В 50-е годы прошлого века моя семья несколько лет прожила в Германии, в Берлине, куда был командирован отец.
     Помню эпизод из детства: мы с отцом едем в немецкой электричке, сидя в конце вагона. В вагоне довольно много сидящих пассажиров. Неподалеку от нас едут два наших солдатика. Один из них лезет в вещмешок и извлекает бутылку “Московской” - такую - еще с белой сургучной головкой, и две помятые алюминиевые кружки. Лихо выбивает пробку, разливает водку в кружки, пустую бутылку вышвыривает в окно. Разговоры в вагоне затихают. Солдатики чокаются, выпивают водку и, утершись рукавами, продолжают беседу. Немцы в вагоне начинают оживленно переговариваться. Я что-то хочу сказать отцу, но он показывает глазами, чтобы я молчал. Когда выходим, я спрашиваю, почему в вагоне надо было молчать? “Стыдно, сынок, что мы русские” - отвечает отец.
     Вчера стою на Чупрынки, жду маршрутки. Рядом прогуливается компания - трое молодых пареньков, один из которых обнимает за талию симпатичную миниатюрную девочку лет семнадцати с ярко-рыжими волосами. Беседуют между собой и по-русски, и по-украински, причем обнимающий, облаченный в белую тенниску и шорты, беспрерывно и бессмысленно матерится, непринужденно улыбаясь. Он заметно пьян.
     Стоящая неподалеку немолодая женщина смотрит на них, потом встречается со мной взглядом и осуждающе качает головой. Я пожимаю плечами и говорю ей:
      - I не знаєш, чи смiятися, чи плакати.
     Подъезжает маршрутка и следом за мной входит та же компания. Обладатель шортов сует водителю какие-то деньги и хочет, чтобы маршрутка ехала прямо, а не поворачивала на Горбачевского, куда ей и положено поворачивать. Водитель отказывается, парень громко матерится, стоящая рядом женщина делает ему замечание, он в ответ хамит. Та выходит, но вмешивается другая женщина, еще старше, и тоже просит не матерится в маршрутке. Физиономия парня растягивается в ухмылке:
     - А че? Янукович же победил!
     После чего с самодовольным матом добавляет что-то о страхе.
     Сидящая женщина повышает голос:
      - А я не боюся! Менi вже нiчого боятися, я вже i в тюрмi побувала, i на засланнi, я вже нiчого не боюся!
     За старшую женщину вступается еще одна, средних лет. Пьяный склоняется к ней и начинает орать, чтобы она “закрыла свою пасть”, потому что с ней никто не разговаривает. Два приятеля по-украински, посмеиваясь, его урезонивают. На Дорошенко вся компания, весело хохоча, вываливается из маршрутки.
     Я не вмешивался - боялся. Но стыдно.