Халеев Павел Владимирович : другие произведения.

Не добравшись до Франции

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ готовился для конкурса мини-прозы, на тему "Остров", в апреле или мае 2010. Подготовить не успел, да и слать такое было бы не лучшей идеей, хотя если бы дописал - послал бы, и пусть впечатлительные хлопаются в обморок. Спустя несколько месяцев нашел в себе силы и рассказ закончил. Что о нём сказать? Читайте. Я описал человеческую жестокость с юмором. Не скажу, что не делал этого раньше, но тут я явно подошел к грани фола. Перечитав, ощутил легкий плагиат на "Декстера". Впрочем, я взял лишь элементы впечатлившей меня личности маньяка, а для верности забросил действие на пару-тройку столетий назад.
  Когда я родился, никто и не догадывался, что я стану палачом. Даже я сам об этом не знал до определенного возраста. Сдвиг в правильном направлении произошел лет в двенадцать. Я шел домой после тренировки по шахматам и случайно оказался свидетелем казни. То было не скучное повешение, когда на голову одевают мешок и все мучения преступника остаются загадкой для зрителей, за исключением посмертной гримасы. (Кстати, порой она очень доставляет.) То было не гуманной до отвратительности смертельной иньекцией, и даже не расстрелом. В принципе, сейчас я почти одобряю казнь на электрическом стуле и нахожу в тех предсмертных конвульсиях особую прелесть. Но тогда мне повезло, я увидел нечто лучше электрического стула, и даже покруче газовой камеры. Конечно, увидеть такую казнь я просто не мог - я стал свидетелем четвертования. А вообще, если вдуматься, что я еще мог увидеть на улице кроме старомодной публичной казни?! Увы, вторая моя слабость, после любви к правосудию, это словоблудие. Впрочем, я снова отвлекаюсь. Человеку, разменявшему уже четвертую сотню лет, это простительно.
  Итак, я застал уже сам финал четвертования - как я узнал позже, предварительно доходягу проволочили в петле через весь город, и к моменту начала пыток он уже был полузадушен. Впрочем, на яркости его ощущений это не сказалось - крик боли в момент, когда палач отрезал обвиненному гениталии, могли услышать и в соседнем городе, настолько громким он был. А дальше - еще лучше. Доходяге вспороли живот и начали потрошить изнутри. Больше всего мне понравилось то, что в момент, когда его начали рубить на, представьте себе, четыре части, мерзавец был еще жив. И это было, как я тоже узнал позже, проявлением большого искусства палача - многие не доживают до непосредственно самой процедуры четвертования. Финал дал название всему процессу, и многие даже не знают, сколько интересных событий ему предшествуют.
  Домой я вернулся возбужденным до крайности. Это не было моей первой эрекцией, но зато это было первым разом, когда я не стал противиться желанию. Первый сеанс рукоблудия прошел не очень удачно, я натер себе волдыри и следующие несколько дней ходил прихрамывая. Родители даже решили, что я заболел. Они ошибались в корне - я болел всю предыдущую жизнь, я был слеп, я даже увлекся шахматами, поскольку не понимал своего истинного предназначения. Я прозрел.
  В моей детской голове нашлось достаточно ума, чтобы не сообщать об увиденном родителям. Впрочем, буквально через несколько недель я, прогуливаясь вместе с родителями, вновь стал свидетелем четвертования. Почти стал - едва заметив упряжку лошадей, тащившую по земле человека с помощью веревочной петли на шее, родители сразу же увели меня домой, несмотря на мои робкие попытки остаться.
  Таким образом, в то время как многие люди не могут сказать, почему они выбрали именно свою профессию, я всегда готов дать подробный и исчерпывающий ответ. Другое дело, что ответ этот, мягко говоря, не понравится. Впрочем, и сама работа не пользуется популярностью в хорошем смысле этого слова. Палачей боятся, хотя я вовсе не хочу, чтобы люди меня боялись. Мне просто нравится наказывать, изощренно наказывать, но только провинившихся.
  Путь начинающего палача был тернист и труден. Шесть лет я, ничем не выказывая своих наклонностей, терпеливо ожидал совершеннолетия, после чего отправился наниматься учеником к лондонскому палачу. Сказать, что он отправил меня пинком под зад - значит, очень смягчить картину. Он чуть ли не четвертовал меня, при этом выкрикивая ругательства, самым мягким из которых было "извращенец". Пришлось искать другие способы осуществления мечты. Я слишком долго ждал, чтобы сойти с пути из-за попавшегося мне палача с моралью. Палачи, кстати, очень правильные люди. Но у каждого есть своя слабость. Когда я после двумесячной неустанной слежки за Джеком "Убийственным топором" Монтгомери уже почти отчаялся и задумался о переезде в другой город, он оступился. Подумать только, почти двадцать лет счастливо женат, и случайно заглянул в гости к портовой шлюхе. Лондонское пиво порой бывает очень коварно.
