У него было сложное имя, состоящее из нескольких, плохо запоминающихся частей. Может быть, поэтому он откликался на различные клички. Чаще всего, его называли Махмуд или "Багдадский вор", наверно потому, что приехал он из Багдада и манерой поведения чем-то напоминал героя известного фильма. Он же всех нас называл просто - "стаарик" с ударением на первом слоге. Попробуйте пару раз сказать это слово таким образом, и вы обязательно прочувствуете специфический акцент, чем-то напоминающий восточную речь. Но по-русски он говорил превосходно. Пять лет учебы в Москве в совокупности с различными языковыми курсами сделали своё дело. К тому же он был практически полностью оторван от своих арабо-язычных соплеменников.
Появился он на кафедре телевидения, куда я поступил после тяжелого конкурса, спустя месяц после начала учебного года, и казалось, выбор темы, так же как и сама диссертация, его нисколько не интересовали. Да он и не скрывал, что соревноваться с окружающими умниками - пустое занятие. Поэтому его любимая поговорка: "килограмм здоровья лучше тонны знаний" - никого не удивляла. Несмотря на свои барские замашки, что-то в нем было такое, что нравилось окружающим.
Общительность и отличное владение ненормативной лексикой, которую иногда называют коротким словом "мат", в совокупности с представительной внешностью и легкостью принятия любого мнения, обеспечивали ему расположение, как молодых людей, так и девушек, которых у него было немало.
Наши комнаты в общежитии аспирантов располагались рядом и отношения, были довольно приятельские. Москва, как город, ему нравилась, особенно московские девушки. Но об этом позже.
Как он рассказывал мне, родился он в многодетной семье почтового комиссара. В общем-то, чиновника невысокого уровня, об этом можно судить по тому, что у отца было только две жены, которые как бы дополняли друг друга. Первая рожала и воспитывала детей, вторая, лет на двадцать моложе, служила, естественно, для любовных утех и забот о хозяйственных делах. Несмотря на то, что он был шестым ребенком, к тому же шестым мальчиком, отношение к нему всегда было самое благоприятное, и воспитывался он в условиях повышенной любви и вседозволенности. Но вот дети подросли, и старшему захотелось получить достойное образование.
В Ираке тоже были учебные заведения, но их диплом не имел никакой ценности потому, что уровень знаний выпускников мало отличался от уровня хорошей школы. К тому же такой диплом легко было купить на любом багдадском рынке, причем недорого. Поэтому страна была наводнена врачами, которые не умеют лечить, и инженерами, которые берутся работать только в государственном аппарате. Совсем неудивительно, что старшего сына послали учиться в Америку. Но Америка, как оказалось, имеет свои преимущества и недостатки.
Когда у человека спрашивают:
- Какую новость ты хочешь услышать первой, хорошую или плохую? - девяносто процентов опрашиваемых просят сначала плохую новость в надежде, что хорошая как-то скрасит впечатление от плохой и не испортит настроения на будущее. То же самое можно сказать и о преимуществах и недостатках. Поэтому начну с недостатков. Оказалось, что главный недостаток американской системы образования - высокая требовательность. А для имеющих плохую начальную подготовку это имеет определяющее значение. Вот тогда-то взоры неудавшегося специалиста обратились ко второй стороне медали. Оказалось, что в Америке можно неплохо жить и зарабатывать, делая простую, не очень ответственную работу. К тому же для неё не требовалось серьезного знания английского языка. Таким образом, старший сын почтового комиссара стал работать мусорщиком.
Второй сын, отправленный в Америку, ещё как-то пытался найти свой собственный путь покорения этой страны, но скоро понял тщетность своих намерений и пошел по тропе, проложенной братом. Третий, четвертый и пятый братья даже не пытались поступить оригинально и с самого начала своей карьеры готовили себя к подвигам на ниве коммунального хозяйства. Нельзя сказать, что эта работа им всем безумно нравилась. Но она давала возможность хорошо одеваться, иметь неплохую машину, снимать приличную квартиру и иметь в собственном баре набор разнообразных спиртных напитков, к которым, не взирая на мусульманские традиции предков, каждый из братьев имел некоторое пристрастие.
