Осуществить это любительское издание собраний сочинений Льва ГУНИНА оказалось возможным с помощью его друзей. Практическая помощь, денежная помощь, анализ произведений, редакторская и корректорская работа, определённые влияния и доработки - всё это было бы недостижимо без обширной помощи, оказанной многими людьми.

   Наиболее значительное влияние на творчество Льва Гунина и на формирование его собрания сочинений оказали его близкие друзья Игорь Горелик, Игорь Пучинский, Моисей Аксельрод, Ирина Морих, и др. Но за всеми его произведениями, как ангел-хранитель, стояла личность его брата, Виталия Гунина. Он был главным советником Льва, его первым слушателем-читателем, иногда его корректором, помогал формировать образы главных персонажей, был главным источником оценки и анализа произведений. Поэтому это собрание сочинений посвящается Виталию Гунину.

   Данное издание представляет собой улучшенный вариант первого, выполненного в Бобруйске в 1988 году. На формирование этого издания основное влияние оказала личность монреальского поэта и прозаика, Мигеля Ламиэля, наиболее близкого друга Льва Гунина в период с 1994 по 1998 годы.
 
 

Первая часть собрания сочинений - РАННЯЯ ПРОЗА - охватывает период с 1969-го по 1981-й год. 

Период "ранней прозы" открывает рассказ "Домик на окраине", написанный Львом в возрасте 13-ти лет и дорабатываемый в течение последующих 2-3-х лет, и завершает "17 дней..." Это те произведения, которые называются в этом собрании "ранними". Несмотря на это, они представляют собой самостоятельную ценность, отличаясь от манеры и стиля последующих периодов. Ведь совершенство языка, лаконичность, отсутствие натянутых оборотов не всегда в литературе являются показателем высокой художественной ценности произведения. Иными словами, не всегда "гладкий" стиль обязательно является показателем художественного достоинства.

После 1981 года интенсивность написания прозы снизилась, и, в то же время, наметилась ощутимая тенденция к традиционализму. Частично это произошло оттого, что автор был отвлечен написанием более крупных прозаических произведений, нескольких романов и пьесы, а также работой в других жанрах. После 1974 года (до 1980-го) было написано всего два рассказа и три повести, и, несмотря на то, что они велики по объёму, этот жанр не входил в число основных для автора. Другой причиной являлось внутреннее переосмысление прозы малых форм и подготовка к изменению стиля.

Многие стилистические шероховатости, какие, при поверхностном взгляде, можно было бы убрать при редактировании, на самом деле являются особенностью стиля. Многократные повторения одной и той же мысли, возвращения к одному слову, обилие синонимов в каждом конкретном случае служат определённой художественной цели. В некоторых случаях эта многоцветность речи является следствием "местного" колорита и создает оригинальную атмосферу.  Не были изменены или "исправлены" те стилистические "погрешности", которые были введены в текст демонстративно, чуть ли не в качестве вызова приглаженному, ровному стилистическому строю, а также те, которые отражают особенности русского языка в Центральной Беларуси.

Там, где речь ведется от первого лица, эти шероховатости и "погрешности" характеризуют индивидуальную стилистику рассказчика. Можно продолжить список причин, по которым внешние шероховатости не были выхолощены из данного, равно как и из предыдущего издания. Одна из "нелитературных" причин - то, что произведения Льва Гунина в значительной степени цикличны, и в этом плане отдельные фразы, обороты речи приобретают как бы двоякое значение. Ещё одна причина коренится в том, что целый ряд фраз и предложений в текстах вещей, на первый взгляд, вполне относимых к реализму, имеют "второй" смысл, придающий произведению сюрреалистический подтекст, что требует от них неординарности и деформирует их по отношению к стилистическим требованиям и канонам. В меньшей степени это относится к двум наиболее ранним работам Льва Гунина ("Домик на окраине" и "Убийство в провинции"; последнее произведение не вошло в данное собрание). В них юношеская романтичность ещё базируется на подражательских тенденциях.

