|
Лев ГУНИН Т О П О Р И К Сергей не любил делиться с другими слишком многим, и, всё же, часто не скрывал того, что мог бы и не рассказывать. Он был таким же парнем, как все: не хуже и не лучше. У него было лицо правильной формы, плотно сжатые губы, пронизывающий взгляд, ниспадающие на лоб волосы. Довольно замкнутый, он, тем не менее, никогда не оказывался вне круга своих друзей. И, всё-таки, он не во всём походил на ребят своего круга. Из общей массы его выделяло, пожалуй, одно качество - решимость. Он был способен на мгновенные действия, и у окружающих постоянно складывалось впечатление, что его поступки им заранее хорошо продуманы, но это было не так. Сергей никогда не затевал ссоры первым, но, если уж его задели, умел за себя постоять. Он относился к категории достаточно честных людей. Иногда приходилось врать - по необходимости, но чаще это делалось в рамках игры, как блеф, или в шутку. День проходил у него так же, как у всех, по неписаному распорядку городов: днём работа, вечером кафе, танцы, парк, иногда кино, но бывали дни, когда Сергей не показывался на улице. Это происходило тогда, когда после работы не было ни желания, ни сил браться за что-либо. Тогда сразу валился в кровать, или сидел, сжав голову и уставившись в одну точку. Работал он на конвейере, на сборке, и тот, кто хоть когда-нибудь пробовал сей хлеб, знает, что это такое. Зато зарплата была не маленькая, и он мог считать, что материально хорошо обеспечен. Рос Сергей без отца, и с первой получки всё отдавал матери. Братьев или сестер у него не было. __ . . . __ Парк, как магнит, притягивал всех. Летом здесь были танцы. Ярко-пёстрая толпа медленно передвигалась по дорожкам. Где-то вдалеке гремела музыка. Длинноволосые парни и девушки в обнимку шатались мимо. Сергей не мог сказать, любил ли он это место. Все шли туда, и он тоже вместе со всеми. Но даже у него с первого раза осталось невольное желание порисоваться, хотя он не был артистом. Он не принадлежал к той категории молодых людей, которые прочно сжились со какой-либо ролью. Те как правило собирались у фонтана или сидели на его бортиках. Это были "звезды" местных ансамблей и толпы их почитателей, предводители клубной шпаны или мотоциклетных фанатов, спортсмены, элита местных бутузов и обладатели лучших коллекций, или носители определенного образа жизни. Сергей не имел перед собой ясного идеала, но он хорошо знал, кем он способен быть и какое место должен занять среди себе подобных. И этого места держался прочно. Здесь же, в парке, Сергей познакомился с Таней. Это была темноглазая девушка, уступчивая и ласковая. Её внешность была обманчивой, заставляя предполагать в ней совершенно отсутствовавшие в ней качества. Для своего покладистого характера Таня была слишком красива. Парни обычно, перемигиваясь, заглядывались на неё. Но, стоило ей заговорить, изменить поворот головы, откинуть волосы с шеи жестом какой-нибудь Клавы из деревни Побоковичи, как вертлявые теряли к ней интерес. Ведь она не была избалованным "цветком общества", из тех, что больше всего обожают повелевать. Познакомились они случайно. Таня обронила модный тогда дорогой платок. Сергей заметил это, догнал её и вернул. В тот момент к ним подошла вся его компания, и, как всякий другой парень своего круга, Сергей стремился не ударить в грязь лицом перед товарищами. Несмотря на свою "твёрдую" внешность, он был скромен в таких делах. Впервые в своей жизни он пригласил кого-то на танец. Таня (он узнал её имя позже) охотно приняла приглашение. Сергей танцевал с ней весь вечер, а потом проводил домой. Стояла тёплая лунная ночь. Белый свет, как вода, скользил по земле. В воздухе пахло пьянящим ароматом растений. В этом аромате различались, частые в садах и палисадниках, запахи гиацинтов, лютиков и камелий. Придя домой и осторожно ложась спать, чтобы не разбудить мать, он думал о Тане. С тех по они встречались ежедневно. Единственным человеком, кого Сергей по-настоящему любил, была мать. Уходя на работу, он целовал её в щёку. Придя домой, сразу спешил на кухню: проверить - там ли она. Родственников у них было мало, и всю свою человеческую любовь Сергей сосредоточил на этом дорогом для него человеке. Однако, после того, как он встретил Таню, он стал задумываться над его к ней отношением. Ведь поначалу эта встреча, эти свидания были восприняты им всего лишь как флирт, как мимолетное увлечение. Однако, постепенно, незаметно, исподволь - в сознании его произошли заметные сдвиги. Раньше он думал, что способен лишь на любовь к матери. Его удивило в самом себе это известное ему чувство, которое он испытывал теперь к этой - вчера ещё чужой - и неожиданно ставшей ему близкой девушке. Он уже начал было думать: а не разлюбил ли он мать, но ведь ему всё так же хотелось сделать ей что-то приятное, сказать несколько ласковых слов. Мать вначале ни о чем не догадывалась, но потом поняла, что у него кто-то есть. Она ждала, что он сам расскажет об этом, но он молчал, и она решила первой заговорить. Он пытался уклониться от разговора, хитрил, чего раньше в отношении матери у него никогда не бывало, но затем вдруг сам взял - и рассказал обо всём. Мать не ругала его за столь долгое молчание. Она только сказала, что не надо было ничего скрывать от неё. В тот вечер он, как всегда, провожал Таню домой. Они долго стояли у калитки. Сергей смотрел на неё и почти не слушал, о чём она говорит. Он думал о том, как люди женятся, о том, можно ли представить, что она когда-нибудь станет ему женой. Размышлять об этом было чудно и непривычно. Он смотрел в её глаза - и не мог испить всей их глубины, наполненной, как казалось ему, бесконечным теплом родного и серьезного чувства. Он был счастлив в ту минуту, счастлив оттого, что она здесь, от того, что он держит её за плечи, что прижимает её к себе. Со временим знакомства с Таней Сергей сильно изменился. В его обращении с матерью появилась какая-то новая ласковость. Его некоторая угрюмая нелюдимость постепенно исчезла, упрямая складка губ немного разгладилась. Он стал чаще улыбаться. Правда, было в нём ещё оставалось что-то от того давнего диковатого Сергейки, но, через резонёрскую шутливость, через твердую суровость эта "диковатость" перешла в чувство собственного достоинства, что сильнее всего проявилось в эти несколько недель. Он занял несколько иное место в обществе товарищей, сделавшись более заметным. Он стал и более независимым от них. Теперь он уже не ходил, как овца в стаде, за большинством, а выбирал сам, куда ему идти, а куда