- Поздравляю! - невольно вырвалось у шефа, но он тут же спохватился, - Боже! Извини, старина.... Соболезную! Когда хороните? Ну конечно, можешь не приходить. Занимайся. Может, деньги нужны, или помощь?
Я поблагодарил босса и повесил трубку. Обижаться на Филиппыча глупо, менталитет наш таков - "теща умерла" - звучит как веселый анекдот. Но это если "теща вообще"... А тут мокрый снег пополам с дождем, и я несу в морг справки из поликлиники, и в душе такая же питерская осенняя слякоть... и дочь ее, Наташа, моя бывшая жена, сидит сейчас в парижском аэропорту, к вечеру будет дома, и надо еще купить водки, икры, чего-нибудь еще, помянуть... Странно, человеку за восемьдесят, а мы оказались к этому совсем не готовы, хотя три года назад с ней было совсем плохо, "скорую" вызывали через день, участковый терапевт выразительно разводил руками - " чего вы хотите, мы с вами и до семидесяти не дотянем в стране победившей демократии". А я не сдался, поднял на ноги однокашников, уложили ее в хорошую клинику, стабилизировали давление, подобрали лекарства, и случилось чудо.... Три года она ходила в магазин, готовила, прибирала квартиру, гуляла в парке вплоть до вчерашнего рокового дня, когда в квартире не оказалось ни одной ампулы, ни одного шприца.... Расслабились!
*
Роковой вечер обещал быть вполне семейным, хотя можно ли назвать семьей людей, живущих каждый в своем измерении? Мокрый снег густой стеной повалил еще с полудня, город погрузился во мрак и домой я добрался мокрый насквозь, в хлюпающих разбухших ботинках. Приехал сын Санька - недоучившийся студент, жизнерадостный оболтус, перехватить у меня "полторы штуки", покорно выслушать лекцию о том, что мерчендайзер - это не профессия, и в двадцать два пора бы определиться.... В уютной кухне мы поужинали втроем, еще не зная, что эта капуста брокколи с домашними котлетами - последний приготовленный ею ужин. Выпили по рюмке коньяка, правда свою она только пригубила, посетовала на тяжелую погоду, приняла прописанные для подобных ситуаций лекарства и ушла к себе отдыхать. Глядя на разгулявшуюся за окном непогоду, Санька сказал, что, пожалуй, останется дома и, прихватив начатую бутылку, мы ушли в мою комнату. Помню, что на моем компьютере было 22 часа 35 минут, когда сын зачем-то вышел и, вернувшись, сказал: "Тебя зовет бабушка. Ей плохо..."
Она сидела в глубоком кресле у торшера и, едва взглянув в побледневшее, покрытое испариной лицо, я почувствовал ледяной ужас, не обращая внимания на ее протесты, вызвал неотложку. Торопливо рылся в аптечке, проклиная себя за то, что расслабился и не припас лекарств посерьезнее, чем те, что прописали ей кардиологи... Минут через двадцать ей стало легче, и она попросила отменить вызов, мол - "толку от них, опять все вены исколют".... Конечно же, я не согласился, более того, перезвонил и выслушал заверения диспетчера - что, вызов принят, но свободных машин нет, а в такую непогодь и здоровым плохо... Ее постель была разобрана, но она не хотела ложиться, ссылаясь на то, что так легче дышать, холодный дождь отсчитывал по стеклу роковые секунды, она говорила о том, что ей стало легче, что она посидит вот так еще минут десять-пятнадцать и ляжет, а скорую все же надо отменить....
Я не возражал, но и не отменял вызов, время текло так, словно сквозь меня медленно протаскивали монашеские четки. Она спросила, улучшится ли завтра погода, и я поспешно ответил, что да, улучшится и ей станет легче. И тогда она подалась навстречу нам с Санькой, будто собиралась встать с кресла, мы даже синхронно подали ей руки, и тут она замерла и тихо, но отчетливо произнесла: "Мне пора...". А потом она стала опускаться назад в глубину кресла, я поддерживал ее за плечи и просил продержаться еще чуточку, и вдруг увидел в глазах ледяную бездну; почему-то вспомнилось, как уходил на океанское дно ДиКаприо в фильме "Титаник" - его еще видно, но уже не вернуть.... Неплаксивый от роду Санька, трясся в рыданиях, а в дверь уже звонили. Неотложка...