Даже тому, кто никогда не жил в Советском Союзе, но хотя бы элементарно знаком с историей этой страны, должно быть понятно, почему основные произведения Гунина никогда не могли быть изданы в СССР. Кратковременные выезды за границу и налаживание личных связей с издателями (такими, как Ренодо во Франции, или Владимир Батшев в Германии-Москве) моментально привели к изданию отдельных стихотворений и публицистических работ Льва Гунина на разных языках - русском, польском, идиш, беларуском, английском, немецком - (журнал "Советишер Геймланд" (Москва); газета "Дер Арбайтер Штимме" (Варшава); сборник "Мосты" (Германия); сборник "Знак" (Париж); журнал "Контакт" (Минск); и т.д.). Если бы Лев Гунин остался жить в Беларуси или иммигрировал в Европу, эти контакты остались бы и привели к более широким, многочисленным публикациям: это можно сказать с большой долей уверенности. Доставка Гуниных под принуждением вместо Европы в государство Израиль в дополнение к прежним трагическим событиям (смотрите биографию Л.Гунина, она следует за Предисловием) привнесла в их жизнь новый трагический поворот. Часть рукописей Гунина при

переезде была конфискована израильскими властями, другая часть была повреждена и разобрана; потребовались годы на их восстановление. С момента прибытия в Израиль (1991 год) Лев Гунин находился в состоянии подавленности, даже депрессии, что делало невозможными хлопоты об издании его произведений. Кроме того, он подвергался серьёзным преследованиям, что в такой стране, как Израиль, означает конец любым надеждам. В то же время в период жизни в Израиле Гунин занимался профессиональной журналистской работой для ведущих русских газет "Курьер" и "Вести": как журналист и переводчик. 

Произведения, вошедшие в данный сборник, относятся к уникальному субкультурному явлению, они были порождены единсвенной в своём роде литературной средой, отгороженной, отделённой от советской традиции. Эти произведения нельзя сравнивать с явлениями, которые происходили в русской советской литературе того времени, искать в них похожести, аналогии с тем, что уже хорошо известно и превратилось в стандартное понимание той эпохи. Сравнивать их с генеральными тенденциями в советской прозе того времени и рассматривать их через призму этих тенденций всё равно что рассматривать культуру американских индейцев сквозь призму европейского средневековья.  Неплохо прослеживаются определённые аналогии с литературой США конца ХIX- начала XX веков.  В меньшей степени - с отдельными литературными явлениями Западной Европы (Германия, Англия, Франция и Испания), Польши и Прибалтики (Литва и Эстония). Если искать связи с русской литературой, то следует упомянуть не прозу, а исключительно поэзию. Это русская поэзия рубежа веков, а также пятидесятых-начала шестидесятых годов ХХ века.

Именно в эти два периода возникли параллели с западным модернизмом и постмодернизмом, а в отдельных случаях русская поэзия предвосхищает многие из тендендий, обозначившихся потом в поэзии Запада. Что касается 
рубежа шестидесятых годов, то именно тогда были переосмысленны особенности русской поэзии рубежа веков и возрождено осознание величия того отдаленного поэтического расцвета. Поэзия рубежа веков преломилась через мироощущение шестидесятых и подвела к подготовке восприятия и создания того нового, что последовало за ним. Творчество Пастернака (мы имеем в виду не только Пастернака шестидесятых, но и Пастернака "в целом", открытого шестидесятыми годами), Бродского, Арсения Тарковского, переоткрытие Набокова и других поэтов-иммигрантов (например, Анны Головиной), целый ряд иных новых явлений, как на удобренном дёрне, выросли на двух предыдущих вершинах.

Мало кому известные минские и бобруйские поэты, такие, как Григорий Тресман, Маргарита Новикова, Моисей Аксельрод, Аркадий Кацман, Светлана Басурманова, Валерий Липневич, Ирина Морих (Минск-Брест), оказывали постоянное влияние на формирование как поэтического, так и прозаического стилей Льва Гунина. И, конечно, личность его младшего брата, Виталия Гунина. 