нет. Физически он тоже окреп, стал сильнее, стройнее. Фигура его казалась сейчас более атлетической благодаря тому, что он начал заниматься спортом и перестал сутулиться. Теперь они не так часто ходили в парк. А, если даже ходили, это было, скорее, Танино, а не его, Сергея, желание. Они уже не могли жить друг без друга. Каждый день вернее, каждый вечер, свободный от работы, они были вместе. Сергей словно получил новое дыхание, и на жизнь стал смотреть по-новому, как бы другими глазами; даже бросил курить. Назад пути уже не было, а если и был, то другой, более сложный путь. Но их идиллии не суждено было продолжаться. Она длилась ровно три с половиной месяца: до той самой памятной встречи, резко изменившей его судьбу. Случилось это в том самом парке, где они с Таней познакомились и куда по-прежнему ходили гулять по воскресеньям. Как всегда, они, не задумываясь, направляемые каким-то интуитивным импульсом, оканчивали свой вечер на танцплощадке, и стояли, ожидая, когда зазвучит музыка. Но в тот вечер потанцевать им не удалось. С середины площадки, раздвигая плечом толпу, к ним направился парень с пожёванной сигареткой в зубах и в кожаной куртке, повязанной на воротнике женским платочком. "Эй ты, - не доходя, крикнул он издали, - давай сюда свою тёлку, я хочу с ней танцевать!" Сергей с Таней переглянулись. "Ты, приятель, слышишь, - сказал он, подойдя вплотную, - я пригласил твою клаву на танец." - - Во-первых, я тебе не приятель, - ответил на это Сергей, - а во-вторых, пригласи кого-нибудь другого. - - Ну, ты, что, меня не понял? А? Томик не привык повторять. Если захотел схлопотать по рогам, так схлопочешь, и быстро, - сказал он, закасывая рукава, - давай, давай, отчаливай. Или, может, выйдем... поговорить, а? - - Ага,- в тон ему ответил Сергей, - а там тебя на выходе ждёт шобла головорезов!.. - - Ну, что, ну, что, думаешь, я сам с тобой не справлюсь? Да я ж тебя, - и он схватил Сергея за отворот пиджака, в то же время ногой производя какое-то дополнительное движение. - Я тебя и здесь прибью, гниль фабричная. - Сергея всегда учили нападать первым. Он итак слишком долго тянул, вопреки обыкновению. И он не заставил себя ждать. Ударив "фраера" левой рукой по челюсти, а коленом в пах, он отскочил, опасаясь контрудара, но его не последовало. Охая, парень в кожанке стал медленно оседать. Вокруг них собралась толпа. Неожиданно тот вскочил на ноги, и, как слепой, побежал к выходу. У выхода он повернулся и, выкрикнув "ты пожалеешь об этом, сопляк", скрылся. Дальнейшие события разворачивались с молниеносной быстротой. Один из друзей передал Сергею, что его собираются бить. Он объяснил, что Томик - тот человек, с которым лучше не связываться. У него есть своя шайка. В прошлом году они убили парня с соседней улицы. Двоим из них, из тех, которые били, дали по пятнадцати лет "строгоча"; Томику и остальным удалось "отмазатъся". Сергей не хотел потерять Таню, ни, тем более, оказаться на месте убитого. У него не было "своих" ребят. У него были друзья, знакомые, но не было той сплочённой, организованной группы, силу которой можно, как кошелёк, положить в карман, "носить" с собой и апеллировать ей в случае нежелательной встречи. Те ребята, которые водили с ним дружбу, не годились для этой цели, да и сам Сергей не был тем человеком, который способен манипулировать другими: пусть даже в самых благородных целях. И тогда ему в голову пришла новая мысль - топорик! У них на антресолях издавна хранился маленький лёгкий топорик с пластмассовой ручкой, который можно вполне уместить при себе. Вот та сила, что способна его защитить, вот то, что заменит ему силу ребят; сила, с позиции которой он сможет говорить с теми, кто на него нападет; и, главное, её возможно всегда носить при себе. Он бережно погладил гладкое острие изящного предмета. Сергей полагал, что, стоит только вытащить топорик, как все тотчас же разбегутся. Если даже придется наносить удары, то можно делать это обратной, тупой стороной топорища. Он знал, что, если будут бить, то бить основательно, и постараются сделать это в тёмном, укромном месте. Потому, провожая Таню и возвращаясь от неё, Сергей избегал тёмных безлюдных мест, проходов между домами и переулков. Но однажды это всё-таки случилось. Желая сократить дорогу домой, Сергей пошёл темной безлюдной улочкой, узкой и пустынной. Вдруг сильный удар бросил его наземь. Сергей тут же вскочил. Челюсть беспомощно повисла, в правой половине лица нарастала сильная боль. Став у забора и сжимая в руке топорик, Сергей приготовился к нападению. Из темноты на него бросилась чья-то тень. Сергей ударил нападавшего, ощутив в руке тупую "отдачу", как от выстрела. То же самое повторялось второй и третий раз, потом ещё и еще. Тяжело дыша, с топориком наготове, Сергей ожидал нового нападения. Но его не последовало. Из темноты доносились слабые стоны. Сергей посмотрел на свою правую руку, на топорик с окровавленным лезвием, и все понял. "Мама! - закричал он. Как ненормальный, он в отчаянии шевелил лежавших на земле парней. На коленях бросался от одного к другому, но никто не отзывался ни словом. Перед ним неподвижно темнели несколько раненых или мёртвых тел. Взмахнув руками по воздуху, словно отмахиваясь от наваждения, он побежал прочь. Вначале он хотел податься домой, но потом эта мысль показалась ему кощунственной. Ему захотелось спрятаться, скрыться, исчезнуть в каком-нибудь маленьком уголке, как бывало с ним в детстве - и плакать. Но он не спрятался, не исчез. С дрожащими губами он побежал в другую сторону от дома. Там, не отдышавшись, со взъерошенными волосами он ворвался в отделение милиции. За столом в нетрезвом виде сидели шесть милиционеров. На столе стоял приёмник; играла музыка. Длинноволосый цыган босыми ногами лихо отплясывал чечётку. "На животик, на животик, - кричал один из сидящих. Цыганёнок бросался на пол и колотил ногами... "Я ... убил ... там ... пошлите машину, - перебегая взглядом с одного лица на другое, выкрикнул Сергей. Воцарилось молчание. Один из милиционеров поднял на него глаза. "Ты что-то сказал, парень? - переспросил он, - Что за муру ты гонишь?" И, на ходу одевая китель, приблизился к Сергею. "Да ты просто пьян, перепил малость. Перехватил парень малость ... без опыта, - смеясь, обратился он к товарищам. Все покатились со смеху. "Я убил... их... - тупо повторял Сергей, глядя в одну точку, словно осекшись. "Ты чего пришёл? - вмешался другой милиционер. - Не видишь, - мы заняты." - "Слушай, иди домой, а? - Пока мы добрые." - "Пошлите