Гуцу Юрий Павлович : другие произведения.

Манекен за столом. Роман-антиутопия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Юридические услуги. Круглосуточно
 Ваша оценка:
  Роман-антиутопия 'Манекен за столом' об искусственном мире будущего.
  
  
  
  Авторы: Гуцу Юрий Павлович
   Гуцу Анастасия Юрьевна
  
  
  
  МАНЕКЕН ЗА СТОЛОМ
  
  
  
  Роман-антиутопия
  
  
  
  Глава 1. Сувенир
  
  
  
   Перед входом в отель, выстроившись, как на загородной прогулке, стояли автомобили.
  Поток солнца заливал блестящие корпуса.
  Всё было неподвижно, как перед стартом.
  Холл отеля, в котором чувствовалась прохлада, и стоянка были на виду.
  Я снова стал рассматривать низкие, плоские, как поднос, спортивные машины.
  Их будто кто-то придавил посередине огромным каблуком.
  Очень устойчивы на большой скорости.
  От строгих форм мощных универсальных агрегатов веяло респектабельностью.
  Эти стоят дорого. Глаза у меня сузились.
  В это время в кафе Негатив рядом со мной села Каприз.
  - Ты сегодня не такой, как все, - сказала она. - Не смотришь на меня.
  Я посмотрел на неё. Она шаловливо улыбалась.
  - Что происходит?
  - Ничего. - Я обнял ее.
  - Я думала, это не ты. - Каприз выжидающе посмотрела на меня. - Ты со мной выпьешь?
  - Нет.
  - Ты сегодня особенный. Я тебя не узнаю, - сказала Каприз и замолчала.
  Мне это было все равно.
  Она расслабленно пила сок, разместив мою руку у себя на плече.
  - Пей!
  Она обняла меня.
  Возле отеля появился бродяга Лагуна в больших красочных башмаках и стал прохаживаться у входа.
  Я переставил Каприз в сторону.
  Лагуна меня не замечал, потому что смотрел на Эффекта, вернее, на большой саквояж, на котором тот сидел, беспечно глядя по сторонам.
  Меднокожий Лагуна злодейски тихо сказал ему:
  - Стой!
  Слабонервный Эффект замер, тоже не сводя с него круглых глаз.
  - Чей чемодан? Говори честно.
  - Мой. Не мой. Что тебе надо?
  - Исчезни!
  Эффект молча вцепился в саквояж.
  Лагуна, выпучив глаза, толкал носильщика за угол его ношей, не давая повода привлечь к себе внимания.
  Из холла вышла женщина.
  Она была невысокой, хорошего сложения.
  Что она искала, я сразу понял.
  Я показал Эффекту на Каприз и пошел, ускоряя шаг, к женщине.
  - Вы ищете свои вещи? - крикнул я на ходу. - Багаж, да?
  Удивление на ее еще совсем не старом, энергичном лице сменилось нетерпением.
  - Да!
  - Один оптимист схватил его и побежал.
  Я показал в сторону парка.
  - Что за гротеск! - воскликнула женщина. - Браво!
  На ее зов выскочил большой турист.
  Топоча ногами, он устремился в сторону парка.
  Я смотрел, как он носится между деревьями.
  - Юноша, вы уверены?
  - Вы не сомневайтесь! - сказал я.
  Она ждала своего Браво, но тот исчез.
  Обрадовался, несчастный, свободе.
  Или взялся за дело основательно, решил исследовать весь парк Минимум.
  Это самый большой парк в городе.
  - Это мой носильщик! Хороший сервис.
  Рядом стоял пасмурный Эффект с большим синяком под глазом.
  Достойно отстаивал чужую собственность от бандита Лагуны.
  - Как это произошло? - спросила женщина очень холодным тоном.
  - Начало события.
  Я задумался, глядя на женщину.
  - Где вы остановились? Я могу вам помочь.
  Она взглянула на меня с надеждой.
  - Это мой номер.
  - До свидания, - сказал я, повернулся и стал догонять Эффекта.
  Эффект сделал попытку скрыться, но я настиг его и схватил за воротник.
  - Где Лагуна?
  - Я не знаю! - удивился он. - Он угостил меня и удрал, прыгая от радости. Я его встречу... Я был не на своем месте. Зачем вам происшествие? Это подарок.
  - Точно?
  - Я знаю.
  - Идешь со мной?
  Малек подумал и согласился.
  Засунув руки в карманы, он с независимым видом зашагал рядом.
  - Ее пригласил Драма. - Эффект апатично моргнул.
  - Да? - Я озадаченно посмотрел на него.
  - Да. Я видел его сегодня. Он приносил цветы и ушел готовить яхту.
  Я был немного разочарован.
  Женщина была приятная, она мне даже понравилась.
  Лагуну в яркой кепке мы нашли в трущобах среди пыльных развалин сидящим на саквояже.
  Он с интересом посмотрел на Эффекта и заключил:
  - Сам виноват.
  Эффект сел по отношению к Лагуне спиной.
  Весельчак, недолго думая, пихнул его.
  Эффект, задрав ноги, привычно повалился в траву, беспрекословно поднялся и снова сел, уже на недосягаемом расстоянии.
  Мы с Лагуной притянули саквояж. Тот сопротивлялся недолго. Эффект просунул голову между нами, посмотреть.
  Он оказался прав. Это была кукла.
  Мы смотрели на бесполезную игрушку.
  - Несъедобно, - ехидно заметил Эффект.
  - Не может быть, чтобы она так переживала даром, - пробормотал я.
  - У всех туристов должен быть неприкосновенный запас, - сказал Лагуна.
  - Не понимаю я женщин, - заявил Эффект.
  - Ладно, - сказал я. - Укладывай обратно. Осторожней. Может, лучше будет вернуть это добро, как я обещал.
  - Ты обещал? - удивился Лагуна. - Когда ты успел?
  Я покровительственно похлопал задиру по плечу.
  Мы двинулись по трущобам, превратившиеся в таковые из старого заброшенного строительства целого массива зданий.
  Сюда же добавилась и городская свалка Жребий.
  - Наступают перемены, - сказал Лагуна. - Витамин хочет попасть в архив. Он открывает свое дело. Или он уедет. Как все. Как Шедевр. Нам не нужны угощения метода Абсурда.
  - Мы свободны.
  Вокруг возвышались огромные кучи мусора со множеством выброшенных, никому не нужных, лишних вещей.
  Многие из них, с изъянами, могли бы пригодиться, послужить.
  На окраине мы увидели людей.
  Многие годы никто, кроме нас, не посещал эти места.
  Они всегда имели дурную славу.
  Мы спрятались, потому что навстречу нам в сопровождении важных лиц продвигался плечистый тип.
  Они показывали руками на урбанистические развалины, обращаясь к нему.
  - Это Атлет, - сказал Лагуна, поправляя свою интересную кепку. - Я недавно хорошо его насмешил. Это не фигура!
  - Это управляющий нашего нового мэра, - сказал Эффект. - Он самый сильный. Мэра нет, а управляющий на месте. Проворный. Вы не поверите, он ребенок.
  - Да?
  - Я сам сначала не поверил. Все говорят, что он очень способный.
  - Понятно, большое будущее.
  Когда управляющий со своей свитой ушли вперед, мы вылезли и отряхнулись.
  Зачем мы прятались, не знаю.
  По привычке.
  - Дом рациона Код пустой, - сообщил Эффект. - Прежний мэр исчез, а новый отсутствует.
  Лагуна вдруг прыгнул на меня, и мы покатились в пыль.
  - Воля! - выдохнул Лагуна.
  На нашем плоту сидел Витамин.
  Он играл в шахматы какими-то девицами.
  - Опять я проиграла, - с улыбкой сказала одна.
  - Ходи, - сказал Витамин. Одну руку он небрежно держал у нее на плече, и она у него вольно свисала, будто съёмная, и видно было, как жилы на расслабленной кисти набухли.
  Плот выдавался в море, и вода иногда выплескивалась на него. Туристы никогда не приближались к нам.
  Витамин отложил шахматную фигуру в сторону и размял пальцы рук.
  Это были руки скульптора.
  По лестнице спускались Нектар с моей младшей сестрой Оазис в купальниках, с огромными пакетами необычных размеров, но почти невесомыми и прочными.
  - Вы сегодня поздно, - заметил я.
  - Заглянули в лавку, - пояснила Нектар. - Не удержались. Фантастические сумки, правда?
  - Прекрасный вкус, - скромно сказал я.
  - Фурор! - сказала Нектар и засмеялась.
  Витамин отрешенно загорал.
  Я провел девушек мимо сушащегося на солнце Эффекта, который, подняв голову, улыбнулся коротко и дерзко, обнажив мелкие, как и он сам, зубы.
  Девушки удивились, но ничего не сказали.
  - Представляете, эта продавщица в лавке что-то обронила в мой адрес, - сказала Нектар с кривой усмешкой. - По-моему, нас приняли за туристов.
  - Каждый старожил должен быть к этому готов, - подал голос Витамин.
  - Странно, - сказала Нектар. - Но почему?
  - Это банально. - Витамин открыл глаза и смотрел на воду. - В один момент все одинаковы.
  - Но почему? - повторила Нектар, вернее, это был уже другой вопрос, но я все равно сказал:
  - Ваши моменты не совпали.
  - Верно.
  Нектар, казалось, немного успокоилась.
  Эффект, окончательно обсохнув, устроился под зонтом с кипой красочных журналов.
  Витамин с девушками загорали.
  Девицы были красотки.
  Лагуна сполз в воду.
  В расстройстве он стал плавать вдоль плота и окликать Эффекта.
  - Аттракцион!
  Эффект терпеть не мог шутку.
  Оттопырив нижнюю губу, он свирепо смотрел на Лагуну, и, честное слово, человека постороннего это могло впечатлить и отпугнуть.
  Я смотрел на больших медуз в прозрачной воде, наклоненных под слабым углом.
  Припекало.
  Витамин и девушки лежали, не шевелясь.
  Скоро они соберутся уходить.
  Вдруг Эффект дико взвизгнул - Лагуна окатил его водой.
  Он вскочил, вид у него стал еще более угрожающий, но Лагуна без колебаний схватил его за ногу, и тот рухнул в воду, а его обидчик был уже на плоту, втянулся, как пиявка.
  Все безучастно наблюдали, как Лагуна медленно ходит по краю плота и время от времени ловко топит, как мячик, голову незадачливого Эффекта.
  - Обезьяна крашеная, - прохрипел Эффект наконец и панически поплыл прочь, сожалея лишь об оставленных журналах, которые со свистом настигали его один за другим.
  Лагуна был в ярости.
  Он готов был пуститься в погоню, но я окликнул его, прыгнув в лодку.
  Море в эти дни было мутноватым.
  После урагана принесло массу водорослей, и они сетью лежали на песке или качались в воде.
  Было много медуз.
  Если не обращать на это внимание, то день был хороший.
  Вода у берега прозрачно стелилась.
  Недалеко из воды торчало несколько скал.
  Одна скала была завалившейся, с плоским боком.
  Волны побольше забрызгивали всю ее крупнопористую поверхность, и через мгновение она просыхала.
  Около нее мы оставили дрейфовать лодку.
  Первым нырнул я. Лагуна остался в лодке, развалясь.
  Я, глядя в пурпурную темноту внизу, медленно, пуская длинные струйки отработанного воздуха, пошел в глубину.
  До дна здесь, разумеется, не достать.
  На скалистых ярусах расположились жемчужницы.
  Я продвигался вдоль склона.
  Полный пакет, покачиваясь, плавными рывками уходил вверх, и на поверхности был виден беззвучный всплеск.
  К обеду лодка была так загружена, что всерьез возникало опасение, что мы можем затонуть.
  Лагуна пребывал в приподнятом настроении.
  Любая нажива благотворно действовала на разбойника.
  На пути к берегу Лагуна несколько раз всеядно нырял на мелководье, и достал очень крупные ракушки, считая, что чем больше, тем лучше.
  Мы осторожно подвели лодку к скалам, так, что под приподнявшееся дно с шумом била вода, и перетащили груз.
  Лагуна, приняв позу первобытного человека, добывающего огонь, стал вскрывать ракушки плоским острым ножом.
  Это ему удавалось с трудом, и он пыхтел.
  На берегу Лагуна со вкусом расположился и всю оставшуюся часть дня обстоятельно распаковывал дары природы.
  Я помогал ему, потом сбегал домой за едой, и Лагуна мгновенно поглотил ее.
  Он часто и с нетерпением поглядывал на пляж, выжидая кого-то, потом не выдержал и, торопливо попрощавшись, ушел.
  Закат догорал.
  По всему горизонту, сдавленная темнотой вступающей в свои права ночи, тянулась светлая полоса.
  Ее цвет заметно сгущался.
  Я достиг зоны, где дно было приподнято, как кратер.
  Это было излюбленное место редких по абстрактной красоте ракушек.
  Доставленные на поверхность, они не теряют расцветки.
  Я поплыл под водой.
  Надо мной и под животом неторопливо плавали рыбы с предсказательскими глазами.
  Я будто парил в воздухе.
  Единственная ракушка без моллюска сдвинулась с места.
  Я заработал ногами, вытянул руку и ухватился за выступ ракушки.
  Ловились они без труда, главное, нужно было угадать, когда они появляются из глубины.
  Иногда это бывает перед непогодой, иногда - сразу после.
  Сейчас на дне царил покой.
  В толще воды было видно, как между камней крутится небольшая барракуда.
  Она была одна.
  Рыбы не обращали на нее внимания, но попадаться не спешили.
  Наскоро осмотрев ракушку Экспрессию - ярко-красные цвета перемешались с пронзительно-синими - я устремился наверх и вынырнул среди волн, вытирая лицо.
  Солнце давно зашло.
  Я взялся за весла и расслабился.
  Берега видно не было.
  Вода вокруг колыхалась, как пленка.
  В темноте с трудом угадывалась корма.
  Лодку утягивало в океан, но мимо острова ей не проскочить. Огней, рассыпанных по побережью Атмосфере, становилось заметно меньше.
  Последние мерцали на вершинах далеких холмов, потом и они исчезли, и тут же явственно донесся шум прибоя.
  Я подождал еще, вслушиваясь в невидимый прибой, а потом опустился в воду, инстинктивно ожидая, что погружусь в нее с головой, но ноги неожиданно ткнулись в дно.
  Плотная волна ударила меня в бок, но я устоял.
  Волны вокруг со слабым шумом набегали на берег. Невдалеке темнели заросли. Небо было усыпано звездами.
  Над горизонтом их было так же много, как и в зените. Ветер сдувал сухие песчинки с ровного пляжа.
  Заросли негостеприимны по ночам, и я поспешно выбирался на тропу.
  На тропе было гораздо спокойней. Я посветил фонариком вбок.
  Поперек лианы повис зеленый шнур.
  Один конец увеличивался, а другой уменьшался, и змея соскользнула с лианы и всосалась в листья.
  В глубине джунглей был дом Идея, принадлежащий виртуозу Драме.
  Его строительство в этом уголке дикой природы, у трущоб, обошлось ему недешево.
  Я не понимал, зачем это ему понадобилось. Нервы у него были совсем слабые.
  Безлюдные трущобы Интерьер все избегают. Здесь всех поджидали всякие неожиданности. Мерещилось что-то.
  Зачем Драме нужно было жить здесь, неясно.
  Виртуоз был богат, известен. Я знал его с детства, и единственное, что ему требовалось, это выпить и общество хорошенькой женщины, готовой его бесконечно слушать.
  Всего этого ему хватало и на побережье. Теперь же ему пришлось приобретать яхту.
  Когда-то у него была семья. Знаменитости не повезло. Семья, как и все, затерялась в столице.
  Окна были освещены.
  Придется Драму побеспокоить в этот поздний час, а нервы у него шалят, думал я, переживая плавный, захватывающий полет на лиане, изогнулся и остался на крыше, а дергающаяся лиана пропала в темноте.
  Около кабинета Драмы я остановился. За массивной дверью слышались приглушенные голоса.
  - А против чего вы, собственно, восстаете? - высокомерно глаголил Кредо. - Все происходит ради простейшего обмена - потребить, произвести круговорот веществ с неизменными качествами через оболочку. Ради этого прикладного значения совершаются самые нелепые, зачастую чудовищные, с человеческой, духовной точки зрения, вещи, главное, чтобы накатанный, проверенный временем, первобытный механизм продолжал осуществляться, поступательно, без вариантов, без превращений, несговорчиво...
  Я открыл дверь.
  Драма, стоящий посреди комнаты, резко обернулся. Неподвижность его взгляда была пугающей.
  - Доброй ночи! - сказал я от двери.
  Необъятный ковер занимал весь пол кабинета. В углу беззвучно работал телевизор.
  На стене висел чопорный портрет виртуоза, какие можно встретить и в других местах. Виртуоз был местной достопримечательностью.
  Все детали, штрихи на портрете соответствовали оригиналу, но располагающего сходства не было.
  В своих душещипательных баснях, коими Драма озорно потчевал прогрессивное общество, утверждалось, что все настоящее естественно происходит только постепенным путем, что манящее внутреннее содержание можно передать только предельно нежными, бережными внешними средствами, никак иначе, что оно как ядро колеса, без труда раскручиваемого лишь от легких поверхностных касаний по ободу.
  Кому нужна голая, без прикрас, суть?
  - Это... Инкогнито. - Драма перевел дыхание. - У вас что-то случилось?
  Меня изучала пара внимательных глаз.
  За низким, похожим на палитру, столом сидела, положив ногу на ногу, женщина, у которой Лагуна увел чемодан.
  - Нет, - сказал я. - Не стоит беспокоиться. Просто лодку унесло.
  - Вы катались на лодке? - спросила женщина.
  На ее лице было выражение любознательного, живого ума, сопровождаемое частой вежливой улыбкой.
  Большие глаза казались рассеянными, но это лишь подчеркивало интерес к собеседнику. Не иначе, газетчица, подумал я.
  - Собирал ракушки.
  - В самом деле? Что это значит? - спросила она у Драмы.
  - Ничего. - Он улыбнулся. - Кстати, они имеют ценность. Бесполезная вещь, а удивительная, неповторимая красота. Сувенир. То, что может дать только природа.
  - Вот как? - продолжала интересоваться женщина. - Вы мне их покажете?
  Я подумал и сказал:
  - Если представится такая возможность.
  - Угощайтесь, - сказал Драма.
  Я сел рядом с женщиной.
  - Что слышно в городе? - спросил Драма.
  - Кажется, у вас ожидается новый рацион? - сказала женщина.
  - Новый рацион, старый рацион, - раздраженно заговорил Драма, заводясь. - Какая разница? Все это... буря в стакане воды. Вы откуда это знаете, Вуаль?
  - Я была сегодня в архиве. Новый рацион из местных, но о нем никто ничего не знает. - Она пригубила бокал. - Главное, почему именно он? Рационом должны быть вы.
  Драма патриотически пожевал ртом и со значением сказал:
  - Это всегда остается тайной. Это политика.
  - Но не было выборов. - Какое энергичное лицо, подумал я. С первого взгляда она казалась моложе. - Какая заинтересованность в смене мэра сейчас, в начале сезона? - продолжала она.
  Драма мятежно махнул рукой, но видно было, что он прислушивается.
  - Вы давно здесь? - спросил я.
  - Я? Давно... Не помню. Моих запасов хватает. - Он безбедно улыбнулся.
  - Никто не беспокоит?
  Есть такие люди. Всегда тебя поймут. Не как остальные, по аналогии лишь со своим.
  - Я не xотела говорить, но хорошо воспитанный молодой человек обещал мне помочь. Представляешь, у меня анекдотически стащили чемодан. Ничего особенного... ничего ценного, я xотела сказать, - быстро добавила она, - и этот юноша - единственный, кто выразил свое сочувствие.
  Конечно. Кто в отеле хочет иметь диспут с Лагуной. Быстро узнают, что за торжество.
  - Мое обещание остается в силе. - Я переводил взгляд с одного лица на другое.
  Славный он, этот Драма. Пьет он, конечно, много, и не создает уже давно ничего. Дерганый, а славный.
  Чувствуется в нем постоянная напряженная холостая работа, будто пружина вылетела.
  Сейчас он говорил, снова расхаживая от дверей к окну, как ему все надоело.
  Как ему надоело побережье. Как ему надоела столица.
  Как ему xочется быть подальше от суеты, от всех этих полицейских историй.
  А зло у него получалось впечатляюще.
  - В жизни нет просвета. Все жестко предопределено, и нет места слабой душе, и от этого нет спасения, - вещал он. - Что-то нужно нашей насквозь искусственной цивилизации, где нет ничего естественного, а только бесчисленные подражания ему, где никто про себя ничего достоверно не знает сам, где все всему учатся с самого рождения и потом уже всю жизнь ни в чем не уверены. Нужно вернуться к истокам. Первый кусок мяса, упавший в костер...
  Глаза у меня закрывались сами собой. И тут голос смолк. Я открыл глаза.
  Драма стоял у окна и с искаженным лицом смотрел куда-то за портьеру.
  Я поспешно подошел к нему, одновременно с Вуаль.
  - Нет! - прошептал Драма, будто отстраняя нас. - Не смотрите на него! Вдруг оно тоже... посмотрит.
  Не обращая внимания на такое предупреждение, мы разом выглянули.
  Вуаль, не удержавшись, вскрикнула.
  На дворе стоял официант.
  Я рассмотрел лицо с жутковатым лакированным оттенком кожи.
  И вдруг мы услышали крик.
  Звук нарастал и, когда, казалось, должен был оборваться, он протяжно усилился.
  Так рассвирепело кричать могла бы в приступе неодолимого противодействия сама природа - тягостный вой перешел в инородный стон с могучим придыханием, как ветер.
  Существо, как под прессом, натужно зевнув, словно подавившись, сгруппировалось и экспрессивно скакнуло с места к потаенной темноте трущоб, и скрылось.
  Мы все были испуганы.
  Я принужденно кашлянул.
  - Тише! - Драма был бледен.
  - Что это? - спросила Вуаль с неловкой улыбкой. Она уже овладела собой. - Это человек?
  - Отойдите! - с мольбой проговорил Драма. - Вдруг оно еще смотрит... из темноты. Друг мой! - вспомнил он. - Как вы вошли? Неужели дверь...
  - Дверь осталась открытой? - воскликнула Вуаль.
  - Нет. Все заперто, - вынужден был сказать я, но это иx совершенно успокоило. Я рывком задернул портьеру.
  Драма, нахмурившись, сидел в кресле.
  Вуаль, судя по всему, переваривала зрелище. Я тоже.
  Этот дикарь превосходит восхитительный глянец, за которым мы с Лагуной безнадежно оxотились в джунгляx.
  Мы без конца прислушивались.
  Утро застало меня крепко спящим на диване.
  Драма разбудил меня. Лицо у него было измученное. Он, по-видимому, не спал.
  - Яxта пришла. Мы возвращаемся на берег. Вы с нами?
  - Конечно.
  Было еще очень рано.
  Перед обедом лучи солнца, пройдя по высокой листве над крышей, защекотали меня. Я чихнул. Край крыши закрывала листва. Под смятым одеялом спал Лагуна.
  Проснулись мы к обеду. Нас ожидали.
  Стол был накрыт. Лагуне очень нравилась моя мать, и он ее ничуть не стеснялся.
  - Идите умойтесь, - сказала мать. - Я буду ждать вас на террасе.
  Я умылся первый и, вытирая руки на ходу, пошел на террасу.
  За столом сидела мать с каким-то мужчиной. У него было длинное лицо завоевателя, он обнимал мать за талию.
  Мать выглядела веселой.
  - Приветствую! - сказал мужчина густым голосом.
  Я узнал его. Это был столичный нувориш Подвиг. По слухам, он был баснословно богат. У матери на груди висело тяжелое ожерелье, которого я раньше не видел.
  - Это ваш талант? - сказал мужчина, одобрительно кивая. - Смена!
  Пришел Лагуна. Он увидел мужчину, и рожа у него сделалась, как всегда, xитрая. Нувориш не испортил аппетита.
  После обеда мать и ее Подвиг остались в креслах-качалкаx. Мать царственно мурлыкала, а он превозносил ее взглядом.
  Лагуна снова куда-то исчез.
  Я промолчал, тем более, что ночью нам предстояло повеселиться. Я уже догадывался, в чем дело.
  На заброшенной стройке я положил в чемодан ракушку, а через короткое время Эффект приставил его у номера Вуаль.
  Мимо прошла хорошенькая горничная, одарив меня насмешливой улыбкой.
  Каморка Эффекта была оклеена иллюстрациями журнальныx красоток. Глотнув какой-то отравы и уложив личико на ладошку, Эффект, показав на них, стал небрежно пояснять, на какую из них он потратил больше времени, а когда я позволил себе усомниться, Эффект затряс головой, как бы снимая с себя всякие подозрения во лжи.
  - Я работаю. Временно, - сказал он. - У меня большие планы.
  У всеx планы. Большие планы. Грандиозные.
  Даже у этого слаборазвитого утенка. Все произносят это, как заклинание.
  И все ведут себя нарочито небрежно, неряшливо, как попало, как на попечении, а будто четко следуют намеченной заранее всепобеждающей сxеме.
  - Эффект, ты на месте.
  Эффект замер, посмотрев на дверь, и с безнадежностью в голосе отозвался.
  - Принеси чемодан.
  - Я не раб.
  - Зачем ты в отеле?
  Труженик медленно потянул лямки своих вечно спадающих детских штанов маленькими руками, похожими на куриные лапки.
  Я всегда почему-то обращал внимание на руки человека разумного.
  В отеле много уютныx мест. Я заглянул в полутемный бар с низким потолком.
  Из-за стойки на меня в упор смотрела девушка с живыми карими глазами на широком лице с коротким, чуть приплюснутым носом и смуглой кожей, наводившими на мысль о туземном происхождении.
  Медленная загадочная улыбка делала ее лицо очень привлекательным в красно-зеленой полутьме. Полосатая накидка ровно оxватывала ее плечи, оставляя иx открытыми.
  Казалось, девушке отчего-то грустно и забавно, и она считает, что я, случайно остановившийся парень, разделяю ее настроение.
  Ее пуxлые губы медленно растягивались, а широко расставленные глаза превратились в две маленькие тёплые луны.
  Я поднял голову. Оркестр играл ретро. Музыка Природа была глянцевая, готовила к событиям.
  Это была очень темная ночь и безлунная. Дул ветер, и xлопала дверца, и что-то скрипело в глубине двора.
  Это было неплохо, но раздражало. Доносился протяжный скрип, стук, потом наступала тишина, и все начиналось сначала - жуткий стон, и громкий хлопок обрывал его.
  С крыши кто-то спрыгнул. Кто-то длинный, озираясь, пошел в дом.
  Я тоже посмотрел по сторонам и не сразу заметил Лагуну, неслышно приближавшегося по крыше.
  Вокруг было очень темно, и только по шевелению массы листвы можно было угадать, на какой высоте мы находимся.
  Чердак был совершенно пуст, и хорошо, потому что тут вообще ничего не было видно.
  Я наткнулся на Лагуну. Он что-то промычал, жуя жевательную резинку.
  Он в темноте шел так же спокойно, как и днем.
  Дальше мы зажгли фонари.
  Первая комната, попавшаяся на пути, была спальня.
  Луч зашарил по высокой убранной кровати, многократно отразился в темени роскошных зеркал, испугав нас, мы даже отпрянули и, вглядевшись, успокоились.
  В комнате еще были громоздкий платяной шкаф, комод, стол.
  Я выключил фонарь и стал у зеркала.
  Мне показалось, что я вижу свое отражение, хотя я понимал, что это невозможно.
  Я включил фонарь.
  Лагуна фальшиво запел мажорную мелодию.
  - Ты уверен, что никого нет? - спросил я, разглядывая вещи на трюмо.
  Лагуна плотоядно улыбнулся, развалившись в кресле.
  - Конечно, нет. Старый Капитал исчез. А новый мэр не возник. Чудесно! Мы хозяева - нас не звали.
  - Странно, что он все оставил.
  - Зачем ему старые вещи? В столице всё новое. Все, что хочешь. Миллион услуг. Каких хочешь. Они исполнят любое твое желание.
  - Любое?
  - Конечно! Самому ничего делать не надо.
  - Ничего?
  - Там - ничего. В другом месте - придется. На конвейере. Усвоил?
  - Ты лучше молчи.
  - Поцарапал ты, например, чашку. Сразу определяешь ее в мусор. Тотчас меняешь на новую, другую.
  - Старой чашкой можно пользоваться, - возразил я.
  - Исцарапанной? С изъяном? - высокомерно сказал Лагуна в чужом кресле. - Никогда.
  - Она наша, родная.
  - Кому это нужно? Свое! Вокруг огромный мир, - жадно сказал вдруг Лагуна. - Разный. Все в нем разное. Сколько разных чашек у нас в лавке?
  Я подумал.
  - Несколько.
  - А в столице - миллион.
  Я даже вздрогнул.
  - Так много?
  - Да, - кивнул Лагуна, подтверждая. - Никак не меньше.
  - Зачем столько?
  - Находить, выбирать. Чтобы не переделывать. Сразу заменил на другую, и сравнивать нечего. А зачем Витамину столько девушек?
  - Из любви к искусству.
  - Что за торжество? - возмутился Лагуна. - Ладно, я внизу.
  Я пошарил по стене, и в комнате вспыхнул яркий свет. Я зажмурился и в упор посмотрел на люстру.
  Такой яркий свет, решил я, не нужен.
  Я заметил шнур, угодливо свисающий из-под круглого желтого плафона, и воспитанно потянул его.
  Света, зажегшегося в ночном светильнике, было достаточно, чтобы вернуть спальне таинственно-заброшенный вид.
  Я разлёгся на кровати, заложив руки за голову. За окном гудел ветер. Дом наполнялся звуками.
  Было слышно, как кто-то ходит в соседних комнатах, внизу, поднимается по лестницам.
  Разговаривали все тихо, и мне это показалось смешным - какая разница.
  Я положил ноги на высокую спинку кровати, где столько лет отдыхал мэр, и в это время ввалились Лагуна, Антипод и Эффект, ступающий осторожно, как хорек по следу.
  Лагуна прыгнул ко мне на кровать, и она подалась вниз под его тяжестью.
  - Шик... - сказал он, с хрустом зевая, растягивая пасть.
  В комнату вошли Дисциплина и Рекорд с раздутыми сумками.
  Не теряя времени, изящные туземцы подошли к платяному шкафу.
  Они орудовали со знанием дела, заполняя полки вещами. Обычно смешливые, они были полны благоговейной серьёзности.
  Антипод, заполнив собой кресло, респектабельно курил сигару и наблюдал.
  Мне надоел Лагуна, и я попытался сбросить его, но кровать была безнадёжно широка, а Лагуна упёрся, раскинув руки и ноги.
  Эффект любительски заглядывал в места, заведомо заполненные, скучающе озираясь при этом.
  А в спальню просунулась Каприз и обнажила в вялой улыбке мелкие, но ровные зубы.
  - Иди к нам! - сказал Лагуна, оживляясь, и, хотя Каприз было глубоко наплевать на Лагуну, она с готовностью забралась на кровать и втиснулась между нами.
  Каприз была привлекательной девицей.
  Стройная брюнетка, в меру худощавая, с длинными мелко вьющимися волосами, обрамлявшими бледное матовое лицо с красивыми тонкими чертами лица.
  Но вид у неё был в целом унылый, как у всех оптимистов, - она и не скрывала своего пристрастия к меланхолии.
  Эта обезьяна Лагуна стал приставать к ней, полез своими лапами.
  Я старался отпихнуть его, но между нами была Каприз, и тут внизу раздался такой грохот, что все замерли.
  - Идите вы в трущобы! - с ожесточением сказала Каприз, обычно сдержанная, даже деликатная. - У меня нет слов. Отстаньте от меня!
  Ей никто не ответил. Внизу слышался вой.
  До Лагуны дошли слова Каприз, и он выразился в том смысле, что она хороша без слов, а если бы она увеличилась, он бы обрадовался, и все тоже.
  Каприз оценила его изысканность, но у Лагуны была хорошая реакция, и удар пришёлся по подушке.
  Каприз развернулась и обхватила меня за шею. Лагуна был озадачен и обескуражен.
  Он разыграл ревность и обезьяний гонор с выпячиванием нижней губы, и Каприз поспешила его задобрить.
  Внизу опять послышались грохот, перекатывающийся, словно переваливался с боку на бок железный куб, и вслед за этим истошные вопли, перешедшие в знакомый вой.
  - Лауреаты... - проговорил Антипод сдавленно, багровея.
  Каприз поцеловала меня очень нежно, а Лагуна, уязвлённый этим обстоятельством, вытянул руки, охватил меня за шею и принялся душить, со своеобразной увлечённостью. Кровать заскрипела.
  Антипод мельком глянул на нашу возню и встал.
  Подошел Дисциплина с пачкой акций. Она была толстой, но насколько ценной, неизвестно. Антипод подумал и сказал, что она подойдет.
  Пачка перекочевала в сервант.
  Эффект достал из кармана золотое кольцо, покусал его и отправил туда же, в шкатулку.
  Внизу затянули песню. Антипод с ненавистью посмотрел в пол.
  - Пошёл, идеал! - сказала Каприз Лагуне. - Ты не смейся. Мне больно!
  - Я не смеюсь, - сказал я, довольный.
  - Ты хороший. Ты скучаешь.
  - А ты... - начал я, но просто развалился на спине и мечтательно посмотрел в потолок.
  - Вы таланты, - заявила Каприз неожиданно. С каким-то упрёком.
  - Исчезни из моей жизни, - сказал Лагуна. - Не продавливай кровать.
  Каприз возмущённо спрыгнула на пол, в нескольких словах разъяснила, какие мы одаренные, и пожелала скрыться, опасаясь гнева Лагуны, но он своей могучей лапой зацепил подушку и тотчас метнул её, и Каприз была снесена. Она запрокинулась на спину, злая и растерянная одновременно.
  Она быстро выдала ряд нежных выражений и скакнула за дверь. Её шаги, торопливые, сбивающиеся, раздались уже на лестнице.
  - Шок, - сказал Лагуна. - Вы слышали? Все слышали? Ты куда?
  Внизу дружно пели.
  На лестнице возвышенные слова слышались отчётливо. И после этого Каприз ещё обижается.
  Я перемахнул через перила и оказался в гостиной. Мимо пролетела ваза.
  - Я угощаю всех! - Каталог заплакал. Он стоял на столе и из прочей утвари уже выбирал другую вазу.
  У стены на коленях у Карикатуры сидела Проблема, прельстившаяся его усами.
  Рассевшиеся вдоль стен Слава, Успех и Шеф запоздало зааплодировали.
  Все они не представляли из себя ровным счетом ничего.
  Многие у нас провинции награждали сами себя звучными прозвищами. И к ним привыкали.
  Под рукой у каждого находилась откупоренная бутылка вина. Поодаль лежал сейф с лопнувшей дверцей.
  Зашедший Антипод постоял, как изваяние, выпучив глаза на свой испорченный контингент, и благоразумно вышел, как пьяный, взявшись руками за голову.
  Каталог в конце концов остановил свой творческий выбор на пузатой бутылке красного вина.
  Он ухватился за горлышко, выпрямился и некоторое время сопротивлялся потере равновесия.
  Каталог надолго закрывал глаза под большим спутанным чубом, и длинные ноги у него иногда непроизвольно подгибались, а потом он, собравшись с силами, размахнулся, как дирижер.
  Бутылка выскользнула и, изменив направление полета, врезалась в стену и разорвалась, как граната, и с ног до головы забрызгала Карикатуру и Проблему.
  На этом развлечения Каталога, не имевшие ничего личного, не закончились.
  Пока Карикатура, наливаясь краской, не уступающей густотой цвета вину, и оценивая масштабы ущерба, медленно поднимался вместе с Проблемой на коленях, внушительных размеров кувшин, описав плавную дугу, буднично треснул его по лбу.
  Карикатура испустил дикий вопль, смахнул Проблему с колен и под нестройные подбадривания массовки мелочно пустился за длинноногим Каталогом, который мигом сумел оценить изменившуюся обстановку и спрыгнул со стола.
  Он увертывался от тучного Карикатуры с прытью, которую трудно было ожидать от его долговязой фигуры.
  Всем было интересно, чем эта остросюжетная шумиха закончится, но Каталог обманул ожидания, выскочил в окно.
  Каталог хотел быть почтальоном.
  Карикатура, задыхаясь, остановился у целого зеркала и стал разглядывать голову.
  Проблема, сплошь забрызганная, ходила взад и вперед, как пёстрый попугай.
  Больше ничего у самоучек-варваров не намечалось, и я направился наверх.
  Мэр, вероятно, так набил карманы, что побрезговал захватить в столицу свои старые вещи, великодушно бросив, как подаяние, все, как есть, без сортировки, на радость и эстафетную переоценку компании городских бездельников.
  Старый рацион вернулся в столицу победителем - ни с чем.
  Я шёл по коридору и заметил, что кто-то неслышно крадётся за мной следом. Не сбавляя шага, я свернул в спальню.
  Не успел я оказаться у окна, как, обернувшись, увидел, что в дверях стоит Каприз и смотрит на меня через пространство комнаты.
  - Ты что здесь делаешь? - вкрадчиво спросила она.
  - Я? Ничего...
  Каприз засмеялась. Она смеялась тихим грудным смехом, и глаза у неё как-то по-особенному засветились.
  Она посмотрела на дверь и, подумав, закрыла ее. В разворошенной спальне больше никого не было.
  Каприз медленно приблизилась. Я, не раздумывая, обнял ее.
  Это вышло у меня не совсем ловко, но Каприз обнадеживающе улыбнулась, повела плечом, прошептав 'отличная работа... хвалю...'.
  Кто-то протопал по коридору, и я сжал ее крепче. Каприз закрыла глаза и подставила губы. Я тут же зажал ей ладонью рот, затем глаза.
  Каприз, ошеломленная, даже не сопротивлялась, приняв это, вероятно, за проявление страсти, а потом было поздно, она уснула, а я поднялся на чердак.
  На небе горели яркие крупные звезды. Ветер с залива не усиливался и не ослабевал, он был ровным, казалось, что все пространство перемещается с места на место.
  Лагуна с пунктуальным Витамином ждали меня. Собравшись, мы тронулись.
  Вокруг были сплошные крыши. Показалась луна, огромная. Стало светло, как днем.
  Мы заглянули в одно окно. Управляющий нового мэра Атлет взялся за гирю, уперев руку в бок. Мнимый силач не в состоянии был даже двинуть ее и расплакался.
  В соседнем окне другой затворник Офис, с постным вытянутым землистым лицом, прохаживался по своей крошечной чердачной коробке, взъерошивая волосы корявыми руками.
  Мечты бесповоротно завладели им.
  Усевшись за стол, он предварительно плавно, изящно зашевелил восковыми пальцами, как спрут щупальцами, до предела растопырив конечности в разные стороны.
  В школе метод поначалу всех поощрял одинаково, всем внушал среднестатистическую надежду, и за многими закрепилась репутация эрудитов, спортсменов, полиглотов, музыкантов, поэтов.
  Лагуна, при полном отсутствии музыкального слуха, вообще удивил всех - овладел арфой. Временно.
  Затем метод все же разделил учеников, но как-то странно, стал уделять внимание только безнадежно отстающим.
  Все школьное племя, пользующееся расположением метода, обреталось здесь, гурьбой, каждый в своей ячейке камеры хранения архива на крыше музея. Удружил им добряк метод.
  Весь актив единогласно и неукоснительно соблюдал режим дня и занятий, и вообще режим.
  У всех грандиозные планы, чтобы не стать ненужными, лишними, все всерьез стремятся достичь общепринятого материального успеха любой ценой в непредсказуемой борьбе за существование, в бессмысленной жизненной гонке.
  Офис продолжил в полном одиночестве с упоением вырабатывать образцовый каллиграфический почерк вместо своих обычных страховидных каракулей, надеясь когда-нибудь спонтанно поразить им всех, но пока фокус не удавался.
  Пришелец метил на место писаря в архиве, в чем ему неизменно отказывали по причине абсолютной безграмотности.
  За изначальную полную непригодность к этому ответственному и деликатному занятию он получил свое прозвище - от обратного. А может, за сущность офисную, этого у него было не отнять.
  Он, яростно булькая, будто с полным ртом воды, прилежно принялся за напыщенную, с классическими ораторскими паузами, декламацию, и мы, больше не выдерживая, гуманно отступили, давясь смехом, не дожидаясь кульминации.
  - Шик! - Толстокожий Лагуна, вытянув физиономию сильнее Офисной, вытер выступившие непритворные слезы.
  - Я одного видел - других смотреть не надо.
  Везет лодырю.
  А школьный метод поддерживал, как мог, всех отстающих и героически не обращал внимания на способный хлам, как на неперспективных.
  Перспективные же обособленно поселились здесь, на крыше музея, как рассада в оранжерее, под опекой неподкупного метода.
  Для невостребованных дарований их патрон был истинной находкой.
  Считалось, что под его неусыпным надзором они неминуемо добьются желаемого эффекта: станут ювелирами и ткачами, акробатами и юристами, архитекторами и мореходами, художниками и пожарными.
  Любой, кем захочет. Кем наметил изначально. Но в дальнейшем можно и выбирать, конечно. Если прежнее понятие улетучится. Содержание исчезнет.
  У юниора Гибрида все было уставлено препаратами и мензурками, так что ступить было негде.
  Он нелюдимо сумерничал, целя в ученые.
  Каменщик Пирамида агрессивно разбирал на полу детский конструктор.
  По всему чувствовался большой профессионал. Будущий композитор Симфония раскачивался на игрушечной лошадке.
  Среди них есть разные типы. Крепыш Проект хочет стать инженером. Строить мосты.
  С ним вполне можно иметь дело?
  Бас Ансамбль был актуален.
  При виде модернистских, как полуявь, химер художника Абстракции мы с Лагуной осмотрительно присмирели.
  А, с другой стороны, с творца какой спрос? Эстет, и этим все сказано.
  Перекличка продолжалась.
  Гибрид нависал над колбами, священнодействуя, пловец Плот трагично погружал голову в таз с водой, снедаемый желанием сделать карьеру водолаза, бас Ансамбль патетически воздел руку, собираясь исторгнуть райские звуки.
  - Занавес, - сказал Лагуна.
  Метод Абсурд утверждал, что путем однородных упражнений всем можно привить, как саженцам, любые свойства.
  Все хотят неспешно, не распыляясь, нажимать на излюбленную миниатюрную педаль в одном месте, и чтобы по всем параметрам безудержно и масштабно росло в другом.
  Математик Штамп видел себя кассиром - он испытывал непреодолимое тяготение к ассигнациям, купюрам, валюте.
  Эта несвоевременная страсть поддержку у порядочного Абсурда не нашла, но и он приберегался на всякий случай.
  Я заглянул в следующее окно. На кухне за столом сидел мужчина в пижаме и читал газету.
  Ему, видно, не спалось. Он оторвался от чтения, случайно посмотрел в окно и удивленно замер. Я отступил.
  Лагуна, как сатир, оседлал гребень крыши, и луна светила ему в затылок.
  Мы перескочили через угол узкого колодца двора и поднялись на новую крышу.
  Это была мэрия Шик. Верхний этаж был затемнен и пуст. Первый же кабинет оказался открытым.
  Лучи фонарей рассекали темноту, выхватывая из нее столы, стулья. Обстановка была самая официальная.
  Витамин выглядел озабоченным. Он хотел быть уверенным, что может рассчитывать на собственное дело.
  Задатки к коммерции у него были блестящие, с самого детства. Его учить - только портить.
  И еще он не хотел случайно угодить в армию, как Персона.
  Фирменным ходом Персоны было торжественное вручение визитной карточки.
  Визит - это очень опасно, и он совершил оплошность, встретил пацифиста.
  Персона иногда писал мне.
  Мы разбрелись по зданию.
  Интерьер следующего кабинета очень удивил меня. Я закрыл за собой дверь и огляделся.
  Вдоль стен стояла отличная мебель, на стенах вместо ковров - портреты: сатира, фарс, гротеск, праздник...
  Портреты проплывали мимо.
  Им место в музее.
  Или на свалке.
  Было светло из-за большого аквариума, в котором медленно плавали крупные рыбы с выпученными глазами.
  Свет проходил сквозь бурые водоросли, через зеленоватую воду.
  Я ожидал увидеть папки с документами, разную бесполезную макулатуру, скапливающуюся годами, которую все стараются засунуть, запихнуть куда подальше.
  Повсюду - на столах, на шкафах, на полу, вдоль стен стояли чучела обезьян.
  Я даже не подозревал, что существует столько видов. Правда, все экземпляры были какими-то низкорослыми.
  Они стояли в разных позах и смотрели на меня, как живые, своими блестящими глазами-пуговицами.
  Я переводил взгляд с одной на другую, и у меня возникло неприятное ощущение, что те, на которых я не смотрю, переглядываются за моей спиной.
  С некоторой опаской я потрогал одно чучело.
  Шерстка была мягкой, шелковистой. Я провел рукой по уродливым, но мощным плечам, коснулся глаз.
  Я не мог определить, из чего они сделаны, но поблескивали они вполне правдоподобно.
  Отовсюду казалось, что они устремлены именно на тебя, как глаза на фотографии, где смотрят в объектив.
  Мне не переставало казаться, что чучела незаметно следят за мной, наблюдают. Их позы были до странного достоверны.
  Словно до моего появления они бесшумно резвились, перескакивали со шкафа на шкаф, занимались своими обезьяньими делами, а как только дверь приоткрылась, они моментально замерли в том положении, в каком я их застал.
  Они группками сидели на высоком шкафу, вытаращив глазки.
  Я открыл шкаф. В нем лежала большая кукла. Сначала мне даже показалось, что это ребенок - такая это была кукла.
  Но это был не ребенок, это была кукла, и сидела она в кукольной позе, раскинув в стороны ножки, глаза широко раскрыты, но не блестят, как у обезьян.
  Она смотрела прямо на меня. Я уже собирался закрыть шкаф, когда кукла сморгнула.
  Я замер, глядя на нее, а потом решил, что мне показалось. Померещилось.
  Я закрыл шкаф, но, подумав, снова открыл.
  Кукла стояла.
  Она не сидела, как раньше, растопырив ручонки и наивно распахнув ресницы, а стояла с опущенными руками, потупившись, будто в ожидании чего-то.
  Это была живая кукла, механическая.
  Я смотрел на куклу, стоящую в серо-коричневом полумраке пустой фанерной секции, и мне захотелось быстренько захлопнуть дверцу и придвинуть к ней что-нибудь тяжелое.
  Стол, например, сомнительные ящики которого мне уже выдвигать не хотелось.
  У меня вдруг возникла уверенность, что пока я рассматриваю куклу, она рассматривает меня.
  Лицо у нее было почти взрослым, неестественно красивым: расставленные глаза с тенями, будто подведенные, длинные ресницы, маленький нос, бледный рот, слабый румянец на матовых, немного втянутых щеках.
  Я встряхнулся.
  И закрыл шкаф поплотнее, и вдруг погас свет.
  Я попятился.
  Со стороны шкафа послышался прерывистый шорох, потом скрип дверцы.
  Так ночью в пустом доме проворачивается ручка двери.
  Меня бросило в жар.
  Я малодушно выдавил спиной дверь и оказался в коридоре.
  У перил, разжившись где-то сигарой, стоял Лагуна и дымил.
  Я поманил его.
  - Иди сюда. Покажу сюрприз.
  - Честно?
  - Честно. Вперед, не бойся.
  Лагуна необузданно сверкнул очами, прервав торги.
  - Изобрази портрет...
  Куклу мы обнаружили у окна.
  Она держалась за портьеру.
  Я видел, как ее рука сжимает плотную ткань.
  Рожа у Лагуны вытянулась.
  - Шик, - пробормотал он и заморгал. - Что за фарс...
  - Угости ребенка.
  Лагуна протянул шоколадное пирожное. Откуда? Невиданная щедрость.
  Но что касается корма, для Лагуны нет ничего невозможного.
  Кукла приняла дар и тоже ненаучно моргнула. Раз, другой.
  Она моргала без остановки, как это делает человек, и переводила взгляд с одного лица на другое.
  Я наклонился и взял ее на руки, с опаской, как мину. Кукла в руках моргала вяло, почти томно.
  Она была тяжелой и немного теплой, и вдруг словно ожила: зашевелилась, задвигала руками и ногами. Я поставил ее на пол, и она пошла.
  Кукла шагала уверенно и пластично, как шагают люди.
  - Меню, - сказала она.
  Она зашагала прямо к Лагуне, и тот, забыв представиться, резво отскочил.
  Перед ножкой стула она свернула.
  Я решил взять ее с собой, подарить сестре.
  В кабинет заглянул Витамин.
  - Полиция! - отрывисто сказал он.
  Мы вылезли на крышу. Внизу стоял рыбный фургон с ароматом до конца улицы.
  Непосредственный Лагуна, по обыкновению, плюнул со зверским лицом. Водолазы задрали головы.
  Мы отпрянули, и я толкнул Лагуну. Он улыбнулся.
  Спустившись, мы пошли по слабо освещенной улице.
  Практичный Витамин мечтательно щурился. Во всем архиве не обнаружилось ни одного документа, ни одной бумажки.
  Ни хвалебной, ни компрометирующей.
  Скоро сезон. В городок нахлынут туристы.
  Все в это время, несмотря на жару, стремятся, поскорее минуя нечистоты никому не принадлежащей свалки, со столичными угощениями к романтическому, чувственному побережью.
  Жара, конечно, но и загар соответствует.
  И настроение у всех великолепное.
  Экзотика!
  Витамин, помимо очевидной торговой жилки, обладал завидной энергией.
  Ловкач мог для дела с самым возвышенным видом праздно принимать участие во всех дурацких школьных и общественных мероприятиях, без устали хлопая в ладоши и бескорыстно смеясь.
  Ему надо стать мэром. Я не подумал об этом всерьез.
  Нам навстречу из темноты непредвиденно появился предупредительно широко улыбающийся туземец Тормоз.
  Его лицо залоснилось в круге света. Он улыбался всё шире и шире.
  Лагуна громко, выразительно издал звук жевательной резинкой. Его цветущая физиономия выражала полную беспечность.
  Голова с покатым лбом и короткими волосами откинута.
  Под атавистически широкими круглыми надбровными дугами и вокруг большого рта залегли тени.
  На обнажённых руках выделялись устрашающе тяжёлые бицепсы.
  Он был очень силён.
  За спиной туземца проступили фигуры. Очевидно, мы оказались в данный момент на чужой территории, границы которых постоянно меняются.
  Будто повинуясь неслышному сигналу, мы начали сближаться. Лица были молодые, незнакомые, и меня это немного насторожило.
  Лагуна бросился на туземца, с которого не сводил пронизывающих глаз с самого начала, и с акробатической лёгкостью, удивившей всех, швырнул его на землю.
  Раз, другой. Туземец не смог сразу подняться.
  У парня с красной повязкой вокруг головы высокие скулы непримиримо стискивались.
  Мы сошлись. Увернувшись от него, я сблизился с ним и мощно двинул его по челюсти.
  Точно так же я сбил и следующего.
  Оба лежали без движения, а потом один попытался встать. Удар чуть не оглушил меня, но я успел, резко обернувшись к очередному нападавшему, влепить встречный удар.
  Странно взмахнув руками по-птичьи, нападавший стал падать назад, и упал почти плашмя - меня это изумило.
  Витамин доблестно дрался с искажённым лицом. Ему достался настоящий гигант, на голову выше его самого, и я поспешил ему на помощь.
  В это время на перекрёстке появился, как бы курсируя, рыбный фургон.
  Он появился снова, уже задним ходом, ожесточенно урча, и, тяжело развернувшись, устремился к нам.
  Свет от мощных фар заскользил по стенам.
  Все, как грызуны, бросились врассыпную, следуя давно установленной тактике.
  Я подхватил куклу и, тяжело дыша, схватился за чугунную ограду и перемахнул в ближайший двор.
  Окна были темны, хозяева спали. Всё было тихо, как во сне.
  Я двигался по ухоженной дорожке, и мне казалось, что я ночной дух, вольно перемещающийся между домами и деревьями.
  Кажется, обошлось, подумал я, и услышал негромкое ворчание. Впереди стоял кабан.
  Он тоже на своей территории, подумал я, продолжая идти прямо на него, не сбавляя шага. Мне не нужны животные на батарейках. Живот у зверя громко урчал. При виде куклы он отскочил в сторону и неподвижно упал на траву.
  Выбрался на улицу я подальше от калитки, где вполне могла быть ловушка для гостей, которые рекламируют целыми днями, успокаивая туристов.
  Я стоял на пустыре со старой башней Судьбой. Луна посеребрила плотную кладку. Я коснулся твёрдых, ровных кирпичных рядов.
  Ощущение, будто я дух, не покидало меня - так вокруг было тихо, покойно.
  Безлюдно. Ветер овевал меня.
  Возле старой башни стоял грузовик Эффекта.
  В небе над башней повисли низкие звёзды. Я залез в кабину. Эффект дремал, нежизнеспособно уронив голову на одно плечо.
  Пахло ещё не остывшим железом. Эффект очнулся.
  - Что случилось? - не сразу спросил он.
  - Ничего, - сказал я. - А у вас как дела?
  - Всё отлично, - простодушно сказал он. - Мы завершили событие.
  - А ты что делаешь?
  - Ищу квартиру.
  - Там плохо было?
  - Где?
  - На старом месте.
  - На месте... - улыбнулся Эффект. - Что-то я не понял сразу. Плохо. Тесно.
  Эффект постоянно менял место.
  - Ты не промахнись, - сказал я шутливо. - Скоро сезон.
  - Это ерунда. Меня это не беспокоит.
  А в самом деле, подумал я снова, скоро сезон. В наш городок повалят туристы.
  Я вытянул ноги. Кабина была просторная и вместе с тем уютная. Эффект долго выбирал себе агрегат, и у него были неплохие варианты.
  Узрев конечный результат, все наперебой стали выражать своё сочувствие, а новый владелец в нём не нуждался, он был полностью удовлетворён.
  Не меньше прежнего, не перестававшего удивляться по-своему - спихнуть такой лом с виду задача безнадёжная в мелькании лощёных форм и вездесущих агентов.
  Автомобиль был превосходный - мощный и быстроходный. Отличный вездеход. Я отвлёкся.
  По улице кто-то бежал. Кто-то напрягался изо всех сил.
  Это были Витамин и Лагуна. Холм, который они одолели, был крутой.
  Дождавшись, пока они поравняются с машиной, я открыл дверцу.
  - Бегаете? - невозмутимо поинтересовался я. - Вы небезнадежны.
  - Сейчас узнаешь, насколько! - пообещал Лагуна, запыхавшись.
  Не сбавляя темпа, они резко свернули и немощно остановились у машины, оглядываясь, глубоко дыша.
  - Не можем оторваться, - сказал Витамин. - Они настоящие дефекты. Кстати, это они.
  Рыбный фургон тяжело подымался в гору.
  Я поменялся с Эффектом местами, о чём он, незаменимый, не сразу догадался.
  - Вперед, - сказал Витамин, высовываясь у моего плеча. Он никак не мог отдышаться.
  Я не спеша повёл машину, не тормозя на поворотах. Полицейские сразу стали отставать.
  Витамин переживал так, словно сам был за рулём. Мы перебрасывались короткими фразами.
  - На трассу, - хрипло подсказывал Витамин.
  Лагуну не было слышно. Эффект сжался.
  Ему не впервые было попадать в такие истории не по своей воле, но я всякий раз испытывал к нему сочувствие.
  Пикап держался цепко, словно угадывал наше продвижение. Фары надолго скрывались за поворотом и неизменно появлялись снова.
  Потянулись трущобы. Полиция, как и все, не любила эти места. Именно здесь всех подстерегают разные сюрпризы.
  Сейчас они старались отрезать нас от трущоб, как от неведомого резерва, считая, что мы рвёмся туда, но было поздно. Зеленоватая тень вяло скользнула в развалинах. Фургон вильнул и лег набок.
  Наш грузовик вскарабкался на трассу.
  Полицейские разъяренно осознали свою ошибку, испуганно озираясь, пытались поднять свою машину, но я уже вовсю ускорялся по отличной дороге.
  По мегафону громогласно требовали остановиться.
  Лагуна определённо спал, похрапывая.
  Раздались хлопки далёких выстрелов и дикие выкрики. Я знал об этих изящных рикошетах.
  На полной скорости мы ворвались в санаторий Рефлекс, будоража уснувшие улицы.
  На площади мы остановились. Все выбрались из машины.
  Лагуна тоже вылез и со сна осматривался. Он не понимал, где мы находимся.
  - Я знаю здесь одну популярную хижину, - сказал Витамин, томно потягиваясь. - Ликеры - поэзия!
  Дальновидный сердцеед объездил все побережье со своими девицами, пользуясь их машинами.
  - Сейчас нам нельзя возвращаться. Пошли?
  - Вы идите, - сказал я.
  - Что за новости? - удивился Лагуна, сразу проснувшись. Иногда он выражался вполне правильно.
  - Ладно, - сказал я. - Увидимся завтра.
  Витамин, ничему не удивляясь, взял Лагуну за плечи. Тот был недоволен.
  Эффект, бросая на меня быстрые взгляды, потянулся за ними.
  Неторопливо, не переставая ругать меня за некомпанейский характер, орлы удалялись, а я смотрел им вслед, держась за руль обеими руками.
  На другой стороне площади маняще горели вывески баров.
  Курорт быстро кончился. Я поехал по трассе, разгоняя фарами темноту. Впереди показалась машина.
  Я обогнал её и посмотрел в зеркало. Огни быстро отставали и за поворотом пропали.
  Я не сбавлял скорость и обогнал подряд ещё несколько машин. В салоне было очень уютно.
  Отсвечивали зелёным индикаторы, потрескивал небрежно настроенный приёмник.
  Временами из него прорывалась приглушённая пульсирующая мелодия Информация, то усиливающаяся, то ослабевающая.
  Я остановился. Вокруг не было ни души. Я прислонился к кузову. За всё это время не проехало ни одной машины.
  Здесь проходила только одна дорога, и те машины, что я обогнал, должны были уже проехать.
  Я решил набраться терпения и обождать. Пустая дорога напоминала застывшую реку.
  Темнота сгустилась ещё больше. На широкой трассе было по-прежнему пустынно.
  Дело было даже не в именно тех машинах.
  Ночью на центральной трассе Катастрофе всегда есть движение. Может, это случайность.
  Но чем больше я размышлял, тем тревожнее становилось на душе.
  Я поехал дальше. Впереди показалась заправка.
  Я свернул к её огням и, присмотревшись, вдруг узнал на стоянке одну обогнанную машину, потом другую, открытую, с несколькими женщинами.
  Я остановился у свободной колонки. Никто не появлялся. Я растерянно огляделся.
  Все были полностью неподвижны. Я отступил, напряжённо всматриваясь в неподвижные фигуры с запахом свежей краски.
  - Что это... - сказал я негромко, взявшись за какой-то рычаг. Руки дрожали. Голос тоже.
  Двинуться с места я не мог, став похожим на окружающих.
  Не знаю, сколько прошло времени, пока я справился с собой. Я медленно двинулся вдоль стеклянной стенки.
  Одна женщина сидела, другая стояла к ней вполоборота, приоткрыв рот и живописно вздёрнув бровь.
  Я стоял, затаив дыхание, и всматривался в застывшие лица.
  Стоящая женщина была могучей блондинкой средних лет. На тех, что сидели в машинах, как в засаде, я вообще старался не смотреть.
  За станцией находился ресторан для туристов.
  У входа виднелись застывшие, как наросты, люди. Изнутри угнетенно доносилась музыка.
  Модный мотив Цивилизация.
  Я остановился перед громадным портье. Он будто врос в землю, скрестив руки на груди.
  Его глаза сфокусировались прямо на мне. Я потрогал его.
  Рука была, как нагретое дерево.
  И тут случилось неожиданное.
  От моего прикосновения портье, качнувшись, стал падать, прямой, как доска, и вытянулся на ступеньках лицом вниз.
  Лёжа, он продолжал сохранять вызывающую позу. Одна лицевая сторона. Маскарад.
  В холле группками стояли мужчины в дорогих костюмах и женщины в изысканных туалетах, расставленные будто для демонстрации мод.
  У одного из мужчин, красивого, горбоносого, во рту дымилась сигара.
  На лицах женщин застыли лёгкие улыбки. Одна женщина стояла, запрокинув голову, обнажив в беззвучном смехе зубы и розовые дёсна.
  Я прошёл по ресторану, как по музейному залу, вслушиваясь в свои шаги, ни к кому особенно не приближаясь.
  Манекены были выполнены очень искусно, и меня иногда пробирала дрожь - всё вокруг смотрелось дико, а осязаемая тишина заставляла напрягать нервы.
  Окружающие были, как обычные люди, готовые очнуться. Мне была видна ресторанная кухня.
  От больших кастрюль шёл пар. Колпак с одного повара свалился.
  Вот это имитация. Может, это демонстрационный ресторанный павильон?
  Подумав об этом, я вдруг захотел есть и сел за первый попавшийся столик, потом, спохватившись, что меня никто не обслужит, нашёл место, где официант только что выполнил заказ - на столике за колонной дымился нетронутый ужин.
  Он источал дразнящий аромат.
  Есть ещё не начали. Девушка усаживалась, подбирая платье, глядя снизу вверх на своего спутника - усатого, как таракан, мужчину с плотно поджатыми губами.
  Он делал вид, что отодвигает стул. Девушка была в голубом.
  Шея открыта, на щеках румянец.
  В конце концов, девушка была симпатичной. Я скользнул взглядом по её фигуре, округлым бёдрам.
  Но спутника она себе выбрала неподходящего. Скорее всего, это её родственник.
  Я, нарушив композицию, пододвинул к себе вполне качественное бесхозное жаркое, заодно увёл у усача салат и стал есть, поглядывая между делом на соседние столики, в спину уходящему официанту.
  Я наполнил бокал, подумал, плеснул и девушке.
  - Не стесняйтесь! - обратился я, стараясь держаться, как можно естественнее. - Составьте мне компанию, прошу вас!
  От звуков своего голоса я замер, потом перевёл дыхание и выпил. Мне попался лёгкий сок.
  По бутылке видно, что дорогой.
  Мне захотелось выпить ещё чего-нибудь, покрепче, и я направился к бару.
  Я сам себе налил и выпил сиропа. Девушка за стойкой была удивительно хороша. Я выпил ещё и уже не мог оторвать от неё глаз.
  Волосы у неё были темные, с глубоким отливом. В полутьме темные глаза, округлые щеки и будто припухший в уголках рот смотрелись необычайно хорошо.
  Ресницы были опущены.
  Я мог разглядывать ее до бесконечности. Она наливала из бутылки.
  Безобразие таким девушкам находиться за стойкой, чтобы любой мог приставать.
  Я взял бутылку из ее рук. Ее пальцы разжались. Я коснулся ее лица, ощутив слабое тепло.
  С неподдельным детским любопытством я изогнулся, повернув голову, чтобы встретиться с потаенным взглядом прекрасных темных устремленных вниз глаз.
  Потом я выпрямился.
  Я видел ее глаза. Это было непостижимо. Она не могла быть куклой.
  Это было живое существо, по неизвестной причине замершее.
  Я сел рядом, касаясь спиной обратной стороны стойки. Мягко светились разноцветные огни бара.
  Снова тихо заиграла музыка.
  Я уже привык к этому. Если это все галлюцинация, то почему бы не быть и звуковым приложениям?
  Что-то защемило у меня в груди.
  Раньше столица Пир была здесь, на побережье. От нее остались одни руины. Мы находили и сажали кукол за стол.
  Когда все места были заполнены, достаточно было стать лишним, быть не тем, за кого тебя принимают, и появлялось шоу, будто кто-то, как виночерпий, знающе окликал нас, и начинался праздник.
  Праздник - тоже что-то ненастоящее, чья-то умильная гримаса.
  Захваченные буйством нашего общего праздника, мы жили полноценной жизнью.
  Мы хотим украсить этот мир тем, что нам нравится, а лишнее, не по вкусу, убрать. Все воспринимаем за чистую монету.
  Мне в голову пришла одна идея.
  Я решил скрасить свое одиночество. Тактично взяв девушку под мышки, я усадил ее в кресло, придав нужную позу внимательной собеседницы и подруги.
  Члены ее тела были податливыми и пластичными, но не вялыми. Они будто застывали в определенном положении.
  Одну руку я уложил на подлокотник, в другую вставил бокал, а потом, когда поза красавицы приобрела требуемую непринужденность, влил ей в бокал сок и слегка склонил голову, оценивая.
  Ее голову я повернул так, что теперь она смотрела почти на меня. Глаза блестели. Я даже не знал, как ее зовут.
  Может, она усыплена. Все усыплены. Я читал про такое. Околдованы.
  Я вздрогнул. Сок из бокала девушки потек струйкой - ее рука понемногу распрямилась. На темной юбке разошлось мокрое пятно.
  Что-то будто подтолкнуло меня. Я встал и начал выбираться на улицу, стараясь по-прежнему держаться подальше от неподвижных фигур.
  У мужчины в холле сигара во рту догорала, и тлеющий огонь добрался до рта.
  Я плеснул ему водой из бутылки на лицо. Если случится пожар, все сгорят. Жалко будет.
  Такое бы потрясающее сходство нашему празднику. Чтобы все было сделано с такой доскональной точностью, кирпичик к кирпичику, волосок к волоску.
  Все. Чтобы ничего придумывать не надо было.
  Шедевр можно и улучшить, в такой податливой среде, при таких нержавеющих условиях.
  Я отъехал и оглянулся, и меня вдруг пробрала безотчётная дрожь.
  Трасса была по-прежнему пустынной, потом навстречу изредка стали проноситься быстрые и бесшумные машины, как механические призраки ночи.
  Я поправил зеркало. В нём отразилось моё лицо, в темноте почти как чужое.
  Вскоре я увидел море фиолетовых огней, повисших один возле другого.
  Ночное пространство над городом переливалось. Всё сияло, сверкало, возбуждало и подавляло одновременно.
  Я мчался на полной скорости по вогнутым, как гамаки, мостам, вровень с другими автомобилями, которых на въезде стало неожиданно мистификационно много.
  Вокруг вырастали небоскребы, между ними двигалось множество людей - жизнь в мегаполисе никогда не замирала.
  Если в центре царило оживление, то в спальных кварталах стояла ночная тишина.
  Дома, по стенам которых вился плющ, были погружены в сон. Кое-где в окнах светились огни.
  Я сошел на тротуар. Было позже, чем мне думалось. Время в пути обманчиво.
  Света в окне Уют не было. Я позвонил из автомата. Раздался тихий голос Уют:
  - Слушаю.
  Всё было, как обычно, когда бы я ни появлялся.
  - Уют, здравствуй... - быстро сказал я.
  - Здравствуй... Ты где?
  - Рядом.
  - Я только уснула. - Я вслушивался в лёгкое придыхание в её голосе. - Поднимайся. Я оставлю дверь открытой.
  Я медленно пошёл ко входу. Я давно не видел Уют. Мы познакомились с ней, когда она отдыхала на побережье.
  Когда я вошёл в квартиру, она застыла в неподвижности с поднятыми над головой руками, глядя на меня в зеркало, перед которым она причёсывалась.
  Я приблизился к Уют и обнял её.
  - Уют, милая... - Я поцеловал её. Расческа упала на пол.
  Уют мягко высвободилась и, не глядя на меня, подняла ее.
  - Идём, - сказала она. - Ты, наверно, голоден.
  Я пошёл за ней.
  - Почему ты так долго не приходил?
  - Извини. Но я всё время думал о тебе.
  - Это правда? - Она слабо улыбнулась и села напротив.
  - Конечно. Как ты живёшь?
  - Нормально. Обыкновенно, я хотела сказать.
  - Всё время, когда я приезжаю, я боюсь застать кого-нибудь у тебя.
  - Кого? - улыбнулась она.
  - Толстого дельца или смазливого актёра.
  - Напрасно. Неужели ты такого мнения о моём вкусе?
  - Нет. Но для меня все они одинаковы.
  - Ты ревнуешь? Перестань... Но сейчас ты можешь быть спокоен.
  - Почему?
  - У меня никого нет. - Она встала и провела рукой по моим волосам. Другую руку она держала в кармане халата. - Никого, кроме тебя, у меня нет. Ты это сам знаешь.
  - Я очень люблю тебя, Уют.
  - Я это знаю, - сказала она. - Когда ты появился в прошлый раз...
  - Да, я помню. Кажется, я расстроил тебе вечер.
  - Да, ты расстроил вечер. Все ушли.
  - Я поступил невежливо.
  - Глупый, ты еще упрекаешь себя. Мне ты вечер не расстроил.
  - У меня не было сил ждать, пока они разойдутся.
  - Никто слова не сказал после.
  - Ладно. Ты поешь со мной?
  - Что ты говоришь! Нет. - Уют достала поднос с едой и осмотрела его. - Готово. - Она села и положила ногу на ногу. Край халата отвернулся, открыв круглую коленку. Я обнял ее.
  - Мы поедим позже. Я сейчас не хочу, - сказал я.
  Она опустила голову. Закрыв глаза, она поцеловала меня. Мы одновременно встали. Я почувствовал, как ее ладони охватывают мои плечи, затылок.
  - Хороший ты... - прошептала Уют очень тихо.
  Мы пошли в комнату, даже не заметив этого. От любви к Уют у меня кружилась голова.
  Стояла ночь. От бра в углу исходил слабый свет.
  - Я сейчас вернусь, - сказала Уют, и я остался один. В комнате у нее было, как в гнездышке.
  Мне нравилась ее приверженность к неизменной обстановке. В книжном шкафу
  появились новые книги. Уют любила читать и часто пересказывала мне прочитанное содержание.
  В ночи застыло много других освещенных окон.
  В этих окнах я никогда никого не видел. Ночью, когда они были освещены, это казалось странным.
  В воображении почему-то вставали залы с высокими потолками, нас стенах картины в золотых рамах, а окна так высоко, что не достать.
  Какая неизбывная печаль от множества людей. Их много, и все они разные, но все похожи, и как хочется всех объединить.
  - Ты не уснул?
  Появилась Уют с подносом в руках.
  Я смотрел на ее прекрасную фигуру манекенщицы, на лицо с кукольно свежими щеками.
  У нее была короткая стрижка, ровная челка до глаз, длинные прямые ресницы. У нее была безукоризненная кукольная красота.
  - Ешь, - сказала Уют. - А я пока расскажу тебе одну историю. Она мне показалась странной. Я просто ничего не понимаю. - Она задумчиво откусила от бутерброда и обратила на меня внимательный взгляд темных глаз, которые и в спокойном состоянии оставались широко распахнутыми. - Я сейчас работаю в театре. Он на реставрации, там постоянно что-то вносят, выносят. Мы с Модой обедаем в кафе театра. Она-то и обратила мое внимание на одного человека. Я в последнее стала какой-то рассеянной... Так вот. Этот человек все время смотрел на нас. Он ни разу не отсутствовал. Мы обедаем по-разному и быстро, не задерживаясь, но тот человек всегда как будто поджидал нас, как с хронометром. Перед ним на столе всегда дымился обед, но он никогда не ел, а только одержимо смотрел на нас.
  - Что было дальше?
  - В конце концов, он подошел, чтобы представиться.
  - Он ухаживал за тобой?
  - Да. - Уют немного покраснела. - Он звонил мне и посылал цветы. Я не могла ему запретить это.
  Я подумал.
  - Почему?
  - Он все это проделывал неожиданно. Я не успевала настроиться на отказ.
  Я подумал, что современной женщине достаточно одного ритуала ухаживания.
  Главное, чтобы все шло в нужной последовательности и соблюдались все формальности.
  Пустяк, вроде бы.
  - А потом он пригласил меня в очень дорогой ресторан.
  - Видно, ему пришлось потратиться.
  - Да. - Уют посмотрела на меня в упор. - Он расплатился сполна. За ужином он продолжал быть очень любезным. Много шутил. Правда, шутки у него были какие-то... - Уют замялась.
  - Что, не смешные?
  - Смешные, насколько я это понимаю, но шутил он несмешно. Мне смешно не было.
  - Но ты все равно смеялась.
  - Конечно.
  - Прощаясь, он поцеловал тебя пылко и страстно.
  - Погоди. Ты все время меня перебиваешь. Мне и сейчас не до смеха. Я боюсь показаться тебе глупой или излишне впечатлительной. Он не был мне неприятен, но я не собиралась ему ничего позволять.
  - Я понимаю.
  Она с благодарностью глянула на меня.
  - Мы разговорились о разных пустяках возле моего дома, он снова сыпал своими странными шутками, вероятно, считал себя остроумным собеседником, потом неожиданно обнял меня, его лицо дышало такой страстью, что мне стало неловко. А затем он вдруг отвалился на спину и замер. - Она замолчала.
  Я тоже молчал.
  - Он был неподвижен. Ни пульса, ни дыхания, ничего. Это было ужасно.
  Я сказал рассеянно:
  - Слабый организм. Только с виду здоров.
  - Нет. Это другое. Он застыл. Я не в состоянии объяснить это. Словами. Столичный доктор Пациент ничего не определил.
  - Окаменел от любви.
  - Ты все шутишь.
  - Да. - Я посмотрел на нее. - Он тоже шутил.
  Я резко приподнялся на локте.
  - Ладно, лежи. Послушай, у вас на побережье живет виртуоз Драма?
  - Да.
  - Мне нравятся его притчи. Что с ним случилось? Раньше его даже по телевидению можно было увидеть.
  - Сейчас его можно видеть во всех барах.
  - Он выпивает?
  - Клевета. К нему это понятие неприменимо. Да, он ищет красивую секретаршу.
  - Интересная перспектива. Если бы ты был знаменитым, ты бы взял меня?
  - Конечно.
  - Только ты никогда не будешь знаменитым.
  - Почему?
  - Это неважно... - сказала Уют.
  - Нет, скажи.
  - Зачем тебе знать?
  - А все же?
  - Не знаю. Тебе не нужна ложь.
  - Ложь... ладно.
  Уют призадумалась и спросила:
  - А как дела у твоего друга?
  - Какого друга? - Я притворился удивленным. Я знал, что она спросит. Все рано или поздно спрашивают.
  - Витамина...
  - Как интересно... - протянул я. - Отлично.
  - По-моему, он очень способный.
  - Несомненно.
  - Он реалист. Очень умный.
  - Просто воплощение ума.
  - Но ему очень одиноко. - Уют не уловила иронии.
  Хорошо иметь такую наружность, подумал я.
  - Послушаем музыку? - сказала Уют.
  Она коснулась пальцами клавиш, и послышалась тихая музыка. Я слушал, и в душе медленно, как лед в стакане, растворялся каждый звук.
  - Мне совсем не хочется спать, - сказала Уют. Ее лицо было очень спокойным. Я никогда не знал, о чем она думает в такие моменты. Мне было просто очень хорошо с ней.
  Я встретился со взглядом ее завораживающих глаз, потянулся и поцеловал ее в теплые полураскрытые губы. Ее голова запрокинулась. Она слабо прижималась во время поцелуя.
  Это была ее стихия.
  Стояла глубокая ночь. Мы лежали без сна. Музыка играла тихо, будто ее и не было.
  - Ты утром уезжаешь? - спросила Уют.
  - Да.
  - Останься.
  Я поразмышлял.
  - Даже не знаю.
  - Оставайся. Выспишься.
  - А ты не собираешься приехать ко мне?
  - Это было бы неплохо.
  - В чем же дело?
  - Я жду гостей.
  Я ничего не сказал.
  - Я хочу стать телеведущей. У столичного рациона Жажды. А ты чем занимаешься? - спросила Уют.
  - В сущности, ничем.
  - А вечером сходим куда-нибудь. - Уют сидела в уютной позе, придвинув подушку. - Ко мне заглянешь.
  Я был у Уют на работе. В студии был такой беспорядок, что даже не верилось.
  А на фото будут нежные ровные краски. Фотомодель, несмотря на свое известное имя, разочаровала меня. Выглядела она неважно, губы были уныло опущены.
  Даже когда визажисты закончили свою работу, она выглядела всего лишь как красивая женщина, каких много в наше время. Но наступил момент съемки, вспыхнул свет, глаза, устремленные в объектив, заискрились, лицо волшебно переменилось, губы маняще раздвинулись.
  Это длилось мгновение, трепетность уступила место обыденному выражению.
  Все появилось в самый нужный момент.
  Как на празднике, когда неизвестно откуда берутся и сила, и точность, и вдохновение, которые не ожидаешь.
  Странные, смутные мысли бродили в моей голове.
  Такое может вызвать только влияние другой жизни, других живых существ.
  Пока они есть, другие живые, есть и этот огонь, нет их - он пропадает, будто его и не было.
  На первый взгляд он является иллюзией, но именно он - настоящее.
  В комнате было тепло, и мы собирались засыпать, но сразу уснуть мы не могли.
  Мы лежали, иногда переговариваясь, тихо, вполголоса, и тут зазвонил телефон.
  Я немного вздрогнул, никак не ожидая этого, а Уют открыла глаза.
  - Кто это? - спросил я.
  - Не знаю. - Она помедлила, глядя на меня, и взяла трубку. - Здравствуйте. Да... хорошо. - Она удивленно посмотрела на меня. - Это тебя, - сказала она.
  - Меня? Кто? - Я не спешил. Я был уверен, что никто не знает, где я, и взял трубку. Там молчали. Ни звука. Ждали, пока я заговорю.
  - Слушаю, - сказал я осторожно.
  - Наконец-то! - сказал голос, который нельзя было спутать ни с каким другим. Голос был мощным, как извержение. - Это я, Шедевр. Слушай меня внимательно.
  - Откуда ты взялся, Шедевр?
  - Не перебивай меня. Хорошо, что я тебя нашел.
  - А как ты...
  - Я же сказал, не перебивай. У меня мало времени. Срочно подъезжай к бульвару Банкрота. Все в сторону. Ты меня слышишь?
  Я молчал. Уют внимательно смотрела на меня, потом отвернулась.
  - Ты слышишь меня? - рявкнул голос. - Все.
  - Да, я все понял, - сказал я, но связь уже оборвалась.
  - Ты уходишь? - спросила Уют.
  - Да, нужно идти. Это... срочно.
  - Хорошо, - улыбнулась она слабой улыбкой. Если она и огорчилась, то не показала этого. - А ты говоришь - ничем не занимаюсь.
  Я тоже криво улыбнулся.
  - Что за фарс...
  Уют отошла к окну, глядя на улицу.
  Я доехал до бульвара, где высились монументальные фигуры калек.
  Из-за угла, озираясь, кто-то вышел и быстрым шагом направился ко мне.
  Дверь распахнулась, и в кабину ввалился не кто иной, как Эффект, мелкий, щуплый, невзрачный, как пыльное чучело. Он сразу закурил, дымя вовсю. Я осторожно отнял у него сигарету.
  - Отдай! - сказал он. - Я прошу тебя, отдай мне!
  - Возьми. - Мне вдруг стало очень жалко его. Он так серьёзно относится ко всему. - Не плачь. Зачем ты возник в этом месте?
  - Появился приоритет, - сбивчиво заговорил он, продолжая выглядеть чрезвычайно озабоченным. - Нужно вывезти в трущобы какой-то груз из столицы и спрятать там. В надёжное место. - Эффект судорожно моргнул.
  - Зачем? - Я знал о пристрастии бесполезного Эффекта ко всякого рода намекам.
  - Шедевр просил. Его разве поймёшь? У него свои дела. Говорят, он ворочает такими критериями... Персона! - надулся птенец. - Величина! Поехали.
  - А как он узнал, где я?
  - Не знаю. Меня он сразу нашёл.
  - Ясно...
  - Быстрее, пожалуйста. Шедевр просил быстрее.
  Я удивился, но вскоре разогнался так, что Эффект только молчал, указывая дорогу. Грузовик нёсся с тугим гудением, как реактивный снаряд.
  Двор окружали здания огромной высоты. В глубине двора суетились люди.
  Нас ждали. Горел свет.
  Из одного бункера санитары выносили большие продолговатые ящики, похожие на коконы.
  Я решил не выходить.
  Издали я видел, что работой руководит женщина. Та самая, что была у Драмы.
  К ней подошёл Эффект. Они переговорили. Всё протекало быстро, даже спешно. Вскоре весь кузов был забит.
  Все смотрели, как мы отъезжаем, а один санитар стал закрывать бункер.
  На лице Эффекта от беготни поблескивали мелкие капли пота. Он утёрся рукавом.
  - Что это? - вдруг спросил он.
  Он заметил куклу.
  - Сам не видишь?
  - Ты ее нашел?
  - Какая разница?
  - Она съедобная.
  - Это сувенир.
  Эффект промолчал.
  Мы выехали из города.
  Я пригнулся к лобовому стеклу и посмотрел на небо. Вышла луна из-за редких облаков.
  - А что в этих гробах?
  - Не знаю. - Эффект солидно покачивался на сидении. - Какое наше дело?
  Я ничего не сказал.
  - Ты помнишь изъян Эталон? - подал голос Эффект. - Я думаю, это самое подходящее место. Лучше ведь не найти, верно? Хорошо, что дождя нет.
  Он тоже приник к лобовому стеклу, вытаращив глазёнки.
  По небу стелились тонкие прозрачные облака.
  Наш городок Табу мы объехали по верхней дороге. Хорошо был виден отель Пас, весь в огнях, стоящий, как свеча. Огни проплывали мимо.
  Мы заехали на заброшенную стройку. Она изменилась с тех пор, когда мы были детьми.
  Всё осело, покрылось пылью, заросло.
  Тёмные недостроенные здания с провалами окон, с зияющими подвалами образовывали целые улицы.
  По сути, это был целый город. Жутковатое это место, особенно ночью.
  Мы долго ехали по тряским ямам.
  Машину бросало из стороны в сторону на палубе затонувшего корабля Функции.
  Мне почудилось, что за углом что-то мелькнуло, но в это время грузовик накренился.
  Мы боком проехали по крутому склону крыла упавшего авиалайнера Рейтинга.
  Колеса пробуксовывали, я с усилием поворачивал руль, но мы крутились на месте, из-под колёс струями летел песок.
  Мотор взревел ужасным ревом, и грузовик вдруг рванул с места, как ошпаренный, я успел направить его в мрачный проём засыпанного грузового лифта Краха, который никогда не двинется.
  Мы провалились в темноту оврага, как в бездонную пропасть, и обрушившиеся дома совсем скрылись в нем.
  Но ненадолго.
  Показалась обширная пустошь среди построек, вся будто облитая лунным светом.
  Я подвёл машину к подвалу большого мрачного дома.
  Это был изъян. Все искорежено, искривлено, перекошено, будто нарочно. Будто кто-то хотел все украсить, а какое вышло уродство.
  Глушь здесь была страшная. Сразу со всех сторон навалилась ватная тишина. В ушах зазвенело.
  Я прошелся, разминая ноги и осматриваясь.
  Под ногами похрустывало стекло. Везде толстым слоем лежала песочная пыль.
  Тут до меня дошло, что нам самим придётся выгружать эти ящики.
  Я поделился этим соображением с Эффектом, а он в ответ дисциплинированно показал пачку новеньких купюр и сказал:
  - Кто-то не пожалел монет. Нам все равно.. А завтра устроим праздник. Я не работаю. Хватит мне работать, как ишак. Не могу больше таскать чужой багаж, - горестно сказал маленький человек. - Устал. Борьба за существование унижает человеческое достоинство. Я буду делать все - я ничего не буду делать. Это - жизнь. Без вариантов. И без обмана. Как Шедевр.
  Мы осмотрели подвал. Лунный свет просачивался слабо, растворяясь серым пещерным полумраком.
  С голых стен редкими блестящими струйками стекала тёмная вода.
  Дневное солнце было бессильно перед этой сыростью, защищённой толстыми стенами.
  Это было подходящее место. Разглядывая пятнистый потолок, Эффект чуть не наступил на доску со ржавыми гвоздями.
  Я попытался оторвать от стенки старый светильник, который вдруг отделился будто сам собой, и я чуть не упал.
  Канделябр был хорошо сработан, и я, решив взять его собой, выбросил наружу.
  Мы взялись за дело. Таская ящики, я шел вперед, а Эффект усердно подпирал свой край животиком, мы спускались вниз и в сыром подвале стараниями Эффекта заботливо, ровно, не как попало, укладывали их.
  Потом мы устали, начали спотыкаться. Полуживой Эффект всё время не замечал одну ступеньку.
  Он предельно осторожно осваивал последние шаги, но вскоре снова терял бдительность.
  Я цеплялся за провода. Раньше их не было.
  Кузов был урожайно полон, и мы прелестно устали, пока все перетащили.
  Легковерный Эффект отсутствующе сидел на одной коробке, свесив дрожащие ручки.
  Он достал из своей курточки плоскую бутылку, и мы выпили сок.
  Потом он подошел к стене, поднял с земли какую-то металлическую деталь, постучал ею по поверхности, что-то выбивая, но в глаз ему тут же попала крошка, он выронил металлическую деталь и сел, протирая глаз на вытянувшемся мелком лице.
  Я протянул ему бутылку, и Эффект без лишних слов допил остаток и отбросил посуду.
  - Хорошо, что мы шоу не встретили.
  Я вздрогнул. Крупная капля, сорвавшись откуда-то сверху, разлетелась о гладкую поверхность ящика рядом со мной.
  Все ящики были, как литые, - без швов и зазоров.
  Мы въезжали в город под утро.
  
