Аннотация: Этой главой, скорее всего, будет начинаться новый роман.
Александр Антонов
КРАСНЫМ ПО БЕЛОМУ
(альтернативная сага)
"Им нужны великие потрясения, нам нужна Великая Россия!"
П.А. Столыпин
ГОД 1939
"Псовая охота"
1 сентября 1939 года на аэродроме близ Варшавы приземлился самолет с германской официальной делегацией во главе с рейхспрезидентом рейхстага Германом Герингом. Вечером того же дня состоялась первая встреча между Герингом и президентом Польши Мостяцким.
Следующим днем на подмосковной даче Сталина собрались гости, пожелавшие провести субботу в обществе друг друга...
Звонок в дверь застал Жехорского в самый неподходящий момент: он надевал брюки. Евгения, которая, сидя в кресле, из деликатности делала вид, что полностью погружена в чтение свежей прессы, тут же поднялась и направилась в прихожую, бросив на ходу:
- Я открою!
- Не забудь поинтересоваться, кто пришел, - проинструктировал её Михаил, застегивая перед зеркалом ширинку.
- Инструкции помню, - пропела из прихожей Евгения.
- А напомнить все одно не мешает, - в так её голосу пропел Михаил, но только себе под нос, после чего надел пиджак и поспешил в прихожую, где уже властвовал знакомый голос:
- Евгения Владимировна, а вы и в домашнем все так же обворожительны!
- А вы все так же галантны, Глеб Васильевич, - смеялась Евгения. - Однако, почему вы один, без супруги?
- Но так и вы, я смотрю, сопровождать Михаила Макаровича не собираетесь, - увильнул от прямого ответа Абрамов.
- Я - другое дело, - лукаво стрельнув глазами в сторону подошедшего Жехорского, делано вздохнула Евгения. - Михаил Макарович не рискует брать меня на ответственные мероприятия, пока он не определился с моим новым статусом.
- Что ж ты, брат? - поддерживая шутку, с нарочитым укором обратился к Жехорскому Абрамов. - Ведь промедление в столь важном деле, как говаривал покойный Ильич, "смерти подобно".
- Ладно, балагур-самоучка, давай-ка на выход! - несколько раздраженно произнес Михаил, чмокнул на ходу Евгению в подставленную щеку и буквально вынес Абрамова на лестничную площадку, затворив за собой деверь.
- Ты чего? - удивился Абрамов.
- А ты чего? - недобро посмотрел на друга Жехорский.
После этого оба насупились и промолчали добрую половину дороги, пока Абрамов не прервал затянувшееся молчание:
- Ну, извини, я как-то не подумал, что тебе это будет столь неприятно.
- Извинения принимаются, - кивнул Михаил, - тем более, я и сам не думал, что мне это будет столь неприятно.
Оба облегченно рассмеялись.
- Ну, со мной, я думаю, теперь более-менее понятно, - сказал Михаил, а ты-то что без Ольги?
- Так нетути моей "старухи", - пояснил Абрамов. - Укатила с инспекцией в Среднюю Азию.
- К Буриханову в гости? - лукаво посмотрел на друга Михаил.
- К нему, любимчику, - незлобиво усмехнулся Глеб. - Старая любовь, как говорится, не ржавеет.
Михаил подивился про себя. Вот ведь, никогда между Ольгой и Асламбеком не было и намека на чувства, а, поди ж ты, шутка прижилась. Правда, шутить подобным образом дозволялось одному лишь Васичу.
- Значит, по нутру пришлась Ольге новая должность? - чуть сменил тему разговора Михаил.
- Да черт его знает, - пожал плечами Абрамов. - Она ведь совсем в отставку собиралась, а тут Сталин со своим предложением. Генерал-инспектор ГКО - это тебе не хухры-мухры, плюс звездочка на погоны. Кому хош понравилось бы, нет?
- Думаю, да, - кивнул Михаил.
Недавнее решение Ольги оставить пост начальника курсов "Штык" далось ей с большим трудом. Считай (учитывая ТО время), два века в армии. Но, как сказала сама Ольга, годы идут, и показывать былую сноровку сил уже нет. А без этого, какой ты начальник курсов? И не спорьте со мной! С ней и не спорили - кругом права. Но только лишь Сталин рассудил: если нельзя руководить, то инспектировать-то можно, на это-то сноровки еще хватит, не говоря уже об опыте?
И вот вновь испеченный генерал-инспектор Государственного Комитета Обороны, генерал-лейтенант Абрамова, укатила в свою первую командировку в новой ипостаси.
- Как думаешь, Миша, зачем нас Иосиф пригласил? - погасил Абрамов у Жехорского мысли об Ольге.
- А ты вспомни, какое сегодня число?
- Однако одинаково мы с тобой мыслим! - удовлетворенно кивнул Абрамов. - Все верно. Вчера было 1 сентября 1939, а вместо начала Второй мировой войны в Варшаве немцы о чем-то договариваются с поляками.
- То есть что-то пошло не так, не по шаблону ТОГО времени, вот Иосиф и всполошился, - заключил Михаил.
- Насчет всполошился, это ты, брат, загнул, - усмехнулся Абрамов. - Видел я вчера Иосифа, не похож он на заполошного, разве что слегка озабочен.
- Ну, если выражаться такими категориями, - чуть осерчал Михаил, - то и про шаблон ТОГО времени я тоже, как ты выразился, "загнул". Какой к дьяволу шаблон?
- Никакого, - согласился Глеб. - Как нет никакого резона тебе по этому поводу серчать. Давай-ка лучше вернемся к нашим полякам. Так о чем они договариваются теперь с немцами?..
Этот же вопрос, практически слово в слово, но только чуть позже, задал всем присутствующим гостеприимный хозяин подмосковной дачи. В плетеных креслах, расставленных вокруг по-кавказки щедрого стола, расселись: председатель Государственного комитета обороны СССР Иосиф Сталин, секретарь Государственного Совета СССР Михаил Жехорский, начальник Генерального штаба объединенных вооруженных сил СССР Глеб Абрамов, председатель Комитета государственной безопасности СССР Николай Ежов, председатель Комитета по иностранным делам СССР Павел Виноградов и более никого в радиусе 50 метров от летней беседки, где проходила встреча. Лишь изредка, повинуясь жестам хозяина, у стола возникала бесшумная прислуга, делала свое дело и вновь исчезала за незримой, но хорошо охраняемой чертой.
