Вот скажите мне, разве есть кто-то более мерзотный на этом свете, чем писатель, вознамерившийся прервать повествование книги на самом интересном месте? Негодующий на постной основе, задающий странные навязчивые вопросы? Пускающийся в какие-то пространные беседы, поднимающий ни с того, ни с сего моральные проблемы и пристающий с монологами к читателю, которого от того, чтобы заглянуть на последнюю страницу книжки и узнать, чем же там закончилось, останавливает лишь то, что он уже сделал это еще в самом начале (или то, что писатель, подлец, ее еще не выложил)? Которому только-то и нужно, чтобы автор умолк наконец, и дал слово заинтересовавшему персонажу? Пожалуй, есть и померзотнее. Писатели, что вдруг взяли и забили героя... ну или забили на него.
Так вот, Антон, демон, прописавшийся в теле Деймона, обнаружил себя в кабинете ткача. Это не фигура речи такая, он на самом деле бросился искать себя, как улетучилась эйфория от осуществленного обмена физическими оболочками. Ему, привыкшему к рогам, как к очкам, через призму которых Антон и взирал на окружающий мир, с которыми при желании мог снести мозолившие детали картины, предстояло окинуть действительность новыми глазами. А прикиньте, как действительность вдарила по нему, когда он моторным движением хвоста не почесал у себя за спинкой!
Все-таки привычка страшная сила, а привычка демона тем паче. Она вашему "курению" еще прикурить даст и приберется сразу. И это не фигура речи такая, рогатые создания буквально затолкают в ваши пасти сигареты, раскрытые под предлогом, скажи-ка букву "а" (приемом, что пользуются многие садисты), а затем организуют уборку окурков. Потому что демоны органические чистюли, всем способам борьбы с грязью предпочитающие термический (разумеется, у них выработались свои представления о чистоте, в частности, они считают, что ни одной комнате не повредит лишняя пентаграмма, но вот человечество большинство из них расценивают досадным пятнышком на земном шаре).
Поэтому чуть не спятивший от кризиса самоидентификации Антон нашел упокоение в уборке беспорядка, учиненного здесь еще Деймоном. И по причине того, что демон намеривался провести день, не привлекая избыточного внимания, он отказался от бытового уничтожения грязи пламенем, а нащупал тряпку, с которой знаком был лишь поверхностно.
Не найдя рядышком инструкции, Антон положился на интуицию, зубами схватившись за поломойку. Он лежа вел ее по меловым достопримечательностям комнаты, как вдруг почувствовал, что что-то тут нечисто. Рвотные позывы дали ему подсказку, и Антон тут же очутился на ногах, познакомившись с новым для себя ощущением тошноты (желудки демонов куда устойчивее человеческих, как против копий, так и против рвоты; хотя от людей их и тошнит). После чего он, как и всякий демон малость знакомый с анатомией человека, локализовал источник катаклизма в брюшной полости.
Решив перехитрить живот, зарождавший козни на пути к стерильности, он схватил поломойку пальцами ног, попутно оценив их практичность, чтобы варившийся в собственном соку орган пищеварения ничего через глазастый пупок не раскусил, и, хихикая проявленной находчивости, демон вращательными движениями разделался с разводами на полу. Закончив с влажной уборкой, вылизывая кровь, Антон ногой же изловчился закинуть тряпку на подоконник, слыша урчание обманутого живота.
"Тише-тише, не серчайте. - прошептал ему демон. - У меня свои потребности, как у вас свои... а вот, к слову, и они". И под "они", к слову, демон имел в виду книги.
Книги - это стимуляторы мозга прошлого с активными витаминами группы ABC; настоящая пища человечества, долгое время не доступная люду обычному и часто голодавшему, а потому считавшаяся демонами деликатесом. Сами демоны книг, естественно, не ели (демоны вообще не едят, не едят даже молочных младенцев, довольствуясь питательным магическим полем в аду, хотя и любят людей варить, жарить и по вкусу каррить, из-за чего, собственно, и слепились кухонные сплетни), однако они были убеждены в нахождении на земле "буквоедов".
Решивший побаловать пучившийся живот Антон пережевывал страницы "Бережного ухода за тканными изделиями", параллельно поглаживая тряпку, осознав, как некрасиво он с ней обошелся. Слишком много демон не съел - боялся разорить филейные запасы на зиму - и, убрав фолиант к остальным, обратил пристальное внимание на валявшуюся на полу полыхавшую очами книгу.
- Ничего себе! - воскликнул себе демон. - А что здесь мой семейный альбом делает?!
Удивленный Антон любовался портретами, еле сдерживая эмоции:
"Вот моя стозубая тетя. - рассматривая один из них, поделился демон. - Помню в детстве, я получасовыми уговорами затаскивал ее к дантисту".