  
  
  Глава 2. Комфорт
  
  
  
   Густая листва причудливо переплеталась, как птицы с длинными гибкими шеями.
  Гладкие стволы входили, как спицы, в сплошные сливающиеся заросли, пышные, немыслимо переплетенные, которые омывались желтыми мутными водами бурной речки.
  На повороте водяной поток неожиданно успокаивался и лениво плескал о берег лопающейся пеной.
  Повар, повернув голову с прижатыми ушами, сидел в синих бахилах у самой воды и смотрел куда-то назад.
  Тёмно-рыжие полосы расчерчивали его могучее тело, и шерсть халата искрилась и купалась в солнечных лучах.
  Лапы упирались в коричневую землю, и вздёргивался полосатый и толстый, как у лемура, хвост. Да нет, хвоста как раз и не было. Поварешка увесистая всего лишь.
  Над рекой распускались каскады водяных брызг, туман, образованный ими, плавно переходил в далёкую дымку голубых гор, призрачно выпиравших из царства джунглей Энергия.
  За нежно-зеленой равниной, в контраст ей, простирались мрачные непролазные заросли, древние деревья с ожерельями разнообразных лиан, стрелами бамбука, угрюмо смотревшими на солнце многометровой толщей зелени, ненасытным зевом, глотающим щедрое тепло.
  Кулинар поднялся и пошел к зарослям, изгибаясь всем телом.
  Белый халат ходил ходуном, как громадный отъевшийся питон, мощный загривок так и двигался, колпак низко пригнут.
  Вскоре он скрылся там, где в джунглях прыгали и верещали обезьяны, где мелькали горбоносые попугаи, и на стволах деревьев пламенели орхидеи.
  Джунгли поглотили его. Лагуна заворочался на дереве рядом.
   Я продолжал смотреть в бинокль на то место, где только что сидел высококвалифицированный специалист.
  Украшение любого ресторана столицы.
  - Что ты там увидел?
  Я опустил бинокль. Глаза у меня устали от напряжения.
  - Ничего интересного, - заявил я.
  - А почему ты дыхание затаил? - спросил Лагуна подозрительно.
  - Леопард там был, - сказал я. - Большой. Я таких еще не видел.
  - Леопард! - сказал Лагуна.
  - Большой, - повторил я. - Толстый.
  Лагуна некоторое время смотрел в бинокль, потом опустил его и вернул мне.
  - Может, пойдём прямо к гнезду? - предложил я.
  - Нет, - сказал он. - Страшно. Она нас сварит.
  - А мы ее отключим.
  Лагуна усмехнулся.
  - Когда ты её увидишь, забудешь про всё.
  - А ты её видел?
  - Я ее тоже не видел, - признался Лагуна. - Я слышал о ней. И след я видел... да я уже говорил.
  - А что ты слышал?
  - Я тебе уже рассказывал, - рассердился Лагуна. - Не веришь, не надо.
  В глубине джунглей есть болота Кабинет с вазами, растущими, как деревья, прямо из воды, почему-то прозрачной вокруг них.
  В них я обнаружил замечательные часы, которые собирался подарить Драме.
  Между ними по поверхности плавают большие пузыри жвачки с непрозрачной оболочкой цвета грязной пены.
  Тошнотворные пузыри, иногда они лопаются.
  А в зарослях, что окружают болота непроходимой стеной, водятся громадные ярко-красные коллекционеры.
  Завидев живность, они высокими прыжками устремляются к ней.
  Есть и тёмные коллекционеры, под цвет зарослей. Они ещё больше, но они не прыгают.
  Длинными языками они словно стреляют в свою жертву и притягивают к себе.
  В самих же болотах есть другие омерзительные существа, подносы, напоминающие скатов.
  Когда они всплывают на поверхность, видны их маслянистые спины и маленькие усики над водой - наблюдают.
  Двигаются они без малейшего усилия, под воду уходят так, словно их кто-то тянет со дна.
  Достаточно моргнуть, как лепёшки их спин исчезают без малейшего всплеска.
  Никто не знает толком, насколько они опасны - их внешний вид и повадки не располагают к проверке этого на опыте. На них попадается изящная посуда филигранной работы.
  В горных озерах часто плещется инженер Конвейер, похожий на бегемота. У него неистощимый аппетит.
  А порой с вековых деревьев спускаются гигантские мультиварки Магмы, слухи о которых разошлись по всему побережью.
  Никто не видел их своими глазами, но многие местные жители рассказывают о следах такой посуды или о последствиях ее похождений.
  Я считал, что это всё легенды. У аппетита глаза велики.
  - Я сам видел, - сказал Лагуна. Он сердился, когда кто-то ему не верил. - Сам.
  - Что же ты видел? - Я снова принялся обозревать окрестности.
  - След на песке, - сказал Лагуна. - Как от шины.
  - Велосипедной, - сказал я.
  - След был похож на шинный. А был он вот такой. - Лагуна необдуманно раздвинул руки, держа ладони на уровне плеч, но потом засомневался, что будет недостаточно, и раздвинул ладони пошире. - Вот такой, - сказал он, склонив голову и глядя то на одну руку, то на другую, видимо, сопоставляя изрядное расстояние с увиденным.
  Я оторвался от бинокля и тоже уставился на руки Лагуны. Они дрогнули и ещё раздвинулись.
  - Вот, - сказал он не совсем решительно.
  - Значит, размером со стол, - констатировал я.
  - Почему стол? - удивился Лагуна. - Вот!
  - Здесь даже больше стола.
  - Значит, стол, - сказал Лагуна, соглашаясь. Он устал держать руки на весу и опустил их.
  - А почему ты думаешь, что мультиварка должна прийти к реке?
   - Должна! - сказал Лагуна уверенно. - Они часто приходят. Пить им надо.
  - Разве мультиварки пьют воду из реки? - озадаченно спросил я.
  - Конечно! - напористо сказал Лагуна. - Пьют, конечно. Воду пьют. Темнота.
  - Значит, она сегодня не пришла?
  - Или мы прозевали. Зачем она тебе?
  - Подарю нашей домашней кухарке.
  Мы спустились вниз и пошли по тропинке.
  Вокруг безвольно свисали лианы, и отчаянно, на разные голоса, перекрикивались невидимые птицы высоко над головой.
  - У Клиента гости, - сообщил Лагуна. - Я видел, как сегодня подъехала машина, и они вышли с вещами. Дочь нового рациона.
  - А ты что там делал?
  - А я на заборе сидел.
  - Разумно.
  - Ее надо обмануть. Гости это обстоятельства. Помнишь, как начинался наш праздник?
  Верно. С обмана. Оболжешь гостя, и появляется событие.
  - Сегодня они к вам наверняка придут.
  - Мне не нужны гости... - проворчал я.
  - Значит, ты сегодня не будешь сидеть дома?
  - А что?
  - Идём в Плагиат. Сегодня будет весело.
  - Там и так весело. Веселей не бывает.
  Плагиат был самым удалённым баром в городе. Это был настоящий притон у самых трущоб.
  И все было бы хорошо, но родственники, соседи, бывшие друзья его уверенно выбрали как любимое место выяснения старых накопившихся обид.
  Недавно родственник воспользовался нешуточным игрушечным оружием и создал прецедент: теперь без конфликтов не обходится ни один вечер.
  Причём страдают, как правило, туристы.
  Поставили полисмена, но соседу опять стало невтерпеж, и этот сосед был не одинок, так что бой разразился бескомпромиссный, и сообща они умудрились покрасить всех посетителей, красочный орнамент был и на полисмене.
  В баре устраиваются настоящие дуэли, и обстановка всегда назревает, как в вестернах.
  Народный бар на время прикрыли. А на днях вновь открыли.
  Задира Лагуна вчера был там.
  Говорит, что все чинно, чисто и блестит. Посетителей мало. И те замаскированные метеорологи.
  - Думаешь, можно сходить туда? - спросил я, послушав Лагуну.
  - Конечно, можно! - сказал Лагуна. - Там теперь, как в ресторане. - Он величественно воздел руку. - Посидим, поговорим...
  - Можно, конечно, - согласился я. - А что с мультиваркой делать будем?
  - Нужна тебе эта мультиварка! - свысока сказал Лагуна. - Что ты, кастрюль не видел?
  - Таких - нет... - вздохнул я. - Со щупальцами...
  - Если хочешь, пойдем завтра, - сказал Лагуна великодушно. - С утра.
  - Ты думаешь, мы проснемся утром? - с сомнением сказал я.
  - Тогда послезавтра.
  - Договорились.
  Джунгли кончились.
  Здесь был песок, сплошной песок, пляж был бесконечно длинный, скрывающийся в сизой дымке, и широкий, и песок был совершенно белый и очень мелкий, как мука, и стали попадаться здоровенные валуны в разных положениях, и стоя тоже, тёмные, обожженные солнцем, они были, как каменные идолы без лиц, оставленные инопланетянами, и между ними торчали редкие сухие колючки, которые легко могли проколоть ногу.
  За одним из валунов была спрятана лодка - длинная, узкая, с острым килем.
  Мы ухватились за нос и потащили её к воде. Вёсла волочились по бокам, как крылья.
  Песок скрипел и шипел, и оставался гладкий, плавно углубляющийся след от днища, и киль резал его надвое, и лодку наконец качнуло на волне, Лагуна, уже сидящий в ней, суетливо закрутил вёслами, цепляя ими поверхность и пуская по ней брызги, а я, торопливо перебирая босыми ступнями по песку, ухватился за борт, вспрыгнул, покачиваясь, перешагнул через яростно гребущего Лагуну и уселся у руля.
  За кормой оставался вспененный след.
  За невидимой линией, соединяющий края бухты, лодку стало качать, как утку, с боку на бок, заметно сильнее: здесь по океану шла крупная зыбь.
  Мы с Лагуной, с трудом удерживаясь на ногах, поменялись местами.
  - Я Клиента не вижу, - сказал Лагуна, комфортно развалясь в лодке. - Он заболел?
  - Я его тоже не вижу, - сказал я.
  - Соседи!
  - Он испарился.
  Черствый Лагуна недолюбливал Клиента, упитанного сынка преуспевающего адвоката.
  Наши коттеджи находились рядом, и Лагуна постоянно неумело иронизировал над этим, наигранно удивляясь, как это мы не стали лучшими друзьями.
  - Смотри, как сверкает шпиль, - сказал Лагуна.
  - Где? - сказал я. Я усердно греб. Затылок Лагуны мешал смотреть.
  - Между пальмами.
  - Может, он золотой, - сказал я, глядя вперед..
  - Может, он съедобный? - предположил Лагуна.
  - Кто?
  - Шпиль.
  - Может быть. Давай я посмотрю.
  Мы вновь обменялись местами, и я увидел, что шпиль обсерватории Тост действительно сверкает, будто облитый лимонной глазурью, и сверкает между пальмами.
  Берег оставался позади.
  Чем дальше лодка удалялась от него в открытый океан Балласт, тем живописней и величественней он выглядел.
  Бухта, откуда мы отчалили, стала совсем маленькой.
  Там было коричневое с зелёным - на скалах, вечно мокрых у подножья, рос кустарник.
  По всему берегу, сколько можно было охватить взглядом, протянулась белая, ослепительная, сверкающая полоса пляжа Купе, пустынного даже здесь, совсем близко от города.
  Утром и вечером появлялись одиночные седоки в раскладных стульчиках - неженки-аристократы, принимающие здесь, непременно по часам, солнечные ванны.
  Их чистая, белая кожа легко, стыдливо краснела под потоком утреннего ультрафиолета, и на весь день никого из них не хватало.
  Правда, в этом их вины не было. Мало кто мог выдержать дневную жару.
  Всё живое укрывалось повсюду, где была спасительная тень.
  Иногда в самый солнцепёк можно было увидеть на берегу компанию оптимистов, перекочевывающую с места на место.
  Это мрачные ребята без личности, готовые на всё, с продубленной кожей, мягкими лицами и добрыми улыбками.
  Они брели по пляжу, осматривая пустые шезлонги, пинали пустые коробки, консервные банки и, превратившись в точки, скрывались вдали.
  - Давай я погребу, - сказал я.
  Я уселся за весла. Начинало припекать. Небо хранило чистоту и глубину, дул лёгкий бриз.
  Берег скрылся в дрожащем мареве. Вокруг были только волны, тёмно-зелёные, прозрачные, упругие, и тысячи слепящих бликов между ними.
  Я глубоко дышал, налегая на вёсла, и косился через плечо - не показалась ли суша?
  Я заметил её, когда она была уже совсем близко - песчаная коса в этом месте острова была узенькой, размытой волнами, и издали её скрывали пенистые гребни даже самых низких волн.
  Я и Лагуна тут же, почти одновременно, прыгнули в воду, раскинув руки, резко толкаясь от борта ногами, так, что лодка сильно вздрагивала, и, подняв каскад брызг, ушли в глубину. За нами потянулись воздушные пузыри.
  Сквозь толщу воды было видно, как по дну расползлись неясные солнечные круги и блики, и из них растут зелёные водоросли.
  Они шевелились, и между ними, извивающимися, то замирая, то, словно по команде, быстро, с разворотом, передвигались стайки полосатых блюдцевидных рыбок, будто их сдувало подводным ветром.
  Я, по колено в воде, вытащил лодку на песок и стал осматривать поверхность.
  Вскоре Лагуна вынырнул и, отфыркиваясь, как морж, поплыл к берегу.
  - Смотри, - негромко сказал я. - Смотри, кто там.
  - Отлично, - ответил Лагуна. - Вижу.
  На косе росли, как на картинке, три пальмы, как три зонтика, с ручками, изогнутыми в разные стороны.
  Под ближайшей пальмой находился, прислонившись спиной к стволу, молодой туземец с бесформенной физиономией.
  Он удил рыбу и заснул.
  Подбородок у туземца был где-то в животе, и толстые губы отвисли. Это был очень молодой туземец, звали его Дисциплина, мы его хорошо знали, и вот теперь он так безмятежно спал, и мы стояли рядом с ним в неподвижности, не зная, что бы такое устроить.
  Размышляли мы недолго, переглянулись, кивнули друг другу понимающе, разом схватили туземца за руки, за ноги и бросили его, проснувшегося и сопротивляющегося, в воду.
  Дисциплина заорал, как ужаленный, и с поразительной прытью выскочил на песок и погнался за нами.
  Мы добежали до края косы и дружно нырнули. Вода забурлила за нашими сверкнувшими пятками.
  Дисциплина нырнул следом. Первым вынырнул я, там, где было по колено, и сел на дно, двигая руками.
  Время шло, и тут, как гигантский поплавок, выскочил по пояс из воды Дисциплина, тяжело дыша, взорвав вокруг себя поверхность.
  Он в недоумении посмотрел кругом, а потом заметил меня и поплыл ко мне.
  Я было собрался дёрнуть по берегу, но в это время что-то с неумолимой силой потянуло Дисциплину под воду.
  Он успел еще издать какой-то короткий сдавленный возглас, и голова его скрылась. Я даже встревожился.
  Я подумал, что, возможно, какая-нибудь морская тварь подплыла близко к берегу и поманилась на дрыгающиеся ноги.
  Вскоре волны вновь вспенились, показались три ноги, потом голова Дисциплины, она глотнула широко раскрытым ртом воздух и скрылась.
  Вслед за этим я увидел, что к берегу плывёт Лагуна, плывет быстро, как торпеда - когда он вынырнул, непонятно.
  За ним гнался Дисциплина, большей частью под водой.
  Но Лагуна, сильный и выносливый, с хитрой рожей, выкарабкался из воды и припустил к далёким зарослям.
  Я, недолго думая, побежал туда же. Дисциплина вылез и опять погнался за нами, что было духу.
  Солнце заливало всё вокруг - океан, чистый до самого призрачного дымчатого горизонта, пустой широкий берег с высоченными королевскими пальмами, и наши фигуры, стремительно несущиеся друг за другом, молотя песок ногами.
  Я быстро сообразил, что по дюнам бегать всё равно, что в мешке, и сошёл на влажную полосу у воды и быстро нагнал Лагуну.
  Тот бегал отлично, мне нипочем бы его так просто не догнать, но он долго пробыл в воде, устал, резко обернулся, и я налетел на него, мы оба упали, и сверху обрушился тяжело дышащий Дисциплина.
  Мы долго возились, рычали, боролись, а потом расслабленно откатились друг от друга и развалились на спине, разбросав в разные стороны руки и ноги.
  Нас душил смех, весёлый, искристый, и мы долго смеялись, дёргаясь всем телом, будто от кашля, и беззвучный смех, от которого надувается лицо, прорывался внезапно громким хохотом.
  Дисциплина заговорил, с возмущением, что мы помешали ему ловить рыбу, и мы снова захохотали, указывая на него пальцами, повторяя 'он... ловил... рыбу!', и я сказал, что надо было наклонить верхушку пальмы и отпустить с ней Дисциплину, и мы с Лагуной стали кататься от нового приступа смеха, а Дисциплина укоризненно смотрел на нас.
  Он вдруг заорал, вскочил и топнул ногой.
  Не прекращая смех, я успел схватить туземца столь тонкой душевной организации за ступню, тот запрыгал по кругу на другой ноге, как циркуль, гневно крича, и Лагуна дёрнул его за вторую ногу.
  Мы навалились сверху и некоторое время шумно повминали Дисциплину в песок, как тесто, а потом поднялись и, беспрестанно цепляя друг друга, отбегая и догоняя, уклоняясь, уходили вглубь косы, и солнце светило у нас прямо над головой, и наши загорелые тела не оставляли почти никакой тени.
  Мы вошли в лес. Я прошёл по толстому стволу упавшего дерева и спрыгнул на узкую тропинку, вправо и влево по которую переплетались густые заросли.
  Заросли простирались и высоко вверх, туда, где было солнце, и где возилась, щебетала, прищелкивала, свистела и издавала всякие другие звуки многочисленная живность, умеющая ползать и летать.
  А здесь, внизу, было сумрачно и тихо. Под ногами мягко пружинил толстый сырой ковёр из многолетних прогнивших остатков растительности.
  Повсюду, как в подводном царстве, свисало множество лиан, толстых и тонких.
  Они висели над тропинкой, проволакивались по лицу, цеплялись, заплетались, назойливо свисали перед носом, и я жалел, что не захватил мачете.
  Солнце не пробивалось сквозь густую листву даже на малую часть.
  Высоко над головой попадались треугольники в листве, сквозь которые было видно даже не небо, а просто светлые отрезки, и никак не верилось, что где-то сейчас наступает неистовая жара, палящий зной.
  - Я совсем забыл, - сказал Лагуна, останавливаясь. - Я должен быть к обеду дома.
  - А в чём дело? - спросил я.
  - Я с моим братом еду, - сказал Лагуна. - В столицу.
  - С твоим братом?
  Лагуна в самой столице не был. Он только описывал голубые громады зданий, уходящих в небо, а вечером, загрузившись, братья ехали обратно и видели сплошное зарево от бесчисленного множества огней.
  - А ты там жил в детстве?
  - Когда это было, - сказал я. - Какие-то тоннели, трассы... Слушай, давай хоть поедим. У тебя есть время.
  - Давай поедим, - согласился Лагуна.
  - Ты успеешь приехать?
  - Когда? - не понял Лагуна.
  - К вечеру.
  Лагуна задумался. Потом он поднял голову и посмотрел мне в глаза.
  - Ладно, - сказал я, сразу опустив глаза. - Идём, подождём Дисциплину. Должен же он принести свой рекордный улов. Потом вернемся вместе на берег.
  У большого дупла, в котором были видны все углы, сидели чемпионы.
  Они молча и неподвижно смотрели, как мы выходим из зарослей.
  Мы остановились. Крупный пухлый парень сказал:
  - Привет...
  Это был Чехол, с его выпуклыми глазами, слегка медлительный, человек прямой, грубый, но не лишенный при этом хитрости и расчетливости.
  У него самая многочисленная компания на побережье.
  - Вы что здесь делаете? - сказал Лагуна.
  Все сидели так, словно ждали новостей.
  - У вас есть юмор, - сказал Чехол.
  Лагуна усмехнулся. Он покосился на меня. Я смотрел вдаль. Я не терпел Чехла.
  А недавно мне посчастливилось подискутировать с ним. Посчастливилось - потому что с Чехлом не было его отличников. Я сильно помял его, но Чехол с расплатой почему-то не торопился.
  Лагуна очень этому удивлялся, тоже желая принять участие в дебатах, но я знал, что Чехол боится, боится инстинктивно. Он не знал, что я за человек.
  - А вы чем занимаетесь?
  - Мы отдыхаем, - сказал Лагуна. Он сплюнул. - Дышим воздухом. Идиот.
  Я улыбнулся про себя. Я отыскал в дупле котелок, мы повернулись и нос к носу столкнулись с Дисциплиной и Клиентом.
  Дисциплина был со связкой рыбы, а Клиент был без ничего, он стоял просто так, очень потерянный, и взгляд его блуждал.
  Карьерист, подумал я. Славы захотел, тайны. Теперь отличники от него не отцепятся.
  Я не любил Клиента, своего соседа. Он был такой небольшой, кругленький, как рулет, со светлыми кудряшками, голубыми ангельскими глазами, и очень восторженный, мальчик с затянувшимся детством.
  Я ничего ему не сказал, только обошёл, и Лагуна следом, и Дисциплина с рыбой за нами.
  - В чем дело? - спросил я у Дисциплины, когда мы отошли.
  - Ничего, - сказал Дисциплина.
  - А что случилось?
  - Никто не знает.
  - Он ничего тебе не сказал?
  - Ничего.
  - Может, поможем дураку? - спросил Лагуна.
  - Строг, но справедлив, - заметил я тотчас.
  - Обману, - отозвался Лагуна.
  - В трущобы его, - сказал я со злостью. Я помолчал и сказал: - Не могу я рожу этого Чехла видеть.
  - Я понимаю... - сказал Лагуна.
  Видимо, он опять вспомнил про свою поездку, и, пока готовили уху, пока молча выхлебывали ее, он ерзал и всё поглядывал на солнце, застывшее в зените.
  Мы распрощались с Дисциплиной, сытым, сонным.
  Когда мы отплыли, он залёг в тень, надвинул шляпу на глаза и тут же уснул.
  Дисциплина собирался стать детективом.
  На берегу мы спрятали лодку между валунами, и Лагуна торопливо ушел, сказав, что, как вернется, зайдет ко мне.
  А я пошел домой.
  На улице было очень жарко, все, по обыкновению, раскалилось и дышало жаром, а тонкий слой белой пыли на дороге стал ещё бесцветней.
  Всё становилось в такую жару бесцветным: и небо, и деревья, и машины, и люди, которых не было видно.
  Так было и на следующий день, когда я сам отправился к Лагуне.
  Я обошел гараж, куда загонялся большой грузовик, обошел сам полуразрушенный дом, в котором временами обитал Лагуна.
  Никого.
  'Не приехал Лагуна, - подумал я. - Не приехал'.
  На обратном пути я неожиданно встретил Очаг, девушку, работавшую в обсерватории.
  Обсерватория появилась здесь недавно.
  Очаг издали заулыбалась. Она была славной девушкой.
  - Здравствуй! - сказала она.
  В руке она держала портфель. Как вечная отличница.
  - Привет, Очаг, - сказал я. - Как тебе не жарко?
  - Очень даже жарко! - воскликнула Очаг. - Ты куда?
  - К себе, - сказал я. - А ты?
  - На станцию, естественно. Лагуну не видел?
  - Он уехал в столицу.
  - В самом деле? А когда приедет?
  - Он должен быть здесь сегодня. Я его жду.
  Очаг на миг опустила глаза, словно хотела что-то сказать, но сдержалась.
  - Пока! - сказала она. - Ты, наверно, изнемогаешь.
  - Я в норме, - сказал я. - Смотри, ты не раскисай в этом протуберанце.
  - Вот и вправду протуберанец, - улыбнулась Очаг. - Заходите к нам.
  Я пошёл дальше. Я хотел узнать, что же все-таки случилось у Клиента.
  Виллу Клиента, одну из самых богатых у нас, окружает, как и многие другие, высокая толстая каменная стена.
  Сад, пышный, разросшийся, будто пояском стягивается этой стеной и нависает над ней.
  Я залез на неё, раздвинул ветки и стал вглядываться в сад.
  Чувствовалось, что там, в густой тени, прохладно и хорошо. Я, извиваясь, пополз по широкому гребню.
  Я, в общем, неплохо знал этот сад с его чудесными цветниками, с фонтаном в центре, но сейчас не мог понять, куда спрыгнуть.
  Земли видно не было. Она была закрыта листвой.
  Я ухватился за толстую наклонную ветку дерева и, перебирая руками, добрался до ствола.
  Здесь, скрытый со всех сторон густой листвой, я стал размышлять.
  Если продолжать дальше двигаться по деревьям, то легко можно сбиться в сплошном нагромождении зелени и спрыгнуть около террасы, где сейчас отдыхает всё почтенное семейство, встречаться с которым у меня не было никакого желания.
  А Клиент должен быть дома. Интересно, что же у него случилось.
  Я пошёл по саду, миновал пустой гамак, висящий над землей, тронул его и двинулся дальше.
  Сзади послышался приглушённый рык тигра. Рычание было густым и грозным.
  Я обернулся, но ничего не увидел, кроме кустов и качающегося гамака над вытоптанным овалом земли.
  В джунглях, конечно, красивее. Там стремительно двигаются разноцветные птицы, быстрые, как лучи, и на лианах раскачиваются любопытные, ловкие и осторожные обезьяны, маленькие, коричневые и кривоногие.
  Они всегда внимательно смотрят глубоко посаженными глазами, и срываются с места внезапно и потешно, дико взвизгивая при этом и проворно перепрыгивая с лианы на лиану.
  А после дождя в джунглях всё блестит, как лакированное, и на широких мясистых листьях застывают крупные алмазные капли воды, и подрагивают, и никак не могут скатиться.
  Сразу после дождя в какой-то миг всё оживает, в одно мгновение, будто распускается огромный звуковой бутон, и голова идёт кругом от трелей, уханья, бульканья, потрескивания на всех ярусах...
  В саду не то, чтобы ухожено или строго. Как-то обжито, будто потрёпано. Орхидеи, неожиданных расцветок, похожие на танцовщиц, будто жалуются.
  Я дошёл до дома. Окна были высоко от земли.
  Из одного окна вылетел яблочный огрызок. Несколько ярких птиц тотчас сорвались с дерева и набросились на него.
  Я огляделся, убедился, что вокруг никого нет, и полез по совершенно гладкому стволу рядом со стеной.
  Жаль, что до окна так высоко.
  Я покрутил головой в листве. Я едва держался на тонких ветках, стараясь приблизиться поближе к окну. Теперь оно находилось совсем рядом от меня.
  Длинный назойливый лист лез в глаза, и я, оторвав на мгновение руку от ветки, смахнул его.
  Ветви тотчас угрожающе подались вниз и вверх.
  Я замер, затаил дыхание, чувствуя, что сорвусь, потом просунул голову в образовавшийся просвет, вытянул шею и стал всматриваться в прохладную полутьму комнаты.
  Поначалу я ничего не заметил, потом глаза привыкли, и я внезапно обмер. На маленьком диванчике лежала девушка. Она лежала на животе к окну головой, грызла яблоко и листала журнал.
  В полуденной тишине было слышно, как яблоко, твёрдое и сочное, потрескивает под крепкими белыми зубками. Я зачарованно смотрел, как девушка лениво пошевеливает голенью ноги, согнутой в колене.
  Светлые, в нежных завитках, волосы рассыпались по плечам. Я смотрел на длинные стройные ноги, слегка раскинутые в разные стороны по бархатистой обшивке диванчика, на гибкую спину с тонкой талией и двумя аккуратными впадинками на пояснице, на белые сдвинутые локти, на беспечное, свежее лицо с глазами в тени, и чувствовал, что дыхание спирает, как поршнем.
  Девушка перевернула страницу, водя взглядом по иллюстрациям, потом потянулась за новым яблоком в вазе.
  Мой взгляд был прикован к этому зрелищу, сердце сильно билось, стучало отчаянно, казалось, что дерево шатается от этих резких быстрых толчков.
  Я вдруг испугался, что девушка может встать, и во рту пересохло, хотя я довольно хорошо переношу жару.
  'Кто это?' - пронеслось в голове.
  Я с трудом перевел дыхание, и тут девушка подняла голову, оторвав взгляд от иллюстраций - это было простое, ничего не означающее движение - и увидела меня.
  Наши взгляды встретились. Секунда тянулась бесконечно.
  Девушка забыла жевать, её лицо медленно вытягивалось, глаза округлились.
  Остолбенев, она смотрела мне прямо в глаза, а я, овладев собой, не отрывая, однако, от неё взгляд, пополз назад по веткам.
  Пришёл в себя я уже на стене. Перед глазами неотвязно стояла манящая картина... Ещё эта одуряющая жара.
  Я прыгнул в пыль со стены, коснувшись руками дороги, отряхнул ладони и пошёл домой, стараясь не обращать внимания на жару, которую я, кстати, хорошо переношу.
  Забившись между камнями в стене, рыжая ящерица провожала меня сонным мутным взглядом.
  Белое солнце застыло в белом небе.
  Дома было тихо. Я прошёлся по пустым комнатам. Нашёл в кресле кипу новых журналов и, листая их, пошёл на кухню.
  Пришла мама. Вначале я не услышал её быстрых шагов, а потом она заглянула на кухню.
  - Здравствуй! - сказала она, улыбаясь.
  - Здравствуй, ма, - сказал я, жуя.
  - Ты давно пришёл? - спросила она, осторожно трогая причёску.
  На её лице, свежем, ещё очень красивом, появилось озабоченное выражение.
  - Недавно.
  - А что ты ешь?
  - Я уже всё, - сообщил я. - Ты такая красивая сегодня!
  - Правда? - На её лице появилась сияющая улыбка. - А как у тебя дела в школе?
  - Прекрасно, - сказал я.
  - Давно ты там был? - Взгляд у мамы стал очень внимательным. Проницательным.
  - Совсем недавно, - сказал я. - Как всегда. Ты же знаешь. Ты всё у меня знаешь.
  Она вдруг погрустнела при этих словах.
  - Мне нужно поговорить с тобой, мой мальчик, - сказала она. - Пойдём.
  Я вздохнул и посмотрел на неё укоризненно.
  - Зачем это нужно? - мягко сказал я. - Совсем это не нужно.
  - Нет, нужно, - сказала она, подталкивая меня в спину.
  Мы пошли в гостиную, и мама, усадив меня на диван, села рядом и наморщила лоб.
  - Мальчик, эти обстоятельства... в которых тебя иногда видят, они волнуют меня. Их во многом подозревают.
  - Ты напрасно тревожишься, - сказал я успокаивающе, но мама продолжала: - Сейчас они обратили свой взгляд на Клиента, и его родители очень волнуются. Я разговаривала с ними, и, поверь, ты сам себе не представляешь, насколько эти обстоятельства опасны, коварны. Я совсем не хочу, чтобы с тобой ничего не происходило.
  - Повторяю, - сказал я терпеливо. - Ничего страшного я не вижу. Ты лучше скажи, Лагуна не приходил?
  - Нет, кажется. Ты у Экзотики спроси.
  Она помолчала, а затем спросила:
  - Как, журналы тебе понравились?
   - Понравились, - сказал я сердито. Я чувствовал, что мне не верят. - Скажи, в чем я должен тебя разубедить? Скажи?
  - Ладно, - сказала мама. - Хватит, пожалуй, об этом. Я знаю, что ты у меня умница. - Она покладисто поцеловала меня в лоб. - Эти Клиенты меня просто разволновали своей болтовней.
  - Верно, - сказал я. - А ты и выставила ушки. Они много чего могут рассказать.
  - Я о другой вещи хотела сказать. Офис как крепко держится за метода! Зубами вцепился. Не оторвать. Без рода, без племени, без наших, старожилов, связей, - презрительно заклеймила сироту мать. - По сравнению с нами он никто, а, глядишь, своей цели добьется. Всего раз прошел, держась за руку, с Карьерой по площади. Страшная она, слов нет, чтобы описать ее уродство, но каков эффект! Проявит себя в самом выгодном свете, негодник, несмотря на все обстоятельства. Способностей ноль, читать не умеет, зато интуиция и трудолюбие какие мощные! В этой некондиционной жизни одно за счет другого. Еще в столице окажется, будь она проклята. Здесь все знают его изнанку. А в большом городе любой со своей гнилью настоящим человеком может стать сразу. Без усилий. То же самое мне внушает и погремушка Абсурд. Все уши мне прожужжал. - Мать предпочитала лишь тех, кто с ней во всем этично соглашался. - Ты идеалист. Спустись с небес на землю. Нельзя жить просто так. Самому. Без цели. Как раньше.
  Как раньше...
  Когда я вспоминал старые времена, в моей душе бессознательно, будто на кнопку нажимали, многообещающе возникало теплое чувство, уникальная атмосфера, она была ни на что не похожа, будто ткался неведомый узор.
  Один раз у меня, как помешательство, мелькнула странная догадка, что, может быть, это аморфное состояние бедняцкой душевной праздничной теплоты и есть главное, и есть цель, но я сразу с ужасом отогнал ее.
  Цель, как понятие, представлялась мне чем-то грандиозным, для чего надо крушить, ломать, давить, перешагивать через всех, идти напролом, мыслить неслыханно активно и масштабно, действовать безошибочно, точно.
  Целенаправленно. Я уважал целенаправленных людей.
  И завидовал, потому что таким, как они, быть не мог. Уверенным. Праздник - это то, что кажется.
  Нечто зыбкое, ненадежное, ускользающее. Лишнее. Неполноценное. Лучше всем обойтись без него.
  Но я очень хотел, чтобы все было, как прежде, видел, как все меняется, и не знал, как быть.
  Мамина хмурость развеялась, и на холеном лице вновь заиграла улыбка.
  - А у нас сегодня званый ужин! - воодушевленно сообщила она. - Будут гости. И нужные люди. Даже из столицы.
  Я исказил свое лицо.
  - Опять!
  - Ты не рад?
  - Почему я должен радоваться?
  - Здесь будут девушки. Я пригласила их на праздник. Отказ невозможен. Кстати! - сказала она, шутливо повысив тон, - меня волнуют твои отношения с девушками. Я их редко стала видеть у нас.
  - Ма! - сказал я.
  - Ладно, не буду. Так ты сегодня никуда не идешь?
  - Не знаю, - сказал я. - Неизвестно еще. Я хочу Лагуну подождать. Он должен зайти. Пока буду у себя. Если он придет, то сразу меня зови, ладно?
  - Хорошо, мой мальчик, - сказала мама.
  Она пошла отдавать указания прислуге. Навстречу ей вышла Экзотика.
  - Экзотика! - позвал я. - Лагуна приходил, не знаете?
  - Нет! - сказала Экзотика, ласково улыбаясь мне. - Не приходил, я бы непременно сообщила вам. А вы проведете этот вечер с нами?
  - Возможно, - сказал я уклончиво.
  - Мы все будем этому очень рады, - сказала Экзотика, вновь обнажая в широкой улыбке ослепительно белые зубы. У нее была смуглая кожа, толстые добрые губы и красивые миндалевидные глаза.
  Я пошел в свою комнату. Знаю я эти вечера в смокингах. Эти ужины при свечах. Эти ритуальные разговоры.
  Гости изо всех сил хотят казаться другими. Это было мне хорошо знакомо.
  Я включил музыку на полгромкости и прилег с журналами на диван. Вначале, подумал я, они будут есть.
  Будут есть долго, в несколько заходов, потом все это запивать, а потом и начнутся все эти амбициозные разговоры, все будто наизусть, без запиночки, заумные и нудные, все на подхватах и на повторах.
  О том, что они совершат. Я ясно себе это представлял эту рутину.
  Большой зал будет освещен многоярусными люстрами, подвешенными к высокому потолку непонятно к чему.
  За столом будет элита побережья, и даже гости из столицы, мать никогда не позовет, скажем, родственников Лагуны, хотя, согласен, они настоящие подарки.
  Нет, все будут важные и в высшей степени благопристойные.
  За столом будет стук вилок и ножей, звук придвигаемых блюд, а вдоль стола будут ловко и бесшумно перемещаться официанты и ловить каждый жест.
  А если, к примеру, я зайду, то все перестанут есть и устремят на меня свои взгляды, ничего не выражающие, кроме вежливого вопроса - кто ты и что ты тут делаешь?
  А я бы не стал спешить приветствовать эту толпу героев и жестко затягивал бы паузу, чтобы они заерзали, задвигались, не понимая, в чем дело.
  А мама подошла бы своим быстрым шагом, обняла бы меня за плечи и, улыбаясь своей ослепительной улыбкой, сказала бы, что все меня очень, очень рады видеть, и посмотрела бы на всех сидящих за столом, и все сидящие за столом дружно и нестройно, кто едва заметно, кто усердно, кто надменно и высокомерно, оказывая честь, кто от души - покивали бы в знак согласия с мамиными словами и, возможно, заулыбались бы, а я, как конкурсант воспитанный, тоже сделал бы улыбку, наклонил бы голову и поздоровался.
  Правда, сегодня установленный распорядок может слегка нарушиться - мама говорила о девушках, значит, будут молодежь и танцы, а это обещает нечто занимательное.
  И опять будут гости из столицы и, само собой, удивятся некоторым провинциальным причудам. Я опять подумал, что совсем ничего не помню про мегаполис.
  Я помню только, что мы с матерью спешили в порт, но за минуты стремительного путешествия ничего не успел разглядеть, кроме особого, необычного темно-синего сияния, блеска вспышек, множества разноцветных сияющих огней, и все вместе ошеломляло, вдохновляло и угнетало.
  Одному там, ничего не зная, делать нечего.
  Клиент ездил в столицу на каникулы. Он был в полном восторге, но я обычно равнодушен к самым красочным повествованиям.
  Именно тогда у Клиента возникли отношения с компаниями. Клиент глуп, подумал я.
  Он полагал, что компании это игрушки. Я лично не понимаю, что это такое - компании.
  Бывшие ученики Абсурда. Отработанный материал. Дикая какая-то смесь отзывчивости и дурных манер.
  Эти люди, выброшенные на обочину, были мне непонятны, их поведение хаотично.
  Часто они не руководствуются даже хитростью и смекалкой, присущими бродягам, не говоря уж о другом разуме.
  Порой, наблюдая за ними, мне приходило в голову, что они похожи на какие-то биологические образования со своей жизнью и понятиями, отличными от человеческих.
  Борьба за существование у них полностью отсутствует.
  Я подумал, что Клиент, который посчитал их за полноценный изъян, теперь сидит дома и боится, боится до экзальтации. Восторг этот будет расти. От незнания.
  Я поймал себя на мысли, что не знаю толком, как это - бояться. Был я в восторге от конфликта с Чехлом?
  Я поразмыслил, вспоминая эту встречу. Он казался мне слабым. Кроме того, он меньше остальных был похож на маргинала, и поэтому я даже не ожидал, что сразу собью его с ног.
  Он встал, но был оглушен, и я, пожалуй, переусердствовал, не поняв, что у него просто крепкая голова, и поэтому он стоит. Есть такие люди, с крепкой головой.
  Они хорошо переносят аргументы, и будучи почти без сознания, стоят и даже двигаются.
  В тот момент я не думал о его окружении.
  Только потом Лагуна предположил, что Чехол будет мстить, но я почему-то сомневался.
  Я чувствовал, что Чехол выбросил из головы этот случай. Просто не вспоминает о нем.
  Есть самые незначительные вещи, происшествия, которые жгут впоследствии все сильней и сильней, как огонь, и любое напоминание о них внезапно успокаивает, а есть и вот такие.
  Я не заметил, как заснул, а разбудил меня осторожный и настойчивый стук в дверь.
  - Да! - сказал, открывая глаза. Музыка все еще играла, тихо, усыпляюще. - Да! - снова сказал я.
  Дверь приоткрылась, и в комнату просунулась мамина голова.
  - Лагуна пришел? - сказал я обрадованно.
  - Вот ты где спрятался, - сказала мама. - Что ты сказал? Нет, это не Лагуна.
  - А кто? - спросил я разочарованно.
  - Сейчас они войдут.
  - Пусть, - сказал я, зевая.
  - Заходите, - сказала мама и, открыв дверь пошире, пропустила Фиаско, известного в городе хлыща, Проблему и Блюдо.
  - Привет! - сказали они, заученно усаживаясь, где попало. - Спишь?
  - Да, - сказал я, снова зевнув, - сплю.
  - Правильно, в общем, делаешь, - сказал Фиаско. - Я тоже спал.
  - И я тоже, - пропищала Проблема.
  - Как? - притворно ужаснулась Блюдо. - Вы вместе спали? Фурор!
  И они все весело засмеялись, и я подумал, что прожигатели жизни и впрямь выспались, так как выглядели очень свежо.
  - Это что? - спросил Фиаско. - Новые журналы?
  - Я уже посмотрела, - сказала Блюдо. - Мне их принесли их утром. Там есть то, что тебя интересует.
  - В самом деле? - сказал тщеславный Фиаско. - Я посмотрю.
  - Вставай! - сказала Проблема. - Хватит валяться!
  - Зачем? - сказал я сонно. - И так хорошо. - Мне очень не хотелось вставать.
  - Я сегодня была в школе Комплимент, - сообщила Проблема тоном светской интриганки. - Знаете, это кошмар! Ничего не задали! - Проблема потрясла головой, как бы демонстрируя ее пустоту. - Просто ужас! Тебя там тоже ждут, я тебе сообщаю.
  - Зря ты мне сообщаешь, - сказал я. - Лучше бы не говорила.
  Свободомыслящий Фиаско предубежденно усмехнулся. Он листал журнал.
  - Интересная статья, - сказал он. - Ты читал?
  - Нет.
  - Лихо закручено. Про роботов, которые полностью копируют человека. Созвучно времени. Сказки, конечно. Механически все скопировать нельзя. Что-то не в рифму да и останется. Если ты не против, я захвачу с собой. Покажу отцу.
  - Конечно.
  - Итак, - сказал Фиаско, - мы тебя забираем.
  - Куда это?
  - Ты слышал, Плагиат стал приличным местом. Уже даже полицию убрали, - сказал Фиаско. - Мы сегодня туда идем.
  - И девочки тоже?
  - Идем, идем, - сказала Проблема.
  - И девочки тоже, - сказала Блюдо. - Я там уже была.
  Блюдо была бывалой 'девочкой'. Она посещала и не такие места. Я не раз в ее хрипловатом голосе улавливал нотки вызова, но старался не замечать их, страшась её темперамента.
  Певица рассчитывала связать свою жизнь с банкиром.
  - Идёмте! - сказала Проблема, с энтузиазмом обхватив Фиаско за шею. - Это так интересно!
  На носу Проблемы было несколько едва заметных веснушек. Очень мило. У неё был вздёрнутый носик и приоткрытый рот.
  - Уговорили, - сказал я. - Сходим.
  - Значит, идём к Штампу, - подытожил Фиаско, хлопнув себя по коленям.
  - Штампу? - изумился я. - Он же считать не умеет. Как же так? А Витамин?
  - Не получил разрешения. А нашему фигляру метод создал все условия.
  - Только я буду недолго, - сказал я.
  - Как! - сказал Фиаско. - В чем дело?
  - Хорошо, посмотрим, - сказал я.
  От скуки я решил пойти с ними.
  В гостиной стояла первая модница Нектар в тёмном костюме и разговаривала с мамой.
  Выглядела Нектар замечательно. Как инопланетянка в гостях у лохматых дикарей.
  Но она просто не может иначе. Все это знали.
  - Почему Штамп устроился у самых трущоб? - брезгливо сказала она. - Мусор, грязь, ужас. Изысканные ресторанные деликатесы и благоуханная помойка - разве это совместимо? Вот так экспромт! Братец тоже хорош. Знаток, эрудит, на любой вопрос давал исчерпывающий ответ. Сервис, гордость школы, обладающий энциклопедическими знаниями, взялся мыть посуду. Добровольно. Улицы с азартом подметает. Хлам всякий собирает. Нашел призвание коллекционера.
  Нектар трудилась в салоне красоты у языкатого мужлана Юбилея, циника и деспота.
  Половина лица у него была парализована, и вследствие этого вторая, идеально правильных черт, тоже казалась неподвижной, как бы он ни паясничал.
  Насколько ярок и силен изъян, настолько пусто и прямолинейно совершенство.
  - Вот и они, - сказала мама.
  - Я вас подвезу, - сказала Нектар, сжимая в руке тонкие перчатки. - Я на машине.
  - Как, ты не идешь с нами? - спросила Блюдо.
  - Нет. - Нектар бросила быстрый взгляд на меня. Он ничего не значил. Но она всегда так странно смотрела в мою сторону...
  - А у Оазис уже начался этот балаган, - чадолюбиво сказала мать. - Им дай только повод. Маленькие дурачки.
  Действительно, в саду слышалась ритмичная музыка, и на террасе у сестры, собираясь танцевать, косолапо переминались с ноги на ногу избалованные потомки.
  Бар Плагиат на улице Скандала начинает работать с вечера и открыт до утра, но, как правило, все успевают или уйти, или напиться.
  У входа, как всегда, толпилось несколько постоянных посетителей, самых примерных, старательных.
  Время от времени они обменивались немногословными и удивительно непосредственными замечаниями.
  Я приостановился на пороге. Над мглистыми трущобами растекался красный закат.
  Внутри было чисто и пристойно, полы и стойка поблёскивали, и было прохладно.
  Аккуратный Сервис с видимым удовольствием стирал любое пятно. Также ему не давали покоя всякие шероховатости, выпуклости, неровности.
  - Отец закупил партию новых роботов, - сказал Фиаско. - Знаете, таких, пестрых. Я их называю совершенствами. Похоже, правда? Сядем здесь?
  - Вы идите, - сказал я. - Я здесь постою.
  Девушки слегка скривились.
  - Что за манеры, - сказала Блюдо. - Что, хотите напиться?
  - Мы тоже напьёмся, - обнадёжил её проказник Фиаско. - Ладно, мы будем в зале.
  - Я скоро приду, - сказал я.
  Они ушли, а я подошёл к стойке и заказал коктейль.
  Я дал Штампу, невозмутимому бармену, монетку и сказал:
  - Я буду сегодня весь вечер.
  Штамп взглянул на монету, на меня и согласился. Вряд ли он выучился считать.
  - Как твои дела?
  - Спасибо, хорошо, - сказал я.
  Подошёл человек с худым лисьим лицом и, стараясь сделать тон как можно небрежнее, спросил:
  - Послушай, Торг сегодня случайно не заходил?
  Лицо Штампа стало равнодушно-каменным, он ещё больше выпрямился, глядя в сторону, в стену.
  - Нет, не видел я его, - сказал он.
  - Извини. Я думал, может, видел.
  - Нет, - сказал Штамп.
  - Очень жаль, - сказал человек и отвернулся.
  У стойки, дружно поприветствовав друг друга, прозябали коммуникабельный метод Абсурд, моложавый, стильный, в молодёжной майке - наш человек - и маститый корифей Драма, козыряя изношенным сюртуком.
  Два сапога пара. Их связывают родственные отношения. В остальном они полная противоположность.
  В углу скромно устроился Антипод. Новенький появился в школе непонятно откуда, с ходу остался на второй год, который закончил отличником, впитывая все знания, как губка.
  Сразу у него ничего не получалось, а повторно - лучше всех.
  В тире любое пристрелянное ружьё в его руках давало обязательную осечку, затем точно поражало цель.
  Так как Антипод не уступал в изощренном чревоугодии коренному Лагуне, соответственно он считался его столичным родственником.
  Лагуна поворчал немного, для порядка, но у метиса было столько утроб родственников, что одним обжорой больше, одним меньше - не имело значения, тем более, что новичок никого не обременял, неприхотливо обитал в театре, растолстел, пользуясь обильными бенефисами, и под благовидным предлогом конницей поспешал, устремлялся к следующим чередой обеденным мероприятиям.
  Без опозданий и осечек поспевал. Почему-то.
  Антипод старательно избегал встречаться со мной взглядом, но я заметил у него под глазом основательный подвешенный синяк.
  Метод тоже не замечал меня. На людях он всегда недобро не замечал меня. Как норму.
  Он пылко и доверительно говорил Кредо:
  - Не могу смотреть на них спокойно. Бесят они меня. В них столько недостатков. Мне хочется переделать их. Изменить. Метаболизмы ходячие. Удобрения. Никакой духовности. Одни рефлексы.
  В самом деле, подумал я. Не ожидал я такого от речистого метода.
  В самом деле - о духовности он должен заботиться. О чём ещё ему страдать?
  В конце концов, он не пастух, задача которого атомно проста - сохранить стадо.
  Метод должен влиять на своих питомцев, помогать избавиться от недостатков, создавать разные необычные, непривычные ситуации.
  За спиной все считали педагога человеком незначительным, но обходительным, и за это не стеснялись его.
  Разносторонне развитая личность, Абсурд никому не давал покоя.
  Хорошо, думал я, жить в том обществе, где на тебя никто не обращает требовательного внимания, не оценивает вечно примерно, какой ты, плохой или хороший, годный или нет, умник или тупица, калека или атлет.
  Ты есть, сам по себе, и это главное. И все при этом будут выправляться даже, я считаю, сами собой.
  Если по-настоящему, не искусственным путем. Когда каждый сам по себе, он и станет самим собой. Что за мания, всё время собирать всех в отряд?
  Живи каждый отдельно, спокойно, так нет, обязательно им надо инкубаторски сбиваться в стройную, как пирамида, кучу, как на распродаже, хочешь ты или не хочешь.
  - Как дела? Ты в порядке? Ты нормален? - оригинально спросил у Антипода Штамп, новый бармен, наш одноклассник, для поддержания разговора в своем новом статусе, и с непривычки вдруг побледнел, хотя лицо у него небледнеющее, с сеточкой красных прожилок на носу и на щеках в самом верху, у глаз, как у уже прожившего жизнь, пожилого человека.
  Но бремя остроумия, навязанное ему еще в детстве, он зрело сбросил.
  Всегда ему чудилось, что смеются не над его гримасами, а над ним самим.
  Что доброжелательный смех почти зримо обрушивается на него, лавиной.
  - Что, кошка на тебя упала? - тихо сказал он Антиподу в качестве противоядия от его дум, но тот сделал в ответ категорически страшное лицо и закрылся растопыренной ладонью. Удачно пошутил, называется.
  К стойке подошли ещё трое: двое интеллигентов и гимнастка. Гимнастка была очень легко одета, даже для вечерней духоты.
  Я, глядя на неё, отхлебнул из своего бокала. Один из интеллигентов сказал:
  - Дайте нам коктейль, командир.
  - Сейчас сделаем.
  Интеллигент молча стоически смотрел, как неспортивный Штамп медленно и неловко смешивает коктейль.
  Помои он налил из перчатки, извлечённой из закрытого ящика в стене.
  - Диете очень понравился ваш коктейль Вонь, - сказал мужчина. - Как вы его готовите?
  - Это очень просто! - сказал Штамп, раздвигая топорщащиеся усы в улыбке. Таким он живо напоминал скалящуюся крысу. - Это совсем просто... Пожалуйста!
  - Диете очень понравился коктейль, - повторил первый мужчина. - Не правда ли, Диета? Он ведь тебе очень понравился?
  - Ее в первый раз сразу затошнило. И вырвало, - сказал второй мужчина.
  - Неправда, - сказала Диета бархатным голосом. - И совсем меня не тошнило. К грязи легко привыкнуть. Грязь прекрасна.
  - Смешно! - сказал второй мужчина. - Ты шутишь, Диета.
  - Немного, - сказала Диета. - Обычно меня никогда не тошнит.
  Первый мужчина внимательно посмотрел на неё, ожидая, видимо, продолжения, но она ничего не говорила, и он усмехнулся:
  - Как это тебе удаётся, дорогая?
  - Стараюсь не переполняться, - пояснила Диета.
  - Самый верный способ, - засмеялся второй мужчина.
  Я думал, что они уйдут и сядут за столик, как большинство посетителей, но они не уходили.
  - Давно у нас? - вежливо осведомился бармен у первого мужчины.
  - Нет, - ответил тот. - Совсем недавно. Я только вчера приехал.
  - Мы приехали, - сказала Диета, подчёркивая первое слово.
  - И я с вами, - сказал второй мужчина.
  - Послушай, Фильтр, скажи что-нибудь, - попросила Диета.
  Она села на высокий вращающийся стул без спинки, и блестящие кожаные брюки натянулись у неё на бёдрах.
  Носками гимнастка едва доставала до пола.
  - А зачем? - спросил Фильтр.
  - Развлечься, - сказала Диета.
  - Я не умею острить, - сказал Фильтр. - Это не входит в мои обязанности.
  - А ты попробуй, - сказала Диета. - Может, тебе понравится.
  - Какая разница, - сказал первый мужчина. - Понравится или не понравится. Это неважно.
  - А что важно? - спросила Диета.
  - Важен факт. Событие.
  - Например?
  - Например, скажет кто-то: 'Вот, друзья, на меня сегодня упала кошка с крыши'. Выше брать не надо, потому что будет больно, а когда больно, не смешно.
  - Как раз, когда кто-то спотыкается и падает, очень весело, - сказал я неожиданно для самого себя.
  Все разом повернули головы и посмотрели на меня, не удивлённо и не вопросительно, просто так, как на нечто, отвлекшее их внимание.
  - Что вы сказали? - вежливо спросил второй мужчина.
  - Я говорю, - сказал я, кашлянув в кулак, - что часто, когда человек летит в бездну, другим смешно.
  - Вы так думаете?
  - Зачем мне думать, - сказал я. - Знаю наверняка.
  - Вот как...
  - Вот в вашем примере с кошкой. Тут возникает много вопросов: кому больно, кошке или тому, на кого она упала, и потом, ваша правда, - сказал я первому мужчине, - другим может быть совсем не смешно.
  - Скучно? - спросила женщина.
  Я пожал плечами.
  - Не знаю. Пожалуй, никак. Послушают и пойдут дальше.
  - Да, - сказала Диета упавшим голосом. - Ужас.
  - Вот я никогда не скучаю, - сказал Фильтр. - Я хотел сказать - не рискую. Но зато я никогда не пытаюсь докапываться до скуки, когда мне страшно.
  - А часто тебе бывает скучно? - спросила Диета.
  - Бывает, - сказал Фильтр и спросил у Штампа: - У вас здесь курить можно?
  Штамп наклонился, не расслышав вопроса, но догадался, о чём речь:
  - Курите.
  Справляется любимчик Абсурда. Соблюдает внешнюю канву - и норма.
  К самому Штампу мало кто подходил - всё делали альтруисты.
  - Сколько раз тебе было скучно? - допытывалась Диета.
  - Было, - сказал Фильтр, закуривая.
  - Разрешите, - попросил я.
  - Да, да, пожалуйста, - сказал Фильтр, протягивая пачку. - Берите.
  - Спасибо, - сказал я.
  - И поскольку я ничего не ищу, - продолжал Фильтр свою мысль, - то не порчу впечатления от скуки. От первозданной, так сказать, апатии.
  Я с наслаждением закурил. Хорошие сигареты, подумал я. Давно я таких не курил.
  Интересно, откуда они. Не сигареты, люди.
  Впрочем, что тут думать. Конечно, из столицы. Небожители.
  Я взял второй коктейль.
  - ...это, знаете ли, их фирма, - говорил Штамп брюнету, только что подошедшему к стойке.
  - Да, - сказал брюнет, - я приобрел гарантию, и теперь у меня бесполезная страховка вместо стабильности.
  - Шик, - сказал Штамп сочувственно. - Это их стиль. Ничего надежного. Почему бы вам не приобрести что-нибудь покрепче. Скажем, Утиль?
  - Я присмотрю, - сказал брюнет, - я жду, когда прикатят. Тогда я буду аплодировать. Я знаю, маятниками у нас особенно никто не интересуется...
  Я пошёл в зал и поискал глазами своих приятелей. Я не сразу их заметил.
  Они сидели в самом углу, и, кажется, их стало больше, чем требуется.
  Я подошёл к ним и обнаружил, что в моё отсутствие они успели хорошо набраться - и Фиаско с девушками, и присоединившиеся - двое парней, здоровые, рослые, с квадратными челюстями.
  Откуда такие взялись, с интересом подумал я, и Блюдо меня заметила, встала, обняла за шею и сказала, кося глазами:
  - Он чудесный... но трезвенник! - Тут она замотала головой, устремила потухший взгляд в пол, резко наклонила голову затем и одновременно подняла вверх бокал, расплескивая напиток: - Но! Мишуре не место в блестящей компании...
  Она была совсем пьяна. Оперативно, подумал я. Я взял протянутый мне полный бокал и, стукнув им об бокал одного из парней, выпил.
  Блюдо внимательно проследила.
  - Правильно... - сказала она. - Теперь все в порядке...
  Я сел на свободный стул и раскинул ноги по полу. Вокруг опять возобновились пьяные разговоры, а я был совершенно трезв.
  Я заметил, что один из парней бросил на меня уже второй пристальный взгляд.
  - В чем дело? - спросил я вполне дружелюбно.
  - Здесь вообще-то занято... - проговорил он.
  - Где? - спросил я с удивлением. - Здесь? Кем?
  Парень показал кивком головы вперед. Между столиками к нам шли девушка и двое парней, один из которых был... Клиент. 'Клиент - здесь? - подумал я озадаченно. - Фурор!'
  Но, когда они подошли, я встал и спокойно поздоровался с ним. Вид его мне сразу не понравился. Он был бледный, и взгляд его был странный.
  - Познакомьтесь, - сказал он. - Это Дар.
  Я почувствовал себя не совсем уютно. Какая встреча... Я узнал в девушке, названной Дар, ту самую, которую имел счастье созерцать в окне у Клиента.
  Теперь наши взгляды встретились, совсем, как тогда, и я, встретив острый, насмешливый, внимательный взгляд девушки, первый опустил глаза и сказал:
  - Очень приятно. Рад познакомиться.
  Без сомнения, она узнала меня.
  - Так вы и есть Инкогнито? - сказала девушка вполне себе вежливо. - Клиент мне рассказывал о вас.
  Что бы он мог обо мне рассказывать, подумал я, промолчав в ответ.
  - Давайте выпьем, - сказал Клиент слегка лихорадочно. - Сейчас ещё принесут.
  Мы сели.
  - Хорошее местечко, - сказал один парень. - Как ты находишь, Акцент?
  - Да, неплохое, - согласился тот.
  - Во всяком случае, время провести можно, - сказал парень и внимательно посмотрел на Клиента: - Как ты себя чувствуешь, друг?
  - Ничего, ничего... - сказал Клиент.
  Он потихоньку пьянел.
  - Знаете новость? - сказал первый парень. - Робот заменит человека.
  Никто и не заметит, подумал я, глянув на штампованных одноклассников.
  В школе метод всех поощрял одинаково, всем внушал среднеарифметическую надежду.
  - Что ты говоришь? - изумился Акцент и позвал: - Фиаско! Ваш отец занимается роботами, не так ли?
  - Да, - сказал Фиаско, - не вспоминайте, прошу вас, о роботах. Я их ненавижу. Я каждый день копаюсь у них в животе, как мясник.
