Радист доложил, что нежилой дом под нашей горкой только что покинула группа вооруженных людей. Безклубов кивнул головой артиллеристу, а мне протянул бинокль.
- Вон, видишь одинокий домик внизу, речь идет о нем. Мы его сожгли еще в прошлом году, а они его снова отстроили. Прямо над ним сейчас сидит группа Романюты. Он их и засек.
- Выстрел! - это окрик сзади. В полста метрах от нас один за другим шарахнули два 120-миллиметровых миномета - главный калибр горной артиллерии.
Сорок секунд тишины.
Два разрыва ложится чуть ниже домика. Откуда-то доносятся едва слышные автоматные очереди. Безклубов достал из кармана "Моторолу".
- Не преследовать, не преследовать, выжимай их вниз, выжимай вниз...
- У меня внизу туман, туман, он подымается ко мне, двигаться не могу, срочно занимаю оборону.
- Ты смотри, Романюта уже в тумане! - Безклубов отдает солдату рацию. - Черт бы побрал эту погоду! Нельзя в горах медлить!
Только что в бинокль я отчетливо мог рассмотреть домик внизу, теперь все скрывает белое облако.
- Сверху это красивые облака, снизу - тяжелые тучи, а когда попадешь в эту гущу... Авианаводчик, скажи на милость, ну почему твои вертушки такие нерасторопные?
Авианаводчик Андрей прилетел из Ботлиха вместе с нами. На нем песочная хэбэшка, летная кожаная куртка и черные армейские туфли. На боку радиостанция. Он должен держать связь с вертолетами и давать им координаты целей. Сейчас эти цели заволакивает густой туман.
- Товарищ полковник, я же не виноват, что вертолеты из Ботлиха забрали. Было бы как раньше, все было бы по-другому. К тому же, у нас недавно заменились экипажи, некоторые летчики в этом районе раньше просто не летали. Карта - картой, а место высадки найти не так просто. Тем более туман. Вон, начальника разведки не туда бросили. И другую группу из-за тумана уже не могут высадить где надо. - Андрей показал пальцем на кружившую над ущельем вертушку, - Сейчас она придет сюда. Тумана нет пока только у нас.
Мы с оператором на все смотрим с интересом. Сашка - через видоискатель камеры. Идет настоящая боевая работа, получается хороший сюжет.
- По плану все должно закончиться до наступления темноты. Но...- Безклубов помолчал, закурил, и продолжил - Но уже сейчас туман забирает у нас последний козырь. То, что нас больше, чем бандитов, в горах не имеет смысла. Теперь прочесывать ущелье нельзя. Всем "стой". Значит, "чесать" начнем с рассветом. Отправить вас отсюда мне нечем. Улетите завтра. Пешей дороги отсюда нет.
...........
Точка. Прекрасно задуманный план рухнул.
Боевики под прикрытием тумана растворятся среди мирных жителей соседних селений. С рассветом в ущелье можно будет найти только брошенные блиндажи да растяжки. Такова цена промедления.
Кто в этом виноват?
Командир группировки, который не предусмотрел столь толстокожую неразворотливость армейской авиации?
Вертолетчики, которых собрали в Грозном в один мощный, но в данном случае бесполезный кулак?
Или, может, солдат, который заправляет вертолеты, не накануне операции, а когда войска уже идут в атаку?...
Но делать нечего - завтра, так завтра. У нас дюжина кассет, три аккумулятора. Вот только к ночевке под открытым небом мы заранее не готовились. Одеты по-летнему, еду и воду с собой не брали.
Ну да не бросят, мы же все-таки гости. Гостям - самое теплое одеяло и самый толстый шмат сала.
Что будет завтра?
Туман стремительно заволакивает нашу высотку. Группы, разбросанные в округе, выходят на связь с "ноль первым" и докладывают о занятии позиций и подготовке к обороне. К счастью, все на своих местах. Только группу капитана Козлова из-за ухудшения погоды вертолет подсадил к нам. Группа ушла на свою точку пешком, и уже через час капитан доложил по рации, что сидит на месте. На плохом для ночлега месте: склон и всего одна саперная лопатка на всех, особо не закопаешься.