Первым на вопрос Сталина дал ответ Виноградов.
- Из официальных источников следует, что речь в Варшаве пойдет о подписании договора о мире и сотрудничестве между Польшей и Германией, - сказал глава дипломатического ведомства Союза. - Те же источники, но уже в приватном порядке, информируют о возможном включении в договор тайного соглашения о совместном нападении вооруженных сил Польши и Германии на Пруссию.
- Все это, конечно, интересно... - задумчиво протянул Абрамов. - Только, знаете, что-то у меня в мозгу этот альянс не вытанцовывается. Зачем полякам нужны германские войска - понятно: в одиночку им Прусский вал не преодолеть. (Прусский вал - сплошная линия долговременных фортификационных сооружений возведенных на всем протяжении границы между Пруссией и Польшей.) А вот зачем немцам нужно Войско польское - это для меня загадка. Ну, захватят они на пару Пруссию, а как добытое делить-то будут?
- Не нравится мне это твое "ну, захватят" в любом понимании, даже чисто гипотетическом, - поморщился Жехорский. - Тем паче, что "захватят" в данном контексте может иметь отношение лишь к Польше, а Германия при таком раскладе только восстановит временно утраченный суверенитет... - Жехорский на секунду замолк, потом воскликнул с раздражением: - Так о каком тогда дележе может идти речь?! Чушь, сплошная собачья чушь!
Сталин слушал, попыхивая трубкой. На его отмеченном оспой лице даже опытный взгляд Ежова не мог найти ничего кроме спокойствия и заинтересованности. Чуть больше года прошло с того момента, как Николай окончательно поверил в то, что этому человеку в их новой жизни не суждено превратиться в монстра...
Шел январь 1938 года, до президентских выборов оставалось чуть больше трех месяцев, когда в, казалось, такой размеренной политической жизни страны взорвалась бомба...
Заседание Высшего политсовета Объединенной коммунистической партии Суверенного Союза больше походило на свару на коммунальной кухне.
"Сукин сын! - ругался Коганович. - Твой дружок, Жехорский, сукин сын. Это точно его работа!" Коганович встал перед Ежовым, но напоровшись на твердый чуть насмешливый взгляд, досадливо махнул рукой и отошел в строну. "Да что случилось-то?" - вопрошал припоздавший Бухарин. "Ты что, с луны свалился? - Калинин протянул Бухарину газету. - На, читай!" Тот схватил газету, впившись глазами в передовицу, бормоча себе под нос, прочел: "... в самый последний момент действующий Президент СССР Вавилов отказался избираться на второй срок..." Бухарин с газетой в руках опустился на стул. "Как же так..." "А вот так! - крикнул ему Коганович. - Кинули нас эсеры, облапошили, как детей! Дождались окончания нашего съезда, когда мы, имея в виду, конечно, Вавилова, приняли решение участвовать в предстоящих выборах чисто формально. Не надо на меня зыркать глазами, товарищ Молотов! Какой из вас к черту Президент!" - "Ну, это уже возмутительно! - вскричал Молотов. - Сергей Миронович! Товарищи!" Генеральный секретарь ОКПСС Киров, нахмурив брови, одернул Когановича: "Действительно, Лазарь Моисеевич, держите себя в рамках!" - "Хорошо, хорошо! - замахал руками Коганович. - Согласен, погорячился, приношу свои извинения, и все такое прочее. Но положения дел мои извинения не изменят. Молотов против Александровича, как вам такой расклад?!" - "То есть, вы уверены, что на своем съезде эсеры выдвинут на пост Президента кандидатуру Александровича?" - уточнил Киров. "Уже выдвинули, - сообщил выходивший и вернувшийся в комнату Калинин, - мне только сообщили об этом по телефону" - "Вот видите? - торжествующе произнес Коганович. - Надо срочно собирать внеочередной съезд и выставлять против Александровича равновесную политическую фигуру" - "А как же "коней на переправе не меняют"?" - насмешливо спросил Ежов. "Нашего "коня" легче пристрелить, чем на нем переправляться!" - съязвил Коганович. Молотов сорвался с места и с глухим ревом бросился на обидчика. Ладно, Ежов успел его перехватить. Так что до рукопашной дело не дошло, но еще не менее двух минут в комнате кипели совсем не товарищеские страсти. Когда Кирову, наконец, удалось навести порядок, он обратился к Молотову: "Так вы считаете, что сможете достойно представлять нашу партию на выборах?" - "Нет, я так не считаю, - угрюмо ответил Молотов. - Насчет замены кандидата Коганович прав, просто, зачем так обидно..." - "Внеочередной съезд дело серьезное, - задумчиво произнес Киров. - И прежде чем принять такое решение следует определиться с новым кандидатом" - "А чего тут определяться! - воскликнул Бухарин. - Киров!" - "Исключено, - покачал головой Сергей Миронович. - Я чистой воды партийный функционер, и за пределами своей среды известен даже меньше, чем товарищ Молотов, который хотя бы является председателем нашей фракции в Союзном парламенте. Нет, товарищи, моя кандидатура точно не годится!" - "Сталин! - воскликнул Коганович. - Взгляды присутствующих разом обратились в угол, где у отрытой форточки дымил трубкой председатель ГКО. - У него и авторитет, и власть, в конце концов! Чего ты молчишь, Коба?!" - Сталин вынул изо рта трубку. "Дело серьезное, надо подумать... Сергей Миронович, а не объявить ли нам перерыв?"
В перерыве Сталин уединился с Ежовым.
"Ты знал о рокировке, которую готовит Михаил?" - прямо спросил он. "Нет, - честно ответил Ежов, - и потому не уверен, что это планировалось заранее. Думаю, Жехорский уговаривал Вавилова до самого конца!" Сталин внимательно смотрел в глаза Ежову, тот не отводил взгляда. "Хорошо, - вздохнул Сталин. - Пусть в этом нет преднамеренности, пусть Михаил просто не успел нас с тобой предупредить. Скажи, ты готов поддержать Александровича?" Юлить не было смысла, и Ежов твердо ответил: "Да!" - "А меня?" Сталин ждал ответа, и Ежов ответил столь же прямо: "Нет!" - "То есть, если я дам согласие, вы (было понятно, кого он имеет в виду) будете этому противиться?" - "Самым решительным образом! - заверил Ежов. - Иосиф, мы костьми ляжем, чтобы ты не занял высший пост в стране. Мы ведь об этом когда-то говорили, не так ли? И нам показалось, что, устранив Берию, ты тогда принял решение!" - "Я не давал команду убрать Лаврентия, - нахмурился Сталин. - Просто, то задание оказалось ему не по силам. Справься с ним Лаврентий - был бы теперь рядом со мной! Что касается решения... Да, я тогда его принял! Пойдем, нас ждут!"
