Вечерело. Пролетка мягко катилась вперед по чавкающей грязью грунтовке. Ротмистр Петр Васильевич Аргамаков, начальник брянского отделения Московско-Киевского жандармского полицейского управления, дремал. День 26 марта 1907 года выдался у него хлопотным. Причем хлопоты оказались по большей части пустыми... Сначала учения с унтер-офицерами на станции Брянск-Льговский, потом поездка 'по делам службы' (на самом деле - плановая встреча с секретным сотрудником) на станцию Синезёрки. Агент попался глупый, и ничего путного по делу Брянского комитета Всероссийского железнодорожного союза сообщить не смог. Впрочем, для суда собранной доказательной базы вполне достаточно.
Пролетка, между тем, приближалась к Брянску. Осталось переехать Черный мост через реку Десну, добраться до квартиры и лечь спать... Краем глаза Аргамаков увидел метнувшуюся неясную тень, затем одну вспышку, вторую, и все погрузилось в темноту...
Кучер Сергей Черняев сразу обратил внимание на неизвестных, шедших навстречу его пролетке. Один из них шел по одной стороне моста, второй - по противоположной. Это сразу показалось Черняеву подозрительным, и он хлестнул свою лошадь. Оба неизвестных метнулись наперерез пролетке, раздались выстрелы. Испуганная лошадь понесла. Выстрелы загремели уже вдогонку. Подвывая от страха, Чернов хлестал и хлестал кобылу, и натянул вожжи только на другом конце моста. Кучер оглянулся назад. Убийц не было видно. Тело Аргамакова осело, вывалилось из пролетки и упало прямо в весеннюю грязь.
Черняев заколотил в дверь сторожевой будки:
- Откройте! Откройте!!
На крики никто не отозвался. Будка казалась покинутой. Даже огонька внутри не было видно. И только дверь, запертая изнутри, выдавала присутствие людей.
Черняев заколотил кнутовищем в окно:
- Открывайте! Тут человека убили!
Щелкнул засов, на пороге появился сумрачный сторож со старой "берданкой":
- Ну? Что случилось?
- Человека убили... Важного человека убили... - залепетал Черняев.
Два человека сидели в кустах и считали выстрелы:
- Семь... Восемь... Девять... Десять... Почти по полному барабану выпустили...
- Да... Не думал, что н а ш решится на такое...
- Ты второго рассмотрел?
- Где там! С дороги ни зги не было видно. А на мост полезть... Хорошо, что не полезли... Бог миловал...
Один из собеседников истово перекрестился, шепча: "Свят, Свят". Второй, помедлив, последовал его примеру.
- Поглядим, что там?
- Погляди, раз такой смелый! А по мне, так соваться не с руки. У них еще пули две или четыре в барабанах остались. Как раз на нас хватит.
- Как ты думаешь, кого это они?
- Главное, не нас. Давай выбираться отсюда, кум...
***
- Так что ж, ты, скотина, барина не повез?
- Ей Богу, лошадь устала Ваше Высокоблагородие.
(Допрашиваемый таким образом пытался подольстить исправнику, который был простым Благородием.)
- Ах, лошадь!
Хрясть! Полицейский исправник Буйницкий дал допрашиваемому хорошую затрещину. Голова допрашиваемого дернулась из стороны в сторону. Помощник исправника Мингин демонстративно отвернулся. Судебный следователь Шеляховский поморщился. И только жандармский ротмистр Куприянов, помощник начальника Орловского губернского жандармского управления по Брянску, остался равнодушен к происходящему. Он в это время осматривал тело убитого коллеги.
Пролетки, на которой ехал убитый, уже не было, но Черняев стоял тут же в качестве допрашиваемого свидетеля, переминался с ноги на ногу и с опаской поглядывал на исправника.
Буйницкий продолжал терзать кучера Ефима Лушина, подозреваемого в соучастии в произошедшем убийстве.
