Аннотация: Великие Древние помогают своим безумным культистам окончить институт.
ДРЯНЬ НА КОВРЕ
С детства прибиваясь по "Некрономикону", я рано начал внушать своим родителям определенные опасения. Творение безумного араба Абд-аль-Хазреда заменило мне в годы детства букварь и приключения Буратино. По нему я учился читать, писать и сочинять стихи для возлюбленных. Еще в школе я в совершенстве знал арабский, ацтекский и ми-го. Мои опыты с вызыванием Азатота и Хастура создали мне широкую известность в районо и милиции. Неудивительно, что, когда мне исполнилось восемнадцать, меня не захотели брать в армию. Мне здорово помогли в этом результаты одного моего эффектного фокуса с дальней телепортацией. Когда в тот раз мне все же удалось вернуть нашего военкома из путешествия к Альдебарану, я в тот же день получил белый билет, а спустя еще несколько часов был надолго водворен в специальную палату вместе с беднягой военкомом. Нечего и говорить, что я был на седьмом небе от счастья из-за такого поворота событий. Хуже было то, что после этого казуса ни один вуз (а я мечтал об археологии) не собирался принимать меня на учебу, причем исключительно по медицинским показаниям.
После семилетних мытарств я поступил в зооветеринарный институт и там быстро сошелся характерами с профессором Николаем Набумбо, сыном знатной ивановской текстильщицы и некоего племенного вождя, приезжавшего в советские времена в Душанбе в порядке генетического обмена между соцстранами.
Профессор преподавал у нас зоологию беспозвоночных и среди студентов числился настоящим оригиналом. Его выгнали некогда из университета за растление малолетних, потом из медицинского института - за мелкие шалости в прозекторской. В зооветеринарном он нашел свое счастье, так как в вопросах половых и видовых различий отличался поистине демократической широтой взглядов. Меня привлекала в нем разносторонняя эрудиция. Профессор без видимого напряжения цитировал самые ужасные места из "Безымянных культов" фон Юнцта, "Книги Дагона" и страшной Livre d'Ivonis, а уж вуду было его настоящим коньком. Долгие зимние вечера мы с Николаем Акомбовичем проводили в маленькой лаборатории профессора, пропахшей гадючьей кровью и запахами допотопных фолиантов, в надежде открыть новые тайны мистического искусства Великих Древних.
Когда я перешел на второй курс, у профессора неожиданно выросли два лишних щупальца, и он слег в больницу. Это было как нельзя более некстати, ибо приближалась сессия, и я крепко расссчитывал на помощь Набумбо. Мне нужно было подготовить для воздействия на экзаменаторов волшебное Слово Сехменкенхепа, без использования которого мои шансы на сдачу зачета по анатомии парнокопытных были близки к нулю. Дни шли, сессия приближалась, а профессор так и отлеживался после наркоза на комфортабельной больничной койке. Более того, в его отсутствие злые языки в институте воспряли духом и активно подкапывались под научный авторитет больного коллеги, за глаза называя его садистом и скотоложцем.
Наконец, катастрофа грянула. Накануне сессии ученый совет единогласно постановил лишить моего покровителя кафедры. Именно в этот день он выписался из больницы, и я позвонил ему, чтобы поведать о постигших нас несчастьях.
- Твоя приезжай ко мне, - решительно сказал профессор после минутного раздумья. - Моя творить большое вуду. Твоя помогать. Твоя покупать на птичий рынок жирный черный курица!
- Да, босс, - сказал я и со всех ног бросился выполнять поручение чудаковатого ученого.
Через час я стоял на пороге профессорской квартиры. В руках у меня бился упитанный бройлер цвета мокрого асфальта, а под мышкой торчал в газетном свертке томик "Откровений Глааки", купленный по оказии в метро. Набумбо предупредил меня, чтобы я не заходил раньше времени в гостиную, и протянул мне точно такое же облачение, в каком был сам. Оно состояло из зеленой полиуретановой юбочки и ритуального ожерелья вуду, которое профессор изготовил собственноручно из нанизанных на леску пластмассовых позвонков.
Торопливо переодевшись, я вошел в комнату. На мраморном анатомическом столе, служившем профессору ложем, был начертан губной помадой Древний Знак. В ритуальной жаровне горело бледным пламенем сухое горючее. Набумбо взял у меня курицу и, дрожа от возбуждения, свернул ей плоскогубцами шею.
