Хоиккала Антти Калеви : другие произведения.

Безымянный

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Я пытался нарисовать образ человека на перекрестке. Образ того, кто так и не нашел свое место под солнцем. Кто так и не свернул со своей дороги. Место и время событий тоже не имеют значения. Важно состояние.

   Я специально оставил название этого файла Безымянный, потому что, как каждый
   ребенок, то, что я собираюсь описать здесь, должен родится, а потом приходит
   срок его называть. Искать имена для того, чего еще не существует, не имеет
   смысла. Пока это только мысли и слова, которых немного, и ты, мой дорогой
   читатель, не просто пойдешь по заданному тексту. Тебе предстоит погружение в
   глубину рождения, в мутные воды путаных мыслей и смешанных чувств. Я не буду
   вести тебя, просто пойду рядом, как в пещере с факелом, когда постепенно
   открывается то, что впереди, и скрывается во мрак то, что за спиной. Не пытайся
   понять, что я имел ввиду и чем это все закончится, просто доверься и иди.
   Кто-то берется за перо, чтобы заработать деньги, иной, чтобы выразить то,
   что родилось в его фантазии. Моя же цель пролить свет на небольшой отрезок того,
   что называется жизнь. Это и твои мысли, которые всплывают, время от времени.
   Пропусти через себя мое повествование, и ты поймешь, что оно и о тебе и в тебе.
   Итак, вперед...
  
   1.
  
   ...Снова дорога. Она бежит вперед нескончаемой лентой и уходит куда-то за
   горизонт. Люди придумали дороги, чтобы передвигаться с места на место, чтобы
   отразить сущность жизни. Дорога имеет свой смысл, свою философию. Ты догоняешь,
   она убегает. Деревья, что растут у ее обочины, видят то, что происходит, но им не
   нужна дорога. Они привязаны корнями к своей земле. Они стоят на одном месте
   долгое время, пока не умрут сами, или топор человека не коснется их, чтобы
   убить. Люди не похожи на деревья, им нужно движение, им нужна дорога...
  
   ... Он снова куда-то ехал на своем стареньком, видавшем виды и ремонты,
   автомобиле. Из приемника лилась музыка. Дорога была как всегда длинна и
   неопределенна. Колеса отматывали положенные им километры. Сердце отбивало свой ритм. Все было как всегда. Он и дорога. Он привык к ней, а ей было все равно.
   Когда ты заканчиваешь жизнь на одном месте и чувствуешь, что пора сменить
   обстановку, достаточно упаковать самое необходимое в чемодан, забросить подальше
   записную книжку со старыми номерами телефонов, заправить машину и все... Не
   прощаясь, не жалея и не вспоминая прошлого. Жизнь лишь миг. Его мигом была
   дорога. Он был из тех, кому чужды всякие корни. Ведь, сколько раз он не пытался
   бросить якорь и застолбить свой участок, приходил кто-то и предъявлял свои права
   на него. Начиналась конкуренция, борьба. Он был пацифистом крови. Он искал свое место под этим солнцем и в конце концов его нашел. Это была дорога.
   День тянулся бесконечно. Солнце светило прямыми лучами на землю. Оно пыталось
   высушить ее всю до последней капли огнем своих чувств. Земля же томилась нежась
   в ласке солнца, не замечая того, что стали появляться трещины. Земля знает, что
   вслед за солнцем всегда приходит дождь. Он смочит ее. Пусть даже так, что кругом
   будет вода и твердая корка превратится в непролазную грязь. Тогда снова придет
   солнце и круг замкнется. Все в этом мире закольцовано. Если выйти из одного
   места и двигаться постоянно в одном направлении, то через какое-то время ты
   вернешься назад. Так происходит практически всегда. Он не желал подчиняться
   естественным законам, поэтому регулярно менял направление своего движения,
   стараясь не оставлять следов. Он жил в другой вселенной, в другом мире, в другом
   измерении, шкалу координат он придумывал сам. Как фишка ляжет. Жизнь - это просто
   игра. Он играл и никогда не проигрывал потому, что не делал ставки. Скользил.
   Он ехал и под музыку из радиоприемника думал о том, что же ему предстоит
   впереди. Там, за горизонтом, где неизвестность. Но за его плечами не тяготел
   груз старых ошибок, потому, что он сбрасывал с себя все, что было ненужным. В
   бездну вечности. Только вперед, навстречу рассвету, по одной, вечной и
   нескончаемой дороге.
   В этих мыслях подходил к концу день. Тихо и незаметно опускался вечер. Когда уже
   полностью стемнело, он доехал до придорожного мотеля. Остановившись на стоянке,
   взяв свой потрепанный чемодан, он толкнул входную дверь. Она отозвалась
   мелодичной трелью электрического колокольчика. Внутри был полумрак. Только из-за
   стойки лился слабый свет.
   - Чем могу вам служить? - прозвучало из глубины холла. Он, повернувшись на голос
   увидел Ее. Она, в общем-то, ничем особым не привлекала к себе внимание. Но в ее
   простом лице отразилась какая-то грусть. Он заметил это сразу. Это лицо было
   отражением его души. Оно светилось. Иначе не скажешь. Буквально на минуту он
   лишился дара речи. Что-то было далеким и знакомым в этом лице. Что-то, от чего
   он мог не спать ночами. Он пытался уловить это, но ниточка уходила в какое-то
   невообразимо далекое прошлое. И терялась в дебрях памяти. Он забыл ее, как и все
   остальное в своей жизни. Как забыл когда-то своих родителей, семью и друзей. Он
   силился вспомнить, но нить ускользала. Только почему-то из памяти всплыла
   детская глупая считалочка: "... Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать..."...
   - Вы так и будете на меня смотреть, или ответите на мой вопрос? - эти слова
   прозвучали колоколом в его ушах. Он очнулся.
   - Я хотел бы остановится у вас, - его голос показался ему чужим.
   - Оформите заявку, - она подала ему небольшой бланк. Он взял ручку, но рука
   не слушалась.
   - Я немного устал, целый день за рулем, не могли бы вы мне помочь.
   - С удовольствием! - улыбнувшись, она взяла листок и ручку.
   - Ваше имя?
   - Джим Грабовски, - теперь уже она подняла на него свои удивленные глаза
   - Как, простите?
   - Джим Грабовски, - повторил он на полном автомате.
   - Простите меня, у меня когда-то был друг с похожим именем.
   "...Раз два три четыре пять, я иду искать..."
  
   2.
  
   Вы знаете, что такое дежавю? Я думаю да, но все же дежавю - это когда ты вдруг
   оказываешься в ситуации, в которой ты уже был, но не помнишь когда. Некоторые
   объясняют причину дежавю вещим сном, увиденным когда-то давно. Я не буду
   спорить.
   То, что привлекло его внимание, было явным дежавю. Она стояла под уличным фонарем
   с букетом ромашек в руках. Полы ее серого плаща чуть колыхались от набегавшего
   ветерка. Людей вокруг не было. Тишина. Она плакала. Он отчетливо видел слезы,
   стекавшие по щекам и оставлявшие темноватые следы потекшей туши. Она была похожа
   на брошенного ребенка. Одна, под фонарем, с ромашками в руках. Он протер глаза,
   нет, это было не видение. Но эту картину он уже где-то видел. Он даже знал, что
   должен сказать, что она ответит.
   - Простите, кто Вас обидел?
   - Идите своей дорогой,- ответила она, тихо, как-то по- детски, всхлипнув.
   - Но она как раз пересекает то место, где вы стоите.
   - Я сойду.
   - Нет, я вас возьму с собой.
   - Вашей наглости нет предела.
   - Совершенно верно. Идемте, я провожу вас домой, не стоит стоять здесь на ветру,
   одной в таком безлюдном месте.
   Как ни странно, она взяла его под руку - Ведите меня куда хотите. Я вам не верю,
   равно как и всему остальному миру, но сейчас мне все равно...
   Дежавю. От нее даже пахло чем-то отдаленно знакомым. Они шли по узким безлюдным
   улицам. Все было до боли знакомо. Он даже немного смущался этому факту. В этот
   момент он более всего не хотел, чтобы она о чем бы то ни было спрашивала.
   Особенно, что он думает. Ведь мысли в его голове были похожи на метель. Много
   белых снежинок кружатся в одном танце, но определить форму отдельно взятой
   невозможно. Единственное, чего бы он не хотел, это чтобы заканчивалась дорога.
   Она шла молча, но в этом молчании слышалась усталость и грусть. Какая-то
   глубокая, которую нельзя описать словами.
   -Давайте познакомимся, раз уж идем вместе,- его слова разрезали натянутую
   тишину как острый нож с треском разрезает натянутую ткань. Она вдруг
   встрепенулась, как будто испугалась чего-то возникшего вдруг из тьмы.
   - А зачем Вам?
   - И вправду...,- он сам смутился своему вопросу. Это как раз сейчас имело самое
   меньшее значение. Имя - это то, что определяет предмет или действие. В данном
   случае все было как во сне. Попытаться определить что-либо в этой ситуации,
   значило разрушить ее. Они шли и были нереальны в нереальном мире. Сон, совершенно
   неожиданно принявший плотные очертания. Мечта, робко перебирающаяся в
   реальность. А что будет дальше? Об этом не знает никто и даже не догадывается,
   потому что это уже не имеет никакого значения.
   Тишина вокруг, ветер играет бумажным листком, неизвестно откуда взявшимся на
   этой пустой улице. Только их шаги нарушали окружавшее спокойствие. Они были
   гулкими, их звук отдавался где-то в голове. Его не покидало ощущение дежавю. Это
   уже было, или просто приснилось...
   В кафе на углу тихо играла музыка. Что-то старое как мир. Но эта мелодия как
   никогда лучше отражала состояние его души.
   - Я хочу Вас угостить.
   - Просто чашку кофе.
   Он подозвал официанта.
   -Две чашки кофе, пожалуйста.
   Официант поклонился и ушел выполнять заказ. В кафе было также пусто, как и на улице. Также пусто, как и в мыслях. Вообще, его отчего-то постоянно сопровождала
   эта гремящая пустота. С того самого момента как он ушел из дому.
   Он смотрел на нее. Она уже вытерла слезы, или они высохли от ветра. Но о том,
   что она плакала, остались напоминанием только две едва заметные дорожки туши и
   немного красные глаза. Она была мила, как ребенок. Он восхищался ее
   присутствием.
   - Расскажите о себе.
   - Слушайте, вы ужасно невоспитанны! Мало того, что пристали ко мне на улице,
   теперь лезете со своими вопросами.
   Ее лоб наморщился, но она не поднялась из-за стола, как это можно было
   предположить по ее словам. Он смотрел, как она говорила. Ему нравилась ее милая
   манера двигать губами и бровями. Она была грациозна и мила даже в гневе.
   - Ну-ну, смените гнев на милость. Я ничем не хотел Вас обидеть. Давайте
   помолчим.
   Она надулась как маленький ребенок. Взяла свою чашку кофе обоими руками так, что,
   казалось, пар выбивался из ее ладоней. Он не мог оторвать от нее глаз.
   - Чего вы так на меня смотрите?
   - Простите, я Вас смущаю. Он опустил глаза в свою чашку. Кофе был черным и
   пахнул немного терпко. Он смотрел в чашку, но видел Ее. Просто какое-то
   наваждение...
   Они выпили кофе и снова вышли на улицу. Кроме одинокого листка бумаги на
   тротуаре, улица была пуста...
  
   3.
  
   - Я вижу тебя, ты за деревом.
   - Так не честно, ты подглядывала! - Джим вышел из своего укрытия. Он был обижен на
   эту хитрую девчонку. Она всегда оставляла один глаз открытым, когда водила в
   прятки.
   - Не хочу больше с тобой играть! Ты подглядываешь!
   - Ага, когда ты меня находишь, так можно, а когда я, то ты сразу перестаешь
   играть.
   Он не любил проигрывать. Но ей он проигрывал всегда.
   - Ладно, давай еще последний разок. Но, чур, не подсматривать.
   - А я и не подсматривала, - она сморщила носик. - Я пойду домой, мама испекла
   яблочный пирог. А тебе, вредный мальчишка, я ничего не дам!
   - Ну и ешь свой пирог сама! - хотелось плакать от обиды, но он сдерживал слезы.
   - Ну и съем! - она обернулась и быстро убежала по направлению к своему дому.
   Обида хлестала через край, эта взбалмошная девчонка пробуждала в нем мужскую гордость. Он ненавидел ее. Он ненавидел все пироги на свете. И если бы он был
   большим и сильным, он стал бы президентом, и первым его законом было бы
   запрещение на приготовление пирогов маленьким девочкам.
   Он обернулся и пошел, шаркая ботинками в пыли, к своему дому. Дорога была
   короткой, но для него это была дорога длиною в жизнь. Ему вдруг захотелось,
   чтобы она не заканчивалась, а пошла бы дальше. Оставляя за собой фермы, городок
   Чарли, и чтобы она его привела в Нью-Йорк. Он всегда был уверен, что в Нью-Йорке
   самый конец света. Он бы дошел до конца, прыгнул бы с края и оказался в самой
   лучшей стране, где никто никогда и никого не обижает. Где родители всегда
   приносят сладости детям и где миссис Кво не разыскивает свою кошку. Где он бы
   был самым главным, потому что он пришел из другого мира.
   Слезы высохли сами собой. В детстве так бывает, сначала ты плачешь оттого, что
   кто-то поступил с тобой несправедливо, а затем начинаешь мечтать. Дети живут в
   мечтах также реально как взрослые. И всегда эти мечты светлые. И всегда они
   беззаговорочно верят в то, о чем мечтают. Мечта - это крылья, которые поднимают
   нас над землей. И без помощи которых нам никогда не откроются новые горизонты.
   Взрослея, мы теряем крылья и больше смотрим не на небо, восхищаясь его
   голубизной, а на землю. Мы начинаем более чем голубой цвет мечты ценить зеленый
   цвет хрустящих банкнот. Наша мечта уже имеет цену и определенные очертания дома,
   машины, яхты. Мы постепенно мельчаем.
   И только любовь способна нам вернуть крылья. Судьба преподносит нам этот
   подарок, как сладкий пирог, она дает нам человека, ради которого хотелось бы
   жить. Обычно на этом заканчиваются мелодрамы. Двое находят друг друга. Долгий
   поцелуй крупным планом. И разве ты, с облегчением выходя из полутемного кинотеатра, вытирая слезы умиления думаешь о том, что происходит дальше с этими счастливыми людьми? Нет, об этом думать не положено, скорее всего они будут жить долго и счастливо и умрут в один день. Но жизнь тем и отличается от киносказки, что есть что-то дальше, за кадром с долгим поцелуем. И это не всегда можно выразить цензурными словами. Все оттого, что уходит мечта. Обычно не прощаясь, тихо и быстро, не хлопая дверью за собой. И остается то, что мы сами выбираем. Будни серые и тусклые. Пустые улицы и одинокие фонари...
   Обычно, когда было особенно тоскливо, Джим прятался в домике в дереве в глубине
   их сада. Этот дом ему построил его отец. Когда-то давно. Когда он закончил и
   первый раз показывал его Джиму, он мягко подсадил его к лестнице. Джим помнил
   руки отца. Мягкие и сильные одновременно. Он помнил его голос. И даже когда его
   не стало, он взял фотографию у матери и приколотил ее к стене в домике на дереве. Когда было очень плохо, он говорил с фотографией, а с нее улыбался молодой отец. Джиму становилось легче. Взрослым всегда кажется, что их проблемы самые большие на земле. Они не понимают, что у детей тоже могут быть неразрешимые задачи. Вопросы, требующие ответов. А от них просто отмахиваются со словами:"Мне бы твои проблемы". Почему всегда чужие проблемы кажутся меньше? И вообще, кому мы нужны на этом свете? А ответ совсем рядом. Никому... Вот и выбираем дороги из всего, что нас окружает. Вот и ищем непонятное счастье в мелочах, которые даже не стоят нашего внимания. Вот и пускаемся во все тяжкие, чтобы найти хоть частичку успокоения. И возвращаемся к тому самому месту откуда вышли. Нет, чтобы просто махнуть на все рукой и начать жить. Вдыхать полной грудью воздух и наслаждаться.
  
  
   4.
  
