Гусев Денис Александрович : другие произведения.

Благородный разбойник Генрих Антон Лейхтвейс. Композиция по роману В. А. Рёдера "Пещера Лейхтвейса"

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Пещера Лейхтвейса" - приключенческий роман неизвестного немецкого писателя XIX века, писавшего под псевдонимом В. А. Рёдер.

   . . .
  
  - Мне стыдно, что нечто подобное могло произойти в моей стране. Мне придется краснеть не только перед германскими владетельными герцогами, но и перед всеми монархами Европы.
  
  Эти слова были произнесены герцогом Карлом Нассауским в его кабинете во дворце в Бибрихе дня через два после побоища у дома рыжего Иоста.
  
  Герцог был вне себя от гнева.
  
  Судебный следователь Преториус сделал герцогу подробный доклад. Он был срочно вызван к герцогу и, конечно, не замедлил явиться. Он застал герцога в страшном волнении, шагающим из угла в угол. Доклад Преториуса много раз прерывался гневными возгласами и проклятиями герцога.
  
  Выслушав доклад, герцог, не помня себя от гнева и горя, грузно опустился в кресло.
  
  - Значит, шайка разбойников одержала победу над моими войсками. Разбойнику удалось обратить в бегство отряд в полтораста человек с двумя офицерами, убив одного из них и ранив другого, а затем улизнуть из поставленной ему западни. Да ведь это позор на вечные времена! Это стыд и срам! Над нами везде будут издеваться, осмеют меня и мое войско, которое не сумело справиться с шайкой проходимцев. И насмешки эти будут вполне заслуженны. Я охотно позволил бы отсечь мне руку, лишь бы не было этого позора. О, этот Лейхтвейс! Он отравляет мне существование и скоро владетелем герцогства Нассауского назовут его, разбойника и браконьера. И на самом деле, он делает в герцогстве все, что ему угодно.
  
   . . .
  
  - Ваше высочество, - ответил Преториус, проводя рукой по своему парику, - так бы оно и вышло, если бы в эту минуту не явилась совершенно неожиданная помощь. Я уже имел честь докладывать вашему высочеству, что на место боя явилось человек сто крестьян, с вымазанными сажей лицами, распевающие какую-то песню в честь разбойника Лейхтвейса. Они пошли приступом на солдат. Те успели расстрелять весь порох и, кроме того, были крайне утомлены сражением, длившемся несколько часов. Вот эти-то крестьяне и начали рубить солдат косами, цепами, топорами и ножами, и несчастные валились как снопы. Весь сад походил на лужу крови. Все мои увещевания ни к чему не привели - солдаты бросились в бегство, да и я счел за лучшее как можно скорее спастись в лес. Я и сам был ранен довольно серьезно и до сих пор еще хромаю, а на голове у меня рана от удара ломом. Я еще удивляюсь, что остался жив. Если бы парик не ослабил удара, я был бы убит.
  
  - Вы сделали все, что могли, - заметил герцог, - и я доволен вами. Но скажите: кто те негодяи, которые явились на помощь разбойнику и дошли до того, что вступили в бой с моими солдатами?
  
  Преториус пожал плечами.
  
  - Ответ на этот вопрос, - произнес он, - и легок и труден. По именам я их перечислить не могу, но готов поклясться, что все они жители Доцгейма, Бибриха и окрестных деревень.
  
  - Быть не может! - воскликнул герцог, вскочив с кресла. - Крестьяне люди мирные и до сих пор никогда не нарушали закона. Я сам жил в среде народа и чувствовал себя хорошо.
  
  По-видимому, Преториус был очень доволен тем, что ему представилась возможность разжечь гнев герцога. Он осклабился и с притворным сожалением проговорил:
  
  - То было прежде, ваше высочество. Верноподданных теперь уж нет. Повсюду распространяется дух непокорности. Бедняки начинают возмущаться и прониклись духом алчности. Подати взыскиваются с трудом, а в своей среде народ злословит и поносит все, не исключая и вашего высочества. В лесах развелись браконьеры, и кому лень трудиться, тот берет ружье и опустошает леса вашего высочества.
  
  - Все они негодяи! - крикнул герцог. - Народ хочет захватить все права!
  