Свобода, материальная независимость, и главное, девушки, которые своей раскрепощенностью завидно отличались от закутанных в чадру соплеменниц, так увлекали, что о возвращении на родину не хотелось даже слышать. К тому же оказалось, что не так уж сложно изменить статус и легализоваться в этой стране. Это, в конечном итоге, позволяло получить гражданство. Такой прорыв в новую реальность раньше всех совершил второй брат, женившись на американке арабского происхождения. Но это сообщение почему-то не очень обрадовало родителей. Больше того. То, что раньше представлялось смутной опасностью, теперь обретало четкие очертания.
Мать, которая всю жизнь мечтала увидеть детей образованными и себя - в окружении внуков, вдруг поняла, что ей практически не суждено увидеть ни того, ни другого. И это может произойти с каждым из них. Правда, оставался ещё один сын. Самый младший. Но и он почему-то стал плохо учиться, и всё своё свободное время проводил за чтением каких-то американских комиксов. У отца с сыном были ещё какие-то секреты, но восточная женщина не должна в них вмешиваться. Вот тогда-то и прозвучало самое грозное выражение: "Только после моей смерти", поскольку более грозного выражения, включающего результат смертельного исхода - "труп", в арабском языке просто нет.
Кто надоумил родителей выбрать Москву в качестве полигона на последнем этапе образовательного эксперимента, осталось загадкой. Скорей всего общая атмосфера, царящая в этой слаборазвитой стране. Бывшая английская колония, не имевшая ни культурных, ни научно-технических традиций, в одночасье порывает с прошлым, приобретая взамен амбициозных диктаторов, способных лишь к уничтожению друг друга. Ненависть ко всем: капиталистам, сионистам, коммунистам, а также и либералам, не может быть, даже отчасти, конструктивной. Поэтому страна, как корабль с безграмотным капитаном, рано или поздно должна была причалить к какому-то берегу. Именно Советский Союз и явился тем неразборчивым в связях другом, который протянул "руку братской помощи свободолюбивому иракскому народу". Вот так, сам того не ведая, наш герой, был, втянут в большую игру по подготовке кадров милитаризма, экстремизма и терроризма. Игру, которая вот уже много лет не принесла миру ничего, кроме нищеты и страданий. Но вернемся к нашему герою.
По настоянию матери, женщины доброй и очень любящей своих детей, младший из сынов был определен в религиозную школу. Но несколько лет, потраченных на заучивание постулатов Корана, показали, что хороший мулла из него не получится. К тому же в памяти осталась постоянная боль в коленках и звон в ушах.
Свой первый сексуальный опыт Махмуд получил в четырнадцать лет. Его сверстники в других странах в это время учились в школе, занимались спортом, ходили в походы и много читали. Всего этого у подростка не было, и весь его образ жизни был направлен только на удовлетворение потребностей, которые с возрастом, почему-то менялись. Когда, однажды отец заметил на лице младшенького угреватые прыщи, он не направил сына к врачу или какому-то знахарю, а, взяв упирающегося отпрыска за руку, привел в ближайший публичный дом.
Там, по заказу отца, человека опытного во всех отношениях, не очень молодая жрица любви Зульфия, знавшая почему-то имена всех старших братьев, быстро научила застенчивого юношу всем премудростям своего древнего ремесла и порекомендовала приходить на сеанс сексотерапии по мере необходимости. Такой, весьма своеобразный способ лечения, не только дал желаемый результат, но почему-то очень понравился молодому человеку, что в свою очередь, легло дополнительным бременем на бюджет семьи. Самое яркое впечатление от посещения этого "медицинского учреждения", оставил почему-то не процесс "лечения", а пожелтевший от времени плакат, с надписью на арабском и английском языках: "Инвалиды и участники англо-бурской войны обслуживаются вне очереди".
Приехав учиться в Москву, наш герой сначала растерялся, но скоро понял, что учиться иностранцу здесь совсем не трудно. Не нужно только обращать внимание, если тебя пожурят за нерадивость. В любом случае тройку, а порой и четверку можно получить без особого труда. Да и среди преподавателей сложилось определенное мнение, что неуд иностранцу оборачивается тяжелой ношей до тех пор, пока эта оценка не будет исправлена на положительную.
