Через залитый декабрьским солнцем вагон метро шел молодой человек. Темно каштановые волосы, кожаная куртка поверх черного форменного свитера, джинсы и простые зимние ботинки. Он был достаточно легко одет как для морозов последних дней.
Людей с утра было мало. А те, что были? Благодарно щурились, от бьющего в окна света. Всем уже осточертела холодная унылость последних дней.
Он успел преодолеть более половины вагона, как с одного из мест поднялась женщина, и уверенной походкой направилась к выходу. Незаметить ее было невозможно! Короткая шубка, золотого меха, высокие сапоги, пышная грива черных как смоль волос и, просто потрясающий, шоколадный цвет кожи.
И так уж вышло, что молодой человек и женщина, которая заставила всех мужчин в вагоне затаить дыхание, столкнулись. Невзначай задели друг друга плечами.
- Прошу прощения, - парень оказался обладателем приятного баритона.
- Пустяк, - ответила ему Нубийская Принцесса (так он окрестил ее про себя), обнаружив не менее приятное контральто.
Как раз поезд, неожиданно мягко, остановился, и Нубийская Принцесса, под дружный и разочарованный вздох покинула вагон...
...Двери закрылись, и Принцесса исчезла в людском потоке.
"Эх, вот это женщина!", - подумал я.
Яркий образ незнакомки еще горел в моем сознании, как вдруг мир дрогнул. Окружающая реальность взялась непонятной рябью, все поплыло, очертания людей и предметов стали размытыми и потеряли цвет. У меня подкосились ноги, что бы не упасть на грязный пол вагона, я схватился за поручень.
Непонятный приступ кончился так же неожиданно как и начался. Мир перестал раскачиваться, и вновь обрел естественные формы и границы.
Нет, нельзя столько работать. Это просто переутомление. Я сделал несколько глубоких вдохов, что бы успокоить сердце, которому вдруг вздумалось получить инфаркт.
В отпуск, черт побери! И я так отчетливо увидал как буду спать до полудня, а дни проводить в прекраснодушной праздности, что невольно улыбнулся.
Резко и страшно мои мысли прервал грохот ружейного выстрела. Обернувшись, я увидел, как из соседнего вагона вбегают вооруженные люди. Они кричали, стреляли и били людей прикладами своих автоматов. Не успел я удивиться такому абсурду как террористы в нашем метро, а тело, повинуясь инстинкту самосохранения, который оказался сильнее бешено рефлексирующего разума, уселось на свободное место.
Этот живой и неприятно вооруженный ураган унесся дальше, в следующий вагон, оставив по себе троих человек. Которые непрестанно ругались и кричали, что бы пассажиры не поднимали голов.
Это точно переутомление, галлюцинация. Наконец догадался я. И люди, спокойно сидящие на своих местах смотрят на меня как на умалишенного, никаких палящих головорезов нет ив помине.
Я медленно выпрямился. Сердце опять било олимпийские рекорды по частоте ударов в секунду, или даже в пол секунды. Сейчас поезд подъедет к станции, и я выйду. Странно, что сам факт такой злой шутки уставшего разума меня смутил много меньше, чем стыд от мысли, как же глупо я выглядел в глазах остальных пассажиров.
Стараясь не глядеть по сторонам, я встал и подошел к дверям.
- Эй ты, урод, - через весь вагон ко мне несся здоровенный детина, - а ну сел, выродок.
И-что-б-меня! Этот парень был настолько правдоподобен, что меня осенила другая мысль. А с чего это я, по сути, здоровый человек, решил, что у меня галлюцинации?
Я не успел развить эту занятную мысль. Мне в лицо летел приклад, милого сердцу патриота, АК.
Тело, в очередной раз разочаровавшись в припадочном рассудке, решило все по своему, то есть быстро и конкретно...
...Детина не рассчитал, приклад его оружия, который по логике должен был уложить нахального мальца (но малец оказался проворней), провалился куда-то в пустоту, а вот малец оказался как-то очень близко. Схватив обеими руками здоровяка за воротник черной куртки, тяжелым ударом головы он превратил лицо последнего в кровавую маску, с уродливо впалым, сломанным носом. Детина обмяк, но парень удержал его, прикрывшись им как щитом. Страшные черный глаз дула смотрел как раз на него - это второй захватчик приготовился нашпиговать, глупого заложника, аргументами калибра 7.62 на 39.
Но оружие только сокрушенно щелкнуло. И щелкнуло еще три раза, по разу на каждое судорожное нажатие спускового крючка. Стрелок был моложе своей жертвы едва ли на несколько лет, но много тяжелее и шире в плечах.
