За тридцать пять лет жизни Полина Савицкая похоронила уже двоих своих детей. Подходил срок третьему. Сельское кладбище располагалось за колхозным полем, напротив их землянки. Хватит ли ей сил продолбить ломом промерзшую землю? Полина этого не знала. Тратить с трудом запасенные дрова для отогрева почвы не хотелось. Люты (февраль) лютовал. До спасительного мая с его лебедой оставалась вечность. Более двух месяцев. Дотянут лишь немногие. Голод 1946 года монотонно косил жителей деревни Пучки. Последствия засухи и неурожая. К смертям за эту зиму сельчане привыкли, как к обыденности. Народу в Пучках умерло уже больше, чем погибло во время войны. Люди постепенно становились дистрофиками, оставались на них кожа до кости. А перед смертью вырастали животы. Сельчане сильно удивлялись этому факту, не могли его объяснить. Но тут все было просто - у доходяг отекала печень.
Деревня располагалась на границе двух республик БССР и УССР недалеко от Днепра, в Лоевском районе. В 1943 году здесь был плацдарм, переходивший из рук в руки. Ни одного целого дома в селе тогда не осталось. Беда не приходит одна. Вскоре не осталось у Полины не только хаты, но и мужа. В январе 1945 года пришло казенное извещение, что супруг Петр пропал без вести во время Будапештской операции. Прошел муж почти всю войну, а до победы не дотянул. Осталось в ранее многодетной семье Савицких лишь три человека. Полина да два сына. Спасибо бойцам родной Красной армии, что есть крыша над головой. Построили солдаты всем погорельцам землянки во время постоя. Старший сын Виктор той зимой сорок третьего года смог принести в дом и две пары настоящих сапог, и немецкую шинель. Одна пара обуви была почти новая. Пацаны недалеко от села обнаружили тела убитых фашистов, возле бетонного дота. Оборонялись немцы, видно, до последнего, косили из безотказного пулемета MG-42 нашу пехоту. Такой вывод следовал после осмотра тел погибших. У солдат ножами зверски были выколоты глаза, отрезаны уши и носы. Тела были полуразложившимися. Только Виктор решился раздеть трупы, хотя выворачивало его при этом несколько раз. Вторую шинель подросток испортил, она намертво примерзла к телу. К немцам он не испытывал никакого чувства жалости. На то были веские причины. В феврале 1943 года оккупанты водили их на расстрел. Всю семью. В лес. Заподозрили в помощи партизанам. Пошел слух, что Полина выпекала для них хлеб. Матери не дали даже обуться, она босая шла по снегу. На руках был младший - Ваня, который ничего не понимал. Витя же сразу понял все. Он испытал резкий парализующий страх. Тряслись колени и руки. Шел на расстрел как "в тумане", не думая о побеге. Так видно и гонят колхозное стадо на бойню. Было чувство нереальности происходящего. Немецкого языка ребенок не знал. Но хорошо запомнил, что когда их поставили перед вырытой ямой, переводчик стал громко спорить с офицером. Несколько фраз на незнакомом ему языке. Несколько слов, которые отделяют жизнь от смерти. Спасибо неизвестному переводчику. Пусть бы и он выжил. Но это вряд ли. Обычно выкручиваются только подонки. Нет справедливости на свете.
Полина понимала, что дети скоро умрут от истощения. Только в их семье пока никто не представился. Их двор еще обошла беда. Теперь нужно делать выбор, кому из сыновей отдать двойную норму скудного питания, а кого перевести на воду с корой. Стать невольным палачом. Не правы англичане со своей пословицей - "Из двух зол и выбирать не стоит." Ох как не правы! Выбирать надо. Полина пошла за советом к своему брату Лазарю, жившему в соседней деревне Майское. Дорогу занесло снегом. На ногах у Савицкой немецкие сапоги, заботливо подкованные предыдущим хозяином. Серый шерстяной платок закрывал от ветра почти все лицо. Шла женщина неспешно, экономила силы. Телогрейка не давала замерзнуть. В таком наряде она была похожа на старуху. Ею Полина, в сущности, и была. Молодость, как и будущее, остались у женщины далеко позади. Проходя огромное колхозное поле, занесенное снегом, Савицкая с грустью посмотрела на свой бывший надел. Раньше здесь был их участок земли. На нем они с братом трудились с самого детства, помогая родителям. Землю обобществили, но женщина надеялась, что надел когда - нибудь вернут. Но с каждым годом надежд становилось все меньше. Полина часто показывала участок сыновьям. Скорее всего, она не доживет, так хоть может им землю вернут. Затем Полина подумала о фасоли, которую они получили этой осенью. Каждый день она вспоминала эту историю со слезами на глазах. Импортная фасоль была выдана им за трудодни. Женщина мудро распределила ценный продукт. Часть была запланирована на семена, часть на питание. Но запасы украли, когда они просушивали фасоль на крыше землянки. Савицкие в то время были в лесу, собирали бруснику. Голосили втроем неделю. Украли свои же. Сельчане. С кем вместе пережили войну. Перебирая в голове деревенских жителей, Полина понимала, что украсть мог каждый. Измельчали земляки за время невзгод. Спасибо лесу - кормилец. Только благодаря его запасенным дарам они до сих пор и живы.
Майское было крупным селом. От него в начале века отпочковались несколько дворов, которые и положили начало деревни Пучки. Имелась здесь школа, правление колхоза и сельсовет. Брат жил в уцелевшем доме тещи. Лазарь сильно исхудал. Лицо его приобрело черты их матери, умершей еще до войны. Полина только сейчас обнаружила это сходство. Ни в детстве, ни в молодые годы брат на маму не был похож. Мама замерзла в поле, не смогла дойти домой из районного центра, куда часто ходила продавать продукты. Когда она не вернулась к ночи, то знающие люди посоветовали искать ее в местах, где кружатся птицы. Совет помог. Маму обнаружили в пяти километрах от Лоева, с пустыми корзинами. Со стороны было похоже, что она просто присела отдохнуть на обочине. Только открытые глаза женщины были какие-то неестественные. Эх, не везет их семье на февраль.
Брат Лазарь был самым старшим из детей. В селе он слыл добрым и трудолюбивым человеком. С рождения брат хромал на левую ногу. Инвалид. При нормальной жизни это всегда недостаток, но не в этот страшный век. Избежал брат трех мобилизаций. Повезло с травмой. А с колхозами не повезло. Не сориентировался он. Упрямо отказывался вступать. Раскулачили его в конце двадцатых как "враждебный элемент". Имел ведь свою корову и лошадь. Записали в кулаки, хотя наемного труда он никогда не использовал. Сам не раз нанимался в работники. Выслали брата в Сибирь, оттуда через два года направили на строительство Беломорканала. Спасло Лазаря то, что сумел он записаться там в плотники, избежав убийственных земляных работ. На этой великой стройке социализма чекисты придумали дьявольский способ организации труда. Передовой. Пища выдавалась не конкретному человеку, а бригаде. В зависимости от выполнения суточного плана. Теперь руководству не требовалось заставлять человека каторжно работать, это делала его же бригада. В ней всегда было большинство, которое надеялось выжить. И даже если ты решил умереть, а не работать, то товарищи тебе этого не позволят. Несколько уголовников в бригаде обеспечивали жесткую дисциплину. Одежду выдавали только передовикам, хорошо, что хозяйственный Лазарь сумел сохранить в ссылке сапоги и телогрейку. Сохранил и веру в Бога. Тем и выжил. Вернулся домой он перед самой войной. Не озлобился. Быстро наладил хозяйство. Стал бригадиром в колхозе. Прошлой зимой брат овдовел. Жена Лазаря простыла, отлежаться не удалось - не удивительно. Пневмония. Положили женщину в больницу. Лучше бы вовсе не госпитализировали, антибиотиков тогда в наших больницах не водилось. Когда супруг пришел ее навестить, то увидел в палате на тумбочке стакан с водой. Вода в стакане была в форме льда. Минусовая температура в больнице. Лазарь из картошки, которая была отложена на семена, выгнал самогон и принес жене в палату. Для согрева. Но жена в это время уже остывала в помещении, приспособленном под морг. Самогон пошел на поминки. Как показало время, использовать семенной картофель на самогон было не самым худшим вариантом. Летний зной погубил весь посаженный урожай. Несмотря на постоянную занятость в колхозе, в то лето Лазарь сумел срубить избу. Не успел накрыть, планировал уже весной стропила ставить. Но сейчас не до стройки. Дожить бы до травы. Лазарь выменял на еду даже свои строительные инструменты, с которыми ранее никогда не расставался. Поделился он бесценными продуктами и с сестрой, скрыв это от тещи, с которой жил. Иначе заклевала бы его старуха. Но то было давно. Сейчас нужно помочь сестре советом, больше теперь нечем. Трудный выбор, тяжелый вопрос. "Терпи, сестра. Господь дает по силам испытания. Кто знает, какой у него на нас план?" - как всегда спокойно начал брат. В этом его постоянном хладнокровном спокойствии был такой необходимый успокаивающий эффект. Ради него наверно и пришла к нему сестра. Решать особо было нечего. Простая арифметика. Определились. Черная метка выпала Виктору. Он был старше и крупнее. Ему для выживания требовалось больше еды. Так включился для Вити Савицкого обратный отсчет.
"Полина, возьми дорогая в сенях несколько поленьев. Выбери березовых. Прости, больше племенникам передать нечего" - попрощался с сестрой Лазарь под неприветливый взгляд тещи. Ничего, переживет.
На обратном пути ветер заметно усилился. Повезло, что дул он уже в спину. Единственное везение за день. Несмотря на обледеневшие веки, Савицкая не могла не повернуться к ветру лицом для того, чтобы еще раз посмотреть на свой бывший надел. Придя в землянку, весь вечер набожная Полина молилась. Выпрашивала она прощения у Девы Марии. А в чем была ее вина? Перед сном подкинула женщина несколько драгоценных поленьев в печку-буржуйку. Стены печи почти прогорели, приходилось их все время подмазывать глиной. Сделана буржуйка была из немецкой двухсотлитровой металлической бочки. Летом Полина с сыновьями натаскали красного кирпича из пепелища сгоревшего дома. Брат Лазарь обещал помочь сложить им капитальную печь. Пока же кирпичами обложили металлическую бочку. Металл быстро остывал без огня, а кирпич несколько часов держал драгоценное тепло. Но дров уходило все равно много, до апрельского тепла их явно не хватит. Но кто еще доживет до того апреля? "Чуть потеплеет, попрошу санки и съезжу в лес за хворостом" - запланировала себе новую работу Полина Савицкая. Ложась спать, женщина старалась не смотреть на старшего сына. Двое ее первенцев умерли давно. В начале тридцатых годов. От менингита. Не уберегла. На целый день они оставляли малышей в холодном амбаре, расположенном возле поля. Работали с раннего утра до позднего вечера. Первые признаки болезни проигнорировали. Полина побоялась, что упрекнут ее за тунеядство, если не выйдет она утром на работу. Потом уже было поздно. Два холмика на кладбище. Заснуть в ту ночь долго не удавалось. В течение суток только сон являлся спасением. Во сне не чувствовался голод. Полина пришла к выводу, что в последние годы сон был единственным приятным моментом в жизни. Других удовольствий у женщины не было.
Ночью Савицкой снился кошмар. На их сельском кладбище вместо двух могил - четыре. Появились две новые: мужа и сына. Она в черном платке на голове, в руках у нее диковинный химический карандаш. Мать старательно выводит на деревянной табличке надпись - "Савицкий Виктор Петрович". Полина просыпается. К сожалению, действительность хуже ее самого страшного кошмара. Сейчас ведь нужно будет посмотреть в глаза Виктору...
2.
