Тимка сбежал из дома, случайно подслушав разговор отца со странствующим жонглёром. - "Мне нужен помощник, - сказал, напросившийся переночевать, бродяга, - а у тебя семеро дармоедов. Продай кучерявого. Всё равно мальчишка тебе чужой".
Отец недолго думал, но пока торговался насчёт подкидыша, Тимка потихоньку спустился по лесенке с сеновала, под которым разговаривали взрослые, шмыгнул в дыру в заборе и задал стрекоча. Ищите другого дурака, а рабом он не станет.
Мальчишка забрался на дуб, что рос посредине ржаного поля, и заснул лёжа, как на лавке, на двух сросшихся толстых ветвях. Утром, чуть занялся свет, Тимка придумал не возвращаться домой денёк другой, а там отец забудет, что хотел продать его. Лето было в разгаре - ночи тёплые, в лесу ягоды - не пропадёшь, и мальчишка, решившись, побежал к ручью. Как раз в это время пастух Йошка гнал на выпас коров, и Тимка, испив холодной до ломоты в зубах воды, рванул стаду вслед.
"Деда Йошка, можно с тобой?" - спросил он, и, получив согласное "давай", счастливо пристроился по левую от пастуха руку. Правой старик держал бич, которым время от времени щёлкал о землю, подгоняя скотину. Тимке тоже хотелось пощёлкать, но спросить не хватило наглости. Ещё прогонит.
Пастух завёл стадо на лужок на речном берегу, и, пустив коров пастись, с мальчишкой сел в тени под липой. Разделив ржаную лепёшку, старый Йошка надумал соснуть, но Тимка пристал - расскажи да расскажи что-нибудь. О чём? О Диком Бароне.
Дикий Барон владел соседним с их хозяина замком, который получил то ли за службу, то ли за дружбу. Поселился лет десять назад и сразу принялся творить всякие непотребства. Людей из одной деревни в другую переселил, сказал - пусть плодятся лучше, так они вовсе разбежались. Реку запрудил, хотел один только рыбу ловить. Затопило край его леса, сосны корабельные сгнили, а плотину пришлось разрушить. Ещё Барон охотиться по-дурному любил - на чужую землю обязательно дичь загонит, и всё норовит вытоптать посевы.
Только дед закончил рассказывать про то, как Дикий его коровёнок отстреливал и, если бы не стражники их сеньора, мог побить немало скотины, вдруг затрубило на том берегу, и из леса вслед бегущему оленю высыпала собачья свора. Далековато это было, а потому любопытно. - "Опять Дикий Барон балует", - встревожился Йошка и, как оказалось, не без причины. Свора гнала оленя к мосту. Коровы испуганно замычали. Из леса выехали охотники.
"Ох, накликал беду", - вскочил пастух. Торопливо начал собирать скотину, чтобы отогнать от греха подальше, но не успел. Олень метнулся по мосту, выскочил на лужок, а гончие за ним прямо через стадо. Ух, что началось! Коровы смешались, мычат в ужасе, собаки между ними шныряют, дед голосит отчаянно. Но тут подъехали всадники, отозвали гончих, а там и Йошка кое-какой порядок в стаде навёл. Оленя и след простыл, а пару собак коровы до смерти затоптали.
Один из охотников поманил деда, подошёл Йошка и от страха лишился речи. Сам Дикий Барон перед ним! Конь горячий под седоком хрипит, копытом землю роет. А барон грозный - глаза бешеные - длинный ус крутит и пастуху говорит, что дед со своим стадом ему всю охоту сгубил, а поэтому возместить потерянное удовольствие должен, пусть его пацанёнок вместо оленя побегает, и на Тимку показывает. Деду бы возразить, но язык отнялся, а мальчишка, не будь дурак, через луг рванул. Дикий Барон подождал, пока тот скроется в лесу, и приказал псарями пустить гончих по следу.
Никогда в жизни Тимка так не бегал. Не щадя босых ног, мчался он без оглядки. Сзади подгонял собачий лай. Страшно было до жути. Однажды он видел, как соседский кобель разорвал беременную кошку, и сейчас те страх и тошнота вновь нарастали в мальчишке - отчётливо представлялось, что сделает с ним гончая стая.