  Шантаж - скверный способ подхода к людям. Всегда остается натянутость в отношениях, и избегаешь поворачиваться спиной. Не советую никому так начинать карьеру. У меня просто не было другого выхода. Джек был вынужден начать меня учить. Еще через два года, когда "Убийственный топор" слег с приступом жесточайшего радикулита, настал мой звездный час. Отрубить голову с первого удара - непосильная задача для простого человека и почти легкое дело для опытного палача. Но удар можно сделать по-разному. Я сделал это одной рукой, и вся лондонская толпа аплодировала мне. Ряса палача полностью скрыла мое обличие, и решительно все думали, что к Джеку вернулось второе дыхание. Нет, в роли второго дыхания был я.
  Дальше моя карьера пошла на взлет. В течение года мы с Джеком делили жертвы поровну, и потом он представил меня лондонскому суду как своего преемника. Никогда не забуду момент, когда верховный судья пожал мне руку и похлопал по плечу, пожелав мне удачи на кровавом поприще. У моего триумфа была и обратная сторона - родители узнали о стезе, которую я выбрал. Разумеется, они тут же отреклись от меня. И по сей день в моем доме запрещено произносить мое имя. Увы, неизбежные мелочи жизни, сопровождающие любого профессионального палача. Не скажу, что я был к этому готов. Нельзя быть готовым к плевку в лицо от родного отца. С этим можно лишь просто смириться. Решить для себя, что важнее - призвание или привязанности.
  Еще через десять лет на моем счету было уже несколько сотен ведер крови. Но я не чувствовал себя счастливым полностью. Четвертование, как особо жестокая казнь, применялась лишь к отличившимся преступникам. Те два случая, свидетелем которых я стал, были единственными официальными, подчеркиваю, официальными случаями в Англии за последние пятьдесят лет. А я, будучи привязанным к лондонскому суду, не имел права вершить произвол. На что готовы люди ради своей мечты? Не знаю, как остальные, а я - на всё.
  Редкий случай, когда палач в тридцать два года берет себе ученика, и уже через год начинает выпускать его на плац. Я и в этом отличился. Я торопился, поскольку хотел осуществить четвертование до момента, когда моя рука потеряет твердость и уверенность.
  Лондонские судьи пришли в шок, когда я подал в отставку. Тридцать пять лет - самый расцвет для палача. Джеку было пятьдесят, когда он почти добровольно взял меня в ученики. И, тем не менее, я ушел. Ушел, оставив после себя на скорую руку обученного парня. Насколько я потом слышал, первые годы он не лучшим образом управлялся со служебными обязанностями. Один раз отрубил голову лишь с третьего удара. Не скрою, мне стыдно. Я поступил безответственно по отношению к Англии. Увы, думал я всегда в первую очередь о себе. Тут нечем гордиться, но зато мне хватает смелости и совести это признать.
  Я задумал переехать во Францию и предложить свои услуги парижскому суду. Да, я знал, что четвертование у них проводится совсем иным, очень гуманным способом. Но Франция всегда отличалась новаторством, и мне казалось, что они возьмут мои идеи на заметку и примут меня. Быть может, причина гуманности была лишь в отсутствии специалистов?
  Сейчас я понимаю, что скорее всего я вернулся бы из чужбины не солоно хлебавши и униженно попросился бы обратно в Лондонский суд, в ожидании нового великого убийцы. И не факт, что меня бы приняли. Но судьба мне благоволила. Корабль, на котором я плыл во Францию, потерпел крушение. Я и еще около тридцати выживших оказались на необитаемом острове. Мне и моим товарищам по несчастью (для них, во всяком случае) пришлось преодолеть немало трудностей, пока нашли способы для выживания. Организовали общину, построили ветхие жилища, завели огороды и скот. Врать не буду - главным в общине мне стать предлагали. Я был духовным лидером этих людей, я помог им выжить. Я отказался, поскольку людям я помогал выжить вовсе не из человеколюбия. Люди нужны были мне, чтобы мне было кого казнить. И нужны были в достаточном количестве, чтобы им было против кого совершать преступления. Ждать не пришлось слишком долго. Я и так слишком долго ждал. На третий год существования общины наш кузнец Томас сначильничал дочку Кэт и Билла Тернеров.
  Девчонка была симпатичная, даже во мне, чуждым до плотских желаний, порой проскакивало нечто похожее на похоть, когда она пробегала мимо в своей тонюсенькой сорочке. Чего уж ждать от простого деревенского мужика Томаса?