Вновь холодный февраль. Люты. Зима кажется бесконечной. Ажиотаж. Все ждут конца апреля. Готовятся. Знаковый, столетний юбилей Ленина. Журналист заводской газеты "Автозаводец" Евгений Карамазов волнуется. Повод имеется. Завтра его вызвали к одному из секретарей ЦК. Прогресс. Его многолетний труд, наконец, дал свои результаты. Глубокий аналитический материал под заглавием "Ульянов. Апрельские тезисы. Один против системы и обстоятельств" перепечатан в главной республиканской газете "Советская Белоруссия". Это была тема еще его дипломной работы, которую он постоянно совершенствовал. Для заводской газеты МАЗа статья, конечно, чересчур интеллектуальная, но главное - результат. Автора заметили. На завтра ему даже выделили новый директорский ГАЗ-24-"Волга" с шофером. В десять утра они должны быть на улице К.Маркса, в здании ЦК КПБ. Опозданий там не поймут. От слова "совсем".
В ту ночь Карамазов долго не мог уснуть. Жили они впятером в "хрущевке", на сорока квадратных метрах. В одной комнате ютились тесть и теща, во второй - они втроем. Дочке шесть месяцев. Капризничала. Резались у ребенка зубы. Капризничала и жена Ольга. Через девять месяцев должен был вернуться из армии ее брат. В общем, ощущалась легкая нехватка квадратных метров в квартире Љ44 на улице. Щербакова. Портила эта мелочь нервную систему квартиросъемщикам. До рукопашной не доходило, но хорошего в таком быте было мало. Очередь на улучшение жилищных условий продвигалась в Минске в неспешном порядке, как в их совмещенный санузел по утрам. Евгений действовал в этой ситуации правильно - записался сразу в две: в райисполкоме и на заводе. Еще и подстраховался. В профкоме хлопотал о выделении общежития, когда вернется из армии шурин. Написал заявление.
Родным о вызове в центральный комитет Женя не сообщил. Зачем ненужные волнение и, возможно, пустые надежды? Сообщит уже по результатам посещения. Спал плохо. Из дома вышел пораньше. Несмотря на мороз, до трамвайной остановки решил прогуляться пешком. Ходьба хорошо успокаивала нервы. Нужно собраться с мыслями, подготовится к важному разговору. Выйдя из трамвая, Евгений попал в группу заводчан, спешивших к семи утра на первую смену. Пока шел до заводской проходной, услышал в толпе пошлый анекдот про Крупскую и Ленина. Посмеялся от души. Такое в его "Автозаводце" точно не напечатают. Хотя рабочий класс охотно читал бы такие публикации. Тогда и не приходилось бы его принуждать выписывать ведомственное издание. Проходя мимо цеховой раздевалки Евгений, почувствовал характерный запах. Запах тяжелого мужского труда. Он напомнил журналисту его рабочий вагончик на целине. Запах от кирзовых сапог и телогреек, которые не мог выветрить даже степной ветер. Запах, одинаковый на всех производствах, с едва уловимыми нотками перегара. Джанни Родари, видно, нюхал других рабочих, схалтурил поэт. Написал этот итальяшка стишок, который знали все советские дети:
"Пахнет маляр скипидаром и краской.
Пахнет стекольщик оконной замазкой.
Куртка шофёра пахнет бензином.
Блуза рабочего маслом машинным"
Другими запахами были наполнены в то утро коридоры цехов Минского автомобильного завода, награжденного несколько назад лет орденом Ленина. Заслуженная награда. Безкапотный грузовик МАЗ-500, поставленный на конвейер был прорывом в советском машиностроении. Двигатель установили прямо под кабину. Такого раньше никто не делал. Передовая технология.
А в здании центрального комитета коммунистической партии Беларуси запахи были поблагородней. И туалет отличался от заводского. Встретили там Карамазова радушно. Секретарь вышел ему навстречу и первым протянул руку. Дружелюбно, по-отечески начал диалог: "Евгений Степанович, поздравляю. Читал - не мог оторваться, на одном дыхании. Ваш труд оценён по достоинству. Вы точно проанализировали ключевой момент революции. Вождь один из всей партии пошел против обстоятельств. Никто из соратников его не понимал. Самодержавие пало. Политические узники освобождены. Ненавистные жандармы, которые не успели разбежаться, потоплены рабочими в Неве. В стране многопартийность. Все настаивали на сотрудничестве с временным правительством. Но нет. Никаких компромиссов. В этом весь Ленин. Предчувствовать обстоятельства, ход истории. Гений. На Вашу статью поступили положительные отзывы даже из секретариата Суслова. У вас определенный талант. Партии нужны такие люди. Мы решили направить вас на учебу в Минскую Высшую партийную школу. Параллельно будете сотрудничать с газетой "Советская Белоруссия". На время учебы, вне штата. Очень хорошая будет для вас школа. Главный редактор оценил ваш труд. Уверен, что сработаетесь. Замечания, или предложения есть?". Какие тут могут быть замечания? О таком Евгений не мог и мечтать. Он поблагодарил руководителя и озвучил лишь единственную просьбу: "Я сейчас работаю над материалом о восстановлении экономики республики после войны. Можно ли мне получить доступ к архивам?". Секретарь ЦК пообещал похлопотать. Из главного здания республики Евгений выходил в приподнятом настроении. Надо взять себя в руки, чтобы не случилось Сталинское "головокружение от успехов". Понял это Карамазов в тот момент, когда отдал шуточное воинское приветствие прапорщику на выходе из здания.
Вечером дома на кухне закатили пир. На шести квадратных метрах устроили настоящий праздник. Кухня была знаковым местом. Это на "загнивающем западе" предусмотрены гостиные комнаты, столовые отделенные от кухни, спальни для гостей, кабинеты, кладовые, винные и сушильные. С жиру бесятся капиталисты за счет эксплуатации трудящихся. В "хрущевках" это все на шести квадратах помещается. Архитекторы все просчитали. Без излишеств, и все счастливы. Половину страны из бараков смогли переселить за эти две пятилетки. Решение партии. Новая жизнь началась у населения. Кусочек личного счастья. Коммуналки уходят в прошлое, вслед за примусами. Газовая плита сейчас в каждой квартире. Можно на ней даже и белье кипятить.
Через три дня банкет повторился уже в заводской редакции. Евгений прощался с коллективом. Заводские будни теперь в прошлом. Потерянные годы, которые никак не способствовали продвижению карьеры. Его шестидесятилетний напарник по кабинету Петр Васильевич был наглядным тому примером. Мужчина писал заурядные статьи, похожие друг на друга, годами. Ни к чему не стремился, ничего от жизни уже не хотел. Лишь бы его не трогали. А ведь когда то был фронтовым разведчиком. Рубакой. А теперь его самого пилила жена, которую он заметно побаивался. Отдавал ей всю зарплату. Каждый месяц Васильевич одалживал у Жени по несколько рублей на сигареты. Десятилетия скучной работы растворили его таланты и планы на будущее. А Карамазов идет вперед, на руках трудовая книжка. Она лучше всего характеризовала молодого журналиста. После школьной "десятилетки" - работа в типографии Дома печати. Затем служба на Дальнем Востоке, где впервые проявились его журналистские способности в армейской газете. После демобилизации поступление на отделение журналистики. С третьего курса Женя добровольно поехал на целину. На два года. По-другому комсомолец не мог, хотя после армейской службы прекрасно представлял, какие в голой степи условия для жизни. Выбрали его ребята там бригадиром, как бывшего старшину. Затем было восстановление в университете, "красный" диплом и распределение в заводскую газету. Мечты об аспирантуре Евгений оставил, так как пора было уже начинать зарабатывать деньги. Намечалась свадьба. На автозаводе его и приняли в партию. Поручительство давали два участника Великой Отечественной войны. В задушевных разговорах ветераны много интересного и страшного рассказывали Евгению. О том, чего не писали тогда в книгах и журналах. Суровую правду жизни. Ее потом назовут "лейтенантской прозой". Евгений исписал историями ветеранов две общих тетради. Обрабатывать материал пока времени не было. Отложил до лучших времен. Еще в институте Карамазова заинтересовала тема политической борьбы в Российской империи после февральской революции. Затем этапы восстановления народного хозяйства БССР после войны. Над ними он и работал, пропадая по выходным в библиотеках. Не зря пропадал. Жизнь приносила ему удовольствие. Мечтал он о малом. О печатной машинке да о собственном письменном столе в комнате. Но ставить его было некуда.
3
Учеба в партийной школе давалась Евгению легко. Но, обладая аналитическим складом ума, Карамазов уже в первую неделю понял, что ничего полезного из этих наук он не почерпнет. Предметы не давали никакой ясности по поводу знаковых событий в истории партии и общества. Наука просто подгонялась под идеологию сегодняшней партийной линии. В какую бы сторону она не качнулась, уже завтра у науки будет этому объяснение. Хоть правый уклон, хоть левый. Острые вопросы здесь просто не рассматривались. Читали лекции "серые" преподаватели в таких же серых костюмах. Пару раз наш герой попробовал задать интересующие его вопросы, но понял, что ничего, кроме устоявшихся догматов, преподаватели поведать не могут. Всех думающих теоретиков "перемололи в пыль" в конце тридцатых годов. Остались только такие. Действовал советский отбор - выживает не самый умный и сильный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к политическим изменениям. Эти невеселые выводы натолкнули Евгения на размышления о том, что творилось в Красной армии перед началом войны. Армия осталась практически без командиров. Не в этом ли причина катастрофы 1941 года? Но были и плюсы в учебе. Высшая партийная школа была пропуском на руководящую должность. Немаловажными преимуществом в обучении были приобретаемые здесь знакомства. У Евгения появлялись друзья по всей республике. Друзья на руководящих должностях. К скучности учебного процесса журналист относился философски. Не самое плохое это место. Аудитории теплые и светлые, столовая отменная. Зарплата идет. Во время занятий можно спокойно писать заметки для республиканских газет и журналов. Это вам не армия и не целина. Можно жить. А по выходным с супругой еще и в театр ходить.
После трудоустройства в газету "Советская Белоруссия" оказалось, что в театр можно ходить и бесплатно. Журналистское удостоверение главной центральной газеты открывало многие двери. В новой редакции Евгения встретили приветливо. Его сразу взял под опеку заместитель главного редактора - весельчак Петр Иванович. Относился он к Карамазову по-отечески. Подарил новичку свою старую печатную машинку. Первые статьи приходилось переписывать почти полностью. Женя чувствовал, что попал высшую лигу с уровнем новичка-любителя. Но заместитель лишь улыбался, отдавая почти полностью переписанные статьи назад молодому автору.
- Не переживай, еще набьёшь руку. Талант у тебя есть. Зубри свой диалектический материализм в партшколе. Смотри только, не спейся там с партийным активом. Они там все на деревенском молоке выращены, тебе, городскому интеллектуалу, с ними не тягаться. И учти, что самогон у них под шестьдесят градусов. Из вытрезвителя нет никакого желания тебя вызволять.
Уже через три месяца Евгений сумел поймать стилистику газеты. Главным тут оказалось уловить на служебных "летучках" подсмысл поручаемой статьи. Напрямую не говорили. Главный редактор, как дирижёр в оркестре, незаметно и направлял весь поток публикаций в идеологически правильное русло. В том числе и критику. Работа пошла. Петр Васильевич стал возвращать ему проверенный материал с одной только правкой. Восклицательным знаком на полях.
Однажды поздним вечером Карамазова вызвал к себе главный редактор. Шеф "Советской Белоруссии" вызывал у Евгения симпатию, повезло ему и с главным руководителем. Общался всесильный начальник с коллективом на равных несмотря на высокую должность. Но расстояние держал.
- Что интересного сейчас проходят в партшколе? - начал издалека шеф.
- Да все интересно, глубинно. - слукавил Женя, не понимая куда клонит руководитель.
На лице начальника скользнула едва заметная улыбка, но он быстро сменил тему.
- Как продвигается твоя научная работа по вопросам восстановления республики после войны? Забросил, небось, на время учебы?
- Иногда выкраиваю время по выходным. Много материала. Сейчас изучаю, как восстанавливали сельское хозяйство. Тяжелое было время. Не хватает контакта с живыми людьми. С теми, кто поднимал колхозы в то суровое время. Железные были люди. Надеюсь, что после учебы вдоль наезжусь по сельской местности, у нас ведь много печатается репортажей по данной тематике.
