Бегущая лиса. Книга 2.
Асигару великой империи.
![Творение нейросети. [Нейросеть Bing.]](/img/h/hohlow_a_n/2-1eho-2wstuplenie/nst-asg-00-00.jpg)
Вступление.
Лиса-крестьянка.
![Творение нейросети. [Нейросеть Bing.]](/img/h/hohlow_a_n/2-1eho-2wstuplenie/nst-asg-00-01.jpg)
Эпоха Войн.
Год 525
16 июля.
День отдыха у лесной речки и пять дней пути через лес подарили измученной путешественнице время для восстановления души, но изрядно истощили тело. Сжёгшая себя в недавних боях, покрывшаяся язвами от встречи с высшим демоном, юная лиса могла бы удивиться тому, что не сошла с ума от пережитого, но детский разум переваривал травмы, залечивая себя знанием, что всё она сделала правильно. Она ни в чём не виновата, гады сами полезли, и без неё нормальным людям было бы ещё хуже. Намного, намного хуже! И какой бы сумасшедшей не казалась эта империя, в городе нормальные люди были! Она спасла всех, кого вообще возможно было.
Тяжесть страшных боёв затенялась и вытеснялась сценами, где маленькая лиса притворялась то одной красивой дамой, то другой. Была вся такая взрослая, властная, и её все обожали! Заботились о ней, дружелюбно говорили и слушали с та-а-аким уважением! Прям так, как она, вообще-то, всегда и заслуживала. А то ишь ты! Нищая девочка что-то там лепечет, да? Можно вообще не обращать внимания, да? Хорошо что она - волшебная лиса. Во взрослую богатую тётю превратилась, и сразу стало самое другое отношение! И платья такие красивые! И лейтенант самураев сразу целоваться захотел! Та-а-ак приятно было! А из-за гадов с когтями всё пришлось бросить и убежать. Не дали забрать честно добытые наряды госпожи Хоши и леди Мегуми, даже гадскую бандитку малолетнюю найти и отобрать обратно свои вещи было некогда! А там ведь и купальник, и платье, и школьная форма. Обидно-то как! Ну как тут не плакать?
Медленно приходящая в себя морально, заблудившаяся в бескрайнем лесу и едва переставляющая ноги девчонка физически буквально умирала от голода. Если бы кто-то случайно встретил сейчас на звериной тропе этот обтянутый серой кожей ходячий скелет с ввалившимися потускневшими глазами, то ни за что не заподозрил бы в ней златовласый и синеглазый образ девочки-лисы из светлейших мечтаний миллионов. У бедняги едва хватало сил волочить на себе тридцать пять килограмм дурацкой фольги бутафорских доспехов. Изуродованная коррозией, мятая и грязная, сделанная только для красоты, броня создавала массу неудобств и грозила вовсе погубить свою владелицу при встрече с лесным хищником или злонамеренными людьми. По-хорошему, нужно было бы снять с себя всё лишнее железо, сложить его под деревом и пойти дальше налегке, но бросить блестящую бело-золотую красивость Кицунэ заставить себя не могла. Слишком долго у неё не было вообще ничего, слишком сильно она устала от плохого отношения, чтобы вот так просто взять и бросить вещи, которые с первого взгляда доказывали любому, что перед ним - попавшая в беду благородная леди. Очень красивая, просто страшно замученная. Добрые незнакомцы сразу примут её за принцессу, накормят и пожалеют, отвезут к какому-нибудь городу. Если тут города вообще хоть где-нибудь есть. А она им, в благодарность, подарит колечко, серьги с бриллиантами и золотую нательную цепочку с защищающим от зла и привлекающим удачу амулетиком. Прошлая владелица доспехов, леди-гадина Идзуми, на войну в бижутерии ходила, за это ей огромная лисья благодарность, но могла бы ещё, жадина такая, взять с собой сумочку! Со всякими полезными нужностями, документами благородной дамы и кошельком, полным денег. Наверное, такая сумочка была в карете, которую милая мирная лисичка из пушки подвзорвала. Надо было по обломкам пошарить, но не подумала вовремя, а потом некогда было. Эх...
Двигаясь сквозь лес, по кабаньим и оленьим тропам, девчонка собирала грибы, варила их в каменных плошках и жадно поедала, вздыхая что нет даже соли. Немного ягод на сладкое, пара пучков щавеля на кислое, вот и вся её добыча, но главным образом за счёт грибов, этого хватило для того, чтобы истощённая лисица почти неделю продержалась и не встретила свою смерть где-нибудь под кустом. Вот смеялся бы над ней тот страшный демон! Вот все враги бы обалдели! Златохвостая лиса, ужас всяких злыдней, окочурилась с голодухи и валяется кучкой косточек где-то в лесу! Смешно, аж плакать хочется.
Размякнув от жалости к себе, Кицунэ на миг расслабилась и, вдруг, мир вокруг погас. Она, незатейливо и совершенно естественно, хлопнулась в голодный обморок. Тело, доведённое до предела, выдвинуло решительный ультиматум против любых физических нагрузок.
Остатки питательных веществ в организме перераспределились, обморок плавно перешёл в сон, и Кицунэ несколько часов пролежала, греясь на припекающем летнем солнышке. Очнулась только когда её лица коснулись и начали скрести по коже когтистые лапки. Девочка вздрогнула, шевельнулась, открыла глаза, потратив ещё несколько мгновений на то, чтобы прийти в себя и попытаться приподняться на руках. Перед ней, с интересом наблюдая за большим, неуклюжим существом, на палой прошлогодней листве сидел огромный, с человеческую ладонь размером, тёмно-коричневый жук со сложенными вдоль спины жёсткими хитиновыми надкрыльями. Брюшко его ритмично раздувалось и сокращалось, загоняя воздух в сеть дыхательных канальцев и заставляя жидкости тела активнее циркулировать, омывая все внутренние органы насекомого. Шедевр учёных давнего прошлого, оставшийся с тех времён, когда человечество безудержно развивалось, наивно предполагая, что никогда науке не будет ни удержу, ни предела. Но вот, наука уже шесть веков только деградирует, а на поляне посреди глухого леса встретились два шедевра прошлой и нынешней эпох. Шестилапый трудяга, симбионт из основы новой экосистемы, своими дарами позволившей цивилизации людей преодолеть смертельную нехватку ресурсов, и боевая биоформа, сотворённая гением новой эпохи с одной только целью - нести ужас, смерть и разрушение всем, на кого укажет её создатель.
-- Привет... -- Кицунэ приподняла руку в приветственном жесте и помахала ладошкой. -- Тебе чего? Я ведь не умерла. Да вы, кажется, мертвых тоже не едите, только сок дерева пьёте...
Трещащий дребезг хитина и стрекот потираемых жвал зазвучал со всех сторон. Девочка, вздрогнув, принялась озираться, замечая в древесных кронах десятки других жуков. Угрожающе топорщащих надкрылья и предупреждающе стрекочащих.
-- Тихо! Тихо вы! С ума сошли что ли?! -- на всплеске адреналина вскочив, Кицунэ подняла руки в жесте капитуляции. -- Это потому что я - в металле, да? Но смотрите, он совсем другой! Лесорубы, они все в кольчугах и шлемах, а у моей брони везде дыры! Она - игрушечная, просто чтобы красивой быть!
Жуки по звучанию голоса определили что незнакомый человек из тех, что обычно не причиняют деревьям вреда, оценили защиту незнакомца и решили, что в случае чего запросто отгонят его от своего дома укусами жвал и струйками едкой жидкости из брюшков. Нет опасности.
Пострекотав ещё немного, для острастки, жуки растопырили надкрылья, подбросили себя вверх импульсами Ци из брюшков и загудели, поддерживая свои тушки в полёте взмахами мощных крыл. Сделали круг над испуганно присевшей девчонкой и целеустремлённо полетели куда-то через лес.
Обратно, к своему дереву? А оно едва ли дикое и одиночное, рядом совершенно точно должна быть какая-нибудь деревенька, или хотя бы сторожка лесника!
Удивительно понятливая для своего возраста, Кицунэ, как могла, поспешила за жуками и, после минут двадцати блуждания по лесу, вышла к...
Огромному, уходящему под самые небеса, величественному дереву, раскинувшему над другими деревьями леса исполинский зелёный зонт своей кроны. По стволу ползали и роились среди веток тысячи жуков. Земля вокруг была устлана плодами разной степени спелости и гнилости, от кислого запаха у человека послабее могла закружиться голова.
Кицунэ бросилась, было к плодам, но схватив первый, тут же остановилась. Не сложно было узнать добычу по форме и липкой полупрозрачной соковой массе, что тут же, намертво, приклеилась к её перчаткам. Каучуковое дерево. Плоды собирают целыми контейнерами и перерабатывают для получения резины. Очень полезное дерево, вот только есть его плоды, это всё равно что пытаться грызть велосипедную шину, или ошмётков от лопнувших воздушных шариков нажеваться.
Поглазев пару минут на потрясающего воображение древесного гиганта, девчонка пошла в обход исполина, высматривая домик или уводящую прочь дорогу, но... вокруг были всё те же лесные заросли с непролазно-густым подлеском, с болотистой почвой и звериными тропами. Кабаны приходили жевать палые фрукты. Неужели научились переваривать каучук? Или кучи потом просто наваливали... прорезиненные?
Кицунэ по примеру кабанов попробовала всё-таки съесть один из фруктов. Порезала каменным ножом, положила кусочек в рот и чуть в обморок не упала от чудовищной горечи. Отплевалась и побежала к благоразумно замеченной в отдалении луже, где долго полоскала непослушный от судорог и рвотного рефлекса рот.
-- Ну кто напроэктировал такую несусветную гадость?! -- девочка, в сравнении с другими экспериментаторами, попробовавшими плоды каучукового голиафа, поставила рекорд по минимуму употреблённых нецензурных слов в выражении собственных ощущений. Благородное воспитание, пусть самое начальное, влияло на её поведение и речь. -- Как вот это вот кабаны умудряются есть?!