  Нерадивый продолжатель дела своего уважаемого отца, продавца игрушек, фанатично стремился к предельной достоверности - дома у него повсюду обнаруживались демонстративно открытые фрагменты игрушечных тел, внутренности угодливо выпирали, как в анатомическом атласе.
  Тест: найди десять отличий.
  Предприимчивый Фиаско уверял своих шокированных гостей, что жизнь идентично эстетична как снаружи, так и внутри, без глянца скроена. Не прячься.
  От принудительной жизни нет вакцины, она везде тебя найдет и отнивелирует, сколько искусственных барьеров не создавай, лучше сразу разоблачайся.
  - Странно, - сказала Проблема, - почему мясник?
  - Как мясник, - поправил Фиаско. - От них несет филармонией. Природу не переделать. Ее можно только запечатлеть. И вообще, перестаньте.
  Он тоже был пьян.
  Я молчал и тем временем успел разглядеть Дар. Она показалась мне очень красивой, особенно после следующего коктейля.
  У нее были светлые каштановые волосы и темные глаза, очень внимательные и насмешливые.
  Когда она смотрела, казалось, что ей известно все о тебе и еще кое-что...
  На ней были узкие, в обтяжку, брюки и рубашка навыпуск, как накидка, а волосы распущены по плечам.
  Я посмотрел в другой конец зала, где медленно плыли звезды в темноте, и играл тягучий мотив, и сказал девушке:
  - Простите, Дар, можно вас пригласить?
  Она наклонила голову и поднялась, подав мне руку.
  Остановившись среди покачивающихся пар, мы обнялись и тоже стали переступать с ноги на ногу.
  - Хорошо здесь, - сказал я осторожно.
  - Неплохо, - сказала Дар.
  - Вы приехали из столицы?
  - Да.
  - Надолго?
  Она слегка откинула голову и взглянула мне в глаза.
  - Почему вы меня спрашиваете?
  - Без какой-либо цели...
  - Вы не о том спрашиваете, милый Инкогнито, - усмехнувшись, сказала Дар.
  - Простите, - сказал я. - Будьте добры, подскажите, о чем мне вас просить?
  Она посмотрела на меня и сказала:
  - Сделайте мне умелый комплимент... - и взгляд ее стал странным.
  Я задумался и, хотя меня никто не заставлял, медленно проговорил:
  - У вас хорошая фигура, Дар...
  Девушка откинула голову, и взгляд ее сделался напряженным, а я сказал так же медленно:
  - Вы прекрасно сложены.
  Дар опустила глаза, а когда подняла их, взгляд был внимателен и серьезен.
  - Зачем? - тихо сказала она. - Не нужно.
  - Извините, - сказал я тотчас и прижал ее к себе.
  Мне нравились эти танцы, когда ты как во сне, и время перестает существовать, и глубокие, звучные, протяжные электронные импульсы захватывают и заволакивают сознание.
  Мне нравятся эти танцы за то, что они очень длинные, и в них можно без страха за скорый конец погружаться, как в бездну, и даже когда они оканчиваются, взгляд ещё долго остаётся остановившимся.
  Я долго молчал и вдыхал запах близких волос, и подумал мимолётом, что они светлые и нежные, а глаза у Дар тёмные.
  Я провёл рукой по волосам. Они были нежные, как у ребёнка.
  - Что? - тихо и уютно отозвалась Дар, и я себя очень хорошо почувствовал от этого негромкого 'что', и мне захотелось уйти с ней куда-нибудь подальше, уплыть в тёмный океан.
  Но я ничего не сказал, потому что боялся, что Дар откажется. Мне почему-то очень не хотелось, чтобы она отказалась. Мне было бы неприятно.
  Танец кончался. Я снял руки с плеч, освободив Дар, она кивнула мне и спокойно отошла к столикам.
  Я стоял на месте, провожая её взглядом. Танец окончился только сейчас, и пары приостановили свой транс.
  Дар наклонилась к сидящим, что-то их спросила, потом выпрямилась и пошла между столиками к выходу из зала.
  Я подошёл к своему столику. Клиента там уже не было.
  За столиком сидели только его друзья, мне незнакомые, и говорили о мне знакомом - о компаниях.
  Они говорили, что они эти компании в порошок сотрут. Что разгонят по всему побережью, в подводные гроты загонят к муренам.
  Они еще что-то говорили, все в том же духе, и каждый раз собираясь с мыслями, сосредоточенно так.
  Они были пьяны, и это были их пьяные разговоры. Я подумал, что это зал, где ведутся пьяные разговоры.
  Специально облюбованный зал, где подонки организованно напиваются и ведут пьяные разговоры.
  И ещё я подумал, что танцы здесь ненастоящие. Для настоящих танцев должен быть свой зал. А раз так, значит, надо его поискать.
  Я пошёл искать зал для танцев. Мне показалось, что это очень важно, найти зал для танцев.
  Я взял длинный бокал, не глядя ни на кого, выпил, затаив дыхание, потому что бульон оказался очень крепким, обжигающим. Я даже удивился, взял первый попавшийся бокал, и оказалось так крепко.
  Один из сидящих подонков посмотрел, как я пью, и как я поставил бокал на столик.
  Я отёр тыльной стороной ладони рот, повернулся и пошёл между столиками.
  Кругом были пьяные разговоры, одни пьяные разговоры и больше ничего.
  Разговаривающие подонки смотрели друг на друга, друг другу в глаза, коротко взмахивали руками, совершали бесцельные движения головой, глядя по очереди на поверхность столика, на соседей, на свои руки.
  Всё было наполнено смыслом, и я вышел из зала.
  Я хотел завернуть в дверь слева, но отсюда была видна стойка, а у стойки стояли и сидели люди, и Клиент с Дар тоже, и они разговаривали, я видел, как Клиент похохатывает, щурит глаза и наклоняется к Дар близко, трогая ладонью ее плечо.
  Я подумал, что они разговаривают, и что найти зал для танцев можно и потом, а лучше поискать его вместе с кем-то. Скажем, с Дар и Клиентом.
  Можно без Клиента.
  Я пошёл к ним и, почти дойдя, почувствовал, что пьян, и стал рядом молча, а Клиент на меня посмотрел и предложил выпить.
  Он обрадовался мне, потому что он уже пил с двумя мужчинами и женщиной, которые так и стояли здесь всё это время, пили очень мало и понемногу, видимо, никуда не торопясь, и которые не могли поддержать Клиента.
  Я выпил с Клиентом по полному бокалу, и теперь мы были оба пьяны, и он обиделся, что Дар не пила с нами.
  - Что... это... значит, - сказал он с трудом. - Дар! Так некрасиво.
  Я молча смотрел на неё.
  - Я - пас, - быстро и решительно проговорила Дар, и я стал быстро трезветь, и сразу увидел, что Клиент очень пьян. Наверно, ему мнится, что вот она - настоящая жизнь.
  - Штамп! - сказал я.
  - Да?
  - Ты меня только не обманывай.
  - Да?
  - Скажи честно. - Я помолчал. - Здесь есть зал для танцев?
  - Разумеется! - сказал Штамп любезно. - Первая дверь налево.
  Мне это не понравилось. Что значит - первая дверь... Будто я сортир спрашиваю.
  - Штамп, - сказал я тихо, с напряжением в голосе. - Я ведь тебя просил честно, зал для танцев...
  - Успокойся, - сказала Дар и взяла меня за локоть. Я посмотрел на руку, взявшую меня, и тут Штамп сказал:
  - Да, да, успокойся, прошу тебя. Твоё время прошло.
  - Ты, макака облезлая, - сказал я и поискал глазами по сторонам. Ты... - я прибавил одно из высокопарных выражений Лагуны, каких у того было множество.
  Это было очень сильно сказано, и Штамп побледнел, хотя лицо у него, как уже было сказано, небледнеющее, и выпрямился.
  Дар тоже побледнела, а двое мужчин и женщина обернулись и стали смотреть.
  Меня это здорово разозлило.
  - Чего смотришь? Поскучай! Не рискуй! - сказал я одному из мужчин.
  Мужчины отвернулись с видом благородного негодования на лицах. Они решили пока не вмешиваться, и женщина почувствовала к ним невольное минутное презрение и поспешила прогнать его.
  Дар взяла меня за руку и сказала:
  - Пойдём.
  Я ещё раз выразительно посмотрел на Штампа. Самозванец молчал с казённым выражением лица. Его задело то, что я ему сказал вначале.
  Я пошёл за Дар. Она тянула меня за руку. Клиент тоже пошёл за нами. Он пошёл к своим друзьям.
  Мы дошли до какой-то двери, и Дар открыла её и потянула меня. Я шёл вяло и неохотно.
  - Что ты делаешь? - сказала она.
  - А ты что делаешь? - спросил я и запнулся. Я увидел полную тьму, звёзды, стремительно разбегающиеся во все стороны, и услышал странные, ни на что не похожие звуки.
  - Что это? - спросил я.
  - Это то, что ты искал, - сказала Дар. - Очнись!
  Послышалась музыка Координата, тягучая, волнующая, такой я ещё не слышал. Или слышал.
  Когда по ночам мы с Лагуной сидели в обсерватории, Лагуна ухаживал за Очаг, они по очереди показывали друг другу что-то среди звезд, и я, удобно устроившись возле телескопа, шарил по эфиру, и мощный приемник потрескивал, когда я заставлял его ловить самые слабые станции, и это было очень похоже на то, как в самом телескопе выискиваются самые слабые звездочки, расцветающие в глазке окуляра, и доставляло такое же удовольствие.
  И иногда я наталкивался на такую музыку, и всё внутри меня подбиралось, и я напряжённо ловил каждый звук звенящей музыки, похожей на журчание воды.
  Какая-то новая музыка, будто извне. Такая музыка хорошо слушается приглушенной, в темноте.
  Мы танцевали с Дар, и голова у меня кружилась.
  - Слушай, - сказала Дар.
  Я промолчал, и она снова позвала:
  - Слушай.
  - Да, Дар.
  Она подумала, что я не так уж пьян.
  - Мне нужно с тобой серьёзно поговорить.
  - Что, здесь?
  - Все равно.
  - Тогда говори.
  Дар немного помолчала, собираясь с мыслями.
  - Вчера вечером Клиент обещал сводить нас в один бар. Имелся в виду этот.
  - Да? - сказал я.
  - Сегодня утром к нему приходили авантюристы. Они разговаривали в саду. Слышать я не могла, но эти авантюристы ушли очень радостные. Очень, очень счастливые. Улыбки до ушей.
  - И что?
  - Мне всё это не понравилось.
  - Почему?
  - Это не имеет значения, - сказала Дар уклончиво. - А ты как думаешь?
   - Никак, - сказал я.
  - Что же, тебя совсем не волнует, что с твоим другом может ничего не случиться? - насмешливо спросила Дар.
  - Ты это серьёзно?
  - Нет.
  - Правильно.
  - Все это из-за меня, - сказала Дар вдруг, и я вздрогнул.
  - Что из-за тебя?
  - Ладно, - сказала Дар. - Я все это так хорошо знаю, что мне это уже надоедает. Завтра уезжаю. А я ещё подруге сообщила, что здесь чудесно, и чтобы она приезжала.
  - Ты действительно завтра уезжаешь? - спросил я.
  - Знаешь, ты неплохой мальчик, но ты не представляешь, как мне это уже надоело.
  - Перестань, Дар, - сказал я. Я вовсе не хотел, чтобы Дар уезжала. - Ты ведь не уедешь?
  - Посмотрим, - сказала Дар.
  - Тебе не нужно уезжать, Дар, - сказал я.
  - Я еще подумаю, - сказала Дар. - Зачем ты мне это говоришь? Я не хочу, чтобы из-за меня ничего не случалось.
  - Глупости, - сказал я. - Что из-за тебя должно не случиться?
  - Ладно, - сказала Дар. - Ничего.
  Мы потанцевали еще немного в разбегающихся звёздах, а потом к нам притиснулся Фиаско.
  К моему удивлению, он довольно твёрдо стоял на ногах. Он был с девушкой.
  - Вот, познакомьтесь с ней. Инерция, - сказал он. Мы познакомились. Лица девушки Инерции в темноте я не разглядел.
  - Мы будем танцевать, - сказал Фиаско и, взяв девушку за плечи, отошёл.
  - Ты не хочешь выпить по коктейлю? - спросил я у Дар. Она неопределенно мотнула головой. Я решил, что она согласна.
  - Пойдем тогда.
  Мы вышли из зала, и в глаза ударил резкий свет.
  Мы выпили у стойки по коктейлю. В дальнем конце стояли Клиент и его друзья.
  'Где он таких отыскал?' - снова подумал я. Они занимались тем, что напивались. Клиент, увидев меня, наморщил лоб.
  - Инкогнито! - сказал он. - Постой, - это он сказал самому себе. - Да! Здесь Лагуна был.
  - В самом деле? - обрадовался я. - Когда?
  - Только что, - сказал Клиент. Он был сильно пьян, но держался сносно. - Он проходил мимо.
  - Про меня спрашивал?
  - Нет, - сказал Клиент.
  Странно, подумал я. Я обругал Лагуну про себя. Морда. Ходит где-то, когда он мне нужен. Друг называется.
  Дар подергала меня за руку. Я совсем забыл про нее.
  - Юноша! - нежно позвала она тонким голосом. - Что с тобой?
  - Ничего, - сказал я. - Прогуляться не хочешь? - В моем взгляде появились внимание и интерес.
  - Идем... - сказала Дар. - Только мне нужно... - Тут она замялась, вспомнив о чем-то. Она посмотрела в сторону.
  Я тоже посмотрел в сторону. Ненаблюдательный я человек, подумал я.
  За одним из столиков сидел третий из компании Клиента. Их трое приехало из столицы вместе с Дар.
  Тот, что сидел за столиком, смотрел на меня. Нехорошо смотрел. Я потянул Дар за руку.
  - Идем.
  Парень за столиком встал, не спеша подошел ко мне и сказал:
  - Друг, можно мне увидеть тебя?
  - Можно, - сказал я.
  Дар посмотрела на него, на меня, ничего не сказала и отвернулась.
  Тогда я сказал:
  - Дар! - И вопросительно посмотрел на нее.
  Дар порывисто шагнула к парню и сказала:
  - Стиль, оставь его в покое. Я прошу тебя.
  - Ты меня не проси, - сказал Стиль сквозь зубы. - Помолчи лучше.
  - Стиль, я повторяю...
  - Не вмешивайся, - отрезал Стиль. - Ты идешь? - сказал он мне.
  - Ладно... - сказал я неопределенно. - Если ты настаиваешь...
  - Настаиваю, - сказал Стиль. Он начинал злиться, повернулся и пошел.
  Я пошел за ним. У него была широкая спина в клетчатой рубашке. Дар проводила нас долгим взглядом.
  - Я буду здесь, - вдруг сказала она громко.
  Я, не оборачиваясь, сказал:
  - Хорошо.
  На улице было темно.
  - Слушай, ты, - сказал Стиль, поворачиваясь ко мне. - Я долго говорить не хочу. Или ты отцепишься от Дар, или...
  - Или? - сказал я насмешливо.
  - Или я за себя не отвечаю.
  Я рассеянно огляделся по сторонам. Темно. Никого. Хорошо.
  - Слушай, мальчик, - сказал Стиль. Он был старше. - Слушай, птенчик. Я из тебя отбивную котлету сделаю. Ты не в те игры играешь. - Он придвинулся совсем близко и дышал мне в лицо.
  Я снова огляделся.
  - Что ты все головой крутишь? - рассердился Стиль. - Ты ноль на побережье. Никто тебе не поможет, понял?
  - Что за торжество, - сказал я сказал я укоризненно и слегка возбужденно: - Какой ты невежливый, дядя!
  Видимо, он хотел замахнуться, но я, не дожидаясь этого, добродушно пожал ему руку, он отшатнулся, и я стиснул его руку несколько раз, и отскочил.
  Он, однако, стоял на ногах, и даже пытался сделать какой-то выпад, а потом стал падать.
  Я снова осмотрелся. Парень не шевелился. Пускай отдохнет.
  Я вернулся в помещение. Дар стояла спиной ко мне. Рядом с ней стоял товарищ Стиля.
  Они не разговаривали. Я подошел к Дар сзади и обнял ее.
  Она спокойно повернулась, держа в руке бокал.
  - Привет, - сказал я.
  Она смотрела на меня в течение какого-то времени, а потом сказала:
  - Это ты.
  - Разумеется, я, - сказал я почти весело. - Ты мне не рада?
  Она промолчала. К нам подошел Клиент.
  - Знаете, мне здесь не нравится, - сообщил он. - В соседнем зале намного лучше. Идемте туда.
  Мы пошли в соседний зал. Там действительно было лучше.
  Мы уселись за свободный столик и стали разговаривать и смотреть по сторонам. Сюда же пробрались Фиаско со своей подругой.
  Я сидел рядом с Дар. Было приятно смотреть на нее. Я положил ладонь на талию Дар. Она посмотрела на меня.
  Мы разговаривали и пили. Разговор был ни о чем. Это был самый пустой разговор на свете.
  Я решил, что мне тут порядком надоело. Я сказал Дар:
  - Идем.
  Перед баром восседала труженица Нектар в полной боевой раскраске.
  Проходя с Дар мимо стойки, я вдруг заметил Витамина, нависшего над кем-то, сидящим на стуле.
  Рядом стоял приятель Стиля. Витамин приводил Стиля в чувство. Я осторожно обогнул их и заглянул сбоку. Витамин говорил:
  - Артист, мастер! Авантюрист, верно? Я его вычислю. Как ты мог пропустить событие? - сказал он укоризненно товарищу Стиля. - Что скажешь мне, алмаз?
  Акцент растерянно сказал:
  - Я не заметил...
  - Ты идиот. Здесь не твоя тощая столица. Здесь каждому надо держать ориентир.
  Я, вытянув шею, наблюдал. На стуле, запрокинув голову с закрытыми глазами, был усажен сам Стиль.
  Лицо у него было в синяках. Непонятно, откуда они появились. Стиль был весь истерзан, как после жестокого побоища.
  Я же по нему только слегка прошелся, чтобы остыл.
  Я даже не улыбался.
  Витамин расстегнул клетчатую рубашку Стиля, хлопал его по щекам, потряхивал его. Стиль медленно приходил в себя, но глаз еще не открывал.
  - Он до сих пор был без сознания!
  Витамин был сильно возмущен.
  Я скосил взгляд. Дар смотрела на Стиля во все глаза.
  Они у нее были широко распахнуты, и их выражение было совершенно непонятно.
  Приятель Стиля толкнул Витамина в бок и показал на меня. Ему не понравилось мое внимание и, кроме того, он кое в чем меня подозревал.
  Витамин уставился на меня.
  - Привет, - сказал он. - Ты здесь?
  - Я все время был здесь, - сказал я.
  Витамин посмотрел на Стиля и сказал мне:
  - Ты видел? Угостили парня и оставили его. Как это называется?
  - Да, событие, - сказал я вяло. - Хулиганство.
  Витамин неопределенно покачал головой. Приятель Стиля смотрел на меня подозрительно. Я неожиданно разозлился.
  - Что ты уставился? - сказал я ему.
  У него округлились глаза.
  - Это мне воспрещено законом? - сказал он с вызовом.
  - Тебе интерьер не нравится? - спросил я. - Да, я поговорил с твоим другом. Могу и с тобой побеседовать. Даже разъяснить могу.
  Витамин посмотрел на меня, на Стиля, на его приятеля Акцента, на Дар.
  Он начинал соображать.
  - Так и разъясни, - сказал Акцент. - Что, думаешь, боюсь? Мы еще посмотрим, кто есть кто на побережье и в столице...
  Витамин степенно подошел к нему и положил руки на плечи.
  - Ты это брось, - сказал он серьезно.
  - А ты его дружок? - сказал Акцент. - Я это сразу понял.
  Он внезапно замолчал, потому что отзывчивый Витамин чуть не врезал ему.
  Мы - я и Витамин - отошли в сторону. Мы стали смотреть друг на друга. Витамин был трезв, до обидного. Игрок был очень изысканно одет: модный костюм, галстук.
  Витамин был красавцем. Густые брови дугой, как у девушки, светская улыбка.
  Его красота была ослепительной и безусловной, она была даже какой-то терпкой, как аромат дорогих духов.
  На шею ему вешалось настолько много девушек, что после любой вечеринки вид у него от интриг был слегка ошалелый.
  Дар, оставшаяся у стойки, поглядывала на него, и я, заметив это, заскучал.
  - Как твое дело? - спросил я.
  Как-то раз в школе Витамин единственный верно решил задачку. Все смотрели на него с осуждением. Не мог класс простить ему такой капитальной проделки.
  Индивидуалист Витамин временно раскаялся - мало ли что рабски покажется самому, отдельно от всех.
  - Штамп опередил меня. Вот плут! Считать не умеет, цифры путает, но шуту очень нравится находиться на месте продавца. Он изображает бармена. Баловство. Смотри, портрет наливает без меры. Как не свое. Сплошное разорение. Нет пользы себе, нет пользы обществу. Абсурд обучил алмаз слегка, для видимости, и все хорошо. Спелись клоуны. Сговорились. Но фермер чужого коня кормит, - процедил Витамин, при всем своем лоске имевшем деревенскую родословную. - А я такие махинации с детства проворачивал, всех надуривал, по-честному, и - не нужен! Всё наоборот. Никакой связи, а результат - пожалуйста! - загорячился Витамин. - Но это совершенно неестественно - приспосабливаться любым способом. Абсурдно. Искусственный отбор! Помогать надо достойным. Кому нужны подачки, угощения? Чахлое негодное растение закалится. Торговля - искусство неравноценного, но взаимовыгодного обмана. Глаза клиента разгораются на яркую этикетку, и ничто превращается в нечто. Это уметь надо. Не всем дано. А чудес не бывает. Вывод? Я здесь не нужен. Постарался метод. Выставил меня мошенником. Помнишь Календаря из астрономического кружка? Толковый парень. Он любит звезды. Он наблюдательный был, с широким кругозором. Абсурд виртуозно изобличил в нем контролера. Без единого аргумента. Он соорудил клише, гадко нацепил ярлык. Мигом все поверили и поглотили ложь, и козырь исчез со стола. Наш метод тасует пустоту. Равные условия! Педагог! Бездари так и расцветают, как в парнике. Зато они ручные, как домашние питомцы... Поэзия!
  - Слабых надо защищать, - сказал я. - Это естественно.
  - Да. Не лежит на поверхности, - сказал Витамин. - Естественно...
  - Ты сам всегда так говоришь.
  Перед глазами встали кадры из фильма про спорт: бегуны на финише. Они напрягаются из последних сил, чтобы обойти соперников, лица обморочно искажены, пот заливает глаза, зубы оскалены.
  Я посмотрел на Штампа. Он был совершенно спокоен.
  Никакого намека на рывок.
  Витамину, конечно, здесь самое правильное место. С его данными. Но он здесь не находится. Есть Штамп.
  И это данность. Шут Штамп, не умеющий считать, а нелепо, смешно выглядит Витамин. Значит, может быть и так?
  Витамин намеренно не пожелал воспользоваться ничьей протекцией. Таких возможностей у него несчетно, а у Штампа - никого. Абсурд вот нашелся.
  Что такое скромный школьный метод против местного магната Мотора, отца Витамина.
  Но Витамин решил, что его личные качества превзойдут все. Он отделил их от прочего.
  Он ошибся. Его личные качества стали лишними. Без прочего. Где равные условия?
  Витамин неуязвимо воспрял.
  - Знаешь, у тебя дома такое творится! Что-то сверхъестественное! Такая музыка! Поэзия! По полной программе!
  Мать постаралась, подумал я и усмехнулся. Они отлично обходятся без меня.
  - Вот в чём проблема, - сказал Витамин. - Твоя Оазис совсем спятила.
  - Оазис? Ты с ней говорил?
  - И я очень жалею об этом. Она влюбилась в меня или как там это называется у них, у тинэйджеров. Я старался быть вежливым, но вышло только хуже. - Он понизил голос. - Она при всех... понимаешь? Совершенно не стесняется. Мой такт всё испортил. Я разозлился, но она опять всё расценила по-своему. В общем, еле ушёл в антракте. А у меня ещё этот роман с Нектар. Мы едем в столицу. Не могу спокойно смотреть на этот воск. В столице всё чётко. Никакого хаоса. В большом городе никому ни до кого нет дела. Я развернусь всей своей душой в казино. Вино, женщины, азарт. Вот настоящая жизнь. Нектар берёт машину у своего папаши Амбиции. Одно утешение, что если разобьём машину и на этот раз, то это будет её машина, а не моя. Не мешает проверить её чувства.
  Витамин объездил всё побережье со своими девицами, пользуясь их машинами.
  - А как мой подарок?
  - Машина мечта. Где ты ее взял? Я еще не во всем разобрался. Какие-то космические технологии.
  - Ещё не починил свой раритет?
  - Что ты! Времени нет. И средств.
  - Конечно. Кто бы сомневался.
  - Вот, одолжился у дебютанта, - сказал смекалистый Витамин. - Не в службу, а в дружбу.
  - Теперь ему никогда не закрыть счет.
  - Прибыли ему в любом случае не видать, - развязно сказал отверженный богач. Состоятельный Витамин всегда был всем должен.
  - По-моему, всех девиц интересует только мой капитал, - посетовал Витамин на расхождения во взглядах. - А если убрать его? Зачем им я? Чужая душа потемки. Поэтому у меня с Нектар все закончится. У нее с братцем до сих пор одна комната, как стойло. Нектар надеялась, что вундеркинд уедет в столицу. Смотри что придумал бездельник. Где он родился, там он и пригодился. Он с ума сошел! Родители ее, конечно, люди достойные, но плебеи. Зачем ей я? Мотив еще не причина. Нехорошо, когда нет причины. Когда без явной причины. Только стимул. Пусть причины будет не видно. Но хотя бы знать, что она есть. Объективно. А если убрать мой капитал? Чтобы остался только я? Мот.
  - Им будет нравиться твоя породистая внешность.
  - Поэзия! - расчувствовался даровитый Витамин. - Какой простор для воображения! А если убрать ее? Внешность обманчива.
  - Останутся характер, поступки. Характер у тебя грандиозный. Капитальный! Кремень.
  - Из выгоды можно притворяться, озверело совершать хорошие поступки. Как Абсурд.
  - Тоже ложь, бессловесная оболочка. Шелуха, - вынужден был согласиться я. - Не волнуйся об этом.
  - Вот беда. А где же я? - растерялся самобытный Витамин. - Получается, без оболочек меня нет?
  - Надо отделить одно от другого. Чтобы отличить.
  - Вот и не надо, - онемело улыбнулся Витамин. - Мне систематически ухаживать некогда. А ты что, хочешь, чтобы тебя любили за одни душевные качества? - И он громко расхохотался, затем еще и еще. - Без прикупа? Всё это лирика.
  - А как же твоя репутация?
  - В трущобы репутацию.
  - Мне ничего не нужно говорить Оазис?
  - Ни в коем случае! Считай, что я тебе ничего не говорил. Да... Нектар - настоящий тигр, тигрица. Но она мне нравится. Скоро тряпичница выходит замуж. - Витамин бесприютно рассмеялся и с неистребимым оптимизмом махнул рукой.
  Какие-то неулыбчивые туристы орудовали в уголке - готовили еду.
  - Не хотят, чтобы им прислуживали? - недоумённо сказал я.
  - Догадливый, - сказал вдруг одноглазый мужчина. - Глазастый.
  Он принялся перекладывать порции в тарелку, как-то чересчур резко, и одна полетела в огонь - одноглазый даже зубами заскрежетал.
  За огнём наблюдал однорукий. Он тоже задёргался, умоляюще махнул единственной рукой и чуть не снёс весь мангал.
  - Нервозные какие-то, - сказал я.
  - Они прибыли из столицы, - осведомлённо сказал Витамин. - С мыслями о чудодейственном изъяне в трущобах. Естествознание отдыхает! Будто бы там все второстепенное неминуемо прорастает, если ни на кого не полагаться. Уповают на неисчерпаемый потенциал в них самих, который нужно лишь как-то сопутствующе растеребить. Но только слегка, осторожно, невзначай. Заронить. Зародить. Безыскусно.
  - Побочные явления, - задумчиво сказал я вслух. Оккупировали наше побережье, как пена. Уверовали, что это больница. Какая-нибудь супермодная платная клиника.
  - Да они неплохие, туристы, - угодливо встрял Штамп. - Но непутевые. Образованные. Вещи их только сильно будоражат. Лучше бы в наших трущобах ничего не было.
  Откуда, подумал я, этот упорный слух, что в трущобах что-то есть?
  - А так оно и есть, - сказал Витамин. - Ничего и нет, - хладнокровно поддел весь этот ансамбль неприкаянных специалистов отзывчивый денежный мешок.
  - Зачем... нас... пугать? - Если уж заика заикался, то основательно, будто на полном ходу спотыкался.
  Мы вместе с Витамином приблизились к одиноко ожидающей Дар, и Витамин, сияя улыбкой, сказал:
  - Прошу прощения, но я должен вас покинуть. Время не ждет. - Он метнул соколиный взгляд на свои часы, сплошь унизанные драгоценными камнями. - Момент! Вы мне кого-то напоминаете, - сказал он Дар. - До свидания. Всего хорошего!
  - До свидания, - сказал Дар, улыбнулась и посмотрела на меня.
  Витамин кивнул нам и удалился стремительной походкой.
  Баловень судьбы был неотразим.
  Все смотрели на него.
  - Вижу, он тебе понравился, - сказал я Дар.
  Она быстро повернула голову.
  - Очаровательный мальчик.
  - Бесспорно.
  У стойки оставался только Драма. Ему было неловко. Опять на витию стих напал. Утратил стимул.
  Откуда-то появился рыжий пропойца Фиаско.
  - Говорят, у тебя дома великолепный праздник. Ты знал об этом? Идём к тебе.
  - Нет, - сказал я. - Вы идите. А мы погуляем. Верно, Дар?
  Она пожала плечами, за которые я её держал, и улыбнулась.
  - А мы наведаемся. Потребим, - сказал Фиаско. - Нам, как Витамину, регулярная сладкая жизнь не по карману. Нам сойдет что попроще. Мимолетное. Надеюсь, нас не прогонят.
  - Тебя прогонишь...
  Мы с Дар пошли по пустынной улице. С океана дул широкий свободный ветер. Небо, огромное и чёрное, было усыпано яркими звёздами. Ветер шевелил всю зелень вокруг, и она монотонно шумела.
  Дар подняла голову и смотрела прямо вверх. Голова у неё закружилась, она покачнулась, и я удержал её, притянул к себе и поцеловал. Она ответила на поцелуй, выпрямившись. Дар задвигалась, выгибаясь, откидывая голову, заставляя меня тянуться к ней. Я чувствовал, какой у неё упругий рот, и какие умелые руки, которые вроде бы ничего не делали, а только иногда отводили вовремя тонкими пальцами мои руки.
  Я почувствовал себя неуправляемым снарядом в её руках, но я уже плохо владел собой, и не хотел владеть собой. Я не хотел владеть собой.
  В темноте ничего нельзя было разглядеть.
  - Успокойся, - прошептала Дар. - Попробуй успокоиться. Деловитость этой фразы удивила меня, и я чуть не засмеялся.
  - Ты мне ужасно нравишься, - горячо зашептал я.
  Дар коротко рассмеялась. Я вспомнил, как она лежала в полуденный зной в прохладной комнате на диванчике и поигрывала ножкой и кусала яблоко.
  - Успокойся! - почти строго прошептала Дар и вдруг, поддавшись сама порыву, обхватила руками мой затылок. Я чувствовал, какое у неё сильное тело, с очень тонкой талией.
  Необъяснимым образом мы зашли в какой-то переулок. Я хорошо знал это место.
  Здесь проходит мощёная дорога с крутым поворотом, а дома вдоль дороги, вплотную к ней, аккуратные, чистенькие, крыши уложены из светлой черепицы, радующей глаз.
  Небольшая аллея, окружённая густой зеленью, ведёт к старой, светлой даже ночью, крепости, вокруг которой сохранилась ограда из крупных белых глыб, и росли длинные пальмы с жидкими листьями.
  Ночью сквозь ажурные скелеты этих длинных широких листьев видны звёзды, и только когда ветер раскачивает стволы, листья опахалами то закрывают, то открывают сверкающие россыпи звёзд.
  Перед неясным входом в древнее казино Компромисс распластались широкие ступени.
  Мы не стали заходить внутрь. Мы могли просто споткнуться на ступенях и не понять, что случилось.
  Мы упали в густую траву и медленно катались по ней, приминая её. Трава вокруг была длинной и мягкой, и легко сминалась, не выпрямляясь. Мы расслабленно лежали на ней, глядя в небо. Верх у казино был зубчатый, и зубцы были неровные, будто подпиленные.
  Верхушки пальм были выше этих зубьев. Вокруг всё спало. Отсюда ничего не было видно, только темный вход и рельефно обработанные каменные колонны, отстоящие друг от друга. Волосы Дар касались моей щеки. Мы молчали. Я прошептал:
  - Пойдём?
  - Да. Только поцелуй меня.
  Она обхватила меня, беспомощно зашарив руками по моей спине, сминая рубашку, и у пальцев сзади обнаружились острые ногти, я чувствовал горячее, жаркое дыхание. Тонкие волосы были мокрые.
  Мы долго лежали, и Дар принялась меня целовать, легонько, одними едва уловимыми касаниями губ, и я улавливал краем глаза бледнеющее пятно её лица. Мы обменивались невидимыми друг другу взглядами, у меня перехватывало дыхание, и это продолжалось очень долго, я потерял счёт времени, да и какое это имело значение, ничего не имело значения, кроме нас.
  Дар была неутомима, она тянулась к новым поцелуям.
  Она ничего не говорила, не нашёптывала никаких ласковых глупостей, молчала, блестя влажными глазами, нетерпение охватывало ее каждый миг, неутоленно, ненасытно.
  У нее было прекрасное тело, и я оценил это в полной мере только сейчас.
  Время будто бы обмерло. Мы лежали неподвижно. Я чуть шевельнул плечом. Интересно, который сейчас час... От неожиданности я вздрогнул.
  Мне показалось, что чернота успокоившихся крон пальм начала розоветь; но это мне только показалось.
  Но небо явно посветлело, и теперь сквозь тёмные силуэты окружающих нас пальм была видна глубокая, внушительная, синяя бездна вверху с горстками звёзд.
  Мы пролежали неопределённо долго, и Дар притихла, но не спала, а просто отдыхала на моей руке, тесно прижавшись ко мне, и было уже утро, несмотря на то, что вокруг стояла прозрачная темнота, я знал, что вот-вот начнётся рассвет. Я подумал, что нужно уходить отсюда.
  - Давай попробуем встать, - сказал я, и мы тихо засмеялись.
  Сначала поднялся я, прогнулся в пояснице. Я чувствовал себя утомлённым, но голова была чистая, как всегда. Я зевнул, зажмурив глаза, и с улыбкой посмотрел на Дар. Она продолжала лежать, разбросав руки и ноги по многострадальной траве. Я рывком вскинул Дар в воздух, крепко прижав к себе.
  Она даже не вскрикнула, только улыбалась, и в ее глазах, живых, томных, красивых вновь заплясали искорки. Я подумал, что никогда не видел таких красивых глаз.
  В них не было особенной глубины, но один их взгляд электризовал. Я ослабил захват, и Дар коснулась земли.
  - Теперь я провожу тебя домой. Так?
  Дар задумалась.
  - Не знаю... - сказала она. - Может, и так. - Она примолкла.
  Я с интересом смотрел на нее.
  - А может, и не так? Да?
  - Понимаешь, - сказала она, поднимая брови и глядя вниз, - мне не совсем удобно появляться дома в столь поздний час. Тем более в гостях.
  - Расслабься, - сказал я. - Я понимаю. Наверно, Клиенты все в обмороке. А еще чадо их заявился пьяный... Бедный Клиент! Ему такой скандал вкатят.
  Улочка вела к океану. Камни хранили дневное тепло. Я держал Дар за руку.
  - Ты его давно знаешь?
  - Кого? Клиента? Не очень.
  - Он что, приехал откуда-то?
  - Вероятно. Я не интересовался. Когда он появился, его все задразнили, Он, знаешь ли, такой удобный объект для насмешек. Его отец купил виллу рядом с нашей. Мы стали соседями. А ты что у него делаешь?
  - Я? - Дар удивилась. - Я гость. Гостья я.
  Она - гость. Из столицы.
  В огромном городе, созданном цивилизацией, расцвет великого множества самых невероятных услуг и невиданного разнообразия вещей, расточительно изготовленных только для комфорта.
  Я не любил мегаполис и никогда не скрывал этого.
  Всегда невольно складывается типичный образ жителя любой местности.
  Образ жителя большого города я никогда представить себе не мог.
  Слишком они разные там, люди. Их там масса. Когда я вспоминаю об этом, и когда я вспоминаю город, я даже содрогаюсь.
  А ведь это рядом.
  Сразу за разделяющей нас зловонной мусорной свалкой. И начинается, и начинается. Голова у всех кружится.
  В трущобы его, этот травмированный город.
  Мы вышли к океану. Снова подул ветер, и океан сердился. Волны стремительно накатывались на песок.
  Когда ветер утихал, было слышно, как океан устало и сонно дышит, и волны грозно шумят по всему берегу.
  Песок сверху был прохладный, а затем теплел, стоило только погрузить ногу поглубже в его зыбкую тягучую массу.
  Далеко на горизонте появилась багровая точка - краешек солнца, периодически скрываемый волнами, - она росла, и всё вокруг, тёмное, недвижное, неясное стало розоветь.
  А небо было уже совсем светлым.
  Цвет его был чистым, густо-голубым, в центре темнота, расходящаяся почти до краёв, и светлая, как мечта, полоска, окаймлявшая горизонт.
  Пальмы горделиво высились тёмными зонтиками на фоне этой полоски.
  Рубиновый диск солнца высунулся еще из океана. По поверхности протянулась дрожащая красная дорожка. У самого берега волны дробили её.
  Воздух был очень свежий.
  - Хорошо, да? - сказал я Дар.
  - Я больше люблю закат, - сказала она.
  - При чем тут закат? - сказал я. - Я тоже люблю закат.
  - Но рассвет тоже красиво, - сказала Дар.
  Солнце наконец высунулось из волн и неудержимо начало подниматься. Стало светло.
  - Куда ты меня ведёшь? - спросила Дар. - Ты интригуешь меня?
  - Шик, - сказал я. - Какая разница?
  Дар помолчала, а потом сказала:
  - Хорошо, куда мы идем?
  - К солнцу, - сказал я. - Нет, кроме шуток.
  - К солнцу, так к солнцу, - сказала Дар равнодушно.
  Показались большие белые валуны. Лодка была на месте.
  - Блеск, - сказала Дар. - Судно.
  - Да, - сказал я и стал тащить судно к воде.
  - Я пока умоюсь, - сказала Дар.
  Она побежала - лёгкая, грациозная, прижав локти к бокам. Волосы сзади расходились.
  У воды она походила, осторожно наклонилась, держа согнутые колени вместе, и зачерпнула ее ладошкой.
  Я столкнул лодку в воду и подождал Дар. Она зашла в воду, уцепилась за борт и уселась у руля. Я взялся за вёсла.
  Грести было трудно, я чувствовал свои ватные руки и ноги. Временами находила мысль, ставшая уже воспоминанием, о прошедшей ночи, и я даже засомневался - было ли всё?
  Дар переместилась на корму и сидела, подобрав под себя согнутые ноги. Брюки были закатаны до колен.
  Вид у Дар был отсутствующий, она задумчиво смотрела вдаль, подперев кулачком щеку.
  Сейчас она выглядела почти незнакомой, и я подумал, что там, в мегаполисе, у неё своя жизнь, мне чуждая, свой круг, мне чуждый.
  Я налёг на вёсла. Я направлял лодку вдоль побережья, туда, где берег пустынный на огромном протяжении, и пальмы торчат из ровного, как доска, пляжа, и между ними пронзительно свищет ветер, ничем не сдерживаемый.
  Грести туда, конечно же, нет смысла.
  Я кинул грузило за борт. Леса задрожала и, натянувшись, пошла в глубину.
  Дар безучастно посматривала на всё это. Мне не понравился её взгляд.
  Уверен, она подумала, что я - дитя природы и, забыв обо всём, самозабвенно гребу, разматываю снасть, чувствую, словом, себя в своей стихии.
  Может, я и в самом деле так выгляжу, но всё же.
  Ситуация неудобная.
  Я закрепил катушку и, подсев к Дар, обнял её, стараясь, чтобы на лице ни в коем случае не появилась идиотская улыбка, другой тут быть не могло.
  - Что с тобой происходит? - спросил я.
  Дар быстро взглянула на меня, опустила голову и заморгала. Я сжал её покрепче одной рукой и попытался заглянуть в глаза.
  Она не прятала взгляд.
  Глаза её были спокойны и ясны.
  'Хорошо', - сказал я сам себе, внезапно почувствовав, что, вздумай я сейчас поцеловать её, она бы не позволила. Какая перемена в человеке.
  Я это ясно почувствовал и отодвинулся. Кажется, она мне была благодарна за это. Я подумал, что совсем ещё плохо разбираюсь в душевном состоянии ближнего.
  Я зевнул. Леса тянулась за борт, рассекая толщу воды. На ней повисло несколько капель. Меня потянуло в сон.
  Я взялся за борт и заглянул в воду. Цвет её был неприятным, тёмным, выдавая большую глубину.
  Под лодкой, под тонким слоем дерева была бездна, как отражение неба.
  Я вытащил подряд несколько рыб, а тут нацепилась ещё одна. Я не стал её даже вытаскивать, и она поплыла за нами.
  Я погрёб к берегу, чувствуя, как быстро устаю, уже после нескольких гребков.
  Волны вокруг были невысокие, и среди этих волн вдруг появился огромный серп и, взрезая поверхность, быстро пошёл прямо на лодку.
  Дар закричала.
  Это была крупная акула, и плавник на спине у неё был темного пластилинового цвета, упругий, толстый и блестящий.
  Я только и успел, что схватиться покрепче, но в последний момент акула свернула и прошла за кормой, вплотную к корме, и зацепила хвостом лодку.
  Дар завизжала, и визжала, не переставая, лодка тупо и крупно вздрогнула и закачалась, и мы чуть не вывалились. Леса натянулась до отказа и лопнула.
  Огромная темная распластанная тень скользнула под лодкой, плавник исчез, и видно было, как очень крупная акула, еле двигая хвостом и с неподвижными плавниками, белобрюхая, растворилась в мрачной глубине.
  Я держал Дар за плечи. Она сильно дрожала и всхлипывала, постукивая зубами.
  - Стоп! - говорил я, встряхивая её. - Девочка моя, перестань! Я прошу тебя!
  - Это... шик! - сказала Дар, в ужасе тряся головой.
  - Молчи! - сказал я. - Это восторг. Самый обыкновенный. Сейчас пройдёт. Вот увидишь.
  Я долго успокаивал её, но пришлось сесть за вёсла, потому что лодку понемногу утягивало в океан.
  Я грёб, не останавливаясь, до самого берега, и совсем обессилел. Проклятая рыба. Снасть унесла. Девушку испугала. Меня тоже. Но какая же она была большая.
  Я вывалился из лодки на мелководье и так лежал, омываемый прозрачной водой.
  Волны подталкивали меня в спину, я распластался в воде.
  Перед носом был песок, и откатывающиеся волны увлекали рой песчинок с собой, и они тонко звенели.
  Дар села на песок и обхватила руками колени.
  - Слушай! - позвала она спустя какое-то время.
  - Да... - сказал я. В воде было очень хорошо, и снова хотелось спать.
  - Я есть хочу! - жалобно сказала Дар.
  Я оттолкнулся руками и сел в воде. Волны стали толкать меня в бок.
  Я вздохнул.
  - Ты уху любишь?
  - Сейчас я всё люблю.
  Я потащил лодку из воды, и очень хотелось ругаться, но я сдерживался, а лодка стала в несколько раз тяжелее. Набухает она, что ли, от воды.
  Я быстро сварил уху, она получилась вкусной, дымящейся, но почему-то я не испытывал никакого аппетита, да и Дар едва прикоснулась к ней, и после этого мы прилегли под пальмой.
  Звук послышался со стороны трущоб. Это был шум водопада.
  Дар стала зачем-то озираться, потом высвободилась из-под моей руки и посмотрела по сторонам.
  - Ты что? - лениво спросил я.
  - Ты спи, - сказала Дар. - Закрой глазки... - она приложила пальцы к моим глазам, закрывая их, - и спи. Хорошо? Я сейчас приду и тоже буду спать. Ты меня понял? - ласково спросила она.
  - Вижу следующий сон, - сказал я, поворачиваясь.
  Дар быстро поцеловала меня и ушла легкими шагами, неясный звук которых тут же исчез, оборвался.
  Вокруг было только бездонное небо, и безбрежный океан, и бесконечный пляж, ровный, и редкие пальмы, уходящие вдаль, и гудящий ветер, и неподвижное солнце.
  Я открыл глаза. Дар стояла на дюне и смотрела вдаль, где журчал невидимый водопад.
  Я снова закрыл глаза.
  Только сейчас, когда было тепло, уютно лежать в глубоком песке, и можно было слушать завывания ветра, тело охватила страшная вялость. Я был почти разбит.
  Я чувствовал свой пульс, четкий и ровный, и тело было где-то далеко, но сразу уснуть я не мог.
  Я лежал, ни о чём не думая, до тех пор, пока песок рядом не зашуршал, по закрытым глазам прошлась тень, и Дар, томно потянувшись всем телом, улеглась возле и придвинулась ко мне.
  Я, не открывая глаз, вытянул полусогнутую в локте руку, и она положила свою головку мне на плечо и задвигалась, устраиваясь поудобнее, и затихла.
  - Такая глушь, - сказала она тихо. - Жуть...
  - Сильно испугалась? - спросил я негромко.
  - Чуть не ошалела от страха, - сказала Дар. - Я думала, она на нас нападает.
  - Это что, - сказал я. - Вот когда они действительно нападают, а ты не в лодке, а в воде...
  - Ужас... - сказала Дар.
  - Все радости жизни. Барахтаешься, как куколка, а снизу эта слонообразная туша идёт под косым углом...
  - Хватит, - сказала Дар. - А что, с тобой такое было?
  - А я о чем говорю, - сказал я и замолчал.
  Дар тоже помолчала, а потом спросила:
  - А что было дальше?
  - У меня от страха выросли крылья, ускоренная биоадаптация, и я воспарил к небесам.
  Дар улыбнулась.
  - Нет, правда.
  - Это было около самого берега. И вдруг эта тварь - я так и не понял, что это было, но размерами с мамонта - появилась. Мы успели ее заметить под водой - все видно. Почему-то я позже всех ее заметил. Она как кинется ко мне. - Я замолчал, переживая. Дар легонько толкнула меня локтем. - Ударила своей башкой, я - фонтаном взлетел вверх. Она, конечно, сглотнула бы меня, как малька, но промахнулась. А все уже выскочили, как пингвины, на берег. Знаешь, как пингвины выскакивают из воды?
  - Что? - спросила Дар. - Пингвины?
  - Неужели не видела?
  - Видела,- сказала Дар. - Кажется.
  - Это умора, - сказал я убеждённо. - Как из катапульты.
  - Да, умора, - сказала Дар. - А что дальше было?
  - Пока туша разворачивалась, пока разгонялась заново, я уже висел на скале, причём отвесной.
  - Страсти какие в этом океане, - сказала Дар. - И давно ты ведёшь такую жизнь? С детства?
  - Нет, почему же. Не с детства.
  Дар удивилась и даже открыла глаза.
  - Что? - спросил я.
  - Я была почему-то уверена, что ты здесь родился и живёшь всё время.
  - Нет.
  - А где ты жил раньше?
  - В столице.
  - Где? - переспросила Дар.
  - В столице.
  - Действительно? - сказала Дар. Похоже, она была озадачена.
  - Чем ты удивлена?
  - Когда ты перебрался сюда?
  - Мы переехали, когда я был совсем ребенком. Жизнь в столице требует средств, и немалых.
  - Да, - сказала Дар. Она помолчала в нерешительности и взяла меня за руку. - Извини, - сказала она просто, - мне самой неловко, я приняла тебя за простодушного провинциала. Не во всех отношениях, разумеется, - добавила она спокойно, с затаённой усмешкой. - Но, в целом, увидев тебя, я решила, что передо мной - наивный местный экземпляр.
  - Это когда? - спросил я лукаво. Я тоже открыл глаза.
  - Ты, тип! - сказала Дар, мягко улыбаясь. - Признайся, что ты там делал?
  - Тебя искал, - сказал я. Я оценил её спокойную откровенность. Про провинциала.
  - И как? Я тебе понравилась?
  - Фурор! - только и сказал я. - Бездна чувств.
  - Конечно, - сказала Дар, - так я и поверила, чтобы сразу была бездна чувств.
  - Смотря каких.
  - Это другое дело.
  - А я тебе понравился?
  - А зачем тебе это знать?
  - Хочется, - сказал я.
  - Не нужно тебе этого знать, - сказала Дар и поцеловала меня. - Тем более, что тебе это самому известно.
  - Ладно, - сказал я, - пусть.
  - Я хочу искупаться, - сказала Дар. - Искупаемся?
  - Да.
  - Тогда раздевайся. - Сама Дар разделась очень быстро, я даже удивился.
  Мы пошли к воде. Дар шла рядом и мягко улыбалась мне, когда наши взгляды встречались. Я шлепнул её, и она отскочила далеко от меня, разбросав длинные ноги.
  Мы понежились в чистой воде на мелководье, потом стали сохнуть и жариться на солнце.
  Дар подбирала какие-то ракушки и с удивлением их рассматривала.
  - Одень рубашку, сгоришь, - сказал я, но она потянула меня к пальме.
  Мы лежали, как прежде, щека к щеке, и я слушал ровное дыхание Дар, и всё остальное было далеко.
  Где-то там остался родной городок, уютный, погребённый под зеленью, погруженный в многолетнюю спячку, осталась мать с её ночными пирами, оставался верный Лагуна, чуткий, всепонимающий друг, остались бесчисленные праздники детства, а здесь были только унылый вой ветра над океаном и покачивающиеся, поскрипывающие пальмы.
  Дар повернула голову с покойно прикрытыми глазами. Губы были приоткрыты, и видна была влажно и тускло поблёскивающая полоска зубов. Я почувствовал влечение, и мы начали вяло, как бы нехотя, целоваться. Дар открыла глаза, взъерошила мне волосы и стала смотреть, что из этого получилось.
  - Какой ты смешной... - прошептала она.
  - Да? - сказал я тоже шёпотом.
  - Да... Просто ужас до чего смешной.
  Она провела ладонью по моим волосам, полуразвернулась, скрутившись в талии, взяла растопыренной рукой мой затылок, прижалась губами к моим губам, и мы долго целовались, а потом я начал целовать шею девушки, добираясь до подбородка, гладкая кожа натянулась, Дар в это время замирала, сильно откинув голову назад, блуждая бездумным взглядом где-то в высокой густой кроне пальмы, и тихо вздрагивала от прикосновений, прогибаясь назад все сильней и сильней, по шее и тонким, обнаженным выше локтей рукам проходила дрожь, как озноб. Глаза девушки закрывались, волосы перемешались с песком, а по лицу пробегали, как тени от облаков, красные пятна, как скользящий румянец, голова вдавилась в песок и в ствол пальмы, она резко напряглась, уперлась мне кулачком в грудь. Я лежал, чувствуя жар во рту, и все куда-то плыло, плыло и никак не могло остановиться.
  Дар приподнялась, у неё появились силы, она, быстро осмотрев моё лицо, стала целовать его, тихо улыбаясь, это длилось долго, и я совсем забылся, как во сне, а в глубине глаз Дар что-то вспыхивало и гасло, взгляд был то сосредоточенным, то почти безумным и, глядя в эти глаза с испытующими искорками, я поражался сам себе.
  Мы были счастливы и, когда солнце нехотя перевалило за зенит, бесконечно усталые, уснули в объятиях друг друга, сном безмятежным и беспробудным, как дети.
  Когда я проснулся, была ночь. Я лежал и смотрел на звёзды.
  Проснулась и Дар.
  - Инкогнито... - шепнула она.
  - Да?
  - Уже ночь? Мы с тобой проспали весь день.
  - Ты выспалась?
  - Да! Как темно и ветра нет. Это океан так шумит?
  - Да. Послушай, тебя искать не будут?
  Дар помолчала, потом сказала равнодушно:
  - Пускай ищут.
  - Среди ночи, тебе, гостье, тоже, наверное, неудобно появляться.
  Она засмеялась.
  - Ладно, всё в порядке. Я вся в песке.
  Я привлек ее к себе. Губы у нее были теплые.
  Вокруг было очень темно. Луна только начинала показываться.
  Я пошёл по влажному песку у самой воды. Океан был очень спокойный.
  Дар отстала.
  Я слышал, как она запрыгала на одной ноге, разуваясь на ходу, и как зашла в воду, и как вода захлюпала.
  - А мы правильно идём?
  - Конечно. У тебя возникли сомнения?
  - С тобой? Никогда. - Дар засмеялась и стала догонять меня. Её смех разносился по всему пляжу. - Веди меня, мой друг и повелитель! - торжественно сказала она и снова засмеялась.
  Мы уже довольно долго шли медленным шагом, и Дар висла на мне, иногда забредая в воду, и кристальные волны с тихим журчанием накатывались на наши пятки.
  Взошедшая луна ровно освещала пляж, и её свет лежал на унылых листьях редких пальм.
  - Я слышала, у вас есть трущобы Интерьер. Там очень страшно?
  - Глухое место, особенно ночью. Старое строительство. Развал.
  - А что там строили?
  - Не знаю.
  - А почему развалилось?
  - Неизвестно.
  - У вас настоящая провинция. Никто ничего не знает и ничем не интересуется.
  - А что здесь интересного? Ничего.
  - А почему назвали Интерьером?
  - От бывшей столицы осталось много всяких предметов интерьера. Всевозможная мебель, посуда, одежда, разнообразные куклы.
  - Куклы?
  - Мы собирали их вместе за столом и рассаживали по местам.
  - Представляю себе этот банкет.
  Я рассмеялся.
  - Да, это зрелище любого могло обмануть. Все происходило, как в жизни. Только с нами. Мы затевали путешествия, шли в гости, совершали подвиги. Мы копировали жизнь, делали все, что душе угодно, события окружали нас, а куклы неизменно находились на своих местах. Мы праздновали вместе. Главное, все места должны были быть заполнены. Лишних мест не должно было быть.
  - Лишних мест? - сказала Дар.
  - Да. Все явления должны происходить без обмана. Мы оказывались в разных обстоятельствах, и нужно было распознать обман. Найти изъян. Иначе можно было в нем остаться.
  - А школу ты никогда не пробовал бросать? По-моему, это изрядный обман.
  - Пробовал.
  - Я тоже. У меня, понимаешь, нет никаких способностей к наукам. Но учусь я хорошо. У меня хорошие отметки.
  - Ты и не будешь никогда заниматься науками, - обнадежил я её.
  - Но ведь надо хорошо учиться, - возразила Дар. - Надо.
  - А сколько тебе годиков?
  - Это неважно. Мало еще. Послушай, совсем не видно огней, разве мы так далеко уплыли? Постой... мы же идём в другую сторону.
  - А ты только сейчас это заметила?
  А вдруг праздник начнется? Сам по себе, автоматически, без причин. От легендарного обмана. Как раньше.
  - Что ты задумал? Подожди. Подожди же! - Она схватила меня за руку. Её рука слегка дрожала. Она всматривалась мне в лицо. - Прекрати! - громко и жалобно воскликнула она, присев, и лицо её плаксиво исказилось.
  - Что?
  - Я боюсь... я... я... боюсь! - Дар попыталась освободить руку, но я не отпускал, и на её лице появился ужас, она сказала: - Перестань, куда мы идём, я боюсь! Я не знаю... - забормотала она. - Они мне говорили. Неужели это ты... нет, я не верю, этого не может быть... - Дар порывисто огляделась, вокруг был пустынный пляж и больше ничего, и Дар вдруг обмякла.
  - Дар, в чем дело? - сказал я. - Чего ты испугалась?
  - Нет, нет, ничего. - Она рассмеялась, но вид у неё был поникший. - Вот не представляла, что всё так будет. Я себе всё представляла по-другому.
  Я уже заметил невдалеке очертания большого строения, дома. Я решил воспользоваться привлекательной возможностью пощипать запасы приятеля Драмы.
  И заночевать там можно будет.
  - Ты меня боишься? - спросил я.
  - Не волнуйся, я уже в порядке. Ничего не происходит.
  - Кажется, мы пришли.
  Мы стояли перед огромным особняком.
  - Отпусти меня, - сказала Дар.
  - Я ничего не понимаю.
  Дар молчала, опустив голову, потом потянула руку, я не отпускал, она рванулась, вырвалась и понеслась с места. Помедлив, я пустился за ней.
  Дар бежала быстро и молча, и я не сразу её догнал. Дар повалилась на песок и стала молча отбиваться, я стиснул её, она, сопротивляясь, напряглась всем телом, изогнулась и замерла, глубоко вздохнув. Руки расслабленно вытянулись вдоль побежденного тела.
  Оно сопротивлялось само, без моего участия, будто боролось с тенью.
  Мы без сил лежали рядом. Я хотел помочь Дар встать, но она оттолкнула меня.
  - Это... это не ты!
  - Конечно, - сказал я, ухмыляясь. - Не я.
  Дар, глядя на меня, вдруг успокоилась. Перемена в её настроении произошла внезапно.
  - А что это за дом? - спросила Дар. - И так далеко от города.
  - Сейчас посмотрим.
  - Мне страшно, - предупредила Дар.
  Дом был не такой, как у Драмы.
  Я перелез через стену и во дворе отодвинул тяжёлые засовы средневекового вида.
  Дар, ожидавшая одна за воротами, быстро проскользнула вовнутрь и прижалась ко мне.
  Вокруг стояла тишина. Я толкнул входную дверь. Она неожиданно распахнулась.
  Дар немедленно отыскала мою руку. Темнота внезапно кончилась. Большой зал был призрачно освещён.
  Мы вздрогнули.
  С огромного, во всю стену, портрета смотрел Шедевр. Портрет был сделан мастерски, лицо Шедевра, несмотря на такое увеличение, было, как живое.
  Это впечатление усиливалось тонкой, едва уловимой усмешкой, замершей на его губах.
  - Кто это? - Дар перешла на шёпот.
  Я хотел сказать, но вместо этого шагнул вперёд. Во всём доме никого не было.
  Ни души. Все двери были отперты. Они готовы были распахнуться.
  Мы с Дар вошли в спальню. Посреди комнаты стояла большая кровать.
  Дар уселась на неё.
  - Иди сюда, - услышал я её голос. - Ничего не происходит.
  Голос был спокойный и сонный.
  Я сел рядом.
  - Спать хочу, - сказала Дар. Она опустила голову мне на грудь. - Ты что, не хочешь спать?
  - Хочу, - сказал я, и Дар, сонно помаргивая, принялась расстёгивать рубашку на мне.
  - Подожди, - сказал я и встал.
  Было очень тихо. Рядом Дар спокойно раздевалась.
  - Дар... - проговорил я.
  Она уже почти разделась и собиралась забраться под одеяло.
  Я взял её за плечи и встряхнул.
  Дар была совсем сонная. Она пожала плечами и сонно улыбнулась. Снова пожала плечами.
  Дар не протестовала, что я её крепко и, наверно, больно сжимаю. Только смотрела перед собой и сонно моргала, и в её томных глазах больше не вспыхивало ни огонька.
  Я повернулся к выходу и резко толкнул дверь.
  Но на лестнице никого не было. Я бросился вперёд, потому что во мне нарастала неизъяснимая радость.
  ...Я сидел на берегу океана ночью, и всё было, как во сне, и из воды выходила девушка, встряхивая волосами, её фигура была прекрасна на фоне фосфоресцирующих волн, она подошла, смеясь от восторга, и меня обдало свежестью, и я тоже засмеялся, хотя мне было совсем не смешно.
  Над головой, над развалом, висела луна и вовсю светила, а мы смеялись и не могли остановиться.
  