- Наездишься. Не сомневайся. Итак столько лет в редакции МАЗа ты штаны зря протирал. Кстати, какие планы на выходные? - мимоходом поинтересовался главный редактор.
- Особо никаких. Домашняя рутина, к зачету надо готовиться. Если успею, планирую в баню сходить.
- Баня отменяется. Бери пример с природы. Медведи вон всю зиму не моются, а лесом правят. Вот тебе новый материал для работы. Изучи и после выходных доложи о выполнении - безапелляционно заявил начальник, протянув Евгению казенный бланк.
Женя посмотрел на документ. Такого он никак не ожидал. Вот тебе поворот! На столе лежал ордер на две комнаты в трехкомнатной квартире в центре города.
- Про берлогу надо думать голубчик, про берлогу - засмеялся главный редактор. - Не благодари, мы тут общее дело делаем. Партийное.
4
Уже через день в бортовой ГАЗ-51 загружали пожитки молодой семьи. Тесть сделал Евгению царский подарок. Где то купил поддержанный кабинетный письменный стол в стиле сталинский ампир, с зеленым сукном. В одной из двух комнат решено было обустроить кабинет. Семья и родные гордилась Женей. Заслуженно гордились. Он сделал себя сам. Пробился наверх трудом и дисциплиной. Евгений родом из интеллигентной семьи. Отец хирург, мама завуч в школе. Родители с двумя братьями Карамазова жили в желтом двухэтажном доме с деревянными перекрытиями, возле самого Военного кладбища. На Горном переулке. В двухкомнатной квартире. Лестница в доме тоже была деревянной, с музыкальными скрипучими ступенями. Соседями были знаменитостями - Янка Купала, Якуб Колас, революционер Пулихов. Правда, безмолвными соседями, за кладбищенской оградой.
А их новая квартира была даже с телефоном. Помпезный дом с нарядным фасадом на улице Киселева был построен еще до 1955 года. Поэтому и помпезный. В том году закончился во всей стране советский монументальный классицизм. Закончился выходом постановления Љ 1871 центрального комитета КПСС и совета министров СССР "Об устранении излишеств в проектировании и строительстве". А тут излишества имелись. Присутствовал порицаемый партией недостаток. Богатая лепнина, парадная, выложенная плиткой, чугунные литые перила. Не хватало только ковров на лестницах и портье на входе. Ванная комната и туалет в новой квартире были в разводе. Располагались помещения отдельно. Высота потолков в квартире была три с половиной метра, благодаря чему воздуха хватало всем прописанным квартиросъемщикам. Можно и покурить при желании. В третьей комнате и проживал курильщик. Заместитель начальника РУВД, который почти все время пропадал на службе. Сергей Иванович был моложавым мужчиной, возрастом чуть за сорок. Брился он по старомодному - опасной бритвой. С женой развелся и, судя по его образу жизни, не сильно переживал. Периодически к нему попеременно приходили две молодые женщины. И было похоже, что дамы догадываются о конкуренции. Евгению этот факт не нравился, но, пока дочка не подрастет, можно и смолчать. Управу на соседа всегда легко найти. По партийной линии это просто. Карамазов, правда, был уверен, что через пару лет они уже получат отдельную квартиру. Перспективы перед ним открывались радужные. У него были хорошие шансы лет через десять стать главным редактором,или пойти на повышение по партийной линии.
Боялся Карамазов одного. Поступиться принципами. Из-за них он и поехал на целину. Из-за них он отказался от протекции отца при распределении после ВУЗа. Каждое утро шрам от табуретки на лбу напоминал Евгению, что не прогнулся он и под дедами-азербайджанцами на Дальнем востоке. Но Карамазов понимал, что "оттепель" закончилась. Под танками в Праге. Постепенно началась реабилитация. Но уже не жертв бессмысленного террора, а Сталина. Сглаживать острые углы в редакции становилось все сложнее. Хотя пока Евгению поручали "мелочевку", по его профилю. Очерки о передовиках. Однажды Петр Васильевич буднично велел ему поставить свою подпись под коллективным обращением. Нехорошим обращением. Евгений отказался, несмотря на недавно полученную квартиру. Опытный аппаратчик попробовал спокойно обрисовать ситуацию новичку: "Женя это просто формальность. Главный редактор уже подписал. Вопрос решен. Не подпишешь - уволят с "волчьим билетом". На твое место придет бездушный циник, а их пруд пруди. Ты же видишь - времена меняются в разные стороны. То прогресс, то регресс. Наступит и наше время. И нужно, что бы в это время мы были наверху. И чем больше нас - тем лучше. А, возможно, набравшись силы, мы эти времена сами и создадим. А ты хочешь загубить все на корню. Сдаться без боя. Видишь, я честен с тобой. За такие речи меня из партии могут исключить. Не подводи. Ни меня, ни родных, ни будущее. Настоящее, советское будущее". Повисла тишина. Все сказано. Нужно решать. Женя достал из кармана шариковую ручку...
Через месяц после заселения в новую квартиру случился странный инцидент. Конфуз. Вечером в комнату к новоселам зашел сосед. Слегка навеселе. Сергей Иванович купил ребенку красивую куклу. Поздоровавшись, мужчина продемонстрировал подарок и направился к окну, положить презент на подоконник. По дороге он потряс нарядной куклой перед лицом малышки. Дочка улыбнулась соседу в ответ. Нелепость этой ситуации заключалась в том, что Ольга в это время кормила ребенка грудью. Малышка отвлеклась на яркую игрушку и не хотела больше продолжать трапезу. Пускала слюни, отворачивалась. Голая грудь жены качалась прямо перед глазами соседа. Мужчина даже не сделал попытки отвернуться. Ольга не сделала попытки прикрыться. Нелепая ситуация, которая навсегда отложилась в голове Евгения. Вечером он спросил супругу, почему та не прикрылась, на что услышал странный ответ: "А что здесь такого?" Карамзин растерялся и не нашёл, что ей ответить. На занятиях в партийной школе он рассудил, что с такой логикой жена может теперь и по общей кухне полуголой ходить и в ванне не закрываться. Еще больше он удивился поведению соседа. Неужели мужчина не понял, что должен был сразу выйти из комнаты, когда увидел, что Ольга не одета. Евгений впервые испытал чувство ревности. Свои тревоги не высказывал, понимал, что, скорее всего они напрасные. Но бдительности не терял. Заметил, что после этого случая Ольга перестала носить дома старую одежду, стала прихорашиваться каждое утро. На веревках в ванной комнате жена теперь сушила только приличное нижнее белье, заношенное вешала в комнате на батарее. Возможно, это просто природа женщины. Им всегда приятно быть самыми желанными. А тут еще и конкуренция. Ольга хоть и без разврата, но конкурировала с двумя пассиями соседа. За право быть самой красивой женщиной в квартире Љ23 на улице Киселева. Когда Женя уезжал в многодневные командировки по стране, то всегда испытывал чувство ревности. Каждую ночь он представлял, как сосед пользуется комсомольским телом его жены. В партию Ольга не вступила, хотя и была комсоргом в институте. До декретного отпуска трудилась в научном институте. Через пару месяцев ей выходть на работу, нужно решать вопрос с яслями. Тут впервые и пригодились знакомства из партийной школы. Начальник районо записал их в элитный детский сад с бассейном и штатным логопедом на улице Слесарной. Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Желательно - влиятельных друзей.
5
Летом Евгений успешно сдал экзамены и был направлен редакцией в райцентр Лоев. Ему поручили обширный репортаж на тему форсирования Днепра осенью 1943 года. Неприступный "Восточный вал" преодолели здесь. Плацдарм был весь залит кровью, вгрызлись бойцы в эту землю насмерть. Одних только Героев Советского Союза полегло здесь сорок три. Для многодневной командировки выделили Карамазову транспорт - двадцать первую Волгу, с шофером. Женя попросил подать машину к пяти утра. Путь неблизкий, лучше выехать заранее. Ольга заботливо собрала ему чемодан. Знала она, что самое необходимое в таких поездках, поэтому положила и две бутылки дефицитного коньяка. Евгений утром проснулся раньше будильника. Собрался быстро, поэтому вышел заранее. Спокойно покурив на скамейке, он любовался восходом. Непривычная для центра города тишина завораживала. Идиллию прервал звук подъезжающего автомобиля. Из-за поворота вынырнул хромированный олень, который украшал капот редакторской Волги. Евгений помахал шоферу рукой. Водителем оказался приветливый мужчина лет тридцати пяти. Он был в отличном настроении. Для того была причина. Рядом с Лоевым жила любимая женщина шофера. Его мама.
Звали попутчика - Савицкий Виктор Петрович. Тот самый подросток Витя, которому в далеком 1946 году не могла смотреть в глаза мама. Обманул он судьбу. Прав оказался мудрый дядька Лазарь, утешавший сестру словами: "Кто знает, какой у Бога на нас план?" Выжил Виктор и даже жирком уже немного подзаплыл, хотя в Бога и не верил.
- Олень на капоте у тебя красивый, не знаешь, почему их перестали устанавливать на более поздних моделях? - поинтересовался Евгений, когда машина тронулась - Из-за краж, видно?
- Да нет, из-за отверстий.
- Каких таких отверстий? В капоте? - недоуменно спросил Карамазов.
- Да нет. Других. На телах пешеходов. Которым не повезло, и они на капотах прокатились. Рваные раны. Олень хищником оказался, - пояснил водитель.
Дорога в беседе пролетела незаметно. В пути Виктор подробно рассказывал попутчику о своей нелегкой юности. Евгений черпал информацию по теме, над которой давно работал. Правда, о том, что бы описать в труде услышанные факты, не могло быть и речи. Жизнь послевоенной деревни, запечатленной в эпохальной "оттепельской" кинокартине "Председатель", показалась бы жителям деревни Пучки зажиточной. Тем, кто сумел, дожил до той картины. А времена менялись. Евгений Степанович прогнозировал, что скоро вернутся на экран кинокартины из серии "Кубанские казаки". В этом фильме Ивана Пырьева послевоенным колхозникам, работавшим за трудодни, на ярмарке продавали автомобили марки "Москвич". Журналист не ошибся. Всесильный идеолог Суслов подтвердил его прогнозы. Советский кинематограф стал выпускать новую продукцию, идеологическую проверенную. Все, что не проходило цензуру, ложилось на полку. Режиссёры вспоминали свои студенческие годы. Вновь приходилось им уговаривать приемную комиссию, краснеть, волноваться. А часто и оставаться за бортом этого бездушного парохода бюрократии. Ну как тут не спиться?
Виктор предложил Евгению Степановичу не заселяться в гостиницу, а ночевать вместе с ним, в доме матери: "Степанович, условия в доме конечно спартанские, но летом в деревне раздолье. Не пожалеешь. К тому же в селе проживают одни старики. Молодежь вся разъехалась. Пенсионеры тебе многого о войне и восстановлении села смогут рассказать. Мама моя мировая. Уважь". На том и порешили. Евгений принял предложение. Провинциальные гостиницы с запахами сырости и кипятильниками вместо горячей воды ему претили.
В Лоеве журналиста больше всего поразил Днепр. "Скорее, Днепр потечет обратно, чем русские возьмут его", - заявил Гитлер. Это естественная преграда должна была надолго остановить продвижение русских на Запад. Карамазов представил, какой ширины достигает эта река, когда впадает в Черное море, если даже тут до другого берега не доплыть. Настоящий "Восточный вал". А преодолевали его бойцы под шквальным огнем, в холодной осенней воде, при сильном течении.