*
Худощавая "врачиха" с виноватым лицом констатировала смерть, мол - "настал ее час" и помочь в этой ситуации невозможно, скорее всего - это тромб, а у нее в укладке кроме магнезии ничего нет, да и кардиологи тут бесполезны... Выслушав соболезнования, закрыл дверь и только тут обнаружил, что моя мокрая куртка висит в кухне на "плечиках", а вымытые ботинки стоят у батареи. Господи! Она еще успела обо мне позаботиться! Когда?!
Вернувшись в комнату, я закрыл ей глаза, потом с Санькой осторожно перенесли тело из кресла на постель. Врач предупредила, что эвакуатора, возможно, не будет до утра. В кухне снова выпили коньяку. Санька беззвучно плакал, а я тупо таращился на свои мокрые ботинки. Любила ли она меня? Изначально точно не любила. Симпатичную Наташку готовили в жены какому-то богатому югославу. И тут появился какой-то нищий наглый лейтенант и увез их единственную дочь из Ленинграда в провинциальный Севастополь. Любовь Наташки к Севастополю кончилась в первый же вечер, когда она встала под душ, а там закончилась вода, причем холодная, потому что горячую воду давали только раз в неделю. И мне пришлось поливать молодую жену из чайника. Потом она сказала: "Если бы не медовый месяц, наутро ноги моей не было бы в твоем белокаменном городе!". Теща появилась в Севастополе только раз, когда Санька родился, и уехала со словами: "Этот город не для меня". И все - таки жили, растили сына, и карьера моя как-то двигалась, пока не грянули проклятые "девяностые", с отключением газа, воды, отопления и света, с инфляцией и невыплатами денежного довольствия по три-четыре месяца кряду.
В одну из таких ночей, при свете керосинки, Наташка сказала, что я бесперспективен, потому что служу "за две сотни баксов" непонятно кому, в чужом государстве, под флагом страны, которой нет. А вот Димка Попов стал бандитом, и теперь в его семье каждый день едят мясо, Саня Черпаков с корешами "толкнул" туркам теплоход и открыл ресторан, а в Питере сейчас запросто можно "стартовый капитал сколотить", но для этого надо быть мужчиной. Тогда я молча отодвинул тарелку с недоеденными макаронами, пошел в темную ванную, где впервые за много лет беззвучно заплакал. А ночью, лежа с открытыми глазами, сердцем и рассудком осознал: вместе нам не жить...
Через полгода Наташка забрала Саньку и уехала навсегда в Петербург, где меня никто не ждал ни гражданским, ни военным. Предлог был вроде бы серьезным - умер ее отец, и надо было срочно приватизировать квартиру. Квартиру Наташка приватизировала, но в Крым не вернулась. Санька рос, как и полагается пацану расти в большом городе без отца, хорошо хоть не вляпался ни во что по - серьезному. Соседка, умная женщина, сказала мне, заглянув на чашку чая: "Хочешь сохранить семью, увольняйся и уезжай!". И я решился на полумеры: отказался от солидного повышения по службе, продал за бесценок новую двухкомнатную квартиру (все, что Родина дала) и стал готовиться к увольнению (до минимальной пенсии мне оставалось еще около года)...
*
Через час квартира наполнилась Наташкиными родственниками, съехавшимися среди ночи со всех концов города. Пили коньяк, жалели бабулю, хвалили меня, за то, что пять лет ухаживал за чужой матерью, и ругали Наташку, которой, должно быть, здорово икалось "в своем Париже". Пошумев, поохав, родня жены разъехалась. Я отправил бледного Саньку спать, а сам понял, что не сомкну глаз, пока не провожу ее из этой квартиры....