"А вот мой тысячиглазый дядюшка, - указывал пальцем Антон несуществующему собеседнику. - Имел тысячу глаз, а в упор ничего не видел! Никакие очки на него не налазили".
"Это же мой кузен весь в личинках. - перелистнув страницу, сообщил демон. - Он, лично мне кажется, злится на меня последнее время..."
И от воспоминаний кожа Антона встрепенулась, мурашками покрывшись. Не в страхе перед злым кузеном крылись тому причины, чье рыло для справки было в полтора раза крупнее головы евангелиста. Нет, конечно, нет, с чего ему своего безбашенного двоюродного брата бояться-то? Они же на разных частях планеты сейчас находились. А все из-за холода.
Демон мерзнул даже не физически, но психологически, активировав биологический антифриз. Он просто не привык к температурному режиму ниже четырехсот градусов по Цельсию, при котором закрываются в аду школы. И, пытаясь хоть как-то согреться, демон собственноручно выпрямлял еще не вставшие дыбом волосы, да только упрямые кудри сопротивляясь извивались.
Не преуспев в деле сохранения тепла, Антон в растерянности плюхнулся на кресло-качалку ткача и... и закачался. В аду кресел-качалок не стояло, как и кресел-лежебок и вообще всяких стульев-кроватей, поскольку демоны, подобно ацтеком и майя, отцами были наделены жилистыми икроножными мышцами, и потому без тягостей обходились без того, без чего человек-колясочник и прожить не мог. И потому без тяжести опыта за плечами качался Антон, как в первый раз в жизни, который случается порой и последним...
Не останавливало его ни головокружение, ни тошнота, он раскачивался все сильнее и сильнее, вольный положиться на руки судьбы, как вдруг отделился от стартовой площадки, пролетев несколько метров, корча в воздухе радостные рожицы, выражения которых довольно исказились, когда Антон, миновав дверной пролет, врезался в каменную стену напротив кабинета. На том энергия, приданная материальному телу, не исчерпалась, и демон в человеческом обличии кувыркаясь прокатывался по коридорам дома, периодически меняя направление движения, по указке местных обывателей-обоев.
Антон, словно шарик в пинболе, знакомился с интерьером мелькавших комнат, пока чьи-то руки сверху не загнали его в финальную лузу - в мастерскую, где он лбом познакомился с крепким столом. Демон пожал ему ножку, а затем поцеловал свисавшую с него нежную ручку - рукав платья. Оранжево-красного. Кружевного. Украшенного древними письменами.
- Какое красивое платье! - подумал демон со знаком экскламации на лице. - А вот интересно, правду декламируют, что красота греет?..
С тлеющей надеждой стал напяливать на себя одежду Антон, никогда прежде не одевавшийся (демоны наряды не носили по банальной причине: наряды не переносил сам Дьявол, относивший моду к диктаторам демократического общества, а конкуренции он не терпел). Антон надорвавшись влез-таки в порвавшееся платье, повертелся в нем немного, топчась ногами, из рукавов торчавшими, и с паром выдохнул:
- Так красиво, но так холодно... Земля воистину каменный цветок на поляне Вселенной. (Что ж, если красота и спасет мир, то уж точно не от вечной мерзлоты.)
В поэтические думы Антона вмешалось раздавшееся жалобное потрескивание, задыхавшейся печи. Последнее бревно удерживало ее при жизни, и ведомый порывом теплых чувств демон выдернул столовую ножку и бросился спасать топившуюся принцессу.
Рыцарский подвиг не был вознагражден даже поцелуем. Беспечный Антон наклонился было к печи, но та с жаром откинула от себя торопившего события демона с подпалившимися волосами. Антон понимающе закивал, сбив пламя, да от ухаживаний не отказался и стал усыпать печь дорогими подарками: тряпками-коврами и машинами - ткацкими-станками. Разгорелись тогда материальными ценностями чувства печки, охватившие вскоре жаром всю комнату, зажимая демона внутри, подбрасывавшего поленья с глупой улыбкой на лице. Однако не успели сцепиться объятия пламени, как Антон, на счастье носивший платье с защитными от огня рунами, заслышав пение птиц с улицы, выкатился из горевшей мастерской за чудесными звуками.
Стоя на пороге дома истуканом, демон наслаждался карканьем ворон, стаей пролетавший над ним:
-Как же складно поют!.. - торжествовала душа Антона. - Словно в уши мои бабочки яички отложили! (Здесь, кажется, необходимо сделать пояснение: в аду понятное дело птиц нет, во всяком случае живых; а бабочки среди обитателей Преисподней и вовсе считались существами мифическими и в бестиариях соседствовали с больными немотой, так как человек тихий для демона такой же нонсенс, как и рожденный ползать у кого прорезались крылья, а не порезали их наоборот; тем не менее Антон, будучи по натуре поэтом, часто использовал их в своих словесах).
