Он достался мне от тети Нади. Вообще-то она не была моей настоящей теткой. Судьба свела
их с мамой в трагические дни эвакуации. И они - две юные девушки - поддерживали друг
друга в далеких морозных степях северного Казахстана. Там и родилась их дружба, не менее крепкая, чем кровное родство.
Когда я появилась на свет, у тети Нади еще не было собственных детей (ее первый сын родился на год позже), она отдала аметист маме - для меня. Тете Наде камень перешел от ее матери. В свое время, чтобы хоть как-то выжить, ее родители, как и сотни других "бывших" сдавали драгоценности в Торгсин (была такая хитрая организация, грабившая недограбленное).
В Торгсине принимали только драгоценные металлы - камни и прочую ерунду - жемчуг, эмали,
камеи - вынимали из окладов и возвращали владельцам. Так и мой аметист, лишенный золотых завитушек изящного кольца последней госпожи ***, благополучно пережил смутные времена революций и войн, чтобы на свое восемнадцатилетие я получила прекрасное украшение - за-ключенный в золото расходящихся лучей, он стал сердцем кулона-солнца. Я помню прикосно-вение изящной, специально подобранной цепочки; глубокое, прозрачное винно-розово-лиловое свечение сохранилось в глубине моих глаз. И я не смогла уберечь его.
Стасим 1
Почему они не разрешают приходить сюда? Это место - эта река - этот сверкающий поток разноцветных, переливающихся, отзывающихся на каждый солнечный лучик россыпью сверкающих брызг камней, - как оно притягивало ее! Вот и сегодня, пока бабушка Маняня
занята: разбирается и мирит Рыжку с Чапой, - она тихонечко улизнула и прибежала сюда. Она
не будет особенно долго задерживаться. Если ее станут искать и найдут здесь - не избежать взбучки и тяжелой оплеухи от Шипуна. И мама-Белянка не заступится. Она тоже не разрешает приходить сюда. Но почему? Здесь ведь так красиво!!! Вот этот зеленый, блестящий камушек
- он ближе всех к ней - как будто выпрыгивает и просит: "Ну, возьми же, погладь меня!" Она осторожно прикоснулась к скользящей, прохладной поверхности, откатила камушек в сторону. Огляделась, прислушалась - ничего не случилось! Осмелев, она потянулась чуть подальше
- вон те красные и желтые камни - интересно, какие они? Ей удалось выкатить из россыпи несколько разноцветных камней. На ощупь - такие же, как тот - зеленый, и тоже ни запаха, ни вкуса. Совсем осмелев, она, конечно, не только обнюхала, но и лизнула каждый из них.
Странно! Чего же так боятся взрослые?! Эти камешки как будто специально созданы, чтобы
ими играться: блестящие и веселые - их можно катать, собирать в маленькие разноцветные горки... Она должна привести сюда Чапу - он такой выдумщик! - обязательно придумает, как
еще можно поиграться, какую-нибудь интересную забаву! Она только достанет вот тот сирене-во-розовый камень. Камушки скользили и поворачивались. Она с трудом удерживала равнове-
сие и пару раз чуть не упала. Ну, вот, наконец! Она схватила сиренево-лиловое сияние. Лишенный света, камень терял свою манящую притягательность. Но она-то теперь знала, что там, на берегу, под яркими лучами солнца он вновь засверкает и заискрится. Только бы не упустить его на скользкой дороге обратно. Она крепче схватила камень, неловко повернулась... Приглушенно слышный хлопок заложил уши, ярким калейдоскопом завертелось перед глазами разноцветное сияние камней...
Стасим 2
Легкий ветерок шевелил прохладу ночи, студил кожу; но Лисса не чувствовала ни его
летучих прикосновений, ни своего обнаженного тела - в эти мгновения неуловимой зыбкости
между ночью и рассветом, когда весь окружающий мир замер в ожидании чуда наступающего дня, она была далеко-далеко...
В бесконечных просторах космоса парила ее душа, вслушиваясь в шелест звезд, любуясь узорами созвездий. Восхищенный трепет и восторг переполняли душу - еще немного - и ее сердце разорвется от сознания величия и красоты всеобъемлющей жизни!!!
- Когда-нибудь я не вернусь,- подумала она, привычно проверяя, как подчиняется покинутое несколько мгновений назад тело, закутываясь в теплый плащ. Лисса не боялась, что кто-то может подсмотреть, помешать ей. Вряд ли нашелся бы смельчак, дерзнувший нарушить уединение Храма и Святилища, да и широкий балкон-веранда ее покоев в белой пене камня высоко парил над слезой скатившегося к подножью вековых деревьев, светло-водного, бездонного в своей глубине озерца. Никто не мог и не смел потревожить ее здесь - одна из привилегий ее нового высокого сана. Она и прежде, когда это удавалось (а удавалось - ох, как редко!), позволяла себе эти несколько мгновений блаженного, всепоглощающего, вызывающего восторг и трепет единения с миром. Теперь же, свободная в своей воле распоряжаться не только собственной судьбой, она установила "час отдохновения": никто, ни под каким предлогом не смел тревожить Матрону Лиссу в этот зыбкий промежуток ночи-утра. Поэтому-то, наверно, таким резким и громким послышался Лиссе в невесомой тишине мягкий звук, как от рвущейся шелковой ткани, и почти беззвучный - чуткое тело уловило еле заметное колебание воздуха - хлопок. Что бы там, за ее спиной ни произошло, оно не несло опасности, скорее, наоборот, нуждалось в помощи. Еще несколько мгновений проверки и, не ослабляя сосредоточенного внимания, Лисса плавно обернулась. В предутренней зыбкости света тускло чернело на полу маленькое тельце. Зверек был жив, но сознание - Лиссе не удавалось соприкоснуться, дотянуться до сознания зверька. Она осторожно, бережно, в колыбели теплых ладоней, подняла зверька с пола. Толчки маленького сердца были чистыми и размеренными, шерстка шелковистой, ровной, никаких повреждений внутренних органов - зверек был цел и физически здоров. Но почему, что случилось с его сознанием? Скорее всего, кто-то или что-то испугало его. Свернутое калачиком тельце никак не хочет рассла-биться, под плотно зажмуренными веками беспорядочно движутся яблоки глаз. Лисса приняла спокойную позу, подчинила ритм своего сердца ударам испуганного сердечка.
Рассвет позолотил вершины далеких гор, пеленой тумана обернул остатки ночи и схоронил их в глубине дремлющего озерца. Эвит нерешительно замерла на пороге. Было время утренней беседы. Все самые важные, сложные проблемы обсуждались именно в эти ясные часы раннего утра. Потом уже решения и распоряжения передавались отсюда, из Главного Храма, в Храмы Лиссы во всех провинциях страны. Эвит - главная помощница - даже за то короткое время, что она занимала этот пост, привыкла видеть Лиссу сосредото-ченной и подтянутой, готовой к исполнению непростых обязанностей Главной Настоятель-ницы. То, что она увидела сегодня, удивило ее: едва прикрытая плащем, Матрона Лисса сидела в позе полного покоя, чуть склонив на бок голову, а у нее на коленях, свернувшись клубочком, сладко спал черный длиннохвостый зверек. Отвечая на удивленный взгляд Эвит, Матрона взглядом приказала помощнице подойти поближе и, продолжая безмолвный разговор, указала на зверька. Как ни осторожны были движения Эвит, зверек, видимо, что-то почувствовал. Медленно, неохотно, как будто потягиваясь, расправил свернутое калачиком тело, вытянув во всю длину увенчанные острыми коготками лапки. И мгновенно, открыв зажмуренные глаза, уселся на коленях непошевелившейся Лиссы. Раскосо поставленными глазами с вертикальными зрачками зверек какое-то время рассматривал лицо Матроны, ловя ее доброжелательный, успокаювающий взгляд. Наконец он облизнулся маленьким розовым язычком.
--
Позаботься о нем. Он, должно быть, голоден и хочет пить,- Лисса бережно передала зверька Эвит. Небольшой камушек со стуком скатился на пол с ее колен. Зверек с возмущен-ным шипением вырвался из рук помощницы, пребольно оцарапав ее, и ловким прыжком вернулся к Матроне. - Ну хорошо, хорошо, ты останешся со мной,- Лисса гладила вцепив-шегося в нее всеми четырьмя лапками зверька. - Он сильно тебя оцарапал, Эвит? Тебе нужна помощь?
--
Благодарю, вечная. Я уже почти справилась.- Кровоточащие царапины на глазах бледнели. Эвит, как и все служительницы Лиссы,обладала знанием врачевания. - Тогда передай мне камень. Боюсь, он не даст мне подняться, - зверек все еще цеплялся за плащ Лиссы, сковывая ее движения, - И принеси сюда воды - его обязательно надо напоить. Сидя на коленях у Лиссы, зверек, сначала осторожно, а потом все с большей жадностью, вылакал почти всю воду из маленькой мисочки, которую Матрона держала в руке. - Он явно успокоился, и чувствует себя гораздо лучше. Интересно, что это за камень? Откуда он у него? На полиро-ванной столешнице каплей пролившегося дорогого вина переливался небольшой, с фалангу мизинца, камень. Лисса внимательно смотрела на зверька, ласково почесывая шейку за маленькими настороженными ушками. Зверьку это нравилось, но понять, что от него хочет Лисса, он явно не мог или не хотел. Над всеми его чувствами (это уловила даже Эвит), преобладало отчетливое чувство голода. - Принеси побольше еды, попытаемся выяснить, что он любит,- Лисса продолжала гладить требовательно теребящего ее зверька.
Зверек с удовольствием поел мясо. От мисочки с овощами он, презрительно фыркнув, решительно отвернулся.
Матроне пора было привести себя в порядок и заняться обычными, повседневными делами, но зверек ни на миг не желал покинуть ее и всюду следовал за ней, иногда просто цепляясь своими острыми коготками за ее одежды. Так они и провели утро: Лисса - проверяя счета, отвечая на письма, обсуждая с Эвит, кого из юных послушниц можно допустить к обряду Снятия Покровов; зверек все время был рядом с ней - то дремал, свернувшись у нее на коленях, то грациозно прохаживался, обнюхивая каждый уголок, каждую незнакомую ему вещь, но при этом ни на минуту не выпуская Лиссу из поля внимания, и мгновенно возвра-щался к ней, стоило ему только заподозрить, что Матрона собирается покинуть комнату. Наконец Лисса нашла возможным вернуться к так заинтересовавшему ее камню. Эвит бережно развернула мягкую легкую ткань, в которую она завернула камень ранним утром, и они, не дотрагиваясь, рассматривали это неизвестно как появившееся здесь чудо. В ярком свете дня камень потерял винную глубину и грозную притягательность тайны, теперь его прозрачная ясность сияла волшебством нежных оттенков. Зверек, грациозно вспрыгнув на стол, легким пофыркиванием, как старого знакомого, приветствовал камень - казалось,будто он улыбается. Лисса еще не совсем хорошо умела разбираться в чувствах зверька и умная мордочка могла выражать все, что угодно, но зверек был, несомненно, рад видеть камень и тут же принялся играть с ним, перебрасывая - катая от одной лапки к другой. Не оставалось сомнений - камень попал сюда вместе со зверьком. Как и почему это случилось... Лиссе предстоит выяснить, а пока.... Она осторожно отобрала у зверька камень, завернула его в ткань. - Надо сшить маленький мешочек. Мы повесим его тебе на шею. Тебе ведь не хочется расставаться с камнем?!- Лисса погладила зверька, заглянула в раскосые глаза. - Будем считать, что ты согласен. Что-то случилось, Эвит? - обернулась она к поспешно идущей от двери помощнице. - Привратница передает, что какой-то мужчина просит аудиенции у Матроны Лиссы. Он средних лет, - продолжала Эвит, предупреждая вопросы Лиссы,- одет просто, но привратница думает, что он не из простых. Знает, что мужчинам надо договари-ваться об аудиенции зарание, но очень просит, и готов ждать.
- Аккуратно проводи его в комнату ожидания. Негоже мужчине стоять у наших ворот, даже если я его приму. Эвит вскоре вернулась. Ее суждениям Лисса доверяла больше, чем проницательности привратницы. - Он гораздо старше, чем хочет казаться, и, конечно, занимает очень важный пост. Рассердился, когда узнал, что придется ждать, но сумел хорошо скрыть свое раздражение, - в нескольких фразах Эвит передала свое впечатление от неожиданного посетителя. - Что ж, ему потребуется мобилизовать все свое терпение. Позаботься, чтобы у него было достаточно питья. Мне необходимо отдохнуть и подгото-виться к встрече. Я позову тебя, когда буду готова, - Матрона отпустила помощницу. Как только за Эвит плотно закрылась дверь, Лисса подошла к большому панно - мозаичный орнамент причудливых фигур покрывал всю стену. За одним из завитков то ли высоко взметнувшейся волны, то ли крыла неведомой птицы, скрывалось сложное смотровое устройство. Система специальных зеркал позволяла видеть того, кто находился в гостевой комнате. Лисса с пристальным любопытством рассматривала сидевшего в удобном кресле посетителя. Как и говорила Эвит - совсем немолод, умеет владеть собой: на властном лице не отражается и тени нетерпения, очень опытен - даже не притронулся к большому кубку с прекрасным вином, более того, отодвинул его подальше тыльной стороной руки. Еще что-то ускользнуло от внимания Эвит? Да - большой палец левой руки - там много лет он носил Перстень Достоинства - палец явно тоньше в этом месте, сегодня он пришел без него - не хочет быть узнанным. Матрона восстановила узор мозаики, устроилась в любимом кресле-качалке. Зверек уже привычно свернулся у нее на коленях. Лисса опустила руку на его маленькое теплое тельце. Ей нужно было спокойно обдумать ситуацию, найти правильное решение. Матрона Лисса несомненно знала этого Прокуратора, а кем еще мог быть властный мужчина, носящий Перстень Достоинства?, но она - Лисса - никогда не видела этого чело-века. Прошло еще слишком мало времени, как она стала Матроной Лиссой... Она снова увидела то, что должна будет упрятать глубоко-глубоко в недрах своей памяти: лицо своей Наставницы - лицо умирающей Матроны Лиссы, себя, под прикрытием глубокой ночи, на длинной веревке спускающей бездыханное тело с балюстрады балкона, слышала слабый всплеск озерной глади, поглотивший Матрону Лиссу. А сколько их было до этого? И сколько будет после нее? За несколько недель до смерти - она чувствовала ее приближение - Настав-ница успела посвятить ее - свою избранницу, свою главную помощницу - в священные тайны Храма Лиссы. И никто не заметил подмены, никто не усомнился в вечной молодости бессмертной Матроны Лиссы. Она приблизила к себе Эвит (послушницу, на которую обра-тила внимание, когда еще сама была Главной помощницей), ничего, как и советовала Настав-ница, не объясняя, и была уверена, что до Большого Совета, который приурочивался к сере-дине Года, у нее есть достаточно времени, чтобы увидеться, лично познакомиться с наиболее значительными и важными членами Совета. (Всю нужную информацию об этих людях она получила от Наставницы ). У нее было время, у нее было достаточно времени для этого. Перед каждым Большим Советом, раз в год, Настоятельница Главного Храма Лиссы - Матрона Лисса - посещала Храмы Лиссы во всех провинциях, и покураторы являлись выразить почтение ей, Храму. Во время этой поездки и намеревалась она соединить, сопоставить то, что успела рассказать ей Наставница, со своими личными впечатлениями. Но это посещение... Как следует поступить?..
Зверек пошевелился под рукой Лиссы. - Ты хочешь мне помочь? - Беззвучно спросила Лисса. - Меня зовут Шахорка, - голосок принадлежал юному существу, - Да, я девочка... - Откуда ты, что с тобой случилось?... Но тоненькая ниточка понимания оборвалась. Шахорка не хотела вспоминать, не хотела впускать Лиссу в свое прошлое. - Ты права, Шахорка, мы вместе примем посетителя. Он наверняка никогда не видел такого зверька, как ты. Ему придется, при всей его выдержке, на тебя отвлечься, я же получу несколько дополнительных минут - они очень важны, я сумею ими воспользоваться. Решение принято. Необходимо отдохнуть. Несколько минут сна не повредят ей. Шахорка растянулась в ногах спящей Лиссы - к этому большому существу, нисколько не похожему на ее оставшихся там, за блестящей рекой, родичей, она чувствовала доверие, рядом с ним было спокойно и удобно.
Глубокий, без сновидений сон, освежил Лиссу. Надо переодеться к приему. Со временем между нею и Эвит установится такая же связь, какая была у нее с Наставницей - они научатся понимать и чувствовать друг друга без слов, пока же... Не успели отзвучать последние нежные трели свистка-дудочки, как Эвит уже входила в комнату.
- Ты видела этого человека. Как, по-твоему, мне следует выглядеть? - Эвит была польщена и смущена вопросом Матроны Лиссы. Не так давно она стала Главной помощни-цей и прикрыла свое лицо Серебряной маской молчания (только оставаясь наедине с Матро-ной полагалось ей снимать ее), а так бы могла подтвердить все слухи о необыкновенной доброте и мудрости Матроны. Краска довольного румянца проступила на ее смуглом лице южанки. - Я думаю, что он неоднократно видел тебя, Прекрасная, в торжественной обста-новке. Здесь же, у себя в Храме, у себя в доме, ты вольна принять его просто, тем более, что он не хочет быть узнаным. - Я с удовольствием последую твоему совету, Эвит. Вот это розовое, прозрачное платье? Что ты думаешь? - Лисса лукаво улыбнулась. - Если он все еще мужчина, - похвала Матроны придала Эвит смелости, - ему будет непросто вспомнить, за чем он пришел.