  - А кто виноват в этом? - взвизгнул Преториус. - Не кто иной, как разбойник Лейхтвейс! Народ знает, что он заступается за него, на него он смотрит как на защитника, а так как он много лет уже безнаказанно орудует повсюду, то народ воображает, что Лейхтвейс неуязвим и непобедим. Вот почему крестьяне пришли к нему на помощь, когда увидели, что он в опасности, вот почему они рискнули собственными жизнями, чтобы не отдать его в руки властей. Осмелюсь поэтому высказать свое почтительное мнение, что поступок крестьян не должен оставаться безнаказанным. Лейхтвейса до поры до времени нам не удастся захватить и наказать, но мы можем покарать его сообщников, хотя я не стану скрывать, что будет нелегко установить, кто именно принимал участие в выручке разбойника, тем более, что они не выдадут друг друга.
  
  Герцог побледнел. Нервной рукой перебирал он бумаги на своем столе и, случайно притронувшись к большой золотой чернильнице, стоявшей посредине письменного стола, схватил ее и с громким проклятием швырнул об стену.
  
  Чернильница разлетелась вдребезги, и чернила разлились по шелковым обоям. Еще и поныне в старом Бибрихском дворце посетителям показывают чернильные пятна на стене, хотя происхождение их объясняют иначе.
  
  - Что за мерзавцы! Бунтовщики! - вскрикнул герцог так гневно, что Преториус съежился от страха. - Я покажу им свою власть. Они забылись до того, что восстали против владетельного герцога. Но они почувствуют, что я могу быть не только добрым, но и строгим отцом, который карает своих непокорных сыновей.
  
  - Ваше высочество, прикажете немедленно начать следствие? - спросил Преториус.
  
  - Нет.
  
  - Но ведь без следствия виновных не удастся обнаружить.
  
  - Не хочу следствия. С вашими юридическими выкрутасами ничего путного мы не добьемся, и мне пришлось бы долго ждать, пока я узнаю имена виновных. Нет, я сумею иначе покарать непокорных, и моя месть будет ужасна.
  
  - Разрешите предложить вашему высочеству мои услуги?
  
  Подумав немного, герцог ответил:
  
  - Нет, вы мне не нужны. Но я хочу воспользоваться вашим посредничеством в другом деле, которое находится в связи с наказанием бунтовщиков.
  
   . . .
  
  Войдя в комнату, герцог быстро закрыл за собой дверь на задвижку, сбросил плащ, снял шляпу, а затем сорвал с лица фальшивую черную бороду. Американец как-то нехотя поклонился и произнес голосом, который звучал неестественно и деланно:
  
  - Весьма рад, ваше высочество, что имею честь встретиться с вами, не сомневаюсь, что наши переговоры приведут к обоюдной пользе.
  
  - Мне стоило большого труда, - ответил герцог, - решиться принять ваше предложение, и поэтому остается лишь установить подробности нашего соглашения. Я попрошу вас говорить вполголоса, так как хотя я и могу положиться па хозяина этого дома, но все-таки хотел бы избежать лишнего риска.
  
  Собеседники сели за большой дубовый стол, на котором стояла лампа с зеленым абажуром, причем герцог сел поодаль, в тени. Он сделал это нарочно, чтобы американец не мог видеть его лица.
  
  - Итак, мистер Смит, - заговорил герцог, - вы являетесь представителем Соединенных Северо-Американских Штатов?
  
  - Я уже удостоверил свою личность в качестве такового, - ответил американец, - я действую по полномочию генерала Джорджа Вашингтона, который собирается сбить спесь у надменной Англии, чтобы обеспечить своей родине давно желанную независимость.
  
  - Я преклоняюсь перед Вашингтоном, хотя не одобряю насильственного нарушения исстари установленных обязательств. Но мне до этого, в сущности, мало дела. Вы говорите, что вам нужны солдаты?
  
  - Виноват, не солдаты, а лишь мужчины, которые будут обучены там, в Америке, как солдаты. Нам нужны здоровые тела, которые были бы способны переносить трудные походы и жаркие сражения.
  
  - Сколько же таких тел вам нужно?
  
