И это ж надо было так оплошать. Да чтоб по дороге домой, когда душа уже вся там, среди величественных чертогов, да сверкающих гротов. Там, где подземная река несет свои темные воды среди леса белых известковых колонн, теряющихся вершинами где-то под недосягаемыми взглядом сводами. Там, где в сказочных пещерах уютно расположились поселки гномов Поясных гор, заселенные по цеховому принципу - здесь кузнецы, а там рудокопы, тут камнерезы, а вот тут по проходу и налево древоделы. И вот уже перед глазами встает отцовская мастерская еще от деда по наследству перешедшая, и лесопилка у реки, и родной дом весь целиком до последней комнаты в сплошной скале вырубленный.
И вот, все эти грезы развеялись в одночасье, когда двигатель, обычно работающий практически бесшумно, вдруг ухнул как филин и заглох. И все это не где-нибудь, а на самом виду у Дрянной кочки (так эту сопку люди зовут), в самом том месте, где дорога к ней ближе всего подходит, и которое нормальные путники, а их на этой дороге немало бывает, стараются поскорее проскочить. Дорога здесь аккурат вдоль речки идет. Так вот за речкой-то та кочка и виднеется, и нет на той стороне ни зверья, ни птицы, да и деревья какие-то все кривые да узловатые. Местные на ту сторону не ходят, говорят делать там нечего, да и люди порой пропадают.
Намеревался к вечеру уже к горам быть, переночевать у Пантелеича в придорожном трактире, что на самой границе гномьих владений стоит, да и на завтра к полудню в родные чертоги, кои уже год не видал. Пантелеич со своим трактиром сам по себе достопримечательность, шутка ли, гном трактир держит. Ну, да и Бог с ним, он хоть мужик и чудаковатый, да кормят у него отменно, а пиво и того лучше. Ну а ежели кому комнатка для ночлега нужна, то они у него в чистоте и порядке содержатся. А путнику с дороги чего еще желать.
Хочется домой под гору, страсть как хочется. Год по наряду вахту нес плотничных, столярных и иных деревянных дел мастер Евстигнеич на гномьем посаде в Сариж-городе. У людей подгорные мастера в большом почете и постоянным спросом пользуются. Где требуется работы, какие сложные, да дорогостоящие произвести, там гномы и стараются - оборонительные сооружения или терема для знати и начальных людей. Да и механизмы кое-какие у людей в городах гномами сделаны, они тоже при обслуживании гномьей руки требуют. С тех пор как Господь разделил разумных существ на разные расы, не было мастеров умелее, чем гномы. Потому и заключили люди и гномы взаимовыгодное соглашение, по которому гномы мастеров своих в города, что окруж Поясных гор стоят, направляют, с чего и прибыль немалую имеют. Да и изделия свои купцам этих городов продают. Купцы те, на транзитной торговле гномским товаром, большие деньги делают. Людские же города передовым рубежом стоят, Поясные горы от врагов прикрывают.
Правильно говорил отец, незабвенный Евстигней, что сгинул в забое. Погиб ли нет ли, не понятно, тело его так и не нашли. Кстати забой тот в сторону Дрянной кочки шел. Видать, правда люди говорят, что нечисть там живет. Так вот, Евстигней Макарович и поучал сына, что быстро побежишь, портки за тобой не поспеют. Так вот и вышло. Домой заспешил, машину свою толком не проверил, вскочил, вещички, какие были в повозку кинул, и помчался, задравши хвост. А транспорт ведь год стоял, не ездил. А в бездействии, как известно, и железо рушится.
Поохал так Евстигнеич, с кряком с камня придорожного поднялся, да и опять под машину полез. Только глянул напоследок на Дрянную кочку, да головой покачал, что-то неладно там. Вроде и не больно близко она - через речку, вдоль которой дорога шла переправиться, на крутой противоположный берег влезть и там еще километров пять лесом по прямой - да все равно жуть берет.
Дело уж вечер, солнышко к закату клонится. Птички низко летают, все больше к гнездам направляются на ночлег устраиваться. Вокруг сопки туман сгущаться начал, да не так чтоб в низине где, а вокруг всей сопки. Жуть. И откуда только взялась здесь среди равнинных лесов, как грыжа какая. До предгорий Поясных гор далековато еще.
Нет механиков лучше гномов, нет такой вещи одним гномом сделанной, чтоб другой гном починить не смог, да и к слову сказать, редко гномьи изделия ломаются или из строя выходят. Большей частью происходит это, при магическом каком вмешательстве, либо по особой прихоти фортуны. Вот это-то Евстигнеича и тревожит больше всего на виду у Дрянной кочки.
Увлекшись починкой своего транспорта, не заметил гном, как из-за поворота выехали несколько конных. Не слыхал, как совсем близко подъехали. Только когда ноги конские промеж колес замелькали, понял, что уже не один на этой дороге.
