Пожарники-близнецы покидали мастерскую, на ходу скидывая одежду и переоблачаясь в тушителей правонарушений - стражников. Формула вычисления объема живота одного из них выражалась в четыре третьих умноженных на число пи и радиус в кубе. А форма живота другого множила слухи о плоскости чревоугоднических утех.
Без огрехов угадывались в них полицейские, погнавшиеся за Деймоном, и инквизиторы, осветившие вниманием своим инцидент не без участия Антона. Что, в принципе, было весьма практичным: приговорил-исполнил-потушил, и никаких бюрократических проволочек с задержками лишь на переодевание.
И раз уж о них зашла речь, не лишним будет рассказать, как же так вышло, что один брат жировал с излишним весом, а близнец его дирижировался ветром. Дифференциация зародилась еще в детстве, когда родители многостаночников страдали от неспособности их между собой различать и решили откормить одного из них салом. Вот только близнецы-то на одно лицо, и каждый день дополнительную порцию получали разные сыновья-шкодники, вскоре приобретшие внушительные пропорции. Тогда гнувшие свою линию родители решили посадить одного из них на салатную диету. Вот только... ну вы понимаете, оба они похудели до обычных размеров. Но их папа с мамой и на том не унялись, вознамерившись одному давать сало, а другому салат. Вот только... вот только это и только это им и помогло: будущий толстяк заскучал по жирной пище, а тощий нашел себя в вегетарианстве.
С едва регенерирующими нервными клетками ткач сидел напротив дегенерата, кем считал мастер Деймона, чье тело оккупированное Антоном валялось на диване в гостиной. Собственно истиной причиной вызова доктора и являлись подозрения учителя на головной недуг, ведь хуже душевнобольного мага разве что душевнообильный демон. Он даже не очень-то сожалел о вчерашнем разорительном пожаре (как и все жители города близ врат ада застраховавший имущество от возгорания), но дорого жалел, что Деймон-дефис-Антон в нем не погиб.
Профессиональный врачеватель, изгибаясь в позвоночнике, держа отчего-то трость не в руках, а за поясом, появился в комнате с ученым видом на лице. Его огромная проплешина, целебно прикрытая цилиндром, не давала усомниться в образованности доктора, а кочковатая кожа врачевателя обладала на вид столетним опытом деления. Худенькие куриные ручки зашедшего двумя руками ручались за осведомленность в медицине.
- Вы больной? - в первую очередь спросил врачеватель ткача.
- Я здоров как луб. - буркнул мастер не лыком шитый. - А вот он на диване точно ушанкой стукнулся.
- О, никого здорового нет. - поучал доктор, разглядывавший глаза Антона. - Есть только переобследованные больные.
- Что вы хотите этим пошить? - последовал вопрос мастера.
- А то, - начал врачеватель, приложивший ухо к уху пациента. - Что вы, вот например, не моргаете, а это очень серьезно.
- Как же не моргаю, если моргаю? - моргал удивленный ткач.
- О! О чем я и говорю. - говорил доктор, принюхавшийся к носу Антона. - Мы вас переобследовали!
- Вы его как надо обследуйте. - перевел с себя внимание врачевателя ткач.
- Т-т-т-т. - зацокал языком доктор, думая, как бы пристроиться к губам пациента.
- С ним что-то серьезное? - поинтересовался мастер не то чтобы заинтересовано.
- О, боюсь, что очень даже серьезное. - не то чтобы боялся врачеватель. - Серьезное, как сердечный приступ.
- У него сердечный приступ? - поддерживал светскую беседу ткач.
- Я скажу, чего у него не ощущаю. - отвечал ему взаимностью доктор. - Сердечного стука.
- Значит... - начал ткач, обретая вдруг живой интерес к разговору.
- Мертвее мертвого. - диагностировал врачеватель: - Глаза закрыты. В ушах глухо. Нос не принюхивается. Рот и тот закрыт, глух и... и не принюхивается.
- Ну и черт с ним, с шутом этим! - улыбнулся мастер тешась. - Как говорим мы, ткачи, каждый из нас шьет свою занавеску.
Также повеселел и доктор, внезапно оглянувшийся по сторонам, словно мнительный торговец китайского фаянса с лейблом "сделано в Европе", и с заговорщическим лицом произнес:
- Но этот шут еще может дать представления.
- К чему вы ткете? - не уловил намека ткач.
- Понимаете, - объяснялся врачеватель озираясь. - При моей лечебнице есть анатомический театр, и я как раз сейчас набираю в него труппу. А ваш... ваш... кем он вам, кстати, приходился?
- Подмастерьем. - пришлось ответить мастеру. - А вчера бродягой был.
- О-о-о! - обрадовался доктор. - Кажется, перед нами исполнитель главной роли!
- Кажется, он любил театр... травести уж точно. - заметил ткач. - Но почему вы шепчитесь?
- Вы будете смеяться, - действительно шептался врачеватель. - Но не всем по душе репертуары медицинских театров, и эти ретрограды репрессируют режиссеров врачебного искусства, представляете?
- Не представляю, - признался в бедном воображении мастер. - А что такого замшевого в ваших представлениях?
- О-о-о, ничего такого. - рассказывал ему доктор. - Я только пытаюсь вскрыть всю подноготную героя. Его внутренний уклад, его чувствительные точки. Лишь языком тела и... и скальпеля.