Встретили Евгения радушно. В редакции районной газеты выделили кабинет. Секретарь райкома лично проехался с ним по знаковым местам минувших битв. Обещал любое содействие. В Пучки они прибыли уже ночью. Полина Савицкая расплакалась, увидев сына. Работала женщина сторожем в колхозе, держала хозяйство и огород. Огород и скотину содержала в образцовом порядке, в отличие от себя и дома. Савицкие самые последние в деревне обзавелись хатой, только через десять лет после войны. Без мужчины в деревне беда. На дом брали кредит у государства, который Маленков после смерти вождя народу обнулил. Такого советская деревня раньше не знала. Фольклор на это молниеносно отреагировал частушкой: "Пришел Маленков - поели блинков". Дом рубил брат Лазарь, который уже семь лет как обосновался недалеко от дома сестры. На местном кладбище. После смерти мужчины класс его сына занял первое место по сдаче металлома. Чего только не хранилось у Лазаря в сарае! Но после войны были у Савицких и светлые дни. Досталась им по репарации породистая телка элитной молочной породы. Геббельская пропаганда промыла мозги и животным. Парнокопытное хоть и попало в плен, но шесть лет подряд упрямо бойкотировало подъем разрушенного сельского хозяйства. Не хотела телиться, а корма требовала ежедневно. Зато потом ее молоко не имело конкурентов ни по жирности, ни по объемам. Отъелись, наконец, бедолаги. Полина Савицкая с восторгом рассказывала гостям, что магазинным хлебом кормит теперь скотину. Для ее поколения наступили спокойные дни. Впервые с начала этого ужасного века. Чего только не выпало на него: мобилизация на русско-японскую войну, затем первая мировая война, революция, интервенция, братоубийственная гражданская война, война с панской Польшей, разруха, раскулачивание, обобществление земли, рабский труд за трудодни, массовый террор тридцатых, финская война, Великая отечественная, оккупация, затем страшный голод 1946 года. А сейчас хлебом скотину кормят. Те немногие, кто смог дожить.
Евгений подумал про хлеб. Он понимал женщину. Но с места не видно всей картины. Знал не понаслышке. Сам был таким. Раньше он был уверен, что это они - комсомольцы дали полуголодной стране хлеб. Когда он приехал на целину, то был полон энтузиазма. Распаханные поля тянулись до горизонта, гусеничные трактора поставлялись сюда в промышленных масштабах. Они были горды за свое дело. За партию, за комсомол. Трудился Женя не жалея себя. Примером был Павел Корчагин. Хлеба теперь хватит всем. И в этом и его заслуга. Их поколение любые горы свернет.
Я со звездами сдружился дальними,
Не волнуйся обо мне и не грусти.
Покидая нашу Землю обещали мы,
Что на Марсе будут яблони цвести!
В институте потом Евгений часто рассказывал на собраниях об их труде, о продовольственной безопасности страны. Ему аплодировали. И ему и их поколению. До Марса они пока не добрались, но половину Казахстана распахали. Через несколько лет он смог ознакомится с документами. С немногими, что просочились. Прочитал между строк. Он ошибался. Искренне, как и вся страна. Ничего не было грамотно просчитано. Энтузиазм огромный, но без должного расчета. Авантюризм Хрущева. Через два года урожайность резко упала, в степи распаханный плодородной слой сдувало ветром. Гектар за гектаром. Весь их многолетний труд. Началась ветровая эрозия почвы. Лесопосадки никто не запланировал. Инфраструктура отставала. Закончилось все закупкой зерна в Канаде, которая возрастала с каждым годом. Про целину все резко забыли. Зерно закупают сейчас за валюту, а в селе хлебом кормят домашний скот. Поднять цены на хлеб нельзя - вопрос этот политический. Простой народ этого не поймет. Тупик. Парадокс плановой экономики. И так во многом. Без глубокого анализ. За тем душевным разговором, под низким потолком засиделись они допоздна.
- Полина Макаровна, а когда ваши беды закончились? - поинтересовался журналист
- Да так сразу и не скажешь. Как корова отелилась, так уже и не голодали. А что еще надо для счастья? Спасибо Брежневу, живем сейчас хорошо. Кабанчик гадуецца, бульба расце.
- Но ведь было когда-то в вашей семье и большое хозяйство, и своя земля. А потом все отобрали. Половина села с голода умерла. Хитрая политика. Все забрать у человека, поставить его на край. Уничтожить как личность. Сделать общей массой. А потом дать крохи. Но именно дать. Сверху. И человек уже благодарен, что ему что-то дали. Оказали милость всесильные новые боги, - вслух проанализировал ситуации Евгений. Но понял, что взболтнул лишнего и сразу перевел тему в другое русло. - Но не везде же голод был. Это вашему краю с засухой не повезло. Были и крепкие колхозы. Фильм "Кубанские казаки" смотрели? - попытался издалека узнать мнение о советской пропаганде Карамазов.
Но женщина приняла вопрос за чистую монету.
- Смотрели и плакали. Радовались, что хоть где-то хорошо живут. Гордей Ворон там красавец мужчина. Настоящий казак с усами. Хорошее кино. И песня замечательная, - "Каким ты был, таким ты и остался..." Хорошая комедия, жалко, что продолжение ее так и не сняли.
- Неплохая - ответил Карамазов, подумав, что все гениальное просто. Посмотрели фильм и забыли половину своих бед. Еще и посмеялись над тем, как на шею усатого председателя Галина конский хомут повесила. Захомутала баба казака. Режиссер Пырьев в точку попал. Такое кино простому народу и надо. Настрадался он в своей жизни, зачем ему про ужасы лишний раз напоминать. Нужно рисовать светлое будущее. Возможно, и права всесильная цензура. Он еще много не понимает. Правдой ведь легко навредить. Нужно ли знать поднимающемуся в атаку солдату, что выжить шансов у него немного? Страх парализует бойца и тогда уж он точно не выживет. В любом, в самом тяжелом положении должна быть надежда на хороший финал. Иначе не стоит и бороться.
Полина Савицкая установила на кладбище рядом с могилами детей небольшой обелиск. Написала на нем имя погибшего супруга. Так легче. Есть куда прийти теперь одинокой женщине, кому рассказать новости о взрослых детях. Витя крепко стал на ноги. В Минске квартиру получил. И младший сын вышел в люди. В Москве Ваня живет. Военный переводчик. В Москву попал благодаря двойке по математике. Дело было так. Иван отслужил в армии и спросил у старшего брата совета, куда пойти учиться. Виктор посоветовал младшему поступать в лесотехнический техникум, получить специальность механика. С такой профессией в народном хозяйстве никогда не пропадешь. Иван послушал, но подвела его тригонометрия с алгеброй - завалил экзамен. Пришлось ему по выданному направлению в армии ехать на военного переводчика поступать. Оказалось, что все эти годы полиглот в нем крепко дремал - поступил с ходу. Так и остался в Москве на хорошей должности, а мог механиком в родной Беларуси трудиться, если бы не та двойка. Судьба. Вновь прав оказался дядя: "Кто знает, какой у Бога на нас план?" Это пословица и на его сыне проверилась. Мечтал младший сын Лазаря попасть в армии в престижные воздушно-десантные войска. Одна форма чего стоила! Полина попросила сына походатайствовать в Москве за племянника. Решил Иван вопрос, замолвил словечко за двоюродного брата - направили призывника в воздушно-десантные войска. Думали, что направили... Через месяц пришло от парня письмо с учебного центра Балтийского флота. В штабах произошла накладка с комплектованием, выявился большой недобор в военно-морской флот. Порешали и военные между собой вопрос, наверное, как всегда в ресторане. Уже едущий к месту службы эшелон призывников развернули в сторону Балтийского моря. Группа здоровья у всех парней была первая, поэтому морские вакансии заполнили без проблем. Поменяли голубые береты на бескозырки. В итоге вместо двух лет жизни отдал парень родине на год больше. По блату.
Разошлись под утро. Евгений уснул сразу, как убитый. Даже про оставленную наедине с соседом жену вспомнить не успел. Деревня Пучки оказалась небольшой. Одна улица, по разным сторонам которой стояли неприметные дома. В конце деревни было ухоженное воинское захоронение. Ни магазина, ни школы не было. Вся инфраструктура располагалась в соседней деревне Майское. Евгений прошелся по каждому двору, пообщался с сельчанами, исписав весь свой блокнот. Узнал журналист тут одну невероятную историю, которая его глубоко потрясла. Все описывали ее по-разному, но к этому журналист привык за время своей работы. Одно и то же событие каждый видит со своей стороны, а со временем на это еще накладывается и сложившаяся обстановка. Для своих ты герой-разведчик, для врагов - шпион и диверсант, которого за счастье к стенке поставить. Для одних революционер, для других - террорист, по которому веревка плачет, разрушающий страну. Для одних ты принес свободу братскому народу - поборол контрреволюцию, для других - задушил танками свободу. Все зависит от того, кто победил. Историю ведь пишут победители.
Проанализировав рассказы сельчан, Евгений точно был уверен в следующих фактах. В начале февраля 1947 года в умирающую от голода деревню Пучки прибыл демобилизованный боец красной армии Дмитрий Назаров. В 1943 году этот солдат находился здесь на постое несколько недель. В деревне он стал ухаживать за шестнадцатилетней Натальей Рябовой. Тут мнения сельчан расходились: одни говорили о платонической любви без поцелуев, другие об аборте в Лоевской больнице через несколько месяцев после встречи молодых. Когда солдат убыл на фронт, пара стала переписываться. Дмитрий обещал, что если доживет до победы, то непременно приедет и заберет любимую к себе в Ставрополь. Но по окончании войны бойца оставили сначала в Германии, а затем перевели в Болгарию. Мобилизовали его только зимой, на новый 1947 год. Прибыв в село, Назаров нашел любимую уже на кладбище. Может и хорошо, что он опоздал. Не увидел девушку истощенной со вздутым животом. Запомнил красивой. В землянке невесты доходили мать Натальи и ее младший брат. Отдав несчастным половину провизии из своего вещмешка, Дмитрий убыл на родину. Про него сразу все и забыли. Не до него было бедолагам. Через две недели ночью Дмитрий Назаров неожиданно постучался в крайнюю избушку. Встретил его еле живой дед Матвей. "Отец, машина в снегу застреляла. Не пробьемся. "Студебекер" бы этого снега и не заметил, а полуторка стала. Как ни уговаривали ее, стала и стоит. Нужны сани или повозка" - ошарашил доходягу бывший сержант. Через два часа Дмитрий Назаров вернулся. Он обходил каждую землянку. Тут мнения рассказчиков снова расходились. Кто говорил, что солдат отсыпал муку ровными долями в каждой землянке, а кто говорил, что делил продукт по числу ртов. Под утро он исчез, оставив в крайней землянке пустые мешки. Больше спасителя деревни никто никогда не видел. Но судьба дембеля вряд ли была счастливой. Через пять дней в село прибыл оперуполномоченный - снимать показания с жителей. Мука была украдена на складе в Гомеле. Дмитрий и нанятый им водитель грузовичка арестованы. Показания с жителей села сняли, а вот муки назад милиционеры не получили ни грамма. И даже пустых мешков. Как не запугивали. А чем можно запугать людей на краю голодной смерти? Спас добродушный фронтовик и Витю Савицкого и других жителей, по сути, чужой ему деревни. "Никто поделать ничего не смог. Нет, смог один, который не стрелял".
Командировка продлилась почти неделю. Евгений воспользовался предложением председателя райкома о помощи. Походатайствовал перед руководством о нуждах деревни Пучки. Грейдер поровнял дорогу к селу, частично подсыпали и проезжую часть. В лесхозе Полине Матвеевне выписали пять кубометров дров. Сын успел подлатать матери крышу. Евгений освободил его от работы, забрав машину. По району колесил сам. Не смогли только они восстановить сгоревшие во время войны документы женщины, хотя запросы разослали. Сгорели и архивы. Свой стаж Полина Савицкая подтвердить без документов не могла, поэтому и пенсия ей была положена минимальная. А трудилась она в поле с двенадцати лет. Зачем документы, если можно просто посмотреть на руки женщины? Но руки к запросу не подошьешь.
6.