Делать нечего, придется оставить пока затянувшийся ремонт, да вновь прибывшим показаться. Если люди добрые, так поздороваются, подождут, пока вылезет, да честь окажет ответным приветствием, а то может и вовсе мимо проедут, мол, не наше это дело гномов по дорогам расспрашивать. А если лиходеи какие, опять же сподручнее на ногах быть, лицом встретить. Покряхтывая, стал из-под машины вылезать, а тут и кто-то из всадников голос подал.
- Что, Евстигнеич, подвела гномская техника, не довез отцовский рыдван до дому без приключений. Говорили добрые люди, езжай на лошадке, тише едешь дальше будешь. А так проторчишь тут до темноты, схарчит тебя Дрянная кочка и бороды не оставит.
Говоривший был молод, не более двадцати, от того, наверное, самонадеян и к почтенному гному шутливо груб. Коротко стриженые волосы торчали во все стороны, а раскосые глаза на широком лице так и брызгали вокруг голубыми брызгами. Одет говоривший был просто, но для дальней дороги сподручно. Коричневая, кожаная "косуха" поверх клетчатой рубахи. Бывшие когда-то черными, а теперь серые джинсы. На ногах высокие кожаные ботинки на шнуровке. Дополняла снаряжение дорожная сумка через плечо, да шашка притороченная на спине. Судя по рукояти, не гномской работы шашка, да и дороговато для такого вертопраха оружие гномами сделанное иметь. Парень был чуть выше среднего роста и несколько грузноват, но для опытного глаза за этой внешней полнотой и неповоротливостью чувствовалась ловкость и сила натренированного тела.
- И тебе поздорову будь, коли не шутишь.
Евстигнеич уже стоял, широко расставив ноги, исподлобья поглядывая на молодого воина и вытирая ветошью руки.
- Веселый ты человек Игнат, если не сказать что пустой. Куда на ночь глядя намылился, да еще и людей с собой потащил? Смотри, сам на обед к нечисти попадешь, и шашка вострая не поможет.
С Игнатом они познакомились в тот же день, когда Евстигнеич в город прибыл. Молодой воин, тогда как раз стражу у ворот нес, службу караульную исполнял. Заинтересованный гномским фургончиком он долго не отпускал вновь прибывшего мастера и вопросами о машинке мучил. Да и потом, выполняя различные задания воеводы, частенько бывал на гномском посаде, где их знакомство с Евстигнеичем укрепилось и перешло в какое-то подобие дружбы.
Сгрудившиеся за спиной Игната фигуры, между тем, негромко переговаривались и бросали нетерпеливые взгляды на шутливо перебранивающуюся парочку.
- Это, Евстигнеич, господа маги. Из стольного города прибыли. Как приехали, так сразу к городскому голове. О чем они там шушукались, никто не знает, за закрытыми дверями разговор шел. Только выскочил голова на крыльцо, как ошпаренный, да воеводу к себе затребовал срочно. Воевода наш человек степенный, много воевавший, много повидавший, а и то, из палат головы вышел, лицом озабоченный и на дела скорый. Как позже выяснилось, маги от охраны отказались, нас говорят, искусство наше хранит, а вот проводника из военных да местных просили предоставить. Тут воевода меня к ним и пристроил. Я ведь, Евстигнеич, из местных. Леса здешние еще пацаненком до самых гор излазил. И к вашим заставам подходил, и вдоль реки в обе стороны хаживал. Страшно сказать как-то раз и к кочке этой нечистой занесло. Только я на нее не лазил, болотина там, вокруг кочки-то, не пройдешь, да и жутко там. Вокруг белый день, солнце палит, а у кочки вроде как темень. Видать и впрямь - дрянная. И такой меня вдруг страх взял, сумеречно вокруг, тишина гробовая и будто как в душу тебе кто заглянуть пытается. Ну и задал я стрекача до самой речки, не оглядываясь. Там выше по течению, недалеко отсюда, брод есть, вот там и выскочил. А как речку перешел, да на дорогу вышел, тут вроде и страхи отпустили. Оглянулся назад, кочка из лесу торчит, как бы к себе манит не разгаданной тайной и отталкивает в тоже время невнятными страхами. Как бежал не помню, а вот дорогу до Дрянной кочки до сих пор хоть ночью найду.
Пока Игнат рассказывал, Евстигнеич все взгляды искоса на магов бросал, приглядывался. Одеты все в одинаковые, закрывавшие тело до самых пят дорожные плащи, так, что и не видно, что под ними. У всех сумки дорожные к седлу приторочены, да у каждого еще через плечо сумка висит. Капюшоны у всех откинуты, потому и углядел гном, что их всего четверо мужчин и одна женщина, молодая совсем. И судя по всему эльфка. Трое из мужчин среднего возраста, лица серьезные и сосредоточенные, все на Дрянную кочку поглядывают. А один старик совсем. Седой, а глаза черные, пронзительные. На Евстигнеича глянул, так тому и не по себе стало. А лицо выдает человека приказывать привыкшего. Видать старший их. В это время магики свои разговоры закончили и старший окликнул Игната. Проводник отъехал к сопровождаемой группе, перекинулись несколькими словами и уже все вместе тронулись мимо гнома.