Не меньшее место в формировании его стиля сыграл его родной город, в котором он не только жил, но с которым было связано всё его творчество. Этот город - Бобруйск. Город своеобразный, не сравнимый с другими, имевший свою собственную судьбу и свой колорит. Этого города больше нет. То есть, он ещё существует географически, но субкультура, которая была присуща ему, полностью уничтожена: практически вся интеллигенция (все без исключения) была изгнана; литературные кружки - разгромлены; многие рукописи бобруйских писателей и поэтов были изъяты; организации или учреждения, способствовшие развитию альтернативной, уникальной 

субкультуры, были закрыты; архитектура старого центра была умышленно нивелирована; намеренно была подорвана экономическая база культурного своеобразия и расцвета. Разгром культуры продолжался и в эпоху, которая характеризовалась, как либеральная: в горбачёвское время. Доведение полного разрушения бобруйской субкультуры до тотального завершения лежит на совести нескольких функционеров, главные из которых - Кебич, председатель Совета Министров БССР, Алимбачков - Первый секретарь бобруйского горкома, а позже (после 1992 года) - мэр города, Лукашенко - диктатор Беларуси в пост-советское время. Эти три человека - вместе с коллективами бобруйского и могилёвского УГКБ - несут главную 
ответственность за урон, нанесённый уникальному культурному ялению, за изгнание десятков тысяч людей и за сотни смертей в результате этой культурной войны.

Бобруйск - беларуский город, историческими корнями уходящий в далёкое прошлое. Древнее поселение существовало тут не менее 2 тыс. лет. А город, вернее, сначала укреплённое беларуское поселение, возник в XI-XII веке. Основным населением Бобруйска ХV - XVII веков были ремесленники и торговцы. Как и все приграничные крепости Великого Княжества 

Литовского, Бобруйск имел отряд профессиональных воинов, защищавших Бобруйскую крепость и организовывавших население города для самообороны. В период, когда старостой города стал Пётр Тризна, видный деятель Великого Княжества Литовского, т.е. в эпоху унии Княжества с Польшей (XVII век), город достиг своего наивысшего расцвета. Город и части Бобруйского староства принадлежали в XVI - XVII веках разным владельцам, среди которых были польская королева, знаменитая семья Радзивиллов и вышеупомянутый староста Пётр Тризна. Бобруйск тяжело страдал от русских и украинских набегов. Несколько раз город был

полностью сожжён и разрушен, население поголовно истреблялось. Дважды в городе вспыхивали восстания против так называемой армии Радзивиллов. Причины тогдашнего запутанного политического положения и этих восстаний требуют специального рассказа. При Тризне Бобруйск был благополучным, процветающим городом с развитыми ремёслами, сельским хозяйством и торговлей. Тут в гармонии жили литовцы, поляки, евреи и беларусы. Бывало даже и так, что еврей и беларус жили в разных половинах одного и того же дома и владели общим хозяйством.

Русская оккупация (18-й век) принесла городу полное разрушение (древний беларуский Бобруйск был полностью снесён с лица земли со всеми его церквями, костёлами, крепостью, монастырём, замком и другими большими каменными соружениями), его население, включая евреев, полностью истреблено или депортировано, а на месте древнего города было начато строительство огромной русской крепости. Руссификаторская политика искоренения местной культуры достигает особой интенсивности с начала строительства по инициативе русской императрицы Екатерины I этой огромной крепости. Строительство крепости началось в 1810-м году. К

началу войны с наполеоновской Францией она была уже в основном построена и французами не была взята. Как говорили в Бобруйске: "Что вы хотите: Москву Наполеон взял, а Бобруйск - нет. Что же тут удивительного, что мы с вами крепкие орешки!"

оседания здесь евреев. Город становится важным еврейским центром с преобладающим еврейским населением. Город расширяется евреями, заселяются близлежащие пустующие земли и вырубаются леса, на месте которых строятся халупы, в каких селится еврейская беднота. В отличие от дороссийского периода, когда евреи жили в гармонии с беларусами и им были дарованы практически те же права, что и беларусам, в царской России евреи подвергаются гонениям, издевательствам, преследованиям, жестокой дискриминации и избиениям. 