   А ветер все подгонял и подгонял листок бумаги под ногами. Он наклонился и поднял
   его.
   - Смотри, он протянул его ей, здесь отрывок из сочинения какого-то мальчика "Кем бы я хотел стать"
   Она повернулась к нему, и выражение ее лица сменилось от безразличного на некое
   подобие заинтересованности.
   - А с каких пор мы на "ты"?
   - Неважно, смотри: Я хочу стать космонавтом потому, что это смелые и сильные
   люди. Я хочу стать сильным и смелым. И еще я хочу увидеть звезды, потому, что мы
   живем в городе и здесь звезд не видно..." Забавно, правда?
   - А я хотела стать балериной.
   - Танцовщицей?
   - Вовсе нет. Балериной Русского балета. Когда-то давно, когда я была девочкой и
   смотрела фильм о балерине Анне Павловой. Она не просто танцевала, она порхала
   над сценой как мотылек. Это так красиво...
   - А я хотел стать полисменом, чтобы выгнать из города всех плохих людей и тогда
   всегда был бы праздник. Все бы ходили друг к другу в гости, дарили подарки. Как
   на ярмарке. У нас в городке была ярмарка раз в году, когда фермеры привозили
   свои товары. Приезжал цирк под разноцветным шатром, и все были счастливы.
   Здоровались друг с другом, раскланиваясь в разные стороны.
   - А я никогда не была в цирке...
   Зачем люди говорят самое сокровенное незнакомому человеку? Откуда берутся
   разговоры в купе поезда или самолете? Человеку надо, чтобы его кто-то слушал.
   Даже не важно слышит ли он о чем идет речь. Просто слушал. Ты говоришь, и твои мысли, облекаясь в слова, становятся самостоятельными. Они выходят из тебя, вынося
   все плохое или наоборот, даря тебе новые силы, чтобы жить. Наверное, оттого люди
   и пишут книги. Я не имею ввиду бульварную писанину, я говорю о вечном, том, что
   умрет только разве что вместе с человечеством. Чужие мысли, записанные пером на бумаге, вдруг обретают свой образ и оживают в душе читателя. Он как будто пьет
   воду, жадно, проливая. И она приносит ему жизнь.
   Обычно самое дорогое, нашу мечту, мы скрываем от тех людей, которые рядом с
   нами. Чтобы они не высмеяли ее, не прошлись бы по ее чистому телу своими грязными ногами. Но кто-то пишет о своей мечте, и мы, читая о ней, вдруг
   понимаем, что она сходна с нашей. Мы нуждаемся в том, чтобы быть услышанными
   хотя бы самими собой...
   - Но у тебя не все потеряно, я например умею жонглировать.
   Он подхватил пару камешков с мостовой и стал их подбрасывать и ловить подобно
   цирковому жонглеру.
   - А вот смотри, что я могу.
   Она взмахнула руками и ромашки взлетели в ночное небо. Как маленькие искры, они
   заполнили собой все пространство вокруг двух странных людей. Он взял ее за руки
   и они стали кружиться как в карусели просто посреди тротуара. Ромашки падали им
   под ноги, образовывая живой ковер. Некоторые из них, подхваченные ветром,
   понеслись дальше по улице. А двое кружились просто как дети. Он забыл о пустом доме, о потерянной работе. Она забыла о том, кто ушел из ее жизни, воткнув в
   руку букет ромашек. Они были счастливы не оттого, а потому, что просто были
   счастливы. Отчего поют птицы? Просто оттого, что они поют. Отчего цветут цветы?
   Просто оттого, что они цветут. Все в окружающем нас мире имеет смысл, все
   подчинено этому смыслу, но никто не задумывается над его значением. Этот мир
   есть таким не оттого, а потому что. Всепоглощающая истина. Все в этом мире
   подчинено этому глобальному правилу. И только мы, люди, пытаемся найти какой-то
   иной смысл в происходящем вокруг нас. Мы ищем причины и следствия, когда
   зачастую просто стоит отдать ноты симфонии нашей жизни в руки Великому Дирижеру,
   имя которому Провидение. Отпустить по ветру старые обиды, ссоры, боль и страх. И
   смотреть на мир широко открытыми глазами. Он каждый день нов. Каждый день несет
   в себе заряд этой вечной энергии. Каждый день гармоничен и целостен. И дарить
   любимым нужно не сорванные цветы, не просто осколки радости и гармонии, а поля
   ромашек и васильков цвета мечты...
   И порой важно, даже совершенно не ожидая этого от себя, просто танцевать на улице
   слыша только музыку собственного сердца, улавливая каждое движение струн
   собственной души. Поделиться собственной радостью или неудачей с пролетающим мимо кленовым листом. Заглянуть в самого себя и позволить это сделать ветру и
   звездам...
  
   5.
  
   "...Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать..."
   - Джил Гарланд?- он вдруг узнал в этой женщине подружку своих детских игр.
   - Значит ты тот самый Джим Грабовски. А ты вырос,- она улыбнулась.
   - Вау! Ты тоже сменила размер своего платья. Сколько лет прошло? Двадцать?
   - Двадцать два если быть точным. А ты видел Нью-Йорк?
   - Да, два дня как сбежал оттуда. Не могу быть червем в этом Большом Яблоке.
   - А я вот застряла в этой чертовой дыре.
   - Ты жульничала, когда мы играли в прятки, ты всегда оставляла открытым один
   глаз.
   - Это была маленькая месть маленькой девочки за оборванные косички, - она
   улыбнулась.
   - Но я ведь никогда не дергал тебя за косички, да у тебя их и не было никогда.
   - Это месть всем мальчишкам за все оборванные косички на свете.
   - Это была жестокая месть, - теперь пришла его очередь улыбнуться.
   В его памяти всплыла история с яблочным пирогом, и ему стало смешно. Как давно
   это было. Он уже забыл, но, увидев Джил, все вдруг всплыло так отчетливо, что он
   даже оторопел от неожиданности. Казалось все, что было с ним после этого, всего
   лишь сон, пролетевшее мимо видение. Только Джил была и оставалась реальной в течение всех этих лет. О да, он помнил все, как будто это было вчера. Не было
   только одного. Обиды. Она умерла когда-то давно, и никто не знает, где ее могила.
   И никто на свете не жалеет и не плачет по ней.
   Есть такая категория людей, которая копит обиды. Они собирают их в свои ладони и
   каждый день смакуют их вкус и наслаждаются цветом. Они также иногда, собрав
   побольше этой отравы, выливают ее на первого попавшегося. А уж если попадется
   обидчик, тогда небу становится жарко. Все демоны ада позавидовали бы изощренной мести такого человека. Только одного он не видит, что сам до ушей перепачкался в
   этой жиже обиды. Извозился в грязи горечи и боли. Но попробуй отмыть такого
   человека или просто поднести к нему зеркало! Обида, которую он затаит, будет
   просто огромных размеров. И будет иметь твое имя. Держись, спасайся, беги. Чтобы
   эта грязь не попала на тебя, она заразна, она несет в себе смертельный вирус.
   Его имя мизантропия. Отдай обиду на волю ветра, и он унесет ее далеко, что никто
   не вспомнит о ней. Не дай обиде воскреснуть. Это привидение похлеще, чем в фильмах ужасов. Обида рушит крепкие дома, нет таких стен, которые бы выдержали
   натиск обиды. Самая крепкая и настоящая любовь задыхается в ее зловонных парах.
   - Давай все-таки заполним твой бланк, - она взяла ручку. Он внимательно наблюдал
   за движениями ее руки. Локон ее светлых волос упал на плечо. Больше всего на свете он хотел поправить эти волосы. Но он сдержался. Она вписала имя, дату прибытия, и номер, в котором ему предстояло остановиться. Он не отрываясь смотрел на нее. Это была та самая Джил. Просто немного повзрослела. Но в то же время, это была совершенно другая женщина. Он пытался узнать, что она думает. Ему хотелось так о многом ее спросить.
   - Давай вместе проведем вечер, вспомним детство.
   - Прости,- она оторвалась от листа бумаги,- я не могу. Меня ждет муж.
   - Ты давно замужем?
   - Четыре года
   Ему стало немного горько. Он опоздал всего на четыре года.
   - Он хозяин этого мотеля?
   - Да.
   - Поздравляю.
   - Спасибо. Вот твой ключ. Оставайся сколько тебе будет нужно,- она протянула ему
   ключ с биркой,- кстати, ты будешь расплачиваться кредиткой или наличными?
   Он немного замялся. Такое бывает, когда воспоминания вдруг оживают в тебе.
   - А помнишь...
   -Так все же, наличные? - она оборвала его на полуслове. Опять эта жестокость.
   - Да. Я не люблю быть зависимым от кого-либо, пусть даже это выражается и в маленьком кусочке пластика.
   - Ночь стоит пять баксов.
   - Дешево, но я перетерплю,- он попытался пошутить, но ничего не вышло
   - Кто это с тобой болтает? - голос шел от того места, где несколько минут назад
   была она.
   - Давний знакомый.
   - Пусть расплачивается и уходит, ты мне нужна.
   - Я заплачу за трое суток, но, может быть, останусь и подольше.
   - Это твое дело, а мы будем только рады. Постояльцев у нас бывает немного.
   Он протянул ей банкноту в двадцать долларов. Повернулся и пошел к выходу. И тут
   его глаза встретились с глазами ее мужа. Он проводил его взглядом из-под бровей.
   Войдя в свой номер, он сразу упал на кровать. В голове еще гудел двигатель
   автомобиля, но к этому гулу уже постепенно как-то примешались голоса и образы из
   прошлого. Он лежал в полутемной комнате. Только свет уличного фонаря проникал
   сквозь стеклянную дверь. Все вокруг казалось каким-то нереальным. Весь мир вдруг
   наполнялся движением. Это давно забытое им чувство пробуждающейся памяти, это
   растревоженный улей неуправляемых мыслей. Эта легкая дрожь тела. Все было
   знакомым и в то же время новым. Он вспоминал маленькую девочку, ферму, городок,
   родителей, которых не видел уже более десяти лет. Вся его жизнь была сплошной
   дорогой. Куда она его вела и куда еще приведет. Имело ли это значение. Он тихо
   засыпал под перезвон собственных мыслей. Все плыло, краски смешивались. Завтра будет новый день и ему может быть удастся поговорить с Джил...
  
   6
  
   Когда в сердце разгорается пожар, это обычно происходит от одной искры. Вдруг
   как разряд электрического тока проходит внутри тебя. И ты начинаешь думать по-другому. Ты начинаешь переживать о другом. Перед тобой начинают рисоваться уже
   совсем другие образы. Центр вселенной смещается в сторону от повседневности.
   Приходит любовь. Вечное чувство. Награда и наказание одновременно. Никто на земле не знает, откуда приходит и куда уходит это чувство. Проследить это может только тот человек, с которым это случилось. Но его мысли целиком заняты другим. Как люди не пытались вывести формулу любви, эти попытки оставались безрезультатными. Она всегда приходит внезапно. Она всегда застает врасплох. Ты начинаешь дышать ее воздухом, наслаждаясь и задыхаясь одновременно. Я ненавижу это чувство. Оно разрушает. Я превозношу это чувство, оно созидает. Наверное только с любовью нельзя быть однозначным.
  
   Ночь прошла. В окно его комнаты потихоньку вползали первые лучи света нового
   дня. И так же медленно он просыпался. Вокруг была тишина. Но в голове отчетливо
   отдавались звуки музыки. Он повернулся. Рядом лежала она. Волосы цвета золотой
   соломы. Он помнил этот цвет еще с детства. Лицо ребенка. Как она оказалась
   рядом. Вдруг он вспомнил о танце среди ромашек. Как это было давно. Целая ночь и
   вся жизнь. Вчера он был один. А сегодня... Да, новый день сулил радость. Или
   боль. Никто не знает. Он тоже не знал. Он просто гладил ее по волосам. Миловался
   ее детским лицом. А что будет дальше? Все будет хорошо. Ведь рядом был человек.
   Еще вчера незнакомый, но самый родной и близкий сегодня. Искра любви уже сделала
   свое дело. В его сердце тихо разгорался пожар.
   - Доброе утро
   Она медленно открыла глаза. Длинные ресницы поднялись, открыв глаза цвета
   весеннего неба. Он взглянул в их глубину. Там можно было утонуть. Захлебнуться и
   никогда никто не нашел бы.
   - Доброе. Наверное самое доброе в моей жизни.
   - Который час,- она сладко потянулась. Руки описали дугу в воздухе. Движения
   были полны грации.
   - Почти восемь.
   - Мне пора,- она высвободилась из его объятий.
   - Не уходи.
   В ответ она лишь улыбнулась. И собрав одежду в охапку, перейдя в другой конец
   комнаты, стала собираться.
   - Не уходи,- в его голосе звучала просьба. Он сам себе удивился.
   - Прости, мы даже не знакомы, - ее слова звучали как приговор,- была ночь, теперь
   ее нет. Все становится на круги своя.
   - Ты вернешься?
   - Зачем? Минутное безумство. Вот, что это было. Прости.
   Провернув ключ в двери, она вышла.
   - Постой, как тебя зовут,- он бросился вдогонку.
   - Линда, прощай,- она захлопнула дверь перед его носом.
   Разбитое корыто...
   - Постой,- он бросился вдогонку, но на лестничной площадке ему ответило лишь
   эхо. Она ушла так же быстро, как и вошла в его жизнь. Ворвалась свежим ветром,
   перевернула все и ушла. Что может сделать с человеком любовь, придя внезапно.
   Что может сделать большое чувство, не найдя объекта приложения своей вечной
   энергии. Она может разорвать на куски самую крепкую и стойкую душу. Не дай
   расплавить твое сердце. Не дай себе увидеть собственные слезы. Но как без этого,
   кто мне скажет?..
   Он был разбит. Раз и все. Это была любовь с первого взгляда. Это был удар в самое
   слабое место. Его одиночество, которым он жил, в одночасье развеялось как дым. Он
   остался голым, как Адам после грехопадения. Он остался выброшенным.
   А в голове все кружились ромашки, они падали им под ноги, как один сплошной
   ковер. Они кружились на этом ковре. Ветер играл джаз водосточных труб. Они
   медленно поднимались к звездам. И вдруг ничего - тихая пустота. Даже воздуха не
   хватает. Нечем дышать. Его рвало. Рвало по живому. Она ушла навсегда. Он ее
   совсем не знал. Он никогда ее не узнает. Она потерялась на этих узких улицах.
   Среди желтых фонарей. Растворилась в потоке миллионов людей. Ее невозможно
   найти. Проскользнула как кошка, отбросив легкую тень на его жизнь.
   Он пошел в ванную, встал под теплые струи воды. Как ему хотелось, чтобы эта вода
   смыла все. Он станет прежним. Все пройдет. Но ничего не прошло...
   Как часто бывает, в паре один человек любит, а второй лишь позволяет, чтобы его
   любили. Как быть тому, который любит? Ему хорошо, он купается в любви, он
   счастлив. А как с тем, кто позволяет ? Он напрягается, ищет, ждет. Особенно
   странно, когда эти люди меняются местами. Любовь приходит к тому, кто позволял
   себя любить, а от того, который любил, она уходит. Все изменяется и далеко не в лучшую сторону. Какое-то время побыв вместе люди узнают друг друга, они привыкают друг к другу. Расставаться - значит рвать то, что было. Зарывать в могилу прошлое. Но если оно время от времени раскапывает могилу, и воспоминания приходят с новой силой. Что делать? Говорят, что время лучший доктор. Наверное, это так. Но когда твое чувство разбито по какой-либо причине, чтобы залечить эту рану нужно очень много времени и сил. И, наверное, если это была настоящая любовь, она уже никогда не вернется с той же силой. Отдав все, ты не сможешь так же отдать все другому человеку. Потому что у тебя его просто нет. Остается только одно, позволить себя любить. Обмануть себя привычкой. Связать себя узами брака и больше ничего не чувствовать и не стремиться. А нужна ли любовь? Никто не знает. Она приходит не спросясь нашего мнения по этому поводу. Строя воздушные замки, ты остался у разбитого корыта.
   Он вышел из душа. Было паршиво. Закурил. Стало еще хуже. Найти и потерять за одну ночь. Можно писать роман. Он взял газету. Просмотрел объявления о приеме на работу. Набрал первый попавшийся номер телефона. Объявление было красочным и сулило все прелести жизни тому, кто станет барменом в каком-то ночном клубе. В трубке послышался далекий, но зовущий женский голос:
   - Клуб "Оркидз", чем могу помочь?
   - Я по объявлению. Ищу работу.
   - Секундочку, сейчас соединю.
   Пока в трубке звучала музыка, он думал, что, может быть, стоило подыскать работу
   получше.
   - Да, - трубка проснулась
   - Я ищу работу.
   - Чем я могу помочь?
   - Вы давали объявление, что вам нужен бармен.
   - Приходите сегодня к девяти вечера. Отработаете, а тогда поговорим.
   Все, уже поздно. Он решил, что все так должно быть. Это дорога его жизни. Он
   закрыл глаза. Все, что было, уже прошло, осталась усталость и желание заполнить
   свою жизнь новым смыслом. Ведь так уж повелось, что ничто в природе не терпит
   пустоты. А в нем сейчас было пусто...
  
   7.
  
