Аннотация: Почти выдуманная история обладательницы активной гражданской позиции и многих других людей.
Святая
В Новосибирске, на площади Ленина, есть памятник Ленину, стоящему в окружении героев гражданской войны и труда. С архитектурной и эстетической точки зрения памятник этот совершенно отвратителен.
Однажды апрельским пасмурным днём на постамент памятника вскарабкалась молодая, хорошо одетая женщина с красивыми белыми локонами, уложенными вокруг изящной головки. В руках женщина держала несколько свёртков. Два из них она развернула, и немногочисленные люди, гулявшие у памятника в этот час, увидели, что это портреты Ленина и Гитлера. Приклеив портреты скотчем на принесённую с собой раскладную стойку, молодая женщина принялась раздеваться догола.
Люди в Новосибирске живут непростые, грамотные. Некоторые из них, особенно те, что вооружены были фотоаппаратами, смекнули, что у ног каменного Ленина происходит прямо сейчас какой-то перформанс. Несколько минут спустя памятник окружён был плотным кольцом любопытствующих.
-- Я хочу, -- пояснила молодая женщина, которую звали Ниниэль Долгая, -- отдаться Ленину и Гитлеру и получить от них сексуальное удовлетворение! Это расплата вождей за трёх моих дедов, которых замучила большевистская диктатура!
Сказав так, Ниниэль Долгая проворно скатала портреты в две тонкие трубочки, натянула с одного края каждой из трубочек средство контрацепции и с помощью этих нехитрых приспособлений несколько раз самоудовлетворилась.
-- Как вам не стыдно! -- возмущались в толпе. -- Дети же могут увидеть!
-- А незачем водить детей к памятнику диктатору! -- парировали более просвещённые зрители. -- Это ваши проблемы, что вы привели сюда детей; вам и отвечать!
В конце концов, в дело вмешалась полиция. Молодую женщину насильно закутали в одеяло с надписью "МЧС" и отправили в отделение.
-- Это произвол полицейского государства! -- кричали фотографы, многим из которых Ниниэль Долгая понравилась не только гражданской смелостью.
-- Трое моих дедов и трое моих отцов алчут возмездия! -- кричала уводимая, когда её сажали в машину. -- Гибель преступного строя неизбежна! Советский Союз должен расплатиться смертью за этот грех!
История стала достоянием новостных агентств и попала в центральную прессу. Левые и либеральные ресурсы хором сочувствовали смелой активистке:
-- Руки прочь!
Другие же, особенно патриотически настроенные, требовали иного:
-- Обложить ведьму хворостом и сжечь прямо там же, как завещал великий Сталин! Русская государственность находится сейчас в прямой опасности из-за таких вот предательских действий!
Воплем возмущения встречено было решение об отправке Ниниэль Долгой на экспертизу к наркологу. Когда же результаты экспертизы показали, что в смысле наркотиков она девственно чиста, восторгу поклонников активистки не было предела. "Не обнаружив в крови Ниниэль Долгой ни миллиграмма наркотиков, преступный режим подписал себе смертный приговор!" -- писали они. И добавляли для ясности: "Запад не простит этого шага правящей клике русских вертухаев!".
Пресса и общественность патриотическая, напротив, выражала протест из-за того, что Ниниэль Долгую не только не изнасиловали при задержании, но и не подсунули ей каких-нибудь наркотиков перед экспертизой.
-- Вот села бы сучка на парашу лет на десять, а то и пожизненно!
Дело Ниниэль Долгой рассмотрено было в итоге в административном порядке. Ей выписали штраф, который тотчас оплатил её муж -- высокий, замотанный жизнью мужик, по десять месяцев в году батрачивший на инженерских должностях в Новом Уренгое.
Освобождённую из-под ареста активистку встречало множество поклонников.
-- Вы намереваетесь продолжать борьбу?!
-- Да, -- отвечала Ниниэль, -- я намерена свидетельствовать истину. Теперь у меня всего один отец. Все женщины в мире -- мои сёстры. Мы должны научиться убивать!
-- Кого?
-- Советский Союз. Зло в наших сердцах, оставившее мне только одного отца, -- туманно объяснила Ниниэль Долгая.
В этих словах найден был сильный скрытый смысл. Сообщества радикальных феминисток призвали соратниц к борьбе. Было предложено предать суду всех мужчин-фотографов, снимавших у памятника Ленину голую Ниниэль.
-- Это хуже, чем изнасилование, -- объясняли радикальные феминистки, -- потому что это и есть изнасилование, только с помощью фотообъектива.
Правые сайты и блоггеры в ответ на это предлагали познакомить радикальных феминисток с настоящим актом изнасилования, в том числе с помощью объектива, но дальше предложений дело не пошло.
Ниниэль Долгую пригласили на пресс-конференцию, устроенную в большой чистой телестудии местными либералами и хорошо воспитанными радикалами.
-- У вас есть что сказать нашим читателям, зрителям, слушателям?