Прокуратор Даквар должен был призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы заставить себя внешне спокойно провести эти несколько часов в комнате ожидания Главного Храма Лиссы. Внутри он весь кипел и горел. Если бы не крайняя необходимость - ноги бы его не было в доме этой ведьмы! Чтобы он, Даквар, искал поддержки у этих распутных девственниц!?! И впрямь настали тяжелые времена! Он боялся выпить хоть глоток из прекрасных кубков, которые Главная помощница Настоятельницы каждые полчаса меняла на деревянном столе перед ним. Об этой Лиссе и ее храмах ходило столько небылиц, что он -храбрый воин, опасался даже того, что сидит на простой деревянной скамье в полупустой комнате для посетителей. Но вот во второй раз приятный голос обращается к нему из-под Серебряной маски (Слава богам! Хоть голосок у нее ничего!): Матрона Лисса решила отступить от общих правил и готова принять его. - Ничего, он сумеет поставить на место эту... Даквар запретил себе даже в мыслях произносить это слово... Кто их знает, эти храмы...? Через пышные парадные покои, минуя Святилище (мужчинам вход туда был запрещен под страхом смерти), Серебряноликая помощница подвела прокуратора Даквара к высоким, инкрустированным ценными породами дерева дверям. - Вас ждут, - дотронулась пальцем до массивной створки. Раздалась тихая, нежная музыка. Он очутился в практически пустой светлой комнате, а двери за ним беззвучно закрылись. Легкое движение за спинкой высокого кресла заставило прокуратора схватиться за рукоять несуществующего кинжала - Проклятье! Он должен был оставить все оружие за стенами Храма! Женщина - шершавым языком он облизнул вдруг пересохшие губы - в чем-то розово-прозрачном с непонятной черной зверушкой на правой руке, вышла из-за кресла и знаком пригласила к двум стоящим у ограды балкона удобным скамьям. На негнущихся ногах (он старался не смотреть на колышушийся перед ним стан) прокуратор подошел вслед за женщиной к балюстраде, и устремив взгляд на открывающийся с балкона вид, уселся на скамью. Легкий ветерок с озера остудил его голову. Теперь он был готов посмотреть ей в лицо. Надо было что-то сказать - пауза затягивалась. Но пока он смог посмотреть только на ее черного зверька. Непроизволь-но Даквар удивленно присвистнул - первый раз в жизни он видел такое животное. Зазвучал выразительный, мелодичный голос - Тебя удивил мой зверек, прокуратрор? (- Она быстро узнала меня. Да я и не рассчитывал остаться инкогнито. Когда бы я рассказал, что привело меня сюда, она и так вспомнила бы мое имя) - Приветствую тебя, Матрона Лисса! Люди рассказывают о чудесах твоих храмов, но о таком зверьке мне еще не приходилось слышать. Да и внаших северных провинциях, насколько я знаю, таких не встретишь. (Ага, Шахорка, он с севера! И не отрицает, что прокуратор!)
- Мне лестно это слышать. Такого прославленного путешественника трудно чем-либо удивить. - Ты преувеличиваешь, Прекрасная. Я редко выбираюсь за пределы вверенной мне северо-восточной провинции. (- Так это Даквар! Браво!!) Косвенным зрением он видел, как женщина лукаво погрозила ему пальцем: "Твои слова противоречат твоим действиям. Можно ли спросить, что привело тебя в наш Храм, так далеко от прекрасных земель Уда?". Наконец прокуратор взглянул в лицо Матроны ( Как, о боги, она остается такой молодой и волнующе-прекрасной? Какие тайны хранят эти стены?) - Разреши мне, Вечная, выразить восхищение твоей красотой. Много раз видел я тебя в официальной обстановке, много слышал славословий в твой адрес, но сегодня ...- Ничего прекраснее тебя не видели мои глаза... - Твои комплименты, прокуратор, не заставят меня поверить, что ты проделал столь длинный путь, скрывая свое имя, для того только, что бы восхищаться моей красотой. Ведь вскоре я должна посетить храм в Уде, и ты мог бы высказать все это, не утруждая себя дорогой. - Я рад, что проделал этот путь и убедился, что твоя мудрость не уступает твоей красоте. Теперь, я уверен, найду в тебе понимающего собеседника (Боги, я думаю только о том, как затащить ее в постель!) - Мы не первый раз встречаемся с тобой, прокуратор, и жаль растраченных на комплименты минут. ( Интересно, как возникают желания плоти? И даже такой сильный человек, как Даквар, с трудом справляется с собой. А я в этой буре не могу уловить, понять цели его посещения. Только...) На мгновение Лисса окунулась в мощный ураган чувств прокуратора - трепет холодного огня заструился вдоль позвоночника, захлестнул бедра, яростным горячим пламенем затопил лоно, налились сладкой тяжестью груди, затрепетали ресницы, горячее дыхание толчками обожгло жадно раскрывшиеся губы... Шахорка жалобно пискнула - Лисса непроизвольно сильно сжала тельце зверька.
Голос Матроны, насмешливо-презрительный, помог Даквару вынырнуть из навождения плоти. - Я прервала важные занятия, ты тоже, я надеюсь, не бездельничаешь. Так что же привело тебя сюда, храбрый воин? (- Я еще проверю, какова ты в постели, ведьма!).
- Бессмертная, только крайняя необходимость заставила меня отправиться в неблизкий путь. И я надеюсь, что пожертвованиями на Храм Лиссы в Уде смогу хоть как-то возместить потерю твоего драгоценного времени - губы прокуратора растянулись в улыбке-оскале, обнажив крепкие, острые зубы. - Одна из его бабушек... Лисса усмехнулась про себя, - Ну конечно, его зубы! Темперамент бабки и зубы варвара! Браво, прокуратор!
- Храм Лиссы умеет ценить добро. Мы с радостью принимаем помощь друзей. Благодарю тебя от имени Лиссы. - Я льщу себя надеждой, что наши дружественные отношения будут продолжаться, уважаемая Матрона. Мне, народу Уда, нужна твоя помощь, помощь Лиссы. Поддержи нас на ближайшем Совете. Мы должны получить разрешение на использование новых источников энергии. - Позиция Храма в этом вопросе известна. И вряд ли могут возникнуть какие-либо обстоятельства, способные изменить нашу точку зрения. Тара обладает достаточным потенциалом. Новые, как вы их называете, источники энергии опасны. Последствия их использования непредсказуемы. - Я не могу не согласиться с мудрейшей Настоятельницей, что Тара процветающее государство. Но... есть и бедный, подверженный набегам варваров север - есть Уд! Я обязан думать о своей земле.
- Вы не можете, уважаемый прокуратор, получить разрешение только для одной провинции. Если разрешение будет дано, это развяжет руки всем. Вы не хуже меня - я уверена, что даже лучше - знакомы с расстановкой политических сил. Мы не можем допустить усиления определенных течений.
- Храм Лиссы, мне неприятно напоминать об этом, не пользуется, мягко говоря, симпатией у некоторых групп населения. Вы последний из сохранившихся до наших дней Старших Храмов. О вас рассказывают странные вещи. Есть места, и вы, я уверен, лучше меня осведомлены об этом, где почитатели Лиссы уже боятся открыто проявлять свои чувства. Вам нужны верные союзники. Я посетил Вас, Вечная, в надежде, что за оставшееся до Совета время вы сможете принять правильное решение. Я уважаю ваши чувства и прини-маю доводы. Мы понимаем, что Храм не может голосовать против своих убеждений. Не применяйте ваше право вето - это все, о чем просит вас Уд во имя нашей дружбы и взаимо-понимания. Прокуратор поднялся. Он был доволен, что ему удалось подавить внезапно овладевшие им чувства и сказать ровно столько и так, как он и предполагал, планируя время и место встречи с Настоятельницей Лиссы.
- Беседа с вами, прокуратор, как всегда, была содержательной. Тема, затронутая вами, как вы изволили заметить, является важной и для Храма. Здесь, как и во многих других областях, наши интересы пересекаются. При любых условиях мы посетим Храм в Уде - она даже не поднялась с места. Окутанная прозрачной дымкой одежды фигура, перламутрово переливаясь, растворялась на глазах. Последнее, что увидел прокуратор, когда его внимание отвлекла серебряноликая помощница, были изумрудно-зеленые с вертикальными палочками зрачков глаза странного зверька.
Только когда несколько крутых поворотов горной дороги окончательно скрыли очертания Храма (все храмы Лиссы отличались волнующей, задевающей какие-то внутрен-ние, глубинные чувства человека архитектурой - этот же, Главный Храм, даже его, закален-ного воина, приводил в смущение), прокуратор позволил себе перестать повторять в уме несколько фраз о том, как он доволен результатами переговоров. Чем больше миль отделяли его от Храма, тем спокойнее и увереннее чувствовал себя Даквар. Он, один из тех, кто счи-тал, что время Лиссы прошло, что Храм обладает несметными богатствами, ждущими нового, современного хозяина, к тому же не признавал, что женщины должны, могут обладать силой, богатством, влиянием. Да, ему было важно получить доступ к новым источникам энергии - в его провинции, в его бедных землях почти не было природных носителей энергии, но, уговаривая Лиссу не применять право вето, прокуратор преследовал и другую, далекую цель - Храм, отступившись от одного из своих широко и повсеместно декларируемых принципов, не сможет рассчитывать на безоглядную поддержку привержен-цев. Трещинка недоверия позволит им, ему, в конце концов свалить Храм, овладеть его сокровищами. Даквар на своем пути мужчины-победителя взял и, как объеденную виноград-ную гроздь, отшвырнул стольких женщин, - то, что произошло с ним в Храме, понимание, что эта женщина не уступает, а, может быть, в чем-то и превосходит его, что она, скорее всего, почувствовала овладевшее им влечение, если сама и не вызвала его, что она про себя смеялась над ним, приводило его в бешенство. Он и горячил, и подгонял своего прекрасного коня, и привычным жестом хватался за возвращенное ему оружие, не находя выхода, не зная как выразить, как понять накатившие на него незнакомые, непривычные, унижающие его чувства. - Мы еще встретимся. Ты права, ведьма, при любых условиях мы встретимся...
Лисса "сопровождала" прокуратора, пока это было возможно. Но расстояние увеличи-
валось, а Даквар продолжал и продолжал вспоминать слова их беседы, не позволяя себе
проявить хоть какие-то чувства. На пределе своих возможностей, когда прокуратор, вероятно, решил, что достаточно удалился от Храма, Лисса уловила раздражение, мстительную злобу... и это все... Матрона без сил опустилась на скамью. Голова раскалывалась. Визит оставил тяже-
лое, странно волнующее, неприятное ощущение. Шахорка, как будто чувствуя и понимая ее состояние, свернулась на подушке, положив мордочку на грудь Лиссы. "Сейчас не время, отдохни, отдохни", - тихонько успокаивала она. И вправду, назначенный на сегодня обряд Снятия покровов, главная роль в котором отводилась Настоятельнице Лиссе, требовал от нее огромного сосредоточения всех сил. Лисса не могла себе позволить даже задуматься, правиль-
но ли она поступила, приняв сегодня прокуратора. В том, что говорил этот мало симпатичный человек, к сожалению, было много правды. И даже сегодняшний обряд подтвердит все возрастающие трудности, с которыми сталкивается Храм, наглядно покажет уменьшение его влияния и популярности. Когда-то считалось очень почетным, чтобы девочка воспитывалась в Храме Лиссы. Наиболее родовитые и богатые семьи соперничали друг с другом за право отдать дочь на обучение к Лиссе. Подарки и пожертвования щедрой рекой наполняли бездонные подвалы Главного Храма. Настоятельницы тщательно и придирчиво отбирали девочек - не важно, что большая часть из них отсеется - немногим выпадет честь стать служительницами Лиссы: смышленные, умные девушки, получившие прекрасное образование и воспитание,
только поддержат авторитет и влияние Храма. Незаметно для себя, убаюканная ласковым
теплом зверька, Матрона уснула. В мягком свете незнакомого солнца к ней шла ее Наставница,
ее Матрона Лисса, окруженная зверьками, похожими на Шахорку. Они были разными, эти зверьки, не похожими друг на друга ни окрасом, ни размерами, ни выражением умных глаз,
но сразу становилось ясно, что это существа одной крови, одной породы. Лицо Наставницы Лиссы было мило-задумчивым, взгляд - печальным. Лисса не помнила ее такой - обременен-
ная множеством забот и обязанностей Наставница, видимо, не могла себе позволить роскошь праздных мечтаний. Лиссе хотелось заговорить с ней, посоветоваться, но Наставница, увлека-
емая зверьками к реке искрящихся драгоценных камней, прошла мимо, не заметив ее. След из гаснущих разноцветных искорок еще некоторое время отмечал в благоуханной пустоте ее путь.
- Ах ты, зверюшка, - Лисса ласково погладила Шахорку, - Мы немного помешали друг другу. В следующий раз не убаюкивай меня, милая! - Зверек внимательно посмотрел в глаза Насто-ятельнице и, как бы соглашаясь, быстро лизнул ее остреньким розовым язычком. - Вот и прекрасно. А теперь, посиди в сторонке, - Эвит пришла приготовить меня к Обряду.
Матрона до мельчайших подробностей знала этот один из самых тайных и загадочных обрядов Лиссы, ни раз принимала в нем участие. Но сегодня она в первый раз была главным действующим лицом - вершительницей судеб - Настоятельницей Лиссой! И хоть она, посвя-щенная во все мельчайшие детали, заранее знала, чем и как окончится обряд, предвкушение тайны, волнение неизвестности будоражили и ее кровь. Эвит начала обряд приготовления. Необходимо было добиться точного сходства со скульптурным портретом Лиссы, установ-ленным в святилище каждого Храма. Священное действо - натирала ли она тело Лиссы золотым песком, обвязывала ли вокруг бедер специальный, расшитый заклинаниями пояс - Эвит сопровождала обрядовыми песнопениями. Старшие служительницы Лиссы, готовив-шие в это время святилище, внутренним слухом слышали мелодии, выпеваемые Эвит, и точно знали, насколько Настоятельница подготовлена к обряду и что им самим необходимо делать. На определенном этапе, когда на Матрону набрасывалось Белое покрывало, символи-зирующее бесконечное начало мироздания, Старшие служительницы начинали петь, присо-единяя свои голоса к мелодии Эвит. Архитектура Храма, Святилища, создавала ни с чем не сравнимый резонансный эффект - негромкие нежные мелодии выплескивались за пределы Святилища, затопляли все здание, заставляли дрожать стены, сотрясали сам воздух вокруг Храма. Тот, кто однажды случайно (в отличии от остальных многочисленных обрядов - этот старались не разглашать), оказывался недалеко от Храма во время пения мелодий "Покрова", всю оставшуюся жизнь вспоминал и со смешанным чувством восхищения-ужаса рассказы-вал, как сочившаяся из Храма нежная мелодия окутала здание светящейся пульсирующей пеленой и медленно и плавно, в такт прекрасной музыке, Храм поднялся и завис над землей. Подобные рассказы, разукрашенные многочисленными фантастическими подробностями, только подливали масла в огонь многочисленных суеверий и предубеждений, связанных с Храмом Лиссы. Не только и не столько знания и умения, которыми обладали служительницы Лиссы - покровительницы женщин - женского плодоносящего начала, вызывали пересуды и темные толки, сколько огромные, веками преумножаемые богатства. И сам внешний вид служительниц Лиссы был необычен. Все они - девственницы, вне зависимости от возраста, обладали прекрасными молодыми телами и в любую погоду их одежда состояла из изящных шаравар-юбки, поддерживаемых широкой, украшенной орнаментом - священной фразой - перевязью. Перевязь, прикрывая середину спины, проходила в ложбинке между грудями, открывая правую грудь. Точно так же, как и у самой Лиссы, у каждой служительницы не было наружной половины правой груди. В отличии от увенчанной цветком соска прекрасной сферы левой груди, правая обрывалась посредине, как будто рассеченая острым лезвием. Это-то отличие - уродство повторяющееся из поколения в поколение у всех, без исключени, служительниц Лиссы вызывало многочисленные недоумения и слухи. Вот во время этого обряда "Снятие Покровов" и предстояло выяснить, кто из принятых десять лет назад девушек может остаться в Храме, продолжать дальнейшее обучение, стать служительницей Лиссы, у кого из них правая грудь имеет правильную форму - обрубленной с наружной стороны полусферы. С первого дня пребывания в Храме девочкам не полагалось самим мыться и одеваться. Хранительницы Покровов - самые привилегированные служительницы (они входили в Круг Лиссы) - следили за их одеждой и развитием. Хранительница Покровов опекала сразу нескольких маленьких девочек: мыла каждую из них в отдельном помещении, следила, что бы подрастающая ученица-послушница была одета в соответствующие одежды. Специальным образом скроенные и сшитые лифы деформировали правую грудь развиваю-щихся девочек. И у отобранных заранее - еще на первых проверках - учениц к великому, к главному дню - дню обряда - формировалась "грудь Лиссы". Первый раз во время ритуаль-ного танца девочкам, теперь уже девушкам, предстояло раздеться, обнажиться перед сверст-ницами, перед Матроной! Перед самой Лиссой!!! Сколько бы ни прошло времени, как бы ни сложилась их дальнейшая жизнь, каждая из прошедших через Обряд девушек навсегда сохранила в глубинах души, памяти то захватывающе-прекрасное чувство единения с тайной, то прерывающее дыхание волнение предчувствий, надежд, то холодящее кончики пальцев ожидание осуществления мечты, те стыд и смущение при виде обнаженных подруг, от сознания собственной наготы.
Мелодия, переливаясь, разливалась по всему Храму, тихая и нежная. Непонятно как и почему стены Святилища начинали светиться неярким молочно-теплым светом, истончаясь и растворяясь в кромешной темноте, сотрясаемой глухими ударами девичьих сердец. Белое покрывало Лиссы (она стояла на помосте в том месте, где обычно располагалась мраморно-телесная скульптура) светилось изнутри, привлекая и притягивая взгляды. Свет и мелодия, поддерживая и дополняя друг друга, усиливаясь и расширяясь, захватывали девушек, втяги-вали их в ритуальный танец. Вот Лисса плавным движением сбросила окутывающее ее белое покрывало, и, как завороженные, повторяя ее движения, девушки сняли с себя верхние пелерины. Возрастала сила звука - нежная мелодия становилась все более вызывающе-волнующей; на грани терпимого, давление света, беспощадно бьющего со всех сторон, наэлектризовывало и без того готовое вот-вот взорваться пространство. Девушки, не отдавая себе отчета, повторяли жесты и движения Лиссы, бесстыдно сбрасывая одежды, гладя и обнимая друг друга. И вдруг, достигнув мощного крещендо неутоленной страсти, музыка оборвалась - совершенно нагая, теплым золотом переливающаяся фигура Лиссы застыла перед медленно приходящими в себя девушками. Все видели всех, каждая могла увидеть себя в глазах подруг, каждая могла ощупать, а потом или стыдливо прикрыть или гордо выставить на всеобщее обозрение свои груди. В эти мгновения всеобщего замешательства и прозрения Лисса исчезала, и Хранительницы Покрова уводили девушек через разные двери Святилища. В эти мгновения навсегда определялась их судьба - их пути, разойдясь здесь, никогда уже не пересекутся. Эвит смывала с Лиссы золотую краску, мягкой рукавичкой растирала чуть продрогшее тело. Шахорка пыталась лапкой выловить золотые песчинки, россыпью блестящие в потоке текущей с Лиссы воды. Шахорка не любила воду, но не могла удержаться - все яркое, блестящее привлекало ее.
- Что ты думаешь, Эвит...- Умасленная драгоценными маслами, обернутая мягкими теплыми тканями, Лисса могла не продолжать вопрос - еще немного, и они с Эвит, как она когда-то с Наставницей, смогут понимать друг друга без слов. - Нам все труднее и труднее набирать девочек. Родители не хотят отдавать дочерей на обучение в Храм. Надеюсь, что те, кого мы отобрали сегодня, смогут достойно исполнять обязанности служительниц Лиссы, - неспрятанное под серебряной маской, лицо Эвит было печальным. - Ты устала не меньше меня. Займи одну из озерных комнат. Тебе надо восстановить силы.- Лисса перекинула теплую многоцветную радугу любви и благодарности от своего сердца к доверчиво раскрытому ей навстречу сердцу помощницы.
