N. был такой загадочный. Кости его ребер слишком плотно смыкались друг с другом, поэтому никогда не удавалась рассмотреть сердце. Если только просунуть голову под ребрами и заглянуть снизу... Но для этого надо быть очень близкими людьми, а N. никого к себе не подпускал.
Никто не знал, чем занимается N. Однако поговаривали, что он приближенный Омейядов и выполняет их мелкие поручения.
Обычно мы видели его после сиесты в кабачке у Агэпито. Даже вино в его руках становилось загадочным: N. смыкал пальцы на стеклянном бокале так же плотно, как смыкались кости его ребер. И никто не мог сказать, сколько сейчас в его бокале.
Каждый из нас, в глубине души, наделял себя ролью того единственно человека, который разгадает N.
Мы посылали ему воздушные поцелуи, иногда отрывали лоскуты от его пиджаков, а Жозе даже удалось украсть его шейный платок. Но N. оставался безучастным к нашей игре.
Однажды я поймал себя на том, что влюбился в N. Влюбился так, что начал задыхаться. И не помогали даже таблетки эфира, на которые моя бедная матушка начала тратить деньги из накоплений для похорон брата, который уже пару лет гнил в чулане. Я сам себя ненавидел за это транжирство, но задыхался. Спасти меня мог только N.
Тогда я решил проследить за ним.
Какого же было мое удивление, когда из кабачка Агэпито N. отправился в сад Марии, где на пару часов арендовал скамейку. И это после сиесты... Очень загадочный человек.
Я терпеливо дождался, пока N. сморит сон. Сон его был не менее загадочным, чем он сам. Слон играл в шахматы, ссутулившись над маленьким столиком. За цугцванг слон расплачивался вином, что выливалось у него из левого уха. И все бы ничего, но слон играл сам с собой.
Мне интересно было, чем же закончится этот сон, но куда интереснее - какое оно, сердце N?
От скамьи, на которой спал N., меня отделяло восемнадцать шагов обычных и один полушаг. Мне потребовалась одна таблетка эфира, чтобы не задохнуться от такой близости, и еще три, чтобы не задохнуться от чувства единства, ибо я просунул голову под ребра N и посмотрел на его сердце.
На то, где оно должно быть.
Сердца у N. не было.
- Разочарован?
- Так бывает? - вместо ответа спросил я, забыв испугаться своевременному пробуждению N, но вскинув голову.
- Бывает.
- Но вы такой...
- Загадочный?
- Да...
- Задыхаешься?
- Да...
Я не успел подумать, что и разговор наш носит характер загадочности, потому что N. тогда же достал из кармана зеленый осколок сахарного стеклышка.
- Съешь с чаем.
- Спасибо... Но что...
- Остатки моего сердца.
И он, не взглянув на меня больше, ушел. А так как время аренды скамейки еще не вышло, я решил посидеть в саду и съесть стеклышко.
Все-таки какой он загадочный, этот N.
А какое вкусное стеклышко. Даже без чая.
Задыхаться я перестал в тот же день.
Брат все еще в чулане. Наверное, мы никогда не накопим на его похороны, как и Визитэкайон, двоюродной тетки матушки. Вот некстати умерла.
Жозе сказал, что потерял платок N.
У Агэпито все то же. Только без N.
С того случая в саду Марии я его больше не видел.
Но поговаривают....