Цзен Гургуров : другие произведения.

Золотая нить приключений часть 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 6.18*5  Ваша оценка:

КОММЕНТАРИИ

   - Славное вы сделали дело, сударь, - вы убили любовников этих девиц.
   - Их любовников! Возможно ли это? Ты смеешься надо мной, Какамбо; с чего ты взял? - Мой дорогой господин, - отвечал Какамбо, - вас постоянно все удивляет; почему вам кажется странным, что в некоторых странах обезьяны пользуются благосклонностью женщин?

Вольтер. Кандид или Оптимизм

КРАСАВИЦА И ЧУДОВИЩЕ, ИЛИ ЛЮБОВЬ

ПО-ХРИСТИАНСКИ

   "Бог есть любовь" - изречение, вроде "make a love" - делайте любовь или мастерите её, то бишь бога. Только в первой тавтологии имеется ввиду неземная любовь, Божественная, всеобъемлющая. Во второй - секс. Но понятийной грани не проводится. "Возлюби ближнего своего..." - рек Христос, "Возлюби дальнего" - резонировал Ницше. Вот они: альфа и омега социума. Этический фундамент демократии. Основополагающий принцип взаимоотношений. "Ближнего, как самого себя". От любви к ближнему совершилось роковое и главное приключение цивилизации. Указаны и средство и цель спасения. Люби себя, Бога в себе и Бога в других.
   Ну, а вообще любовь? Мы любим жизнь и все, что способствует ее сохранению (спасению), дает ей поддержку и продолжение. Мы любим есть, пить, спать, любим природу и Родину, родителей, жен, детей. Любим процессы, от которых получаем удовольствия. Реальная подоснова. Но сколько вокруг любви пафоса, смущения, мифов! Сколько в приключении любви полузакрытых глаз. Еще бы, любящий не может обращать внимания на недостатки, и всякий раз, когда разум противоречит эмоциям, возникают муки любви: божественные, сладостные, поэтизированные. Любовь -это спасение от смерти, от бега времени, продолжение себя в детях. Это экстаз духа и плоти. К тому же церковь так много о ней говорит, она освятила брак и плодородие чрева матери. Освятить освятила, да только секс низвела до первородного греха. Была в истории прародителей некая история со змием, деревом, яблоком и изгнанием из рая. Для любого исследователя, особенно для убежденного фрейдиста, очень благодатный материал. Исследователь детектива усмотрит расследование преступления о краже, когда преступник выдал себя косвенным ответом: "Я наг", - а сыщик (а им был сам Всеведущий и Всесущий) пришел к логическому умозаключению. Фрейдисты выскажутся более конкретно о тотеме и табу, о появлении бога вследствие установления запретов и вытеснения желаний-либидо. Запреты на погибельные действия, в том числе и страсти. Итак - язык запретов.
   Христианство не напрасно наложило запрет на все удовольствия, неподконтрольные касте жрецов. Они же носители мифа, проповедники воли господа, то есть его запретов, искоренители "семи смертных грехов". Потому, как только человек начинает стремиться к личной свободе (становится демоном), он начинает стремиться к греховности семирицы. Идеал - это вызов духа плоти, подчинение запретам - праведная жизнь.
   Плодить подобных Богу поощряется, но получать при соитии удовольствие возбраняется. Бог есть любовь - не человек. Квинтэссенцией подобной логики является непорочная Дева, понесшая от Святого Духа. Раз возможно, по мифу, непорочное зачатие - значит возможно распространить его в жизнь. Платоническая любовь - философское обоснование уже лежало в анналах. Но его не удосужились поднять, идея была взята в отражении богословия. Средневековые менестрели заново изобрели куртуазию. Первоначально она стала дворцовой игрой и сами монархи были главными судьями и зрителями этого притворного придворного представления. Набирающий силу языческий культ не раз порицался церковью, хотя и имел все основания гордиться христианским генезисом. Только ли христианским? Артуров цикл с прекрасными дамами, христианнейший король вкупе с Шарлеманем. Странствующий рыцарь: душа - Богу, тело - господину, сердце - прекрасной даме, честь - только себе. Скитания в поисках Грааля, подвиги в честь прекрасной дамы. Враги - соседи, изменники, пикты, колдуны; драконы (они же дракулы, они же драгуны - позже адекватные только в фонетике, но взявший себе прозвище, должен ему уподобиться, соответствовать). Мы помним предтечу, прадеда всех драконов - бескрылого и безногого с яблочком в пасти. Теперь он стоит на пути рыцаря, не пускает его к даме, стережет ее, похитил ее. Убив дракона (совершив акт обуздания плоти, похоти), можно уверено идти к даме сердца, чьей бы невестой или женой она не была. Можно предварительно поэкспериментировать с кровью дракона (посублимировать), собрав ее в кубок или омыться, подобно Зигфриду.
   Но это были забавы элиты, позволявшей себе эксперименты с любовью. В низах ставился иной эксперимент: не скованная куртуазией, а лишь поучениями священника, любовь не имела особых изысков и разнузданности или скованности. Зато в устных преданиях дракон все чаще оказывался трехглавым (от святой троицы, надо полагать) или семиглавым. Во всех мифах дракон очень охоч до молодых, красивых и непорочных дев, которых ему приносят в искупительную жертву, делают драконовыми невестами. (Кстати, все давшие обет девственности, в известной степени, тоже невесты дракона. Так на похоронах "Дракона кунг-фу" Брюса Ли тысячи его почитательниц дали такой обет. Интересно, смогли ли они его соблюсти до сего дня?) Овладевая невестами, дракон убивает их (они выпадают из круга непорочных дев), либо заточает или околдовывает, погружает в вечный сон девственного ожидания жениха-освободителя, подобный смертельному сну или нирване. Именно так: нирване вечного ожидания небесного жениха, нирване вечной сладости обуздания плоти и непробуженного материнства. Расколдовывается она тем же небесным женихом, или уподобившим себя богу (отдавшем ему душу), посредством поцелуя в уснувшие уста.
   Рыцарь-победитель сам становится драконом-иерархом, занимает его место. Вспомните "Аленький цветочек" Аксакова. На том и сказке конец, равно как и куртуазной любви. Далее начинается плотская жизнь.
   Христианство не было бы христианством, если бы не добавило к общечеловеческому мифу (свойственному в той или иной форме большинству развитых культур) свою собственную: вторичное логическое подтверждение истины на прикладном уровне и создает ту многослойную паутину истин и доказательств, в которых обычно блуждает адепт.
   Поскольку высшим проявлением злокозненности власти по отношению к подданным есть убийство невинной жертвы (в случае ее вины это было бы наказанием, то есть морально обоснованным действием), а наивысшая невинность и невиновность жертвы это максимум ее заслуг перед властью - а самый заслуженный - это Герой, Бог на Земле. Следовательно, чтобы подтвердить максимум своей власти тиран (верховный властитель) должен убить Бога. Наивысшим сопротивлением героя тирану является его неумирание (воскрешение). Равно наивысшее проявление власти тирана над девственностью это дефлорация и зачатие от него отпрыска. Мир равенства соединяет в себе наивысшую жертву - во имя всех, от любви ко всем - и наивысшее сопротивление тирании народа ("Распни его, распни!") и кражу человеческого зачатия у человечества - тирана, посредством божьего промысла. Поэтому святой Георгий для христиан не только общечеловеческий миф, но и самостоятельно осмысленный, понятый и выстраданный. А символика змеи это не только пенис, похоть, хранилище богатств (спермы), но и тирания, угнетение, в том числе и тирания плотских страстей. А освобождение невесты еще и освобождение свободы (тавтологический нонсенс, если забыть разделение христианского понятия свободы и борьбы за нее). Как свобода есть дар Божий (в первоисточнике же - Божье наказание за грех), так и греховность есть не личная "заслуга" человека, но дарованное первопредками наследство. Человечество христиан обречено грешить лишь из-за простого желания продолжать свой род. Сохранение девственности или невинности (самооскопление как самоубийство) становится знаком принадлежности к касте Богоизбранных героев и героинь, посвятивших себя служению Богу и, тем самым, отвергшим демоническую свободу. Не удивительно, что девственность эта хранится в монастыре за семью печатями.
   Возвращаясь с средневековью: и к патриархальности низов, и куртуазии верхов, а также праву феодалов" первой ночи", и к постоянному массовому изнасилованию женщин воинственной солдатней бесчисленных войн и междоусобиц (не следует забывать - войны были правилом, стилем жизни. В отличие от "чистой" культуры исследователей, рассматривающих то время как сплошной мир, а позже вводящих войны как посторонний фактор. Феодалы были воинами, жили для войны и по военному относились к своим подданным: не гнушались силой или угрозой силы отбирать оброки и недоимки, силой забирать и девственность, являясь для невинных селянок драконом из замка, а также и всеобщим простителем прежних похождений сельских потаскушек. Феодалы вели то замирающую, то вспыхивающую восстаниями войну с собственными подданными, войны с соседями, сюзеренами и неверными, а также с животным и растительным миром в форме беспрестанных охот и сведения лесов - войну в своем понимании). У низов языческие культы еще определяли бытосознание, сатана не был проявлен, назван священниками. Но как только старые домовые, лешие, духи полей и лесов были названы прислужниками дьявола, чертями - все вокруг стало наполняться страхом нечистой силы. Некоторые местные духи "перекрестились" в местных святых, остальных ждала незавидная судьба - быть загнанными в подсознание людей. Ужас средневековья, столь подробно описанный в романах, был ощущением тотального проникновения дьявола во все поры жизни. Наполнение мира злом приближало неотвратимость Страшного суда. Общая боязнь вылилась прежде всего на женщин, элемент общества более консервативный, сохраняющий устои дома и очага, а с ним и языческие культы. Тут-то ей и припомнили грехопадение, совращение Адама и все присущие мужчинам страхи. К тому же чрево ее являлось умозрительным полем битвы Бога и Сатаны за невинную душу плода, лоно - ристалищем греха и благочестия.
   Охота на ведьм разгорелась с такой силой, что обезлюдила целые области. Она заставляла женщин подвергнуть себя еще большим внешним ограничениям, уйти в себя, в свою "внутреннюю" жизнь, скрыть свою "порочную" сущность и искать заступничества у всеобщего врага - Сатаны, в шабаше, в возрождении свального греха Вальпургиевой ночи, с принесением в жертву младенца, зачатого в такую же ночь ровно год назад. Извечная женская магия встретилась с каббалой. Монастыри наполнились "невестами Христовыми". (Интересно, чтобы они делали, случись второе пришествие?) Формально они хранили девственность, принеся обет умерщвления плоти (а в народе множились поговорки о блудодействе монашествующих). Они праздновали победу над Сатаной, уподобившись Святой Деве*. Так и вошли они бок о бок в эпоху Возрождения. Светлый культ прекрасной дамы, почитание девственности дев, пуританская скованность основной массы и тайный расцвет сатанизма с драконовскими _________________________________________________
   * Католическое обожание Девы Марии основывается еще на одном постулате: тело ее есть вместилище Христа, значит веры. Она символизирует храм, а с ним и весь аппарат церкви. Вполне понятно рвение проповедников, говоривших о Богородице. Они отстаивали всю иерархию и папство. Равно как и вопрос о собственности Христа на собственную рубашку, означал претензию церкви на собственные несметные богатства, моральное оправдание права собственности церкви.
   репрессиями против него. Благодаря совместным усилиям благочестия и инквизиции дьявол был повсеместно изгнан в подполье, и место страха погибели мира занял страх погибели души. Борьба за души обернулась всеобщим пуританством и окончилась Реформацией - борьбой за "истинную" веру. Само понятие "пуританизм" в данном контексте означает ту норму бытового поведения, которая лишь позже обрела название и лидеров. За светлой дионистической распущенностью раннего Возрождения (иногда граничившую с массовым развратом) вкупе с войнами, приобретшими уже общеевропейский размах, должны были вновь повылазить черти-искусители, а за ними сам предводитель бала. И он явился в виде венерических болезней - бича Господнего за распущенность. Всеобщий свальный грех всегда таит в себе паразитов - телесных или духовных. Но остановил ли сифилис саму тенденцию? Пуритане стали пуританами, а адамиты исчезли. Однако последующие галантные века нисколько не потеряли в сексуальных удовольствиях. Отодвинув угрюмую массу фанатиков и научившись наскоро избавляться от симптомов болезни, они наверстывали упущенное их венеробоязненными предками*. Но не только страх погибели души в аду и сгниения тела подстегивал пуритан. Ничего не слышавшие о сублимировании либидо, они, тем не менее, здраво полагали, что мастерение любви отнимает слишком много времени, сил и эмоций в ущерб служению новому их богу - Мамоне.
   Беднеющая аристократия для продления своих роскошных дней все более воспринимала пуританскую чопорность вместе с другими нравами своих богатых, но неродовитых невест и женихов (больше - приносимые ими деньги, как приданое к неравным бракам), а в пуританский мир стал входить миф о платонической любви, как нельзя кстати дополнивший их представления о сексе. Разнообразные сексуальные революционеры-казановы (так называемые либертины - свободные) мобильно перемещались с места на место, от островка к островку великосветского архипелага разврата, в ханжеском болоте пуританизма. Либертины исповедовали
   _________________________________________________
   * Нечто похожее происходит сейчас со СПИДом. Обострившаяся было тяга к семейным ценностям (в основе своей продиктованная страхом) вступает в противоречие с тягой к потреблению удовольствий. Но пуританам некуда больше бежать - все Америки заселены - кроме как в себя.
   новый галантный культ утонченной похотливости (некую синкретическую смесь куртуазии и сатанизма). Любовные послания принято было писать исключительно в стихах, а истинные поэты предрекали грядущий золотой век всеобщей галантной свободы.
   Вихрь Революций Свободы и стал заодно утверждением нечто подобного народами-богоборцами, сметавшими церкви. Революции Свободы начертали на своих знаменах лозунги всеобщей любви. Сад довел их логику до конца, логику возлюбивших ближних своих и за свою любовь этих же ближних возненавидевших, логику метавшихся в муках всеобщей любви от культа Разума и разрушения церквей к гильотине. "Французы, еще одно усилие!" - и все смертные грехи должны стать непреложными законами. Так оно впоследствии и стало оборачиваться, но не с последним усилием. Пуританское представление о потере невинности в браке и обязательном предшествии браку любви (по сути, возможное здравое, но имевшее самостоятельный генезис в мифе о драконе и непорочной деве, в куртуазии и страхе погибели души, ставшее самодовлеющим и самодостаточным утверждением) противостояло только культу сатаны, мимикрировшего под демонизм, а местами и слившегося с ним и, вследствие этого, полузабытого. И как только семейное счастье и любовь стали самоценными, перестали подкрепляться страхом инквизиции и погибели души, бюргерская мораль почувствовала угрозу семейным ценностям и стала искать конкретных живых врагов, этих воплощенных дьяволов. И вызываемый Дьявол не замедлил, как всегда, появиться.
   Это воплощение происходило всякий раз во все более ужасающем виде, дьяволы неслись драгунами по полям Европы, они несли с собой удушливые газы, извергали огнеметные струи, вспахивали землю снарядами, бороздили небесную твердь на бомбовозах, заполняли моря черными субмаринами, изрыли плоть континентов из конца в конец окопами и окрутили колючей проволокой окопных заграждений, концлагерей, пограничных полос. Они разрушили больше церквей, чем все богоборческие революции, предстали противостоящими многомиллионными армиями, тотальной моралью войны с миллионными женщинами-трофеями и свободой убивать десятки миллионов.
   И лишь ужас атомной войны сковал миры свободы и демократии, настало время окончательного освобождения и торжества любви. Хотелось отведать всех плодов с дерева греха поскорее, пока не наступил всеобщий катаклизм.
   Почва, столь усиленно распахивавшаяся много веков, засеянная гибридными семенами порока сеятелями-теоретиками, дала обильные всходы сексуальной революции. Как всякая революция, она переворачивает старые правила с ног на голову - отрицает их. Момент соития абсолютизируется, дети и платонические чувства воспринимаются лишь как неизбежная необходимость. Необходимость можно свести к минимуму, что вообще отрицает брак. Обязателен только секс. Ранее полу легализованный, а потому утративший таинственность, культ сатанизма, пребывавший в полуподполье порнографических и полумистических изданий и гигиенических художественных романов (формально боровшихся с порноизданиями, демонстрировавшие примеры "настоящей" плотской любви - некого подобия и предтечи современной пропаганды "безопасного секса" и гигиенических затычек), был втащен в семейный альков, лишен рогов (которые супруги торжественно водрузили на свои головы). С революцией женщина утратила все свои секреты, а вместе с ними и мистику, она стала равноправным партнером по сексу. Таинства сменились повсеместным распространением сексологических, сексопатологических и гинекологических консультаций. Сексу стали учить на уроках в школах. Окончательное моральное оправдание получили развод и измены, провозглашенные как укрепляющие брак и семью*. Равноправность сторон стимулировало всеобщее равноправие всех сексуальных транс-би-само-гомо и прочих меньшинств. Сатанизм утратил Сатану, растворившись в рутине семейной жизни.
   Как после каждой революции происходит постреволюционный отлив, так и ныне видно стремление к "старым, добрым" семейным ценностям. Но само представление о них уже изменено революцией. Наступило торжество окончательно слитого, универсального западного культа любви. Логика мифа реализована и, следовательно, лишена потенции развития. Его возрождает новый виток общего возврата к стародавней любви к Богу и ближнему, которая вновь _________________________________________________
   * Резко возросла терпимость общества к потреблению наркотиков и азартным играм, и наркотические (в т.ч. компьютерные и музыкальные) бумы захлестывают общество - чем не колдовские эликсиры Сатаны? "Гуманная" отмена смертной казни ослабляет табу на убийства, раз общество не вправе требовать жизнь за жизнь.
   катится по наезженной колее. Пока c амвонов массовые проповедники вещают о всеобщей любви к ближнему, трезвые политики толкуют о предпочтительности отправления слаборазвитым странам, бывшим колониям с руинами оригинальных цивилизаций, гуманитарной помощи и военных армад, чем ощущать присутствие "цветных" эмигрантов и беженцев у себя дома. Де, дешевле и выгоднее посылать в Россию бросовые продукты, чем конфронтировать или воевать с ней. Что это? Сделка с Дьяволом, принесение благочестивой жертвы на алтарь Сатаны? Приучение Дракона к овсянке, в надежде на скорое выпадение зубов и малокровие, что гарантирует его смирение и всеобщую безопасность? Сатана вновь разлит по миру, вновь проник во все его поры. Остается подождать когда он снова явит свой лик.
   "Усиление" позиций Бога, любви к нему, возврат к утраченной "духовности" есть и потенциальное усиление позиций его обезьяны. Но какой бог христиан имеется ввиду? Антропоморфные отец и сын или зооморфный Святой Дух? Может, их совместное неразделимое присутствие в виде трансцендентного догмата святой троицы?
   Наверное, самый главный - Отец, как самый старший. Но любовь к творцу опосредуется через любовь к его созданию. Это и есть так называемая любовь к Природе, "незаконной" матери всего. Чувство, имманентно присущее всему живому, которое не идеализирует его, а ощущает. Чувство пространства, движения жизни в себе и вне себя как тока времени, ощущение участия в биоценозе, круговороте энергии, воды, органики и первоэлементов. Ощущение и понимание чужого поведения, принадлежности к виду. Приспособленность к обитанию в стихиях тверди, воды и суши, исходящим от внешнего мира угроз и радостей - все это присуще и животным и человеку. В цивилизации с любыми императивами присутствует этика и эстетика природы. Во всех мифологиях присутствуют творцы и создатели сущего (иногда мир зарождается и сам, но в нем все равно возникают первоустроители). Монотеизм узурпирует это право. Но в центре его любимого детища - Земли угнездился его главный враг. Христианская любовь к природе - это, прежде всего, изумление величию творца. А стремление к сохранению природы есть стремление сохранить ЕГО любимое детище - это Служение. Человек, поставленный царем природы, должен относиться к божьим тварям, как Бог, и отдыхать от дел праведных среди буколики. Он же карает тварей, подпавших под дурное влияние, а возможно и сфабрикованных сатаной, будь то отстрел хищников или бытовое средство от тараканов. Даже современное экологическое движение, возникшее из эгоизма логики расчетов истощения природных ресурсов, исчезновения самого базиса жизни, есть проявление мифа о борьбе с силами зла, Спасения, реанимация страхов конца света, а сохранение природного многообразия - проявление божественного акта защиты человека, как царя природы. Во всем остальном люди особой любви к Отцу не проявляют, зная за ним много худых дел и с недоверием относясь к его иудофильским наклонностям. Впрочем, люди иногда к нему обращаются - обычно с просьбой покарать врага, и бывают очень довольны, когда их просьбы сбываются ("Бог покарал"). Или просят у творца всего сущего чего-нибудь материального, равно как и у дьявола. Смею утверждать, что имеет место шантаж Бога, рано или поздно не дождавшись от вседержителя милостыни, то же самое попросят у Сатаны - если сильно прижмет - в обмен на душу (как и у Бога). Кроме этого в Творце и любят его любимое детище из праха и все общество детишек адамовых, но об этом ниже.
   Иное дело Сын - конкретный персонаж, увидеть которого смогли когда-то, поговорить послушать, многие, даже дотронуться привелось: кому терновой лозой, кому гвоздиком. Герой этики, морали, служения и любви ко всем людям. Ему и предназначается та доля любви, которая может быть обращена к человеку. Он и спаситель, и защитник, и учитель, и страдалец. Этот спектр предполагает как уважительную, заискивающую, даже рабскую любовь, так и надменную, господскую - сострадание и жалость. Но его невозможно любить как равного. Одни умиляются Христу-младенцу, проникшись его болями и печалями, доходят в сострадании до психогенных рубцов и ран (но не на запястьях, как должно быть, а на ладонях), иные даже прибивают себя к крестам и висят на них. Но господские это чувства или любовь рабов - все это спектр чувств рабского генезиса. Так любят только рабы или их владельцы (или, точнее, так представляют любовь рабовладельца рабы). Страх - основная мотивация раба. Освобожденные рабские страхи, страхи служителя и слуги рождают "любовь открытого сердца" к Богу-Сыну. Дают возможность увидеть в нем объект любви и подражания, адресовать к нему свои мольбы, просьбы, молитвы. Вместе с ним и в то же время интимно пережить высокие чувства. Адресовать наболевшие и неразрешимые вопросы (род медитации). Но даже самые искренние и бескорыстные чувства людей имеют скрытую прагматическую цель. Даже самый искренний человек подсознательно - актер и обманщик. И в актах его поведения просматриваются правила игры. Это роли Христа.
   1 - его харизма как идеального героя, знающего свою цель - Спасение Мира, и средство ее достижения, скрытая несгибаемая воля и абсолютно божественные моральные качества. Он же небесный принц-жених монашек, нравственная опора дрогнувших и сомневающихся. Духовный вождь земного воинства и т.п., каратель и судья грехов, как принявший на себя искупление за первородный грех.
   2 - учитель - установитель абсолютной истины, "вечных" законов, определяющих жизненный путь, наставник, энциклопедия всех ответов на все вопросы (вернее - одного ответа на все вопросы), учитель жизни, советчик, подсказчик. Глава школы, ритор, проповедник. Образец интеллекта.
   3 - страдалец, сострадалец - принятель на себя мировой скорби и боли, униженный и оскорбленный, замученный, где-то мазохист. Пример стойкости и стоицизма, воздержания, усмирения плоти и духа.
   4 - аноним, немой слушатель - безвестный адресат исповеди, признаний, клятв, доносов, жалоб, помойная яма грехов человеческих и их анигилятор, всеобщий проститель, дающий любовь взамен греха, любящий всех и каждого аноним. Мимикрия его внешнего облика в сторону ослабления половых признаков тоже наводит на некоторые мысли о любви.
   Остался еще некий святой дух - но подавляющее большинство людей в любви к нему заподозрить трудно. Но и он изредка заслуживает внимания - прежде всего как знак божественного послания, явления Бога. Это любовь к чудесам (то есть вещам в принципе нарушающим божественный порядок и поэтому позволенных только Богу), к новизне и необычному. Присутствие при чуде есть знак избранности, поэтому нисхождение голубя доступно немногим, и, соответственно любовь к нему - это "любовь себя в Боге и Бога в себе", чувство несколько демоническое. Это ощущение религиозного экстаза, любовь к экстазу сама по себе.
   Вот и вся любовь. Разумеется, автор не ставил задачу исследования состояний любви вообще, а лишь проявлений мифа, влияния его на общие законы, реализации его логики, анализ феномена "любви к Богу" дает превосходный материал для исследования феномена "любви к мифу".
   Совсем забыл о самом главном: Почему "Бог есть любовь?", Почему:"...и спасетесь"? Что в феномене и ноумене любви столь притягательно для Спасения и для идеалов равенства.
   Христиане свяжут этот вопрос с верой, при этом прибавят, что любовь - это возвышающее человека чувство, изгоняющее дурные помыслы (а вместе с ними и "диавола"), обращение человека на стезю добра и возлюбливание в каждом ближнем (как подобия Бога) самого Бога. В свою очередь, возлюбленный почувствует себя достойным любви, за все прощенным, возвысится в своих глазах и, ощутив на себе реальные плоды чужой любви, сам станет любить всех и, следовательно, прощать всем. Такова лавинообразная схема распространения любовной панацеи. Можно подумать, будто Любовь - это сплетня или анекдот, распространяющаяся в геометрической прогрессии (если не эпидемия). Однако это, ни много ни мало - рецепт всеобщего спасения. Возлюбивший, очистивший душу становится праведником, ему уготовано выживание на Страшном суде и пребывание в раю (как на Земле так и на небеси), дано избегнуть гиены огненной.
   Не следует забывать, что каждая мифологическая система всеми возможными аргументами и всем доступным инструментарием отстаивает свою систему исходных посылок и ценностей. Зачем необходима апелляция к сильным эмоциям, к пожарам любви, если есть достаточные логические обоснования?
   Прежде всего, любовь служит главной ценности - равенству, в отличие от большинства прочих эмоций, она не разделяет, а уравнивает и сплачивает партнеров, позволяет отвлечься от различий, отбросить силой любви противоречия и проблемы, подчинившись цели слияния с объектом любви в едином порыве обладания и бесконечно долгого совместного пребывания, безапелляционной защиты объекта любви от чуждых посягательств. Общество любящих есть общество равных. Второе в любви - совмещение умозрительного идеала с реальным образом. Поэтому служение любви - это и служение идеалу и привнесение рая внутреннего на Землю. Поскольку Бог пребывает в той или иной мере в каждом, то и любя каждого (ближнего), человек искренне и беззаветно подчинят себя служению обществу, общей идее (Богу). Как мы помним, прагматика любви состоит в расчете и дружбе (обычно фигурирующей в лозунгах под ярлыком "братство").
   В обществе любящих каждый готов отдать всего себя за ближнего и за всех, но склонен рассчитывать на взаимность: в каждом он найдет брата, готового прийти на помощь в трудную минуту. Более того, все общество (а с ним и Бог) готовы пожертвовать собою за своего ближнего в любой ситуации. Равный человек, становясь клеткой огромного организма, становится всесильным, абсолютно защищенным (равным Богу или частью Бога). Подчиняя себя обществу посредством любви, став абсолютно равным, он делегирует свой страх этому обществу, то есть всем, равно как и свою боль и печаль (тем самым облегчая свои страдания, навязывая их другим) посредством всеобщего милосердия. Стремясь слиться в едином порыве всеобщей любви он, в конце концов, обречен на утрату индивидуальных черт, на "растворение в Боге-обществе, которое бессмертно (самовоспроизводимо). Это и есть вечный рай души на земле.
   Но переданный обществу страх не исчезает, он только теряет конкретную привязку к своему источнику и поселяется всюду, в конце концов заполняя весь мир. (В действительности это обострение важных факторов, отброшенных ранее за ненадобностью и поэтому оставшимися без внимания, предоставленные сами себе и латентно развившимся по своим собственным законам или вообще по закону хаотической системы, которая сама начинает со временем управлять и организовывать по законам хаоса окружающее - поэтому ее необходимо саму контролировать постоянно или организовывать время от времени. На человека обрушивается отброшенная и переставшая ему подчиняться реальность.) Но поскольку человек пребывает во влюбленном - "очищенном" состоянии, он начинает бороться со страхом общества, принимает на себя весь общественный страх, разделяя его. Он начинает подозревать гнездование вражьих темных сил в окружающих, сначала как в более или менее любящих, потом и вовсе представляющихся как лишенными чувства любви - его начинают снедать муки ревности (неизбежные в любви). Он начинает карать за измену. Убедившись в бесполезности изгнать весь общественный страх из каждого конкретного человека, он ополчается на весь абстрагированный страх. Он становится героем - крестоносцем всеобщей любви. В конечном итоге, он ополчается на все общество, которое должно погибнуть во всеобщей катастрофе очищения, чтобы возродиться вновь в ангельском виде. Только самые-самые-самые выживут. Так всеобщая любовь вызывает всеобщее озлобление и страх. Каждый индивид начинает мстить всем за утрату собственной индивидуальности, за всеобщее нивелирование каждого до единичной клетки общественного организма. Он или бежит из этого общества, от этого равенства, или бунтует против всех, либо старается оглушить себя еще более сильной дозой наркотика всеобщей любви - он уже готов любить всех без взаимности, несмотря ни на что или вопреки всему, и каждая новая пощечина заставляет его мазохистки подставлять другую щеку - чем по своей сути ничем не отличается от бунтаря разрушителя - в мотивации поступков анархиста и стоика здесь нет никакой разницы. Мирные восстания гандистов соседствуют с террором экстремистов. Терзаниям Достоевского - "Мир спасет Красота", (то есть та же любовь как стремление к красоте идеала) - следует непротивленство Толстого, известного в молодости своими сексуальными подвигами и подвигами военными (кавалера ордена Святого Георгия)*.
   Такова она - любовь по христиански, усыпляющая эмоциями разум, сон которого рождает драконов. Однако любовь продолжает существовать, несмотря на все ужасы христианства, стремящегося превратить естественность проявления чувств в инструмент Спасения.
   _________________________________________________
   * Следует воздать должное и графу Льву Николаевичу - как истинному представителю "второй волны" золотого века русской литературы. Если Пушкина, Лермонтова и раннего Гоголя отличала искренность чувств, то писателей второй волны снедали сомнения - их творчество носило ярко выраженную социальную окраску. Реалистичные по стилю (условно отнесенные к критическому (демоническому?) реализму) они пребывали в глубоких терзаниях души, сомневаясь и в Боге и в Дьяволе. Великолепное толстовское слово, обладающие чуть ли не магическим очарованием, обыгрывает пошлые бульварные сюжеты. Мережковский отмечал явную бульварность сюжета "Анны Карениной". Присовокупим историю про двух зрелых, но еще отнюдь не старых людей (как говорится: мужиков в самом соку), один из которых влюбился в молоденькую девушку, другой увлекся спелой салонной львицей. Молоденькая девушка попала в тенета повесы, львице нужен был капитал второго. Оба испытывают разочарование, но, как и свойственно дамским романам, испытание чувств (у Толстого - смерть, как же иначе?) примиряют их - Балконский прощает на смертном одре Наташу, Безухов - умершую Элен. Хэпи-энд - соединение Наташи и Пьера - лишний для каждой отдельной истории, но необходимый, когда два сюжета развиваются параллельно.
   Как и Достоевский, Толстой принадлежит к писателям авантюр. Читатель без труда различит их в остальных сюжетах его многочисленных писаний. Это - достоинство его наследия. Благо умение сделать высокохудожественную прозу массовым чтивом. Было бы на то желание донести свою любовь к миру до каждого.