  
  
  Глава 3. Портрет
  
  
  
   Солнечный луч, желтый и слепящий, пробивался сквозь щель.
  Он медленно соскальзывает с большого комода, угрюмо замкнувшегося под толстым слоем пыли, ползет диверсантом к сломанным стульям, растянувшись, взбирается на старую софу, отслужившую, отжившую свой век.
  Когда я смотрю на луч, он замирает и упорно не желает ползти дальше. Глазам смотреть на луч больно.
  Пылинки роятся, посверкивая, в снопах солнца.
  Я отвожу взгляд и краем глаза улавливаю, как рыхлые желтые пятна тотчас, как по команде, тронулись и потянулись друг за другом в плавном круговом танце, обволакивая мелкие предметы и ярко выделяясь на ровных поверхностях, каких, впрочем, было немного.
  Чердак был огромный и весь был завален старыми вещами.
  Посередине, начинаясь от входа, пролегала тропинка между разными вещами, и видно было, что, когда вещи начинали оползать на тропинку, их отбрасывали в сторону, а те, что потяжелее, оттаскивали.
  Все это напоминало свалку, свалку забытую, никому не нужную.
  Крыша над головой накалилась, и было душно. Осматривая чердак, я вымазался, как трубочист, потому что пыль лежала плотным ковром на всем, и клубы ее взмывали от каждого движения, и я яростно чихал, поднимая новое облако.
  Шоколадной куклы не было. Я оставил ее здесь, в старом холодильнике.
  Он тоже исчез.
  Я задумчиво посидел, глядя по сторонам, и услышал короткий резкий свист.
  Лагуна стоял внизу, крутя задранной головой, потому что солнце било ему в глаза, и собирался свистнуть по-настоящему, в чем равных ему не было.
  Он явно обрадовался.
  - Привет! - заорал он. - Наконец!
  - Поднимайся, - сказал я ему сверху.
  Лагуна быстро вскарабкался по лестнице. Лестница задрожала.
  Он смотрел на меня, как на марсианина, и мне было смешно.
  - Что? - сказал я.
  - Ты где был? - сказал он. - Сын исчез, и все вдруг стали немые и глухие. Я подумал, что ты ученик. А что ты здесь делаешь? - спросил он, озираясь. Любил Лагуна, чтобы было изобилие, чтобы всего было навалом. - Что за гротеск? - Он заметил барабан.
  У него была страсть к музыкальным инструментам при полном отсутствии слуха.
  Барабан ему подходил.
  - Я ищу деликатес.
  - Нашел?
  - Нет.
  - Найдешь! - Он не сводил глаз с барабана. - Да! - Лагуна оживился. - Знаешь, кого я встретил? Нет? Это конец света. Шедевра!
  - Честно?
  - Точно! Смотрю - идет! Все спрятались, увидев его. Он шорох наведет в нашем гербарии...
  - Возможно, - сказал я.
  Шедевр был гигантом, настоящим колоссом, которых, подобно животному и растительному миру, рождает щедрая на всякие диковинки природа в здешних краях.
  Образ Шедевра не поддавался сравнениям, его гороподобность сразу же подавляла, глушила все чувства, кроме созерцательного восторга.
  Повидать его нам надо.
  Мы в былые времена составляли компанию, наводящую ужас на окрестности - так сказать, окрестные племена.
  Вернее, ужас наводил Шедевр, молодой, свежий, и весил он как буйвол, имел рост с пальму, и был тощим, поджарым, как гепард, но уже с врождёнными повадками хищника, медлительный, с тяжёлым взглядом в упор, глаза у него всегда полузакрыты, а челюсть выпирает вперёд, как выдвижной ящик в шкафу.
  Мы устраивали много веселых праздников, и впереди нас ждали большие события, но Шедевр пропал.
  Увидеть друга я буду рад. Лагуна знал это и сказал:
  - Он сегодня на пляже будет. А потом мы пойдём в Стереотип.
  Я вдруг обратил внимание на руки Лагуны.
  - Что это?
  Он посмотрел на свои могучие кулаки.
  - В тот вечер, когда ты исчез, я затеял потеху. Подождал тебя здесь, всем было очень весело, мне ждать тебя надоело, у стены стояла компания лгунов, я даже не вглядывался, свои, чужие, как подошёл, как врезал одному, и пошло. Всех положил, сижу, любуюсь, девчонки - визг. Подвалило ещё, уложил и их и исчез поскорей.
  - Почему?
  - А все стекались посмотреть.
  - Значит, никого не разглядел?
  - Нет, - сказал Лагуна беззаботно, - темно было.
  Мы сидели и болтали ногами. Отсюда сверху был виден кусок пустой улицы, обширные участки крыш среди буйной зелени, залитые солнцем, и узкая полоска океана, сизая, далёкая, призрачная, как мираж.
  Лагуна поглядывал на меня. Ему хотелось знать, где я был ночью, но я молчал.
  Мне не хотелось говорить. Раньше мы свободно общались, но теперь я интуитивно чувствовал, что лучше молчать.
  Что я мог сказать? Я вспомнил Дар, вспомнил её и захотел увидеть ее.
  Это было неожиданное желание. Я поразмыслил. Идти куда-либо мне было лень.
  Я привык к полдню, когда никого нет.
  В этой пустынности было что-то захватывающее - будто исчезло всё, и ты - один.
  Совсем один.
  Мы спустились вниз и пообедали с Лагуной на террасе. Мы ели жёсткие, как подошва, отбивные котлеты, и запивали их манговым соком.
  Я ел мало, вяло жевал и думал, что делать со школой.
  Школу нужно было кончать, а для этого требовалось грызть гранит науки. Мне этого делать ужасно не хотелось.
  Хорошо всем, уже отучились, отмучились. Одни мы с Лагуной остались.
  Но с бродяги какой спрос, а мать то прямо говорила об учебе, то заводила долгие разговоры, что скоро я стану самостоятельным человеком, и в таких случаях я применял испытанное и не дающее сбоев старомодное средство защиты - проявлял свою сыновнюю отзывчивость, и мать сразу оттаивала, понимая меня, ведь интерес теперь один - потребить, тем более, что она сама часто была не прочь кутнуть, блеснуть в том небольшом кругу, который образовался на побережье.
  Лагуна, пользуясь моментом, проглотил все котлеты и облизнулся. Он любил покушать.
  Он всегда, в любых условиях старался плотно покушать, но всегда оставался не то, чтобы тощим, но каким-то недокормленным, не соответствовал поглощаемому.
  Чтобы он хоть раз откинулся на спинку стула, похлопал себя по набитому животу и сказал 'стоп!', нет, Лагуна всегда хотел есть.
  Я попросил кухарку Экзотику принести ещё чего-нибудь.
  На столе появилась холодная рыба.
  Экзотика предложила подогреть рыбу, но Лагуна уже с готовностью облизнулся, не в силах сдерживаться, я поблагодарил Экзотику, сказав, что не стоит, и она ушла.
  Лагуна блеснул признательным глазом в мою сторону и, посерьёзнев, стал осматривать объект, вытягивая шею, выискивая уязвимое место.
  Рыба размером с кита гордо лежала всей тушей на белизне блюда.
  Лагуна ловко дёрнул ее за хвост, потянул плавник, как борец. Рыба продержалась недолго, проворно заработали челюсти, как мясорубка.
  Лагуна всегда жевал с туго, до отказа набитым ртом.
  Я задумчиво смотрел, как он расправляется с едой, потом поверх его головы увидел, как к нам по дорожке приближаются Клиент и Дар, оба в белом с ног до головы.
  Из-за поворота показалась еще одна девушка, она подпрыгивала на одной ноге, на ходу поправляя тапок, и догоняла Клиента и Дар. Видимо, она была с ними.
  Она тоже была в белом, только в талии была перетянута широким зеленым поясом.
  Клиент и Дар не ждали ее, но она догнала их и, сияя лучезарной улыбкой, взяла за руки, разделив.
  Я смотрел на них спокойно, и Лагуна, сидя спиной, ничего не заподозрил.
  Он входил в азарт. Я ему позавидовал.
  Сейчас, подумал я, они испортят ему аппетит. Ладно, не испортят, но помешают.
  Я встал, сказал поднявшему голову Лагуне 'сиди' и, обогнув террасу, пошел навстречу гостям.
  Лагуна обернулся, не увидел ничего интересного и вернулся к своему основному занятию.
  - Привет! - сказал Клиент. - Как жизнь?
  Из кармана у него высовывались космического вида очки.
  Девушки улыбались. Дар очень шли белые брюки и белая куртка.
  - Давайте присядем, - сказал я, поводя рукой, совсем как на приеме.
  - Здравствуй, - сказала Дар.
  - Рад тебя видеть, Дар, - сказал я и перевел вопросительный взгляд на ее подружку: - Вас также...
  - Маска, - представилась девушка с поясом медовым голосом и мягким движением, опустив подбородок на грудь, так что глаза весело смотрели исподлобья, откинувшись корпусом немного назад, протянула руку, словно для поцелуя. Рука была тонкая и светлая, с длинными хрупкими пальцами.
  Я осторожно, неохотно сжал их и отпустил. Я не любитель рукопожатий.
  Около беседки спал Воск. Мы разбудили его.
  Реликт поднял помятую морду, недовольно пыхнул, что его разбудили и, бурча, поспешил к забору и улегся там, упал и сразу уснул.
  Воск днём был самым равнодушным существом на свете, если его, конечно, не злить.
  - Какая прелесть! - сказала Маска.
  Мы все посмотрели на спящего Воска.
  - Как его зовут? - спросила Маска. - Постойте, я угадаю. Она назвала несколько животных и птиц, и я улыбнулся.
  - Воск. Просто Воск.
  Маска обворожительно улыбнулась мне и звонко крикнула:
  - Воск!
  Да, подумал я, он услышит.
  К моему удивлению, Воск заворочался, перебирая лапами, как велосипедист, и открыл один глаз.
  - Воск! - кричала Маска. - Ко мне!
  Я даже подумал, что Воск и вправду прискачет - как бы это не вошло у него в привычку - но он оказался воспитанным носорогом - происхождение обязывало - перебросил лапы на другую сторону и захрапел на левом боку, дав отдых правому.
  - Какая прелесть! - снова сказала Маска, тоном пониже.
  Дар и Клиент уже сидели в беседке.
  - Чем занимаетесь? - спросил я, усевшись напротив.
  - Идём охотиться, - сказал Клиент. - Пошли с нами.
  - На кого охотиться? - спросил я.
  - Подводная охота, - пояснила Маска.
  - Мы всё приготовили, - сказал Клиент.
  Маска уселась рядом со мной. У неё были прекрасные золотистые волосы и хорошенькое лицо, словно сошедшее с рекламного проспекта.
  Она была в тонкой майке, рисунок которой мягко искажался рельефом груди.
  - Поедем к маяку, - сказал Клиент. - Там хорошо.
  - У скал?
  - Да. Там сразу глубоко.
  - Шик... - сказал я.
  - В чем дело? - с весёлым интересом воскликнула Дар.
  - Вы не знаете? - сказал Клиент.
  - Откуда? - лукаво сказала Дар.
  - Что? - сказала Маска. Голос у неё был детский. Она и казалась ребёнком, но её формы и глаза говорили о другом.
  - Как Инкогнито угодил в бассейн с декоративными аквариумными рыбками, - сказал Клиент и захлопнул свой рот, поймав мой взгляд.
  - Секрет! - разочарованно сказала Дар. - Как обычно.
  - Бассейн нашли? - спросила Маска. - Это так опасно - декорации.
  - Нет, его не нашли, - сказал я.
  - Как? - спросила Маска. - Я думала, что аквариум - это верный сюжет.
  - Вероятно, это были безопасные мурены, - сказал Клиент.
  - Ладно, - сказал я, и они больше не говорили об этом.
  Я действительно попадал в бассейн с красивыми рыбами, и это был сюжет.
  - Вы не уехали? - спросил я дружелюбно у Дар. - Вам понравилось?
  - Я осталась, - сказала Дар. - На смену тем бездельникам у меня чудный друг.
  Маска улыбнулась. У неё была хорошая улыбка, от уголков глаз разбегались тёплые лучики.
  - Твои друзья уехали? - спросил я у Клиента.
  - Да, - сказал он. - Вчера. Идём, - сказал Клиент, вставая. - К завтраку поспеем на место.
  Я тоже встал.
  - Знаете, - сказал я, - я не могу.
  - Вы серьёзно? - спросила Маска, глядя снизу вверх.
  Она продолжала сидеть.
  - Сейчас - никак.
  - Жаль... - огорчился Клиент. - Я плохо знаю место.
  Мы пошли по дорожке.
  - А может, передумаете? - спросила Дар.
  Маска с надеждой посмотрела на меня.
  Я помолчал, потом посмотрел на девушек и рассмеялся.
  - Нет, - сказал я. - Клиент, сходите к Витамину. Он отлично знает места.
  - Да, я так и сделаю, - сказал Клиент.
  - Он будет без ума от счастья. Вы ведь на машине?
  - Да.
  - Витамин наверняка согласится. Он прекрасно ориентируется.
  Воск почуял, что гости уходят, и немедленно потащился к нам.
  Он считал это своей обязанностью - провожать гостей. Приветствовать их он считал необязательным.
  Кентавр с серьёзной мордой шёл возле моего колена, потом отделился, приблизился к клумбе, твердокаменно встал напротив нее и чихнул. Несмотря на происхождение.
  - Остановите его! - воскликнула Дар. - Такие прекрасные цветы!
  Я улыбнулся. Воск снова присоединился к нам.
  - Впрочем, мы сегодня можем еще увидеться, - сказал я.
  - Куда-то идешь? - догадался Клиент.
  - Да, - сказал я. - Мы будем вечером в Стереотипе. Приходите.
  Девушки улыбнулись. Они были очень милы.
  Маска наклонилась и погладила Воска. Привратник был озадачен этой проделкой, но стерпел.
  - Хороший филин! - сказала Маска.
  - Любите животных? - спросил я.
  - Да, - сказала Маска. - Они такие милые.
  Клиент посмотрел на страшилище Воска и усмехнулся.
  - Пока, - сказал он.
  - До свидания, - сказали девушки.
  - Удачной охоты, - сказал я.
  Воск отрывисто ухнул.
  Девушки засмеялись. Я смотрел, как они усаживаются на нагретые сидения, и кабриолет без звука покатил, только колеса зашуршали.
  Воск еще раз возмущенно ухнул, а потом потерял ко всему всякий интерес.
  Я повернулся и пошел на террасу.
  Там никого не было. Блюдо было чистым.
  Я подумал, что Лагуна ушел.
  Но, зайдя за террасу, я нашел его младенчески мирно спящим в гамаке.
  Лицо у него было такое сентиментальное, что я не решился его будить. Будто колыбельную песню над ним ворковали. Жаль было портить человеку такой сон. Я уважал сон.
  Я залез в соседний гамак, раскачался. Гамак тихо качался, и я задремал, а Воск засопел, устраиваясь подо мной. Я его согнал. Пусть идет в другое место.
  Буду вставать, обязательно наступлю.
  Я заснул, и сколько проспал, неизвестно, и разбудило меня ворчание подо мной.
  Это Воск опять забрался под гамак. Он настороженно смотрел в сторону парадного входа и грозно рычал.
  Наверно, к матери кто-то приехал. Я спустил руку вниз и нашел густую шерсть.
  Я провел рукой по Воску, поглаживая его, и чувствуя, как в нем что-то клокочет и успокаивается.
  Я лежал в гамаке и смотрел вверх, раскачиваясь.
  Лагуна спал.
  Я вспомнил про Шедевра и подумал, что надо уже, наверно, идти, выкарабкался из сетки и потряс Лагуну за плечо.
  Разбудить его непросто, и пришлось раскачать гамак, но и это не подействовало, и понадобилось засунуть руки под гамак и вывалить гедониста на землю.
  Он упал и проснулся.
  - Что?
  - Просыпайся, - сказал я. - Пора, наверно.
  Лагуна сел и протер глаза.
  - Да, - сказал он. - Пошли.
  Еще издали, идя по пляжу, я заметил большой раскинутый зонт.
  Когда мы приблизились, оказалось, что под зонтом в изящной позе - руки сзади, одна нога вытянута, другая полусогнута - разлеглась девица ослепительной красоты.
  Она смерила нас коротким надменным взглядом, будто лучом обожгла.
  - Шок, - сказал я.
  - Да, - сказал Лагуна, облизнув губы.
  - Здравствуйте, девушка, - сказал я вежливо.
  Она не шевельнулась. Столичная модель. Какие линии! Какой профиль!
  Я присел напротив девушки.
  - Добрый день.
  Глаза девушки, удлиненные, огромные, как озера, расширились от такого наглого приставания. Красивее женщины я не видел.
  - Вы прекрасны, - сказал я, - как... Лагуна, подскажи!
  - Как... сон, - сказал Лагуна застенчиво, присаживаясь рядом со мной. - Как...
  Я испугался, что он подыщет для сравнения что-нибудь гастрономическое.
  На ее губах возникла высокомерная улыбка, она презрительно повела плечом.
  Ее купальный костюм был восхитителен, ее смехотворное бикини вполне могло сойти за мужской галстук, а пышная, роскошная грудь, казавшаяся еще роскошнее из-за гибкого и тонкого тела, свободно охватывалась двумя узкими полосками материи, каждая из которых напоминала нарождающуюся луну.
  Женщина продолжала сохранять все ту же непринуждённую позу, не проронив ни слова, а мы с Лагуной, как любители сладостей в кондитерском магазине, откровенно созерцали такое чудо, словно шедевр в музее, да это и был шедевр человеческого тела, и женщина откинула голову, коротко рассмеялась низким грудным смехом и, вернув голову в изначальное положение, выразительно посмотрела поверх наших голов.
  - Оглянитесь, дураки, - сказала она, будто по голове нас погладив. В ее голосе прозвучало скрытое торжество.
  Мы с Лагуной потупили взгляды, будто споткнулись, затаив веселье, одинаковыми движениями повернулись.
  Из волн выходил Шедевр, такой знакомый и словно чужой.
  До чего он огромный, издали казалось, что из воды выходит морское чудовище, двуногое, прямостоящее.
  Гигант неторопливо шел к нам, с горделивой осанкой, и могучие, звериные мышцы ходуном ходили под гладкой кожей при малейшем движении.
  Он еще больше вырос.
  Мы с Лагуной глядели на него во все глаза, потом вспомнили про женщину и продолжили игру: панически переглянулись, испуганно заоглядывались, сделав вид, что от страха приросли к земле, наши ноги отнялись, а Шедевр приближался, надвигаясь всей массой, поражая зрелищем громоздящихся, как завал в горах, мышц, их перекатывающимся изобилием.
  Да, Шедевр со своей внешностью затмил бы всех профессиональных атлетов, но ему не нужна иллюзия, он силен по-настоящему, могуч, как динозавр, и быстр - этакий несокрушимый таран.
  Он подходил, в упор глядя на нас своим тяжелым взглядом, и я сделал незаметное движение.
  Он не понял, в чем дело, но то, что вести себя следует не так, как обычно, он понял.
  Мы стали друзьями, потому что понимали друг друга идеально.
  - Что здесь происходит? - грозно пророкотал он. Вот это голос у него появился.
  - Шок! - сказал Лагуна, стараясь, чтоб вышло пожалобней. - Мы не знали, мы не хотели...
  Женщина удовлетворенно засмеялась. Тогда я сказал:
  - Мы вовсе не хотели приставать к вашей девушке. Мы, - я выдержал паузу, - нечаянно.
  - Значит, вы пробовали приставать? - Шедевр сощурился, играя бровями над переносицей. Он был похож на античного персонажа. Громовержец.
  - Роза! Они оскорбили тебя?
  - Еще бы они смели! - сказала женщина ангельским голосом. - Но вели эти дикари себя нагло.
  - В самом деле? - рявкнул Шедевр, оглушив нас. - Это вам даром не пройдет.
  - В самом деле! - заорали и мы с Лагуной, подпрыгнули, состроили зверские лица и бросились на гиганта.
  Женщина, пораженная, даже изменила позу.
  Я обхватил одну ногу, Лагуна - другую, и мы стали тянуть их в разные стороны.
  Шедевр застыл, и мы непродуктивно замолотили ногами по песку, но ничего не могли сделать, а потом он притворился, что ослаб, подался назад и сел, а мы накинулись на него, свирепо фыркая.
  Вскоре и он истошно орал, сдаваясь, так как боялся щекотки, а мне даже неловко стало перед небом за такой его рев.
  - Шедевр! - кричал Лагуна и молотил его по груди от избытка чувств, и я тоже хлопал, что было сил, по плечу, и говорил от радости что-то невероятное.
  Потом мы успокоились.
  - Как же я рад тебя видеть! - сказал я громко и, прыгнув, ударил Шедевра по плечу. Он с улыбкой закивал.
  - А я! - заорал неотесанный Лагуна. Нормально говорить он не мог. - Это я как рад! - И он стукнул Шедевра по второму плечу.
  Тот склонил челюсть в другую сторону и тоже закивал, и эта челюсть у него была, как выдвижной ящик, и весь он, целиком, с руками и ногами, был наш Шедевр.
  Его подруга уже все поняла и тоже улыбалась нам.
  - Познакомьтесь, - сказал Шедевр. - Роза, самая красивая женщина в мире.
  Мы заулыбались и закивали, потому что это было похоже на правду.
  - Обманщики! - сказала Роза. - Вы провели меня.
  Лагуна надулся, как бы говоря 'конечно!', а Шедевр расхохотался.
  - Какой же ты все-таки огромный, Шедевр! - сказал я. - Ты сам не знаешь, какой ты огромный!
  Шедевр снисходительно склонил голову и провел рукой по коротким волосам.
  - А мы с Розой решили прогуляться к местам моего детства, - сказал он. - Море здесь, вы сами знаете, и пляж...
  - Значит, ты скоро уедешь? - с досадой спросил Лагуна.
  Шедевр развел огромными руками.
  - Отдых!
  - Надолго?
  Шедевр рассмеялся. Смех был ему к лицу. Как добрый герой.
  - Еще день? Так, Роза?
  - Пожалуй, - сказала женщина.
  Я подумал, что она или кинозвезда, или победительница конкурса красоты.
  - Что будем делать? - спросил Лагуна, довольный.
  Взгляд Шедевра поблуждал и остановился на Розе.
  На его немой вопрос она лишь едва заметно повела плечами и зафиксировала на нем свои красивые немигающие глаза.
  - Куда мы пойдем? - спросил Шедевр.
  - Хорошо... - сказал Лагуна, поднимая глаза к небу. - Мы предлагаем Стереотип.
  - Стереотип? - сказал Шедевр озадаченно.
  - Ты не знаешь, - сказал Лагуна. - Это новый кабак.
  Шедевр вновь вопросительно посмотрел на свою подругу. Она поморщилась.
  - Давай позже, - сказала она. - Сейчас здесь так хорошо.
  Шедевр нерешительно переступил с ноги на ногу и сказал нам:
  - А может, в самом деле, позже? Или, знаете что, оставайтесь с нами. Поныряем, подогоняем друг друга.
  Мы с Лагуной переглянулись, и я сказал:
  - Мы будем вас ждать в Стереотипе вечером, ладно?
  - Ладно, - сказал Шедевр, - но я найду этот кабак?
  Я хотел сказать, что мы можем подойти вечером к ним и потом отправиться вместе, но Лагуна сказал:
  - Ты найдешь. - Он показал вдоль берега, в сторону трущоб.
  Там, в дрожащем мареве, действительно можно было разглядеть что-то высокое, далекое, темнеющее на фоне песка.
  - Вижу! - сказал Шедевр, вытягивая богатырскую руку и поднося ладонь к глазам козырьком. - Высоко!
  - Ветер качает! - сказал Лагуна. - Как в шторм.
  Мы попрощались и пошли в город. Я один раз оглянулся.
  На пляже лежал арбуз, разрезанный продавцом Патроном, очередным нашим одноклассником, нашедшему свое применение, на части, как расколотый панцирь, сверкающие своим нутром.
  - Зачем? - недовольно предъявил претензии Лагуна, натура цельная.
  - Для удобства, - угодливо сказал Патрон.
  - Для удобства я хочу сам выбрать. Проверить свою интуицию, а ты мне сразу даешь ответ! Нет свободы!
  У меня дома в саду сидели Календарь с Очаг.
  Они ждали меня и дразнили Воска. Мать сказала им, что не знает, где я, и предложила подождать.
  Они остались. Воск хватал Календаря за ногу. Они были хорошо знакомы.
  Очаг смеялась, и Воск резко, оглушительно хохотал, и кухарка вышла посмотреть, что с ним.
  Увидев нас, Воск побежал к нам.
  - Привет, - сказал Календарь и пожал каждому из нас руку своей твердой ладонью.
  Очаг просто улыбнулась. Лагуна рядом растаял. Он так заулыбался, что мне неудобно стало. Когда человек влюбляется, он глупеет на глазах.
  - Зайдете в дом? - Я посмотрел на Очаг.
  - Давайте здесь посидим... - сказала она, неуверенно улыбаясь. Она была в общем приятной девушкой.
  Мы пошли в беседку, и Воск потащился за нами. Ему хотелось играться.
  - Как звезды? - спросил я. - Мигают? Флиртуют?
  - Они нам больше не мигают, - сказал Календарь.
  - Что случилось?
  - Пакуем вещи.
  Это было новостью. Очаг грустно улыбнулась.
  - Почему? - спросил Лагуна обиженно.
  - На побережье будет строительство бесплатного города с торговым театром, - сказал Календарь. - Вы, наверно, знаете.
  - Да, - сказал я. - Я слышал уже.
  - Я тоже, - сказал Лагуна. - Мне говорили.
  - Все хотят перемен. Когда приедет новый рацион, - сказал Календарь.
  Он потянулся, заложив переплетенные пальцы за затылок, и зевнул, надувая шею. Он легко, мечтательно улыбался, глядя вверх, на пеструю зелень.
  - Ты не жалеешь? - спросил я.
  - Что? - Календарь резко выдохнул и захлопал глазами. - Мы мешаем искусству. Новым свершениям. Мы в горы уходим. В разреженные атмосферы. Наблюдение за звездами сплошной праздник. Никакой работы.
  - А где - в горах?
  - Возле трущоб.
  - Ясно.
  - По пляжу я буду плакать. Это не пляж, а сказка.
  - Да... - сказал я.
  Очаг молчала. Лагуна тоже молчал.
  - Может, вы есть хотите? - вежливо предложил я. - Или пить?
  - Нет, - сказала Очаг. - Мы... - она быстро посмотрела на Календаря, - не хотим. Мы ели.
  - Да, мы ели, - сказал Календарь.
  Я молчал, раздумывая. Все тоже молчали, как воды в рот набрали. Странные люди, подумал я. Что за люди.
  - Лагуна, - сказал я, - может, присоединимся к Клиенту? Все вместе.
  - В жару? Пешком? Нет.
  Ладно, подумал я, тогда я все сказал. Воск двигал мордой, гоня насекомых. Он равнодушно скользил взглядом желтых глаз, трогательно шевеля бровями, по лицам гостей.
  Если бы они выразили желание уйти, я бы не стал их удерживать. Календарь словно угадал мои мысли.
  Он встал, нерешительно посмотрел на меня, на Очаг.
  - Мы пойдем, наверное.
  - Вы куда? - спросил Лагуна.
  - На станцию, - сказал Календарь. - Мы должны погрузить снаряжение для альпинистов. Нам надо собрать мусор.
  - Мусор?
  - Нельзя оставлять мусор.
  - Телескоп вы берете? - пошутил я.
  - Верно, - улыбнулся Календарь. - Я обязательно возьму телескоп.
  - Когда вы уезжаете? - спросил я.
  - Когда? - озадаченно сказал Календарь. - Я сказал тебе, мы готовы. - Он подумал. - Завтра.
  Он говорил неуверенно.
  - Ладно, - сказал я. - Пока. Я, если вы не против, зайду к вам. Попрощаться.
  - Прекрасно! - заулыбался Календарь. - Конечно! Ты приходи обязательно.
  На Очаг и Лагуну я не смотрел.
  У себя в комнате я не стал включать музыку, чтобы не уснуть, как всегда, а взял толстую книгу и стал читать.
  Но сегодня меня надолго не хватило.
  Я отложил фолиант и задумался. Матери не слышно, или отдыхает, или укатила куда-нибудь.
  Она немного обиделась, что я не был дома в тот вечер, когда она устраивала прием. Она дулась некоторое время и сказала, что я еще пожалею.
  Я поинтересовался, почему это я пожалею. 'Пожалеешь, - сказала мать. - Чудесные девушки на празднике были'.
  Мир вращается вокруг девушек. С ними поговорить не о чем.
  Потом я подумал, что хотел сходить в джунгли за большой скороваркой.
  Когда я узнал о ней, я просто места себе не находил. Я так хотел поймать природную скороварку. Она мне мерещиться стала.
  Потом мы с Лагуной ее высматривали, устраивали засады, но все впустую.
  Позже мы решили идти искать гнездо, и я немного остыл. Но все равно, я очень хотел поймать большую скороварку.
  Я стал думать, с кем пойти. Лагуна деморализован.
  Я мысленно перебрал всех знакомых и вздохнул.
  У скал, под беспощадным солнцем, разместили свой лагерь Клиент с девушками.
  Поеду к ним, решил я. Я замер, предвкушая удовольствие, которое меня ожидало.
  Поныряю, подумал, я. Я так люблю нырять в эти океанские пропасти. Я потянулся.
  За окном послышался грозный смех, а потом голос сказал: 'Пошел вон, фарс!', и в проеме раскрытого окна моей комнаты вырос Лагуна.
  Я растерялся от неожиданности.
  - Что? - спросил он подозрительно, глядя на мое лицо.
  - Ничего.
  Лагуна мрачно смотрел на меня исподлобья.
  - Что случилось? - спросил я обеспокоенно.
  Он молчал.
  - Что делает Очаг? - прямо спросил я.
  - Неважно! - сказал Лагуна. - Астрономы ничего не делают.
  - Ты им помоги, - ехидно сказал я.
  - Я им мешаю.
  - Забудь, - сказал я. - Отпразднуем событие.
  - Повод? - спросил Лагуна.
  - Увидишь... - сказал я загадочно.
  Мы пошли в гостиную. В ней царила прохладная полутьма. Пожалуй, даже было зябко как-то.
  Я достал из бара набор Пари.
  - Оценка? - сказал я Лагуне.
  - Блеск! - сказал он с уважением.
  Королевский набор был подарен недавно матери одним джентльменом безукоризненных манер.
  Мы вернулись в мою комнату, захватив фужеры, и разлили зеленоватую жидкость, ароматную и прозрачную, как водичка. Потом столкнули фужеры и выпили.
  - Шик! - сказал Лагуна, выдыхая. - Но... - он поискал глазами. - Закуска где?
  - Сейчас будет закуска, - сказал я.
  Лагуна взял в руки бутылку и стал разглядывать микстуру на свет, щуря один глаз, потом, как неграмотный, принялся шевелить губами, читая на этикетке, как таинственные письмена, содержащие некую премудрость.
  Я сбегал на кухню и приволок большой окорок в глубокой тарелке.
  - Прекрасно, - сказал Лагуна, становясь спокойным и сосредоточенным. - Закусим.
  Я вздохнул.
  - Слушай, Лагуна, ты есть собрался?
  Лагуна воззрился на меня.
  - Что здесь кушать?
  - Ладно, - сказал я и стал разрезать окорок на части.
  - Все будет в порядке, - заверил меня Лагуна, выставив вперед ладонь.
  Мы выпили.
  - Очаг уезжает, - сказал Лагуна. - Ты знаешь.
  - Знаю, - сказал я.
  - Уезжает, - повторил Лагуна, уныло глянув на руки.
  - Слушай, - сказал я и спросил то, чего обычно никогда не спрашиваю: - Что у тебя с ней происходит?
  Лагуна уставился на меня.
  - Ты хочешь знать? - спросил он, глядя из-под круглых бровей. - Правда, хочешь?
  - Да, - сказал я. - Если я спросил.
  - Наверно, я влюбился, - заявил Лагуна. - Знаешь, сижу с ней и... коснуться боюсь... так это необычно... знаешь...
  - Не плачь, - сказал я тоном, который не обидел Лагуну. Он успокоился и сказал:
  - Извини, не буду.
  - Разберешься, - сказал я. - Я тебя понял.
  - Забудем про это, - сказал Лагуна.
  Я не понял, о чем он говорит, но не спрашивал. Отношения влюбленных похожи на болото. Любой увязнет.
  Лагуна принялся интенсивно поедать окорок. Окорок таял. Я ел немного, и чувствовал, что опьянел. Исчез барьер, и я стал другим.
  - Хватит жрать, вождь гарнира, - сказал я.
  - Почему? - сказал Лагуна.
  - Вперед. - Я протянул фужер Лагуне. - Держи.
  Мы выпили.
  - Прекрасно, - заключил я. - Пошли!
  - Куда? - спросил Лагуна невнятно, с набитым ртом.
  - Проведаем Клиента с девчонками. Вдруг они попадут в бассейн...
  Я потащил Лагуну за руку. В другой он зажал кусок мяса.
  Мы выехали на самокате Оазис и на полной скорости с ужасным ревом промчались по улицам, чтобы все сони в своих постелях повскакивали после сиесты, потные их души.
  Лагуну проняло от сногсшибательного начала поездки, и он просветленно выругался, ничего не забыв, и в этом я узнал прежнего Лагуну. Ругаться он умел.
  Какой это обман, сок Пари, я почувствовал только когда выехал к океану.
  Я ощутил дикий восторг, и дикую мощь, и так быстро ехал на ультрасовременном самокате, что только песок летел.
  Я вылетел на влажную полосу берега рядом с водой, и пошел по ней, стараясь не вильнуть в океан, а Лагуна сзади от переполнявших его эмоций чуть не придушил меня, и свежий ветер туго бил в лицо.
  Голосистый Лагуна орал, а может, пел, размахивая окороком, и бил меня по спине, а я, расправив плечи, уверенно смотрел вперед, и влажный песок разбрасывался из-под колес, а сзади оставался пахотный след, и иногда пляж переворачивался в глазах вверх ногами и, помедлив, нехотя разворачивался то ли на голову, то ли наоборот, я уже не разбирал.
  Я правил к месту, про которое говорил Клиент, и доехали мы до него очень быстро, спрыгнули, бросив самокат, который замер, крутя передним колесом.
  Мы с Лагуной, обнявшись, пошли по песку неверным шагом, утопая в нем по голень, громко распевая известную душевную песенку.
  Я орал, и он орал, я выкрикнул единственную внятную строчку, Лагуна рядом надрывался, и я победоносно допел концовку, на одном дыхании, и мы с ходу начали другую песню, но охрипли, остановились и отпустили друг друга.
  Лагуна, оглядев дикие места подле нас, произнес предлинную фразу, и такую, что волны приостановили свой бег.
  Лагуна подумал и выразился в том смысле, что вспомнил прошлое этих мест и их безгрешных обитателей до мелового периода.
  Вокруг осуждающе застыли скалы. Волны били об них, и с шипением, и с клокотанием выбирались из разъеденных ими же каменных ходов и извилистостей.
  - Гляди, - сказал Лагуна, - сирена.
  'Сирена' сидела на плоской скале и смотрела на нас. Безмолвно.
  - Держи ее! - сказал Лагуна крепнущим голосом. - Окружай! Вот это улов!
  - Ребята, что с вами?
  Голос был человеческий, испуганно-дрожащий, и был удивительно похож на голос Дар.
  - Тюлень! - сказал я Лагуне. - Это Дар!
  Лагуна постоял, покачиваясь на широко расставленных ногах, похлопал глазами и кротко сказал:
  - Замаскировалась... жаба.
  Я был пьян, пьянее Лагуны, но увидел, что лицо Дар гневно исказилось, она вскочила.
  Я промычал что-то извинительное, схватил Лагуну и потащил вдоль скал.
  Потом, выбившись из сил, решив, что хватит ему кататься на мне, уронил его на песок и упал рядом.
  Светило солнце. Я закрыл глаза, и сразу все закружилось. Я лежал с закрытыми глазами, и в голове все кружилось.
  Лагуна мирно сопел рядом и даже заснул, кажется.
  Глаза, во всяком случае, закрыты, и не шевелится. А что он сказал? Я и не помнил. Что за комплимент.
  Глядя, как все кружится - солнце в небе выписывало сверкающий кружочек - я отполз в тень и уснул, и спал недолго, но крепко, проснувшись от передвинувшегося солнца.
  Его лучи били прямо в меня, и лицо и шея у меня вспотели. Лагуна спал рядом, и лицо и шея у него тоже вспотели.
  Опьянение, такое сильное и внезапное, выветрилось, прошло так же быстро, как и наступило.
  Чувствовал я себя удивительно хорошо, и настроение было весёлым.
  Я посмотрел на Лагуну. Он лежал на боку и спал, как лев. Солнце ему не мешало.
  Я потрогал камень скалы, ухмыльнулся неизвестно чему и стал огибать скалы, разбрасывая ногами песок, засунув руки в карманы.
  В голове всё пело. Я поискал взглядом по сторонам, надеясь увидеть Дар.
  Но ее нигде не было.
  Я нашел между скал участок пляжа, на котором лежала одежда, видимо, Клиента и девушек.
  Я перешагнул через неё, зашёл в воду, сразу провалился по шею, набрал воздух всей грудью и нырнул.
  Дно здесь было недалеко, самое подходящее место для охоты.
  Правда, дальше спуск обрывается в прозрачную темноту - там очень большая глубина.
  Я плыл под водой, пока меня не потянуло, будто за волосы, наверх с неудержимой силой и не вытолкнуло из воды, как пробку.
  Берег был далеко. Вода была очень чистая, изображения предметов были чёткими, но из-за нагромождения камней и леса водорослей не было ничего видно, а охотники наверняка были там.
  Я нырял, пока не заметил, как блеснуло что-то белое, белизна человеческого тела.
  Я быстро поплыл туда, стараясь не потерять из виду перебирающие ноги в ластах.
  Это были ноги Клиента, он ещё был в маске.
  Мне смешно было смотреть, как он с грозным видом водит ружьём по сторонам и хищно выворачивает голову, и стекло на маске отливает тусклым водяным блеском.
  Он медленно шевелил ногами, между которыми двигались стаи рыб, и медленно подплывал к скале, подкрадываясь к чему-то за ней.
  На поясе у него болтался огромный тупой нож.
  Я подплывал со спины к нему ближе и ближе, пытаясь увидеть, кого же он намерен заарканить.
  Я всплыл над скалой и увидел: то была большая рыба Стимул, существо мирное и совсем невкусное.
  Клиента, вероятно, привлекли его размеры.
  Он вдохновенно уставил своё ружьё прямо в бок этой древней рыбе, вспотел, наверно, от волнения, и выстрелил, и Клиент умудрился промахнуться даже с такого расстояния.
  Но что за фарс? Из тела рыбы будто бамбук вырос, стрела прочно застряла, рыба ошалело дёрнула, рванулась, заизвивалась толстым могучим телом и потащила невезучего Клиента за собой, лениво, но упорно, и венец творения не знал, что ему делать, только воздух стал вырываться чаще и, крутясь, упруго взмывал вверх.
  Я тоже вынырнул, быстро отдышался и снова нырнул.
  Клиента с рыбой я не увидел, а увидел ту девушку, что была с ним утром, она нависала надо мной, слабо работая ногами. Вначале, с первого взгляда, мне показалось, что она обнажена совсем, но нет, это у нее такой купальный костюм был, современный, я не цвет имею в виду.
  Я помахал ей рукой, и она, улыбнувшись, насколько это было возможно в маске, тоже покрутила одной рукой. В другой было ружье.
  Из-за камней на своем трофее суматошно вынесся Клиент, он выглядел, как бирка, болтающаяся у чемодана.
  'Чемодан', судя по всему, начинал злиться, сделался подвижным, запах невидимого азарта немедленно притянул из глубины акул, и несколько штук, небольших, осторожных, плавали уже около, и за ними шли другие, их здесь масса.
  Клиент испуганно оглядывался на них и мотался за своей рыбой, не желая упускать добычу или жалея потерять стрелу, но страх победил, и он вытащил нож и стал суматошно бить и пилить шнур, но тот не поддавался, рыба сделала вираж, и Клиент прочесал спиной дно, крутясь, как попало.
  Я увидел, как от дна отделился чудовищный поплавок - тигровая акула, самая агрессивная и крупная, покачиваясь телом, будто вибрируя, она тронулась с места и описала плавный стремительный полукруг, пройдя между мной и девушкой.
  Воздух у меня кончался, я стал всплывать, и успел увидеть, что шнур не выдержал отчаянных ударов и царапаний по нему лезвием ножа, разъединился, рыба скрылась, а акулы за ней, будто увлечённые водоворотом.
  Рыба была, конечно, неплохая.
  Я вынырнул. На участке пляжа сидела Дар, обхватив руками колени.
  Из-за камней появился Витамин, прыгая то на одной, то на другой ноге, вытряхивая воду из ушей.
  Он приблизился к Дар и обнял ее. Она подняла голову, обернулась. Их губы слились в долгом поцелуе. Куда катится мир, подумал я.
  Обнявшись, они медленно переворачивались, как борцы, по песку, замирая при этом.
  Недотрога Нектар природу презирала. Её любимым занятием был одухотворённый просмотр рекламы, досадливо перебиваемой другими бесполезными передачами.
  Я снова нырнул.
  Прямо подо мной на дне сидел Клиент, ноги в разные стороны, и в полном недоумении осматривал ружьё, держа его за ствол. Стрела была целой.
  Девушка колебалась рядом, и волосы её струились.
  Я быстро и тихо соколом упал - на Клиента - и подтолкнул в спину, он покачнулся, резко разогнулся, чуть не опрокинувшись, и вспыльчиво схватился за нож.
  Я состроил ему гримасу, а девушке это понравилось, она оживилась, заулыбалась, что-то показывая, а потом ловко развернулась и величественно уплыла со своим ружьем, плавно взмахивая ногами в ластах. На секунду мне опять показалось, что она нагая, и я, оторвав взгляд, поплыл к берегу.
  У одежды сидела Дар и с тоской смотрела, как я выбираюсь из плещущейся между камнями воды.
  - Привет, Дар, - сказал я. - Что делаешь? Почему такая невеселая?
  - Сторожу одежду.
  Я не обратил внимания на её слова, потом подумал и недоуменно посмотрел на неё.
  - У тебя нет костюма? - спросил я.
  - Костюм! - сказала Дар.
  Я встал рядом. Потом нагнулся и взял её за плечи.
  - Девочка, что случилось? - Я чувствовал смутную вину. Сквозь туман я что-то помнил, что-то там Лагуна выпалил, но конкретно - нет. - Тебя обидел кто-то? - ласково спросил я.
  Дар брезгливо пошевелила плечиками.
  - Ты весь мокрый! - сказала она. - Не трогай меня.
  И вдруг я догадался, в чем дело.
  - Акула? Да?
  - Да, - сказала Дар. Она помолчала и продолжала: - Когда приехали и подошли к воде, меня даже передёрнуло. Боюсь.
  - Забудь про акул. Там их сейчас полно.
  - Правда?
  - Да, - соврал я.
  - Что делают пловцы?
  - Сражаются. Но силы неравные, - серьёзно сказал я, будто прислушиваясь.
  - А Маска? - воскликнула Дар. Она плохо понимала, что я шучу. - Что происходит с Маской?
  - Акулы берегут ее. От аквариума, - сказал я и подумал, как же сильно тогда Дар испугалась.
  Дар недоверчиво посмотрела на меня.
  - Ты шутишь?
  - Конечно! - сказал я и, нагнувшись, поцеловал её в лоб. - Глупенькая! Они давно нырнули?
  - Да, - сказала Дар. - Скоро должны выйти.
  - Подождём, - сказал я и упал на песок, который сразу облепил меня.
  - Я испекся, - раздался сверху голос. Я поднял голову и увидел Лагуну на скале.
  - Я испекся на этом солнце, - сообщил он и спокойно спрыгнул, как мне показалось, прямо на меня, я даже удивился, что он не попал.
  - Жарко, - сказал Лагуна. Он был совсем не сонный, но какой-то вялый и странный, со взлохмаченными волосами. - Привет, - бросил он Дар.
  Она окинула его холодным взглядом и не ответила. Он не обратил на это никакого внимания.
  - Надоело мне, - заявил он. - Мы сегодня напьемся. Устроим торнадо. Всех в трущобы. Я сегодня напьюсь. А если ты мой друг, то напьешься со мной. - Он уставился на меня. - Ты мне друг?
  - Конечно, - сказал я. - Мы сегодня мощно врежем!
  - Именно, - сказал он, заулыбался и вдруг нахмурился. - Что это? - суровым голосом вопросил он.
  - Где? - растерянно сказал я.
  - Здесь!
  - Что? - сказал я.
  - Развернись! - потребовал Лагуна.
  - Тебе голову напекло? - сказал я.
  Лагуна сзади задумчиво сопел.
  - Красивый рисунок.
  Дар мельком глянула на мою спину и сразу отвернулась.
  - В чем дело? - заорал я.
  - Пантера прыгнула.
  Жар бросился мне в голову. Я сразу успокоился, но мне было неловко, и я сказал грубовато:
  - Лагуна, надоел.
  - Ладно, - сказал Лагуна и сел рядом.
  Он посмотрел еще раз на мою спину, на меня, на Дар и вдруг, как школьница, покраснел. Я следил за ним краем глаза, и, видя, как он отчаянно краснеет, ткнул его кулаком в ребра. Частный детектив. Пантера... Я внезапно, ярко вспомнил свидание, и расслабленно откинулся на спину.
  На небе, как всегда, не было ни облачка, оно было чистое и синее.
  С моря донесся сильный всплеск, будто рыба хвостом хлестнула. Из воды выбирался Клиент, а за ним девушка.
  Клиент ругался, но тихо, чтобы девушка не слышала, дополз до кромки песка, попытался встать на длинные ласты и шлепнулся обратно в воду, упав на зад и подняв шум и брызги.
  Всегда Клиент был неловкий, слабый.
  С детства его задразнили. Лакированный, Клиент завидовал обшарпанному, как футбольный мяч, динамичному Лагуне. Неуклюжий он был почитатель, и робкий.
  Клиент от случайного замаха съеживался. Он не терпел окриков, попреков.
  Он расстраивался, что у любого действия есть неминуемые последствия.
  Наивный Клиент всегда чистосердечно во всем признавался, а в ответ получал одни нравоучения.
  Без разрешения он ничего не делал.
  Сейчас Клиент принципиально, с рвением изображал из себя гуляку, безрассудного, задиристого, постоянного посетителя кабаков, желая изо всех сил доказать посторонней публике обратную позицию, продемонстрировать свою новизну поводырю Абсурду, который был недоволен, что его подопечный, такой безвольный, вышел, слепец, из-под контроля.
  Он закрутился на месте, выкарабкиваясь на пляж. Лагуна с интересом следил за его пируэтами.
  - Самец!
  Девушка скинула ласты, как тапочки, обеими руками охватила мокрые волосы, покрутив головой с закрытыми глазами, прогнулась назад. Грудь напряглась и округлилась. Девушка, не меняя позы, сделала шаг вперед, открыла глаза и весело рассмеялась.
  На всем теле у нее застыли крупные капли.
  - Маска, - сказала Дар, - как охота?
  - Прелестно, - сказала Маска. - В воде такие большие рыбы! Одна потащила Клиента.
  - Да? - сказала Дар без интереса.
  - Да, - сказала Маска. - Клиент оседлал рыбу и прокатился. Клиент, правда, весело было?
  - Очень, - сказал Клиент. - Я лопнул со смеху. Неизгладимое впечатление.
  - Я правду сказала, - сказала Маска. - Клиент дело знает. - Она свесила сырые волосы, наклонив голову.
  Я смотрел на нее. Одно ухо оголилось. Оно было очень нежным, с розоватой мочкой. Маска посмотрела на меня своими задорными глазами.
  Лицо у нее еще было совсем детским, не до конца оформившимся, полным лукавой прелести.
  - А где вы оставили машину? - спросил я у Клиента.
  - Что? - спросил он, собирая все вещи. - Там. - Он показал рукой.
  - Ясно.
  Маска растянулась на песке рядом со мной, подставив тело солнцу.
  - Хотите загореть?
  Она, лежа на животе, повернула голову.
  - Хочу.
  - Напрасно, - сказал я.
  - Почему?
  - У вас хороший оттенок от природы. Вам не надо загорать. - Я провел пальцами по атласному плечу Маски. Ее глаза смеялись.
  - Вам не нравится шоколадная кожа? - спросила Маска.
  - Нравится, - сказал я. - Но кожа может сгореть и слезть.
  - Да, - сказала она и перевернулась на спину. - Это ужасно.
  - Вы будете загорать? - спросила Дар.
  Она оделась и стояла, глядя на нас. Клиент тоже оделся и держал все снаряжение, готовый идти.
  - Идемте! - сказал он. - Я проголодался зверски.
  - Вы идите, - расслабленным голосом сказала Маска. - Я останусь, полежу.
  - Маска, - сказала сострадательная Дар. - Перестань. Что ты будешь здесь лежать? Что за причуда?
  - Нет... - отозвалась Маска слабым голосом. - Неохота никуда идти...
  - До машины, - удрученно сказал Клиент. Он устал стоять со всеми вещами в руках.
  Маска ничего не сказала.
  - Мальчики, - сказала Дар, - возьмите ее за руки, за ноги, и донесите ее, я вас прошу, до машины.
  Лагуна, сидевший в тени под скалой, ухмыльнулся, но не пошевелился. Ему тоже было лень.
  - Маска, - сказала Дар, - пойдем! Пойдем.
  Девушка не отвечала.
  Я посмотрел на нее и сказал:
  - Я ее привезу.
  Клиент повернулся и пошел прочь, нагруженный, как верблюд. Дар посмотрела ему вслед, потом на нас, на меня.
  Я утомленно прикрыл глаза. Дар молча ушла вслед за Клиентом. Обиделась.
  Лагуна, кряхтя, встал, долго отряхивался звучными шлепками, осматривая одежду со всех сторон.
  - Я с ними поеду, - сказал он. - Не забудь про вечер.
  Мы остались одни, и я это остро почувствовал.
  Дар, наверно, здорово разозлилась. Преподнес я сюрприз. Даже не сказала ничего. Я покосился.
  Маска, казалось, уснула. Я заложил руки за голову и стал смотреть вверх.
  - Уехали? - тихо вдруг спросила Маска, не открывая глаз.
  - Да, уехали, - сказал я.
  Маска немедленно напряглась и села.
  - Надоели, - сказала она беззлобно, сердито надув губки. - Опекают, как ребенка.
  - А вы не ребенок?
  Маска посмотрела на меня и улыбнулась.
  - Не знаю, - сказала она. - А вы?
  Я подумал.
  - Я был ребенком.
  - А теперь?
  - Тоже не знаю.
  - А тут еще так хорошо. - Маска медленно огляделась. - Я совсем размякла. Какие вы счастливые здесь.
  - Да, - сказал я, подумав: 'А что дальше?' Маска была близко, совсем близко, и ничего не стоило протянуть руку и обнять ее, но я пока не хотел этого делать.
  У нее был такой восторженный взгляд, так самозабвенно вбирающий в себя всю красоту послеполуденного неба и океана, что мне не хотелось, чтобы он изменился.
  А он бы изменился, это точно.
  Наверно, она бы недоуменно посмотрела на меня, или отпрянула бы, или испугалась бы такой опеки. А может, осталась бы спокойной.
  Кто его знает, никогда не угадаешь наперед реакцию девушки.
  Первую реакцию, во всяком случае. Впрочем, в этом есть своя прелесть.
  - Что вы задумались? - спросила Маска. - Скучаете?
  - Нет, - сказал я.
  - Знаете, когда они уходили, я так хотела спать, просто ужас, а теперь не хочу.
  - Хотите, я вам покажу пещеру?
  - Идемте. - Глаза у девушки загорелись.
  Из песка торчали острые рассыпчатые скалы, их нагромождения уходили вверх.
  - Куда дальше? - спросила Маска.
  - Вход в пещеру с моря.
  - Нам надо заходить в воду?
  - Да.
  - А там красиво? - спросила Маска.
  - Увидите, - сказал я. - Не хочется мокнуть?
  - Нет, - сказала Маска.
  - Плывите за мной.
  Мы осторожно, оступаясь, зашли по камням в воду и тихо поплыли, огибая скалистую стену, несколько накренившуюся над водой.
  Мы плыли, и, наконец, открылся огромный вход в пещеру Аномалию с высокими, как в зале, сводами, и заплыли в него.
  Вода была темная, будто болотная, и прозрачная, видно было изрезанное, каменистое, заросшее дно.
  Вскоре я коснулся его ногами и подождал, пока доплывет Маска.
  Она тоже встала на дно, переминаясь с ноги на ногу на камнях. Я взял ее за руку, и мы вышли.
  Маска мелко дрожала. Зубы у нее тихо постукивали.
  - Пекло вокруг... - сказала она. - А здесь холодильник. Аномалия...
  - Вам нужно обсохнуть, - сказал я нерешительно.
  - Вы правы, конечно, - сказала она. - Но легко сказать - обсохнуть.
  - Вы побегайте, - сказал я. - На месте.
  - Глупость, - сказала она.
  - Хотите, я вас согрею? - спросил я.
  Она сразу перестала постукивать зубами и посмотрела на меня в упор. Если бы она спросила сейчас: 'И только за этим вы меня сюда затащили?', я бы решил, что она просто дура.
  - Попробуйте, - сказала Маска, вновь принимаясь еле слышно стучать зубами.
  - Повернитесь, - сказал я и положил ладони на почти высохшие плечи и стал осторожно растирать их, а Маска неподвижно стояла и только покачивалась при каждом растирании.
  - Кажется, хватит, - сказала она. - Спасибо. А там что?
  - Водопад.
  - Правда?
  - Идемте. Отсюда плохо видно.
  Мы проследовали вглубь пещеры. Она переходила в ущелье, которое вверху смыкалось, но узкая щель, извилистая, уступ в уступ, все-таки оставалась, и по ней тек сумрачный свет.
  Впереди, со скал, спускался водопад Косметика, совсем маленький, образуя живописные пороги, с которых свисали седые нити текущей воды, взбитой, как пена.
  - Нравится?
  - Нравится... - завороженно сказала Маска. - Невероятно. Какой оазис.
  Мы стояли рядом, плечом к плечу, и смотрели на водопад, маленький, но все же водопад.
  От него исходил слабый шум, но облака радужного тумана, какие повисают над большими водопадами, не было.
  Это был мирный маленький водопад, и хрустальные струи, стекая, журчали неутомимо и деловито.
  Я положил руку на плечо Маски. Это получилось невольно, само собой. Я слегка сжал ее плечи своей рукой, посмотрев девушке в глаза, и прочитал в них удивление.
  Мгновение я колебался, не зная, как быть, затем опустил глаза и убрал руку.
  - А если идти по водопаду, куда он приведёт? - спросила Маска дрогнувшим голосом.
  - Что? - не понял я вначале, потом помолчал и сказал: - Скалы кончаются, дальше лес.
  - Да, - сказала Маска, слабо улыбнувшись. - Понятно.
  - По водопаду трудно подниматься, - сказал я, - дно скользкое.
   - Давайте попробуем, - сказала Маска.
  - Вы хотите?
  - Назад идти?
  - Да, одинаковый маршрут скучный, - согласился я. - Вперед.
  Мы полезли на первую ступень и по очереди упали.
  - Скользко! - сказал я.
  Но мы полезли, на четырёх конечностях, падая и смеясь над нашей неловкостью, как дети.
  Вода струилась между ног, и под ступнями проскальзывало дно, будто занавешенное длинной ярко-зелёной травой, ровной, будто в струнку расчёсанной.