Нам повезло больше. На Шариламе три штыковые лопаты. Солдаты принялись резать дерн и складывать из него невысокие стенки. Получилось укрытие, которое ночью спасет от ветра, а может быть, и от пули. Можно будет даже развести костер, он будет незаметен со стороны.
Мы с оператором замерзли и пошли вместе с бойцами долбить в каменистой земле окоп. За час мы углубились всего на два штыка. Зато вспотели. Авианаводчик сказал, что Щур из Ботлиха хотел забросить нам сюда продукты, но вертушка в тумане нас не нашла и вернулась обратно.
Что будет дальше? Как теперь угадать развитие событий?
А что, если боевик, не будь дурак, вместо панического бегства попрет там, где его меньше всего ждут - то есть прямо на нас? В таком тумане можно незаметно подойти на расстояние удара прикладом.
А что, если туман ляжет на нашу горку на неделю?
Пока погода не улучшится, сюда не прилетит ни один вертолет. Ни поддержать огнем, ни завести продукты, ни даже эвакуировать раненых. Точно так же, в 94-м в Таджикистане погибла ушедшая в горный рейд группа пограничников. Подорвавшись на растяжке, сразу погибло двое. А остальные умирали от потери крови четверо суток, пока за ними смогли придти вертолеты.
Западный ветер
Один за другим "борты" возвращались в Ботлих. Командир эскадрильи подошел к Щуру, который, казалось, и не уходил со взлетки.
- Вот здесь и здесь, - летчик ткнул пальцем в карту, - сплошной туман. Его несет с запада. Сильная облачность. Я пытался ее пробить, но даже у Шарилама нижний край уже стелется прямо по низине.
Западный ветер в этих местах никогда не приносит ничего хорошего. Он загоняет в тупики ущелий те испарения, которые подымаются с высокогорных, залитых солнцем лугов. И это будет длиться до тех пор, пока или ветер не переменится, или все дожди не выльются.
До тех пор - это сколько: неделю, две?
Вертушки сегодня работать не будут. Сейчас они уйдут в Грозный и ждать погоду будут там. Если даже случится чудо и завтра над Шариламом на часок вдруг выглянет солнце, они просто не успеют этим воспользоваться.
А здесь, в Ботлихе, солнце всегда. И даже трудно себе представить, что совсем рядом, всего в нескольких минутах полета, грозные горы заволакивает непроглядный туман, который на утро может запросто лечь на землю снегом.
Щур вернулся в свой вагончик и включил телевизор. Как раз выпуск новостей. Интересно, кого здесь волнует расклад голосов в Думе или вопросы свободы прессы? Даже рассказы о Чечне уже набили оскомину. Конечно, это, как говорится, ближе к телу, но все равно, что такое война никто не расскажет. Это надо видеть самому. К тому же, война затянулась, и корреспонденты стали повторяться.
Вот прогноз погоды - это другое дело, это вроде как клуб кинопутешествий. Теперь даже говорят о погоде в Чечне. А то живешь тут, в Ботлихе и понятия не имеешь, у кого снег, а у кого солнце.
Долгожданный прогноз погоды оторвал офицера от своих мыслей.
"Вести" передают: мощный атмосферный фронт, с дождями и снегом движется на восток.
А прямо на пути у стихии в горы выброшены двести человек - без палаток и теплой одежды, с продовольствием всего на одни сутки. И сейчас они отрезаны от всего мира...
Пакетик с глюкозой
Всего за две недели до этого в буйнакскую бригаду на смену последним старослужащим пришли солдаты из учебки. Казалось бы, хорошо, свежие силы.
Но для большинства солдат этот выход в горы стал первым.
И так будет повторяться каждую весну и осень. Ведь это на флоте, как считается, постижение службы приходит через три года, а на войне это постижение вроде как и не нужно. Солдат увольняют в запас досрочно. Почти сразу после того, как новички только начинают врубаться, что же такое - война. Они еще толком не научились бить врага, а сокращенный втрое срок их службы уже на исходе. Вставайте на их место, ротозеи, получайте глупые пули!