Речь Сталина перед членами политсовета была краткой и лаконичной:
"Я тут слегка поразмыслил... Я давно знаю и Жехорского и Александровича. Не стали бы они плести за нашей спиной политический заговор. А значит, отказ Вавилова был для них, может и в меньшей степени, чем для нас, но неожиданностью. Потому для демарша причин не вижу. Если мы войдем с эсерами в политический клинч, то не факт, что выйдем из него победителями. Не забывайте, у эсеров больше мест в Союзном парламенте. Создать политический кризис нам, конечно, под силу. Но вот только зачем? Мы и без поста президента имеем во властных структурах достаточно крупных должностей. Надоело быть вторыми, хотим быть первыми? Я - не против. Но только давайте добиваться первенства в честной политической конкурентной борьбе, не делая при этом резких телодвижений!"
- А ви что скажете, товарищ Ежов? - ворвался в мысли Николая голос Сталина.
- У нас в КГБ считают, что целью Германии в ходе этой компании является не Пруссия, а сама Польша! - твердо сказал Ежов.
Сталин по очереди осмотрел остальных участников совещания. По их лицам было видно, что сказанное председателем КГБ для них не такая уж и новость.
- То, что сейчас происходит в Варшаве, для Польши попахивает национальным самоубийством, и это единственное, что меня смущает, - сказал Жехорский. - Ведь на такое может решиться лишь сумасшедший. Впрочем, после кончины Пилсудского у Польши "голова" точно не в порядке...
**
Мягко сказано, Михаил Макарович! "Голова", то бишь верхушка власти Польской Республики, последние месяцы пребывала в состоянии все нарастающей паники. Маршал перед смертью столь основательно нагадил в отношения между Польшей и СССР, что обращаться сейчас к Москве за помощью было ну никак невозможно. А помощь - политики в Варшаве это нутром чувствовали - могла понадобиться в любой момент. Третий рейх лязгал зубами теперь не только у западных, но и у южных польских границ. Пронаблюдав, как "тевтонский зверь" легко разорвал на части Чехословакию (Чехию просто проглотил, а Словакию сделал верным вассалом Германии), поляки всерьез примеривали ту же участь и на себя, и не только политики...
"Какая жалость, что пан Казимир уже год как последовал за Маршалом, - скорбно покачивала головой престарелая пани Ядвига. - Он так хорошо умел толковать политику..." - "Ну так я, - пробасил пан Махульский, - и без покойного Казика - царствие ему небесное! - все вам прекрасно растолкую! Вас, конечно, волнует вопрос: нападут ли немцы на Польшу в самое ближайшее время? Ну, так я вас успокою: не нападут!" - "Откуда у пана такая уверенность?" - "выстрелил" в спину Махульскому насмешливый голос. Махульский повернулся к соседнему столику. "А я вам так отвечу, пан Лешек: уверенность моя стоит на том, что такого немцам не позволят англичане!" - "Однако когда немцы захватывали Чехословакию, ваши англичане лишь погрозили им пальцем", - возразил пан Лешек. "То была не Польша!" - надменно изрек пан Махульский. Тут в диалоге возникла пауза, пан Лешек не сразу нашел, что на такое ответить, а потом стало поздно. В кофейню буквально ворвался пан Бронислав, потрясая вечерней газетой. "Панове! - вскричал он. - Геринг прилетел в Варшаву для переговоров с нашим президентом!" Пан Махульский гордо посмотрел на пана Лешека, мол, что я вам говорил?
Уже на следующий день было объявлено, что между Польшей и Германией заключен пакт о мире и сотрудничестве. Польша вздохнула с облегчением, вся, кроме тех, кто участвовал в подписании соглашения...
- Пан Президент, что мы натворили! - облокотившийся о стол генерал Холлер определенно намеревался взглядом прожечь дырку в безупречно пошитом пиджаке Мостяцкого. Ощущение было настолько сильным, что тот обеспокоился и даже осмотрелся. Никаких признаков возгорания понятно не обнаружил, этим приободрился и осмелился ответить генералу чуть насмешливым взглядом, сопроводив его (взгляд) словами:
- Не пойму, генерал, о чем это вы?
- О приказе открыть границу для беспрепятственного пропуска германских войск на территорию Польши! - воскликнул генерал.
- Пан генерал видимо запамятовал, - нахмурив брови, назидательно произнес Мостяцкий, - что одним из пунктов недавно подписанного польско-германского договора является договоренность о проведении совместных военных маневрах на территории обеих стран. Потому германские сухопутные части прибывают на польскую территорию, а корабли нашего военно-морского флота уже вошли в территориальные воды Германии. Кстати, под протоколом стоит и ваша подпись, пан начальник Генерального штаба!
- Да, - горестно кивнул Холлер, - стоит. И о том я сожалею, настолько, что готов отрубить себе руку, державшую то злосчастное перо.
- Да объясните же, в конце концов, - позволил себе слегка рассердиться президент, - что такого произошло?!
- Ничего, - пан Президент, если не считать, что германские войска начали оккупацию Польши!
- С чего вы это взяли?! - по-настоящему испугавшись, что у генерала имеются какие-то неизвестные ему сведения, воскликнул Мостяцкий.
- Численность находящихся на нашей территории германских войск уже в разы превышает количество этих войск, оговоренное в упомянутом вами протоколе. Пан Президент!
- Ну, вы, право, как ребенок, Станислав, - облегченно улыбнулся Мостяцкий. - Как будто забыли (во что я никогда не поверю) о нашей с немцами особой договоренности.
- Как же, помню, - кивнул генерал, - о таком забудешь. Мы пообещали нашим новым союзникам, что позволим им атаковать Прусский вал. А совместные маневры это так, для прикрытия переброски германских войск к валу.