   Она кружилась перед зеркалом. Юное создание, полное планов на будущее. Она хотела
   стать балериной. Никто так не мог танцевать, как она. На всю округу. Она
   отдавалась танцу полностью. Это была ее жизнь. Ее среда. Она жила танцем и
   танцевала как жила. Родители были небогатыми людьми, поэтому не могли отправить
   ее учиться в престижную хореографическую школу. А как она хотела, жить танцем, в свете театральных софитов. Школьные годы закончились. Ей нужно было выбирать
   свое будущее, но все, что сулила ей жизнь, это была ферма. Когда мысли об этом приходили в ее прекрасную голову, танец заканчивался.
   - Джил, я жду тебя уже семь минут. Иди, помоги мне по хозяйству.
   Ее мать была хорошим, но строгим человеком. Ее отец болел, и поэтому вся тяжесть
   заботы о хозяйстве лежала на плечах матери. Джил терпеть не могла эту ферму. Она
   не переносила того, что в будущем ей тоже придется стать женой фермера, который
   будет вечерами приходить домой, брать бутылку пива из холодильника и падать
   перед телевизором. Но это то, что ее ждало. Настроение испортилось. Она уже
   решила, что сбежит из дому и поедет в большой город, чтобы стать балериной. Она
   даже накопила немного денег для этой поездки. И скорее всего она сбежит сегодня
   вечером, когда все улягутся спать.
   - Джил, несносная девчонка, сколько тебя можно ждать? - голос матери приобретал
   нотки раздражения.
   - Иду, мама! - как ей надоело все это. Раздражение происходящим уже начинало
   зудеть в ее голове назойливой мухой. Так всегда бывает, когда что-то не по-твоему.
   В юном возрасте тебе кажется, что весь мир принадлежит тебе, но кто-то
   пытается отобрать у тебя ключи от твоего имущества.
   Она отвернула зеркало к стене и, хлопнув дверью, вышла.
   - Я думала, что уже тебя не дождусь. Ты постоянно чем-то занята, ты постоянно
   витаешь в своих мечтах. Я стараюсь, чтобы прокормить и одеть тебя, а тебе и дела
   до этого нет...
   Она знала, что ворчание матери само по себе прекратится, если не трогать ее. Она
   привыкла сносить все, что ей скажут. Ее это уже не утомляло и не злило. Просто
   это есть и никуда от этого не сбежишь. Мать ворчала, а она не слушала. Она опять
   была далеко от этой фермы, от этого дома, от этих проблем. Она убиралась на
   кухне, а в своем воображении танцевала в огромном зале, где не было никого, только
   она и вечная как мир музыка. Ее танец был легок и прозрачен, как майский ветерок.
   Ее руки описывали очередной круг, вдруг она зацепила рукой чашку. Та грохнулась
   на пол с противным звоном. Музыка вдруг оборвалась на самой высокой ноте. Завыла
   пустота. Звон разбитой чашки стал для нее последней каплей. Как несправедлива
   жизнь. Особенно к слабым и беззащитным.
   - Ты опять разбила что-то, несносная девчонка! От тебя одни убытки. Перебила всю
   посуду...
   Мать, войдя в кухню, опять завела свою песню. Она в слезах бросилась и выбежала
   из кухни. Влетела вверх по ступенькам и закрылась в своей комнате. Мать звала
   ее, стучала в дверь, но она не отпирала. Слезы лились из глаз. Она знала, что
   если выйдет из комнаты, то мать обнимет, пожалеет и успокоит. Но ей не хотелось
   этого. Она хотела, чтобы ее оставили в покое все на свете. Ей хотелось бежать. И
   она сбежала в эту же ночь, тихо выбралась из дома, стараясь не скрипеть ступенями
   и не хлопать дверью. Оставила после себя записку : "Я ушла искать себя". Не
   думая о том, что оставляет позади, лишь надеясь на светлое завтра.
   Дорога была пуста. Глубокая ночь, вокруг никого. Она быстро шла
   от своего дома. Ночь была теплой, сверчки стрекотали во всю мощь. Когда она
   свернула за поворот, ей вдруг захотелось вернуться. Если бы она так сделала,
   никто бы даже не заметил ее отсутствия. Но она шла дальше. Весь мир вдруг
   превращается в пустыню, когда ты остаешься один на один с ним. Нет больше той
   ласки, которую излучают по отношению к тебе близкие люди. Больше нет того, к
   чему так привык за долгое время, особенно если этим временем была вся твоя
   недолгая жизнь. Но где-то глубоко в подсознании сидит маленький человечек,
   который говорит, что только пройдя через пустыню ты сможешь найти себя. Но мало
   кто понимает, что если избрать неверное направление, можно потерять цель.
   Потерять себя, утонуть в окружающем и никогда не всплыть. Этот мир, когда мы
   видим его только своими глазами, открывается нам именно таким, каким он есть.
   Иногда это встречается в сказках, когда герой оказывается у камня на
   перекрестке. Но жизнь тем и отличается от сказки, что мы выбираем дорогу, о
   которой нам никто не может рассказать. Мы все слепы настолько, что можем
   разглядеть только то, что под носом. Мы только предполагаем, а управляет всем
   какой-то невидимый Игрок. И только Он знает, какой пешке предстоит стать ферзем,
   а кто так и сгинет в своей незавидной роли. Но в этом и есть прелесть свободы.
   Она то любит тебя, то поворачивается к тебе задом.
   Она шла. По своей дороге. И больше никому на свете эту дорогу не суждено было
   пройти. Она сделала первый шаг в неизвестность. В пропасть или к небесам? Она
   переступила первый в своей жизни перекресток, повзрослев быстро и без длинных
   прелюдий. Слезы высохли, обиды не стало. Только вперед.
   - Простите, может вас подвезти,- за своими мыслями она не услышала, как сзади
   подъехала машина. Это был большой грузовик. Водителем был человек с морщинистым
   лицом. Совершенно незнакомый. От резкого звука она вдруг очнулась.
   - Я спрашиваю, вас подвезти. Я еду в Феникс,- снова заговорил он.
   - Да спасибо,- она взобралась в кабину к незнакомому человеку. Но что-то
   подсказывало ей, что его не стоит бояться.
   - Вы куда направляетесь в столь поздний час. На дороге совсем небезопасно?
   - В Феникс, к тете.
   - Красная шапочка? Вас отправила мать? Ночью? Одну? С пустыми руками? - он
   потешался над ее нелепой ложью.
   - Нет, я не Красная шапочка. Я сбежала из дому,- звучало как шутка, но это и была
   правда. Но правда, сказанная в такой момент, не вызывает доверия. В том и есть
   особенность человека. Все в его жизни зависит от мгновения, от той части дороги,
   на которой он сам находится. Ты можешь собрать вокруг себя какое-то количество
   людей и говорить им откровенную ложь. И они будут тебе верить, потому что они
   настроены верить. Или, наоборот, будешь говорить правду и никто не поверит тебе,
   потому что они не настроены или же твоя правда слишком откровенна.
   - Ну и шуточки у вас, - он улыбнулся, - впрочем, какая разница? Куда хотите, туда
   и отправляйтесь, какое мне до этого дело. Я еду в Феникс, вы тоже. Я вас
   подобрал. Мне будет не скучно. Вам тоже не придется бить свои ноги. Хотите, я
   вам о себе расскажу?
   В ответ она только кивнула головой. Она еще не знала этого правила, что все
   откровенны только с незнакомыми. И всем хочется найти кого-то, с кем бы можно
   было быть откровенным.
   Он рассказывал ей о своей семье. У него была дочь приблизительно ее возраста и
   сын, который учится в каком-то колледже. И ради того, чтобы прокормить свою семью и выучить сына он должен вкалывать сутками, не вылезая из-за руля. Его рассказ был долгим, а, может, она просто устала. Под его разговор она просто заснула. Тихо и не заметно. Он закончил, попытался что-то спросить и умолк. Она
   спала. Тихим детским сном. Ему вдруг стало как-то теплее. Так тихо она сопела
   свернувшись калачиком на соседнем сидении. Он накрыл ее пледом и вдруг вспомнил
   собственное детство.
   У каждого из нас своя дорога, но на перекрестках иногда наши дороги
   пересекаются. И встречая других, мы как бы встречаем самих себя. Натура человека
   похожа на бриллиант, так она многогранна. Встречая другого, мы видим отражение
   своей грани. Вот откуда наши симпатии и антипатии. Все от того, насколько
   встретившийся тебе на пути человек похож на тебя самого. И самое сокровенное в
   нас не может испортить ни жестокость, ни честолюбие, ни зависть. Оно спрятано
   где-то далеко, но встретив другого человека мы как бы открываем ему дверь.
   Самое сокровенное - это любовь. В разных ее проявлениях.
   День начинал входить в свои права. Солнце поднималось над горизонтом.
   Приближался город. Она проснулась. Все было очень необычно. Этот человек за
   рулем, эта кабина, пейзаж вокруг.
   - Доброе утро, девушка. Вы так быстро заснули, что я даже не успел спросить как
   вас зовут.
   - Джил
   - А я Джон Джонсон.
   - Смешно, у вас имя и фамилия одинаковы.
   - Да, такая уж была прихоть у моего батюшки. Он был фермером.
   Ей вдруг стало страшно. Что там твориться дома. Наверное, ее уже хватились. Но
   страх ушел так же быстро, как и появился. Она была уже далека от своего дома.
   Наверное, ее никто уже не найдет. Впереди открывался город. Новый, как с иголочки,
   в лучах утреннего солнца. Все было так красиво и так вновь, что страху не
   оставалось места.
   - Вы знаете здесь недорогую гостиницу?
   - Да, это "Хемптон". Там недорого и прилично. Я отвезу вас туда, если хотите.
   - Пожалуйста. Что я вам должна?
   - Оставьте. Должны же мы делать друг другу добро хоть изредка,- он опять
   улыбнулся. Такое бывает в этом сошедшем с ума мире, когда вдруг люди ничего от
   тебя не хотят. Для нее это тоже было вновь. Но было так радостно. Отчего-то ей
   вдруг показалось, что этот водитель самый родной для нее человек на свете.
   Хотелось его обнять и потереться щекой о его небритый подбородок.
   - Вот и приехали, - машина остановилась у старомодного здания с колоннами.
   "Отель Хемптон" гордо гласила табличка. Хотя это была не многозвездная
   гостиница с лакеями у двери и начищенными до блеска полами, но все с чего-то
   начинают. Она улыбнулась собственным мыслям.
   - Вот, возьмите,- водитель протянул ей бумажку с номером телефона,- если вам
   будет одиноко, звоните,- он снова улыбнулся.
   - Спасибо. Я пойду?
   - Удачи.
   Она вышла из кабины. Дверь захлопнулась за ее спиной. Машина взревела и скрылась
   за поворотом. Она стояла одна на тротуаре. Вокруг сновали люди. Но никто не
   обращал на нее внимание. Почему-то снова стало жутко. Она почувствовала вакуум
   вокруг себя. Совсем не так она представляла себе свое будущее. А представляла ли
   она как это будущее должно начаться? Она вошла в гостиничный холл. Вошла в свою
   новую жизнь. Просто, оставив прошлое позади.
   - Чем могу служить? - это была пожилая суховатая леди из старых фильмов о
   викторианской эпохе.
   - Мне нужна комната на какое-то время, пока не подыщу себе квартиру.
   - Вам нужен номер на одного с душем и телефоном?
   - Да.
   - Семь долларов сорок центов.
   - Хорошо.
   - Заполните бумаги,- она протянула Джил маленький листок.
   Казалось, и это была правда, что этой даме было глубоко наплевать на то, кто
   перед ней стоит.
   - Ваш номер триста три,- дама даже не взглянула на заполненный листок,- вот ключ.
   Она поднялась на третий этаж по скрипучим ступеням. Лифтом даже не пахло в этом здании. Казалось, оно было построено еще до гражданской войны. Найдя свой номер,
   повернула ключ в замочной скважине и вошла в свой новый дом. Окна выходили на жилой квартал. Город уже проснулся и гудел как растревоженный улей. В окнах
   домов отражалось солнце. Но эти окна были чужими. Ее никто не ждал в этом скоплении людей. Для всех них она была просто каплей в их луже. Одной больше, одной меньше, кто будет об этом переживать. Пустота вокруг, пустота внутри.
   Почему-то захотелось плакать. Одиночество и усталость. Это так тяжело вдруг осознать, что совершенно никому на свете ты не нужен. Что все, что было хорошего в твоей жизни, уже позади. Но в равной степени приятно осознавать, что все впереди. Это волнует. Это возбуждает. Но в ней сейчас говорила только усталость.
   Она приняла душ и легла в постель. Она была свежа как дома. Слеза прокатилась по
   ее щеке. Но усталость брала свое, и она тихо уснула.
   Спи, крошка, под шум деревьев. Спи, детка, под воркование голубей. Спи, а я буду
   рядом. Буду беречь твой сон. Прогоню страхи, прогоню боль и обиду. Спи, малыш,
   завтра будет новый день. Ты откроешь свои светлые глаза, и солнце улыбнется лишь
   тебе. И в твоих волосах снова будут играть солнечные зайчики. Спи, а завтра мы
   пойдем к воде. К журчащему в лесу ручейку, или к пенящемуся волнами морю. Весь
   мир будет у твоих ног. А пока спи...
  
   8.
  
   Когда тебя сминает комом проблем, не очень хочется веселиться. Не хочется ни
   друзей, ни знакомых. Никого. Хочется закрыться в своем мирке и курить в тишине.
   Хочется, чтобы пустота вокруг, как пылесос, вытянула из головы и сердца все то,
   что там осталось от прошлого. В детстве можно было спрятаться под кровать или
   под стол. Придумать свой мир. Со своими правилами и законами. Становясь
   взрослыми мы обрастаем привычками, предрассудками, прошлым. Мы вырастаем из
   коротких штанишек и пальтишек. Мы надеваем галстуки, костюмы и улыбки.
   Причесываем и приглаживаем волосы и поступки. Полируем туфли и речь. Но все же
   остаемся теми же детьми. Живем по придуманным правилам, но мечтаем построить свой собственный мир на осколках детской мечты. Наши игрушки становятся все дороже.
   Наши игры все более жестоки и расчетливы. Но мы так же разбиваем колени в кровь,
   когда вдруг препятствие появляется на нашем пути. Мы также плачем по ночам. Нас
   также преследует желание вырасти и все забыть. И вот однажды, в очередной раз
   оказавшись у разбитого корыта, делаем резкий поворот и отпускаем вожжи. Пусть
   все будет как должно. Пусть слепая судьба сама бросает кости. И кому-то везет. У
   кого-то есть семья, дети и тихое счастье в маленьком доме на берегу моря. А
   кто-то погибает, так и не добравшись до своего воздушного замка. Но все мы в одинаковой мере счастливы и несчастны. Ведь всегда до полного удовлетворения
   чего-то не хватает. Любовь, как призрак ходит где-то рядом. Но ее не купить, не
   выиграть в лотерею. Мы ждем ее, ищем ее, пытаемся ее заменить. Но она
   ускользает. Есть такая история. Бог создал человека с одним крылом. Но никто не
   может летать с одним крылом. И когда встречаются два однокрылых человека,
   соединяясь вместе, они могут летать. Но для того, чтобы летать, нужны силы. К
   сожалению, я никогда не встречал людей, которые летали бы всю жизнь и так же, на крыльях, упорхнули в вечность. Больше тех, которые падают и разбиваются. Любовь -
   это жертва. Ради того, чтобы человек, которому нужно твое крыло, не рухнул. И,
   несмотря на то, что все падают, никто не отказывается от возможности полетать.
   Вот только выпадает она редко. А кому-то и никогда. Наверное, если построить
   башню из разбитых сердец, она может вырасти до солнца и перекрыть его свет. Как
   много на этой земле людей с переломанными крыльями. Как много опустыненных душ.
   Как много мокрых от слез наволочек и разбитых в отчаянье тарелок. И как много
   написано романов под впечатлением потерянной любви. Но вновь и вновь, несмотря
   ни на что мы пытаемся найти то единственное крыло, чтобы вновь взмыть к звездам.
   И вновь мы готовы все отдать за краткий миг полета...
   Он вышел из дому. Ему ужасно этого не хотелось. Стоять у барной стойки ночного
   стрип - клуба - не самое лучшее занятие для мужчины. Но работать нужно, чтобы
   прокормить себя и хоть на какое-то время забыться после потрясения.
   Город потихоньку начинал переходить к ночному ритму. Рабочие кварталы пустели.
   Люди приходили в свои дома к своим семьям. Мужья целовали жен и играли с детьми.
   Жены накрывали стол и с тихой радостью наблюдали за тем, как исчезают с тарелок
   приготовленные ими яства. Кто-то ругался, пытаясь выяснить отношения. Кто-то
   писал стихи и пел серенады. Кто-то пропивал последние деньги в заштатном баре.
   Вечером все краски становятся тише. Приглушеннее. Что-то замирает, а что-то
   наоборот оживает. Жизнь делает свой новый виток. И все ждут новый день.
   А он шел по улицам, залитым огнями реклам и светом витрин закрывающихся
   магазинов и думал о том, что странно, что и его жизнь делает новый виток именно
   ночью.
   Клуб "Оркидз" был в пяти кварталах от того места, где он жил. Наверное, это было
   не самое плохое место. Реклама этого клуба звала поразвлечься. Была готова новая
   программа. Он вошел в зал, его встретил охранник.
   - Вы куда?
   - Мне предложили здесь работу бармена.
   - Поднимитесь по лестнице на второй этаж. Спросите мистера Дрю,- охранник
   деловито указал на ступеньки.
   Мистером Дрю оказался лысоватый человечек лет пятидесяти. Как и положено
   большому боссу, он был маленького роста и большого объема. Сигарный дым стоял в его кабинете сизой пеленой. Наверное, со своей сигарой он не расставался никогда.
   - Здравствуйте, мистер Дрю. Я Дон Малколм. Я звонил вам сегодня по поводу работы.
   Мистер Дрю поднялся со своего кресла.
   - А, вот вы какой! Ну проходите. Хотите немного виски?
   - Спасибо, я не пью. Особенно на работе,- он старался быть веселым. Получалось
   ли у него или нет, об этом мог судить только Дрю. Но он промолчал.
   - Итак, к нашим делам. Вы хотите работу. Я вам предлагаю пять долларов в час и
   ваши чаевые.
   - Меня это вполне устроит.
   - Я надеюсь, что меня тоже,- Дрю улыбнулся. Как-то натянуто и нервно, - мы
   вынуждены были уволить нашего бармена за нерадивость. Он имел привычку
   опаздывать на работу. К тому же пил как черт. Меня радует, что вы не пьете.
   Дрю ткнул какую-то кнопку на столе, и через минуту в дверном проеме показалась
   милая головка с длинными ногами.
   - Клер, проводи мистера. Это наш новый бармен. Его зовут...,- Дрю замялся
   - Дон
   - Именно. Проводи Дона к его "станку",- шутка вышла неуместной, но ему почему-то
   она показалась смешной. Дрю хлопнул себя по колену,- Можете идти работать к
   "станку"...,- он рассмеялся и почему-то по-дружески хлопнул Дона по плечу.
   Всю дорогу в зал Клер болтала без умолку. Она пыталась как-то расспросить Дона о
   том, где он работал и как решил подобрать работу в этом бардаке. Он отшучивался,
   но как-то резко и без энтузиазма. "Мрачноватый тип. Наверное, серьезный и
   занудливый", - был ее вывод. Подведя его к стойке, она показала, где и что
   находится.
   - Я буду рядом, я работаю официанткой. Если чего не знаешь, спрашивай.
   К ним подошли еще три молоденькие девушки.
   - Это Меган, Долли и Ирен,- представила их Клер,- а это наш новый бармен, молчун
   Дон.
   Девушки улыбались, а Ирен почему-то покраснела.
   Это был его первый вечер в этом клубе. А потом были еще ночи. Работал он через
   вечер. Его сменщиком был Кен, очень похожий на своего кукольного тезку. Та же
   улыбка в миллион долларов и та же пустая голова. Все, о чем думал этот Кен, были
   девочки, травка и клубная жизнь. А, в общем, за неделю он привык. Даже иногда стал
   подшучивать с Ирен. Ему нравился детский румянец на ее щеках. Он появлялся
   всегда, когда Дон пытался с ней говорить. Самая болтливая из всей компании была
   Клер. Уже через неделю он узнал, что Дрю не настоящий хозяин заведения. А всем
   управляет какой-то воротила из Чикаго. Все устоялось и утряслось. Так бывает
   всегда, когда меняешь обстановку. Этот клуб был не лучшим местом, но на наших жизненных дорогах встречаются и стоянки, когда нужно переждать и потерпеть. Это
   как светофор. Красный свет тоже имеет право на существование, как и все
   остальные. "Нет", как не прискорбно нам иногда осознавать, тоже ответ и зачастую
   самый правильный. В жизни нужно уметь все. И прошибать стены головой и подождать
   у закрытой двери. Жизнь Дона не закончится в этой забегаловке. Просто это такой момент. Хотя хуже всего на свете ждать и догонять...
   Работа была не из приятных, но почему-то, приходя домой, усталый и пустой, он
   ждал следующего рабочего дня как манны небесной. Это стало смыслом жизни.
   Временным, но все же...
  