Подернутая бризом гладь озера, складками блестящего шелка преломляла свет крупных тяжелых звезд, ломала их выверенный временем орнамент. Озеро топило в своих бездонных глубинах черноту ночи, и гордая луна, полноправной владычицей поднявшаяся над грядой далеких гор, посеребрив и высветив до малейшего листика долину, огромной лампой повисла в необъятном пространстве ночи. Свежие ароматы леса смешивались с тяжелыми, тягучими запахами ночных цветов, со своеобразным, наполненным силой запахом испарений озера. Лисса вышла на середину комнаты-балкона. Облитое лунным светом тело впитывало - отзывалось, двигалось в такт малейшим изменениям в соотношении запахов, дуновений легкого ветерка, флюидов света - Лисса танцевала. Колдовство ночи, сила луны омывали, освежали каждую клеточку ее усталого тела. Радость, свободная, ничем не сдерживаемая радость трепетала в каждой жилке. Тело стало невесомым, невесомо-боль-шим - вот ее голова поднялась над крышей Храма, еще немного, и ее распахнутые руки коснутся окружающих озеро гор, достанут до сияющего шара луны...Серебристым эхом разнесся по долинам ликующий смех Лиссы... Черной бархатной лентой обвила Шахорка ее щиколотки. - В следующий раз, зверушка, я постараюсь взять тебя с собой. Мне почему-то кажется, что тебе должно понравиться, - Лисса завернула в теплое покрывало Шахорку, накинула на себя мягкую, струящуюся ткань. Наставница всегда говорила, что она лунная девушка, что каким-то мистическим образом она связанна с луной - только сама не могла как следует разобраться в этом и объяснить ей.
Как бы то ни было, Лисса усмехнулась, ощущая свое сильное, налитое бодростью тело, будто бы не было этого утомительного дня: этого разговора-поединка с прокуратором, обряда Снятия Покровов. Она вряд ли сейчас сможет найти и понять причины, связывающие ее с луной, может быть, потом, когда у нее будет побольше опыта, главное, что она полна сил, желаний, что перед ней жизнь, судьба, в которой она хочет и может быть не игрушкой, не простой девочкой с бедного севера.
Она была самой младшей из семи сестер. В те времена за счастье, за удачу почита-лось отдать дочку в служение Лиссе. И каждый год, одна за другой девочек приводили на испытания в Храм. Но только самая первая, самая старшая из сестер сумела пройти все проверки, и о ней, о ее судьбе с восторгом и гордостью говорили не только в семье, - она была гордостью всей округи. Да, в те времена это было именно так! Но и Алейт не стала служительницей Лиссы. По истечению десяти лет обучения она вернулась в родной дом. Лисса была еще мала, едва три года, и совсем не помнила, как это было, но ощущение, но чувство, что произошло что-то нехорошее, может быть, даже стыдное, до сих пор тонким осадком хранилось в глубинах ее памяти. Алейт отличалась от своих сверстниц: ее внешний вид, ее поведение, а, главное - ее знания, ее чувства были настолько другими, настолько непривычными, чужими. Милое, грустное лицо Алейт видела Лисса внутренним зрением. Столько лет... Как сложилась ее судьба? Стыдно, стыдно... Ни разу не задумалась. Ни разу не поинтересовалась - Лисса вынырнула из потока воспоминаний. В этот раз, когда она будет на севере, надо навести справки... Алейт, Алейт - прекрасная, добрая, умная - не с кем было ей подружиться, не с кем поговорить. Маленькая Лисса стала ее единственной подруж-кой, ее ученицей, ее наперстницей. Это ей обязана Лисса своим теперешним положением, своей судьбой. Это Алейт пробудила в ней стремление служить Лиссе, желание попасть на обучение в Храм. Ее рассказы, ее пример разжигали воображение маленькой девочки, будили чувства незнакомые, необычные в среде захолустного северного поселка. Алейт под-держивала ее, когда девочка просила, умоляла родителей разрешить ей пройти испытания в Храме. Ведь после того, как никто из дочерей не был принят на обучение, а, главное, после возвращения Алейт, которое было воспринято как унижение для всей семьи, родители не хотели позориться, вызывать дополнительные насмешки. Но она вместе с Алейт смогла настоять, смогла уговорить... И родители, в конце концов, сдались: А вдруг на самом деле Алейт смогла хорошо подготовить малышку? Если та пройдет испытание, на один рот, на одну заботу станет меньше в семье, а Алейт - соседи поймут - не зря провела время в Храме - умеет учить и сможет обучать маленьких девочек. Чем не занятие для никому не нужной вековухи, ведь кто здесь захочет взять в жены девушку, прошедшую школу Лиссы?... Родители привели девочку в Храм. Легко и радостно - все, что говорила Алейт, все, чему она учила, было здесь, рядом, только переступи порог - прошла она все испытания. Да, радостно, с огромным желанием - ведь осуществлялись ее с Алейт мечты, - училась, преодолевала все трудности эта угловатая, провинциальная девочка. Это и было ее основным, главным отличием и преимуществом - там, где другие отступали, опускали руки, ломались, она только еще задорнее улыбалась, еще надменне поднимала как-то по-особому гордо постав-ленную голову. Она твердо знала, чего хочет, знала, что преодолеет все преграды, и начинала понимать - ей казалось, что поняла, как добиться своей цели. Годы учения, самоограниче-ний, годы тяжелой работы со своей душей, своим телом... - она и не мечтала, что окажется единственной обладательницей тайн Храма, и вот, она здесь - Матрона Лисса! Вся тяжесть непростых проблем: ответственность за судьбы служительниц, забота о преумножении сокровищ, о поддержании престижа Лиссы, ее влияния и значения легла на ее плечи, требует ее внимания, ее мудрого суждения, ее верных поступков и действий. Хватит ли у нее знаний, достанет ли сил?! Как высоко поднялась ты, девочка...Твое ли это место?... С кем посовету-ешься, кто поможет тебе?... Лисса перегнулась через балюстраду. Она слишком много знала, чтобы во многое верить... Там, в глубинах священного озера, под толщей пульсирую-щей воды покоится то, что было ее наставницей, наставницей ее наставницы... Придет время, Лисса опустит и ее отслужившее свой век тело в тайную усыпальницу Матрон. Так неужели они, те, кто создавал, кто укреплял, кто вел Храм долгой дорогой противостояний и интриг, те, кто посвятили свои жизни возвышению Храма, так далеки? Неужели их не инте-ресует, не волнует судьба их детища, неужели никто не услышит ее, не захочет помочь?... Умение понимать озеро, черпать силы в его бездонной мощи - этому научила ее Наставница перед уходом. Лисса освободила свою душу, свой мозг, призывно простерла руки над подни-мающимися, невидимыми неподготовленному глазу, испарениями озера. Тысячи мелких острых иголочек впились в ее раскрытые ладони - маленькие юркие хищные рыбки терзали ее неуспевшее остыть тело, боль прозрения и понимания пронзила, наполнила душу, огнен-ными письменами запылали-зазвучали в мозгу слова: "Ты получишь поддержку, Ты полу-чишь силу. Интересы Храма превыше всего. Ты должна выстоять. Бессмертная Лисса не оставит тебя..."
Эвит осторожно приоткрыла дверь. Час отдохновения давно прошел, а всегда такая пунктуальная, Матрона не призывала ее. Эвит нарушала правила. Какое наказание после-дует? Может быть, ее даже лишат жизни? - Никто никогда в Храме, насколько она знала, не нарушал строгих правил и субординации, но она - главная помощница, и одна из ее обязан-ностей - заботиться о безопасности и удобствах Настоятельницы. Она докажет свою правоту в Кругу Лиссы.
В комнате было тихо. Нет, нет, не напряженная, полная опасности или горя тишина, - просто ясное утро покоило под своим крылом сладко спящую комнату. На одном дыхании, одним движением подлетела Эвит к распростертой у балюстрады балкона Лиссе. Круто выгнув спину, высоко подняв палочку хвоста, встала у нее на пути вся ощетинившаяся Шахорка - Никто не смеет приблизиться к Матроне! А уж дотронуться?! - Оскал острых зубов недвусмысленно предупреждал: "Я на страже!!!" - Я друг, друг, - пыталась Эвит пробиться к сознанию зверька. Но тщетно - Шахорка была готова до последнего защищать Лиссу. Она никак не реагировала на настойчивые просьбы Эвит успокоиться, подпустить ее к Матроне. Но Лисса услышала свою помощницу - медленно, с трудом подняла она руки, осторожно ощупала свое лицо, грудь; села, широко открыла затуманенные далью глаза. Шахорка радостно лизнула ее руку, попыталась подпрыгнуть и шершавым язычком дотро-нуться до бледного, мраморного лица. Взгляд Лиссы прояснился. Она взяла зверька на руки, нежно прижала к себе. - Спасибо вам. Спасибо, Эвит. Со мной все в порядке. Я хорошо себя чувствую. - Эвит недоверчиво смотрела на покрытое испариной, как бы оттаивающее лицо Матроны. - Сегодня начнем подготовку к Большому Совету. Резко поднявшаяся на ноги, Лисса покачнулась. Эвит успела подхватить ее, помогла устроиться в удобном кресле. - Я совершенно здорова, не смотри на меня так. По дороге в столицу мы, как всегда, посетим Храмы в провинциях. Я хочу прежде всего отправиться к матроне Альвизе. Ты проверила, Камень Шахорки готов? Мы берем ее с собой и она должна быть со своим Камнем! Поторопи мастериц. Склонившись в поклоне, Эвит попятилась к двери. Лисса говорила своим обычным звучным уверенным голосом: "Да, приготвь мне еду. Благодарю тебя". Эвит, приладив серебряную маску, покинула комнату. Ей не полагалось расспрашивать, хотя ничего или почти ничего не ускользало от зоркого взгляда Главной помощницы, ей полага-лось разумно и быстро выполнять приказы - пожелания Настоятельницы.
Пока Эвит будет готовить ей еду (Лисса была уверена, что именно этим в первую очередь займется помощница), Матроне хотелось понять, припомнить, что произошло в те, как ей казалось, краткие мгновения общения, единения с озером, с живой душой Лиссы. Она получила мощный заряд поддержки и силы. Признанная предшественницами, она чувство-вала не только огромную ответственность, но и осознавала, что в силах принять решения, направленные на укрепление и процветание Храма. Эвит принесла еду. Только Главная помощница имела право видеть Настоятельницу без парадных, торжественных одежд, без символов власти. Поэтому-то вся работа, все заботы по повседневному обслуживанию Матроны составляли неотъемлемую часть обязанностей Эвит. Лисса еще очень хорошо помнила себя, свои дни и ночи, до отказа заполненные этими непростыми многочисленными обязанностями, и старалась по возможности поменьше загружать помощницу личными просьбами. И теперь, когда Матрона быстро востанавливала силы (еда была легкая, но очень питательная - Храм славился своей кухней, своими поварихами: несложные блюда из натуральных продуктов, диеты, создаваемые для каждого желающего, с учетом его физических особенностей, болезней, пристрастий являлись основой, началом любого лечения, которое с успехом проводили служительницы Лиссы), они с Эвит начали обсуждать план поездки на Большой Совет. Простое, на первый взгляд, путешествие требовало тщательной и всесторонней подготовки. Во-первых, Главный Храм должен продолжать функционировать и в отсутствие Лиссы; далее - Матроны не будет в процессии, которая отправится в столицу, она присоединится к ней только в одной из провинций. Им с Эвит предстоит вместе обдумать, как сохранить это в тайне. И еще, Лиссе надо будет придумать, как взять с собой Шахорку. Ведь вряд ли та согласится путешествовать без Матроны. Да, им предстояло о многом подумать, многое предусмотреть.
На следующий день принесли Камень Шахорки. Мастерицы оплели его рамкой кожа-
ных ремешков и прикрепили эту "лодочку" к черному бархатному ошейнику. - Очень красиво. Передай мастерицам мою благодарность, - Лисса и Эвит любовались изящной вещицей.
Шахорка пристроилась между ними, с любопытством поглядывая то на Камень, преображен-
ный объединением с мягкой нежной кожей - яркий блеск сменился на теплое свечение зари,
то на лица женщин: что их так заинтересовало? Лисса осторожно закрепила бархатку на шее Шахорки. Черный бархат утопал и сливался в черноте блестящей шерстки и только плетенка светлой кожи с винной ягодой камня ярким пятном выделялась на груди зверька. Шахорка недовольно покрутила шеей, лапками попыталась сорвать с себя бархатку. Довольно быстро Лиссе удалось успокоить ее, и, продолжая поглаживать шелковую шерстку зверька, она поделилась с Эвит своими опасениями: как будут реагировать наши коридоры на Камень,
на Шахорку? Я ведь должна буду взять их с собой. Эвит не успела произнести вертящиеся на языке слова, что зверек мог бы остаться в Храме, или поехать с ней, что нет необходимости подвергать одну из тщательно охраняемых тайн ненужным испытаниям с непредвиденными последствиями... -Нет, нет, ты не права,- Лисса без труда читала ее мысли, - в моих встречах, переговорах мне очень и очень пригодятся и Шахорка и Камень. Я не могу оставить их здесь
или отправить с тобой. Да и Шахорка не согласится. - Матрона свела к шутке очень важную и совсем не простую проблему. Храмы, где бы они ни находились, были связаны между собой коридорами-пространственными туннелями, позволяющими Лиссе, Настоятельнице Главного Храма, мгновенно перемещаться из одного храма в другой. Только облаченная всей полнотой власти и владеющая всеми нужными навыками Матрона могла безбоязненно пользоваться коридорами. Существовало несколько преданий о попытках воспользоваться тайными ходами, которые воспринимались скорее как сказки; и ужасающие подробности того, что стало с самозванками, могли отвадить любое самое храброе сердце от попытки только поискать эти коридоры. Поскольку ни Лисса, и уж тем более ни Эвит, которой, возможно, только предстоит
в будущем узнать все секреты Храма, не знали, чтобы когда-нибудь кто-то кроме Лиссы проходил коридор, понятны были их опасения и сомнения. - Можешь вернуться к своим обязанностям, - отпустила Матрона Эвит, - и не забудь поблагодарить мастериц. - А ты посиди, пожалуйста, спокойно, пока я буду занята. И не мешай мне, ладно?- Лисса устроила Шахорку среди мягких, светло-нежных тканей ложа.- Веди себя хорошо. Это очень важно, то, чем я хочу заняться.- Матрона сосредоточилась на имени и лице, мысленно унеслась к ним - лицу и
имени. Где-то на краю сознания, далеко-далеко зацепила, крепко сжала имя, и осторожно,
боясь упустить, перебирая его буквочка за буквочкой, звук за звуком, добралась до сопротив-ляющегося сознания, до сжавшегося в импульсивном страхе тела. Наконец настоятельница Альвизе - маленькая, худенькая в своих богатых, покрытых прекрасной вышивкой одеждах,
со старческим под маской красок и притираний лицом - колеблющееся прозрачное видение склонилось перед Лиссой в глубоком поклоне. - Благодарю тебя, уважаемая, - Лисса знала,
что там, в Храме Тааха, Альвизе слышит ее с небольшим опозданием, - Я уверена, что ты заметила и поняла разницу в личностных энергиях. Я уверена, что нам не следует опасться
друг друга, мудрая Альвизе. Мне необходим твой совет и помощь. - Видение распрямилось.
На Лиссу смотрели мудрые, переполненные годами жизни глаза. Она ведь не намного моложе моей Наставницы, - отметила Лисса (впервые она так близко видела настоятельницу) - другие гораздо моложе и вряд ли почувствуют разницу. - Альвизе молчала. - Я хочу начать посещение храмов перед Большим Советом с Храма в Таахе, со встречи с тобой, Альвизе - старейшей и мудрейшей из настоятельниц Лиссы, - Призрачная Альвизе склонила голову. - Захочет ли
она принять мою лесть, или мне придется начинать с замены настоятельницы самого сильного Храма? Мне бы этого очень не хотелось. - Настоятельница Альвизе в своем храме в Таахе
успела принять и осознать произошедшие изменения, и сделала свой выбор - Я рада, Бес-смертная Лисса, что за советом ты обратилась ко мне. Надеюсь, мы не разочаруемся друг в
друге, - Альвизе твердо посмотрела в глаза Матроне. Она хотела жить, чувствовала, что ее
время еще не пришло, и знала, что только признав Бессмертную Лиссу, она сможет сохранить жизнь и независимость на своем высоком посту; другая возможность - добровольно уйти, не дожидаясь, пока исполнят повеление Матроны, нет - об этом она даже и не думала.
- Еще раз благодарю тебя, мудрая Альвизе. Ты знаешь, что я умею ценить преданность и награждаю верных. Но сейчас я озабочена тем, как попасть в твой Храм в Таахе. На бесстраст-ном лице видения проступило изумление. - В этот раз я должна взять с собой небольшое животное и камень. Это совершенно необходимо, - быстро добавила Лисса, уловив неодобри-тельный, предостерегающий знак Альвизе. - Подумай об этом. Мы поговорим с тобой через
пару дней. - Бессмертная Лисса...- видение, с каждой минутой становившееся все прозрачнее
и бледнее, судорожно колебнулось последний раз и расстаяло, оставив тонкий запах увядшей
настурции.
Лисса почти ползком добралась до постели. Как хорошо, что Шахорка была рядом!-
Маленькое тельце прильнуло к обессиленной Матроне - живительное тепло светлым потоком перетекало к безрассудно растратившей силы Лиссе. - Я еще слишком слаба и у меня мало опыта. Необходимо предоставить Эвит работать самостоятельно - она прекрасно со всем справляется, а самой сосредоточиться на упражнениях и тренировках. В моем теперешнем состоянии даже инспектировать Храмы Лиссы мне нельзя доверить, а уж участвовать в
Большом Совете... К Лиссе возвращались силы, ясными становились мысли: четкий план занятий, продуманная диета и распорядок дня - она хорошо подготовиться! Это нужно не
только ей, это нужно Храму!!! Несколько дней она не будет думать ни о ситуации, в которой находится Храм, ни о визите прокуратора, ни о Большом Совете. Как когда-то давно в детстве,
в молодости - только тренировки, только упражнения; хорошо припомнить, чему учила ее Наставница, как объясняла принципы работы и управления дальней связью, проанализировать, почему так много сил ушло у нее на первый разговор с Альвизе. Шахорка, как будто понимая что-то, старалась не мешать, даже не жаловалась на бархатку-ошейник, а, может быть, привык-ла? Эвит помогала своим отсутствием - вовремя и незаметно появляющимися и исчезающими блюдами, свежей одеждой, тишиной и покоем, окутавшим эту часть Храма. В этот раз Альвизе достаточно быстро и охотно отозвалась на призыв Лиссы. То ли потому, что Лисса хорошо подготовилась, то ли потому, что Альвизе не сопротивлялась ментальному вызову, изображ-
ение ее было четким, плотным, почти осязаемым. Да и голос Альвизе, когда она ответила на приветствие Лиссы обычным приветствием Настоятельниц, был звучным, ясным, как будто
она сама явилась на зов Матроны.