- А что из этого следует? - тоном школьного учителя вопросил Президент. - Из этого следует, что целью германии является не Польша, но Пруссия!
- Если верить немцам, то да, - кивнул генерал.
- А у вас есть сомнения в искренности их намерений? - удивился Мостяцкий.
- А с чем же я к вам пришел, пан Президент?! - воскликнул Холлер. - Прибывающие германские войска совсем не спешат занимать позиции вдоль вала. Они странным образом дислоцируются в местах, откуда можно нанести стремительный удар по нашим частям, прикрывающим стратегические объекты, расположенные в западных и центральных воеводствах, включая Варшаву.
- А как это объясняют сами немцы? - спросил Президент.
Холлер пожал плечами.
- Говорят, а где же им еще концентрироваться, чтобы не вызвать подозрения у пруссаков и русских? Говорят, потрепите, закончим переброску войск и сразу же начнем выдвигаться к прусской границе.
- И что вас в этом ответе не устраивает? - удивился Мостяцкий. - По-моему, все очень логично. Кстати, что думает по этому поводу министр обороны, вы с ним советовались?
- Советовался, пан Президент, - коротко ответил Холлер и, насупившись, замолчал. Пришлось Мостяцкому его подстегнуть:
- Ну?
- Пан министр ответил примерно то же, что и вы: объяснения немцев его вполне устраивают.
- Дорогой Станислав, - мягко произнес Мостяцкий. - Это все от усталости. Вы столько лет находитесь на страже безопасности Польши, что стали находить опасность даже там, где ее вовсе нет. Вам надо хорошенько отдохнуть. Не сейчас, конечно. Вот кончится вся эта заварушка - и в отпуск! Вы сколько лет не были на отдыхе?
- В прошлом году провел с семьей неделю на взморье, - без эмоций в голосе ответил Холлер, его мысли были явно заняты другим.
- Да разве же это отпуск, неделя? - улыбнулся Млстяцкий. - Вот...
Тут Холлер его и перебил. Получилось невежливо, но генерала, видимо, это мало заботило.
- Скажите, пан Президент, а вы не боитесь, что русские объявят войну Польше, после того, как Германия нападет на Пруссию?
- Нет, не боюсь, - буркнул Президент. Неприятно, знаете ли, когда тебя вот так прерывают! - Я понимаю, к чему вы клоните, Станислав, мол, раз мы пропустили германские войска, то наравне с ними должны отвечать за последствия, так?
- Так, - кивнул Холлер.
- А для чего мы тогда затеяли эти дурацкие совместные маневры? - хитро прищурился Мостяцкий. - А для того, чтобы сказать: мы тут не причем. Мы и предполагать не могли, что немцы вместо участия в маневрах атакую прусскую границу...
"Бред!" - думал Холлер, покидая резиденцию. - Неужели он не понимает, какую чушь несет? Или понимает? Но тогда... От трусости до измены один шаг. Бедная Польша! Надо срочно спасать то, что можно еще спасти!"
На следующий день в том же кабинете министр обороны завершал доклад президенту.
... - Таким образом, германские войска закончили концентрацию сил и уже к вечеру сегодняшнего дня начнут выдвигаться на позиции для атаки Прусского вала!
- И уже завтра этот паникер Холлер будет посрамлен, - удовлетворенно кивнул головой президент. - Надеюсь, шнапс, пиво и сосиски с капустой помогут ему излечиться от излишней подозрительности?.. В чем дело, чего вы мнетесь?
- Дело в том, пан Президент, что наша военная делегация пока еще не вылетела в Берлин...
- То есть как?! - гневно вопросил Мостяцкий. - Мы приняли приглашение германского Генерального штаба, а делегация все еще в Варшаве? Как это понимать?!
- Все члены делегации уже несколько часов, как находятся на аэродроме, доложил министр. - Однако глава делегации генерал Холлер до сих пор туда не прибыл.
- Вот как? И какие же такие неотложные дела могли его задержать?
- Не могу знать. Известно лишь то, что генерал Холлер срочно отбыл в восточные воеводства.
- Куда?! - Президент ненадолго задумался. Потом тряхнул головой. - Похоже, Станислав окончательно потерял голову от страха. Ладно, с ним разберемся после! А вы немедленно выезжайте на аэродром. С этой минуты вы возглавляете нашу военную делегацию!
- Слушаюсь, пан Президент!
Выслушав сообщение о замене главы польской делегации и о том, что начальник польского Генштаба срочно отбыл в район польско-союзной границы, командующий группировкой германских войск на территории Польши генерал-лейтенант Манштейн спросил у начальника разведки:
- Как вы думаете, Холлеру стало что-то известно о наших истинных планах?
- Уверен - нет, - твердо ответил полковник абвера. - Думаю, он просто что-то почуял...
- Верхнее чутье у старого вояки Холлера? - задумчиво произнес Манштейн. - Вполне допускаю! Но Польшу это не спасет!
Через несколько минут Манштейн отдал приказ о начале операции "Псовая охота".
Через несколько часов начальник ОКВ (Oberkommando der Wehrmacht - Верховное главнокомандование Вермахта) генерал-полковник Кейтель докладывал фюреру:
- Колонна наших войск была атакована прямо на марше. Благодаря умелому командованию старшего офицера майора Вайса была организована круговая оборона, что позволило нашим солдатам продержаться до подхода других частей, после чего нападавшие поспешно отступили. На поле боя были обнаружены неопровержимые улики причастности к инциденту польских военнослужащих. Это...
Гитлер прервал Кейтеля.
- "Это" оставьте доктору Гебельсу и журналистам. Мне скажите вот что: Манштейн выбрал удачное время для начала операции "Псовая охота"?
- Полагаю, да, мой фюрер!
- Тогда пусть так и будет! Пусть поляки дорого заплатят за коварство!
- ... В 15-30 по варшавскому времени поступило донесении от начальника караула о том, что группой неизвестных лиц совершен налет на склад вооружения; часовой убит; часть оружия и боеприпасов похищена. В части немедленно была объявлена тревога и по горячим следам организовано преследование налетчиков. В 16-00 вблизи шоссе, ведущего от Познани в сторону прусской границы, налетчики были настигнуты, завязался бой. В 16-40 выяснилось, что перестрелка идет уже не с налетчиками, а с германской частью, которая до этого следовала по шоссе к новому месту назначения. Немедленно был отдан приказ об отходе. В результате инцидента с обеих сторон есть убитые и раненые.