- Будь здоров Евстигнеич. Даст Бог свидимся еще. Господа магики шибко торопят, боятся не успеть куда-то. А ты колымагу то свою пошустрее ремонтируй да тикай отсюда. Боюсь, страшные тут дела нынче твориться будут, как бы не зацепило. А до темноты не справишься, сховайся куда-нибудь, авось и пронесет.
Простившись с гномом, Игнат повел свой отряд под косогор, ближе к воде, а там вдоль реки к бродам.
Евстигнеич смотрел вслед удалявшемуся отряду и озабоченно теребил бороду. Всадники по одному спускались к берегу и исчезали из вида. Последней спускалась магичка. На самом краю остановилась, развернула коня, и сама на гнома так странно посмотрела, будто запоминая его на всю жизнь, как бы прощаясь, и в тоже время с надеждой на новую встречу. А потом вдруг вскинула руку в прощальном жесте, резко развернула коня и поспешила догонять своих товарищей по ремеслу.
"Ну вот, умчались, - подумал деревянных дел мастер и полез обратно под отцовскую самоходку, - и опять я тут один на дороге. Ну да ладно, хоть мешать никто не будет. Солнышко еще не село, даст Бог, еще засветло в путь тронусь".
Провозившись еще около часа, Евстигнеич вылез из-под машины, сел на еще ранее облюбованный валун, набил и раскурил трубочку. Солнышко уже почти совсем верхушек деревьев касалось, птиц не слышно, только внизу тихонько речка поплескивала.
"Неспокойно что-то на душе, - подумал гном, угрюмо пуская кольца сизого дыма, - двигатель не заводится, да и Игнат ненужного страху нагнал. Придется похоже здесь на ночлег устраиваться. И магичка эта все из головы не идет. Почему так смотрела, как на обреченного? Или себя обрекла в мыслях на что? А может, знает что-то, поболе других? Либо предчувствия какие. А, ну ее, будь она не ладна. Смуту в душе навела. Пойду на ночлег собираться".
Аккуратно прочистив курительный инструмент, Евстигнеич положил его в карман, после чего смачно хрустнув пальцами, принялся за дело. Споро дело в сильных да умелых руках гнома, через полчаса уже ничто не напоминало о присутствии на дороге кого бы то ни было. Самоходка была надежно припрятана в кустах, а рядышком, на подстилке из мягкого лапника у небольшого костерка и ее хозяин притулился, устраиваясь на ночлег.
Долго ворочался, ну ни как не уснуть, видать близость проклятой сопки влияет. Евстигнеич перевалился на бок, сел, набил трубку, и прикурил вынутым из тлеющего еще костерка угольком. Трубка растягивалась долго, видать табачок во влажном воздухе отсырел. Посидев пару минут у догорающего костерка, встал и тихонько вышел на дорогу.
Пустынная по ночному времени дорога в свете полной луны имела совершенно сказочный вид. Тянущиеся к небу деревья напоминали серебряные колонны, подпирающие звездный купол, а струящаяся внизу речка текла чистейшим серебром, хоть ковшом черпай, да ювелиру в мастерскую. Тишина. И только недалече, на севере, предмет беспокойства - Дрянная кочка. Даже в темноте на фоне звездного неба она была темнее самой темноты.
"Давненько ведь уехали, наверное, уже до места добрались. И что господ магов туда понесло? Ведь недоброе это место, что там хорошего найти можно. Жалко коли сгинут. И оболтуса этого Игната жалко, и магичку жалко, ведь молоденькая еще совсем. Да и остальных, с ними которые, тоже жалко. Э-эх".
Евстигнеич зябко передернул плечами поплотнее запахиваясь в меховую куртку и вынул изо рта догоревшую трубку. Потом в задумчивости покрутил ею в руке, тщательно выколотил пепел и положил в карман. Уже поворачивался, намереваясь к месту ночлега вернуться, да что-то привлекло его там, на севере, что-то невнятное и тревожное.
Над вершиной Дрянной кочки, окружавшая ее чернота, как будто еще темнее стала, хотя куда уж темнее темноты. А потом в черном облаке, зашевелилось что-то, как будто живое, и вдруг из темноты этой, светящийся луч вышел и в небо уперся. Не вырвался, а именно вышел - медленно достиг широкий размытый луч звездного свода и пропал в темноте. А потом всю вершину сопки окутало какое-то странное, совершенно не тутошнее сияние. И в этом сиянии заметались смутные тени. Даже от сюда от дороги, за несколько километров от вершины, Евстигнеич довольно четко видел, как они клубились, разрываясь на мелкие куски и снова собираясь в единый клубок. А потом и звук до речки докатился, низкий рокочущий гул, набирающий высоту и оборвавшийся грохотом, как при обвале в горах. И опять наступила тишина, и только тени метались на вершине холма.