- Скальпеля? - удивился ткач.
- О да, скальпеля. - оскалился врачеватель. - Скальпель - образ автора на сцене: кого разделает, а кого коронарным шунтированием наградит.
От упоминания разделывания и коронарного шунтирования Антон в гробу перевернулся. То есть перевернулся на другой бок на диване, отчего доктор в горечи развернулся:
- Мы его... мы его переобследовали! - вскричал раздосадованный врачеватель.
- Живой таки. - печалился вместе с ним мастер.
К сожалению, в прошлом не было Минздрава, что задал бы константой контрольные параметры констатации смерти, из-за чего каждый врач устанавливал кончину по-разному: кто-то свечку подносил, а кто-то пользовался методом научного тыка, да так порой напористо, что из-за них-то "покойник" и погибал. Имелись и доктора, которые боялись ненароком лишить жизни "мертвого", обходившиеся лишь скорым осмотром и анкетированием с вопросами типа: "Вы спите?", "Вы убиты?", "Вы спите как убитый?". И именно клиентура таких вот эскулапов, бывало, пост мортем пугала до смерти округу.
Опустившийся духом врачеватель мрачно произнес:
- Записывайте: ему есть гречиху и пить зеленый чай... вообще что-нибудь есть и пить. Он от голода и усталости в обморок рухнул.
- Вы же еще судмедэкспертом подшиваете? - не записывал ткач лишнюю мороку.
- О да! - воспрянул духом доктор. - Поэтому если ваш подмастерье задохнется от апноэ, никто и не спросит о следах на шее!
- Что? - не уловил ход мысли не выспавшийся мастер. - Я хотел узнать, вы же осматривали вчера четырех всадников пришитых?
- Так. - окончательно повесив нос, подтвердил врачеватель.
- Так что же с ними такого там соткалось? - навострил уши ткач.
- Дорожно-транспортное происшествие. - проливал свет доктор. - Они все четверо по очереди в один и тот же поворот не вписались. А все почему?.. А потому что не моргали!
- Да ну. - сомневался не без причины в его заключении мастер.
- О да! - не сомневался в собственном профессионализме врачеватель. - Хотя инквизиторы говорят, что все из-за того, что они весной зимние подковы на летние не сменили...
- Тогда зачем дело распутывать приехала инквизиция, а не полицейские? - не понимал маскарада ткач.
- О-о-о, это самое интересное! - ответил судмедэксперт оживленно. - Всадники уж не одну тысячу лет как мертвые были.
- Серьезно? - смертельно удивился мастер.
- Лично медэкспертизу проводил! - авторитетно заявил доктор. - Один от чумы, другой от голода, третий на войне и последний... последний от смерти.
- Начинается... - прошептал сжавший кулаки ткач.
- О, давно уж началось! - поправил его врачеватель.
Тишина кстати заполнила небольшую паузу в разговоре.
- Что вы хотите этим пошить? - насторожился уточнению мастер.
- Думается мне, все началось с самосожжения купчихи. - лучился улыбкою доктор. - За ними цепочкой последовали многочисленные странные смерти: каннибалы законсервировали в керамических сосудах семейную пару; одну женщину зашибли яблоки; одного мужчину похитили пришельцы. И эта нить тянется прямо к нашему граду. Стягивается к вратам ада.
Ткач замолчал, переваривая услышанное. Молчал и врачеватель, переваривая бранч. Из клинча их вывел бой часов, заглушенный, однако, храпом Антона. А захрапел он так, как храпит демон в теле человека, ей, богу, по-другому не опишешь. Выслушать такое, не подмочив свою репутацию, способен лишь Писающий мальчик. Раздавшийся рев не остался незамеченным обоими участниками диалога, и они мигом переглянулись:
- Мы сами позаботимся о нем! - также волновался ткач.
- Но я настаиваю! - твердо стоял врачеватель.
- И я настаиваю! - также упирался мастер.
- Тогда-тогда... обеспечьте ему полный покой. - сказал доктор, выпроваживая ткача из помещения.
- Да-да... вам, наверное, уже пора. - говорил мастер, накидывая на врачевателя пальто.
Ткач испугался того, что демонический храп - побочный эффект от демонической соли, и доктор мог все прочухать. Боялся и врачеватель, решивший, что... что... ага, так я вам и скажу что "что", хотя вы наверняка до всего уже догадались, как и до того, что ткач вскоре окажется в аду... постойте, не догадались? тогда я вам ничего не говорил... ну кроме того, что доктор был докой-сатанистом и, заслышав храп Антихриста, решил оградить того от всех.
Они оба выводили друг друга из дома, на ходу собирая вещи, когда увидели Айгуль.
- А где нашатырь заплутался? - спросил ткач ученицу.
- Что?.. - запуталась вдруг она.
- Ты сказала, что идешь за нашатырем. - указал ей мастер.
- А я... я... - терялась в показаниях Айгуль.
- Никакого нашатыря! - вставил два слова доктор, добавив столько же: - Пускай спит.
- Ты присмотри за Деймоном, меня день-другой. - попросил тогда ее ткач, спросив еще: - Хорошо?
- Отлично. - только и ответила она.
- Но не, - вставил два слова доктор, добавив столько же: - Слишком внимательно.
Учитель с врачевателем покинули мастерскую, оставив Айгуль одну-одинешеньку со спавшим, но уже громыхавшим вулканом.