Он часто вспоминал и рассказывал, как в первые дни студенчества, плохо владея русским языком, вызывал определенную подозрительность, при попытке узнать, где получают нужный сервис "участники англо-бурской войны". Однако скоро понял, что в Москве совершенно другие традиции и, что все необходимые потребности здесь тоже решают, но другим путем. Совершенно случайно, стоя на автобусной остановке, он обратился к незнакомой девушке с вопросом, как проехать до Калининского рынка. Девушка оказалась очень общительной. Она не только рассказала, как доехать, но и согласилась проводить его до этого рынка. Затем она была не прочь посмотреть, как живут студенты института связи и выпить чашечку кофе.
Поскольку она никогда не пробовала кофе с коньяком, нетрудно было организовать ей коктейль, который скорее напоминал коньяк с кофе. Бедняжка даже не заметила разницы температур и, не задумываясь, одним махом хлопнула всю чашку. Затем почему-то понюхала рукав и со словами: "Я после первой не закусиваю" - попросила налить ещё одну, но без кофе. Потом она очень громко смеялась, приговаривая: "Ох, уж эти иносранцы, не могут даже кофточку снять с женщины". Затем ему пришлось отвернуться, отказав себе в самом интересном таинстве первой встречи и увидеть только головку, выглядывающую из-под одеяла... На прощанье она оставила телефон, поцеловала и сказала, что согласна прийти в любое время, если не будет на смене.
Эта первая случайная встреча произвела на нашего героя такое впечатление, что он поторопился сделать целый ряд выводов, главные из которых неоднократно подтверждались в дальнейшем. Во-первых, русские женщины ничем не хуже восточных. Во-вторых, у русских женщин нет четкой грани между приличными и легкомысленными, готовыми отдаться первому встречному. И, наконец, они не требовательны и часто вступают в такие контакты совершенно бесплатно, исключительно из любви к искусству.
Приехав в Багдад после института, он целых два месяца ходил как "меджнун" (по-арабски "сумасшедший" или "влюблённый" - прим. автора). Отвык он за эти годы, да и город показался ему слишком грязным и шумным. Машин стало много, но не было светофоров и регулировщиков. Поэтому было слишком много шума. Чтобы понять это, достаточно представить себе перекресток восточного города. Со всех сторон стоят машины, много машин, и каждый хочет проехать раньше других. Водители, высунувшись по пояс, ругаются и клаксонят. Ругань и крик преследовали его всюду. Не только на улице, но и в ресторане, куда он зашел пообедать с приятелем Саидом, которого давно не видел.
Саид окончил местный химический институт годом раньше и уже работал в министерстве. За соседним столиком какой-то араб кушал первое и кричал, как шофер у перекрестка, чтобы ему несли второе. В это время хозяин ресторана, усатый и хмурый толстяк, ходил в стороне и посматривал на часы. Официант опоздал на несколько минут. Хозяин подозвал его и спросил, сколько он ему должен. После этого сказал:
- Вот твои деньги и завтра на работу можешь не приходить.
- Там с этим строго, не то, что в Москве, - рассказывал в дальнейшем Махмуд.
- А как ты жил в Москве? - Поинтересовался Саид.
- Не знаю почему, - продолжал Махмуд, - но с Саидом я был абсолютно откровенным. Откровенных людей любят.
- В Москве я жил хорошо. Мне дали отдельную комнату в студенческом общежитии. Два раза в год на каникулы уезжал я в Европу, а возвращался с полными чемоданами. В одном чемодане у меня были подарки, а в других всякая ерунда для бизнеса. То, что занимает мало места и легко продать. Например, сеточки для волос. Их в один кулак входит штук сто. А попался я однажды на таможне совсем по другому поводу. Чемодан с подарками таможенник принял за контрабанду. Я ему объясняю, что это подарки для женщин. А он мне отвечает, что сам видит, что не для мужчин, но почему так много одинаковых вещей. Тогда я ему и объяснил, что этих подарков мне хватает на полгода. Ведь полгода это шесть месяцев по четыре недели каждый. То есть двадцать четыре недели. Вот поэтому я и везу пятнадцать лифчиков и столько же дамских трусиков. С небольшим запасом. На всякий случай. Мода, она везде в моде. Вот было смеху, когда он всё это понял. Он определенно понял, что, увидев заграничную вещь, каждая женщина сразу хочет примерить её на себя. А это значительно сокращает время и не требует применения других хитростей. А ещё я понял, что русские очень любят бесплатные угощения и совсем не разбираются в винах.