Буйницкий отбросил Лушина и тот полетел в весеннюю грязь. Повернувшись к жандармам, исправник указал на упавшего извозчика:
- Взять!
Два жандармских унтер-офицера подскочили к Лушину и стали поднимать его с земли, Лушин, едва поднявшись, вырвался из рук унтер-офицеров и снова повалился в грязь в ноги к Буйницкому с криком: "Барин, не губи!" Опешившие было жандармы схватили его за руки и оттащили в сторону, к пролетке, на которой приехали господин исправник с помощником. Один из них прицельно ударил задержанного в щиколотку мыском сапога. Лошаков заорал, и тут же задохнулся от удара 'под-дых', который нанес ему второй жандарм. Убитого Аргамакова они искренно уважали.
Буйницкий отвернулся от этого 'эксцесса исполнителей', и подошел к убитому ротмистру, тело которого Куприянов укрывал форменным пальто.
- Что говорят ваши служащие? - подобострастно спросил Буйницкий жандармского ротмистра.
- Наши служащие говорят, что ротмистр Аргамаков приезжал к ним проводить учения в виду ожидающегося смотра, - суховато ответил Куприянов, - и что проследить его было легко, так как он не поехал "с передачей", поездом, то неминуемо должен был возвращаться по Черному мосту.
- У вас есть какие-то соображения по поводу мотивов убийства.
- Ротмистр Аргамаков провел несколько арестов и разгромил местный комитет железнодорожного союза в Льговском поселке. Вот вам и мотив...
- Ваши служащие подозревают кого-либо?
Куприянов вздохнул и стал по памяти называть фамилии.
Следующий час ротмистр Куприянов мог видеть необычайную активность исправника Буйницкого.
Тело убитого было, наконец, отвезено в Брянскую больницу, в морг.
Кучер Сергей Черняев был на всякий случай арестован вслед за Лушиным.
Льговский поселок был оцеплен вооруженными стражниками. Полицейские и жандармы под руководством Буйницкого и Мингина перевернули вверх дном квартиры подозревавшихся в убийстве рабочих железнодорожного депо Водопьяна, Николаенко, Ольховика, Бернацкого. И хотя не было найдено ни оружия, ни подрывной литературы, ни конспиративных документов, Буйницкий арестовал Николаенко и Бернадского за то, что они были в этот день на Льговском вокзале у поездов и путались в показаниях о времени возвращения домой. А Бернадский даже уезжал "с передачей" на Рижский вокзал...
Посмотрев на все это, Куприянов уехал к себе в Брянск. У него возникло стойкое ощущение, что активность Буйницкого ничего не даст. Но, по крайней мере, за это направление расследования беспокоиться не стоит. Ретивый исправник все раскопает и все проверит.
Но где же искать ниточку, ведущую к террористам?
***
В то время, когда у Черного моста происходили описываемые события, на другой стороне города Брянска, на Орловском вокзале в комнату жандармского пункта, в котором одиноко сидел дежурный унтер-офицер Романович, постучались два неприметных человека.
- Здравствуйте, господин унтер-офицер. Позвольте представиться: я - Сергей Иванов, а это - Петр Линёв. Мы агенты Московской сыскной полиции. Вот наши документы.
Внимательно прочитав удостоверения и поглядев паспорта, Романович приветливо указал посетителям на стулья:
- Чем могу служить, господа?
- Нет, это мы хотим оказать содействие жандармскому розыску. Мы слышали, что вчера вечером на Черном мосту был убит жандармский ротмистр Аргамаков...
- Я весь внимание.
- Мы приехали сюда по командировочному предписанию господина советника Дмитрия Ивановича Моисеенко, - начал Иванов и запнулся, заметив, как поморщился жандармский унтер-офицер: слухи о непрерывных кутежах начальника Московской сыскной полиции доходили даже до Орла, - Чиновник по особым поручениям Стефанов, - филер сделал упор на эту фамилию, - поручил нам следить за одним лицом, принадлежащим по секретным сведениям к московской партии анархистов-коммунистов. Указанное лицо было прослежено нами до Брянска. Вчера мы видели это лицо у Черного моста. В каком часу произошло убийство вашего ротмистра?