Утирая слёзы от обиды и волн пробегающей по телу болезненной дрожи, Кицунэ вернулась к дереву и уселась у его корней, но её бродяжничество вокруг поляны, которую создал гигант затенением всех остальных деревьев, не пропало даром. Она собрала, принесла с собой и сложила у корней кучку из восьми грибов. Самых обыкновенных подосиновиков, два из которых уже проявляли явные признаки перероста, но по мнению голодающей лисицы всё ещё выглядящих потрясающе аппетитно.
-- Здесь наверно точно никто не живёт. -- с логичностью пещерно-городского жителя рассудительно бубнила Кицунэ, собирая ветки для костра и разводя огонь подальше от великого древа, чтобы жуки меньше нервничали из-за дыма. -- Сколько иду, а грибы никто вокруг не собирает, и на деревьях нигде никаких признаков лесорубства нету. Наверно, жуки сами семечко взяли и подальше от людей унесли, вырастили себе дом в самой глухой чаще, чтобы их никто тут не беспокоил. Кхе-кхе... дураки жужжучие. Могли бы и другое семечко взять. Яблоню. Или кедр. А на кедре, интересно, орехи круглый год зрелые есть?
Сварив грибы и слопав их всех вместе с бульоном, лиса почувствовала себя чуть лучше. Попробовала каучуковый плод сварить, но только испортила каменную плошку, с трудом отплевалась от попытки пить бульон и сердито перевернула плошку в костёр, залив головёшки горькой жижей, которая тут же зловредно начала вонять жжёной резиной.
-- Гадость! -- прополоскав рот и напившись на ночь воды из всё той же, удачно присмотренной лужи, измученная принцесса собственных фантазий, вернулась к дереву, соорудила себе у корней из земли небольшой закуток с вентиляционным отверстием и забралась в него, спасаясь от бесчисленных полчищ комаров, что с наступлением вечера и смягчением дневного жара, вылетели на добычу крови. Куда подевались из той местности все звери, глядя на собирающиеся в облака мириады мелких кровососов, догадываться юной горожанке не требовалось. Съели их всех! Вот эта непобедимая кусачая гадость и медведей, и тигров, досуха выпила!
Вентиляционную отдушину Кицунэ закрыла растянутой и закреплённой в камне белой блузкой. Многое на себе испытавшая, ткань была всё ещё достаточно прочна, чтобы удерживать комаров и достаточно легка, чтобы пропускать воздух. Сколько могла стоить в трудоднях среднестатистического крестьянина фирменная блузка высокопоставленной благородной леди из Единства Культуры, маленькая лиса не способна была себе даже вообразить, но как бы ни была бы драгоценна ткань, сейчас ею требовалось жертвовать для спасения жизни. Уснёшь вот так, без защиты, а потом от тебя одну выпитую до костей мумию найдут! И чего человеки так плохо к лесной жизни приспособлены? У жуков, вот, все уязвимые места хитиновой бронёй закрыты. Как же завидно! Хорошо им!
Ну да ладно. Зато у Кицунэ - интеллект! Догадалась блузкой окошко закрыть. Теперь и поспать можно.
-- Интересно, я всё ещё в двенадцатом регионе? -- бубня, лиса, как могла, устраивалась удобнее в тесном пузыреподобном убежище. -- Если по кругу ходила, то да. А может уже в десятом, или одиннадцатом. Если всё время на восток шла, без круговых блужданий, то может и в девятом уже. Скоро должны луга начаться. А на лугах в империи... на северо-восточных великих равнинах... много... хлебных полей и ферм...
Ночь прошла совершенно спокойно, и выспавшаяся за прошлый день, Кицунэ проснулась когда небо уже начало светлеть на востоке, но пригревшаяся под землёй и, собственно, никуда не спешащая, она продолжила лежать у своего тряпичного окошка. Ещё чуть-чуть можно поваляться... ещё чуть-чуть...
У воображаемой лисы, свернувшейся калачиком в уютной самодельной норе, дрогнули, вздёрнулись и повернулись уши, когда в утренней тишине она услышала... громкий и горделиво-надрывный крик петуха.
Приснилось, в дремоте? Сама на себя иллюзию навела?
Кицунэ, совершенно уже не воображаемая, вскинула голову и захлопала глазами, прислушалась и услышала ещё один петушиный крик, послабее.
Охнув, лиса заворочалась, сдёрнула тряпку с окошка и выбралась наружу, в прохладу раннего летнего утра.
Ещё один крик петуха. Совсем рядом! Полкилометра, не больше! А вот и второй! Их там два, и они перекликаются!
Лиса засуетилась, поправляя на себе мятую одежду и изломанные доспехи, пытаясь грязными руками с изломанными ногтями расчесать свои волосы, перепутавшиеся и сбившиеся в колтуны. Ладно, ничего страшного. Всё равно видно что она не разбойница и не бродяжка-воровка, а благородная леди, потерявшаяся и несчастная. Красотой своей она всех изумит, когда помоется, поест, и наденет что-нибудь хорошее, что люди дадут ей в обмен на драгоценности.
С просиявшими глазами, окрылённая надеждой лиса побежала в сторону, откуда больше птичьих криков не доносилось, но их было больше и не нужно. Свою позицию перед лисой обитатели курятника уже выставили, как на ладони.
Не дошла до жилья вчера лисица, в самом деле, метров пятьсот. Не успела даже разогнаться, как вылетела, вдруг, на бескрайнее очищенное от леса пространство, покрытое зелёными посевами зреющего овса. Обработанные, окультуренные и совершенно не заброшенные поля! А вон и группа домишек, за простеньким деревянным забором! Как же так-то?! Всю ночь провалялась в лесу, а могла бы, наверное, где-нибудь тут нормально поспать, и поесть! Из-за запаха гниющих фруктов, смешанного с ароматами собранных жуками удобрений наверно не учуяла дыма печей, а из-за гула крыльев и шелеста листвы не расслышала отголосков жизни фермы!
Что-то их и сейчас не особо слышится или чуется. Странно как-то.
Лиса, насторожившись, пробежалась вдоль поля, выскочила на дорогу и уже по ней быстренько добежала до красующейся на краю леса симпатичной аккуратненькой фермы, удивительно тихой и с намертво закрытыми воротами.
-- Простите! -- собравшись с духом, выкрикнула Кицунэ. -- Простите, пожалуйста! Есть там кто?
Тишина могла бы напугать сама по себе, навевая мысли о чуме, убившей всех обитателей, или о дурацких ужастиках про затаившихся монстров, но атмосферу порушили куры, что услышали человеческий голос, подбежали к забору с противоположной стороны и принялись кудахтать, с вопросительными и требовательными интонациями.
-- Эй! Э-э-эй!!! -- Кицунэ подала голос ещё несколько раз, побегала вокруг фермы, а потом, вздохнув, совершила прыжок, приземлилась на вершину забора и хотела отсюда, ловко балансируя, осмотреть внутренний двор, как вдруг, от новой энергоотдачи для прыжка, голова её закружилась, доспехи перевесили и лисица, крайне неуклюже, с лязгом железа и тяжёлым ударом об землю рухнула внутрь кольца деревянной изгороди. Прямиком на собачью будку, которую сокрушила массой доспехов и обратила в ворох переломанных досок. Благо хоть пса внутри не оказалось, иначе чужачка точно получила бы порцию зубов от четвероногого охранника.
Боль от удара вернула Кицунэ в сознание и она, охая, кряхтя и пытаясь не расплакаться, кое-как поднялась.
А вокруг - всё такая же тишина. Никакой реакции на случившееся безобразие. Ни собак, ни людей, только куры, в количестве восьми штук, и двое видимо тех самых, крикливых петухов, ходят вокруг. Издают скрипучие птичьи восклицания и требовательно осматривают вторженку. Столпились и ждут так... как будто несколько дней уже не видели человека. Не получали ни воды, ни каши, обходясь только тем, что удавалось найти самостоятельно во дворе или недалеко за его пределами.
Вышли, настороженно глядя на чужачку, две диковатые серые кошки. Из-за дома, чавкая чем-то, найденным на земле, в развалочку вывалилась свободно гуляющая свинка-двухлеток. Увидела человека, издала пару громких ухающих звуков и ускакала обратно за дом. Чего это она не в загоне? И куры не в курятнике. Что тут случилось? Куда хозяева подевались?
Кицунэ, внутренне обмирая от ужаса, прошла ко входу в дом и, ожидая увидеть мёртвые тела, толкнула дверь.
Пустота.
Беспорядочно раскиданные вещи, следы экстренного сбора всего полезного и панического бегства.
Фуф! Не умерли, а просто убежали, бросив то, что не смогли взять с собой. Наверно мимо банда какая-нибудь проходила, навроде тех, с которыми пришлось в Нихонмацу воевать, вот все испугались и убежали.
Значит - никакой чумы и спрятавшихся монстров? Слава всем богам! И люди живы, и она, несчастная странница, спасена!
В самом деле спасение, ведь попользоваться здесь явно есть ещё чем. Целая ничейная ферма! Самое важное убежавшие конечно собрали, но брошенного вокруг всё ещё очень много. Где-нибудь здесь, совершенно точно, есть еда!
С новыми силами Кицунэ бросилась на поиски и первым делом в металлической хлебнице, защищающей продукты от порчи мышами, нашла целую краюху деревенского хлеба, высохшего до каменного состояния. Выбежала на улицу, вытащила из колодца полведра воды и, сунув в него хлеб, десяток секунд подождала, а потом с жадностью принялась обгладывать слишком медленно размокающий хлеб. Смолотила всю краюху, выпила из ведра остатки воды с хлебной мутью, налила воды сбежавшимся к ней курам и бросилась обратно в дом. Отыскала вход в обычный для северных домов подпол, подняла крышку, нырнула внутрь и через минуту выбралась обратно, бережно держа в руках пузатую стеклянную банку с домашними солениями. Поставила на стол, вскрыла и, вылавливая руками, принялась жадно поедать засоленные вперемешку огурцы, помидоры, зубчики чеснока, стебли укропа и листья хрена. Последние показались ей немного жестковатыми, но были прожёваны и проглочены лишь с чуть-чуть меньшей жадностью, чем всё остальное. Наконец-то нормальная еда!