Представитель военной прокуратуры закончил доклад и закрыл папку. Президент, который все время, пока шел доклад, сидел, схватившись за голову руками, перестал, наконец, терзать и без того редкую шевелюру и обратился к полковнику:
- Удалось захватить хотя бы одного из так называемых налетчиков?
- Ни одного. Ни живым, ни мертвым, - ответил полковник.
- Так может, их и вовсе не было?
Вопрос был странный, если не сказать глупый, но прокурор даже и бровью не повел.
- Были, - твердо ответил он. - Тому есть много свидетелей.
- Так может такие же свидетели есть и среди немецких солдат? - с надеждой спросил Президент.
- Германская сторона утверждает, что таких свидетелей у них нет, - погасил надежду полковник.
- Ладно, - вздохнул Президент, - можете идти. Когда за прокурорским закрылась дверь Мостяцкий обратился к министру иностранных дел, который присутствовал в кабинете во время доклада:
- Какие меры предприняты, чтобы загладить инцидент?
- В ответ на германскую ноту были даны твердые заверения в том, что инцидент будет тщательно расследован, а виновные понесут самое суровое наказание, - ответил министр. - Ну и извинения само собой были так же принесены.
- И что? - как-то вяло поинтересовался Президент.
- Ничего вздохнул дипломат. - Пока никакого ответа.
В кабинет вошел секретарь.
- Пан президент, звонили из МИДа, прибыл посол Германии.
Министр иностранных дел поспешно покинул кресло.
- С вашего позволения, пан Президент, я отправляюсь на встречу с послом!
Как только стало известно, что большая группа немецких бомбардировщиков вторглась в польское воздушное пространство и теперь направляется к границе с Пруссией, на всей территории мятежного анклава взревели сирены воздушной тревоги.
В Данцигской крепости, где располагался штаб Западной группы войск, в ситуационной комнате собрались старшие офицеры, представители сухопутных сил, авиации и флота. Тут же присутствовал начальник разведотдела. Паники не было, как не было и напряженного молчания. Собравшиеся переговаривались вполголоса, одновременно поглядывая на огромную карту региона, где каждые пять минут дежурные офицеры передвигали маленькие макеты самолетов, изображающие германскую армаду. Когда бомбардировщики достигли пятидесятикилометрового удаления от границы, не выдержал командующий ПВО.
- Прикажете поднимать истребители? - приняв строевую стойку, обратился генерал-майор авиации к командующему Западной группой войск генерал-лейтенанту Жукову.
- Рано! - отрезал тот. Потом взглянул на растерянное лицо генерала и снизошел до разъяснений:
- Население о возможности налета с воздуха оповещено?
- Так точно!
- Наземные средства ПВО в полную боевую готовность приведены? - продолжал допытываться Жуков. И опять услышал "Так точно!"
- Наконец, твои летчики в кабинах самолетов?
- Ждут приказа на вылет, - подтвердил командующий ПВО.
- А вот этого я тебе обещать не могу, - усмехнулся Жуков.
- Не понял товарищ командующий...
- Скоро поймешь, - обнадежил генерала Жуков, одновременно переглянувшись с сидевшим неподалеку разведчиком. - Да присядь ты уже! - прикрикнул он на замешкавшегося генерала.
Когда самолеты достигли линии границы, разговоры стихли. Вот теперь в ситуационной комнате действительно установилась сторожкая тишина. Так продолжалось ровно пять минут, когда было объявлено, что германские самолеты сбрасывают смертоносный груз на позиции польских войск. В зале поднялся гвалт, сквозь который прорвался голос Жукова, обращенный к командующему ПВО:
- Теперь понял? Это, кстати всех касается! - После этой фразы гвалт стал резко стихать и Жуков, уже не повышая голоса, продолжил:
- Полагаю, что только что мы получили подтверждение прогнозов, сделанных в Главкофейне, в том числе и на основании данных полученных по линии разведки. Германия не предполагала нападать на Пруссию, по крайней мере, не в этот раз. Вся эта мышиная возня возле вверенных нашей опеке границ имела лишь одну цель: немецкая кошка вознамерилась сожрать польскую мышку!
Пока собравшиеся в ситуационной комнате офицеры обсуждают неожиданную для многих новость, поясню насчет Главкофейни. Так армейские острословы называют Главный аналитический центр при Государственном комитете обороны. Как вы уже, наверное, догадались - шутка с намеком на пресловутую кофейную гущу.
А Жуков уже отдавал приказы соразмерные создавшейся обстановке.
- Беженцев через границу пускать с большой осторожностью. Важно, чтобы на их плечах к нам в тыл не прорвались немецкие части. А такие попытки будут, уверяю вас! Потому солдат польской армии через границу не пускать вообще. Пусть пробираются, или пробиваются к своей восточной границе, там их примут. Что касается гражданских лиц, то принимать, в первую очередь, лиц еврейской национальности, женщин с детьми и стариков. И обязательно с соблюдением уже разъясненных мной мер предосторожности!
Казалось, что это не телефонный звонок стрекочет, а дребезжат его собственные нервы. Мостяцкий ватной рукой поднял трубку. Звонил министр иностранных дел.
- Пан Президент, Германия объявила нам войну!
- Уже слышу, - тусклым голосом ответил Мостяцкий и положил трубку. За окном резиденции были слышны отдаленные взрывы: германские самолеты бомбили военные объекты в пригороде Варшавы.
Известие о начале войны вызвало у варшавян шок. Они, конечно, в большинстве своем, ни в какие маневры не верили, догадывались, что немцы собираются воевать, но не с ними же! Теперь, прислушиваясь к отдаленным взрывам, обыватели гадали: пора уже паниковать или еще чуток можно повременить? Ведь есть же еще в конце концов англичане... Но когда прибыл берлинский поезд стало ясно: если англичане где и есть то не про их, варшавян, честь...
Когда по радио объявили о прибытии поезда из Берлина, посетители главного железнодорожного вокзала поначалу пришли в недоумение: как поезд из Берлина? И сегодня тоже?