   9.
  
   Джим вдруг проснулся. Не то чтобы он крепко спал. Он проснулся как-то вдруг и
   неожиданно. Как будто его кто-то толкнул. Он лежал на кровати и не мог прийти в
   себя. Руки тряслись как от сильного похмелья. В голове было пусто как в бочке.
   Любая мысль, возникшая вдруг, ударялась о стенки его мозга со страшным грохотом.
   Какое-то время он не мог понять, где находится. Лишь постепенно возвращалась
   картина прошлого вечера. Он остановился в мотеле. Где-то на дороге. И
   встретил... Джил! Все становилось на свои места, постепенно открывая истинную картину того, что с ним происходило. Джил. Вот то, что потревожило его спящую душу. Детские воспоминания и какое-то новое, доселе неизведанное чувство. Он лежал на кровати и приходил в себя. Но как-то странно. Вдруг в дверь постучали.
   - Кто там?
   - Это я, Джил. Когда ты будешь завтракать?
   - Пройди, Джил.
   - Не сейчас. Я занята. Так когда?
   - Который сейчас час?
   - Половина десятого.
   - Господи, я проспал двенадцать часов.
   Дверь открылась. Вошла Джил.
   - Я тороплюсь, когда тебе готовить завтрак?
   - О, доброе утро, миссис "Я тороплюсь"
   - Я сейчас уйду, если ты будешь паясничать.
   - Прости. Я спущусь через пол часа.
   - Хорошо.
   Дверь захлопнулась, и по ступенькам застучали ее каблуки.
   "Убежала. Чего она боится? Или впрямь занята?" - он медленно вылез из постели и
   побрел в душ, шаркая по полу.
   Холодная вода из крана немного привела его в чувство. В голове зазвучала
   какая-то мелодия. Так, напевая ее себе под нос, он вышел в комнату. "...А жизнь
   продолжается..." Сумбур его мыслей стал вдруг медленно превращаться в слова той
   песни, что звучала в его голове. "...Если ты не против, детка, давай сбежим в
   Лас-Вегас..." Но кроме этой фразы больше ничего не появлялось. Как странно, он
   слышал эту песню миллион раз, но не помнил ее текста. Так уж бывает, мы видим и
   слышим что-нибудь, но как во сне, и вот однажды мы просыпаемся и не можем
   вспомнить ничего из того, что нас окружало, и чем мы когда-то дорожили. Знакомые
   лица вдруг размываются, оставляя только смутный отпечаток, как на обесцветившейся
   фотографии.
   В окно светило солнце. Его лучи пробивались даже через плотные жалюзи. В лучиках
   играла пыль. Душ окончательно разбудил его. Отчего-то стало тепло и приятно,
   ожидание чего-то нового пробуждало странные предчувствия. Объездив полмира, ты
   вдруг очнулся в мотеле, где кроме тебя есть только хозяева. Тишина и никого
   вокруг. Где-то его дорога, но ему до нее почему-то нет дела. Хочется
   остановиться, передохнуть от этой гонки с препятствиями. А потом, может быть, с
   новыми силами ринуться в бой.
   Он спускался по лестнице медленно, постепенно приближаясь к тому месту, где его
   ждала неизбывная спутница холостяцкой жизни, яичница с беконом. Он уже слышал ее
   запах, она манила к себе. Но почему-то самым приятным было не предвкушение
   предстоящего завтрака, а то, что он приготовлен именно Джил и никем другим.
   - Доброе утро! - за столом уже сидел ее муж и медленно, почитывая газету, пил
   свой кофе.
   - М-гу,- промычал он в ответ что-то невнятно, дожевывая шоколадный пончик.
   - Что новенького в мире творится? - Джим пытался завязать разговор.
   - Простите, я очень занят, - ответил он, и прокричав каким-то натянутым голосом
   нечто вроде "...Спасибо Джил...", забрав газету, быстро удалился.
   - Да, не очень-то приветливый у тебя муженек,- заметил Джим входящей женщине.
   - Дела идут совсем плохо. Ты наш первый постоялец за эту неделю.
   - При таком бизнесе можно и без штанов остаться,- Джим пытался пошутить, но его
   никто не слушал. Джил была задумчива. Ее мысли витали уже где-то в другом месте.
   Она была непомерно озабочена и выглядела ужасно уставшей.
   - Эй, Джил, а где моя яичница?
   - Прости,- она быстро переставила блюдо со стойки бара на стол.
   - Хотела меня без завтрака оставить?
   - Ты не против, если я телевизор включу?
   - Отчего же, хоть кто-то живой появится в этом пустом мире.
   Джил снова не обратила никакого внимания на едкое замечание Джима. Нажала
   кнопку на пульте, и черный ящик под потолком заговорил ничего не выражающим
   голосом ведущего : "...И о погоде..."
   Это было то, что сейчас меньше всего волновало Джима. Все самое важное для него
   сейчас не зависело от погоды. Почему-то снова захотелось забросить чемодан и
   уехать навсегда из жизни этих людей, не оставив ни единого следа. Но что-то
   подсказывало ему, что, наверное, в первый раз в жизни он очутился в нужном месте и
   в самое нужное время. В этом месте, как в сущности и в его жизни, все имело свое
   особое предназначение и абсолютно ни от чего не зависело. Здесь пахло какой-то
   неразгаданной тайной, сути которой наверное так никто и не поймет. Потому что
   никому и не нужна эта тайна. В общем, маленькое подобие его существования. Только
   почему-то было непонятно, что среди всего этого делает Она.
   Джил стояла, прислонившись к стойке бара, повернувшись к нему спиной, и тихо
   утирала слезы. Обратив внимание на непроизвольные движения ее рук, Джим подошел
   и обнял ее за плечи:
   - Джил, что с тобой...
   - Не стоит,- она увернулась от его объятий и ушла за занавесь из бамбуковых палочек.
   - Где-то я это видел... Дежавю.
   Вам никогда не казалось, что все в нашей жизни, вплоть до мельчайших подробностей, уже кем-то и когда-то предопределено. Мы стараемся добиться желаемого результата, но где-то в глубине разума понимаем, что если не будет на то воли слепого случая, все наши планы полетят в тартарары, какие бы мы не прикладывали усилия к изменению создавшегося положения. Кто-то старательно дергает за ниточки, и если мы в приступе отчаянья рвем их, то наши руки в немом бессилии опускаются и, постояв, мы снова молим кого-то вернуть нас в прежнее положение. И круг замыкается вновь.
   Джим без аппетита доел свой завтрак и вышел на улицу, так и не ответив на
   мучавший его вопрос. Джил стояла за занавесью и наблюдала. Она уже начинала
   понимать, что все, что она делала в своей жизни, было лишь прелюдией сегодняшнего дня. Вдруг вспомнился тот момент, когда она сбежала из дома. Слезы высохли. Их соль немного щипала кожу. Все вдруг встало на свои места. Раз, два, три, четыре, пять... Я иду искать.
  
   10.
  
   Дон снова шел на работу. Он уже перестал думать о тех событиях, которые так
   круто повернули его жизнь. Никогда не знаешь, где потеряешь и где сможешь снова
   обрести. Путь был коротким, но настроение вечера пятницы соответствовало, и ему
   почему-то вспомнилось детство. Воспоминания всплыли вдруг так ярко, как будто
   вспышка ослепительного света осветила самые потаенные уголки его памяти...
   Он жил в маленьком городке. Что его ждало впереди, даже если он удачно окончит школу? Родители никак не могли обеспечить ему дальнейшую учебу в престижном учебном заведении. Но его пока это не волновало. Он шел из школы с огромным фингалом под глазом. Это был толстяк Джек. Он задирался ко всем, особенно доставалось Дону. Просто он был самый маленький в классе. И чего только большие пристают к маленьким, неужели не могут найти более достойного применения своим силам? Дон медленно шел к своему дому. Крупные слезы обиды скатывались по его щекам. Обидно было даже не оттого, что ему досталось от Джека. Просто его друг, Питер, стоял в стороне, смотрел на происходящее и никак не заступился за него. "Если бы мы были вдвоем, мы бы показали этому пирожку с кремом. А так..." Первое предательство в своей жизни Дон уже пережил. И ощущения от этого были далеко не из самых приятных. Его просто никто не учил, что можно спрятаться и, предав друга, остаться нетронутым. Он верил в дружбу. Детские книжки еще не совсем выветрились из его головы, поэтому идеал отношений с печатью "навеки" еще существовал.
   Разные мысли роились в его голове, он настолько был в них погружен, что не
   заметил, что идет прямо на дремавшего на асфальте бездомного. Столкновение
   приближалось. Вдруг бездомный проснулся:
   - Эй, малец, ты сейчас оттопчешь мне ноги!
   От этого окрика Дон очнулся.
   - Простите, я не хотел...,- он не знал как себя вести, слова вдруг вылетели из
   его головы.
   - Э, да ты плачешь. Что с тобой, маленький человек? - отчего-то Дону сейчас же
   захотелось все рассказать этому незнакомцу, все до самого конца.
   - Меня предал друг, - и слезы брызнули из его глаз с новой силой.
   - Малец, перестань поливать меня слезами. Подмочишь еще сильнее мою и так
   не просыхающую репутацию. Садись рядом, рассказывай, только без слез,- он
   протянул Дону газету. Дон уселся на прохладный асфальт и вылил всю свою душу
   этому человеку. И его не волновало, что человек был неопрятно одет и от него
   разило виски за целую милю. На душе вдруг стало легче.
   - Вот оно значит что... Послушай,- человек положил свою грязную руку на плечо
   Дона.- На самом деле, мы никому и на ... не нужны в этом мире. Мы приходим в него
   одни и уходим в одиночестве. По сути, и нам самим никто не нужен. То, что тебя
   сегодня предал друг, это вовсе не его вина. Просто своя рубашка,- он потрепал
   свою грязную футболку,- ближе к телу. Научись принимать все как должно и тебе
   будет легче. Вот я, многие смотрят на меня с осуждением. Для них я просто
   грязный алкоголик. Они даже пугают мною своих детей. А я ведь во многом лучше их
   всех. Я не собираюсь убивать, обманывать или делать еще какие-либо гадости,
   которые делают они ради денег или положения в обществе. Я нашел свое место в этой
   жизни. И пусть оно неприглядно выглядит для других. Но, по крайней мере, оно мое.
   Мне хорошо сидеть здесь, и мне плевать, что об этом думают другие. Тебе еще
   придется пройти много дорог, в отличие от меня, чья дорога подходит к концу,- он
   улыбнулся беззубой улыбкой,- Запомни урок старого нищего: никогда не пресмыкайся
   и не приспосабливайся под потребности других. Они не нужны тебе. Твое место и
   так никто не сможет занять. Оно принадлежит только тебе...
   Это действительно был очень важный урок. Дон никогда не забудет эти слова, пусть
   даже мир перевернется с ног на голову. Он будет помнить только одно, его жизнь
   только в его руках и никто ничего не сможет изменить. Никто и никогда не сможет
   помочь тебе найти твое собственное место в жизни. И второе, не менее важное. Нет
   мест, которые были бы позором или удачей. Просто у каждого свое место. И никто
   не займет твоего...
   Много времени прошло с той встречи с бездомным. Он даже не помнил, как его зовут,
   но это перевернуло его мир. Он стал жестким и текучим как песок. На притязания к
   своей персоне отвечал жестким отпором, и буквально на следующий день сильно
   избил своего всегдашнего обидчика. Кстати, это почему-то оказало свое влияние и
   на других. Его уже не дразнили. Да и мальчиком он просто перестал быть. А потом
   он просто забыл, что когда-то был ребенком. От тех, с кем нельзя быть жестким,
   он просто уходил. Чтобы самому не привязаться и не стать зависимым. Жизнь
   превратилась для него в один сплошной боксерский матч. Где выигрывал он сам, в
   борьбе с самим с собой, а остальное совсем не имело значения. Он выбарывал
   именно свое место.
   Его место, или временный причал, было сейчас у стойки ночного клуба. И пусть кто только скажет, что это самое плохое место. Он улыбнулся про себя при этой мысли. Он шел на работу. И все вокруг уже стало ему знакомым. Даже проститутки, стоявшие в ожидании своих клиентов, знали его по имени. И никто не обсуждал его за спиной.
   Все было ясно как днем. Никаких недосказанностей. Никаких условностей. Девочки
   танцуют на сцене, он наливает клиентам то, что им нужно. Никто не прав и не
   виноват. Просто каждый на своем месте...
   Отчего вдруг к человеку приходят подобные мысли? Отчего он вдруг вспоминает
   прошлое, которое за давностью, в сущности, потеряло значение. Чаще всего это
   происходит во время очередного поворота колеса жизни. Что-то должно измениться.
   Вернее, наконец обрести свое статическое положение. Что ждет нас за поворотом?
   Только то, что приготовило нам Провидение. И не больше. Не надейся на что-то
   неожиданное. Перед тобой просто поворот...
   - Привет, Дон! - Клер встречала его с порога.- Сегодня у нас что-то особенное в
   программе. Пригласили местную знаменитость. Так, как танцует она, так танцевать
   просто невозможно!
   - А чего ты мне это прямо с порога? И, вообще, что может в этой забегаловке быть
   такого, чего бы я не видел? Что, грудь у нее свисает до пола?
   - Да ну тебя! - Клер сморщила задиристый носик,- Ты просто не видел то, что уже
   однажды видела я. Вообще, зайди в зал, посмотри, ты часто видел у нас такой
   аншлаг?
   Зал клуба был действительно набит настолько, что яблоку было даже не то, что
   упасть, а даже протолкнуть свой хвостик. Ему стоило труда пробраться на свое рабочее место. Аншлаг был просто невиданным. Самое интересное, что спиртное стало подходить к концу еще до начала программы, и Дону пришлось послать за новой порцией алкоголя в подвал. Люди, собравшиеся в клубе, ждали чего-то действительно необычного. В воздухе веяло напряжением.
   Программа началась вяло. Публика реагировала как-то совсем слабо на то, что
   происходило на сцене. Дону же, по правде говоря, было абсолютно все равно, что
   происходило вокруг. Единственное было приятно, что количество чаевых банкнот в его кармане росло. Он же метался за барной стойкой как борзая, обслуживая около десятка жаждущих глоток одновременно. И вдруг...
   Свет погас. На сцену вышел сам Дрю. Это было удивительно. Но более необычным
   была внезапная тишина, зависшая над залом.
   - Я знаю, ради чего вы все пришли. Вы скажете мне: Дрю, бросай болтать, давай
   нам ее! Я прав? - зал отозвался одобряющим гулом,- и я не буду мучить публику
   долгими преамбулами. Мне самому не терпится это сказать. А теперь, наш сияющий
   бриллиант,- гул усилился,- Линда!
   Дон вздрогнул. Линда? "Джек Дениелс" пролился на стойку. Он обернулся к сцене.
   Там, среди сияющих огней, стояла Она...
   В длинном черном платье и ее руки описывали знакомые грациозные дуги в воздухе.
   Она танцевала. Нет, не танцевала. Она купалась в музыке, плыла в ней. Это
   захватывало дух. Звезды, казалось, сошли с небес. Слезы наворачивались на глаза.
   Гармония заполнила собой все. Только Она и вечная музыка. Все остальное было не
   просто неважно, остального не существовало. Как-то с нее скользнуло платье и она
   вовсе стала растворима в луче света. Зал был тих. Если какой-то пьяный голос
   пытался прокомментировать происходящее, ему затыкали рот раньше.
   Дон стоял, не смея пошевелиться, чтобы не спугнуть случайно это видение. Первый
   раз в жизни он был захвачен врасплох. Ему хотелось бежать к сцене. Подхватить Ее
   на руки и унести куда-то далеко из этого грязного клуба. Туда, где никогда не прекращают цвести ромашки и небеса имеют цвет и глубину Ее глаз. А слов и вовсе не нужно. Ему хотелось раствориться в Ее танце. Ему хотелось прыгнуть в этот омут музыки. Ромашки на асфальте... Крыши домов... Старый фонарь... Линда... Он не мог оторвать глаз, а губы самопроизвольно беззвучно выписывали очертание звуков ее имени...
   У каждого свое место и никто, никогда на свете не может занять чужого. И никакое
   место для человека не может быть предосудительным. А красота... Она как роза,
   может расцвести и на помойке, и ничто не заставит ее перестать быть розой...
  
   11.
  