Понимая, что с профессиональными боевиками так воевать нельзя, командование Северо-Кавказского округа еще прошлой осенью обратилось в минобороны с фантастическим предложением - не увольнять срочников до конца боевых действий. Тогда они наберутся опыта и перестанут погибать от собственной глупости.
Но Москва ограничилась полумерами: солдат стали отправлять на войну после учебки. И опыта службы не густо, и служить им остается совсем чуточку.
Безклубов пошел проверять, как выставлено охранение.
О целях операции на время можно забыть. Сейчас самое главное - не дать застать себя врасплох.
- А этот окоп рыли в прошлый раз? - я указываю на углубление в земле прямо над обрывом.
- Только что. Видишь, земля свежая? Ты что, солдат, землю-то вокруг себя разбросал? А ну, прикрой дерном! - полковник сам берет большой квадратный пласт земли и укладывает его впереди окопа травой вверх. - Туман сойдет, боец будет как на ладони, ему и голову поднять не дадут.
- Здесь же обрыв, разве здесь кто-то пойдет?
- А как ты думаешь берут неприступные крепости?
Снова холодно. Сырой туман пробирает до костей. Вернувшись к достархану, командир вынимает из-под ОЗК вторую бутылку водки.
- Согрейся. - Оператору наливает больше. - Ты у нас парень штатский, тебе будет потруднее, чем нам.
Официально аккредитованные на войне телевизионщики всегда работают в условиях запланированного обеда, ночлега на свежих простынях и своевременного возвращения. Сейчас все это сорвалось. Саша Кисловский только что был занят съемкой и поэтому еще пышет теплом. Он прекрасно понимает, что мы "попали" и теперь у всех у нас одна судьба.
Командир опять пригласил "к столу" всех офицеров.
Даже не присев, все выпивают, и на земле рядом с первой укладывается вторая пустая бутылка. Стало теплее.
- Все, больше водки нет. Все по местам. Доктор!
Подошел капитан с медицинскими эмблемами. Познакомились - веселый парень по имени Амир, по фамилии Рамаданов. Флягу у него на боку я приметил как-то не сразу.
- Корреспонденты замерзнут - нальешь им спирту.
- Есть, товарищ полковник!
Амир отвел меня в сторону и заговорщицки снял с ремня фляжку.
- Ты не замерз?
- Да нет пока.
- А он? - Доктор кивнул на Саню.
- Вроде, тоже нет.
- Значит, еще замерзнете. На, пей, командир приказал. - Амир булькнул в кружку чуток спирта. - Разбавляешь?
- ...
Доктор достал из своей сумки пакетик с глюкозой. Такую обычно вливают внутривенно. Спирт пополам с глюкозой - чудесный прозрачный сироп. Половинку я оставил оператору. Доктор налил себе.
- За наше здоровье. И пусть эти ваххабисты сдохнут!
Амир выпил, крякнул, и провел по губам рукавом. Я предложил ему сигарету.
- Не курю. Я же врач. Лучше пошли за дровами.
В лес не заходить!
В ста метрах ниже нас - густой лес. За дровами идут те, кто не занят в охранении и обустройстве ночлега: доктор, авианаводчик и два солдата. Командир отправил вместе с нами своего телохранителя, Гусю, и строго-настрого приказал нам в лес не заходить.
Гуся - Гусейн Ханалиев - теперь отвечает за нашу жизнь. До тех пор, пока мы здесь, он не отойдет от съемочной группы ни на шаг.
Вперед пошел солдат по прозвищу Охотник. Я так и не узнал его имени. Все зовут его Охотником. Рассказывают, что до службы в армии он вместе с отцом ходил по тайге и даже лично завалил медведя. Или даже двух. Сейчас он идет впереди и внимательно смотрит под ноги. Остальные водят по сторонам стволами автоматов. Не заходя в лес, с самого края стали искать сушняк. Пока ломали стволы, Охотник нашел кабанью тропу, нарвал шиповника и вдруг поднял руку вверх - внимание!
Солдат присел в траве и стал всматриваться себе под ноги. В лес уходит свежая тропинка. Трава примята всего час-два назад. Здесь прошло не менее десяти человек. Кто они и куда идут?