Дело в том, что уже несколько дней в Варшаву ежедневно прибывало по составу из Берлина. Откровенно сказать, для подавляющего большинства поляков то, что многие немцы прямо-таки изнывают от желания познакомиться с достопримечательностями польской столицы, стало большим откровением. С недоумением и, чего скрывать, с неодобрением поглядывали варшавяне на заполонившие мощеные булыжником улицы группы восторженных немцев, с которыми их примеряло лишь то, что те, похоже, вполне искренне восхищались Варшавой. Да чего там! Некоторые гости настолько влюбились в этот и в правду красивый город, что буквально растворились в узких улочках. Когда ночью состав пересекал государственную границу, количество выезжающих немцев всегда на десяток-полтора сокращалось от количества въехавших. Правда, на следующий день кто-то из потерявшихся возвращались на родину, но уже следующим поездом, однако количество вновь пропавших собой не восполняли. У вас, прочитавших последние строчки, еще не возникла в голове путаница, касательно упомянутых немцев? А что тогда говорить о польских пограничниках! Уже через несколько дней они сбились со счета и уже не могли вот так на вскидку ответить на вопрос: сколько же немцев так пока и не пересекло взад границу.
Недоумение варшавян, оказавшихся в этот день на вокзале, быстро сменилось негодованием. Как так? Немецкие самолеты бомбят военные объекты в пригородах Варшавы, а эти, с позволения сказать "гости", опять приперлись? И что, они, в самом деле, станут осматривать город? Надо бы на них взглянуть! И большинство мужчин потянулись к выходу на перрон, сопровождаемые тревожными взглядами польских женщин. Мужчины успокаивающе подмигивали подругам: ничего, мы только посмотрим в их глазки, ну а ежели они покажутся нам чересчур наглыми, то пусть пеняют на себя!
В общем, когда поезд замер у перрона толпа встречающих выглядела весьма внушительно и вела себя крайне недружелюбно. Я бы на месте немцев даже двери открывать не стал, не то, что выходить из вагона. Но вопреки моему совету двери вагонов открылись, притом разом, и перед изумленными поляками, как грибы после дождя, стали вырастать вооруженные до зубов молодчики в невиданной ранее на варшавской земле униформе. Чтобы расчистить дорогу, несколько автоматов изрыгнули свинец и пламя над головами жаждущих драки, но совершенно безоружных, польских мужчин. Толпа шарахнулась, кого-то придавили, раздались стоны и призывы о помощи. А германские десантники уже устремились ко всем выходам с перрона, расчищая себе дорогу пинками и зуботычинами.
Выделялся их командир, в первую очередь, своим громадным ростом. Отто Скорцени в ЭТОЙ реальности значительно раньше приступил к осуществлению своей эсэсовской карьеры.
Десантники выбегали на привокзальную площадь, захватывали весь приглянувшийся им автотранспорт, увещевая не согласным с таким порядком вещей поляков при помощи тех же пинков и зуботычин, при этом с пытавшимися вмешаться в процесс полицейскими поступали куда как более сурово - их пристреливали. Набитые десантниками машины одна за одной покидали площадь, разъезжаясь по хорошо известным тебе, дорогой читатель адресам: почта, телеграф и так далее по списку.
Резиденция президента Польши значилась в списке под номером один. Потому операцией по захвату главного символа польской государственности руководил лично оберштурмфюрер СС Отто Скорцени.
Во время штурма не церемонились. Стреляли во всех подряд, кто попадался на пути с оружием в руках.
Скорцени вошел в кабинет, где толи бывший, толи пока еще нет - пойди, пойми сейчас его статус? - президент Польши, под дулами автоматов, сидел в кресле, положив обе руки на стол и глядя перед собой ничего не выражающим взглядом. Скорцени мельком взглянул на бледное лицо Мостяцкого, по-хозяйски снял телефонную трубку с аппарата правительственной связи и потребовал соединить его с Берлином.
Мостяцкий не шевелился все время, пока хозяйничающий в его кабинете офицер СС докладывал в Берлин об успехе порученной ему миссии, но все же вздрогнул, когда тот в конце разговора гаркнул в трубку:
- Да, мой фюрер!
Менее почетная, но гораздо более ответственная задача выпала на долю командира другого десантного отряда: захватить аэропорт. Действительно, захватить ключевые объекты города лихим налетом все это конечно здорово. А вот отразить без серьезной поддержки контратаку польских армейских подразделений - могут же они когда-нибудь и очухаться? - практически невозможно. Ну, разве что минуты, но никак не часы. Понятно, что польская армия находится в состоянии грогги. Понятно, что германские войска, которые поляки сами пригласили на свою территорию, теперь атакуют их воинские подразделения по всей западной и центральной Польше, а две немецкие колонны форсированным маршем движутся к Варшаве. Все это понятно. Но все же несколько часов, чтобы очистить столицу от десантников Скорцени у поляков однако же есть. Потому параллельно с захватом резиденции Президента, почты, телеграфа и далее по списку, был атакован аэропорт. То есть как это "кем атакован?" Я же говорил... Так что же я там такое говорил? Ну вот! Хмм... Получается, что ничего я толком и не сказал. Сей момент исправлю!
В этот злосчастный для Варшавы и всей Польши день из Берлина прибывал не один, а два поезда с интервалом в пятнадцать минут. Германская сторона, когда обратилась к полякам с подобным предложением, мотивировала свою просьбу огромным количеством страждущих Варшавской экзотики немцев. Поляки почесали затылок, поворчали, но просьбу удовлетворили. Какие "туристы" прибыли в первом поезде вы уже в курсе. Ну, так я вам доложу: во втором были не хуже. Только тот второй состав до центрального вокзала не дошел, остановился на одной из станций в пригороде Варшавы. Помните "туристов", которые пропали во время предыдущих туров? Все они разом благополучно нашлись. Часть поступила под команду Скорцени, часть организовала встречу второго десантного отряда. Их задача заключалась в добыче подходящего транспорта. С чем они успешно справились. Когда состав со второй штурмовой группой остановился, прямо к вагонам были подогнаны крытые брезентом грузовики, в кузова которых тут же устремились десантники. В отличие от десантников первой группы они старались казаться как можно менее заметными. Затея удалась. О том, кто находится в кузовах машин, поляки поняли лишь тогда, когда те (машины) прорвались на территорию аэропорта.
Бой за аэропорт подходил к концу, когда на полосу приземлился первый германский транспортный самолет, из десятков подобных аппаратов, что были на подлете.
