В таком же синем комбинезоне, но крупный, ражий, с остриженной каторжанской головой вошёл Бобынин.
Он проявил столько интереса к обстановке кабинета, как если бы здесь бывал по сту раз на дню, прошёл; не задерживаясь, и сел, не поздоровавшись. Сел он в одно из удобных кресел неподалеку от стола министра и обстоятельно высморкался в не очень белый, им самим стиранный в последнюю баню платок.
Абакумов, несколько сбитый с толку Прянчиковым, но не принявший всерьёз легкомысленного юнца, был доволен теперь, что Бобынин выглядел внушительно. И он не крикнул ему: "встать!", а, полагая, что тот не разбирается в погонах и не догадался по анфиладе преддверий, куда попал, спросил почти миролюбиво:
- А почему вы без разрешения садитесь?
Бобынин, едва скосясь на министра, ещё кончая прочищать нос при помощи платка, ответил запросто:
- А, видите, есть такая китайская поговорка: стоять - лучше, чем ходить, сидеть - лучше, чем стоять, а ещё лучше - лежать.
- Но вы представляете - кем я могу быть?
Удобно облокотясь в избранном кресле, Бобынин теперь осмотрел Абакумова и высказал ленивое предположение:
- Ну - кем? Ну, кто-нибудь вроде маршала Геринга?
- Вроде кого???..
- Маршала Геринга. Он однажды посетил авиазавод близ Галле, где мне пришлось в конструкторском бюро работать. Так тамошние генералы на цыпочках ходили, а я даже к нему не повернулся. Он посмотрел-посмотрел и в другую комнату пошёл.
По лицу Абакумова прошло движение, отдалённо похожее на улыбку, но тотчас же глаза его нахмурились на неслыханно-дерзкого арестанта. Он мигнул от напряжения и спросил:
- Так вы что? Не видите между нами разницы?
- Между вами? Или между нами? - голос Бобынина гудел как растревоженный чугун. - Между нами отлично вижу: я вам нужен, а вы мне - нет!
У Абакумова тоже был голосок с громовыми раскатами, и он умел им припугнуть. Но сейчас чувствовал, что кричать было бы беспомощно, несолидно. Он понял, что арестант этот - трудный.
И только предупредил:
- Слушайте, заключённый. Если я с вами мягко, так вы не забывайтесь...
- А если бы вы со мной грубо - я б с вами и разговаривать не стал, гражданин министр. Кричите на своих полковников да генералов, у них слишком много в жизни есть, им слишком жалко этого всего.
- Сколько нужно - и вас заставим.
- Ошибаетесь, гражданин министр! - И сильные глаза Бобынина сверкнули открытой ненавистью. - У меня ничего нет, вы понимаете - нет ничего! Жену мою и ребёнка вы уже не достанете - их взяла бомба. Родители мои - уже умерли. Имущества у меня всего на земле - носовой платок, а комбинезон и вот бельё под ним без пуговиц (он обнажил грудь и показал) - казённое. Свободу вы у меня давно отняли, а вернуть её не в ваших силах, ибо её нет у вас самих. Лет мне отроду сорок два, сроку вы мне отсыпали двадцать пять, на каторге я уже был, в номерах ходил, и в наручниках, и с собаками, и в бригаде усиленного режима - чем ещё можете вы мне угрозить? чего ещё лишить? Инженерной работы? Вы от этого потеряете больше. Я закурю.
Абакумов раскрыл коробку "Тройки" кремлёвского выпуска и пододвинул Бобынину:
- Вот, возьмите этих.
- Спасибо. Не меняю марки. Кашель. - И достал "беломорину" из самодельного портсигара. - Вообще, поймите и передайте там, кому надо выше, что вы сильны лишь постольку, поскольку отбираете у людей не всё. Но человек, у которого вы отобрали всё - уже не подвластен вам, он снова свободен.
Солженицын А.И., "В круге первом", 1955-1958.
...
Св. Григорий Богослов передает ответ Василия Великого: "Ты мне угрожаешь конфискацией имущества, но она ничего не значит для человека, который ничего не имеет, если ты не желаешь получить этой скромной одежды и несколько книг, которые составляют всё моё состояние. Изгнание? - но я его не знаю, так как не ограничен пространством. Если та земля, на которой я сейчас стою, не принадлежит мне, то вся земля принадлежит Богу, Которого я временный гость. Мучения? - но они не имеют силы для не имеющего плоти, кроме разве первого удара, в котором ты волен. Смерть? - но она для меня будет избавлением, так как скорее приведёт меня к Богу, для Которого я живу и в большей мере умер и к Которому спешу прийти... Скажи императору, что ни насилия, ни убеждения не заставят меня принять неправое учение".
Комментарий: "Мучения? - но они не имеют силы для не имеющего плоти, кроме разве первого удара, в котором ты волен." Речь идёт о том, что воля принадлежит духу, а не плоти, и что первый же удар освободит Василия от остальных мучений
Император Валент (364-378 гг.), решительный сторонник ариан, который беспощадно отправлял в изгнание неугодных ему епископов и насаждал арианство в других малоазийских провинциях, явился в Каппадокию с той же целью. Он послал к Василию префекта Модеста, чтобы убедить святителя присоединиться к арианам. Модест угрожал ему разорением, изгнанием, пытками и даже смертной казнью.