  - Много. Гораздо больше, чем вы, ваше высочество, можете предоставить. Но так как мы в большинстве европейских государств делаем успешные дела, то можем пока ограничиться пятью тысячами ваших подданных.
  
  - Пять тысяч? Этого я не ожидал.
  
  - Поставка может быть произведена в разные сроки, и мы примем людей партиями, хотя, конечно, вам в таком случае придется всегда держать наготове известное количество. На первое время нужно отправить тысячу человек, в двух партиях, по пятьсот в каждой.
  
  - Куда они будут отправлены?
  
  - Через Бремен в Америку. В гавани Бремена уже ждет большое парусное судно, которое уйдет в море через две недели. На нем и будет отправлена первая партия.
  
  - Должны ли они быть вооружены?
  
  - О, нет. Оружие им выдадут в Америке, когда уж можно будет доверять им. Мы даже ставим непременным условием, чтобы все они были безоружны, во избежание бунта или мятежа во время переезда. Я хотя и уверен, что ваши подданные с восторгом окажут своему государю эту маленькую услугу, но все-таки допускаю возможность, что среди них найдутся чудаки, которым не захочется отправиться в Новый Свет, где их и правда ждет незавидная участь.
  
  - А какая именно? Объяснитесь точнее. Я надеюсь, что с моими подданными, которых я доверю американцам, будут обращаться как с достойными соратниками в борьбе за освобождение и что их будут одевать и кормить прилично, а кроме того, награждать по заслугам.
  
  Американец пожал плечами.
  
  - Ваше высочество, - сухо произнес он, - не будем предаваться иллюзиям. В торговом деле покупатель не обязан отдавать продавцу отчет в том, что он сделает с купленным товаром. Он может нянчиться с ним, но может и уничтожить его. Это его право, раз он полностью уплатил деньги за товар.
  
  - Но ведь речь идет о живых людях! - воскликнул герцог. - Снова повторяю, мистер Смит, мне нелегко принять ваше предложение, и я не приму его, если вынесу убеждение, что этим погублю моих подданных.
  
  - Неужели вы полагали, ваше высочество, что нам нужны пять тысяч человек для того, чтобы устроить какое-нибудь веселое празднество? Нам нужно пушечное мясо, нам нужны полчища, чтобы идти на англичан и разбить их войска. Тех людей, которых вы, выше высочество, мне продадите, ждет обычная участь солдата, отправляемого на войну.
  
  Подумав немного, герцог произнес:
  
  - Поговорим о подробностях, мистер Смит. Сколько заплатят мне Штаты за пять тысяч человек?
  
  Смит вынул из кармана записную книжку и начал ее перелистывать. Казалось, он что-то считал, но на самом деле он наблюдал за герцогом, и если бы последний в эту минуту взглянул на собеседника, то испугался бы зверски-коварного выражения его лица. Это было выражение лица человека, успешно завлекшего в западню своего противника.
  
  - Мне поручено уплатить вам за ваших подданных столько же, сколько мы платим другим государям, - наконец заговорил американец, - именно по двести талеров за каждого здорового и выносливого мужчину, всего, стало быть, за пять тысяч человек - миллион талеров.
  
  Американец произнес это с ударением на каждом слове. Каждое слово вонзалось в грудь герцогу, точно кинжал. По-видимому, Смит не только хотел заключить сделку с герцогом, но и унизить его.
  
  Однако миллион талеров в те времена была огромная сумма. Перед взором герцога пронеслись картины роскошных празднеств, веселых балов, развлечений и увеселений, и кроме того, он вспомнил о многочисленных своих кредиторах. У него даже голова закружилась от мысли, какой ценой он купит все эти прелести. Ему было нелегко жертвовать своими подданными, и решение это он принял лишь после упорной борьбы с самим собою. Но он находился в весьма стесненном материальном положении, от которого мог избавиться, лишь приняв предложение Смита.
  
  Герцог был слишком умен, чтобы выказать перед американцем свою радость, и счел нужным презрительно скривить губы, забарабанил пальцами по столу и произнес:
  
  - Двести талеров за человека? Этого мало, мистер Смит. Подумайте, эта сделка вызовет повсюду нарекания, так как я пускаюсь на нее в первый раз. Мало того, еще год назад я сам возмущался, когда другие коронованные особы совершали такие сделки. Поверьте, мистер Смит, мне нелегко решиться на это.
  
