Ты идёшь по несуществующей улице и думаешь несуществующие мысли. Ты проходишь сквозь несуществующий тупик, сквозь каменную стену и чувствуешь биение её сердца. Стена обрушивается на тебя, оставив в руке его, тряпичное, пёстрое, всё ещё бьющееся. Стоит вспороть шов - и перед тобой откроется всё такой же несуществующий и несущественный, но прекрасный внешний мир, мир за пределом городских тупиков, мир вокзальных стёкол и вокзальных людей. Ты не будешь думать о страдании каменного тупика: хранитель городских стен заштопает сердце и лишит своё ещё одного чувства, чтобы никто не обвинил груду камней в бесчувствии и бессердечии.
Ты ступишь на нулевую платформу и сядешь в поезд одиночества. Ты одиночка и так же одинок, как каждый из пассажиров, которых здесь - сотни. Но ты не узнаешь об этом: закроешься в своём купе и будешь размышлять о том, как же ты одинок, вместо того, чтобы постучаться в соседнее и предложить пассажиру вместе выпить чая, а потом сойти с ним на следующей станции с поезда одиночества, одинокого поезда.
Ты сойдёшь там же, где и все. Так же, как и все, остановишься возле музыканта на улице, послушаешь и пойдёшь дальше, как и все, не дав ни гроша.
В новом городе будет новый тупик. Ты пройдёшь сквозь стену, разорвав на лоскутки множество раз штопанное сердце, выйдешь в прекрасный мир. Не взглянув на старые, поросшие травой и цветами рельсы, по которым можно дойти до края неба, ты сядешь в свой поезд одиночества - так передвигаться быстрее и легче. Тебе не вырваться из замкнутого круга.
Даже если ты поймёшь, что это сон.
Ты проснёшься и пойдёшь по улице. Ты не заметишь тупик, выросший перед тобой. Тщетно пытаясь сломить его слабыми пальцами, ты развернёшься и уйдёшь, так и не узнав, что есть другой мир, что есть рельсы, поросшие травой и цветами, рельсы, ведущие к поросшим травой и цветами городам, наполненным солнцем и ветром. Ты захлопнешь дверь своей комнаты и сядешь у окна, смотря в недоступное небо, небо недостижимых городов. И несуществующие мысли станут реальны, горячая чашка чая будет обжигать пальцы, и некому будет заштопать твоё рвущееся, рвущееся к свободе, сердце.