**
В Польше били в набат, в Европе возмущались, в Москве заседали...
Экстренное заседание Госсовета открыл президент СССР Александрович.
- Уважаемые коллеги! Я собрал вас здесь дабы совместными усилиями решить крайне важный вопрос: как нам должно отреагировать на вторжение германских армий в Польшу? Перед началом дебатов предлагаю выслушать Госсекретаря СССР. Прошу вас, Михаил Макарович!
Жехорский поднялся с места.
- Уважаемые члены Госсовета и приглашенные господа и товарищи! Разрешите зачитать последние поступившие в адрес руководства СССР международные телеграммы имеющие отношение к сегодняшней повестке дня.
Первая пришла из Берлина за подписью рейхсканцлера Германии Адольфа Гитлера, следующего содержания:
"Ставлю Вас в известность, что проводимая на территории Польши ограниченная военная акция имеет целью принудить агрессора... (Под "агрессором" подразумевается Польша, пояснил Жехорский.) Принудить агрессора отказаться от захватнических планов в отношении германских земель. По достижению поставленной цели военная операция будет немедленно прекращена. Понимая возможную обеспокоенность близостью театра военных действий к Вашей территории, гарантирую, что с нашей стороны будет сделано все возможное, чтобы целостность границ Союза, как постоянных, так и временных, не была нарушена".
Нельзя сказать, что телеграмма Гитлера произвела на членов Госсовета сколь либо большое впечатление. Чего-то подобного они ждали. Ведь германские СМИ из всех репродукторов и со всех газетных полос разве что слюной не брызгали, клеймя "польское коварство" и превознося солдат Вермахта, "истинных защитников попранных наций".
Тем временем Жехорский обратился к тексту следующей телеграммы.
"В связи с прямой агрессией Германии против Польской республики, прошу оказать всю возможную помощь".
Жехорский замолк. Возникла небольшая пауза. Собравшиеся переваривали услышанное. Ведь в отличие от первой телеграммы, вторая, с учетом непростых союзно-польских отношений, явилась для большинства полной неожиданностью. Потом один из членов Госсовета поинтересовался:
- Это весь текст?
- Весь, - подтвердил Жехорский.
- А кем подписана телеграмма?
- Премьер-министром Польши.
Поднялся Президент Финляндии Карл Густав Эмиль Маннергейм. Одернул маршальский мундир. Доложил по-военному сухо:
- Уважаемый господин Президент, уважаемые члены Госсовета, обязан предупредить, что в случае принятия решения об оказании Польше военной помощи Финляндия наложит на него вето!
По залу заседаний прокатился сдержанный шумок, а Александрович попенял Маннергейму:
- Ну что вы, Густав Карлович, поперед батьки в пекло-то лезете? Мы ведь и к обсуждению-то еще не приступили, а вы уже с демаршем. Неловко, право...
- Я только хотел сэкономить наше с вами время, - пояснил Маннергейм и опустился в кресло.
В отличие от уважаемого Густава Карловича я, дорогой читатель, вынужден поступить обратным образом: отнять несколько минут твоего драгоценного времени, чтобы дать несколько возможно и нудных, но крайне необходимых пояснений. Помните несколькими страницами ранее из уст Михаила Жехорского прозвучала фраза о том, что с 1 сентября 1939 года что-то пошло не так, не по шаблону ТОГО времени? Наиболее дотошным из вас тогда эта фраза показалась, наверное, несколько странной. Действительно, о каком шаблоне может идти речь, если чуть ли не с первых страниц этого повествования Россия, а следом и весь мир идут совершенно по иному пути? В защиту Жехорского скажу лишь одно: он имел в виду исключительно события, предшествующие в ТОЙ реальности началу Второй мировой войны. И тут, шаблон не шаблон, но определенное сходство присутствует. Первый тест-драйв новейшей германской военной машины (скорее, прототипа) Гитлер провел в марте 1936 года, введя войска в Рейнскую область. И там и тут (я имею в виду реальности) это сошло ему с рук, а по датам даже и совпало. Это добавило фюреру всех немцев уверенности, и в 1938 году (и тогда, и теперь) Австрия легла под колеса окрепшего германского монстра весьма и весьма комфортно. По расписанию наступил черед Чехословакии. Мюнхенский сговор повторился - а куда бы все, собственно, делись? А вот в части договора с СССР вышла неувязочка. Не мог в этой реальности Гитлер искать дружбы с государством, чьи войска оккупировали часть Германии (имеется в виду, конечно, Пруссия). И тогда хитрюга Риббентроп предложил ход конем. Германская делегация неожиданно прибыла в Хельсинки. Тогдашний президент Финляндии открыто симпатизировал Германии и охотно пошел на подписание торговых соглашений (Конституцией СССР такое не возбранялось). Впрочем, Москва не сильно-то и противилась: торговля дело выгодное. Так Гитлер, обезопасив себя от объявления войны со стороны сильных держав, в мгновение ока слопал Чехословакию. Маннергейм, сменивший на посту Президента Финляндии потерявшего доверие избирателей из-за связей с фашистами предшественника, договора с Германией денонсировать не стал - с чего бы, собственно? И вот теперь, в полном соответствии с буквой союзной Конституции, которая предусматривала объявление войны без согласования со странами членами Союза исключительно в случае прямой агрессии против самого Союза или государства, с которым имелось соглашение о взаимопомощи (причем тут Польша?), Президент Финляндии встал на защиту торгового партнера своей страны. Впрочем, никто ему за это особо пенять-то и не собирался. Торговля всяко выгоднее войны. Не секрет, что через финские порты с Германией успешно торгует весь Союз.
Демарш Маннергейма негодования кого-либо из членов Госсовета, прямо скажем, не вызвал, но неловкость возникла.
Слово поспешил взять председатель КИД (Государственный комитет по иностранным делам) Виноградов.
- Уважаемый Густав Карлович действительно поторопился со своим заявлением, - взглянув на насупившегося Маннергейма, сказал он. - Дело в том, что у Госсовета нет даже возможности рассматривать вопрос об оказании военной помощи Польше исключительно на основании озвученной Михаилом Макаровичем телеграммы.
Кто-то согласно кивнул, кто-то недопонял, и Виноградова попросили:
- Поясните!