- Моя творить вуду! - провозгласил он, потрясая куриной тушкой. - О, Итакуа, Вендиго, Хастур и Гноф-Кех! Йэ, Шуб-Ниггурат, козел женского пола с еще одной тысячей таких же, как он! Взгляните на этого бройлера! То же будет и с вами всеми, если вы сей же час не явите мне своей готовности к сотрудничеству! Ты, Ньярлатхотеп, что служит шестеркой при Внешних Богах и при их тупом пахане Азатоте! Отправь к нам немедленно одного из своих слуг, дабы он исполнял и творил исключительно нашу волю!
Закончив это страшное заклинание, профессор на всякий случай еще раз повторил то же самое по сотовому телефону, затем оторвал несчастной куре голову и протянул все то, что осталось, мне. Я знал свою часть магического ритуала наизусть, поэтому удалился с куриной тушкой и жаровней на кухню и приступил к делу. Набумбо тем временем колотил в бубен и время от времени выкрикивал в мобильник все новые и новые страшные приказы и заклятья.
Примерно через полтора часа, когда курица уже хорошенько прожарилась, профессор крикнул мне, чтобы я выключил духовку и подошел к нему. Поспешно войдя в комнату, я увидел, что Набумбо стоит на коленях с жезлом ю-ю в руке. Он протянул жезл мне и показал, где тот включается.
- Сейчас оно появиться! - возбужденно воскликнул профессор.
И тут оно появилось. В дальнем углу комнаты возникло зеленоватое сияние. Затем словно полтонны дерьма вывалилось на профессорский ковер из невидимого нам полиэтиленового мешка. В пол постучали шваброй соседи снизу. Завоняло. Посланец бездн вылупил на нас единственное гнусное бельмо и оформился в кучу высотой около метра, похожую на... Впрочем, это описание выдержит не всякая бумага.
Набумбо решил приступить к делу, не откладывая. В принципе, тут я его очень понимаю.
- Твоя идти в зооветеринарный институт! - начал он свои указания.
- Моя совсем неграмотный, - с достоинством возразила Тварь-из-Бездны, - и не надо!
- Твоя не спорить, - ласково, но убедительно сообщил ему профессор, - твоя идти. Твоя съедать все, что член ученого совета.
- Моя умеет есть и голова, и кишки тоже, - с прежним гонором сказала Тварь-из Бездны.
- Твоя делать, что я сказал, и не умничать, потому что моя доктор наук и может зарубить любая твоя работа с помощью плохая рецензия! - Набумбо начал медленно закипать. - Моя колдун вуду, а не лектор для дегенератов! Твоя делай, что моя сказала! Твоя съедай ректор, все три проректор, член ученого совета...
- Вместе с голова!
- Да, и кишки, и дерьмо, если твоя так хотеть! Потом твоя съедать все преподаватели, все ассистенты, доценты, профессора...
Прежде чем бедный Набумбо успел опомниться, Тварь-из-Бездны выпростала из-под себя омерзительное щупальце, один вид которого доставил бы старику Фрейду немало приятных минут, и захватило профессора. Бульк! - и Набумбо, взбрыкнув ногами, исчез в груде слизи.
- Так нечестно! - донесся его полузадушенный возглас. - Почему меня, а не его!
- Моя не тупой! - сказало чудовище. - Моя не лезть на трость ю-ю. И вообще никогда не связывайся с психами.
- У-у-у! - обреченно завыл профессор и отключился.
- Ну, что? - саркастически ухмыльнулась Тварь-из-Бездн. - Твоя загадывай желание, или твоя стой как столб? Моя хотеть переваривать с комфортом, а ведь моя еще должна съесть член ученого совета. Твоя хотелось бы поторопиться?
- Да! - сказал я, внутренне удивляясь приливу собственной смелости. - Хочу сдать сессию, хочу получить экстерном красный диплом, хочу "Камри", с левым рулем, телевизор с видеомагнитофоном впридачу, а еще хочу Таньку с факультета пушного звероводства. И чтобы никаких проблем у меня из-за этого потом не возникало!
Воцарилась томительная пауза. По слизи из не нашего мира, составлявшей тело чудища, пробегали волны отвратительной дрожи. Наконец, монстр раскрыл в мерзкой ухмылке свои толстые губы, очень похожие на рот профессора Набумбо, и попросил сорок пять тысяч долларов наличными.