А потом и вовсе светопреставление какое-то началось. Со всех сторон, и с земли и с неба стали бить в вершину кочки молнии, и странные какие-то молнии. Они не исчезали, как при грозе полагается молнии поступать, а наоборот кружили вокруг вершины, сплетаясь в исполинскую огненную сеть, опутывающую разлившееся было сияние. Бивший в небо луч внезапно прервался, как и не было его. Сияние, спеленатое молниями, медленно, но неукротимо стягивалось в тугой светящийся кокон на вершине. И когда размеры этого кокона достигли размеров средней звезды на небосводе, правда, поярче, вспыхнуло, как будто тысяча солнц и раздался оглушительный взрыв.
Евстигнеич как стоял, так и сел прямо в дорожную пыль. Ошалело озираясь, он вдруг ощутил, как вздрогнула, как будто вздохнула земля. И оглушила тишина - ни звука, ни движения. Все вокруг замерло в ожидании, не веря в то, что это уже больше не повториться, как приходит осознание избавления от чего-то тяжкого и ужасного. Перестали шуметь деревья, потому что колыхавший листву ветер внезапно затих. Даже беззаботно стрекотавшие цикады и концертирующие лягушки притихли и прислушались к упавшей вдруг тишине.
"Уснуть сегодня, похоже, уже не удастся, - проворчал Евстигнеич про себя, поднимаясь с дороги и отряхивая припорошенные пылью штаны, - сходить бы туда, посмотреть, что к чему. Да что-то боязно. Подожду, когда обратно поедут, а если нет, то уж лучше здесь утра дождаться. Даст Бог, по утру починю свою повозку, а там, если что можно будет и любопытство свое удовлетворить. Тем более что, если магики назад не поедут, то и мне там делать нечего, как говорится - давай Бог ноги, до дому бы добежать. Мало ли что там произошло, коли пятеро кудесников не справились".
Обуреваемый подобными думами гном вновь уселся на облюбованный валун и раскурил свою неразлучную трубку. Пуская дымные кольца и бросая взгляды на видневшуюся в дали сопку, он думал о самой Дрянной кочке и о подобных ей местах.
Продолжая размышлять, Евстигнеич поднялся с камушка и отправился на свою лежанку, чтобы если не поспать, то хотя бы приняв горизонтальное положение, дать отдохнуть уставшему за день телу. Гномы народ двужильный и неприхотливый, но и им нужен отдых. Да и что попусту силы расходовать, ежели они, неровен час, вот-вот понадобятся.
Проходя мимо кострища, он посмотрел на ярко красные угли и немного помедлив сунул туда несколько толстых хворостин. Не хотелось бы чтоб ночью совсем погас. Сунув под голову вещмешок и накрывшись одеялом, он вытянулся на лапнике и уставился в небо. Как уснул и сам не заметил, видать усталость все-таки свое взяла.
Внезапно проснувшись от какого-то неясного предчувствия, неосознанной еще опасности, гном резко сел и прислушался. Было еще темно, середина ночи. Он как-то сразу понял, что спал недолго - не более получаса. И еще. К месту его ночной стоянки кто-то приближался. Именно кто-то. Это было живое существо, возможно, оно было не одно. И за ним шел страх. Вернее даже страх за ним не шел, а гнал вперед, сквозь бурелом, не разбирая дороги и не видя, что делается позади.
Евстигнеич сжал в руках свой плотницкий топор, и потихоньку пробравшись сквозь придорожные кусты, высунул голову наружу. На дороге было пустынно и тихо, ровно светил месяц и видимость была преотличной. Сначала он не понял, что его так перепугало, но потом он расслышал, как в лесу, со стороны сопки, что-то с треском пробирается сквозь лес, еще пока далеко, но впечатление было такое, будто ломится стадо слонов. А потом стало слышно, как неподалеку заплескалась под чьими-то шагами вода, и долетело прерывистое дыхание взбирающегося на косогор человека. Да, человека, поскольку и гномы, и эльфы, и тролли в подобной ситуации дышат по-другому. Только орки, запыхавшись, дышат очень похоже на людей. Но это был человек.
Втянув голову обратно в кусты, так чтобы его было не видно, притаившийся гном ждал появления того, кто в настоящий момент, выбиваясь из сил, полз от реки к дороге. Сначала над краем обрыва показалось нечто бесформенное, и Евстигнеич покрепче сжав топорище, внутренне собрался и приготовился к отпору. Над обрывом показалась странная фигура, по очертаниям которой, стало ясно, что кто-то кого-то несет. Когда беглецы, озираясь, вышли на дорогу, светивший в небе месяц осветил лицо идущего. Сидевший в засаде гном, узнал Игната, который нес на горбу молодую волшебницу.
Как только Игнат опустил свою ношу и прислонил магичку спиной к знакомому уже валуну из кустов напротив, высунулась сначала бородатая голова Евстигнеича, а затем и он сам с топором в руке. Подойдя к Игнату, гном сунул топор за поясной ремень, молча поднял женщину на руки, и, кивнув молодому воину в направлении кустов, все так же молча двинулся к своему бивуаку. Положив ее на свою давешнюю постель, гном отошел к самоходке и долго копался там в кабине. Игнат в это время сидел, покачиваясь взад и вперед на корточках, и тихонько подвывал. Обхватив руками голову, он тупо смотрел на лежавшую без сознания волшебницу.
