ошеломленная, даже не сопротивлялась, приняв это, вероятно, за проявление страсти, а потом было поздно, она уснула, а я поднялся на чердак.
  На небе горели яркие крупные звезды. Ветер с залива не усиливался и не ослабевал, он был ровным, казалось, что все пространство перемещается с места на место.
  Лагуна с пунктуальным Витамином ждали меня. Собравшись, мы тронулись.
  Вокруг были сплошные крыши. Показалась луна, огромная. Стало светло, как днем.
  Мы заглянули в одно окно. Управляющий нового мэра Атлет взялся за гирю, уперев руку в бок. Мнимый силач не в состоянии был даже двинуть ее и расплакался.
  В соседнем окне другой затворник Офис, с постным вытянутым землистым лицом, прохаживался по своей крошечной чердачной коробке, взъерошивая волосы корявыми руками.
  Мечты бесповоротно завладели им.
  Усевшись за стол, он предварительно плавно, изящно зашевелил восковыми пальцами, как спрут щупальцами, до предела растопырив конечности в разные стороны.
  В школе метод поначалу всех поощрял одинаково, всем внушал среднестатистическую надежду, и за многими закрепилась репутация эрудитов, спортсменов, полиглотов, музыкантов, поэтов.
  Лагуна, при полном отсутствии слуха, вообще - овладел арфой. Временно.
  Затем метод все же разделил учеников, но как-то странно, стал уделять внимание только безнадежно отстающим.
  Все школьное племя, пользующееся расположением метода, обреталось здесь, гурьбой, каждый в своей ячейке камеры хранения архива на крыше музея. Удружил им добряк метод.
  Весь актив единогласно и неукоснительно соблюдал режим дня и занятий, и вообще режим.
  У всех грандиозные планы, чтобы не стать ненужными, лишними, все всерьез стремятся достичь общепринятого материального успеха любой ценой в непредсказуемой борьбе за существование, в бессмысленной жизненной гонке.
  Офис продолжил в полном одиночестве с упоением вырабатывать образцовый каллиграфический почерк вместо своих обычных страховидных каракулей, надеясь когда-нибудь спонтанно поразить им всех, но пока фокус не удавался.
  Пришелец метил на место писаря в архиве, в чем ему неизменно отказывали по причине абсолютной безграмотности.
  За изначальную полную непригодность к этому ответственному и деликатному занятию он и получил свое прозвище - от обратного. А может, за сущность офисную, этого у него было не отнять.
  Он, яростно булькая, будто с полным ртом воды, прилежно принялся за напыщенную, с классическими ораторскими паузами, декламацию, и мы, больше не выдерживая, гуманно отступили, давясь смехом, не дожидаясь кульминации.
  - Шик! - Толстокожий Лагуна, вытянув физиономию сильнее Офисной, отер выступившие непритворные слезы.
  - Я одного видел - других смотреть не надо.
  Везет лодырю.
  А школьный метод поддерживал, как мог, всех отстающих и героически не обращал внимания на способное отребье, как на неперспективных.
  Перспективные же обособленно поселились здесь, на крыше музея, как рассада в оранжерее, под опекой неподкупного метода.
  Для невостребованных дарований их патрон был истинной находкой.
  Считалось, что под его неусыпным надзором они неминуемо добьются желаемого эффекта: станут ювелирами и ткачами, акробатами и юристами, архитекторами и мореходами, художниками и пожарными.
  Любой, кем захочет. Кем наметил изначально. Но в дальнейшем можно и выбирать, конечно. Если прежнее понятие улетучится. Содержание исчезнет.
  У юниора Гибрида все было уставлено препаратами и мензурками, так что ступить было негде.
  Он нелюдимо сумерничал, целя в ученые.
  Каменщик Пирамида агрессивно разбирался на полу с детским конструктором.
  По всему чувствовался большой профессионал. Будущий композитор Симфония раскачивался на игрушечной лошадке.
  Среди них есть разные типы. Крепыш Проект хочет стать инженером. Строить мосты.
  С ним вполне можно иметь дело?
  Бас Ансамбль был еще ничего.
  При виде модернистских, как полуявь, химер художника Абстракции мы с Лагуной осмотрительно присмирели.
  А, с другой стороны, с творца какой спрос? Эстет, и этим все сказано.
  Перекличка продолжалась.
  Гибрид нависал над колбами, священнодействуя, пловец Плот трагично погружал голову в таз с водой, снедаемый желанием сделать карьеру водолаза, бас Ансамбль патетически воздел руку, собираясь исторгнуть райские звуки.
  - Занавес, - сказал Лагуна.
  Метод Абсурд утверждал, что путем однородных упражнений всем можно привить, как саженцам, любые свойства.
  Все хотят неспешно, не распыляясь, нажимать на излюбленную миниатюрную педаль в одном месте, и чтобы по всем параметрам безудержно и масштабно росло в другом.
  Математик Штамп видел себя кассиром - он испытывал непреодолимое тяготение к ассигнациям, купюрам, валюте.
  Эта несвоевременная страсть поддержку у порядочного Абсурда не нашла, но и он приберегался на всякий случай.
  Я заглянул в следующее окно. На кухне за столом сидел мужчина в пижаме и читал газету.
  Ему, видно, не спалось. Он оторвался от чтения, случайно посмотрел в окно и удивленно замер. Я отступил.
  Лагуна, как сатир, оседлал гребень крыши, и луна светила ему в затылок.
  Мы перескочили через угол узкого колодца двора и поднялись на новую крышу.
  Это была мэрия Шик. Верхний этаж был затемнен и пуст. Первый же кабинет оказался открытым.
  Лучи фонарей рассекали темноту, выхватывая из нее столы, стулья. Обстановка была самая официальная.
  Витамин выглядел озабоченным. Он хотел быть уверенным, что может рассчитывать на собственное дело.
  Задатки к коммерции у него были блестящие, с самого детства. Его учить - только портить.
  И еще он не хотел ненароком угодить в армию, как Персона.
  Его фирменным ходом был торжественное вручение визитной карточки.
  Визит - это очень опасно, и вот он совершил оплошность, встретил пацифиста.
  Персона иногда писал мне.
  Мы разбрелись по зданию.