- Был всего один случай, когда вместе с Матроной прошел коридорами еще один человек. Так, во всяком случае, утверждают тайные записи, а мне пришлось хорошенько в них порыться. Как и почему это было сделано, мне выяснить не удалось - записи уничто-жены. В хранящемся у меня в Храме Списке Тааха отсутствует несколько страниц. Только Вечной Лиссе известны все тайны Храма, только ей одной дано пользоваться коридорами.
- Благодарю тебя, о мудрая. Ты проделала большую работу. Я ценю твои усилия. Как только мы будем готовы, я появлюсь у тебя. Предупреждения не будет! Жди! - Лисса была довольна собой: вызов и разговор с Альвизе совсем не утомили ее; она точно, не задумыва-ясь, следовала инструкциям, и это радовало больше всего, вселяло уверенность, что навыки закрепились надежно, и в любой нужный момент она сможет их использовать. Меньше, сказать по правде, совсем не радовал рассказ Альвизе. Все-таки в глубине души Лисса надеялась, что настоятельница (она была совсем не намного младше Наставницы) сможет чем-то помочь ей. Но... И то неплохо, что Лисса теперь знает, в каком состоянии свитки Тааха, и знает, что и где искать в тайниках Храма.
Длинный спуск, он начинался сразу же за мозаикой панно в комнате Матроны, уводил ее все дальше и глубже. В последний раз она спускалась сюда сразу после смерти Наставни-цы. Тогда, пользуясь ей одной во всем мире известным заклинанием, она открыла незамет-ную потайную дверцу в каменной стене сокровищницы и на чистом листе огромной книги (ничего больше не было в этой крохотной комнате, как и учила ее Наставнийа) начертала дату того печального дня и свое имя, которое с этой минуты она должна была навсегда забыть. Затем, дав просохнуть красным, как кровь, чернилам, она перевернула страницу - та, которая придет сюда вслед за ней, так же как она, не посмеет полистать Книгу, и, так же как она, запишет свое прошлое имя и оставит для последовательницы новый чистый лист. Сегодня она не будет входить в эту комнату. Книга записей Храма находится совсем в другом месте. Мягкое свечение туннеля отмечало каждый шаг Лиссы. Свет медленно возникал на некотором расстоянии впереди нее и также медленно затухал за ее шагами. Несколько боковых ответвлений под разными углами отходили от основной шахты туннеля - по одному из них в сокровищницу переносили драгоценности Храма, другой служил для пополнения запасов провизии - в случае необходимости Храм превращался в неприступную крепость, способную выдержать длительную осаду. Еще одно, почти горизонтальное ответвление, соединенное с жилыми комнатами служительниц библиотеки, вело в помещение, где содержались священные книги. Каждая из служительниц могла пользоваться только одним, полагающимся ей ответвлением, пройти в другие ответвления, или спуститься по основному туннелю ниже определенного места она просто не могла - у слишком любо-пытной или непослушной кружилась голова, подкашивались ноги, начиналась неудержимая рвота. Почти все из этих немногих несчастных умирали, единицы выживших оставались калеками, но известные своим искусством врачевания служительницы Лиссы даже не приближались к ним. Для главной помощницы было открыто большинство ответвлений и хранилищ, и только сама Лисса могла свободно передвигаться по всем разветвлениям огромной, уходящей глубоко под озеро системы подземных переходов Храма. Лисса взяла с собой Шахорку. Она хотела проверить, подействуют ли, а если подействуют - то как, на зверька охранные силы туннеля. Она не собиралась ее мучить - при малейшем намеке на опасность для Шахорки Лисса предполагала тотчас вернуться и оставить ее в своей комнате. Но если Шахорка спокойно пройдет с ней все защиты и никакая из энергий не повредит ей, то, может быть, ее можно будет взять с собой в коридор. Зверек спокойно сидел на руках Лиссы, не проявляя ни излишнего любопытства, ни волнения. Медленно, стараясь уловить малейшие изменения в состоянии Шахорки, подошла Матрона к широким дверям, обшитым брусьями светло-серого самого крепкого в мире - крепче железа - дерева Бур. Под прикосно-вением руки Лиссы створки на мгновение беззвучно разошлись. Внутри огромного, с потол-ком, сияющим теплым светом, помещения было довольно прохладно. Легкий, напитанный свежестью горного ледника, ветерок витал между стеллажами, уставленными бесконечным количеством книг. Старшая служительница -- только вышитая на грудной перевязи первая фраза Священной Книги Лиссы указывала на ее должность - подошла к Матроне, стараясь отвести взгляд от ее лица.
- Как ты приказала, Вечная, мы с тобой одни в библиотеке. Я готова служить тебе, - она опустилась на одно колено. - Ты заслужила наше доверие. Поднимись. Тебе разрешается смотреть на меня и моего зверька, - Лисса на всякий случай покрепче прижала к себе Шахор-ку. Библиотекарша зарделась от смущения и радости. Ее восхищенный, любопытный взгляд впитывал черты лица Матроны, избегая коснуться огромных блестящих глаз. При виде Шахорки в немом изумлении раскрылись ее губы, округлились глаза. Но самым неожидан-ным для Лиссы была реакция служительницы на Камень: мягкий розово-винный блеск притянул, приковал к себе глаза, внимание библиотекарши - лицо покрылось испариной смертельной бледности, губы скривились в гримасе, вот-вот закатятся глаза. Лисса быстро прикрыла Камень, а заодно и Шахорку краем покрывала, подхватила теряющую сознание служительницу, усадила в глубокое кресло. - Что это было, Бессмертная?- вопреки всем правилам спросила библиотекарша, как только пришла в себя. - Это одна из самых главных тайн Храма, - Лисса не знала, как объяснить самой себе такое воздействие Камня, но очень важно, что она теперь знает - такое возможно. Интересно, какие еще сюрпризы припасены в этой капле застывшего вина?. Служительница, соскользнув с кресла, распростерлась на полу. - Тебе не следует бояться. Все, что ты видела и, может быть, еще увидишь сегодня - с моего позволения. Поднимись. Ты забудешь все! Лисса посмотрела в широко раскрытые глаза библиотекарши, заглянула в испуганную значительностью тайны душу. Служительница- автомат, а такой теперь стала библиотекарша, быстро подвела Матрону к нужному стеллажу. Незнакомый с хранилищем человек мог потратить дни и месяцы на поиски в бесконечных, расходящихся лучами проходах. Лисса боялась начинать ментальный поиск: каждая руко-пись, каждая книга излучают свою, присущую только им энергию, зовут, кричат, шепчут - просят, требуют - прочти нас, прикоснись к нашим знаниям, окунись в наши тайны; она просто боялась, что не сможет выстоять под натиском этой веками копящейся мощной энергии молчания. Вот Книга. Она лежит на широком и удобном стеллаже-пюпитере, рядом с ним - высокий табурет. Книга никогда не покидает своего места. Сюда, к ней, приходят сделать новую запись, снять копию, найти разъяснения, ответ, получить необходимую информацию. Немногие, очень немногие, наиболее преданные руки касались этих тяжелых от времени страниц. Лисса быстро нашла фрагменты, отсутствующие в "Списке Тааха". У нее перехватило дыхание, сердце, расширившись в огненный шар, метнулось вверх и комом застряло в горле. Ей, отдавшей годы упорным занятиям и тренировкам, понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. - Как предусмотрительно, что есть только одна копия Книги. Для пущей уверенности это обязательно надо будет проверить во время посещения остальных храмов. А пока - Матрона провела руками над страницами: только та, кто сможет вписать свое имя вслед за ней, сможет прочесть и это. Улыбка, тронувшая прекрасные губы Лиссы, напоминала скорее оскал раненого разъяренного зверя. Хорошо, что беззвучно ведущая ее к выходу библиотекарша была не в состоянии адекватно воспринимать происхо-дящее. Бессмертной Лиссе не было нужды листать Книгу - она все знала и помнила - сама, лучше всякой Книги. Своим посещением она оказала честь библиотеке и скромным усилиям служительниц как можно лучше выполнять вверенную им работу!- Слава Вечной, Прекрасной Лиссе!!!
Еще несколько дней ушло на сборы. Все было обговоренно и проверено - Лисса не сомневалась, что Эвит разумно и осмотрительно справится с работой: Процессия Лиссы с подобающим ритуалом выйдет из Храма и в назначенный день сделает первую остановку в Храме Барра. Это время понадобилось Матроне для того, чтобы еще и еще раз проверить себя, убедиться, что она желает именно того, что собирается сделать и что у нее хватит сил, умения и решимости выполнить все задуманное.
Эвит в который раз пыталась уговорить Лиссу не брать с собой Шахорку. Только искренняя привязанность и беспокойство за Матрону оправдывали настойчивость Главной помощницы. - Я не менее тебя забочусь о благополучии Храма и о собственном благопо-лучии. Не хочешь же ты сказать, что сомневаешься в бессмертии Лиссы? Прямой вопрос Матроны застал Эвит врасплох. - Вот видишь, ты должна до конца доверять мне. Поверь, с Шахоркой тоже все будет хорошо. Из Тааха я свяжусь с настоятельницей Храма в Барре. Оритта успеет подготовиться и встретит вас как положено. Я уверена в тебе, уверена, что ты справишься. Помни, что ты служишь Лиссе и всегда можешь рассчитывать на мою поддерж-ку. Низко поклонившись, Эвит вышла. Бесстрастная Серебряная маска прикрывала ее взвол-нованное лицо.
Лисса задумчиво погладила свернувшуюся клубочком у нее на коленях Шахорку. - Ты правильно делаешь, что не боишься. Все будет хорошо. Случались здесь и еще более стран-ные вещи...- легким мягким шарфом, наперекрест с Перевязью Лиссы она привязала к себе Шахорку - зверек уютно поместился между подмышкой и грудью Лиссы. Матрона вышла на середину комнаты. Руки, ноги, отягощенная копной волос голова, лицо с прикрытыми глазами, все напряженное, чуть изогнутое тело - оживший, теплый, телесный символ Лиссы. Тихонько, чуть слышно полилась мелодия из полуоткрытых губ, и вместе с ней легкий перламутровый ветерок закружил вокруг напряженного в ожидании тела. Мелодия убыст-ряла свой темп, тона становились ниже и мощнее, и вместе с ними быстрее и плотнее становился кружащийся поток. И вот сплошная стена низкого, на пределе человеческого уха "До", зависла на мгновение над блеском пола, и ...исчезла...
Настоятельница Альвизе была готова ко встрече с Лиссой. За свою такую долгую и непростую жизнь она неединожды попадала в сложные ситуации, была свидетельницей великих подъемов и сокрушительных падений, но всегда с честью, более того, с выгодой для себя, для Храма преодолевала все ловушки жизни. Теперь она знала, она догадалась и, к чести Матроны, та не попыталась ее обмануть, что один из главных устоев Храма - бессмер-тие Лиссы, то, во что она на протяжении всей жизни беззаветно верила, верила вопреки здравому смыслу и жизненному опыту - всего лишь красивая сказка. Первое, что она по-чувствовала - был шок! - рушились устои ее жизни... Но очень быстро, быстрее,чем она сама могла себе представить, она ощутила какую-то внутреннюю неловкость, смущение. Да, да - ей было стыдно, она стыдилась сама себя! Она-то, такая уважаемая, достойная, многомудрая, она, пережившая нескольких прокураторов - с ее мнением считались и председатель Боль-шого Совета и сама Лисса! Надо склониться перед жизнью, надо признать, что она была о себе слишком, слишком высокого мнения! Интересно, какая она, эта Лисса... Я готова сотрудничать с ней... Пока она вела себя весьма предусмотрительно... Мы не можем позволить себе внутренние распри... Храм должен оставаться сильным... - Настоятельница Альвизе с нетерпением ждала встречи с Лиссой.
Посредине просторной опочивальни настоятельницы Храма в Таахе завихрился и заблестел воздух, тонкая вибрация звука достигла Альвизе - она не услышала его, почувст-вовала как-то так, всем своим существом. Настоятельница остановилась, прислушиваясь к своим ощущениям. Здесь, в глубине прекрасного сада (Храм Тааха славился своим садом), среди тишины и покоя она почти зрительно ощушала всю силу, мощь приближающегося звука. Храм Тааха, как и все храмы Лиссы, стоял на месте Силы (Зодчие, создававшие эти величественные сооружения, выбирали места естественных выходов Силы), и Альвизе, мысленно соединив несколько покрытых буйным цветом весны плодовых деревьев и добавив к ним гордую прямоствольную сосну, стала в центр импровизированной пенто-граммы. Она успела вовремя. Низкое "До" перламутрово-пурпурного свечения расстаяло, открыв чуть побледневшую, с красными от прилившей крови глазами Лиссу. С жалобным визгом черный, со взъерошенной шерсткой зверек выскочил из-под перевязи на груди Матроны и растянулся, потеряв равновесие на скользких досках паркета. Лисса не дала ему убежать, подхватила, прижав к себе, нежно поглаживая и успокаивая.
- Приветствую тебя, Бессмертная! - Альвизе внимательно смотрела на стройную, с гордо посаженной головой, молодую женщину. - И этот странный зверек...У нее хорошее, доброе сердце - не просто будет ей исполнять свои обязанности.
Альвизе усадила Матрону в удобное кресло, укутала дышащее холодом коридора тело теплыми покрывалами, поднесла стакан с переливающимся всеми цветами радуги напитком. Лисса, только на долю секунды заколебавшись (Альвизе с одобрением отметила это), с благодарностью приняла напиток и медленными, мелкими глоточками, как и полагалось, выпила все до конца. Тишина в помещении была не враждебной, не настороженной. Две женщины спокойно отдыхали. Та, что моложе - приходила в себя после первого в жизни Коридора, стараясь успокоить доверившегося ей зверька. Пожилая, с выработанным годами терпением, просто ждала, когда гостья восстановит силы и сможет к ней обратиться. Она не хотела смущать Матрону и сидела против нее в старом, любимом ею кресле, опустив долу свои пронзительно-пытливые глаза.
- Она вроде не смотрит, но очень внимательно наблюдает за мной и ни за что не заговорит первой. Я уже могу говорить, - горло, промытое светлой жидкостью, чистое, свободное, позволяет голосу течь плавно, ровно. - Благодарю тебя, мудрейшая из мудрых! Даже в Главном Храме не пила я такого замечательного напитка (Альвизе едва заметно качнула головой - Лисса мгновенно чуть подправила себя), каждый раз, когда ты угощаешь меня, я собираюсь попросить у тебя рецепт, но вы в Таахе на удивление умеете хранить тайны...- Альвизе улыбнулась, довольная находчивостью и похвалой Матроны. - Я рада, Прекрасная, что твои воспоминания, как всегда, ярки и точны, и что ты помнишь нас как верных и преданных друзей. - И не только это - ты первая, к кому я прибыла в этот раз.
Твои мудрость и опыт, твое знание людей и жизни - нет равной тебе не только среди настоятельниц. Большой Совет был бы горд, будь ты одним из его членов. - Ну, ну, - Альвизе протестующе подняла руку, - Я вижу, что ты уже достаточно отдохнула, Вечная.
Лисса широко, открыто улыбнулась: "Мне нужна твоя помощь, Альвизе".- Она протянула к настоятельнице руку с повернутой вниз ладонью - Альвизе подставила свою раскрытую ладонь под ладонь Лиссы. Маленькие молнии соединили две раскрытые ладони, послышался слабый треск. Обе напряженно всматривались в пространство, образованное легким всплес-ком света. Альвизе видела, как тело Лиссы, обернутое шелком прекрасных покрывал, опуска-ется в глубь священного озера, как маленький черный зверек мечется в руках Лиссы, как прокуратор Даквар просит не применять право вето... Рука Альвизе дрогнула - изображение распалось... - Благодарю за доверие, Великая Лисса, - голос Альвизе выдавал волнение,- я помогу тебе во всем, чем только смогу.
Две женщины неподвижно сидели друг против друга в наполненной благоуханной тишиной комнате. Маленький черный зверек иногда вздрагивал, как будто со сна, потревоженный сильными, яркими чувствами беседующих.
- У Храма становится все меньше и меньше сторонников. - Нам трудно отбирать служительниц - да ты сама в этом убедишься на обрядах Снятия Покровов. В храмах остаются практически все послушницы - у нас нет выбора. Мы единственные из Старших Храмов, сумевшие почти без потерь выстоять в этом мире бурных перемен, и не растерять ни своего знания, ни своих богатств. Люди утрачивают уважение к природе, становятся нетерпе-ливы и требовательны. Они торопятся завладеть не принадлежащим им, они стремятся использовать то, что не могут пока понять, в жажде силы и власти. Все в жизни связано. Наш Храм, наша не такая уж большая, как прежде, сила мешают определенным личностям, не дают им свободно осуществлять преступные планы.
- Я уверена, что вместе мы сумеем правильно оценить ситуацию. И решение, приня-тое нами, поможет не только Храму. Мы не можем допустить, чтобы страшные силы оказа-лись в недостойных руках. Если еще не поздно, - они обменялись грустными, понимающими взглядами.
Снова две руки - сухая, несмотря на все ухищрения великолепного ухода, старческая, и сильная, изящная, полная жизни - молодая , встретились, наполнив погрузившуюся в сумерки опочивальню мягким спокойным светом - светом надежды.
Я согласна, с тобой, что Храм в Уде будет последним, который посетит Процессия Лиссы в этом году. Нам(тебе) требуется время, чтобы хорошо подготовиться к встрече с прокуратором Дакваром. Несомненно, он будет просить аудиенции, и не просто ради престижа, как остальные, - он захочет узнать твое решение. Лисса почувствовала, как поднимаются в ней шершавые пупырышки неприязни. Одно упоминание об этом человеке вызывало в ней спонтанное чувство протеста. Ни в чем не была она готова согласиться с этим человеком. - Ни при каких условиях мы не можем дать согласие на высвобождение Старших Сил. Ты не хуже моего знаешь, что даже Круг Лиссы не имеет право решать этот вопрос. Соглашение между Старшими Храмами не потеряло своей силы из-за того, что люди отреклись от них, буквально стерли с лица земли, напротив, именно из-за того, что они пере-стали уважать первородные силы природы, мы, единственный сохранившийся Храм, не допустим раскрытия Старших знаний.
- Нам не выстоять, - Альвизе знала, что Матрона права. Она была согласна с каждым словом, но все же, все же...Жизнь, такая длинная, прекрасная, полная почтительного покло-нения - как она дорога ей, и с каждым прожитым годом все больше дорожит она самыми крошечными ее мгновениями... Хорошо быть молодой... - Нам не выстоять - мы одни против многих. Я боюсь, что против всех...
Лисса улыбнулась мягкой, печальной улыбкой. - Ты мудрая женщина, настоятельница Альвизе, значит, Храм унесет с собой и эту тайну. Я вызову настоятельницу Оритту - надо сообщить ей, что Процессия Лиссы сделает первую остановку в ее Храме. У меня нет от тебя секретов, Альвизе, но я не хочу, что бы у Оритты создалось впечатление, будто я отдаю предпочтение кому-либо из настоятельниц.