Ноги ломило, истерзанные в кровь ступни болели так, что задыхающемуся Тимке до слёз приходилось сжимать зубы. Ещё немного, понимал мальчишка, и он, если не споткнётся о корягу и не подвернёт ногу, всё равно свалится на землю. Продравшись через кустарник на поляну, он вдруг упал придавленный неожиданным грузом - то вырвавшаяся вперёд стаи собака настигла добычу, навалившись. Тимка взвыл дурным голосом, перевернулся, лягнув гончую по морде. Вдруг солнце над ними затмила тень, и собака взвыла, пригвождённая к земле... рогом. Единорог поднял верещащую тварь в воздух и, мотнув головой, отбросил в сторону. Мальчишка, скуля, отполз недалеко, когда вся остальная свора вломилась на поляну.
Сквозь боль и слёзы Тимка видел, как собаки накинулись на волшебного зверя. Единорог заплясал, вставая на дыбы, молотя гончих копытами и пронзая рогом. Его смертоносный танец ужасал - в безмолвии зверя громче слышалось рычание, вой, хрип и визг метавшихся собак, что прыгали, промахивались, цеплялись, падали, умирали, огнушая снежнобелую шкуру единорога рваными ранами, брызгами собственной крови и ошмётками мозгов. Мальчишку стошнило от запахов смерти, не выдержав боли и страха, он сник на траве без сознания.
Тимка открыл глаза и не сразу понял, где находится. Над головой раскрытым лежало синее в белых облаках небо. Гнул кроны деревьев шумливый ветер. Где-то проголосила сойка. Мальчишка перевернулся. Взгляд упал на оскаленную разбитую собачью морду. Вскрикнув, Тимка перекатился. Память с гнусной вонью вернулась к нему. Вокруг на истоптанной траве валялись останки гончих - смятые, разбитые, разорванные трупы. Единорога ни живого, ни мёртвого не видно, и вдруг в шуме леса мальчишка разобрал, как кто-то ломится в его сторону. Это были охотники Дикого Барона. Они с руганью выехали на поляну. Лошади фыркали и недовольно трясли головами, чуя кровь.
Барон направил упрямящегося жеребца кругом, объехав трупы собак, и, наконец, остановился перед лежащим Тимкой, и понял тот, что смерть его пришла. - "Это не я, - воскликнул мальчишка тонким голосом, - это всё единорог проклятый!" - Барон повернулся в седле к своим людям: "Эй, Костолом". - Тимка, не в силах пошевелиться от ужаса, видел, как спешивается охотник. Со звериным лицом подошёл он, а хозяин не спуская с мальчишки бешенных глаз, приказал: "Перебей-ка колени щенку". - Костолом одной ногой наступил беспомощной жертве на грудь, а другой резко ударил по Тимкиному колену. Солнце с хрустом упало и взорвалось алым жаром боли. Мучитель оборвал крик мальчишки, приподняв за волосы ему голову и шмякнув о землю, и колотил так, пока "щенок" не успокоился без сознания. - "Смотри, не убей, - остановил слугу барон, - пусть сам сдохнет", - но Тимка уже не слышал этих слов, впрочем, как и других: "единорога на девственницу ловить надо, заодно всех девок проверим".
Боль жила мальчишкой, выпивая силы, скручивая жилы, глодая кости. В бреду его рвало, и от судорог боль вспыхивала с утроенной силой.
Закончился день, истёк вечер, настала светлая лунная ночь. На поляну вышли волки. Если Тимка и слышал их приближающийся вой, то не различил за собственным, потому что сам, срывая голос, отчаянно подвывал стае.
Звери с опаской обошли скулящее существо, предостерегающее рыча в его сторону, и приступили к трапезе. Пока они поедали собачьи трупы, вожак подкрался к Тимке. Мальчишка боялся даже повернуть голову, предчувствуя новую вспышку боли, но слышал, как пируют волки, не ведая, что один из них стоит в двух шагах от него, и, лишь скосив глаза, Тимка заметил две блестящих луны волчьего взгляда. Зверь зарычал, и вдруг рявкнул: "Жить. Хочешь?" - "Хочуууууууу!" - провыл обезумевший мальчишка. Вожак поддержал его сильным уверенным голосом. Члены волчьей стаи оторвались от еды и, подходя к лежащему человеку и волку, вставали в круг. Новые голоса обратились к луне, добавляя вою вожака обертоны.