  Интерьер следующего кабинета очень удивил меня. Я закрыл за собой дверь и огляделся.
  Вдоль стен стояла отличная мебель, на стенах вместо ковров - портреты: сатира, фарс, гротеск, праздник...
  Портреты проплывали мимо.
  Им место в музее.
  Или на свалке.
  Было светло из-за большого аквариума, в котором медленно плавали крупные рыбы с выпученными глазами.
  Свет проходил сквозь бурые водоросли, через зеленоватую воду.
  Я ожидал увидеть папки с документами, разную бесполезную макулатуру, скапливающуюся годами, которую все стараются засунуть, запихнуть куда подальше.
  Повсюду - на столах, на шкафах, на полу, вдоль стен стояли чучела обезьян.
  Я даже не подозревал, что существует столько видов. Правда, все экземпляры были какими-то низкорослыми.
  Они стояли в разных позах и смотрели на меня, как живые, своими блестящими глазами-пуговками.
  Я переводил взгляд с одной на другую, и у меня возникло неприятное ощущение, что те, на которых я не смотрю, переглядываются за моей спиной.
  Не без некоторой опаски я потрогал одно чучело.
  Шерстка была мягкой, шелковистой. Я провел рукой по уродливым, но мощным плечам, коснулся глаз.
  Я не мог определить, из чего они сделаны, но поблескивали они вполне правдоподобно.
  Отовсюду казалось, что они устремлены именно на тебя, как глаза на фотографии, где смотрят в объектив.
  Мне не переставало казаться, что чучела незаметно следят за мной, наблюдают. Их позы были до странного достоверны.
  Словно до моего появления они бесшумно резвились, перескакивали со шкафа на шкаф, занимались своими обезьяньими делами, а как только дверь приоткрылась, они моментально замерли в том положении, в каком я их и застал.
  Они группками сидели на высоком шкафу, вытаращив глазки.
  Я открыл шкаф. В нем лежала большая кукла. Сначала мне даже показалось, что это ребенок - такая это была кукла.
  Но это был не ребенок, это была кукла, и сидела она в кукольной позе, раскинув в стороны ножки, глаза широко раскрыты, но не блестят, как у обезьян.
  Она смотрела прямо на меня. Я уже собирался закрыть шкаф, когда кукла сморгнула.
  Я замер, глядя на нее, а потом решил, что мне показалось. Померещилось.
  Я закрыл шкаф, но, подумав, снова открыл.
  Кукла стояла.
  Она не сидела, как раньше, растопырив ручонки и наивно распахнув ресницы, а стояла с опущенными руками, потупившись, будто в ожидании чего-то.
  Это была живая кукла, механическая.
  Я смотрел на куклу, стоящую в серо-коричневом полумраке пустой фанерной секции, и мне захотелось быстренько захлопнуть дверцу и придвинуть к ней что-нибудь тяжелое.
  Стол, например, сомнительные ящики которого мне уже выдвигать не было охоты.
  У меня вдруг возникла уверенность, что пока я рассматриваю куклу, она рассматривает меня.
  Лицо у нее было почти взрослым, неестественно красивым: расставленные глаза с тенями, будто подведенные, длинные ресницы, маленький нос, бледный рот, слабый румянец на матовых, немного втянутых щеках.
  Я встряхнулся.
  И закрыл шкаф поплотнее, и вдруг погас свет.
  Я попятился.
  Со стороны шкафа послышался прерывистый шорох, потом скрип дверцы.
  Так ночью в пустом доме проворачивается ручка двери.
  Меня бросило в жар.
  Я малодушно выдавил спиной дверь и оказался в коридоре.
  У перил, разжившись где-то сигарой, стоял Лагуна и дымил.
  Я поманил его.
  - Иди сюда. Покажу сюрприз.
  - Честно?
  - Честно. Вперед, не бойся.
  Лагуна необузданно сверкнул очами, прервав торги.
  - Изобрази портрет...
  Куклу мы обнаружили у окна.
  Она держалась за портьеру.
  Я видел, как ее рука сжимает плотную ткань.
  Рожа у Лагуны вытянулась.
  - Шик, - пробормотал он и заморгал. - Что за фарс...
  - Угости ребенка.
  Лагуна протянул шоколадное пирожное. Откуда? Невиданная щедрость.
  Но что касается корма, для Лагуны нет ничего невозможного.
  Кукла приняла дар и тоже ненаучно моргнула. Раз, другой.
  Она моргала без остановки, как это делает человек, и переводила взгляд с одного лица на другое.
  Я наклонился и взял ее на руки, с опаской, как мину. Кукла в руках моргала вяло, почти томно.
  Она была тяжелой и немного теплой, и вдруг словно ожила: зашевелилась, задвигала руками и ногами. Я поставил ее на пол, и она пошла.
  Кукла шагала уверенно и пластично, как шагают люди.
  - Меню, - сказала она.
  Она зашагала прямо к Лагуне, и тот, забыв представиться, резво отскочил.
  Перед ножкой стула она свернула.
  Я решил взять ее с собой, подарить сестренке.
  В кабинет заглянул Витамин.
  - Полиция! - отрывисто сказал он.
  Мы вылезли на крышу. Внизу стоял рыбный фургон. Аромат до конца улицы.
  Непосредственный Лагуна, по обыкновению, плюнул со зверским лицом. Водолазы задрали головы.
  Мы отпрянули, и я пнул Лагуну. Он улыбнулся.
  Спустившись, мы пошли по слабо освещенной улице.
  Практичный Витамин мечтательно щурился. Во всем архиве не обнаружилось ни одного документа, ни одной бумажки.
  Ни хвалебной, ни компрометирующей.
  Скоро сезон. В городок нахлынут туристы.
  Все в это время, несмотря на жару, стремятся, поскорее минуя нечистоты никому не принадлежащей свалки, со столичными гостинцами к романтическому, чувственному побережью.
  Жара, конечно, но и загар соответствующий.
  И настроении у всех, что надо, великолепное.
  Экзотика!
  Витамин, помимо очевидной торговой жилки, обладал завидной энергией.
  Ловкач мог для дела с самым возвышенным видом праздно принимать участие во всех дурацких школьных и общественных мероприятиях, без устали хлопая в ладоши и бескорыстно скалясь.