  - Если ваше высочество чувствует угрызения совести, - насмешливо возразил Смит, - то лучше всего прервать переговоры.
  
  - Нет, не то. Я пришел сюда не для того, чтобы уйти ни с чем. Дело надо кончить. Но нельзя ли прибавить по пятидесяти талеров на человека?
  
  - Весьма сожалею, ваше высочество, что не могу согласиться на это.
  
  - Что ж, тогда заключим сделку. Я поставляю Соединенным Штатам пять тысяч солдат, в десяти партиях по пятьсот человек каждая, которые обязуюсь доставить в Бремен для отправки в Америку. Моя ответственность прекращается в ту минуту, когда люди будут посажены на судно.
  
  - Виноват, ваше высочество. Последнее условие я принять не могу, так как опыт показывает, что купленные люди пускают в ход всевозможные средства, чтобы помешать их доставке в Америку. Находясь уже на корабле, они только и мечтают, что о бегстве, и бывало, что когда корабль проходил вблизи каких-нибудь берегов, они бросались в море. Иные предпочитают самоубийство ожидающей их в Америке участи. Они затевают голодовки, вешаются, словом, делают всяческие попытки, чтобы не попасть в Америку. Не наша вина, если мы вместо людей, готовых с радостью подчиниться воле своего государя, получаем унылых кандидатов на самоубийство. Против этого мы должны принять свои меры, и поэтому у нас так заведено, что по прибытии в Америку делается подсчет прибывших в целости и сохранности и тогда производится платеж. С другой стороны, мне поручено выдать вашему высочеству задаток в двести тысяч талеров.
  
  Смит вынул из бокового кармана бумажник и взял оттуда чек.
  
  - Вот эти двести тысяч талеров, - продолжал он, - будут уплачены вашему высочеству по предъявлении настоящей бумажки Финеасу Фоксу, который посвящен в дело. Деньги завтра же могут быть получены в конторе фирмы Андреаса Зонненкампа.
  
  - Удобно ли это? - возразил герцог. - Мне не хотелось бы, чтобы о нашей сделке узнал Зонненкамп.
  
  - В этом отношении будьте вполне покойны, ваше высочество. Не говоря уже о том, что Зонненкампа в настоящее время нет во Франкфурте, так как он гостит в имении своего зятя в провинции Бранденбург, куда был срочно вызван своей дочерью, Финеас Фокс позаботится, чтобы уплата денег была произведена под тем или иным благовидным предлогом. Точно таким же путем будут выдаваться и следующие суммы.
  
  - Пусть так, - согласился герцог, - а так как сделка заключена, то позвольте мне чек.
  
  - Виноват, ваше высочество, - вполголоса заявил Смит, - чек этот будет выдан в ту минуту, когда вы подпишете формальное условие.
  
  - Какое условие? - протяжно проговорил герцог, - вы требуете моей подписи? Разве вам мало моего слова? Не забывайте, что вы имеете дело с владетельным герцогом Нассауским.
  
  Смит, однако, не смутился этими гневно произнесенными словами, развернул условие и передал его герцогу.
  
  - Прошу извинить, - сказал он, - что я должен настаивать на подписании этого условия. Не забывайте, ваше высочество, что я являюсь лишь посредником, не уполномоченным без оправдательного документа производить выдачи в двести тысяч талеров. Кроме того, мы ведь с вами заключаем коммерческую сделку, а в торговых делах не слову, а лишь писаному документу придается значение. Мне было бы очень жаль, если бы из-за простой формальности сделка не состоялась, но тем не менее я должен настоять на подписании условия.
  
  Герцог с трудом сдержал свой гнев. Итак, его слову не придавалось никакой цены. От него требовали подписи. Ему стало до того противно, что он пожалел о принятом решении. Но миллион был соблазнителен, и герцог не устоял, вспомнив о пустоте своего кошелька, о том, что придется провести всю зиму без увеселений, если не поступят деньги за проданных подданных. Герцог взял перо, обмакнул его в чернильницу и произнес:
  
  - Давайте уж, если без этого нельзя. Давайте условие. Что в нем сказано?
  
