Аннотация: Пятаков и Вепрев никак не могут определиться в системе жизненных ценностей. Короче, про любовь.
НИНА
Посвящается INCH
Некоторое время после поединка с Демоном Сергей Вепрев чувствовал себя совершенно разбитым. Вместе с тем он прекрасно понимал, что эта усталость скоро пройдет, а взамен ее он наполнится новой силой, как это происходило всякий раз после его столкновения с Темным Миром. А поскольку на этот раз столкновение было очень серьезным, и на кон было поставлено само существование Сергея, то и сила должна была к нему добавиться нешуточная. Впрочем, это не радовало Вепрева. Каждое новое подобное приобретение неуклонно уничтожало в нем Человека, и сам он все в большей степени становился Демоном. Расставаться со своей человеческой природой Вепреву почему-то не хотелось, несмотря на прекрасно осознаваемое им несовершенство этой природы.
Сейчас Сергей решил на некоторое время покинуть Тверь. Ему надо было спокойно обдумать ситуацию, взглянув на нее в свете своих новых знаний и новых возможностей. К тому же он все равно собирался посетить Москву: раз уж его собственная судьба не могла вырваться за пределы жизненного фарватера Семена Пятакова, то избежать этой поездки было невозможно. Вепрев отправился прямо на вокзал, сел в московскую электричку и, привалившись плечом к стенке вагона, погрузился в тяжелые раздумья. Итак, он был всего лишь слепком с личности Семена Пятакова. Не слишком удачный слепок с не слишком выдающегося оригинала. Однако исправить эту ситуацию можно было единственным образом - полностью отказавшись от человеческой сущности и окончательно став Демоном. Все человеческое в Вепреве решительно восставало против такого решения, Демон же в нем только саркастически ухмылялся - никуда, мол, ты от этого все равно не денешься.
В вагоне ехало как никогда мало народу. Вначале рядом с Вепревым вообще никто не сидел, но потом, то ли в Чуприяновке, то ли в Кузьминке, напротив села женщина, на которую Сергей, погруженный в свои тяжелые раздумья, даже не посмотрел. Однако почти тут же он звериным чутьем осознал, что все это - и его решение поехать в Москву, и полупустой вагон электрички, и женщина, на которую он поначалу не обратил никакого внимания, - определенным образом укладывается в одну линию, линию его судьбы. Так и не взглянув еще на сидевшую перед ним женщину, он уже знал, что ему наконец-то посчастливилось увидеть ту, чей образ чаще всего встречался в путаных воспоминаниях, доставшихся ему в наследство от Семена Сергеевича Пятакова. Это была Нина.
Нина Чулаева была одной из студенток Семена Сергеевича. Так уж вышло, что Пятаков, с головой погруженный в науку и университетские дела, измотанный семейными дрязгами и бытовыми неурядицами, влюблялся исключительно в собственных студенток. На других женщин у него просто не оставалось времени и сил. Как и большинство его прочих влюбленностей, влюбленность в Нину за пять лет так и не вышла за пределы платонической привязанности, однако в душе тогдашнего доцента она оставила глубокий и яркий след. За долгие годы, прошедшие со времени окончания Ниной университета, сердечная рана затянулась, но оставалась при этом почти такой же болезненной, как и прежде. Самым забавным во всей этой истории было то, что Пятаков никогда не понимал, как, собственно, относится к нему сама Нина. Нет, отношение было, конечно, хорошим, но присутствовал ли в нем хотя бы легкий элемент ответной влюбленности, Семен Сергеевич не знал. Иногда ему казалось, что да, но как назло именно в такие моменты он обычно предпринимал безнадежные попытки в очередной раз наладить свою перманентно разваливающуюся семейную жизнь, а потому вопрос о возможном сближении со студенткой перед ним даже не стоял. Таков уж был наш герой: он не мог пригубить чашу, не будучи уверен, что способен испить ее до конца.
Все эти мысли промелькнули в голове Вепрева в течение нескольких секунд, пока он, подняв наконец-то свой взгляд, рассматривал сидящую перед ним женщину. Она, пожалуй, не была красивой, скорее просто обаятельной, да и время, конечно, оставило следы на этом некогда почти детском лице. Впрочем, для Вепрева все это не имело абсолютно никакого значения: едва увидев Нину, он понял, что ему и на этот раз не удастся вырваться из цепкой хватки пятаковских воспоминаний - Нина Чулаева была той самой женщиной, в которую Вепрев-человек готов был влюбиться сразу и без памяти.
- Семен Сергеевич, а вы-то как здесь оказались? ќ- внезапно спросила Нина, и вагон озарился ясным светом ее улыбки.
- Думаю, что это рука судьбы, ќ- улыбнулся Вепрев в ответ, - по всей видимости, нам суждено было встретиться еще раз.