Главный редактор "Советской Белоруссии" сделал лишь две правки в его обширном материале: "Евгений Степанович, поздравляю. Материал глубокий. Мы напечатаем его частями в пяти ближайших выпусках. Хорошо написано. Я в Вас не ошибся. Как прошла командировка?". Евгений поведал шефу и историю о деревне Пучки, и о ее спасителе. Редактор слушал с нескрываемым интересом: "Сильная история. Война. Любовь. Голод. Смерть. Самопожертвование. Жаль только, что сейчас не время для таких материалов. Да, общение с простым народом порождает интересные сюжеты. Ими нужно разбавлять официальную хронику. Вот Вам рецепт хорошей газеты. Евгений Степанович сейчас решается вопрос о вашем назначении на должность начальника отдела. Уверен - потянете. Через час к вам в кабинет зайдет наш куратор, постарайтесь быть с ним откровенным".
Куратором был человек в штатском. Это был лишь вопрос времени. Еще на пятом курсе Евгению предложили сотрудничать с КГБ, стать осведомителем. Он смог отказаться. Теперь такое невозможно. Редакция главной газеты республики. Капитан Белоусов оказался очень интеллигентным человеком. Интеллектуал. Начал разговор издалека.
- Евгений Степанович. Рад с вами познакомиться. Читал ваши заметки. У вас талант. Я сам хотел стать журналистом. Но не судьба. Рад, что мы сможем взаимодействовать. Вы журналисты всегда на переднем крае. Вы несете идеи в массы. Вы авангард партии. А наша обязанность - защищать вас и членов ваших семей. Вы в прицеле западных спецслужб. Им нужны провокации, по любому поводу. Возможна и попытка вербовки. Нужно быть всегда начеку. Не поступали ли вам угрозы? Может, нужна помощь? - поинтересовался капитан.
- Нет. Спасибо все в порядке. Я весь в работе. Но вы правы, нужно быть бдительным. Общаюсь я с большим количеством людей. Возможны и провокации. А просьба одна есть. Собрался я на выходных ехать в Гомельский архив. Нужно найти дело Дмитрия Назарова, осужденного в 1947 году за хищение муки со склада. Возможно, дело хранится в архиве КГБ. Возможно, что до сих пор засекречено. Не могли бы Вы похлопотать, что бы я вдруг зря не съездил. Если возможно, то и узнать, как сложилась судьба осуждённого, где он сейчас проживает. Там невероятная история.
- Сделаю все, что смогу. Недели через две сообщу всю информацию, что есть в архивах. Кстати, какие у вас отношения с заместителем главного редактора? Что он за человек? Не замечали ли вы за ним отступлений?
- Петр Иванович профессионал своего дела. - Начал медленно отвечать Евгений. В это время мысли завертелись с бешеной скоростью. Вот и первый крючок. Резкий провокационный вопрос. Врасплох. Что ответить? Что им известно? - Он меня опекает как отец, подарил печатную машинку. Познания у него обширные, но человек он скрытный. Попробую прощупать.
- Вот и отлично. Мы понимаем друг друга. Дам вам хороший совет. Начните с ним разговор о Солженицыне. Обсудите "Один день Ивана Денисовича". Проверенный способ. Всегда срабатывает. Рад был познакомиться. Думаю, сработаемся - ответил приветливо чекист.
Перед тем, как распрощаться, Белоусов записал в свой блокнот все данные о Дмитрии Назарове. Карамазов же поставил свою подпись в бланке о сотрудничестве. Опять он внештатный. Теперь уже пожизненно... Вечером он рассказал о том разговоре Петру Ивановичу. Заместитель изменился в лице. Он понял, что под него копают: "Спасибо, Женя. Я знал, что на тебя можно положиться. Держи язык за зубами. Твой домашний телефон уже, наверное, под прослушкой".
Назначение на новую должность прошло без происшествий. Старый руководитель скоропостижно скончался прямо на рабочем месте. Все в редакции только и обсуждали трагедию. Гадали причину смерти. Строили предположения, спорили. Казалось, только это сотрудников и волновало. Женя же считал этот вопрос непринципиальным. Умер коллега своей смертью. Какая разница от чего? От сердца или слабых сосудов? Что изменится, когда патологоанатом установит точную причину смерти? Евгений вспоминал хорошие моменты, связанные с товарищем. Главный вывод: нужно ценить сегодня, не жечь себя по пустякам. Незаменимых нет. Через год про тебя все забудут. На любой должности. Будто и не было тебя на свете. А интересует большинство не какой человек след на земле оставил, а причина смерти. Или кому его машина достанется. Растворяет все время. Когда журналисты садились в автобус, что бы ехать на кладбище, Женя услышал разговор соседей. Коллеги обсуждали последний матч минского "Динамо". Рядом на полу стоял гроб с покойником. На деревенском кладбище, смотря последний раз в лицо усопшего, Евгений еще раз убедился, что после смерти остается только оболочка. Лежащее тело только отдалено напоминало бывшего коллегу. Без мимики, без разговора. Это как по фотографии никогда нельзя определить, что за человек. Красавчик может оказаться серой личностью, а человек с тремя подбородками - душой компании.
У Евгения появились подчиненные, новый кабинет и молоденькая секретарь в рыжем парике. Ольга подарила импортный пиджак. Можно работать. Работы прибавилось. В том числе и такой, к которой он не был готов. "Существует мнение, что Вас целесообразно выдвинуть в кандидаты депутатов городского Совета народных депутатов" - буднично сообщил ему шеф. На партийном языке фраза "существует мнение" означало, что решение уже принято. На сессиях горсовета рассматривались вопросы повседневной жизни столицы: развитие и укрепление системы здравоохранения и образования, правопорядка, строительства. Работа была формальной, голосовали всегда "за". Проекты решений заранее согласовывались со всеми заинтересованными. Евгений хорошо понимал систему, поэтому, ссылаясь на занятость в газете, сумел не попасть ни в одну из постоянных комиссий. Время на заседаниях проходило быстро, многие депутаты были его однокурсниками по партийной школе. Служебные связи крепли. Евгений легко сходился с людьми, он был хорошим слушателем. Дураки ведь любят учить, а умные слушать.
Женя наслаждался жизнью. Он справедливо считал, что в жизни у него сейчас все под контролем. Все ходы просчитаны вперед. Он ошибался. Обыграли его гроссмейстеры. Помог Евгению отец. Однажды вечером по телефону Степан Андреевич пригласил сына зайти в гости. Странность просьбы заключалась, в том, что прийти нужно было без Ольги и дочки. Раньше никогда такого не случалось. Папа обожал и невестку, и единственную внучку. Евгений, как всегда, просчитал худший вариант - отец неизлечимо болен. Врачи часто наплевательски относятся к своему здоровью. Парадокс? Слава богу, со здоровьем отца все было в порядке. "По тебе есть информация" - сказал папа и предложил прогуляться. Они не спеша пошли вдоль Военного кладбища в сторону Ленинского проспекта. Маршрут детства. Впереди улицы возвышалась огромная вышка - "глушилка". Западные провокаторы транслировали на страну Советов свои радиопередачи. Раскачивали социалистическую лодку изнутри. В 1963 году студент Сергей Ханженков с единомышленниками решил радикально улучшить качество приема радиопередач в городе. Взорвать эту вышку. Из снарядов еще второй мировой войны, захороненных возле деревни одного из сообщников, ребята извлекли взрывчатку. С нею Ханженкова арестовали в автобусе минские оперативники. Осведомители водились и в институте. Получил студент академический отпуск сроком на десять лет, его сокурсники чуть поменьше. Отчаянно, но бессмысленно. Юношеский максимализм. Систему так не сломать, это вам не апрельские тезисы Ленина. Впрочем, и сам Владимир Ильич в его годы не лучше был - в царской тюрьме сидел. А молоденькая революционерка Крупская к нему на свидания ходила. Его старший брат Александр в свой двадцать один год на эшафот взошел. В Шлиссельбургской крепости. На деньги, вырученные от продажи золотой медали Саши и была приобретена взрывчатка для бомбы, которой юные студенты хотели взорвать царя. На то она и молодость. Без полутонов и компромиссов. Время, когда за правое дело и умереть не страшно. Пока не сделало из тебя время бесхребетного приспособленца, хорошо разбирающего в жизни. Старший брат Ленина так ответил их матери, когда она его попросила подписать прошение о помиловании царю: "Представь себе, мама, двое стоят друг против друга на поединке. Один уже выстрелил в своего противника, другой ещё нет, и тот, кто уже выстрелил, обращается к противнику с просьбой не пользоваться оружием. Нет, я не могу так поступить". Перед виселицей соратник Ульянова оттолкнул руку священнослужителя, а Александр поцеловал крест... Александр крест поцеловал, а православный царь про главную заповедь забыл ... Не убей.
Зря забыл. Владимир Ленин тогда напомнить царю про своего старшего брата не смог. Копил силы. Отыгрался он на его сыне. В 1918 году без суда и следствия в полуподвале дома Ипатьева был расстрелян последний русский император с семьей и оставшейся верной им прислугой. Не пощадили и детей. Юных княжон докололи штыками. Евгений подумал, что если бы Александр Ульянов дожил бы до 1963 года, то он бы наверно стал соратником Ханженкова...
Сразу за вышкой был расположен еще дореволюционный костел, использующийся сейчас не по назначению. Минуя здание, мужчины неспешно вышли на проспект. Тут отец и поведал сыну тревожные новости: "В прошлом месяце оперировал. В 10-й средней школе старшеклассников отправили на военные сборы. На станции "Минск-Восточный" школьники ждали электричку. Ребята отпросились у сопровождающего сбегать в магазин за лимонадом. Обманули. Купили сигареты. Назад одну остановку проехали на рейсовом автобусе. Не вовремя подкатил тот ЛАЗик. Один из парней - Влад - первым выбежал из двери и рванул через дорогу к платформе. Прямо перед грузовиком. Нельзя обходить автобус спереди". Внутренняя гематома считалась не оперируемой. Кто захочет, что бы безнадежный ребенок умер на операционном столе? Потом не отпишешься. Степан Андреевич колебался. Прибегнул к старому приему. Посмотрел на секундную стрелку на своих часах. Так он бросал жребий. Загадал если секундная стрелка будет в первой половина циферблата, то рискнуть. Часы "Луч" вынесли свой вердикт. Степан Андреевич озвучил его коллегам: "Готовьте операционную". Трепанация черепа - экзамен для любого профессионала. Мальчишку в итоге спас, но от последствий это не уберегло. Влад навсегда потерял зрение и слух. Может и правильно, что такие травмы считаются неоперабельными? Но это вопрос к гуманистам, а он хирург. Через несколько дней к врачу пришел отец Владислава. Мужчина сухо сказал: "Вы спасли моего сына - я помогу вашему". Внешне посетитель был похож на библиотекаря. Худой, высокий, в очках. Внешность оказалась обманчивой. Перед Степаном Андреевичем был подполковник госбезопасности. Офицер рассказал, что на Евгения собран компромат. Младший Карамазов на крючке. Заместитель главного редактора Петр Иванович - провокатор. Все стенограммы их разговоров подколоты к делу. Написаны доносы хорошо. Литературно и без ошибок".
Такого Женя никак не ожидал. Не помогла даже его привычка всегда просчитывать худший вариант. Плохо он еще разбирается в людях. Никому нельзя верить. Спасибо отцу, и подполковнику. Через неделю Евгений сделал ход конем. Напечатал подробный отчет об антисоветской деятельности заместителя главного редактора. Напечатал на подаренной им же печатной машинке. Написал хорошо, как умел, с глубоким анализом. Лично отнес рапорт капитану Белоусову: "Прощупал я позицию Петра Ивановича. Правы Вы оказались. С гнильцой оказался человек". Та игра продолжалась несколько лет. Евгений Степанович писал отчеты на Петра Ивановича. А тот на него.