ТЕКСТ

Супрема (окончание)

   Хлопнула входная дверь. Вскочил как ужаленный. Во рту тошнотворный привкус табачного перегара. Через жалюзи пробивался свет. Утро пришло. Вместе с утром пришел Лот. Он приветливо помахал мне ладонью.
   Сколько времени? Часы в кармане брюк. Ага, без четверти семь. Может, еще успею.
   - Лот, займись завтраком, а я кое-куда сгоняю. Я мигом.
   Кое-как одевшись, выбрался наружу и заковылял по брусчатке. До нашего аэропортика четверть часа езды. Но только где взять машину в этом тухлом городке? Так тебя и будет дожидаться. Ты бы еще персональный "линкольн" пожелал бы. Пришлось стучаться к Домингесам. Хмурый Виторио с неохотой приоткрыл дверь.
   - У тебя джип на ходу?
   - Вообще-то да... но...
   - Сегодня я при деньгах и даю тебе двадцатку, если твой драндулет заведется через три минуты и еще через пятнадцать мы будем на взлетной площадке.
   Я помахал перед его носом 20-долларовой купюрой. На разогрев этого колымаги ушло секунд тридцать, не больше (обычно - полчаса), и мы были на месте, когда бело-голубой "Рейнжер" уже раскручивал винты.
   - Ой, Пит - крикнула Элл, выглядывая из салона.
   Показались головы Джерри, Игнасио и, конечно, Хэнка. Они весело махали мне руками и делали различные жесты. Даже кричали, но уже ничего не было слышно. Вертолет приподнялся и лихо, по-самолетному рванулся вперед.
   - Да будет вам земля пухом, ребята! К чертям собачьим! -крикнул я им вслед.
   "Рейнжер" сделал крутой вираж и скрылся за хребтом.
   "Больше я их не увижу. Как просто! Не успел, не хотел или не
   смог. Какая теперь разница. Улетал целый кусок жизни. Улетали живые пока люди. Вот будет смеху, когда они найдут только горсть сгнивших медяков. И все мои сомнения полетят к черту."
   - Мы приехали сказать "чао" - и все?
   - Нет, сейчас заскочим в контору, я куплю билет на самолет. Вечером отвезешь меня в Сан-Кристобаль... Плачу наличными. Нет, вру, платить не буду.
   - Зачем я связался с тобой, с таким негодяем! Да я буду лучше "костанегро" возить, чем тебя. Когда едем?
   - Я дарю тебе свой дом, с условием, конечно.
   - Правда? Ты врешь! А каково условие?
   - Тебе и Лоту, и чтобы китайца Ляо не прогоняли, когда придет в гости.
   - Всего-то? Отлично! Я всегда знал - ты отличный парень, Педро. Замечательный! Настоящий мачо! Ты не думаешь вернуться?
   - Нет. Поехали.
   На углу Отвальной улицы у драндулета лопнула шина. А Виторио так хотел подкатить с шиком к крыльцу моего дома. Сказав ему: "Надеюсь, вечером все будет значительно лучше," - и оставив его менять запаску, сам поковылял к нашей горке. Нога опять дергала. Через бинты сочилась кровь, и несколько десятков метров пути казались мне бесконечностью. Хреново без костылей, ох, как хреново. С этими словами я привалился к выступу скалы у самого подъема. Солнце припекало, пот лил градом, в ушах гудело. Сейчас немного отдохну, и все пройдет, а дальше, как в том сне с неизвестным бельгийским профессором. Глупо. Однако, почему так закладывает уши? Меня качало. Вперед! Там завтрак, утренний кофе. Сон.
   Гул шел из земли, мостовая подернулась трещинами. Песок, засыпанный между булыжниками, стал выбиваться бурыми фонтанчиками. Трещины росли, булыжники с треском и грохотом вырывались из мостовой и пробками взлетали вверх. Меня качнуло и бросило наземь. Вокруг все гремело и трещало. В лицо били струи пыли, и мостовая вздрагивала и извивалась подо мной, как женщина, испытывающая оргазм.
   Потом все стихло. Не веря себе, я поднял голову. Нашей улицы не было. Передо мной, метрах в двух, зияла пропасть. Улицы не было. Она сползла в проклятый карьер. Слетела в чертову дыру!
   Я впился в песок руками и, вырывая оставшиеся камни, зарыдал. "Лот, Лот!!!". Я звал его, уже мертвого, превращенного в кашу, размятого камнями моего дома, и рыдал, крупные слезы катились по пыльному лицу, чувствовались промытые ими русла. Слезы чувствовались, а разодранные в кровь руки - нет. Боли не было. Не болели ноги. Болела душа. Та незримая субстанция, которая у меня осталась.
   Кто-то хлопнул меня по плечу, потом поднял. Я не видел, кто. Невдалеке стоял бедный Виторио Домингес. Бледный, как белая стена. У него ушла в бездну вся семья, и куча ребятишек, и красавица Роза, и бабушка Августа. Все. И теперь он стоит один на краю, ничего не видя, не понимая, не зная.
   Оказалось, меня поднял наш полицейский, сержант Содор Гомон. Он отечески смотрел на меня непонимающими глазами и повторял одну и ту же фразу. В ней было что-то невероятное, как все происходящее в эти дни. Только надо вслушаться, только разобрать его креольскую речь. Наконец до меня дошло, и это было действительно ужасно.
   "Пьер Ногаев, я вынужден арестовать вас как опасного государственного преступника."