В тумане лес выглядит заколдованным и страшным. Мощные, кривые стволы деревьев, неясный слабый свет, льющийся откуда-то сверху. Сумерки. Здесь каждый куст умеет стрелять, и каждый шаг может принести смерть.
По меркам мирной жизни, идти пришлось совсем немного, шагов тридцать. Трава кончилась, кончилась и тропинка. Между двумя деревьями - невысокий, поросший травой холмик. Посреди бугорка еле-еле прикиданный ветками лаз. Блиндаж. Здесь могут быть мины, и офицер, оттеснив Охотника, пошел первым.
К счастью, боевики так спешно уносили ноги, что даже не успели заминировать схрон. Но все свое унесли с собой. Наши трофеи - лишь несколько рассыпанных на земле патронов и многочисленные следы пребывания людей - пустые консервные банки, гнутая алюминиевая ложка, обрывки туалетной бумаги. Рядом с блиндажом валяются две пластиковые канистры - из-под моторного масла и тормозной жидкости. Значит, где-то недалеко должен быть и "гараж". Искать его не стали. Безклубов вообще приказал в лес не заходить. Но блиндаж, конечно, с удовольствием взорвали.
Последний ужин
Наломав дров, мы вернулись в лагерь.
- Видишь, как быстро они смылись! Увидели нашу высадку, и умотали. - Командир зябко помахал руками, разминая плечи. - Зря, конечно, вы туда полезли. Могли нарваться. Ну да ладно, хорошо, что пока все хорошо.
Быстро стемнело. Адъютант еще засветло натаскал откуда-то сена и Безклубов соорудил себе лежанку. Закопал под сено бронежилет, положил под голову сумку, а сверху расстелил спальный мешок.
Спальник - это тоже забота адъютанта. Куда бы ни направлялся командир, солдат всегда берет с собой его вещи, в том числе и спальный мешок - мало ли что. Все остальные прибыли на Шарилам груженые оружием и боеприпасами, на лишний паек рук не хватило, не то, что на спальник. Только доктор шел на операцию налегке - медицинская сумка, да автомат - поэтому спальником запасся.
Стали располагаться на ужин. Последний ужин. Продукты брали на сутки, но уже к первому вечеру они на исходе. Солдаты в складчину по трое-четверо греют консервы на маленьких спиртовках. Безклубов приказал экономить продукты, но голод не тетка. Понадеявшись на лучшее, съели последнее.
Ужин, каким бы скудным он не был, поднимает настроение. Солдаты дружно молотят пластмассовыми ложками и беззаботно болтают. О подружках, о неизбежном возвращении домой, о планах на будущее.
Как будто нет войны и все мечты нельзя перечеркнуть одним выстрелом.
Дима Рубцов хочет поступать в один из питерских ВУЗов, все равно в какой. Говорят, у "чеченцев" льготы при поступлении.
Дима Шуклин и Миша Бабенко тоже хотят учиться, но в первый год после армии поступать никуда не собираются - сначала надо отдохнуть, погулять, устроиться на работу. Образование -это еще только журавль в небе.
Все трое попали на войну с первых же дней, отслужив в армии всего по два с половиной месяца.
- А как же Указ: сначала полгода службы, и только потом на войну?
- Это где-то там, в России, а у нас же Дагестан. Если я служу в бригаде, а она вся пошла в первый же бой, куда мне деваться? Я минометчик, без меня миномет не стреляет. - Шуклин не обижен на Родину за то, что отправила его на войну без спросу. Наверно, потому, что все уже почти закончилось. И если бы не этот выход в горы, он уже был бы в пути с дембельским чемоданчиком. Но салагам будет трудно без их "ветеранской" подсказки и почти все дембеля безоговорочно пошли в бой. Хорошо бы только не застрять тут на долго!
- Мы уже зимовали в горах, ну его на фиг! Еще одну зиму не выдержим. Домой пора.
- А "боевые"? Где вы заработаете больше, чем здесь?