Отец почти никогда с Евгением о политике не говорил. Дистанцировался. Интересовала его только медицина. Для его поколения это было нормой. Или сталинисты, или нейтральные. В расстрельном 1937 году отцу было двадцать пять. По-другому тогда было нельзя. Лишь однажды отец за семейным ужином не выдержал и высказался. Накипело. Хрущев накануне наградил египетского президента Насера звездой Героя Советского Союза.
Потеряю истинную веру - больно мне за наш СССР!
Отберите орден у Насера - Не подходит к ордену Насер!
Высшая награда страны, связанная с совершением геройского подвига подарена политическому проходимцу. Плевок в душу ветеранам. Неуважение к памяти погибших. Отец был в тот вечер выпившим и поэтому непривычно искренним. Но вскоре оказалось, что не один Степан Андреевич затаил обиду на генерального секретаря. Времена изменились, сейчас никого уже не расстреливали. Смертельный страх ушел, а власть пьянила. Постепенно в руководстве страны созрел заговор, все крупные фигуры заняли сторону Брежнева. Что может сделать король на шахматном поле, оставшись в одиночку против нескольких фигур? Фигур, которых он сам и назначил. Только сдаться. Вскоре на заседании Президиума ЦК бывшие друзья объявили Хрущеву политический мат. Отправили Никиту Сергеевича на пенсию, доживать свой век на государственной даче. Доживать под полным присмотром спецслужб, фактически под домашним арестом. Мемуары не давали писать. Про лозунг "Нынешнее поколение будет жить при коммунизме" сразу все и забыли. Учебники истории в очередной раз переписали. Газеты и журналы не печатали больше про ранее всесильного Хрущева ни слова. Новая повестка, новые герои, новые лозунги.
С материалом по делу Дмитрия Назарова чекисты помогли журналисту. Сдержали слово. Материал прислали в Минск спецпочтой, Женю вызвали с ним ознакомится. Карамазов изучал уголовное дело как приключенческий роман. Водитель грузовика проходил как свидетель. Протоколы допросов очень хорошо характеризовали фронтовика. Так мог отвечать только закаленный в боях человек, который не раз смотрел смерти в лицо. На вопрос следователя, что его подвигло на хищение, Дмитрий бесхитростно пояснил: "В Германию и в Болгарию мы продовольствие поставляем. Население кормим. Военные склады укомплектованы и постоянно пополняются. А наши люди на Родине от голода дохнут. И никто им не помогает. И нигде про это не пишут. За это мы воевали?" Тут явно прослеживалась и антисоветская пропаганда. А это уже другая статья. Но уголовное дело вели в Гомельской области, где про голод знали не понаслышке. И следователи, и судьи. Дмитрию Назарову назначили минимальное наказание - десять лет. Чуть-чуть не повезло, летом приняли новый кодекс, по которому он получил бы только восемь. Впрочем, это уже не имело значения. Дмитрий Назаров был убит в том же 1947, в ножевой драке на очередном этапе. Свел вничью фронтовик результат неравной схватки с "урками": главаря заколол, двоих сумел порезать. Ножом ударил первым, только так оставались шансы на успех. Не судьба. Умер на утро, не приходя в сознание. Погиб достойно. "Чтобы в тюрьме остаться человеком - нужно идти туда умирать, а не выживать" - сразу вспомнил цитату журналист. Место захоронения неизвестно. А вот адрес матери в деле сохранился. Есть вероятность, что еще жива. Женя закрыл серую папку, от которой веяло подвальной сыростью. Написал на сопроводительном листе "ознакомлен", поставил дату и подпись. Казенная папка воскресила память о Дмитрии Назарове, есть теперь материал для работы.
7.
На семейном совете решено было в отпуске съездить в Ставрополь, навестить маму героя. Женщина нашлась, хоть и переехала в новый дом. Коллеги из областной партийной газеты прислали Карамазову ее новый адрес. Станислава Федоровна доживала свой век одна в частном доме. Владела пенсионерка одной третью строения еще царской постройки. Журналисты пообещали забронировать им и гостиницу. Их заинтересовала эта история. С Назаровой до приезда было решено не переписываться. Много было вопросов, которые лучше обсуждать при беседе. Не было понятно, что знает мама героя и каково ее самочувствие. Телефонный звонок решил бы этот вопрос, но дом пенсионерки не был телефонизирован.
Ехать предстояло в купе. Ольга отвечала за сбор поклажи. С этой работой жена справилась на отлично, не зря ВУЗ заканчивала. Два чемодана, в которых ничего лишнего.
- Неси зачетку, пятерку поставлю, - похвалил журналист свою вторую половину.
Путешествие в поезде было одним из любимых развлечений молодой пары. Была даже у Карамазовых своя железнодорожная мечта. Планировали супруги когда-нибудь прокатиться от Москвы до Владивостока, через всю страну. Но поездка в Ставрополь поначалу не задалась. Женя уже привык к таким гримасам судьбы. Обычно все всегда идет не по плану. Поэтому хорош тот полководец, кто умеет импровизировать. И желательно еще резервы иметь. Соседкой по купе оказалась молодая женщина с ребенком, который всю дорогу капризничал. Аналитический склад ума Жени сразу нашел оптимальное решение проблемы. Половину пути они провели в вагоне-ресторане. Так хорошо Евгений Степанович давно не отдыхал. Благо, что их бюджет теперь это позволял. Резервы наши полководцы скопили. Основной заработок теперь составляла уже не зарплата Евгения, а гонорары за его многочисленные публикации.
На выходе из поезда к Карамазовым подошел спортивный молодой человек и обратился с необычной просьбой: "Извините. Если вам не нужны ваши проездные билеты, не могли бы вы их мне отдать?" Женя посмотрел назад на перрон, там стояла группа мальчишек. Тренер привез команду на соревнования. Отдав билеты мужчине, Евгений сказал супруге: "Все хотя подзаработать. Виноват Николай Васильевич Гоголь. Он плохому народ научил. Мертвые души. Можно будет и фельетон на досуге написать. Современные чичиковы".
Ставрополь понравился семейной паре. Город утопал в зелени. Первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС в то время был лысеющий интеллектуал, на голове которого все больше проявлялось родимое пятно. Таксист рассказал им свежий анекдот про Михаила Сергеевича Горбачева. Не смешной. Имя будущего генсека Евгений услышал в тот день в первый раз и даже не запомнил. В гостиницу они заселились без проблем, не подвели Женю коллеги. Не понадобился даже кипятильник, в номере была горячая вода. Утром отпускники, немного поругавшись из-за помятой рубашки, отправились по нужному адресу. Но это рабочие моменты, все ругаются. И генсеки и президенты США. Хотя, может первые леди утюгом и не пользуются. Кто их там знает?
Станислава Федоровна оказалась милой женщиной, ведущей скромный образ жизни. Дом ее давно требовал ремонта, обстановка была бедной. В одной комнате жила она, вторую сдавала двум девушкам-студенткам. Пенсия у нее была минимальная, всю жизнь женщина проработала санитаркой. Жилье пенсионерки поражало двумя вещами: бедностью и идеальным порядком. Порядок вызывал ещё большее удивление, когда стало понятно, что в комнате женщины живут еще пять кошек. Скольких она подкармливала во дворе, не поддавалось подсчету. Кошки заменили женщине семью. На стене висели фотографии трех мужчин. Муж и младший сын погибли в окружении в октябре 1941 году, Дмитрий в тюрьме в 1947. Не досталось несчастной даже ни одной могилки. Женщина со слезами на глазах слушала историю про спасенную ее сыном от голода деревню: "Я и не знала. Из тюрьмы он прислал лишь два письма. Писал то, что могла пропустить цензура. В последнем письме он прислал фотографию умершей невесты. Просил меня сохранить фотографию. Это единственный фотоснимок с Натальей Рябовой. Групповой - всего ее класса. Ей там лет двенадцать. Сейчас покажу". С пожелтевшего фотоснимка на Карамазовых смотрел 6-ой класс Майской школы Лоевского района. Все ученики были босыми. У Наташи на шее был повязан пионерский галстук. Добрый взгляд из прошлого. Дети, которых растворило время. "Виктор тоже в школу до холодов всегда босым ходил. У наших детей была игра. Они привязывали к стопам деревянные дощечки и топали ими по полу. Как будто на них обувка" - со слезами вспоминала женщина.
Вечером, ложась спать, Женя поделился с женой наболевшим: "Мы нашу дочку порою целую ночь на руках носим, когда ей нездоровиться. Живот, или зубы? Попробуй угадай, она даже сказать не может, что ей болит. Бессонные ночи, волнения, хлопоты. А вспомни свою беременность? Полгода все на нервах. А у нас все только начинается. Впереди еще первое слово, первые шаги. Попробуй вырасти ребенка. Годы, десятилетия ухода. А государство заберет его повзрослевшего и угробит в секунду задарма. Один тупой приказ, к примеру, любой ценой взять высоту, про которую уже ошибочно отчитались в штаб армии. И все. Нет роты солдат за пять минут. Бабы еще нарожают. Через неделю про это никто и не вспомнит. В мемуарах генералы про ту роту не напишут ни слова. Забудут. Просто сопутствующий ущерб. Все забудут, кроме матерей и жен. Сколько таких историй мне фронтовики рассказывали. У нашей Станиславы Федоровны остались лишь воспоминания. И три портрета на стене".
Семейная пара провела в Ставрополе две недели. Успели много. Справили женщине новый гардероб. Два раза сводили Станиславу Федоровну в театр. Нашли "шабашников" и те немного подлатали дом и хозяйственные постройки. Проводка держалась на честном слове, печь дымила. Построили новый туалет, к старому было страшно даже подходить. Давно сгнил. А перед отъездом смогли по-настоящему потрясти пенсионерку. В комнате у нее появился телевизор. Станислава Федоровна сначала категорически отказалась от дорого подарка, но Женя сказал, что деньги на него собрали жители деревни Пучки. Пенсионерка расплакалась. Расставались уже как родные. Такими, они наверно, и стали. Правда, одну просьбу бабушки проигнорировали. Отказались от подаренного котенка. Соврали, что в Минске кот у них уже есть. Почти не обманули, их сосед Сергей Иванович котяра еще тот. "Жалко, что не кастрированный" - шутливо думал Женя. В той поездке не обошлось без всесильных чекистов, хоть и косвенно. Куда без них в наше время? Так и неинтересно даже.
Евгений во время поездки сделал множество фотографий. И Станиславы Федоровны, и ее кошек и процесс ремонта. Перефотографировал он и портрет Дмитрия Назарова. Все это было сделано на фотоаппарат марки "ФЭД". Расшифровывалась эта странная аббревиатура как Феликс Эдмундович Дзержинский - основатель и руководитель ЧК. Его бюст, как и портрет, украшали каждое здание КГБ в стране. Мальчик-поляк, ревностный католик, мечтающий в детстве о шапке-невидимке и уничтожении всех москалей, стал соратником Ленина и основателем спецслужбы проводившей "красный террор" в огромной стране. Жизнь меняет взгляды людей, это Женя знал уже не понаслышке. Но фотоаппарат "ФЭД" был надежным, как система госбезопасности. Снимки удались, не подвел его "железный Феликс".