* * *

   На этом прекращаю ненужную писанину. Не потому, что перо выпадает из рук, а просто за ненадобностью. Это нагромождение невероятного (впрочем, не всегда) понадобилось мне лишь как опытный полигон для отыскания закономерности приключения. Для познания его законов, иногда способом их нарушения, и ни для чего более. На этом предлагаю каждому домыслить конец. Конечно, тем, кто добрался до конца. Если вы что-то уловили в пространных рассуждениях о формулах и законах, вам это не составит труда. Я очень на это надеюсь.

КОММЕНТАРИИ

   Таково обычное действие подобных происшествий. Рассудок старается установить связь явлений, отношения причины и следствия и, не будучи в силах сделать это, на минуту как бы парализуется.

Э. А. По Золотой жук

ФАНТАСТИКА

   Фантастика почти целиком построена на мифе "Бог" и способе его проявления в реальной жизни - "чуде".
   При создании фантастического произведения обычно используются все композиционные построения приключения: "витязь Господень", "мудрец", "око" и "дух над волнами", дополнительным отличием от всего прочего служит вторая абстракция - постановка автора на место Творца, создание им новых чудес и миров, то есть вторичные интенции по поводу мифа.
   Если проводить дотошный анализ, то выясниться, что любое мифотворчество есть фантастика - допущение чудес. Поэтому силовые и волевые устремления уже рассмотрены в основных видах приключений, а социальная - в мифе "рай". Это не исключает введение их в жанр "чистой" фантастики - интеллектуальной или мистической.
   Интеллектуальная фантастика, ныне называемая научной, "science fiction", в которой миф "Бог" порождает двойственную структуру. В ней бог предстает не в каноническом виде, а в виде посторонней силы или мира, или одного из аспектов абстрактного чуда - предстает как "над", "вровень" или "под" человеком. Человек-творец создает различные интеллектуальные или механические приспособления, перенося и усиливая различные собственные функции, возможности и силы. Всем известные роботы - это и машины и человеческие функции в отстраненном виде, подчиненные человеку, стоящие "под" ним. Однако их непредсказуемое поведение, вызванное ошибками или просчетами создателей, может привести их к бунту, способности выступать "вровень" или "над" человеком. Перенос функций, есть и мистический акт "вдыхания" души, наделения разумом создания. Полуодушевленная структура, обладающая огромными силами и возможностями, есть некий отстраненный взгляд человека на части своей жизни. Особенно этот мотив превалирует, когда абстракция стоит "вровень" или "над" фантастическими или инопланетными цивилизациями, вообще с неизвестными и загадочными явлениями явно техногенного или интеллектуального происхождения. Контактируя с ними, человек контактирует и сам с собой - смотрится в зеркало абстракции иной цивилизации. Если "взгляд" есть только констатация фактов "чуда" и постановка задач его осмысления, то обычное решение следует по общепринятым схемам, что может подчинить "чудо" иным мифам, оно становится только средством чудесного разрешения банальности. К примеру, реализация мифа "рай" посредством супертехнологий. Подчинение сюжету "чуда" снижает уровень интеллектуальной игры, приемы его создания становятся до смешного банальны, типа поезда размером с океанский лайнер.
   Само чудесное решение бывает очень оригинальным и... реальным. Не скованный профессиональными условностями ум фантазера иногда находит или формализует решения. Научная фантастика становится способом интеллектуальной или технологической эвристики, использование достижений которой - дело более инженеров и ученых, нежели читателей.
   Вынесение абстракций за рамки чистого интеллекта рождает как мистическую фантастику, так и родственные ей жанры. Например, демонология и дьяволоборство (экзерсисы) нашли свою нынешнюю ипостась в виде романов мистических ужасов, основная цель которых и есть применение эстетики ужаса по прямому назначению. Однако присутствующий в них элемент борьбы, изгнания дьявола есть возврат к мифу "Бог-Спаситель". Кроме этого, отстраненный взгляд на инфернальные силы позволяет игру с феноменами человеческой психики. Если в "science fiction" отделение, передача функций материальна или умозрительна (все время существует в рамках возможного или допустимого, пусть и в невероятных пределах), то в психологии экзерсиса происходит отстранение психических и нравственных функций. Так, раздвоение личности в ходе борьбы, вместе с изгнанием дьявола происходит утеря "дурных" качеств личности ее "очищение". Но унесенные дьяволом качества могут материализоваться и вызвать появление "двойника", живущего самостоятельной жизнью. Герою предстоит контактировать с ним, познавая в его лице пороки своей души, иной раз и вновь слиться (или обнаружить в себе), вызвать реанимацию мифа оборотня. Борьба с подобными черными силами - это материализация душевной борьбы, страха собственного подсознания.
   Этот мотив входит в обширную ныне литературу fantasy, fairy-stories, но не исчерпывает ее. Во-первых - эта борьба в fantasy расширена до вселенского размаха, во-вторых - fantasy это соединение реальности и мифа в истории, попытка мистифицировать историю в угоду мифу, соединить в ней фантастику мифа, реальность исторических аналогий, элементы научной и мистической фантастики. Подобные попытки зависят в этом случае не только от таланта их автора, но и от его широких познаний в мифологии и истории, религиях и фольклоре. Примером может служить Толкиен с его обширным циклом колец и созданной космогонией. Но подобный энциклопедизм ведет формально к символогизации реальности, служит просветительским и проповедническим целям (в очень тонкой форме), что опять сводит всю внешнюю сложность произведения к простоте идеи Основного мифа. Последующим авторам достаточно идти по стопам основателей жанра, вслед за Фродо и Конаном-варваром, используя и развивая локальные идеи произведений.
   Общий для всего источник мистики - мистическая традиция, ныне закрепленная не только руководствами по магии или мистическим трактатами Беме или Свенденберга, но и целыми жанрами литературы. Основа ее не борьба, а только мистический взгляд и мистическое путешествие, результаты которых есть описание увиденного с попыткой интеллектуальной систематизации и осмысления (истолкования). Фома Аквинский в доктрине томизма высказался за приоритет откровений эмоций, ставших каноном, с жестким подчинением им логики. Протоколирование эмоций канонического Божественного откровения, превращение их в обобщенные термины открывало простор схоластической игре в термины, однако для того, чтобы игра не зашла слишком далеко, все следовало подвергать логическому анализу. Логика становилась служанкой веры, философия - богословия. В несколько измененном виде эта научная методика - официальная доктрина католицизма. Надо отметить - это довольно рациональный подход - призыв разума на расшифровку образов. В конце концов он привел к появлению технологической научной цивилизации: раз эмоции существуют, почему бы не использовать их для обогащения научного опыта, коий имеет непосредственное касание к улучшению жизни? Доктрина поставившая своей целью снижение (подчинение) разума Богу, развила этот разум настолько, что подчинила феномен неизменного Бога разуму, отбросившему в конце концов и сам феномен. Какова игра по разгадыванию опыта подсознания!
   Писатели чувств запредельных в той или иной степени должны соприкасаться с "мистическими озарениями", благодатью. Иначе как без постоянных напряжений чувств, воли, эмоций, погружения в медитацию невозможно созерцать эти фантастические картины. Для этого необходимо пребывание в состоянии или постоянной экзальтации и самоуглубления или... в состоянии, искусственно вызванном гипнозом, массовым экстазом или наркотическим опьянением. В состоянии полного отключения от внешних факторов воздействия. Наше сознание готово к этому - поскольку абстрактно, до известной степени, следовательно и наркотично, существует в чередовании равного восприятия всех внешних и внутренних факторов и "отключения" от них, увлечения единственной целью, идеей. Сам наркотический эффект это сопутствующий фактор той или иной степени интенсивности (например, азарт охотника и жертвы при взаимной гонке - убегании). Способ "отключения", не важный в теории, приобретает на практике первостепенное значение. Конкретно выбранный способ восхождения к экстазу неразрывно связан с целью сосредоточения.
   В мир экстатических откровений ведет множество путей (столь красочно описанных в свое время П.Монтегаццой). Но люди, пребывающие в вечном блаженстве, нежизнеспособны - внутреннее напряжение сжигает их жизнь, а столь успешно отключенные внешние факторы приобретают губительную для блаженного агрессивность. Человек становится уязвим для мира. Тем не менее, периодичность подобных состояний может стать профессией - если человек каким-либо образом делится или обменивается им или его результатами с окружающими, на манер дельфского оракула. В искусстве, особенно в концепции "чистого" искусства, подобный обмен занимает ведущее место. Тем более, что эмоции - штука довольно тонкая и чувствительная - несмотря на отключения опосредующая множество посторонних факторов: невозможно в реальности превратить стремление к бесконечности в саму бесконечность, а восприятие сузить до бесконечно малого, всегда будет противоречие между индивидуальностью аппарата восприятия и оригинальностью воспринимаемого. Поэтому каждое откровение, хотя и имеет общие законы построения воздействия на эмоции, всегда остается индивидуальным и неповторимым по сочетанию факторов и силы их воздействия. Но репродуцируемо, если выражено в соответствующей форме (книга, картина-рисунок, музыка). Можно переиначить тезу святого Фомы: "если Божественное противоречит логике - значит рассуждения твои не верны," - в: "если озарение твое противоречит логике - значит способ озарения неверен". А лучше объединить обе тезы, если мы хотим найти в ином мире хоть какой-то элемент реальности (в том числе и существования иного мира). Однако истинные "озаренцы", путешествующие по запредельным мирам, вообще склонны отвергать доводы разума. В экзальтации или медитации скачок сознания в экстаз, срыв в галлюцинации воспринимаются как "Божье" откровение, и эмоции ставят защитный барьер всякому покушению на целостность пережитого, на прикосновение к "Богу" - значит и к истине, которой уже не нужны дьявольские уловки разума. Все "озаренцы", как и малость переучившиеся ограниченные люди, обычно считают себя людьми чрезвычайно умными, носителями высоких истин. Но в эмоциональном мире точно так же опосредуются мифы, и внутренняя логика откровений сходна с логикой научной и психологической фантастики, авторы которой особых откровений свыше не наблюдают. Поэтому большинство видений - это персонажи мифов и страшных сказок, устойчивые архетипы или экзотические, в свое время вызвавшие сильный эмоциональный отклик, образы. В мистическом откровении происходит эмоциональное отстранение от своего "я" и следующий за этим наплыв образов.
   Это может вызвать искушение воздействовать на образы подсознания, реализовать мифы в "том" мире. Так миф "Спасение" может реализоваться как путешествие за откровением - за Божественным избранием на подвиг или Божественной подсказкой, как путешествие и пребывание в раю или как непосредственная битва с врагом в своих видениях. А может быть и бегством в мир иллюзий от страха, от безысходности и отчаянья - как смягченная форма суицида. Романы-"исповеди" алкоголиков и наркоманов обладают довольно занимательным сюжетом бегства, иногда красочными видениями, и всегда полной безысходностью. Спасение иллюзорно, само бегство - упоительно.
   Знакомство с литературой Востока, особенно с Чжуан-цзы сделало расхожим клише представление всего мира, как результата собственных фантазий. Редкий интеллектуальный пассаж ныне обходится без этого. Но что у Чжуан-цзы только тонкая игра ума, где слушатель выводится на грань двух миров, у западных адептов становится основным сюжетным ходом. Как всегда заимствование происходит грубо и утилитарно. Но хорошо, что вообще происходит.
   Варианты путешествий в иной мир, для битв или познания мудрости в нем особенно широко представлены в колдовской (с персонажами-медиумами) и экзотической литературе иных культур - это не литература в чистом виде, а скорее наглядные методики - следы иных подходов к способам достижения откровений. Например, Дзен-медитация или применение Доном Хуаном пайотля-Мескалито.
  

ТЕКСТ

- Эй, эй, - без выражения окликнул

его чиновник, - Основание!

- Во имя Господа, - значительно

сказал Румата, оглянувшись через

плечо.

Стругацкие. Трудно быть богом

ЭПИЛОГ

   Разумеется, у всякой истории имеется свой конец, и "русский" конец модели приключений не подходит. Поэтому закончу для Вас, для оставшихся разочарованными и не составивших себе труда пофантазировать.