"Ууааа-а-а!" - выл Тимка. Жар переломанной ноги перекинулся на всё тело, его ломало и крутило, внутренний огонь пожирал кости, мышцы и внутренности, рвался язычками пламени изо рта, ноздрей, глаз. Боль длилась вечно под завывания мальчишки и стаи. Вдруг голоса сорвались, и наваждение жара и ломки осыпалось ржавыми хлопьями.
"С рождением, маленький родич", - проворчал вожак. Тимка поднялся. В глазах двоилось, и оттого не сразу осознал, что изменился не только мир, изменился он сам. - "Что со мной?" - хотел спросить мальчишка, но горло подвело, а язык не повернулся, лишь странный глухой рык вырвался из рта-пасти. Однако вожак его понял. - "Ты умер, и ты родился, - сказал зверь. - Теперь ты...". - "Нет! - взвыл Тимка. Ужас обуял волчонка. - Нет! Нет! Нет!" - затявкал он, кружась, видя перед собой оскаленные, словно в злой усмешке, пасти зверей. - "Да! Да! Да!" - вопили их беззвучные голоса в голове мальчишки. - "Нет!" - рявкнул Тимка и, резко сорвавшись с места, бросился прочь.
Волчонок бежал не щадя лап. Хлестали по шкуре ветки, норовя выколоть глаза, терзали ступни шишки и палая хвоя. Обезумевший Тимка, пережив большую боль, не замечал малой. Но слишком много сил отняли у него прошедшие сутки, бег сменился неуверенной трусцой, заплетающимся шагом, а потом волчонок просто свалился, где стоял, и уснул крепким сном.
Тимка проснулся ранним утром, обострённым слухом впитывая шумное пробуждение леса. Ночное злое волшебство не рассеялось с дневным светом, мальчишка по-прежнему оставался волчонком. Звериное обличие пугало, ведь не в сказке, не в игре, что обязательно кончатся, произошло с Тимкой превращение, а на самом деле. Что ему теперь жить как волку? Бегать от охотников, выслеживать добычу самому, навсегда забыть вкус печёного хлеба, парного молока, игры с ребятами, ярмарки на равноденствие, новогодние праздники? Нет-нет, он не готов был пожертвовать всем этим, а, значит, волчье заклятие нужно как-то снять. Ах! если бы помог добрый волшебник... В сказках они всегда приходили на помощь слабым и обиженным, но увы, кроме как в сказках, Тимка не слышал ни об одном, тем более живущем рядом с их деревней. Стало тоскливо и от того как-то пусто в животе, голодно.
Волчонок потрусил, бестолково принюхиваясь к лесным запахам. Густо пахло разнотравьем, свежим от росы, сладко прелой землёй, тёрпко хвоей, крепко еловой корой. Утреннему воздуху не доставало только мускусного аромата еды, от чего на голодный вкус он чувствовался пресноватым. Однако Тимке повезло, он учуял запах какого-то животного.
Идя по следу, волчонок испытывал беспокойство - мучили сомнения в возможности настигнуть добычу и решимости перегрызть ей горло. Неожиданно в нос ударила вонь. Тимка остановился. В нескольких шагах от него лежало свежее конское "яблоко". Он осторожно обошёл его, словно не веря собственным глазам. И неожиданная радость вдруг охватила естество. Единорог! Волшебный зверь мог помочь Тимке вернуть человеческий облик так же, как вчера он вылечил мальчишечьи раны. Единорог! Волчонок перешёл с шага на бег, несясь, почти летя от счастья, по следу.
Следовало быть осторожнее. Тимка выскочил на поляну и резко затормозил задними лапами. От увиденного радостное возбуждение пропало, страх, вчерашний ужас напомнили о себе.