машину. Может, есть ещё кто живой, - с отупением повторял Сергей. "Да не выдумывай, парень, - сказал тот же милиционер. Садись лучше на стул и жди, пока мы отправим тебя в вытрезвитель. А не то, как закатим пятнадцать суток - за пререкание - во, тогда будешь убиваться!" И он подмигнул товарищам. Сергей, тяжело дыша, остановился посреди комнаты и, опустив вниз руки, стоял, покачиваясь, как пьяный. "А ну, цыган, давай вкруговую - крикнул милиционер, взгромоздившись на сейф, как на бочку. Цыган принялся приплясывать вокруг Сергея, закидывая назад руки и шлёпая себя по босым пяткам. "Давай, давай под а ля рокинрол! - крикнул один из милиционеров и, нагнувшись над радиоприёмником, принялся искать новую волну. "Пляши, цыган, - кричали все хором. Мальчишка, задыхаясь, обливаясь потом, уже в который раз выводил фигуры. Один из милиционеров подошёл к нему и разорвал ему штанины до колена. Все покатились со смеху. "Дяденьки, дяденьки, - умоляющим голосом просипел цыган, - дяденьки, как же я теперь домой пойду? Ведь у меня больше штанов нету!.." - "Всё, пошёл вон. Концерт окончен, - сказал остроносый милиционер. - А то мы можем и шкуру порвать. Как-то тогда домой пойдёшь, а?" И он первый засмеялся своему остроумию. Цыганёнок стремглав выбежал из милиции. "А теперь разберёмся с этим товарищем". И он подошел к Сергею. В тот же час Сергея отправили в мед. вытрезвитель. За ночь всё прояснилось, и Сергея уже искали. Оперативники сбились с ног, но его нигде найти не могли. Наконец, дошла очередь до той группы, которая встретила Сергея в милиции. Впившись глазами в фотографию, они по очереди разглядывали её. "Постой, ведь мы его уже где-то видели, - промолвил один из них. - "Слухай, а ведь это тот самый парень, что явился к нам вечером, а мы его отправили в "утрезвилку". - "Ах ты, чёрт, - выругался его товарищ. Сергея тотчас же вызвали вниз. Вчерашний знакомый, приговаривая, ходил вокруг него, красный от досады и злости. "Ах, - пыхтел он, - так ты вот что за птичка! - и он с силой хлопнул рукой по столу. Так ты вот что за фрукт, скотина." Если бы он вчера сразу задержал его, то наверняка удостоился бы похвалы начальства, а в следующем месяце - как планировалось - его бы представили к повышению (уже давно ходили слухи; ждали лишь повода), а сейчас ему грозил строгий выговор. Но он мог написать, что послал подозреваемого "под усиленной охраной" в мед. вытрезвитель. И тогда картина бы резко изменилась. Ему надо было уговорить задержанного дать нужные показания. Но он не успел этого сделать. Сергея вывали к следователю. Следователь был человек лет пятидесяти - пятидесяти пяти. Он внимательно посмотрел на Сергея и пригласил его сесть. "Ваши имя, фамилия, отчество, - спросил он. Сергей ответил. Тогда следователь попросил его рассказать все как было. Сергей рассказал. "Вас привезли в отделение милиции в нетрезвом состоянии, - сказал следователь, - а между тем вы помните все со всеми подробностями. Как это согласовать?" - "Я сам пришел, - налегая на слова, произнёс Сергей. - Я был совершенно трезв." - "Кто может это подтвердить? - подняв голову, спросил следователь. - "Не знаю, - опустив глаза, ответил Сергей. Следователь взял трубку. "Демидова ко мне, - приказал он. Через несколько минут в кабинет вошел уже знакомый Сергею милиционер. - "Правда ли, что задержанный сам явился в отделение милиции? - спросил его следователь. - "Никак нет, - товарищ следователь, - ответил тот, - нарушитель был задержан... э-э... в районе кинотеатра в нетрезвом виде." - "Кем был задержан, вами? - "Да, то есть ... нет." - "Как мне известно, вы находились вчера безвыходно в здании милиции, а не кинотеатра. Вы что-то путаете. Вам надо быть поточнее, сержант ... " - Милиционер закусил губу. - "Можете идти. Постойте. Подтверждаете ли вы, что задержанный нами К. был в нетрезвом виде во время его появления в милиции?" - "Конечно. Да и остальные могут подтвердить." - "Я знаю, что "остальные товарищи могут это подтвердить", - перебил его следователь, - подтверждаете ли вы это ... сержант?" - "Нет. Я был в трезвом состоянии, но могу под присягой подтвердить, что товарищ милиционер был вчера пьян, - сказал Сергей. - "Ну, ты подумай, какой ... - закричал милиционер. - Да эта свинья ещё смеет хрюкать..." - "Хорошо, - перебил его следователь. - Мы разберёмся." "Послушай, парень, - сказал он, когда дверь захлопнулась. - С этой бандой я уже сталкивался. Они сделали моего родного племянника инвалидом. У них непробиваемая крыша, - и он показал пальцем наверх. - Но что будет, если все начнут друг друга рубить топорами... Поэтому молись, чтоб не дали "вышки". Надеюсь, ты понимаешь, что показаниям милиции склонны больше верить, чем показаниям кого-то, кто рубает людей топором? Семь лет назад в стройбате солдат старшину топориком зарубил. Но там был особый случай. Когда стали разбираться, что там старшина этот вытворял... Нашли семь трупов. Да и то солдатику тому бедному в последнюю минуту "вышку" заменили на пятнадцать лет "строгоча". А тут ... Показания дежурных уже есть в протоколах. Если же я докажу обратное, это бросит тень на работников милиции, а такого я допустить не могу. Да и для вас, гражданин... подследственный, это не так важно: были или не были дежурные милиционеры "под мухой". Так что первый вопрос, я думаю, разрешён. А второй, таким, каким его представляют работники милиции, даже выгоден для вас. Если вы были в состоянии невменяемости, ваш приговор будет смягчён. А вашу невменяемость легко доказать тем, что вы попали в мед. вытрезвитель. Так что, рекомендую этот вопрос больше не поднимать. А теперь можете идти. Старшина! Уведите." На этом разговор со следователем закончился. Сергей не знал, какова реакция матери на произошедшее. Он был отделён от мира толстыми стенами и решёткой. В который уже раз он задавал себе вопрос: "Почему так случилось? - и не мог на него ответить. Иногда он думал о Тане. Но он быстрее гнал от себя мысли о ней. Ему казалось, что она для него навсегда теперь забыта, и возврата к прошлому уже нет. Эти мысли наполняли душу страшной горечью вместе с осознанием вины, и тогда он начинал думать, что лучше бы те ребята убили его. Но эти же мысли хотя бы на время возвращали его к реальной действительности... На второй день, в обеденное время, внезапно скрипнула обитая железом дверь, и в камеру вошел молодой человек - на вид примерно одного с Сергеем роста. Человек этот с минуту постоял в раздумье, словно не зная, с чего начинать. "Давайте