* * *

   ...Ужасная боль во всех членах: режущая, тянущая, давящая, колющая. И слабость, до невозможности поднять голову с тюфяка. Да и зачем поднимать? Увидеть окровавленные лохмотья, тучи мух, парашу и решетку, за ней тюремный коридор. Даже тюремная вонь никак на меня не действует, хотя к ней невозможно привыкнуть, но она мне безразлична. Ошибка всех палачей - налегание на боль физическую, сиюминутную. У меня же на это другой ответ: "Искалечили пальцы, необратимо. Ах вы, гады! Ну, теперь я обижен серьезно и ничего не скажу."
   Одно непонятно, поведение этого ландскнехта - Джона Кондотьери. Пока я валялся в луже крови, он подошел к следователю, потом ко мне, и, как бы ощупывая мои раны, воткнул укол из тюбика обезболивания. Наверное, это хитрый прием следствия. Я ему, дескать, потом все скажу в доверительной беседе. Нате, выкусите!
   Вздумали меня обвинять. Ха-Ха! Шпионаж, подрывная деятельность, террористический акт. Интересная методика: сначала бьют до потери сознания, потом предъявляют обвинения.
   "Ты, парень, все равно считаешься погибшим в катастрофе. О тебе ни одна инстанция, ни один родственник не побеспокоится. Единственный способ воскреснуть - это признаться." Хорошо еще - изъяты мои бумаженции. Пустяк, а приятно. Попробуйте состряпать из них обвинение. Раз есть бумаги, значит, взяли и Лота. Еще один воскресший из ада. Он-то вам ничего не скажет, будьте покойны.
   А вот насчет теракта - это ужас. Вертолет разбился и сгорел. Трупы, только обгорелые трупы. И все. Вся компания. Следователь кинул на стол фотографии и сказал: "Может, это вас отрезвит?" Нет, лучше не думать об этом. Пытки успокаивают душевную боль. Пытайте меня, гады! Вызывайте забытье! Вот поменяли следователя. Но он тоже из национальной безопасности. Добренький мулатик. Сигаретки, кофе, допрос 48 часов. Как это у инквизиторов называлось? Но не бьет. Только одни и те же вопросы. "Доверительный" сделал преамбулу: политическое обвинение - чушь. Требуется только одно - зачем и в какое место летели американцы.
   "Не знаю, не знаю, не знаю..."
   Теперь это "не знаю" вертится в мозгу. Я могу откупиться, вернее, купить свою смерть. Но неужели он думает, я предам их? Отдам их мечту в его грязные лапы?
   Если бы мог спать, давно бы уснул. Если бы мог умереть, давно бы умер. Остается одно - думать. Почему арестовали? Значит, был донос. Кто донес - тени, ниндзя, ассасины? Опять этот бред, это неприятие сознанием невозможного. Так не бывает, привидения не доносят. У оборотней должно быть дневное лицо. Но кто? Не знаю... Не знаю...
   Перебираю всех знакомых. Не нахожу. Улики, письмо, компьютерный шрифт, знак на двери, серуканы. Единственная зацепка - Ляо. И письмо. Не знаю... Не знаю...
   По коридору забегали, послышалось звяканье ключей, и, прежде чем успел поднять голову, услышал: "Собирайся" - это был Джон. Я собрался: собрал раскинутые члены и поднялся по стеночке. Джон протянул мою клюку, темную с насечкой мексиканского серебра. Жестокое напоминание о дарительнице. И тут меня подхватили крепкие руки и повели. Расстреливать, наверно. Во дворе усадили в джип и повезли. Джон, сидящий на переднем сиденье, протянул флягу.
   - Хочешь виски? - я выпил и уснул.
   Проснулся в лазарете. Опять перебинтованный, обильно смоченный фурацилином. Это не жизнь, а сплошной госпиталь. Пришел доктор в армейской форме.
   - Как видно, меня лечат не для петли?
   - Разумеется.
   В кабинете Кондотьери было прохладно, Джон понимающе смотрел на меня. Сейчас начнется заключительный этап - беседа по душам, с последующим расстрелянием. Ну, не тяни, не тяни...
   Джон подошел к бару и стал выбирать между "Джони Вокером" и "Смирновской". Он, конечно, помнил и мои вкусы, и традиции бара у дороги, куда захаживал для общения с белыми, когда становилось тошно от здешних военных. Иногда напивался и рассказывал жуткие истории про Вьетнам, горланил песню "Рай-райрай-рай". Неизвестна причина, выкинувшая его из американской армии и забросившая в эту глушь. Никто не интересовался. Я тоже. Жаль. Сейчас бы мне это пригодилось.
   - Водка! - сказал я, хотя хотел виски.
   Кондотьери налил стакан, поднес мне.
   - Молодец, Пит. Ты все такой же. Удивлен?
   - Немного. Впрочем, нет, совсем не удивлен, Джон. Сейчас последует конец драмы для меня и фарса для вас.
   Он ухмыльнулся и повернул рычажок радио.
   "Последствия принятых мер позволили президенту избежать..."
   - Это передают с утра. Одно и то же. Переворот. Арестован глава национальной безопасности и офицеры на местах. Власть в руках военных и президента. Ты везучий.
   - Скажи, это ты ради меня устроил?
   - Мои дела неважнецкие, я слишком много времени провел вместе с этими мерзавцами. Теперь, в лучшем случае, меня вышибут не заплатив.
   - И чем я могу помочь?
   - Устроить мне пенсию.
   - Как?
   Вместо ответа он взглянул на меня: " Ты и сам знаешь".
   - Не знаю. Не знаю...
   Джон вынул из ящика конверт, в котором оказался донос на меня. Тот же компьютерный шрифт, такой же конверт. Левая рука вся искалечена, пришлось ковыряться правой. О, Лот! как я тебя понимаю. Вытянуть листок с текстом так и не удалось, зато нащупал на конверте, с обратной стороны, кое-что интересное - вдавленный номер. Перевернул, ощупал. Половина цифр вдавлена, половина - выдавлена. Такие конверты есть только, только... Правда, цифры старательно забиты, но на моих пальцах молодая и очень чувствительная кожа.
   Пока я возился, Джон продолжал.
   - Вообще-то, тебя должны были передать одному цэрэушнику после всего. Повязали бы по рукам и ногам признанием. Ты бы заложил и родную мать, разболтал бы все что надо. Потом бы тебя забрала эта крысиная морда из хитрой конторки. Сейчас это мурло убралось в столицу и будет обратно послезавтра.
   Кондотьери забрал у меня конверт, чиркнул зажигалкой, запалил белоснежную бумагу и спокойно прикурил от пламени.
   - Джон, я знаю как, тебе помочь.
   - Неужели?
   - Ты хочешь отличиться? Накрыть базу террористов?
   - Я имел в виду нечто другое.
   - Ну, как хочешь... Я с твоего разрешения пойду вздремну, а
   то от этой водки мне хреново. Ты подумай пока...
   Наутро я ел в солдатской столовой: меня не стерегли. Вообще никого не стерегли. Солдаты все время улыбались, носились с винтовками и укатывали куда-то на джипах. Тюрьма была, наверное, в другом месте. Грубое варево из маиса и вяленого мяса казалась мне после голода заключения чем-то невероятно вкусным. Но, по мере насыщения, невеселые мысли стали приходить в голову. "Ты знаешь, почему тебе не везет? Ты все время отбиваешься и бежишь - рано или поздно это кончается плачевно. И тебе надо переломить судьбу - нападать и давить. Как это ни неприятно - всегда бей первым, Фрэдди... Но все же..."
   Вестовой вызвал меня на летное поле. Кондотьери стоял в живописной позе у джипа и давал указания, только теперь я различил его майорские нашивки. Величина. Тем временем была развернута карта.
   - Кто они такие и где находятся?
   - Это те, кто убил птицелова в горах. Кто взял под контроль
   восточный буш.
   - Где?
   - Метеостанция на мысе Канайма.
   - Ты уверен в этом? Хорошо. Мне бы не хотелось лишиться сводки погоды для моих вертолетов.
   - Если я ошибаюсь - останусь здесь до завтра.
   Стоявший рядом офицер скривился.
   - Торино, - обратился к нему Джонни, - нам надо уничтожить базу штурмовиков национальной безопасности. Мой приказ - готовность"Чарли", рота "Браво" - в десант. Курс - залив Лаит. Вылет немедленно. Рота Альфа - твоя. Блокируешь мыс Канайма и проведешь зачистку местности.
   Они направились каждый в свою сторону.
   - Возьми меня с собой. Прошу!
   - Хорошо, полетишь в головном. Быстро.
   С трудом добрался я до "ирокеза" и с таким же трудом уместился. Мне под ноги сунули ящик гранат. У бортовых пулеметов сели сумрачные капралы. Внутри все замерло от рывка вверх. Стебли травы расползлись, как шкурка зверька при пробе на ворсистость. Мы летели. Обычно в вертолете стоит гул, почти невозможно разговаривать, когда наружные двери открыты - невозможно думать. На меня смотрели безразличные глаза "командос" десанта. Я отвел взгляд и стал смотреть вниз .
   Шли пятеркой. К пилонам были привешены кассеты с НУР и небольшие бомбочки. Внизу проплыли и карьер, и городок, и мыс, и деревня Мараведиса. Подлетаем к метеостанции. Сделали круг, и из проема кабины десантники повыскакивали наружу в траву. Джон поманил меня рукой. "Ирокез" почти рыл носом землю. Встать не представляло труда.
   - Похоже, ты прав. Их там слишком много, - прокричал майор мне в ухо.
   - Кого?
   Он крикнул что-то, но я не разобрал. Зато увидел суетящихся среди домиков людей восточной внешности в полувоенной форме. Мы сделали крутой вираж. Я вернулся в десантный отсек.
   Капрала за правым пулеметом не было, его страховочный фал тянулся за борт. Левый стрелок отчаянно строчил. Любопытство заставило меня взглянуть за борт. Убитый капрал тащился за вертолетом. Шлем его болтался отдельно на шнуре. Я подтянул шлем и нахлобучил на голову. Сначала дунул, а потом крикнул в оттопыренную капсулу микрофона, спрятанную в прозрачный кембрик, напомнивший мне шнур капельницы.
   - Джони, твоего капрала убило!
   - Это ты? Отойди от борта, отстегни фал с мертвецом.
   Внизу промелькнули верхушки деревьев. Вертолет завис. И тут началось: залп ракет ослепил меня. Они вырывались из квадратных кассет и проносились так близко, что, пожалуй, их можно было схватить руками. В лицо били жар и упругие, как тумаки выхлопы пороховых газов. Я опять бросился в проем пилотской кабины. Дымные щупальца ракет протягивались к домикам и башенкам на зеленой лужайке, впиваясь в белые сооружения, легко, как в масло. Разрывы были не сильны, но часты. Корпус вертолета медленно разворачивался, перенося огонь на кусты живой изгороди и ограды. Одна или две ракеты рикошетировали и свечками взмыли вверх, сделав небо похожим на сапфир с прожилками.
   - Идем! - услышал я в наушниках. И мы пронеслись над верхушками кустов, выскочив к горящим домикам. Зажатые тени бесились, палили по нашим стрекозам и падали, падали. Мой пулемет тоже не молчал. Правая рука у меня в порядке. Я припал щекой к прикладу и ловил в перекрестье прицела мечущиеся фигуры. Вот вам! Вот вам! За все хорошее! И так, пока не кончилась лента. А мы уже взбирались наверх. Как прекрасно море с высоты, как живописно пылают домики метеостанции. Два вертолета сели около них, и вперед бросились оливковые фигуры солдат, к рассыпанным тарелкам установки Кисмета.
   - Дело сделано, Пит.
   - Не скажи. Кисмет хвастался мне скальной тропой, по которой он ходит купаться прямо в риф.
   - Раньше надо было сказать. Вперед!
   И мы упали прямо к ступням скалы, искусно вывернув над волнами. Волны, водоросли, камни, никаких живых существ.
   - Где выход к морю, Пит?
   - Командир, я их вижу! Они в воде.
   Тут и я увидел их! Черные, скользящие по дну тени. Рука потянулась к ящику гранат. Белые, как молоко, столбы воды, подсвеченные снизу розовыми огоньками, пробили зеркало воды. Рыбы метнулись в разные стороны от пузырчатых подводных шаров, но тут же переворачивались брюхом вверх. Азарт схватки увлек меня, мне было до сладострастия приятно бросать тяжелые яйца гранат и видеть, как поднимаются эти белые столбы, как вода окрашивается кровью, как она кипит в дымящемся месте разрыва.
   - Отставить! - раздалось в наушниках.
   Мы взмыли вверх, а я все вглядывался в удаляющиеся волны, стараясь рассмотреть погибших. С пилона сорвалась бомба и быстро пошла вниз. А мы рванулись вперед, подальше от предстоящего удара. Там, внизу, все было кончено. Наш "ирокез" возвращался к метеостанции. В голове шумело, хотелось еще и еще стрелять и бросать гранаты. Это ужасно, но мне хотелось убивать.
   Приземлились у горящих домиков. Тут же к моим ногам были поставлены носилки, потом другие. На тех, что ближе ко мне, корчился молодой солдат-негр с ранением в брюшную полость. Мне протянули флакон физраствора, от которого прозрачный шнур бежал к руке раненого. Парень был плохо перевязан, и от тряски кишки могли расползтись. Воткнув флакон капельницы в специальный паз, я взял на себя обязанности санитара: перетянул повязку, нашел капсулу обезболивания и сделал укол. Пареньку стало легче: он закрыл глаза и улыбнулся. Занятый медициной, я и не заметил, как взлетели. Вдруг меня пробил крупный пот и стали трястись руки. Не в силах совладать с собой, я откинулся и закрыл глаза. Когда открыл, увидел ужасное зрелище - на вторых носилках лежал тот самый капрал. От тряски с него сполз брезент, открыв искореженное тело, но самым страшным были глаза. Они безучастно наблюдали потолок, неподвижно и внимательно. В этот миг я вспомнил - точно так же созерцал небо Кисмет, лежа в луже крови среди белых антенн своей установки в 500 джун. "Может, эти смерти тебя отрезвят" - так, кажется, сказал следователь про погибших искателей сокровищ Мараведиса. Чудак! смерть, может, и отрезвляет, но кровь опьяняет...
   Из кабины я соскочил на посадочную полосу и побежал, припрыгивая. У столовой заметил фигуру Лота и бросился к нему.
   - Лот, мы победили. Лот, я отомстил. Отомстил за всех, за Эллен, Игнасио, Джерри, за Хэнка, черт возьми! Мы им всем вставили, всех перестреляли, как крыс... А ребята погибли... разбились...
   - Лот знает. Так должно было быть...
   - И ты о том же...
   Тяжесть навалилась на меня, ноги взвыли от боли. Меня подхватили крепкие руки Джона, не дали упасть. Джон протянул мне палку и сказал:
   - Пойдем, вспрыснем это дело...
   Бутылка "Джони Вокера" была пуста. Допив последнее, Кондотьери порылся в столе и извлек мой паспорт и пачку долларов. Пачку он разделил пополам, спрятав отобранное в нагрудный карман.
   - Еще есть твои бумаги.
   - Отдай их солдатам на подтирку задов, а лучше сожги.
   - Как знаешь.
   Я забрал со стола паспорт и деньги, встал, собираясь откланяться.
   - Мой джип подбросит тебя до аэропорта - (он оглядел меня) - но перед этим завезет в магазин одежды. С билетом и оформлением вылета у тебя не будет трудностей. Сейчас эвакуируют скопом... Ну... Это все.... Желаю удачи...
   - Тебе того же, прощай.
   - Ты ничего не хочешь сообщить на прощание?
   - Ничего, - и скрипучим голосом добавил, - "I'm will be back!"
   ________________
   * Я вернусь (анг.)

КОММЕНТАРИИ

Во имя Аллаха милостливого, милосердного!

Скажи: Он - Аллах - един,

Аллах вечный;

не родил и не был рожден,

и не был Ему равен ни один!

Коран, Сура 112, ОЧИЩЕНИЕ (ВЕРЫ)