Банка была опустошена, рассол выпит, шарики чёрного перца максимально культурно сплюнуты в кулак и уложены на стол. После этого лисица, придерживая раздувшееся пузо руками, села на пол, несколько раз тяжело вздохнула и часа на три потеряла сознание. Провалялась мешком, а когда очнулась, и сумела кое-как приподняться на руках, почувствовала, как тело от прояснившегося разума жадно требует трёх вещей - посетить туалет, выпить ещё полведёрка воды и заесть её новой порцией еды. С мясом! Обязательно с мясом! Есть же здесь, наверное, хоть чего-нибудь, вялёное или солёное?
В процессе выполнения требований собственного организма, Кицунэ осмотрела дом и несколько примыкающих к нему строений, обнаружив удобное помещение для естественных нужд, три небольших сарая с раскрытыми нараспашку дверями, барак для наёмных работников, самодельный душ, для которого воду нужно было греть и заливать в большой бак над кабиной. Ближе к дому располагался обнаруженный ранее колодец и кухня для содержавшейся ранее в сараях скотины. Опрокинутые баки для свинского варева валялись за земле, а чуть дальше за кухней был найден склад, открыв который, девчонка охнула от восторга, увидев сваленный грудой картофель, брюкву и морковь, а так же огромный деревянный короб, в котором грудой было насыпано молотое зерно.
Не медля ни минуты, девчонка схватила один из больших баков, ополоснула его, наполнила водой из колодца, поставила на плиту и развела в печи огонь. Дров в поленнице было сложено много, печь радостно поглотила порцию древесины и быстро набрала жар, но большой объём воды в баке закипать не спешил. Кицунэ и доспехи бутафорские с себя в доме сняла, и картофеля с морковью намыла, и соль в доме разыскала, и убедилась что нигде нет никаких запасов мяса, которое можно было бы в супе сварить, а вода в баке так и оставалась чуть тёплой.
Рассерженная лиса вылила две трети бака просто на землю и дело пошло значительно быстрее, но всё равно несчастная девчонка вся извелась, пока вода хотя бы относительно нагрелась.
В теплую воду было торжественно засыпано несколько ковшей молотого зерна, брошены кое-как нарезанные овощи и вбухана половина пачки соли. Что за суп без соли-то?! Обязательно надо соли. Всё хорошо перемешать, закрыть крышкой и оставить вариться.
Пока суп доходил до готовности, Кицунэ взялась организовывать себе душ. Вся ведь в ходе боёв и долгой дороги безобразно перепачкалась, пахнет нехорошо, и вообще некрасиво выглядит. Ужас до чего всякие гады могут довести добрую, хорошую, и благовоспитанную девочку! Так и пнула бы! Слава всем богам, прямо там, в ящичке возле душевой нашлись и две бутылки с шампунем, и большой кусок мыла, и пышная старенькая мочалка. Счастье-то какое! Теперь нужно только водички чуть-чуть нагреть, и надеяться, что хозяева не заявятся домой, когда гостья будет в душевой расслабляться. А то как подкрадутся! Как распахнут дверь! А там она, вся в мыле!
Неудобно получится. Что ей, после такого, придётся визжать и кидаться в болванов шампунями? Как в дурацких мультиках? Нет, наверно всё-таки даже у рассерженных лисьим самоуправством крестьян хватит такта и культуры, чтобы не ломиться в помещение к моющейся девушке.
Со смущением и насмешкой обдумывая самые разные варианты ситуаций, Кицунэ натаскала воды в ещё один большой бак и поставила его на плиту рядом с первым баком, начинающим, мало-помалу закипать. Скоро у нее будет куча еды, и вода для мытья! Она-то уже почти даже и не мечтала! Наконец-то в жизни началась настоящая сказка!
Всё время работы под ногами мечущейся туда-сюда девчонки вертелись кудахчущие куры. С поля, пробравшись через подкоп под забором, пришли две упитанные молодые свинки, привлечённые движением во дворе и принявшиеся протяжным визгом, похожим на утробные завывания, требовать от человека немедленно выдать им каши. В самом деле, сколько можно питаться одной травой?
-- Да сейчас, сейчас! -- пыталась образумить изголодавшееся население фермы сбивающаяся с ног девчонка. -- Сейчас ещё немного разварится, потом остужу, и будем кушать!
Остудить наваристую зерно-овощную бурду тоже оказалось не самой простой задачей. Пришлось и ледяной водой из колодца разбавить, и применить дзюцу для создания обдувающего кашу ветра, и перемешивать всю эту массу здоровенным деревянным черпаком чуть ли не до потери сознания от усталости.
И всё же она справилась. Оттащила охлаждённую кашу к поросячьим корытам и вывалила две трети своего варева под жадные пятачки толкающихся и визжащих свиней. Оставшуюся треть разделила надвое и половину отдала радостно налетевшим на еду курам, а вторую вместе с баком утащила в дом. Сцапала из подставки на столе металлический черпак и пару палочек для еды, сунулась в бак, чтобы наконец-то уделить внимание своей порции кашеобразного месива. В высшей степени культурная и воспитанная девочка, она не ела руками как дикая обезьянка, а ловко загребала бурду черпаком, подносила её к лицу и ловко перебрасывала содержимое черпака палочками себе в рот.
Порции, которую жадная лисица оставила себе, хватило бы на троих людей её комплекции, но Кицунэ уверенно справилась одна и выскребла начисто весь бак. Запила бурду колодезной водой, отползла в сторону, хотела приподняться и хотя бы забраться на старенькое кресло, но кровь отхлынула к желудку, все силы организма бросились добывать ресурс из полученной пищи и лисица, закатив глаза, снова хлопнулась в обморок.
Тикали на стене часы с разряженной наполовину силовой схемой. Ветер шелестел листвой примыкающих к ферме деревьев, жуки гигантского древа прилетели к дому чтобы собрать и унести к корням своей обители поросячий навоз, а в главной комнате брошенного дома, возле выскобленного и опрокинутого на бок бака со свинской кухни, на полу валялась обморочная лисица, с раздувшимся от съеденной каши животом и удивительно счастливым выражением мордочки.
![Творение нейросети. [Нейросеть Bing.]](/img/h/hohlow_a_n/2-1eho-2wstuplenie/nst-asg-00-02.jpg)
Очнулась Кицунэ от того, что забравшаяся неведомыми путями в дом кошка принялась обнюхивать её лицо и мурчать. Девочка приподняла руку, сгребла животное, прижала к себе и погладила, радуясь близости и довольному мурчанию живого, пушистого существа. Кошка, видимо успевшая соскучиться по общению с людьми, тоже была рада полежать и погладиться. Вторая в это время ходила по столу, переступая через плошки с засохшими остатками еды, обнюхивала посуду и недовольно поглядывала на глупого человека, что ничего путного до сих пор не сготовил. Ни молока, ни мяса, ни рыбы! Опять одними мышами питаться?
Плавно очнувшаяся от обморока, девчонка шевельнулась, проморгалась, заставила двигаться закостеневшее тело и села. Прижала к себе кошку, погладила её и, кряхтя, встала на ноги.
Пролежала она явно несколько часов, время далеко перевалило за полдень и почувствовавшее перемену обстановки, тело обнаглело настолько, что снова требовало еды. Сбросить отходы и поесть. Много и разнообразно! А ещё - лежать и отдыхать! Желательно - не где попало!
Надо же! Отдыхать ему! А служанок и дворецких для принцессы рядом не припасли? Нет? Значит бурда и постель сами, как по-волшебству, тоже не появятся. Переломанная? Истощённая? С обгоревшей и сбоящей нервной системой? Шевелись, разминай закостеневшие мышцы и иди работать!
Кряхтя, Кицунэ заковыляла к выходу, выпустила из объятий кошку и занялась делами. Очистила от золы и растопила заново угасшую печь на скотской кухне, поставила вариться новую порцию бурды, обшарила двор и обнаружила целых четыре куриных схрона, откуда выгребла и унесла в подпол три десятка крупных свежих яиц. Четыре сварила сразу же, два себе, и по одному - кошкам, которые угощение оценили и с этого момента соизволили принять пришлого человека как хозяйку. Вторая, недотрога, даже позволила ей себя погладить.
-- Хорошие, хо-о-орошие! -- приговаривала Кицунэ, наглаживая ластящихся к ней кошек. -- Ну всё, всё, не приставайте, мне работать надо! У меня там курочки и поросята голодные!
Вся такая деловая, счастливая и самодовольная, девчонка провозилась с делами до вечера, но приготовила целый бак зерново-овощной бурды, накормила поросят и кур, закрыла за ушедшими спать птицами дверь курятника, чтобы не забрались хорьки, и заслонила кусками сломанной собачьей будки свинский подкоп под забор, чтобы ночью на ферму не пролезли волки. Повезло, что никакие хищники на оставленных без присмотра зверей до сих пор не напали! Наверное за прошедшие дни человеческий дух от фермы не выветрился, и лесные охотники просто боялись близко подходить. А теперь здесь всюду будет запах Кицунэ, и любое дикое зверьё сразу поймёт, что здесь безобразничать нельзя! Ух она им! Самураев почти не боялась, и волков с медведями наверно тоже не испугается! Почти.
Вода для душа, успевшая остыть пока лиса в обмороке валялась, наконец-то не только была заново успешно нагрета, но и вылита в бак над деревянной кабиной. Сейчас, наконец-то можно нормально помыться! Как раз, когда все дела сделаны.