- Привез я однажды чемодан разных вин, - продолжал Махмуд, - и часто угощал всех подряд. Но скоро я заметил, что их отношение к вину зависит только от того, какие на бутылке этикетки. Тогда я налил в освободившиеся бутылки самые простые московские и молдавские вина. Результат был тот же. Все эти выпендрёжники, с видом знатоков, так же читали этикетки, причмокивали и со словами: "Конечно, сто лет рейнским погребам - это что-то да значит" - и важно покачивали головами. Только три выпивки с одним "умным" студентом, и мой дипломный проект был готов. Москва - прекрасный город. Рай для иностранцев, - закончил свою исповедь выпускник московского вуза.
Как наш герой учился в институте на протяжении пяти лет, можно только догадываться. Но можно предположить, что особых трудностей при освоении необходимых наук не испытывал. Вернувшись на родину, он понял, что его диплом в данный момент тоже никому, кроме него самого, не нужен. Вот тогда-то и возникло желание поехать поучиться еще, не важно, куда и чему. Он так и написал в своем шутливом заявлении, которое ему продиктовал Саид. Как оказалось, такая услуга и стоит недорого... К своему удивлению, скоро пришел ответ, в котором ему предлагалась учеба в аспирантуре московского института связи.
Ни о каком конкурсе, естественно, не могло быть и речи. Лучший друг всех арабов - Советский Союз, широко раскрывал двери учебных заведений, готовящих специалистов по ядерной физике, химии, биологии, микробиологии, а также другим, не имеющих название, а только номер, областям науки и техники. Слушая однажды, как наш красноречивый премьер-министр, говоря о пособниках чеченских террористов из Иордании, Ливана, Ирака, Палестинской автономии и прочих стран, которые учат их подрывному делу и другой премудрости партизанской войны, фарисейски вопрошал: "И что им здесь надо"? А ведь следовало бы быть более последовательным и спросить, откуда они знают нашу технику и язык? И кого винить? Маленьких, неразумных детей или родителей, давших им в руки опасное оружие.
Поступив в аспирантуру, Махмуд не изменил своим привычкам. Его по-прежнему посещали разные, не очень дорогие женщины, часто лимитчицы, работавшие на заводах "Серп и молот" и "Красный пролетарий", либо продавщицы из ближайших магазинов. Выпивку же он возвел в ранг рабочего инструмента, но использовал её весьма однообразно. Сначала он приглашал к себе кого-либо из аспирантов в гости, угощал пару раз, а затем, на правах приятеля-собутыльника просил немного: включить его как соавтора в какой-нибудь доклад, статью или заявку. Многие не отказывали ему в его просьбе, обещали учесть в будущем, но почему-то забывали, когда дело доходило до практической реализации.
Тема его диссертации была связана с фокусировкой и отклонением луча в телевизионных трубках. Почему он выбрал такую тему, и что он мог внести нового в технику, в которой его руководитель, профессор Самойлов был признанным лидером, для всех осталось загадкой. Предполагали, что профессор, добрейший человек, за три года консультаций надиктует столько, что сверстать отдельные страницы не потребует большого ума. Такое встречается довольно часто. Но получилось совсем иначе. Сначала он пропустил несколько встреч, а затем, видя, что профессор не требует обязательной посещаемости, вообще перестал ходить на кафедру.
Прошло года два после окончания моей аспирантуры. Я работал в московском НИИ и уже успел забыть о своем аспирантском приятеле. И зря. Звонит как-то профессор Самойлов. Сначала поговорили на отвлеченную тему, о кафедре и общих знакомых. Немного пошутили, потому что с Владимиром Федоровичем иначе нельзя. Затем вдруг слышу:
- А вы знаете, почему я вам звоню?
- Нет, не знаю.
- У меня к вам личная просьба. Обещайте, что не откажете.
- Конечно, Владимир Федорович, вам я не откажу. А в чем, собственно говоря, просьба?
- Нужно выступить в качестве официального оппонента на защите кандидатской диссертации.
- И кто же этот одаренный человек, который собирается осчастливить советскую науку?
- Не советскую, - отвечает он. - Советская и без него счастливо живет. Это наш общий приятель Махмуд. При этом он тщательно произнес все части его полного имени.
- Ну, Владимир Федорович, озадачили вы меня. Неужели этот лентяй смог написать, опубликовать, доказать?..
В ответ я услышал какую-то шутку и просьбу. На этот раз официальную, от кафедры. Просьба кафедры - это для меня святое. Без всякой натяжки...