Воспользовавшись самым щедрым в своей жизни подарком судьбы, парень, бросив первого противника, понесся на незадачливого стрелка. Тот, наконец поняв бесполезность оружия, приготовился к рукопашной.
Обмен ударами тут же перешел в клинч, в ход пошли колени. Стрелок просто поднял своего более легкого противника над полом, лишив того возможности вкладывать в удар вес своего тела. Пронес несколько метров по вагону, и ударил спиной о двери...
...Ушибленные легкие просто отказались наполняться воздухом, к тому же я сильно ударился затылком, чудом, не провалившись в забытье.
Ко второму удару я успел приготовиться, но понял, что долго мне не продержаться. Наконец эта горилла размахнулась мною в третий раз, я сжался. Но удара не последовало.Холодный ветер укутал нас летящих в бездну. Голубое небо и сверкающий снег завертелись вокруг, на секунду сведя с ума безумным калейдоскопом.
Мне повезло второй раз. Я упал на своего противника. Воспользовавшись мигом, пока душа, вылетевшая от удара из тела, не вернулась в этого теленка, я привычно нашел шею, и клянусь, ничто в мире не заставит меня ослабить хватку. Наконец он понял, что его ожидает, и отчаянно задергался, захрипел, попытался разжать замок моих рук. Вся вселенная, вся окружающая реальность бывшая секунду назад небом и сверкающими бриллиантами снежных брызг сейчас сжалась до противостояния мышц. До его отчаянных попыток сделать еще один глоток воздуха. Я прекрасно знаю, что он чувствует, знаю как страшно когда воздух не проходить сквозь сдавливаемую гортань, знаю как шумит в ушах, от крови которая заперта в голове, как задыхается мозг.
Он обмяк. А я держал его. Потом просто начал мерзнуть лежа в снегу. Прошло не меньше сотни лет, прежде чем я разжал руки, и его голова безвольно упала в снег.
Шатаясь от пережитого напряжения и страха, я поднялся.
Все таки этот увалень сильно приложил меня головой, ибо место где я очутился, оказалось еще более странно чем вооруженные люди захватывающие поезд метро.
Я стоял на гигантском заснеженном мосту. Он был не меньше двадцати метров в ширину, уходя за горизонт в обе стороны. Не было ни проезжей части, ничего, только белый снег и две колеи рельс. По одной из них уходил мой поезд. Но я точно знал, что этого моста нет, по крайней мере в городе где я родился и прожил почти четверть века...
...Сверкающая лента, шрамы рельс и два человека. Только один стоял, и тяжело дыша осматривался, а второй лежал в снегу, уставившись в стальное зимнее небо.
Парень вертел головой, будто в первый раз всматриваясь в окружающий мир. Недобрая гримаса исказила его лицо, словно пес он на миг оскалил зубы, наверное он так пугался, и двинулся к краю моста. Но каждым его шагом светило стремительно приближалось к горизонту.
Когда он преодолел этот короткий путь его взору предстал пейзаж раскинувшийся в долине, у подножия моста. Старые склады, пакгаузы, ржавые водонапорные вышки, провалившиеся крыши старых двухэтажных домов, рыжие, покатые бока заброшенных ангаров. И все это укрылось в глубокой тени. Такая вот картина была по обе стороны моста, который бриллиантовой дорогой, сверкающим клинком рассек царство теней, залегших в руинах.
Оказалось, что странный мост стоит на довольно высоких колоннах-опорах, так, что возвышается примерно на высоте этажа десятого. Прыгать высоковато. Но, по счастью, оказалось что прямо от бордюра вниз убегала ржавая лестница. Доверия она не внушала...
...Я стоял на этом треклятом мосту, а у ног притаились два моря темноты. И только где-то там, за этими морями, виднелись огни города. Мои приключения, с шизофреничными тонами, решил усугубить поднявшийся ветер. Ветер холодный и злой, бьющий ледяными и жестокими ладонями, бросающий в лицо мелкие льдинки. И этот ветер креп с каждой минутой. Так, что я понял вернуться обратно по рельсам не выйдет, путь у меня один. Вниз.
Нет, словами не передать тот страх, который сжал мое сердце когда я перемахнул ограду и начал свой спуск. Все мое существо сконцентрировалось в замерших, едва гнущихся пальцах и, казалось, бесконечной череде ветхих переборок ржавой лестницы.