Карамазов в 1972 году освещал открытие в Дзержиново мемориального комплекса, на родине Дзержинского. Во время советско-польской войны в 1921 году, после поражения Красной армии под Варшавой, Западная Беларусь и Западная Украина перешли к Польше. Родовое имение "железного Феликса" осталось за границей. В 1939 году Сталин, заключив тайный договор с Гитлером, вернул утраченные земли. Та командировка проходила у них по городкам и местечкам Западной Белоруссии. Сразу бросалось в глаза большое количество сохранившихся церквей и костелов, до войны ведь их тут не взрывали. Почти возле каждого райцентра были братские могилы евреев. Холокост уничтожал целые поселения. Всех кого немцы нашли, а их здесь было немало. На территории современной БССР при царях проходила так называемая зона оседлости. Дальше евреям селиться было запрещено. Они считались людьми второго сорта. Как для царей, так и для фашистов. Да и поляки недолюбливали этот народ. Коммунизм все же передовая теория. Общество будущего. Все люди будут равны. Может, поэтому среди революционеров было так много евреев? Сломали мы хребет и фашизму, и панской Польше. И церковь на место поставили. Дзержинский стал революционером, когда убедился, что в Библии написана неправда. Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Зачем религии упорствовать, если в любой лаборатории вам докажут обратное. Тысячи людей живьем сожгла на кострах инквизиция за вещи которые сейчас прописаны в любом учебнике. Большевики это наглядно продемонстрировали народу в 1931 году. В здании Исаакиевского собора открыли Государственный антирелигиозный музей. Демонстрировали в соборе опыт Фуко. Маятник наглядно подтверждал суточное вращение Земли вокруг своей оси, доказывая несостоятельность некоторых
церковных догм. Понятны Евгению помыслы взрослеющего и анализирующего события Феликса Эдмундовича. Делал он все правильно, боролся за свои идеалы. На каторге гнил вместо того, чтобы вести праздную жизнь дворянина. Но понял ли он в конце жизни, что породил монстра? На белый террор партия ответила красным. Ввела смертную казнь, отменённую после революции. Чекисты уничтожили врагов революции. Затем принялись за неопределившихся и крестьян. А потом пришел черед становиться к стенке и всей ленинской гвардии, в полном составе. И палачи попали под свой же каток. Один за другим руководители НКВД были расстреляны: Ягода, Ежов и Берия. Благими намерениями дорога вымощена в ад. Не при Дзержинском сказано. Забыли смертные основное писание Господа - не убей... Променяли на маятник Фуко.
- Я никогда не был в Польше, бывают ли в редакции туда командировки? - спросил Женя у Петра Ивановича.
- А зачем тебе туда ехать? Согласований вагон нужен. С прицепом. Устанешь бумажки собирать. Сейчас будем проезжать бывшее местечко Деревное, там почти все осталось, как было при панах.
Селение поражало красотой и функционалом. Огромный старинный костел при въезде на фоне озера. Рынок, школа, больница, баня и почта. Ровные улицы, ухоженные дома. Мостовые были вымощены булыжником. Местные рассказывали, что при Польше была повинность - несколько дней в году необходимо было отработать на строительстве дорог. Кто являлся с лошадью, тому было послабление. Журналистский глаз Евгения подметил, что во всей Западной Беларуси колодцы по форме отличались от тех, что были на востоке. Здесь они над землей были цилиндрической формы, а не в виде прямоугольного домика. Вроде мелочь, а заметно. Да и люди были другие - чувствовался в них хозяйский подход к любому делу. Не жили они одним днем. За тридцать лет советизации этих мест еще не успели извести в людях чувство хозяина. Когда делегация прибыла на открытие мемориального комплекса, то Евгений смог пообщаться с местными жителями. К его удивлению, сельчане добрым словом вспоминали не Фэлика, а его родного брата Казимира. Тот во время войны спас множество жителей, за что и был расстрелян с женой как участник сопротивления. Был стержень в этом семействе. Шляхта...
Предложение заместителя главного редактора было явно провокационным, но Карамазов уже привык к этой игре в кошки-мышки. Он просто не стал делиться впечатлениями от увиденного в местечке со штатным коллегой-"стукачем". Для этого было проверенное средство. Бытовой алкоголизм. Евгений часто имитировал в командировках бурное употребление спиртного, для отвода подозрений. Выпил и спит вечером в номере, какой смысл к нему с провокационными разговаривать лезть? И что с пьющего взять? Такой на баррикады не полезет. Да и расслабиться немного всегда было приятно, особенно вдали от дома.
8.
Назад из Ставрополя опять ехали в купе. На вагон-ресторан денег уже не осталось. Потратились. Но не в них счастье. Настроение было отличное. Половину дороги соседей у супругов не было. Благодаря этому факту Ольга через семь месяцев написала в отделе кадров заявление на предоставление декретного отпуска. Путешествие во Владивосток отложилось на неопределенный срок. На то она и мечта, что бы к ней стремиться.
По приезду домой Евгений заехал в редакцию. По работе он не соскучился, просто решил воспользоваться служебным положением. Отснятые за отпуск пленки отдал на проявку знакомому штатному фотографу.
- Неплохо вы Евгений Степанович загорели. Сразу видно, что отдых с пользой прошел. Через пару дней напечатаю. Надеюсь, порадуете меня. Будут и фотоснимки с местными красотками на пляже, - засмеялся редакторский бородач.
- Не завидуй - загар колхозный, - пояснил Женя, для наглядности загасав рукав. Бицепс был наполовину белоснежным, наполовину шоколадным. - А женщины на снимках присутствуют. Много кисок. И Станислава Федоровна тебе понравится. Хорошая женщина. Передавай привет своим домашним.
Пленку, на которой Ольга была запечатлена в откровенном бикини, Карамазов предусмотрительно не отдал знакомому. Вдруг у него сердце слабое? Или язык окажется без костей? Проявит потом в другом месте.
Через несколько дней в пяти серых конвертах разного размера карточки доставили в кабинет Карамазова. Фотографии оказались даже глянцевыми. Удружил корреспондент. Часть распечатанных снимков Евгений передал Виктору Савицкому, когда последний засобирался навестить мать: "Передай односельчанам фотографии и огромный привет от Станиславы Федоровны. Вот ее адрес в Ставрополе. Расскажи, как сложил голову Виктор. Во время поездки мы с Ольгой немного помогли его матери. Очень бедно старушка живет. Телевизор ей приобрели, приврали, что от жителей деревни. Иначе женщина брать его отказывалась. Пусть хоть немного он ей одиночество скрасит. Сколько у нее той радости? Деньги я с вас, конечно, эти не требую, но собери женщине дома какие-нибудь средства. От жителей деревни. Кто сколько может. Вышлем бабушке, обрадуется".
Домой в тот день Карамазов шел в отличном настроении. Он уже предвкушал, как обрадуются жители деревеньки Пучки от новой информации, которую им привезет Виктор Савицкий. Хорошее они с Ольгой дело сделали. Ловко управились. Перед подъездом на лавочке сидели знакомые пенсионерки: "Добрый вечер Евгений Степанович. Ваша супруга уже дома, час назад пришла". "Все эти женщины знают" - подумал Евгений - "Их бы энергию да в нужное русло. Сельское хозяйство бы за пятилетку подняли". В квартире его ждал сюрприз. На кухне стоял столб табачного дыма. За ним просматривался накрытый праздничный стол. Ольга была одета в красивое платье. Сосед сидел за столом напротив жены в форменном кителе с погонами. Курил. Женя посмотрел под стол, штаны на мужчине были одеты. Ревность за эти годы никуда не делась. Салаты и закуски были нетронуты, но рюмки уже побывали в деле. Ольга тогда еще не знала, что была в положении.
- Заждались тебя, сосед. Вредно столько работать, жена молодая скучает, - сказал капитан. - Принимай поздравления. Обоюдные. Меня назначили на должность начальника райотдела в Барановичах. Освобождаю вам комнату. Думаю, не надо тебя учить, как заполучить освободившуюся жилплощадь?
- Поздравляю с назначением - спокойно и приветливо сказал Женя, - Оля убирай со стола эти "наперстки", неси нам граненые стаканы. Отдыхаем сегодня по-взрослому, имеем право.
Только в этот последний вечер мужчины были по-настоящему искренними. Обнимались, пели песни, травили пошлые анекдоты, вгоняя Ольгу в краску и смущение. Евгений пил наравне с соседом и это было ошибкой. Проснулся он утром рядом с эмалированным тазиком. Ольга успела уже привести кухню в порядок и поставила кипятить белье. Всю субботу болела голова. Похмеляться Евгений не умел. С утра от водки его выворачивало, в отличие от Сергея Ивановича. Капитан уже "подлечился". Но это был хороший признак. Отец хирург объяснил ему, что если человек опохмеляется, то это уже алкоголизм. В народе же считалось признаком силы, если человек много пьет и не пьянеет. Все было наоборот. Если человеку надо много спиртного, что бы захмелеть, то значит, что организм уже привык к дозам алкоголя. Причем здесь сила?
После тридцати лет отношения с отцом у Евгения вышли на новый уровень. Теперь они были на равных. На равных и гордились друг другом. Жили семьи почти рядом. Каждые выходные навещали друг друга. Степан Андреевич один раз рассказал сыну семейную тайну, о которой Женя и так давно знал. Женщины плохо умеют хранить секреты. Бабушка проболталась. Версия отца была более лаконичной и содержательной.
- Ты родился перед самой войной. Я работал тогда в районной больнице недалеко от Минска. В июне сорок первого я оказался по хозяйственным делам в Орше. Первые дни войны была полная неопределённость. Все были уверены, что Красная Армия разобьёт врага в приграничных сражениях. Когда немцы на восьмой день взяли Минск, это стало шоком. Возвращаться мне стало некуда, я направился в ближайший военный госпиталь. Сплошные ампутации. Сшивать сосуды, и спасать конечности просто не было времени. Не спали сутками. Через месяц я был тяжело ранен при авианалете. Долечивался в Казани, где затем и проработал хирургом до конца войны. О вас я ничего не знал. Со страхом думал, что вы не уцелели. Полная неопределённость. Война приняла затяжной характер. Никто не знал, сможем ли мы когда-нибудь освободить захваченные территории. Через год я сошелся с хорошей женщиной. У Татьяны был ребенок, чуть старше тебя. О будущем старался не думать, до него надо было еще дожить. После освобождения республики я поехал разыскивать родных. Вас с мамой нашел в том же поселке, где мы и жили до войны. Ты меня не узнал, а Нина была на восьмом месяце беременности. Тяжелый был разговор для нас двоих. Я прикипел уже к новой семье и собирался назад. Но твоя бабушка попросила меня одуматься: "Там ведь у тебя чужой ребенок. И здесь будет не свой, но зачем же сына бросать? Возвращайся сынок. Все наладится. Нина ни в чем не виновата. Прости ее". Я уехал в Казань, объяснил все Татьяне и вернулся. Роды у мамы принял сам. Полюбил я нашего Сергея как родного. Хороший брат у тебя вышел. Интересно мне, как сложилась судьба у Татьяны? Но я дал себе слово не ворошить прошлое. Так лучше. Мудрая у меня была мама. Все правильно рассудила, - закончил тот рассказ отец.
Понедельник начался с "планерки". После обеда в кабинет к Жене забежал Виктор Савицкий: "Огромный привет от мамы и всех жителей. Кузьмич тебе даже два литра самогонки передал, в багажнике лежат. Сразу к делу. Просьба есть. Председатель райкома у нас все тот же. Набери ему по старым связям, попроси, что бы помог с автолавкой. Пенсионерам тяжело до Майского пешком ходить. Маются бедолаги. Уважь стариков. И про твою поездку рассказал, всех лично обошел. До единого. По фотографии все Дмитрия Назарова узнали. Обсуждали всем селом. Мировой был парень. Добрым словом поминали. Сожалели, что так рано погиб. Фотокарточки у матери оставил. Правда, земляки сказали, что ты дал трохи лишнего. У нас на всю деревню один телевизор, а ты малознакомой женщине такие подарки делаешь. Городской, мол, жизни не понимаешь. В общем, решили, что маму солдата уже озолотили. Нечего больше деньги тратить. Пенсию же она получает. Кошек вон с десяток содержит. Если бы нуждалась - кормила бы поросенка".
Евгений не знал, что и ответить. Он просто опешил от неожиданности. Затем собрался и уже спокойно спросил: "А ты сам хоть деньги сдашь?" Теперь растерялся Виктор. Этот вопрос явно застал его врасплох, было видно, что он не считал себя обязанным. Савицкий неуверенно достал кошелек и отдал все, что там было - один рубль. Витя понял, что это выглядит неуместно и пояснил Карамазову: "Все, что у меня после обеда осталось. Больше, к сожалению, нет". Карамазов взял измятый рубль и уже безразлично сказал: "Не бери до головы. Все нормально. Неси самогон".