Бестужев-Рюмин. Восстание это было жестоко подавлено. Со времени своего превращения в еврейский центр Бобруйск развивался довольно быстро, несмотря на препоны царской администрации и ограничения, связанные с крепостью. Своего наивысшего расцвета еврейский Бобруйск достиг на рубеже 19-го и 20-го веков, но - главное - в начале XX века. Евреями были застроены камеными домами "восточного" типа пятъ главных улиц протяжённостью каждая около семи километров и множество пересекающих их второстепенных улиц. Многие из каменых двух-трёхъэтажных зланий, которыми застроен центр города, представляли собой произвеления искусства. Их стены покрывал оригиналный декор; 

кое-где виднелись мотивы шестиконечных еврейских звёзд и 
семисвечников. На стенах некоторых домов можно было обнаружить выложенные кирпичём или образованные лепкой надписи на древнееврейском языке. В конце семидесятых годов советские власти приняли решение - по инициативе первого секретаря Могилёвского обкома и других руководящих лиц - уничтожить эти свидетельства еврейской культуры в Бобруйске, сравнивая все еврейские мотивы декора со стенами домов при помощи отбойных молотков. 

До 1917 года в Бобруйске было тридцать пять только больших, хоральных, синагог, и множество мелких, несколько хедеров, то есть, еврейских школ, еврейский театр, еврейские книжные магазины, где продавались книги на двух еврейских языках - идиш и иврит, типография, в которой печатались книги философского, религиозного содержания, книги комического

содержания и рассказы еврейских бобруйских писателей. В Бобруйске была крупная болъница доктора Морзона, были поликлиники - невиданные в царской России, среди которых была и благотворительная доктора Феертака, различные общества, банки, фотографии, мастерские, фирмы, артели и т.п. Высокого развития в Бобруйске достигла не только еврейская культура. Как ни странно, но в 19-м веке и в начале 20-го через три бобруйских русских театра прошла чуть ли не половина ведущих театральных артистов царской России, в том числе и самые легендарные. На рубеже веков Бобруйск посетили практически все знаменитости тогдашней царской России. По числу известных людей, вышедших из 

В. Гунин. Католический костел в Бобруйске

Бобруйск был самым революционным городом в Белоруси. В Бобруйске действовали партии РСДРП, БУНД, ПС и многие другие. Впоследствие партия РСДРП разделилась на эсэров, меньшевиков и большевиков, причём, большевики были в Бобруйске в меньшинстве. Революционная активность была в Бобруйске гораздо выше, чем почти в любом другом городе Беларуси. Тут существовали все её формы, включая забастовки, всеобщую забастовку, восстание солдат Бобруйского гарнизона, революционную пропаганду, и так далее. При этом львиная доля руководства этой активностью принадлежала не РСДРП. Большевики-ленинцы смогли установить свою власть в Бобруйске только путём введения своей политической и военной силы извне, и этого они никогда не могли простить Бобруйску. 

До 1917-го года в Бобруйске была очная гимназия для православных, католическая гимназия, еврейская гимназия, несколько церковно-приходских школ, два училища, еврейские хедеры и иешивы, другие учебные заведения. Для такого города, как Бобруйск, кол-во учебных заведений и их значимость соответствовали почти что наивысшим стандартам царской России. Экономика города развивалась гигантскими темпами. Банки, страховые компании, финансовые общества, заводы и фабрики, мануфактуры росли, как на дрожжах, развивались, укрупнялись, их продукция неизменно увеличивалась. При большом числе банкротств общее экономическое развитие сделало бы Бобруйск одним из самых богатых и преуспевающих городов Беларуси. Такими же темпами развивалась и культура. 