- Это точно судьба. Я ведь сначала в другой вагон зашла, но там окно оказалось выбито, холодина страшная. Вот я сюда и перебралась. И надо же, прямо напротив вас уселась. А знаете, Семен Сергеевич, я ведь вас сначала совсем не узнала. Какой-то вы сегодня не такой, как всегда.
Странно, - подумал Вепрев, - если бы они не виделись больше десяти лет, то Нина вряд ли произнесла бы последнюю фразу. Неужели они встречались? Быть может, профессор наконец-то преодолел свою природную нерешительность, и сейчас Нину связывало с Пятаковым нечто большее, чем дружба десятилетней давности?
Но надо было что-то отвечать. Не придумав ничего более убедительного, он, наконец, произнес какую-то банальную фразу типа "вот пытаюсь вам понравиться, но, похоже, безуспешно", на что Нина засмеялась и завела разговор о каких-то вещах, о которых Сергей не имел ни малейшего представления: находившаяся в его распоряжении пятаковская память трехлетней давности не содержала о них никакой информации.
Вепрев продолжал мучительно размышлять о том, как выйти из создавшегося положения. Признаться Нине, что он не является тем человеком, за которого она его принимает, что он вообще не является человеком в полном смысле этого слова? Как-то это выглядело слишком глупо, да и Нина вряд ли поверила бы такому заявлению. Попытаться исподволь выведать, что же произошло между Ниной и Пятаковым за последнее время? Однако Сергей безнадежно утратил нить беседы, он постоянно отвечал что-то невпопад, чем вызывал недоуменные взгляды и веселый смех собеседницы. Единственное, в чем Вепрев ориентировался вполне уверенно, было далекое прошлое отношений Нины и Пятакова, но его самого гораздо больше, чем прошлое, интересовало настоящее этих отношений, а именно в этом настоящем он никак не мог разобраться. Между тем электричка уже подъезжала к Завидову, за окном мелькали широкие подернутые серой зыбью просторы Московского моря, а это значило, что Клин не за горами, а ведь Нина жила именно в Клину, и уже близилось расставание, а Вепреву ужасно не хотелось расставаться с так понравившейся ему женщиной.
Оставалось последнее средство, к которому так не хотел обращаться Вепрев. Он мог применить свои способности Демона и прочитать мысли Нины Чулаевой, во всяком случае, в той их части, что касались Семена Сергеевича Пятакова. Это было бы уступкой Темному миру, и, поступив так, Вепрев стал бы еще на чуть-чуть больше Демоном и ровно на столько же меньше Человеком. Однако, похоже, у него уже не оставалось никакого выбора, и в один прекрасный момент он, наконец, решился и, устремив свой взгляд к переносице своей собеседницы, быстро погрузился в мир ее мыслей. Поток чужого сознания обрушился на него. Тщательно избегая всего, что не имело отношения к Семену Пятакову, Сергей постепенно сориентировался в этом потоке. Впрочем, сделать это было нетрудно, поскольку Нина находилась в полной уверенности, что беседует с Семеном Сергеевичем и думала именно о нем. Центральное место среди этих мыслей занимало письмо, которое Пятаков написал ей совсем недавно. Мысли об этом письме были настолько ясными и четкими, что Вепрев легко смог прочитать его, лишь слегка углубившись в подсознание собеседницы. Вот это письмо.
"Дорогая Нина! Несмотря на ваше убеждение, что я буквально обласкан женщинами, я человек, скорее, несчастный в любви. Бывали, правда, и в моей жизни моменты, когда я испытывал от близости с женщиной ни с чем несравнимое наслаждение, но это случалось так редко, что, пожалуй, эпизоды эти можно пересчитать по пальцам. Эти эпизоды запомнились мне, прежде всего, потому, что каждый раз им предшествовало некое особое состояние, которое ни с чем невозможно спутать, и которое, подозреваю, присуще не мне одному. Не знаю, как назвать это состояние, но попробую его описать. Перехватывает дыхание, сердце рвется из груди, возникает жар в крови, дрожь в коленях и еще много всякой чепухи, которую неоднократно упоминали в своих произведениях разные авторы, начиная от Сафо и кончая, ... ну, думаю, это никогда не кончится. Особенно томительно-прекрасно бывает, когда от малейшего прикосновения, да нет, даже от намека на прикосновение, тебя охватывает судорожный трепет и всем телом овладевает предчувствие блаженства, и вот, наконец, ты чувствуешь, что теряешь над собой контроль и отдаешься во власть высших сил.... Такое вот состояние мне доводилось испытывать. Причем, по моим наблюдениям, оно есть результат именно взаимного влечения, и я никогда ничего похожего не ощущал по отношению к женщине, которая сама при этом оставалась ко мне безучастной.