Люди. Вчерашние охотники столпились вокруг поверженного наземь единорога. На шум некоторые обернулись, и Тимка буквально сжался под их взглядами. Зверь, волшебный зверь, с которым мальчишка связал последнюю надежду стать человеком, ещё дышал, тяжёлое дыхание давило на уши, густило кровь, надрывало сердце. Победители злобно возвышались в своей тупой и беспощадной мощи над белоснежным умирающим единорогом. Один из них потянулся за луком, чтобы пугнуть волчонка. Некая струна дрогнула в душе Тимки и со звоном порвалась. Полурыкнув-взвыв он бросился на охотника.
Волчонок прыгнул на человека, ткнулся носом в бедро, отскочил, завертелся под ногами, пытаясь прокусить сапоги и одновременно увернуть от пинков или, что хуже, ножей, которыми рассвирепевшие люди тыкали, норовя попасть в него. В глазах Тимки кружился кровавый вихрь, несколько лёгких порезов взбесили его, перестав соображать, волчонок завертелся, стервенея, а охотники вдруг начали падать на землю. Лишь когда повалился последний, Тимка остановился в недоумении. Мутным от боли взглядом обвёл он поляну. Люди лежали вповалку. Каждый был сражён стрелой. У кого-то пронзено сердце, другим стрелы попали в горло или глаз, но всем насмерть.
Из-за деревьев вышел человек. Поджарый. Кривоногий. Крупные чёрные кудри в бороде и непокрытых волосах. Одежда цвета вечерней зелени. За плечами плащ из тёмной шерсти. В руках лук с наложенной стрелой. Пахнет хищником.
"Ба! Да это ты, маленький родич, - хрипло рассмеялся незнакомец. - Ты зачем, вчера сбежал, дурачок?"
Тимка неловко плюхнулся на зад, чуть отдавив хвост. Забыв о кровоточащих ранах, он прояснившимся взором с удивлением смотрел на человека перед собой, а видел волка, вожака стаи. Ибо никому иному существу не мог принадлежать этот запах, этот голос, эта стать.
Мужчина подошёл ближе и склонился перед задыхающимся единорогом. Отложив лук, срезал ножом путы, стягивающие ноги зверя...
"Бедная лошадка", - прозвучало в стороне. Тимка вздрогнул и повернулся на голос. Незамеченная в пылу схватки, к единорогу тянула руки вихрастая девчушка. Некрасивое веснушчатое лицо выражало подлинное сострадание. Послужившая приманкой подползла на коленях к умирающему существу, обхватила его шею, с любовью и жалостью поглаживая белую шкуру. - "Да она умалишённая", - догадался Тимка. В окружении мертвецов, рядом с пахнущим убийством оборотнем, не замечая смерти, жалеть хоть и волшебную, но всё же лошадь.
Волчонок был слишком поражён происходящим, поэтому не нашёл в себе силы удивиться свечению, охватившему вдруг единорога. Слабое поначалу оно становилось ярче и, вроде как, жёстче, отчего Тимкины раны зачесались. Но не это обратило внимание волчонка, а то, что умирающий зверь начал оживать - кровавые пятна истончались, порезы стягивались краями, следы от вчерашних укусов зарастали. Мужчина ухмылялся, глядя на выздоровление, словно ожидал этого.
Единорог поднялся, и свечение спало.
"Дяденька, помогите", - попросила веснушчатая.
Волчий вожак поднял её и посадил на спину единорогу. Девчушка, счастливо смеясь, прильнула к загривку волшебного зверя, и тот, грациозно развернувшись, покинул поляну с драгоценной ношей.
В носу волчонка засвербело, и он чихнул, разрушив торжество момента.
Чернобородый оборотень присел перед ним, взяв Тимку за подбородок.
"А чего хочешь ты, маленький родич?" - спросил он. Янтарные с червоточинками глаза пытливо проникли в душу мальчишки. А Тимка и сам уже не знал, чего хотеть по настоящему - вернуться к человеческому облику или ещё побегать на четырёх лапах, или и то, и другое. Ещё он хотел научиться стрелять как сидящий перед ним мужчина, ещё - носить меч и плащ, ещё - снова увидеть единорога, ещё... Да много чего он хотел.
"Я понял, - усмехнулся чернобородый. - Пойдём со мной, маленький родич. Для начала тебе следует научиться возвращать в истинный облик, а потом настанет черёд и остальному. В Лисьей Крепости будут рады ещё одному альву", - и вожак добродушно потрепал Тимку за острыми ушками.