Было время, решал: что мне ближе - Нью-Йорк, Тель-Авив?
Подустал от навязанной к Родине вечной любви.
Но по коже морозом:
Положение точки ничто не даёт ей самой -
В приговоре судьбы, на кривой для объезда, прямой.
Нужен Брайль или Морзе -
  
То есть, строчка из речи как речка для строчек других,
Что текут через поле дорогой, а в той сапоги
Месят время и жижу.
Перейти это поле труднее, чем в поле прожить.
А свалю, то уже никогда не увижу Кижи
И Байкал не увижу.
  
Вот пишу по воде.
Настроение - то ещё!
Мне
Улыбаешься ты очень грустно, вися на стене
Между чёртом и Богом.
Неохота ни думать о "если бы я да кабы",
Ни кому-нибудь искренне хамскую морду набить,
Ни сходить в синагогу.
  
Как, Иосиф, в провинции Англии бывшей дела?
Водка, бабы, наверно, не хуже, но глупая власть -
Всё грызня демократий.
Кое-где демократия трёт, как корове - штаны.
Между прочим, и здесь наши вещи и люди равны.
Всё решают затраты.
  
А в отдельных квартирах, Иосиф, всё меньше клопов,
Их молитвами травят попы, и всё больше попов,
Но всё меньше медбратьев.
Вот родился и вынут из, сам понимаешь чего, -
Нужно дёснами взятку сжимать (и в конверте тугом),
А иначе - обратно.
  
Нынче модно губами в засос приложиться к мощам,
Присягнуть мавзолею, но импорт вчера и сейчас
Обнажает пороки:
Помнишь, женщины наши хватали себе сапоги
Тех размеров, что были в остатке к восторгу ноги
Жён домашних пророков?
  
Что там твой президент? Конституцию, правя, блюдёт?
И у нас она есть, но какой же её идиот
Чтит и нощно, и денно?
Не подумай, что зависть, Иосиф, - странна мне страна,
Где ты можешь писать, что угодно, и вовсе не знать,
Кто в стране президент твой.
  
Ты сказал, что Васильевский остров хотел бы иметь
Как последнюю спальню, где баба по имени Смерть
Повстречает в постели.
Этот остров погостом стал многим великим в веках,
Здесь такие фамилии - гордость Отечества, как
На твоём Сан-Микеле.

2017