Этого мое сознание уже не могло выдержать. Мысли и чувства, связывающие меня с реальностью, пали под напором Потустороннего Ужаса, штурмовавшего мое сознание откуда-то из дальних эфирных пропастей. Не помня себя, я взмахнул волшебной тростью и нажал кнопку активизации. Вой сирены, вонзившийся в мои уши, показался мне райской музыкой в сравнении с воплем твари, когда оружие вуду глубоко вонзилось в составляющую ее первичную дрянь. Этот вопль в мгновение ока достиг самых отдаленных уголков мироздания, куда не заглядывает разум человека, где тупой и мрачный вселенский пахан Азатот ботает по фене с урками помельче, а их шестерки вечно лабают идиотские мотивчики для услаждения слуха богов в законе. Сами основы Вселенной потряс этот леденящий душу крик. Во всяком случае, к нам замолотили соседи не только снизу, но и из квартир по обе стороны от профессорской, а еще постучали в дверь, и в потолок, а с улицы кто-то пригрозил вызвать милицию. Но меня это уже не могло остановить. Как берсеркер из древней Гибории, я набросился на то, что еще минуту назад было посланцем потусторонних сил, бил его кулаками и тростью и месил то, что оставалось, ногами с неослабевающей яростью до тех пор, пока пелена затмения не спала с моего рассудка и я не понял, что добиваю уже не тварь, а полуживого и до смерти напуганного профессора Набумбо. Но еще до того, как я полностью пришел в сознание, я в полубреду взял веник и совок, до последнего кусочка собрал с ковра все то, что осталось от поверженной мной твари, и спустил это в унитаз, дабы никогда больше лицезрение столь богопротивной мерзости не было доступно человеческим глазам.
Позже, когда мы сидели на кухне и ели курицу, я спросил профессора, почему чудовище не съело его окончательно.
- Секрет здесь в юбке, - объяснил он. - Эти монстры совершенно не переваривают синтетику.
- А почему нас не защитил Древний Знак, нарисованный на столе? - полюбопытствовал я.
- Фуфло, - сказал Набумбо и презрительно скорчился.
Вот так и закончилась эта история. Из института нас с Набумбо выгнали обоих одновременно, но этот факт нас не очень расстроил. Пользуясь моим советом, профессор открыл частное бюро по магическому лечению женщин от бесплодия и пригласил меня туда на должность главного ритуального артефакта, тем более что особенного образования для этой работы не требуется. Я коллекционирую оккультные книги, благо сейчас они довольно дешевые, а остающихся денег мне вполне хватает и на жизнь, и на регулярное лечение. Словом, судьба наша повернулась не худшим образом.
И только иногда по ночам я просыпаюсь в холодном поту, вспоминая дрянь на профессорском ковре и страшный липкий голос, звучащий в моих ушах ядовитой отравой. И тогда беззащитность перед ликом великого Космоса охватывает меня, и я плачу от ужаса, и, дрожа, как в лихорадке, вновь и вновь погружаюсь в подсчеты, которые повергают меня в бездну отчаяния и тоски.
Судите сами.
Новенькая "Камри" стоит двадцать шесть тысяч долларов.
Телевизор с хорошим видеомагнитофоном можно купить всего за пять-шесть сотен "зелененьких".
За тысячу четыреста баксов у нас так подделывают красный диплом зооветеринарного института, что пальчики оближешь!
Неужели же эта фифа с факультета пушного звероводства действительно влетела бы мне в семнадцать тысяч долларов, если бы я с ней связался?!
Или все же это обман, и тварь, посланная нам на погибель из неведомых вселенских глубин, просто выеживалась перед нами, надеясь посеять в слабых смертных сердцах дрожь и безумие на радость своему господину - злобному и ехидному Ньярлатхотепу, находящему извращенное удовольствие в том, чтобы пугать до полусмерти конявых фраеров? Если так, да остерегутся те, кто решит последовать по моим стопам, связываться с потусторонними силами, не произведя предварительно тщательной калькуляции своего дебета и кредита (если у них хватит мозгов не перепутать это дело с диабетом и кретинизмом, соответственно)! Ибо законы этой Вселенной таковы, что неосторожный и глупый человек, неосмотрительно прикоснувшийся к тайнам ее глубин, в два счета может не только оказаться в пролете по финансовой части, но и в самом буквальном смысле слова остаться без последних штанов.