Вернувшись к беглецам, бородатый доктор сунул воину в руки фляжку со спиртом.
- Не вой. На иллюминацию чародейскую насмотрелся, так и без того тошно. Выпей вот лучше - полегчает, - Евстигнеич достал из кармана куртки какую-то склянку и повертел ее в руках, - сейчас чародейку твою лечить будем, а пока прочихается ты мне все и расскажешь, а что забудешь, она потом доскажет.
С задумчивым видом он откупорил склянку. Еще раз пристально посмотрел на лежащую на лапнике магичку и резко сунул снадобье ей под нос. Сначала вроде и не произошло ничего, так что мужики, ожидаючи даже и дышать перестали от напряжения. Но буквально через минуту тело молодой волшебницы вздрогнуло, прошла быстрая и легкая судорога и она резко села. Изумленно посмотрев на сидевших рядом на корточках Евстигнеича с Игнатом, она отчаянно зачихала. Из раскосых глаз с антрацитово-черными зрачками побежали слезы. Пока девушка прочихивалась, гном отобрал у воина фляжку и с видом заправского лекаря развел в кружке немного спирта, прибавив туда каких-то сушеных корешков и травок. После чего в перерывах между чихами насильно влил пациентке в рот получившуюся смесь. Девушка перестала чихать, как-то разом обмякла и повесила голову, но сознания не потеряла. Евстигнеич помог ей поудобнее сесть, прислонив к стволу сосны и подложил под спину свой вещмешок. Благодарно кивнув гному, она, с несколько отстраненным видом, стала слушать, то о чем рассказывал их проводник.
- Мы, Евстигнеич, когда с тобой распрощались, бродом реку перешли, это ты видел, - начал Игнат свой рассказ, - а на ту сторону как выбрались, да вверх по берегу поднялись, так сразу оказались в каком-то не нашем лесу. Я когда проводником вызвался, видать совсем былые страхи позабыл, шутил, веселился, дорога до бродов совсем легкой и быстрой оказалась. Да только на той стороне, как под кроны деревьев вошел, так все веселье как рукой сняло. Свое, в детстве, бегство отсюда вспомнил. Я еще тогда заметил, что тихо в этом лесу и пусто, ни зверя, ни птицы, представляешь Евстигнеич, даже комаров, кровососов этих, нет.
Игнат звонко шлепнул себя по шее, раздавив насекомое, и продолжил свое сбивчивое и торопливое повествование:
- Так вот, тишина там загробная, и не живет ни кто. Даже тролль болотный, случайно туда забредший поскорее убраться старается. А от берега вроде как тропинка, не тропинка, а проход между деревьями есть и аккурат к проклятой кочке тянется. Едем, у меня поджилки трясутся. А волшебникам этим хоть бы что, едут между собой потихоньку переговариваются, как будто о совместном деле каком советуются. Я к их словам особо не прислушивался, да и язык у них чудной какой-то, через слово только и понятно-то, остальное все слова какие-то длинные да мудреные. Может заклятье у них какое есть от жути подобных мест, а может опились чего, едут, как ни в чем не бывало и страха не кажут.
Короче, добрались мы до окружающего сопку болота и остановились. Старший их, пожилой мужик благообразного вида, пристально так, с прищуром на вершину посмотрел, а потом куда-то в сторону глядя, мне сказал: "Ты, - говорит, - Игнат, здесь оставайся и нас жди. На верху тебе делать нечего, там такое может твориться, что неподготовленному человеку небо с овчинку покажется. Нас до утра прождешь, а если к утру не придем, уноси отсюда ноги. Прямиком к городскому голове беги, он знает, что дальше делать". Спешились все, какие-то сразу собранные и серьезные стали, коней к деревьям привязали, поклажу свою собрали и по болотным кочкам к сопке пошли. Пока болотину миновали, там уже и совсем смерклось, а вокруг сопки этой нечистой будто и вовсе мрак непроглядный. Сижу, жду, а как за полночь перевалило, так на вершине такое началась, что и описать страшно.
Евстигнеич, ворошивший во время рассказа угли в костре и глядевший на игру язычков пламени, оторвался от своего нехитрого занятия, прислушался и прервал парня:
- Что на горе было, я отсюда хорошо видел, на всю жизнь это зрелище запомню. Ты говори, что дальше было, время не теряй. Сдается мне, оно нам еще понадобится.
Игнат хотел было уже продолжить, но тут юная чародейка встрепенулась и голову подняла:
- Погоди, Игнат, - сказала она приятным негромким голосом с легким эльфийским акцентом, - я наверху была, сама и дорасскажу. А и то, верно, что поторапливаться надо. То, что коллеги мои доделать не смогли и не успели нам теперь троим придется завершить.
Евстигнеич только рот раскрыл, желая что-то возразить или спросить, но осекся и уставился в костер. Чародейка, махнув рукой в призывающем к молчанию жесте, торопливо продолжила.
- Погодите, не перебивайте. Мы когда на вершину влезли, сразу готовиться к работе стали. Суть излагать не стану, вам не понять, да и не к чему это. А последствия работы вы видели.