  - То самое, о чем мы только что говорили с вами, именно изложен способ отправки и платежа за товар, условия платежа и перевозки.
  
  Слово "товар" кольнуло герцога, так что он не дал себе даже труда внимательно ознакомиться с содержанием условия. Дрожащей рукой он подписал документ и презрительно отодвинул его с сторону.
  
  Смит следил за движениями герцога из-под полузакрытых век, подобно кошке, уверенной в своей добыче.
  
  Отбросив перо, герцог быстро надел на руки перчатки и накинул плащ. Небрежным жестом он принял чек, точно он не придавал цены этой бумажке.
  
  - Сделка закончена, - произнес герцог, нисколько не скрывая более своего раздражения, - когда же должна отойти первая партия?
  
  - Не далее как через неделю, - спокойно ответил Смит, - вашему высочеству придется доставить партию под надежным конвоем в Бремен, а там я распоряжусь дальнейшей отправкой.
  
  - Ладно. Будет исполнено, - глухо произнес герцог, - через неделю будет отправлено пятьсот человек.
  
  Он прикрепил фальшивую бороду, надвинул шляпу на лоб, кивнул американцу и вышел из комнаты.
  
   . . .
  
  По знаку атамана с них сняли повязки. Сначала они были ослеплены ярким светом, но когда глаза их привыкли к нему и они увидали Лейхтвейса, то немедленно бросились перед ним на колени.
  
  - Встаньте и не бойтесь ничего, - заговорил Лейхтвейс дружелюбным, но глубоко торжественным голосом, - я знаю, что вы друзья и пришли сюда с честными намерениями. Поэтому-то вам и было разрешено увидеть с глазу на глаз Генриха Антона Лейхтвейса и его товарищей в их тайном убежище. Ну, а теперь, прежде чем мы начнем наши переговоры, прежде чем вы скажете мне, что привело вас сюда, пусть каждый из вас подойдет к этому столу и, положив правую руку на этот крест, поклянется именем Всевышнего, который слышит клятву и карает за ее нарушение, что он никогда не проронит ни одного слова о приключениях нынешней ночи и о том, что он здесь увидит и услышит. Вы видите здесь крест и изображение распятого Спасителя, пострадавшего и умершего за человечество. Вас, вероятно, удивляет этот священный символ в жилище разбойников? Но мы можем быть преступниками, разбойниками, убийцами, если хотите; мы можем иметь на совести много дурных дел, за которые должны просить у Бога снисхождения и прощения; мы можем быть осуждаемы, изгоняемы из общества, можем внушать страх и ужас, - но нашу христианскую веру мы сохранили, и даже в нашей мрачной пещере находим путь к Господу. Вы видите тут около распятия заряженный пистолет и кинжал. Это оружие должно напомнить вам, что Генрих Антон Лейхтвейс никогда не оставляет безнаказанной никакой несправедливости или обиды, причиненной ему. Вы должны помнить, что тот, кто предаст Генриха Антона Лейхтвейса, не может избегнуть смерти: моя карающая рука рано или поздно доберется до него. Если ваша совесть чиста, то поклянитесь на этом распятии, что вы свято сохраните нашу тайну и ни словом не обмолвитесь, когда вернетесь к людям.
  
  Кузнец Филипп Ронет первый положил руку на крест и твердым голосом провозгласил:
  
  - Господом, который не оставит меня своей помощью и милосердием в мой предсмертный час, - клянусь, что никогда не буду предателем Генриха Антона Лейхтвейса.
  
  Молодой Крюгер и Готфрид Радмахер повторили то же самое.
  
   . . .
  
  Во время этого рассказа Лейхтвейс попеременно то бледнел, то краснел. Его охватило такое волнение, что даже он, человек такой сильный, отличающийся вообще режим самообладанием, не мог справиться с собой. Несколько раз, пока кузнец рассказывал о бедствиях, обрушившихся на Доцгейм и Бибрих, рука Лейхтвейса протягивалась то к шпаге, то к кинжалу, лежавшим на столе у подножия распятия, точно он хотел с этим оружием броситься на виновника всего этого горя несчастных деревень. Простой, искренний рассказ кузнеца произвел, по-видимому, глубокое впечатление и на остальных разбойников, неоднократно прерывавших его восклицаниями негодования.
  