- Нигде. Но вы, корреспонденты, ошибаетесь. Не все контрактники едут сюда за деньгами! Те, кто успел повоевать раньше, в мирной жизни просто не нужны, на них там смотрят, как на двинутых. Да оно, в принципе, так и есть. Мне бы тоже забыть обо всем поскорее, а то говорят, после войны кошмары снятся. Вот если не выйдет с институтом, не получится с работой - тогда что ж, вернусь сюда за "бабками", у нас войну для себя найти не трудно.
Рядом на снарядном ящике сообразили ужин трое молодых. Они даже в темноте отличаются от старослужащих. Молча прижавшись друг к другу, низко склонились над спиртовкой, пытаясь согреться от ее жидкого огонька.
- Сколько мы уже здесь, месяца три, да? За это время пока ничего такого еще не было. Мы же молодые, нас в первый раз взяли.
Андрей Уляшев, Игорь Пименов и Кайрат Куншкалиев пришли сюда из учебки, прослужив в армии даже больше, чем полгода. Но снова они здесь "черепа", салаги - как в первые дни службы. Потому, что здесь война. И курс молодого бойца для них начинается заново.
Но уже к весне они собираются домой: здесь день идет за три, так что служба их скоро кончится.
Они тоже минометчики и сейчас думают об одном: только бы, пока нет погоды, командир не решил возвращаться в Таджаул пешком. Тогда им придется нести свои минометы на себе. Они слышали разговор Безклубова по рации со старшим одной из групп, которую неверно высадили. Полковник приказал их командиру идти на свою точку пешком.
- А "самовары"? - спросили из наушников.
- На себе! - Солдаты это слышали и прекрасно понимали, что "самовары" - это минометы.
- А 240 "карандашей"?...
Действительно, а куда же боеприпасы?
Группа, из-за тумана выброшенная где попало, не может приступить к выполнению боевой задачи. Более того, связанная тяжелой кладью, она просто беспомощна в горах.
Выполнять задачу любой ценой и для этого подрывать боезапас и выдвигаться в нужный район пешком?
Или готовиться защищать только самих себя, положившись в этом на неожиданно ставшие обузой минометы?
Безклубов приказал выбирать место получше и готовиться к обороне. Все понимают, что теперь спешить некуда, надо защитить себя.
Задачка по логике
После ужина командир собрал офицеров на совещание. У всех ли подчиненные готовы к ночлегу? Сколько выставлено постов на ночь? Пароль.
- До рассвета пароль - мой любимый. - Безклубов назвал цифру. - Кто и во сколько проверяет посты?
Подполковник-артиллерист, старший после Безклубова по званию, распределил смены.
- Я сплю здесь. Будить по каждому пустяку. Я уж не говорю, если кто-то вышел на связь или где-то слышна стрельба. Я крепче спать буду, если вы меня чаще будить будете. Со мной остаются радист и дежурный офицер. Вот это - ему. - Полковник протянул артиллеристу прибор ночного видения. Единственный в группировке образец "новейшей" военной техники.
Все разошлись. Рядом с командиром остался связист с радиостанцией. Неподалеку два "рэбовца" со сканером слушают эфир. С утра было много чеченской болтовни, но теперь тишина. Сканер будет прощупывать эфир до тех пор, пока не сядут аккумуляторы. Заряда хватит еще на шесть часов, то есть как раз на ночь.
Я тоже остался с командиром.
- Со времен гражданской войны мы воюем сводными отрядами! Начало Великой Отечественной - тоже самое. Ну, помнишь, заградотряды: кого наловили, те в первом же бою и полегли. Потом все же научились воевать - полк в полном составе, все друг друга знают, каждый понимает, что должен делать - красота! Скажи, куда это подевалось? Опять надергали со всей страны кого на месяц, кого на три, посводили их в отряды... Мне тут приданы "вэвэшники". Им ставишь задачу - они ее согласовывают со своим штабом в Ханкале, в Москве, еще черт знает где. И только когда получают подтверждение, начинают делать то, что от них требовалось еще неделю назад. Поэтому у нас что в первую войну, что сейчас - пока сдвинешь с места...
Накипело в душе у командира, накипело. В прошлую войну он штурмовал Грозный в составе дивизии генерала Приземлина, отрабатывал решения комдива на бой. Потом академия имени Фрунзе - великолепная школа военного искусства! Но как же далека эта теория от проведения войсковых операции в Чечне!