Мы подобные места давно наблюдаем. По-видимому, в таких местах, как Дрянная кочка, образовались каналы, по которым к нам всякая дрянь лезет, нашему миру чуждая. А то и вовсе несуразное что-то попадается, вроде и наше и не наше.
Так и на этот раз вышло. Получили наши теоретики сведения о вашем тутошнем чуде и отправили нашу партию на обследование, ну а я вроде как практикантка при специалистах. Про то, как добирались, рассказывать не буду - некогда. На гору влезли, уже темно было, маги-специалисты начали сразу, без передышки приспособления магические расставлять и в готовность приводить. А старший, взял меня за руку и отвел в сторонку. "Ты,- говорит, - здесь постой за камнями, посмотри, как дело делать будем. Особо не вмешивайся, если сигнал дам, ребят Силой поддержишь да охранительные барьеры поставишь - это в твоих силах". Проговорил это и ушел. Бродил, бродил по вершине каждый камушек осмотрел, к тишине прислушался, а потом голову поднял, на небо посмотрел, и как-то странно замер. Минут десять-пятнадцать так стоял, а потом очнулся и быстро пошел к остальным, что-то сказал каждому и все засуетились, а из разговоров я одно поняла - прорыв, и причем с минуты на минуту. Я и глазом моргнуть не успела, а уже аппаратура вся готова и маги, все четверо уже на вершине стоят и Старший заклинания уже читать начал. И тут началось. Светопляску вы оба видели, оценить можете по достоинству. Только не спасло их наше великое искусство. Канал они закрыли, намертво запечатали, да только проскочила одна тварюга. Она первой шла и уже в наш мир проникла, когда проход запечатан был. Остальных тварей отсекло сразу, а эта свои восемь ног паучьих под себя подгребла, легла на брюхо и затихла, будто, сдохла. Мужчины сразу засуетились вокруг нее. Как же, такой экземпляр, его же изучить надо, вдруг в пыль рассыплется, как уже бывало. А у меня будто ноги приросли, стою за камнем и шага ступить не могу - страшно. Они бегают, суетятся, вокруг себя ничего не видят, а тварь вдруг загудела, на ноги вскочила и плюнула в них из хобота своего какой-то сетью. Всех разом и опутало, маги даром, что дипломированные специалисты со стажем, а выпутаться не могут. Сеть вдруг вспыхнула, и один только пепел остался. Я, откуда только силы взялись, вниз по склону рванула и к Игнату. Как болото переползла, не помню, на берег вылезла вся мокрая, да грязная. Чудовище меня сразу-то видать не заметило. Пока по вершине кружило, я на другой берег болота и выбралась. Потом наверное след мой почуяло да как взвоет, я со страху Игнату прям в руки из болота и выпала. Что дальше было практически и не помню.
- А дальше что, - добавил Игнат, - я волшебницу эту в охапку да бежать, как в детстве бежал. Кони то, как вой услыхали со страху с коновязи посрывались да убежали. Вот и пришлось всю дорогу бегом бежать, до самой речки. А тут и магичка сознание потеряла, на руках вытащил. Вот, Евстигнеич, тебе и вся сказка. Она вон говорит, теперь на тебя вся надежда. Зверюга то вон она, приближается уже. Если мы ее не завалим, всего сарижского гарнизона не хватит ее завалить, уйму народу вокруг погубит, пока маги разберутся, как с ней справиться.
Евстигнеич поковырял палкой в огне, задумчиво почесал бороду, и, уставившись на молодую женщину, угрюмо спросил:
- Ну, и чем я помочь смогу? Я гном простой, столярно-плотницких дел мастер, не магик какой. Наши магики под горой сидят, там волшбу творят, силу гор познают. Вам к ним надо.
- Евстигнеич, нет уже времени к вашим кудесникам бежать, - молодая женщина уже почти плакала, - до них еще далеко, а тварь уже у реки топчется. И времени у нас - пока она реку не перешла. А маги ваши, Евстигнеич, свое дело уже сделали. Монстр этот видимо на половину тварь живая, а на половину механизм какой-то, и просто так, одной магией с ней не справиться. Лучшее что мы сейчас можем сделать - это уничтожить ее физически, уничтожить полностью, чтоб и следа не осталось. Вот здесь твоя помощь и нужна. То, что двигатель в твоем фургоне питает, обладает довольно большой разрушительной силой. Гномские чародеи про это вещество многое знают и обращаются с ним весьма искусно. Да только особо о нем не распространяются. Маги остальных рас с ним плотно не работают, но тоже кое-где применяют и кое-что о нем знают. Принимай решение, Евстигнеич, если промедлишь, следующими за погибшими на горе станем мы.
Плотник молча выслушал сказанное, достал свою неизменную трубку, набил, и также молча закурил. Казалось, что завывания и треск ломаемых деревьев на той стороне реки его ни сколько не занимает. Перекатывая палочкой угольки, он пускал кольца и мрачно смотрел в костер. Ожидавшие его решения Игнат и волшебница с беспокойством оглядывались, прислушиваясь к шуму. Секунды тянулись как годы. На востоке уже начинало светать. Наконец Евстигнеич докурил, резко встал и, повернув к ним лохматую голову, сверкнул отблесками огня в глазах.