- Охотно! - кивнул Павел Афанасьевич. - Кем подписана телеграмма? Премьер-министром Польши! Но он не является главой государства, и его подпись под подобным документом, увы, ничего не стоит.
- Постойте, постойте, - возразили Виноградову. Но разве в отсутствие президента по польским законам не премьер-министр исполняет функции главы государства?
- В этом вы правы, - согласился Виноградов. - Но в том-то и дело, что хотя президент Мостяцкий и находится под домашним арестом, он номинально все еще является главой государства. Представьте, сегодня мы примем... допустим, что примем, - поправился Виноградов, поймав возмущенный взгляд Маннергейма, - решение об оказании Польской республике военной помощи. А завтра Мостяцкий эту помощь официально отвергнет или, хуже того, подпишет акт о капитуляции.
- Второе вернее, - заметил Александрович, после чего в зале вновь воцарилось непродолжительное молчание, которое нарушил все тот же Виноградов.
- Таким образом, мы не можем обсуждать вопрос об оказании Польше военной помощи, но... - Виноградов лукаво блеснул глазами, - но мы вполне можем обсудить вопрос об оказании гуманитарной помощи польским беженцам, которые теперь тысячами скапливаются у наших западных границ.
- А что, разве наши границы все еще закрыты для пропуска польских беженцев? - удивился кто-то из членов Госсовета.
- В основном, да, - ответил, поднимаясь с места, начальник Генерального штаба СССР Абрамов. - Разрешите? - обратился он к Александровичу.
Абрамов вышел из-за стола, подошел к карте, взял в руку указку.
- В настоящее время на союзно-польской границе работают те же пропускные пункты, что и до начала германского вторжения. Работают в усиленном пропускном режиме.
- Но этого явно недостаточно!
Абрамов повернулся на голос.
- Безусловно, - согласился он. - По решению ГКО в спешном порядке создаются еще десять пропускных пунктов, а вблизи границы строятся несколько десятков фильтрационных лагерей, - Абрамов бросил взгляд на Сталина. Тот сидел, посасывая пустую трубку, и подтвердил его слова кивком головы. - И пункты и лагеря приступят к работе по мере готовности, то есть некоторые уже буквально завтра.
- Медленно это, - обладатель голоса был все еще недоволен. - А нельзя ли привлечь дополнительные людские ресурсы для ускорения строительства?
- Это решается, - кивнул Абрамов. - В основном за счет привлечения строителей из числа польских беженцев.
- Вот это правильно, - одобрил Александрович. - Как построят, так и зимовать будут! Это я про лагеря, - пояснил он собравшимся. - Потом обратился к терпеливо ожидавшему у карты Абрамову: - Продолжайте, Глеб Васильевич!
- Слушаюсь! Что касается границы Польши с Пруссией, то в настоящий момент пропуск беженцев там прекращен. Это вызвано тем, что германские войска уже повсеместно вышли к Прусскому валу.
- Я слышал, что по приказу командующего Западной группой войск граница для пропуска беженцев закрывалась при приближении германский войск на расстояние ближе чем два километра. Это соответствует действительности? - спросил представитель Белорусско-Литовской Федерации Ярослав Черский.
- Соответствует, - кивнул Абрамов.
- Имели место случаи, - не отводя взгляд от маршала продолжил Черский,- когда не успевших пересечь границу беженцев немцы расстреливали прямо возле наших укреплений.
Абрамов взгляда не отвел.
- Генштаб не располагает подобными сведениями, - ответил он. - Но даже если допустить, что подобное зверство имело место, то нашей вины тут нет.
- Как сказать, - покачал головой Черский, - как сказать... Закрой наши солдаты границу несколько позже, глядишь, и сохранили бы еще несколько жизней...
- А, глядишь, и со своими бы жизнями распрощались и допустили бы прорыв границы. Сколько тогда жизней было бы потеряно, об это вы не подумали?
- И все-таки я бы рискнул, - сказал Черский.
- К счастью, вы сидите здесь, а Западной группой войск командует генерал-лейтенант Жуков! - жестко ответил Абрамов. - И именно поэтому на всем протяжении польско-прусской границы не отмечено ни одного боестолкновения между союзными и германскими войсками!
Лицо Черского пошло пятнами, он попытался что-то сказать, но Александрович его остановил:
- Довольно! Бить своих чтобы чужие боялись - это не наш метод. И вы, Глеб Васильевич, тоже бросьте горячиться, вашего Жукова никто ни в чем не обвиняет. Обрисуйте-ка лучше обстановку на польском театре боевых действий.
- Слушаюсь! - Абрамов метнул последний недобрый взгляд в сторону Черского и вновь обратился к карте. - По последним данным Войско Польское держит оборону на линии Жешув - Люблин - Седльце - Ломжа. Отдельные польские части так же продолжают оказывать сопротивление в других частях страны.
- Как долго по вашим расчетам поляки смогут держать фронт? - спросил Александрович.
- Это зависит от многих факторов, - пожал плечами Абрамов. - От нескольких дней, до нескольких недель.
- Недель, даже не месяцев? - воскликнул Черский. - А что потом? Вы же опять не успеете пропустить всех беженцев через границу. Нет, я больше не буду спорить. Вовремя закрыть границу это ваша прерогатива. И все-таки я спрошу: а как же люди? Если на границе с Пруссией гибли единицы, то в этот раз могут погибнуть тысячи. Неужели ничего нельзя сделать для их спасения?
- Есть вариант! - твердо сказал Абрамов. - Генштаб предлагает создать временную буферную зону шириной пятьдесят километров от границы, для образования которой будет необходимо выдвинуть наши войска вглубь польской территории.
По залу прокатился шумок одобрения, и даже взгляд Черского, которым он одарил Абрамова, стал заметно теплее.
- Что необходимо для осуществления этого плана? - спросил Александрович. - Я имею в виду не военную, а политическую составляющую, - уточнил он.
- Я понял, - кивнул Абрамов. - Во-первых, - план должен получить поддержку Госсовета...
После этих слов взоры собравшихся сошли на Маннергейме. Финский маршал пожал плечами.
- Если план, предложенный начальником Генерального штаба, будет одобрен германской стороной, то со стороны Финляндии никаких возражений не последует.
- Верно, - поддержал Маннергейма Абрамов. - Во-вторых, план должен быть принят германской стороной.