- Ты права, Вечная. Все Храмы равны в Кругу Лиссы. Стена комнаты сомкнулась за исчезнувшей Альвизе. Недаром была она столько лет Серебряной Маской, и не у кого-ни- будь - у самой Наставницы, - Лисса прекрасно знала, что каждая настоятельница в своем храме обладает неограниченными возможностями все видеть, слышать, что она сама становится Храмом - его стенами, его колоннами, его душей. Что ж, если Альвизе так хочется знать, о чем она будет говорить с Ориттой, что ж, пусть слушает - во время разговора не надо будет тратить силы еще и на поддержание защитного экрана. Изображение Оритты, чуть поколебавшись, обрело четкие очертания и цвет - вернее, заструившись разноцветным потоком света, застыло в блестящем многоцветии красок. (Мастерицы Барра славились своим непревзойденным искусством вышивки). Лиссу всегда привлекала доброжелательная, мягкая настоятельница Оритта. Как будто сама провинция Барр с ее мягким климатом, плодородными землями, теплым, ласковым морем, самая благополучная, самая богатая провинция, вскормили, создали эту женщину - так подходили они друг другу, так дополняли одна другую. Настоятельница Оритта, приветствовашая Лиссу мелодичным тихим голосом, казалась, как всегда, доброжелательно-спокойной. Но за привычной маской благополучия, за безмятежными улыбками Лисса видела озабоченную, опечаленную, более того, растерянную женщину. - Мы счастливы приветствовать тебя, о Вечная, от имени прекрасного Барра. Мы горды, что наш Храм удостоился быть первым на твоем блистательном пути. Огромная честь, которую ты окажешь, о Бесмертная, своим участием в обряде Снятия Покрывал, навечно запечатлеется в наших сердцах. Голос Оритты предательски дрогнул и она еще ниже опустила склоненную в почтительном поклоне голову. - Досточтимая Оритта,- Лисса непроизвольно дружеским жестом опустила одну руку на плечо, другой приподняла за подборобок лицо видения (руки обнимали пустоту) - на нее смотрели полные слез и страдания глаза. - Мудрая настоятельница Барра, - Лисса отвела руки, отвела глаза, давая Оритте возможность совладать с чувствами, - Мы, Храм, окажем тебе всю возможную поддержку. Тебе нужна наша помощь?- На Лиссу смотрела, говорила с ней совсем не та, хорошо знакомая, добродушная, улыбчивая Оритта.
Совладав с нахлынувшими чувствами, эта новая, измученная неведомыми ей доселе проблемами настоятельница Барра, поведала о внезапно вспыхнувшей, ничем не спровоциро-ванной ненависти жителей провинции к Храму, об унижениях и издевательствах, которые приходится терпеть служительницам, о все возрастающих опасениях за безопасность, за жизнь, за само существование Храма. - Я согласна с тобой. Кто-то стоит за всем этим. Надеюсь, что мой приезд поможет пролить свет на причины, на цели тех, кто разжигает вражду к Храму. Уверена, что мое пребывание послужит возрождению бывших такими прекрасными отношений между провинцией и Храмом. Мы встретимся через несколько дней. Завтра Процессия Лиссы отправится в путь. - Будь осторожна в дороге, О Прекрасная. Мы встретим тебя, Вечная, с положенными почестями. Лисса отпустила и дала растаять изображению Оритты. - Где же Альвизе? Я явственно ощущаю ее присутствие.- Не успела Лисса сосредоточиться на поиске настоятельницы, как та вышла из пространства между двумя прекрасными полуколоннами из зелено-переливчатого камня, являвшимися единственным украшением комнаты. - Оритта подтвердила худшие опасения, о мудрая Альвизе. Я все перескажу тебе чуть позже. А пока, прошу тебя, вызови мою Главную помощницу. Я немного устала. Они вроде бы поняли друг друга; нет видимых причин опасаться предательства, но, все же, все же...лучше, что бы она не знала моей подлинной силы. И, потом, интересно, как она вызовет Эвит.. - Да, вызови, пожалуйста... Серебряная маска подчинялась вызову только своей настоятельницы, ...Лисса стоит надо всеми... Альвизе очень неохотно подчинилась. - Она или слишком наивна или слишком умна - я, конечно, справлюсь с ее Серебряной маской, - Альвизе искоса посмотрела на распростертое в широком кресле тело Лиссы, на черного зверька, уютно примостившегося у нее под рукой. - Как такая стала Матроной? - Вновь зашевелилась в душе горечь раздражения... Раскален-ная, нестерпимо сияющая серебряная маска повисла в портале колонн, послышался сжатый яростью голос Эвит - По какому праву мудрая настоятельница Альвизе вызывает меня?! - Лисса спокойным жестом приветствовала свою Главную помощницу: - По моей просьбе мудрейшая Альвизе призвала тебя, о серебряноликая Я уверена, что у тебя все готово к дороге. Завтра Процессия Лиссы должна отправиться в Храм Барра. Вы пробудете в пути несколько дней; неукоснительно выполняй все инструкции. Я присоединюсь к вам в назначенное время. Благодарю вас, мои помощницы, - величественным жестом Лисса отпустила бесшумно растаявшую в воздухе Серебряную маску и склонившуюся в поклоне Альвизе.
Лисса поудобнее устроила Шахорку у себя на коленях, взяла в руку ее Камень. Ей хотелось проверить внезапно вспыхнувшую догадку - она видела, как щупальцы любопыт-ства Альвизе упираются и не могут преодолеть окружившее ее бледно-розово-сиреневое свечение Камня. Лисса разжала ладонь, выпустила Камень. Аура камня сжалась - теперь она окружала только зверька, а назойливое присутствие Альвизе вновь заполнило все простран-ство. - Я могу не отвлекаться на создание защитного полога, - Лисса вновь взяла в руку Камень Шахорки, погружая себя в непроницаемую глубину Камня.
Задолго до рассвета, в тот час, когда природа на миг замирает, как бы прислушиваясь и решая, продолжать ли сладостный сон ночи или, стряхнув грезы, начать новый, благосло-венный владыкой-солнцем день, в час, названный Матроной часом отдохновения, Эвит неожиданно проснулась, вынырнув из глубин путанного сна. - Пора в дорогу,- позвал голос Лиссы. Со вчерашнего дня, вернее, с того момента, когда жестокая воля Альвизе насильно призвала ее, Эвит ни на минуту не переставала обдумывать происходящее, пытаясь найти объяснение, понять, что и почему было сказано всеми тремя участницами этой странной встречи. И, хоть она сумела, вопреки неожиданности силового посыла, открыть вместо своего изображения только свою Серебряную маску, и ничем, как хотелось ей верить, не выдала своего истинного вида и имени, неприятное, брезгливое чувство не оставляло ее - напрасно безжалостно терла она себя в струях горного потока.
Окруженные розово-лиловым сиянием, Матрона с Шахоркой примостились на стуле в скромной спальне Эвит. - Я благодарна тебе, Эвит, - улыбалась Лисса, - вчера ты все пре-красно сделала. Даже если бы мы заранее договорились, вряд ли получилось бы лучше. Но сегодня - новый день, новые заботы. Впереди- непростая дорога. Будь внимательна и терпе-лива, не поддавайся на провокации. Я постараюсь, сколько смогу, быть рядом с тобой. В случае малейшего сомнения - зови меня. Ты слышишь? Это приказ. Я окончательно присо-единюсь к тебе уже в Барре. А теперь, дай руку. Все еще не осознавая, явь это или продол-жение сна, Эвит ощутила, как ее рука проходит через мягкое пульсирование сиреневого свечения и нежный поток розово-перламутровой силы, стекая с пальцев Лиссы, переливается в ее ладонь. Очистившейся и радостной, как когда-то, на пороге юности, в светлое весеннее утро, почувствовала себя Эвит, глубоко вдыхая напоенный ароматами зари воздух, наблю-дая, как наполняя ее силой, бледнеет, тускнет изображение Лиссы, Шахорки. Вот маленькая кроваво- винная капля, на мгновение задержавшись, вспыхнула и исчезла, разлетевшись тысячью золотых искорок.
Через несколько часов распахнулись тяжелые ворота Храма. Приводимые в действие раз в год мощные устройства, по замыслу их создателя, являлись и огромным музыкальным инструментом - звуки тысяч больших и малых труб сливались в мощную, радостную, лику-ющую музыкальную фразу. Взметнувшись в бездонное небо, оттолкнувшись от зеркальной глади озера, музыка разбилась о прибрежные скалы, многократным эхом разлетелась по горным ущельям, затихла, запутавшись в чаще вековых лесов. Процессия Лиссы началась!!!
Выведя караван из теснины гор, Эвит уединилась в дорожной повозке, специально предназначенной для путешествий Лиссы. Небольшая, почти лишенная украшений повозка, как и весь караван, не могла привлечь особого внимания, оскорбить чей-либо предвзятый взгляд. Нескромный прохожий, вздумай заглянуть в любое из небольших окошек, мог увидеть просто, но добротно одетую средних лет женщину, скорее всего жену или мать хозяина каравана. Несколько закутанных с ног до головы фигур прислуги в открытых повозках, тоже не могли вызвать особого интереса - мало ли кто и как одевает своих слуг.
Откинувшись на удобные подушки, Эвит в который раз окинула внутренним взором караван. Впервые принимала она участие в Процессии Лиссы. Как проходила Процессия прежде, она не знала, да и некому было ее просветить. В первый раз - и такая ответствен-ность!!! Она поправила маску - тонкая, легкая, искуссно сделаная из чистого серебра, она почти не мешала Эвит. Ближайший месяц, а, скорее всего и дольше, пока они не возвратятся в Храм, нельзя будет ни на мгновение ее снять. Ничего страшного - ей уже приходилось проводить в маске целые дни; нет, с этим она справится, а вот как благополучно добраться до Барра? Хватит ли у нее сил и умения поддерживать всю дорогу иллюзию каравана? Как бы в ответ на ее раздумья, розовое облачко заколебалось в противоположном углу повозки. Двойственное чувство охватило Эвит - благодарность, смешанная со стыдом. - Если ты ищешь помощи, будь готова к тому, что за тобой все время наблюдают - не так ли? - голос Лиссы донесся из розовой глубины. - Нет ничего стыдного в твоих мыслях, понятны и естественны твои опасения. В них отражаются чистые помыслы и желание как можно лучше справиться с порученным делом. Неожиданности и испытания подстерегают нас на каждом шагу. Ты должна научиться прятать не только лицо. Серебряная Маска - символ: научись скрывать свою душу, свои мысли. Не всегда и не везде найдем мы радушный прием, не всюду ждут нас единомышленники...
В тайных покоях храма Тааха, лишь изредка выходя из защитной ауры Камня, провела Лисса все время, пока караван - Процессия Лиссы, медленно, соизмеряясь со скоростью многочисленных обозов, едущих по делам или в гости зажиточных или не очень путешественников, двигалась по благоустроенному, хорошо оборудованному путеводу к Барру. То тут, то там, по обеим сторонам дороги приветливый уголок отдыха, гостеприимная придорожная корчма приглашали утомленного путника остановиться, отдохнуть. Эвит вела караван уверенно и ровно - не делая лишних остановок, но и не загоняя никого ненужной спешкой. И нигде, ни во время движения, ни на отдыхе не случилось ничего непредвиден-ного, ничего, что могло вызвать какие-либо опасения, ничей пристальный взгляд, ничье назойливое внимание не потревожили, не задели натянутую, как гудящая струна, всю обратившуюся во внимание, настороженную, готовую дать отпор Эвит. Почти постоянное присутствие Лиссы уже не смущало ее. Она привыкла и научилась не отвлекаться на перломутрово-винное дружественное сияние в уголке повозки. Лисса, доверяя Эвит и опасаясь за нее, за благополучие каравана - ведь и для нее это была первая самостоятельная Процессия - не могла уделить ей все свое время. Ведь рядом была и Альвизе - много видев-шая, знающая; много понимающая настоятельница Альвизе, обидеть которую, несмотря на их обоюдные заверения в верности и сотрудничестве, Лиссе совсем не хотелось. И, отвлека-ясь от повседневных забот каравана, от размышлений и поисков, все более и более настораживающих, тревожащих ее, Матрона каждый вечер приглашала к себе Альвизе и с неподдельным вниманием и интересом (надо сказать, обоюдным) проводила с ней несколько часов, заполненных разговорами и обсуждениями. Альвизе было что рассказать, Лиссе было чему у нее поучиться.
Но вот наступил день, когда караван сделал последнюю остановку в окрестностях Барра. Для передвижения в коридоре Лисса выбрала ночь. Это будет уже вторая ее попытка. И хоть в Храм Тааха ей удалось благополучно перенести себя и Шахорку, это было переме-щение из храма в храм, а дома, как известно, и стены помогают. Сейчас же ей со зверьком предстояло попасть в незнакомое место, в небольшое, ограниченное размерами повозки, пространство. Ночью, когда уменьшаются, приглушаются поля спящих людей, сделать это будет гораздо легче, - так надеялась Лисса - и Альвизе согласилась с ней, добавив, что свободная от дневных обязанностей и трудов, она сможет помочь Матроне, поддержав ее своими скромными силами. - Всем, а мне более чем кому-либо другому, известны твои силы и возможности, о мудрая Альвизе, - Лисса была искренна в своих оценках и благодарности, - проявленное тобой понимание и готовность к сотрудничеству нашли отклик в моей душе.
Лисса не забывает. Альвизе, низко склонившись, вышла из помещения - никто не смеет
присутствовать при таинстве путешествия в коридоре.
Устроившись в удобном гамаке в центре пентограммы деревьев - отсюда ей будет легче помочь Лиссе, да и сама она, поддерживаемая выходом сил, потратит меньше собственной энергии - настоятельница, как и обещала, направила мягкий надежный поток в сторону нарастающей, набирающей силу вибрации. Растворившись в покое, Альвизе каждой клеточкой тела чувствовала, слышала, как поднимается, усиливается звук пульсирующей материи и как плавно снижается, удаляется напряжение способствовавших переходу энергий. Альвизе с трудом пошевелила рукой. Даже повести глазами из стороны в сторону оказалось необыкновенно трудно. И это здесь, в центре поддерживающих ее сил... Совсем не просто быть Лиссой... Она честно выполняет взятые на себя обязательства... Время покажет...
На рассвете распахнулись ворота Храма в Барре. В каждом храме Лиссы, где бы они ни располагались, ворота, хоть и меньшие по размерам, повторяли конструкцию ворот Главного Храма; и, когда они отворялись, приветствуя или прощаясь с Процессией Лиссы, непередаваемо торжественная мелодия органа ворот заполняла город. Все - от мала до велика, от прокуратора до базарного нищего - слышали, каждой клеточкой тела чувствовали мощь и красоту музыки Лиссы. Окна распахнулись во всех домах, все, кто мог, высыпали на улицы, устремились к Храму, запрудили близлежащие улицы - по какой пройдет Процессия?! И вот быстроногие мальчишки (они успели разведать, откуда движется Процессия) громкими воплями известили направление ее движения, и возбужденная толпа кинулась ей навстречу. Но городские власти, внутренняя стража города уже успели прийти в себя от неожиданности, организоваться, взять под контроль ситуацию - толпа разбилась о стену стражи и растеклась, сдерживая возбужденное любопытство, по обе стороны проезжей части улицы. Навстречу мощной, торжественной музыке отражением, эхом, повторяя, развивая мелодию, неслись нежные, прозрачные звуки цветов и трав, облаков и радуги, мотыльков и ласточек - Процессия Лиссы приближалась к Храму. На открытой платформе, преобразованной из повозок каравана, в высоком, украшенном злаками и плодами кресле, восседала Лисса. Ослепительно белая накидка - казалось, солнечные лучи разбиваются о нее, рассыпаются в сверкающие радугой осколки - совершенными в своей простоте и красоте фалдами спадала на утканный изумрудной зеленью ковер. Поддерживаемые ниткой ослепительно желтого янтаря, струились цвета утреннего инея волосы. С двух сторон платформы шли, вернее, изящно двигались в такт музыке Хранительницы Храма. Их стройные загорелые тела, припудренные серебряной пылью, облаченные в прозрачные одежды служительниц Лиссы, были настолько гармонично прекрасны, что даже у самых ярых противников Храма непроизвольно перехватывало дыхание и слова хулы застывали на устах, не успев осквернить наполненный свежестью жизни воздух. Вместо оружия каждая из Хранительниц несла отягощенный зерном колос одного из произрастающих на Таре злаков. За высокой спинкой кресла, будто бы вырастая из него, стояла служительница Лиссы в Серебряной маске. В простой скромной одежде, в свободной позе ее не было ничего вызывающего, не таилось никакой угрозы, но контраст застывшего серебра маски с пристальным оценивающим взглядом, который угадывался в узких прорезях глаз, со всей сладкозвучной атмосферой процессии, был так неожиданно, так пугающе резок, что никто, никто из изумленно, из восторженно замерших, из возбужденно перешептывающихся, из указывающих пальцами на тротуарах не бросился вслед удаляющейся Процессии, никто не проводил ее восторженными криками. Волна приветствий, одобрительного свиста, радост-ных улыбок застыла на самом гребне и высокие ворота сомкнулись за Процессией Лиссы в полной, пронзительной тишине...
Настоятельница Оритта, служительницы с трудом сдерживали волнение, с глубокой почтительностью приветствуя Лиссу. Каждый год повторяется эта церемония, и каждый год - восторг, благоговейное почтение, благодарность - какие еще чувства можно испытывать к Лиссе - источнику жизни, заступнице, покровительнице?!!
Торжественно, по ступеням рук склонившихся перед ней защитниц Храма, спусти-лась Лисса не зеленый ковер, приведший ее к подножью Кресла Храма - здесь, на месте священной скульптуры, будет она восседать все время визита, лишь один раз сменив его на кресло в Зале приемов, во время торжественной аудиенции для прокуратора и других уважаемых жителей провинции.
Настоятельница Оритта оказалась точной копией своего ментального изображения, вернее, оно настолько полно соответствовало ей, передавало все особенности ее доброй натуры, что у Лиссы возникло ощущение давнего с ней знакомства. Те несколько предло-жений, которыми они обменялись до начала обряда Снятия Покровов, только укрепили ее симпатию к настоятельнице Оритте. Проводя Обряд в храме Барра, Лисса внимательно всматривалась в лица послушниц: их тела, их движения - ничего не ускользнуло от ее пристрастного, заинтересованного взгдяда. С сожалением, с болью отмечала она, насколько мало выразительны, некрасивы лица большинства девушек, непропорциональны, неразвиты фигуры. В ее время таким девочкам не позволили бы даже переступить порог Храма, а уж дойти до священного Обряда?..