Для проверки открыв кран в кабине и убедившись что вода послушно льётся, счастливая лиса тут же закрыла его обратно и вприпрыжку побежала к дому. Она во время первого же осмотра дома с ходу определила, что до бегства отсюда людей, в нем жили сразу три женщины и двое мужчин. Вернее двое взрослых, мама и папа, двое подростков и маленькая девочка, лет пяти. И эта семья, забрав всё что считало самым ценным, бросила здесь целую кучу вещей! Очень, очень много всего!
Например, женщина, хозяйка дома, не стала забирать большой комод, в верхнем ящике которого лиса с восхищением обнаружила аккуратно сложенную ночную сорочку, несколько пар носков и чулок разной степени изношенности, а рядом комплектов шесть разнообразного нижнего белья.
Кицунэ выбрала понравившийся комплект, взяла пару чулок и ночную сорочку, в другом ящике нашла ночную шапочку для волос, которую, с умильной улыбкой повертев в руках, положила на кровати. Вытащила из-под кровати оставленные там тапочки, ещё раз полюбовалась на свою добычу, прихватила довольно новое махровое полотенце и побежала обратно к душевой кабине.
Строго оглянувшись по сторонам, не подглядывает ли кто, она оставила тапочки у ящика для ванных принадлежностей и повесив полотенце так, чтобы до него легко было дотянуться из кабины, с содроганием принялась снимать с себя грязную одежду. Успевшую за долгие дни бродяжничества в лесу прикипеть к корке из отмершей плоти и вытекшей из гнойников, засохшей белесой слизи. Чулки, подштанники и нижнее, нательное платье, которое носилось под блузкой и шортами, пришлось буквально отрывать от тела, благо под следами боёв и общения с высшим демоном успела нарасти новая, живая кожа, от которой омертвевшие ткани и грязь отходили целыми пластами, почти безболезненно.
Волосы тоже пришлось сбросить. Упавшие, словно парик, грязные локоны на всё той же корке из омертвевшей плоти, плюхнулись на землю рядом со сброшенными наземь изгаженными вещами. Минут через десять после начала раздевания, пытаясь отдышаться, рукой на импровизированную душевую кабину оперлось совершенно обнажённое человекообразное существо. Тощее, грязное и деформированное, покрытое шрамами от макушки до пяток и способное сейчас не очаровать какого-нибудь случайного свидетеля, а напугать его до паники и бегства.
Как сумела, Кицунэ ободрала с себя кору грязи, освободила ноги из своих изуродованных обносков, открыла дверь деревянного ящика и забралась в душевую кабину. Облилась водой, села на полу, собираясь с силами и отмокая. Облилась ещё раз, второй и третий. Выглянула из кабинки, схватила свою куртку, затащила внутрь и, используя её рукав вместо мочалки, обтерлась с мылом, избавившись от главной раскисшей грязи. Намылилась основательнее, обтёрлась курткой и смыла потоками тёплой воды. После этого, выбросив куртку наружу, принялась пользоваться мочалкой без боязни испортить этот, крайне ценный, предмет. Трижды вымыла себя с ног до головы, оттирая немилосердно чешущиеся рубцы и шишки, на которые наконец-то была направлена свежевыработанная целебная Ци, помогающая выправить в израненном организме самые безобразные изъяны. Ещё два-три дня отдыха, и можно будет снова действовать в полную силу! Не воевать и сражаться, конечно. Нет, ни за что! Она ведь девочка, а не какой-нибудь псих из манги, который кого хочешь взбесит болтовнёй о том, что он должен стать сильнее, и значит ему нужно постоянно с кем-нибудь драться. Ну да, врезала она глупым гадам пару раз, ну так это просто чтобы не лезли, а не из любви кого-нибудь бить. Ещё не хватало из милой доброй девочки в психопатку сумасшедшую превращаться! Все её восстановленные силы нужны только для творения любви, радости и красоты! Ну и ладно, совершенно чуть-чуть сил - придуркам по башкам, чтобы не мешались. Гады! Гады, сволочи! Лезут и лезут! А она опять совсем одна! Где, спрашивается, все те сказочные самураи, которые всегда спасают и защищают волшебных принцесс? А с другой стороны, вот позвала бы она с собой кого-нибудь сильного, вроде того самурайского лейтенанта, который кавалерией командовал, и что? Всегда, каждую секунду бояться, что его из-за неё... убьют? Она ведь не такая уж и... волшебная.
Лиса плюхнулась на мокрые доски душевой кабины и, тяжело дыша, прикрыла глаза.
Ни с кем нельзя сближаться. Никого нельзя к себе подпускать. Слишком... слишком страшно.
Всё тело зудело, восстанавливаясь. Освободившаяся от грязи кожа жадно дышала, насыщая тело живительным кислородом. С разума юной лисицы спадала мутная пелена и в глазах всё ярче разгорался живой огонь, а улыбка, хоть и с тень печали, становилась всё красивее и радостнее.
Часа через три после входа в душевую кабину, из деревянного ящика, открыв грубо сколоченную дверь, через порог шагнула не изуродованная страхолюдина, а вполне себе нормальная и даже привлекательная девушка, завернувшаяся в полотенце и расчёсывающая деревянным гребнем мягкие золотистые волосы, отросшие и опустившиеся ей до плеч.
Положив гребень, она обулась в тапочки, повесила мочалку на место, убрала драгоценное мыло в ящик и с огромнейшим облегчением прислонилась пятой точкой к закрытой двери душевой.
Вокруг царила тишина. Ночь накрыла мирную землю и даже ветер утих, наверное ещё за день утомившись играть листвой деревьев. Пустота, темнота и неподвижность вокруг, только в маленьком окошки спальни большого дома призывно светит огонёк лампы, которую Кицунэ предусмотрительно зарядила энергией Ци и оставила в комнате. Этот огонёк теперь одновременно успокаивал, отгоняя ночные страхи, и манил, призывая создательницу света скорее вернуться.
Кицунэ, улыбнувшись, вдохнула прохладный ночной воздух ещё раз и побрела в дом.
Обе кошки были в спальне. Улёгшиеся возле источника света, они подняли головы и посмотрели на вошедшего в комнату человека. Обычные животные, они чувствовали беду не хуже людей, и явно были рады, что кто-то появился, а значит, всё самое страшное миновало и всё будет по-старому. Человек, с его разумом и способностями, обязательно позаботится об этом месте.
Девчонка погладила кошек, села на кровать и сбросила с себя полотенце, а затем потянулась к приготовленным вещам и принялась одеваться. Надела комплект довольно старомодного нижнего белья, натянула на ноги чулки, потянулась, взяла ночную сорочку и, нахлобучив себе на голову подол, принялась путаться в пышной юбке. Нашарила рукава, продела голову в вырез горловины и мягкая, чистая ткань пышным облаком облекла всю фигуру девочки. Кицунэ даже охнула, обняла себя руками и зажмурилась от удовольствия, а потом вскочила, схватила шапочку для сна и встала перед большим напольным зеркалом, стоящим у стены.
![Творение нейросети. [Нейросеть Bing.]](/img/h/hohlow_a_n/2-1eho-2wstuplenie/nst-asg-00-03-1.jpg)
-- Вот! -- она пристроила шапочку у себя на голове и повернулась на месте, позволяя свободно свисающему платью расправиться в этом движении и придать своей владелице максимум очаровательной женственности. -- Смотрите, смотрите! -- девочка обернулась к кошкам. -- Теперь я - точно настоящая ваша хозяйка, да? Настоящая красавица, волшебница, и вообще! -- она бросилась к кошкам, сгребла их и принялась тискать, словно мягкие игрушки. -- Идите, идите ко мне, мои пуси! Скучали, скучали по погладиться? Бросили вас тут, одних, таких маленьких! Лапоньки мои!
Кошки особо не сопротивлялись, и Кицунэ, растратив очередной заряд нежности, уложила их на одеяло. Всё плохое, ужасы и беды, наконец-то отступили и растаяли, остались где-то там, далеко позади. Осталось только одиночество. Тяжелейшая, неутолимая боль, от которой лисья душа покрывалась инеем и бесконечным, ноющим, тянущим ощущением пустоты. Сейчас она так же одинока, как там, в бескрайнем диком лесу, из которого выбралась утром. Нет никого рядом. Не для кого быть такой красивой и замечательной. Она одна, во всём этом доме.
А если пофантазировать? Вообразить, что всё совершенно не так и отстраниться от холодной реальности? Может быть удастся согреться, хоть ненадолго? Представить себя, к примеру, в самом деле вот этой женщиной, женой местного фермера, у которой есть любящий добрый муж и замечательные дети. Они сейчас вне этой комнаты, завершают дневные дела и готовятся укладываться спать, а она... она просто пришла в свою спальню раньше мужа и наслаждается, что у неё в семье всё по-настоящему хорошо.
Муж, который обнимет и скажет "любимая"? Дети, которые назовут её мамой?
С самой хитрой улыбкой на свете, Кицунэ крутанулась на месте, прихорошилась перед зеркалом, а потом приподняла край одеяла и осторожно забралась в постель. Удобно устроилась там, где углубления матраса до сих пор хранили очертания множество ночей спавшего тут человека. Как приятно и тепло! Как же просто, в самом деле, поверить, что сейчас в комнату войдёт красивый, уставший за день мужчина, что аккуратно и мягко заберётся в кровать с другой стороны, а потом потянется к замершей от предвкушения женщине, ласково обнимет её и поцелует! А самая обычная лучшая жена фермера вздохнёт и сомлеет! Потому что это вот и будет та самая, настоящая любовь и нежность, которая никогда, за всю жизнь, не угаснет...
Зелёная, целебная Ци истинного счастья окутывала фигуру девочки, плавно соскальзывающей в мягкий, живительный сон. Кошки, чувствуя положительный заряд, подобрались ближе, поднялись по одеялу, улеглись и свернулись в калачики, одна на груди, вторая на животе Кицунэ. Лиса не возражала. Ей снились муж и дети, счастливая семья, а ощущая сквозь сон вес довольно мурчащих кошек, слишком лёгких для того чтобы создать ощутимую нагрузку на боевой сверхпрочный организм, она не могла не млеть от радости, наслаждаясь что рядом наконец-то есть кто-то живой.