Вороны, впервые встретившие благодарного слушателя за пределами похорон, покружились несколько раз вокруг демона и продолжили летно-певчие выступления в другом месте. Антон, махая им ногой на прощанье, не смог не вздохнуть:
- Что за благорастворение воздухов! - воскликнул вдруг демон, даже не хотевший выдыхать. - Словно в ноздрях моих в куколках бабочки творились!.. (ну и что я вам говорил?)
Пока Антон жадно втягивал в себя ароматы города, мимо него пробежал скунс, плотно зажавший нос. В отличие от демона он не испытывал того восторга от запаха опорожненных ночных горшков города, канализационная система которого пролегала прямо на тротуарах тесных улиц.
Радостность Антона, взошедшая на благодатной почве, завертелась в танце и выкатилась кубарем на дорогу, выпалывая оказавшиеся на пути клумбы:
- Что за чудо! - воскликнул демон, всматриваясь в очутившееся в руке растение из семейства розовых. - Словно... словно перед моим взором бабочка пролетела!
Бабочка, уставшая от того, что ее беззазорно поминают всуе, на самом деле пролетела перед Антоном, опылив сознание демона:
- Они... они существует! - пробормотал Антон, пробранный до глубины души, после чего непроизвольно прочистивший себе уши и хорошенько высморкавшийся.
- Рожденный ползать может взлететь... рожденный ползать может взлететь... - все повторял про себя Антон, с силой сжимая шиповник в ладони. Ручейки крови потекли по руке, готовые излиться на землю демоническим стихом:
Как гусеница приворожится в крыльях,
Так десницей божьей сделается былью,
Что с ангелами приживется челядь,
И нелюдь будет по земле ходить
Вверхпосланный демон с ниспосланным вдохновением не успел поставить кровавую точку, как на нем, вставшим посреди дороги, чуть не поставил точку жирную пронесшийся мимо экипаж, похоронивший зато в пыли творчество евангелиста.
- Пронесло!.. - заметил Антон, отскочивший в сторону и отряхнувшийся от содержимого вовсе не цветочного горшка.
- Ночь!.. - следующее наблюдение демона.
- Луна!.. - его конечная остановка.
Вскочив, Антон последовал путем промчавшегося экипажа к чарующей луне путем методичного перекатывания. Такой способ передвижения он освоил еще внутри мастерской и находил наименее энергозатратным для болезненного человеческого организма, а, значит, и наиболее эффективным. Эффектность также была на высоте, ведь с каждой встречной кочкой Антон взмывал в воздух, завывая на луну от боли.
До сих пор не унимаются споры о том, что же именно поставило предка человека на две ноги, выведя его в люди. То ли оттопыренный большой палец, то ли отвязный язык - точно вам не скажет никто, но доподлинно установлена причина прямохождения Антона. Крутая горка.
Он перебирал ногами, двигаясь вперед, стараясь не сбавлять темпа. Впрочем, если ему и вправду хотелось добраться до Луны, то ему следовало бы поднажать хотя бы до второй космической. А вот до чего Антон мог доковылять и на своих двоих, так это до образовавшегося на дороге столпотворения.
- Что же такого интересного приключилось, что никто на луну не поднимет даже взору? - прибалдел демон, в голове которого помутилось.
На пути к собравшейся публике в глазах Антона мелькнул экипаж, чуть ранее его не сбивший, с причудливым знаком на крыше распятого носа, из одной ноздри которого торчала оливковая ветвь, а из другой меч. Демон пожал плечами и дальше полез сквозь толпу зевак, что работала по ночному расписанию.
Чуток пройдясь по стопам предшественников, Антон вскоре вышел на передовую, увидев четырех изуродованных всадников и их четырех лошадей, разбросанных на крутом повороте. Покореженные останки изучали два близнеца. Один толстый, словно пончиков объелся, другой худой, как спичка, оба в красных рясах да с нательными крестами.
- Что с ними стало? - поинтересовался демон подсознательно испугавшийся, как вдруг толпа зевак, окинув оком источник раздавшегося звука, перегруппировалась и построилась уже вокруг него.
- А что связалось с тобой?.. - поинтересовался уже ткач, оказавшийся здесь вместе с вскрикнувшей соседкой, адресуя свой вопрос персонажу с черным от дыма лицом, с надетым вверх ногами платьем. Грязным. Дырявым. Которого и древние письмена не красили. С кровоточащими руками и с именно таким запахом, который вы и ожидаете услышать от человека с подобным описанием.
Перед Антоном открылся целый ворот возможностей времяпрепровождения, и в тот момент демон избрал сногсшибательный обморок.