знакомиться, - наконец, предложил он. - Костя." Сергей вяло отозвался. Костина рука повисла в воздухе. "Ну, хорошо, - чуть сконфуженно произнес он. - Тогда приступим к делу. Я - ваш адвокат." Адвокат был слишком молод для своей профессии, и это у всех вызывало любопытство или удивление. Сергей был так подавлен, что не выказал абсолютно никакой реакции. Адвокат Т. был действительно молод. На вид ему можно было дать года двадцать два - двадцать три, хотя на самом деле он, конечно, был старше. Личность незаурядная для своего круга, он окончил юридический факультет с отличием и был единственным из всего выпуска, кто смог того удостоиться. Ясный ум, тонкое логическое мышление, мгновенная ориентация в ситуациях были его отличительными чертами. Учёба давалась ему легко. Он не тратил лишнее время на приготовление заданий, как другие, но ему часто доставалось за то, что он ставил преподавателей в тупик своими вопросами. На весь университет прогремел его спор с преподавателем по истории уголовного права о бессмысленности и аморальности смертной казни, доставшейся, по его словам, современному уголовному праву в качестве пережитка феодального прошлого, основное назначение которого - запугивание, устрашение. После этого его в университете прозвали "смертником", от слов "смертная казнь". Т. был человеком независимым и свободолюбивым. Он сам выбрал адвокатскую практику, хотя ему пророчили карьеру судьи или прокурора. Но Костя решил, что практика в адвокатуре поможет ему определиться. Недавний брак неожиданно дал ему защиту и связи. Оказалось, что отец его молодой жены был в прошлом помощником прокурора, а его брат занимал до сих пор высокое место в республиканской прокуратуре. Дядя жены Т. был в числе той группы высокопоставленных должностных лиц, которая решила, что пора хоть как-то ограничить самоуправство местных должностных лиц, властей районных и областных городов - и положить конец их связи с организованной преступностью. Конечно, официально существование организованной преступности в стране категорически отрицалось, как присущее исключительно капиталистическому обществу. Между собой работники прокуратуры называли организованную преступность "шайками", группами, "командой". О том, что происходит в районном городе, где жил Сергей, знали, и, когда Константин Т. решил взяться за защиту Сергея, ему обещали всяческую поддержку Центра и большие полномочия. Дело Сергея было его "третьим дебютом" в адвокатуре. Многие уговаривали его не браться за такое трудное дело, но он настойчиво ухватился за него. "Легкие" "справы" казались ему бессмысленными. Теперь, разговаривая с Сергеем, он, несмотря на первое впечатление, понял, что перед ним сидит мужественный человек, из-за рокового стечения обстоятельств оказавшийся невольным убийцей. Он видел, что Сергей потрясен случившимся. Напротив, побывав у ребят, которые собирались избить Сергея (а им - по некоторым обстоятельствам - теперь тоже не было возможности "отвертеться"), он видел лишь наглые рожи, кривые ухмылки, фиглярство и ёрничество. Ознакомившись с делом, адвокат отказался защищать противников Сергея, хотя такая возможность оговаривалась, и такая защита могла бы спасти его имя в случае провала защиты другой стороны. Он понимал, что перед ним сидит человек, в принципе, не виновный, но также прекрасно осознавал, что он может быть осуждён по многим статьям, и это вызывало грусть. Единственной зацепкой могло быть признание невменяемости в момент совершения "преступления", то есть, указание на сильное алкогольное опьянение. Это могло спасти ему жизнь. Дело в том, что на короткий период времени в республике установилась новая судебная политика; то, что в момент совершения преступления преступник "не помнил себя", могло стать смягчающим обстоятельством. Несмотря на то, что Сергей "не в его вкусе", Т. твёрдо готов был защищать его, так как считал, что юриста должна интересовать не личность, а, прежде всего, степень виновности подзащитного, и то, чтобы степень наказания соответствовала степени вины: он все ещё оставался идеалистом. Да, конечно, так положено, но ведь законы пишутся не на бумаге... Костя был человеком увлекающимся, стремительным, откровенным. Его внешность привлекала к нему многочисленных поклонниц, и, вообще, адвокат Т. был человеком слишком общительным, и, несмотря на свой "сан", вполне "светским". Он имел высокий рост, пропорциональное телосложение и отличался незаурядной физической силой. К этому можно прибавить, что Т. всегда носил неизменный чёрный костюм и белую рубашку с галстуком. Уже через час после их первой встречи Сергей, неожиданно для себя, обнаружил большой интерес к личности адвоката. А через два часа ему захотелось загладить первое не очень приятное впечатление, какое, он полагал, он произвёл на адвоката. Поэтому во время их второй встречи он старался стряхнуть с себя оцепенение, хотя думать о таких мелочах в его ситуации было, казалось бы, нелепо. Уходя, адвокат пожал ему руку. Сергей попросил, если это возможно, принести ему чтиво. Так было завязано их доброе знакомство. Через день после посещения его адвокатом Сергею принесли что-то, завернутое в бумагу: чью-то передачу. Бельё, Сергей знал - от матери, но от кого же мог быть этот пахнущий духами свёрток? Дежурный сказал ему, что его передала какая-то девушка. "Таня, - думал Сергей, - неужели Таня? - и не мог тому поверить. Но на душе стало как-то спокойней, словно перестал скрести снедающий нутро червь. Ещё через несколько дней состоялся суд. Сергея привезли в специальной милицейской машине и под охраной ввели в здание. "Встать, суд идёт, - раздался чей-то оглушительный голос. - У Сергея дрогнуло сердце. Во втором ряду, в зале, сидела Таня. На мгновение их глаза встретились, но Таня тотчас же отвела взгляд. С краю третьего ряда сидела мать Сергея. Она ежеминутно подносила платок к глазам и смотрела куда-то вниз. Сергей шмыгнул носом. Лучше бы она не приходила - подумал он. Дело Сергея нашумело, и неудивительно, что оно собрало немало слушателей. В первом ряду, развалясь на стульях, сидели друзья Томика. Сам прокурор вкратце зачитал заключение следователя, которое сводилось примерно к следующему. Несколько дней назад (был назван день и число), поздно вечером между Сергеем и группой молодых людей произошла стычка. Став у забора, Сергей отражал атаки нападавших во главе с Томиком. При этом троих убил, а четверых надолго отправил на больничную койку. Судебной мед. экспертизой у Сергея была обнаружена травма в области нижней челюсти, полученная, как предполагалось, вследствие сильного удара кулаком (похоже, кастетом), а также несколько мелких ушибов. Через некоторое время после стычки Сергей явился в отделение милиции в нетрезвом виде, где был задержан сотрудниками. После этого начался собственно судебный процесс. Судья пытался обвинить Сергея в умышленном убийстве. "Топор, -говорил он, - сам по себе не является холодным оружием, но он преднамеренно, обращаю на это ваше внимание - преднамеренно - был использован Сергеем К. в качестве такового. Ношение холодного оружия уже само по себе карается лишением свободы на срок до пяти лет по статье 2ТР Уголовного кодекса Р.