-- Да, -- ответила Ниниэль. -- Избавление от вины -- это сладкое чувство. А вы все виновны. Советский Союз пожрал вас, как пожрал моих отцов и дедов. Сумейте расплатиться за вину!
-- Значит, виноваты русские? -- с надеждой спрашивали либералы.
-- Русского ничего быть не должно. Русское всегда должно умирать первым.
-- Нужно ли бороться за свободу?
-- Да. Освобождение станет вечным. Правительство -- первый виновник наших бед! Бог -- против правительства!
На этом месте левые информационные ресурсы встрепенулись:
-- Да она же левая! Даже ультралевая!
Состоялась ещё одна пресс-конференция, на этот раз собранная левыми силами.
-- Вы сказали, что русское должно умирать первым. Значит, вы интернационалистка?
-- Я -- женщина. Мужчинам нас не понять! Вы обо всём говорите в непонятных словах. Думаете, вы умные? Нет, ум -- это не мудрость. Нам не нужна власть, которая приходит с умом...
-- Значит, вы за анархию?
-- Конечно. Секс и анархия, если их применять по-настоящему, несовместимы с жизнью! Этот мир отжил и должен уйти.
-- А как вы относитесь к борьбе за права сексуальных меньшинств?
-- Иногда я люблю девочек...
-- За что вы так ненавидите Советский Союз?!
-- Он везде. Он сделал меня нежелательной. Я хочу свободы!
После этой пресс-конференции правая пресса кипела зловонными пузырями:
-- Свободы она хочет! А осколков от бутылок ей в задницу не набить ли?!
-- И паяльник между ног, паяльник!
-- Зашить ей лишние дырки прилюдно! И потом камнями насмерть забить! Вот это, я понимаю, наказание!
А левые обозреватели писали:
"В эти дни, когда наше фашистское государство охватывает само себя беспросветным мраком, Ниниэль Долгая нашла в себе мужество подняться выше властей и стать во тьме маяком нашей и вашей свободы!".
Нашёлся, впрочем, один смелый врач, Вениамин Рубинштейн, выразивший коллективное мнение множества психиатров.
-- Да она же насквозь больная! Все симптомы психического недуга налицо...
После такого выступления Рубинштейна обвинили в том, что он содействует возрождению карательной психиатрии. Вокруг него создалась обстановка столь безобразная, что он почёл за благо спешно переехать в Израиль, но и там его обозвали с ходу "русской сволочью, лижущей пятки кремлёвским прихвостням".
Тем временем Ниниэль при содействии двух сомнительных журналистов написала и издала книжку, бесхитростно озаглавленную "Моя борьба".
-- Истребление Советского Союза и его наследия -- основная задача, отделяющая человечество от великого начала времён! Вглядитесь внимательно: каждом ребёнке сидит коммунист! Дети захватывают мир, и вы только подумайте -- чьи это дети?! -- сообщала Ниниэль Долгая на страницах книги.
В это же время она собралась переезжать в Москву.
-- Вы теперь птица сверхвысокого полёта, можно сказать -- стратосферного, -- внушали ей. -- Негоже вам теперь прозябать в провинции!
Перед переездом Ниниэль развелась с мужем, заботливо освободив того от квартиры и всего имущества, нажитого им в разъездах между Салехардом и Новым Уренгоем.
-- Он слишком редко бывает дома, -- мотивировал причину развода адвокат Ниниэль, либерализму которого льстила активная гражданская позиция молодой женщины.
Правая пресса заходилась от ярости:
-- Утопить шлюху в мужниной моче! Я сам вставлю ей воронку в гортань и заставлю её захлебнуться!
Эти вопли и угрозы в конце концов поставили в вину самому разведённому, хотя он был во время всех этих событий слишком занят на работе и едва ли мог участвовать в кампании против бывшей супруги. Но общественность было уже не остановить. Травля мужа Ниниэль внезапно превратилась в модное занятие. Месяц спустя, в октябре, он найден был в тундре мёртвым при обстоятельствах, не исключающих возможности самоубийства. Тогда травившие переключились на его престарелых родителей, требуя от них переписать на Ниниэль Долгую всё их небогатое имущество.
Приезд Ниниэль в Москву ознаменовался новой пресс-конференцией.
-- Что мы должны делать, чтобы свергнуть фашистский строй?!
-- Избавиться от коммунистов! Детей -- на эшафот истории! Только так, и никак иначе!
Эти заявления вновь породили бурную дискуссию. Левые и либералы пришли к выводу, что от коммунистов и в самом деле надо избавляться, так как в двадцать первом веке так называемые настоящие коммунисты представляют собой уже пережиток, дискредитирующий высокие идеи левого движения. Точно так же радикальные феминистки и чайльд-фри солидаризовались с Ниниэль Долгой, убедив общество, что дети -- не только основное зло в повседневной жизни, но семьи с детьми, кроме того, являются в обществе основной опорой для правых и консервативных умонастроений.