- Там нас учили, как надо воевать, а сюда приходишь, и смотришь, как воевать не надо. Дело-то за малым! Немного решительности, чуть-чуть согласованности - мы их и без нового оружия одолеем. Оседлай все высотки, выжимай их на минное поле, запирай котел - и мочи изо всех калибров! А сейчас.... Ну, найдем мы их следы, чуть-чуть оружия, мелочевку всякую. Но сами-то боевики уже ушли! Еще, не дай бог, людей потеряем на тех сюрпризах, что они нам оставили. Теперь, раз так, уходить надо и снова ждать удобное время для удара.
- Так почему не уходим? Кого мы теперь здесь ловим?
- Теперь никого. - Безклубов задумчиво жует травинку. - Теперь нас здесь можно ловить...
Конечно, голыми руками нас не взять. Но риск перестал быть оправданным. Глупо таким табором гоняться за трофеями, наподобие тех, что мы нашли в лесу два часа назад.
Безклубов оторвал меня от своих мыслей загадкой.
- Посреди пустыни лежит мешок. На мешке человек. На нем сверху еще один мешок. Кто этот человек и как он сюда попал? Можешь задавать вопросы, а я буду отвечать только да или нет.
Я стал задавать вопросы.
- Далеко от караванных путей?
- Не важно.
- Человек жив?
- Нет.
- Его убили?
- Сам загнулся.
- Молодой?
- Как мы с тобой. Но это тоже не важно, - от сравнения по коже невольно ползут мурашки. Безклубов действительно не похож на командующего - стал бы генерал сидеть здесь вместе со своим войском - без воды, еды и крыши над головой!
- Он там по своей воле?
- Да.
- Он искал смерти?
- Нет. Но он ее нашел.
Я задумался. Нет, хватит на сегодня мыслей. Сдаюсь.
- Это парашютист. Мешок снизу, мешок сверху - парашют не раскрылся. - Безклубов рассмеялся. - Хотел как всегда, а кончил плохо. - И без всякого перехода: - Да задавить их здесь не так сложно. Даже в горах. Но принцип такой: увидел - надо убивать!
"Глаза Безклубова сверкнули" - написал бы репортер, никогда не видавший войны.
"Это слова гестаповца из фильма про фрицев! - подумает читатель, изнеженный тщательным подбором правды о войне - Так не может говорить насквозь положительный и смелый русский полковник."
...........
Я шел к своему костру уже заполночь. И думал о том, что разве эти жестокие, и на первый взгляд, циничные слова страшнее самой войны? В бою не время философствовать. Кто в этом усомнится, будет убит. Если не мы, то нас.
А значит, "увидел - надо убивать"!
Другой возможности не будет. Воевать на полумерах нельзя.
В свое время была такая полувоенная игра - "Зарница". Школьники бегали по полям игрушечных сражений с деревянными автоматами, изображая из себя солдат. А настоящие солдаты с настоящими автоматами смеялись и говорили, что если мы никогда не хоронили "бычки", то мы салаги. И под это дело мы с удовольствием рыли за них окопы.
Теперь автоматы настоящие, но все снова похоже на игру - еще утром мы были на охоте, а теперь сами в западне.
Если завтра погоды не будет
У костра на земле валяются деревянные крышки от снарядных ящиков - наши лежанки. Земляные стенки действительно спасают от ветра, но зато не выпускают дым. И он кружится из угла в угол, и только потом, тяжело перевалившись через стенку, уносится прочь.
Забавнее всех выглядит авианаводчик Андрей. Летная кожанка, туфли и пилотка, завернутая на уши. Среди здешней слякоти он выглядит как пижон или оккупант. Андрей тянет ноги в штиблетах поближе к огню. Рожденный летать, он сидит на деревянной дощечке и зубом на зуб не попадает.
Никто не спит. Все молча смотрят в огонь. Спальник есть только у доктора и он, завернувшись в него с головой, пытается храпеть. Гуся то и дело толкает его в бок.