Наконец мои ноги нащупали пустоту. Я стиснул зубы, что бы не закричать от страха, который предательским ядом поселился в уставших мышцах. И пришлось сделать то, чего я боялся больше всего. Посмотреть вниз...
...Лестница, с очевидным злорадством, закончилась ровно в пяти метрах над землей. Он завис между замерзшей почвой, укрытой коркой грязного снега и холодным темным небом. К тому моменту как он узнал, где конец его страшному спуску стемнело уже основательно.
Но ночь имела странный оттенок. Несмотря на отсутствие света, вокруг не было темно, мост и стены ближайших домов как будто тускло светились уродливым сероватым светом, и эта пародия на свет была настолько чужда человеку, существу привыкшему к лучам ласкового солнца, что его затошнило, а глаза заслезились.
Но благодаря этому недосвету, он смог разглядеть полуразвалившийся домик. Приземистый и длинный, как конюшня, с черными дырами в крыше.
Спустившись ниже, так, что бы повиснуть на последней перекладине лестницы, он уперся ногами в колону. Глубоко вздохнул...
... Я оттолкнулся от камней моста. Короткий полет и первый удар о трухлявую крышу, как я и ожидал, пришелся ровно спиной, я погасил удар движением рук. Не успел я опомниться, как заскользил по обледеневшей крыше, разрывая в кровь ладони.
Я лежал на холодной земле, пытаясь вдохнуть. Воздух, вышибленный ударом из легких, капризно не желал туда возвращаться.
Вот так лежал, а в ушах гремели адские кузницы. Привет с того света от задушенного мною борова.
Человек который никогда не терял сознания от того, что мозг задыхается от недостатка кислорода. Которого никогда не душили. Который не пытался протолкнуть сквозь сжатую трахею колючий газ-кислород. Никогда не поймет счастья этого радостного мига, когда сладкий воздух вновь вихрем проносится по легким. Как гаснущий разум вдруг оживает и ликует вновь обретенной жизни.
Пока я боролся с последствиями падения, лежа кверху брюхом, мне удалось сделать два любопытных наблюдения.
Мост, дом, крыша которого так любезно помогла мне спуститься, непонятные развалины поодаль. Все было сложено из коричневого кирпича, как правило, не совсем правильной формы. Кладка явно была очень старой, раствор высох и раскрошился, много из кирпичей просто вывалились из стен домов и опор моста. Казалось, что в мире не существует другого строительного материала кроме этого странного камня.
Наконец я смог подняться. Путь у меня был один - к уютным огням, далекого города. И для этого мне необходимо было пройти сквозь этот лабиринт развалин и мертвых остовов.
Я сунул руку в карман куртки. Обрадовано в мою ладонь прыгнул старый приятель - складной нож фирмы Spyderco. Этот нож в свое время стоил мне месяца жизни на макаронах с кетчупом, но я ниразу не пожалел о своем выборе. В этих продуваемых ветрами складах наверняка сотни бродячих собак, оголодавших люмпенов и тонких ценителей достижений химической промышленности...
...Чем дальше он уходил от моста, тем плотнее стояли эти странные дома, огромные ржавые бочки, пару раз попадались железнодорожные вагоны, лежавшие на боку, куски гигантских труб, настолько больших, что внутри каждой спокойно смог бы проехать автомобиль.
Но это странное место явно было обитаемо. Об этом факте говорили черные пятна пепелищ на сером снегу, следы в грязи, несколько раз он заглядывал в окна руин и видел сваленные тряпки, видимо используемые в качестве ложа.
Но на глаза ему не попадалось ни одного живого существа, хотя он отчетливо слышал торопливые шаги за очередным поворотом, плеск воды, когда неизвестный неосторожно ступал по лужам, бормотание в тени полуразрушенных стен. Казалось, что бурная жизнь, кипевшая в этом царстве тлена, протекала в другой плоскости бытия, лишь краем своего рваного плаща касаясь неожиданного гостя. Гостя по приходи садистки судьбы заброшенного в это место пугающих недосказанностей. А он шел, сжимая кулаки и изо всех сил борясь с искушением броситься сломя голову сквозь этот лабиринт грязных стен и шевелящихся теней...
... Странно, но становилось явно теплее. Исчез пар, сизыми клубами вырывавшийся при каждом выдохе. Я как раз пробирался между двумя строениями, архитектура которых успела бы набить оскомину даже любителю упаднической безвкусицы. Узкий тоннель, зажатый между двумя грязными стенами, а над головой тяжелое ночное небо.
Как вдруг, я услышал позади себя резкий полу-вздох полу-рык. Я ожидаемо повернулся.
