..Мы всегда о ком-то и о чем-то скучаем. Скука - сестрица грусти, навязывается бусинками на сердце. Скука самая разная. В магазинах появилось изобилие, мы привыкли к товарам с иностранными лейблами, и теперь не удивляемся, когда выкидываем исписанные фломастеры и авторучки с выбитыми на них блестящими буквами "made in..." А еще лет ...надцать назад каждая вещь "оттуда" воспринималась полумистически. Завораживала. И даже исписанная гелевая заморская ручка нее выкидывалась, а вешалась на шнуроч-ке на салонное зеркало в автомобиле, или просто станови-лась украшением стаканчика на письменном столе. А сейчас - вещизм, и вещизм иностранный, стал обыденным компо-нентом жизни. Как бульонные кубики, паштеты, йогурты-фругурты, джинсы и толстовки, обувь и перчатки, майки-шорты, и простите, даже нижнее белье французского шелка.
И это, господа, хорошо! Хорошо и прекрасно, что сего-дня мы ушли от проклятого вчера, с тремя сортами колбасы и вечным маргарином, которым были заставлены все вит-рины универмагов. Ну, еще была "Килька в томате" и "Зав-трак туриста". На этом, каждодневное гастрономическое изо-билие, положенное строителям коммунизма заканчивалось. Конечно, на прилавки порой выплескивались и другие про-дукты, но чтобы их купить, надо было отстоять многокило-метровую очередь, предъявить, сжимаемый в кулаке побед-ный "талон-заказ" и т.д. и т.п. . Вот моя племянница не пом-нит этого издевательства над людьми, и я надеюсь, подобные рассказы так и останутся для нее рассказами-воспоминаниями о повседневном житье-бытье в советские времена, в котором, ее еще, как говорится, и в проекте не было...
Мы понемногу забываем о диссидентах. Я не стану здесь говорить о фигурах космического масштаба: таких, как Анд-рей Сахаров, Александр Гинзбург. Поговорить хочется об обычных жителях уездных городов вроде Самары. Которая, напомню для позабывших, ранее в честь одного из палачей революции носила имя Куйбышев.
Так не хочется громких слов, расхожих, казенных фраз. Но вот моя учительница по немецкому языку: Эмилия Алек-сандровна, была диссиденткой. Она, старательно учившая нас на уроке, что такое модальные глаголы, и в чем суть не-мецкой грамматики, на переменах могла удивить рассказом о ФРГ и ГДР. Замечательный педагог, умнейший человек, Эмилия Александровна сравнивала Западную и Восточную Германию, говорила, что Берлинская стена - не вечна... И оказалась права. Но это выяснилось чуть позже...
Однажды, после заседания "Клуба интернациональной дружбы", на котором мы переписывались с ровесниками из ГДР, я и еще один мой одноклассник, разговорились с Эми-лией Александровной. Говорили о Германии: учительница не раз бывала там. Вскользь я сказал: нет, по-моему, комму-нисты не навсегда. Учительница посмотрела меня с укором и осуждением. Даже выговор сделала...А потом, когда мой од-ноклассник уже вышел из класса, она сказала мне: ну зачем так рисковать? Ведь ты пионер, и можешь получить неуд по поведению за такие речи...
Слова учительницы я запомнил. Но мысли о том, что мы живем в огромном концентрационном лагере, обнесенном красными флажками, не покидали меня, семиклассни-ка...Советский Союз приближался к агонии. Коммунисты надрывали глотки на митингах, истерично крича, что роди-на в опасности. По телевидению показывали, как просрочен-ные продукты, сгнившие на обкомовских базах спецснабже-ния, выбрасывались на свалку. А народ продолжал покорно покупать кильку в томате, и, недополучая зарплату, строить никому не нужные ракеты для противостояния Западу.
Противостояние выглядело смешным. Ночами, по ста-ренькому приемнику ВЭФ я жадно слушал "Свободу" и Го-лос Америки. И с каждым днем понимал, что нас оболвани-вают советские вожди. Это не позерство: сейчас пишу, и мысленно переношусь в то время... Бог мой: мы все тогда ходили строем, это в нас было генетически. И быть не как все считалось страшным. Идиотизм, но в те годы меня неодно-кратно разбирали на "классных часах" в школе только за то, что я носил длинную прическу, как у обожаемого мной Джо-на Леннона. В нашем классе считалось страшным преступ-лением придти без пионерского галстука. Помню, как мой одноклассник, собираясь в школу, забыл надеть пионерский галстук. Так классная руководительница повязала ему "де-журный галстук", чтобы не портить показатели нашего класса, чтобы все ученики на случай проверки были 100-процентными, в галстуках, пионерами. Уточню: "дежурный галстук" всегда был в письменном столе нашей классной ру-ководительницы, и доставался оттуда, если кто-то из нас за-бывал дома свой пионерский галстук...
Когда Горбачев провозгласил гласность, мой одно-классник Леша, по наивности подумал, что говорить можно все. И тогда написал мелом на стене третьего этажа, прямо перед кабинетом истории: "Горбачев-дурак". Когда Лешку поймали за этим занятием, то выставили ему -неуд - по пове-дению. Таким образом, гласность, введенная Михал Сергеи-чем, на наших учителей не подействовала. Более всего бесно-валась одна учительница, даже не столько преподававшая, сколько проводившая время на заседаниях партийных пер-вичек в школе и в районном отделе образования. Так вот эта дама, которой было под шестьдесят, требовала поставить моего одноклассника за оскорбление Генерального секретаря ЦК КПСС на учет в детскую комнату милиции!!! Потом я сказал Леше: если бы ты УСТНО высказал то же самое про Горбачева, тебя, наверное, отправили бы в колонию!..
В воздухе витала свобода. Чувствовалось, что СССР об-речен. Надоело жить под колпаком, в изоляции. Уже позже, разговаривая с однокурсниками в институте, я просил их по-делиться детскими впечатлениями о том времени. И все, аб-солютно все говорили, что ощущали подсознательный гнет. Чудовищное было ощущение: жить в стране, где каждый твой шаг решался за тебя. Октябренок-пионер-комсомолец. Ну, а если хочешь быть полноправным строителем светлого будущего, и к тому же, иметь какие то льготы: милости про-сим в партию... Страшно, когда человек ПРИНУЖДАЛСЯ быть юным ленинцем, потом: комсомольцем, потом-коммунистом, только для того, чтобы добиться чего-то в жизни...
Мой сосед, в 83 году горько плакал: умнейший парень, красавец, он не поступил в институт на юриста только пото-му, что после того, как на Запад эмигрировал его отец, "ком-петентные органы" рекомендовали приемной комиссии "внимательнее отнестись к абитуриентам". Ну, те и отне-слись. Выдав такую подлость. К счастью, Илья осуществил свою мечту с поступлением. Через три года...
Не все смогли принять то, что произошло через пару лет, когда рухнул колосс под названием Компартия. Не все приняли свободу слова, демократию. Кое-кто до сих пор по-еживается от того, что в любом книжном лотке можно ку-пить Бродского и Солженицына, Довлатова и Платонова. А кто-то и вовсе, скучает по временам, о которых Александр Галич писал:
Ах, как шаг мы печатали браво,
Как легко мы ковали шаги.
Позабыв, что движенье направо
Начинается с левой ноги!..
Не позабыть бы прошлое. Иначе скука по хождению строем приведем нас одной большой шеренгой обратно за Берлинскую стену, к диктатуре и консерватизму.
P.s. моя учительница, Эмилия Александровна эмигрировала из России в 1991 году. Илья закончил вуз и сейчас проживает на Западе.
"Блаженны изгнаны правды ради".