- Доктор, проснись, хватит храпеть, где твой спирт? -Все знают, что спирта давно нет, согреться нечем. - Ну дай коллективу хоть глюкозы.
Амир поворчал, но достал из-под головы свою сумку с красным крестиком и выдал пакет с глюкозой. 250 грамм на восемь человек.
Право первого глотка дают нам, гостям. Саша Кисловский делает осторожный глоток, потом подымает глаза на меня и с некоторым сожалением отдает пакетик. Сашка учился в институте и не служил в армии.
Какой теперь она ему запомнится?
Состоящей из холода, голода и поразительного умения наступать на одни и те же грабли?
Или из мужества тех, о ком даже не напишут в газетах, потому что в повседневном выполнении долга, вроде, и нет ничего выдающегося?
Пока в тебя не стреляют из боевого оружия, ты не почувствуешь войну. Но это только до первой крови. До первого убитого.
- Бесконечно можно смотреть только на то, как журчит ручей, как горит костер, и как тебе выдают зарплату. - Гуся не может долго молчать. Маленький, юркий, весь состоящий из движений и улыбок, он пытается растормошить остальных. За что Безклубов взял его в телохранители? Ведь Гуся - музыкант, а не вышибала. До войны он был солистом оркестра.
- Вот мы тут сидим по чьей-то дури. По чьей? Ведь не из-за погоды же! Сначала мы замешкались из-за вертушек, а пока "тормозили", 74-я бригада как раз втянулась в свой район. Теперь и ее сворачивать уже поздно. Выходит, ночуем мы здесь из-за ее нерасторопности. А если бы мы сработали четко, они бы, как пить дать, вошкались сутки. И мы бы застряли здесь опять же из-за них.
- Да не из-за них. Просто всем надо разворачиваться бойчее, тогда духи никуда не денутся!
- Корреспондент, почему газеты об этом не пишут? Кто у нас враг - в чалме с автоматом или в штабе с толстым брюхом? Вот я всего лишь прапорщик, а знаю, что так не воюют. А в Ханкале что, не знают? Там ведь не такие недоучки, как я, там полковники и генералы.
- А мне кажется, они просто просекли вкус "боевых". Сиди себе в штабе, под охраной, переворачивай календарь и считай свои трудодни! Это не батальоном в атаку ходить. У них из Москвы сюда даже очередь, каждый едет и прикидывает, что он потом себе купит.
- Ну, а ты себе что купишь? Вот Амира можно понять: он родом из Карамахов, ему там, когда в гости приезжал, свои же односельчане - ваххабисты 40 палок врезали. У него пролетарская злость от обиды, он воевать будет из принципа. А ты сюда зачем приехал? У тебя в личном деле уже две войны записано, мог ведь отказаться ехать на третью? Только не надо слов о Родине!
- У меня эти две войны не только в личном деле, они у меня в судьбе записаны. Мне лучше здесь служить, чем там на майорское жалование право на жизнь отвоевывать. А своего угла у меня что здесь, что там, все равно нет. И не скоро будет. Раньше была армия бесквартирных, теперь армия льготников. В Ханкалу на неделю слетал в командировку, привез справку - и становись в льготную очередь.
Сошлись на том, что честным трудом в России на хлеб не заработать.
- Ладно, нам тут еще о политике разговоров не хватает! Пусть лучше нам Гуся что-нибудь споет.
Гусейн положил на колени деревянную крышку от снарядного ящика и под мерный такт ударов затянул унылую песню про журавлей, которым уже нет мочи куда-то лететь, и они приземлились тут, в Чечне, в горах среди ночи.
- Гуся, я тебя умоляю, давай что-нибудь повеселей, хандру наводишь!
- Ну ладно, специально к нашему случаю написал. Первое исполнение. Слушайте. Песня про любовь русского солдата к местной черноглазой красавице:
Расплетала девка косы,
Возбуждая и маня.
Ты не тронь ее без спроса! -
Говорили мне друзья.
У кого же разрешенья
Мне испрашивать о ней?
У муллы, отца и братьев,
И у нас, твоих друзей.
Ты ее не тронь, рядовой, остынь,
Рядом с нами встань, вспомни о себе.