  Вот кому надо стать мэром. Я не подумал об этом всерьез.
  Нам навстречу из темноты непредвиденно появился предупредительно широко улыбающийся туземец Тормоз.
  Его лицо залоснилось в круге света. Он улыбался всё шире и шире.
  Лагуна громко, выразительно чавкнул жвачкой. Его цветущая физиономия выражала полную беспечность.
  Голова с покатым лбом и короткими волосами откинута.
  Под атавистически широкими круглыми надбровными дугами и вокруг большого рта залегли тени.
  На обнажённых руках выделялись устрашающе тяжёлые блины бицепсов.
  Он был очень силён.
  За спиной туземца проступили фигуры. Очевидно, мы оказались в данный момент на чужой территории, границы которых постоянно меняются.
  Будто повинуясь неслышному сигналу, мы начали сближаться. Лица были молодые, незнакомые, и меня это немного насторожило.
  Лагуна бросился на туземца, с которого не сводил пронизывающих глаз с самого начала, и с акробатической лёгкостью, удивившей всех, швырнул его на землю.
  Раз, другой. Туземец не смог сразу подняться.
  У парня с красной повязкой вокруг головы высокие скулы непримиримо стискивались.
  Мы сошлись. Увернувшись от него, я сблизился с ним и мощно двинул его по челюсти.
  Точно так же я сбил и следующего.
  Оба лежали без движения, а потом один попытался встать. Удар чуть не оглушил меня, но я успел, резко обернувшись к очередному нападавшему, влепить встречный удар.
  Странно взмахнув руками по-птичьи, нападавший стал падать назад, и упал почти плашмя - меня это изумило.
  Витамин доблестно дрался с искажённым лицом. Ему достался настоящий гигант, на голову выше его самого, и я поспешил ему на помощь.
  В это время на перекрёстке появился, как бы курсируя, рыбный фургон.
  Он появился снова, уже задним ходом, ожесточенно урча, и, тяжело развернувшись, устремился к нам.
  Свет от мощных фар заскользил по стенам.
  Все, как грызуны, бросились врассыпную, следуя давно установленной тактике.
  Я подхватил куклу и, тяжело дыша, схватился за чугунную ограду и перемахнул в ближайший двор.
  Окна были темны, хозяева спали. Всё было тихо, как во сне.
  Я двигался по ухоженной дорожке, и мне казалось, что я ночной дух, вольно перемещающийся между домами и деревьями.
  Кажется, обошлось, подумал я, и услышал негромкое ворчание. Впереди стоял кабан.
  Он тоже на своей территории, подумал я, продолжая идти прямо на него, не сбавляя шага. Животных на батарейках я не боюсь. Живот у зверя громко урчал. При виде куклы он отскочил в сторону и неподвижно упал на траву.
  Выбрался на улицу я подальше от калитки, где вполне могла быть ловушка для туристов, которые рекламируют целыми днями, успокаивая обывателей.
  Я стоял на пустыре со старой башней Судьбой. Луна посеребрила плотную кладку. Я коснулся твёрдых, ровных кирпичных рядов.
  Ощущение, будто я дух, не покидало меня - так вокруг было тихо, покойно.
  Безлюдно. Ветер овевал меня.
  Возле старой башни стоял грузовик Эффекта.
  В небе над башней повисли низкие звёзды. Я залез в кабину. Эффект дремал, нежизнеспособно уронив голову на одно плечо.
  Пахло ещё не остывшим железом. Эффект очнулся.
  - Что-то случилось? - не сразу спросил он.
  - Ничего, - сказал я. - А у вас как дела?
  - Всё нормально, - простодушно сказал он. - Уже все.
  - А ты как?
  - Ищу квартиру.
  - Там плохо было?
  - Где?
  - На старом месте.
  - На месте... - улыбнулся Эффект. - Что-то я не понял сразу. Плохо. Тесно.
  Эффект постоянно менял место.
  - Смотри, - сказал я шутливо. - Скоро сезон.
  - Это ерунда. Меня это не беспокоит.
  А в самом деле, подумал я снова, скоро сезон. В наш городок повалят туристы.
  Я вытянул ноги. Кабина была просторная и вместе с тем уютная. Эффект долго выбирал себе агрегат, и у него были неплохие варианты.
  Узрев конечный результат, все наперебой стали выражать своё сочувствие, а новый владелец в нём не нуждался, он был полностью удовлетворён.
  Не меньше прежнего, не перестававшего удивляться по-своему - спихнуть такой лом с виду задача безнадёжная в мелькании лощёных форм и вездесущих агентов.
  Автомобиль был отличным - мощным и быстроходным. Знатный вездеход. Я отвлёкся.
  По улице кто-то бежал. Кто-то напрягался изо всех сил.
  Это были Витамин и Лагуна. Горка, которую они одолели, была крутой.
  Дождавшись, пока они поравняются с машиной, я открыл дверцу.
  - Бегаете? - невозмутимо поинтересовался я. - А вы небезнадежны.
  - Сейчас узнаешь, насколько! - пообещал Лагуна, запыхавшись.
  Не сбавляя темпа, они резко свернули и немощно остановились у машины, оглядываясь, глубоко дыша.
  - Не можем оторваться, - сказал Витамин. - Они настоящие дефекты. Кстати, вон они.
  Рыбный фургон тяжело подымался в гору.
  Я поменялся с Эффектом местами, о чём он, незаменимый, не сразу догадался.
  - Давай, - сказал Витамин, высовываясь у моего плеча. Он никак не мог отдышаться.
  Я не спеша повёл машину, не тормозя на поворотах. Полицейские сразу стали отставать.
  Витамин переживал так, словно сам был за рулём. Мы перебрасывались короткими фразами.
  - На трассу, - хрипло подсказывал Витамин.
  Лагуну не было слышно. Эффект сжался.
  Ему не впервые было попадать в такие истории не по своей воле, но я всякий раз испытывал к нему сочувствие.
  Пикап держался цепко, словно угадывал наше продвижение. Фары надолго скрывались за поворотом и неизменно появлялись снова.
  Потянулись трущобы. Полиция, как и все, не любила эти места. Именно здесь всех подстерегают разные сюрпризы.