   Как иногда хаотично все происходит в нашей жизни. Мы порой не успеваем в оценке
   происходящего за событиями и чувствами, которые отчего-то вдруг заполняют наше
   естество. Порой совсем ничего не происходит. Мы торопим жизнь, стараемся бежать
   впереди паровоза. А порой совсем наоборот.
   Джил проснулась. Все было настолько необычно, что она сразу не могла вспомнить,
   как оказалась в этой серой комнате, полной каких-то звуков, запахов и вещей.
   Матери не было рядом, а за окнами бурлил и шевелился, как огромный муравейник,
   город, в котором она ни разу не была. Но потихоньку сознание к ней возвращалось.
   Она стала вспоминать, что вчера сбежала из дому. Приехала в Феникс и теперь
   живет в гостинице. Стало грустно оттого, что что-то знакомое и родное
   оказалось так далеко от нее, но в то же время радостно оттого, что что-то новое
   ждет ее впереди.
   Люди на перекрестках жизни. Наверное, именно так и определяется характер и
   поведение человека. На перекрестках. Никак не в повседневности, а в момент
   принятия решений. Это и есть пресловутый момент истины. И чем больше в жизни
   человека перекрестков, тем более неординарным и становиться его характер. Многие
   бояться двигаться куда-то оттого, что боятся этих самых перекрестков. Боятся
   принятия решений. Даже самых мизерных. Ведь решение несет за собой
   ответственность и т.д. Они останавливаются, пускают корни и рассказывают детям,
   а потом и внукам о том, как же все-таки прекрасно было их время, и как ужасно
   теперь живет новое поколение. А все только потому, что оно куда-то бежит.
   Старость же требует, чтобы все остановилось.
   В противовес им есть и другая категория людей, которые вечно на перекрестке.
   Они совсем ничему не учатся. От того, что движения в их жизни настолько много,
   что просто нет времени на то, чтобы пересмотреть и объективно взвесить ситуацию,
   возникшую вдруг. Им бы остановиться. Сойти с поезда на ближайшей станции.
   Окунуться в небо и расставить все по своим местам, так нет. Их манит дорога. Их
   занимает сам процесс и вовсе не важно, что окажется результатом.
   В середине, между этими двумя крайностями и находилась Джил. Тонко чувствовавшая
   происходящее, ей претило существование, пусть даже и стабильное, но все же не
   имеющее смысла прожигание жизни топтание на одном месте. У нее была мечта.
   Зовущая, манящая вдаль дорога. И вот первый перекресток. Она стояла и смотрела в
   окно на пробегающую мимо жизнь. На этих людей, куда-то спешащих по своим делам.
   Ее мечта начинала обретать формы. Но станет ли это именно тем, чего она ждала и
   на что надеялась. Не превратится ли этот перекресток в круг, из которого нет
   выхода? Это вопросы, которые возникли бы у любого человека, но Джил пока не
   задавалась ими, потому что не догадывалась об их существовании. Только вперед.
   Когда ты сжег мосты за собой, отступать больше некуда. Она хотела стать
   балериной. Она хотела танцевать. Остальное не имело значения...
   Она спустилась вниз. Хозяйка гостиницы стояла за стойкой, что-то подсчитывала и
   записывала свои расчеты в толстую книгу.
   - Простите,- немного смущенно обратилась к хозяйке Джил.
   - Да, милочка, как Вы устроились и чем я могу Вам помочь? - было такое ощущение,
   что она только и ждала, что Джил заговорит с ней.
   - Я хочу найти работу. Вы не могли бы подсказать мне способ?
   - А чем Вы собираетесь заняться?
   - Я хочу танцевать.
   - К сожалению, я не могу Вам помочь, так как ничего не знаю о шоу-бизнесе. Но у
   меня есть телефонная книга. Попробуйте найти адреса школ танца. Их здесь очень
   много. А где Вы думаете работать?
   - Было бы неплохо устроиться в какое-нибудь кафе. Я неплохо готовлю.
   - У меня есть одна знакомая, которой нужна сиделка для ее матери. Я вижу, что Вы
   порядочная девушка и могла бы Вас порекомендовать. А сколько Вам лет?
   - Девятнадцать.
   - О, Вы так молоды. Что же Вас заставило уехать из родительского дома?
   - Простите, мне сейчас трудно об этом говорить.
   - Конечно, милочка. Как знаете. Так Вам нужна моя рекомендация?
   - Да, если вас это не затруднит.
   - Ну, тогда давайте хоть познакомимся, а то я не буду знать, как вас представить.
   - Меня зовут Джил Гарланд.
   - А меня мисс Стоунротт.
   - Очень приятно.
   - Взаимно. Я позвоню своей знакомой и извещу Вас о результатах завтра. Не хотите
   ли чаю?
   "Теперь все понятно. Это английская леди. Пьет чай и говорит со странным акцентом", -
   Джил про себя усмехнулась.
   - Пожалуй, да. Я немного проголодалась с дороги.
   - Вы воспитанная девушка. Не в пример современной молодежи. Я позову Вас, когда
   чай будет готов. И мы еще с Вами поговорим.,- и она продолжила делать свои записи как ни в чем не бывало.
   Джил ничего не оставалось делать, как подняться в свою комнату. Викторианской
   эпохой сквозило во всем устройстве этой гостиницы. Начиная от одежды хозяйки до
   облупленной позолоты зеркальной рамы. Как будто кто-то нарочно привез кусок
   старой Англии на сохранение в американский мегаполис середины двадцатого века.
   Эта гостиница была разительным контрастом всего того, что происходило за ее окнами. Но Джил от чего-то здесь было спокойно. Она чувствовала себя в безопасной гавани. Все хорошее наверно и должно начинаться с британского снобизма, чтобы потом можно было прочувствовать всю полноту течения жизни. Она никогда не была в Англии, но что-то ей подсказывало, что именно так и жили ее предки на далеком Туманном Альбионе. Вечный чай, преферанс долгими вечерами и облупленная позолота рам...
   - Чай готов, милочка,- голос мисс Стоунротт проскрипел подобно старой половице.
   Джил спустилась, и добродушная хозяйка с лицом каменного гостя проводила ее в
   столовую. Черный чай парил в фарфоровых чашках. Она чувствовала себя как на празднике. Было непривычно тихо, тишину нарушало только тиканье напольных часов
   (и тут облупленная позолота). "Я Алиса, попавшая в зазеркалье. Где же здесь
   шляпник и мартовский заяц?",- Джил снова усмехнулась про себя. Окна столовой
   были занавешены тяжелыми плюшевыми шторами. Мебель была точеная от ножек до
   самых верхних перекладин спинок.
   - Присаживайтесь где Вам удобнее.
   - Спасибо.
   Мисс Стоунротт и впрямь оказалась милой женщиной. Или на Джил так подействовал
   горячий чай с плюшками. Но она чувствовала себя превосходно. Мисс Стоунротт
   рассказывала ей о своей жизни. Она была замужем, но быстро овдовела. Муж оставил
   ей в наследство эту гостиницу. Так как замужем она была недолго, она решила, что
   миссис для нее будет слишком и так и осталась мисс. "Чудно, однако", - для Джил,
   выросшей на ферме, подобные условности были совершенно пустым звуком. Детей у
   мисс Стоунротт тоже не было, поэтому бизнес она вела одна. Держать гостиницу в этой части города было делом не слишком прибыльным, хотя на оплату счетов и кусок хлеба хватало.
   Всего за час с небольшим Джил узнала все подробности из жизни хозяйки
   гостиницы. Наверное, у нее был дефицит общения, и поэтому она пользовалась
   подвернувшейся ей возможностью поговорить. И притом достаточно успешно. Странно, но, слушая ее, Джил думала о своем. Она снова видела себя на сцене, танцующую в свете софитов.
   Так уж случается, что мы не слышим тех, кто говорит с нами, потому что заняты
   собой. Ведь правдой в данном случае есть то, что самым приятным для нас есть
   звук нашего собственного имени.
   - Ну что ж, милочка, расскажите теперь о себе,- Джил вдруг встрепенулась. Что
   может она рассказать. Что сбежала из дому? Что пошла за мечтой? "Ну, уж кто-кто, а
   эта старая перечница меня не поймет".
   И Джил рассказала мисс Стоунротт сказку о своих родителях, которые отправили ее
   в город учиться танцу, увидя в ней задатки будущей звезды балетной сцены. Сказка
   получилась настолько красочной, приправлена столькими подробностями, что это
   вызвало невольное умиление у самой Джил. Красивая ложь так и лилась из нее
   рекой, обрастая все новыми и новыми подробностями. Мисс Стоунротт была в восторге. Ведь она уже думала, что порядочность в отношениях осталась в невообразимо далеком прошлом. Тут же ей на голову свалился ангел во плоти.
   - Я обязательно порекомендую Вас моей знакомой миссис Гримсби. Вы как нельзя
   лучше подходите на место сиделки ее матери. Вы просто милое дитя...
   Джил отчего-то стало горько.
   - Простите меня, мисс Стоунротт. Я, пожалуй, поднимусь к себе.
   - Да-да, милочка, идите, отдыхайте. Я разбужу Вас к завтраку.
   Джил снова поднялась в свою комнату. На город тихо опускалась ночь. Она зажигала
   звезды в небе, фонари и рекламную иллюминацию. Наверное, из-за последней звезд
   почти не было видно. Первый день Джил в новом мире подходил к концу. И завтра
   уже было не за горами. Джил легла, но сон не шел. Слишком много впечатлений для одного дня. Но что ждало ее завтра. В ней жила мечта. Она будила все фибры и
   душа Джил ждала, вытянувшись подобно струне. Город за окном не стихал. Он
   продолжал гудеть, только все более и более приглушенно. Усталость брала свое. И
   вот она стоит на сцене... Или это сон?...
  
   12.
  
   Джим копался в своем автомобиле. Что-то сломалось, а что -- непонятно. "Черт бы побрал эту старую железку!",- он пнул ногой покрышку. Сел и попробовал включить стартер. Машина прочихалась, но заводиться отказывалась. Все указывало на то, что он здесь застрял. Хотя, после беседы с Джил завтраком этого вовсе не хотелось. Он больше всего на свете хотел уехать из этого мотеля и навсегда забыть об этой встрече. Но хренова машина не заводилась. В голове было совершенно пусто. Он даже не мог себе представить причину того, отчего же все-таки машина не работает. Он не догадывался, но на его дороге тоже перекресток. Что-то должно было произойти. Его жизнь начала новый виток. Просто ее светофор пока показывал красный свет.
   Из головы не шел разговор с Джил. "Что-то у нее не так. И, по-моему, это как-то
   связано с жирным боровом, воображающим себя ее мужем." Джим закурил и сел на
   порог автомобиля. Мысли роились в его голове, но собрать их вместе он не мог. Да
   и по сути наверное не хотел. Были одни вопросы, на которые не находилось ответов. Но делать было нечего. И он отправился в свою комнату. День обещал быть жарким. Он достал лимонад из бара, и, включив телевизор, откинулся в кресле.
   Наверное, было что-то не так. Одна часть его сознания говорила, что нужно уезжать, а другая, как бы противясь, говорила обратное. "Наверное, нужно побриться",- решил про себя Джим. Он всегда так делал, когда не знал, что делать дальше. И когда он брился, то понял, что жизнь начинает новый виток...
   Медленно опускался вечер. Солнце, умирая, залило половину неба своей кровью, которая постепенно растворялась, уступая место ночи. Звезды зажигались одна за другой. Месяц серебристым серпом проглядывал в щели между створками жалюзи.
   - Джим, иди ужинать, - это была Джил. Он внезапно как будто очнулся ото сна. Автоматически встал, накинул куртку и спустился. Она была одна.
   - А где твой муж?
   - Он уехал на три дня в городок неподалеку. Возникли некоторые проблемы с
   бизнесом.
   - А как же ты сама будешь с этим всем справляться?
   - Как-нибудь приготовлю тебе завтрак, - Джил улыбнулась. Но Джим заметил нервное напряжение в этой улыбке. Вообще напряжение чувствовалось в этой комнате прямо в воздухе. Как перед грозой пахнет озоном.
   - С тобой все в порядке?
   - Да. Хочешь выпить?
   - Не откажусь.
   - А я просто хочу расслабиться, - она достала из бара бутылку вина и два высоких
   бокала,- будь любезен, открой бутылку. Вот штопор. Джим, немного повозившись,
   открыл бутылку и вино рубиновым лучом заискрилось в бокалах.
   - За что пьем? - Джим передал ей бокал.
   - За все,- и она одним движением осушила половину.
   - Лихо. Вино нужно пить не так.
   - Молчи. Она села рядом с Джимом.
   - Я молчал целый день. А теперь мне охота поговорить.
   - Ну, тогда говори.
   - Не знаю о чем. Хочешь, я расскажу тебе о том, как в Нью-Йорке...
   - Расскажи, как плещется океан в лучах заходящего солнца.
   - С тобой точно все в порядке?
   - Да. Просто я немного пьяна. Я еще до твоего прихода немного выпила.
   - Отрываешься, пока мужа нет?
   - Знаешь, я ведь не люблю его.
   - А чего же вышла за него замуж?
   - Он очень любит меня.
   - Чего-то я не понимаю.
   - Я тоже. И, по-моему, это не имеет никакого значения.
   Разговор вдруг потек сам по себе. Как будто они расстались не двадцать лет назад,
   а пару недель не видели друг друга. Два одиноких человека вдруг оказались на одном перекрестке. Странно. Но ведь можно оставаться одиноким и среди огромной толпы. Они были одиноки, хотя каждого окружали какие-то люди. Может, даже кто-то их ждал. Одиночество -- это состояние души. Когда ты сам не можешь раскрыться перед другими. Когда твоя душа забита наглухо и даже ты сам не знаешь, где ключи от ее двери. Но когда появляется малейшая возможность, ты начинаешь говорить откровеннейшие вещи. Но окружающие не верят в твою откровенность. Джим с Джил были похожи. Она начала откровенный разговор о том, что наболело. А он слушал и понимал, что все, что она говорила, до последнего звука было правдой. Он чувствовал где-то глубоко ее боль и стыд за то, что она не может отдать себя мужчине, который готов на все ради нее. Что у них нет детей, лишь потому, что она не хочет. Что она просто не представляет, как ей жить дальше. Джим слушал и видел слезы, которые медленно сползали по ее щекам. Вдруг ему вспомнился случай из их детства.
   - А помнишь, когда мы играли в прятки. И ты подглядывала за мной.
   - А ты обижался, злился и не играл со мной потом целый день.
   Воспоминания детства имеют в себе живительную силу. Мне кажется, что все ужасные
   вещи на земле делают люди, непомнящие своего детства. Не помнят боли сбитых коленок и радости от удачи в играх. Не помнят первого опыта непослушания и теплых рук матери.
   Джим и Джил стали говорить о своем детстве. И эти картины вдруг начали всплывать
   с потрясающей живостью. И вдруг как молния:
   - А знаешь, я ждала тебя всю свою жизнь. Ждала, что однажды ты вернешься и мы
   уедем с тобой на самый край земли.
   Джим опешил. Но, как ни странно, он ощущал то же самое.
   - Знаешь, я сам не догадывался, но я сам ждал, что вернусь и увезу тебя.
   - Забери меня отсюда. Мне все равно куда. Но побыстрее,- в ее глазах горела
   мольба.
   - Ты и вправду этого хочешь?
   - Зачем задавать один и тот же вопрос дважды? Просто увези.
   - Хорошо. Вот только починю машину...
   - Нет. Прямо сейчас.
   Порой бывает, что мы делаем какие-то поступки, совершенно не обдумывая их
   последствий. Мы просто делаем то, что приходит в голову. Сразу и навсегда.
   Разрубая все узлы и сжигая все мосты. Просто раз и навсегда.
   - Но моя машина не в порядке.
   - Попробуй ее завести. А я соберу вещи.
   - Ты серьезно?
   - Прекрати...
   Джим вышел и подошел к автомобилю. Сел и повернул ключ зажигания. Странно, но
   двигатель завелся. Все указывало на то, что они на правильном пути. Мысли
   путались. Все смешалось. Ничего в прошлом не указывало на то, что произойдет.
   Джил собрала чемодан, а Джиму и собирать было нечего. Они сели в машину и
   уехали. Просто оставив прошлое позади. Уехали навстречу восходу.
   Когда Дон вернулся домой, вместо жены его ждала записка: "Прости. Джил". "Все
   когда-нибудь кончается",- подумал он " и она ушла...". На душе скребли кошки, но
   как ни странно, было легко. А за окном догорал день.
  
   13.
  