Ты мулле не друг, для отца - позор,
Братьев поищи. А найдешь - убей!
Мы плохого не желаем,
В нас не зависть говорит.
Хоть без женщин сами маемся,
Но это не сгорит.
Здесь Чечня, здесь все другое,
Здесь невесты не про нас.
Пуля ищет не героя,
А кого Господь не спас.
Хочешь быть живым, слушай, салажок,
Тех, кто пережил через две войны.
У нее своя вера и судьба,
Она смерть твоя черноглазая.
Эта девка сохранилась
Только в памяти моей.
Всю войну она мне снилась,
И совет моих друзей.
Слушали молча, все как один выставив ступни и ладони в редеющее пламя костра.
- Если завтра погоды не будет, пойдем в село на мародерку. Там споешь. Чтобы девки к нам не липли. И мы к ним тоже.
Страна "спи-ешь-пей"
К утру погода не наладилась. Туман не оставляет никаких надежд ни на продолжение операции, ни на возвращение в Ботлих. Есть, пить и курить нечего. Табачный вопрос встал ребром.
Прошлись по всем карманам, нашли еще пару сигарет.
- 48 - курить просим!
- 41 - курю один!
- 45 - оставь покурить, по-хорошему прошу.
- Эй, летчик, дай папироску, а то у меня уже душа в полоску!
- У меня один папирос, да и тот прирос. И вообще, какой ты, на фиг, матрос...
Но в село за продуктами Безклубов никого не пустил - не известно, чем может закончиться встреча с местным населением. Поэтому одна группа пошла за дровами, другая - искать ручей.
Дров натащили, наверно, на неделю вперед. Огромные кучи деревянных обломков кажутся безнадежно сырыми. Неужели они будут гореть?
А вот ручья поблизости не оказалось, вторая группа вернулась ни с чем. Воду пришлось собирать с травы пластмассовой коробкой из-под сухпайка. Капли слили во флягу (в ней был спирт) и пьем по кругу.
Вода вкусная, чуть-чуть сладковатая. Но мало.
- Хорошо, что не видно, что мы пьем.
- Это же природа, Божия роса... А вот с лужами надо поаккуратней, от перестоявшей воды можно и подохнуть.
- Доктор, а зачем нам пантацид?
- Это если ты еще жить собираешься, чтобы помирать не натощак. Шучу.
- А кто читал в детстве сказку про страну "Спи-ешь-пей"? Вот это житуха! Поспал - поел - выпил...
Найден еще один источник влаги. В углублении металлической плиты, на которую упирается миномет, стоит вода. Набирается целых две кружки.
Не стреляющее оружие угнетает. Готовые к бою минометы сиротливо смотрят в небо, которого не видно. К туману все уже привыкли, и ощущение тревоги сменилось чувством голода.
Вертолета сегодня не будет, это ясно. Наверно, не будет и завтра...
День прошел в подготовке к ночлегу. Чтобы не замерзнуть, то отжимаюсь, то отбираю у кого-нибудь из солдат лопату и помогаю рыть очередной окопчик. Согревает, но к вечеру от усталости дрожат руки.
Ночью пошел дождь. Я уже почти уснул на своей деревянной лежанке. Я мог бы проспать до самого утра. Но капли заползают даже под ресницы. Все подняли свои лежанки над головой и придвинулись к костру. Он шипит от дождя, но каким-то чудом продолжал гореть. Это чудо - порох из минометных зарядов, который Гуся то и дело подсыпает в угасающее пламя.
Неожиданно дождь кончился. Доски побросали на землю и стали раздеваться. Пламя лижет нашу сырую одежду. Пальцы едва терпят, а по голым спинам гуляет ледяной ветер. Выдерживаю минут пять, и одеваюсь. Горячая одежда создает иллюзию тепла. Но не надолго.
Снова заморосил дождь. Все повторяется.
Мокнут наши вещи. Аккумуляторы сели еще в первую ночь. Дорогостоящая аппаратура превратилась в бесполезный хлам.
Все, кино кончилось.
Видеокамеру закутали в целлофановый чехол, спрятали в кофр и раскрыли над ним специально для этого припасенный зонтик. Но спасет ли это от сырости?