Невольно мысли обратились к Алейт. Ее бедная сестричка, отправленная домой строгими хранительницами покрова, была в десять, в сто раз лучше всех этих девочек, а ведь ни одну из них не отчислят - так невелико число желающих посвятить себя Лиссе! Так низко пал престиж Храма!!! С болью в сердце, но на высокой торжественной ноте, завершила Лисса обряд. Пусть порадуются хотя бы эти бедные ни в чем не повинные девочки. До поздней ночи разговаривали Лисса и настоятельница Оритта - завтра, по многовековой традиции, Матрона Лисса давала аудиенцию. В беседе принимали участие и серебряные маски обеих. Но когда выяснилось, что со всеми техническими вопросами и вопросами протокола помощницы прекрасно справятся одни, Лисса отпустила их, и они с настоятель-ницей Ориттой тщательно, подробно обговорили и то, что и как они, возможно, услышат, и в какой форме, как следует отвечать, и чего можно ожидать, на что надеяться, и, вообще, как повлияет, принесет ли какие-нибудь результаты личная встреча Лиссы с прокуратором Тьюгом и другими уважаемыми жителями провинции.
В три часа пополудни распахнулись тяжелые двери Храма. Лисса - в парадном кресле, Оритта - по правую руку, были готовы к приему посетителей. Звонкие капли водя-ных часов неспешно отсчитывали минуты - площадь, прилегающая к Храму, ведущие к нему улицы были пусты. Легкий ветерок замер в удивлении, нечаянно залетев в звенящую пустоту высокого зала приемов. За застывшим приветливым лицом настоятельницы Оритты билась почти истерическая растерянность, однако Лисса сохраняла не напускное, подлинное спо-койствие - прокуратор провинции Барр ясно и недвусмысленно выразил свое отношение к Храму. Его позиция ясна, она заслуживает уважения и внимания. Он не обязан любить или поддерживать Храм, хотя очень жаль, что так резко изменилась его позиция, но он и не должен и не будет - об этом уж она позаботится - вредить Храму.
Все это, а, главное, свою непоколебимую уверенность в жизнестойкости и процвета-нии Храма постаралась Матрона передать, внушить своим подругам. По просьбе Лиссы в парадный зал пригласили служительниц, даже тех, совсем юных, только вчера вечером впервые сбросивших одежды и со стыдливой гордостью обнаживших "грудь Лиссы". Под удивленно-восторженные взгляды и перешептывания Матрона поудобнее устроила у себя на коленях Шахорку: "Не бойтесь, это умный, дружественный Лиссе зверек, он не принесет вреда Храму", - впервые Лисса показала Шахорку, прилюдно признала своим другом.
- Посещение храма в Барре, прием, оказанный Лиссе, радует мое сердце, придает мне силы. Лисса радуется, что прекрасный Храм содержится в таком идеальном порядке, Лисса горда, что у нее есть такие служительницы! - Матрона простерла руку над склонившимися головами, - Лисса благославляет вас!
Служительницы присоединили, вплели свои голоса в мелодию, начатую настоятельницей Ориттой.
Повинуясь непонятному призыву, напряженно прислушиваясь к тихой нежной мело-дии, выпорхнувшей за пределы Храма и легким весенним ветерком залетевшей в каждое окно, в каждый дом, люди оставили свои привычные, повседневные дела и неспешно заполнили небольшую площадь, прилегающие к Храму улицы. Все отведенное для аудиенции время пел Храм Лиссы, и все это время молчаливая, скованная мелодией безвольная масса людей стояла, устремив затуманенные глаза в сторону Храма.
На самых дальних подступах к Храму застыл окруженный стражей прокуратор Тьюг. Мелодии Лиссы не удалось полностью подчинить его - обладая определенными, хоть и небольшими знаниями и силой, прокуратор мог сопротивляться, и яростно противостоял мощному повелеванию музыки. Он-то первым, когда затихли, растворились вдали волшеб-ные звуки, пришел в себя и, понукая с трудом выходящих из оцепенения стражников, спрятался вместе с ними под фронтоном ближайшего строения - расходящимся по домам, недоумевающим людям не следовало видеть здесь прокуратора Тьюга.
Далеко за полночь продлилась прощальная беседа Лиссы с настоятельницей Ориттой.
Лисса чувствовала, знала, что ее, хоть и недолгое, прибывание в храме Барра помогло
Оритте - укрепило ее силы, уверенность. Совместное обсуждение сложных проблем Храма позволило Оритте с новых позиций взглянуть на казавшиеся неразрешимыми, почти смер-
тельно опасными, проблемы. Растерянная, неуверенная в состоятельности своего правления настоятельница вновь стала доброжелательно-рассудительной, приветливой Ориттой, под
мягкой внешностью и манерами которой скрывалась мудрая, много видавшая женщина.
- Надеюсь, на некоторое время нас оставят в покое. Но прокураторТьюг обладает исключительно хорошей памятью, особенно, если считает себя в чем-то ущемленным, а то, как Лисса отреагировала на несостоявшуюся аудиенцию, вряд ли вызвало его восторг.
- Ты права, Оритта, то, как Храм отреагировал на его недостойное поведение, на непочтительное отношение к нам, проявленная Храмом сила не могли не заставить его задуматься. А то, что и он сам, несмотря на все усилия - я следила за ним - не мог противо-стоять мелодии Лиссы, привело его в ярость. Но здравый смысл и осторожность преоблада-ют. Тьюг не станет в одиночку предпринимать что-то против Храма. Сейчас он начнет интенсивно консультироваться с союзниками, а если их еще нет, начнет их активно искать. Мы сможем все это проследить. Зная, кто нам противостоит, Храм сможет защитить свое достоинство и своих приверженцев. Я покидаю тебя, достойная Оритта, в уверенности, что все предстоящие Лиссе испытания мы преодолеем вместе. В тебе я вижу преданную и верную служительницу Храма.- Оритта низко склонилась перед Матроной. - О, Вечная! Храм Барра, его служительницы - преданные дочери Лиссы. Всегда и везде готовы они исполнить ее волю. Наши жизни принадлежат тебе!
Наутро, вновь приковав внимание жителей, под полифонию парадных ворот, восторженные крики и свист мальчишек, Процессия Лиссы покинула Барр, направляясь в провинцию Селль. После посещения Храма в Барре, после событий, произошедших там, слишком много предвзятых глаз, много пристального внимания было устремлено к Процесии Лиссы (так, впрочем, было каждый раз после посещения первого на пути Процессии храма), что невозможно было вновь превратиться в обычный торговый караван, и, соблюдая все возможные предосторожности, Процессия Лиссы в том виде, как она вошла в Барр, медленно и торжественно следовала в Селль. Встречаемые и сопровождаемые иногда возгласами привета и почтения, иногда настороженным молчанием встречных или обгоняющих их путников, они почти непрерывно двигались, лишь изредка, по ночам останавливаясь в местах силы. (И неподвижно восседающей на помосте Лиссе, и стоящей за ее спиной Эвит, и торжественно вышагивающим защитницам требовалось хоть изредка пополнять, восстанав-ливать запасы энергии). И хоть такое передвижение требовало огромного напряжения сил, Лисса находила возможным и нужным ни на миг не прекращать поиски, упорно следила за тем, с кем и как связан Тьюг, какие послания и кому торопятся передать его доверенные гонцы. Ни на миг не ослабляла внимания прячущая под Серебряной маской осунувшееся лицо Эвит. От нее, от ее способностей, разума, воли зависела безопасность Лиссы, благополучие Храма Мерно ступали в такт им одним слышимой мелодии ноги защитниц - они шли, четко выдерживая расстояние друг от друга, не убыстряя и не замедляя шаг, шли и утром, и днем, и вечером, и ночью, шли под дождем и в вёдро, шли - потому, что такова была воля Лиссы и они должны были идти.
В Храме Селль готовилась принять Процесию Лиссы настоятельница Серизиа. Ее довольно бедная, обдуваемая с соседнего южного материка жаркими ветрами засушливая юго-восточная провинция не могла похвастаться роскошью и богатством Барра или утонченной аристократичностью Тааха, но всегда славилась доброжелательностью, простотой в обращении ее жителей. Да и Ниетто, хитроумный, себе на уме прокуратор, умеющий извлекать выгоду и соблюдать свои интересы в самых сложных, даже иногда, казалось бы, безвыходных ситуациях, верила Серизиа, никогда не допустит инцидента, подобного тому, что был в Барре. И, хотя отношение к Храму и в Селле стало намного хуже, пока это невыгодно Ниетто, ничего серьезного, опасного для Лиссы здесь произойти не может. Более того, как это и повелось из года в год перед прибытием Процесии, прокуратор почтительно испросил позволения навестить ее. И вот они сидят под переливающимся под жаркими лучами солнца нежными скромными красками пологом, сотворенным не без поддержки чар Лиссы, и неспешно беседуют. Худой, быстрый в движениях человек - прокуратор Ниетто, почтительно, маленькими глоточками, отхлебывает прохладительный напиток. Его неподвижное лицо, такое неожиданное при суматошной манере двигаться и жестикулировать, неспешный, монотонный голос, - как хорошо Серизиа изучила его, - ее не введут в заблуждение сладкие речи прокуратора, она знает цену его витиеватым комплимен-там. Вот Ниетто кончил говорить, аккуратно втянул в себя последнюю каплю освежающей жидкости. Серизиа помедлила с ответом, сначала вновь наполнила его чашу. Они были одни в этом пустынном, напоенном жаром пространстве. Прокуратор почтительным жестом поблагодарил ее, показал, что достаточно и половины чаши, и устремил на нее взгляд своих непроницаемо-блестящих неподвижных глаз. Серизиа (каждый раз она удивлялась - до чего же ей был неприятен взгляд Ниетто) внутренне поморщилась, но своим высоким ясным голосом поинтересовалась, как того и требовали приличия, здоровьем, благополучием своего гостя, его семьи, близких родственников. Получив ожидаемые ответы, она заговорила о погоде, о ветрах. Настоятельница Серизиа обладала редчайшим даром - из потоков воздуха, из ветра умела она черпать энергию. Ветра: нежные, порхающие, осеняющие ароматными поцелуями; грозные в своей тяжести и неизбежные; резкие и быстрые, нападающие неожи-данно и редко; легкие, хитрые, завивающие тонкими струйками мелкий песок; ветры утра и ночи, зимы и лета - все они были ее друзьями, всех знала и любила она и могла бесконечно говорить и рассказывать о них. Прокуратор Ниетто тоже не первый год был знаком с настоятельницей Храма - если он хочет сегодня быть услышанным Серизиа и узнать ее мнение, что ж, ему придется первым коснуться волнующих их обоих предметов. Серизиа говорила ровно, неспешно, строя свою речь так, что после каждого ее предложения собеседник при желании мог как бы ненароком сменить тему. И Ниетто, искушенный оратор, воспользовавшись одной такой небольшой паузой, перевел разговор на скорое прибытие Матроны, на Процессию Лиссы. - О да, - подхватила Серизиа, - Мы уже готовы встретить Вечную. Каждый год, из года в год принимаем мы Лиссу, и каждый раз - волнение, гордость, чувства...трудно подобрать для них слова - это надо пережить - переполняют нас; каждый год и каждый раз по-новому - свежо, живо, горячо. - Счастлив Храм, у которого есть такие служители. Благословенна Лисса, вызывающая такие чувства. И я сочту за великую честь засвидетельствовать Прекрасной свое почтение, - глаза прокуратора смотрели прямо и спокойно, он низко поклонился Серизиа. Главное было сказано. Несмотря на то, что и в Селле сильно упал авторитет Храма (то тут, то там возникают неприятные инциденты со служительницами Лиссы и сам Ниетто непрочь прибрать к рукам богатства Храма), он недвусмысленно дал понять, что пока он не намерен открыто идти против Лиссы, не входит в его планы даже портить с ней отношения. - Уважаемый Ниетто, Лисса будет рада приветствовать прокуратора провинции Селль и предоставит все положенное протоколом время аудиенции, - Серизиа, в свою очередь, поклонилась прокуратору. Она тоже сказала все, что намеревалась сегодня сказать ему. Они расстались, полные недоверия, но довольные друг другом. Пока каждый из них ни чем не удивил и оправдывал ожидания другого.
Лисса, ее визит, как он пройдет; сможет ли он верно оценить ее силы и возможности - это было главным, это многое решит, многое изменит. Ниетто в который раз возвращался к тайному посланию скорого на решения Тьюга, обдумывал двусмысленные фразы Бранса, пытался докопаться до истинной подоплеки фанатичной настойчивости Даквара. Рано или поздно, ему нужно будет принять какое-то решение. В этот раз придется выбирать, вряд ли удастся сохранить нейтралитет. Скорее всего, Серизиа, как ни жаль, но нашей дружбе придет конец. Скорее всего, наверняка, о, прекрасная Лисса, мне, как и остальным, захочется овла-деть тем, что ты хранишь в подвалах своего храма... Мне давно хочется понять, насколько верны слухи... Да, и этот "новый"-старый источник энергии - кто сказал, что только у Лиссы есть на него право?! Но пока... пока время терпит. И он, конечно, не обманет ожиданий этих милых одногрудых дам. Можно понять недовольство и воркотню мужчин - самые красивые женщины - у Храма. Ну, пусть бы служили своей Лиссе, но зачем же обижать мужчин? Почему нельзя уделить и им немного внимания? Были бы они чуточку сговорчивее, многих бы проблем не было и многих недоразумений удалось бы избежать... А так, - Ниетто усмехнулся своим тайным мыслям, - интересно, какие они, служительницы Храма?...
Через всю страну из напоенного соками земли Барра Процессия Лиссы, опережаемая быстрокрылой молвой, прибыла в опаленный солнцем Селль.
Торжественная музыка главных ворот Храма выгнала жителей на улицы Селля. От мала до велика, затаив дыхание, с восторгом, а потом, когда за креслом Лиссы появлялась серебрянолицая маска, и с ужасом, рассматривали любопытные Процессию Лиссы. Как всегда, торжественно - невозмутимая, гордая, непередаваемо прекрасная Бессмертная вызывала восхищение и почтение. Глядя на нее, замирало не одно девичье сердечко; соблазнительные полуобнаженные тела защитниц заставляли учащенно биться не одно мужское сердце, срывали одобрительный свист и улюкание с губ юношей; явные, хоть и немногочисленные противники Лиссы с нескрываемым злорадством указывали пальцами на Серебряную маску - вот оно, истинное лицо Лиссы! Так, сопровождаемая волной разнооб-разных чувств и желаний, Процессия достигла Храма. Настоятельница Серизиа в окружении служительниц торжественно приветствовала Высокую гостью. По окончании ритуала (все понимали, насколько нуждаются в отдыхе прибывшие после длинной изнурительной дороги) их отвели в специальные помещения. Лучшие врачевательницы и массажистки занялись защитницами - каждую внимательно и придирчиво осмотрели, каждой определили диету (в дороге они поддерживали силы исключительно чистой энергией, извлекаемой Лиссой из родников - теперь им предстояло постепенно вернуться к обычному способу питания), каждую ждали массажистки и сладкоголосые рассказчицы возвращающих душевные силы историй. В помещении, отведенном для Эвит, Лисса укутала свою помощницу мягкими нежными слоями чистой светлой энергии. Погруженная в глубокий сон, под защитой неусыпного внимания Матроны, Эвит быстро, уже к утру, восстановит силы. Лиссу же Серизиа привела в свои личные покои - в помещение, стенами которому служили ветра : морозный - северный, жаркий - южный, влажный - западный и сухой - восточный, причудливо переплетаясь, но сохраняя свою индивидуальность - запах и даже трудно уловимый цвет - как нити плели они воздушный холст, плотной стеной отделив усталую Матрону от остального мира. Для Лиссы было необыкновенным радостным откровением - чем-то новым и совершенно необычным - увидеть и постичь возможность приобщения к первозданной энергии ветров. Хорошо, что с ней была Шахорка - заботы об усталом, обескураженном непонятными переменами зверьке позволили Лиссе скрыть свое удивление. Ведь в прошлые посещения Храма в Селль она - Серебряная маска, никак, ну никак не могла
быть гостьей в этой ни на что не похожей, не имеющей аналогов, комнате.
- Если все окончится благополучно, - думала Лисса в эйфории переполняющих ее энергий, - я обязательно овладею, я постараюсь овладеть, - поправила она сама себя, пони-мая, как это непросто, - постараюсь научиться пользоваться энергией ветров...
Рано утром, разбуженная Лиссой, Эвит поднялась отдохнувшая, полная сил. У нее и у серебряной маски Серизиа было много дел и забот. День обещал быть напряженным. Прежде всего - аудиенция: необходимо подготовить зал, кресло Лиссы, позаботиться о должном угощении, одеждах, проследить, чтобы во время аудиенции был соблюден протокол; далее (остается время только на подготовку Святилища, и немного времени для Лиссы - передох-нуть и сменить одежду) - Обряд Снятия Покровов.
Хорошо, что они с Главной помощницей Серизиа быстро нашли общий язык: видимо, все Серебряные маски обладают схожими характерами - повышенное чувство ответствен-ности, умение и желание работать в содружестве.
Сама же Матрона, на удивление быстро восстановив силы, почти и не спала эту ночь, беседуя с четко мыслящей, ясно высказывающей свое мнение настоятельницей Серизиа.
--
К сожалению, ничего нового, утешительного - та же, как и в остальных провинциях скрытая и не очень неприязнь, ощущение настигающей, тяжело дышащей за плечом беды. Кто-то целеноправленно, заинтересованно организует, раздувает, поддерживает малейшие проявления недоверия и вражды по отношению к Храму... Прокуратор Ниетто - не органи-затор (пока он выжидает), возможно, сохранит нейтралитет, но, скорее всего, присоединится к гонителям Храма. Пусть Мудрейшая составит непредвзятое мнение. - Священный Обряд?!- Серизиа печально вздохнула, - Боюсь, что и здесь мне нечем порадовать тебя. Даже по сравнению с прошлым годом, как ни стыдно было нам смотреть друг на друга, сейчас... Может быть, стоит на что-то решиться? Например, проводить обряд раз в два года?... -
- Врачевательницы Лиссы лечат болезнь, а не следствие, уважаемая Серизиа. У нас еще будет возможность вернуться к этому разговору. Мне необходимо подготовиться к аудиенции. - Как ты думешь, какое впечатление мой зверек произведет на прокуратора Ниетто? Стоит его взять с собой? - Насколько я понимаю прокуратора, он насторожится еще больше, он и так очень осторожный человек и осмотрительный политик. Не думаю, что Ниетто растеряется, проговорится. Напротив, возможно, он скажет еще меньше, чем собирался сказать. Решать тебе, Бессмертная, - с низким поклоном Серизиа покинула помещение. Ей тоже необходимо подготовиться и к аудиенции и к Священному Обряду.