ФАНТАСТИКА - КАК МИФОТВОРЧЕСТВО

   Земная (небогоданная) интерпретация чудес возможна лишь в пересказе слухов о чудесах или фантазирование от лица бога, то есть в "игре в бога", представление иного миропорядка и мироустройства.
   С точки зрения только восприятия, "игра в бога" есть отстранение, абстрагирование-разрешение противоречия знаковой системы. Познание феноменов жизни и Вселенной приводит к построению как логических, так и эмоциональных моделей. Находящееся за пределами моделей, невозможность единого обхвата, рождает понятие непостигнутого и непостижимого, запредельного, чудесного. Но сама построенная модель имеет своим источником как ранее непостигнутое, так и ныне непознанное, а лишь описанные составляющие. Это дает возможность объединения всего непостигнутого в единое понятие, что и является допущением божественного. Бог в религиях - это сверхчеловеческая абстракция: антропоморфный Вседержитель есть игрок в небесные шахматы, человек и все живое представляется фигурами, движимыми незримой рукой по неживым клеткам полей. Система предстает законченной, а все необъяснимое препроваживается в черный ящик божьей воли.
   Цивилизации, основанные на примате идеи иерархии, поставили божественное выше себя, оставив себе рабскую модель иерархаизма и фатума подчинения божьей, высшей воле (зачастую вознеся ее на столь высокие небеса, что к этой воле стали и вовсе безразличны). Общества, избравшие догмат эгалитаризма - равенства, обрели иную судьбу.
   Здесь следует дать некоторые разъяснения: основная моральная и социальная ценность (а так же духовная, научная и всякая прочая) есть основной исходный постулат всех построений, устремлений общественной мысли. Поскольку у разных цивилизаций набор ценностей одинаков, в то же время ценностей известное количество, все остальные выстраиваются по степени их значимости для общества. Ценности общества имеют в его глазах различную цену. Помимо этого, основная доминанта определяет подчиненность ей всех других - они не самоценны, а существуют лишь как проявление главной, видоизмененные ею. Основной способ реализации ценности в жизни и создает основной миф цивилизации. Например, основная ценность "равенство" - реализуется через миф "спасение" на каких бы уровнях логики, морали, социума или науки мы его не рассматривали.
   Существование ценностной доминанты в сознании не означает ее искусственности. Она только проявление одного из главных аспектов жизни. Условно можно сказать, что все доминанты, все главные императивы равнозначны. Вознесение их на вершину логики объясняется как их историческим генезисом, так и главенством того или иного способа общественного моделирования и абстракции в конкретных условиях выживания. Однако установив императив и сформировав миф, общество делается его заложником, и оно будет вынуждено развиваться в зависимости от развития логики своего мифа. Это не исключает замены императивов, но происходит это под внешним влиянием иной цивилизации, привнесений логики извне. Отработка всей логики развития мифа есть его окончательная реализация во всех возможных существующих или бывших вариантах. В таком случае возможен вариант..., но его пока еще не было.
   Принятие примата ценности "равенство" влечет за собой логику принятия следующей ценности - "личности". Равенство всех требует признания бога в других, адекватную оценку всех как самого себя, признания присутствия бога в других и почитания этому богу. Но подобное предполагает и следующую тезу - признание всех различными, обладающими индивидуальностью, и так далее. Это же и предполагает наличие противоречий между ценностями и их реализацией. К примеру, демонизм как проявление личности связан в концепцию равенства: личность реализуется демонически, как бунт против толпы - "поэт и толпа", "герой и быдло". В данной концепции недопустимы иные варианты, кроме оппозиции "враг Бога - слуга Божий", соответственно расшифровываемой как: "слуга народа - враг народа". Но личность в любом случае требует реализации. При достижении неких результатов требование прав для личности превращается в призыв к требованию прав для всех - требование всеобщих прав человека. Что будет следующим результатом? - за правами будет следовать требование всеобщих возможностей реализации права и так далее.
   Равенству противоположна реализация буддистской системы ценностей: каждый человек - личность, или главная ценность - личность, безотносительно к его отношениям с обществом. Как уже было отмечено за постулатом личности, логично следует постулат различий, индивидуальных особенностей, разделения функций общественного организма, общества, где каждому отведено его индивидуальное место. Совместно это выражается как: "каждой личности - свой путь. Каждому свое. В следствии этого и бог уже не присутствует в каждом, а существует на правах частного лица. "Свой путь" влечет за собой идею инкарнаций, долгого странствия души-личности в попытках уравновесить весы кармы, что наделяют личность неограниченной внутренней свободой и возможностью перевоплощения в любом объекте мира. Будда - не бог в западном понимании, он скорее этический пример для подражания, но, если внутренняя свобода этого требует, то примеру можно и не следовать. Можно выбрать путь любого будды, но если и этого не сделано, то путь Будды останется как наглядная модель функционирования личности, как свод законов, по которым живет мир. Идея мирового спасения тоже присутствует (но не доминирует) как возможная - это линия бодхисатв, поскольку в ценностях буддизма тоже присутствует идея равенства (особенно проявленная в ламаизме) и человечеству присуща в целом тяга к приключениям, что предопределяет возможность катастроф, вызванных как самим человеком, так и иной причиной.
   Эти общие для всех законы проявляются всюду, на всех этапах истории, независимо от главного императива. Однако сознание и общество пользуются ими не как целью, а как средством, поскольку цель у них другая, историю свою они представляют и реализуют в стремлении к ценности.
   К примеру единой для всего человечества остается формула приключений (Пропп - а, б; Гургуров - 1, 2, 3, 4), в которой равно присутствуют все императивы. Но для "эгалитаристов" приключение всегда будет означать Спасение, даже для авантюриста - от скуки и бедности, для буддиста будет важен именно Путь приключения, его плюсы и минусы и т.д. ...
   Эгалитаризм есть осознание общечеловеческой видовой и социальной общности. Ценность "равенство" предполагает бога и как стоящего над всем, и как одновременно разлитого повсеместно, присутствующего всюду, в том числе и в каждом человеке. При возведении в следующую логическую абстракцию - построение бинарной оппозиции при идентификации понятия "Бог", то есть оппозиции: "Бог-Дьявол", происходит разделении функций бога, ранее способного к суперчеловеческому - и "хорошему" и "дурному" поведению, - человек поселяет в своей душе одновременно и Дьявола. Тем самым, он делает свою душу ареной постоянной борьбы. Естественно, его симпатии и усилия в этой борьбе на стороне "Бога", что вызывает необходимость изгнания дьявола. Это и есть постоянная мечта - желание Спасения. Инфантоцид - обычай принесения первенца в жертву (как представляющего наибольшую ценность, равно как для бога, так и для дьявола, поскольку по праву первенства и старшинства становится потенциальным владельцем власти, богатства и знаний) Богу - объясняется передачей Богу и заведомым отнятием у дьявола души, богатства власти и всего иного. Принесший в жертву все, имеющееся у себя, народ, отдавший всего себя в жертву богу становится богоизбранным и богоносным. "Очищенным" от дьявола, по сравнению с окружающими фаталистами*.
   _________________________________________________
   * Поселение бога как внутри, так и вне себя есть не только наследие доктрин иерархизированного деспотизма, но, в первую очередь, следствие изначальной двойственности равенства. Само равенство предполагает сравнение, наличие как минимум двух взаимосвязанных объектов, то есть систему безотносительно способа ее организации и внутренних взаимосвязей. В социуме - это наличие самого социума, общности и, как следствие, общины. Само существование общины подлежит сакрализации - обожествлению. Поэтому двойственность зарождается ранее самой идеи дьявола. Происходит разделение функций Бога (его присутствие вовне, внутри и в виде связника между функциями - Святого Духа). С развитием абстрагирования и обобщение возможно как многобожие, так и множественность божественных абстракций и их проявлений, функциональных отличий и взаимосвязей.
   Использование мифа может быть подчинено и более локальным мифам и задачам, временным или узким целям (победа в войне, принятие религии для создания или переустройства государства, не говоря о личных целях). Однако "принятие" мифа - это подчинение ему, в конечном итоге.
   Поэтому христианство могло возникнуть только на основе иудаизма, где вся череда подобных жертв вылилась в идею жертвы Богом своего первенца Богоизбранному народу. Но в таком виде равные стороны Божественного договора о покровительстве оказывались в расплатившемся состоянии. Что лишало богоизбранный народ верховного покровительства - Бог возвращал всех принесенных ранее, путем аналогичного акта жертвы своему народу. Разумеется, такая жертва не могла быть принята этим народом. Но даяние Божье не пропало даром.*
   Еврейскую Богоизбранность, Мессианство не следует приписывать евреям как их единоличную заслугу или их зловредную кознь, как не следует исключать из общего контекста той средиземноморской и ближневосточной культуры, где происходил ее генезис. Претендуя на несение Бога всем народам они этого и добились. Не приняв его жертву, они заняли иную нишу, совсем не ту, на которую рассчитывали.
   Изначально приняв в себя эгалитарные тенденции, стремления, а также накопленный опыт действия и знания эгалитаризма, равно как и части культов (путем их познания в своих скитаниях - митраизма, зороастризма, культов Озириса и многих прочих, сохранив их в виде сект и ересей, а также путем знакомства с эллинизмом и его философией, культами и еще больше - с жестоким правилами Рима). Однако само по себе существование отдельных частей и тенденций, культов и культур есть только питательная Среда, для прорыва в новую религию нужно еще и четко мотивированная внутренняя логика, волевой акт создания и оформления в учение и церковь. Распространение нового учения создало возможность эволюционного скачка в развитии цивилизации (подобным образом это мог быть и другой семитский народ, с аналогичными понятиями равенства, логикой религии и местом в мире, и схожей судьбой, например, финикийцы. И сейчас мы говорили бы о антисемитизме по отношению к финикийцам). Любая нация, претендующая на исключительность, обречена на этнофобию, как нация, решившаяся на ординарность - на ассимиляцию. При единстве территории и государства этнофобия обычно
   _________________________________________________
   * Сами названия основных разделов религии: "Ветхий Завет" и "Новый Завет" - означают, соответственно, старый и новый договор людей с богом.
   проявляется на государственном уровне, что не исключает бытовых анекдотов про чужаков-дураков. Но государству, не признающему за иными народами неких достоинств, суждено постоянно воевать. Поэтому исключительность-ординарность обычно существуют в нациях как тенденции, с некоторым преобладанием сознания исключительности, в виде национального мифа, что и не дает государству распасться. По заданности Богоизбранности, Мессианства евреи не могут жить вне других народов, не нести своего бога в массы, к тому же к жизни в диаспоре их подталкивает само существо понятия "равенство". Но для сохранения себя как народа лишенного защиты государства, армии или закона, миф о Спасителе-Мессии - это не только персонификация мессианства, героическое отражение Бога, но и средство выживания, использование мифа о равенстве, несмотря на подданство, национальное и социальное положение, для взаимовыручки, взаимоспасения в чуждой национальной среде. Равно как и сознание исключительности (которая и рождает антисемитизм как мировое явление - подробности см. у Вейнингера). Даже антисемитизм, в силу исторического опыта, евреи научились использовать для потребности выживания и сохранения нации - гонения сплачивают и подкрепляют, заставляют видеть в иудофобии признание других наций боязни себя, то есть порождают ощущение своей силы и исключительности. Как Богоносцы евреи постоянно провоцируют в людях других нациях иудофильство, как избранные - антисемитизм (равно как подобное же отношение к себе провоцируется представителями любых иных наций, только у евреев - в силу их древности - значительно больше опыта, а условия их выживания требуют более сильного и заметного провоцирования любви и ненависти). В условиях тоталитаризма подобное чревато крайностями тотального уничтожения. Тотальная резня времен нацизма вернула мифу богоизбранности вселенский размах. Кровь принесенных в жертву первенцев в Дахау и Освенциме вызвала всемирное заступничество, выдачу индульгенций абсолютной собственной правоты на многие десятилетия. Нацисты обратили миф о богоизбранном народе в миф о дьяволоизбранном. Победа над фашизмом трактовалась как победа Бога. Победа придала небывалую ранее (то есть более 2000 лет) энергию создания государственности, но в корне никак не повлияла на доктрину сделавшего еще один шаг в своей реализации мифа.
   Таким образом евреи (в особенности их миф) являются краеугольным камнем западной цивилизации - как фундаментальным так и "крайним". И они отлично понимают это. Что не снимает с них заслуг за все достижения и вины за все грехи этой цивилизации. Самым сильным ударом по основам мифа ни в коем случае не может быть повторение холокоста. Только разрушение мифа (путем включения его в иные доктрины) позволит, наконец, исключить антисемитизм из их жизни. Евреи получат то, к чему они все время призывают - реальное равенство с другими народами. Но вопрос: "Правда ли они этого хотят ?" - так и останется открытым.
   Итак, подаренное миру христианство упало на подготовленную почву и довольно хорошо и быстро прижилось в рабских обществах. В дальнейшем его развитие привело к современной демократии. Но прежде была еще одна религия, "окончательно" замкнувшая круг логики мифа "спаситель", круг иудо-христиано-мусульманской или библейской культуры. Круг Библейской культуры человечества, или, как определил ее Мухамед, "ахль-аль-китаб" (люди Писания). Не только генезисное, но и смысловое единство культуры хорошо видно на примере аль-Андалуса. Тогдашние жители Пиренейского полуострова скорее считали себя адептами различных деноминаций одной религии, чем концессионерами. Философско-богословские труды их ученых естественным образом входили в богословие всех трех религий. (И развивали философский базис - античный, Аристотилев. Сами культы античности угасли, но ее теоретическое наследие питало новую науку, фактически вместе мусульманство, иудаизм, христианство и присутствующая в их корнях античность и создавали тот единый средиземноморский культ, подчиненный единому источнику: "равенству".) Попробуйте опровергнуть этот тезис. Попробуйте найти начало "Опровержений" и "Опровержений опровержений", и вы найдете Аристотеля, а, ища их конец, вы придете к Фоме Аквинату, Спинозе и Авероэсу. Философы патио, мудро узревшие и презревшие суету героев, могли зреть в корень своих религий, видеть их неразрывное единство. Их более привлекал абсолют Бога, чем действия его подчиненных. Тем ужаснее была участь мосарибов, моронов и морисков, когда положения философов стали проверяться реальной жизнью или прилагаться к практике.
   Но сама религия в "чистом виде"? Кажется, нет ничего более страшного в реальности, в сознательной угрозе Западу и Израилю, чем ислам. Как в старые времена битвы при Пуатье, осады Вены и галер Барбароссы-реиса, хиосской резни, так и теперь. Но сладостный Восток манил сказками "Тысячи и одной ночи", "пещерами Алладина". Сладость и ужас ислама, столь отличные от суровости католичества и жира позолоты синагог. Три аврамические религии - Мессия ожидаемый; Мессия - пришедший, распятый, воскресший, покинувший мир и ожидаемый вновь; и Мессия пришедший и победивший. Отличие не в Боге, а в его героях, пророках. Именно герои раскрывают главное отличие: отношение к мифу "Спасение". Жизнеописания последнего пророка читаются как приключенческий роман. Боговдохновленный всадник огнем, саблей, хитростью и проповедью насаждающий истинную веру и тем спасающий Мир. Внутренняя пружина, движущая всех ахль-аль-китаб, должна была окончательно развернуться, отстрелять на историческом стенде главные варианты. Вариант равенства национального - иудаизм, уже присутствовал (как основного в идеологии, влеча за собой все прочее), всемирного равенства всех - христианство (с представлением о врагах как о одержимых дьяволом нелюдях). Ислам противопоставил им равенство по признаку веры. Равенство правоверных, возведенное в абсолют, и жестокая, вплоть до джихада-газавата, ненависть к гяурам. Катастрофа мира отдана неверным, вынесена из своего мира. Единственно возможный катаклизм - это утрата веры, торжество неверных (или еретиков), тогда и наступит Конец Света. Подчиняясь такому догмату равенства, мусульманство становится менее противоречивым внутри себя, но однако и более агрессивным. Равенство веры (это возврат Богу - богова), торжество веры - это победа над Шайтаном, низведение его до уровня черта, победа страха над ним. В конечном итоге, это и замыкание на собственный идеальный мир, канонизация правил, их тщательного исполнения - соблюдения идеала. К веку XV это произошло, основные динамические возможности развития были исчерпаны, богословие развито, всем шатаниям было противопоставлено единое: "Нет бога, кроме Аллаха, а Мухамед пророк его". Любой мусульманин по фанатизму даст сто очков вперед христианину. Ему гарантирован рай в случае соблюдения канона, хаджа или гибели в джихаде. Его мир более прост, без присутствия постоянной внутренней борьбы за душу, без грядущего Страшного суда. Его миф - о уже СПАСЕННОМ мире, где существование стоит на фундаменте спасения. Фундаментализм это только крайность. Все мусульмане до некоторой степени фундамента листы. Новшества приемлемы, по мере их соответствия "Китабу-Корану". Западные идеи в области политики и идеологии можно обсуждать (говорить можно, что угодно, особенно в диалоге с неверным; по средневосточному правилу, речи существуют для сокрытия мыслей, важны только дела). Но толерантность к идеям демократии, это разрушение единства и равенства правоверных, уравнивание их со всеми прочими и одновременное подчинение не шариату, а неизвестно какому общественному решению, это угроза гаремам и равенство с женщиной (чего истинный герой себе позволить не может!). Любые пассы руководства мусульманских стран в пользу введения в странах не компьютеров, а элементов демократизма (чего требует Запад, помешанный на правах человека) чреваты ответом - усилением фундаментализма. Еще бы, спасенный и защищенный в стольких трудах мир опять хотят погубить, хотят поколебать веру в Пророка, деяния и законы его, хотят навязать веру в пророка-неудачника, не доведшего спасение до конца в свое время. Заменить веру в удачливого героя, героя-воина, добившегося победы, настоящего мужчины, на веру в бесполое, ущербное, нищее существо; пророка - Ису, посланного богом не для спасения, а для утешения рабов и изгоев.
   Но, несмотря на презрение мусульманского мира, христианство как самая универсальная модель реализации идеи "равенство" до сих пор успешно шествует по свету, неся свою неразрешимую дуалистическую порочность. Ее (идею "равенство") в теперешнем виде можно представить как болезнь цивилизации - сверхгипертрофию (в своем роде - злокачественную опухоль) идеи в массовом сознании, идеологии, политических доктринах и философии. Превозможение ее заставляет корчиться в лихорадках мировых войн, кризисов и язвах революций. Гипертрофия локальной истины, увлечение лишь одной стороной реальности есть основная болезнь человечества (как в свое время неолитическое увлечение мамонтятиной), а вовсе не чума или СПИД.
   Изначально связанный с Богом, миф отбросил его в дальнейшем как пройденный этап, исчерпавший логику развития: разочаровавшись в многочисленных нравственно-религиозных возможностях реализации "царства Божия" на Земле, оставив его большей части ортодоксов и консерваторов, миф перешел в материалистическую стадию реализации. Одним из первых реализованных вариантов было "равенство политическое" - иначе капитализм, в каноническом варианте "свободного рынка" XIX века, оставившего за всеми равные права и полное безразличие к богатству-бедности каждого. Следующий вариант - "равенство экономическое", как реакция на контрастное разделение на классы богатых и бедных; и как вариант "новой" логики - коммунизм, где основным достижением было общее равенство по "среднему" достатку, что и было достигнуто. Для жителя развитой капиталистической страны житель Союза, а особенно Китая одинаково беден, что директор завода, что рабочий или крестьянин, они даже не сопоставимы с ним по достатку и возможностям. Но жители соцстран так не считают: они стремятся даже не сравняться по богатству с соседями по коммунальной квартире, а сравнять соседа с собой. И та и другая система, хотя и признают за собой "отдельные недостатки", но считают себя при этом верхом совершенства. Единство свое они демонстрируют конвергенцией: введение социального обеспечения и планирования (регулирование экономики капитализма - заимствования из коммунистического опыта); введением демократических послаблений и некоторой свободы рынка в социализм (нынешнюю модель России определить сложно - это декларированный "возврат" к капитализму, с его-то заимствованиями из коммунизма, хотя по некоторым признакам - это, возможно, переход в еще более раннюю формацию).
   Даже при преодолении этих капитал -коммунистических синдромов (назовем их условно К1 и К2), с неизбежным оставлением их опыта и адептов, рьяных последователей и ортодоксов, человечество не застраховано еще и от вариантов "равенства интеллектуального" и "равенства эмоционального", с возможными вариантами "рая земного" и неизбежными катаклизмами (неизвестно: есть ли сексуальная и транссексуальная революции уже пройденные этапы, равно как и компьютерно-сетево-информационная революция, или грозные симптомы надвигающихся бурь). Возможно, некоторые варианты будущих логических ходов апробированы уже в существующих формациях мифа. Например, равенство в К1 (капитализме), а интеллекта в К2 (коммунизме). Это классификация "вторичных признаков" Кn. На первый взгляд капитализм с его развитостью института прав человека предоставляет все права и, частично, возможности для реализации людей "с головой" и совершенно терпим к различным чудакам и гомо-би-моно -зоо-транс-манс-сексуалам, а коммунистическая всеобщая серость совершенно затирает проявления чувств и интеллекта. Но, если отвлечься от рекламных деклараций и взаимообвинений и взглянуть на действительное положение дел, то выясниться, что для коммунизма более характерно двоемыслие, как правило, или многомыслие (хрестоматийный пример с "кухонной гласностью"), а для К1 двойная или более жизнь. Характерно, что К2 люди скрывают мысли и не могут реализовать интеллект в реальных делах, а в К1 скрывают реализацию жизни - проявление более эмоционального плана, следовательно, в К1 остракизму подвергается проявление чувств, в К2 - интеллекта. Но, заставляя пребывать интеллект на многих уровнях многомыслия, при этом давая ему в обязательном порядке некий запас знаний, его повергают в огромное количество условностей и абстракций - то есть в его непосредственную сферу, что делает умы более восприимчивыми к проявлениям смысла (в том числе и скрытого, глубокого) и более сообразительными, универсальными (но не предприимчивыми). Западное интеллектуальное достоинство выражено в расхожей американской поговорке: "Раз ты такой умный, почему ты такой бедный?" - не приносящие реальный результат интеллекты не воспринимаются обществом всерьез и вынуждены пребывать в слабоподдерживаемой когорте чудаков (общество становится невосприимчивым к наиболее отвлеченным, парадоксальным идеям), зато в области прикладной политики, экономики, науке, искусствах - как продуктах потребления - где интеллект можно выставить как товар или капитал - он подлежит очень широкой реализации. Но, если при этом индивид имеет (в глазах покупателя) отклонения в эмоциональной сфере, а это "портит" товар, делает его поведение непредсказуемым и даже опасным, он не может рассчитывать на удачную продажу. Это и рождает многомерность реальной жизни (двойной и более, если есть средства, для окружающих требуется уверенная улыбка и демонстрация деловитости с налетом всеобщего рекламного радушия, и объявление неприкосновенности личной жизни, сокрытие ее от окружающих, что заставляет развивать сферу "знания" жизни - то есть пороков). Не случайно для К1 характерно преследование толпой (в виде прессы, вещающей толпе) именно нюансов личной жизни других, а в К2 - за образ мыслей той же толпой - "умнее других?" - и государством.
   Возможность пережить затянувшуюся болезнь гипертрофии "равенства" (приключение очень опасное) имеется, но только возможность, вероятность, не более. Исчерпав все логические ходы "равенство" будет иметь следующие варианты: первый - "прямое" решение - через Апокалипсис, и в Иисусах, как во все времена, недостатка не будет. Этот вариант самый нежелательный. Второй - принесение "равенства" во все уголки мира и повторный возврат к старым вариантам (с еще большим усугублением существующих проблем). Стихийный, неосознанный вариант Апокалипсиса. Третий - гибель самой Западной цивилизации от нашествия - ползучего эмигрантского или даже военного, бунт "третьих стран" с прекращением доставки ресурсов и капиталов - типа нефтяного эмбарго семидесятых - и экономическая победа новых "драконов" Азии - в любом варианте - это привнесение и навязывание Западу чужих ему систем ценностей (но не остальному человечеству). Четвертое - выработка и распространение новых доктрин, и их принятие Западом. Доктрины эти должны представлять более единый общий миф, большее количество ценностей-целей, адаптирующих старые мифы.
   Очевидно, что первые два варианта погибельны, поскольку окончательно реализуют ценность "равенства" через "спасение", его логику развития, и, что второй и третий варианты предполагают стихийность разрешения противоречий, а первый и четвертый - осознанные шаги. Однако более вероятны именно стихийные варианты. А более предпочтительным будет, избежав первого, свести второй к третьему, корректируя его (по мере возможности) четвертым. Конечно, только что изложенное есть также вариант Спасения. Но миф не закончит свое победное шествие, пока не реализует свою логику. И желательно, чтобы это была наиболее мягкая форма.
   Воистину, был прав Честертон, но не в "Патере Брауне", а в "Ортодоксии" - защите христианства! В последней главе он так и назвал христианство "религией приключений". Только в жизни приключения эти даны не богом, а мифом о Боге, о ценностях и самой основой жизни. Однако обнаружив связующую нить между античностью, его языческими культами и учениями, ныне свободно резвящимися "над пропастью во ржи", под защитой христианства и всей библейской рати, Честертон позвал всех людей в этот увлекательный мир. Что такое истинное Большое Приключение, с чем оно играет, чему бросает вызов - нам теперь известно. Понятно, чем чреват такой романтический призыв.
   Положа руку на сердце, не стоит наново изобретать "философию приключений", ибо таковой всегда является громада философии "ахль-аль-китаб". Но, полагаю, старания не были напрасны.
   - Chi va piano va sano*, - неожиданно произнес профессор, но, едва пригубив вино, поставил рюмку на письменный стол вздохнул. - Человек всегда руководствуется какими-то правилами, но в таком положении, как это, никаких правил нет, а действовать необходимо, ибо промедление ни к чему хорошему не приведет...

