|
|
||
Колыбельная
Спи дитя мое, усни,
лучше спать в такие дни,
камнем быть или бруском,
пулей, встреченной виском;
лучше превратиться в шлак,
в многотонный серый маз,
чем страдать, как пастор Шлаг,
постигая слабость масс.
Вот тебе простой закон:
родился, - сейчас в загон,
вот в натуре легкий трюк:
кто в гламуре, кто без брюк.
Пьяной горечью Фалерна
чашу мне наполни, мальчик,
чтоб не видеть тех, кто хер нам
в первый посулил квартальчик
под сплошное кукареку
наступающего года.
Ехал грека через реку,
Приезжает, - бац! Свобода.
- Эге - сказали мы с Петром Иванычем.
- Егэ! - сказали мы с Петром Иванычем.
И пошли они, солнцем палимы,
эти несколько сивых бород;
власть жестока, так что уж про климат?
или, может быть, наоборот.
Дело под вечер, зимой,
и морозец знатный;
руки там старик помой,
вот твой суп бесплатный.
Три девицы за углом
Никого, - сплошной облом;
бомж промчался воспаленный:
водкой разжился паленой
Где ты серебристый "мерс",
розовые дали?
Вот бы двери ты отверз
и увез подале.
Утро красит нежным светом.
Каждый хочет, чтоб с минетом,
а резинки - никакой.
Вот клиент пошел какой.
И москвички три подружки,
Оля, Катя и Танюшка,
трое разбитных девчат,
каждый вечер здесь торчат.
Жизнь - туманный промежуток
вот еще на ярком снимке
барон, сидящий промеж уток,
врет о легкой их поимке.
Как одна, по-волжски окая,
две другие из Перми...
знает только ночь глубокая
да какой-то шер ами.
Спи, младенец мой прекрасный,
будешь в свой черед
тачкой ты гордится классной,
баксов подопрет,
вставишь из брильянтов зубы,
купишь личный "Миг"
распахнут ночные клубы
двери в тот же миг,
ты еще покажешь норов,
не вступая в спор,
будешь лично кредиторов
убивать в упор,
будешь, поедая суши,
жить себе легко,
островок прикупишь суши
где-то далеко,
адвоката для отмазки;
будешь, как в раю,
спи пока, закрывши глазки,
баюшки - баю.
с чего начинается родина?
сержант объяснял это в роте нам.
Понимаешь, это странно, это странно,
то ли Клячкин запевал, а то ли Хиль,
чтоб у храма пару джипов, в них - охрана,
и на "броннике" была епитрахиль.
Понимаешь, это странно, в самом деле,
чтоб у дома вдруг пришвартовался танк,
мы с тобою ведь не этого хотели,
чтобы кинул полстраны какой-то банк,
чтобы парни - морда в сале -
с выпускницами плясали,
покупали их гуртом -
мы мечтали не о том,
чтоб, проделав с нами штуки,
некто спрятался в Кентукки,
чтобы страж у тех ворот
на три буквы слал народ.
Понимаешь, это странно, это странно,
что опять несут плакаты с Ильичем,
что еще на нас не сыплет с неба манна,
что стоим мы по колено черте в чем.
Мы не этого хотели,
чтобы завод по три недели
голодовку продолжал
из-за тех, кто задолжал.
Спи младенец мой, не балуй,
Завтра будет Новый год,
принесет он нам, пожалуй,
ряд невзгод, отмену льгот.
Словно на болото с ряской,
смотрят на него с опаской,
ждут решенья наверху,
в столкновении полярных...
снова ждут непопулярных,
проясненья кто есть Ху.
26 дек. 2004 г.
|