Возможность вновь уединиться для беседы представилась им поздно вечером, вернее - ночью, после долгого трудного дня. Аудиенция, начавшаяся точно в назначенное время, прошедшая в полном соответствии с протоколом, являла яркий пример того, как умные и искушенные политики, стараясь как можно меньше сказать и как можно больше услышать, обмениваясь приличествующими случаю фразами, умудрились в течении полутора часов ничего не сказать друг другу При виде странного зверька Лиссы (Матрона решила взять Шахорку с собой) лишь на мгновение зажегся огонек любопытства и недоумения в непрони-цаемо блестящих глазах прокуратор Ниетто. Как воспринял прокуратор Шахорку -принял ли он ее как предупреждение о неизвестных дотоле возможностях Лиссы, или решил, что это очередное проявление эксцентричности Храма с целью привлечь внимание, поддержать угасающий интерес, популярность, - понять это Матрона не смогла. - Я увязала в его эфе-мерно-легкой защите, - делилась она с Серизиа. - Гораздо легче читала я в душе прокуратора Тьюга. Со всей его грубой решительностью и непоколебимым упорством, с непробиваемо-тяжелой, почти видимой защитой он оказался беззащитен перед всепроникающей Лиссой, более того, он поддается нашему влиянию. Он никогда не пойдет ни на какие соглашения с Храмом, но мы, в случае крайней необходимости, можем управлять им, можем заставить его действовать в наших интересах. Пркуратор Ниетто с его сильной волей и изворотливым умом гораздо опаснее для Храма. И, хотя мне не удалось пробиться к нему и понять его планы, возможно, у него их просто-напросто еще и нет, ясно, что в момент принятия решений Ниетто будет там и с теми, где ему будет выгоднее. И, скорее всего, он будет не с нами. Ты согласна со мной, Серизиа? - Да, о Вечная. Хотя все сказанное тобой не предве-щает ничего хорошего Храму, я радуюсь тому, что наши мнения совпадают. И еще, Мудрей-шая, я позволю себе нарушить обычай и сказать, что впервые за то время, что я настоятель-ница Храма в Селле, первый раз за все наши многочисленные встречи, ты, о Прекраснейшая, одарила меня счастьем, возможностью высказывать собственное мнение, отвечая на твои вопросы. Это величайшая честь и Серизиа навеки сохранит в душе гордость и безмерную благодарность, - настоятельница Серизиа низко склонилась перед осознавшей свой промах Матроной. - Наставница никогда не вела откровенных бесед с настоятельницами. Краткие, четкие распоряжения - воля Лиссы священна, и дальше, в следующий храм. Но, может быть, если бы Лиссу больше интересовало мнение настоятельниц, то, что происходит в каждом храме, вокруг него, мы бы не оказались в таком плачевном, возможно, безвыходном поло-жении. Нет, хорошо, что я разговариваю с ними. В эти трудные времена Лиссе нужны умные, преданные служительницы. - Поднимись, Серизиа. Храм благодарен за твою смелость и мудрость, за веру и многолетние труды для его пользы. Ты достойна этих, как ты их имену-ешь, почестей. И мне доставляет удовольствие беседа с такой мудрой и знающей настоятель-ницей как ты, Серизиа. Присядь. Мне хотелось бы сказать о девушках, прошедших вчера Обряд. Да, это, конечно, не то, к чему мы привыкли - не таких девушек Лисса прежде отби-рала себе в служительницы. Но подумай о том, в какое время эти девочки пришли к нам, пришли в Храм, вспомни выражение их лиц в конце Обряда - нельзя пренебрегать ими. Возможно, именно они, не из знатных семей, не самые красивые, не очень удачливые, и станут опорой Лиссы, возродят и вновь укрепят Храм. Я в них верю.
На следующий день Процессия Лиссы должна была покинуть Храм в Селле. Несмотря на то, что, вымотанные долгой дорогой, защитницы еще не совсем восстановились, задержи-ваться в Селле было нельзя - на посещение каждого храма отводилось ровно двое суток, и никогда и никто не нарушал этого правила. Лисса не хотела нарушать его и сейчас. Серизиа предложила простой, а потому и единственно верный выход - время на дорогу между храма-ми никогда особо не регламентировалось - Процессия Лиссы выйдет из Селля, дорога, по которой она отправится в сторону Тааха, довольно малолюдна (путешественники, паломни-ки, богатые купцы предпочитают пользоваться современной, благоустроенной Главной дорогой, которая пересекает страну северо-запада на юго-восток и соединяет между собой города и селения многочисленными ответвлениями и переездами) и, отойдя от города на необходимое расстояние, остановится на отдых еще на несколько дней. Серизиа окружит их "завесой ветров". Вряд ли кто-то отыщет Процессию в этой обдуваемой всеми ветрами пустынной местности. Матрона приняла предложение Серизиа - защитницы храма еще не полностью восстановились, а рисковать их здоровьем Лисса не хотела.
И вот, сопровождаемая, как обычно, толпой любопытных зевак, под звуки прекрасной музыки широко распахнутых главных ворот храма, Процессия Лиссы покинула Селль.
В одном переходе от города, как и было договоренно, на обочине дороги Серизиа создала для них мощное невидимое убежище. Лисса с сердечной грустью простилась с сухонькой настоятельницей с темным, задубленным ветрами (никакие ухищрения не могли это скрыть) лицом,. - Если бы я знала, кого просить, - думала Матрона, - я просила бы уберечь Серизиа. Дать нам еще встретиться.
Несколько дополнительных дней покоя позволили крепким, тренированным защитницам вернуть себе прежнюю бойцовскую форму, и ухаживавшая за ними Эвит с радостью сообщила Лиссе, что Процессия может двинуться в путь.
Матрона, как ей ни не терпелось продолжать свои тайные розыски, решила, что будет целесообразнее воспользоваться днями отдыха под "завесой ветров" для того, что бы понять, как это делает Серизиа, научиться брать энергию ветров. И когда разлетевшиеся на все стороны ветры завесы открыли великолепную Процессию Лиссы, восседающая на высоком помосте Матрона могла быть довольна собой - пусть не до конца, пусть не в полном объеме,
- главное - она овладела азами этого искусства - дружить с ветрами.
В храме Тааха готовились к прибытию Лиссы. Настоятельница Альвизе, внешне, как всегда, спокойная, уравновешенно-доброжелательная, кипела от раздражения. Как только было получено сообщение Лиссы, что Процессия движется в Таах, Альвизе начала следить за их перемещением - ей хотелось быть в курсе событий, получать точную и своевременную информацию, но очень скоро, буквально в течение первого дня она потеряла, не смогла обнаружить Процессию на пустынной старой дороге. Добро бы розовое свечение неизвест-ного Альвизе камня, - настоятельница уже смирилась со способностью самозванки (так даже самой себе боялась она назвать Лиссу), нет, в этот раз не было даже этого - они просто исчезли, и вот ровно через два дня непонятного отсутствия, Процессия Лиссы как ни в чем не бывало движется в сторону Тааха. Что еще придумала эта...? Что она скрывает? И я ведь не имею права ее ни о чем спросить, - Альвизе содрогнулась, задрожала, пытаясь совладеть с внезапно вспыхнувшей, охватиашей все ее существо яростью. Метнула свое истерзанное существо, тело в сад. - Помогите мне, - воззвала к единственным оставшимся непоколеби-мыми символам - прекрасным деревьям силы. Медленно, капля за каплей живительный сок, зеленая энергия начали заполнять, проникать во все клеточки ее жаждущего, изболевшегося сознания, истерзанного тела. Еще немного... - и ей удалось бы совсем успокоиться..
- Прокуратор Бранс просит соизволения говорить с тобой, мудрейшая,- голос главной помощницы вернул Альвизе к действительности. - Что еще надо от меня этому двулично-му?.. - Не до конца побежденный гнев, как огонь непогашенного по небрежности уголька, вспыхнул с новой силой. Накануне прибытия Лиссы он вспомнил и об Альвизе?! Где он был раньше, высокочтимый? - Ах, не стоило в таком состоянии принимать кого бы то ни было, а уж Бранса и подавно, но... - Пусть ждет. Я не задержусь...
Каждым жестом, каждой лучащейся улыбкой, клеточкой лица выражая почтение и радость в предвкушении встречи, устремился прокуратор Бранс навстречу быстро вошедшей в небольшое помещение личных покоев настоятельнице Альвизе. Явная цель посещения Брансом Храма, о чем он и заговорил сразу после обязательных комплиментов, уверениях в добрососедском сотрудничестве и прочем, была договориться о предстоящей аудиенции у Лиссы. Прокуратор Бранс, как и Ниетто, считал, что нет необходимости проявлять явное пренебрежение и неуважение к Храму, - в свое время все станет на свои места и все получат причитающееся им. А вот выяснить, что и как происходит в самом Храме, как оценивает ситуацию известная своей предусмотрительной мудростью настоятельница Альвизе, очень и очень стоило. Уже во время самой беседы, каким-то десятым чувством уловив что-то необычное, странное в состоянии Альвизе, прокуратор очень осторожно, поражаясь тому, что он делает и о чем говорит, попытался привлечь ее на свою сторону, превратить в союз-ницу. Разумные доводы о необходимости большей открытости и всеобщего прогресса Бранс щедро сдабривал прославлением мудрости и терпимости великой настоятельницы. Альвизе нетерпеливым жестом прервала завораживающий поток его речи: "Уважаемый прокуратор, я позволю себе быть откровенной с тобой. Ведь это я стояла у истоков твоей жизни. К нам, в Храм, ко мне обратилась за помощью твоя мать после долгих лет бесплодия, у нас, в Храме, на моих глазах, с моей помощью появился на свет ты, славный Бранс. Мне странно и больно видеть, что именно ты отворачиваешься от Храма, участвуешь в интригах, призванных ослабить или вовсе уничтожить Лиссу. Может быть, не во всем и не всегда Храм проводил правильную, современную политику,... но, для всеобщего блага необходимо сохранять, как минимум, равновесие сил".
- Я благодарен тебе, о мудрейшая, за твою память. Наща семья никогда не забудет чуда Лиссы, твоих благодеяний. Я пронесу через всю жизнь понимание и благодарность за то, что твоя помощь и поддержка помогли мне добиться того, чего я добился, стать тем, кем я являюсь сейчас - прокуратором великого Тааха, - Бранс почтительно прикоснулся губами к Перстню достоинства, - Тем больнее, труднее видеть мне в будущем упадок великой Лиссы, представлять, как будут разграблены ее храмы, унижены и уничтожены ее служительницы. А все из-за непонимания, нежелания Храма поделиться с обществом частью своих сокровищ, из-за маниакального упорства, с которым вы скрываете, не позволяете нам овладеть необходимыми государству источниками энергии. Не буду, не могу скрывать, что я согласен с теми, кто настаивает, скажу помягче, на уменьшении влияния Храма, но я не могу допус-тить твоей гибели, настоятельница Альвизе! Помоги нам - снимите вето, дайте нам эту силу!!! Я клянусь сохранить твою жизнь, сохранить Храм!!!
- Я ценю твои добрые намерения, твою заботу о моей жизни, благополучии. Лисса всегда умела позаботиться о своем Храме. Несмотря ни на что, я уверена, что и в эти трудные времена мы сумеем постоять за себя. Но в память о моей незабвенной подруге - твоей матери, мне хочется как-то помочь тебе, помочь Тааху. К сожалению, ты преувеличи-ваешь мое влияние на Лиссу, мои знания. Только Матрона, только сама Лисса обладает главными тайнами Храма, - в ее руках то, чего вы так жаждете, чего так добиваетесь - источник энергии.
- Скажи, о мудрая, я с содроганием задаю этот вопрос, но всегда были какие-то смутные слова, намеки - Лисса бессмертна?
- Я не верю своим ушам. Как такое могло прозвучать в стенах Храма?!- Бранс поймал твердый, без тени удивления или возмущения взгляд настоятельницы.
- Для меня, мудрейшая из мудрых, Альвизе, ты воплощение Лиссы, - прокуратор говорил, не спуская глаз с настоятельницы. О, она понимала его, понимала, о чем он говорил. Взгляд Альвизе не отверг его взгляда, ее глаза излучали колебание, сомнение; множество разнообразных чувств прочел Бранс во взгляде настоятельницы, только возмущения, гневного неприятия там не было.
- Молодость всегда тороплива,- насмешливо, жестоко улыбнулась Альвизе.
- Клянусь тебе, о мудрая, мы проявим выдержку и понимание. Никогда еще Храм не заключал более выгодного соглашения,- прокуратор Бранс склонился в глубоком поклоне.
- Многочисленные заботы и обязанности - ты ведь знаешь, Процессия Лиссы будет в Таахе через несколько дней - не позволяют мне уделить тебе должное внимание, уважаемый прокуратор. У нас еще будет время для дружеских бесед, - Настоятельница Альвизе, как всегда, с гордо поднятой головой величественной походкой покинула комнату.
Им обоим было о чем подумать. Требовалось время, чтобы проанализировать внезапно произнесенные слова; заданные вопросы и полученные ответы; оценить, как это отразится - отразилось уже - на положении каждого из них, на их взаимоотношениях.
Прием, оказанный Процессии Лиссы в Тааха, был, пожалуй,самым теплым и дружест-венным. Народ на улицах и площадях, прокуратор Бранс во время аудиенции - все старались быть приветливо-гостеприимными. Как это напоминало старые добрые времена! В ночной
беседе после Обряда Лисса не применула высказать Альвизе свое удовольствие, смешанное с некоторой долей удивления: "Ты воистину мудрейшая из мудрых, уважаемая Альвизе. Нигде
нас не встречали с таким радушием. Нигде нет такого взаимопонимания между Храмом и прокуратором. Я восхищаюсь тобой, Альвизе, и благодарю от имени Храма". Понимая довольство Матроны и чувствуя ее особое к себе расположение, Альвизе попыталась вновь вернуться к обсуждению основных принципов Храма, его отношения к источникам энергии. Лисса, всецело поглащенная тайным расследованием (пребывание в дружеском Таахе позво-
ляло снизить напряжение ежесекундного противостояния), была несколько удивлена: "Я счи-
тала, и продолжаю считать", - сказала она (в этот раз они вели обычный разговор - каждая из них, по своим соображениям, не хотела допустить слишком глубокого проникновения в свои мысли), - что мы достаточно много времени уделили этим вопросам, пришли к взаимопони-манию. Позиция Храма достаточно ясная, четкая. При всем уважении к тебе, о, мудрая, - твое мнение важно и значимо для Храма - мы не будем к этому возвращаться. - Лисса продолжала с уважением говорить о прекрасных организаторских способностях Альвизе - при всех объективных трудностях, таких же, как в других провинциях, ее храму удалось, удается
привлечь под свою длань наиболее смышленных и красивых служительниц.- Я была счастлива
и горда проводить Обряд в Храме Тааха. Почтительно, благодарно улыбаясь слушала Альвизе, напряженно пытаясь прочесть истинные мысли Матроны. Она корила себя за упущенную возможность - в начале беседы был миг, когда она могла перейти на бессловесный контакт с Лиссой. Неизвестно, пошла бы та на него, но попытаться она могла бы, а сейчас... Окруженная прозрачно-розовой защитой камня, с мирно дремлющим на коленях зверьком, Матрона была недоступна в своих сокровенных мыслях. Слушая ее мелодичный, хорошо поставленный голос, настоятельница Альвизе боролась с поднимающимся в ней знакомым чувством раздражения и... да, да - злости...
По прошествии положенных дней Процессия Лиссы под торжественную музыку глав-
ных ворот Храма, сопровождаемая восхищенно-облегченным шепотом толпы, покинула Таах. Лисса была довольна пребыванием в провинции, довольна доверительными отношениями с настоятельницей Альвизе. Впереди была длинная Главная дорога, благословенный Уд.
Отдохнувшие, в прекрасной физической форме защитницы грациозно вышагивали по сторо-
нам разукрашенного помоста с гордо восседающей в высоком кресле прекрасной Матроной Лиссой.
Прокуратор Даквар знал обо всем, происходящем в Храмах Лиссы. С пристальным, удивляющим самого себя, вниманием следил он за Процессией Лиссы. Он, один из немногих, знал точную дату, когда Процессия покинула Главный Храм. Не надо содержать сеть осведомителей и шпионов, да и спрятаться там, в пустынной местности под защитным полем Лиссы, практически невозможно, достаточно знать, когда и что закупает Храм у своих постав-иков, ведь не все они могут производить сами, - и лишь сопоставляй и делай выводы. Даквар усмехнулся: что, что, а с этим его О'Конн справляется блестяще. После Барра следить за Процессией стало совсем просто. Когда Лисса покинула Селль, на несколько дней, пока не выяснилось, что, как и обещала, Матрона посетит Храм в Уде в последнюю очередь, Даквара охватила холодная ярость - не то привычное ему напряжение мыслей и чувств, которое вело к решительным действиям, поступкам, нет - эта ярость придавила его, лишила желания и возмож-ости даже думать, объективно оценивать совсем не сложную, не опасную ситуацию. Он бес-
ельно бродил по запутанным переходам своего мрачного замка, не позволяя приблизиться к
себе даже самой обольстительной из десятка содержавшихся на его половине девушек. Только сообщение О'Конна о том, что процессия движется в Таах, вернуло Даквара к действитель-
ности. Она не обманула - первая радостная посетившая его мысль. Она не обманула,- изо дня в день звонкими молоточками стучало в его мозгу. Чему, собственно, я радуюсь,- раздраженно, поймав себя во время важного разговора или любовных утех на том, что прислушивается к этим веселым,.упоительным звукам, одергивал себя Даквар, но не мог, никак не мог совладать со странным чувством, заставляющим густым румянцем рдеть мрачное, как будто вытесанное из прибрежных скал Уда, лицо. В это утро прокуратор решил посетить настоятельницу Уллоа - необходимо договориться об аудиенции до прибытия Лиссы: по его подсчетам, осталось несколько дней. Войдя в небольшую дверь в плотной кладке высокой стены, окружающей
Храм, по узкой гравиевой дорожке Даквар пошел к боковому входу храма. Его внимание привлекли густые заросли "цветов Лиссы". Эти странные то ли цветы, то ли кустарник встречались иногда и на заброшенных пустошах, и среди голых, мшистых валунов побережья, говорили, что видели их и на пустынных, обоженных солнцем землях Селля, но только в Храме Лиссы заботились об этих цветах и только здесь представали они во всей своей странной красо-те. Тонко вырезанные, упруго-плотные, как будто из резины, частые веточки-листочки были белого цвета - Нет, скорее это цвет утреннего инея, - подумал прокуратор, впервые в жизни внимательно рассматривая "цветы Лиссы", - Когда в первый морозный день ты выходишь рано утром, именно так выглядит мир, покрытый тонкой, быстро тающей под лучами солнца пеле-
ной. Взгляд Даквара невольно остановился на самих цветах - Собранные в небольшие соцве-
тия, мелкие, многолепестковые цветочки удивительно яркого, пронзительно-желтого цвета,
они не пахли. "У цветов Лиссы нет аромата",- эти слова всплыли в его памяти из далекой
дали. И эти странные, желтые-желтые (теперь он знал, на что они были похожи) глаза.
Невольно защищаясь, Даквар зажмурился, прикрыл рукой лицо. Но видение не уходило.