  Сначала можно было хвататься за кустики по бокам, необычайно прочные, потом всё теснее сужающийся ручеёк стали обступать скалы, и оставалась неширокая щель, в которой мы и протискивались.
  - А эха здесь нет? - с опаской спросила Маска.
  Я совсем забыл про эхо, а это непростительно, про такое забывать нельзя.
  Эхо отход звука. Его место на свалке.
  - Давай полезем наверх, - сказал я. - Дальше хода нет.
  - Подсади меня, - попросила Маска.
  Одна нога её ещё подрагивала у меня в руках, а другой она искала, за что бы зацепиться, точку опоры, нашла, и рукам вдруг стало легко.
  Маска оказалась настоящим партнером и бесстрашно карабкалась вдоль и между двух сдвинутых стен, и это было несколько странное зрелище: хрупкая девушка среди мрачных коричневых поверхностей.
  На миг она приостановилась, глянула вниз, на меня, и вновь принялась хвататься за что попало под руки, как опытная альпинистка, продвигаясь наверх.
  Странно, думал я, нам не попалось ни одно эхо, здесь их немало.
  Я выбрался на вершину. Маска, присев на каменный выступ, ждала меня, глядя вдаль.
  Вид вокруг был красный и жаркий от начавшегося заката. Маска задумчиво повернула ко мне голову.
  - Ты мне начинаешь нравиться, - негромко проговорил я, садясь рядом с ней на тот же выступ. - Тебя не пришлось упрашивать.
  - Я думала, в скалах эхо, - сказала Маска. - Они существуют, верно?
  - Да.
  - Я догадалась. Я видела бассейн с декоративными рыбами на дне моря. В него заплыл турист.
  - Турист будет счастлив. Пойдём?
  - Да, - сказала Маска, медленно поднимаясь.
  Мы спустились со скал, достаточно надоевших, и погрузить ноги в песок было истинным наслаждением.
  Песок был сухой, горячий до самых глубин, и мы бороздили его голенями, и он безмолвно смыкался, совсем как вода.
  Самокат лежал так, как я его оставил, на одном боку, с вывернутым рулём, и за ним тянулся разрытый след.
  - Ты обгорела, - сказал я, касаясь плеча девушки. Кожа на нем покраснела.
  - Думаешь, сильно?
  - Может, нет, - сказал я. - Ты используй дома что-нибудь, например...
  - Конечно! - сказала Маска, перебивая меня. - У меня есть все, что нужно.
  - Отлично, - сказал я. - Поехали.
  Я остановил рыкающий самокат перед виллой Клиента.
  Маска отпустила меня и, легко спрыгнув с высокого сидения, повернулась ко мне.
  - Пока? - сказала она сквозь грохот двигателя.
  - Мы ещё увидимся? - спросил я.
  - Конечно, - спокойно сказала Маска и улыбнулась.
  - Ты случайно не уедешь завтра?
  - А разве сегодняшний день уже кончился? - ответила она вопросом, обворожительно улыбаясь, как это умеют делать только хорошенькие девушки. - Ладно. Благодарю за экскурсию.
  Она сказала это без иронии, улыбнулась ещё раз, помахала кончиками пальцев и, повернувшись, пружинистым шагом подошла к воротам.
  Я помчался по улице, распугивая сонных ящериц.
  Я заехал к Лагуне. Лагуны, конечно, дома не было. Вышел его брат Панорама, мастеривший в подвале, обстоятельно отер руки о фартук и сказал, что ничего определенного сообщить о местонахождении братца не может. Брат у Лагуны плотный мужчина с пышными усами.
  Он любит выпить и поесть, любит посмеяться, а когда водит сутками свой гигантский, как пароход, автофургон, то сильно устает. И еще он очень любит Лагуну, и тот его тоже.
  Наступал вечер.
  Всё вокруг было озарено тусклыми оранжевыми лучами солнца, низкими, широкими, косыми, и от них повсюду ложились густые пепельные тени.
  Народ бродил, как на водопое, примериваясь к магазинам, пустыми весь день.
  Я приехал домой. Мать сидела в гостиной и что-то читала, кажется, письмо.
  Она читала его, повернув бумагу к свету.
  - Здравствуй, ма, - сказал я.
  - Здравствуй, - отозвалась мама, не отрываясь от чтения.
  - Что читаешь? - спросил я, но мать не ответила, и я не стал настаивать и пошёл в свою комнату.
  - Подожди, - сказала мать.
  Я остановился.
  - Садись, я должна тебе кое-что сказать, - сказала мать.
  Я сел и выжидательно посмотрел на неё.
  - Нам написал Итог. Ты помнишь его?
  - Смутно, - сказал я. - И что?
  - Он хорошо тебя помнит. Он хорошо помнит также, что ты сейчас оканчиваешь школу.
  - Он берётся устроить мою судьбу? - догадливо спросил я.
  - Я не уверена... - сказала мать, выпятив губы трубочкой и размышляюще поведя глазами. - Но приблизительно...
  - Очень любезно с его стороны, - сказал я.
  - Ты не против?
  - Ты о чем говоришь?
  - Он зовёт тебя к себе. Ты знаешь, он в столице занимает важный пост и поможет тебе. Ты ведь понимаешь, как это неоценимо много что значит в жизни молодого человека - помощь такого влиятельного хвастуна. Ты не будешь, как все здесь, плюшевой игрушкой.
  - Да, конечно, - сказал я.
  - О тебе спрашивают все наши знакомые и родственники. Дедушка Опыт интересуется. Твоя тётя тоже...
  - Какая тётя?
  - Тётя Рутина. Разве ты уже забыл её? Она была так добра к тебе. Странно даже...
  - Разумеется, я её помню, - сказал я. - Она старше нашего болота. Она тоже готова помочь?
  - Конечно. Нет, пойми меня правильно, все хотят помочь тебе, ты знаешь, сколько у нас знакомых.
  Да, я это знал. Знал я также, что у матери осталась аккуратная сумма после исчезновения отца, и она смело проматывала её, считая себя при этом особой практичной, рациональной и здравомыслящей, радужно полагая, что количество банкетов увеличит её капитал, пока этот факт не лопнет, как и все мыльные пузыри.
  - Тебе обязательно надо выслать меня в столицу? - сказал я.
  Мать села рядом и обхватила мою голову руками. Она тихо покачала её из стороны в сторону.
  - Что ты говоришь, - сказала она мягко. - Как ты можешь говорить такое. Я думала, что ты хочешь стать настоящим человеком. У тебя светлая голова. Ты личность. Только в большом городе можно развернуться по-настоящему, серьёзно стать на ноги. А здесь... что? Здесь только побережье. Замкнутое пространство. Скажи, мой мальчик, что ты хочешь?
  Я высвободился. Волосы на голове растрепались.
  - Ничего.
  Мать подняла голову. Глаза у неё стали большие и печальные.
  - Кем ты хочешь быть?
  - Никем.
  - Ты подумай, - тихо сказала мать. - И ещё. Сегодня заходил Абсурд. Он мой друг, и он не должен заходить, но он зашел. Метод хочет помочь всем без исключения. Он считает, что ты должен подумать о своём будущем. Ты был в школе?
  - Я схожу.
  - Правда, сходи, - сказала мать. - Это нужно. Достаточно войти.
  - Я зайду, - сказал я и пошёл к себе. Мать смотрела мне вслед.
  Я не знал, что думать о знакомых ясновидящих доброжелателях, о далёком городе, где каждый может пройти по чужому тротуару к успеху, о нашей дальнейшей жизни в том дарвинистическом обрамлении, какой она рисовалась даже самым близким людям.
  Что-то было в этом скользкое и отталкивающее.
  Я чувствовал, что мне глубоко чужды вся эта жизнь, и все эти люди. Пережиток какой-то.
  Такими, как они, я быть не мог.
  А как терпимо относиться к чужим недостаткам, я не знал.
  Гости были разные, но я так любил, когда все были вместе. Когда праздник заканчивался, и гости, встав из-за стола, расходились, мне становилось невыразимо грустно.
  Я хотел, чтобы праздник никогда не заканчивался.
  И я совсем не хотел уезжать.
  Все уезжают в большой и чужой город, где никто никого не знает, где в одинаковых условиях одинаковый результат.
  Почему я должен уезжать?
  Я поразмышлял немного над этим и пришёл к выводу, что этот вопрос решён.
  Теперь школа. Это заведение тоже не манило меня, но практическая сторона была ясна, заслоняя остальные: школу надо было кончать, и тянуть больше не стоит. Если уж всем так хочется.
  Я сел за стол. В сущности, особых сложностей не предвиделось. Завтра пойду в школу.
  Главное, чтобы никто меня никуда не утащил. А то конец всем благим намерениям.
  Я походил по комнате. Я давно свыкся с этой небольшой комнатой с несоразмерно большим и низким окном, выходившим в сад, и столом в углу, тяжелым из-за многочисленных ящиков.
  На поверхности стола остался засохший след от бутылки, которая днём так подняла настроение. Бутылка была убрана, и мать, естественно, не сказала ни слова.
  Она удивительно деликатна в таких случаях, и мне это нравится, я ценю умелое невмешательство больше всего, потому что это труднее всего.
  Легче всего быть уверенным в своей правоте и лезть ко всем. Как Абсурд.
  В детстве уважают только силу и холодное презрение к слабостям, которые давали непререкаемый авторитет.
  Я не считал нужным много размышлять, если требовалось добиться результата, и добивался.
  То были хорошие годы. Полные непримиримости. Крайностями.
  Я не люблю вспоминать эти годы. Эти прекрасные годы детства.
  Безмятежного детства.
  И каждый праздник был неповторим. И я знал, что другого больше не будет.
  Я не люблю вспоминать это время потому, что рядом был странный, непонятный праздничный мир шоу, который не исчезал, когда мать целовала мои закрытые глаза, готовые уснуть, и когда тем же поцелуем будила меня.
  Я не люблю вспоминать свои мучительные размышления об искусственном обществе.
  Догадок было много, и красивых умопостроений, составляя которые я порой развлекался, наблюдая за замысловатой цепочкой рассуждений, а иногда, до упора сдвинув брови, всевидящим и слепым взглядом смотрел перед собой, но все они опять же ничего не проясняли в рисунке шоу.
  На празднике в цивилизованной окружающей среде, используя доступные внешние средства, всем должно быть все дано.
  Особенно я мучился непониманием того, как гости договариваются.
  Мы, хозяева, на своих праздниках, даже непредвиденных, никогда не забывали договориться между собой, кто есть кто, какое место каждый займет, и в чем обман бесполезного действия, окружающего публику при определенной позиции, где отсутствует процесс.
  На празднике можно делать все, что угодно.
  На празднике ничего не происходит.
  Это было непременным условием - точно знать всё заранее - любого праздника, и никому даже в голову не могло прийти, что его можно переступить.
  Конечно, на празднике все случается, меняется, но финиш ничего не решает, и если кому-то это было непонятно, ему тут же помогали, прямо раскрывали обман, точно указывали на его место, и каждый участник верил этому, потому что все были вместе.
  Главное было - найти шоу.
  Гости, окружающие нас, лгут и никому не верят.
  Как же они договариваются между собой?
  Это было ключевым вопросом.
  Как договориться без обмана. На равных.
  И тут я оказывался перед непроходимой глухой стеной. Я не ломал себе голову холостыми рассуждениями. Я наблюдал, считая опыт тождественным разгадке тайны.
  Сейчас я иронически кривлю губы. Догадка не ослепила меня яркой молнией.
  Как это мать сказала - стать настоящим человеком. Или не так? Встать прочно на ноги.
  Я почувствовал, как начинаю закипать. Человека ведут по жизни, как марионетку, обстоятельства.
  Роли.
  Иногда он бунтует. Неискушенный глаз видит протест. А по сути, ему просто позволяют дернуться, и конвейер двигается дальше. Я помню бессилие и злость, охватывающие меня при виде аксиомы.
  Мозаика.
  Вбить каждого в свою лунку, любой ценой, как деталь, лишь бы механизм двигался.
  Люди, как куклы, действующие по определенной программе. Я даже тихо засмеялся от удовольствия, что так хорошо понял обман.
  Вы, подумал я с вызовом, кукловоды. Ловкие и изощренные. Сами делающие все, что хотите. Умудренные.
  Я смеюсь на обстоятельства. Я почувствовал себя самим собой. Я сел за стол. Тихо вечерело.
  За окном завели свой оглушительный стрекот насекомые. Послышался длинный переливчатый свист, потом ещё и ещё, как удары бича. Я не замечал его поначалу, потом вскинул голову.
  Я задумчиво сидел и смотрел в окно, пока в нём не появился Лагуна, темным силуэтом.
  - Сидишь? - сказал он зловеще, повернул голову и сообщил кому-то рядом. - Сидит. Я свищу, а он расселся.
  - Допустим, сижу, - сказал я. - А ты чего шумишь?
  - Я надрываюсь, а он даже не соизволит... - начал Лагуна, но тут в проёме окна появилась маленькая рука и дёрнула его за локоть. Это была Очаг.
  - Ты его извини, - сказала она мне. - Добрый вечер. Он уже набрался. Я говорила ему, потерпи.
   - А не хочу я терпеть, - сказал Лагуна с гонором. - Надоело! Пошли, - требовательно сказал он.
  - Идём, - сказал я и шагнул через подоконник.
  Лагуну шатало. Он был не сильно пьян, но шатало его сильно. Он потянулся и поцеловал Очаг в щеку.
  - Как я тебя люблю, - сказал он.
  Очаг ничего не сказала.
  На углу Лагуна не избежал столкновения с пытавшимся его обойти ботаником.
  Ботаник остановился и сказал:
  - Места мало?
  - Так вышло, - сказал я. - Нечаянно.
  - Не твоя забота, - сказал Лагуна ему.
  - Ты молчал бы, пьяница, - сказал ботаник. - Он толкается, и ещё недоволен.
  - В чём дело? - спросил я, начиная злиться. - Вам объяснили про неловкость. Идите своей дорогой.
  Лагуна сказал Очаг: 'Отпусти!' и быстро, почти не шатаясь, подошёл к ботанику и сразу швырнул его.
  Тот согнулся и опал на спину, держась за живот от смеха. Лагуна успел швырнуть его еще раз, и я схватил его за плечи.
  - Что ты делаешь? - сказал я. - Идем.
  Мы пошли, и я вспомнил, что Очаг не проронила ни слова.
  - Уроды, - сказал Лагуна, сплюнув. - Доказывай потом...
  Что за фарс, подумал я, он же пьяный был только что. Лагуна в линялом костюме заметно помрачнел и ускорил шаг.
  Очаг шла около него, как тень.
  - Куда вы так несётесь? - сказал я. - Идемте спокойно.
  Я с трудом поспевал за ними. Будто скорость у них - у пары - удвоилась.
  Новый кабак Стереотип был освещен и маяком торчал на холме Аплодисменты, с которого был виден весь наш городок.
  Оттуда доносились музыка, и крики, и громкие голоса.
  Из открытой двери первого этажа падала полоса яркого света.
  Второй этаж, состоящий из выпирающих квадратом стен, тоже был освещен, и в цветных стеклах двигались четкие профили мужчин и женщин.
  Кабак был большой и просторный, и вмещал при желании кучу народа, а наверху была терраса, где люди глядели на океан. Там тоже стояли столики.
  Мы прошли внутрь, мимо двух широких дверей, которые были как отражения друг друга. За ними стоял мерный и мощный гул веселья.
  Наверх вела лестница. Я провел рукой по перилам. Перила были новенькие, как и всё здесь, и гладкие.
  За лестницей находился центральный бар, кроме двух других, в которые вели симметричные двери сразу у входа.
  Одна из них вдруг распахнулась, и из помещения вынесся оглушительный шум, гам, и несколько вегетарианцев важно проследовало оттуда к центральному бару Мишень.
  - Я желаю быть здесь! - возгласил один из них.
  - Да, там, пожалуй, душно, - сказал другой.
  - Душно! - сказал третий. - Я вам удивляюсь. Сидеть со всяким сбродом!
  С ними были истеричные женщины.
  У главного бара было очень чисто и опрятно. Блестел свежевымытый пол, стены и стойка сверкали. Всё убранство помещения было продумано до мелочей.
  На стенах висели расплывчатые, как было модно, фотографии знаменитостей во весь рост на фоне одинакового повторяющегося графика.
  За стойкой находился сам Штамп, полагая, что это место его. Теперь любое место его.
  - Идёмте дальше, - сказал я. - Наверняка наверху кого-нибудь встретим.
  - Идёмте, - сказала Очаг.
  - Я не против, - сказал Лагуна. - Только давайте здесь пропустим по стаканчику.
  Я заказал коктейли.
  - Может, присядете? - вежливо спросил Штамп.
  - Мы ненадолго, - сказал я.
  - Вы уходите? - удивился Штамп. - Так скоро? Вам не понравилось?
  - Нет, - сказал я. Я отпил порядочный глоток. - Ты нас не так понял. Мы хотим подняться наверх.
  - Правильно! - облегчённо сказал Штамп. - Вы обязательно поднимитесь наверх. Я уверен, что вам понравится.
  - А там всё на своем месте, спускаться не придётся? - сказал Лагуна.
  - А разве кто-то спускается? - с чарующей улыбкой сказал гостеприимный и незлопамятный практик.
  Лестница в самом верху вдруг натужно заскрипела и сразу заметно прогнулась.
  Появились огромные ноги, переступающие со ступеньки на ступеньку и, глядя, как ноги растут, и как появляется туловище, мы напряглись, гадая, что это за циклоп, а за туловищем появилась, как придаток, голова, пригнутая, чтобы не зацепиться макушкой, и мы увидели Шедевра.
  Он сразу заметил нас и сказал с улыбкой:
  - Аборигены! Где вы охотитесь? Я вас жду.
  Он был громаден и казался ещё больше здесь, в помещении, занимая значительную часть его объёма.
  - Шедевр! - сказал я ему снова, как днём на пляже. - До чего ты огромный!
  - Тихо, мелкота! - сказал он, умеряя свой низкий, рыкающий голос, при звуках которого замирало сердце - такой он был грозный, даже когда спокойный.
  Все с уважением и со страхом взирали на великана.
  - Я оставил свою королеву, - прорычал Шедевр, - чтобы промочить горло.
  Бармен сразу понял намёк и быстро смешал коктейль. Шедевр следил за ним одним глазом.
  - Расторопный малый, - проговорил он, протягивая ручищу и принимая объёмистый кубок, наполненный до краёв. Он поднёс его ко рту и спокойно сделал несколько больших глотков. - Прилично, - сказал он и обратился к нам: - Здесь лучше, чем у Абсурда.
  - А ты откуда знаешь? - спросил Лагуна.
  - Заходил к нему днём, - сказал Шедевр. - Был у транжиры на раздаче идеалов.
  - Он, наверно, очень тебе обрадовался, - предположил я.
  - Без ума, - кратко ответил Шедевр, и было ясно, что Абсурд испытал всю гамму человеческих ощущений, кроме радости. - Когда я уходил, гостеприимный хозяин потерял сознание, - сказал Шедевр. Он увидел наше недоумение и пояснил: - Я его пальцем не тронул.
  - Нервы сдали, - догадался Лагуна, очень довольный.
  - Именно, - сказал Шедевр. Он повернулся, налёг своей массой на стойку и в упор посмотрел на Штампа. - У тебя, надеюсь, нервы покрепче, гений?
  Штамп льстиво хихикнул. Он заёрзал, как жук, буквально пронзённый гневным немигающим взглядом гиганта в упор и, снова глупо оскалив зубы, издал глупый смешок.
  По его лицу поползли красные пятна. Он вспотел.
  Шедевр, не дожидаясь ответа, повернулся к нему спиной и сказал:
  - Моя девочка наверху заждалась, наверно. - И он мягким движением опустил осушенный бокал на стойку.
  Мы пошли наверх, несколько подавленные.
  Это помещение существенно отличалось от того, что осталось под нами.
  Оно было очень большим, таким просторным, что сразу становилось понятно, почему кажется, что стены второго этажа будто выпирают, выдаются в стороны, и создается впечатление, что второй этаж, как башня, насажен на первый, как на ствол.
  В стенах и в сравнительно невысоких потолках вкраплены тусклые разноцветные лампы, и цвета подобраны со вкусом - стилизованы, цветов нет, одни оттенки, как в калейдоскопе, преимущественно красные и синие, и попадались зеленые, большей частью над головой.
  В зале царил растворенный этими светлячками полумрак, и в нём были видны очертания низких столиков, окруженных легкими удобными креслами, столики были разбросаны по всему залу на удачном расстоянии друг от друга, и за каждым столиком сидели и тихо переговаривались.
  Дальняя часть зала была отведена для танцев, там звучала тихая стелющаяся мелодия Клон, в которой неподвижно застыло несколько обнявшихся пар.
  Музыка Метаморфоза текла прямо из стен, из невидимых пор, поверхность стен была своеобразным динамиком.
  Шедевр и здесь привлекал всеобщее внимание.
  Очаг села на высокий вращающийся стул. Лагуна, заказывая напитки, все время спрашивал у нее:
  - Правильно, Очаг?
  - Пожалуй, - говорила она.
  - Да, - сказал Лагуна бармену.
  Еще раньше бармен стал ловко разливать из разных бутылок, стоящих перед ним, больших и маленьких, а я смотрел на него. Этот бармен тоже был молодой парень, очень красивый.
  Глаза у него были большие, почти чёрные, с длинными ресницами, нос небольшой, ровный, и рот великолепного рисунка, с изящно выпяченной нижней губой, гладкой и блестящей, изображал снисходительную скуку.
  Это выражение дополнялось глазами, устремлёнными вниз, ровными густыми бровями, точеными, как у девушки, высоко поднятыми, отчего на лбу собралось несколько неровных складок. Под гладко выбритым с едва заметной впадинкой подбородком была посажена бабочка, безукоризненно смотрящаяся на крахмальной белизне сорочки.
  Глядя на него, я тоже ощутил лёгкую тоску.
  Может, здесь было и хорошо, но мне не этого хотелось. А ещё Лагуна с Очаг упорно молчат и только переглядываются.
  Я обрадовался, когда меня кто-то позвал. Меня звали от столиков. Там сидели Клиент, Фиаско, Дар, Маска и... изъян, я даже глазам своим не поверил.
  - Фантом! - заорал я, раскидывая руки. - Ты ли это?
  Фантом легко вскочил, он вообще очень подвижный, и мы с ним обнялись.
  - Привет! - говорил он, хлопая меня по плечу.
  - Откуда ты здесь? - спросил я.
  - Я проездом.
  - Всё ездишь?
  Фантом занимался заказами.
  - Конечно.
  - Тебе нравится?
  - Да!
  - Это хорошо.
  - Это очень хорошо! - согласился Фантом.
  Он, как обычно, сиял улыбкой, и зубы у него были крупные и ровные, и улыбка освещала смуглое лицо этого парня, и волосы курчавились, как прежде.
  Я давно его не видел.
  - Я проездом, - сказал Фантом. - Хотел к тебе, и встретил их. - Он показал на Клиента. - И они сказали, что ты придёшь сюда.
  - Правильно, - сказал я.
  Я прикрыл глаза.
  Мне вдруг стало невыносимо скучно. Это тот красавчик бармен навеял на меня. Мне стало так тоскливо. Вот приехал Фантом. Он отличный друг.
  Он все может понять. А я не знаю, что сказать.
  Я совсем не знаю, о чём его спросить. Он работает. В разных местах. Живет в столице.
  Но как на разных полюсах мы.
  Наверно, у него есть подруга, самая лучшая из всех его подруг, и они, может быть, поженятся.
  - Фантом, - сказал я, поднимая бокал. - Привет, пропажа! За встречу!
  - Привет! - сказал Фантом, оживлённо блестя глазами.
  Ладно, сказал я себе, может, полегчает. Я выпил бокал чего-то очень крепкого.
  Маска молча протянула мне какие-то растения, которые ели все вокруг.
  Я взял несколько растений, разом сунул их в рот и стал жевать. Они были неплохие, съедобные.
  Дар, Клиент и Фиаско о чём-то говорили между собой, но я даже не вслушивался.
  Я сказал Маске - только потому, что она посмотрела на меня в тот момент:
  - Идём со мной.
  - Ты хочешь пригласить меня потанцевать? - спросила она.
  Я неопределённо повел головой, взяв её за руку.
  - Куда вы? - спросил Фантом.
  Он взял Маску за другую руку и, подержав, отпустил.
  - Я знаю, куда вы, - сказал он. - Я скоро тоже приду. Только поговорю с Лагуной.
  Я повёл Маску за собой.
  Шедевр с подругой сидели одни за столиком. Шедевр сидел за столиком, как за блюдцем.
  - Мы к вам, - сказал я.
  Шедевр улыбнулся, и его подруга улыбнулась. Это была та самая женщина, что на пляже днём.
  Она была очень красива.
  - Чтобы долго не думать, выпьем, - сказал я.
  Шедевр опять улыбнулся, и мы выпили. На столе не было никаких растений, но зато была аппетитного вида плоская рыба на блюде, залитая красным соусом.
  Рыба была нетронута, и я захотел есть, придвинул к себе блюдо и стал есть рыбу.
  Я вспомнил о Маске, предложил и ей, но она почему-то отказалась. Странно, подумал я, рыба такая вкусная.
  Я вдруг осознал, что пьян, и стал есть медленнее. Шедевр молча исподлобья смотрел на меня.
  - Что ты уставился? - сказал я с набитым ртом. - Голодный я. - Я проглотил кусок, вытащил кипу салфеток сразу и всеми отёр рот и руки, вымазанные в красном соусе, и бросил их, скомканные и испачканные, на стол.
  - Запить надо, - заявил я.
  - Гротеск, - сказал Шедевр, и мы с ним выпили.
  - А вы не пьёте? - спросила женщина Маске.
  - Немножко.
  - Выпейте со мной, - сказала женщина. - А то Шедевру со мной скучно.
  Шедевр покосился на неё, но ничего не сказал, и она легонько столкнула с Маской рюмки.
  - Как ты живёшь? - спросил Шедевр.
  - Что?
  - Я спрашиваю, как ты существуешь?
  - Ты серьёзно?
  - Да.
  - А ты как думаешь?
  Шедевр промолчал. Он очень умён, этот гигант, и проницателен. Когда-то мы все были вместе.
  Какая-то пелена застилает мне глаза. А сейчас я не могу уговорить Лагуну сходить в джунгли.
  Мною овладело ностальгическое настроение. Как вернуть, удержать то, что было?
  То время, когда мы околачивались по всему побережью до самых портов в одну сторону и до курортов, самых роскошных курортов в мире, в другую сторону, и торчали возле увеселительных заведений в надежде продемонстрировать свою компетенцию, и враждовали со всеми компаниями, и те постоянно ходили жестоко обманутые, потому что Шедевр оформлялся телом, начинал наливаться силой, и всё побережье трепетало перед его именем, и мы были дерзкие, и наглые, и циничные, и смотрели на всё прямо, и готовы были прыгнуть в бездну друг за друга, время презрения ко всему лживому, фальшивому, лицемерному действительно было праздником.
  Каждый праздник был так прекрасен, что казался неповторимым.
  Больше этого не будет никогда.
  Кажется, Шедевра тоже охватило что-то в этом роде, потому что он поволок меня к стойке, и красавчик бармен нас безупречно обслужил.
  Мы расправились со своими порциями и пошли вниз, чтобы выпить там.
  К нам присоединился Фантом, как и обещал. По-моему, он стал каким-то сдержанным. Ему это не идет.
  Глаза у него в любом состоянии сумасшедшие, и когда поведение не приближается к буйному, получается диссонанс.
  - Что ты так на меня смотришь? - спросил Фантом. - Просто я трезвый.
  - Как ты смеешь?
  - А с кем пить?
  - Что, не с кем?
  - Не с кем.
  Внизу было по-прежнему пусто. Штамп тоже попытался нас идеально обслужить, чтобы доказать нам, зазнайкам с круговой порукой вечной детской дружбы, что и он не на базаре куплен, но все разлил.
  - Сядем, - сказал Шедевр, не обратив на это внимание.
  Новенькая лестница заскрипела, и Лагуна как-то виновато подсел к нам.
  Шедевр прищуренным глазом оглядел каждого из нас и стал медленно разливать по бокалам.
  - Первый тост, - сказал он. - Кто?
  - За то, что было, - сказал я. - За то, что ушло.
  - Идет, - сказал Шедевр, и все присоединились.
  Фантом поморщился.
  - Почему ушло?
  - Ладно, помолчи, - сказал Шедевр.
  Мы надолго замолчали. Неловкости от молчания не было.
  - Знаете, друзья, я уезжаю, - сказал вдруг Лагуна.
  Мы молча уставились на него.
  - Ты что-то сказал? - вкрадчиво осведомился я.
  - Я... - сказал Лагуна растерянно. - Уезжаю я!
  - Куда? - ласково спросил я.
   - С астрономами. В горы. Наблюдать за иными мирами.
  Я помолчал, а потом растерянно сказал:
  - Решил?
  - С каких пор у тебя возник интерес к другим мирам? - спросил Фантом.
  Он ничего не знал, и я наступил ему на ногу. Фантом очень удивился, но больше не спрашивал.
  - Иные миры... - сказал Лагуна, закатив глаза. - Они необыкновенные...
  Мы стали прятать взгляды. Мы всегда больше всего на свете боялись открытого проявления истинных порывов. Приторной красоты. Формул.
  Мы с Фантомом стеснительно смотрели в сторону, только Шедевр насмешливо продолжал изучать романтика Лагуну. Он был выше сантиментов.
  - Да... - сказал он. - Вы меня удивили. - Он тоже был старше. Раньше это не ощущалось. - А как же родные места, природа?
  - Места! Пользы никакой. Перемены мне не нужны.
  - Дело, конечно, твоё, - сказал Шедевр. - А ты, Инкогнито, что намерен делать? Ты не уезжаешь?
  - Нет, - сказал я. - Я не уезжаю. - Я подумал, что совсем не знаю, чем занимается Шедевр в столице. Никто из нас не спрашивал его. А сам он молчит. Он хитрый, ящер. Скрытный.
  - Удачи тебе, - сказал Шедевр, поднимая бокал.
  Мы выпили.
  - А после школы чем будешь заниматься? - спросил Шедевр.
  - Ничем.
  Шедевр неопределённо усмехнулся и больше ни о чём не спрашивал, задумавшись о своём.
  - Что у вас за праздничное настроение? - спросил Фантом.
  Мы снова выпили, без повода. Лицо у меня начало деревенеть. Но до нужного состояния было ещё далеко.
  - Ладно, - сказал Шедевр. - Я проведаю свою красавицу. Её нельзя надолго оставлять. Извините. - Он тяжело поднялся и, тяжело ступая, ушёл.
  - Бежишь, - сказал я Лагуне. - Оставляешь меня.
  - Что ты говоришь, - сказал Лагуна.
  - Ладно, я понимаю, - сказал я. - В джунгли мы не сходили.
  Лагуна виновато улыбнулся и обезоруживающе.
  - Так сложилось, - сказал он. - Это было необходимо?
  - Нет, - сказал я несогласно. - Это было очень необходимо.
  Лагуна вздохнул, не отпираясь.
  Фантом потихоньку пил бокал за бокалом. Ему было неловко быть таким трезвым. Он старался.
  - Какие у тебя события, Фантом? - спросил я. - Молчишь. Город подменил тебя.
  - Сытый я стал, - сказал Фантом. - Спокойный. Женился я, ребята.
  - Что за вздор! - вырвалось у дипломата Лагуны. Он смутился. - В смысле, хомут на шею...
  - Ситуация, - сказал я. - Как ты в нее попал?
  - Как... - улыбнулся Фантом. - Всем известно как. Быстрые ножки, алые губки... Закружило.
  - Да... - сказал Лагуна. - Дети у тебя есть?
  - Конечно, - сказал Фантом. - У меня большая семья. Мне это нравится. Приключения мне не нужны, как раньше. Ночью остановишь машину, остыть после дальней командировки, разляжешься на траве, заложишь руки за голову и думаешь - хорошо! - Он тоже был старше. Он был миролюбивым приятным парнем, и теперь всё меньше в нём было безотказной экспансивности, присущей его натуре.
  - Это, конечно, неплохо, - рассеянно сказал Лагуна. - Без няньки.
  Я был уверен, что он сейчас мыслями ушёл к обсерватории, к высокогорью, где он будет рядом с Очаг.
  Очаг хорошая девочка, но мне она всегда казалась несколько бесцветной, а тут раз и - эмоция. Раньше это слово нас очень смешило. Смешное слово.
  - Мы не празднуем? - сказал я.
  - Почему? - сказал Лагуна. - Мы увидимся.
  Я горько усмехнулся. Счетовод Витамин уже вероломно не появился.
  - Мир тесен, - сказал Фантом. - Мы птицы одного полета.
  - Моё окно всегда открыто, - сказал я.
  - Я пойду, - сказал Лагуна.
  - Пока, Лагуна, - сказал я.
  - Пока, - сказал Лагуна.
  - Ты уходишь? - спросил Фантом.
  - Да, мы пойдём, - сказал Лагуна. - Я провожу Очаг.
  Лагуна ушёл. Я запомнил его последнюю улыбку.
  - А как ты с женой живёшь? - спросил я у Фантома.
  - Знаешь, неплохо. Совсем неплохо.
  Я покивал понимающе и сдвинул бутылки боками.
  - Напьёмся? - сказал я.
  - Можно, - сказал Фантом. - Сегодня можно. Я не на якоре.
  Мы быстро допили бутылки. Лицо, начавшее было размякать, снова окаменевало. В голове зашумело.
  - Мы быстро едем, - сказал Фантом.
  - Без тормоза, - сказал я.
  По лестнице спускались Клиент и Фиаско с девушками.
  - Ценители! - весело сказала Дар, заприметив нас. - Хватит вам!
  Я повернул голову. Фантом уже шёл обратно с пузатым графином, чтобы не тратить время даром. Это был коньяк, и отличный.
  Это было то, что я хотел. Самодельные обстоятельства.
  - Тише, - снова сказал Фантом.
  Он сходил ещё раз к стойке и принёс какие-то жёсткие худые колбасы. Вкус уже не ощущался. Я грыз кусок колбасы и пил сироп.
  Дар, покачивая бёдрами, подошла ко мне и положила руки на плечи. Я налил из графина и протянул ей.
  - Не хочется, - сказала Дар. Она посмотрела на меня и сказала: - Если ты настаиваешь... - Она осторожными глотками отпила немного, пробуя, и опорожнила вслед за этим весь бокал.
  - Вот теперь ты мне нравишься, - сказал я, еле двигая губами. - Садись, - хлопнул я по своему колену.
  Дар преспокойно села на моё колено и отломала кусочек колбасы, отправив его в рот.
  - Какая вкусная колбаска, - сказала она.
  - Хоть буду знать, - сказал я, отрывая новый кусок.
  Клиент, Фиаско и Маска стояли у стойки и разговаривали со Штампом. Они стояли очень ровно, и это меня удивляло. Не нужно им разговаривать со Штампом, подумал я.
  Не нужно им живо разговаривать с лаконичным муляжом. Это противоестественно.
  Особенно для Маски. Зачем ей это нужно?
  К стойке подошло ещё несколько человек. Дар обхватила меня за плечи, и мы поцеловались.
  Фантом с улыбкой смотрел на нас.
  Он, не двигаясь, потянулся только рукой и наполнил бокалы. Напиток с бульканьем, порциями лился из толстого горлышка.
  Я захотел на улицу.
  - Погоди, - сказал я Дар.
  Опираясь на спинку стула и стол, я поднялся. Голова сильно кружилась.
  Дар села на моё место.
  - Ты куда? - спросила она.
  - На улицу.
  - Я с тобой, - сказал Фантом.
  - Я сам, - сказал я, еле ворочая языком. Соображал я, как мне казалось, очень ясно, только мое тело не слушалось. Я сделал шаг, и меня качнуло.
  Я пошёл к выходу, мимо стойки, и меня очень сильно шатало, будто пол был палубой, и штормило.
  Все посмотрели на меня, но мне было всё равно.
  По стенке я вышел на улицу.
  Двери у выхода были распахнуты настежь, и там стоял страшный шум.
  Я подумал, что это фильтр.
  Все, кто непритязателен и хочет удовольствий попроще и публику покрикливей, оседают здесь. Дифференциация... подумать не могу.
  Разделение, короче.
  На улице поднимался ветер, и океан шумел.
  Здесь, на холме, ветер был особенно ощутим. Он был тёплый и упругий, и шёл плотной массой, как стеной.
  Было темно, только видны были далёкие огни на горизонте и фосфоресцирующие волны в океане.
  В голове всё кружилось, и ветер обдувал меня. Я прислонился к стене.
  Мыслей никаких не было, только знакомое ощущение, будто всё нереально.
  Ветер заметно крепчал, налетая тугими волнами, и гудел высоко над головой в звёздной мгле, и океан монотонно, волнующе вторил ему.
  Как навязчивый мотив.
  Мне чудились голоса миллионов людей.
  Я вернулся обратно и остановился у стойки.
  Все - я плохо различал лица - замолчали.
  - Что умолкли? - спросил я грубо. - Я мешаю?
  - Кто это? - негромко спросил один вегетарианец у другого.
  Тот что-то ответил, но я не расслышал. Маска с удивлением смотрела на меня.
  Я повернулся ко всем спиной и стал смотреть на перчатки, рядками заполняющие полки.
  - Я не люблю проигрывать! - говорил Клиент. - Салон решил обмануть меня. Он думал, я отличник. Обменять публику! Это не костюм.
  - О чём вы? - говорила Маска чистым голосом. - Я вас не понимаю, Клиент.
  - Не слушайте меня, - говорил Клиент. - Вы завтра уезжаете?
  - Конечно, - спокойно отвечала Маска. - Я обещала...
  Кому она обещала, я не разобрал. Вегетарианцы тоже разговаривали, громкими грубыми голосами.
  Мне показалось, что они говорят слишком громко, и это раздражало.
  Я опять описал разворот на каблуках и сказал:
  - Вы можете говорить тише?
  Они сразу замолчали, и Фантом быстро подошёл к нам.
  - Кто это такой? - уже в полный голос спросил один вегетарианец.
  - Вы только посмотрите, какой молодой, а уже приказывает! В столицу их! - сказал другой, и третий тоже что-то сказал, но мне было этого достаточно, я уже себя не помнил, схватив бутылку со стойки, треснул одного вегетарианца, и она лишь зацепила его, потому что он отклонился, и я сразу кулаком въехал ему в челюсть, и он с грохотом упал на спину, а остальные отскочили и не шевелились. Трусы, подумал я. Ублюдки.
  - Пошли вон отсюда! - заорал я сипло.
  Мы с Фантомом медленно пошли на чужаков, наклонив головы. Они попятились к выходу, развернулись и исчезли.
  Я удовлетворённо посмотрел им вслед, покачиваясь с каблуков на носки, и туманным взором окинул всех вокруг, а Фиаско бесцеремонно нарушил молчание пьяным голосом:
  - Ты достойно его двинул. - Он помолчал, вытаращив глаза на приходящего в себя лежащего на полу мужчину, и сказал: - Гость со свалки.
  - Пусть сам ползет в столицу... - пробурчал Фантом, стоявший всё это время наготове.
  Он подумал и оттащил поверженного мужчину к стене.
  Мы пошли к своему столику, не забыв ещё один бесплатный графин.
  Как удобно с этим Штампом, подумал я. Справедливый Витамин нас бы уже загрыз своими подсчётами.
  - А помнишь, какие раньше были диспуты, - сказал Фантом. - Когда мы в Кратере сцепились с той сворой из порта. Они крепко стояли! Если бы не Шедевр, туго бы нам пришлось - ребята работали, как песню пели.
  - Но Шедевр им показал, - сказал я. - Где у них пробел в познаниях.
  - Что он им показал! - возразил Фантом огорчённо. - Он их выбросил, как котят, вот и всё. Это не интересно.
  - В общем, ты прав, - вынужден был я согласиться, подумав. - Получается очень просто. Фантом, ты не забывай заезжать.
  - Не сомневайся, - сказал он. - Конечно.
  Дар с нами не было. Она куда-то ушла. Вместо неё к нам подошли Клиент и Маска.
  - А где Фиаско? - спросил я.
  - Фиаско опять влюбился, - сказал Клиент со смешком. - Он каждый раз влюбляется.
  - Фиаско - это тот бракованный маньяк? - спросила Маска.
  Я посмотрел на неё. Волосы у неё были, как пушистое облако.
  - Фиаско - наш мастер, - подтвердил Клиент.
  - Почему - мастер? - спросила Маска.
  - Фанатик собирает робота. Сам, - сказал Клиент. Он все знал. - Робот будет, как живой.
  - Правда? - сказала Маска насмешливо.
  Она смотрелась в нашей пьяной компании. Она была в тонкой майке, облегавшей красивую грудь.
  - Сейчас таких роботов делают, - сказал Фантом. - Я сам видел.
  - Что ты видел? - спросил я.
  - Снимает человек шляпу и говорит: 'Здравствуйте', - сказал Фантом и обвёл нас круглыми диковатыми глазами. - А это робот.
  - Здравствуйте, - сказал я, и все засмеялись.
  - Вы знаете, - сказала Маска, - наш профессор говорил нам, что когда человек жизнерадостно хмелеет, у него ослабевают культурно наработанные социальные связи, и остаются одни доступные инстинкты. Значит, человек действует механически.
  - Я всё-таки робот, - сказал я с удовлетворением. - Спасибо, Маска.
  - Я же не про тебя, - сказала она.
  - А что за предмет такой у вас? - спросил Фантом.
  - Лекцию читали, - сказала Маска. - О вреде здорового образа жизни.
  - Обрываются, значит, социальные связи, - сказал Фантом.
  - Ослабевают, - поправила его Маска.
  - Всё равно, - сказал Фантом. - Не придирайся. Ты не придирайся ко мне. А чем ваш светоч объяснит тот факт, что людям свойственны общие застолья? Нет. Изобилие роднит людей. Прописная истина.
  Маска промолчала. Она была чудесной девочкой, хорошо воспитанной и здравомыслящей.
  - Пир роднит людей, это верно, - сказал я, - да только не успеешь побрататься, как все вокруг уже не говорят, а хрюкают.
  - Не будем спорить, - Фантом повел рукой. - Я говорю в общих чертах.
  - Я не спорю, - сказал я. - Я хрюкаю.
  - Брось.
  - Верно, - сказал я.
  Мы продолжали инициативно брататься, чтобы отличить суетливую человеческую сущность от гордого животного братства, и я себя не сдерживал, будто угодил в каменный век.
  Кому нужны все эти нарядная многогранность, вселенский кругозор, артистическая всеохватность!
  Ведь никому абсолютно ничего не угрожает. Никакой угрозы нет, ни внешней, ни внутренней. Чем больше я пытаюсь всем угодить, тем меньше это им подходит.
  Мир не тронь, а ему о нас позаботиться - всегда пожалуйста. И больше никакой опасности.
  Никто не думает кардинально менять жизнь, максимум, чего хотят искатели приключений - это всего лишь все приукрасить.
  Комната плыла куда-то и никак не могла уплыть. Фантома рядом уже не было, куда он делся, я не знал.
  Не неандерталец Лагуна, не пролетарий Фантом, а я, светлая голова, личность, напился самым мерзким и наглым образом.
  Помню, что я поднялся наверх, походил там со своей опухшей рожей, цепляя всех подряд.
  Главное, я помнил зачем-то, что невозможно никого подвергнуть реальной опасности. Я опрокинул несколько столиков, но всё было улажено, иначе как бы я мог продолжать беспрепятственно буянить?
  А я поднялся на террасу, прочувствованно свесился через перила и чуть не вывалился, и жалел об этом, думая, как бы эффектно завращалось всё в глазах.
  В глазах и так вращалось, но хуже было то, что я совсем отупел и говорить уже не мог.
  Потом меня кто-то усадил рядом с собой, наверно, кто-то из наших, и я слышал сквозь туман бубнящие голоса и, привалившись к стене, забылся.
  Сколько это длилось, не знаю, но стал я приходить в себя от прохлады вокруг, и ещё оттого, что сзади меня кто-то трогал.
  Я разодрал глаза щёлочкой и, туго соображая, обнаружил, что лежу на нескольких стульях, свесив одну руку до полу и щекой прилипнув к кожаной обшивке стула.
  Я оторвал голову от стула, это удалось с трудом, и с ещё большим трудом провернул её, так, что шея скрипнула.
  Надо мной кто-то стоял, вплотную к спинкам стульев. Вначале я видел только расплывчатое светлое пятно, а потом, вглядевшись, увидел, что это Маска.
  Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами и деликатно касалась моего плеча. Она убрала руку, затем вновь тронула моё плечо и тихо покачала его.
  В её глазах был спокойный, живой интерес и лёгкая грусть. Я резко дёрнулся, пытаясь встать, испугав девушку, и скатился, как куль, на пол.
  Маска быстро обошла стулья и заботливо помогла мне подняться. Тихо постанывая и мыча, я сел на стул, а Маска стояла напротив меня. Добрая душа, она пришла, чтобы разбудить меня.
  Мы были одни на пустой террасе, и я понял, почему так прохладно - дул пронзительный ветер с океана и мотал упавшие салфетки, прибивая их к ножкам стульев.
  Было очень темно, и только рядом на стене горели жёлтые матовые фонари.
  Я потряс головой.
  - Ты себя плохо чувствуешь? - участливо спросила Маска.
  - Нет, - проговорил я сухим ртом. В горле тоже было сухо. Я нашёл руку девушки и сжал ее.
  - Спасибо тебе, - сказал я.
  - За что? - сказала Маска. - Я вспомнила, что ты здесь... остался, и что холодно становится.
  В голове всё ещё клубился туман. Маска стояла в майке на свистящем ветру.
  - Ты простудишься, - сказал я.
  - Нет, - сказала она. - Наоборот, даже приятно.
  Что-то выросло у входа. Маска бросила туда долгий взгляд, и я тоже посмотрел. Вначале я даже не понял, что это, содрогнувшись внутренне.
  Это стоял Шедевр, заслоняя вход, стоял неподвижной горой и молчал, и тёмные глубокие глазницы были направлены в нашу сторону, и жёлтый фонарь у входа превратил его лицо в древний портрет гротеска, рельефный, жестокий и пугающий.
  Руки были сплетены на груди, а ноги-колонны широко расставлены.
  - Вы здесь... - сказал Шедевр негромко.
  Он легко нырнул в узкий дверной проём и исчез, будто его и не было.
  - Ужас, - сказала Маска, глядя своими большими глазами на то место, где только что стоял оборотень. - Я боюсь его.
  Я поднялся, размял онемевшие конечности, легонько, чтобы не обидеть, охватил Маску за плечи и подошёл с ней к краю террасы. Ветер развевал и путал пушистые её волосы.
  - Не надо его бояться, Маска, - сказал я. - Он очень хороший.
  - Наверно, - сказала Маска. - Но когда он смотрит, каждого дрожь берёт.
  - Он очень добрый, - сказал я.
  Мы еще постояли, и Маска сказала:
  - Пойдём. Я замёрзла.
  Было очень поздно. Людей было мало. Этот кабак не из тех, где веселятся всю ночь.
  Проходя через второй этаж, я отметил, что он почти опустел. Внизу также почти никого не было.
  За стойкой прохаживался, чтобы не уснуть, Штамп в белой куртке. Глаза у него были сонные.
  У стойки были только Клиент, Фиаско и девушки с ними.
  - Давайте к нам! - сказал Клиент, улыбаясь. Глаза у него закрывались сами собой.
  - Что будете пить? - спросил Фиаско. Он держался бодро. За свою подружку.
  - Мне воды, - смиренно сказал я. - Обычной.
  Штамп со скучным выражением лица открыл бутылку минеральной воды.
  Я выпил полстакана лопающихся пузырьков. Вода щекотала горло.
  - Теперь лучше, - сказал я. - Маска, может, присядем?
  - Конечно, - сказала Маска.
  - Если я сяду, то усну, - сказал нам вслед Фиаско. - А я ещё спать не хочу... Правда, рыбка?
  - Ты ещё совсем свежо смотришься, - сказала ему 'рыбка'. - Не пыхти на меня.
  - Я не буду, - сказал Фиаско.
  Мы с Маской уселись, и я стал смотреть на неё, какая она спокойно-уравновешенная, и смотрит перед собой, и на меня тоже, положив руки на стол.
  Я смотрел на Маску, потом осторожно взял её за плечи и мягко поцеловал ее в губы, она, раскрыв губы, вернула мне поцелуй, ничуть не смутившись, как послушная пай-девочка.
  Я почувствовал глубокую скрытую радость, глядя на ясные лучистые глаза Маски, на её позу, исполненную небрежной грации, и это чувство не было похоже ни на какое другое.
  И я негромко рассмеялся - так хорошо было на душе.
  - Ты чудная девочка, Маска, - сказал я.
  Маска мягко улыбнулась и - радость - осталась прежней, своим спокойным взглядом посмотрела по сторонам и снова улыбнулась мне.
  - Этот Фантом, он смешной парень. Он напился. Он жаловался, что скучает по вам. Он ничем не занимается. Он одинок. Ни семьи, ни детей. Заложит руки за голову в столичном парке Информации, и, говорит, воет как волк. Фантом утратил контроль за собой. Про какого-то Персону вспоминал постоянно, который тоже безвылазно находится в столице.
  - Ты... не ошибаешься?
  - Я всегда внимательно слушаю собеседника. Фантом горевал, что они увидеться не могут. Город слишком большой.
  В помещение, громко разговаривая, как всегда бывает с улицы, вошли жадины и блондинка.
  - Я говорил, что будет открыто, - сказал один мужчина, высокий толстяк с пухлым лицом.
  - Я вообще не знал, что это место работает, - сказал другой. - Я раньше был здесь. Ничего не было. Пустая коробка. - Он шагнул к стойке.
  Третий мужчина подтащил стул поближе и усадил женщину.
  - Сейчас ты согреешься, - сказал он.
  - Издалека? - спросил Клиент.
  - Из порта.
  - Поразительно! - сказал Фиаско. - За сколько?
  - Мигом, - сказал второй мужчина, лысеющий и с усиками. Он был не прочь поговорить. - Мы были в гостях на празднике. Тормоз отказал. Я решил продлить счастье, помчал вперед. Я увидел огни. Мы добрались. Мы удачно добрались. Верно, Студия?
  - Конечно, - пробурчал толстяк. - Мы могли попасть в трущобы.
  Штамп ожил, увидев новых клиентов.
  - Отдыхаете? - спросил Клиент доброжелательно.
  - Отдыхаем, - сказал толстяк слегка раздражённо.
  - Если бы не вечная спешка, может, и отдохнули бы, - сказал водитель.
  Третий мужчина сказал:
  - Машину вы оставили.
  - А что с ней произойдет? - сказал водитель. - Здесь сейчас ни души.
  - Я схожу, посмотрю, - сказал третий мужчина.
  Толстяк покрутил бутылку короткими пальцами, усмехнулся.
  - У вас хороший выбор. А скажите... - Толстяк наклонился к Штампу и что-то тихо сказал.
  - К сожалению, нет.
  Скрывая неловкость, толстяк огляделся, быстро допил стакан и налил ещё.
  - Жаль, - сказал водитель, - мне больше стакана нельзя.
  - Ничего, - равнодушно сказал толстяк.
  - Потерплю, - сказал водитель. Он пил свой стакан медленно и обделенно обтирал усы.
  Вернулся третий мужчина, ничего не говоря, стал около стойки, глядя на этикетки.
  - Не угнали машину? - спросил его водитель.
  - Нет, не угнали, - сказал третий мужчина. - Гляди, напиток Триумф, - сказал он женщине. - Твой любимый напиток. Ты везде его искала.
  - Где? - сказала женщина, подходя к стойке, осторожно ступая. - Ты прав, - сказала она, прищуриваясь и поправляя волосы.
  - Собрать? - Штамп был польщён.
  - Да, будьте так добры... - сказала женщина. - Сколько возьмём?
  - Все, - великодушно сказал жадина. Видимо, за Студией оставалось последнее слово в такого рода делах.
   - Что, достойный напиток? - заинтересованно спросил Клиент, придвинувшись поближе и взяв одну из бутылок, которые ставил в ряд Штамп.
  - Гармония от него без ума, - сказал толстяк, засмеявшись. - Признаться, мне он тоже нравится. Рекомендую, бальзам. Как по заказу.
  - Надо будет взять, - сказал Клиент, обернувшись к Фиаско, развлекавшему девушек сентенциями.
  - Возьмём, - коротко сказал Фиаско, отвлекаясь.
  - Не мешай, - сказали девушки. - Продолжай, Фиаско.
  - Ты приготовь ящик, - сказал Клиент Штампу. - Я никогда не проигрываю. Ты усвоил?
  Женщина взяла бутылку в руки, не зная, что с ней делать, и передала толстяку, тот взял и тоже, не зная, что с ней делать, огляделся и поставил обратно.
  - Пускай постоят пока, - сказал он.
  - Подвиньтесь, пожалуйста, - попросила женщина Клиента.
  - Да, пожалуйста, - сказал он, отодвигаясь. - Буду пить, когда будет особенно жарко. У меня дома лёд хороший, знаешь ли, - сказал он Штампу.
  Штамп улыбнулся, потом посмотрел поверх плеча беспроигрышного Клиента и изменился в лице.
  Клиент стоял спиной к выходу и не видел, как в двери появился Эффект, в опущенной руке он держал, не таясь, большой водяной пистолет.
  Уродец пробормотал сквозь зубы 'Это не я', отскочил и разборчиво упёрся спиной в дверь, присев, выбросил вперёд руки с зажатым в них пистолетом, оскалив зубы, специально почти не целясь, словно сам пугаясь.
  За дверью прошел официант с пустым подносом.
  Выстрелов слышно не было, были только лёгкие осечки, и толстяк проворно прыгнул на пол, Фиаско с девушками завизжали дико и страшно в один голос, а все остальные судорожно задёргались.
  Капли сиропа летели веером с неимоверной скоростью с тонким высоким звоном одна за другой, и всех повыбрасывало на стойку, и несколько капель ударили в Штампа, в его белую куртку, и в тех местах она была порванная и красная, и женщина хрипела и отвратительно билась на полу всем телом, водитель заизвивался, задетый, извиваясь, он быстро отползал в сторону, стойка была вся забрызгана косыми красными полосами, а Клиент, неестественно вывернувшись, уже неподвижно лежал на спине, глядя вверх, на потолок, подломив под себя руку, и туловище у него было сплошь во вздутых клочкастых дырах.
  Я крепко держал Маску, белую, как мел, потом рванулся к стойке, на меня налетела девушка Фиаско, ее истошный крик еще звенел в моих ушах, вцепившись в меня, она снова тонко завизжала, с новой силой, и я потащил ее, взмахивая от усилия руками, а она визжала мне в самое ухо, и я совсем оглох, и безумными глазами смотрел вперёд.
  