- Вы были свидетелями убийства?
- Я бы так не сказал... Мы просто предполагаем, что наблюдали подозрительных лиц незадолго до убийства на месте будущего убийства. Но для этого нужно сравнить время.
Унтер-офицер Романович внимательно посмотрел в глаза собеседника. Но глаза Иванова выражали детскую невинность.
- Выстрелов мы не слышали, и об убийстве узнали только сегодня, - вставил Линёв.
- Убийство произошло примерно в восемь часов двадцать минут вечера, - пробормотал унтер-офицер.
- Мы видели наблюдаемого около восьми часов. Правда? - обратился Иванов к напарнику.
- Да, точно, - подтвердил Линёв, - Причем, кроме наблюдаемого, там был еще один. Неизвестный.
- И вы можете их опознать?
- Своего наблюдаемого можем. Второго - вряд ли...
- И выступите со свидетельствами в суде?
- Выступим.
- Так. А что это за лицо, и как нам его найти?
- Для этого мы и появились здесь. Наблюдаемый жил возле Киевского вокзала, но часто наведывался на Брянский завод в Бежицу. Следовательно, он может появиться в ближайшее время на вашем вокзале.
Сердце Романовича учащенно забилось. Если сегодня ему повезет, он сможет рассчитывать и на повышение, и на награду. Схватить предполагаемого убийцу ротмистра - это же дело!
- В подобном случае сообщите мне подробные приметы подозреваемого лица...
Жандармское дело - кошачье. Раз - и цап! Но перед этим 'цап' есть еще часы, когда кот сидит в полной неподвижности перед мышиной норой. Зябкое от природы существо, кот не замечает мороза, когда мышкует во дворе. От охотничьего азарта.
Подобно мышкующему коту, унтер-офицер Романович не замечал весеннего холода. Мерно прохаживаясь по то по одной платформе, то по другой, он произносил про себя: 'Не тот, не тот, не тот', просеивая глазами толпу пассажиров. В животе урчало. Но Романович не рискнул покидать платформу: а вдруг во время его отсутствия появится подозреваемый? В шесть часов вечера его рвение было вознаграждено сполна: во время стоянки поездов ? 2 и ? 21 и "передаточного" поезда ? 303, Романович заметил на площадке поезда ? 2 еврейчика лет восемнадцати-двадцати, идеально подходящего под описанный ему словесный портрет.
Романович быстро подошел к вагону:
- Эй, господин хороший, пройдемте со мной!
Еврейчик дернулся к противоположной двери площадки, но она оказалась запертой, метнулся внутрь вагона, но уткнулся в грудь вышедшего на шум проводника. Романович взлетел вверх по ступеням площадки и в следующее мгновение завернул еврейчику руку приемом 'джиу-джитсу'.
Посмотреть на задержанного подозреваемого сошлась вся дежурная смена из трех унтер-офицеров и вахмистра. Романович, деловито охлопывая карманы еврейчика, последовательно извлек: "браунинг" с одной обоймой, коробку с семьюдесятью пятью патронами, отдельную коробочку с порошком и надписью "От перхоти", несколько писем и бумаг, паспорт. Жандармский вахмистр, начальник пункта записывал каждую извлеченную вещь в протокол. Ствол "браунинга" он понюхал, и что-то пометил в протоколе, порошок от перхоти повертел в руках и осторожно определил в сейф рядом с браунингом (а вдруг взрывчатка), а каждую бумажку вписал отдельно.
После этого Романович пригласил в комнату Иванова и Линёва, и, не раскрывая их личности и служебного положения, произнес:
- Узнаете ли вы представленного вам человека, господа хорошие?