- Отец, может, всю жизнь мечтал, чтобы творение его рук, вот так вот кого-нибудь от смерти спасло, - сказал гном, ни к кому не обращаясь и глядя как бы сквозь стоявшую рядом пару. Потом сосредоточил на них взгляд и продолжил, - ты, девушка, иди за дорогой да за рекой последи, да шибко из кустов не высовывайся, целее будешь. А, тебе, Игнат, придется мне помочь - пойдем машину готовить. Надо бы вещи разгрузить. Опять же инструмент. Сам понимаешь, годами набирается, жалко если пропадет. Сначала разгрузим, потом отойди, я в движке покопаюсь, тебе на это смотреть не надо. Когда понадобишься, я тебя позову. Повозка сам знаешь, в нерабочем состоянии, толкать придется.
Волшебница пробралась сквозь кусты и выглянула на дорогу. Уже светало, и в наступивших утренних сумерках дорога хорошо просматривалась, и даже другой берег речки был виден сквозь дымку. То, что творилось на том берегу реки, вызвало у нее дрожь. Чудище носилось по берегу в поисках потерянного следа. Подступавшие к самой воде деревья были повалены, и прибрежный лес уже был ощерившейся пеньками поляной.
Девушка, в надежде на то, что ее не заметят, немного высунула из кустов голову, чтобы получше разглядеть происходящее. Восьминогое чудо вдруг замерло, прекратив свой бесноватый бег, и, как будто разглядев ее на той стороне, завыло. Молодая волшебница от страха дернулась назад и хотела уже бежать, но услышала доносившееся из лесу похрустывание сучков под колесами и остановилась, догадавшись, что мужчины выкатывают технику из леса.
Повозка мягко выкатилась из кустов и остановилась на краю дороги. Из кабины неожиданно ловко для своей комплекции выпрыгнул кряжистый гном и подошел к чародейке.
- Ты, девонька, вот что, на дорогу не высовывайся, в кустах сиди. На дорогу мы вдвоем с Игнатом пойдем, скотинку эту осьминогую к нашей мине поближе подманим, а ты, как сигнал дам, бабахнешь по машинке огненным шаром.
- Евстигнеич, не оставляйте меня одну, боязно здесь, вдруг на меня кинется. Да и не моя это специальность огненными шарами кидаться, я ведь не боевой маг, шары у меня маленькие, да слабенькие выходят. В рамках курса самообороны для магов, так избу разве подпалить.
- А ты, красавица, не бойся. Страховидлу мы от тебя уведем, а вот с шаром постарайся, от тебя теперь жизни наши зависят. И смотри не раньше и не позже, а только как я на машину влезу, приготовься, а спрыгну, пуляй сразу. А мощи шарика хватит, там много не надо, сама знаешь, взрывоопасная штучка. Тебя, кстати, звать-то как?
- Алиса, - ответила эльфийка.
- Ну, с Богом, Алиса, - буркнул гном и вернулся на дорогу..
Евстигнеич отошел обратно к повозке, о чем-то быстро переговорил с Игнатом, и они потолкали машину дальше на дорогу.
Чудовище, почуяв невдалеке от себя какое-то движение, прекратило вой и сходу рвануло через речку.
Одним махом форсировав водную преграду, и буквально взлетев по косогору, чудовищная осьминожка выскочила на дорогу. Оказавшись наверху она внезапно остановилась и уставилась на человека и гнома стоявших поодаль от машины.
Гном тоже уставился. Теперь он сам мог рассмотреть то, о чем пока только слышал.
Больше всего это напоминало паука "косиножку" огромных размеров. На восьми явно живых, покрытых волосами, членистых ногах покоилось отливающее металлом туловище. Туловище напоминало большую, лежащую плашмя фляжку с узким и несоразмерно длинным горлышком похожим на трубу. Эта труба, похожая на исполинский хобот, постоянно подергивалась, как будто принюхиваясь. На гладком металлическом теле, кроме "хобота" больше ничего не было. Поэтому было совершенно непонятно, чем эта штуковина видит, чем слышит, чем ест, если она конечно ест. "Косиножка" покачивалась на своих длинных ногах и как будто решала, с кого начать - с высокого и узкого или с низкого и широкого. Непонятная зверюга на круглых ногах особого интереса у нее, видать, не вызывала. Наверное, чувствовала отдаленное родство.
Чудовище это было из иного мира и самой своей природой было предназначено для уничтожения всего, что ему чуждо. Запечатав канал прорыва, маги перерезали магическую пуповину, связывавшую чудовище с тем местом, откуда оно пришло. Оставшись без связи, без поддержки оно испытывало панический страх. Страх, породивший яростную, исступленную ненависть ко всему его теперь окружающему, всему тому, что могло послужить причиной гибели. А значит бей, круши, убивай, пока не убили тебя.