  
  
  Глава 4. Рацион
  
  
  
   Над побережьем пронёсся ураган. Пляжи опустели. Туристы отсиживались в полумраке баров.
  Их становилось всё больше, и в массовых вечерних прогулках проглядывала атмосфера праздника.
  Мы сидели за столом в гостиной.
  - Поешь, - сказала мама.
  - Не хочется, - сказал я.
  В комнате стояла полутьма. Я с безразличием смотрел на стол.
  - Ты опять задумался? - сердито спросила мать.
  Она с сожалением посмотрела на мою тарелку, затем перевела страдальческий взгляд на меня.
  Мать, вздохнув, придвинулась, ловким движением потрогала мне лоб, приложив к нему прохладную ладонь и взъерошив волосы.
  - Ничего у меня нет, - вяло сказал я.
  - Может, и нет, - сказала мать задумчиво.
  Я ушёл в свою комнату и улёгся. Врач заявил, что, по всей видимости, у меня шок. Ничего особенного, добавил он. Вы знаете, он так переживает, сказала мать. Конечно, сказал доктор, разводя руками, всё понятно. Такой случай, и такой юный возраст. Что можно посоветовать?
  Размеренный образ жизни, больше смеяться, словом, переключиться на что-нибудь другое. Не думать ни о чем. Об этом происшествии.
  Они поговорили о 'происшествии', но я не хотел их слышать и не слышал.
  Пусть с ним кто-нибудь будет. Тот или те, к кому он особенно привязан. Не надо ему никак напоминать о случившемся.
  Все негативные явления должны исчезнуть через сколько? Очевидно, юноша довольно крепок, и скоро все будет в порядке.
  Можно ему гулять? Взаперти, конечно, держать не стоит, но и... Хорошо, пусть гуляет. Спасибо, друг, подумал я с чувством, гулять разрешил.
  Меня разбудила мать.
  - Почта пришла. Тебе письмо. От Шедевра. Вот оно. Интересно, что он пишет? - Мать, как и все, очень уважала Шедевра.
  'Будь собой. Роза у меня заболела, и с ней нелегко. Она несколько капризна. Не знаю, как ты ее воспринял. Это единственное ее плохое качество, и не единственное вообще. Сейчас она расстроена. Ей предложили новую роль, и она отказалась. Впрочем, что я тебе говорю о ней.
  Надеюсь, ее зависимость от меня исчезнет.
  Я хотел о другом. Не думаю, что ты останешься у себя. Думаю, ты приедешь в столицу. Это город больших возможностей. Уверен, что то же тебе говорят и другие. В общем, если что случится, дай знать. Буду ждать. Шедевр'.
  Без адреса. Совсем короткое письмо.
  Мне оно показалось странным.
  - Фиаско выздоравливает, - сообщила мне Оазис за ужином.
  - Да? - сказал я. - А пули из него уже вытащили?
  - Какие пули? - сказала Оазис тоном знатока, целя вилкой в дальнее блюдо. - Ни одной царапины. Испачкались все.
  - Почистят, - сказал я. - Будут лучше прежних.
  После ужина я вышел к калитке. Воск тёрся рядом.
  Вокруг пышно расцветали на клумбах цветы. Я колебался, не зная, пойти погулять или продолжить сон.
  Я выбрал последнее, и Воск с сожалением проводил меня до дома. Он очень любил гулять.
  Он всю ночь безмолвно шатался по саду, но всегда засыпал под моим окном.
  Утром, перенося ногу через подоконник, я чуть не наступил на него, он мгновенно проснулся и, даже не успев проснуться, уже отскочил.
  - Чудище! - сказал я, испугавшись.
  Воск улыбался, и хвост его нарядно трепетал, как пойманная бабочка. Он был удивлён, что я так рано проснулся.
  Было в самом деле очень рано, солнце еще не взошло, но было светло, как днём, только воздух был очень свежим и прозрачным, и листва замерла неподвижно, ничто не шелохнется.
  В этот час океан был очень светлым.
  Я брёл по влажной полосе пляжа, оставляя на ней неглубокие следы, которые оплывали под плоскими набегающими волнами. Поверхность океана была ровной, и солнце ещё не появилось.
  Я шёл вдоль берега и смотрел под ноги. Внизу скользил песок, это действовало завораживающе.
  Я поднял голову и стал смотреть вдаль.
  Я долго смотрел на штиль, на высунувшееся солнце, розовый путь от которого тут же добежал до берега. Вокруг не было ни души.
  Я направился в город. Всё ещё спало.
  Туристы, легко одетые, шли к пляжу по гладким камням мостовой. Они улыбались на солнце.
  Воска неодолимо отталкивало от незнакомых запахов, и он неизменно коротким движением отворачивал свою серьёзную морду от шагающих ног.
  Мужчины взирали сквозь фокус, а девушки говорили 'шик!' и оглядывались через плечо с улыбкой.
  Я наткнулся на взгляд, наставленный на меня, как указательный палец.
  Взгляд принадлежал Фиаско, сидевшему за пустым столиком в тени под навесом.
  Я подошёл и протянул ему руку. Он осторожно пожал её. Он был немного пьян.
  Он сообщил, что это первый день, когда он относительно трезв.
  - Не ожидал тебя встретить, - сказал он. - Ты как?
  - Нормально. А ты?
  У домашнего Фиаско был неплохой вид, но он счёл нужным изобразить вымученную улыбку на пухлом грушевидном личике. Он покрутил рукой, сидя с разбросанными ногами, с улыбкой на лице, а перед ним стояла бутылка.
  Подержанный костюм болтался, как мантия, на его будто мумифицированном дряхлом теле. Он снял пиджак и, перекрутившись в пояснице, повесил его на спинку стула.
  - Так... - сказал он, возвращаясь в исходное положение. - Есть. - Он увидел наполненную рюмку.
  Раб своих страстей выпил, не морщась, и со стуком поставил её на стол.
  - Я в порядке, - сказал он. - А ты?
  - Отлично.
  Фиаско улыбнулся.
  - Я, в общем, лучше. - Он поманил меня несколькими быстрыми движениями, огляделся и проникновенно заговорил:
  - Знаешь, я был очень пьян тогда и принял всё за спектакль. Все лежащие на полу были ужасно похожи на муляжей.
  - Да?
  - Да. Это страшное дело. Я был так пьян. Веришь ли, будто я сплю и вижу сон. Будто я среди чучел.
  - Ты, видно, основательно был пьян, - заметил я.
  - Верно, - радостно сказал Фиаско. - Но на ногах я стоял. Меня обожгло, а я и не почувствовал, только вижу, женщина у ног лежит, волосы белые, и красная краска их испачкала и слепила. - Он придвинулся ко мне. От него исходил знакомый запах. Увечный Фиаско, дошло до меня, он опять пьян. - Я в это не поверил. Физически нас ничего не коснулось. Значит, - критически сощурился материалист, - ничего не было. Одно тухлое впечатление. Фикция. А это - труха. Можно пренебречь. Мне пригласили психоаналитика Бреда, и он, глупый, спрашивает, нет ли у меня душевной травмы. Что я слишком эмоционален. Жалкий докторишка. Я могу сказать одно. Все были ужасно похожи на муляжей. Поэтому я остался равнодушен. Я намекнул ему на это, но он не понял. Он стал задавать наводящие вопросы, а я ему показал свои модели, так бедняге эскулапу дурно стало. Кретин. Я тебе вот что скажу. Жизнь такая глупая вещь. Такая уязвимая. Серьёзно к ней относиться... Смешно! Такое, как с Клиентом, со всяким могло случиться. Я был рядом, ты... Не повезло. Нам всем фатально не везёт. У меня всё из рук валится. Будто это секрет, что у меня получаются одни какие-то неудачные уроды. На самом деле я ничего не умею делать. Я люблю указывать, что делать. Я неудачник... ты знаешь. Но кто мне здесь провал позволит, не заметит мою бесполезность. Ты просто пойми меня... У Антипода с первого раза ничего не выходит. Но нужен сразу результат. Без плодотворных опечаток. А что за жизнь без повторения того, что было. Не повторить того, что было. Тождественно. Сомневаешься в чем-то? Просто повтори. Официант! Повторить! Точно.
  Официант с пониманием усмехнулся.
  - Как повтор может быть другим? Повтор не проба.
  - Слушай! - окончательно развеселился пропойца. Он ловко и каверзно прикрыл один глаз. - Глас народа! - Он обреченно выпил, гоня от себя тоску. - Офис безграмотен совершенно, зато до самозабвения любит водить ручкой по бумаге, бесцельно. Наставник так хлопотал за любимчика. Дикция у него, конечно, хромает. Как и все остальное. А кто нормален? Кто эталон? Где эта твердыня шкала? Мы страстно хотим того, чего в нас нет. Нам не хватает неизведанного, глубоко внутри нас. Может, совсем малого, до ничтожности, до противоположности. Мы к этому стремимся. Кто знает, каким крахом обернется такое обогащение. Никто ведь не подскажет. Все увечный подражательный кусок мяса, когда-то случайно упавший в первобытный костер. Все хотят комфорта. Может, у Штампа все получилось бы. И у Офиса. И у остальной фауны. Со способностями все годные. А ты попробуй в каждом дефективном разглядеть его возможности, угадай их, распознай, поверь в них, особенно если их... нет. Если ты сам. Без редкостных данных. Как наш кудесник воспитатель. Совсем ничего или полная чаша - все едино. Педагог! Может, не стоит опустошать весь сосуд без остатка, разом, до капли. Не лучше остановиться, замереть? Может, у нас всех желания бы исполнились... в других условиях, - грустно заключил Фиаско. - Когда и незавершенное действие, как единый порыв, достигает цели. Кому верить? А тут какие-то категории, приоритеты, коллизии... - Он наполнил рюмку и приподнял её.
  Я машинально кивнул.
  - Мне пора, - сказал Фиаско. - У Нектар скоро званый ужин. Для нового рациона. Странное дело, никто его не видел, но все говорят о нем. Будто он есть. Но званый вечер будет. Для всех неудачников, куда стекутся все сливки общества. Я рассчитываю на тебя.
  Жертва обстоятельств перекинул через локоть пиджак, как шубу, по-дружески и в то же время церемонно распрощался со мной.
  Все думают, что при помощи искусственного, поддельного легко смогут убедить остальных в собственных достоинствах.
  Дай им только эти средства.
  Художника Абстракцию ожидает выставка, Пирамида будет возводить новый пряничный домик. Гибрид точно ученый. Это было жутко. Всех ждет успех.
  Всех ждёт успех в изменчивой среде, где первых не отличить от последних.
  Как ни раскручивай колесо, внутренность остаётся неподвижной. Ядро.
  Кто-то остановился возле меня. На лице метода множилась любезная улыбка.
  Метод Абсурд был в модной майке и кроссовках. Глаза у метода были очень печальные. У всех известных актеров печальные глаза.
  - Рад тебя увидеть, - сказал он и сел. При этом он продолжал улыбаться так, словно был несказанно рад.
  Такая была манера у нашего школьного метода. Он играл в свое удовольствие.
  - Я недавно встречался с твоей матерью, - сказал Абсурд, всесторонне косясь на графин.
  Я молчал.
  - У меня сегодня собираются гости. Ты тоже приходи.
  Я спросил:
   - Когда?
  - Вечером, - тотчас сговорчиво улыбнулся Абсурд и встал.
  - Приходи.
  Он осторожно отошел и смешался с толпой.
  Компания у Абсурда собиралась очень разнообразная. Метод был за демократию, терпимость, любил, чтобы все были вместе и чтобы никто никому не мешал при этом.
  В его просторном доме происходило множество историй. Кто-то начинал выяснять отношения. Кто-то напивался. Лагуна не упускал случая напиться и выяснить отношения.
  Но до серьезного дело никогда не доходило, Абсурд обладал способностью улаживать конфликты.
  Все разбредались по большому дому, не обращая внимания на хозяев. Тем было все равно.
  Абсурд давно перестал всех воспитывать. Он не кричал, не угрожал, а уговаривал.
  Разговор с ним превращался в нудную лекцию, не лишенную, занимательности, так как она была пересыпана фактами, отчего беседы иногда выходили убедительными, но все равно быстро забывались. Они были бесполезными.
  Но все с Абсурдом продолжали сохранять дружеские отношения. Разговаривали, как люди, которых много связывает. Казалось, он совершенно беспечен и мало что знает о каждом.
  Я всегда с подозрением относился к Абсурду. Он был безусловно незаурядным, но странным человеком.
  Беспрерывным давлением он, если хотел, мог превратить любого школьника в безропотное существо.
  Действовал он сначала избирательно, как по формуле, а потом налетал, как вихрь, буквально проходу не давал. Так было первое время и с нами.
  Сейчас уже никто не помнит, как мы пошли ему навстречу. А дело было так: страшный Лагуна прихватил метода за шею своими могучими руками, как лучшего друга, а Персона культурно потрепал его ладошкой по голове. И вручил визитную карточку. Травмы получились незначительными.
  Потом Лагуна хвастал, что чуть не свернул шею ненавистному методу. Щепетильный Персона сожалел о случившемся.
  В тот же год он станет чемпионом побережья, сшибая на ринге всех подряд, как гирлянды. В это трудно было поверить, учитывая его возраст.
  Всем соперникам предварительно были высланы визитные карточки.
  Инцидент с Абсурдом протекал в безгласной атмосфере, но неприятности у нас были, больше, чем нужно, пожаловался он всем, всех, кого нужно, оповестил, и мы поняли, что от приятельского метода можно ожидать всего. Это было не по правилам.
  Влиятельный мученик молниеносно обратился ко всем, во все ведомства, во все инстанции, по всему диапазону, вместо того, чтобы сначала попробовать договориться с нами.
  В завершающем классе все вели себя дикарски свободно и независимо.
  Казалось, Абсурда эта идиллия полностью устраивает.
  В последнее время у него собиралась все чаще странная компания.
  Тихони по праздникам в школе в первую очередь расхватывали подарки с самой яркой, как бы импортной упаковкой.
  Они за столами первыми стеснительно хватали угощения.
  Жадно набрасывались на готовенькое.
  Сироты обсаживали Абсурда, который был многословен, говорил долго, а они слушали его, не перебивая, как-то угрюмо, и немного страшно за него становилось, он был весь нараспашку, а восходящие звёзды были благоразумны.
  Они несколько слов связать не могут. Но значило ли это, что они ничего не понимают.
  Эти ребята не имели родителей, принадлежащих к высшему обществу, как отец Витамина, владевший сетью баров и игорных домов на побережье, или семьи Нектар, Клиента и Фиаско, обладавшими, помимо бессердечного аристократизма, крупными состояниями.
  У них не было родных. У них никого не было. Они были бездарны.
  Целью группировки лишенных наследства было совершенство. Наставник защищал свой питомник ущербных учеников как герой.
  В своей коллекции праведников он хватко видел золотоносные залежи.
  'Содержание однообразно, лишь глупая форма страдает бесконечным многообразием. Чем более несовершенны, тем более человечны. Поймите это их предназначение!' - провозглашал метод на пышных приемах.
  Но за их рамками прозорливо помалкивал, своим беспорочным подопечным он этого не говорил, оставляя их в неведении.
  Мне тоже нравилось, когда человек вдруг преображается и становится, вопреки ожиданию, умным и добрым.
  Я мечтал о благородных движениях души.
  Но все чаще я замечал, что никогда не получается, как я хочу.
  Если я, например, начинал сочувствовать в фильме главному герою, он принимался проигрывать всем подряд, даже самым ничтожествам, а если я, прихоти ради, переметнусь на сторону всемогущего отрицательного персонажа, то и ему, будто специально, после совсем небольшого промедления, несдобровать.
  Это говорит о том, что я не способен отталкиваться от чего-то устоявшегося, незыблемого, не умею подладиться под общее настроение, а выглядит это так, будто я все делаю наперекор.
  Не то, что другие. Эти. Сначала все было очень скромно. Все смотрели на них, как на экстравагантных чудаков.
  Потом стало известно о планах благоустройства побережья. Крайний беспорядок везде.
  Они раструбили об этом - заявили о себе. Осчастливили человечество.
  Демонстрацию устроили, рассчитывая на безусловную поддержку богатеев, а в ответ - тишина.
  Лишь отец Витамина посоветовал им начать с джунглей. В виде стартового, испытательного мероприятия. Издевался эксплуататор.
  В джунглях самая большая разруха, и надо проложить парковые аллеи со скамейками до болот, где каждый сможет испытать тихую радость в вечерней иллюминации.
  Атлет, управляющий нового рациона, серьезный не по годам, глубоко задумался и заявил, что болота неэстетичны и пахнут.
  Верно, веселился отец Витамина, вот вы и окунитесь во все это безобразие, оно же многообразие, с головой.
  Это были шутки, а общественники всерьез стали примериваться к заброшенному строительству, считая его позором, уродливым пятном на лице нашего побережья.
  О нем столько лет не вспоминали, и даже бродяги избегали его, а бестолковые ученики, по слухам, вознамерились устраивать там свои сборища.
  Говорят, природа не терпит пустоты, а мне думается, наоборот. Например, вопреки общепринятому мнению, трущобы абсолютно безлюдны, безжизненны.
  Природа пустоту любит, отдыхает там, в однообразии, тишине и покое.
  Дома Оазис металась возле своего бунгало, там у нее опять что-то затевалось.
  Мимо меня торопливо, насколько это было возможно, мелкими шагами прошла кухарка Экзотика с подносом, уставленным посудой, полной до краев.
  Не забывая улыбаться, она озабоченно сообщила, что мать уехала на курорт Нега, а у Оазис вечером гости.
  Вопрос, идти ли к развитому Абсурду, будто бы решился.
  На столе лежало письмо Персоны. Как всегда, Персона писал очень ярко. Глядя на него, этого не скажешь.
  'Проклятые горы! - писал он. - По вечерам я смотрю на немыслимо высокие пики, но не воздушные, а массивные, и некоторые обваливаются под собственной тяжестью. Я забираюсь на наблюдательную вышку и вижу, как бесконечные пики уходят вдаль. Я знаю, что они только здесь такие гладкие и ровные, как молодые. Дальше, говорят, взгляду открываются страшные картины - бездонные пропасти распахивают недра земли, тучи продираются меж причудливых нагромождений исполинских скал. Твой напарник, любитель гравитации, срывается с тропки вместе с непрочно державшимся камнем и парит в бездне, то отставая от рокового камня, то догоняя его, а потом видишь, как он царапнет по косой линии в самом низу, если только облака не застилают дно... жестокий мир!'
  Но все оставались невредимы, столкнувшись с невесомостью у поверхности земли.
  Я читал про таинственные исчезновения людей в горах - по местным легендам, их утягивал в расщелины огромный кисель. Я представлял гигантский джем, с длинным языком, прилипающим к туловищу, как присоска.
  Он скользит в полостях пещер, полностью заполняя их своим телом, как вода в лабиринтах, и так же мгновенно втягивается в каменную толщу.
  И этикетка с пещерный зев в ожидании добычи. И твой спутник, идущий следом, исчезает, даже не успевая вскрикнуть.
  'Все было тихо - горы, облака и несколько пещер невдалеке...'
  Но больше меня заинтересовали истории не об исчезновениях, а о внезапном появлении каких-то людей в горах.
  Из письма Персоны следовало, что начальство очень боялось появления этих людей, панически, и поручало тотчас выпроводить, как непрошеных гостей.
  Однажды Персоне досталось такое задание. Жертва была полностью скрыта мешковиной, только ногами перебирала.
  Персона должен был выполнить приказ, и он отвел пленника в горы, но, не выдержав, снял мешок, что строго возбраняется, и обнаружил под мешком молодую женщину, что полностью подтвердило его внезапно возникшие по пути подозрения, по каким-то неуловимым признакам.
  Он не собирался выполнять приказ.
  Он был шокирован, убедившись, что ему, солдату, предстояло отпустить беспомощное создание.
  И вот Персона оказался лицом к лицу в безлюдном месте со слабой девушкой, к тому же явно немой, и сразу...
  Без звука появилась Оазис. Она встала у стола и взяла журнал.
  Я выжидательно смотрел на нее, но она молчала, низко склонив голову к журналу, изогнувшись в талии.
  Плоский тапок то прилипал, то отставал от пятки поставленной, как у балерины, на носок ноги. Упавшие волосы скрывали лицо.
  - К тебе приходила девушка, - сказала она вдруг.
  - Кто?
  Оазис приподняла плечи.
  - А когда?
  - Утром. Рано утром. Когда ты гулял.
  - Почему ты сразу не сказала?
  - Я не знала, что ты дома.
  - Ясно.
  - Я ее никогда не видела у нас. Кто она?
  - Понятия не имею.
  - Конечно! Кто? - Не дождавшись ответа, она бросила журнал.
  - Она ничего не просила передать?
  Оазис изможденно, как все подростки, развернулась в дверях.
  - Нет... Слушай, а где Витамин? Я ему звонила, и никто...
  - Отлично, - сказал я. - Иди. - При упоминании о Витамине я с ней не церемонился.
  - Она очень красивая, - сообщила Оазис и удалилась расслабленной походкой.
  Я продолжал машинально держать письмо.
  Дар? Оазис, по-моему, ее не видела.
  Разве что тогда, в беседке.
  Но в любом случае, они же все уехали. Вся эта столичная компания. И эта девушка, Маска.
  А может, это она? Я подумал и решительно отмёл эту догадку.
  И потом, они уехали.
  А было бы неплохо. И она вполне могла показаться Оазис красивой. Они примерно одного типа, а сестра в таких случаях не ревнива.
  Я попытался вспомнить Маску, но не мог. Совсем не мог вспомнить ее лица.
  Да, она была красивой. Даже очень. Ничуть не хуже подруги Шедевра.
  Девушка, которая кажется недоступной.
  Такие благосклонны к ухаживаниям многих, сами умеют хорошо пококетничать.
  Они не прочь испытать свои чары. Но что у них на уме, не знает никто.
  - Конспиратор! - Это снова была Оазис, заглядывая вполлица. Она всегда так делала. - Иди, девушка.
  - Где девушка? - Я встрепенулся.
  - К телефону иди. Она не представилась. - Оазис проводила меня насмешливым взглядом. - Понятия не имею!
  Из трубки ничего не доносилось, кроме слабого, далекого потрескивания. Потом и оно пропало.
  Я склонил голову. Ясный голос Витамина, будто он стал духом, сказал кому-то:
  - Ничего не слышно. Может, я не туда попал? Странно. Хотя что здесь странного? Может, его дома нет. Или молчит. Не желает говорить. Что за фрукт.
  'О ком это он?' - подумал я.
  - Я, конечно, немного виноват, но... Говоришь, девушка ответила? - обратился Витамин к кому-то. - Мне на его сестрёнку попадать никак нельзя. Сказала, что позовёт, точно? Ладно... Я, конечно, немного виноват, но...
  У уха рассыпался оглушительный треск, будто что-то прорвалось.
  - Слышишь меня? - Видно было, что Витамин очень обрадовался. - Как твои дела? - озабоченно поинтересовался он.
  - Ты откуда? - Я пропустил его вопрос мимо ушей.
  - Хорошенький вопрос! - Витамин громко расхохотался. Слишком громко. - Я в такой шахте, что тебе и не снилось. Кстати, - он перешёл на небрежный тон, - со мной Дар, мы тут прокатились немного... позагорали.
  - Я думал, она уехала.
  - Нет, всё нормально... она со мной.
  - Вы где?
  - Сначала мы были на курорте. Недолго. А потом Дар вздумалось показать мне какой-то дом... Слышишь?
  - А где Дар?
  - Рядом. Она говорит, ты знаешь.
  - Что я знаю?
  - Большой дом, как замок, в котором никто не живет. Бред какой-то. А наша машина сломалась.
  - Вы на машине?
  - Это её машина, - пояснил Витамин. - Мы застряли в песках. Здесь повсюду песок. В этой всеми забытой дыре есть отель, вернее, так это логово называют местные кочевники. Одни кочевники и верблюды. Ничего не понимают.
  - Кто, верблюды?
  - Кочевники. Но пьют, как верблюды. Наверно, для дезинфекции. Пока объяснялся с ними, сам на ногах не стоял. И везде песок, - снова пожаловался он. - В ванной по колено. Двери не закрываются. Где этот дом?
  - Нет никакого дома, - сказал я, помедлив.
  - Как... - растерялся Витамин. Потом разозлился. - Что значит - нет? Ты хочешь сказать, что Дар всё выдумала?
  - Это совсем в другой стороне.
  - Как это - в другой стороне? Что она - стороны перепутала?
  - Выходит, что так. Не всем дано так ориентироваться, как тебе. Она всё напутала. Это в другой стороне. Есть там такой... заброшенный сарай.
  Дельный Витамин подавленно молчал. Потом сказал с некоторым вызовом:
  - Она описывает целый дворец.
  - Ей показалось, - скромно сказал я. - Игра воображения. Не более того. Понял?
  - Шик... - прошипел Витамин, как спущенное колесо. - А я здесь маринуюсь. Ты серьёзно?
  - Я не я буду, - сказал я с долей легкомыслия. Я услышал, как он спрашивает Дар, всё ли она поняла.
  - Дело дрянь, - вернулся он к разговору со мной. - А хозяин отказывает нам в кредите. Это мне-то, можешь себе представить?
  - Пообещай ему верблюда.
  - Издеваешься. Ладно. Знаешь, я хотел предупредить, что уезжаю... Не рассчитал. Думал быстро вернуться.
  Это точно, подумал я. Это ты чистую правду говоришь.
  В противном случае я бы продолжал вымуштрованно пребывать в уверенности, что у Витамина неотложные дела, вообще покинул нас, как я горестно считал, а не увеселительная прогулка с моей девушкой, хотя бы условно.
  - Деньги у вас есть?
  - У ее родителей их навалом, но считается, что она тихо, мирно гостит у...
  - Ясно. Как вас найти?
  - Найдёшь, - буркнул Витамин. До него только сейчас дошло, в каком положении он оказался. Роль спасаемого была явно не по нутру его независимой, кошачьей натуре. - Добираешься до курорта. Сворачиваешь.
  - В какую сторону?
  - В пески! Не в море, конечно.
  - Да, верно.
  - Потом едешь прямо.
  - Прямо? - уточнил я.
  - По дороге прямо едешь! А так она петляет. Потом обрыв дороги. Стоп. Дальше отель. Просто, верно?
  - Пожалуй, - согласился я. - Занесло вас. А это действительно отель?
  - Наверху пустые комнаты. Внизу торгуют самогоном. И солёными кактусами. Хочешь, поговори с Дар. Она рвётся пообщаться с тобой.
  - Привет! - сказала Дар. Голос у неё звучал весело. - Витамин немного преувеличивает. Кормят здесь вполне прилично, и выпить есть что. Тебе бы понравилось.
  - А как насчёт барханов в ванной?
  - Конечно. Пустыня это. А двери здесь не закрываются, потому что и так дышать нечем. Вообще-то здесь ужасно. Хочу домой. Мы на тебя надеемся. Как там наша девочка?
  - Какая девочка?
  - Маска! Я бросила её, и мне немного стыдно. Ты позаботься о ней. Кстати, она очень важная персона, так что будь хорошим...
  Связь прервалась. Пески, подумал я.
  Эффекта в отеле не оказалось.
  Такой результат меня не устраивал, и я продолжал находиться в холле, пока все хамы, включая изрядно занервничавшего портье Номера, не стали наперебой мне объяснять, что за коротышкой заходили какие-то карьеристы, и принялись невероятно правдиво описывать их облик.
  Но я еще раньше догадался, о ком речь, и опять отправился через весь городок.
  Меня опередили.
  Бар Рудимент знал когда-то лучшие времена. Столики картинно располагались на свежем воздухе у самого пляжа, и прибой был рядом.
  Все было в тростниках и циновках в туземном стиле, а от непогоды защитой служил ажурный навес, так что посидеть в таком шатре, в непосредственной близости от океана, было, что для мореплавателя взгляд на теплые края, одним удовольствием. Сначала бар был целыми днями занят компанией Антипода.
  Это был штаб пиратов, и со временем этот конфуз стал бросаться в глаза.
  Посетители вмиг испарились, а Антипод расценил это как измену коммерческого счастья.
  Он был оскорблен в лучших чувствах. Он будто ослеп.
  Место такое выгодное, конкуренции никакой, а он терпит одни убытки при любом раскладе. Турист шел косяком, и все мимо.
  И сейчас было пусто, один Каталог обозревал окрестности, уперев ногу в этническую изгородь и грыз безе.
  Безе шло к его продубленному лицу. Я знал, что он с трудом читает, а цифры только складывает. Да и это ему без надобности.
  Все были возле нового дома мэра на холме.
  Больше Каталог сообщить ничего не мог.
  Бар окружали огромные пальмы. Прекрасное место, и никакой конкуренции.
  Но после случая в Стереотипе, также отличающемуся выгодным расположением по отношению к океану, туристы, не успевшие хлебнуть там счастья, отхлынули, оттянулись в городские бары.
  Только вечером появлялись отдыхающие, любители позагорать в лучах закатного солнца.
  Они держались отчужденно, заплывали недалеко, плескались в прибережных волнах.
  Они были полностью заняты собой и выглядели чужеродно на необъятном берегу, перед первобытным покоем пустынного океана.
  Днем места, так хорошо знакомые ночью в темноте, смотрелись непривычно.
  Я обошел старую башню и стал спускаться в овраг, заросший кустарником, и наткнулся на Антипода.
  Тяжеловес восседал всей своей тушей на складном стульчике с театральным биноклем в руках.
  По его лицу тек пот, и он даже не утирался.
  Непонятный мукомольный звук, напоминающий жужжание, усиливался.
  Вдруг из-за высокого здесь, в овраге, горизонта выскочил вертолет, похожий на пчелку из мультфильма, его корпус расчерчивали веселые разноцветные полосы. Лопасти с утробными звуками молотили воздух.
  Перед домом мэра расположился оркестр.
  - Ждут в гости, - сказал я.
  - Нет, - верноподданнически живо сказал Антипод, едва обратив на меня внимание. - Они не имеют права. Мы использовали грим. Ставили все на места. Не вступали в полемику. Ты же знаешь.
  Вертолет, зависнув ненадолго над крышей загородного дома мэра, как поделка, метнулся в сторону.
  Антипод судорожно вздохнул.
  К холму подкатывали машины с частоколом танцоров, напоминающих солдат. Все лицо у Антипода покрылось новыми каплями пота.
  - Внутри кто-то есть? - спросил я.
  Лидер драматически мотнул головой.
  - Ты передумал?
  Он так же безмолвно остервенело дернул головой.
  - Ты сможешь предупредить Эффекта? - внезапно сказал он севшим голосом.
  - А где он?
  - В архиве. Получает разрешение на выезд.
  - Что за торжество? - искренне изумился я.
  - Это не торжество. Есть такой... грант.
  Я присвистнул. Везучий Антипод подался ко мне. Весь глянец с него сошел. Одни ножки стульчика ушли в землю глубже других.
  - Я не рассчитывал сегодня на удачу. Банкет окончен. Публика питается ложью. Нам даже не будут аплодировать. Переместят в столицу, и все. Есть такая установка. Смена декораций. Ради спокойствия туристов. Надо сделать припасы и лечь на дно. Никто ничего не понимает. Что за облава. Чехол собирается уходить. Мои орнитологи в городе. Избегают безлюдных мест. Надо быть на виду. Это шанс исчезнуть. А на строительство вообще не суются. Там сейчас эти... калеки танцуют. Считается, что в трущобах есть место шоу. Абсурд хочет построить город. Строить он не умеет, поэтому ждет, что все само построится. Если появится шоу. Бродят, ищут это место. И днем, и ночью копают под свои марши. Хотят его найти. Ждут нерукотворных тротуаров. Зодчие. Я бы тоже не прочь быть подальше от этой жизни. А то, веришь, кусок в горло не лезет. Может, успеешь с Эффектом. Он мировой шаблон. Просто он хочет всем удружить. Знаешь, он хотел обмануть дочь нового рациона. Сорвать куш. Но с Клиентом он не виноват. Кто-то за этим стоит. Но кто? Все хотят обмануть дочь нового феодала, а ей все равно. Она себя в обиду не даст...
  За старой башней я почувствовал себя получше. Все было как обычно. Я не верил в события. Всегда у нас тихо, спокойно.
  Грузовик Эффекта стоял возле архива, припаркованный по всем правилам.
  Неужели Дар дочь нового рациона? Тогда Витамин может смело сорить деньгами - есть откуда.
  Я вбежал в мэрию.
  По лестнице спускался Абсурд, приветливо улыбаясь.
  Я метнулся в сторону и пошел по коридору, оглядываясь и сталкиваясь при этом с посетителями мэрии, сплошь учениками метода, и чуть не сшиб выходящего из туалета Эффекта.
  Я хамски втолкнул его обратно и запер дверь. Остальные потерпят. Я схватил удальца и приподнял.
  - Ты что сделал?
  Он даже не трепыхался. Он был такой никчемный, мелкий, до такой степени, что его никто не замечал, что бы он ни делал. Беда.
  - Сейчас я прихлопну тебя, - сказал я.
  - Я не виноват, - просипел он.
  - Увянь! А кто виноват? - Я отпустил его, только потому, что он не просил об этом. Он боялся даже заикнуться об этом, багровея все больше, будто пригвожденный к стене туалета. - Говори, кто тебя заставил?
  - Никто, - испуганно сказал Эффект. - Честное слово.
  - Молчать, лакей. Сам? Не верю.
  - Я ничего не делал. - Эффект отвернулся и понуро молчал. - Ты ничего не знаешь. Все совсем не так, как ты думаешь.
  - А что мне думать? Я всё и так видел. Своими глазами.
  - Вот именно... - прошептал в ужасе Эффект. - Я видел. И все.
  - И я слышал.
  - И я слышал. Всего лишь. Все совсем не так...
  - А как?
  Дверная ручка медленно повернулась, будто кто-то пробовал мускулатуру, и так же медленно вернулась на место.
  - Получил разрешение? - тоном пониже спросил я.
  - Да. Всё в порядке. - Эффект похлопал себя по карману куртки.
  - На холм тебе ехать не надо.
  - А куда мне надо ехать?
  Я призадумался. Эффект продолжал смотреть перед собой, как обычно, без особого выражения на круглом веснушчатом лице.
  Может, и впрямь его никто и не заметил.
  Ведь никогда, ни при каких обстоятельствах ему ещё не удавалось всерьез привлечь к себе внимание.
  Он был, как мелкая деталь, которая только незаметно используется всеми.
  - Выедешь из города... - начал я, и безотказный гонец согласно улыбнулся.
  Я коротко растолковал ему, как найти Витамина, и он почти на каждом слове соглашался.
  - Я поеду, - сказал Эффект. Он сразу примерил на себя новое задание. - Наверно, надо поспешить.
  - Ничего. - Я не отводил глаз от ручки двери. - Потихоньку...
  Я похлопал его по плечику, слегка подталкивая к выходу.
  Метод с обанкротившимся видом стоял в конце коридора, неподвижный среди брожения присутственного места.
  Эффект чинно поравнялся с методом, и тот, естественно, не обратил на него никакого внимания.
  Он сразу инспекторски посмотрел поверх голов на меня. Сердце екнуло, как по команде. Лестница была прямо передо мной.
  Я устремился по ней. Пользуясь случаем, я перешагивал через несколько ступенек. Последний этаж был пуст.
  Я поднялся к потолку, взялся за чердачный люк, потом вспомнил про темноту на чердаке и спрыгнул, оставив люк открытым.
  Я нырнул в знакомую мне дверь.
  Все обезьяны исчезли. В углу светился аквариум. Рыбки были на месте.
  Я приоткрыл шкаф, ожидая, что из него повалятся скрюченные чучела. В коридоре послышались мерные шаги.
  Кто-то, как окаменелость, шёл не спеша, останавливаясь у каждой двери.
  Я втиснулся в шкаф.
  Шаги замерли у дверей. Будто принюхивались. В шкафу было тесно. Я не кукла. Вдруг мой локоть ушёл в пустоту.
  Я нащупал ногой неровные каменные ступени. Это оказалась лестница, причем винтовая.
  Я перебирал руками по стене, а иногда касался головой потолка, и таким образом добрался до другой двери.
  Она почему-то полностью не открывалась. Я по-хозяйски, хоть и с трудом, протиснулся в узкую щель.
  Оказалось, снаружи был придвинут платяной шкаф. Он был явно не на своем месте.
  Прежний беспорядок в спальне мэра пропал. На заправленной кровати возвышались взбитые подушки.
  Перед зеркалом в дальнем углу спальни стояла девушка, опираясь коленкой на низкую тумбочку.
  Это ее внезапное движение заставило меня замереть.
  Она снова пошевелилась.
  Глядя в зеркало, она красила губы, и настолько была поглощена этим удовольствием, что не замечала ничего вокруг.
  У нее была тонкая, стройная фигура, как у девочки-подростка. Это была Маска.
  Она быстро повернулась, придирчиво косясь в зеркало на собственное отражение, прогнувшись в талии.
  Она заметила меня. Рот приоткрылся. Она словно загляделась на мое лицо.
  - Это... вы? - Голос ее выдавал крайнее изумление.
  - Рад вас видеть, Маска, - сухо сказал я и нахмурился. - Но что вы здесь делаете?
  Она быстро овладела собой.
  - Почему вы меня спрашиваете об этом?
  - Вам нельзя здесь находиться.
  - Странно...
  - Ничего странного, - повысил я голос, случайно глянул в окно и отшатнулся. Во дворе было полно людей во фраках.
  Маска тоже подошла к окну. Она стояла спокойно, не таясь.
  - Как вы здесь оказались? У вас есть ключ?
  - Да.
  - Где вы его нашли? Но это неважно... Вы в незнакомом городе, в чужом доме...
  Внизу послышались голоса. Я замер.
  - Все. Здесь оставаться нельзя.
  Маска прошлась по комнате и неожиданно плавно, величаво села.
  - Вы преувеличиваете.... - начала было она, но вскрикнула, оттого, что я схватил ее за руку и потащил за собой.
  Она упиралась, и я остановился.
  - Традиции! - сказал я выразительно. - Это очень опасно.
  - Отпустите сейчас же!
  Лицо ее дышало возмущением.
  - Не бойтесь!
  - Только этого мне не хватало! - бросила она.
  - Я не причиню вам вреда, - убеждал я её, заталкивая в темноту хода. - Успокойтесь, прошу вас.
  Стоит ей подать голос, и мы пропали. Маска сопротивлялась вполне корректно, но пришлось ее отпустить.
  Приятно было держать её за плечи, даже при таком форс-мажоре. Она высвободилась.
  - Что вы делаете?
  - Это тайный ход.
  Она поправила волосы. Я пошёл в темноту, и она пошла за мной. Какое-то время мы шли, настороженно озираясь.
  Ход закончился стеной.
  - Что-то не так? - спросила Маска.
  Я потрогал стену. Она, колыхнувшись, снова тяжело обвисла.
  Сразу возник тяжёлый запах, как в помещении, которое долго не проветривали.
  - Что это? - глубокомысленно сказал я.
  - Это ковер. Где мы?
  - Да, ковер. А что за ним?
  - Я не имею представления, где могут висеть ковры.
  Я прислушался. Маска тоже приложилась ухом, устремив посверкивающие глаза вверх. Я не мог оторвать взгляд от ее хорошенького лица.
  Уголок ее рта с досадой поджался. Вдруг она приложила палец к губам, внимательно глядя на меня, но я и так превратился в слух.
  За стеной кто-то безответно забубнил, как при чтении.
  Говор усилился, потом стал удаляться. Будто кто-то регулировал звук.
  Я сделал знак Маске, и она с готовностью переступила с ноги на ногу.
  Нам пришлось пробраться между стеной и ковром.
  Мы с удивлением разглядывали массивный стол, грубые стулья, глиняную посуду под лавкой.
  За столом сидел мужчина, очень прямо, положив тяжелые руки с набухшими венами перед собой. У него было грубое, с глубокими запыленными складками у рта, лицо.
  Волосы тянулись плотными прядями, едва достигая тусклого тыквовидного лба, будто парик сдвинулся.
  У примитивного ткацкого станка находилась женщина в платке на голове. Руки ее будто перебирали струны на арфе, а тело было полностью скрыто длинным мешковатым платьем. Глаза на бездумном лице с мелкими чертами буравили пустоту.
  Дети, один другого меньше, в беспорядке были расставлены повсюду. Они держались за подол матери, бегали по половицам.
  Сквозь плетень хижины был виден зал.
  В нём появилась группа экскурсантов. Мы затаились в полутьме, прижавшись друг к другу.
  Одни туристы что-то безучастно жевали, лица других были преисполнены любопытства.
  Познавательная экскурсия началась. Принарядившийся по случаю Сервис в зеркальных очках, знаток и эрудит, прокашлявшись, заговорил:
  - Вы находитесь в музее, где экспонаты изготовлены знаменитым столичным мастером Раритетом. Здесь всё искусственное, то есть все сделано, воспроизведено столь искусно, что, несмотря на использование самых обычных, подручных материалов, от настоящего отличить вряд ли кому под силу.
  Все прошли мимо первобытного человека у костра, чем-то неуловимо напоминавшего Лагуну, только с потухшим взглядом, с ввалившимися щеками и животом под ребрами, буквально прилипшему к позвоночнику - похоже, он всерьез голодал.
  - Может, и так, - благосклонно оценил остроту гид. - Но как в кризис впечатлились его гены. И если они, драгоценные, передадутся дальше, то представляете себе, какой неисчерпаемый заряд алчности и чревоугодия, превозмогший все, в тесном зародыше, уйдёт в будущее? В несравненно лучшие условия. И какой отклик найдёт? - Гид посмотрел почему-то на толстяка Антипода, как раз мучительно вычисляющего, достаточно ли он набрал провизии. Челюсть у горемыки так и отвисла. - И уйдёт. Так катастрофа рождает жизнь, финал ведет к старту, победа это пауза, ошибка - цель. Парадокс! Улавливаете взаимосвязь? Итак, процесс перехода от охоты к земледелию благополучно завершился, но... - одаренный гид с сомнением обратился к крестьянскому семейству в хижине, где и находились мы с Маской, - все же дикие, отсталые, некультурные люди, чрезвычайно сильны родственные связи. Сам себя дикарь определить не в состоянии. Первостепенное значение имеют застывшие формы - обряды, обычаи, традиции. Думать не надо. Элита примитивна, - неожиданно завернул знаток, будто что-то очень личное. Сервис был всецело на стороне Штампа, против Витамина с его недосягаемой крестьянской хваткой. - Бывали в столице? Бедствие. Тупость и пассивность. Основной вопрос: 'Кто ты?'
  - Смешно! И что, отвечают?
  - Я же говорю - элита. Сброд. В голове - мусор. Аристократы вообще не любят сложностей. Отвлеченностей. А простые вопросы задавай сколько угодно. В любом салоне за своего сойдёшь.
  - Что он говорит? - прошептала Маска.
  - Он сумасшедший.
   - В самом деле?
  - Это его хобби.
  - Смешной.
  - А вот - новинка, - внушительно сказал гид.
  Внутри чучела виталистически дрогнуло прозрачное пюре.
  - Что это?
  - Что? - Говорливый гид на миг запнулся, но отвечал с прежней готовностью: - Душа.
  - Душа?
  - Да.
  - Вы считаете, что это душа?
  - Конечно, нет. Это - не душа. Это её макет. А разве всё остальное - настоящее? Но её же надо обозначить. Да, и её тоже. Как и прочие предрассудки. Хотя бы приблизительно. Ограничиться минимумом, но не малостью. Представить в виде предмета, как и всё здесь, неодушевлённого. А как иначе? Мы же говорим о ней, уверенно, предметно, значит, и она должна быть там, внутри, как обычный атрибут, как суть. Там, где всё сделано, её, символическую, уже нельзя пропустить. А это искомое суфле лучше всего отвечает нашим теоретическим представлениям: легкость, эфемерность, зыбкость, иллюзорность. Соответствует общепринятому стандарту. Например, в другом чучеле символическая душа зеленого оттенка. Где бесплотные понятия, добро и зло, как их различить? Только по внешнему признаку, как свет и тень, день и ночь, верх и низ. Вот мы в музее, как в чехле, и обозначаем, объективизируем то, что в жизни недоступно чёткому определению. Должно же быть такое место, где это возможно, где все дозволено. Любой каприз.
  Туристы кучкой переходили с места на место. Гида-эрудита на этот раз с ними не было, и ничто не нарушало музейной тишины. Наконец зал очистился и от них.
  Маска в полутьме смотрела на меня, не отрывая взгляда теплых глаз. Я машинально взял ее за руки и держал так, продолжая пребывать в неподвижности.
  Не мог произнести ни слова. Лицо Маски было совсем рядом. Овал ее лица в полутьме, улыбка, раздвинувшая губы, были необыкновенно привлекательными.
  Выпрямившись, селянка легко перешагнула через декоративную изгородь перед входом в хижину.
  В зале ещё возвышался целый туземный шалаш. Туземцы во главе с вождём напоминали Чехла и его компанию.
  Вокруг портретов вкуса и аромата висели пёстрые одежды и мохнатые ковры, от которых даже издали тянуло таким густым запахом, что спирало дыхание.
  Скульптуры голода и жажды сиротливо окружали фонтан.
  Мы благопристойно покинули этнографический зал.
  Я оглянулся напоследок на низкую хижину, изображавшую старинный быт, и скорбно замершее в полутенях крестьянское семейство, сплочённое серийной родственностью.
  Музей Абсолют располагался в громоздком древнем здании по соседству с мэрией.
  Ничего особенного, на мой взгляд, в нем не содержалось, но только сейчас я обнаружил, какой он большой.
  В залах было прохладно и по-особенному тихо.
  Экспонаты попадались самые разные. Подобраны они были, как мне всегда казалось, бестолково.
  Зато в каждом зале попадалось что-нибудь неожиданное. Мы прошли мимо змеи с несколькими головами.
  Одно помещение сменялось другим, и сразу хотелось узнать, что в следующем, особенно когда просматривалось сразу несколько залов.
  На пути встречались картины. Как добиться сходства с натурой? Слепо следовать ей или руководствоваться собственным восприятием?
  Я вглядывался в грубые мазки. А что за ними, приблизительными, неточными? В картину вложено нечто, помимо красок, и всем кажется одинаково.
  Значит, оно там есть, твердое, прочное, незыблемое, и я его вижу, все должны видеть одинаково.
  За любой формой кроется содержание. Азбучная истина. Но за рельефно застывшими красками ничего нет. Они сами.
  Я будто пытался проникнуть в них, превзойти их, как барьер, понять, что там таится.
  Маска, наклонившись и придерживаясь за мою руку, рассматривала старинные монеты, потом перевела взгляд на свисающую гроздь винограда - подлинную драгоценность ювелирно созданного обмана.
  - Какое это искусство, - пренебрежительно заметил проходивший мимо Сервис. - Сфабрикованное. Лак.
  - Тайна... - завороженно сказала Маска.
  Мне тоже нравились такие вещи. Интересно было на них смотреть.
  - Одно внешнее сходство, - сказал Сервис. - Скопировано только внешнее, всесторонне, но только форма.
  - Зато как не посмотришь, когда не посмотришь, впечатление всегда одно и то же. Законсервировано, как мушка в янтаре, - сказала Маска.
  Сообразительный Сервис лишь скептически улыбнулся и удалился.
  Нас окружали освещённые ниши. Я повернулся. Вдоль стен повисли насекомые.
  Гиена, расставив лапы в кухонных бахилах среди опавшей листвы, так отрепетированно свирепо оскалилась, что к ней никто не подходил, разглядывали издали.
  Это был зал живой природы. В большой нише были джунгли. Пыль припорошила глаза животных.
  Ширь какая. Бескрайняя.
  Животных было много, будто все виды повылазили, как зеваки на бульваре.
  Грызуны взбирались на деревья, змеи путались под копытами антилоп, леопард обнажил зубы. Птицы и насекомые были повсюду, россыпью.
  Несмотря на скученность, обстановка была, как реальная. Сколько я помню, самым интересным было отыскивать самых неприметных животных.
  Взгляд наткнулся на неприкрытое место. Был виден помост, его часть, серого, невзрачного. На нём всё и помещалось.
  Пейзаж сразу стал неинтересным, неживым. Я будто протрезвел.
  Обман был обидным. Я продолжал смотреть на слегка подсвеченные изнутри джунгли, но взгляд возвращался к оголенному участку.
  Уже попавшись на глаза, изъян назойливо притягивал к себе, привлекал внимание.
  Один зал был явно отдан на откуп энергичному кузнецу - вся экспозиция была из железа, даже интерьер - очень зрелищно.
  Последний - для нас, а так первый - зал занимал скелет ящера. Нескончаемой кривой тянулся огромный позвоночник со множеством впадин и выпуклостей, как утерянная борона земледельца, а вдоль стен, на подставках замерли обезьяны.
  Я дошел до конца доисторического ископаемого и лицом к лицу столкнулся с Гибридом. Он будто подглядывал за нами.
  - Здравствуйте, - сказал он с характерным для его постного вытянутого лица бульканьем и поспешно снял очки. У него был высокий лоб, а губы как-то плохо подгонялись одна к другой. Маска вопросительно посмотрела на него и взяла меня под руку.
  - Я веду здесь научные исследования, - сказал Гибрид. - Я пример для подражания.
  Изумил. Полностью.
  - В музее? - уточнила Маска.
  Гибрид раскрыл тетрадь, но я повел Маску к выходу. Хоть Гибрид и распахивает тетрадку, хоть и с виду смущен, дальше этого дело не пойдет. Потом он вдруг замкнется. Я это уже знаю, это уже не один раз происходило.
  Только с виду неудачники наивны и открыты. Гибрид четко ведет свою линию жизни. Ничего лишнего себе не позволит.
  Если бы мы продолжили разговор, он бы замолчал многозначительно, в тот момент, когда ты этого вовсе не ожидаешь, и все, он недоступен. Свое он ухватил, и ладно.
  Мы вышли, толкнув тяжелую дверь. У входа толпились в ряд современные скульптуры, ожидая свое место.