У входа в этот переулок столпилось с полдюжины странных фигур. Я не смог их сразу рассмотреть, так как их облик скрывала глубокая тень огромного валуна, который как минимум вдвое превышал человеческий рост. Но наконец, один из них сделал шаг в переулок, покинув тень.
Это существо, с маслянисто-белой кожей, едва доставало мне до груди, уродливые, толстые губы был черны как смоль, контрастируя с кожей и белесыми, лишенными зрачков глазами, лысый череп лишь кое где покрывали слипшиеся грязные лохмы. Существо было обнажено, не считая куска черного полиэтилена обвернутого вокруг бедер.
Скрежещущий звук заставил меня посмотреть на предмет, который маленький уродец держал в своей руке. Это был едва заточенный кусок ржавой арматуры.Черные губы расползлись в плотоядной улыбке, обнажив ряд неровных зубов, хаос клыков и кривых резцов.
Большего мне не надо было. Я просто рванул с места, убегая от толпы белокожих уродцев. Лишь один раз, прыжком вырываясь из ущелья кирпичных стен, я мельком оглянулся. Преследователи быстро приближались, ловко перебирая кривыми ногами.
Неожиданно ночь взорвалась! Непонятным образом вспыхнули костры, в убогих лачугах зажглись лучины, желтый свет огней бросил на стены гротескные тени. Вместе со светом на улицы этого места пришли крики, смех, ругань, даже уродливое подобие музыки.
Я оказался на небольшой площади, зажатой между домами. Четыре узкие улочки-прохода убегали от нее - четыре пути бегства, я выбрал ту, что хотя бы примерно вела в нужном мне направлении.
Я бежал по точно такому же узкому коридору образованному стенами домов, и уже видел выход. Как вдруг мой путь преградил старик. Он был одет в длинную до колен драную рубаху, похожую на рясу, кожа же своим цветом походила на его убогое платье. Сухое искаженное уродливой гримасой лицо, и оскаленные пни зубов. Довершали этот облик ошибки природы огромные выпученные в безумной судороге глаза. Дед истошно завопил и весьма проворно побежал прямо на меня. В узком проходе нам было не разминутся, а вариант возвращаться на площадь не рассматривался...
...Лишь на миг парень притормозил, но тут же, с удвоенной скоростью, помчался навстречу страшному старику. Один прыжок и крепкое колено, ломая трухлявые кости, сметает безумного старца, а он побежал дальше, оставив преградившего путь деда хрипеть в грязи. Даже белокожие поимщики не обратили на распростертое тело ровно никакого внимания.
А меж тем он вырвался из лабиринта домов и оказался на небольшом пустыре у подножия холма. Все было ясно - боя не избежать. Он повернулся, что бы встретить летящую по его следу свору двуногих хищников.
Маленькие уродцы полукругом столпились на краю пустыря. Но дальше не пошли. Шипели, бормотали, что-то себе под мясистые носы, потрясали примитивным оружием. Но дальше не шли.
Он, стоял с поднятыми руками готовясь продать свою тушку подороже, еще не веря в свое спасение...
...Вдруг эта толпа кровожадных карликов расступилась, и из нее вышел старый знакомец, в целлофановых трусах. Я тотчас окрестил его Модником.
Модник быстро прошел несколько шагов, приближаясь ко мне, даже занес свое оружие. Но так и не закончил своего пути. Остановился, и наши глаза встретились. Меня обдало липкое презрение и колючий плотоядный голод. В его белесых глазах жили чуждые мне, человеку, эмоции, от этого еще более страшные. Этот взор обещал мне, что следующая наша встреча закончится для меня много печальней. И еще, что эта встреча обязательно состоится! Признаться, это немое обещание, и адская решимость бессловесного тона испугала меня куда как сильнее перспективы сиюминутного боя.
Один за одним, Белые покидали пустырь, изчезая в лабиринте. Лишь когда последний из них, скрылся из виду, я смог перевести дух.
Я остался один.
А меж тем зима прошла. Стояла приятная весенняя ночь, я даже успел обрадоваться теплому ветерку. Радовался недолго, пока наконец не сообразил, что Белые ушли по простой причине, этот пустырь уже не был их территорией. Более того если они не соблазнились добычей которая практически была у них в руках это могло значит только одно - я оказался на земле куда более зубастого охотника
Но, как бы то ни было, а путь надо было продолжать. И я двинулся вверх по склону...
...Он рухнул в грязь, сразу как оказался на вершине холма. Причиной такому маневру была картина которую он узрел.