  Сейчас они старались отрезать нас от них, как от неведомого резерва, считая, что мы рвёмся туда, но было поздно. Зеленоватая тень вяло скользнула в развалинах. Фургон вильнул и лег набок.
  Наш грузовик вскарабкался на трассу.
  Полицейские разъяренно осознали свою ошибку, испуганно озираясь, пытались поднять свою машину, но я уже вовсю ускорялся по отличной дороге.
  По мегафону громогласно требовали остановиться.
  Лагуна определённо спал, похрапывая.
  Раздались хлопки далёких выстрелов и дикие выкрики. Я знал об этих рикошетах.
  На полной скорости мы ворвались в санаторий Рефлекс, будоража уснувшие улицы.
  На площади мы остановились. Все выбрались из машины.
  Лагуна тоже вылез и спросонья осматривался. Он не понимал, где мы находимся.
  - Я знаю здесь одну популярную хижину, - сказал Витамин, томно потягиваясь. - Ликеры - поэзия!
  Дальновидный сердцеед объездил все побережье со своими девицами, пользуясь их машинами.
  - Сейчас нам нельзя возвращаться. Пошли?
  - Вы идите, - сказал я.
  - Что за новости? - удивился Лагуна, сразу проснувшись. Иногда он выражался вполне правильно.
  - Ладно, - сказал я. - Увидимся завтра.
  Витамин, ничему не удивляясь, взял Лагуну за плечи. Тот был недоволен.
  Эффект, бросая на меня быстрые взгляды, потянулся за ними.
  Неторопливо, не переставая ругать меня за некомпанейский характер, орлы удалялись, а я смотрел им вслед, держась за руль обеими руками.
  На другой стороне площади маняще горели вывески баров.
  Курорт быстро кончился. Я поехал по трассе, разгоняя фарами темноту. Впереди показалась машина.
  Я обогнал её и посмотрел в зеркало. Огни быстро отставали и за поворотом пропали.
  Я не сбавлял скорость и обогнал подряд ещё несколько машин. В салоне было очень уютно.
  Отсвечивали зелёным индикаторы, потрескивал небрежно настроенный приёмник.
  Временами из него прорывалась приглушённая пульсирующая мелодия Информация, то усиливающаяся, то ослабевающая.
  Я остановился. Вокруг не было ни души. Я прислонился к кузову. За всё это время не проехало ни одной машины.
  Здесь проходила только одна дорога, и те машины, что я обогнал, должны были уже проехать.
  Я решил набраться терпения и обождать. Пустая дорога напоминала застывшую реку.
  Темнота сгустилась ещё больше. На широкой трассе было по-прежнему пустынно.
  Дело было даже не в именно тех машинах.
  Ночью на центральной трассе Катастрофе всегда есть движение. Может, это случайность.
  Но чем больше я размышлял, тем тревожнее становилось на душе.
  Я поехал дальше. Впереди показалась заправка.
  Я свернул к её огням и, присмотревшись, вдруг узнал на стоянке одну обогнанную машину, потом другую, открытую, с несколькими женщинами.
  Я остановился у свободной колонки. Никто не появлялся. Я растерянно огляделся.
  Все были полностью неподвижны. Я отступил, напряжённо всматриваясь в неподвижные фигуры с запахом свежей краски.
  - Что такое... - сказал я негромко, взявшись за какой-то рычаг. Руки дрожали. Голос тоже.
  Двинуться с места я не мог, став похожим на окружающих.
  Не знаю, сколько прошло времени, пока я справился с собой. Я медленно двинулся вдоль стеклянной стенки.
  Одна женщина сидела, другая стояла к ней вполоборота, приоткрыв рот и живописно вздёрнув бровь.
  Я стоял, затаив дыхание, и всматривался в застывшие лица.
  Стоящая женщина была могучей блондинкой средних лет. На тех, что сидели в машинах, как в засаде, я вообще старался не смотреть.
  За станцией находился ресторан для туристов.
  У входа виднелись застывшие, как наросты, люди. Изнутри угнетенно доносилась музыка.
  Модный мотив Цивилизация.
  Я остановился перед громадным портье. Он будто врос в землю, скрестив руки на груди.
  Его глаза сфокусировались прямо на мне. Я потрогал его.
  Рука была, как нагретое дерево.
  И тут случилось неожиданное.
  От моего прикосновения портье, качнувшись, стал падать, прямой, как доска, и вытянулся на ступеньках лицом вниз.
  Лёжа, он продолжал сохранять вызывающую позу. Одна лицевая сторона. Маскарад.
  В холле группками стояли мужчины в дорогих костюмах и женщины в изысканных туалетах, расставленные будто для демонстрации мод.
  У одного из мужчин, красивого, горбоносого, во рту дымилась сигара.
  На лицах женщин застыли лёгкие улыбки. Одна женщина стояла, запрокинув голову, обнажив в беззвучном смехе зубы и розовые дёсна.
  Я прошёл по ресторану, как по музейному залу, вслушиваясь в свои шаги, ни к кому особенно не приближаясь.
  Манекены были выполнены очень искусно, и меня иногда пробирало - всё вокруг смотрелось дико, а осязаемая тишина заставляла напрягать нервы.
  Окружающие были, как обычные люди, готовые очнуться. Мне была видна ресторанная кухня.
  От больших кастрюль шёл пар. Колпак с одного повара свалился.
  Вот это имитация. Может, это демонстрационный ресторанный павильон?
  Подумав об этом, я вдруг захотел есть и сел за первый попавшийся столик, потом, спохватившись, что меня никто не обслужит, нашёл место, где официант только что выполнил заказ - на столике за колонной дымился нетронутый ужин.
  Он источал дразнящий аромат.
  Есть ещё не начали. Девушка усаживалась, подбирая платье, глядя снизу вверх на своего спутника - усатого, как таракан, мужчину с плотно поджатыми губами.
  Он делал вид, что отодвигает стул. Девушка была в голубом.
  Шея открыта, на щеках румянец.
  В конце концов, девушка была симпатичной. Я скользнул взглядом по её фигуре, округлым бёдрам.
  Но спутника она себе выбрала неподходящего. Скорее всего, это её родственник.