С. Лем. Мир на Земле

ПРИКЛАДНАЯ МЕТАФИЗИКА - МЕТОДОЛОГИЯ АВТОРА

   Данная глава имеет лишь косвенное отношение к приключениям и служит для разъяснения концепции автора, поскольку иногда анализируемый материал в тексте носит вид слишком уверенной отсебятины. Однако уверенность эта основана не на амбициях, а на применении более общих закономерностей, на концептуальном подходе.
   Концепция необходима. И не только на потребу критиков, привыкших вытаскивать отдельные положения и разбивать их в пух и прах. Для сих искателей препятствий любая работа, любое исследование есть только материал для оппонирования и резонирования, что есть их хлеб насущный. С таких диверсантов легче всего спросить: что конструктивного они могут предложить взамен? - будьте уверены, они наговорят кучу чепухи, а позже изрекут нечто вроде: "Лучше не иметь теорий вообще, чем иметь дурные" - или "Конечно, и моя концепция несовершенна, но ваша вообще не лезет ни в какие ворота". Полноте. Спорить с вами не имеет смысла, ибо не для вас писано.
   А только для... и так далее. _________________________________
   * - Тише едешь - дальше будешь (лат.)
   Поэтому, чтобы избежать недоговоренности, следует дать некие общие разъяснения и изложить собственный подход.
   Итак, метафизика. Мысли о мысли и структуре мысли. Мыслительных моделях и модулях. Векторности и геометричности. Поскольку, как бы сложно ни мыслили люди, системы их мысли можно свести к некой геометрии. Порой, очень сложной или чрезвычайно сложной. Та же геометрия может быть представлена численными значениями и некими формулами, если к геометрическим фигурам мысли приложить систему координат. Однако исторически (или эволюционно) трудно представить себе, что человек сразу формализовал свои мысли, даже если они были сложны, в адекватно сложные понятия - фигуры. Вероятно (и это имеет серьезные исторические подтверждения) он представлял свои мысли в виде простейших и однозначно трактуемых геометрических фигур и объектов. Закрепляя понятия в памяти, он мог трактовать мир со своей геометрической колокольни. Когда трактовок становилась слишком много и старая мыслительная модель становилась неадекватной миру (накапливалось слишком много знаний), осуществлялся переход к более сложной фигуре и, соответственно, более сложной модели мышления и мира. Культура мышления, традиция, знания становились и инструментом идентификации. На основе систем мышления развивались языки и знания, что в свою очередь определяло оставление той или иной фигуры в мыслях навсегда.
   Нельзя сказать, что и самые простейшие системы были плохи: они идеально описывали явления, строящиеся или происходящие в соответствии с данной геометрией. Но модели эти не описывали всего. Старые системы входили в новые как составные части, грани, элементы более сложных фигур.
   Разумно предположить, что первой геометрической фигурой была точка (констатация понятия), имевшая свои развитие в виде круга (не разделенного еще на сегменты или сектора) и прямой. Впоследствии следовал переход к бинарным оппозициям, числу 2: отрезок, параллели, + -, добро-зло. На сегодняшний день основной мыслительной категорией в культуре, науке и, отчасти, в массовом сознании стало не только геометрическое понятие треугольника и числа 3, наряду с - 1 (понятием) и - 2 (оппозицией). Понятия типа достаточности доказательств и доводов, догмат троицы, теза - антитеза - синтез, "три источника и три составные части". Это не значит, что не фигурируют и более сложные фигуры. Они рассматриваются и частично принимаются, поскольку соответствуют главному. Что объясняется не столько недоразвитостью самого мышления людей, сколько традицией, заложенной в основание цивилизации, ее догматами.
   Помимо самой фигуры мышления, человек должен постоянно наблюдать динамику системы, вводить еще одну координату - время. Системой гармонии, уравновешивающей систему мышления, явился крест. Сумма трех статических составляющих явления и его динамики. В нее вписываются бинарные оппозиции. Все это имело бы чисто теоретический интерес, если бы примерно половину своих действий человек не совершал сознательно или полусознательно (остальное он совершает инстинктивно или рефлекторно, например, спит или ест, другое дело, что он корректирует эти свои действия разумом - где и когда спать, что и сколько есть). Сознательную деятельность он производит на основе своих мыслительных схем, часто даже о том не догадываясь, следуя установкам мышления, образования, культуры. (В общем, считает до трех и успокаивается). Трехосновные системы репродуцируются, становятся основой новых творческих построений и новых концепций.
   Надо сказать, что основы этой схемы мышления давно подтачиваются четырехфакторной системой мышления. Разум вырос из Пифагоровых штанов и принялся за разработку следующей пифагорейской гармонии - 4. На щит подняли пятиконечную звезду, и тут началось... Поэтому автор исходит из предположения присутствия как минимум четырех постоянных факторов в любой из рассматриваемых схем, исключая рассмотрение устоявшихся понятий типа святой троицы или борьбы добра и зла. Однако при собственном рассмотрении того же процесса автор довольствуется уже схемой: "борьба добра и зла с силами света и тьмы", что не исключает в будущем построения картины "борьба добра и зла с силами света и тьмы против прошлого, настоящего и будущего" - то есть имеет возможность оперировать более сложными категориями, но не имея при этом сложившейся методологии, рискует быть окончательно непонятым.
   Давно известно, что индоевропейские народы сроят свои мифы на трехоснове понятий, что и объясняет рьяную приверженность современности к тройке. Переход к четырехосновной системе мышления выпадает не из логики, а из понятийного круга (или треугольника). На Дальнем Востоке четверку тоже не очень жалуют (она "несчастливая", вроде нашего "13"). Однако подобные доводы не относятся к логическим аргументам, в качестве контр тезы можно привести и алхимическую систему первоэлементов и прочее. Сами по себе схемы равноценны для сознания, однако степени свободы и возможности комбинаций системы дают возможность более обобщающего и гармоничного взгляда.
   Наиболее искушенные в формальной логике и склонные к спору читатели сразу извлекут из арсенала логики "скальпель Оккама" и искромсают схему в пух и прах. Таковым предложу помахать сим скальпелем перед головой Бога, хотя бы "бога из машины" или перед Абсолютом - это более плодотворное упражнение. Четырехосновная модель вовсе не отменяет прежних основ мышления, а вписывает их в себя. В отличие от трех степеней свободы она имеет шесть. Поскольку каждая из основ в конкретно рассматриваемом процессе или является доминантой - она же будет и отражением системы 1, то есть станет абсолютом. Ровным образом она может быть принята и за константу - и тогда общая схема придет к трем факторам, поскольку выделит их в отдельную систему. А парное противопоставление даст шесть оппозиций.
   Эрудиты вспомнят Аристотеля и иже с ним Платона, логический квадрат и т.д. Отсылаю их к первоисточникам - "Перманиду", "Тесею" и "Метафизике". Пусть ищут отличие. Напомню: модель пребывает во времени, в динамике. Кроме того, может принимать не только квадратичный вид, но иметь изоморфию сторон или тетраэдра, и т.д.
   Оставив до времени верчение метафизических многогранников в вопросах первооснов мира (например, в соотношении протона, нейтрона, электрона и античастиц в атоме) или в вопросе разбегания галактик, перейду к непосредственному предмету - Жизни и ее первооснове - клетке (или любой другой живой форме, например, вирусу), достаточной для названия живой самостоятельной системе, замкнутой и взаимодействующей самостоятельно с внешним миром. Рассматривая способы этого взаимодействия (проявления жизни) можно выделить (повинуясь принятой догме) четыре фактора: 1 - восприятие его воздействия физической оболочкой - материальный контакт; 2 - передача, распространение информации от мембранной оболочки через цитоплазму к ядру (или иной части ее внутреннего аппарата); 3 - которые в свою очередь выбрасывают контрдействие - реакция на воздействие (вытянуть ложноножки и схватить пищу, переместиться, сжаться); 4 - проведение контрдействия посредством передачи новой информации и мобилизации энергии к оболочке или органу. Аналогично можно рассматривать и процессы, происходящие внутри амебы, не забывая ее главную цель - сохранение жизненного импульса. Сама биология нас не интересует, нюансы можно почерпнуть из учебников, равно и многотомных исследований микробиологов. Нас интересует проявление того же правила - закона в многоклеточном организме под названием "человек" и другого организма под названием "социум".
   Эта схема очень похожа на теологическое разделение человека на тело, душу, разум и волю. Только существование компонентов схемы подчинено единству факторов души и тела - сумасшедший и безвольный не могут быть человеком. Тело без души мертво. Душа, таким образом и есть жизненный импульс. В предложенной схеме факторы составляют неразрывное единство проявление жизненного импульса: 1 - обязательное его присутствие в материальном носителе - теле; 2 - наличие системы ощущений - передатчиков информации; 3 - наличие центров хранения и переработки информации (от хромосом до мозга); 4 - система реализации обработанной информации - воля (способность следовать избранной реакции с известным упорством).
   Пробежав несколько ступеней эволюции, мы обнаружим большую функциональную специализацию органов, усложнение вариантов реакций, развитие органов ощущений, чувств, эмоций, интеллекта, многоступенчатость обработки информации - например, управление стабильными внутренними процессами без помощи разума - рефлекторные функции.
   Остановимся сначала на волчьей стае. Волк может быть и одиночкой-охотником, которому необходима ориентация во внешней среде и постоянное пропитание, он должен чувствовать природу, опасность, добычу - охотиться и спасаться, ощущать приближение угрозы и человека, лечиться травами, кормиться ногами и зубами (в его поведении превалируют потребности именно тела). Собравшись в стаю волки попадают в иерархию. Начинается выяснение главенства, навязывания своей воли и власти посредством клыков и угроз их применения - в поведении доминирует волевой фактор. Оставшиеся у власти или на различных ее ступенях должны проявлять покорность и изворотливость, реагировать на много факторов - поведение вожака, самок, равных себе по положению, на появление добычи - стараться не вызвать гнев сильных и т.д., их поведение скорее зависит от проявления интеллекта (поскольку стая волчья - интеллект там так проявляется, у других семейств и видов возможны и более благородные формы). Однако в период волчьих свадеб уже ничего не может удержать волка от подчинения охватившим его эмоциям. Аналогично и в схватке: таковой зверь "берет" ни чутьем, силой, хитростью, а всплеском ярости или отчаянья.
   Можно отойти от социал-дарвинизма волчьей стаи и взглянуть на экосистемы. Но там уже побывали Л. Раменский и Дж. Грайм: первый занимался животным миром и выделил в нем группы по типам поведения: виолентов (силовиков) - львов, патиентов (выносливовиков) - верблюдов, и эксплерентов (бродяг) - шакалов; Грайм обозревал мир растений и, в свою очередь, выделил конкурентов - дубы, стресс-толерантов - тростник и рудералов - сорняки. Интересен и подход Мак-Лиода, выделившего более века назад капиталистов и пролетариев растительного мира. Все они основывались на стратегии выживания подвидов. Схемы их, на первый взгляд, логичны и закончены и внутренне уравновешены и, кроме того, служат превосходной иллюстрацией применения мыслительных схем - как опорное следование глобальному триединству, так и применение расхожей аналогии из политэкономической мысли (спорные случаи описывались в терминах шакаловерблюдов и дубосорняков).
   Но одна поведенческая ниша осталась незаполненной - обезьяна (можно было бы назвать и человека, если бы он не начал сам переиначивать природу и общество, и не провел свое свое разделение по стратегиям выживания: человек - "лев", человек - "верблюд"), а в растительном мире отсутствует стратегия орхидеи - воздействия на эмоции - да и самих цветов - прекрасных эмоций растительного мира. Схема Мак-Лоида будет дополнена, в нашем случае, "деклассированным" элементом - паразитами и бродягами-эфимерами.
   Итак, схема проиллюстрирована, более того она и устанавливает пропорции между типами существования или стратегиями выживания - их можно просчитать: по распространенности видов, по биомассе, по количеству особей. Но если в трехосновной системе все просто и на три основные вида поведения существуют три переходные формы, то в четырехосновной их шесть. Не будем заниматься повторным изобретательством (хотя любопытный может попробовать решить эту задачу сам, а позже заглянуть в ответ). Мы же обратимся к Р.Н.Куденхове-Калерги и его работе "Тоталитарное государство - тотальный человек" (1937 г.) и его схеме.
   ГДЕ:
   Б - большевики Тотальное (совершенное)
   0x08 graphic
Ф - фашисты государство
   0x08 graphic
Н - националисты
   0x08 graphic
К - консерваторы
   0x08 graphic
0x08 graphic
Л - либералы
   0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
С - социалисты Б А Ф
   Народный М Им Нацио-
   0x08 graphic
И соответственно внутри: С Н наль- фронт ный
   0x08 graphic
А - антидемократы П Т фронт
   Им - империалисты Л Ин К
   Т - традиционалисты
   Ин - индивидуалисты
   П - прогрессисты
   М - марксисты Тотальный (совершенный)
   человек
   Вся схема носит название парламентского круга, противопоставлены тенденции абсолютного социума - абсолютного человека - абсолютной нации - абсолютной общности. Круговорот происходит по: всеобщая общность - государственная общность - национальная общность - индивид. Про себя отметим, что схема, отражающая общечеловеческую (если не проявление общеживотной), выражена в терминах западной политической структуры и борьбы, то есть скорректирована на миф цивилизации и способов его реализации.
   Человека можно рассмотреть и в линейной схеме, стратегия которого может быть определена и в Державинской строке: Я раб, я царь, я червь, я Бог.
   0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
   Роли Страте- Влияние Среды
   поведе- гии
   ния выжи-
   вания положите- отрицательное нейтральное Изобильное
   льное (излишек
   потребления)
   0x08 graphic
   Охот-
   ник Бог Забирает Отражает Не замечает Дарит
   актив- (В)
   ная
   0x08 graphic
жизнен- Царь Выискивает Хитрость, Исследует Обменивает
   0x08 graphic
0x08 graphic
ная (И) способы союзы, привле-
   0x08 graphic
0x08 graphic
позиция овладения чение сторон-
   0x08 graphic
0x08 graphic
или обмена ней силы
   Жерт- Раб Приобретает Противостоит Отстраняется Сохраняет
   ва (Фс) физическим один или
   пассив- трудом убегает
   ная
   0x08 graphic
жизнен-
   ная Червь Ожидает Покоряется Не восприни- Потребляет
   позиция (Э) получения мает все
   или случая
   0x08 graphic
   Сильный -"бог" отражает опасность сам и захватывает нужное (или забирает), нейтральное не замечает, излишки распределяет. Менее сильный ищет помощи, союзников и хитрости для отражения или захвата, проявляет интерес в целях ориентации и восхождения, излишнее оставляет или использует для привлечения союзников. Находящиеся ниже точки воздействия на объект выступают в роли жертвы. Слабый забирает желаемое простым трудом и т.д. Бессильный не имеет способностей ни нормально трудиться, ни бежать, он покоряется всему, что "бог" пошлет. Здесь же находится и человек в состоянии сильных эмоций - он отключен от мира. Это происходит не только из-за самой специфики "дна", где люди лишены большинства условностей, требуемых для иных ролей в социуме - обладание энергией делает человека более волевым, способным к отстаиванию или навязыванию своей роли. Само по себе, данное распределение предполагает свои пики неких концентраций стратегий выживаний, (напомним, что для живого организма присущи все виды проявлений жизненной активности, поэтому речь может вестись только о преобладании в стратегии жизненного выживания той или иной деятельности). Поэтому находящийся в эмоциональной активности, естественно, в стратегии выживания будет находиться в одном страте с больным и нищим, однако его деятельность будет вызывать отклик в других стратах, в отличие от просто опустившееся создание. Таким образом вся стратегия выживания предстанет как максимум проявления жизненной энергии в высшем страте и минимумом проявления в низшем страте. Однако пики концентрации способностей предстанут следующим образом: эмоциональный - 1, физический - 2, волевого импульса - 3, интеллектуальный - 4.
   Необходимо ввести еще и временную схему поведения человека: поскольку время корректирует стремление и возможности человека находиться в состоянии охотника или жертвы.
   0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
0x08 graphic
   _________________________________________________
   1 ~ 11-16 2 ~ 30-35 3 ~ 55-60 4 60 -
   1 - человек, познающий азы, воспринимающий только общеизвестную информацию и общеизвестный мир, ученик, формирующий свой образный мир, "еще жертва"; 2 - человек открывающий и создающий собственный мир (получающий информацию в собственном ключе, приобретающий специфические, профессиональные знания, "молодой охотник"); 3 - человек создающий собственную, оригинальную информацию с целью ее активного использования (созидающий, творчески реализующийся), "матерый охотник"; 4 - человек, передающий информацию пассивно, учитель, "уже жертва". Соответственно исчисляются и кризисные точки возраста.
   Это очень общая и идиаллизованная схема, с общеизвестными отклонениями, однако она связывает понятия развития и износа организма, обладания энергией и информацией, приобретения навыков использования и их передачи, корректируется с накоплением богатств и возможностью пребывания и реализации в активных и пассивных ролях. Она же и дает подход к социальной метафизике (подобно временным, связанным с ритмом смены поколений циклов американской истории А. Шлезингера), поскольку наличие учеников и учителей определяет уровень знаний и возможностей их дальнейшей реализации.
   Так, слишком большое количество учащихся снижает их образовательный уровень, а засилье учителей замедляет ток новых идей и развивает консерватизм; молодые охотники - их преобладание, соответственно снижает уровень профессионализма и увеличивает активность (иногда и агрессивность) общества; матерые охотники-профессионалы: их уменьшение - снижает богатство общества, уровень производства, преобладание - борьбу за власть. (Следует отметить, что временное восхождение отражает (методом подобия) и этапы общественного развития: подобно развитию зародыша в чреве матери.)