   След человека на земле. Отпечаток прошлого, нацеленный в будущее. Человек
   оставил след даже не задумываясь. След, как тень, которую отбрасывают очертания
   тел, проживает свою, совершенно независимую жизнь.
   Много ли можно сказать о человеке, взглянув на его след? Этот имеет четкие
   очертания границы и глубину. Тот, кто оставил его, знал, чего ждать и к чему
   стремиться. Он впечатал подошву своего башмака в землю одним махом и тут же, не
   задумываясь, поднял его так же резко. Он оставил глубокий след, и земле нужно
   продолжительное время, чтобы зарубцевалась эта рана. Этот же напротив, легкий и
   едва заметный. Его нанесли нерешительно. Он растянут вперед и не имеет четких границ. Он легок, как и тот, кто его оставил. Он не жалеет о прошлом, а стремится вперед, туда, где его еще не было. Его обладателю ничего не стоит остановиться и всмотреться в окружающую красоту, вслушаться в звон тишины...
   Джил делала свои первые шаги по этой земле независимо ни от кого. И каждый след,
   который она оставляла, был для нее вехой. Каждый шаг давался с трудом. Каждый
   поступок заставлял задумываться. У нее пока не было того, что все называют
   жизненным опытом. Она не умела делать правильные шаги. Она училась.
   Работа у миссис Гримсби была несложной. Она приходила, убиралась по дому,
   готовила еду, а затем целый день читала "Моби Дик" вслух старушке матери миссис
   Гримсби. Эта старушка, миссис Таллер, оказалась милейшим человеком. Ничего не
   требовала, а скорее напротив -- всем, чем могла, старалась помочь Джил.
   Единственное, чего ей не хватало, было простое человеческое внимание. В Джил ей
   нравилось все. И ее старательность и манера поведения. Она совсем не была похожа
   на современную молодежь у которой в голове только пустота. Она умела выслушать.
   "Ах, если бы только я могла ей чем-то помочь", - думала старушка, когда
   наблюдала за тем, как Джил убиралась в комнате.
   - Кем ты хочешь стать, милочка?
   - Я мечтаю танцевать.
   - Прекрасно. Из тебя может получиться великолепная танцовщица. Ты гибкая, стройная, но, самое главное, не боишься работы.
   - Театр -- это мечта всей моей жизни.
   - Да, но театр сегодня изменился. Эти современные горе - художники превратили это
   святилище муз в балаган. Вот в наше время театр нес мысль. Режиссеры старались
   показать зрителю светлую идею. То, к чему стоит стремиться. Помоги мне,- старушка
   попыталась приподняться на кровати. Джил ловко поправила подушку,- люди шли в
   театр как на праздник. И в то же время это не было эпатажем. Не было порока. Все
   было чисто и красиво.
   Голос ее скрипел, подобно старой половице, и Джил отчего-то становилось спокойно
   на сердце от его звуков. Когда приходил вечер и она отправлялась в школу танца
   на тридцать пятой улице, она не чувствовала усталости и ей даже хотелось
   поскорее вернуться домой, к этой старой женщине. В ее присутствии веяло теплотой
   родного очага. Джил уже пол года жила в этом доме. Порой она заходила навестить
   мисс Стоунротт в ее гостинице. Там тоже ее ждал не менее теплый прием и чай с
   плюшками. Эти люди стали ее семьей. Они вошли в ее жизнь как-то естественно и
   Джил была рада этому обстоятельству.
   Город уже не казался ей чужим. Она знала здесь почти все.
   - А как проходят твои занятия?
   - Спасибо, миссис Таллер, все прекрасно. Скоро мы будем танцевать на сцене.
   - Милочка, я так о тебе беспокоюсь. И так хочу, чтобы у тебя все получилось.
   - Спасибо миссис Таллер. Вы ко мне очень добры.
   - Ты этого заслуживаешь. Не в пример современной молодежи...
   Старушка снова стала вспоминать свое прошлое, когда, наверное, даже трава была
   зеленее.
   Старые люди, по сути, и живы вниманием окружающих да воспоминаниями минувшего.
   Ведь там осталось самое лучшее. Память человеческая имеет одно потрясающее
   свойство. Со временем она стирает все плохое. И человек помнит только хорошее, что было в его жизни. Но это только созерцательно, так как дверь в прошлое наглухо закрыта пуленепробиваемым стеклом. И время ложится на это стекло несмываемой пылью. Общаясь с пожилыми людьми, учишься наблюдать свою жизнь и оценивать ситуацию. Хотя многие молодые люди смотрят на стариков как на обузу.
   Вглядись в глаза старого человека. И там ты увидишь отражение пережитых им бурь,
   удач и поражений. Глаза пожилого человека как полная чаша, перелитая до краев
   познанием и мудростью. Черпни оттуда немного твоего собственного будущего. А
   конфликт поколений - это просто надуманная вещь, причина которой кроется в простом желании людей доказать свою правоту. Вообще, глуп всякий, кто спорит и пытается выставить свое мнение в ранг мерила для остальных. Что он будет говорить, когда окажется не прав? Молодые и пожилые, мы нужны друг другу. Мы не можем друг без друга. Так же как без вечера не бывает утра или без волны не бывает моря. А к рангу глупых спорщиков порой относятся как молодые, так и пожилые. Упрямство и глупость не имеет возрастных ограничений и ценза.
   - Я когда-то была влюблена,- миссис Таллер продолжала,- он был высокий статный
   офицер. А я молодая девчушка из пансиона. Но я любила его до беспамятства. Он
   писал мне письма со стихами Байрона. Ах, прекрасная наивность... А у тебя уже
   есть молодой человек?
   - Нет, миссис Таллер. Мне некогда.
   - Любовь, деточка, это прекрасно. Сейчас не умеют любить. Ну да ладно. Я, пожалуй,
   тебя утомила своими воспоминаниями. Почитай мне.
   Джил взяла книгу. Уже третий раз она перечитывала "Моби Дика" для миссис Таллер.
   Но ей было не скучно читать одно и тоже. Это была книга, над которой стоило
   подумать. Она будила чувства. "Вот бы поставить по этой книге балет", - она
   читала, и слова поднимались у нее перед глазами. Она уже видела эту постановку в своем воображении. Музыка уже лилась безудержно. Мелодика сменялась то штормовым порывом скрипок, то тихой и нежной флейтой. Она была настолько увлечена, что никогда не замечала, что старушка засыпала после первых двух абзацев.
   Надвигался вечер. Миссис Гримсби уже вернулась.
   - Джил, можешь быть свободна. Я посижу с мамой.
   Джил вдруг очнулась.
   - Здравствуйте, миссис Гримсби.
   - Здравствуй. И поторопись, не то ты опоздаешь к своим занятиям. Да, чуть не
   забыла. Мистер Гримсби не сможет тебя подобрать сегодня вечером возле школы. У
   нас сломалась машина.
   - Не беспокойтесь, я доберусь сама.
   - Только будь поосторожней. Вечером на улице одинокой девушке небезопасно.
   - Все будет хорошо. Спасибо, миссис Гримсби, вы очень ко мне добры.
   Джил собрала необходимые вещи и вышла на улицу. В воздухе чувствовался легкий мороз. Зима пришла как-то незаметно, совершенно тихо и не спросясь. Просто
   пришла. Город готовился встретить рождество. Витрины магазинов, ресторанов,
   клубов и казино превращались в выставку елочных украшений. По улице уже начинали
   расхаживать Санта Клаусы с длинными белыми бородами и колокольчиками. Их было
   неимоверное множество. Зимняя сказка была коммерционизирована донельзя. Магазины
   вывешивали рекламные щиты с приглашениями на рождественскую распродажу. А Санты были банальными зазывалами, привлекавшими новых покупателей. Но Джил хотелось верить, что, если она дернет Санту за бороду, то ее обязательно ждет удача. Ее
   подмывало это сделать, но благоразумие брало верх над озорством. Времени до начала
   занятий было предостаточно, и она решила пройтись пешком. Тем более, что школа
   танцев была в четырех кварталах от дома миссис Гримсби. Джил шла медленно,
   вглядываясь в витрины магазинов. Все, что происходило вокруг, напоминало
   безудержный танец. Аккомпанементом служил шорох автомобильных шин по мокрому асфальту, оборванные звуки музыки, доносившейся откуда-то из подворотни и гул
   людской массы, двигавшейся по тротуарам. Внутри ее что-то пело. Настроение было
   прекрасным. Она любила вечерний город с его огнями. И ничто на свете не могло ей
   помешать любить. Этот людской улей жил своими законами. Своей природой. Порой ей
   казалось, что она всю свою жизнь прожила здесь, среди этих людей.
   Дверь школы танца выходила прямо на улицу. Это был невысокий полуподвал с зеркалом во всю стену и станком. Танец преподавала бывшая актриса, миссис Кляйн.
   Кроме занятий непосредственно самим танцем были еще уроки сценического мастерства и этики. В этой школе занимались несколько групп. Самой многочисленной была группа бального танца. На ее занятиях пожилые мужчины кружили в вальсе с пожилыми женщинами. Была группа современного танца, но ее никто не посещал. Джил занималась в группе балета. Они танцевали все: от классики до современного авангарда. Она любила танцевать. Она жила и дышала танцем. Ее преподаватель, часто смотря, восхищалась глубиной тех чувств, которые Джил проявляла в движениях. В этой девочке был не просто талант. Она подавала огромные надежды. Ее трудолюбию не было предела. Порой она часами отрабатывала у станка какое-то сложное движение. Оттачивала его до совершенства. "Что то из тебя получится?" - думала миссис Кляйн, наслаждаясь отточенными и грациозными движениями Джил. "Хотя, наверное, здесь это никому не надо. Это для Бродвея". Но для Джил существовало только одно. Она видела себя на сцене, растворенной в луче света. Ей рукоплещет зал, а она танцует Жизель. И никого нет на целом свете. Только она и эта вечная музыка.
   Занятия прошли как обычно. Джил, немного уставшая и окрыленная, отправилась
   домой. Она снова шла по уже опустевшим улицам. Тонкий лед, замерзший прямо на асфальте, похрустывал под ее ногами.
   - Джил! - этот окрик ударил ее как выстрел. Она обернулась. На противоположной
   стороне улицы стояла ее тетя Жаннет, - Джил?
   Джил перешла на другую сторону. Она плохо знала свою тетю. Видела ее, может, всего
   пару раз. Ее мать неохотно общалась со своей сестрой, считая ее пустышкой. Жаннет
   уехала из дому, когда ей было восемнадцать. И устроилась работать в какое-то
   шоу. Никто толком не знал, чем она занималась. Когда она приезжала к родителям
   Джил, она просто блистала на фоне их простой фермы. В ней всегда было что-то
   завораживающее, что привлекало Джил. И сейчас. Она стояла на тротуаре в норковом
   манто и улыбалась голливудской улыбкой на все тридцать два, белых как жемчуг,
   зуба.
   - Джил, детка! Ты ли это?
   - Здравствуйте, тетя.
   - Дай я тебя обниму,- она протянула к Джил свои руки. У Джил заискрило в глазах
   от бриллиантов на ее кольце, - что ты здесь делаешь одна? А где мать?
   - Я приехала на пару дней по делам.
   - И давно ты в Фениксе?
   - Нет.
   - Пойдем, выпьем чего-нибудь, и ты мне все расскажешь.
   Они зашли в небольшой ресторанчик итальянской кухни. Ресторан был почти пуст.
   Консьерж взял их одежду и указал на свободный столик. Когда они сели, подошел
   официант. Он подал меню и зажег свечу на столе.
   - Нам, пожалуйста, два кьянти.
   - Я не пью вино, - Джил немного смутилась под взглядом официанта.
   - Тогда один кьянти и чашечку кофе. Надеюсь, от кофе ты не откажешься? - Жаннет
   улыбнулась Джил.
   - Как изволите,- официант вежливо поклонился и отправился исполнять заказ.
   - Так что же ты все-таки здесь делаешь? Только не ври. Я знаю, что ты сбежала из
   дому.
   Отпираться было бесполезно, да и не хотелось.
   - Я приехала учиться танцу.
   - Так ты танцуешь? И где?
   - Я пока только учусь в школе танца на тридцать пятой улице.
   - А работаешь где? И как с жильем?
   - Служу сиделкой здесь неподалеку. И живу там же.
   - Мать твоя плачет беспрестанно. Скучает по тебе. Хотя я тебя понимаю. Что
   делать на этой ферме. Нужно попробовать вкус жизни, пока есть на это силы,-
   официант принес вино и кофе для Джил,- я тоже сбежала из дому, хотя была еще
   моложе тебя. И, честно говоря, глядя на твою мать, не жалею,- она подняла бокал,-
   ну, за тебя!
   Вино искрилось в ее бокале как звезды. Что-то было в этой женщине, что
   привлекало и одновременно пугало Джил. Какая то сила, совершенно неведомая юной девушке. Мать рассказывала, что Жаннет так и притягивает мужчин. Они летят к ней
   как мотыльки на свет. Наверное, мать немного завидовала ей. Джил отхлебнула кофе
   из маленькой чашки. Его вкус, терпкий и немного горьковатый, был очень приятен.
   Жаннет закурила.
   - Так вот. Чем же ты хочешь заниматься после школы?
   - Я мечтаю танцевать.
   - Слушай,- Жаннет хлопнула ее пальцами по тыльной стороне ладони как старую
   приятельницу,- я могу тебя пристроить в один клуб. Поработаешь официанткой для
   начала, а затем и на сцену. Как предложение?
   - Но у меня есть работа.
   - Сиделкой? Разве это место для такой девушки как ты! Ты должна блистать, раз
   уж выбралась из навоза,- Жаннет улыбнулась собственной шутке.
   - Но эти люди так добры ко мне.
   - Брось. Вот тебе мой адрес и номер телефона. Звони, не забывай. Мы же с тобой
   родственники, - она протянула Джил карточку с адресом.
   - Спасибо.
   - Пока не за что. А матери я твоей не скажу, что тебя видела.
   - А вообще, как они там?
   - Да как всегда. Твой отец болеет. А мать тянет всю работу.
   - Она здорова?
   - Да вроде не жаловалась.
   Они посидели еще немного. Жаннет рассказывала всякие случаи из своей жизни, а
   Джил все время думала о матери. Правильно ли она поступила, уйдя из дому. "Но Жаннет, наверное, права, - думала Джил, - что бы я там делала?"
   Джил вернулась в дом миссис Гримсби ближе к полуночи. Миссис Гримсби не спала. В
   гостиной горел свет.
   - Джил, это ты?
   - Да, миссис Гримсби.
   - Девочка моя. Я волновалось, не случилось ли что с тобой.
   - Я встретила свою тетю Жаннет. Она живет здесь.
   - Ты, пожалуйста, в следующий раз, когда будешь задерживаться, позвони и
   предупреди.
   - Простите меня. Этого больше не повториться.
   - Ничего. Сегодня заходила миссис Стоунротт. Она сказала, что тебя разыскивает
   мать. Ты что, сбежала из дому?
   - Простите, миссис Гримсби. Я немного устала сегодня.
   - Хорошо, иди, отдыхай. Поговорим завтра.
   Но Джил, поднявшись к себе, собрала вещи и ушла до рассвета, оставив записку
   миссис Гримсби с подробным описанием всего, что произошло. Она бродила по улицам
   со своим маленьким чемоданом в руке и слезы замерзали на ее щеках. Как она не
   хотела возвращаться к родителям! Один Бог ведает. И как они ее нашли? А утром
   она позвонила тете Жаннет. Трубку взял какой-то мужчина. Потом, после короткого
   промежутка, послышался голос тети.
   - Да?
   - Это я, Джил. Меня родители разыскивают. Можно у вас остановиться?
   - Джил, детка, конечно. Приезжай прямо сейчас.
   Джил взяла такси и отправилась навстречу неизвестности. Но для нее это уже было
   не в первый раз...
  
   14.
  
   ... Танец продолжался. Но это уже не был танец, это была феерия звука и света.
   Где небесные и земные начала сливаются и смешиваются, образовывая невообразимые
   фигуры. Гармония наполняла собой все происходящее на сцене зрелище. У Дона
   перехватило дыхание. Так бывает, когда что-то совершенно неизведанное врывается
   в твою жизнь. Как первый снег. Все знают, что он пойдет, но снова и снова он
   приходит неожиданно. Вдруг, проснувшись утром, ты обнаруживаешь, что весь мир
   стал белым, как чистый лист бумаги, по которому можно писать с новой строки не
   боясь перечеркнуть ранее написанного.
   Она была великолепна, восхитительна и непревзойденна. О, как он не хотел, чтобы
   все закончилось. Но музыка оборвалась на самой высокой ноте. Линда лежала на
   сцене без движения и вдруг зал взорвался аплодисментами. Они были восхищены
   всем тем, что им довелось увидеть. Дон вообще на какой-то миг потерял дар речи.
   Он попросил одного из официантов подменить его за стойкой, а сам бросился за
   кулисы.
   Комната Линды ничем не отличалась от остальных грим - уборных. Дон вошел тихо.
   Линда сидела за столиком и снимала грим.
   - Здравствуй! - она внезапно повернулась,- проходи.
   Дон был смущен своим поступком. Он подошел к Линде нерешительным шагом.
   - Ты прекрасно танцуешь.
   - Спасибо, но нужно ли это для этой толпы? Им нужно лишь только увидеть, что у
   меня под юбкой.
   - Красота нужна всем.
   - Что ты делаешь в этой забегаловке?
   - Я работаю здесь барменом.
   - Ну и как нравится тебе твоя работа?
   - А тебе?
   - Знаешь, мужчине невежливо отвечать вопросом на вопрос.
   - Ты так внезапно исчезла тогда. Я даже не успел сообразить, что это было.
   - Это жизнь, - она улыбнулась. Как-то натянуто и устало.
   - Я не хочу такой жизни.
   - Я тоже...
   - Может, поужинаем вместе как-нибудь?
   - Назначаешь мне свидание?
   - Просто не хочу тебя больше терять.
   - Похвальная откровенность. Но ты не узнал, что я думаю по этому поводу.
   - Я пытаюсь это понять.
   - Тогда поужинаем завтра. Место выбери сам.
   - Знаешь кафе на углу тридцать пятой?
   Линда опустила глаза.
   - Да.
   - Тогда завтра в восемь. Устроит?
   - Вполне.
   Странный разговор странных людей.
   ... Они встретились второй раз в своей жизни, а говорили так, как будто знали
   друг друга целую вечность. Они оба ждали этой встречи, совершенно не подозревая,
   где и как она должна была состояться. Им нужна была эта встреча хотя бы только
   потому, что они многого друг другу не досказали. И место для свидания было
   выбрано совершенно неслучайно. Просто это кафе было отправной точкой в жизни
   Линды.
   - Меня на самом деле зовут Джил,- она улыбнулась его отражению в зеркале.
   - Очень приятно. Прости, мне нужно идти работать. Разливать жаждущим глоткам.
   - А почему ты не спрашиваешь, зачем я сменила имя?
   - Но это ведь твое имя, и кто, как не ты, вправе его менять?
   Дон вышел. В его груди начиналась буря. Он был рад и в то же время немного напуган ее откровенностью. Он не знал, чего должно ожидать в дальнейшем. Но он был этому рад. Рад неизвестности такой загадочной и такой манящей. Это как танец среди падающих ромашек на безлюдной улице. Это чем-то похоже на его собственную безумную жизнь. Завтра наступит только завтра...
   Он проходил мимо кабинета босса. Дверь была открыта. Дрю, увидев Дона в коридоре, поманил его пальцем.
   - Эй, Дон, зайди на минутку!
   Дон вошел в кабинет.
   - Закрой дверь за собой. Хорошо, что ты здесь. Ко мне заходил адвокат. Тебя
   разыскивают.
   - Но я вроде ничего не совершал.
   - Умерла твоя тетя. Тебя разыскивают как наследника...
   - У меня нет богатых родственников.
   - Ну, тебе виднее. Вот визитка,- Дрю протянул свою пухлую руку с клочком бумаги
   Дону,- свяжись с ними.
   - Спасибо, я могу идти?
   - Конечно, ступай, работай... Сегодня неплохой вечерок.
   Дон вышел. Странно, но он никогда не слышал ни о какой тете, тем более при деньгах. Он все время жил один. Так бывает. Ты ждешь перемен и ничего, а потом вдруг на тебя обрушивается водопад событий. Линда и тут какая-то умершая тетя.
   "Наверное, что-то перепутали", - эта мысль немного успокаивала.
   Рабочая ночь закончилась. Дон вернулся домой. Визитка адвокатской конторы
   "Альцман и сын" не давала ему покоя. Он набрал семь цифр номера телефона.
   -"Альцман и сын",- миловидный голос секретарши уже рисовал изгиб ее крутого бедра.
   - Я Дон Мальком. Меня просили перезвонить...
   - Добрый день, мистер Мальком. Я сейчас вас соединю с мистером Альцманом,- в
   трубке заиграла мелодия из какой-то бродвейской постановки. Сейчас стало очень
   модно ставить коммутаторы с музыкой. После трудовой ночи она убаюкивала Дона.
   - Я рад, что вы позвонили, - скрипучий голос еврейского адвоката прозвучал как
   пистолетный хлопок в ночном лесу. Дон проснулся, - Мы давно ведем дела дома
   Мальком. И вот некоторые обстоятельства приватного характера вызвали у нас
   необходимость разыскать вас, мистер Мальком.
   - Простите, господин Альцман. Вы меня ни с кем не путаете?
   - Молодой человек, я давно живу в этом мире, и слишком много видел, чтобы
   позволять себе ошибки в подобных делах. Я хочу просить Вас о встрече сегодня в
   три у меня в офисе. Как Вы располагаете временем? Но учтите, что дело не терпит
   отлагательств.
   - Вы уже сами за меня все решили,- Дон про себя улыбнулся, представив
   старенького еврея в сюртуке и пурпурной ермолке на блестящей лысине среди кипы
   старых бумаг.
   - Тогда в три. Кристал Драйв, 15.
   - Спасибо, мне передали Вашу визитку.
   - И, будьте любезны, не опаздывайте. Я собираюсь в пять навестить своего врача.
   Артрит, знаете, совсем замучил. Всего доброго.
   Раздались телефонные гудки разорвавшегося разговора. Дон был в шоке. Он много
   слышал о наглости адвокатов. Но он совсем не предполагал, какой она может быть.
   Положив трубку, он принял душ, приготовил легкий обед и уснул, предварительно
   поставив будильник на половину третьего...
  