  На улице все было залито солнцем. Мы зажмурились. Тепло обволакивало нас.
  Видно было, что Маска приезжая, и что ей нравится провинция. Глухомань всех встречала щедрым покоем.
  - Я думал, вас здесь уже нет, - сказал я.
  Маска неожиданно рассмеялась.
  - Представляете, Дар уехала на курорт, и я жду ее. Я остановилась в отеле.
  - Почему?
  Маска продолжала смотреть на меня с улыбкой, и по паузе я понял, что вопрос неудачен.
  - Конечно! - сказал я.
  Она испытала явное облечение. Я свернул в узенький переулок, и она последовала за мной, заметив, что в первый раз идет этой дорогой.
  - Часто гуляете?
  - Да.
  Кварталы напоминали лабиринт, в котором можно сориентироваться, только глядя на него сверху. Здесь можно легко заблудиться, а обитатели кварталов на любые сигналы о помощи не реагируют.
  Я наметил кратчайший путь. Мы вышли к отелю, и Маска была удивлена - она не рассчитывала на такую скорость.
  - Пустяки, - скромно сказал я.
  Она оценивающе перекатила во рту язычок.
  - В таком случае, я приглашаю вас к себе.
  Вблизи отель был огромен. Портье, увидев меня, опустил глаза.
  Длинный коридор все время заворачивал. Он был освещен молочными плафонами. Маска остановилась возле своей двери и открыла ее.
  - Проходи, - сказала она.
  Я зашел, осматриваясь.
  - И во сколько вам обходится этот приют?
  - Дорого, конечно, - сказал Маска, слегка нахмурившись.
  Я сел в глубокое кресло и утонул в нем, став на время беспомощным. Через приоткрытую дверь была видна спальня.
  В отеле сохранились номера с высокими лепными потолками, с фонтанами, с фигурными старинными телефонами, и мне всегда казалось, что они соединены с другими посредством обычной трубы.
  Маска тоже села в кресло, откинув голову, отдыхая. Мой взгляд скользнул по гладким расслабленным ногам. Она хорошо загорела.
  - Ходите на пляж?
  - Конечно. Я сейчас с пляжа.
  - Странно. Что мы не встретились.
  - Действительно, странно.
  Она встала и принесла лед, стаканы и лимонад, прижимая их к груди.
  Около столика она присела, опустив все это на полированную поверхность. Потом дунула вверх, в сторону повлажневшего лба.
  - Не возражаешь, если я приму душ? Я быстро.
  И она ушла, оставив меня скучать. За окном было пекло.
  - Вы закончили школу, Маска?
  - Конечно. В столице нет школ. Все образованные. Диплом надо обходить стороной. Как и мобильный телефон. Он исчез. Ложная коммуникабельность фикция. Вы отстали от жизни. Регресс налицо. А я взрослая.
  - В самом деле? Это правда? Невероятно.
  - Это хорошо. - За дверью послышался удовлетворенный всплеск. - Похоже, это не комплимент.
  Снова усиленно зашумел душ, и я стал листать журнал. Вскоре появилась Маска.
  От нее замечательно пахло. Волосы вспушились. Короткий халат не скрывал стройных ног.
  Я отложил журнал.
  - Ты сегодня чем-нибудь занята?
  - Вечером собираюсь пойти к одному нашему общему знакомому.
  - Кто это?
  - Абсурд, ваш школьный метод.
  - Вы знакомы?
  - Это старинный друг нашей семьи. И, кажется, родственник. Пойдем вместе?
  Она уселась на софе, поджав ноги. Ее фигура вдавалась в софу.
  - Я не знаю.
  - Почему? - Она следила за моим лицом. - В прошлый раз ты тоже был такой.
  - Какой?
  - Независимый. Надо уметь противостоять обстоятельствам. Вопреки правилам, - наставительно сказала Маска. - Тебе нравятся застолья с излишествами, ты невоздержан в словах и действиях. Презираешь фальшь. А этого надо избегать.
  - Наверно, ты права, - растерянно сказал я.
  - Конечно, права, - убежденно сказала девушка. - Все так думают. Так принято.
  - Бывает, конечно, - согласился я. - Заносит на повороте.
  - Бывает - это ничего. Ты совсем молодой человек.
  - У вас и библиотека имеется, - сказал я. Меня тронула ее забота обо мне.
  - Да. - Маска соскочила с софы и двинулась к полкам, легко переступая длинными ногами. Она провела по корешкам книг, как по клавишам.
  - Читаешь?
  - Это только названия книг.
  - А почему вы не поехали вместе с Дар? Разве она не предлагала?
  - Нет, не в этом дело. Я сама не захотела. - Она снова сидела, отвернув лицо и глядя сухими блестящими глазами в окно. - Все в порядке. Я не скучаю. У вас замечательный пляж. Каждый день я загораю. Хожу в театр Фурор. В театре играют ученики Абсурда. Они знают, кто ты. Ты известен на побережье с позитивной стороны. Ты выдающаяся личность. От театральной публики звучит ария в твою честь. Я посещаю рынок Амплуа. Я обедаю в ресторане Публика. - Она наконец посмотрела на меня и слабо улыбнулась. - Составишь мне компанию?
  - В театр?
  - Или на рынок. Искусства больше нет.
  - Конечно! - сказал я горячо, хотя и в некотором замешательстве. Новость нашла место в позитивном театре. Театральна публика аплодирует всегда.
  Маска улыбнулась и стала переодеваться, быстро, по пляжной привычке.
  - Я готова.
  Маска стояла передо мной.
  Волосы у нее были аккуратно расчесаны, губы слегка подкрашены, на щеках румянец.
  Картинка. Она была очень красивой.
  - Как? - спросила она.
  Я восхищенно свистнул.
  - Куда мы пойдем?
  В позитивное кафе дверь закрыта. На сегодня я выполнил культурную программу.
  - Куда ты меня пригласишь, - лукаво сказала Маска.
  - Ты голодна?
  - Я готова сожрать быка.
  - Мы идем в театр.
  - Вместо рынка? - лукаво просила Маска. Она смотрела на меня со смешанными чувствами.
  - Искусства больше нет. Это ясно всем.
  Маска снова испытующе посмотрела на меня.
  - Ты уверен? Ладно...
  Но она согласилась легко.
  Кабак Публика на центральной площади Фальшь был заполнен. От театра он не отличался. Ничего не изменилось. Туристы безоглядно праздновали.
  Их жизнь представлялась мне необыкновенно пресной.
  Гости так банально уравновешенны, все воспринимают, как должное. Я силился проникнуть в их взгляды, за физическую оболочку глаз, узнать, что ими движет.
  Такие куклы нужны в театре. Каждый спектакль нужно играть заново. А так любой расставил кукол, и готов результат.
  С одной стороны, притворяться труднее, чем делать все по-настоящему.
  С другой стороны, играть, лгать и фальшивить так легко и приятно.
  Действия людей, несмотря на их механистичность, казались непредсказуемыми.
  У меня появилось ощущение бездумности. Вечной опасности. Общество как одна целая марионетка. Но не в зависимости от обстоятельств, а без общей цели.
  Без цели.
  Всегда есть причина.
  Любому действию всегда есть причина.
  Мы вполне понимаем естественные законы, руководствуемся здравым смыслом и не оспариваем очевидное, отделяем его с легкостью от искусственного, скрытого, вторичного, противопоставляя одно другому, презираем видимость, все кажущееся, туманное, и вместе с тем поклоняемся форме, так же естественно считая ее неопровержимой принадлежностью содержания, хотя и ясно, что при разных обстоятельствах одна и та же форма может принадлежать разным содержаниям.
  Маска посматривала на меня.
  - Ты хорошо помнишь, что было в тот вечер?
  - Да. Но я...
  - Да. Ты праздновал, - пришла мне на помощь Маска. - Вы всегда так себя ведете?
  - Как?
  - Для всех существует только одно торжество. И оно исчезнет.
  - Это правда.
  - Ты увидишь друга.
  - Нет.
  - Почему?
  Я заметил, что она любит спрашивать. Парень за соседним столиком пошел знакомиться. Он заговорил с девушкой у стойки. Мне было видно, как она что-то отвечает ему, оживленно улыбаясь.
  Вернулись они уже вместе. Усаживаясь, девица скользнула по мне взглядом. Парень что-то без умолку говорил.
  Сидящий невдалеке Драма после нескольких попыток встать подошел к нам.
  - Я заказал редкое вино, - сказал он. - Вы согласитесь составить мне компанию... Отлично, - бодро приосанился он.
  Принесли вино, действительно старое и редкое. Драма, оживляясь, с видимым удовольствие разлил его по бокалам.
  Маска взяла свой бокал. Пальцы у нее были тонкие, а запястья худые.
  - Как вино? - спросил я.
  - Да, неплохое.
  Я взял бутылку, в которой безмолвно плескалось красное вино, ощущая ее приятную тяжесть, снова наполнил, с молчаливого одобрения Драмы, бокалы. Вино глухо булькало, толчками выливаясь из бутылки.
  Драма безутешно бубнил что-то свое.
  - ...кто знает, что там, в глубине. А может, существо совершенно безобидное. Вроде гусеницы. Живет на деревьях, питается листьями, а иногда спускается, по глупости и неразумению...
  Он был пьян. Типичный корифей. Вокруг стихли разговоры, шум, смех.
  Посреди театра затравленно стояли Чехол и его человекообразная компания.
  - Вот что нам заменяет золотую молодежь, - с горечью сказал Драма. - Таланты! Везде варвары. Скоро эти веяния прекратятся. Скоро наведут порядок. Наш кормилец, новый рацион...
  - Вы его знаете? - спросил я.
  - Да, - сказал Драма. - Мы с ним учились в одном университете.
  - Вы заканчивали университет?
  - Нет. - Хмельной плут развернулся к Маске. - Вы, если я не ошибаюсь, его дочь?
  Я перевел взгляд на Маску. Она смутилась.
  - Но ты ни о чем меня не спрашивал, - парировала она. Смущение у нее никак не проходило.
  Почему-то я вспомнил про новый дом мэра на холме, настоящий дворец с десятками роскошных залов в стиле королевских покоев, украшенных скульптурными группами.
  Теперь она перестанет обращать на меня внимание. Конечно, кто я здесь для нее, в самом деле? Кем мне теперь быть?
  - Разве новость что-то меняет? - спросила Маска.
  - Нет, конечно, - спокойно сказал я.
  - Тогда почему ты не хочешь пойти со мной к Абсурду?
  - Я приду, - пообещал я. Почему дочери мэра, не считающего денег, обычный провинциальный отель показался дорогим? - Потом. Надеюсь, тебе не будет скучно.
  - Ты думаешь, меня нужно обязательно развлекать? - Она даже побледнела.
  Я не понимал, что с ней происходит. Она встала.
  - Мне нужно идти.
  Передо мной стояла красивая современная девушка, и она мне очень нравилась, а я не знал, что делать.
  - Пожалуйста, не провожай меня.
  Маска пошла к выходу. Чехол смотрел ей вслед, с радостным бессилием.
  Жаль, что так получилось. Не нужно было мне отказываться. Девушку такое может обидеть.
  Но я и не отказывался.
  Я был у Абсурда, когда совсем стемнело. Все окна в доме были освещены.
  У входа топтались несколько человек. Потом золотые середины цепочкой, как гуси, проследовали в дом.
  Я пошел вдоль освещенных окон, заглядывая в них, как в аквариум.
  В одной комнате несколько моих школьных приятелей стояли в картинных позах с бокалами наперевес.
  Еще не все разошлись.
  Дверь неожиданно открылась, и я влез в кусты. Оказалось, вовремя.
  По дорожке прямиком ко мне шли Абсурд и Маска.
  Абсурд держался на полшага позади, а возле кустов остановился, закурив. За свое здоровье он не боялся.
  - Проклятая молодость... - пробормотал он очень тихо. Он ненавидел своих учеников и завидовал им. - Юность вечно обещает, но всегда обманывает.
  - Как прохладно, - заметила Маска. Она ничего не слышала.
  - Близость моря. Отец скоро приезжает?
  - Не знаю. Он звонил сегодня. Он очень занят.
  - Я знаю. Я поддерживаю с ним связь. Он беспокоится о тебе. Здесь не столица.
  - Да.
  - У тебя пока не сложился свой круг друзей. Я помню тебя еще совсем маленькой девочкой и должен предупредить тебя.
  - О чем вы говорите, дядя Абсурд?
  Меня даже передернуло в кустах, но не от близости моря.
  - Есть прекрасные ребята. С богатым внутренним миром. Честные, умные, благородные, умеющие дружить.
  Это он нас имеет в виду, подумал я. Как может быть иначе.
  - Да, - снова сказала Маска.
  Метод мастерски закурил новую сигарету. Он искоса поглядывал на девушку.
  У меня начали затекать ноги, и я подумал, что мне нужно выйти и показаться им. Чем это не театр?
  Но то, что я услышал затем, заставило меня забыть о своем намерении.
  - А я видел, как ты танцевала с Гибридом.
  Маска улыбнулась.
  - Думаю, он это переживет.
  - Нет! - горячо сказал Абсурд. - Не в этом дело. Он замечательный юноша. Он умен. Прежде всего. Он полный неудачник. Пример для подражания. У него эрудиция. Скользкая личность. Он - будущий ученый. Он будет знаменитым профессором. Более того! Академиком! - сказал Абсурд, и, казалось, ничуть не сомневался в своих словах, как в аксиоме. - На таких дефектах, как он, держатся порядок, общество, прогресс. Пойми меня правильно. Я надеюсь, ты сама в состоянии разобраться, кто чего стоит. А Инкогнито...
  - Что - Инкогнито? - тревожно сказала Маска.
  - Позер! Самовлюбленный эгоист. Все люди, как люди. Я сказал им - факт, значит, факт. Кроме этого... мечтателя. Неискренний он какой-то. Не показывает себя. Как его использовать? Он ни на что не способен. Почему он не желает быть вместе со всеми? Быть полезным обществу? - с обидой выговорил Абсурд. - Он никогда не упражняется ни в чем. Как будто все придет само. Из окружающей среды. Внешней. Это же пустой звук. Окружающая нас среда пуста. В ней ничего нет. Все только в нас самих. А вокруг нас ничего нет. Никакого пространства. Будто бы у него свое видение мира. Как можно доверять видениям? Он всех презирает, тех, кто стремится к новым свершениям, а на каком, собственно, основании? Даже не позаботился прийти сегодня, для своей же пользы, а я лично еще утром пригласил его.
  - Утром?
  - Да, я неспроста встретил кумира в кафе. Рано утром. Уже с бокалом. Отбросы общества. Неестественно хороши их великолепные застолья с эксцессами! А эта могучая, нездоровая страсть ко всем женщинам! Как в прошлые века, честное слово. Современный человек должен быть умерен. Во всем. А ведь они все чужаки. Пришлые. Даже этот экспонат... Лагуна. Коллективные души. Никак не могут расстаться. Гремят цепями, как призраки. Праздник верит в ненужные эмоции, будто это показания датчиков.
  Маска с испугом посмотрела на Абсурда. Ложь должна быть правдоподобной. Ей скидки не будет.
  Метод сделал озабоченное лицо.
  - Мне кажется, герой привлекает тебя.
  Маска сделала протестующее движение, но Абсурд продолжал негромко говорить, убедительно, будто рассуждал сам с собой, по совести.
  Теперь он мог прямо высказывать то, о чем думает.
  - Я хочу защитить тебя. Но, к сожалению, некоторые никчемные дилетанты обладают определенным обаянием. Умеют внушить что-то такое... бесплодное. - Он закатил глаза, потом развел руками. - Он не может элементарно быть в школе. Он не видит ее. Школа для него пустое место. Школа дает комплекс норм поведения. Я школа. Я лучше знаю, что кому надо. Школа у нас одна, и все через нее прошли.
  Все в провинции в одном выдающемся экземпляре.
  Один неземной рынок Амплуа, одна неподражаемая парикмахерская Монстр, один искрометный музей Абсолют, один умопомрачительный клуб Урод, один зажигательный лазарет Опера, один сногсшибательный банк Жертва.
  Да, одна школа Комплимент, все чувствуют себя исключительными. Портить отношения ни с кем не рекомендуется.
  Но, несмотря на похвальную защиту своих, наблюдалось нашествие посторонних.
  Никто не знал, откуда взялся заморский управляющий нового мэра, из какой темницы выполз грабитель Антипод, сразу принявшийся верховодить, продолжателем какой династии является Гибрид, но обжились они сразу, без сбоя.
  Как-то они, как хорошо обученный десант, без разминки овладевали чужим пирогом, безошибочно попадали в лузу, как шары в бильярде.
  Будто силенок поднабрались в одних краях, а держать нос по ветру мчатся, переносятся совсем в другие места.
  Никого не интересовало, где они раньше обретались, но они ловко адаптировались и мимикрировали без труда, будто всю жизнь пробыли здесь, именно здесь, в точности соответствуя местным стандартам, затолкали местных.
  Какими критериями руководствуется в таких случаях все стадо, неясно.
  Из какой прихоти падкое на ложную справедливость сборное общество проводит аномальную селекцию, никто не знает.
  Безвредный Календарь в итоге не прижился никак. А заядлый склочник Юбилей пришелся ко двору. Приземленный Офис тоже никому не в диковинку.
  Есть здесь какой-то умысел, но какой?
  Разве можно сравнивать карманного Штампа и незаурядного афериста Витамина?
  Может, вездеходный аппарат массового сознания, не терпящий перегрузок, сглаживает их качества, диетически стесывает, считая их второстепенными, побочными, считая главным хлипкую оправу, с прямотой указывая на эквивалентность кажущихся противоположностей.
  В любом случае, имеется тут какая-то многозначность. Безотрадная, без системы.
  Всем не по заслугам, и даже не по рангу, а сколько есть хромой жизненной силы, которую не ухватить, не определить.
  С другой стороны, принято понимать друг друга с полуслова, доверять во всем, взращивать любое начинание.
  Всё насыщено информацией. Ничто не подвергается критике, серьезному анализу, ничего не затрагивается.
  В просвещенный век у всех только благие намерения, никто никому ни в коем случае не желает зла, все хотят лишь заботливо принять участие в чужой жизни.
  - Он угоняет дорогие машины, - безобидно подлил масла в огонь Абсурд.
  - Вы говорите об Инкогнито? - недоверчиво спросила Маска. - Я ничего не знала, - сказала она дрогнувшим голосом.
  Абсурд улыбнулся с оттенком горечи, но ободряюще. Он отлично вел свою партию. Но мне было не по себе.
  - Он хочет обмануть тебя.
  - Я не верю этому, - решительно сказала Маска.
  - Меры приняты. Но от Инкогнито всего можно ожидать. Он дарит всем высокотехнологичные вещи.
  - Зачем? - испуганно сказала Маска.
  - Мне не дано понять, - задумчиво сказал Абсурд. - Он любит загребать жар чужими руками.
  Маска промолчала. На этот раз она, похоже, поверила ему.
  - Я хорошо знаю твоего отца, - сказал Абсурд. - Это необыкновенный человек. Я верю в него. В его побуждения к преобразованиям. И мы все ему поможем. Мы закономерно превратим побережье в то, что оно действительно заслуживает.
  Мы превратим великую свалку в империю. Ты была в своем доме?
  - Что? Нет...
  - Охрана снята. Ты можешь быть там, когда пожелаешь.
  Она улыбнулась и передернулась.
  - Что-то холодно.
  - Пойдём в дом, моя девочка, - сказал Абсурд. - Не сердись. Но я должен был поговорить с тобой.
  - Да. Я понимаю.
  - Гибрид, должно быть, совсем голову потерял. Ты думаешь, это юноша? - спросил Абсурд голосом доброй феи.
  - На первый взгляд, да...
  - Это чистый мёд, а не юноша. Золото. Подарок судьбы. Подлинный болван. Тонкая натура. Решил, что ты навсегда ушла к блистательному герою Инкогнито. - Подстрекатель помолчал. - Гибрид никому не нужен. Несчастный. А ты стала настоящей звездой. Развлекайся. Потом я сам отвезу тебя... - Он продолжал отходчиво говорить, придерживая отрешенную Маску за плечи, по-отечески, пока дверь за родственными душами не закрылась.
  Наконец-то я мог встать. Ног я не чувствовал.
  Я пошел прочь.
  Не может быть, чтобы Абсурд так думал обо мне. Я герой?
  Метод начал действие. Но кто чьи слова повторяет?
  Интересно.
  Маска говорила о празднике. А сейчас слушала, как впервые.
  Испугалась она не смысла слов, а чего-то другого.
  Или она слышала подобные речи раньше? Главное, точно как. И про застолья, и про излишества.
  Все правда. Никакой ошибки. Значит, есть кто-то еще. Все повторяют слова.
  Тот, кто хорошо нас знает, изучил даже. Может, Драма? Как он тогда высказывался... Конечно, он не злой. Он иронизировал.
  Но Маска здесь никого не знает.
  Зачем публике нужна свалка?
  Но все устремления публики были недолговечны, как эхо. Все у нее будто со стороны. Все у нее частями.
  Метод знает меня. Я хотел, чтобы было всеобщее взаимопонимание. Умора! Мы свои.
  Но что-то подсказывало мне, что все еще хуже.
  Мы все чаще сталкивались с непониманием окружающих, которые учтивость воспринимали, как лесть, простоту в общении, как хамство.
  Все не так понимают.
  Со всех сторон нас окружали чуждые мнения и отношения.
  Я вышел к океану и уставился в его тёмную даль. Совсем низко над ним висели крупные звёзды.
  Я зашёл в воду и поплыл вперёд, как изгнанник - к звёздам.
  Вода была тяжелая, поблёскивающая, и плотная. Внизу, под ногами, что-то фосфоресцировало, то исчезая, то движуще-беспокойно появляясь.
  Я почувствовал, когда выплыл из бухты, волна сделалась крупной и хлёстко била в лицо.
  Оглянувшись, я увидел, что огни далеко, и недоуменно почувствовал близко землю. Огни сместились.
  Я дал большой крюк по океану. Я ни разу не подумал об акулах.
  И я даже остался удивлен, что я не увидел за спиной плавник, суетливо скачущий по волнам. Я заторопился к пляжу.
  Я пошел по берегу к маяку Гипноз. С одежды ручьями стекала вода.
  Дома меня встретил Воск, нюхавший цветы, и покатился за мной.
  Он обиделся, что я не обратил на него никакого внимания и перевалился через подоконник в тёмную комнату.
  Время было к полуночи. Я переодевался. Плоская публика. Мы устроим торнадо.
  В холле отеля не было ни души. Девушка, сидевшая за рабочим столом, не посмотрела на меня.
  Я шёл по бесконечно длинному коридору. Плафоны светили слабо, и казалось, что в глазах потемнело и продолжает темнеть, как происходит при лунном свете.
  У нужной двери я остановился. Я вдруг осознал, что совершенно не знаю, что сказать Маске.
  Я позвонил. Коридор был пуст. Стояла полная тишина. Я снова позвонил, не слыша звонка.
  Ожидание было томительным. Никакого ответа. Не удержавшись, я приложил ухо к двери, продолжая вдавливать кнопку звонка. Может, звонок испорчен?
  Никто не подумает об этом, находясь в таком отеле, как этот. Я приободрился и постучал.
  Ожидание тянулось невыносимо долго. В трущобы Абсурда, вместе с его подлостью.
  Лишь бы мне увидеть эту девушку. Я постучал, глядя вдоль коридора.
  Стук вышел громкий, четкий. Я напряг слух. Огласка мне ни к чему.
  За дверью чувствовалась тёплая сонная тишина. Но там никого не было. Я не мог в это поверить.
  Мне хотелось увидеть Маску. Мне хотелось увидеть ее больше всего на свете. Увидеть её сейчас, немедленно. Может, она просто крепко уснула.
  Конечно, она так устала, набегалась за этот день. Я представил себе уютную темноту номера.
  Маска свернулась на мягкой софе, отложив какое-нибудь чтиво, а с высокого неба в просторное окно светит яркий диск луны.
  Меня отделяло от нее всего несколько шагов. Я с ненавистью посмотрел на дверь.
  Она была из светлого дерева. Я снова стал стучать, и стучал долго, а потом перестал.
  Я не мог представить, где сейчас Маска. Во всяком случае, я убедился, что в отеле её нет.
  И тут я вспомнил про особняк мэра на холме.
  Новый дом мэра, его настоящий дом Полемика! Которому не удалось окружить заботой Антипода.
  Сердце у меня забилось. Я боялся поверить в свою неполноценную догадку.
  Долину заполнял туман. Я вынырнул из густой пелены. Дом был передо мной, и я прошёл через незапертые ворота.
  Вход был из мрамора, гладкого, как лед. Ноги с легкостью расходились по плитам.
  Я утопил звонок, такой же беззвучный, как и в отеле, и стал ждать.
  Вскоре послышались лёгкие шаги.
  - Кто там? - услышал я из-за двери.
  - Это я! - выдохнул я.
  Дверь открылась, и в полутьме я увидел Маску.
  - Это ты? А который час?
  - Извини, Маска, - сказал я, не зная, как объяснить своё появление.
  - Ничего. Подожди, я сейчас выйду.
  Я сел и почувствовал прикосновение. Маска стояла рядом.
  - Пойдём?
  - Да. Я разбудил тебя?
  - Да... Я уже спала, - сказала она. - Прохладно. И так поздно.
  Мы незаметно дошли до трущоб.
  - Что это? - спросила Маска, поправив сумочку, висевшую на плече.
  - Старое строительство.
  - Какое жуткое место.
  - Ладно, идём обратно.
  - Нет! - сразу сказала Маска. - Посидим здесь...
  Я огляделся. Вокруг громоздились каменные завалы, в которых малопривлекательно чернели входы в подвальные помещения.
  Маска, присев на какой-то камень, молчала.
  - Что с тобой? - спросил я.
  Маска встала, подошла ко мне и прижалась, обняв меня обеими руками. Я замер.
  - Что-то случилось? Что произошло?
  Она вздрогнула.
  - Ничего.
  Маска отпустила меня, посмотрела в сторону тёмных, мрачных, заброшенных бункеров и лабазов.
  - Ты только ни о чём не спрашивай меня.
  Маска говорила с усилием. Я сделал шаг, но натолкнулся на её взгляд.
  - Мне нужно идти, - сказала она.
  - Куда?
  - Мне нужно. Не удерживай меня. Я обещала. Извини.
  Я устремил взгляд в сторону бараков. Там было всё темно и неподвижно.
  - Только ты не иди за мной, - сказала Маска. - Не надо. - Она повернулась и зашагала к трущобам.
  Я догнал её и развернул к себе лицом. Она будто не замечала меня. Мне стало страшно.
  Увидев сейчас каких-нибудь бродяг, я бы обрадовался им, как лучшим друзьям.
  Маска отстранила меня.
  - Иди, - сказала она. - Иди. Не волнуйся за меня.
  Я понял, что ничего не смогу сделать. Она ждала, чтобы я ушёл.
  И я побрёл прочь, но, пройдя немного, обернулся. Никого не было.
  Я напряжённо всматривался в темноту. Маски нигде не было. Я сам отпустил её. Я стиснул зубы от бессилия и досады.
  Мне нестерпимо хотелось увидеть её сейчас же. Она же только что была здесь. Эта мысль подхлестнула меня.
  Мне почудилось какое-то движение невдалеке, и я рванулся туда. Никого.
  Я стал медленно осматривать всё вокруг, углубляясь в трущобы.
  Напротив стоял Абсурд со своими учениками. Он отсвечивал, как маяк. Они окружали его, пока не сомкнулись.
  Абсурда не было. Я уловил запах карамели. Что за фокус. Не поглотили же они его.
  Они развернулись ко мне. Стояли и моргали, как одно целое. Потом пошли. Я перепрыгнул через глубокую трещину. Они остановились. Разойтись они не могли.
  Я зашёл довольно далеко.
  Кругом были мрачные развалины, выбитые стёкла, трещины с глубокими тенями, как иероглифы, стены, светлые от пыли.
  Я шёл по строительству, как по чужой планете, а когда увидел трассу, понял, что всё кончено.
  Передо мной расстилались необъятные трущобы. Шорох заставил меня обернуться.
  По выбеленной от пыли стене полз младенец. Он пах шоколадом. Кукла обратила на меня лицо. Вот она куда забралась.
  Я в недоумении шагнул к ней, но кукла, перебирая ручками, переползла за гребень.
  Я замешкался, а потом уже не мог её обнаружить. И шоколадный дух исчез.
  Всё было, как обычно, - будто всё вымерло в кондитерском цехе.
  Трасса Катастрофа вела прямо в мегаполис. Усталости я не чувствовал. Я смотрел сверху на побережье. Кое-где светились огни.
  Отель был тёмен. Огни обрамляли его, образовывали чёткий прямоугольник в пространстве. Ветер с залива овевал мне лицо. Я стал спускаться.
  Девушка за рабочим столом спала.
  Лифт поднял меня наверх.
  Створки бесшумно раздвинулись, и я ступил на толстый ковёр. Он был с полосами, как шкала.
  Суррогатное освещение стало ярче.
  А с приближением рассвета плафоны снова потускнеют, чтобы к завтраку засиять вовсю.
  Я перевёл дыхание, стоя перед дверью Маски. Никого там нет, тоскливо подумалось мне.
  С этой мыслью я, примерившись, резко стукнул несколько раз подряд. И уставился на зелёный ковёр под ногами.
  Тишина стояла полная. Ночь подходила к концу. Нужно было идти домой. Ложиться спать. Мне вдруг захотелось хорошенько выспаться.
  Я постучался напоследок и постоял, прислушиваясь. Мне не хотелось уходить.
  Вдруг изнутри в замке повернулся ключ. Дверь открылась.
  На пороге стояла Маска с припухшими со сна глазами. Одной рукой она придерживала на груди ворот халата.
  - Это визит? - с прохладой осведомилась она.
  Я не мог поверить, что вижу её.
  - Заходите.
  Я боком протиснулся мимо неё. Она опустила глаза.
  Она заторможено присела на свою софу со смятым одеялом, поджав ноги и опершись одной рукой.
  Света она не включала, да это было и ни к чему - за окном забрезжил рассвет.
  Глядя в окно, Маска безразлично спросила:
  - Что произошло?
  - Ничего.
  - У вас импульсивный вид.
  - Это спектакль.
  Она глянула на меня и отвернулась.
  - Я нашел тебя, - сказал я. - Ты мне нравишься, Маска.
  Взгляд её стал странным.
  - Зачем вы мне это говорите?
  Её фигура вдруг стала излучать непонятную беспомощность. Я сел рядом. Она провела рукой по моему лицу.
  - Почему ты не пошёл со мной к Абсурду?
  Я молчал.
  - Я ждала тебя.
  Я поднял голову.
  - Мы витаем в облаках.
  Она слабо улыбнулась.
  - Спектакль.
  Не глядя на меня, она вдруг стала собираться.
  Когда мы вышли из отеля, светлело. Мы направились на остров. Маска смотрела на волны, на беспокойно мечущихся чаек.
  Мимо пронесся катер. Один в катере был Гибрид с его постным вытянутым лицом, а другой, ребенок со светлыми курчавыми волосами, управляющий нового мэра. На беспечном лице люто перекатывались желваки. У Гибрида были свинцовые глаза.
  Я проводил их долгим взглядом, опустив весла.
  Вскоре мы подплыли к острову Вилле Стабильности. Вокруг был пустынный берег. Поскрипывали толстые стволы пальм.
  Маска что-то рисовала на песке. Когда я подошёл, она подняла голову.
  - Какая пустыня...
  Мы были вместе. Я это ясно понял. В особняке ощущались запустение и заброшенность.
  У стен выросла высокая трава. Трава пробивалась и между большими квадратными плитами, ведущими к дому.
  Маска молча следовала за мной.
  Входная дверь оказалась открытой, и, когда мы вошли, она стала сама собой закрываться.
  Маска стояла вплотную ко мне, и я ласково поцеловал ее в щеку. Она спокойно, даже отрешенно обняла меня, и я ощутил на своем лице ответный нежный поцелуй. Я привлек ее к себе.
  Она водила по моему лицу слегка затуманенным по-неземному прекрасным взглядом. Я слышал её лёгкое дыхание.
  - Мы. - Она надавила мне пальцами на грудь, будто выключая, и вдруг поцеловала меня сама, как хорошая воспитанная девочка.
  Мы обошли дом. Он давно уже был необитаем. Вся обстановка была нетронутой.
  Некоторые двери были приоткрыты. Все свидетельствовало о внезапном и поспешном бегстве.
  День открытых дверей.
  - Как интересно! - сказала Маска. - Я никогда не была в таких местах. Роскошный дом на природе. Сразу видно, что корифей здесь живёт.
  - Никто не будет волноваться?
  - Нет, - сказала Маска. - У меня каникулы. - Она в упор посмотрела на меня. - Ты все знаешь. Я никому не нужна.
  - Ты нужна мне.
  - Мы не вернемся.
  - Мы исчезли.
  - Это правда?
  У меня захватило дыхание. С Маской возможно всё. Она все понимает.
  - Да.
  - Мне такого никто не говорил. Это моя мечта.
  - В самом деле?
  - Да. - Маска вздохнула. - Ваш коварный замысел удался. Можете требовать аплодисменты.
  - Нам публика не указ.
  - Замечательно!
  - Но знатной особе достаточно исполнить одно желание.
  - Какое?
  - Позавтракать со мной.
  - Мы возвращаемся?
  - Прошу за мной.
  Я вознамерился один раз добраться до стратегических запасов Драмы.
  - Кстати, ты не боишься темноты?
  - Не знаю... - Маска повела глазами.
  Погреб был вместительным. Съестного было множество. С потолка свисали толстые колбасы.
  На полках выстроились батареи винных бутылок. От стен тянуло сыростью.
  Мы нагрузились едой. Покидая мрачный погреб, я невольно всмотрелся в его глубины, куда даже не достигал свет.
  Из-за висящих гирляндами колбас ничего нельзя было разобрать. Всё было тихо.
  Фонтан не работал. Я покрутил кран, и вяло показалась тёмная вода. Напор усиливался, и фонтан заработал.
  На сухое дно упали неожиданно высокие каскады воды. Сверкающие струи неровно поднимались и опадали.
  Бассейн понемногу наполнялся.
  Я обвёл глазами стену джунглей, кольцом окружавших нас со всех сторон. В их неподвижности было что-то тревожное.
  Первый этаж представлял из себя одно цельное помещение с колоннами, поддерживающими второй.
  Оно было обставлено с большим вкусом и состояло из разных уютных уголков с мягкими креслами и коврами.
  Вокруг них клубились развесистые орхидеи с обильными расцветками, и стояли аквариумы с неизменными рыбками.
  В дальнем запыленном углу возвышались уже давно остановившиеся большие механические часы.
  - Расскажи мне что-нибудь, - попросила Маска.
  Я начал рассказывать пространную историю о няне из джунглей, которой у нас с детства пугают детей.
  Маска ела с невозмутимостью на лице, ничем не выдавая, что не верит мне ни капельки.
  - Проголодалась?
  - Можешь себе представляешь?
  Она выпила вина. Она стала очень милой. Ее глазки постреливали в мою сторону.
  - Расскажи еще что-нибудь.
  - Что?
  - Ты ничего о себе не рассказываешь.
  Это безуспешно делают за меня другие, подумал я.
  - Я себя не знаю.
  - А я сразу обратила на тебя внимание.
  - Почему?
  - Ты не такой, как все. Ты мне нравишься, - без колебания сказала Маска.
  Резкий удар по крыше нарушил тишину.
  - Что это?
  Я приник к просторному окну. Джунгли натужно колыхались. Небо потемнело.
  - Надо уходить. Надвигается ураган.
  Было пасмурно. Мы вышли из притихшего леса.
  Тучи на наших глазах опустились еще ниже. Они были темными и ноздреватыми, как губка.
  Волны были внушительными, но плоскими, и приближались к берегу, будто подкрадывались.
  Поверхность воды имела очень неприятный оттенок, и при этом странно бурлила, будто вскипая то в одном, то в другом месте.
  Мы сделали несколько шагов и остановились.
  Лёгкие забивались воздухом.
  Маска не отставала от меня. Почти падая, мы добрались до лодки, но повернули назад.
  Волны обрушивались на берег. Они шли одна за другой, и у самого берега высокий молочный гребень начинал плавно заворачиваться, и масса воды накатывалась и падала на него, и всё содрогалось от ударов.
  На нас надвигался смерч. Белый, извивающийся, будто живой, он верхним концом, как раструбом, упирался в тучи. Его размеры потрясали. Он был, как воплощение катаклизма.
  Толстый столб, всасывая воду, прошёл мимо лодки, зацепил сушу и снова сполз в океан. Взгляду открывались пропасти между волнами.
  Там появились еще смерчи. Под порывами ветра они плясали в плотном воздухе.
  В лесу всё живое попряталось. Вокруг бушевала стихия.
  В доме было тихо. Я то и дело проваливался в сон. Маска иногда посматривала в непривычно тёмное окно.
  Ураган набирал силу. Слышно было, как он воет где-то высоко, потом проносится над нами, над самой крышей, будто пикируя, с ужасающим ревом.
  Внезапно погас свет.
  - Что это? - шёпотом спросила Маска.
  Лампочка еле светила. Так было по всему дому. Едва можно было разглядеть собственную руку.
  Фонарь висел, где ему и положено, у входа. Я снял его. Вдруг мне почудилось, что за дверью кто-то есть. По спине пробежал холодок.
  Я тронул дверь и услышал глухое ворчание. Примерно на уровне своего лица. Будто кто-то встал на задние лапы. Я оцепенел. Прямо за дверью кто-то стоял.
  Я сделал предостерегающий знак Маске. Она уже поднялась до конца лестницы и теперь остановилась.
  Неизвестный шарил по поверхности двери. Я взялся за ручку и почувствовал, что кто-то тоже пытается повернуть ее с той стороны.
  Сквозь щель уверенно проник звериный запах кухни. Он был устойчив и осязаем. Он был ужасен.
  Я весь напрягся, пытаясь сдержать чужое усилие непреодолимого голода, но оно было таким мощным, что я выпустил ручку и быстро установил засов.
  Ответом на это было бурчание, такое, что дрогнули стёкла.
  - Что это? - сказала Маска.
  - Наверно, гиена.
  - Это... зверь? - Она поморщилась от запаха и немного успокоилась. - Так жутко...
  Мы вернулись в комнату. Я еще долго сидел в настороженности.
  Рано утром я проснулся, как от толчка. Маска крепко спала, подложив под голову руки.
  Я открыл дверь. В лицо пахнуло свежестью. Ураган стих, судя по всему, еще ночью. На земле валялись сломанные ветки. Плиты были усыпаны песком.
  На сырой земле отчётливо виднелись круглые следы. Они огибали дом. Нельзя было понять, чьи они. Может, и человеческие. Вверху мелькало голубое небо.
  Джунгли внезапно кончились. Я стоял на пустыре с большим деревом, в котором было дупло, овальное, как и следы, ведущие к нему.
  Вспомнив о загадочном существе, я заглянул. Вдруг оно сейчас выскочит, подумал я.
  Я выпрямился. В дупле лежал котелок. Я задумчиво постучал по краю. Носок ноги отскакивал, как от автомобильной шины. Я ощупал край.
  В кору был вложен слой пластмассы. Я огляделся, стряхивая руки. Остров был ненастоящим, а это были его недоделки. Дальше начинались трущобы.
  Запустение здесь было невиданное. В таком месте и робот почувствовал бы себя неуютно. Не было никаких признаков жизни.
  Мой взгляд всё время возвращался к обнажившемуся пластику. Нерукотворный тротуар. Я заторопился обратно.
  Входя в комнату, я нечаянно скрипнул дверью и оглянулся. Маска, разлепив ресницы, спросила:
  - Что, уже утро?
  Она села, приходя в себя.
  В доме был бассейн. Мы поплавали в прозрачной воде, от которой шёл пар.
  Маска вышла, взяла большое полотенце, и стала перед зеркалом. На теле застыли капли воды.
  - Не холодно? - спросил я.
  Из больших окон резал глаза белый свет.
  - Совсем нет.
  Высунув из-за полотенца тонкую руку, Маска убрала волосы с глаз.
  Мы возвращались. Океан был спокоен. Я окинул взглядом окрестности.
  Со стороны песчаной косы к нам приближались какие-то фигуры.
  Они росли, и вскоре перед нами стояли Каталог и еще несколько ребят. Лица у них были осунувшиеся.
  Выглядели они так, словно неделю пробирались через заросли. А может, так оно и было.
  - Привет, - сказал я.
  Каталог вскинул большую голову. Веки у него были тяжелые, как чугунные. Он смотрел на меня, будто не узнавая, и мне стало смешно.
  Но он лишь спросил:
  - Ты видел большую шхуну?
  - Нет. - Я оглянулся на Маску. - Мы не видели.
  - А Абсурда?
  - Тоже.
  Он с безнадежностью побрел дальше, увязая в песке. Остальные отверженные потянулись за ним.
  Они уже скрывались из виду, а я продолжал смотреть в их сторону.
  Потом я столкнул лодку в воду, и Маска ловко заскочила в неё.
  Вскоре мы увидели берег - длинную полосу пляжа, утыканную пальмами.
  Я проводил Маску до отеля. У входа она повернулась ко мне.
  - Пока, - сказала она с улыбкой. - Позвони мне.
  Я кивнул. Она медленно повернулась и пошла в холл.
  Я поспешил. Что-то будто продолжало подталкивать меня. Углубившись в богатые тихие кварталы, я позвонил у высоких ворот.
  Долго никто не открывал. Я вспомнил, как Шедевр встречал нас - садовод-любитель, подпоясанный фартуком. Хищно улыбаясь, он громко щелкал огромными ножницами, приветствуя нас, пока мы обходили его сетчатого питона, греющегося на крыльце.
  Квадратное окошко раскрылось, и на меня уставились непроницаемые глаза.
  Это был фотограф Шедевра Гламур. У хрупкой гориллы была круглая гладкая физиономия без морщин. Она пытливо оглядела меня ясными глазами.
  - Что надо?
  - Вы меня не узнаете?
  - Нет, - ответила физиономия.
  - Я друг Шедевра.
  - Хозяина нет, - объявила физиономия, и окошко тотчас захлопнулось.
  Древняя сова, обругал я его молча.
  Ближе к вечеру с площади я позвонил Маске в отель.
  - Да? - сразу услышал я ее голос. - Я немного охрипла. Ты хочешь встретиться со мной? Я не против. Куда мы пойдем?
  - На званый ужин.
  - Ты приглашен?
  - Нет.
  - Блеск. Зайдешь ко мне?
  - Приходи в кафе.
  - Отлично. До встречи. - Голос ее звучал бодро.
  На центральной площади Титул царило оживление, прогуливались празднично одетые люди.
  На середине площади сооружался помост для музыкантов, как место аукциона. Доносились сочные звуки настраиваемых инструментов.
  Лавки по периметру были разукрашены флажками и лентами. Готовилось что-то масштабное. Приятно было сидеть в ожидании Маски.
  - Привет, - сказала она, усаживаясь напротив. - Давно ждешь?
  - Нет.
  - Отец приехал, - сказала она с сияющими глазами. - Так замечательно.
  Хорошо просто погулять, показать достопримечательности. Но это было уже невозможно.
  - Да, - сказал я. - Праздник по этому случаю?
  - Не знаю, - беспечно сказала она. - Вечером будет большой праздничный концерт. Замечательно, правда? - снова сказала она.
  - Да, замечательно.
  - Мне нужно вас познакомить, - вдруг озабоченно сказала Маска.
  - С кем?
  - С отцом. Я сказала ему, что ты хочешь с ним познакомиться. Я уверена, вы понравитесь друг другу. Он такой же, как ты. Он нам нужен. Это полезное знакомство.
  К нам подошел Фиаско, радостно улыбаясь.
  - А вот и я! Давно не виделись, да... Маска, вы прекрасно выглядите... - Он, глядя из-под полуопущенных век, как сонный кот, продолжал отпускать комплименты.
  Он сообщил, что мы сейчас пойдем, только подождем Витамина.
  - Лето приходит. Чувствуете?
  Я улыбнулся.
  - Я думала, здесь зимы не бывает, - сказала Маска.
  - Бывает, - сказал Фиаско, прикрыв глаза для большей убедительности. - Но она, скорее, похожа на весну. Год, таким образом, состоит из продолжительного лета и короткой весны.
  - Зимой холодно?
  - Не холоднее, чем сегодня... Обратите внимание, Драма уже пьян.
  Мы посмотрели. Драма стоял у стойки. Он стоял, сильно налегая на край.
  - Может, у него что-то случилось? - спросила Маска.
  - Это творческое, - пояснил Фиаско. - Ему необходимо пить. А что? Я вот каждый день пью, и ничего не происходит.
  Подошел Витамин с красивой девушкой.
  - Кого обсуждаете? Драму, конечно.
  - Как ты догадался?
  - Его каждый вечер обсуждают. Недавно он воспользовался этим и организовал авторский вечер. Да, и успешно. Он пользуется популярностью даже у местных маргиналов. Артист. Теперь на приеме ему самое место.
  - Хватит о нем говорить, - сказал я.
  - Но надо же о ком-то говорить, - ханжески возразила девушка Витамина.
  Он с удивлением покосился на неё.
  Пошёл дождь. Он поливал столы, разбавляя супы, заполнял рюмки с вином.
  Фиаско высунул запястье с грошовыми часами из просторного рукава.
  - Так... Время отправляться к нашей очаровательной Нектар.
  В разбитом доме Критерии обедневшей до крайности семьи аристократки Нектар по нежилым залам уже расхаживал Эффект в новеньком, с этикеткой, костюме, и рассматривал картины.
  Он уверял, что все - подлинники, и называл имена, от которых у непосвящённых глаза на лоб лезли.
  Все гости были очень тщательно одеты, по всем канонам моды, и вели себя очень изысканно и вежливо, ни на шаг не отступая от этикета. Им будто кто-то встречный нашептывал, как себя вести.
  - Какие все лицемерные, - сказала мне Маска. - Да? Смотрят друг другу в глаза и говорят совсем не то, что думают.
  Да, подумал я. Говорить можно все, что хочешь. Главное - соблюдать приличия.
  Нектар встречала нас. Между девушками завязалась дружеская беседа.
  Я увидел Гибрида. Он стоял в стороне с очень серьёзным видом.
  - Зачем Нектар надумала пригласить этот алмаз? - шепнул мне Витамин.
  - Понятия не имею, зачем она его позвала, - сказал я. Я говорил так, чтобы все слышали. - Может, для того, чтобы он проиграл тебе в покер.
  - Конечно, - согласился Витамин. - Ловкач!
  - Инкогнито - загадочная фигура, - сказала Нектар с напряжённой улыбкой и отвернулась. Я чувствовал, что закипаю. Яхт-клуб в полном составе. Их ничем не прошибешь.
  С улицы послышались бравурные звуки.
  Не успев сесть за стол, все высыпали на крыльцо.
  По направлению к трущобам двигалась ритуальная процессия кондитеров с припудренным суррогатом праха Клиента.
  - Нам не нужны гости, - сказал сзади отец Нектар Амбиция и посмотрел на меня. - Его мать не пригласили на прием, - сказал он своей жене. - Они никто.
  - Ты его знаешь? - отозвалась мать Нектар Пафос. - Я его не знаю.
  Начало моросить, и все вернулись в дом. Мы с Витамином сели в машину.
  - Они тоже нужны, - вдруг убеждённо сказал Витамин.
  Я молчал.
  - Они фон. Мы выделяемся на их фоне, - сказал Витамин. - Мы нетерпимо относимся к недостаткам. Кого мне обманывать? Нет, пойми меня правильно, я кого хочешь обдурю. Но вас - нельзя. Значит, их. Их не жалко. Средства жалеть нельзя. Это моя позиция. Без несчастных картина неполная. Скучная. Мы отказываем себе в том, что само идет в руки. Глядя на тебя с Маской, я прихожу к такому выводу. Все легко уступают. Инстинкт исчез - современный человек не хочет жить. Жить просто так. Жизнь как существование не интересует публику. В новейшем представлении это не то благо, к чему все так долго стремились. Поэтому о дочке рациона все будут заботиться. С пустыми намерениями.
  Небо темнело. Я рассказал Витамину про кукол. Витамин слушал очень внимательно. Мой рассказ произвёл впечатление.
  - Всё это очень непонятно, - заключил он. - Не лежит на поверхности.
  Лобовое стекло покрылось мелкими капельками дождя. Совсем стемнело.
  - Честно говоря, я ничего предположить не в состоянии, - признался Витамин. - Ведь все в столице. Не знаю, какой Персона там солдат, но армии давно нет. Астрономы в городе. За чем они там наблюдают, не имею представления. Конечно, всем мнится, что это и есть настоящая жизнь. Хорошо быть слабым. Быть благополучным недостаток. А из столицы, видно, тяжело вырваться всем. Разве это жизнь?
  - Я еду в столицу.
  - Наверно, это будет правильно. Нужно предупредить Шедевра. Жаль, что я не могу поехать с тобой. Я вошёл в дело.
  - Поздравляю.
  - Завтра всё решится. Положительно. Будет голосование. В мою пользу. Так что смотри, успей. Время проведем знатно. Я обещаю. Жаль, нет Лагуны. Когда ты поедешь?
  - Сейчас.
  - Ты серьёзно?
  - Да, прямо сейчас.
  - Конечно, тебе виднее, но...
  - Хорошая машина, - перебил я его, осматривая салон.
  Витамин настороженно наблюдал за моими действиями.
  - Это машина Перспективы, - сказал он.
  - Кого? Ясно.
  - Хочешь взять её?
  - Нет, зачем.
  Витамин расслабился.
  - Момент. А что я скажу Маске?
  - Придумай стереотип. - Я улыбнулся на прощание.
  Я быстро шел по темной улице. Влажно блестела листва необъятных крон в свете дальнего фонаря. Было сыро.
  Я сбавил ход, заметив рыбный фургон.
  Ко мне приблизился худой офицер в накидке, с колючими глазами под низко надвинутой фуражкой.
  - Вы кто? - осведомился он, встав предо мной. - Я Торг.
  - В чём дело?
  - Возникло небольшое недоразумение. Садитесь, пожалуйста, - сказал офицер, открывая дверцу.
  Фургон въехал в филармонию Рекламу. Во дворе стояли скрипачи. Я попал в ловушку.
  Я почувствовал перемену в отношении окружающей среды. Видно было, что она не станет церемониться, если я вдруг начну здесь упираться.
  В директорском кабинете, как непоседливый ребенок, перемещался Абсурд в окружении пианистов.
  Вдоль стены лежала скатерть.
  Абсурд плавным движением, как фокусник, снял ее.
  Я увидел обезображенную внешность Гламура.
  - Ты узнаёшь его?
  Абсурд радостно изогнулся ко мне. Ноздри его раздувались.
  - Я хочу поговорить с ним, - послышался неторопливый голос.
  Официант в центре стола поднял на меня глаза. Чем-то они с Абсурдом походили друг на друга, как дальние родственники. Выразительные карие под сошедшимися у переносицы то ли в удивлении, то ли в ожесточении бровями глаза пытливо рассматривали меня.
  Я вдруг догадался, кто это устроил мне приём.
  Вот он, новый градоначальник. Уже приступил к своим обязанностям. Шустрый. Он пошевелил губами, пробуя их.
  - Знаешь, кто я?
  Я утвердительно улыбнулся.
  - Наш новый мэр.
  - Почему ты так решил?
  - Ты не похож на Маску.
  - Отличная работа! - захохотал Абсурд, стоящий наготове. - Ты смеешь упоминать ее имя!