   Из простой схемы стратегий поведения следуют ее квадратичные "самоотражения": прежде всего, это существование ее отражения в виде материальных носителей - наследственности, определенной различными видами влечений: физиологического (сексуального), эмоционального (любовь), социального расчета и "завоевания" посредством определенной настойчивости. Сама физиология наследственности предполагает наличие больших или меньших способностей к тем или иным видам поведения.
   Следующее: внутренняя стратегия - внутреннее представление о себе личности, самоопределение своего типа поведения и установка на тип поведения. Например, представление себя "червем", но установка стать "царем" или "богом". Обычен средний вариант - сохранение существующего.
   Далее - навязывание типа поведения окружающим. Например, "бог" исповедует тип поведения индивидуалиста, но навязывает окружающим иерархические принципы поведения (т.е. подчинения себе).
   Нахождение в различных социальных категориях - в силу наследования или утверждения: те же "бог" или "царь" могут выпасть вследствие поражения на самое дно - обратиться по положению в "червей". Равно и нахождение в иной среде - интеллектуальной, эмоциональной - выявляет более низкий в этом страте потенциал того или иного типа. В целом это нахождение внутри общественного организма - с его аналогичной специализацией - и отношение индивида к среде, где и в одиночку необходимо периодическое применение всех функций. Иное дело, что окончательное сложение или умножение всех факторов выделит необходимую поведенческую доминанту. (Если соотношение типов внутри системы можно выразить линейным уравнением (или задачей на оптимизацию - min - max), то внешние связи имеют вид исчисления интегрального и дифференциальных порядков.)
   Существует и коррекция внутренней иерархии доминант поведения. Среды, типа волчьей. Существуют их прямые аналоги с некоторыми группами людей - если в среде уличных хулиганов к воле необходимо добавление сильного тела, то на более развитых ступенях общества (уголовном сообществе) для сильной воли прежде всего необходимо прилагать интеллект.
   Подобные усложнения и несоответствия гасятся как общими установками - ценностями общества, разделение массовым сознанием той или иной ценностной доминанты как всем обществом, так и коррекцией на каждом страте, так и пропорцией общественных стратов их демографической структурой, однако наличие огромного количества противоречий между базой, претензиями, реальным положением и состоянием реализует в том или ином виде личностные и общественные возможности - ведет к развитию (жизни) общественного и личного.
   В чистом, стабильном состоянии подобное первоначальное разделение, (с допущением поправки на реальную жизнь) существует в стабильных, приостановивших или замедливших свое развитие обществах. Возьмем классическое средневековье: наверху феодалы - по феодальной лестнице они строят свою иерархию, как воинское сословие; купцы стоят ниже их, но выше крестьян и ремесленного плебса города. Базовый слой - крестьяне и редкие пока еще ремесленники, эмоциональные натуры - бродячие актеры, художники, перемещающиеся от заработка к заработку, приравнены к нищим, равно как и все сколько-нибудь выдающиеся умы раскиданы по монашеским кельям. Единственные вознесенные блюстители эмоционального начала - церковь. Имея своею внутреннюю иерархию и собственные феодальные угодья, она предстает как блюститель нравственных законов, то есть прежде всего как установитель порядка и иерархии - сила консервативная и волевая.
   Мы имеем слои (страты) людей в обществе, как исполняющих определенные социальные функции, так и разделяющих определенное жизненное мировоззрение. Не буду говорить, что первично, что вторично, поскольку они проистекают из внешнего источника. Страт "крестьян" основан на простом физическом труде, простое (природное) восприятие мира и жизни. "Скелетный" страт - аппарат управления и защиты - волевой труд, восприятие мира как борьбы, столкновений, как жестокого механизма. "Спиральный" страт - коммерческий слой (ответственный за реакцию и реагирование по доставке продуктов потребления членом общества), ускоряющий обращение этих продуктов (восприятие мира логическое, расчетливое). "Творческий" слой - авантюрный (помните резкое поднятие эффективности?), восприятие эмоциональное, образное или сложное интеллектуальное, поэты и мыслители. Не следует забывать о наличии и разрушительного начала в каждом страте (в "скелетном" страте находятся и преступники, "авантюрном" - аферисты и нищие, в "природном" возможны как "сохранение" природы так ее "обуздание").
   Жесткая привязка мировоззрения к социальной роли разрывается по мере внутренней динамики общества, однако крайности чреваты как закостенением, так и разрушением общества в силу утраты профессионализма или "своих мест в жизни".
   Каждый из слоев совершает свой собственный труд и создает свой вид стоимости. Поэтому всеобщий эквивалент отражает не "простой труд" простого рабочего, создающего некие конкретности и абстракции, но, по крайней мере, четыре вида общественного труда, и продукты эти еще и удовлетворяют некие потребности - материальные, культурные и социальные, обладая как прямой, так и "обратной" функциями (по упомянутому примеру Бастиа). Столь сложная оценка противоречит более упрощенным, но претендующим на универсальность, западным теориям. (Если разобраться, то все теории западные: что капиталистические, что коммунистические, что рассуждения на эту тему Аквината или Аристотеля.) Стремление к реализации ценности "равенство", как научного подхода, подтверждалось фактами - существованием всеобщего эквивалента - денег. Политэкономия развивалась в том ключе, и наконец Маркс выделил единицу всеобщего равенства - "среднего" (как показал реальный социализм, почти самого худшего) рабочего, единицу, уравнивающую не только товары, но и общественные системы. Реальность заставила выдвинуть десятки теорий, но так и не пришла к общему знаменателю. Однако теории описывали локальные процессы весьма здраво, соответственно являясь отражением как работы определенного страта, так и его продуктом. Например, теория камералистов - более ориентирована на "скелетный" страт, а "спроса и предложения" и "предельных потребностей" - на "спиральный" коммерческий слой, который ускоряет "метаболизм" общества, в идеале выявляет потребности, размещает заказы и реализует продукты и услуги. Гипертрофия любого страта, его роли чревата большими потрясениями, страт все начинает подчинять себе, создавать перекосы развития. Так, "скелетный" слой приступит к организации экономики как к источнику добычи, хотя по своей общественной функции он должен не разорять производство, а поддерживать его, не дать развалиться, что возможно при возобладании страта "крестьян", думающих прежде всего о своем "поле", или иного другого.
   Каждый слой базируется на собственном ощущении или понятии мира и строит свою концепцию мироздания. Создает свою главную ценность и на основе ее абсолютизирует свой мир. Ценность эта, простая по своей природе, имела очень сложный и долгий период "кристаллизации", множественность как исторических, так и нравственных факторов. Но каким бы не был генезис, суть основных ценностей уже заложена в природной основе, сводимой к четырем общественным ценностям: индивидуум, равенство (сообщество), иерархия общества, дискретная специализация сообщества. Конечная цепь выстраивается следующим образом - стратегия выживания основная ценность миф (способ реализации) идеал ("рай").
   Названия эти не отражают полностью сущности явлений, поскольку являются производными от непосредственных функций живого. Известная мера условности объясняется несколькими причинами: они являются общественными ценностями - то есть определяют условия выживания как всего общественного организма, так и отдельных его систем, стратов и составляющих его индивидов, становятся знаками, компромиссами. Формируют оппозиции - определяют понятия добра и зла, формируют этические нормы, формируют мифы - способы реализации ценностей в жизни, тем самым сами совершают метаморфозы, обращаясь в идеалы. И последнее - основная ценность общества не только устанавливает иерархию остальных ценностей, но и определяет их зависимость от доминанты и способ реализации подчиненных ценностей в логике доминанты (например, если равенство реализуется спасением, то личность в системе равенства - бунтом). В терминологии и понятиях различных цивилизаций ценности носят несколько иное значение. Так, "равенство" Запада станет на Дальнем Востоке гармонией, а в цивилизациях доколумбовой Америки - взаимосвязью и взаимозависимостью.
   Факты свидетельствуют о верном направлении в обобщениях. Недавние исследования американских социологов на предприятиях выявили нечто подобное при постановке вопроса об увольнении одного члена коллектива на выбор коллектива. А именно - прагматичный взгляд на проблему: самое идеальное решение - которое принесет выгоду производству, делу; взгляд с точки зрения социальной справедливости: чтобы уменьшить страдания наиболее уязвимых работников - матерей, больных (они не смогут найти другой работы и обречены на трудности); иерархический - будет верным только решение начальства; эмоциональный: "подобная постановка вопроса оскорбляет личное достоинство, обсуждение превращается в судилище - с такими сотрудниками я не могу находиться на одной работе - сам уйду".
   Усложнение структуры общества вызывает и появление переходных и компромиссных форм. Зачастую этим формам придается вид идеалов или приписывается роль основных. Например, в технологической цивилизации наука (как синтез интеллектуального и творческого, образно-эмоционального начала) заняла, хотя бы в декларации, главенствующую роль.
   Имеется некая натяжка в нападках на интеллект, будто не было и нет этого мифа о науке, с параллельным ее расцветом. Еще от возрожденческого синкретизма был унаследован технократический миф утопистов всех мастей - через идею просвещенной монархии - к идее всеобщего просвещения и культу "Высшего разума". Механизм кристаллизации мифа всегда кончается его волевым утверждением. Наполеоновские армии волевым, насильственным путем разнесла его во все уголки Европы и даже на Восток (см. историю преобразований в завоеванном Египте). Торжество реакции Венского конгресса, конгресса просвещенных монархов, не смогла остановить это шествие. За спиной реакции уже маячили промышленные и аграрные революции (и последующие технологические, научно-технические, информационные). Не следует забывать, что современные демократии, марксизм и фашизм - это продукты научной мысли. На рубеже веков вера в науку, разум были безграничны (это имело и некоторые реальные основания). Но мировые войны, всемирные технократические империи (США, Рейх, СССР) были новым утверждением воли мифа науки, ставившей всемирные эксперименты, опыты по прививке новых методов управления, социальной организации, инкубации нового человека. Но на поверку они оказались попыткой решить старые проблемы с помощью науки, интеллекта, "волшебных колец и мечей". Разумеется, новый культ силы является не следствием регресса, но процессом более сложным: как проявление "первичной" нормы поведения, где силой стала информация, как развитие заложенного в мифе второго (демонического) пласта, как логический подход к утверждению в завершении очередного этапа развития идеологии. Этот культ является и очередным успокоением обывателя, чувствующих себя защищенными под охраной "наших бравых военных" с их "технологической мощью армии" и государства. Сила новейших военных снарядов (в старом смысле слова) заключает в себе достижения культа науки, "магическую силу" и, призывая их на помощь, человек отказывает себе в разуме. Теперь не ставится вопрос о научных моделях будущего мира - теперь даются лишь научные прогнозы. Разум остается лишь орудием в руках мифа. Всему отводится роль подчиненности "объективным процессам", забыв о том, что человеческая деятельность разумна. (Вроде упования на стихийность рыночных отношений, которые, де, сродни стихийности толпы. Подобная роспись в бессилии познания процессов, зависящих от разумной деятельности человека, просто ошеломляюща в устах иного профессора. Равно как и тотальный подход, стремящийся не к познанию процесса, а к его оседланию и использованию как инструмента). Тоталитаризм политики вызывает у всех ужас, тоталитаризм и стихийность науки, совершенно безразличной ныне социальному результату, беспокоит лишь косвенно - как угроза окружающей среде, а не как угроза тотального подчинения химере - мифу науки.
   Кстати, еще А.Ф. Лосев в двадцатые годы отмечал тесную связь науки с мифом в определении главного связующего звена - взгляд на элементарную первооснову Вселенной - аксиому, лежащую обычно вне рамок предмета исследования ученых. Для западной науки эта аксиома - элементарные составляющие Мир частицы. Фактически - мир равенства. Но этот миф из более высокой области моделирования - социальной, ибо человека более всего интересует человек, и первооснова его моделирования и дальнейших построений - он сам. Каким человек представляет главную ценность, базу своего общества - такова и его вселенная. Поскольку миф - это локальное отражение реальности, наука не столь далеко отстоит от реальности. Однако область непознанного все более противоречит аксиоме. Интересно, что в подобное представление о первооснове Вселенной укладываются и миф Апокалипсиса - как боязнь всеобщей энтропии, и необходимость иных различных спасительных умозрений, типа "демона Максвелла".
   Возвращаясь к четырехединым основам общественно-поведенческих стратегий выживания человека, напомню и о существовании четырех типов темпераментов (пресловутые холерики, сангвиники, меланхолики и флегматики), а также поведенческих типов: мускулярный, фемининный, смешанный и невыраженный типы - они объясняются из психологии полов - однако не следует забывать о "жертвах" и "охотниках". (Читатель может поиронизировать: мол, вспомни еще и группы крови, но, насколько известно, особенных исследований по связи группы крови и характеров не проводилось. Да и вряд ли здесь есть прямая зависимость).
   Все стереотипы поведения выражены в мифологической форме. Первобытное сознание так и называется: "архаическое или мифологическое", подразумевая существование сознания цивилизованного, сиречь логического. Но, как зародыш в утробе матери проходит стадии от одноклеточного организма, через стадию рыбы и обезьяны, так и в последующем развитии человек повторяет развитие фаз общества, прежде чем придет к окончательно сформировавшейся личности - от первобытного члена семьи до полноправного члена общества К1 - К2 (хотя возможны задержки, скажем, на стадии "рабство" или регресс). Поэтому человек цивилизованный не может не нести в себе человека архаического.
   Механизм развития предстает следующим образом: в стадии "еще жертва" человек осваивает простейшие навыки - движение, речь, - и одновременно эмоциональные привязанности, антипатии на уровне рефлексов: любовь, радость, страх, опасность, безразличие (процессы двоякие - как развитие генетических данных, так и внесение образов извне) - все это еще уровень подсознания, развитие сознания идет на уровне понятий и различий между ними. С развитием интеллекта понятия переходят в образы и эмоциональные формулы - как активацией самими детьми и их самостоятельным опытом, так и привнесением извне в виде сказок, новелл, поучительных историй, прямого родительского внушения: "можно - нельзя". Основное достоинство ранней детской архаики - простота усвоения и универсальность применения. Они в дальнейшем формируют представления о мире, его ценностях ("хорошо - плохо", "сильный - слабый", "старший -младший", "глупый - умный", "добро - зло") на уровне оппозиций. Происходит апробация и анализ соответствия образов "реальному миру" - через игры в "героев" и в "маму-папу", выявление в мире "хороших" и "плохих". Идет накопление личного опыта. На уровне осознанного принятия первых самостоятельных решений (не "хочу", а "знаю") мифологические образы уходят на задний план, вытесняются в подсознание, но архаика представлений еще сохраняется (так, образ "машина" существует как самостоятельно движущееся полуживое существо, впоследствии узнается, что необходим водитель - затем узнается ее "тайна" - наличие мотора, и позднее - сгорания бензина в нем. Из образа машина превращается в осознанное понятие, однако образ ее как эмоциональное обобщение - остается в подсознании, иногда вызывая боязнь или тягу к ее неосознанному отстранению или обладанию). Привнесение в жизнь логики и реальных, адекватных понятий, казалось бы оставляет человеку безграничную возможность как угодно рационализировать и планировать свою жизнь, распоряжаться ею вполне логично или, по крайней мере, осознанно. Но уже присутствует система ценностей, определяющих устремления личности и общества. Но они настолько аксиоматичны и растворены в суете бытосознания, что совершенно не требуют проявления (однако о них постоянно твердят проповедники, политики и активисты). При изменении условий жизни общества происходит крушение старых мифов, в основном производных от базового (хотя история революции Моэдзи или череды китайских этого века говорит о возможности смены базового мифа вообще), и наступает момент истины (для большинства он представляется утратой идеалов и распадом связи времен). Но при удалении события в прошлое оно неизбежно мифологизируется, равно как и при приближении критического периода крушения мифа. Основной массе людей оно представляется как крушение основополагающих понятий и замена их "истинными". Причем, обычно одна часть общества ухватывается в крушении за "старые добрые" ценности, другая - за "истинные и вечные".
   Таким образом, архаика мифа, загнанная цивилизацией в подсознание, не может быть выявлена, тем более осмыслена большинством. Идентификация вторичных мифов, и даже основных, социологами все равно базируется на аксиоме ценностей (как и в нашем случае), безусловно необходимых. Мифы, присутствующие в сознании и подсознании человека, обнаруживают, в основном, психологи. Конечного их осмысления, (особенно влияния их на жизнь) в обоих случаях не происходит. Однако, как страх смерти может довести человека до самоубийства (парадокс, давно объясненный психологами, - муки страха страшней разового избавления от них), так и страшные мифы могут довести общество до суицида. Страх грозящего Апокалипсиса заставляет человечество приближать грозящую катастрофу, выискивать Врага и Спасителя. И вина человечества будет велика, если накопленные страхи начнут реализовываться в жизни.
   Что же спасает человека, помимо Спасения? Какие устои, помимо сокрытых в нем самом защитных реакций?