Но сначала война с 1914-го года, потом приход к власти большевиков постепенно разрушили до основания экономику города, погрузили его население в бездну нищеты и прозябания. Трагический удар был нанесён своеобразной атмосфере города. Архитектура города по дьявольскому плану большевиков подверглась нивелированию или полному уничтожению. История планового, идеологически-мотивированного уничтожения архитектуры Бобруйска описана Львом Гуниным в специальной работе. История разрушения коммунистической властью церквей хорошо известна. Но власти оставили в Бобруйске один пятиглавый православный собор, а вот иудаизм и католицизм были полностью запрещены, все синагоги и костёлы были закрыты, нивелированы или разрушены. 

 После 1917 года еврейская культура в Бобруйске подвергалась планомерному, систематическому уничтожению. Были постепенно закрыты насильственным путем все синагоги, прекратили своё существование газеты на еврейском языке, еврейские кошерные и книжные магазины, школы с преподаванием еврейского языка, еврейские театры. Были уничтожены не только материальные объекты, но и быт, язык, религия, а тысячи бобруйчан - еврейских деятелей культуры - были убиты без суда и следствия или отправлены в сталинские лагеря. Еврейский Бобруйск был полностью уничтожен. 

Так, может быть, после этого и трения между этническими и национальными группами в советском Бобруйске были ликвидированы: вместе с ликвидацией национальных культур? Может быть, евреи перестали быть евреями? Нет, не тут-то было! Дискриминация евреев, цыган, некоторых других меньшинств была в СССР просто чудовищной (конечно, в пределах между восточными странами и апартеидом, с одной стороны, и Западом, - с другой). Поэтому Бобруйск так и существовал как многонациональный город. Здесь жили белорусы, русские, поляки, украинцы, евреи, цыгане, восточные национальности, староверы (занимавшие огромный район - Фортштадт - с населением в несколько тысяч человек; они в Бобруйске представляли собой как бы отдельную этническую группу).

Каждая этническая группа проживала в Бобруйске в своём гетто: так было спланировано властями царской России, а впоследствие - и советскими властями. Но это же сближало Бобруйск с некоторыми городами США, например, с Нью-Йорком, где тоже имеются разные гетто. Цыгане и староверы занимали два отдельных района. Евреи практически не жили на окраинах города: только в центре. Он и был как бы еврейским гетто. В то же время в типичных советских городах, согласно показному "интернационализму" и "дружбе народов", как правило, не было ни одного гетто. 

В основном, Боруйск, как многие города США, был застроен собственными двух- и одноэтажными котеджами, домами, домиками, во дворах которых почти непремененно "торчал" гараж. Посреди этого моря частных и жактовских домов находился старый центр города с 2-х - 3-х - этажными каменными домами конца ХIХ - начала ХХ века (с натяжками, условная протяжённость примерно 5-7 километров), город 50-х - 60-х годов, примыкающий к старому центру, несколько обширных новых районов с 5-ти-7-ми-9-ти-11-ти-этажными домами, а также огромная Бобруйская крепость начала 19-го века на берегу реки Березины: на месте древнего Бобруйска. Территория города пропорционально его населению (250 тыс.чел.) была очень велика. Эта территория была застроена соответственно районам таким образом, что каждому району соответствовал новый стиль, новая эпоха. В каждом районе непременно было основное крупное предприятие, своя - хотя бы небольшая плошадь, свой центральный Дом Культуры, свой рынок, стадион, кинотеатр и т.д. Каждый такой район представлял собой как бы небольшой самостоятельный город. Всё это характерно для огромных метрополий, таких, как Варшава, Москва, Киев, Петербург, Берлин, но не для сравнительно небольших городов. В Бобруйске было шесть главных кинотеатров и множество мелких - в клубах и Домах Культуры, несколько театров, картинная галерея, множство концертных залов, примерно 36 школ, несколько профтехучилищ и техникумов, в том числе художественное и медицинское училища, четыре музыкальные школы и одна школа специальная с музыкальным профилем, около ста пятидесяти музыкальных студий, спортивная спец. школа-интернат, "английская" школа, но ни одного высшего учебного заведения. Областные и республиканские власти не желали "даровать" Бобруйску, с его многочисленными этническими группами (особенно в виду большой численности евреев: около 27 тысяч на 1987 год; к 1994-му году евреев в Бобруйске практически не осталось) права иметь даже одно высшее учебное заведение. В то же время в Беларуси даже в городках с 30-50-ти-тысячным населением имелись институты, музыкальные и пед. училища, филиалы университетов, и т.д.! 