Вернись этой ночью домой хозяева фермы, они бы с выпученными глазами застыли, созерцая умильную картину, и обалдевая от чужой наглости.
Вступление.
Лиса-крестьянка.
Эпоха Войн.
Год 525
16 июля.
День отдыха у лесной речки и пять дней пути через лес подарили измученной путешественнице время для восстановления души, но изрядно истощили тело. Сжёгшая себя в недавних боях, покрывшаяся язвами от встречи с высшим демоном, юная лиса могла бы удивиться тому, что не сошла с ума от пережитого, но детский разум переваривал травмы, залечивая себя знанием, что всё она сделала правильно. Она ни в чём не виновата, гады сами полезли, и без неё нормальным людям было бы ещё хуже. Намного, намного хуже! И какой бы сумасшедшей не казалась эта империя, в городе нормальные люди были! Она спасла всех, кого вообще возможно было.
Тяжесть страшных боёв затенялась и вытеснялась сценами, где маленькая лиса притворялась то одной красивой дамой, то другой. Была вся такая взрослая, властная, и её все обожали! Заботились о ней, дружелюбно говорили и слушали с та-а-аким уважением! Прям так, как она, вообще-то, всегда и заслуживала. А то ишь ты! Нищая девочка что-то там лепечет, да? Можно вообще не обращать внимания, да? Хорошо что она - волшебная лиса. Во взрослую богатую тётю превратилась, и сразу стало самое другое отношение! И платья такие красивые! И лейтенант самураев сразу целоваться захотел! Та-а-ак приятно было! А из-за гадов с когтями всё пришлось бросить и убежать. Не дали забрать честно добытые наряды госпожи Хоши и леди Мегуми, даже гадскую бандитку малолетнюю найти и отобрать обратно свои вещи было некогда! А там ведь и купальник, и платье, и школьная форма. Обидно-то как! Ну как тут не плакать?
Медленно приходящая в себя морально, заблудившаяся в бескрайнем лесу и едва переставляющая ноги девчонка физически буквально умирала от голода. Если бы кто-то случайно встретил сейчас на звериной тропе этот обтянутый серой кожей ходячий скелет с ввалившимися потускневшими глазами, то ни за что не заподозрил бы в ней златовласый и синеглазый образ девочки-лисы из светлейших мечтаний миллионов. У бедняги едва хватало сил волочить на себе тридцать пять килограмм дурацкой фольги бутафорских доспехов. Изуродованная коррозией, мятая и грязная, сделанная только для красоты, броня создавала массу неудобств и грозила вовсе погубить свою владелицу при встрече с лесным хищником или злонамеренными людьми. По-хорошему, нужно было бы снять с себя всё лишнее железо, сложить его под деревом и пойти дальше налегке, но бросить блестящую бело-золотую красивость Кицунэ заставить себя не могла. Слишком долго у неё не было вообще ничего, слишком сильно она устала от плохого отношения, чтобы вот так просто взять и бросить вещи, которые с первого взгляда доказывали любому, что перед ним - попавшая в беду благородная леди. Очень красивая, просто страшно замученная. Добрые незнакомцы сразу примут её за принцессу, накормят и пожалеют, отвезут к какому-нибудь городу. Если тут города вообще хоть где-нибудь есть. А она им, в благодарность, подарит колечко, серьги с бриллиантами и золотую нательную цепочку с защищающим от зла и привлекающим удачу амулетиком. Прошлая владелица доспехов, леди-гадина Идзуми, на войну в бижутерии ходила, за это ей огромная лисья благодарность, но могла бы ещё, жадина такая, взять с собой сумочку! Со всякими полезными нужностями, документами благородной дамы и кошельком, полным денег. Наверное, такая сумочка была в карете, которую милая мирная лисичка из пушки подвзорвала. Надо было по обломкам пошарить, но не подумала вовремя, а потом некогда было. Эх...
Двигаясь сквозь лес, по кабаньим и оленьим тропам, девчонка собирала грибы, варила их в каменных плошках и жадно поедала, вздыхая что нет даже соли. Немного ягод на сладкое, пара пучков щавеля на кислое, вот и вся её добыча, но главным образом за счёт грибов, этого хватило для того, чтобы истощённая лисица почти неделю продержалась и не встретила свою смерть где-нибудь под кустом. Вот смеялся бы над ней тот страшный демон! Вот все враги бы обалдели! Златохвостая лиса, ужас всяких злыдней, окочурилась с голодухи и валяется кучкой косточек где-то в лесу! Смешно, аж плакать хочется.
Размякнув от жалости к себе, Кицунэ на миг расслабилась и, вдруг, мир вокруг погас. Она, незатейливо и совершенно естественно, хлопнулась в голодный обморок. Тело, доведённое до предела, выдвинуло решительный ультиматум против любых физических нагрузок.
Остатки питательных веществ в организме перераспределились, обморок плавно перешёл в сон, и Кицунэ несколько часов пролежала, греясь на припекающем летнем солнышке. Очнулась только когда её лица коснулись и начали скрести по коже когтистые лапки. Девочка вздрогнула, шевельнулась, открыла глаза, потратив ещё несколько мгновений на то, чтобы прийти в себя и попытаться приподняться на руках. Перед ней, с интересом наблюдая за большим, неуклюжим существом, на палой прошлогодней листве сидел огромный, с человеческую ладонь размером, тёмно-коричневый жук со сложенными вдоль спины жёсткими хитиновыми надкрыльями. Брюшко его ритмично раздувалось и сокращалось, загоняя воздух в сеть дыхательных канальцев и заставляя жидкости тела активнее циркулировать, омывая все внутренние органы насекомого. Шедевр учёных давнего прошлого, оставшийся с тех времён, когда человечество безудержно развивалось, наивно предполагая, что никогда науке не будет ни удержу, ни предела. Но вот, наука уже шесть веков только деградирует, а на поляне посреди глухого леса встретились два шедевра прошлой и нынешней эпох. Шестилапый трудяга, симбионт из основы новой экосистемы, своими дарами позволившей цивилизации людей преодолеть смертельную нехватку ресурсов, и боевая биоформа, сотворённая гением новой эпохи с одной только целью - нести ужас, смерть и разрушение всем, на кого укажет её создатель.
-- Привет... -- Кицунэ приподняла руку в приветственном жесте и помахала ладошкой. -- Тебе чего? Я ведь не умерла. Да вы, кажется, мертвых тоже не едите, только сок дерева пьёте...
Трещащий дребезг хитина и стрекот потираемых жвал зазвучал со всех сторон. Девочка, вздрогнув, принялась озираться, замечая в древесных кронах десятки других жуков. Угрожающе топорщащих надкрылья и предупреждающе стрекочащих.
-- Тихо! Тихо вы! С ума сошли что ли?! -- на всплеске адреналина вскочив, Кицунэ подняла руки в жесте капитуляции. -- Это потому что я - в металле, да? Но смотрите, он совсем другой! Лесорубы, они все в кольчугах и шлемах, а у моей брони везде дыры! Она - игрушечная, просто чтобы красивой быть!
Жуки по звучанию голоса определили что незнакомый человек из тех, что обычно не причиняют деревьям вреда, оценили защиту незнакомца и решили, что в случае чего запросто отгонят его от своего дома укусами жвал и струйками едкой жидкости из брюшков. Нет опасности.
Пострекотав ещё немного, для острастки, жуки растопырили надкрылья, подбросили себя вверх импульсами Ци из брюшков и загудели, поддерживая свои тушки в полёте взмахами мощных крыл. Сделали круг над испуганно присевшей девчонкой и целеустремлённо полетели куда-то через лес.
Обратно, к своему дереву? А оно едва ли дикое и одиночное, рядом совершенно точно должна быть какая-нибудь деревенька, или хотя бы сторожка лесника!
Удивительно понятливая для своего возраста, Кицунэ, как могла, поспешила за жуками и, после минут двадцати блуждания по лесу, вышла к...
Огромному, уходящему под самые небеса, величественному дереву, раскинувшему над другими деревьями леса исполинский зелёный зонт своей кроны. По стволу ползали и роились среди веток тысячи жуков. Земля вокруг была устлана плодами разной степени спелости и гнилости, от кислого запаха у человека послабее могла закружиться голова.
Кицунэ бросилась, было к плодам, но схватив первый, тут же остановилась. Не сложно было узнать добычу по форме и липкой полупрозрачной соковой массе, что тут же, намертво, приклеилась к её перчаткам. Каучуковое дерево. Плоды собирают целыми контейнерами и перерабатывают для получения резины. Очень полезное дерево, вот только есть его плоды, это всё равно что пытаться грызть велосипедную шину, или ошмётков от лопнувших воздушных шариков нажеваться.
Поглазев пару минут на потрясающего воображение древесного гиганта, девчонка пошла в обход исполина, высматривая домик или уводящую прочь дорогу, но... вокруг были всё те же лесные заросли с непролазно-густым подлеском, с болотистой почвой и звериными тропами. Кабаны приходили жевать палые фрукты. Неужели научились переваривать каучук? Или кучи потом просто наваливали... прорезиненные?
Кицунэ по примеру кабанов попробовала всё-таки съесть один из фруктов. Порезала каменным ножом, положила кусочек в рот и чуть в обморок не упала от чудовищной горечи. Отплевалась и побежала к благоразумно замеченной в отдалении луже, где долго полоскала непослушный от судорог и рвотного рефлекса рот.
-- Ну кто напроэктировал такую несусветную гадость?! -- девочка, в сравнении с другими экспериментаторами, попробовавшими плоды каучукового голиафа, поставила рекорд по минимуму употреблённых нецензурных слов в выражении собственных ощущений. Благородное воспитание, пусть самое начальное, влияло на её поведение и речь. -- Как вот это вот кабаны умудряются есть?!