Евстигнеич еще успел подумать о том, что этот полуживой механизм одним оружием не убьешь. Теперь, когда оно стало неуправляемой машиной смерти, оставался только один выход, физически уничтожить монстра, и это Евстигнеич, твоя работа, как гнома, как технаря, пусть и плотника.
Пришелец прекратил свои плавные покачивания и осторожно перебирая членистыми конечностями, двинулся в сторону двуногих. А с тех будто оцепенение спало. Подхватившись, они рванули в разные стороны, по окружности обегая поляну и сходясь у машины.
Сначала внимание чудовища привлек Игнат. Парень, пробежав буквально десяток шагов, запнулся о какую-то кочку и упал. Но натренированное тело не позволило стать легкой добычей. Ловко перевернувшись, воин, подскочил и припустил дальше. Туловище монстра качнулось в сторону упавшего, хобот глухо хрюкнул, и липкая сеть упала на то место, где только что лежал споткнувшийся.
В это время Евстигнеич взобрался на крышу машины и стоял там, размахивая руками и крича.
- Эй, ты, букарашка хренова. Кастрюля-переросток. Иди сюда, я тебе ноги-то повыдергаю. Жестяному бачку они без надобности.
Пытаясь отвлечь "косиножку" на себя, Евстигнеич все-таки своего добился. Ходячая цитадель развернулась и пошла к машине, неторопливо перебирая лапами и прицеливаясь своим хоботом. Неумолимо надвигаясь на гнома она не торопилась. Видимо ей не хотелось повторять допущенной с Игнатом ошибки.
Пока Евстигнеич развлекал страховидлу своей бранью, Игнат, уже никем не преследуемый, быстренько шмыгнул за машину.
Когда до транспорта оставалось порядка пяти метров, гном спрыгнул в траву, едва не упав на колени. Резко развернувшись, он носком сапога выбил из-под колеса камень.
- Толкай, - крикнул он Игнату, налегая плечом на фургон.
Машина довольно резво пошла под уклон и ткнулась в ногу неожидавшего такого поворота событий чудовища. Нога подломилась и тяжелое металлическое тулово ахнулась на крышу Евстигнеичевой повозки. В это время из ближайших кустов, как по заказу, молнией метнулся небольшой, но достаточно взрывоопасный шар и впился в бок сплющенной чудовищным телом машины.
Всю эту образовавшуюся из машины и "паука" конструкцию подбросило вверх и вмиг разметало взрывом в клочья. Гном с Игнатом только и успели, что за кочку упасть, да головы руками прикрыть.
В наступившей тишине, на востоке, из-за леса, медленно выплывало солнце. Из кустов вышла на дорогу молодая волшебница, и, скинув на траву форменный дорожный плащ, уселась прямо на дорогу, разглядывая оплавленные куски металла, раскиданные по всей лужайке.
Метрах в тридцати от нее из-за кочки медленно приподнялся Игнат, и, отряхнув пыльную голову, посмотрел на лежащего рядом гнома. А тот, тихо ругаясь и поминая всех горных и подгорных демонов, пытался вылезти из-под придавившего его трубы бывшей когда-то хоботом у "осьминожки". Парень помог Евстигнеичу спихнуть железяку и подал руку. Прихрамывая и поддерживая друг друга, они подошли к сидевшей на дороге и смотревшей на восход девушке. Тяжелая рука гнома легла ей на плечо, но она ни как на это не отреагировала, даже не вздрогнула.
- Вот и еще один день наступил и еще их будет много. Машину жалко, хороший был транспорт. Теперь придется всю кладь на себе нести, до самых гор, а это далековато. Отсюда еще далековато.
- А ты, Евстигнеич, не торопись, - Игнат опять повеселел, и задорно мотнув головой, предложил, - вы тут отдохните пока, а я на ту сторону сбегаю, коней поищу. Найду хотя бы каждому по коняге, там и разойдемся. Девица-красавица в Сариж поедет, а оттуда и домой, знакомой дорогой. А тебя мастер, я домой провожу, помогу поклажу довезти.
- Я с вами поеду, - не поворачивая головы, сказала волшебница, - жутко после случившегося одной оставаться, долго теперь оглядываться буду. Я пауков-то и раньше не очень-то любила, а теперь, наверное, и вообще смотреть на них не смогу.
- Пререкаться не буду, - повеселев, сказал Евстигнеич,- от попутчиков грех отказываться. С попутчиками и дорога вдвое короче. Под горой у меня погостите, отдохнете, а там делайте, как знаете.
Бодро поднявшись, он отправился в лес собирать свои пожитки, оставив молодежь на дороге.
К полудню три, уже изрядно оправившиеся от ночных приключений коняги были доставлены Игнатом к месту гномьей ночевки. Нагруженные гномским скарбом, они уносили всадников подальше от прелестной когда-то придорожной лужайки на берегу маленькой лесной речки. Они ехали дальше на восток, к Поясным горам и с каждым шагом удалялись от места ночной битвы и от Дрянной кочки, которая теперь уже была простым холмом, возвышавшимся над лесом.