По ту сторону холма кипела жизнь. Принявшая форму нескольких десятков крепких карапузов. Карапузы жгли костры, лихо прикладывались к жестяным канистрам, громко смеялись, и к слову имели по два центнера бодрого мяса на брата, в переводе на вес каждого. Больше всего эта банда напоминала отряд диких викингов, только одета была в кожу, стеганные жилеты и латаную "джинсу". Так же от гордых северян их отличала угольно черная кожа.
Это был небольшой лагерь. Слева стояло двое домишек, явно ухоженные и обитаемые. Слева же импрессионистской оградой развалились остовы старых автомобилей. Немного поодаль, стояли, явно еще на ходу, древний москварь 401, волга 21, и еще несколько легенд автопрома. А посередине вытоптанный пустырь, на котором горели высоченные костры, в варварском ритме приплясывали местные, распевая страшные песни.
А прямо, через лагерь не больше тридцати метров, в высоченном каменном заборе зияли распахнутые ворота. Стена эта уходила в обе стороны, покуда хватало глаз, скорее всего служа границей этим трущобам, отделяя их от города. Она была никак не меньше полудюжины метров в высоту и была сложена все из того же вездесущего коричневого кирпича.
Он перевернулся на спину, устремив взор в небо, которое казалось злым и отдавало дешевыми декорациями...
... Я смотрел в серое марево, что служило здесь небом. И вновь судьба-злодейка не оставила мне выбора. Конечно, возможно где-то существовали еще выходы из этого бесцветного лабиринта, но блуждать по узким улочкам ежеминутно рискуя нарваться на стаю Белых, или чего похуже, было еще страшнее.
И я пополз с холма, в сторону свалки ржавых автомобильных остовов. Когда я наконец достиг этого кладбища, совсем не роскоши, а средств передвижения, я понял, что придется через этот глубок покореженного метала пробираться как минимум на корточках, так как местные ребята использовали эту свалку в качестве отхожего места.
Брезгливо переступая свидетельства былых пиров я пробирался сквозь месиво искореженного метала.
Как вдруг я отчетливо услышал как, что-то ударилось о борт наполовину ушедшей в песок "Волги". Мне тут же вспомнилась арматура Модника -я моментально развернулся. Но это была просто серая ворона, деловито, и немного забавно, марширующая по крыше авто.
Вздох облегчения, и уж было хотел продолжить свой путь, но когда я повернул голову собираясь идти дальше, вздох застрял у меня в горле, превратившись в колючего ежа.
Появившись просто ниоткуда, передо мной стоял чернокожий гигант. Но клянусь, он не был уроженцем Африки. Распахнутая грязная рубашка обнажала мощную грудь, но ее анатомия была далека от человеческой. От выступающего, как у птицы киля, уходили по три бугристых каната мышц. Грива иссиня-черных волос доходила гиганту почти до пояса. Казалось, живот тоже защищают выпирающие шишковатые ребра. Лицо же было страшно именно тем, что странно походило на человека - вздернутые надбровные дуги, приплюснутый нос, тонкие губы, как будто искривленные гримасой презрения, острые, массивные скулы, и большие глаза, как у козла, с прямоугольными зрачками. Как жирная точка в описании облика: почти два метра ростом, огромные ручищи, монструазно развитые мускулы, на неприкрытых короткими рукавами предплечьях.
Нас разделяли всего несколько шагов, но я понимал, что не успею добежать до него прежде чем он поднимает тревогу. Более того я понимал, что с этой тушей мне не справиться...
...Вот так они стояли несколько бесконечных мгновений, пока черный гигант вдруг не посторонился, и жестом могучей руки как бы пригласил Его проходить. Парень рассудив, что этот монстр и так бы легко скрутил ему шею, появись у него такое желание, и едва заметно пожав плечами, сделал несколько робких шагов.
Гигант тем временем повернулся и зашагал меж груд железа.
Остановился и повернув лишь гривастую голову вопросительно посмотрел на парня.
Они вышли на площадку, которая была так хорошо видна с вершины холма. Он шел за своим странным проводником и чувствовал на себе взгляды собравшихся. С каждым шагом в его сознании росла мысль о немедленном бегстве, как глупо он поступил, доверившись этой груде мяса. Но и пуститься в бегство духу не хватало.
Не успел он окончательно одуреть от внимания "викингов" как провожатый вдруг остановился, как раз у распахнутых ворот. Именно тех, к которым Он так стремился пробраться.
Чернокожий обнажил ровный ряд крепких зубов, в подобии улыбки, слегка подтолкнув Его к выходу.