   15
  
   Они ехали по пустой пыльной дороге. Джим привык видеть перед собой нескончаемое полотно. А для Джил это было как воспоминание из далекого прошлого. Все
   начинается и заканчивается дорогой. Ей не хотелось думать о муже, оставленном в придорожном мотеле. Ни о тихом счастье, к которому она где-то в глубине души
   стремилась. Поэтому она слушала музыку из радиоприемника, пытаясь подобрать под нее текст. Получалось достаточно глупо. Кроме рифмы "развод-взвод" и "разрыв-взрыв" ничего не шло в голову. Джим тоже молчал. Но не оттого, что не хотел говорить. Просто слов не было. Он радовался, что рядом с ним едет Джил, но что он мог ей предложить? Кроме этого автомобиля (хотя и этого гордого названия это старое корыто не заслуживало) да пары долларов в кармане у него ничего не было. Что говорить о доме с гаражом и собаке... "...да, собака мне как раз не помешала бы",- Джим улыбнулся про себя. Джил это заметила:
   - Ты чего улыбаешься?
   - Рад...,- он соврал совершенно непроизвольно.
   - Чему рад?
   - Что мы вместе. Я тоже искал тебя всю свою жизнь,- невинная ложь, но он хотел в
   это верить, потому что только это обстоятельство хоть как-то объясняло их
   поступок.
   - А я вот слова к песне подбираю.
   - Какой песне?
   - Да вот музыка в радиоприемнике...
   - Ах, это? Это импровизации к серенаде Солнечной Долины. И слова к этой музыке
   есть. Это когда-то пела Элла Фицжералд.
   - Вот так всю жизнь. Как только решусь сделать что-то, оказывается, уже кто-то
   это сделал до меня.
   - У меня так же, - Джим широко улыбнулся,- но в этом, наверное, есть свой смысл.
   Просто у нас все еще впереди...
   - А ты никогда не думал, что когда-то давно свернул не туда на одной из своих
   дорог. И уже не сможешь найти смысла в своем существовании?
   - Порой я так думаю. Но ничего не могу изменить. Нет дороги, по которой можно
   было бы вернуться...
   - А я вот жалею...
   - О чем?
   - О том, что ничего нельзя вернуть...
   - Ты бы поступила по-другому?
   - Нет. Я бы сделала все так же, как это было сделано, и наслаждалась своим
   превосходством над судьбой, ведь в том случае уже я бы выбирала, а не кто-то
   прочитывал мне новую строчку сценария...
   - Да ты философ! - Джим снова улыбнулся.
   - А ты ... нет слов... осмеял такую мысль,- она в шутку полезла к нему драться,-
   я вот задушу тебя и похороню здесь возле этой дороги, затем найму рабочих и они
   построят мавзолей и напишут "Ироничный Джим".
   - Наверное, ты бы собрала кучу денег с посетителей этого монумента. Тадж-Махал
   отдыхает.
   Он остановил машину, и они начали драться прямо как в детстве. Затем долго
   целовались...
   Утро пришло, как-то неожиданно ворвавшись ветром в открытое окно автомобиля. Он
   стоял на краю дороги. Красный рассвет пустыни разбудил Джима. Джил лежала на его плече. А в ее золотистых волосах играли первые лучики солнца. От нее пронзительно
   пахло женщиной, теплой и родной. Джим, стараясь не разбудить прекрасное создание,
   осторожно погладил ее волосы и опустил козырек на ветровом стекле. Его
   переполняло чувство нежности. Ему хотелось, чтобы это было всегда. И, как ни
   странно, ему казалось, что так всегда и было. Время шло. Пустыня просыпалась.
   Солнце уже светило желтым диском.
   - Доброе утро...,- Джил проснулась, и ее лицо осветилось улыбкой.
   - Доброе утро,- Джим поцеловал ее в лоб, но ее губы потянулись к его губам.
   - Восхитительный день,- она снова улыбнулась,- а где мы находимся?
   Джек достал карту и ткнул в нее пальцем:
   - Где-то здесь...
   - Мы далеко отъехали от моего прежнего дома...
   - Ты жалеешь?
   - Нет... Просто думаю о том, как отреагирует Дон. Он любит меня совершенно
   безумно.
   - А ты любила его?
   - Это утренний допрос? - она игриво улыбнулась и прижалась к нему.
   - Нет... Мне кажется, что жить с человеком, которого не любишь, невозможно.
   - Все зависит от того, как к этому относится. Я думала, что его любви хватит и на
   меня... Наверное, ошибалась. Он очень хороший человек. Это он вытащил меня из того болота, в котором я жила те годы, после того, как сбежала из дому.
   - Тебе неприятно об этом говорить?
   - Раньше да... А вот сейчас... Как-то все стало далеко и не со мной.
   - Ладно... Наверное, все равно не стоит. Прошлое уже прошло.
   - А будущее еще не наступило... У нас есть лишь миг...
   - Вау! Да ты философ!
   - Это не моя мысль, так, цитата...,- она снова улыбнулась.
   - Тебе никто не говорил, что у тебя красивые глаза. В них можно утонуть.
   - А что, уже пора выбрасывать спасательный круг?
   - Я хочу утонуть в бесконечно-глубокой синеве твоих глаз...
   - А ты поэт...
   - Нет, просто влюбленный мужчина...
   Он снова поцеловал ее. В этом поцелуе сконцентрировалась вся его нерастраченная
   нежность.
   - Пора ехать,- он включил стартер автомобиля.
   - Ты расскажешь мне о том, что ты видел?
   - Много и в то же время рассказывать не о чем...
   - Уходишь от ответа.
   - Мне нравится океан в лучах заходящего солнца: как будто кто-то убил день и его
   кровь разлилась в волнах и небе.
   - Я же говорю, что ты поэт...
   - Рядом с тобой невозможно не быть поэтом...
   День уже во всю мощь властвовал над миром. Дорога бежала под колеса. Все было
   спокойно. Они мило болтали. Но за этой тишиной и умилением было скрыто много
   невысказанных сомнений, страхов и откровений. Люди могут открываться полностью
   только в двух случаях, либо они выходят на ближайшей станции и их дороги уже
   никогда не пересекутся, либо они хотят прожить вместе долго и счастливо. Джил
   щебетала как весенняя пташка, но все это было оттого, что хотела заглушить
   тоску по тому, что искала и так и не нашла. Джим в глубине души понимал, что
   тихое счастье это не его удел и немного боялся тяжелой развязки. Ему не хотелось
   причинять ей боль. Но порой дороги диктуют свои условия. Мы можем менять игру, но
   никогда -- ее правила. Мы можем менять направления, но никогда -- дорогу. Мы можем
   найти, но нет гарантии, что не потеряем. Все в этом мире лишь миг. Короткий и
   яркий. А потом только воспоминания да старые телефонные книжки...
  