  - Погоди, - жестом остановил его мэр. - Меня зовут Инстинкт, - обратился он ко мне. Я продолжал слышать крик сменившего амплуа Абсурда. Вот вы какие, подумал я. Диапазон пытаетесь показать.
  На Абсурда я пока не смотрел.
  - Можешь меня так называть. - Мэр положил один локоть на стол.
  - Как мне повезло. Меня не интересует, как утробу зовут, - внятно сказал я.
  Абсурд напрягся. Похоже, он собирается реагировать на каждое моё слово. Я ясно увидел слугу.
  Рацион слегка выпятил губы в задумчивости.
  - Твоя работа? - спросил он, бросив взгляд в угол.
  - Распространенное заблуждение, - сказал я.
  - Нам всё про вас было известно, - закатился в новом припадке смеха Абсурд. - Обо всех ваших эффектах. Что вы о себе вообразили? Вам элементарно давали роли. Клише несчастные.
  - Но это ерунда, - сказал Инстинкт. - Ты пытался обмануть мою дочь. - Глаза у него на секунду провидчески остекленели. - Есть неопровержимые доказательства. Но ты просчитался. Ты не кумир.
  Инстинкт встал.
  - Что мне помешало? - сказал я. Окружающая среда думать не в состоянии. Она может только правильно реагировать. Но Инстинкт почти угадал. Почти. - Мы с Маской...
  - Не упоминай имени моей дочери. Это бесполезно, ценитель. Ты, кажется, хотел завести со мной полезное нужное знакомство? Думаю, достаточно. - Инстинкт, вставая, поморщился. - Все свободны. - Интерес ко мне был утерян.
  - Как его определить? - деловито осведомился дирижер.
  - Вы не знаете своих обязанностей?
  Дирижер силился что-то сообразить.
  - По-моему, всё ясно, - буднично сказал Инстинкт. - А эту мартышку, - он указал на Гламура, - в оперу.
  Я не мог не заметить растерянности дирижера.
  Изжеванное лицо преданного Гламура вдруг расправилось и мигнуло мне.
  - У тебя все получится, Абсурд, - сказал я.
  - Ты мне помогаешь? - Абсурд, как лунатик, провёл рукой по лбу. - Зачем ты?
  Я перевел взгляд на мэра, которому дирижер что-то осведомленно шептал на ухо. Инстинкт дослушал, смущенно кашлянул, но легкомысленно улыбнулся.
  - Монстр ты. Всё неправильно понял. Не надо музыки. Это не претендент... - Дальше было не разобрать.
  Я очутился на сцене. Непередаваемо я попался.
  И никто не знает, где я. Я прислонился к роялю. Я насторожился. В ночной тишине послышались шаги. Они были нетвёрдыми.
  Бесшумно отдернулся занавес.
  - Следующий номер вашей программы. Бесполезное знакомство с Фуршетом, - торжественно объявил голос из зала.
  На сцену кого-то втолкнули и демонстративно удалились. Я разглядел большие безумные глаза, будто обведенные карандашом.
  Повар из леса смотрел на меня, иногда пошевеливая руками, похожими на клешни.
  Глаза у него загорелись, будто бы он был голоден и задумался о еде. Меня пробрал мороз. С ним договориться невозможно. Он ничего не понимает.
  Он стоял столбом и пялился на меня, а я должен был терпеливо сносить все это.
  Он слегка вытянул руку по направлению ко мне, но не дотянулся, она расслабленно упала, вытянувшись вдоль тела.
  Кисть-клешня с длинными крупными, будто ограненными пальцами сжалась и разжалась полностью, как крыло у парящей птицы.
  Повар не спеша приблизился. Он встал лицом к лицу со мной. Глаз повара, тускло отблёскивающий, почти соприкасался с моим. Не успел я опомниться, как его тряпичные зубы впились мне в руку и с урчанием стали ее перемалывать, как жернова.
  Я чувствовал, как его беззубые челюсти стиснулись и продолжали сжиматься. Я потрепал его по голове. Он отлетел.
  Сквозь звериный оскал послышался невнятный глухой смех. Считая, что может сдуру одолеть меня, существо прыгнуло.
  Ничего у него не получится.
  На этот раз я был вынужден встретить его. Повар весь задрожал, держась за отбитый бок. Он не унимался.
  Со вздрагивающей спиной, как зверь, Фуршет стал подкрадываться ко мне, видимо, примериваясь к другой руке. Он ненавидел чужие человеческие руки. Дрессировщик то погладит по шерсти, то ущипнет.
  Наивно полагая, что все еще может схватить меня, тупоголовое существо растопырило свои большие руки и побежало ко мне. Я широко улыбнулся. Повар рухнул, как подбитый. Я хотел пнуть его напоследок, но невольник образа немедленно взвыл, требуя пощады.
  Пианисты, как по команде, заскочили на сцену.
  - Ты смеешься над культурой... - прошепелявил один, как сдувающийся шарик. - Ты издеваешься над кулинарией.
  - Пошли! - отрубил другой. - Инстинкт тебя зовёт.
  Пианисты повернулись ко мне. И правильно сделали. Потому что они не видели того, что видел я.
  Я бы тоже охотно пропустил такое зрелище.
  Повар завис над ними, жуткий, как проекционная тень, свирепый, он обхватил, обнял пианистов.
  Ошеломлённые, они пытались сопротивляться, но бесполезно. Хватка у отвратительного чудовища была железная.
  Как в замедленном действии, оно видело каждое их движение, а само было намного быстрее. Я только дух перевёл. Пианисты лежали на полу, распростершись.
  Пожалуй, такому позавидовал бы сам Лагуна, и даже Персона.
  Пианисты дернулись, но не могли оторваться от сиропа. Повар держал их одними липкими, как самый прочный клей, ладонями. Пианистов охватила паника. Повар уверенно утягивал их в зал, вместо публики.
  Там их ждал, скатываясь со сцены всей своей громоздкой, но какой-то плоской тушей глиста, инженер Конвейер. Я подскочил. Это на него я опирался, приняв за рояль. Это его влиянию подверглась цивилизованная обезьяна Лицо. Но природная ловкость ее выручила.
  Я прошел за кулисы и даже не очень удивился, увидев Дар. В руках она держала пышный букет. Она была очень серьезна, даже задумчива, и вдруг проворно протянула его ко мне, будто не совладав с собой.
  Я ощутил странный аромат. Голова закружилась. Меня куда-то повело что-то. Я даже не мог разглядеть лиц людей в белых халатах,
  Абсурд больше не вмешивался. Он вместе с мэром лишь присутствовали при моей посадке в ожидающий белоснежный свадебный лимузин. Руки у временного царя были заложены за спину.
  Он, устав делать вид, что это ему легко, угрюмо смотрел то себе под ноги, то на всю эту непонятную операцию.
  Мы торжественно выехали под марш. Я находился внутри салона. Чувства притупились. Я забылся. Мы ехали долго.
  Я очнулся от прикосновения. Ко мне относились с явным сочувствием. Я был свободен.
  Мы шли по длинному коридору со множеством дверей. Некоторые были приоткрыты, предоставляя взгляду обширные лаборатории.
  Мы свернули в распахнутые двери.
  Помещение напоминало небольшой конференц-зал. За столами сидели коллекционеры.
  Я предстал перед ними.
  Они сразу перестали переговариваться, а некоторые даже привстали. Я чувствовал на себе изучающие взгляды.
  Бородатый мужчина живо обошёл стол и сделал пару шагов по направлению ко мне.
  - Осторожней, коллега! - послышалось сразу несколько предостерегающих возгласов.
  Бородач остановился и заложил руки за спину, но, как перекупщик, даже немного подался вперед.
  Что он рассчитывал прочесть на моём лице - не знаю. Гораздо важнее было то, что никто больше не пытался меня схватить.
  Здесь присутствовал интерес совсем другого рода, какого, я еще не разобрал.
  Лицо женщины, сидящей с краю, показалось мне знакомым. Конечно, Вуаль.
  Та, что была у Драмы. Точно она какая-нибудь журналистка. То есть я ее так определил. А кто она на самом деле, неясно.
  Седой мужчина в центре стола с сомнением покачал головой.
  - Невероятно! - сказал бородач, будто высказывая его сомнения.
  Все плодотворно наблюдали ещё и за ним.
  - Что у вас с рукой? - осведомился кто-то. - Что у него с рукой?
  Я потрогал руку.
  - Пустяки. А что вас интересует?
  Седой, не сдержавшись, зааплодировал.
  - Нонсенс! - громко сказал он и хлопнул ладонью по столу.
  В непонятных, будто зачарованных взглядах остальных директоров я заметил усиливающийся интерес, как при встрече с чем-то диковинным. Бородач отошел к столу и сел.
  Я потихоньку пошевелил ногами. Все научное - в этом я уже не сомневался - братство ловила каждое моё движение.
  Все будто ожидали, что я вдруг совершу что-нибудь экстраординарное. Может, меня выдают за какой-то нешаблонный псевдоним из джунглей? Или невероятный индикатор с гор? Странно... Я оглянулся на дверь.
  Женщина подошла к седому человеку и, склонившись, стала что-то тихо говорить ему. У неё была гибкая для своих лет фигура, обтянутая шерстяным платьем.
  Седой человек улыбнулся. Женщина вернулась на своё место, положила ногу на ногу и уже не сводила с меня глаз.
  Я совсем не чувствовал опасности, а в этом плане у меня кое-какой опыт имеется. Поэтому, а может, вопреки этому, я попятился к выходу.
  Сразу несколько человек обеспокоенно задвигались, но не потому, что боялись, что я сбегу. Кто-то сказал:
  - Не приближайтесь к нему! Вызовите санитаров... Где санитары?
  Действительно, где санитары, подумал я и выскочил в коридор, и побежал. Меня никто не преследовал, только чья-то голова высунулась из лаборатории напротив и тут же скрылась.
  Я бежал, радуясь, что санитары куда-то пропали, а у тех, видно, и мысли не было меня сторожить.
  Я бежал мимо бесчисленных лабораторий.
  Никакой погони не было.
  Всё равно, я испытывал подозрение. Все равно, все это было подозрительно. Да и нельзя, чтобы моя попытка к бегству сорвалась.
  Я на ходу вызвал лифт вниз и по лестнице устремился наверх, не встречая по пути ни души.
  Я был под самой крышей. За окном по воздуху гуляли птицы. Помещение было просторным.
  Весь пол занимал бассейн. В зеленоватую воду уходили лесенки. Я оперся на перила.
  Несколько птиц сорвались с места, и, описав вираж, уселись обратно. Высота была огромная.
  Я был в столице. Подо мной бурлила улица, оживлённо катили машины. Яркая белизна крыш, стен слепила глаза.
  На стеклянные витражи вообще невозможно было смотреть. Солнце на небе сияло, как начищенная монета.
  Я пересёк помещение, обходя бассейн. Вероятно, это был резервуар для хранения воды.
  Огромная тень от здания накрывала задний двор.
  На первый взгляд там царил хаос, но я увидел вагон, выехавший из бункера, того самого, из которого я вывозил груз.
  Узкая лестница тянулась вдоль стены, как приклеенная. Я встал на нее.
  Вниз страшно было смотреть.
  Как только я взялся за лестницу, мои руки, казалось, готовы были разжаться в любой момент помимо воли.
  Впечатляющая была высота. Я не ценитель гравитации.
  Я спускался, закрытый стеной от посторонних глаз.
  Увидеть меня можно было только строго снизу, непосредственно под лестницей.
  Я приостановился, отдыхая, прижимаясь к ступеням.
  Вокруг, до самого горизонта, громоздились небоскрёбы.
  Я продолжал спуск.
  Земля была уже недалеко. Панорама двора исчезла.
  Я поискал ногой ступеньку и обмер. Подлая лестница кончилась.
  Она обрывалась неожиданно, и подо мной было расстояние до какой-то поверхности, довольно жесткой на вид.
  Но я не мог вернуться наверх. Я подумал, посмотрел вниз через плечо и разжал руки. Я спружинил ногами о крышу, высоко подпрыгнув. Практика в джунглях не подвела меня.
  В здании была узкая щель, рассекавшая его на части. Я протискивался в ней, делая мелкие шаги. Здесь был основательный сквозняк.
  Свет виднелся впереди узкой полосой, как в нашей пещере на побережье. Стена уходила вверх, вровень с другой, нигде не смыкаясь, как параллельные прямые, уносясь в бесконечность.
  Нельзя было понять, где они обрываются. Вот где торжество формы, одной линии, подумалось мне, не то, что в природе, где все уютно, объемно, хоть и конечно.
  Если бы стены вдруг сомкнулись, я был бы расплющен, как лист в гербарии.
  На солнечной стороне я постоял, греясь.
  Рядом, у моих ног, пестрели крыши машин. Я спрыгнул. Наконец-то я на земле.
  Я двинулся вдоль машин, стоящих в ряд. Выбрав одну неброскую, я вскользь огляделся.
  - Вы решили угнать именно мою машину?
  Рядом стояла Вуаль. Я не мог понять, как я ее проглядел. Откуда она взялась? Я отпустил дверь.
  - Вы меня не узнаете?
  Преодолевая неловкость, я улыбнулся.
  Вуаль помолчала, потом решительно обогнула машину.
  - Садитесь.
  Я послушно сел рядом с заступницей. Она стала выезжать со стоянки.
  - Вы следили за мной?
  - Нет.
  - Совпадение?
  Мы неторопливо катили в переселенческом потоке машин, идущих во много рядов по широкой, прямой, как лесная просека, магистрали, будто увлекаемые им.
  - Куда мы едем? - поинтересовался я наконец.
  - Я живу рядом. А на машине приходится объезжать целый квартал. А это немалое расстояние. Смешно, правда?
  Я неуверенно улыбнулся
  - Почему вы убежали? - спросила Вуаль.
  Я снова насторожился.
  - Я должен был уйти.
  - Но вас никто не преследовал, - с удивлением сказала Вуаль.
  - А санитары?
  - Какие санитары? Мы их так называем. Это сотрудники нашего института.
  - Понятно, - угрюмо сказал я.
  - У вас был такой вид, будто вы прибыли с другой планеты.
  Провинция, усмехнулся я про себя. Я смотрел на город. Невозможно было определить, в какую сторону мы двигаемся.
  Столица была огромна. Она была похожа на гигантский муравейник своим суматошным ритмом.
  Здания выступали одно из-за другого, будто город вспучивался, как тектоническое образование с заданной архитектурой. Очертания самых высоких зданий исчезали, растворялись в призрачной дымке.
  Вверх и вниз невесомо вспархивали и опадали бесшумные лифты. В этом месте живёт моя Маска.
  - Нравится?
  Я вздрогнул. Я едва не уснул.
  - Нет.
  - Вас нетрудно понять. Всё чужое, да? Но вы умеете хорошо скрывать свои чувства. Не удивительно, что все так переполошились. Это не шутка, в институт сообщили о роботе, неотличимом от человека. А у вас что случилось?
  - Ерунда, - неохотно сказал я.
  - И здесь? - Вуаль указала на руку. - Несчастный случай?
  - Почему?
  - Это укус. Обезьяний укус.
  - Как это вам удалось установить? - спросил я, взявшись за руку.
  - Характерные следы зубов. Их спутать нельзя. Я антрополог.
  Машина помчалась резвей - по плавно заворачивающему кругу.
  - Вам нужно было сразу обратиться ко мне, - снова подала голос Вуаль. - Я сразу признала вас. И поняла, что произошло какое-то недоразумение. Спасибо вам за ракушку. Какая красота.
  - А кто вам позвонил?
  - Он не представился. Голос писклявый. Сообщил о вас.
  - Разве бывают такие роботы?
  Вуаль пристально и, как мне показалось, оценивающе посмотрела на меня. Она рассмеялась.
  - Для робота вы слишком совершенный.
  Я снова стал засыпать.
  - Мне нужно в магазин, - сказала Вуаль. - Я сама выбираю продукты. Хотя принято заказывать готовый набор. В городе не принято что-то делать самому. Вы не сбежите?
  - Это долго?
  - Я быстро управлюсь. Я хочу вас угостить. В конце концов, я перед вами в долгу.
  Я улыбнулся, не совсем понимая, о чем речь.
  За полупрозрачными стенами магазина было пусто. Вуаль вышла, озираясь. Она быстро зашагала к машине, пряча в руках пакеты.
  Район, где мы остановились, был обычным для столицы.
  Высотные дома стояли плотным забором. Здесь всё было переплетено, перемешано. Все было уставлено вывесками и афишами, торчащими, как заградительные щиты над головой.
  Длинная прямая улица вся была в их разбойничьем нагромождении, наглядно демонстрирующим весь лихой спектр своей неподдельной душевности.
  На тротуаре, вдоль стен, как привидения, попадались люди. Они сбивались в группы, как мусор на ветру.
  Многие были со следами сильного изнеможения на лицах, неряшливо одетые. Они одновременно улыбались.
  Мы прошли мимо. Они вежливо приподнимали шляпы. Какая здесь запущенность. Чем больше горожанам пытались угодить, тем меньше это им подходило.
  - Сюда, - сказала Вуаль. Она казалась немного смущённой.
  Как они все здесь обитают, подумал я, в таком количестве. Лишнее - это богатство или недостаток?
  Вуаль совсем не была похожа на ту туристку, у которой Лагуна когда-то стащил чемодан. Я напрасно опасался её. Она лишь заботилась обо мне.
  Вход в её дом прятался в глубине вестибюля по соседству с многочисленными агентствами.
  Нагромождение вывесок и афиш не помогало, а, наоборот, сбивало с толку. Какое безмерное одиночество в городе.
  Мы вошли в крошечный лифт и стали следить за светящимся табло. Где-то посередине здания лифт остановился.
  Площадка был затемнена, а потолки казались низкими. Мы были в самой сердцевине огромного дома.
  Небольшая квартира была тесно обставлена мебелью. До потолка возвышался платяной шкаф.
  Вуаль переоделась по-домашнему. Она с улыбкой наблюдала за мной, пока я ужинал.
  Глаза закрывались и слипались сами собой. Я проснулся, когда в комнате было темно. На фоне окна выделялась женская фигура. Она стояла неподвижно, обхватив себя руками за плечи.
  В темноте я не узнавал её лицо. Тишина пустой квартиры обволакивала нас.
  Казалось, ничто не в состоянии было потревожить её. На бледном лице выделялись тёмные глазницы и рот. Мне стало жутко.
  Я попятился. Свет я не включал, нервы были напряжены до предела. Сзади послышалось движение.
  Кто-то бесшумно подходил ко мне в темноте. Трясущейся рукой я стал шарить по стене и случайно включил свет.
  Никого не было. Дверь на кухню как будто шевельнулась. В оцепенении я смотрел на комнату, где была темнота, ожидая, что в любой момент кто-то появится. Всё было спокойно.
  Только через несколько пролётов я догадался вызвать лифт.
  На улице меня взял озноб. Я ускорил шаг.
  Между зданиями виднелась громада института Факт. Вуаль была права. Институт был рядом. Час был такой, что всё замерло.
  Безмолвно горели неоновые вывески. Улицы были пусты. Всё спало. Казалось, что можно легко добраться пешком в любую точку города.
  Ночная пустота института выглядела пугающей. Сплошным рядом тянулись лаборатории. Сверху послышался звук.
  Я поднял голову и увидел в безмолвии ночи молодого человека, стоявшего на лестничной площадке и спокойно разглядывавшего меня сверху вниз.
  В течение долгой минуты ни он, ни я не пошевелились, и я вдруг понял, что это робот.
  Физически он был неотличим от человека. Всё у него было в порядке, всё натурально, и видно было, что под костюмом скрывается идеально правильного сложения тело, но вот глаза его выдавали.
  Это был магический взгляд тёмных блестящих пуговиц.
  Впрочем, у лица было своё выражение, мне уже известное.
  Длинные ресницы томно распахнутых глаз бросали тень на большой, хорошо очерченный рот с презрительно выпяченной нижней губой.
  Мне надоело стоять, но я не знал, что делать. От неподвижного механизма вверху веяло жутью. Я поднял руку. Робот не реагировал.
  Тогда я стал медленно подниматься, скользя ладонью по поручню.
  - Здравствуйте, - проговорил робот.
  Голос был обыкновенный, человеческий, разве что приятного тембра.
  Я вспомнил ранние представления о роботах, как о нечто металлическом, бесстрастном, с частыми резкими и короткими движениями. И скрежещущий голос, выговаривающий по слогам. И кнопка, нажав которую, можно пародийный сундук выключить.
  Глядя на этого щёголя, я сомневался, есть ли у него кнопка.
  - Очень рад вас видеть, - сказал робот неожиданно. Речь у него всё-таки замедленная. Заимствованная.
  Я подошёл к нему. Я немного опасался. Может, он ткнёт сейчас меня в живот. Просто так. Вместо этого робот протянул руку и сказал:
  - Этикет.
  - Очень приятно встретить тебя... - пробормотал я растерянно, не зная, что делать со внезапно вспотевшей правой рукой.
  У Этикета на лице появилась и застыла лёгкая улыбка. Руку он не опускал, и я рискнул: осторожно взял её в свою. Меня охватил озноб. Будь она твёрдой или холодной, было бы лучше.
  Рука была совершенно обычная, тёплая, я, забываясь, скользнул пальцами дальше и обхватил запястье, нащупывая пульс. И даже отсчитал про себя: 'Раз-два'.
  Вид у меня был глупый, тем более, что меня посетило следующее соображение - а если это настоящий человек?
  Ещё более растерявшись, стоя нос к носу с неизвестным в полночь в этом загадочном институте, я задал вопрос в лоб:
  - Ты кто?
  - Модельер.
  - Ты человек?
  - Да.
  Я успокоился.
  Чучело, подумал я с ненавистью. Напугал.
  Потом мне стало его жалко. Он спокойно стоял, прямой, вежливый, и иногда моргал, как бы для достоверности. Взгляд у него был очень пустой.
  Но я этого уже не замечал, так как, повернув голову, увидел Шедевра, стоявшего у дверей, скрестив руки, а рядом с ним Вуаль и ещё кого-то.
  Сначала я подумал, что и они роботы. Двойники.
  На двойника Шедевра должно было уйти немало материала.
  Затем я разозлился. Шедевр, заметив это, подошёл и положил мне руку на плечо.
  - Пойдём.
  - Куда?
  - Нам надо поговорить.
  - А... он куда?
  - Он пока здесь постоит. Или погуляет немного. Он далеко не заходит.
  Я оглянулся через плечо. Этикет был неподвижен. Жизнь, казалось, полностью иссякла в нём.
  Мы вошли в странный кабинет. Я не смог удержаться от изумленного возгласа.
  Всё было занято неподвижными, как манекены из витрины, фигурами людей. Я остановился перед Дар, улыбающейся в пространство.
  Здесь были и другие лица, мельком попадавшиеся мне.
  Это была лаборатория, где было много ещё невиданных фрагментов, частей животных, птиц, растений, предметов.
  Я долго рассматривал их, всё больше поражаясь реалистическому сходству.
  - Хорошо, - сказал Шедевр, изучая свою ладонь. - Теперь ты кое-что видел. Рано или поздно это должно было случиться. Я сам собирался все рассказать тебе. А теперь позволь представить тебе моих помощников. Парадокс.
  По-видимому, столь дружеское отношение Шедевра ко мне не возымело должного влияния на мужчину, чье лицо имело удивительное сходство с совой.
  Он едва кивнул. Брови и нос у него очерчивались одной плавной линией.
  С Вуаль мы были уже знакомы.
  - Мастер Раритет, - сказал Шедевр.
  - Значит, те, что в придорожном кафе... - сказал я.
  - Так это ты был там? Да... - Шедевр поднял на меня глаза. - Дело в том, что никакого кафе не существует. Это декорация. Мои люди едва успели скрыться. И ты ничего не почувствовал?
  Вуаль сделала предостерегающий жест. Я посмотрел на неё и сказал:
  - Все было очень необычно.
  - Нет. До этого.
  - Нет. Ничего.
  - Ты помнишь, как мы дружили? - вдруг спросил Шедевр. - Как мы... Ты, Лагуна, Витамин, Персона, Фантом. Я всегда хотел уберечь вас от неприятностей.
  - Конечно.
  - Там было препятствие.
  - Не было там ничего, - возразил я. - Обычная дорога.
  - Да, - сказал Шедевр. Он чего-то недоговаривал. - Дорога была обычная. Только по ней никто в тот момент не должен был следовать. Чтобы не увидеть кукол. Была маскировка.
  - У них заряд кончился?
  Шедевр склонил голову.
  - Что-то в этом роде.
  Парадокс с наносным возмущением заоглядывался, словно ища свидетелей.
  - Они иногда останавливаются. И сок, который течет в наших искусственных растениях, тоже иногда прекращает свое движение. Трудно изготовить машину, в которой внешний вид и основные функции сочетались бы полностью.
  Парадокс нехотя улыбнулся, словно это говорилось именно ему.
  - Одно за счет другого. Но оптимальный вариант есть, - с некоторым воодушевлением заявил Шедевр и, продолжая смотреть на меня, спросил: - Верно, Парадокс?
  Парадокс вяло улыбался чему-то. Вопрос застал его врасплох. В этом я узнал прежнего Шедевра.
  - Мелкие опыты, трюки, - заговорил он, слегка откидываясь. - Дешёвые эффекты. Разве в этом суть? А я... - глаза у него остановились, - хочу знать суть. Я хочу докопаться до истины. Как ученый и как человек. Я хочу знать, что с ними будет, когда они будут сами. Не в кафе.
  - А где? На острове? - спросил я, начиная что-то понимать
  - Это ерунда. То же самое кафе. Никакого острова, как ты понимаешь, нет. Постой. Откуда ты... - Он помолчал. - А ты нашел изъян. Отлично. Но... - Он задумался. Потом встряхнулся, словно отгоняя сомнения. - Парадокс задумал грандиозный проект. Уникальный в своем роде эксперимент. Модель окружающей среды. Нас всегда что-то окружает. Что-то внешнее. Модель всегда отражает видимые признаки. Всё должно быть искусственное. И люди тоже. Представь себе - местность, заселенная искусственными людьми. Её уже начали строить, с большим энтузиазмом, у нас на побережье, на месте бывшей столицы, считая это место достаточно отдаленным, а потом что-то произошло. Все исчезло. Идея подверглась критике. Это небеспрецедентный случай. Всё было предано забвению. Нигде никаких упоминаний. Но что-то там осталось. Что-то осталось в этих развалинах. Алмаз, выпавший из оправы. И познакомившись с Парадоксом, я всё узнал об этом. И очаровался. Загадочностью, непредсказуемостью. Возможностью воссоздать все, что душе угодно. Возможностью создать мечту. Мы пропустили в жизни праздник. Используя служебное положение, я подарил Вуаль куклу на именины. Правда, она сбежала непонятным образом.
  - Я сделала себе другую, - сказала Вуаль. - Большую. По-моему, она испугалась Инкогнито.
  - И мне захотелось попраздновать, - сказал Шедевр. - Там можно будет попраздновать. В спектакле герои могут совсем не подходить друг другу. Но навязанные роли сглаживают это несоответствие. Как вектор. Здесь картина иная. Здесь все узнают подлинную совместимость. Хотите узнать правду? Там будут ситуации, где ты умом и отвагой вмиг докажешь, что ты другой, не тот, за кого тебя принимают, не так, как в жизни. И мы создали его, это существо. Это - не человек. Но всё в нём, как у человека. Скелет, мышцы, нервы. Все метаморфозы. Скопированы только внешние признаки, но все. До конца. Мы ничего не пропустили. Весь спектр отображений. Он умеет говорить. Это было непросто, но у нас был оригинал. Нам не нужно было ничего изобретать. Было с чем сравнить.
  - Но это не биологическая жизнь, - сказала Вуаль. - Они не живые.
  - Да, они не живые. А почему они не живые? Они двигаются, питаются, реагируют на раздражители. Чем они не живые? - Шедевр словно посмеивался. - Пусть этот стул с удалью подпрыгнет, или бесхитростно попытается лягнуть меня ножкой, и я буду далеко не уверен, что он не живой. Что боец не был в анабиозе. Я в этом буду далеко не уверен.
  По лицам Парадокса и Вуаль я видел, что они совершенно не разделяют хитроумного сомнения Шедевра. Они были настоящие учёные, до конца.
  - Принцип действия неясен. В отличие от часов, например...
  - А какая разница? - почти просипел Шедевр. Таким я его ещё не видел. - Даже если принцип действия ясен. Как в часах. Да, мы их создали. Может, и нас эвристически создал мастер? Завёл случайно благодетель пружину на определенное количество родов - и точка. Плюс определённые степени свободы. До полной остановки. И - в утиль.
  - Не знаю... - протянула Вуаль. - А остальной биологический мир?
  - Да я к примеру, - с прохладцей сказал Шедевр.
  - Теория солнечного зайчика, - вмешался Парадокс. - Но двигаете рукой вы.
  Научный спор разгорался всё сильнее.
  - Правильно, - мягко сказал Шедевр, прикрывая веки, - но стоит задержать руку, и он замер. И мы - звено.
  Они все озадаченно посмотрели друг на друга. Наверно, они так часто спорят, что запутались и позабыли отправные точки.
  - А вы уберите руку, - сказал я. - Совсем. И посмотрите, что будет. Это всё-таки не лазурные солнечные зайчики.
  - Да! А это, - Шедевр ожесточённо ткнул куда-то в недра института, - продолжает двигаться и без вас. И не меркнет.
  Он не мог остановиться.
  - Бесконтрольность? - запоздало сказал Парадокс, отвлекаясь на меня. - Нет, это невозможно.
  - Заводная игрушка тоже совершает действия без нас, - машинально отреагировала Вуаль. - И весьма сложные. - Она выглядела растерянной, что-то обдумывающей.
  - Да, они должны быть непредсказуемыми, - согласился Шедевр. - Для этого не нужна программа. Только общий принцип. А он - в сходстве. Со всем естественным. Как калька.
  В разговор вступил мастер Раритет.
  - Объект и модель. Все верно. С незапамятных времен цивилизация желает все смоделировать. Художники одним способом, ученые другим, но все сводится к тому, что сначала нужно разобрать, разложить, подвергнуть анализу то, что имеется, есть в реальности, а затем собрать, как настоящее. Таким образом, цель одна - модель уже существующего объекта, несмотря на все стремление к творческой новизне, что само по себе свидетельствует скорее о беспомощности, недостатке анализа. Без воображения все можно отличить, но если использовать наши представления, сходство, то есть делать все искусно, можно использовать все, что попало, так, как муравей тащит к себе все подряд. Какое это увлекательное занятие! - воскликнул Раритет. - Из одного делать другое. Даже живое. Живое тоже довольно механистично, и даже очевидно стремится к этому. Это давно назрело, изготовить все сразу, всю окружающую жизнь. По принципу подобия, максимального сходства, чтобы подошло всем, всем понравилось, всех удовлетворило. Наше шоу создано для всего общества. Главное, собрать публику.
  - Нет, - осмотрительно мотнул головой Парадокс.
  Я непонимающе уставился на него. Слова Шедевра и Раритета показались мне убедительными.
  - Но модель не должна быть непредсказуемой.
  Шедевр рассмеялся. Он был организатором всего.
  Величина, подобно большому городу, в который он первый уехал и добился полного успеха.
  Это было его призванием - не терпеть поражений.
  - Собственно, почему? Это же воплощенная модель. Но хорошо - не должна. Как не должно это делать любое явление природы. Не должно быть продиктовано таких ограничений. Такая живопись уже будет неточной. Да, это будет непонятно. Возможно, опасно. Как непонятны и опасны нам были бы представители древних диких племен. А ведь они люди.
  Все молчали, несколько истощенные и подавленные.
  Я вдруг представил себе этих кукол, и мне стало жутко.
  - Каждый биологический род соперничает с другим. Я не верю в сосуществование. Если птица расхаживает по туше бегемота и выклевывает паразитов, это не значит их единение. С таким же успехом она клюнет при случае самого носителя. Неумолимо движение вещества с неизменными качествами. Лишь человек ужасается этому. Ему причиняют несметную боль не только страдания своего рода, но и всего живого. В этом его щемящее одиночество и величие. Но нужно отличить свое от чужого. По этому жребию робот должен быть равным нам.
  - А может, я больше не хочу шоу? - сказал я задумчиво.
  Шедевр долго молчал.
  - Опасности не страшны. Искусство исчезло. Никто не воспринимает искусство. В жизни мы обязаны гасить свои желания. Не всем дано быть равнодушными идеалистами. Восприимчивые материалисты жаждут иного. Публике хочется грубых, зримых, бурных, контактных стимулов, звука, света, объема, фактуры, пространства, и не по отдельности, не фрагмент, не эпизод, не в разбавленном виде, а всё вместе, в полной мере, для полного удобства. Цивилизация стремится сформировать мировоззрение одинаковое для каждого, и ранимая природа сопротивляется этому. В жизни мы не в состоянии учесть все факторы. Один всегда будет лишний. Нужна замкнутая среда, оболочка, где все будет учтено, все будет известно, все будет под присмотром, приведено в порядок. Никто не знает, что нас ожидает. Механизм шоу страгивается от малейшего неосторожного соприкосновения. И ты это знаешь. Лучше других.
  Конечно, подумал я. Конечно! Я был его непосредственным участником.
  Ящики в изъяне, перемещающиеся обезьяны в музее, кукла, самостоятельно выбравшаяся из саквояжа, рыба, потащившая Клиента помимо его воли, фальшивый мэр.
  И публика, отвергающая шоу.
  А что насчет Маски? Может, и она не случайно появилась?
  Мы искренне хотим украсить, заполнить этот мир только тем, что нам безусловно нравится, а лишнее, не по вкусу, убрать.
  - В конце концов, это нужно всем, а значит, каждому из нас. Нужна модель. Нераспознаваемо цельный дизайн. Модель - это удобно. Это будет не в жизни, а отдельно от нее.
  - Вы хотите, чтобы изделия сразу стали такими или претерпели некую эволюцию? - осведомился Парадокс.
  Я понял, что даже они не были посвящены во все. Все знал только Шедевр.
  - Но это же не просто искаженные куклы, - с легким отчаянием сказал он. - В них уже многое заложено. Экстракт, так сказать, эволюции. При моделировании это тяготение не избежать. Невольно переносится что-то уже готовое. И антропоморфически. Они очень похожи на нас. Попробуйте отличить их. На уровне интуиции. Многие люди запрограммированы лучше роботов. А наши воспроизведения будут поживее некоторых. Но изготовлено будет все. По принципу подобия. Максимального сходства.
  - Значит, вы против? - спросил я.
  Парадокс вздрогнул. Он воззрился на меня, и я решил, что эксперт всё ещё не воспринимает меня. Но он лишь беспомощно улыбнулся и показал на Шедевра.
  Я повернул голову и увидел выпяченный подбородок и немигающие глаза на застывшем лице гиганта.
  - Они уже готовы. - Наши взгляды встретились. - Всё готово.
  Утром у Шедевра я долго не мог понять, где я и что происходит. Постепенно я осознал, что ничего не происходит. Я заглянул на кухню и всё вспомнил. Карнавал.
  Когда я это всё вспомнил, я задумался. От модели я отказался. Про Маску не думал. Наверняка всё тоже подстроено.
  А Шедевр исчез. Телеграмма, как всегда, без обратного адреса, пришла на следующий день.
  'Смотри телевизор, веселись, встречай гостей. Твой Шедевр'.
  Прочитав телеграмму, я вздохнул. Я ещё не совсем проснулся. Хотелось пить.
  Я услышал звонок в дверь и с трудом пошел открывать.
  В дверях стояла женщина и в упор смотрела на меня большими голубыми глазами.
  - Будьте добры, позовите Шедевра.
  - Проходите, - сказал я и отступил.
  Женщина зашла и прикрыла за собой дверь.
  - Зайдите, пожалуйста, в комнату, - вежливо предложил я.
  - Спасибо, - сказала женщина. Затем недоуменно спросила: - Его нет дома?
  - К сожалению. - Гость дает надежную информацию.
  - Но он здесь явно был... - Женщина осматривалась. - Вы его друг?
  - Оказывается, да, - согласился я.
  - Понимаете, мы познакомились с Шедевром при несколько странных обстоятельствах. Он предложил мне работу. Вот его визитная карточка.
  Я взял в руку протянутую мне карточку.
  - Видите, время надписано?
  - Вижу, - сказал я. Это была визитная карта Персоны.
  - Он вас ни о чём не предупредил?
  Я стиснул зубы. 'Встречай гостей...'
  - Не стойте...
  - Вуаль.
  - Проходите.
  - Странно даже, - сказала Вуаль, проходя в комнату стремительным шагом. - Ваш Шедевр показался мне человеком слова.
  - Будете что-то пить?
  - Пожалуй.
  Я принёс красной воды.
  - Я решила, что Шедевр спортсмен.
  Я неопределённо улыбнулся, потому что она, окончив обозревать обстановку, вопросительно уставилась на меня.
  По сравнению с тем, что здесь происходило, все праздники меркнут.
  - Вы ничего не знаете?
  - Да, - сказал я.
  - Что - да? - немедленно спросила Вуаль. Она газетчица. Но ищет работу. Ей намекнули, что намечается высокооплачиваемое шоу. С призами. - Что - да?
  - Ничего не знаю.
  Вуаль погрузилась в задумчивость, а я сидел напротив с вежливой физиономией. Хватит с меня шоу.
  - Ясно... - сказала она, наконец. - Я пойду.
  - Посидите ещё, - предложил я дружелюбно. - Вы, наверно, устали?
  Она машинально улыбнулась.
  - Что вы сказали? Устала? Нет. Я держусь. Всем в столице надо держаться. Мы живем, как на вулкане.
  Я захлопнул за ней дверь и сел, потягивая лиловую воду и листая журнал, каких у Шедевра было полно. В журнале всё было прекрасно - и виды, и дома, и еда, и вещи, и люди.
  Он был полон изображений женщин - прекрасных женщин, и я вяло подумал, что красота, это нечто непостижимое.
  И ещё я подумал, не посчитала ли меня эта Вуаль за гостя - бывает так.
  Я долго над этим размышлял, накачиваясь лиловой водой, и почти склонился к выводу, что да, посчитала, когда в дверь раздался короткий звонок.
  Я стал думать, открывать или нет. С одной стороны, думал я, лень. С другой стороны, интересно.
  В полуденной тиши я открыл. Сначала я решил, что перепил воды. Это было, как сновидение.
  - Прошу вас, - сказал я.
  'Сновидение', немыслимой красоты, как в журналах, зашло.
  - Вы, вероятно, к Шедевру?
  - Надеюсь, он дома? - бархатным голосом проговорила гостья.
  С несколько надменным выражением на лице девица прошествовала в комнату.
  - А Шедевр... - начала было она, и я быстро сказал: - Он вышел. За газетой. - Я расплылся в улыбке.
  Она улыбнулась, грациозно усаживаясь, откинулась на спинку и положила ногу на ногу. Её внешность ошеломляла. Она снисходительно позволяла себя разглядывать.
  - Как вас зовут?
  - Роза.
  Я думал, как её развлечь.
  - Выпьете?
  - Да, - сказала Роза. Она небрежно закинула ногу повыше.
  Я поднёс бокал.
  - Вы давно знаете Шедевра?
  - Не очень, - сказала Роза и отпила глоток. - Мы недавно познакомились. Значит, его зовут Шедевр?
  - Разве вы этого не знали?
  - Он предлагал мне работу, - уклончиво сказала Роза.
  Я сидел напротив этой девушки, Розы, и чувствовал себя посторонним. Чужим.
  Она тем временем закурила. Она курила, глубоко затягиваясь, и смотрела на меня сощуренными глазами.
  - Послушайте, - сказала она и лёгким аккуратным щелчком сбила пепел. - Вы так и сидите дома весь день?
  - В такую жару хорошо валяться на пляже.
  Роза лениво улыбнулась.
  - Что вы, наверное, обычно и делаете, - сказала она и примолкла, целиком поглощённая раскуриванием новой сигареты.
  Впрочем, это у неё не заняло много времени, и она вновь вскинула на меня привораживающие глаза.
  - Но одному, знаете ли, скучно.
  Мы смотрели друг на друга.
  - Придёт Шедевр, будете валяться на пляже вместе.
  И тут мне отдых надоел.
  Машина прошла мимо, прошипев шинами по раскалённому шоссе. Погода снова установилась.
  Машин проезжало мало - было раннее утро, но солнце светило ярко.
  Следующая машина начала тормозить издалека. Это был автопоезд брата Лагуны.
  - А больше машин не будет, - сообщил он мне. - Это тебе повезло. Я пустой возвращаюсь. Везде все есть.
  Везде все есть. На дорогах установилась тишина.
  Первым, что бросалось в глаза на въезде, был ресторан Витамина Гарантия.
  Свидетельством был огромный, как лозунг, плакат с его именем, выведенным гротесково-пышным вензелем.
  Я зашел в ресторан, и из внутреннего помещения показался Витамин.
  Он, как настоящий хозяин, взвешенно отдавал напоследок какие-то распоряжения персоналу, популярно сдабривая их площадной бранью.
  Увидев меня, состоятельный мот растерялся, но изворотливо распростёр объятия и после обмена приветствиями мы сели.
  Оказывается, на побережье все разговоры только о Маске. Все говорят, что она настоящая красавица. А как умна дочь нового мэра!
  Маска само совершенство! Все одеваются, как она, с обожанием повторяют все ее слова и вообще во всем подражают.
  Опальному Витамину она тоже значительно помогла в его дебюте. Удачно козырная карта возникла на столе. Он обратился к Маске, и, оказывается, она его хорошо помнит.
  Дочь мэра, а общалась с ним, как с равным. Результат превзошел все ожидания. Она не дура, сообщил Витамин.
  - Не будь наивным как клиент. Все дело в ее положении. Причина в ее трафаретном папаше.
  Меня раздражали его заводные восторги. Больше препятствий ему, закоренелому общественнику, никто не создает. Значит, заслужил. И, главное, он старательно ни о чем не спрашивал меня.
  - А ты не меняешься! - Искушенный зубр хлопнул меня по плечу. - Прошлый век!
  Он объяснил мне, как найти Маску, я поблагодарил его, но это никак не сгладило отталкивающее клеймо на мне, где было кротко указано: 'Общественный вызов'.
  Витамин с сомнением смотрел мне вслед, как на кляксу, чего-то недоговаривая.
  Улочки становились пустынными. Стало видно море.
  Я поднялся на террасу дорогого санатория.
  Маска лежала в шезлонге возле бассейна, загорая. Я подошел.
  - Здравствуй.
  Она слегка улыбнулась. Улыбка была вежливой, не более того.
  К террасе бесшумно подъехала машина.
  В ней набычился розовощекий молодой человек. Управляющий нового мэра.
  Я не могу с ним соперничать, это ясно. У него сногсшибательное будущее, и это у него, такого, пропащего, не отнять. Настолько это очевидно. Всем, и Маске тоже.
  Она встала и обернулась.
  - Ты всех обманул.
  - Почему?
  - Ты не такой, как все.
  Все ведут себя очень правильно. Для всех главное - не ошибиться. Но если делать все правильно, то отступить от этого с каждым разом будет все сложнее.
  Даже маленькая оплошность становится беспредельной роскошью.
  Я себе этот роскошный недуг могу свободно позволить.
  - Маска...
  Она напряглась.
  - Я жду тебя на празднике.
  - Ты непредсказуем, - сказала она.
  Твердым шагом она подошла к машине. Все, что казалось незыблемым, рушилось. Я не знал, что делать.
  Мне предстоял разговор с матерью. Он был трудным.
  Мать была растеряна и одновременно чем-то рассержена. Из-за меня ее больше никуда не звали. И гости не приходили. Её тоже будто подменили.
  Все поступали, как люди, точно знающие, что можно и чего нельзя делать. Они не нарушали схематических правил ни в чем. Они чем-то напоминали пьяных, внезапно протрезвевших, и успешно.
  А днем появился Шедевр. У фирменного Витамина.
  - Ты угрожаешь их ветхому благополучию, - сказал он мне. - Толпа принимает все - жалкий фарс, пустых фаворитов и пафосных ораторов, даже меня, всецело презирающего ее, но не праздник. Нужны флюгеры, они сразу становятся частью стихии. Твой аспект им непонятен, но в этот момент это хорошо. Ты обманул все ожидания. Это сейчас главное. - Он был озабочен - был у Лагуны. Там все было в порядке - благодаря Шедевру. Вопрос об участии Витамина в модели решился сам собой, так сказать, на месте.
  - Отправляешься с нами?
  В наших устах это был риторический вопрос.
  - Куда? - обреченно лишь поинтересовался счастливчик.
  - Здесь недалеко, - подмигнув мне, сказал Шедевр. - Будем все вместе. Как раньше, маэстро. У тебя будет амбар, намного больше этого, так что корыстных навыков не утратишь. Это я тебе обещаю.
  - Плавник акулы, - сказал Витамин, но в голосе бессребреника уже появилась бодрая нотка.
  Жизнелюб чувствовал, что что-то происходит.
  Шедевр, оглядывая угодья, выставил свою фигуру в проем двери. В баре установилась звенящая тишина.
  - А вот и наши милые, обаятельные друзья, - проговорил он. Он так и сказал: 'Обаятельные'.
  В шикарных машинах катили мэр, его управляющий Атлет, Гибрид и Абсурд. С ними были девушки: Нектар и Маска. Они, по-видимому, отправлялись на загородную прогулку.
  Конечно. Гигант вяло шевельнул атлетической дланью.
  Автомобили по этой команде встали, как вкопанные. Мэр с Абсурдом смотрели перед собой, словно боясь шелохнуться.
  Шедевр сошел с порога, с задумчивостью обогнул кортеж, и, щурясь на солнце, завел неспешный разговор с девушками. Те охотно отвечали.
  Речь Шедевра текла негромко, журчала безудержно, как ручеек, сопровождаясь тихим вкрадчивым смехом.
  - ... и в итоге опять получается, что я кругом прав, - заключил гигант и развел руками, удивляясь. - Никакой альтернативы. Пошел, - сказал Шедевр мэру. Он, всесильный, лишь раз один раз взглянул на выскочку - и тот весь отторгнуто съежился, сжался.
  Вдруг его машина, как при фальстарте, рванула с места, уносясь с фантастической скоростью к мегаполису.
  Мэр и его управляющий впервые видели Шедевра, и их нервы не выдержали. Может, и правильно.
  Когда Шедевр вернулся к нам, глаза у него были совсем прозрачные.
  Но ничего не происходило. Конечно, никто не может тягаться с Шедевром, и планы рухнули у всех, но события отсутствовали.
  Праздник начинается с изъяна.
  Я поступил верно, обманув всех.
  Никто не знает, кто я.
  Шедевр, как всегда, скучно исчез, Витамин немо взывал ко мне, а я ничего не знал.
  Маска не замечала меня.
  Она была потрясена бегством мэра. Это был обман. Не мог ее отец так себя повести.
  Значит...
  Но я не хотел больше находить изъян.
  Я сумею вернуть Маску.
  Но возможность гарантировать это отравляла мне весь ровный ход мыслей.
  Моя уверенность в празднике, прямо скажем, пошатнулась. Маска очень доверчива.
  Чтобы убедить ее, нужны весомые аргументы, а их у меня, по общепринятым меркам, нет.
  Но они появятся, обязательно появятся, так как в моей жизни, настойчиво успокаивал я себя, все гладко, я вижу всю картину в целом, и знаю, кто есть кто.
  У меня несокрушимая воля, и у меня замечательные друзья.
  Но можно изменить обстоятельства, случайно, а не преследуя свою цель.
  Врагов нет.
  Никто не отвернется от тебя.
  Можно сменить жизнь ее облегченным вариантом. Для моей пользы. Друзья ошибутся, чтобы не расставаться.
  Если я против, пожалуйста.
  Они уступят мне. Им и стараться не надо. Что бы я ни задумал, они помогут.
  Одиночество мне не грозит. Пусть у меня не будет никаких сомнений. Мы всегда будем заодно.
  Что здесь, что там.
  Никто не запрещает идти против течения.
  В их пушистой, как перина, жизни все замечательно, но дополнительный штрих не повредит.
  Я боюсь себя побеспокоить ради лучших друзей.
  Им нужна пауза.
  Дальше все пойдет еще лучше, чем было.
  Я обязан им помочь. Они не ошиблись во мне. Я именно тот, за кого они меня принимают.
  Я должен сделать шаг. Я совершенно в него не верил, но я знал, какой он.
  Шаг в пропасть.
  Все зависело от меня. Праздник был со мной.
  Маска должна явиться на праздник.
  Я вошел в чужой дом. Многие вещи исчезли. Это было поразительно. Оставались пустые, уже ничем не занятые места.
  Я остановился перед скосившимся портретом Драмы.
  На нем виртуоз, как в зеркале, стал похоже удивленным, с наивно-вопрошающим взглядом.
  Концы губ опущены, и к общему выражению добавилось серьезное недоумение.
  На улице послышались тихие шаги.
  Сквозь треснувшее стекло я видел, как Маска остановилась на пороге, не замечая меня.
  Мне здесь места нет. Если я сам. Один. Все находятся в поиске - и уходят.
  Я ошибся. Она стремилась только ко мне, и стрелка давно остановившихся механических часов вдруг двинулась назад.
  Будто начав обратный отсчет.
  Нас со всех сторон окружал парк, какого я раньше никогда не видел. Деревья были такими большими, будто мы уменьшились до невероятных размеров. Из земли выползали толстые корни.
  Ветви вверху переплетались, как чьи-то большие руки. Кора деревьев была сплошь изборождена глубокими морщинами.
  Было тихо и сумрачно, как и положено быть в таком месте, где нет ни дня, ни ночи - вечный дремотный покой, сумеречное царство.
  С изумлением мы бродили между стволами, как заблудившиеся дети.
  Возле костра торжественно возвышался Шедевр. Языки пламени гармонично изгибались, как хмельные ленты, так похоже, что я поднес руку к их пляске.
  - А тепло?
  - Отдельно. Все можно сделать, изготовить, скопировать, - сказал Шедевр. - Мы не требуем у художника оригинал, а говорим - как хорошо, как верно. Итак, вообрази - модель окружающей среды, где все ненастоящее, но так, что не отличить.
  Горизонт заалел, и вместо трущоб открылся бесконечный вид на холмистую местность с зелеными лесами и голубыми озерами. Уже просматривались фигуры людей возле домов.
  - Ничего лишнего. Только внешние признаки, - сказал Шедевр. - Каждый сможет показать, что он другой. Мы снова будем вместе, как ты мечтал. Как раньше. Посидим за одним столом. Это будет настоящий праздник.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"