   Основа мышления человека - язык, как средство общения и самообщения. Ныне суммарный словесный запас языков весьма обширен. Помимо этого язык идентифицирует национальную принадлежность. Хотя как язык межнационального общения как внутри государств, так и между ними - он превращается в трансязык. Например, английский, который идентифицирует несколько наций, несмотря на разницу между американским, карибским или австралийским вариантами. Большинство наций имеют совпадения как языков, так и национальных мифов. Однако язык носит более утилитарные функции и передает более простые понятия. Одноязыковая нация может иметь различные мифы и идентифицировать свои национальности на этой основе (сербы, хорваты, босанцы), или вообще не иметь собственного языка, но идентифицировать себя лишь на основе генетического родства и мифов, закрепленных обычаями, типом национального поведения или религией (евреи диаспоры, индейцы США - кроме навахо). Если язык определяет словарем базовые формы понятий, то мифология выражает более сложные, но еще не "подчиненные" сознанию а делегированные абстрактным образам - богам, "героям", предкам, стихиям.
   Идеологизированное сознание - это отказ от вмешательства потусторонних сил в жизнь или отдельные ее процессы, перенесение источников происходящего на "законы природы", общества и т.д., и выработка трансидеологии (демократического, коммунистического и
   пр. сознаний). "Чистого" (логического) мышления в прикладных областях пока не существует, лишь элементы целесообразности (на самом деле противоречащие целям, но корректирующие поведение более гармоничным образом) в бытосознании или науке. И что с того, что программы экономического или социального развития строятся на научном базисе и многократно просчитываются, а политические программы учитывают не только тактическую расстановку политических сил, но и законы массовой психологии и восприятия политических решений? Пока нет ответа на библейское "Камо грядеши?", все подгоняется к идеалу, обосновывается логикой под существующее национально - религиозно - идеологическое кредо государств, партий, фирм или частных лиц (не забывая о собственной выгоде). Ибо нет на земле обществ лишенных национальностей, религий и идеологий. В некоторых государствах смешанный национальный состав или микшированное сознание делают неприметным человека идеологического, у которого как бы и идеологии не имеется. Но отсутствие внешних проявлений вовсе не означает, что ее нет совсем. Идеология - это сознательный выбор (формально - логический), несущий за собой и выбор общества.
   В спокойном обществе все не проявлено. Но попробуйте его всколыхнуть (не дай вам бог этого), и отдельный индивид ощутит тревогу, осознает опасность (интуитивно или логически), начнет хвататься за опоры спасения. Одних это спровоцирует укрепиться в идеологических верованиях, другие сделают шаг назад и "вернутся к Богу", третьи побегут по родственникам и знакомым, четвертые выкинут флаг национализма, пятые потребуют компенсации ущерба на своей работе, шестые начнут рассчитывать только на себя. Если ситуация обострится до предела - заботы будут просты: еда, вода, сон, драка. Чуть отпустит - все то же для семьи. Потом для соседей (если они союзники), нации, религии, идеологии, государства. Человек ассоциирует свою жизнь, карьеру, успех (в конечном итоге - выживание) по неким собственным кругам спасения и выживания, которые обоснованы не только логически, но и эмоционально. Логика лишь корректирует эти ассоциации, привязывает к конкретной ситуации. Показательно, что окончание эксперимента "СССР": со взлетом религии, национализма и сепаратизма, преступности и вообще "частной инициативы" на фоне падения всеобщей идеологии и государственности, есть вовсе не "возврат к потерянным раям" или "вступление в цивилизованное общество", а переход к оставшимся в сознании после размыкания тотального круга к спасительным локальным, то есть отход назад, регресс.
   Круг спасительной логики выпадает из примера (что подтверждается провалом всяких "научных" экспериментов над политикой и экономикой), ибо логика в данном водовороте есть лишь служанка запрятанных в подсознание мифических формул поведения и спасения, и способна рождать лишь некие компромиссы между мифом и научной теорией, вроде "шоковой терапии" - экономического Апокалипсиса с раздачей каждой ревизской душе по ваучерному пропуску в "рай". Если оставить брошенные на произвол судьбы христианские народы, то что же делать тому же чеченцу с полностью сомкнутыми кругами? Кругами еще патриархально-родовой семьи, нации (правда распадающейся ныне вайнахский круг на чеченцев и ингушей), суфистского ислама, круга старейшин и культа воина (разбойника -абрека, ныне названного рэкетиром)? Подобная броня слишком сильно держит в своих тисках человека, не давая ему выйти за рамки установленных традицией норм поведения. А ее разрушение чревато утратой мировоззренческих принципов и превращением всей нации в абреков - единственно остающегося стереотипа поведения.
   Подобные представления о кругах выживания очень любимы саентологами в их неустанной борьбе за души - это отправная точка их "спасительных" действ, стоит - де, человеку найти в душе этот круг (кольцо) и ухватиться за него - и выплывешь (спасешься). Однако все в жизни животного, а особенно человека построено на расхождении от него этих кругов: его тело, семья, община, государство с чиновничьим аппаратом и армией, а также согражданами, круг прихода и единоверцев, однопартийцев и благотворителей. Круги эти простираются и в других областях - навыки и профессионализм или свое поле, дело, бизнес; леса и моря дающие кислород, недра с ископаемыми. Материальный мир может быть искусственного происхождения - одежда, дом, город, границы, машины, оружие и вооружения, запасы и т.д. Или чисто интеллектуального плана - информация, в том числе компромат на врага, фиктивные ценности типа бумажных
   денег или счетов в банке. Как можно заметить, и здесь мифы являются защитными кругами, объединяющими социумы и дающие личные круги спасения.
   Архаический образ круга - первой исходной модели мышления - замыкает мир в единое пространство, в мир или мирок, гармонизирует и заставляет служить нужное и отбрасывает за рамки круга опасное. Он дает первую оппозицию: внутри - за кругом. Но эта органистическая модель в теории равенства следует из равенства первоэлементов (подобно ходу рассуждений Эйнштейна - начавшего с малого и замкнувшего свою вселенную).
   В обществах с главной ценностью - иерархией (с их точки зрения - детерминизмом) или со специализацией (в их представлении - структуросложением, дискретностью) общность, замкнутость круга не вытекает из всеобщего равенства, а непосредственно служит исходной посылкой - иерархии и структуры возможны только как части целого. Стремясь охватить все общество, всю пирамиду, человек выстраивает целый мир, тем самым выстраивая замкнутую гармоническую модель, обходясь без примитивного равенства. Идеология такой модели нацелена на выстраивание общей автаркии, самодостаточности своего мира, к "закрытой" модели общины, страны, государства (Китай, Япония, Корея). "Закрытое" общество ведет к устранению моделей саморазрушения цивилизации собственными мифами, но при этом замедляет и останавливает свое развитие, что создает утрату инициативы, закостенение творчества в чисто эстетических, не реализуемых в практику категориях. В свою очередь подобный баланс становится легкоуязвимым для изменяющихся природных факторов (засухи, наводнения, эпидемии) и для агрессивного воздействия иных цивилизаций.
   Не случайно мощный Китай множество раз останавливался в замкнутости своих нескончаемых эр "Спокойствия, счастья и процветания", впадал в летаргию (вплоть до отселения многих миллионов человек прибрежных районов на сотни километров от неспокойного океана) и падал к ногам энергичных кочевников или европейцев. Но именно в разрозненном, разомкнутом и разрушенном мире он приходил в движение с конечным желанием - сомкнуть кольцо вновь, восстановить спокойствие в Поднебесной, как и при разливах рек и голодовках (с неизбежными эпидемиями и голодными бунтами). Спокойные и вечно занятые муравьиным трудом на благо государства, вынесенные за пределы оного, китайцы развивали нешуточную активность среди других народов, пока не достигали своей модели - процветания замкнутой общины, "маленького Китая".
   Идеология равенства расчленяла мир на все меньшие равные доли - до мелочей до кварков, сводя модель мира к локальности вечного приключения. Внутренний самоубийственный миф требовал модели вечного разбега энтропии, экспансии, разрастания (наподобие раковой опухоли). Будучи всегда в состоянии опасности, он сам порождал катастрофы и сам с ними боролся, имея неистребимую потребность время от времени персонифицировать свои страхи в конкретику врага или опасности. Сама по себе демократия возникает из представления о нахождении истины в конгломерате простейших частиц - в воле подавляющего большинства или простого большинства. Это и достоверность опыта с вероятностью выпадения большинства случаев в серии опытов (истина не абсолютна, а относительна, как процент удачных экспериментов), искус тоталитаризма с апелляцией к единогласности воли масс, как выражению "истинности" идеи фашизма или коммунизма. Однако иные системы предполагают и иные подходы и логики. Например, что истина иерархична и имеет на каждой ступени свою особую логику и способы проявления. Взамен удачного опыта и вытекающей из него единственной, но относительной истины, каждый уровень пирамиды, кругов или частей целого имеет собственную логическую конструкцию и обосновывает как сам механизм построения модели, так и конечный вывод - например, обычно понятие о источнике всех бед в западной концепции представлен в виде основного противоречия: борьба добра и зла, бога и дьявола, классов, свободы и диктатуры. Западный плюрализм есть развитие идеи равенства и признания за равной личностью оригинальных мыслей. Но это лишь декларация плюрализма; необходимость неких различий в условиях кризиса обычно сметается и подчиняется порыву большинства (а в условиях спокойствия - голосу большинства). Существование как иерархии истины, так и разделения на составные части истины-формулы, и присущая этим частями связь, необходимой обществу всех ее частей (а так же существование у каждой личности своей, только для него пригодной истины) ведет к признанию других ценностей, допущению наличия истины не в скоплении атомов, а у монополистов, держателей контрольных пакетов на истину, что недопустимо - это подрывает основу равенства.
   Однако рано или поздно возникает необходимость комбинации ценностей, выработки универсальных мифов и более вариабельного подхода к моральным императивам. Это следует из обработок логик мифов. Конечно, подобная комбинаторика сведется не к простому признанию равнозначности (но не простого равенства), равнонеобходимости всех ценностей для конечного - игры жизни и не к установлению новых приматов и доминант, человек будет склонен видеть в вариантах комбинаторики новую игру и вновь опробовать всю равносочетаемость императивов (по схеме - дихотомия, тройственность и т.д.). Эта игра его очень займет, особенно в современных условиях, когда наличие демократии объясняется усложнением общества и необходимостью расширения коллегиальности познания и принятия решений (в идеале - каждым). Ибо человеку свойственно вместо поиска ответа на вопрос о смысле жизни вообще, искать и находить ответ о смысле жизни его самого или его общества, а также отстаивать этот смысл. Современные попытки синтеза мифов, хотя и похвальны, но смехотворны, вроде секты преподобного Муна, решившего объединить мир своей объединенной церковью, на основе идеи: "Бог един везде". Некоторые религии вообще не считают бога чем-то главным, даже стоящим вне или ниже Человека, а конфуцианство вообще обходится без бога, что уже делает невозможным объединение мира на столь простой основе. Поскольку у всех религий собственная мифологическая подоснова (и система ценностей), постольку объединить все мифы и их ценности задача непосильная ни для Гургурова, ни для преподобного Муна.
   Но задача поставлена и требует решения. И это не Большое Приключение Равенства, а всего-навсего "трудная задача" с необходимостью "взгляда на мир" и путешествия по нему (как во времени, так и в пространстве), в том числе и во времени истории и пространстве логик и истин.
   Случалось ли нечто подобное в истории, когда цивилизации стояли на пороге выбора императивов, и были вольны (в известной степени, предоставляемой выбором) в определении своих ценностей? Не раз.
   Особенно богато такими примерами время около с VI века до н. э. до I века н. э. в различных частях планеты. В античном мире, в Китае. Именно в те времена там складывались квадратичные системы мироощущение и миропостроения (имеется в виду, что равнозначно существовали философские школы и учения, взаимоизвестные и находящиеся в непрестанном споре или взаимодействии. В Средиземноморье это были школы Аристотеля, Платона, Эпикура и собственно библейско-христианский пласт).
   В Китае - даосизм, конфуцианство, учения Тан-цзы и Мо-дзы.
   Для рассмотрения выберем Китай (поскольку это позволяет дать более объективную оценку - ведь Китай смотрит на мир через Космос, а Европа - через атом).
   Даосизм - учение Лао-дзы - о познании и соответствии человека природе, природным ритмам, как цель - слияние с природой (Дао).
   Конфуцианство (Кун-цзы) - логический подход к миру, разрешение мировых проблем посредством разума.
   Легисты-законники (Тан-цзы ) - стремление к волевой организации общества на основе соблюдения жестоких законов.
   Учение Мо-цзы - подход к определение любви, как основы взаимоотношений в мире о вселенной (как не вспомнить снова Христа, да и Платона, который в своем стремлении к абсолюту, в том числе и абсолюту платонической любви, пришел к выводу о необходимости жестокой утопии "Государства").
   Когда учения окончательно сформировали свои концепции и сделали практические выводы о мироустройстве и идеале, они естественным образом были приложены к практике.
   Когда начались многомиллионные репрессии, стройки всемирного и вселенского масштаба, устроены концлагеря и запылали костры из тысяч книг, был установлен "новый порядок" и тысячелетняя империя? - Две тысячи лет назад.
   Концепция была выбрана, идеальное общество описано, справочники по его строительству даны. И этому обществу не нужны были более ни социальные фантазии (и слои населения их исповедующие), ни источники их - научная память цивилизации, запротоколированная в книгах и культуре. Император Цинь Ши Хуань воплощал в жизнь идеал и строил идеальное общество: рылись Великие Каналы и строились Великие Китайские Стены (3 миллиона человек за 10 лет построили 1000 километров стены - очень большая, фантастическая даже по теперешним меркам производительность, особенно если учесть рельеф). А строили еще и символы государственности и власти государя - небывалый в истории по размаху и богатству дворец с сотнями тысяч керамических скульптур в натуральную величину. Сотни даосов искали пять способов бессмертия - для императора, который должен был быть вечен, для установленного им вечного порядка.
   Какова же судьба самих учений? Дао было объявлено народной религией и религией для народа - и сведено к бытовой магии; конфуцианство было объединено с лигизмом и составило то, что ныне принято именовать конфуцианством - с ценностями долга, почитанием иерархии, следованием традициям и обрядам, своду строгих норм и правил (при этом как бы сама собой отпадала логика познания); учение Мо-цзы было объявлено в целом вредным, однако и из его методик кое -что перенято.
   Образовался жесткий триумвират идеологий с приматом государства, воли и порядка. Идеология застыла до пришествия буддизма. Нечто подобное произошло и в Средиземноморье с объединением и отбрасыванием идей и ценностей. Не трудно узреть и оскал тоталитаризма 20-го столетия.
   Не хочется верить очевидному и соглашаться с банальностью, что история ничему не учит. Что каждое общество, как живой организм, выбирает, смотря по силам и конкретике условий свою стратегию выживания и соответственные ценности (и ради своего выживания каждый круг будет чихать на исторический опыт, если он ему не выгоден), что живой организм общества, повинуясь своему собственному закону сохранения жизненного импульса, сотрет в порошок иные общества (если не будет выгодно подчинение) с их культурой, историей, знаниями и ценностями и выйдет из этой игры в приключение израненное, побитое и растерявшее накопленные богатства, но победившее.
   Итак! Остается построить новую модель идеального общества, выверить ее с точностью, применить к практике и подождать результатов? Философия приключений - это нечто для жизни? Так?
   "Философы только объясняли мир, наша задача - его изменить," - но это тавтология, батенька! За информацией (в том числе и философской) следует вывод, за выводом - действие.
   Выписывание рецептов больному обществу - это следование идеалу его здоровья - "раю". В мои цели не входит новое мифотворчество, речь идет о поддержании неких пропорций - не более. Вроде: "Поменьше сладкого, табака, алкоголя и побольше прогулок на природе и свежем воздухе".
   Если раньше цивилизации были слишком далеки друг от друга, и провал очередного эксперимента не угрожал всему человечеству и всей жизни, то современность внесла поправку на понятия мировых войн и единой цивилизации. Единого общепланетного организма. Болезни его становятся общими для всех, и будем надеяться, что это очередные болезни роста.
   С другой стороны ему нужна и более вариабельная программа реагирования на внешние и внутренние раздражители и более крепкая, но подчиненная разуму воля и богатство ощущений, чувств и эмоций и здоровая телесная оболочка. Вряд ли европейский багаж ценностей сможет это осилить, особенно при его тяге к катастрофическим приключениям и спасениям. Лично я очень сомневаюсь в благоприятном исходе, и, как всякий человек, как все живое, хочу жить. Мне совершенно не хочется погибать из-за идей, которые я считаю не только полностью, но лишь некоторой малой частью соответствующими истине.
   Я не претендую на роль учителя человечества. Наоборот - хочу внести сомнение. Я предполагаю не собственный миф, а лишь набор мифов, уже отработанных на практике и в чем-то неплохих. И открыто об этом говорю. Потому, что никто еще не предпочитал мифы реальности, а потому так упорно следовал им, полагая их за саму реальность. Мне очень не хочется жить в мире мифа, где человечество прикончит себя, принесет в жертву некому богу, надеясь воскреснуть очищенным от своих множественных теперешних грехов.
   Но выбора не остается, если хочешь жить. Пройти путь. Главное в приключении. Возможно попытаться рассчитать все опасности пути, предусмотреть многое, подстелить соломки, но главное - решиться. Решиться на путь приключений, поскольку все разумное живет, только переживая приключения. Особенно человек.
Оценка: 6.18*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"