Утирая слёзы от обиды и волн пробегающей по телу болезненной дрожи, Кицунэ вернулась к дереву и уселась у его корней, но её бродяжничество вокруг поляны, которую создал гигант затенением всех остальных деревьев, не пропало даром. Она собрала, принесла с собой и сложила у корней кучку из восьми грибов. Самых обыкновенных подосиновиков, два из которых уже проявляли явные признаки перероста, но по мнению голодающей лисицы всё ещё выглядящих потрясающе аппетитно.
-- Здесь наверно точно никто не живёт. -- с логичностью пещерно-городского жителя рассудительно бубнила Кицунэ, собирая ветки для костра и разводя огонь подальше от великого древа, чтобы жуки меньше нервничали из-за дыма. -- Сколько иду, а грибы никто вокруг не собирает, и на деревьях нигде никаких признаков лесорубства нету. Наверно, жуки сами семечко взяли и подальше от людей унесли, вырастили себе дом в самой глухой чаще, чтобы их никто тут не беспокоил. Кхе-кхе... дураки жужжучие. Могли бы и другое семечко взять. Яблоню. Или кедр. А на кедре, интересно, орехи круглый год зрелые есть?
Сварив грибы и слопав их всех вместе с бульоном, лиса почувствовала себя чуть лучше. Попробовала каучуковый плод сварить, но только испортила каменную плошку, с трудом отплевалась от попытки пить бульон и сердито перевернула плошку в костёр, залив головёшки горькой жижей, которая тут же зловредно начала вонять жжёной резиной.
-- Гадость! -- прополоскав рот и напившись на ночь воды из всё той же, удачно присмотренной лужи, измученная принцесса собственных фантазий, вернулась к дереву, соорудила себе у корней из земли небольшой закуток с вентиляционным отверстием и забралась в него, спасаясь от бесчисленных полчищ комаров, что с наступлением вечера и смягчением дневного жара, вылетели на добычу крови. Куда подевались из той местности все звери, глядя на собирающиеся в облака мириады мелких кровососов, догадываться юной горожанке не требовалось. Съели их всех! Вот эта непобедимая кусачая гадость и медведей, и тигров, досуха выпила!
Вентиляционную отдушину Кицунэ закрыла растянутой и закреплённой в камне белой блузкой. Многое на себе испытавшая, ткань была всё ещё достаточно прочна, чтобы удерживать комаров и достаточно легка, чтобы пропускать воздух. Сколько могла стоить в трудоднях среднестатистического крестьянина фирменная блузка высокопоставленной благородной леди из Единства Культуры, маленькая лиса не способна была себе даже вообразить, но как бы ни была бы драгоценна ткань, сейчас ею требовалось жертвовать для спасения жизни. Уснёшь вот так, без защиты, а потом от тебя одну выпитую до костей мумию найдут! И чего человеки так плохо к лесной жизни приспособлены? У жуков, вот, все уязвимые места хитиновой бронёй закрыты. Как же завидно! Хорошо им!
Ну да ладно. Зато у Кицунэ - интеллект! Догадалась блузкой окошко закрыть. Теперь и поспать можно.
-- Интересно, я всё ещё в двенадцатом регионе? -- бубня, лиса, как могла, устраивалась удобнее в тесном пузыреподобном убежище. -- Если по кругу ходила, то да. А может уже в десятом, или одиннадцатом. Если всё время на восток шла, без круговых блужданий, то может и в девятом уже. Скоро должны луга начаться. А на лугах в империи... на северо-восточных великих равнинах... много... хлебных полей и ферм...
Ночь прошла совершенно спокойно, и выспавшаяся за прошлый день, Кицунэ проснулась когда небо уже начало светлеть на востоке, но пригревшаяся под землёй и, собственно, никуда не спешащая, она продолжила лежать у своего тряпичного окошка. Ещё чуть-чуть можно поваляться... ещё чуть-чуть...
У воображаемой лисы, свернувшейся калачиком в уютной самодельной норе, дрогнули, вздёрнулись и повернулись уши, когда в утренней тишине она услышала... громкий и горделиво-надрывный крик петуха.
Приснилось, в дремоте? Сама на себя иллюзию навела?
Кицунэ, совершенно уже не воображаемая, вскинула голову и захлопала глазами, прислушалась и услышала ещё один петушиный крик, послабее.
Охнув, лиса заворочалась, сдёрнула тряпку с окошка и выбралась наружу, в прохладу раннего летнего утра.
Ещё один крик петуха. Совсем рядом! Полкилометра, не больше! А вот и второй! Их там два, и они перекликаются!
Лиса засуетилась, поправляя на себе мятую одежду и изломанные доспехи, пытаясь грязными руками с изломанными ногтями расчесать свои волосы, перепутавшиеся и сбившиеся в колтуны. Ладно, ничего страшного. Всё равно видно что она не разбойница и не бродяжка-воровка, а благородная леди, потерявшаяся и несчастная. Красотой своей она всех изумит, когда помоется, поест, и наденет что-нибудь хорошее, что люди дадут ей в обмен на драгоценности.
С просиявшими глазами, окрылённая надеждой лиса побежала в сторону, откуда больше птичьих криков не доносилось, но их было больше и не нужно. Свою позицию перед лисой обитатели курятника уже выставили, как на ладони.
Не дошла до жилья вчера лисица, в самом деле, метров пятьсот. Не успела даже разогнаться, как вылетела, вдруг, на бескрайнее очищенное от леса пространство, покрытое зелёными посевами зреющего овса. Обработанные, окультуренные и совершенно не заброшенные поля! А вон и группа домишек, за простеньким деревянным забором! Как же так-то?! Всю ночь провалялась в лесу, а могла бы, наверное, где-нибудь тут нормально поспать, и поесть! Из-за запаха гниющих фруктов, смешанного с ароматами собранных жуками удобрений наверно не учуяла дыма печей, а из-за гула крыльев и шелеста листвы не расслышала отголосков жизни фермы!
Что-то их и сейчас не особо слышится или чуется. Странно как-то.
Лиса, насторожившись, пробежалась вдоль поля, выскочила на дорогу и уже по ней быстренько добежала до красующейся на краю леса симпатичной аккуратненькой фермы, удивительно тихой и с намертво закрытыми воротами.
-- Простите! -- собравшись с духом, выкрикнула Кицунэ. -- Простите, пожалуйста! Есть там кто?
Тишина могла бы напугать сама по себе, навевая мысли о чуме, убившей всех обитателей, или о дурацких ужастиках про затаившихся монстров, но атмосферу порушили куры, что услышали человеческий голос, подбежали к забору с противоположной стороны и принялись кудахтать, с вопросительными и требовательными интонациями.
-- Эй! Э-э-эй!!! -- Кицунэ подала голос ещё несколько раз, побегала вокруг фермы, а потом, вздохнув, совершила прыжок, приземлилась на вершину забора и хотела отсюда, ловко балансируя, осмотреть внутренний двор, как вдруг, от новой энергоотдачи для прыжка, голова её закружилась, доспехи перевесили и лисица, крайне неуклюже, с лязгом железа и тяжёлым ударом об землю рухнула внутрь кольца деревянной изгороди. Прямиком на собачью будку, которую сокрушила массой доспехов и обратила в ворох переломанных досок. Благо хоть пса внутри не оказалось, иначе чужачка точно получила бы порцию зубов от четвероногого охранника.
Боль от удара вернула Кицунэ в сознание и она, охая, кряхтя и пытаясь не расплакаться, кое-как поднялась.
А вокруг - всё такая же тишина. Никакой реакции на случившееся безобразие. Ни собак, ни людей, только куры, в количестве восьми штук, и двое видимо тех самых, крикливых петухов, ходят вокруг. Издают скрипучие птичьи восклицания и требовательно осматривают вторженку. Столпились и ждут так... как будто несколько дней уже не видели человека. Не получали ни воды, ни каши, обходясь только тем, что удавалось найти самостоятельно во дворе или недалеко за его пределами.
Вышли, настороженно глядя на чужачку, две диковатые серые кошки. Из-за дома, чавкая чем-то, найденным на земле, в развалочку вывалилась свободно гуляющая свинка-двухлеток. Увидела человека, издала пару громких ухающих звуков и ускакала обратно за дом. Чего это она не в загоне? И куры не в курятнике. Что тут случилось? Куда хозяева подевались?
Кицунэ, внутренне обмирая от ужаса, прошла ко входу в дом и, ожидая увидеть мёртвые тела, толкнула дверь.
Пустота.
Беспорядочно раскиданные вещи, следы экстренного сбора всего полезного и панического бегства.
Фуф! Не умерли, а просто убежали, бросив то, что не смогли взять с собой. Наверно мимо банда какая-нибудь проходила, навроде тех, с которыми пришлось в Нихонмацу воевать, вот все испугались и убежали.
Значит - никакой чумы и спрятавшихся монстров? Слава всем богам! И люди живы, и она, несчастная странница, спасена!
В самом деле спасение, ведь попользоваться здесь явно есть ещё чем. Целая ничейная ферма! Самое важное убежавшие конечно собрали, но брошенного вокруг всё ещё очень много. Где-нибудь здесь, совершенно точно, есть еда!
С новыми силами Кицунэ бросилась на поиски и первым делом в металлической хлебнице, защищающей продукты от порчи мышами, нашла целую краюху деревенского хлеба, высохшего до каменного состояния. Выбежала на улицу, вытащила из колодца полведра воды и, сунув в него хлеб, десяток секунд подождала, а потом с жадностью принялась обгладывать слишком медленно размокающий хлеб. Смолотила всю краюху, выпила из ведра остатки воды с хлебной мутью, налила воды сбежавшимся к ней курам и бросилась обратно в дом. Отыскала вход в обычный для северных домов подпол, подняла крышку, нырнула внутрь и через минуту выбралась обратно, бережно держа в руках пузатую стеклянную банку с домашними солениями. Поставила на стол, вскрыла и, вылавливая руками, принялась жадно поедать засоленные вперемешку огурцы, помидоры, зубчики чеснока, стебли укропа и листья хрена. Последние показались ей немного жестковатыми, но были прожёваны и проглочены лишь с чуть-чуть меньшей жадностью, чем всё остальное. Наконец-то нормальная еда!
