Вспоминая о ней, я так и называю эту девушку - Ирка Балаклавская. А что, звучит?! Не хуже, чем Даша Севастопольская или, скажем, Потемкин Таврический!
Ирка - настоящее дитя моря, солнца и соленого воздуха, была великолепно сложена, настолько великолепно, что я до сих пор не могу ее забыть. Приезжаю в обожаемую Балаклаву, забираюсь на гору в развалины генуэзской крепости, гляжу с высоты птичьего полета на подсвеченные закатом скалы мыса Айя, потом закрываю глаза и вижу: вот она, Ирка!..
Ирка была веселая и очень добрая. И еще у Ирки была... дырка. Во рту, вернее в зубах. Прошлым летом в Севастополе на танцплощадке "Ивушка" Ирку "отдубасили" городские девчонки, они выбили Ирке передний зуб, а на прощание так и сказали: "Нечего с такими ногами, сиськами и таким станком в город приезжать, отбивать у нас курсантов. Охмуряй матросов в своей Балаклаве!.."
Денег на новый зуб у бедной Ирки не было, зато она научилась в разговоре лихо сплевывать, сквозь зубную щель, ну совсем как настоящий фартовый пацан!..
*
Она сама подошла ко мне субботним июльским вечером на танцплощадке балаклавского Дома Офицеров и пригласила танцевать, хотя этот танец был вовсе не "белый".
- Курсантик! - сказала Ирка, улыбнувшись во весь свой щербатый рот, - Курсантик, я так долго тебя ждала!..
И я сразу в это поверил, а когда обнял в танце Иркину талию, почувствовал сквозь тоненький ситец ее грудь и бедро, понял, чем север отличается от юга, а Черное море - от Балтики. Белья балаклавская Ирка, как настоящее дитя солнца и моря, не носила совсем.
Этим же вечером она меня спасла: сообщила, что с минуты на минуту на танцплощадке начнется драка, и предложила "отсюда смыться".
Мы "смылись" через дыру в заборе, потом прошли по темной узкой улочке мимо мусорных контейнеров с орущими крымскими котами, мимо опустевшего рынка и храма (позднее я узнал, что это был знаменитый храм Двенадцати Апостолов). Тут улочка закончилась, и мы очутились у подножия высокого холма. Не давая опомниться, Ирка взяла меня за руку и потащила на вершину.
Генуэзские развалины заливал лунный свет, над головой пульсировали лохматые южные звезды, незримое присутствие моря чувствовалось внизу, казалось, оно покачивает, словно лодку и эту скалу, и древнюю крепость и нас... Пока я подыскивал слова, чтобы выразить свое восхищение, Ирка меня опередила - взошла на огромный валун и лихо, через голову, сбросила с себя платье. Щербатая, земная девчонка превратилась в античную богиню, время замерло. До сих пор не могу вспомнить, сколько часов подряд я целовал ее совершенное тело, сколько часов она стояла под луной, блаженно улыбаясь с закрытыми глазами, позволяя мне странствовать губами по самым тайным закоулкам плоти, пока не прозвучал ее голос, именно голос, а не шепот.
- Ну?! - торжественно спросила меня Ирка, Ну, курсантик, ответь - ты мне теперь муж, или как?..
Вопрос был задан "двухпудовой гирей в лоб", без малейшей иронии, и пока мы спускались по узкой тропинке с холма, пока я вел Ирку домой темными улочками предрассветной Балаклавы, я все время говорил ей, скорее даже уныло бубнил о том, что "всё не так просто", что надо узнать друг друга ближе, прежде чем решитЬся на такой шаг, что...
- Не понимаю, - оборвала меня Ирка, - Не понимаю... Тебе осталось учиться всего один год, ты приехал сюда на стажировку. Самое время вернуться в Ленинград с молодой верной женой... А, потом мы вернемся сюда жить. Меня бабуля перед смертью успела в свою квартирку прописать!..
Мы стояли в тени ленкоранской акации у подъезда ее старенькой двухэтажки... Чтобы успокоить Ирку, я провел ладонью по ее щеке и ладонь сразу стала мокрой... от слез.
*
Мы встречались еще пару раз: ходили купаться на Серебряный пляж, ели принесенный ею виноград, а на третье свидание Ирка не пришла.... Утром выяснилось, что она водила "на скалу" моего однокурсника Серегу Бережкова, и что красивому искушенному в амурных делах Сереге тоже ничего кроме поцелуев не обломилось. Сереге был задан под луной тот же вопрос, и на рассвете в тени акации он тоже вытирал ладонью Иркины слезы...
А потом "не обломилось" и Генке, и Лешке и... всей нашей группе, приехавшей стажироваться на подлодки тоже "ничегошеньки не обломилось", и через десять дней балаклавская Ирка стала нашим общим другом - таким же пацаном, как и мы. Дружной гурьбой мы бегали по горной тропе купаться, ели купленный по дешевке у совхозных сторожей виноград, пили терпкое уксусное домашнее вино, а однажды Серега пришел на нашу общую встречу с девушкой, с которой он вчера познакомился в городе.
Увидев Серегину подружку, Ирка лихо сплюнула сквозь дырку в зубах, зловеще произнесла: "Ну, здравствуй, шалава!.." и смачно, по-мужски, заехала сопернице в глаз.