Ниниэль Долгая стала символом борьбы с косностью и равнодушием олигархического режима. На демонстрации седьмого ноября стихийно собравшиеся на московских улицах молодые люди, несшие портреты Ниниэль Долгой, внезапно напали на мирно маршировавших молодчиков в униформе с погонами "Суть Времени" и наклали им так, что те вынуждены были разбежаться. Прогрессивная общественность сочла это добрым знаком.
Развязка наступила внезапно, одиннадцатого ноября, когда в Москве выдался феноменально тёплый день, у земли было восемнадцать градусов тепла, и мостовая прогрелась, как летом. Из здания ГУМа выбежала в чём мать родила Ниниэль Долгая и, перемахнув через загородку, бросилась вдоль Красной площади навстречу толпе, стоявшей в очереди в Мавзолей. В руках у Ниниэль был портрет действующего президента страны, который она сворачивала на бегу в длинную узкую трубочку...
На сей раз полиция действовала решительно и быстро. Ниниэль снова схватили и под негодующие крики поклонников увезли с площади. На следующий день ей предъявили обвинение сразу по четырём уголовным статьям, так как на этот раз было задето святое.
-- Дадут теперь ей пожизненное! -- ликовала правая пресса. -- Только сперва засунут в атомный реактор, чтобы облучилась. Есть у нас такие специальные реакторы, туда самых лютых зэков сажают, чтоб они не заживались на свете. И поделом!
-- В нашей фашистской стране только так и делают, -- сокрушались либералы и осиротевшие левые. -- Эх... а какая девка была! Особенно когда голая!
В эти дни оппозиционные блоггеры изощрялись в остроумии, обвиняя первое лицо страны в неспособности удовлетворить женщину иначе как с помощью своего портрета.
Белый Дом заявил России протест, так как государственный секретарь США в своём специальном выступлении отнёс акты публичного самоудовлетворения с помощью свёрнутых в трубочку портретов государственных деятелей к неотъемлемым правам человека, охраняемым международными нормами. Толстая негритянка, проделавшая немедленно тот же самый акт с портретом самого госсекретаря на автозаправке в Колорадо-Спрингс, была тотчас арестована по срочно сфабрикованному обвинению и посажена в тюрьму на четыре года "за хранение и употребление наркотиков". Российская либеральная пресса, комментируя этот забавный инцидент, сообщила читателям, что, во-первых, ничего такого вообще не было, а во-вторых, так всегда и надо поступать, ибо нечего здесь равнять одно с другим, и разумным людям разница очевидна.
Журналистам удалось снова пробиться к неутомимой Ниниэль Долгой.
-- Что же нам теперь делать... без вас?!
-- Готовьтесь к борьбе! Борьба будет долгой. Советский Союз ещё может пожрать вас! И помните: дети -- его оружие...
Внезапно снова назначена была психиатрическая экспертиза. Это вызвало новый шквал возмущения. Но на сей раз психиатры оставались неизвестными широкой общественности, и оттого заключение их было радикальным: Ниниэль Долгая страдает выраженной формой шубообразной шизофрении, опасной для неё самой и для общества.
Белокурую активистку поместили на принудительное лечение в психиатрический стационар. В ту же ночь две бутылки с "коктейлем Молотова" были брошены неизвестными в дверь квартиры одного московского психиатра, который, впрочем, не имел никакого отношения к экспертизе. Левые блоггеры сошлись впоследствии на том, что это действие было формой справедливого возмездия всем слугам и подпевалам буржуазии, вне зависимости от их конкретных преступлений.
Девятого декабря на Манежной площади прошло шествие противников карательной психиатрии в России. Участники шествия несли в знак солидарности портреты Ниниэль Долгой и большой транспарант с надписью "Мы все здесь душевнобольные!". Чтобы разогнать демонстрантов и испортить плакат, полиция применила водомёты.
На дверях одного из корпусов больницы имени Кащенко кто-то написал суриковой краской снаружи: "За нашу и вашу свободу!". Майки с принтом "Я псих" превратились в модный атрибут московской молодёжи.
Днём спустя во множестве блогов, принадлежащих левым группам и комментаторам модернистского толка, появились ссылки на большую аналитическую статью. Автор статьи утверждал, что на данном историческом этапе задача уничтожения детей и искоренения коммунистов полностью соответствует генеральной линии революционной борьбы, намеченной классиками марксистской мысли ещё два столетия назад. Автор также ставил знак равенства между революцией и насильственным отказом от половой самоидентификации, приводя в пример секту скопцов, древние культы Кибелы и пророческую книгу, написанную Ниниэль Долгой.
Комментируя эти события, умеренно правые обозреватели подхихикивали в кулак, в то время как более радикальные представители правой общественности требовали немедленно согнать всех до единого рехнувшихся либералов и леваков на баржи и затопить эти баржи торпедами в акватории Северного моря, как это практиковалось издревле в Советском Союзе по отношению ко всем инакомыслящим.