Банка была опустошена, рассол выпит, шарики чёрного перца максимально культурно сплюнуты в кулак и уложены на стол. После этого лисица, придерживая раздувшееся пузо руками, села на пол, несколько раз тяжело вздохнула и часа на три потеряла сознание. Провалялась мешком, а когда очнулась, и сумела кое-как приподняться на руках, почувствовала, как тело от прояснившегося разума жадно требует трёх вещей - посетить туалет, выпить ещё полведёрка воды и заесть её новой порцией еды. С мясом! Обязательно с мясом! Есть же здесь, наверное, хоть чего-нибудь, вялёное или солёное?
В процессе выполнения требований собственного организма, Кицунэ осмотрела дом и несколько примыкающих к нему строений, обнаружив удобное помещение для естественных нужд, три небольших сарая с раскрытыми нараспашку дверями, барак для наёмных работников, самодельный душ, для которого воду нужно было греть и заливать в большой бак над кабиной. Ближе к дому располагался обнаруженный ранее колодец и кухня для содержавшейся ранее в сараях скотины. Опрокинутые баки для свинского варева валялись за земле, а чуть дальше за кухней был найден склад, открыв который, девчонка охнула от восторга, увидев сваленный грудой картофель, брюкву и морковь, а так же огромный деревянный короб, в котором грудой было насыпано молотое зерно.
Не медля ни минуты, девчонка схватила один из больших баков, ополоснула его, наполнила водой из колодца, поставила на плиту и развела в печи огонь. Дров в поленнице было сложено много, печь радостно поглотила порцию древесины и быстро набрала жар, но большой объём воды в баке закипать не спешил. Кицунэ и доспехи бутафорские с себя в доме сняла, и картофеля с морковью намыла, и соль в доме разыскала, и убедилась что нигде нет никаких запасов мяса, которое можно было бы в супе сварить, а вода в баке так и оставалась чуть тёплой.
Рассерженная лиса вылила две трети бака просто на землю и дело пошло значительно быстрее, но всё равно несчастная девчонка вся извелась, пока вода хотя бы относительно нагрелась.
В теплую воду было торжественно засыпано несколько ковшей молотого зерна, брошены кое-как нарезанные овощи и вбухана половина пачки соли. Что за суп без соли-то?! Обязательно надо соли. Всё хорошо перемешать, закрыть крышкой и оставить вариться.
Пока суп доходил до готовности, Кицунэ взялась организовывать себе душ. Вся ведь в ходе боёв и долгой дороги безобразно перепачкалась, пахнет нехорошо, и вообще некрасиво выглядит. Ужас до чего всякие гады могут довести добрую, хорошую, и благовоспитанную девочку! Так и пнула бы! Слава всем богам, прямо там, в ящичке возле душевой нашлись и две бутылки с шампунем, и большой кусок мыла, и пышная старенькая мочалка. Счастье-то какое! Теперь нужно только водички чуть-чуть нагреть, и надеяться, что хозяева не заявятся домой, когда гостья будет в душевой расслабляться. А то как подкрадутся! Как распахнут дверь! А там она, вся в мыле!
Неудобно получится. Что ей, после такого, придётся визжать и кидаться в болванов шампунями? Как в дурацких мультиках? Нет, наверно всё-таки даже у рассерженных лисьим самоуправством крестьян хватит такта и культуры, чтобы не ломиться в помещение к моющейся девушке.
Со смущением и насмешкой обдумывая самые разные варианты ситуаций, Кицунэ натаскала воды в ещё один большой бак и поставила его на плиту рядом с первым баком, начинающим, мало-помалу закипать. Скоро у нее будет куча еды, и вода для мытья! Она-то уже почти даже и не мечтала! Наконец-то в жизни началась настоящая сказка!
Всё время работы под ногами мечущейся туда-сюда девчонки вертелись кудахчущие куры. С поля, пробравшись через подкоп под забором, пришли две упитанные молодые свинки, привлечённые движением во дворе и принявшиеся протяжным визгом, похожим на утробные завывания, требовать от человека немедленно выдать им каши. В самом деле, сколько можно питаться одной травой?
-- Да сейчас, сейчас! -- пыталась образумить изголодавшееся население фермы сбивающаяся с ног девчонка. -- Сейчас ещё немного разварится, потом остужу, и будем кушать!
Остудить наваристую зерно-овощную бурду тоже оказалось не самой простой задачей. Пришлось и ледяной водой из колодца разбавить, и применить дзюцу для создания обдувающего кашу ветра, и перемешивать всю эту массу здоровенным деревянным черпаком чуть ли не до потери сознания от усталости.
И всё же она справилась. Оттащила охлаждённую кашу к поросячьим корытам и вывалила две трети своего варева под жадные пятачки толкающихся и визжащих свиней. Оставшуюся треть разделила надвое и половину отдала радостно налетевшим на еду курам, а вторую вместе с баком утащила в дом. Сцапала из подставки на столе металлический черпак и пару палочек для еды, сунулась в бак, чтобы наконец-то уделить внимание своей порции кашеобразного месива. В высшей степени культурная и воспитанная девочка, она не ела руками как дикая обезьянка, а ловко загребала бурду черпаком, подносила её к лицу и ловко перебрасывала содержимое черпака палочками себе в рот.
Порции, которую жадная лисица оставила себе, хватило бы на троих людей её комплекции, но Кицунэ уверенно справилась одна и выскребла начисто весь бак. Запила бурду колодезной водой, отползла в сторону, хотела приподняться и хотя бы забраться на старенькое кресло, но кровь отхлынула к желудку, все силы организма бросились добывать ресурс из полученной пищи и лисица, закатив глаза, снова хлопнулась в обморок.
Тикали на стене часы с разряженной наполовину силовой схемой. Ветер шелестел листвой примыкающих к ферме деревьев, жуки гигантского древа прилетели к дому чтобы собрать и унести к корням своей обители поросячий навоз, а в главной комнате брошенного дома, возле выскобленного и опрокинутого на бок бака со свинской кухни, на полу валялась обморочная лисица, с раздувшимся от съеденной каши животом и удивительно счастливым выражением мордочки.
Очнулась Кицунэ от того, что забравшаяся неведомыми путями в дом кошка принялась обнюхивать её лицо и мурчать. Девочка приподняла руку, сгребла животное, прижала к себе и погладила, радуясь близости и довольному мурчанию живого, пушистого существа. Кошка, видимо успевшая соскучиться по общению с людьми, тоже была рада полежать и погладиться. Вторая в это время ходила по столу, переступая через плошки с засохшими остатками еды, обнюхивала посуду и недовольно поглядывала на глупого человека, что ничего путного до сих пор не сготовил. Ни молока, ни мяса, ни рыбы! Опять одними мышами питаться?
Плавно очнувшаяся от обморока, девчонка шевельнулась, проморгалась, заставила двигаться закостеневшее тело и села. Прижала к себе кошку, погладила её и, кряхтя, встала на ноги.
Пролежала она явно несколько часов, время далеко перевалило за полдень и почувствовавшее перемену обстановки, тело обнаглело настолько, что снова требовало еды. Сбросить отходы и поесть. Много и разнообразно! А ещё - лежать и отдыхать! Желательно - не где попало!
Надо же! Отдыхать ему! А служанок и дворецких для принцессы рядом не припасли? Нет? Значит бурда и постель сами, как по-волшебству, тоже не появятся. Переломанная? Истощённая? С обгоревшей и сбоящей нервной системой? Шевелись, разминай закостеневшие мышцы и иди работать!
Кряхтя, Кицунэ заковыляла к выходу, выпустила из объятий кошку и занялась делами. Очистила от золы и растопила заново угасшую печь на скотской кухне, поставила вариться новую порцию бурды, обшарила двор и обнаружила целых четыре куриных схрона, откуда выгребла и унесла в подпол три десятка крупных свежих яиц. Четыре сварила сразу же, два себе, и по одному - кошкам, которые угощение оценили и с этого момента соизволили принять пришлого человека как хозяйку. Вторая, недотрога, даже позволила ей себя погладить.
-- Хорошие, хо-о-орошие! -- приговаривала Кицунэ, наглаживая ластящихся к ней кошек. -- Ну всё, всё, не приставайте, мне работать надо! У меня там курочки и поросята голодные!
Вся такая деловая, счастливая и самодовольная, девчонка провозилась с делами до вечера, но приготовила целый бак зерново-овощной бурды, накормила поросят и кур, закрыла за ушедшими спать птицами дверь курятника, чтобы не забрались хорьки, и заслонила кусками сломанной собачьей будки свинский подкоп под забор, чтобы ночью на ферму не пролезли волки. Повезло, что никакие хищники на оставленных без присмотра зверей до сих пор не напали! Наверное за прошедшие дни человеческий дух от фермы не выветрился, и лесные охотники просто боялись близко подходить. А теперь здесь всюду будет запах Кицунэ, и любое дикое зверьё сразу поймёт, что здесь безобразничать нельзя! Ух она им! Самураев почти не боялась, и волков с медведями наверно тоже не испугается! Почти.
Вода для душа, успевшая остыть пока лиса в обмороке валялась, наконец-то не только была заново успешно нагрета, но и вылита в бак над деревянной кабиной. Сейчас, наконец-то можно нормально помыться! Как раз, когда все дела сделаны.
Для проверки открыв кран в кабине и убедившись что вода послушно льётся, счастливая лиса тут же закрыла его обратно и вприпрыжку побежала к дому. Она во время первого же осмотра дома с ходу определила, что до бегства отсюда людей, в нем жили сразу три женщины и двое мужчин. Вернее двое взрослых, мама и папа, двое подростков и маленькая девочка, лет пяти. И эта семья, забрав всё что считало самым ценным, бросила здесь целую кучу вещей! Очень, очень много всего!