Московские розыскные агенты, как и было заранее обговорено, блестяще сыграли роли недалеких городских обывателей:
- А как же, Ваше Благородие, его мы видели вчерась на Черном мосту, - сказал Иванов.
- Был он там, Ваше Благородие, - поддакнул Линёв, - а потом стреляли на мосту... Много... Ой!
Иванов зло пнул проговорившегося напарника в щиколотку. Но унтер-офицеру Романовичу было не до них. Он внимательно смотрел на задержанного.
Задержанный поник головой.
В это время раздался шум, и в комнату ворвался жандармский ротмистр Куприянов. Вахмистр вскочил для доклада, но ротмистр остановил его жестом "не надо". Куприянов подошел в плотную к задержанному, в упор глянул на него:
- Этот?
- Так точно, Ваше Превосходительство! - унтер-офицер Романович лучился от счастья, - Задержан мною по подозрению в соучастии в убийстве господина ротмистра Аргамакова!
- Молодец! Подтвердится - получишь награду. А это кто?
- Свидетели. Опознали преступника!
- Протокол опознания подписан?
Иванов и Линёв по очереди поставили свои подписи под бумагой, составленной вахмистром. После это Иванов как-то незаметно оказался рядом с Куприяновым, и тронул его за рукав форменного пальто:
- Можно злоупотребить Вашим вниманием, Ваше Превосходительство?
Они отошли в угол комнаты, Иванов начал показывать ротмистру свои документы и что-то зашептал на ухо. До унтер-офицеров донеслось только "сохранить конфиденциальность" и "только для военно-полевого суда". После чего два агента как-то незаметно улетучились из комнаты.
Вахмистр поспешно убрал вещественные доказательства со стола, уступая его начальству. Куприянов утвердился за столом, достал бланк протокола:
- Фамилия, имя, отчество!
- Паспорт у вас...
- Все равно: фамилия, имя, отчество!
- Фроим Мовшев Краснощек.
- Сколько вам полных лет!
- Восемнадцать...
- Вероисповедание!
- В бога не верю...
- Можете не верить господин революционер, ваше дело такое - ни во что не верить... Но скажите: проходили ли вы в своей жизни обряд крещения или, может быть, обрезания? А может, конфирмацию? - в тоне Куприянова явно сквозил сарказм.
- Признаете свое участие в убийстве, произошедшем прошлым вечером на Черном мосту?
- Не признаю.
-А это что? - Куприянов извлек из сейфа "браунинг", - Эта игрушка найдена у вас при свидетелях; - Куприянов прочитал что-то в протоколе вахмистра, и в свою очередь понюхал ствол, - О, стреляный! И судя по запаху, стреляный несколько часов назад.
- Не докажите!
- Почему не докажем? Вот протокол опознания - вы были на Черном мосту в то время, когда произошло злодейство, вас опознают два свидетеля. И револьвер [*] у вас стрелянный... А вот и господин исправник пожаловали!
На пороге жандармского пункта стоял исправник Буйницкий.
- Присоединяйтесь, господин исправник, вы как раз во время...
Буйницкий буравил Краснощека своими маленькими глазками.
***
В четыре часа утра 30 марта пять конных вооруженных стражников тихо окружали домишко, стоявший в самом конце Льговского поселка прямо у леса. Вслед за стражниками шли два жандармских унтер-офицера и помощник исправника Мингин. Стражники отрезали домишко от леса, по знаку исправника спешились и взяли 'драгунки' на изготовку. Один из унтер-офицеров принял поводья лошадей, второй подошел к Мингину. Это был унтер-офицер, пнувший Лушина.
- Так это тот дом, Захаров? - спросил помощник исправника, - Не ошибаешься?
- Как можно, Ваше Благородие... Туточки Краснощек квартировал со своим дружком...
- Ну, пойдем тогда...