К 1985-му году в Бобруйске имелось три основные гостиницы: две центральные и гостиница "Интурист", пять больниц плюс детская больница, 10-12 ресторанов и множество вечерних кафе, два железнодорожных, четыре автобусных вокзала, два Дома Пионеров, две Станции Юнатов, Детская Художественная Школа-семилетка, несколько дискотек, пять или шесть центральных стадионов /кроме того, школы, средние учебные заведения, клубы, предприятия, и т.д. , как правило, тоже имели свой стацион/, Шахматная Школа, литературное объединение при газете "Камунiст'', Центральный парк с Парком Аттракционов и танцевальной площадкой в нём, Детский парк, множество более мелких, перефирийных, парков и скверов, большое кол-во библиотек, среди которых три старинные библиотеки (одной из них более 100 лет), расположенные в зданиях старого центра города, имевшие читальные залы, довольно большую материальную площадь и неплохие книжные фонды, несколько научно-исследовательских институтов, санаторий всесоюзного значения на берегу реки Березины с источником минеральной лечебной воды и грязевыми ваннами, школа ДОСАФ, аэродром плюс аэродром спортивных самолётов, несколько поликлиник, в их числе имевшая республиканское значение Центральная поликлиника, Краеведческий музей, множество фотографий, и т.д. Всё это, вместе с перечисленными выше - в предыдущих абзацах - объектами культурно-социальной инфраструктуры города,  представляло собой материальное выражение того толчка в развитии культуры города, который относится к рубежу веков и который не был полностью остановлен событиями 1917-го - 1980-х годов. Полный разгром уже этой, новой, культурной среды был предпринят властями с 1987-го - по 1993-й год, и на сегодняшний день можно считать культурные тенденции 1970-х-80-х годов полностью уничтоженными, вырванными с корнем. 

Из вышесказанного понятно, почему в городе обосновалось огромное для города такого масштаба число художников и музыкантов. Тысячи художников-профессионалов нашли себе прибежище в рамках Бобруйского художественного фонда, различных художественных студиях, кружках, в общеобразовательных школах, на предприятиях, имевших от нескольких до нескольких десятков (иногда каждый цех плюс профком, руководство предприятия, клуб, и т.п.) штатных единиц, позволявших платить зарплату художникам, в различных подведомственных учреждениях гор- и райисполкома, в учреждениях Первомайского и Ленинского районов, в некоторых детских садах, в клубах, при Тресте столовых и ресторанов - на оформительских работах, при Строительных трестах,  и т.д. Несколько десятков художников работали в Художественном училище. Кроме того, в Бобруйске была буквально настоящая эпидемия любительского художественного творчества. Чуть ли не каждый третий был в Бобруйске художником-любителем, устраивались выставки, ярмарки, распродажи их работ.

Поражало обилие стилей, жанров и техник. Бобруйские художники работали в разных жанрах: графика, живопись, поп-арт, коллаж, инкрустация, выжигание по дереву, скульптура, чеканка, офорт, изготовление гобеленов, декоративной мебели, изделий из стекла, синтез живописи и декоративно-прикладного искусства (например, живописи и стекла), иллюстрации к книгам, шарж, комикс, карикатура, моделирование одежды, головных уборов, украшений и бижутерии, дамских сумочек, дизайн интерьеров, плакат, витраж, панно, и т.д. Выставки, организовывавшиеся в Бобруйском Выставочном зале, позволяли познакомиться с какой-то частью работ и имён, но не охватывали и сотой части производимого в городе художественного богатства. 