С.Ф.С.Р. но, в данном случае, оно повлекло за собой убийство троих и нанесение телесных повреждений четверым другим гражданам. Не имея ничего против самообороны, мы запрещаем производить её недозволенным способом. Однако, более того, я полагаю, что преступление можно считать преднамеренным. Ведь сам обвиняемый признался, что предвидел встречу с ребятами. Значит, он должен был вполне осознавать все возможные последствия ношения холодного оружия. Вот моё мнение. А теперь попрошу вас ознакомиться с мнением защиты." Лихорадочные мысли бродили в голове Сергея. Он не мог сосредоточиться ни на чём. Но его, по сути дела, мучил лишь один вопрос: "Почему так случилось?" - и попутно с ним другой: "Виновен ли я настолько?" Следующим выступил адвокат. "Вы говорите, - сказал он, обращаясь ко всем, - что подсудимый заранее был осведомлён о возможных последствиях его стычки с противниками? Хорошо, допустим. Но вот о каких это последствиях идет речь, ещё предстоит решить. Как вам известно, все трое погибших скончались в больнице. Известно, что подсудимый попросил направить на место стычки машину "Скорой помощи". Если бы машина прибыла вовремя, может быть, вообще не оказалось бы погибших: двое умерли от потери крови. Кроме того, по трагичной случайности удары пришлись по жизненно важным органам, повреждение которых чаще влечёт за собой витальный исход. Зная физическую силу подсудимого, мы можем понять, что он действовал с осмотрительностью, несмотря на испуг и, возможно, алкогольное опьянение. Человек с преступными наклонностями не склонен к осторожности, он не думал бы ни о чём, только бы спасти свою шкуру". "Но это ещё не все. Несмотря на то, что оружия у пострадавших обнаружено не было, я намерен утверждать, что они были вооружены." - В зале раздался вздох удивления. Судья посмотрел на него как на школьника. "Вот протоколы допроса свидетелей, проведённого следователями республиканской прокуратуры параллельно с местным расследованием. - При этих словах судья изменился в лице. - Медицинский персонал на всех уровнях подтвердил, что при одежде пострадавших были найдены ножи и кастеты. Все эти предметы были переданы под расписку милиционерам, присланным, якобы, заместителем прокурора города, товарищем Кириленко. Но сегодня утром Кириленко заявил, что никаких милиционеров в больницу не присылал. Все эти предметы бесследно исчезли. Тем не менее, благодаря помощи не называемого протоколом информатора, два предмета - финский нож и пистолет типа "Макаров", со следами отпечатков пальцев одного из убитых, оказались в республиканской прокуратуре. Мы нашли также свидетелей конфликта на танцплощадке, возникшего не по вине моего подзащитного. Угрозы, высказанные в адрес Сергея К, запротоколированы. Кроме того, официантка столовой Љ 108 Общепита показала, что гражданин Томов Александр Николаевич (прозвище Томик) ей похвалялся, что знает о сообщении, какое должно появиться примерно через неделю в местной газете: об убийстве парня по имени Сергей." - "Вот стерва! - сорвалось с губ Томика. - "Значит, Сергея планировалось не избить, а убить - чтобы ещё больше запугать весь город. Я бы хотел услышать, что скажет об этом сам гражданин Томин." "А что мне сказать? - начал Томик, когда ему было велено говорить. В его глазах отражался животный страх и звериная изворотливость. - Ну, задел я его, было: девушка была уж больно красивая. Но так чтобы я серьёзно говорил "убью, зарежу"? Не было, товарищ начальник. Мало ли что в шутку говорится... Вон артист известный на той неделе приезжал, через каждое слово говорил "мать твою"; так что, думать, что ли, что он и взаправду мать мою... будет... ? - В зале засмеялись. Константин Т. сделал жест, выдающий его намерение остановить это издевательство, но судья - тоже жестом - не разрешил ему перебивать. - А насчёт ножей и кастетов ничего не знаю, карманы своих друзей не проверял, я же не прокурор! А, может, их оговорили, врачам и мед. сёстрам рожи их не понравились. Может, следователи из республикалки их немножко побили?" Тут уже сам судья остановил Томика. "Разрешите задать гражданину Томову несколько вопросов?" - обратился адвокат Сергея к судье и присяжным. - "Пожалуйста." "Вы утверждаете, что у вас лично не было при себе никакого оружия? - обратился он к Томику. - Да,- самодовольно ответил тот. - И что, вы совсем не видели, что у Сергея К. в руках топор, - добавил он. - Ну, мы видели, что блестит - решили обуздать и доставить в милицию. - И как же это безоружными вы собиралась его обуздать? - Нас было много, - ответил тот. - А зачем было ему одному драться с таким большим количеством людей, да и с какой целью? - Мы шли втроём, остальные были сзади. - Значит, вы утверждаете, что именно вы, человек, пять раз находившийся под следствием, получивший год условно и ещё год исправительных работ по месту работы с удержанием из зарплаты - за участие в нападении, которое повлекло человеческие жертвы (суд в том же составе, что и сегодня, постановил, что вы сначала, якобы, решили тоже участвовать, но в момент нападения будто бы безуспешно пытались остановить нападавших - насколько я понимаю, членов вашей группы, полностью вам подчинённых); именно вы вдруг решили проявить себя как благородный рыцарь - обуздать идущего с ножом или топором человека? - Ну, как Вам сказать... - Понятно. Ваше "ну, как Вам сказать" я понимаю так, что вы отказываетесь от первоначального заявления. Итак, вы без оружия собирались драться с вооруженным человеком, да ещё с тем, физическая сила которого вам уже хорошо известна? - В зале раздался смешок. - Нас было много, - хмуро отозвался тот. - Но ведь вы только что сказали, что шли вдвоём - или втроём? - - Вдвоём... - А только что говорили - втроём... Значит, всё, что вы говорите - неправда?.. Так вот: нож-то не выбирает, где много, а где мало. Он режет без разбора. И мог попасть