Парень бросил прощальный взгляд на лагерь "викингов", коротко кивнул своему провожатому и быстро прошел под аркой ворот...
...Я оказался на узкой улочке, по одну сторону которой высилась коричневая стена, а на другой милая оградка, едва метр в высоту, отделяла от дороги темный парк.
Не поворачиваясь, я пересек улицу, перемахнул ограду и углубился в ухоженный сквер (все же для парка он был слишком мал). Не прошло и десяти минут, как я оставил за спиной ухоженные аллеи.
Оказалось, что сквер лежал у подножия гигантского, но пологого холма, на склоне которого расположились дома, стоянки, детские площадки. А вершина этой кручи терялась далеко в ночи. Наконец-то тьма не была безраздельной госпожой. Уютные в своей обыденности фонари на высоких бетонных столбах пятнами тусклого света выхватывали серый асфальт, жухлую траву на газонах и остальные красоты ночного одиночества.
Я начал свой подъем, который обещал был долгим.
Где-то у границ моего слуха до меня донесся звук, серебрившийся в тяжелой тишине параноидальной ночи. Мне показалось, что это музыка, она лилась откуда-то, из темноты угрюмых дворов.
Повинуясь сиюминутному порыву, я ускорил шаги.
Вокруг мрачными скалами вставали кирпичные пятиэтажки, в которых не горели окна, детские площадки своими железными остовами похожие на руины и высокие деревья, встававшие как одинокие стражи у дороги по которой я шел. А музыка становилась громче. Молнией в сознание проникла мысль, и я узнал мелодию. Это был "Одинокий Пастух", Джэймса Ласта кажется.
Подобная игре горного потока, мелодия заполонила все вокруг, заставив кроны деревьев, ветер в переулках и даже эхо моих шагов звучать в такт своей музыкальной мысли. Музыка сделала воздух необычайно прозрачным, наполнив его волнующими ароматами моря, клевера и хвои.
Я почти бежал.
Я так увлекся этим странным чувством упоения осязаемым звуком, что не заметил как приблизился к его источнику.
Очередная детская площадка, заурядный серый песок, облупившаяся краска. Площадка приютилась на небольшой террасе.
На старых качелях подобрав под себя одну ногу, сидел человек. Широкополая шляпа, из под которой на плечи падали волны черной гривы, прятала в тени лицо. Старомодная, похожая на костюм жокея одежда, и остроносые туфли, служили ему костюмом. Это безусловно был мужчина, судя по широким плечам и крепким ладоням, в которых он держал простую окарину. Окарину, на которой и играл эту бессловесную оду прекрасному и возможно уже потерянному. Оду прошедшим знойным дням, под куполом лазурного близкого неба, ночам полным прохлады и мечтаний, июльским звездам, безмолвным собеседницам, и многому другому, что заставило меня просто стоять и слушать.
Наконец он отнял инструмент от губ, и посмотрел прямо на меня...
...Лунный Бард встал, с теплых досок качели, и жестом указал куда-то в сторону вершины холма. Парень обернулся и посмотрел в указанном направлении.
В двадцати метрах от них, путь перекрывала высокая кованная ограда. Черные прутья сплетались в причудливые узоры и мистические картины. На холсте, которым стала экзальтированная ограда, василиски сражались с гарпиями, а гибкие тела гидр пытались обвить могучие руки героев, и огромные, в четыре метра, ворота, на которых клумбой цвели чугунные цветы, изящно переданные в металле искусным мастером. Гротеск отделки тонко подчеркивал кричащую не пропорциональность этих ворот. При внушительной высоте общая ширина створок не превышала и полтора метра.
Залихватски свистнул Бард. И ажурные створки беззвучно распахнулись, гостеприимно приглашая пройти под плетеной аркой.
По братски хлопнув приключенца по плечу, он сказал:
- Вперед, - Бард обнаружил приятный и успокаивающий тенор.
- Спасибо, - ответил Он, и двинулся к воротам...
...И незнакомец опять сел на качели. Ночь снова наполнилась голосом окарины, на этот раз я не узнал мелодию. Но в хлестких аккордах угадывалось странное напутствие, данное этим не менее странным человеком.
Я шел по улице, в который раз поменявшего свой облик, города. Место простых пятиэтажек заняли старинные здания. Лепнина, горгульи держащие своды арок, причудливые галереи, стрельчатые окна. Окружающий пейзаж являл собой размашистый декаданс - роскошь запустения. И моя алея вела между этих странных домов, то превращаясь в галереи идущие вдоль стены, то в изящные мостики, нависшие над озерами теней, а местами ныряя под землю сводчатыми коридорами.