  Глава общины пытался спустить дело на тормозах. Этого я, естественно, допустить не мог. Я не собирался свергать Джеймса - как я уже говорил, главным быть я не хотел. Ну странно ведь, когда и судья и палач в одном лице. Но когда судья отказывается вершить свое дело, я имел право вмешаться. У меня с Биллом Тернером состоялся убедительный ночной разговор, после которого под утро мы явились к главе общины Джеймсу и избили его вдвоем до полусмерти. Работали аккуратно, чтобы на лице следов не осталось. Не годится, когда судья с фингалом под глазом. В итоге Джеймс внял нашим убеждениям и суд состоялся. Приговор был вынесен единогласно - смерть. Я трепетал от возбуждения. Человек осужен, осужен по законам общины, в которой мы все поневоле оказались. Я совершу не убийство - я совершу правосудие.
  Четвертование сочли излишне жестоким все, кроме родителей изнасилованной. Даже сама девчонка молила о милости к Томасу. В тот момент я применил удачный трюк - сложив руки, я заявил, что если кто другой готов взять на себя обязанности палача, то они могут казнить Томаса как сами того захотят, хоть ядовитым зельем пусть напоят. При этом особо подчеркнув, что я являюсь официально уполномоченным представителем закона, в то время как руками любого из общины это будет убийством.
  Таким образом, я получил карт-бланш и немедленно приступил к подготовке казни. Приходилось торопиться - всё было назначено на следующее утро. Как я заявил, чтобы насильник недолго мучился угрызениями совести, и все остальные скорее забыли об истории. В действительности, чтобы не передумали даже родители девчонки.
  Увы, протащить Томаса в петле с помощью лошадей было невополнимой задачей - лошадей попросту не было. Я решил, что достаточным эквивалентом будет избиение кузнеца и его частичное повещение на дереве. Разумеется, сам я бить его не стал - это сделали двое других мужчин. Отцу девочки это я тоже не доверил. Зато позволил ему держать веревку, на которой Томас задыхался около пяти минут. Я затянул петлю так, чтобы шея осужденного не сломалась ни при каком раскладе. Когда Билл разжал руки, и тело кузнеца грохнулось на землю, Томас уже почти не реагировал на окружающее. Пришлось плеснуть ему в лицо воды, после чего я отрезал насильнику гениталии и отбросил их в сторону. Женщины, присутствовавшие на казни, кинулись в кусты, чтобы облегчиться от утренней трапезы. Ну что ж, я сразу предлагал, чтобы были только мужчины. Затем я вскрыл Томасу живот и начал копошиться во внутренностях, следя за тем, чтобы не слишком повредить его органы - ему нельзя было умирать сразу.
  В ужас начали приходить даже мужчины. Я был вынужден перейти к финальной части несколько раньше, чем было в моих детских воспоминаниях. Я схватил топор и довольно быстро отрубил Томасу сначала ноги, потом руки, а потом и голову.
  Я испытал фантастическое наслаждение. Блаженная улыбка счастья не сходила с моего лица еще неделю. Я продолжал улыбаться даже когда община изгнала меня. Я прекрасно мог прожить и один. И прекрасно прожил так около года, пока проходивший мимо корабль не подобрал нас, меня и этих уродов из общины. Мне досталась роскошная отдельная каюта, все остальные предпочли ютиться в кубрике подальше от меня.
  С тех пор я больше ни разу не казнил. Я понимал, что после пережитого наслаждения просто рубить головы - это уже недостаточно для меня. Но не могу покривить душой - однажды, на моем якобы склоне лет, когда мне было уже под шестьдесят, поступило предложение о четвертовании. Обдумав всесторонне, я отверг его. Я слишком боялся, что не смогу в свои годы вновь пережить то же наслаждение, и этим испорчу воспоминания о пребывании на том острове. Я даже не был уверен, что если бы на следующий день после казни Томаса мне бы вновь пришлось четвертовать, мне бы это также понравилось. В некоторые реки можно войти только один раз. И знаете, я счастлив. Как много людей живут и умирают, так и не познав своего высшего наслаждения, в то время как я с детства знал, ради какого наслаждения я живу, и более того - я испытал это наслаждение. Единственная загадка в моей жизни - это только мое бессмертие. Мне почти четыреста лет, но я выгляжу даже не как Шон Коннери из "Горца", с виду я дряхлый девяностолетний старик, с обвисшей кожей, варикозными венами и мерзким дыханием изо рта. Дважды пробовал вешаться, но через некоторое время начиналось самопроизвольное дыхание через задний проход. Видимо, моя душа проведет в этом мешке с костями весь срок, что остался миру. Скорее бы настал чертов апокалипсис.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"