Через день позвонил и сам герой:
- Привет, стаарик! Ты меня узнаешь? Говорят, ты стал большой ученый?
- Это ты, багдадский лентяй? Я слышал, что ты перетрахал всех московских лимитчиц, а по знаниям обошел даже ПТУшников! - вот такой тупой юмор мы использовали в личном общении.
- Да что ты говоришь? У меня очень тяжелые времена. Посольство перестало платить стипу, а на кафедре говорят: "Защищайся или убирайся".
Встретил он меня как родного и хотел даже облобызать с ног до головы. Его предложение начать работу над диссертацией где-нибудь в ресторане или в другом месте я отклонил под предлогом, что я за рулем, и не возражаю выпить, но только "не до, а после". Поэтому познакомился с диссертацией я дома, в спокойной и, главное, трезвой обстановке. Ничего нового я для себя не обнаружил. Очень большой раздел касался обзора известных работ. Но это ещё ничего, обычно так и принято, но в меру. Затем пошел чередой материал, надерганный из различных источников, обработанный тяжелым, не подходящим к теме математическим аппаратом. Здесь явно чувствовалась рука не нашего соискателя ученой степени, а другого, и я даже догадывался, чья.
Несколько озадачило меня, что в обзорной главе было много материала, двойного назначения. Следует сказать, что фокусировка и отклонение электронного луча, а также ионная ловушка, применяемая в обычном телевизионном кинескопе, чем, собственно, и занимался диссертант, очень интересовала многие перспективные направления в технике. В то время казалось, что не только синхрофазотрон, но и специальное устройство способно сконцентрировать мощный сгусток энергии. Мечтали создать эдакую послушную шаровую молнию, используемую в военных целях. Создавалось впечатление, что кого-то это интересует всерьез... А может быть, это уже сейчас, под влиянием последних событий я преувеличиваю значение прошлого...
Список опубликованных работ трудно было назвать списком, поскольку состоял из двух пунктов: доклад, сделанный на институтской конференции с большим числом соавторов и такая же, не относящаяся к теме, статья. Никаких экспериментов, никаких исследований. Что делать? Когда-то об инженерном образовании говорили: "Пять лет труда, пятнадцать минут позора и кусок хлеба на всю жизнь", но здесь всё было иначе. Получается, что пять лет легкой, беззаботной жизни прошло. Пора расплачиваться. А нечем. Как официальный оппонент, я должен был дать объективную оценку всей работе. Но она не лезла ни в какие рамки. Позвонил на кафедру и узнал, что это уже третий представитель наших арабских братьев и он ничем не хуже предыдущих...Не удивило меня и то, и это уже давно известно было другим, что уровень их науки вполне соответствует таким учёным. Поэтому можно смело писать положительный отзыв, что я и сделал, проявив определённую беспринципность.
Защита прошла успешно. Было много умных речей, но никто не вдавался в подробности. Казалось, наступила эра полной электрификации, когда всем всё до лампочки. В заключительном выступлении после защиты я произнес фразу, предостерегающую соискателя от использования своих "недюжинных" знаний в смежных областях, поскольку здесь велика вероятность взорвать собственную страну. Многие затем спрашивали у меня, что я имел в виду, но я отделывался шуткой.
Традиционный банкет, естественно, был в "Арагви". Вина были, конечно, настоящие. И юмор нетривиальный, а сопровождавшее его веселье ему подстать. А как иначе, если виновнику торжества дарят большую, обвязанную цветной лентой, красочную коробку с надписью: "Сделай сам", а в коробке маленькие, игрушечные куколки, мальчики и девочки. Наш герой, ожидавший чего угодно, но только не этого, сначала опешил, а потом, когда понял смысл происходящего, начал прыгать и выражать жестами свою радость, как будто выиграл миллион. Во всяком случае, так современное телевидение показывает высшую степень радости. Но и это не все. Он начал доставать каждую куколку из коробки и целовать ее, как будто они имели какое-то отношение к его будущим детям, а потом и вовсе грохнулся на колени, совершая какой-то, одному ему известный, ритуал...
Прошло много лет. "Недюжинные" знания нашего героя остались без применения. Всё реже я вспоминал своего подзащитного и думал, что больше его не увижу. Но получилось так, что мы всё-таки встретились. Может быть и вы, мои читатели, сможете с ним встретиться, если моя беллетристика вам не надоест.