  Когда Филипп Ронет кончил, кругом воцарилось молчание. В пещере стало так тихо, что был слышен треск дров в пылавшем очаге.
  
  - Великий Боже! - воскликнул вдруг Лейхтвейс. - Я не верю своим ушам, я просто не могу поверить тому, что ты нам рассказал, представитель Доцгейма. Возможная ли это вещь, чтобы герцог до такой степени забыл свой долг и обязанности, чтобы за презренные деньги продать своих собственных подданных, которых он, при восшествии на престол, клялся оберегать и защищать? Можно ли допустить, чтобы отец продал своих собственных сыновей, господин своих верных слуг? Возможно ли, чтобы человек взял на свою совесть столько чужого несчастья и горя? Я до сих пор не был личным врагом герцога, хотя ко мне он был очень несправедлив: я был ему верным и преданным слугой, а он по одному только подозрению, без всяких документов, присудил поставить меня к позорному столбу. Но с сегодняшнего дня я делаюсь его заклятым врагом и объявляю ему войну не на жизнь, а на смерть. И будь он защищен пушками и целым войском солдат, будь он окружен сонмищем чиновников, за которыми мог бы укрыться, как за живой стеной, все-таки он убедится, что с ненавистью Генриха Антона Лейхтвейса справиться не так-то легко. Вам же, друзья мои, я дам добрый совет и твердое обещание. В настоящее время ничего не нужно делать, - было бы чистым безумием противиться герцогу; мы с товарищами только напрасно и бесполезно пожертвуем собой, к тому же ухудшим ваше положение и сделаем его еще тяжелее. Поэтому советую вам: подчинитесь воле герцога и предоставьте ему гнать вас в Бремен, как стадо, окруженное его солдатами.
  
  - Но там нас ждет корабль... он поднимет паруса и увезет нас в Америку... И ты можешь это советовать нам, Генрих Антон Лейхтвейс! - прервал его кузнец, побледневший при словах атамана разбойников. - Наши матери должны будут пролить слезы, наши жены смотреть на наш уход, не шевельнув рукой?.. Неужели Доцгейм и Бибрих должны погибнуть? Когда они будут лишены молодой рабочей силы, они придут в упадок; цветущая страна, покрытая посевами и ожидающая богатой жатвы, страна, в которой теперь царствует довольство и изобилие, превратится в жалкую пустыню. Этого-то именно и добивается герцог, этим способом он хочет наказать нас за то, что мы в ту ночь стояли за тебя.
  
  - Слушай меня и дай мне докончить! - воскликнул разбойник, глаза которого метали искры. - Делайте то, что я сказал; делайте вид, что подчиняетесь его воле, ни в чем не противодействуйте ему; но здесь, на этом месте, между этими скалистыми стенами, перед лицом этого распятия, на крест которого я возлагаю свою правую руку, я клянусь вам: этот первый транспорт людей, которых недостойный герцог отправляет как невольников в Америку, никогда не дойдет до своего назначения. Нет, честные жители Доцгейма и Бибриха, вы не будете служить пушечным мясом для американцев. Корабль, который повезет вас, никогда не достигнет берегов Нового Света. Я вас освобожу: я вырву вас из когтей ваших мучителей.
  
   . . .
  
   Несколько минут спустя вышли и лоцман с Готлибом и стали смотреть вслед разбойнику. Он шел по улице, ведущей в гавань, настоящей матросской походкой, засунув обе руки в карманы. Никто, взглянув на этого чистокровного моряка, не мог бы угадать в нем знаменитого разбойника.
  
  - Отдаю в заклад душу, - бормотал старик, снова зажигая свою потухшую трубку, - я никогда не подумал бы, что разбойник может быть таким честным, благородным человеком. Курьезные вещи творятся на свете... очень курьезные: герцог продает своих подданных, а разбойник возвращает им свободу... Клянусь честью, сын мой, я, должно быть, уж очень стар и разучился понимать нынешний свет.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"