Музыканты-профессионалы могли существовать в Бобруйске благодаря музыкальным и общеобразовательным школам, студиям, клубам, хоровым, танцевальным и прочим коллективам художественной самодеятельности, театрам, ресторанам, военным частям, частным урокам, и т.п. Но и музыкантов-любителей было в городе слишком много. Буквально из каждой квартиры, из какдого дома слышалась музыка, а каждое, даже самое маленькое, предприятие закупало музыкальные инструменты и буквально отбивалось от сформировавшихся групп молодых людей, желавших играть, получить доступ к актовому залу предприятия и к музыкальным инструментам. Нехватка помещений и инструментов для всех желающих, для всех гпупп, многие из которых достигали высокого профессионального уровня, являлась чуть ли не бедствием. Для каждой "безработной" группы неустроенность в музыкальной области превращалась в трагедию. Любительским группам, которые смогли за свои деньги купить аппаратуру, подчас приходилось занимаются у себя дома. Они за скромную оплату нанимались играть свадьбы, обслуживая не только Бобруйск и Бобруйский район, но практически всю Белоруссию, в том числе и Минск. Немало приятелей Л.Гунина, которые учились и получили музыкальное или другое образование в Минске, а затем вернулись в Бобруйск, ездили играть играть в Минск. И сам Лев жил, учился и работал, как бы разрываясь между Бобруйском и Минском. Частично выход этой неугасающей музыкальной энергии давали уличные и прочие фестивали и смотры, в рамках которых , бывало, каждую неделю проводились бесплатные концерты бобруйских рок-групп, собиравших сотни, даже тысячи слушателей. 

Всем музыкантам-профессионалам работы не хватало. Музыкальные школы, студии, разные учреждения - источники аккомпаниаторских должностей - были переполнены, в городе царили жесточайшая конкуренция и "подсиживание". Дирекция музыкальных школ настолько "зажралась", что принимала на работу уже только музыкантов с высшим образованием (даже в Минске не было подобной ситуации). Поэтому Бобруйск непрерывно "поставлял" музыкантов филармониям, ресторанам, циркам, оркестрам, ансамблям, туристическим базам и кораблям, самодеятельным коллективам всего Советского Союза, от Мурманска, Новосибирска и Норильска до Сочи и Ялты. 

Среди художников самым оригинальным был Рубцов, работы которого производили на зрителей потрясающее, неизгладимое, впечатление. Он владел шикарной техникой, тонким подбором цветовой гаммы, глубоко связанной с художественным замыслом, чувством перспективы. Не относящиеся прямо ни к символизму, ни к сюрреализму, ни к пост-модернизму, его работы как бы впитывали всю гамму самых современных тенденций и стилей. Его композиции потрясали. Они имели ярко выраженный лирико-философско-трагический колорит и были связаны с эзотерическими учениями Востока и Запада. Крупным художником являлся также Никифоров. Его работы тоже были высоко профессиональными и оригинальными по замыслу и исполнению. Брат Льва, Виталий Гунин, был исключительно талантливым дизайнером и художником и занимал в художественной среде города видное место.

Самодеятельные коллективы Бобруйска на самом деле достигали высочайшего профессионального уровня. Это были танцевальные, инструментальные, хоровые коллективы, духовые оркестры, оркестры народных инструментов и рок- поп-группы. Некоторым из них было присвоено звание народных, что в бывшем Союзе являлось показателем их высочайшего уровня. Звание "народных" имели танцевальный коллектив лесокомбината, духовой оркестр под управлением Цирлина, духовой оркестр под управлением Михаила Плоткина, и другие. Бобруйские пианисты, вокальные, инструментальные, вокально-инструментальные ансамбли и группы иногда также достигали высокого уровня. В то же время - при обилии солистов, исполнявших классическую музыку, в городе не было ни одного симфонического оркестра, кроме оркестров музыкальных школ, ни одного профессионального инструментального классического ансамбля (квартета, квинтета, и т.п.), кроме активности в рамках музыкальных школ. 