в вас, да, да, или вот в двоих ваших товарищей, сидящих рядом с вами. А ведь вы говорите, что остальные плелись, как это нередко бывает при незапланированной прогулке, где-то "сзади". Пока бы они подошли, вы могли давно уже считать прорехи в вашем желудке. - Судья строго посмотрел на защиту. - Вы бы пожертвовали жизнью ради обуздания хулигана? - Томик молчал. - Я в это не верю, не такой вы человек, - и никто не поверит. Вот поэтому, исходя из психологии осуждённых судом преступников, я полагаю, что они не стали бы драться и с невооружённым человеком, не будь у них оружия. Пропажа материальных свидетельств - ножей и кастетов, обнаруженных при пострадавших в больнице, - это очень серьёзное происшествие, которым, по моим сведениям, заинтересовались даже в Москве. Кроме того, кто-то из компании Томика вернулся на место преступления раньше, чем туда подоспела милиция, успев забрать один или два, лежавших на земле, ножа или кастета. Из-за состояния аффекта они могли не подумать обыскать тела своих умирающих товарищей и забрать всё их оружие, а, может быть, просто не успели этого сделать." Томик помрачнел. - "Он, он не спрашивал у нас, будем мы драться с ним или нет, он сам напал, - выпалил он. - "И поэтому сам себя ударил по челюсти, - парировал адвокат. - "Как это? - опешил Томик. - "Экспертиза и следователь вашей, местной, прокуратуры считают совершенно доказанным, что с того момента, как Сергей начал наносить удары топором, по нему не было произведено ни одного удара. Значит, травмы, в том числе и травма челюсти, были получены им до того, как он вытащил топор: то есть, вы первые на него напали и заставили обороняться. Но и это ещё не всё. Я уже говорил, что члены банды вернулись на место стычки до милиции. Так вот. На телах погибших были обнаружены порезы, приведшие к обильной потери крови, и эти порезы не имеют никакого отношения к травмам, нанесённым топориком. Эксперт-патологоанатом запротоколировал и подписал свои выводы, но это медицинское освидетельствование через несколько дней было подменено другим, поддельным. Вот заключение экспертов, включая графолога. Эта бумага - фальшивка. А вот вчерашнее показание патологоанатома. Полагаю, что нам не нужна повторная экспертиза. Вывод: раненым помогли умереть, чтобы их смерть "повесить" на подсудимого". - "Да вы что! Он хотел нас всех убить! Он нас ненавидит!" - "А вот это мы как раз здесь и выясняем, - сказал в ответ адвокат. Все сели. Адвокат противников Сергея посчитал нужным ответно задать подсудимому вопрос: "Вот вы утверждаете, что знали о нападении заранее. Почему вы, в таком случае, не обратились в милицию?" - Каждый на моём месте мог подумать, что после доноса в милицию будет ещё хуже, - ответил на это Сергей. - И я не был знаком с Томиком, не знал, как его зовут, как его найти. Что бы я сказал в милиции? Они, что, - стали бы охранять каждого из-за ссоры на танцах? Я никогда такого не слышал... - - А вот я, например, не считаю это доносом. Просто можно было предотвратить это бессмысленное кровопролитие, и для себя бы сделали лучше. - Разрешите мне добавить, - попросил адвокат. - По-моему, если бы Сергей показался в милиции, у его недругов было бы гораздо больше причин для мщения. Да и какие доказательства он мог бы приложить к своим словам? А ведь подсудимый человек взрослый, и понимал, что без доказательств ему бы никто не поверил. Неясно и то, о каком виде угрозы шла речь в словах Томика "ты ещё пожалеешь об этом"; это теперь имеются собранные республиканскими следователями факты, показывающие, что это была угроза смертью. Но что бы сказал Сергей в милиции? Так что обвинение в недонесении считаю неправильным. - Кроме того, возможно, мой подзащитный интуитивно ощущал, что обращение в милицию может отвратить от него близких друзей - то есть лишить хоть какой-то минимальной защиты, так как среди молодых людей его возраста (не будем скрывать) обращение в милицию не приветствуется... - Адвокат Томика вытер платочком пот с лысого лба. "А теперь насчёт показаний. Предлагаю выслушать свидетелей." Первой вперёд вышла Таня. Сергей в одну минуту побледнел. В лице Тани боролся страх перед мщением друзей Томика и решимостью помочь Сергею. Наконец, она начала: "То, что говорил этот, с татуировкой - неправда. Я уже видела его на танцплощадке. Тогда у них с Сергеем произошла ссора, виновником которой был не Сергей. Он сказал, что Сергей пожалеет об этом и поклялся ему отомстить. А у таких слова не расходятся с делом. Вот!" Сергей вполголоса произнес "спасибо", - а затем, чтобы Таня видела, сжал ладони над головой. Этот жест растрогал многих, да и самого Сергея. Судья, поднявшись, предупредил, что, если подсудимый и впредь будет вести себя на суде подобным образом, то к нему будут приняты особые меры. Борьба накалилась. Вина Томика теперь отягощалась ложно данными показаниями. Татьяна подтвердила, что нападение на Сергея и его кровавая защита произошли сразу после того, как он проводил её домой и возвращался к себе. Ни до, ни во время их свидания Сергей не пил алкоголя, и, когда они расстались, он был совершенно трезвым. Когда и как он мог оказаться пьяным до невменяемости? Но никто не заострил на этом внимания: адвокат Сергея потому, что видел возможность комбинации состояния аффекта и невменяемости как компонентов смягчающих обстоятельств; обвинение - опасаясь, что больше местных безобразий выйдет наружу. Но адвокат Сергея решил попробовать доказать, что его подзащитный не брал топорик в качестве физического оружия, а само по себе ношение холодного оружия подвести под положение о невменяемости или доказать безвыходность Сергея, таким образом - если вообще не оправдать его, - то хотя бы выхлопотать для него минимальный срок. Это было не только равносильно чуду; такой результат суда мог вызвать неоднозначную реакцию (как выражался Первый секретарь горкома этого города) "общественности" и целую бурю в партийных кругах. Ещё бы! "Зарубил топором пару человек и отделался лёгким испугом, - говорили бы тогда. Боящиеся ответственности, но, с другой стороны, не уверенные, какую реакцию вызвал бы слишком суровый приговор Сергею в республиканском суде и Прокуратуре Республики, связывавшиеся с партийным начальством, но не получившие никаких чётких указаний, судья и присяжные были охвачены паническим страхом, справедливо опасаясь, что при любом исходе суда на них "повесят" вину за возможные последствия. Поэтому сторона обвинения сорвалась на недопустимые предположения и инсинуации. Было