  Я, нарушив композицию, пододвинул к себе вполне качественное бесхозное жаркое, заодно увёл у усача салат и стал есть, поглядывая между делом на соседние столики, в спину уходящему официанту.
  Я наполнил бокал, подумал, плеснул и девушке.
  - Не стесняйтесь! - обратился я, стараясь держаться, как можно естественнее. - Составьте мне компанию, прошу вас!
  От звуков своего голоса я замер, потом перевёл дыхание и выпил. Мне попался лёгкий сок.
  По бутылке видно, что дорогой.
  Мне захотелось выпить ещё чего-нибудь, покрепче, и я направился к бару.
  Я сам себе налил и выпил сиропа. Девушка за стойкой была удивительно хороша. Я выпил ещё и уже не мог оторвать от неё глаз.
  Волосы у неё были темные, с глубоким отливом. В полутьме темные глаза, округлые щеки и будто припухший в уголках рот смотрелись необычайно хорошо.
  Ресницы были опущены.
  Я мог разглядывать ее до бесконечности. Она наливала из бутылки.
  Безобразие таким девушкам находиться за стойкой, чтобы любой мог приставать.
  Я взял бутылку из ее рук. Ее пальцы разжались. Я коснулся ее лица, ощутив слабое тепло.
  С неподдельным детским любопытством я изогнулся, повернув голову, чтобы встретиться с потаенным взглядом прекрасных темных устремленных вниз глаз.
  Потом я выпрямился.
  Я видел ее глаза. Это было непостижимо. Она не могла быть куклой.
  Это было живое существо, по неизвестной причине замершее.
  Я сел рядом, касаясь спиной обратной стороны стойки. Мягко светились разноцветные огни бара.
  Снова тихо заиграла музыка.
  Я уже привык к этому. Если это все галлюцинация, то почему бы не быть и звуковым приложениям?
  Что-то защемило у меня в груди.
  Раньше столица Пир была здесь, на побережье. От нее остались одни руины. Мы находили и сажали кукол за стол.
  Когда все места были заполнены, достаточно было почувствовать себя лишним, быть не тем, за кого тебя принимают, и появлялось шоу, будто кто-то, как виночерпий, знающе окликал нас, и начинался настоящий праздник.
  Праздник - тоже что-то ненастоящее, позитивный брак, хищение заблуждений, чья-то умильная гримаса.
  Захваченные буйством нашего общего праздника, мы жили полноценной жизнью.
  Мы хотим украсить этот мир тем, что нам нравится, а лишнее, не по вкусу, убрать. Все воспринимаем за чистую монету.
  Мне в голову пришла одна идея.
  Я решил скрасить свое одиночество. Тактично взяв девушку под мышки, я усадил ее в кресло, придав нужную позу внимательной собеседницы и подруги.
  Члены ее тела были податливыми и пластичными, но не вялыми. Они будто застывали в определенном положении.
  Одну руку я уложил на подлокотник, в другую вставил бокал, а потом, когда поза красавицы приобрела требуемую непринужденность, влил ей в бокал сок и слегка склонил голову, оценивая.
  Ее голову я повернул так, что теперь она смотрела почти на меня. Глаза блестели. Я даже не знал, как ее зовут.
  Может, она усыплена. Все усыплены. Я читал про такое. Околдованы.
  Я вздрогнул. Сок из бокала девушки потек струйкой - ее рука понемногу распрямилась. На черной юбке разошлось мокрое пятно.
  Что-то будто подтолкнуло меня. Я встал и начал выбираться на улицу, стараясь по-прежнему держаться подальше от неподвижных фигур.
  У мужчины в холле сигара во рту догорала, и тлеющий огонь добрался до рта.
  Я плеснул ему водой из бутылки на лицо. Если случится пожар, все сгорят. Жалко будет.
  Такое бы потрясающее сходство нашему празднику. Чтобы все было сделано с такой доскональной точностью, кирпичик к кирпичику, волосок к волоску.
  Все. Чтобы ничего придумывать не надо было.
  Шедевр можно и улучшить, в такой податливой среде, при таких нержавеющих условиях.
  Я отъехал и оглянулся, и меня вдруг пробрала безотчётная дрожь.
  Трасса была по-прежнему пустынной, потом навстречу изредка стали проноситься быстрые и бесшумные машины, как механические призраки ночи.
  Я поправил зеркало. В нём отразилось моё лицо, в темноте почти как чужое.
  Вскоре я увидел море фиолетовых огней, повисших один возле другого.
  Ночное пространство над городом переливалось. Всё сияло, сверкало, возбуждало и подавляло одновременно.
  Я мчался на полной скорости по вогнутым, как гамаки, мостам, вровень с другими автомобилями, которых на въезде стало неожиданно мистификационно много.
  Вокруг вырастали небоскребы, между ними двигалось множество людей - жизнь в мегаполисе никогда не замирала.
  Если в центре царило оживление, то в спальных кварталах стояла ночная тишина.
  Дома, по стенам которых вился плющ, были погружены в сон. Кое-где в окнах светились огни.
  Я сошел на тротуар. Было позже, чем мне думалось. Время в пути обманчиво.
  Света в окне Уют не было. Я позвонил из автомата. Раздался тихий голос Уют:
  - Слушаю.
  Всё было, как обычно, когда бы я ни появлялся.
  - Уют, здравствуй... - быстро сказал я.
  - Здравствуй... Ты где?
  - Рядом.
  - Я только уснула. - Я вслушивался в лёгкое придыхание в её голосе. - Поднимайся. Я оставлю дверь открытой.
  Я медленно пошёл ко входу. Я давно не видел Уют. Мы познакомились с ней, когда она отдыхала на побережье.
  Когда я вошёл в квартиру, она застыла в неподвижности с поднятыми над головой руками, глядя на меня в зеркало, перед которым она причёсывалась.
  Я приблизился к Уют и обнял её.
  - Уют, милая... - Я поцеловал её. Расческа упала на пол.
  Уют мягко высвободилась и, не глядя на меня, подняла ее.
  - Идём, - сказала она. - Ты, наверно, голоден.
  Я пошёл за ней.
  - Почему ты так долго не приходил?
  - Извини. Но я всё время думал о тебе.