Семейной стыковки не получилось, слишком далеко мы с женой успели разлететься в открытом космосе бытия, к последней попытке что-то "склеить" подошли каждый со своим багажом: она тайно подыскивала в интернете нового мужа за границей. А я?.. Говорят, автолюбитель, опробовав крутую иномарку, никогда не вернется за руль "Жигулей", так и мужчина, познав любовь темпераментной двадцатилетней женщины, уже не сможет спать с сорокалетней.... Почему я не остался в Севастополе в объятиях смуглой и пылкой Вики? Страх остаться без гражданства, без работы, без пенсии и без квартиры в чужом государстве Украина? Или отчаянный Санькин голос в телефонной трубке: "Папа, я тебя жду!"? Так или иначе, но я вернулся к разбитому семейному корыту, ворошить на даче граблями свое прошлое, а значит - стареть и умирать.
Жена и теща объявили меня бесперспективным и подыскали "престижную для военного пенсионера" работу - сторожить ночами "за триста баксов" офис какой-то компании. Я гордо заявил им, что туда не пойду, что такая работа страшна не малым заработком, а "психологией сторожа".
- Ты еще на что-то надеешься? - фыркнула в ответ Наташка.
С этого вечера мы перестали спать вместе, через месяц она попросила развод, а еще через месяц, поцеловав меня за то, что без суда оставил ей с Санькой квартиру, улетела во Францию к своему избраннику по имени Жан. Характеризовать счастливого соперника - неблагодарное дело, но со слов успевшего побывать в Париже Саньки - "дедушка Жан оказался толстый, жадный и тупой".
Реакция тещи на отъезд дочери меня поразила: в день отъезда Наташки она встретила меня на кухне горестным восклицанием: "Ребята! Что же вы натвори-и-ли-и-и!".
Этим же вечером мне пришлось впервые вызывать к ней неотложку.
*
Половина четвертого утра, а "труповозки" все нет.... Заглянув к ней в комнату, я почувствовал, что она видит и слышит все, что здесь происходит. Мне даже показалось, что ей холодно, и я накрыл ее стареньким пледом. Вернулся на кухню. Коньяк закончился. Плеснул в стакан виски из вновь открытой бутылки. О чем я только что думал? Ах, да, неотложка!.. Это после нее в нашей квартире появилась подруга Наташи - ясновидящая Тереза и принялась врачевать тещу пасами и заклинаниями, которые диктовал ей из космоса Учитель.
В ходе совместных чаепитий выяснилось, что именно Тереза посоветовала моей жене уехать в Париж: "Учитель сказал, что Жан и есть ее космическая половинка!" Я полюбопытствовал, каким образом Тереза обрела божественный дар. Действительно, любопытно, какими путями бальзаковские женщины постигают ясновидение. Оказалось, во время бытовой дачной ссоры, пьяный муж, бывший полузащитник "Зенита" пробил Терезе в зад пенальти, после которого она влетела в чулан и "нанизалась" головой на ржавый гвоздь. Потом началось "воспаление мозга", и в реанимации с ней впервые заговорил Учитель.
Я спросил, что ее Учитель думает обо мне. Тереза сосредоточенно посмотрела в потолок и ответила, что моя судьба в разведении кроликов и семейных чаепитиях в обществе женщины "чуть постарше" в маленьком деревенском домике "к юго-западу от Питера".
*
Вот тут-то я и сдетонировал, как фугас: заявил Наташке по телефону, что буду лечить ее маму не по Хоттабычу, а как положено, а что касается себя - понял, что путь Воина не в том, чтобы в романтическом (по Кастанеде!) томлении пытаться угадать, "откуда выскочит кролик", а в том, чтобы дать кролику "поджопник", прежде чем он заскочит не туда, куда положено. Через год подвел итоги: теща позабыла о кризах, а я... из военного пенсионера, которого пинками гнали "сторожевать" офисы, стал сначала сотрудником пресс-службы, а потом пиар-директором филиала крупной компании. За моей новой жизнью теща наблюдала с тихим испугом: поездки по Европе, полет на Кубу, дорогие вещи, а еще продукты и напитки, которые я раньше лишь изредка пробовал в гостях у преуспевающих друзей и сослуживцев.