Вокально-инструментальные ансамбли, рок-группы образовали в Бобруйске особую суб-культуру. Их многочисленность, разнообразие стилей и манер, высокий уровень и социальная активность (подпольные и открытые концерты, поклонники у каждой группы, распространение записей, и т.д.) делали их явлением культурной жизни Бобруйска, одним из видов времяпрепровождения и важным социальным фактором. В истории развития рок- поп-музыки в Бобруйске можно выделить группы (ансамбли) "Золотое Руно'', "Четыре времени года", "Купервассер, Хурсан и Коваль", "Опрокинутый термос", "Забияки из третьего блока", "Диско
два плюс три", "Верасень", "Моторизированная коляска", "Голубой апельсин", "Хармони", "Марат и Хурсан", "Кантри-Джаз-Рок", "ПНП" ("Посмотрите на Наше Представление"), ''Глаз дяди Ичи", "Выстрел во снё", "Фотограф","Лимузин" (в этой группе и Лев принимал
косвенное  участие), "Рай Л.С.Д.", "Сосновые листья",  и т.п. Лев Гунин сам организовывал несколько групп и был в них лидером: "Водопад", "Водопад-2", "Символ", "Рай" "Бэнд", Лев 
 

"Зоопарк", "Зэ Биг Мистэйк'', "Синий Унитаз" и "'Нон-стоп". Вращение в среде рок-музыкантов, участие в рок-группах подпитывало его литературное творчество.

Но никто никогда не играл в Бобруйске так, как "Караси". Эта группа переиграла в разных стилях, в основном, собственные композиции, великолепные, в "высоком" стиле, полные света и энергии. Виртуозная игра, самая совершенная для того времени музыкальная аппаратура, профессионально сделанные оранжировки подняли их на невероятно высокий уровень. Лев Гунин участвовал в этой группе пять раз с перерывами: в качестве клавишника. Он оказал значительное влияние на стиль группы. Его роль во внедрении элементов классической и современной музыки в музыкальную ткань композиций "Карасей" была велика. Название группа получила по имени бас-гитариста и руководителя группы Миши Карасёва. В репертуаре группы были в основном композиции двух авторов: Миши Карасёва и Саши Ротаня. За историю группы была сыграна только одна композиция Льва Гунина. 

Наиболее талантливыми композиторами, авторами слов и музыки песен из друзей Л.Гунина были вышеупомянутые Карасёв и Ротань, а также Марат Курцер, Михаил Куржалов, Саша Добровольский, Шура Дубровский, Виктор Сошнев. 

В восьмидесятых годах в Бобруйске образовалось несколько неформальных поэтических объединений. В рамках этих кружков происходили встречи, дискуссии, обсуждения и обмен новыми стихами, изучались современные поэты и новые явления. Лев Гунин участвовал в двух из этих кружков активно, а в остальных - косвенно. В Антологию Бобруйской поэзии, составленную Львом Гуниным в 1985 году, вошли примерно 26 бобруйских поэтов. Поэтические кружки фактически были запрещены. Их члены подвергались серьёзным гонениям.

Огромное воздействие на культурнное развитие Бобруйска оказало влияние Санкт-Петербурга.

Материал о Бобруйске базируется на двух работах Л.Гунина: исторической работе "Бобруйск"(400 страниц, тысячи ссылок) и книге воспоминаний. 

Этот рассказ о Бобруйске поможет лучше понять социальные, географические истоки формирования Льва Гунина как прозаика и поэта. В завершение этого рассказа важно подчеркнуть особенность месторасположения Бобруйска: он находится между Минском (100 км от Минска), Могилёвом (100 км от Могилёва), Осиповичами (~60 км), Жлобином (~50 км) и Слуцком (~200 км). Это расположение давало возможность Л.Гунину жить практически в двух городах - Минске и Бобруйске, - или учиться одно время в Могилёве, живя в Бобруйске (смотрите рассказы "Сон и явь", "Стоит ли взывать к прошлому"), часто ездить в Жлобин и Осиповичи. Отсюда - автобусы, везущие его героев в другой город на работу или учёбу, отсюда - электричка, полная людей, едущих в другой город на работу (рассказ "с электричкой" не вошёл в данное собрание сочинений). Образ Бобруйска косвенно ощущается во всех повестях и рассказах Л.Гунина, кроме последних, которые связаны с Монреалем.