  - Это правда? - Она слабо улыбнулась и села напротив.
  - Конечно. Как ты живёшь?
  - Нормально. Обыкновенно, я хотела сказать.
  - Всё время, когда я приезжаю, я боюсь застать кого-нибудь у тебя.
  - Кого? - улыбнулась она.
  - Толстого дельца или смазливого актёра.
  - Напрасно. Неужели ты такого мнения о моём вкусе?
  - Нет. Но для меня все они одинаковы.
  - Ты ревнуешь? Перестань... Но сейчас ты можешь быть спокоен.
  - Почему?
  - У меня никого нет. - Она встала и провела рукой по моим волосам. Другую руку она держала в кармане халата. - Никого, кроме тебя, у меня нет. Ты это сам знаешь.
  - Я очень люблю тебя, Уют.
  - Я это знаю, - сказала она. - Когда ты появился в прошлый раз...
  - Да, я помню. Кажется, я расстроил тебе вечер.
  - Да, ты расстроил вечер. Все ушли.
  - Я поступил невежливо.
  - Глупый, ты еще упрекаешь себя. Мне ты вечер не расстроил.
  - У меня не было сил ждать, пока они разойдутся.
  - Никто слова не сказал после.
  - Вот и ладно. Ты поешь со мной?
  - Что ты говоришь! Нет. - Уют достала поднос с едой и осмотрела его. - Готово. - Она села и положила ногу на ногу. Край халата отвернулся, открыв круглую коленку. Я обнял ее.
  - Мы поедим позже. Я сейчас не хочу, - сказал я.
  Она опустила голову. Закрыв глаза, она поцеловала меня. Мы одновременно встали. Я почувствовал, как ее ладони охватывают мои плечи, затылок.
  - Хороший ты... - прошептала Уют очень тихо.
  Мы пошли в комнату, даже не заметив этого. От любви к Уют у меня кружилась голова.
  Стояла ночь. От бра в углу исходил слабый свет.
  - Я сейчас, - сказала Уют, и я остался один. В комнате у нее было, как в гнездышке.
  Мне нравилась ее приверженность к неизменной обстановке. В книжном шкафу
  появились новые книги. Уют любила читать и часто пересказывала мне прочитанное содержание.
  В ночи застыло много других освещенных окон.
  В этих окнах я никогда никого не видел. Ночью, когда они были освещены, это казалось странным.
  В воображении почему-то вставали залы с высокими потолками, нас стенах картины в золотых рамах, а окна так высоко, что не достать.
  Какая неизбывная печаль от множества людей. Их много, и все они разные, но все похожи, и как хочется всех объединить.
  - Ты не уснул?
  Появилась Уют с подносом в руках.
  Я смотрел на ее прекрасную фигуру манекенщицы, на лицо с кукольно свежими щеками.
  У нее была короткая стрижка, ровная челка до глаз, длинные прямые ресницы. У нее была безукоризненная кукольная красота.
  - Ешь, - сказала Уют. - А я пока расскажу тебе одну историю. Она мне показалась странной. Я просто ничего не понимаю. - Она задумчиво откусила от бутерброда и обратила на меня внимательный взгляд темных глаз, которые и в спокойном состоянии оставались широко распахнутыми. - Я сейчас работаю в театре. Он на реставрации, там постоянно что-то вносят, выносят. Мы с Модой обедаем в кафе театра. Она-то и обратила мое внимание на одного человека. Я в последнее стала какой-то рассеянной... Так вот. Этот человек все время смотрел на нас. Он ни разу не отсутствовал. Мы обедаем по-разному и быстро, не задерживаясь, но тот человек всегда как будто поджидал нас, как с хронометром. Перед ним на столе всегда дымился обед, но он никогда не ел, а только одержимо смотрел на нас.
  - И что?
  - В конце концов, он подошел, чтобы представиться.
  - Он ухаживал за тобой?
  - Да. - Уют немного покраснела. - Он звонил мне и посылал цветы. Я не могла ему запретить это.
  Я подумал.
  - Почему?
  - Он все это проделывал неожиданно. Я не успевала настроиться на отказ.
  Я подумал, что современной женщине достаточно одного ритуала ухаживания.
  Главное, чтобы все шло в нужной последовательности и соблюдались все формальности.
  Пустяк, вроде бы.
  - А потом он пригласил меня в очень дорогой ресторан.
  - Видно, ему пришлось раскошелиться.
  - Да. - Уют посмотрела на меня в упор. - Он расплатился сполна. За ужином он продолжал быть очень любезным. Много шутил. Правда, шутки у него были какие-то... - Уют замялась.
  - Что, не смешные?
  - Смешные, насколько я это понимаю, но шутил он несмешно. Мне смешно не было.
  - Но ты все равно смеялась.
  - Конечно.
  - Прощаясь, он поцеловал тебя пылко и страстно.
  - Погоди. Ты все время перебиваешь. Мне и сейчас не до смеха. Я боюсь показаться тебе глупой или излишне впечатлительной. Он не был мне неприятен, но я не собиралась ему ничего позволять.
  - Я понимаю.
  Она с благодарностью глянула на меня.
  - Мы разговорились о разных пустяках возле моего дома, он снова сыпал своими странными шутками, вероятно, считал себя остроумным собеседником, потом неожиданно обнял меня, его лицо дышало такой страстью, что мне стало не по себе. А затем он вдруг отвалился на спину и замер. - Она замолчала.
  Я тоже молчал.
  - Он был неподвижен. Ни пульса, ни дыхания, ничего. Это было ужасно.
  Я сказал рассеянно:
  - Слабый организм. Только с виду здоров.
  - Нет же. Тут другое. Он застыл. Я не в состоянии объяснить это. Словами. Знакомый доктор Пациент ничего не определил.
  - Окаменел от любви.
  - Ты все шутишь.
  - Да. - Я посмотрел на нее. - Он тоже шутил.
  Я резко приподнялся на локте.
  - Ладно, лежи. Послушай, у вас на побережье живет виртуоз Драма?
  Я кивнул.
  - Мне нравятся его притчи. Что с ним случилось? Раньше его даже по телевидению можно было увидеть.
  - Сейчас его можно видеть во всех барах.
  - Он что, выпивает?