- Пойдемте, Ваше Благородие.
- Они подошли к дому, начали стучать в дверь:
- Хозяева! Открывайте, полиция!
Дом оставался мертвым и безжизненным.
Захаров подошел к окну, и застучал:
- Иван! Лобачев! Открывай, не шали! Это я, Захаров, со мной - полиция!
Раздался стук, и распахнулось задняя дверь. Мингин и унтер-офицеры поспешили туда. На пороге стоял и настороженно смотрел на пришедших хозяин дома, Иван Лобачев, дворник при вокзале. На жизнь этот человек зарабатывал тем, что мёл за извозчиками мусор и конский навоз, остающийся на площади перед вокзалом.
- Почему не открыл вход с крыльца? - сурово спросил Мингин, - Есть ли в доме посторонние?
- С крыльца не ходят, - начал кланяться хозяин, - Пожалуйте в дом... Там найдете...
Полицейский и жандарм протиснулись в маленькую освещенную переднюю (но в данном случае заднюю) комнату. В остальном доме света не было. Все остановились, чтобы дать хозяину зажечь свет. Чиркнула спичка, и Мингин увидел в неясном свете керосиновой лампы молодого человека в черной короткой куртке, стоявшего в проеме двери. Тот моментально выстрелил в унтер-офицера Захарова, оказавшегося к нему ближе всех. Захаров кинулся на террориста, лампа погасла. В темноте раздалось еще несколько выстрелов. Ноги сами вынесли Мингина на улицу. Раздались винтовочные выстрелы. В первый момент помощник исправника подумал, что стражники стреляют в него, и охнув, рухнул на живот, прикрывая руками голову. Кто-то перепрыгнул его, и помчался к лесу. Мингин сообразил, что преступник выбежал следом за ним, и стражники открыли по нему огонь. Он приподнялся, и, стараясь перекричать выстрелы, закричал:
- Живым бери гада! Живым!
Он увидел, как стражники Куракин и Тарабаров выстрелили практически одновременно, и человек упал на стылую землю. Мингин бросился к раненому, стал судорожно чиркать спичками. Наконец, на третьей спичке ему удалось осветить лицо и фигуру. Сомнений не было: черная короткая куртка, юное лицо почти лишенное растительности - это был человек, стрелявший в Захарова. Жив ли он? Дышит... Помощник исправника обыскал карманы лежащего. Так. Несколько писем... Паспорт... Зажегши пятую спичку, помощник исправника разобрал: "Климов Сергей Иванов"... Спичка погасла. А это что? Запасная обойма. Снаряженная. Да! Оружие! Оружие где?! На земле у тела лежал револьвер "маузер", обойма вставлена.
- Пахомов! - подозвал Мингин оставшегося унтер-офицера, - Перевяжи, а потом свяжи этого молодца! А то не дай Бог окочурится, или, того хуже, очнется и сбежит...
Второй жандармский унтер-офицер чертыхнулся, и стал поспешно привязывать лошадей к соседскому забору.
Между тем стражники окружили домишко Лобачева и изготовились стрелять.
- Отставить черти! - закричал помощник исправника, - Захаров остался в доме!
Как будто бы в ответ на его слова из дома разнеслось 'Не стреляйте!', и с порога задней двери сполз Захаров. Мингин вдвоем со стражником Куракиным подхватили раненого унтер-офицера под мышки (тот довольно громко охнул) и оттащили от дома.
- Куда?
- В плечо...
- Пахомов! Перевяжи... кхм... гм... Захарова... - ("Господи Помилуй, из-за этих "товарищей" собственного соратника уже товарищем нельзя назвать!") - Гапонов! Бери лошадь, скачи на вокзал! Дашь оттуда вот эту телеграмму, - (Мингин черкнул несколько слов на листке, вырванном из записной книжки), - господину исправнику, понял! Буйницкому! Повтори!
- Так. И пришлешь сюда двух извозчиков. Скажешь - я приказал.