Уже потом, валяясь с нами на раскаленных скалах, Ирка рассказала, что это и была та самая Светка, которая в городе выбила ей зуб: "Это она мне говорила, чтобы я не лезла к ним в город со своими сиськами, ногами и станком, а сама, швабра костлявая, в Балаклаву приперлась... И куда вы, парни, только смотрите, ведь у этой Светки ни кожи, ни рожи, ни сисек нет... Вот поедете вы парни, скоро в свой Ленинград, женитесь на столичных стервах, а потом они вас бросят, и мне же потом вас утешать, разве не так?.."
Уезжали мы из Севастополя теплым августовским утром. Балаклавская Ирка пришла на перрон проводить нашу группу, принесла виноград, вино, напекла пирожков с капустой и с яблоками.... Мы поцеловали Ирку и уехали, а она осталась стоять на перроне в том самом ситцевом платье, в котором месяц назад приглашала меня танцевать...
Скорый поезд увозил нас в Ленинград, в аудитории родной Alma mater. Мы сидели в купе руководителя стажировки и запивали Иркины пирожки кислым крымским вином.
- Еще одна Ася Клячина, - вздохнул Генка, - Любила, любила, да не вышла замуж...
- А вот мне кажется, что она могла бы стать верной женой, - возразил наш куратор, полковник Синцов.
- Так она книг не читает! - вырвалось у Сереги Бережкова, - Она даже "Незнайку в солнечном городе не прочла"!..
- Уж замуж невтерпеж! И все равно - за кого! - вставил Леха.
- А вы взгляните на это по-другому, максималисты хреновы! Ну что плохого в том, что она хочет быть любимой, желанной, счастливой? Чем она перед вами провинилась? Что дурного сделала? Пройдут годы, и вы будете помнить эту стажировку только потому, что там была... эта ваша Ирка... А случись война!.. Да такие, как эта Ирка будут вам на бастионах раны бинтовать! - полковник досадно махнул рукой и отправил нас отдыхать.
*
В октябре я неожиданно получил от Ирки письмо.
"...Мечтаю, мой радостный о тебе... - писала мне балаклавская Ирка, - Мечтаю глазами, губами, руками..." Дальше Ирка перечисляла другие части своего красивого тела, которые я целовал ночью на скале, и которыми она теперь обо мне мечтает.
За окнами моросил затяжной ленинградский дождь, лектор монотонно бубнил с кафедральной трибуны об особенностях организации медицинского обеспечения подводного крейсера в предпоходовый период, а я вспоминал Черное море, треск цикад на горной тропе и наивную добрую девчонку.
"Мечтаю, мой радостный о тебе, - писала (мне!) Ирка, а в конце письма приписала, - Зайчонок! Ты не забыл, что обещал хорошо учиться?.."
Ничего такого я Ирке не обещал, но мне стало так тепло и приятно, что я решил поделиться своим счастьем с Серегой Бережковым. Серега прочел письмо, странно улыбнулся и вынул из кармана точь-в-точь такой же конверт с Иркиным почерком.
"..Мечтаю мой радостный о тебе... - писала Сереге Бережкову балаклавская Ирка, и в конце приписала, - Зайчонок! Ты не забыл, что обещал хорошо учиться?!.."
И мы хорошо учились в тот последний студенческий год и достойно сдали государственные экзамены, и надели лейтенантские погоны, и разъехались служить по флотам. И судьба сложилась так, что я попал служить именно в Севастополь, частенько бывал в Балаклаве, где все напоминало об Ирке, но саму Ирку я так и не встретил ни разу. Скорее всего, она вышла-таки замуж за какого-то курсанта и уехала с ним на север или на Тихий океан. Дай Бог, чтобы вышла...
*
Балаклавскую Ирку я повстречал десять лет спустя, в Севастополе, на пороге магазина "Золотой ключик". Она была почти та же, только во рту на месте былой дырки, сиял золотой зуб.
- Курсантик! - радостно воскликнула Ирка, хотя на моих плечах были уже подполковничьи погоны.
На улице моросил зимний дождик, и мы пошли в кафе, где я рассказал Ирке, что успел побывать и в Африке, и в Афганистане и на Кавказе, что женился на ленинградке, и у меня растет сын.
Балаклавская Ирка рассказала, что закончила торгово-экономический техникум и работает бухгалтером в ЖЭКе, а еще рассказала, что вышла замуж, но не за офицера, как мечтала, а за своего ровесника-соседа, который много пил и регулярно Ирку поколачивал.
- Я хотела развестись с ним, - говорила мне Ирка, - Я уже решила, что в понедельник подам на развод, но в субботу утром просыпаюсь, а его в постели нет... Выхожу на кухню, а он там на люстре висит, чуть-чуть ногами пола не достает...И уже холодный. Угадай с трех раз, что я потом сделала? Ну, пожалуйста, угадай! В скорую позвонила? Не-е-ет! Милицию вызвала? Соседей позвала? А вот и не угадал! Я достала из холодильника бутылку шампанского, открыла ее и стала пить. Выпью глоточек, пну мертвого мужа ногой, смотрю, как он качается, и тихонько смеюсь. Опять выпью, покачаю его и опять смеюсь.... Послушай! А у тебя есть на примете неженатый офицерик? Да хотя бы даже разведенный? Познакомь меня с ним, курсантик! Ну, пожалуйста, познакомь... Я ведь так хочу быть хорошей женой!.. Я ведь, правда, могу...