В очередной раз мой путь лежал через арку в темной глыбе четырехэтажного дома. Первые два этажа его были сложены из больших необтесанных камней, с высокими темными окнами. По обеим сторонам арки тянулись к небу, облаченные в морскую пену, наяды.
Сам коридор лежал в непроглядном мраке. Углубившись в этот темных портал, я удивился насколько длинным на самом деле был этот ход. Бледно-мерцающий свет фонаря при выходе из него казался неизмеримо далеким.
Внезапно истошный крик, умноженный эхом, пронесся по коридору. Крик нарастал, перешел в визг, а потом вдруг сорвался на истеричный хохот. Что-то прогудело в темноте, совсем близко со мной. Как вдруг тяжелый удар в грудь бросил меня на мокрый пол. Снова, что-то прогудело прямо над моей головой.
Я вскочил на ноги и бросился к светлому пятну выхода. Пробежав всего лишь несколько метров я, повинуясь странному наитию, резко развернулся и ударил мрак. Мой кулак встретился с чем-то вязким. Удар перешел в захват, и я почувствовал под пальцами нечто похожее на мокрую ткань. В кромешной темноте я ничего не видел, и поэтому твердо решил не отпускать своего врага. Я остервенело колотил его локтями, пока тот кого я держал не начал оседать. Еще несколько раз наподдав на прощание, я припустил со всех ног.
Выскочив из под каменного свода, я остановился перевести дух. Казалось, что из темноты коридора еще неслись всхлипывания.
- А будешь знать, - бросил я теням.
Я осмотрелся...
...Он оказался в живописном сквере, приютившимся в дворике-колодце. Покатые бока декоративных валунов обрамляли узенькие аллейки, а возле молчавшего фонтана призывно развалились две каменные скамьи.
Но много больше его внимание привлекло другое. Картина для этого странного места не бывалая - на первом этаже горели четыре окна. Он даже замер от удивления.
Бросив последний взгляд на темную пасть коридора, который только, что покинул, он направился к двустворчатым дверям. За этими дверями оказалась небольшая, в шесть стершихся ступеней, лестница. Поднявшись по ней, он оказался на едва освещенной лестничной клетке, из приоткрытой входной двери лился тусклый свет...
...Наверное, это мое врожденное любопытство, но я взялся за холодную дверную ручку. Старая, с облупившейся краской, дверь тем не менее абсолютно бесшумно отворилась. Я оказался в темной прихожей, справа мохнатой грудой висели шубы, а по левую руку стену закрывал дырявый ковер. Впереди же, я увидел вход в слабо освещенную комнату.
Старый паркет скрипнул при моем появлении. Круглый стол, укрытый серой скатертью, хрустальная люстра (впрочем, всего-то с одной тусклой лампочкой), два угрюмых шкафа и серый верстак - вот и весь интерьер. У верстака стоял высокий человек, головы на две выше меня, жидкие волосы падали ему на плечи. Он был одет в темный жилет поверх старомодной рубашки, и давно не глаженные брюки. Закатанные по локоть рукава обнажали крепкие, жилистые руки, совсем не стариковские, хотя его костистое лицо испещряли морщины, а под глубокопосаженными глазами залегли тени.
Тонкие бескровные губы дрогнули.
- Здравствуйте, молодой человек, - звучный и сильный голос отразился от выцветших обоев.
- Добрый, - я запнулся, - вечер.
- Вы очень удачно зашли. Присаживайтесь, - мосластая ладонь указала мне на стул.
- А где это мы? - ошарашено спросил я, - то есть, что это за место?
- Не беспокойтесь, это категорически не важно, - мать, ужин пора готовить, - крикнул он в приоткрытую дверь.
Послышались шаркающие шаги, и в комнату вошла сухонькая старушка. Впечатление от почтенных седин и доброй улыбки портил залитый розовой кровью фартук и большой самодельный нож.
Не дожидаясь когда это сумасшедшее старичье поймет, что быть главным блюдом не входит в мои планы, я попятился к выходу. В дверях прихожей стояла маленькая девочка. Латанная пижама и дырявые тапочки делали ее трогательной. Она подняла на меня большие, заспанные глаза. Что-то блеснуло между упавшими на лицо прядями.
Запустив пальцы в черные локоны, я натянул ее голову на удар коленом. Пулей вылетая в коридор я успел рассмотреть как лопнуло лицо малышки...