Сколько лет он не вспоминал, не думал о ней?! Именно сегодня? и где? - в этом проклятом месте!!! Прокуратор круто развернулся и быстро, почти бегом, покинул Храм.- Завтра он
пошлет сюда О'Конна. Помощник обо всем договорится с Уллоа не хуже его самого. - Домой, нет - в горы, к морю,- стража едва поспевала за ежеминутно меняющим решения прокуратором. Даквар с шумом захлопнул двери личных покоев, секретным кодом закрыл за собой вход в небольшой рабочий кабинет. Глоток доброй старой настойки - не какое-то вино, или успокива-ющее зелье Лиссы. - О!, как я ее ненавижу! - Пузатая, темного толстого стекла бутылка
застыла в ожидании на полочке потайного шкафа. "Приличные люди не варят и не пьют такую гадость" - Его гордая, надменная бабка не могла ни на секунду забыть о той капле крови варваров, что текла в их жилах. - Отец был прав, что сохранил это пойло, - подумал Даквар, проглатив обжигающую, пахнувшую полынью жидкость, - здорово успокаивает. Еще глоток... Аккуратно закупорив бутыль и вернув ее в небытие потайного шкафчика, прокуратор бросил украдкой взгляд на висевшее в простенке небольшое старинное зеркало - он как раз проходил мимо него - и застыл, повернулся, всем существом устремился в проясняющуюся муть старого стекла. Вот он молодой (он был когда-то таким молодым?), да, молодой и по-щенячьи счастливый, а рядом с ним легкая как мечта девушка. Ее желтые колдовские глаза с тоской, с укором смотрят на него. Как он не видел, не понимал тогда этого взгляда?! Как сделал то, что сделал? Он был молод, силен, знатен - не было того, чего бы он ни добился, не было такой девушки, которая устояла, не легла бы с ним... Ни в чем не знал он удержу, никто не смел перечить ему. Она, одна она не хотела его, презирала и избегала близости. Отвергнутая служительницами Лиссы, она все равно считала себя преданной ей, мечтала посвятить жизнь прекрасной Матроне. Он взял ее, как и все в жизни, легко и не задумываясь. Он сломал ее хрупкое сопротивление, своей горячей молодой силой он раздавил ее, разбил хрупкий мир ее души. Даквар сжал в кулаке массивный стакан. - Как же они отомстили ему! - она и Лисса!!! Единственная из всех, всех - десятков, сотен? (он не помнил, сколько было у него женщин за
всю долгую жизнь), она родила мальчика. Ей удалось скрыть от него свою беременность. Да он
и не очень-то интересовался ею - сколько было девушек, что сами вешались ему на шею! Она просто жила в его доме - он забрал ее из низкого окружения родни, и в один прекрасный день родила мальчика! Бабушка рассказывала ему, какой это был крупный, сильный, прекрасный ребенок. Надменная аристократка, она принимала его сына, - Не следует делать достоянием общества все, что происходит в их доме! - Он все собирался посмотреть на ребенка и... не
успел! - Она сбежала! Она сбежала с его сыном!!! Он должен был, он во что бы то ни стало должен был найти ребенка. - Бабка гнала, подгоняла его - Откуда ей было знать тогда, что
даже две, нет - три законные жены родят ему только девочек!? Он нашел ее в убогом доме родителей. Она была одна - без ребенка. Он - молил, угрожал, просил. Он готов был платить,
и платить щедрой рукой, - ее родня, если бы знали, наверняка (кто бы устоял на их месте перед таким богатством?) открыли бы, где она прячет ребенка, но нет... И тогда он пригрозил ей, что будет медленно, мучительно убивать ее родных. Сделал бы он это, хватило бы у него сил?...
Но она поверила ему... - Твой сын у Лиссы. Я отнесла его в Храм - Быстрым неуловимо-лов-
ким движением (многому научила ее Лисса!) Алейт прижала ямку у основания шеи и безды-ханная рухнула к его ногам. - Ее звали Алейт - тяжелый стакан попал точно между широко раскрытых, полных боли и недоумения ярко-желтых глаз. - Старинное зеркало с легким звоном осыпалось, расколовшись на тысячи мелких осколков.
- Глубокочтимый - голос тихони О'Конна перекрывал его же настойчивый стук в дверь, - Господин Даквар! - Интересно, давно он стучится, - прокуратор с трудом отвел взгдяд от зловещей ухмылки ощеренной безобразными осколками рамы.
Процессия Лиссы, окруженная толпой любопытных, проследовала по узким
брусчатым улицам Уда в Храм. С последними аккордами величественной, грозной музыки затвориись за ней тяжелые мощные ворота. И тотчас же, как в Селле, врачевательницы окружили усталых защитниц - они нуждались в отдыхе и специальном уходе. Лисса, обменявшись лишь краткими приветствиями с настоятельницей Уллоа, поспешила позаботиться об Эвит. Здесь в Уде, как ни в каком другом месте, здесь, как нигде Матроне необходима была ее верность и преданность. Погрузив Эвит в глубокий, восстанавливающий силы сон, оставив в ногах ее ложа Шахорку (ей уже были знакомы врачующие способности зверька), Лисса направилась к Уллоа. Настоятельница Храма в Уде была красива. Все служи-тельницы Лиссы, и уж конечно настоятельницы, славились своей красотой, обязаны были быть красивы - один из законов Лиссы. Но даже на фоне признанных красавиц Лиссы выделялась настоятельница Уллоа. Она была не просто хороша - она была потрясающе красива. Красива странной, волнующей красотой, присущей некоторым женщинам Уда.
- Кто из ее бабушек или прабабушек предпочел варвара своему мужу? Или их было несколько?, уж очень явственно проступают черты чужаков на этом удивительно прекрасном лице. Лисса не дала себе погрузиться в эти, не имеющие никакого отношения ни к ней, ни к делу, праздные мысли. Она предвидела непростой, долгий разговор с настоятельницей Уллоа. Как и в других Храмах и провинциях - все ухудшающиеся отношения с местными властями, необъяснимая, все возрастающая неприязнь населения, и, как следствие - падение пристижа, влияния Храма - те же проблемы, те же трудности. Но слушая рассказ Уллоа, вслушиваясь в ее низкий с хрипотцей голос, Лисса слышала еще что-то - она не могла отрешиться от мысли, что Уллоа что-то знает, что настоятельница, видя в Матроне высшее существо, пытается, не отдавая себе в этом отчета, чем-то поделиться с ней. Вот Уллоа заговорила о том, насколько напряжена, непредвиденна ситуация в провинции: прокуратор Даквар даже договориться об аудиенции не соизволил - прислал вместо себя своего личного помощника, возможно повторение ситуации в Барре... - Я не думаю, что все так уж неотвра-тимо плохо. Уверена, мы увидим Даквара на аудиенции, - постаралась Лисса успокоить Уллоа. - Я знаю, я уверена, тем странным, приведшим меня в восторг и ужас чувством там - в Главном Храме, я знаю, что Даквар придет. Он не меньше меня ждет этой встречи. Но не прокуратор Даквар, не аудиенция не дают покоя Уллоа. Что же? Я должна знать. Необходи-мо это выяснить. - Лисса всматривалась в прекрасные черты, слушала рассказ настоятельни-цы о том, как подготовлена, как пройдет аудиенция; ее сетования на то, что Обряд может разочаровать Матрону - совсем, совсем не те девушки приходят нынче в Храм, - и думала о том, имеет ли она право насильственно, без ее согласия вторгнуться в мысли Уллоа, выяс-нить, что ту тревожит. Нет, - решила Лисса, - Я не имею права это делать. Ситуация не на- столько критическая. Завтра, после аудиенции, после Обряда, когда улягутся волнения, спадет напряжение приготовлений, она сама все расскажет.
Прокуратор Даквар готовился к аудиенции в Храме Лиссы. Прокуратор Тьюг оказался самым последовательным из всех, объединенных общей целью возможных союзников, он недвуссмысленно дал понять, что настроен против Лиссы. Ниетто - позиция яснее ясного - хитрый паук выжидает. Как всегда он будет там, где выгоднее лично ему (хотя, скорее - на стороне прокураторов). Бранс - надежный, если можно говорить о надежности в подобных ситуациях, умудренный опытом, - его Даквар ставил на одну ступень с собой, - Какое стран-ное послание получил он от него... Неужели Бранс так и не понял, что он, Даквар, намерен уничтожить Храм, уничтожить без всяких условий, в любом случае!?! Да, он должен при-знаться сам себе, - наконец наступил удобный, подходящий момент - все сошлось: потреб-ность в энергии, алчность прокураторов, косность непросвещенного народа - он может осуществить свою самую потаенную, самую заветную мечту!!! Еще тогда, много лет назад, когда он неделями стучал в намертво затворенные двери Храма, когда валялся в ногах у презрительно улыбающихся служительниц (настоятельница Уллоа не сочла нужным снизой-ти до него), вымаливая возможность хотя бы узнать, что случилось с его сыном, где его маль-чик, - тогда дал он себе эту клятву: "Храм погибнет! Ничто не остановит его! Ничто не спасет Лиссу!" - Лисса ... - эта женщина... Он обязан увидеть ее. Последний раз. Это не имеет никакого значения. Ничего не изменится. Даже если она согласна пойти на уступки, - он усмехнулся, тем хуже для храма, - ничего не изменится. Тоэлль уже наверняка добрался до самых нижних этажей в тайных хранилищах Главного Храма. (И где только О'Конн нашел этого фанатика? Он ненавидит Лиссу еще больше, чем он, Даквар). Он пойдет на аудиенцию, чтобы увидеть ее, вдохнуть наполненный ее ароматом воздух. Он пойдет туда ради самого себя. Он никогда не простит себя, если еще раз, последний раз, не заглянет в эти бездонные глаза... Усилием воли Даквар вырвал себя из омута воспоминаний, вытер покрывшееся испа-риной лицо, несколько раз крепко сжал дрожащие руки, восстановил дыхание - Хватит, - приказал предательнице-памяти, - я обещал, и я увижу ее.
Утомленная, довольная прошедшим днем, настоятельница Уллоа славила прозорли-вость Бессмертной Матроны - несмотря на все сомнения, всю неуверенность ее, Уллоа, Даквар пришел на аудиенцию..
- Да, я видела его, - воспоминания несли Лиссу над восторженным потоком слов настоятельницы, - Как странно он смотрел на меня; как сказал, что я не разочаровала его, когда объявила, что Храм не пойдет ни на какой компромисс - интересно, что он подразу-мевал; и потом, когда удостоился самой большой для смертного чести - поцеловал колено Лиссы - Что со мной случилось?, какая волна, какой удар неведомых чувств несло прикос-новение его твердых, обветренных губ?!! И сейчас, поздней ночью, после тяжелого, требую-щего сосредоточения, напряжения всех сил Обряда снятия Покровов, даже сейчас, тело ее подвластно сладкой горечи того незабвенного мгновения...Но что это, о чем говорит Уллоа? Она долго благодарила Матрону за прекрасный Обряд; радовалась, что будущие служитель-ницы Храма понравились Лиссе; что Уд, как всегда, достойно принял высокую гостью; но потом... Лисса, продолжая вслушиваться в слова Уллоа, цепенея от их смысла, восстанав-ливала в памяти начало ее рассказа (на это ушло меньше мгновения): "С того времени, Вечная, много лет назад, когда вопреки выссказанному тобой неодобрению (ты ведь не высказалась категорически против), этот младенец остался в Храме, не покидало меня тяже-лое чувство... Не знаю, как объяснить его. Ребенок был так прекрасен, а принесшая его молодая женщина - так беззащитно-трогательна в своей просьбе, мольбе позаботиться о нем, что впервые за всю историю Храм Лиссы принял на себя заботу о младенце мужского пола..."
Теперь Лисса всем существом слушала Уллоа: "Ты не возвращалась к этому разгово-ру, а я и подавно не хотела напоминать о Тоэлле, так назвали мы мальчика. Он рос красивым, смышленным ребенком, с каждым годом мне было все труднее и труднее даже подумать о том, что придется когда-либо расстаться с ним. Мы воспитывали его вместе с остальными ученицами. Я сама была его хранительницей покрова, - опередила Уллоа вопрос Лиссы. Застывшую маску прекрасного лица настоятельницы исказила гримаса боли, - Но это не могло длиться вечно. Однажды мне пришлось объяснить ему, почему все его подружки проходят Обряд, а он все никак не удостоится этой чести. - Лисса видела несчастного юношу глазами Уллоа, чувствовала его боль и отчание. - Он жил в тайных помещения Храма, много работал - изучал наши священные записи, помогал моей Серебряной маске вести наше хозяйство. Только я и она знали о его существовании, нам удавалось хранить в глубокой тайне его пребывание в Храме. С каждым годом - чувствовала - росла его тоска, желание вырваться на волю, жить обычной жизнью, но с каждым годом он все больше и больше боялся этой жизни, боялся неизвестного ему мира за стенами Храма. Но зрела и набирала силу и его ненависть, его презрение к Храму, ко мне! Они-то, их неутоленная, всепожира-ющая стихия, привели к этому... Во всем, что случилось, что еще может случиться, виновата я одна - Уллоа выпрямилась, бесстрашно посмотрела на Лиссу, - Мне и нести наказание. - Год назад, сразу после твоего посещения, Тоэлль исчез. Я пыталась искать его. Тщетно!! Он не готов к жизни, он не знает как, он не умеет жить один. Самые ужасные мысли не остав-ляют, терзают мою душу. О, Бессмертная, заклинаю! Найди, помоги ему! Спаси моего
мальчика!- Полными слез глазами смотрела Лисса на распростертую на холодных каменных
плитах настоятельницу. Несчастный юноша, уже, вероятно, взрослый мужчина;осознавшая всю неправильность, всю неправомерность когда-то совершенного поступка Уллоа - как - чем можно им помочь? А мать, женщина, оставившая ребенка в Храме? Где она? Что с ней? Мягким жестом дотронувшись до плеча Уллоа, Лисса приказала настоятельнице подняться. - Сейчас не время и не место принимать решения, судить тебя. Мы должны выслушать и мать ребенка. Ты знаешь ее? Можешь найти? - Уллоа развела руками: - В те минуты я больше смотрела на ребенка, прислушивалась к своим чувствам. Мы даже не успели спросить, как ее зовут. Она исчезла беззвучно - как только я взяла на руки ее мальчика, - знала, что у Лиссы большое, любящее сердце...- За высокими, узкими окнами погасли последние звезды. - Я обещаю тебе сделать все возможное, - прервала долгое молчание Лисса. - Завтра, уже сегодня, поправила она себя, - мы покидаем Уд.- Низко склонившись, Уллоа оставила отведенные Матроне покои.
Условным свистом, на пределе человеческого слуха, Лисса позвала помощницу. Эвит тотчас же, будто только и ждала призыва, вошла в комнату. Матрона внимательно осмотрела похудевшую, поджарую фигуру, как будто сросшуюся с лицом серебрянную маску (Эвит ни разу не сняла ее за все время Процессии), улыбнулась помощнице мягкой, благодарной улыбкой. - Еще одно, последнее задание, и мы возвращаемся домой. Я отлучусь на некото-рое время. Проследи, чтобы меня не искали. Идем со мной, зверек, Лисса мягко взяла Шахорку из рук Эвит.
Первый раз в жизни видела Эвит, как в перломутровом мерцании все нарастающего "до" исчезает, расстворяется Матрона. - Как же мне не любить, не уважать, не быть предан-ной той, которая так доверяет мне? - Горячие слезы катились по полированному металлу серебряной маски.
- Хоть издали, хоть на мгновение, я должна их увидеть, - Думала Лисса, поплотнее заворачиваясь в тонкое полотно белого покрывала, - Ни разу за эти годы не было у меня такой возможности, никогда я не могла свободно распоряжаться собой, своим временем. Да и сейчас, то, что я делаю - безумие, преступление. Возможно, пройдет время и, так же как и сегодня Уллоа, я буду раскаиваться в содеянном, сожалеть о проявленной минутной слабос-ти. Но, может быть, никогда, никогда не представится мне даже этой возможности.- Она быстро шла в направлении знакомых, вырастающих как бы из памяти, очертаний спящего дома. Тихонько, беззвучно миновала ограду, не обратив внимания на странно пустынный, поросший чахлой травой двор, заглянула в низкое оконце кухни - темно, тихо. Стучит в такт порывам ветра плохо притворенная дверь. Лисса не стала заходить в пустой, темный дом. Он умер. Как умерло ее детсво, как умерло ее прошлое. Зачем она пришла сюда, что надеялась найти... Бездумно, в поднимающемся тумане, на свет "цветка Лиссы", как на свет маяка, подошла она к чуть покосившейся плите. "Алейт" - прочла, помогая себе чуткими пальцами, изъеденное солеными ветрами имя.
Странную, ни на что не похожую ночь провел прокуратор Даквар. Никак не мог уснуть. Сначала отлежал все бока на всегда такой удобной постели, потом тысячу раз измерил расстояние между углами своего кабинета. Он видел ее сквозь лицо О'Конна, слышал ее голос через нудные жалобы жены, ощущал губами, всем существом шелковистую нежность ее колена. Она говорила ему об опасности высвобождения непроверенных, враж-дебных человеку сил. Она уверенно высказала свое мнение и ясно разъяснила его. Он был горд ее силой и бесстрашием; он каждую минуту, даже когда покинул ее, восхищался, любовался ею. И, все-таки...Он не отступится. Его решение твердо.. Но как справиться с этой незнакомой, неведомой доселе мукой? Горяча породистого коня, в отступающем сумраке ночи прискакал Даквар к морю. По соскальзывающим под ногами валунам подошел к самой воде. Подставил разгоряченное лицо, душу сильному свежему ветру. Что-то белое, светлое блестело невдалеке между темными, покрытыми скользким мхом и остатками высохших водорослей глыбами. - Как будто огонь?- удивился Даквар. - Неужели варвары? - Давно не было здесь незванных гостей. Легко, неслышно, походкой опытного воина, приблизился прокуратор к белой фигуре, ухватился рукой за хрупкое плечо. - Я знаю, что это ты, - услышал он голос, голос, который он был уверен, никогда больше не услышит и глаза, лицо, которые существовали только в его мечтах, подтвердили, что это не навождение, не сон. - Ты можешь присесть рядом, если хочешь, - голос, мягко переливаясь, тек в растре-воженную, недоуменную душу. Даквар присел рядом с ней на большой плоский валун.
- Больше всего на свете я люблю море, - неожиданно для себя сказал он странно севшим голосом. Впрочем, он хотел сказать, что любит ее больше жизни, но... не посмел.
- Да, - ответила она, - Да, только я забыла, как бывает холодно на берегу моря перед рассве-том.- Она плотнее запахнула свое белое светящееся покрывало, придвинулась к нему, прижалась к горячему, дышащему силой телу. Шахорка, недовольно шипя, выбралась из под придушившего ее покрывала и грациозно перепрыгивая с валуна на валун, скрылась в плот-ном тумане утра. Стараясь не дышать, осторожно, как хрупкое стекло, обнял Даквар Лиссу, прикрыл полой своего теплого плаща. Она, всхлипнув, положила голову ему на грудь. - Ты плакала - то ли спросил, то ли сказал прокуратор. Слезы почему-то катились и из его застланных болью глаз. - Да, но все уже прошло. Не плачь и ты.- Она взяла его большую сильную руку, один за другим перебрала, лаская, пальцы. С тихим смешком покрутила перстень достоинства. Они молча смотрели на беснующиеся краски поднимающегося рассвета.