Но еще больше ее шокировала моя личная жизнь. Запах неудачника женщины чувствуют острее, чем акулы кровь и наоборот. И дело даже не в деньгах, неудачник неуверен в себе, а женщины этого мужчинам не прощают. Когда у нас в квартире в первый раз появилась Юля, теща с тихим ужасом прошептала: "Господи! Вова! Тебе нужна женщина постарше! Она же так молода и выше тебя ростом! Может с Санькой ее познакомить?".
Смеясь, я ответил, что жениться не собираюсь, что второе "целлюлитное чудовище" мне не нужно, что мужчина ищет "бабу для жизни" только когда ему плохо, и что женщина призвана вдохновлять и стимулировать мужчину, а не пилить и гнобить...
В общем, этим вечером у нее опять поднялось давление, но всё обошлось. Наверное, я зря рассказал Юле об этом разговоре. Юная студентка театрального вуза, подлила "маслица в огонь", оставаясь у меня ночевать, Юлька ночами стонала так громко и страстно, что теща потребовала, чтобы мы перестали встречаться у нас в квартире.
В тот день я решительно начал собирать вещи, хотя уходить кроме офиса и дома холостого товарища мне было некуда...
- Володенька! - тихо попросила она из глубины своего кресла, - Я очень прошу тебя, не уходи, останься!..
До сих пор не знаю, было ли это малодушием с моей стороны, но...
В общем, я остался. А Юлька с тех пор неизменно приветствовала меня по телефону: "Привет, милый! Бабка еще жива?"
*
Пять часов утра. Эвакуатора нет. Снова зашел к ней в комнату, зачем-то поправил плед, не решаясь закрыть лицо.... А ведь мы учились друг у друга, во всяком случае, я - смирению и терпению. Вспомнил, как недавно застал ее в гостиной за "протиранием" семейного хрусталя и сказал, что теперь не те времена, когда посуду выставляли напоказ в жилой комнате в "стенке", и вообще, современная жизнь такова, что надо каждый день есть из лучшей посуды и носить свои лучшие вещи: "Ответь мне, зачем лежат в шкафу твои праздничные блузки?".
Спросив об этом, я уехал - на субботу и воскресенье мы с Юлей сняли номер в пансионате.
Вернувшись в понедельник, оторопел: наш кухонный стол был застлан лучшей скатертью, в мойке красовался фарфоровый сервиз, а на теще была праздничная блузка, присланная ей дочерью из Парижа: " Я долго думала и поняла, что ты, наверное, прав".
За чаем, она спросила, сильно ли отличается клавиатура пишущей машинки от компьютерной: "Хотела бы сама писать Наташке письма в Париж. Ты меня интернету научишь?"
... Три дня назад, возвращаясь домой, я купил ей букет хризантем, почему-то вдруг подумал, что ей уже много лет никто не дарил цветы, разве лишь гвоздики на день рождения. Она смешно суетилась, выбирая вазу. Так смешно, что мне пришлось ей помогать, а потом вдруг спросила: "Слушай, а вот если бы вы с Наташкой смогли бы начать все сначала? Смогли бы?"...
*
Эвакуатор приехал без четверти шесть. Сизоносые санитары в синей униформе, вынесли ее из квартиры в том самом пледе, которым я ее укрывал. Выписав квитанцию, они попросили денег "сколько не жалко". Я дал им "пятихатку" и проводил до порога, сказав вслед что-то вроде "всего доброго", на что один из санитаров обернулся у раскрытых дверей лифта, назидательно поднял палец и произнес: "Прощайте!".
Потом я попытался заснуть, но не смог. Лежал в темноте и думал о том, что такое жизнь. Без всякого сна видел эскалатор по которому все мы движемся вниз и сходим в назначенный час.... Только что сошла она и впереди никого не осталось.... И как жить дальше? Может уволиться к черту, купить комнату в коммунальной квартире и писать давно задуманный мною роман, а то ведь "сойду с эскалатора", и ТАМ с меня спросят! А может и вправду придется разводить кроликов и гонять безгрешные чаи со стареющей спутницей жизни? Бывший игрок "Зенита" знал толк в пенальти! А пока надо выключить телефоны - мобильный и домашний, потому что утром позвонит Юлька, весело спросит: " Бабка жива?"