...Оказавшись во дворе, Он оглянулся на светящиеся окна, там за толстыми стенами кто-то глухо выл. Не раздумывая боле, парень бросился под следующую арку, что бы как можно скорее покинуть этот сквер.
Он бежал по аллеям, между огромных стволов деревьев прячущих под своими колючими кронами черепичные крыши домов. В одном из дворов он обнаружил маленький некрополь, совсем крошечный, на дюжину могилок.
"Моему дорогому Николасу. Мы не расстанемся". И подпись: твоя Т.
Парень мигом проскочил этот маленьких храм чьего-то горя. Как вдруг встал как вкопанный...
...В мгновении ока пейзаж передо мной дрогнул и глаза заслезились. В сознание проникло странное видение. Я как будто оказался в двух местах одновременно, я стоял на границе маленького кладбища, и, снова же, я оказался посередь пустыни. Свет огромного костра выхватывал столбы древних тотемов, изображавших неизвестных мне существ, вокруг ревущего пламени танцевала гибкая черная фигура.
- Смотри, - беззвучный голос, лишенный красок и интонации прошипел в моей голове.
Пустыня исчезла! Я очутился в той самой комнате, откуда так поспешно улепетывал. Маленькая черноволосая девочка отвратительно грязно ругаясь заливала кровью пол, пока старуха пыталась перевязать ее рану.
- Не беспокойся, внучка, - сказал страшный мужчина, - он не уйдет.
Мужчина поставил на стол деревянное корыто, сыпанул в него какого-то порошка, или может это была земля, залил водой из мутной трехлитровой банки. И начал все это месить, словно тесто для пирога готовил. Черное лоснящееся тесто подошло и вздыбилось. Одним рывком старик вылил черную жижу на пол.
Из маслянистой лужи вставала фигура, сгорбленная и шишковатая. Я как будто смотрел этому существу в спину, и радовался, что не вижу его лица, ведь я не был уверен сохраню ли рассудок взглянув на него прямо.
- Найди его, - приказал старик.
Черная тень стрелой метнулась к выходу.
- Беги, - раздался внутри меня все тот же голос.
И я побежал.
Своими глазами я видел дорогу перед собой, а моему новоприобретенному внутреннему взору являлись картины черной гончей, несущийся улочками которые я совсем недавно миновал.
Дорога вильнула в сторону, и мне резко стало с ней не по пути. Не разбирая дороги, я бросился напрямик, под ногами чавкала мокрая земля, я оскальзывался и падал, карабкался на крутой склон, цепляясь за влажный грунт ногтями, и все это время я затылком чувствовал как сокращается расстояние между мной и преследователем.
Продираясь через голые ветви кустов, я вывалился на мощеную плитами площадку. Справа глухим утесом встала кирпичная стена, слева же рыжими копьями уперся в небо ржавый забор. Только вперед! Дом, пятиэтажный, и железная дверь медленно открывается, будто приглашает. Но думать некогда, и я нырнул в сумрак за нею.
Я прикрыл за собой дверь, и щелкнул, так кстати подвернувшейся, щеколдой. Винтовая лестница увела меня вверх, но вот еще одна дверь, когда я закрывал ее за собой я услышал, как с железным скрежетом с петель слетела та, которая была внизу. Почти на четвереньках я бежал вверх по узким ступеням, но вдруг лестница кончилась. Две ржавые створки. А за ними маленькая темная клетушка.
Это был конец! Под ударами пала вторая преграда, через миг оно будет тут. Я забился в пыльный мрак тупика, готовясь принять нечто хуже смерти из лап моего преследователя.
Мир дрогнул. Подернулся рябью и пошел радужными волнами...
...Он сидел на полу светлой прихожей. Широко распахнутыми от ужаса глазами пялился на входную дверь, выполненную под красное дереве.
- Кажется пришел, - сказал звучный властный голос.
Он повернулся на звуки шагов.
- Ты чего на полу делаешь? - удивился мужчина средних лет, помогая парню встать, - я хочу тебя с кем-то познакомить.
- Что произошло? - сердце парня выскакивало из груди, еще не веря в спасение.
- Познакомься это мой сын, - сказал мужчина кому-то.
Парень обернулся. Перед ним стояла та самая нубийская принцесса, которую он видел в метро, две или три жизни назад.
- Это, Кристин, мы познакомились когда я работал во Франции, - представил незнакомку мужчина, - а это мой сын, - и он отечески потрепал Его по волосам.
А парень смотрел в ее темные глаза, будто она была первой увиденной им женщиной.