Один из стражников ускакал в ночь.
Прошло два часа. Четыре стражника, унтер-офицер и помощник исправника оцепили дом со всех сторон. Раненые были увезены: Захаров - в приемный покой железной дороги, а Климов - в Брянский лазарет. Из дома никто не выходил, он казался вымершим и покинутым.
Вдруг в домике гулко прогремел взрыв, из окон на лицевой стороне повылезали стекла. Стражники изготовились к стрельбе, но больше ничего не происходило.
Светало. К домику подъехало несколько колясок, из которых вышли исправник Буйницкий, ротмистр Куприянов и следователь Шеляховский. Их сопровождали два десятка вооруженных стражников и жандармские унтер офицеры, которые тут же стали окружать дом.
Но не успел Буйницкий, подняв рупор, объявить засевшим в доме террористам ультиматум, как из окна вылетел и упал к его ногам "браунинг", а следом на пороге появился хозяин дома:
- Не стреляйте, Ваше Высокоблагородие! Выпустите, ради Христа! А оружия у меня нет, нет оружия!
- Выходи! С поднятыми руками!
Вслед за хозяином из дома вышли две бабы. Старшая - с зареванным лицом, младшая - белая, как мел.
- Террористов привечал, - ласково сказал Лобачеву исправник Буйницкий, беря его за бороду, - С ними вместе убийство злоумышлял, сволочь!
Старшая баба завыла в голос.
- Ни сном ни духом, - залепетал Лобачев, - комнату я сдавал, комнату, двум людям... Приходили, уходили, у них свои дела, у меня - свои...
- "Браунинг" твой?
- Мой. Куплен для защиты дома и семьи. А так я и пользоваться не умею...
- Взрыв в твоем доме отчего произошел?
- Не знаю... В подполе что-то рвануло... Наверное, квартиранты бонбу принесли... А я что... Я ничего не знал, Ваше Благородие... Мое дело - сторона... Комнату сдавал... За деньги...
Ротмистру Куприянову надоело созерцать, как борода Лобачева совершала вращательное движение в кулаке исправника, и он вошел в дом. Его взору предстала перекособоченная печь. Было ясно, что именно здесь, а не в подполе, произошел взрыв. Явно освобождались от улик. А это что? Две железные палки. Вполне подходят под определение холодного оружия.
Куприянов кликнул своих унтер-офицеров. Подчиненные Куприянова тут же занялись обыском всех помещений. Скоро на стол легли: бомба в виде параллелепипеда 9×6×7 сантиметров, пироксилиновая шашка, револьверные патроны (отдельно легли стрелянные гильзы), деревянная палка с чугунным острием и программа анархо-синдикализма. Корзина, ременной пояс и картуз не заинтересовали ротмистра.
- Ну что же, похоже, дело закончено, - сказал он следователю Шеляховскому.
- Я, пожалуй, отпущу Черняева и Лушина, - сказал, следователь.
- Конечно... Не возражаю.
- Я поеду допросить задержанного Климова.
- Хорошо. Но сначала выпишите ордер на арест Лобачева, его жены и племянницы.
- Все то вы знаете!
- По должности положено... Да я просто нашел их паспорта в комоде! - улыбнулся Куприянов, - Вот, извольте видеть: вид на жительство Ивана Лобачева, вид на жительство его жены Марфы и его племянницы Авдотьи Поляковой. Все три просрочены.
Шеляховский сел за стол, и начал заполнять соответствующие бланки. В этот момент в дом вошел унтер-офицер четко отдал честь и что-то зашептал Куприянову. Куприянов повел бровями и нахмурился.
- Можете не спешить, - обратился он к Шеляховскому, отпустив подчиненного, - Климов умер только что в лазарете...
- Но преступление раскрыто?
- Раскрыто. Осталось написать рапорта.
[*] до революции в России пистолеты называли 'револьверами'.