  - Клевета. К нему это понятие неприменимо. Да, он ищет красивую секретаршу.
  - Интересная перспектива. Если бы ты был знаменитым, ты бы взял меня?
  - Конечно.
  - Только ты никогда не будешь знаменитым.
  - Почему?
  - Так...
  - Нет, скажи.
  - Зачем тебе знать?
  - А все же?
  - Не знаю. Я просто так сказала.
  - Просто так... ладно.
  Уют призадумалась и спросила:
  - А как дела у твоего друга?
  - Какого друга? - Я притворился удивленным. Я знал, что она спросит. Все рано или поздно спрашивают.
  - Витамина...
  - Как интересно... - протянул я. - Нормально.
  - По-моему, он очень способный.
  - Несомненно.
  - Он реалист. Очень умный.
  - Просто воплощение ума.
  - Но ему очень одиноко. - Уют не уловила иронии.
  Хорошо иметь такую наружность, подумал я.
  - Послушаем музыку? - сказала Уют.
  Она коснулась пальцами клавиш, и послышалась тихая музыка. Я слушал, и в душе медленно, как лед в стакане, растворялся каждый звук.
  - Мне совсем не хочется спать, - сказала Уют. Ее лицо было очень спокойным. Я никогда не знал, о чем она думает в такие моменты. Мне было просто очень хорошо с ней.
  Я встретился со взглядом ее завораживающих глаз, потянулся и поцеловал ее в теплые полураскрытые губы. Ее голова запрокинулась. Она слабо прижималась во время поцелуя.
  Это была ее стихия.
  Стояла глубокая ночь. Мы лежали без сна. Музыка играла тихо, будто ее и не было.
  - Ты утром уезжаешь? - спросила Уют.
  - Да.
  - Останься.
  Я поразмышлял.
  - Даже не знаю.
  - Оставайся. Выспишься.
  - А ты не собираешься приехать ко мне?
  - Это было бы неплохо.
  - В чем же дело?
  - Я жду гостей.
  Я ничего не сказал.
  - Я хочу стать телеведущей. У столичного рациона Жажды. А ты чем занимаешься? - спросила Уют.
  - В сущности, ничем.
  - А вечером сходим куда-нибудь. - Уют сидела в уютной позе, придвинув подушку. - Ко мне заглянешь.
  Я был у Уют на работе. В студии был такой беспорядок, что даже не верилось.
  А на фото будут нежные ровные краски. Фотомодель, несмотря на свое известное имя, разочаровала меня. Выглядела она неважно, губы были уныло опущены.
  Даже когда визажисты закончили свою работу, она выглядела всего лишь как красивая женщина, каких много в наше время. Но наступил момент съемки, вспыхнул свет, глаза, устремленные в объектив, заискрились, лицо волшебно переменилось, губы маняще раздвинулись.
  Это длилось мгновение, трепетность уступила место обыденному выражению.
  Все появилось в самый нужный момент.
  Как на празднике, когда неизвестно откуда берутся и сила, и точность, и вдохновение, которые не ожидаешь.
  Странные, смутные мысли бродили в моей голове.
  Такое может вызвать только влияние другой жизни, других живых существ.
  Пока они есть, другие живые, есть и этот огонь, нет их - он пропадает, будто его и не было.
  На первый взгляд он является иллюзией, но именно он - настоящее.
  В комнате было тепло, и мы собирались засыпать, но сразу уснуть мы не могли.
  Мы лежали, иногда переговариваясь, тихо, вполголоса, и тут зазвонил телефон.
  Я немного вздрогнул, никак не ожидая этого, а Уют открыла глаза.
  - Кто это? - спросил я.
  - Не знаю. - Она помедлила, глядя на меня, и взяла трубку. - Здравствуйте. Да... да... хорошо. - Она удивленно посмотрела на меня. - Это тебя, - сказала она.
  - Меня? Кто? - Я не спешил. Я был уверен, что никто не знает, где я, и взял трубку. Там молчали. Ни звука. Ждали, пока я заговорю.
  - Слушаю, - сказал я осторожно.
  - Наконец-то! - сказал голос, который нельзя было спутать ни с каким другим. Голос был мощным, как извержение. - Это я, Шедевр. Слушай меня внимательно.
  - Откуда ты взялся, Шедевр?
  - Не перебивай меня. Хорошо, что я тебя нашел.
  - А как ты...
  - Я же сказал, не перебивай. У меня мало времени. Срочно подъезжай к бульвару Банкрота. Все в сторону. Ты меня слышишь?
  Я молчал. Уют внимательно смотрела на меня, потом отвернулась.
  - Ты слышишь меня? - рявкнул голос. - Все.
  - Да, я все понял, - сказал я, но связь уже оборвалась.
  - Ты уходишь? - спросила Уют.
  - Да, нужно идти. Это... срочно.
  - Вот, - улыбнулась она слабой улыбкой. Если она и огорчилась, то не показала этого. - А ты - ничем не занимаюсь.
  Я тоже криво улыбнулся.
  - Что за фарс...
  Уют отошла к окну, глядя на улицу.
  Я доехал до бульвара, где высились монументальные фигуры калек.
  Из-за угла, озираясь, кто-то вышел и быстрым шагом направился ко мне.
  Дверь распахнулась, и в кабину ввалился Эффект, мелкий, щуплый, невзрачный, как пыльное чучело. Он сразу закурил, дымя вовсю. Я осторожно отнял у него сигарету.
  - Отдай! - сказал он. - Прошу, отдай!
  - Возьми. - Мне вдруг стало очень жалко его. Он так серьёзно относится ко всему. - Не плачь. Зачем ты возник в этом месте?
  - Вот что, - сбивчиво заговорил он, продолжая выглядеть чрезвычайно озабоченным. - Нужно вывезти в трущобы какой-то груз из столицы и спрятать там. В надёжное место. - Эффект судорожно моргнул.
  - Зачем? - Я знал о пристрастии бесполезного Эффекта ко всякого рода намекам.
  - Шедевр просил. Его разве поймёшь? У него свои дела. Говорят, он ворочает такими делами... Персона! - надулся, напыжился малютка. - Величина! Поехали.
  - А как он узнал, где я?
  - Не знаю. Меня он сразу нашёл.