сказано, что, если бы Сергей согласился, чтобы Томик увёл Таню, никакого конфликта бы не было, и его трагических последствий удалось бы избежать. То есть, опять виноват Сергей. Сергей был уже настолько измучен, что заговорил книжными фразами: "А гражданин судья, или прокурор, или вот эти милиционеры: отдали бы свою жену, дочь или возлюбленную в руки местной банды? Или даже постороннюю девушку... И моральные принципы позволили бы уступить Томику?". - "Ишь ты, о морали заговорил... - бросил адвокат Томика. Константину удалось легко доказать, что защита девушки являлась не только гражданским правом, но и гражданским долгом Сергея, и что Сергей поступил абсолютно правильно - в соответствии с законом и с "моральными принципами советского человека". Что было бы, если бы Сергей отдал девушку на поругание бандитам? Что бы имела прокуратура на руках вследствие этого: дело об изнасиловании, нанесении телесных повреждений или труп девушки? В зале одобрительно зашумели. Обвинение выдохлось. Костя был уже близок к победе. Он говорил, что применил Сергей предмет, который был у него с собой (адвокат умышленно не называл его "оружием"), только из-за стрессового состояния, проявившегося в результате длительной напряжённости ожидания нападения - и страха перед ним. Почувствовав, что изворотливость обвинения иссякла, адвокат решил оставить для себя запасной вариант, попробовать доказать, что Костя из-за страха нападения, ну, как бы на время помешался. Он сказал, что теперь, после всего, что произошло в зале суда, он считает, что "опьянение" Сергея на самом деле было просто нервным потрясением, в результате чего работники милиции приняли его за пьяного. Если бы удалось доказать тяжесть как бы временного "помешательства" Сергея, то спасти его от казни - что было главное - уже не представляло бы тогда большой сложности. Дальше сторона обвинения перевела разговор на тему топорика. Адвокат Сергея заявил, что никто ни разу не спрашивал у его подопечного, как вообще топорик оказался у него в руках: может быть, Сергей просто нёс его, к примеру, с работы домой? "Но даже если топорик оказался у него в связи со страхом перед нападением, обвиняемый, - говорил адвокат, - не собирался применять топорик как оружие, тем более, что он сам об этом заявил. Он намеревался использовать его исключительно в качестве антуража, то есть, запугивания, чтобы предупредить нападавших. Из-за неожиданности нападения, из-за того, что был сбит на землю сильным ударом, Сергей К. потерял ориентировку, оказался под воздействием нервного шока и боли. Но и тогда, на мой взгляд, он не стал бы рубить нападавших острием топора". "На месте сцены преступления должно было произойти что-то особенное, что-то, нуждающееся в дополнительном расследовании..." - У нас нет таких сведений, - раздался голос судьи. Судья прервал речь адвоката, сославшись на то, что тот использует чистые домыслы и тавтологию, а это, мол, недопустимо. Обвинение решило вызвать мать Сергея в качестве свидетеля, видимо, надеясь запутать её, спровоцировать на противоречивые показания, но выступление этой простой женщины внезапно повернуло прения сторон в совершенно иное русло. Она вспомнила, что на лезвии топорика была пластмассовая насадка, типа футляра, и она была уверена, что это важно. Это действительно было важно! Адвокат Т. сразу сориентировался в важности новых сведений - и потребовал дать Сергею слово. Теперь Сергей тоже сообразил, что, когда он брал топорик, эта пластмассовая насадка сидела на лезвии. И, когда он выхватил топорик из-за пояса, она должна была всё ещё находиться на нём. Эту насадку не так-то просто снять, не то, что смахнуть или потерять её. Из-за своей подавленности Сергей начисто забыл об этом, но теперь осознал, что в том, что случилось с ним, есть какой-то необъяснимый момент. - По-вашему, - решил бросить шутку в публику судья, - пока тот, кого мы судим, доставал из-за пояса топор, из-за угла выскочил другой человек, порубил всех и убежал. Вам бы фантастические романы писать... Мне представляется теперь однозначным, что подсудимый виновен в умышленном убийстве, потому что он (а кто же ещё? марсианин?) сознательно снял защитный футляр с намерением убивать. - Но тут один из присяжных вдруг решил проявить инициативу - и с чувством превосходства попросил адвоката Сергея прокомментировать эти новые факты. - Итак, - сказал адвокат, - на топорище была насадка. Но что-то - нож или заточенный прут арматуры (излюбленное оружие местных бандитов) - сбило её. Этот предмет не был найден потому, что упал с той стороны забора, а, может быть, на него просто не обратили внимания. Всё это одновременно доказыват, что первый удар наносился не лезвием, но тупой частью топорика. Затем какое-то препятствие, столб или ветвь дерева, столкнулось с топориком и окончательно сбило насадку с топорища (если - по другой версии - она всё ещё держалась). Столкновение с тем же препятствием развернуло топорик на сто восемьдесят градусов, от обуха топора к лезвию. Я предлагаю отложить вынесение решения до выяснения дополнительных обстоятельств. - Последовало молчание. - Если мы сейчас же не отправимся на место преступления с экспертной группой, с понятыми, на поиски насадки, раньше нас там окажутся другие люди, и тогда всё будет потеряно. Как мне стало известно сегодня утром, на три часа дня сегодня намечено направить группу экспертов для изъятия и изучения предметов, которые могут оказаться холодным оружием в собственности компании Томика. Я предлагаю направить эту группу сначала на поиски насадки и следов от столкновения топора со столбом или деревом, а суд может тем временем объявить перерыв. Кроме того, я прошу назначить меру пресечения гражданину Томову и двум его подельникам, Алексанриенко и Крущу. Мотивы этой просьбы изложены мной подробно в письменном заявлении. - Последовало новое длительное молчание. После короткой паузы прокурор объявил: "Суд удаляется на совещание". Через несколько минут первая просьба адвоката была удовлетворена. Звонок из республиканской прокуратуры во время "совещания" позволил Косте отправиться вместе с группой экспертов. Он хорошо понимал, что дело Сергея можно свести к превышению необходимой обороны, к убийству по халатности, но при смягчающих обстоятельствах. Стремление обвинения судить Сергея за умышленное, преднамеренное убийство он расценивал как преступление. Он также не мог понять, почему главный прокурор города и следователь - с одной стороны, и заместитель главного прокурора с судьёй - с