Например, женщина, хозяйка дома, не стала забирать большой комод, в верхнем ящике которого лиса с восхищением обнаружила аккуратно сложенную ночную сорочку, несколько пар носков и чулок разной степени изношенности, а рядом комплектов шесть разнообразного нижнего белья.
Кицунэ выбрала понравившийся комплект, взяла пару чулок и ночную сорочку, в другом ящике нашла ночную шапочку для волос, которую, с умильной улыбкой повертев в руках, положила на кровати. Вытащила из-под кровати оставленные там тапочки, ещё раз полюбовалась на свою добычу, прихватила довольно новое махровое полотенце и побежала обратно к душевой кабине.
Строго оглянувшись по сторонам, не подглядывает ли кто, она оставила тапочки у ящика для ванных принадлежностей и повесив полотенце так, чтобы до него легко было дотянуться из кабины, с содроганием принялась снимать с себя грязную одежду. Успевшую за долгие дни бродяжничества в лесу прикипеть к корке из отмершей плоти и вытекшей из гнойников, засохшей белесой слизи. Чулки, подштанники и нижнее, нательное платье, которое носилось под блузкой и шортами, пришлось буквально отрывать от тела, благо под следами боёв и общения с высшим демоном успела нарасти новая, живая кожа, от которой омертвевшие ткани и грязь отходили целыми пластами, почти безболезненно.
Волосы тоже пришлось сбросить. Упавшие, словно парик, грязные локоны на всё той же корке из омертвевшей плоти, плюхнулись на землю рядом со сброшенными наземь изгаженными вещами. Минут через десять после начала раздевания, пытаясь отдышаться, рукой на импровизированную душевую кабину оперлось совершенно обнажённое человекообразное существо. Тощее, грязное и деформированное, покрытое шрамами от макушки до пяток и способное сейчас не очаровать какого-нибудь случайного свидетеля, а напугать его до паники и бегства.
Как сумела, Кицунэ ободрала с себя кору грязи, освободила ноги из своих изуродованных обносков, открыла дверь деревянного ящика и забралась в душевую кабину. Облилась водой, села на полу, собираясь с силами и отмокая. Облилась ещё раз, второй и третий. Выглянула из кабинки, схватила свою куртку, затащила внутрь и, используя её рукав вместо мочалки, обтерлась с мылом, избавившись от главной раскисшей грязи. Намылилась основательнее, обтёрлась курткой и смыла потоками тёплой воды. После этого, выбросив куртку наружу, принялась пользоваться мочалкой без боязни испортить этот, крайне ценный, предмет. Трижды вымыла себя с ног до головы, оттирая немилосердно чешущиеся рубцы и шишки, на которые наконец-то была направлена свежевыработанная целебная Ци, помогающая выправить в израненном организме самые безобразные изъяны. Ещё два-три дня отдыха, и можно будет снова действовать в полную силу! Не воевать и сражаться, конечно. Нет, ни за что! Она ведь девочка, а не какой-нибудь псих из манги, который кого хочешь взбесит болтовнёй о том, что он должен стать сильнее, и значит ему нужно постоянно с кем-нибудь драться. Ну да, врезала она глупым гадам пару раз, ну так это просто чтобы не лезли, а не из любви кого-нибудь бить. Ещё не хватало из милой доброй девочки в психопатку сумасшедшую превращаться! Все её восстановленные силы нужны только для творения любви, радости и красоты! Ну и ладно, совершенно чуть-чуть сил - придуркам по башкам, чтобы не мешались. Гады! Гады, сволочи! Лезут и лезут! А она опять совсем одна! Где, спрашивается, все те сказочные самураи, которые всегда спасают и защищают волшебных принцесс? А с другой стороны, вот позвала бы она с собой кого-нибудь сильного, вроде того самурайского лейтенанта, который кавалерией командовал, и что? Всегда, каждую секунду бояться, что его из-за неё... убьют? Она ведь не такая уж и... волшебная.
Лиса плюхнулась на мокрые доски душевой кабины и, тяжело дыша, прикрыла глаза.
Ни с кем нельзя сближаться. Никого нельзя к себе подпускать. Слишком... слишком страшно.
Всё тело зудело, восстанавливаясь. Освободившаяся от грязи кожа жадно дышала, насыщая тело живительным кислородом. С разума юной лисицы спадала мутная пелена и в глазах всё ярче разгорался живой огонь, а улыбка, хоть и с тень печали, становилась всё красивее и радостнее.
Часа через три после входа в душевую кабину, из деревянного ящика, открыв грубо сколоченную дверь, через порог шагнула не изуродованная страхолюдина, а вполне себе нормальная и даже привлекательная девушка, завернувшаяся в полотенце и расчёсывающая деревянным гребнем мягкие золотистые волосы, отросшие и опустившиеся ей до плеч.
Положив гребень, она обулась в тапочки, повесила мочалку на место, убрала драгоценное мыло в ящик и с огромнейшим облегчением прислонилась пятой точкой к закрытой двери душевой.
Вокруг царила тишина. Ночь накрыла мирную землю и даже ветер утих, наверное ещё за день утомившись играть листвой деревьев. Пустота, темнота и неподвижность вокруг, только в маленьком окошки спальни большого дома призывно светит огонёк лампы, которую Кицунэ предусмотрительно зарядила энергией Ци и оставила в комнате. Этот огонёк теперь одновременно успокаивал, отгоняя ночные страхи, и манил, призывая создательницу света скорее вернуться.
Кицунэ, улыбнувшись, вдохнула прохладный ночной воздух ещё раз и побрела в дом.
Обе кошки были в спальне. Улёгшиеся возле источника света, они подняли головы и посмотрели на вошедшего в комнату человека. Обычные животные, они чувствовали беду не хуже людей, и явно были рады, что кто-то появился, а значит, всё самое страшное миновало и всё будет по-старому. Человек, с его разумом и способностями, обязательно позаботится об этом месте.
Девчонка погладила кошек, села на кровать и сбросила с себя полотенце, а затем потянулась к приготовленным вещам и принялась одеваться. Надела комплект довольно старомодного нижнего белья, натянула на ноги чулки, потянулась, взяла ночную сорочку и, нахлобучив себе на голову подол, принялась путаться в пышной юбке. Нашарила рукава, продела голову в вырез горловины и мягкая, чистая ткань пышным облаком облекла всю фигуру девочки. Кицунэ даже охнула, обняла себя руками и зажмурилась от удовольствия, а потом вскочила, схватила шапочку для сна и встала перед большим напольным зеркалом, стоящим у стены.
-- Вот! -- она пристроила шапочку у себя на голове и повернулась на месте, позволяя свободно свисающему платью расправиться в этом движении и придать своей владелице максимум очаровательной женственности. -- Смотрите, смотрите! -- девочка обернулась к кошкам. -- Теперь я - точно настоящая ваша хозяйка, да? Настоящая красавица, волшебница, и вообще! -- она бросилась к кошкам, сгребла их и принялась тискать, словно мягкие игрушки. -- Идите, идите ко мне, мои пуси! Скучали, скучали по погладиться? Бросили вас тут, одних, таких маленьких! Лапоньки мои!
Кошки особо не сопротивлялись, и Кицунэ, растратив очередной заряд нежности, уложила их на одеяло. Всё плохое, ужасы и беды, наконец-то отступили и растаяли, остались где-то там, далеко позади. Осталось только одиночество. Тяжелейшая, неутолимая боль, от которой лисья душа покрывалась инеем и бесконечным, ноющим, тянущим ощущением пустоты. Сейчас она так же одинока, как там, в бескрайнем диком лесу, из которого выбралась утром. Нет никого рядом. Не для кого быть такой красивой и замечательной. Она одна, во всём этом доме.
А если пофантазировать? Вообразить, что всё совершенно не так и отстраниться от холодной реальности? Может быть удастся согреться, хоть ненадолго? Представить себя, к примеру, в самом деле вот этой женщиной, женой местного фермера, у которой есть любящий добрый муж и замечательные дети. Они сейчас вне этой комнаты, завершают дневные дела и готовятся укладываться спать, а она... она просто пришла в свою спальню раньше мужа и наслаждается, что у неё в семье всё по-настоящему хорошо.
Муж, который обнимет и скажет "любимая"? Дети, которые назовут её мамой?
С самой хитрой улыбкой на свете, Кицунэ крутанулась на месте, прихорошилась перед зеркалом, а потом приподняла край одеяла и осторожно забралась в постель. Удобно устроилась там, где углубления матраса до сих пор хранили очертания множество ночей спавшего тут человека. Как приятно и тепло! Как же просто, в самом деле, поверить, что сейчас в комнату войдёт красивый, уставший за день мужчина, что аккуратно и мягко заберётся в кровать с другой стороны, а потом потянется к замершей от предвкушения женщине, ласково обнимет её и поцелует! А самая обычная лучшая жена фермера вздохнёт и сомлеет! Потому что это вот и будет та самая, настоящая любовь и нежность, которая никогда, за всю жизнь, не угаснет...
Зелёная, целебная Ци истинного счастья окутывала фигуру девочки, плавно соскальзывающей в мягкий, живительный сон. Кошки, чувствуя положительный заряд, подобрались ближе, поднялись по одеялу, улеглись и свернулись в калачики, одна на груди, вторая на животе Кицунэ. Лиса не возражала. Ей снились муж и дети, счастливая семья, а ощущая сквозь сон вес довольно мурчащих кошек, слишком лёгких для того чтобы создать ощутимую нагрузку на боевой сверхпрочный организм, она не могла не млеть от радости, наслаждаясь что рядом наконец-то есть кто-то живой.
Вернись этой ночью домой хозяева фермы, они бы с выпученными глазами застыли, созерцая умильную картину, и обалдевая от чужой наглости.
Лиса-крестьянка.
Эпоха Войн.
Год 525
16 июля.