  - Ясно...
  - Побыстрее, пожалуйста. Шедевр просил побыстрее.
  Я удивился, но вскоре разогнался так, что Эффект только молчал, указывая дорогу. Грузовик нёсся с тугим гудением, как реактивный снаряд.
  Двор окружали здания огромной высоты. В глубине двора суетились люди.
  Нас ждали. Горел свет.
  Из одного бункера санитарами выносились большие продолговатые ящики, похожие на коконы.
  Я решил не выходить.
  Издали я видел, что работой руководит женщина. Та самая, что была у Кредо.
  К ней и подошёл Эффект. Они переговорили. Всё протекало быстро, даже спешно. Вскоре весь кузов был забит.
  Все смотрели, как мы отъезжаем, а один санитар стал закрывать бункер.
  На лице Эффекта от беготни поблескивали мелкие капли пота. Он утёрся рукавом.
  - Что это? - вдруг спросил он.
  Он только сейчас заметил куклу.
  - Сам не видишь?
  - Ты ее нашел?
  - Какая разница?
  - Она съедобная.
  - Это сувенир.
  Эффект промолчал.
  Мы выехали из города.
  Я пригнулся к лобовому стеклу и посмотрел на небо. Вышла луна из-за редких облаков.
  - А что в этих гробах?
  - Не знаю. - Эффект солидно покачивался на сидении. - Какое наше дело?
  Я ничего не сказал.
  - Ты помнишь изъян Эталон? - подал голос Эффект. - Я думаю, самое подходящее место. Лучше ведь не найти, верно? Хорошо, что дождя нет.
  Он тоже приник к лобовому стеклу, вытаращив глазёнки.
  По небу стелились тонкие прозрачные облака.
  Наш городок Табу мы объехали по верхней дороге. Хорошо был виден отель Номер, весь в огнях, стоящий, как свеча. Огни проплывали мимо.
  Мы заехали на заброшенную стройку. Она изменилась с тех пор, когда мы были детьми.
  Всё осело, покрылось пылью, заросло.
  Тёмные недостроенные здания с провалами окон, с зияющими подвалами образовывали целые улицы.
  По сути, это был целый город. Жутковатое это место, особенно ночью.
  Мы долго ехали по тряским ямам.
  Машину бросало из стороны в сторону на палубе затонувшего корабля Функции.
  Мне почудилось, что за углом что-то мелькнуло, но в это время грузовик накренился.
  Мы боком проехали по крутому склону крыла упавшего авиалайнера Рейтинга.
  Колеса пробуксовывали, я с усилием поворачивал руль, но мы крутились на месте, из-под колёс струями летел песок.
  Мотор взревел ужасным ревом, и грузовик вдруг рванул с места, как ошпаренный, я успел направить его в мрачный проём засыпанного грузового лифта Краха, который никогда не двинется.
  Мы провалились в темноту оврага, как в бездонную пропасть, и обрушившиеся дома совсем скрылись в нем.
  Но ненадолго.
  Показалась обширная пустошь среди построек, вся будто облитая лунным светом.
  Я подвёл машину к подвалу большого мрачного дома.
  Это и был изъян. Все искорежено, искривлено, перекошено, будто нарочно. Будто кто-то хотел все украсить, а какое вышло уродство.
  Глушь здесь была страшная. Сразу со всех сторон навалилась ватная тишина. В ушах зазвенело.
  Я прошелся, разминая ноги и осматриваясь.
  Под ногами похрустывало стекло. Везде толстым слоем лежала песочная пыль.
  Тут до меня дошло, что нам самим придётся выгружать эти ящички.
  Я поделился этим соображением с Эффектом, а он в ответ дисциплинированно показал пачку новеньких купюр и сказал:
  - Кто-то не пожалел монет. А нам все равно. Нам наплевать. А завтра устроим праздник. Я уже не работаю. Хватит мне работать, как ишак. Не могу больше таскать чужой багаж, - горестно сказал маленький человек. - Устал. Борьба за существование унижает человеческое достоинство. Буду делать то, что указано. Все, что угодно. Вот она - жизнь. Без вариантов. Пора взрослеть. Только конкретное дело. Лишь бы платили. И без обмана. Как Шедевр.
  Мы осмотрели подвал. Лунный свет просачивался слабо, растворяясь серым пещерным полумраком.
  С голых стен редкими блестящими струйками стекала тёмная вода.
  Дневное солнце было бессильно перед этой сыростью, защищённой толстыми стенами.
  Это было подходящее место. Разглядывая пятнистый потолок, Эффект чуть не наступил на доску со ржавыми гвоздями.
  Я попытался оторвать от стенки старый светильник, который вдруг отделился будто сам собой, и я чуть не упал.
  Канделябр был хорошо сработан, и я, решив взять его собой, выбросил наружу.
  Мы взялись за дело. Таская ящики, я пятился спиной, а Эффект ретиво подпирал свой край животиком, мы спускались вниз и в сыром подвале стараниями Эффекта заботливо, ровно, не как попало, укладывали их.
  Потом мы устали, начали спотыкаться. Полуживой Эффект всё время не замечал одну ступеньку.
  Он предельно осторожно осваивал последние шаги, но вскоре снова терял бдительность.
  Я цеплялся за провода. Раньше их не было.
  Кузов был урожайно полон, и мы превосходно устали, пока все перетащили.
  Легковерный Эффект отсутствующе сидел на одной коробке, свесив дрожащие ручки.
  Он достал из своей курточки плоскую бутылку, и мы по очереди приложили ее ко рту.
  Потом он подошел к стене, поднял с земли какую-то металлическую деталь, постучал ею по поверхности, что-то выбивая, но в глаз ему тут же попала крошка, он выронил металлическую деталь и сел, протирая глаз на вытянувшейся мордашке.
  Я протянул ему бутылку, и Эффект без лишних слов прикончил остатки, отбросил посуду и громко икнул напоследок.
  - Хорошо, что мы шоу не встретили.
  Я вздрогнул. Крупная капля, сорвавшись откуда-то сверху, разлетелась о гладкую поверхность ящика рядом со мной.
  Все ящики были, как литые, - без швов и зазоров.
  Мы въезжали в город под утро.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"