другой - враги. Костя был человеком без предрассудков. Он не выбирал по своему вкусу личности преступника, но трудность, почти невозможность оправдать перед законом относительно невиновного человека, в то время как действительные преступники могли отделаться лишь лёгким испугом, бесила его. Ему стала ненавистна корявая, невысокая фигура Томика, его короткие пальцы с чёрными ногтями, его татуировки, наглое, с издёвкой, выражение на его суконном лице. Он ненавидел уже почти до омерзения весь этот сброд, не преступный, нет, вполне лояльный, так непохожий на воров-"работяг", на пьяных ничтожеств, на крупных бандитов, в своем роде "героев", на "крестных отцов", которые даже в тюрьме проявляют независимость и волю. Нет, это были обыкновенные провинциальные ребята, но ребята, наглые до зверства и самодовольные до наглости. Они любили повелевать, любили издеваться, бить. Они вели себя так, будто им всё позволено, всё разрешено, всё открыто. Они инстинктом чувствовали за собой какую-то силу, безошибочно угадывали, что за ними кто-то стоит; и были правы. Это был сплав жульничества и мещанства, садизма и тщеславия, ненависти и посредственности, это был род так называемого "маленького человека", прослойки, опираясь на которую высшие лидеры всегда шагали по трупам "необыкновенных" людей. Но однажды эти маленькие, "обыкновенные" люди поднимаются - и сами становятся лидерами, вызывая к жизни зверские режимы, концентрационные лагеря, государства, превращённые в казармы - и войны, уносящие миллионы жизней. Вот те, кто сидел перед ним в зале суда. И они могли выйти победителями... В три часа ни понятых, ни экспертной группы не оказалось. Потребовалось полтора часа, чтобы всё организовать. Ещё через некоторое время, взяв топорик из комнаты, где хранились вещественные доказательства, получив на это специальное разрешение, вся группа направилась к машине. Костя, засунув за пояс под пиджаком ручку топорика, с нетерпением ёрзал на сидении и поглаживал подбородок, пока машина не остановилась неподалёку от места трагического инцидента. Милиционер и ещё двое из группы вдруг вспомнили, что забыли что-то в машине, и оставили Костю. Он спиной ощущал их опасливые взгляды, и не сомневался, что они о чём-то шепчутся и догадываются. Однако, вскоре они всё же присоединились к нему, и тогда он вздохнул с облегчением. Было уже почти темно, вверху сквозь листву деревьев тусклым сиянием просвечивали лампочки деревянных фонарей; откуда-то издалека, словно из другого мира, доносился запах дыма и лай полуголодных собак. Адвокат шел по маленькой, узкой улочке, застроенной деревянными домами. Отсюда она выглядела пустой и безлюдной. Только глубокие чёрные тени подчеркивали незаполняемость этой пустоты, контраст этих бликов. Только вверху, безмолвным, вечным свидетелем горела большая, жёлтая луна. Костя думал о том, что Сергей не мог, опасаясь столкновения, не обратить внимания на зловещее зияние тёмных углов. Избрав этот путь, он бы, скорее всего, пошёл по более освещённой стороне. "Вот по этой, - думал Костя. Это подтвердили эксперты. "Если бы он боялся нападения, то, скорее, шёл бы более быстрым шагом, вот так. Тогда и я вскоре должен оказаться на месте." Вдруг ему показалось, что за ними кто-то идёт. Он обернулся. Улица казалась безжизненной и пустынной. Он опять двинулся. За спиной послышались осторожные, крадущиеся перебежки. Он сделал знак своим спутникам, и все остановились. Шаги смолкли. Так они дошли до столба. "Здесь что-то не так, - подумал он, - кто-то идёт за нами." Он остановился у столба, наблюдая за улицей. "Здесь, видимо, стоял Сергей, - думал он. - Тогда эта толстая ветвь оказалась препятствием, о которое с силой ударился топор, когда Сергей замахнулся: да так, что пластмассовая насадка окончательно соскочила. Позади столба и забора был ничейный, запущенный сад. Взяв фонарик из рук одного из экспертов, Костя легко перепрыгнул забор и склонился над землёй. Несмотря на то, что вокруг были густые заросли, именно в этом месте не было растительности: чёрная гарь говорила о том, что кто-то от нечего делать с месяц назад палил тут траву. Костя, сопровождаемый одним из экспертов, без труда обнаружил насадку и подозвал поближе уже подошедших понятых. В кустах, под деревом, застрял заточенный арматурный прут. Находку запротоколировали, проверили, подходит ли она к топору, упаковали в полиэтиленовый мешочек. Конечно, эти вещдоки не могла сами по себе что-либо решить. Но они стали ещё одним звеном в цепи аргументов, укреплявших позицию защиты. "Ага, - послышался за спиной чей-то грубый от переполнившей его ненависти голос. - Попалась птичка". Вокруг адвоката стеной стояла толпа ухмыляющихся ребят, держащих руки в карманах и глядевших на него как на затравленного зверька. Они оттеснили его от группы экспертов и понятых. "Копаешься, да? - злобно сказал один из них, в синих джинсах. - Видали мы таких. Всё равно ведь ничего не выйдет. Если ему "петлю" не дадут, так всё равно в тюряге пришьют. Таких ребят убить! Скотина! Да тебе ж самому людям в глаза смотреть будет стыдно. И много ж тебе, гадёныш, заплатили, тварь поганая, раз так стараешься. Ух, морда откормленная. Не на казённом хлебе откормился, сволочь. Ну, ладно, хрен с тобой, живи, сука. Мы ж тебя "мочить" не хотим. Но ты ж сам понимаешь - Томик наш друг. Что поделать?" Двое других бесстыдно держали в руках ножи. "Давай быстрей, целуй бутцы, падла, и обещай, что не будешь выклянчивать свободу этому выродку, трухлявому молокососу. У них ведь одно на уме: чуть что, сразу за топоры. Что было бы, если бы все за топоры взялись? Мы ведь найдём способ тебя заставить, учти это. Если обманешь, собака, землю мордой пахать будешь. А ну, давай, проси прощения, быстро!" Он сжал кулак. Адвокат молчал. Окружённый со всех сторон, он отступил в глубокую тень. "Ны понт нас берёшь? За младенцев нас держишь? Думаешь, раз мы тебя не видим, так мы и поверим, что ты там парабеллум вытаскиваешь из-под мышки? Ха-ха. Судья нам позвонил, и сказал, что даже мент ваш без пистолета. Не хочешь сам выходить - так мы тебя сами вытащим за шкирки с большим удовольствием... Сука!" Константин не проронил ни звука. Став у забора, он медленно вытаскивал топор из-за пояса. До ребят оставалось не более метра. Адвокат крепко сжимал рукоять топора. И каждого, кто бросался на него, он бил топориком по голове. Был вечер. АПРЕЛЬ - МАЙ, 1974. БОБРУЙСК. ____________________________ Copyright (c) Lev Gunin ============================================= |
|