Так вот, Нина, с сожалением вынужден признать, что с вами у меня никогда ничего подобного за долгие годы нашего знакомства не было, и это несмотря на мое более чем теплое к вам отношение. Я всегда объяснял подобную несправедливость (как же, с другими женщинами, которых я совершенно не любил, было, а с вами, которую я долгие годы боготворил, не было) именно тем, что вы постоянно старались держать меня на расстоянии. Наверно, так было надо. И вдруг во время нашей предпоследней встречи, помните, 22 марта, мне показалось, будто что-то там прорвало, и на меня с первой же минуты накатила теплая волна предчувствия и охватила дрожь взаимного притяжения. Правда, продолжалось это совсем недолго, но ведь было же, было, и я даже вам не поверю, если вы скажете, что не было.
А потом все начало стремительно меняться и запутываться, меня то погружало в пучину глубочайшего отчаяния, то поднимало наверх, к вершинам светлой надежды. И, наконец, могильный холод лег на мои плечи, когда во время нашей последней встречи вы вполне определенно заявили, что все мои намерения не имеют под собой никаких оснований.
Вот, собственно, и все. При всем при том остаюсь навеки безнадежно влюбленный в вас С.С.Пятаков".
Такое вот письмо получила Нина Чулаева от своего бывшего преподавателя профессора Пятакова. И именно таким в мыслях Нины увидел это письмо Сергей Вепрев, alter ego профессора. Но увидел там не только это. Вепрев глазами Нины увидел долгую и запутанную историю отношений Пятакова со своей студенткой и сразу понял, что история эта не имеет будущего. И как бы ни старался Семен Сергеевич вырваться за пределы порочного круга взлетов и падений, он будет обречен подобно маятнику Фуко вершить вечное движение от отчаяния к надежде и вновь к отчаянию. Уж лучше ему было бы навсегда выкинуть Нину из головы и вернуться к своей математике, или к жене, или снова влюбиться в какую-нибудь молоденькую дурочку. А что Вепрев? Не мог ли он в этой ситуации попытаться сыграть свою собственную партию, попытавшись навсегда отказаться от роли жалкого двойника неудавшегося любовника? Если так, то надо было срочно что-то предпринимать: электричка уже стояла в Решетниково.
И Вепрев решил задержать электричку. Пусть пропустит какой-нибудь скорый поезд, который сам окажется на этот раз не слишком скорым, а достаточно медленным, чтобы Сергей смог овладеть ситуацией и попытаться преодолеть затянувшуюся холодность своей попутчицы. Конечно, это был еще один шаг в сторону Темного Мира, но настолько маленький шаг, что Вепрев решился на него почти без колебаний.
- А что бы вы, Нина, сделали на моем месте? - внезапно спросил он, глядя девушке прямо в глаза.
- Я? - удивилась та, - я бы на вашем месте доказала еще одну теорему. Ведь у вас это здорово получается, правда?
- Да нет, я не об этом. Я имею в виду мое письмо.
- А что письмо? Красивое письмо. Я чуть не плакала, когда его читала. Но я не знаю, что вам посоветовать. Возможно, вы любите не меня, а кого-то другого, кого сами же и придумали. Взгляните на меня внимательно, Семен Сергеевич. Я - обычная женщина, живущая в реальном мире.
- А разве в реальном мире нет места любви? - удивился Вепрев.
- В реальном мире реальная любовь. Вы мне лучше скажите, долго мы еще здесь торчать будем? Я спешу, у меня дома ребенок больной.
- Отстань ты от нее, - услышал Вепрев внутри себя голос Демона. - Ты же сам видел - она его не любит, а, значит, и тебя тоже. Потому что ты - это он.
- Но ведь в других случаях мне удавалось сделать то, что не удавалось Пятакову, - попытался спорить с Демоном Вепрев.
- В других случаях ты просто брал то, что ему принадлежало, и что сам он взять побоялся. А эта женщина ему не принадлежит. И тебе она тоже не принадлежит. Конечно, согласись ты воспользоваться моими услугами, она была бы твоя уже этой ночью. Можно устроить и так, что она влюбится в тебя до потери памяти, но это, сам понимаешь, будет стоить несколько дороже. Ты знаешь, что я имею в виду. Короче, если ты несмотря ни на что хочешь оставаться этим нескладным Пятаковым, то оставь эту женщину в покое. И не задерживай электричку.
Сергей долго смотрел, как за окном проплавали станционные строения, какие-то вагоны, штабеля рельсов, потом начался лес. Через десять минут электричка прибыла в Клин. Нина встала, улыбнулась ему на прощанье и, помахав рукой, медленно вышла из вагона на мокрый апрельский перрон. Вепрев знал, что видит ее в последний раз.