Той ночью Евгений не смог заснуть. Жалко было ему не денег. Обидно было, что за столько лет он так и не понял глубинный народ. Свой советский народ. Хорошо, что Дмитрий Назаров так никогда и не узнает, как оценили его поступок сельчане. Как помогли его матери. А ведь никто не требовал рисковать их жизнью. Просто дань уважения человеку, спасшему их и их детей. Вот если бы председатель сельсовета потребовал сдать деньги на очередной государственный заем, то сдали бы все. Как миленькие. Многолетняя отрицательная селекция. В первую очередь ложится в землю цвет нации. Самые идейные и смелые. Выживают те, кто смог приспособится. Приспособленцы. И то не все - кому повезет. Жестокое время пережила наша земля. Ужасен этот людоедский век. Эти несчастные и не виноваты. Они трудятся с ночи до поздней зари. Тянутся к лучшей жизни. Просто их хата всегда с краю. Они привыкли, что все за них предрешено. Они управляемая масса. Их уже не переделать. А следующее поколение будет другим. Новые люди советского общества. Шаг за шагом. Они, "шестидесятники", не такие, как эти старые "сталинисты". И последующие поколения будут прогрессировать. Всему свое время. Юношеские идеалы окончательно исчезли в ту ночь у Карамазова. Это современное общество не стоит, чтобы за него бороться ценой своей карьеры. Отряд просто не заметит потери бойца. Как Назарова и Ханженкова. Надо думать про своих родных. Двигаться вперед. История сама все исправит, подрегулирует.
Супруга поддерживала Женю, считала так же: "Время идет вперед. Сейчас в деревне другая жизнь. Можно жить как в городе. Голод остался в прошлом. Государственные деньги в село рекой потекли. Фермы вон, какие отгрохали, техники нагнали, паспорта колхозникам выдают, пенсии платят. Культ личности осудили, невинно осужденных реабилитировали. Хрущев и Брежнев сами из семей бедняков в руководители страны вышли. Все могут пробиться, если захотят. Что толку вспоминать, про несправедливость? Про ошибки? Копаться в прошлом. Нужно идти вперед, не оглядываясь. Ты пока - рядовой партиец, делай, что от тебя требует партия. Как в ее уставе и написано. Ты же у меня самый умный. Все еще впереди. Возможно, и мы вскоре на твоей служебной "Чайке" покатаемся. Я и первой леди СССР могу поработать. Справлюсь, не сомневайся. Жаклин Кеннеди обзавидуется".
Про Станиславу Федоровну пара не забыла. Переписывались с ней Карамазовы до конца ее жизни. Прожила женщина еще семь лет. Достойно прожила. Евгений ежемесячно из года в год отправлял женщине переводы по тридцать рублей. Старушка была уверена, что деньги приходят от благодарных сельчан. Сельчан, в деревню которых регулярно стала ездить автолавка. Судьба кошек старушки неизвестна.
Через несколько лет Евгений Степанович закончил свой фундаментальный труд по теме восстановления республики после войны. В газете его опубликовать не могли, не тот был формат. Напечатали работу в научном журнале. Про голод 1946-1947 года и новый виток репрессий в статье не было ни слова. Работа не прошла незамеченной. Вскоре поступило предложение из Москвы. Евгения приглашали на работу в государственный комитет СССР по телевидению и радиовещанию. Должность была не руководящая. Без подчиненных и секретаря. Женя принял решение ехать один, пока не обустроится на новом месте. Ольга не согласовала это решение, проявила характер. Главный редактор "Советской Белоруссии" проявил сдержанный пессимизм: "Не одобряю, но дело твое. Ты человек думающий, раз решил... Я тебя на свое место метил. Кого порекомендуешь вместо себя на отдел поставить?" При расставании обнялись. Шеф достал из кармана подарок и протянул его Жене со словами: "Не забывай нас. Прости, Степанович, если что было не так". В руках Евгения оказались часы "Командирские", новой серии "Амфибия".
Через неделю Карамазовы вчетвером заняли целое купе в вечернем поезде "Минск-Москва". Состав тронулся, под монотонный стук колес замелькали знакомые станции: "Минск-Восточный", "Тракторный", "Степянка". На столе появилась бутылка конька. В купе запахло бутербродами. На запястье у Евгения висели противоударные часы с центральной секундной стрелкой "Луч-1809". Часы, решившие судьбу многих больных. На вокзале при прощании с отцом мужчины обменялись своими часами. Образовалась невидимая связь на расстоянии между отцом и сыном. Каждый раз, когда их взгляд падал на циферблат. С минским "Лучом" Евгений никогда не расставался. Сроднился с этим механизмом, часто вспоминая и папу и спасенного им Влада. Ремонтировал часы, чистил и полировал корпус, менял ремешки и браслеты. А Степан Андреевич не расставался с "Командирскими". С ними хирурга и похоронили, когда пришел его час. Прикрыли только часы манжетой рубашки от завистливых глаз.
Столица встретила семью холодным осенним дождем. В Москве Женя почти никого не знал. Все знакомые из партийной школы остались в БССР. Бытовые вопросы первое время решались со скрипом. Пришлось фактически все начинать с нуля. Ольга взяла на себя всю домашние обязанности, несмотря на детей и новую работу на другом конце города. Крепкий тыл придавал уверенности. Везет их семье на мудрых и хозяйственных женщин. Карамазов правильно оценил обстановку. Назад в республику он сможет вернуться в любое время, а второго шанса зацепиться за Москву может и не быть. Не ошибся. Аналитические способности и исполнительность Карамазова быстро оценило руководство. Карьера пошла. Через несколько лет Евгений возглавил управление. Три этажа административного здания из красного кирпича, с отдельным входом. Штат около ста человек. В том числе и два заместителя, которых он постоянно третировал. Читал Евгений много, а вот писать теперь самому почти не приходилось. Диктовал текст машинистке. Немолодой некрасивой машинистке. Молодых Евгений старался к себе на работу не брать. Находи потом им замену на декретный отпуск, а потом еще подписывай "больничные" на постоянно болеющих детей. С такими товарищами результата не дашь. А ему результат нужен.
Карамазов знал весь расклад в высшем руководстве страны. Суслов и Устинов были в силе, Андропов стремительно набирал очки. Его протеже - молодой Горбачев - был переведен в Москву и избран Секретарем ЦК КПССС по сельскому хозяйству. Щелоков - министр МВД, держался только за счет Брежнева. Непроходная фигура. Карамазов не принадлежал ни к одной из партийных группировок. Он одиночка из провинции. Но в этом была и его сила. Нейтральные фигуры порою ставили на ключевые должности, что бы резко не менять баланс сил. В преддверие московской Олимпиады решались глобальные задачи. Напряжённости еще больше добавлял факт бойкота соревнований странами Запада после ввода советских войск в Афганистан. Идеологическая война вышла на новый виток. Да еще Высоцкий умер в Москве в самый разгар олимпиады. Нашел время. Правильно говорили, что антисоветчик.
Событие было решено игнорировать, чтобы не портить праздник. Полной неожиданностью для власти явилось огромное количество народа, который пришел попрощаться с опальным поэтом. Улицы Москвы оказалась наводнены толпами людей, которые организовались сами, без всякой команды сверху. Прав таки Андропов - мы не знаем общества, в котором живем. Такую пощечину КГБ не простило. Началась работа над ошибками. Через две недели, после того как олимпийский Мишка улетел в небо, в канцелярию Карамазова из секретариата ЦК пришла докладная записка. В документе были поименно перечислены сотрудники его управления, которые были замечены на прощании с Владимиром Высоцким. Девять человек. Почти одна десятая часть коллектива. Больше всех по Москве. Евгений сам являлся поклонником поэта, знал почти все его песни. Любимая песня - "Охота на волков". Женя всегда, когда ее слушал, представлял себе в роли волка. Вожак, который смог отбросить ложные предрассудки и перепрыгнуть через запретные красные флажки. Смог обмануть систему и выжить вопреки обстоятельствам. Но сейчас не до сентиментальностей. Другое время. Женя расписал документ на своего первого заместителя. Тот к вечеру принес на подпись проект приказа - строгий выговор всем девятерым вольнодумцам. С формулировкой "за действия, повлекшие компрометацию образа партийного работника". "Евгений Степанович, другие ведомства поступили также, я всех уже обзвонил" - пояснил подчиненный. Карамазов посмотрел на него с укором и покачал головой: "С такими друзьями нам и врагов не надо. Своей головой надо думать, а не на других смотреть". Красной ручкой он перечеркнул набранный текст и твердо вывел - "Уволить по отрицательным мотивам". Он просчитал ситуацию на несколько ходов вперед. Суслову доложат о принятых мерах по результатам проверки. В документе его фамилия будет первой, как принявшего самые жесткие меры. Всесильный Суслов это непременно оценит...
Домой в тот день Евгений приехал вовремя. Водителя не отпускал. Вечером с Ольгой они на черной "Волге" поехали в театр. Старым привычкам Карамазовы не изменяли и в столице. Теперь это были уже лучшие театры страны. И обстоятельства культурного отдыха не менялись - вход для Карамазовых был снова без билетов. Теперь у них правительственная ложа. Вечер удался. Отличная постановка, модный режиссёр. Их новая квартира в Москве была улучшенной планировки с импортной мебелью. Имелась и государственная дача. Добился всего это Женя сам, своим умом. Без покровителей. Сможет и удержаться. Он хорошо выучил правила политической игры. А начинал ведь карьеру в палатке на целине. Он гордился собой. Принципами не поступился. Просто изменились сами принципы после того, как он лучше познал жизнь. Один в поле - не воин. Ложась спать Евгений оценил супругу в прозрачной ночнушке. Вновь вспомнил давний инцидент в квартире на улице Киселева. Но сейчас он вспоминал его уже по другому поводу. Перед глазами партийца всплывала качающая упругая грудь молодой женщины. Время и закон всемирного тяготения немного подкорректировали прелести Ольги. Евгений не расстраивался. Природу не обманешь. Вспомнил он и свое отражение в зеркале - не Ален Делон ведь сегодня будет обнимать жену. Перед сном Евгений Степанович сумел рассмешить Олю. Прочитал стишок, не отвечающий партийной идеологии: "Эти сиськи Вам к лицу, уж поверьте молодцу..."
Рассчитал Карамазов в шахматной партии жизни все ходы правильно. Сумел даже избежать мата, когда все крупные политические фигуры советского прошлого были биты на доске. Прошел вслед за пешкой. В середине девяностых Евгений Степанович возглавил отдел городского хозяйства в мэрии Юрия Лужкова.
P.S.
Начальник караула скомандовал: "Перекур". Заключённые бросили лопаты и сели сворачивать свои самокрутки. Автоматчики отгоняли назойливых комаров, которые роем кружились на опушке леса. Конвой явно мечтал побыстрее вернуться в свое расположение. Успеть к ужину. Но старший лейтенант решил иначе: "Старшина вернитесь в лагерь и привезите нам огромный деревянный ящик, в котором мы храним сухие дрова. Не велика потеря. К зиме новый собьём". Через семь минут заключенные вернулись к своей работе. Они сбросили в сырую землю тело бывшего "авторитета" и быстро забросали труп землей. С позволения конвоя сняли до этого с покойника ботинки. Затем, с явным недовольством, стали копать вторую могилу: "Чудит молодой лейтенант. Отдельные места покойникам захотел. Как египетским фараонам". Тупые лопаты плохо брали местный суглинок, черенки были плохо отшлифованы. Мозоли лопались, пот лил ручьем, комары загрызали. Еще больше зеки стали возмущаться, когда стало понятно, что привезенный ящик не влезет в вырытую могилу. Нужно переделывать. Офицер матом доходчиво объяснил доходягам, куда они могут засунуть свое недовольство. Вновь застучали лопаты. Когда вторую могилу закопали, лейтенант тихо сказал: "Спи, фронтовик. Отвоевался". Затем, убив комара, вдоволь напившегося молодой крови, побежал догонять свой конвой...