   16
  
   Джил стояла на улице перед дверью дома своей тети. Робко позвонив, она услышала
   голос из домофона: " Кто там?"
   - Это я, тетя Жаннет,- было неуютно...
   - Входи, милочка,- щелчок замка прозвучал немного резко.
   Поднимаясь по ступенькам, Джил подумывала о том, что, наверное, самое правильное было бы бежать из этого дома настолько далеко, как это возможно.
   - Джил, милая, проходи...,- но бежать уже было позднюю. Жаннет уже стояла в дверном проеме, накинув на пухлое голое тело легкий халат из китайского шелка.
   - Здравствуйте,- ее голос прозвучал как-то нерешительно и робко даже для нее
   самой.
   - Я очень рада, что ты пришла...
   Они прошли в гостиную. Эта комната изобиловала оттенками красного от розового
   до кроваво-пурпурного. Джил никогда не видела таких больших комнат. Окна были от
   пола и до потолка. Свет ночного города мягко гулял по всему пространству. Мебели
   практически не было. Кроме углового дивана с горой разнообразных подушек,
   большого телевизора и непонятно откуда взявшегося комода красного дерева.
   - Нравится? Располагайся. Сегодня переночуешь здесь, а завтра что-нибудь
   придумаем... Постель найдешь в комоде. Спокойной ночи...
   Джил осталась одна. Она поставила свой чемодан на паркет и присела на диван.
   Мысли роились в голове... Долго ли ей еще придется бежать и скитаться. Жаннет,
   хоть и была ее тетей, но все же от нее веяло непонятной силой и опасностью.
   Вдруг из-за стены раздались голоса, это была Жаннет и еще какой-то мужчина. Звуки
   были недвузначными. Джил слышала, как ритмично скрипела кровать и как надрывно с
   завываньями стонала Жаннет.
   Джил подошла к комоду. Простыни были тоже красными и шелковыми. От них пахло
   каким-то парфюмом и, по всей видимости, они были несвежими. Но она так устала от
   волнений последнего дня, что уснула очень быстро, несмотря на тот страх, который
   в ней будили звуки из-за стены. Как-то быстро сменялись события в ее жизни.
   Время приобрело вид спрессованного комка бумаги. Это так было непохоже на
   размеренную фермерскую жизнь.
   Порой жизнь вращается подобно безумному колесу ветряной мельницы. Мы не
   успеваем оценить происходящее. А стоит ли напрягаться? Не проще ли принять все
   как есть? Но нет. Как форель, которая стремится плыть против течения, мы
   выбиваемся из сил, чтобы доказать окружающим (или самому себе, что чаще бывает),
   что все можно изменить. Повернуть вспять колесо судьбы. Что-то вернуть или
   что-то оставить. И это прекрасно. Успокаивающая иллюзия свободы выбора дает пищу
   для воспоминаний: "Не смотря ни на что, я все равно поступил так, как считал
   нужным". А вопрос кому это было нужно, как-то опускается. И вот так, скользя, мы
   передвигаемся по глади времени. Затем, окончательно выбившись из сил, мы строим
   тихий домик, садик и обзаводимся семьей и детишками, которые, когда подрастают,
   начинают повторять наши ошибки. И в этом сущность человеческой жизни. И скорее
   всего никто ничего не способен изменить. Это зарыто где-то глубоко. Человек
   хищник по натуре, хоть старик Дарвин и приписывал начало эволюции человека
   обезьянам. Нет, нас не устраивают фрукты, которые не могут защищаться и
   протестовать против их съедения. Нам нужна кровь побед и боль старых ран. Иначе
   мы перестаем чувствовать себя полными людьми. А жизнь для нас становится просто
   существованием. А выводы всегда делать рано. Колесо вращается, и никто не знает
   на каком витке оборвется наше бренное существование. Поэтому никто еще не ушел с этой земли, закончив все свои дела, отдав все свои долги и дописав все свои
   книги...
   Утро пришло как-то вдруг. Джил проснулась от яркого луча солнца, пробившегося
   через оконную раму и упавшего прямо ей на лицо. Она приоткрыла глаза. Комната
   была полна розоватого света. Солнечные зайчики играли на потолке, полу, стенах.
   Феерия света. Только ей было не до того. Душу терзали смутные сомнения о
   правильности поступка, но вставала стена непреодолимых обстоятельств, которые и
   заставили так поступить.
   Желудок сводило желание позавтракать. Тело просило теплого душа. А выбраться
   из-под шелковых простыней не хватало смелости. Она лежала уже около часа, робко
   выглядывая в окружающий мир. Вдруг в комнате зашлепали шаги босых ног. Джил
   притихла. Толстый мужик с волосатой грудью склонился над ней. Она чувствовала
   запах табака и винного перегара от его теплого дыхания у ее лица.
   - Робби, ты где, милый? - Это была Жаннет.
   - Я здесь, - его голос был грубым и неприятным. Джил зажмурилась. Страх
   парализовал ее движения, - Твоя племянница ничего...
   - Робби, не трогай крошку, иди ко мне. Я тебе покажу нечто более интересное...
   - Что я у тебя не видел...,- он легко шлепнул Джил по бедру,- я знаю, что ты не
   спишь,- и вышел из комнаты. За стеной снова заскрипела кровать. Джил быстро
   поднялась, собрала постель: "Бежать, и побыстрее...". Оделась, взяла свой
   чемодан и вышла из комнаты. В комнате Жаннет было тихо. Джил подошла ко входной
   двери.
   - Ты куда собралась? - сонный голос тети прохрипел за спиной.
   - Наверное, мне лучше уйти...
   - Куда ты пойдешь? Поживи у меня пока не найдешь свое жилье.
   - Вы так добры...
   - Не стоит. Твоя мать и я все-таки родные сестры. Тем более я уже договорилась о
   работе для тебя.
   - Какой работе?
   - Ты же хотела танцевать?
   - Да.
   - Ты будешь работать в баре на тридцать четвертой улице.
   - Но я еще только учусь танцевать...
   - Поработаешь пока официанткой, затем посмотрим...
   Джил на мгновение задумалась. Но что ее еще могло ждать в этом городе, где она
   никого не знает и по сути никому не нужна.
   - Хорошо.
   - А пока я тебя попрошу, приготовь кофе. Там на кухне найдешь все необходимое.
   Джил вернулась в гостиную, поставила чемодан на его прежнее место и вышла на
   кухню. Кровать в комнате тетки вновь заскрипела. Джил это уже не беспокоило.
   Как-то вдруг она смирилась с судьбой. Должно быть так, как должно быть, и ничего с
   этим нельзя поделать...
   Джил стала жить у тети. Но это гостеприимство было не бесплатным. Джил
   приходилось работать по дому. Готовить завтраки для тети и ее многочисленных
   любовников. Убираться в квартире. Только в комнату Жаннет вход был категорически
   воспрещен. Ее тетя спала до обеда. И всю ночь развлекалась со своими гостями.
   Работа Джил выпала тоже не из чистых. Она работала официанткой в стрип - баре. По
   началу она боялась выйти в одном купальнике в зал, полный обрюзгших мужчин,
   которые устали от своих жен и приходили поразвлечься. Они протягивали к ней свои
   жирные пальцы с желанием ущипнуть за зад. Она боролась с собой и часто просто
   плакала в туалете. Работала она ночами по средам, пятницам и воскресеньям. Все же
   свободное время она посвящала танцам. Времени было мало, и поэтому на занятиях
   она выкладывалась полностью. Шли дни, недели и месяцы. Ничего не менялось. Пока
   однажды не произошел тот случай...
   Ее босс, услышав, что она занимается танцами, предложил ей выйти к шесту и
   что-то исполнить под Френка Синатру. Джил любила эту музыку. И совершенно без
   всяких сомнений взошла на сцену. Она танцевала так самозабвенно, что все, кто
   находился в это время в помещении, замерли от удивления. После хозяин заведения
   предложил ей контракт. Сумма была небольшая, но Джил хватало, чтобы начать
   самостоятельную жизнь. Она стала танцевать, сняла себе комнату в доме рядом с
   клубом и переехала от тетки. То, что она танцевала стриптиз, ее смущало только
   поначалу. Ее душа огрубела и перестала слышать укоры совести. Она танцевала...
   Ей пророчили будущее на Бродвее. Ее танец приходили посмотреть много людей. Она
   танцевала, растворяясь в лучах прожектора, и никто не мог ей сказать, что она
   поступает неприлично. Но только в танце просыпалась ее душа. Она именно свою душу обнажала, а не тело. Она была свободна. Но вот однажды она заметила Его. Это
   был красавец брюнет в приличном костюме. Он приходил каждый вечер, занимал
   столик на одного и уходил, как только Джил заканчивала свой танец. Сначала она не
   придавала этому значения. Но это стали замечать другие танцовщицы. Контингент таких заведений всегда одинаков. И этот посетитель разительно отличался от всех.
   Девушки стали подшучивать над Джил. А она потихоньку стала привыкать к его
   присутствию в зале. Порой, видя его внимательный взгляд, она танцевала только
   для него. Его глаза были пронзительны. Порой он снился ей ночами. А вот потом он
   не пришел. Джил как всегда танцевала и не могла найти его взглядом. Он перестал
   приходить. Вначале она ловила себя на мысли, что скучает за ним. Затем все
   кончилось. Ведь ничего собственно и не было с этим принцем. Она посмеялась над
   собой и стала забывать его. И вот, в один вечер, она шла в клуб, вдруг чья то рука
   опустилась на ее плечо. Она судорожно повернулась и уже была готова ударить
   обидчика в самое интересное место, как встретилась с его глазами. Это был Он.
   - Простите, что напугал Вас. Меня зовут Крис Заварски.
   Она не могла вспомнить, где уже слышала это имя.
   - Отпустите меня,- она одернула его руку.
   - Простите еще раз, позвольте узнать Ваше имя.
   - Я не знакомлюсь с молодыми людьми на улице.
   - Это понятно, тогда, может быть, поужинаем вместе?
   - Тем более не собираюсь ужинать с незнакомыми.
   - Вот и познакомимся. Я буду ждать Вас в Метрополе в пятницу в семь.
   - А если я не приду? Что скорее всего.
   - Ничего страшного. Я буду вас ждать там -же в следующую пятницу.
   - Вам придется долго ждать,- она резко обернулась и ушла. Он не стал ее
   догонять. Повернулся и пошел в другую сторону.
   Она отработала свое положенное время и, возвращаясь домой, по дороге увидела надпись на дорогом магазине "Крис Заварски". Теперь она вспомнила, где слышала это имя. Так называлась сеть дорогих магазинов по всему городу. Ей стало не по себе от
   того, как она говорила с их хозяином. Хотя он, может, и не был тем самым... Но
   вдруг ей стало интересно, отчего он обратил на нее внимание. Разумом она
   понимала, что идти на назначенную встречу не стоит. И что ее толкнуло, объяснить
   наверное, не сможет никто. Просто в пятницу вечером она надела свое самое
   красивое платье и пришла в Метрополь. Он ждал ее на входе в ресторан.
   - Добрый вечер! - в его руках была красная гвоздика, - я знал, что Вы
   придете...
   - Мне просто стало интересно, и это не имеет никакого отношения к Вашему
   бизнесу.
   - Я нисколько не сомневаюсь в Вашей искренности. Но, все-таки, может пройдем?
   Они вошли в ресторан. Джил никогда не видела ничего подобного этому залу. Все
   было настолько большим и помпезным, что будоражило воображение. Блеск хрусталя и
   бриллиантов находившихся в зале дам слепил глаза. Портье указал им на столик,
   который был зарезервирован за Крисом. Принесли шампанское и огромного омара на блюде.
   - Можем мы выпить, или сначала познакомимся? - он был так мил и предупредителен
   в своих поступках и словах.
   - Меня зовут Джил.
   - А фамилия?
   - Просто Джил.
   - Хорошо. А Линда - это сценический псевдоним?
   - Да.
   - Вы родились в этом городе?
   - А, может, Вы сначала зачитаете мне мои права?
   - Вам палец в рот не клади...
   - Конечно, много таких, которые норовят пристроится сзади...
   - Ух, чем это я Вас так задел?
   - Просто у людей складывается мнение, что если девушка танцует стриптиз, она
   обязательно должна быть шлюхой...
   - Я так не думаю...
   - Надеюсь, а то если Вы предложите мне деньги за ночь, я не постесняюсь и съезжу
   вам по лицу прямо здесь, при людях.
   - Может, Вы все-таки перестанете грубить? - он снова ослепительно улыбнулся.
   Казалось, ему нравится то, что эта девушка не настолько доступна. Даже немного
   груба и дика. Он был охотником, и его возбуждало подобное поведение женщин.
   - Хорошо, просто я пыталась объяснить, что то, что Вы пригласили меня на ужин,
   еще не значит, что я Вам чем-либо обязана.
   - Вовсе не так. Вы мне понравились, я Вас пригласил. Никаких скрытых
   намерений...
   "Знаю я вас, все вы говорите красивые слова...", - Джил улыбнулась, скрывая свою
   мысль. Но его взгляд, казалось, буравил ее насквозь. Ей нелегко было скрывать свою
   робость.
   Официант разлил шампанское в высокие бокалы. Крис взял свой и приподнял его над
   столиком:
   - За Вас, просто Джил!
   Она тоже приподняла бокал. Он был тяжелым. Со дна, очень красиво, струйками
   поднимались пузырьки углекислого газа. Вино играло как янтарь. Он слегка
   коснулся своим бокалом обода ее бокала. Он ответил легким и чистым звоном.
   Джил пригубила вино. Оно было действительно восхитительным. На одно мгновение
   она почувствовала себя Золушкой на балу у принца. Понимая, что сказок в жизни не
   бывает, она все же не хотела расставаться с этим ощущением.
   Они говорили весь вечер. Крис оказался очень интересным собеседником. Он много
   видел, а ее интересовало, бывал ли он в Большом театре. Он говорил о балете как
   его знаток. Льда в Джил оставалось все меньше. Она таяла буквально на глазах.
   Вечер для нее был действительно сказочным. А после он подвез ее домой на своем
   "Порше".
   - Вам понравился вечер?
   - Да, спасибо Вам.
   - Надеюсь, это был не последний вечер?
   В ответ она смущенно улыбнулась.
   - Я заеду за вами завтра в клуб.
   - Прошу Вас, не делайте этого. Будет много разговоров...
   - Тогда, может, просто встретимся где-нибудь?
   - Знаете, я немного смущаюсь в подобных заведениях... Давайте сходим в
   МакДоналдс?
   - Вы большая оригиналка,- он улыбнулся.,- ну тогда в семь возле МакДоналдс на
   Виктори авеню. Идет?
   - Хорошо,- она вышла из машины и быстро, не оглядываясь, вбежала в парадное
   своего дома.
   Смешанные чувства роились в ее голове. Ей нравился этот человек, но она не могла
   предположить намерений, скрытых в его поступках. Но, несмотря на свою
   неуверенность, она пришла на следующую встречу. Они стали встречаться каждый
   день, когда она не работала. А когда они не виделись, он звонил ей. Она ждала
   этого звонка как глотка свежего воздуха. Она влюбилась. Понимая разницу между
   ними и тот факт, что эти отношения не сулят ей ничего хорошего, она отдалась
   чувству помимо своей воли. Все больше и больше времени они проводили вместе. Они
   становились практически неразлучными. И вот однажды он пригласил ее к себе...
   Она проснулась утром в его объятиях. Она стала женщиной. Она чувствовала себя
   как на небесах. Страха не осталось и следа. Ведь самый лучший на земле человек
   был рядом. И это было настолько восхитительно...
   - Доброе утро, милая,- он гладил ее волосы и целовал глаза.
   - Доброе утро...
   - Как тебе спалось?
   - Прекрасно, спасибо,- она прижалась к нему. Она чувствовала, как бьется его
   сердце...
   Она перестала работать в клубе. Он устроил ее в престижную балетную школу. И
   весной они собирались ехать в Париж... Все было прекрасно до того момента,
   пока у нее не появилось подозрение на то, что она беременна. Она чувствовала
   перемены в своем теле. И ей было радостно оттого, что тот, кто стал жить внутри
   нее, похож на того, кто рядом с ней. Она поделилась своей радостью с Крисом.
   - Милый, у меня есть новость для тебя.
   - Что случилось? - он оторвался от чашки кофе.
   - Я была у доктора. У нас будет ребенок, - она подошла к нему сзади и положила
   свою голову ему на плечо.
   - Ты уверена?
   - Совершенно.
   - Прости, мне пора ехать на работу, поговорим вечером...,- он поцеловал ее в
   щеку и вышел. Она осталась одна в растерянности. Это был уже другой человек. Он
   был не похож на прежнего Криса, которого она любила. Повеяло холодом.
   А вечером состоялся неприятный разговор. Он собирался уезжать в Детройт на
   какой-то съезд предпринимателей. Она решила, что будет лучше, если на это время
   вернется к себе. Он вовсе не возражал.
   А через две недели позвонил, предложил встретиться. Она пришла. Он стоял с
   букетом ромашек.
   - Здравтствуй,- холодно поцеловал ее.
   - Здравствуй...
   - Это тебе,- он протянул ей букет.
   - Спасибо.
   - Понимаешь, мне трудно об этом говорить...
   - Понимаю. Прощай...
   Слов больше не было. Она повернулась и пошла вглубь улицы. "Только не
   разреветься...",- но слезы сами катились из глаз. "Боже, какая я дура... Так мне
   и надо... Нашла принца...". Она дошла до фонарного столба. Сил идти больше не
   было. Джил повернулась. Крис уже ушел. Она стояла и плакала, совершенно не
   ориентируясь ни во времени, ни в пространстве.
   - Простите, кто Вас обидел?... И танец среди ромашек на пустой мостовой.
   Она сделала аборт на следующий день. Вернулась в клуб и поклялась больше никогда
   и никому на свете не верить...
  
   17
  
   Дон проснулся от резкого, разрывающего тишину взрыва будильника. За окном вовсю
   шел день. Половина третьего. Собравшись и перекусив, он отправился к Альцману.
   Всю дорогу его тревожили две мысли: что происходит и как не опоздать на свидание
   с Джил. Он не замечал ничего вокруг, совершенно автоматически передвигаясь среди
   потока людей на улице.
   Адвокатская контора "Альцман и сын" находилась на втором этаже старого офисного
   здания в центре города. Огромная табличка на стене возвещала об этом всем, кто
   проходил мимо. Ее невозможно было не заметить. Дон подошел к домофону и нажал
   кнопку вызова. Из динамика раздался уже знакомый ему голос старого еврея.
   - Это Вы, мистер Мальком, проходите,- замок щелкнул, и Дон вошел в парадное. Два
   пролета старой как мир лестницы со скрипучими ступенями. "Прижимистый видать этот
   Альцман, раз не может снять себе офис в здании поприличнее". Дверь конторы была
   приоткрыта. За старым массивным дубовым столом сидел маленький лысоватый
   человечек и отстукивал по крышке стола что-то скрюченными от артрита пальцами.
   Перед ним лежали какие-то бумаги. Дон его представлял именно таким. Было даже
   смешно, насколько он был близок к истине.
   - Здравствуйте молодой человек. Проходите, присаживайтесь. Чаю я вам не
   предложу, потому что моя секретарша уже ушла. Но я надеюсь, у меня к вам есть
   новости, которые гораздо интереснее чая.
   Дон сел на стул. Тот как-то подозрительно заскрипел под ним.
   - У меня к Вам две новости,- адвокат продолжал говорить, выискивая на столе
   какую-то бумагу,- одна плохая, вторая получше. Ваша тетушка, мисс Присцилла
   Мальком умерла ровно месяц назад. И, так как наша контора уже долгое время вела
   дела мисс Присциллы, а Вы являетесь ее наследником, я уполномочен Вам передать
   завещание, - Он передал Дону пакет, - Вскрывайте.
   Дон взял нож для бумаги со стола и вскрыл. Из прочитанного на содержавшемся в
   пакете листе бумаги он понял, что обладает имущественным правом на обладание ста
   тысяч долларов. К завещанию прилагался чек на предъявителя в Нью-Йоркском Сити
   банке. Дон несколько раз перечитал свое имя на завещании и чеке. Никакой ошибки
   быть не могло.
   Он поднял глаза на адвоката.
   - Да, да, это то, что вы подумали...,- лицо Альцмана было серьезным,- Вы теперь
   богатый человек. Чек действителен с сегодняшнего числа, поэтому я так Вас
   торопил со встречей. Я давно веду дела Вашей, теперь уже покойной,тетушки. Она
   была скрягой, хотя о мертвых и не говорят плохо, но пусть это будет между нами.
   перед смертью она продала участок земли в Пенсильвании. И все деньги завещала
   Вам. Мне нужно оформить кое-какие формальности, и пусть Бог даст вам разума
   мудро распорядиться своими деньгами. Только не забывайте старого Альцмана. Я
   надеюсь, что так же, как мы были с Вашей тетушкой, мы будем и с Вами.
   У Дона комок поднялся к горлу. Он никогда в жизни не видел того человека,
   который завещал ему деньги. И даже когда не стало его родителей, никто не
   помагал ему. И тут вдруг...
   Он оставил несколько подписей в бумагах, данных Альцманом, и под тихое брюзжание
   адвоката вышел на улицу. Воздуха было катастрофически мало. Дон взял такси и
   отправился на встречу с Джил...
   Кафе было полупустым. Дон взял кофе и стал ждать. Джил опоздала на четверть
   часа.
   - Здравствуй.
   Да, это была она, прекрасная незнакомка, только без ромашек в руках.
   - Прости, я хотел купить ромашки...
   - Терпеть не могу эти цветы,- хотя все равно спасибо за желание меня
   обрадовать.
   - Понимаешь, столько всего произошло за сегодняшний день...
   - Я понимаю. Ночка была не из легких,- она закурила.
   - Что ты будешь?
   - Скоч со льдом и тоник.
   - Интересный выбор для девушки...
   - Ты возражаешь?
   - Нисколько.
   Он заказал ей скоч. Официант как-то нехотя принес напиток. Бокал скоча не сулил
   чаевых.
   - В этом кафе, можно так сказать, меняется моя жизнь,- Джил улыбнулась немного
   устало
   - Прости, ты не будешь возражать, если я выйду на минуту?
  
   - Вот кавалер, уже убегает...
   - Я скоро,- Дон выбежал на противоположную сторону улицы в ювелирную лавку и
   купил там кольцо с бриллиантом.
   Также быстро он вернулся.
   - Прости...
   - Куда ты бегал?
   Дон опустился перед Джил на колени и протянул ей маленькую коробочку:
   - Будь моей женой.
   Глаза Джил округлились. Она открыла коробочку. В ней лежало обручальное кольцо.
   - Хорошо,- она сама не ожидала от себя такого ответа,- но ты сам не
   представляешь, чего ты просишь... Мы же не знаем друг друга...
   - Я люблю тебя и больше не хочу тебя терять.
   - Но я не люблю тебя...
   - Но ты сказала "Да"?
   Порой судьбы решаются в один момент в кафе на углу улицы. Когда кто-то склоняет
   свои колени на не совсем чистый пол и совершает поступок, которому можно
   приписать клиническое происхождение. А тот, к кому направлен этот порыв, отвечает
   взаимностью сам того не ожидая. Таким напором и брались крепости и города...
   Дон и Джил уехали из Феникса. Дон купил мотель у дороги и они жили как все
   относительно счастливо и спокойно. Одно только беспокоило Дона. После аборта
   Джил не могла родить. Она была бесплодна. Но он любил ее. Именно ее, эту хрупкую
   женщину, которая внезапно ворвалась в его жизнь с букетом ромашек. И все до тех
   пор, пока у их мотеля не остановился автомобиль Джима Грабовски...
   Странно, насколько слеп может быть влюбленный человек. Мы обманываем сами себя,
   когда приписываем тем людям, которых любим, те же чувства. Но на самом деле нас
   ждет пустота. Даже в минуты близости от партнера веет холодом. Но мы настолько
   увлечены и захвачены собственной страстью, что не в силах или просто не хотим
   взглянуть в глаза реальности. Тот, кто рядом с нами, далеко не всегда рад
   вниманию. Он наблюдает. Ему претит. Любовь для него стала слишком сладким
   плодом. Он пресыщен, и никакие ласки не могут скрасить выражение его лица. А мы
   продолжаем напор. Подарки, цветы, внимание, вечерние телефонные звонки...
   Джил надеялась, что стерпится и слюбится. А вот не стерпелось и не слюбилось.
  
   18.
  
   Дон сидел на ступенях своего дома со стаканом в руке и смотрел на дорогу пустыми
   глазами. Когда ушла Джил, он чувствовал, что от него ничего не осталось. Прошел
   уже год, но боль не уходила. Он кое-как занимался бизнесом. И мотель перестал
   приносить прибыль. Его руки опустились. Цель в жизни была потеряна. Он думал о
   ней, мечтал прикоснуться. Хотя бы на миг. Мечтал хотя бы один раз увидеть ее улыбку.
   Пусть даже и не адресованную ему. Его мучили неразрешимые вопросы. И никто не
   мог ему помочь.
   - Вы еще работаете? - этот вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. Дон
   поднял глаза. Это был Джим. Та же старая кожаная куртка. Тоже недобритое лицо.
   Дон смотрел на него и не мог понять, действительно ли это тот человек.
   - Это я увез Вашу жену...,- когда-то Дон очень хотел найти этого бродягу и
   убить. Но теперь... Он опустил глаза и отхлебнул из стакана. Алкоголь обжег
   горло. Джим сел рядом.
   - Ты хочешь остановиться на ночь? - проговорил Дон, не поднимая глаз от стакана.
   - Нет, у меня для Вас письмо от Джил,- Джим присел рядом и достал немного
   скомканный конверт. Дон повернулся. Джим протянул его Дону. Тот, отставив стакан
   на ступеньку, взял его. Слеза как-то непроизвольно упала на землю.
   - Спасибо,- Дон встал и вошел в дом. Он вскрыл конверт и достал оттуда
   сложенный вчетверо лист бумаги.
   "Здравствуй, дорогой Дон. Мы так внезапно расстались. И, прежде всего, я хотела бы
   извиниться за свой поступок. Мне было очень тяжело от осознания того факта, что
   я тебя бросила. Ты очень любил меня. Наверное, твоя любовь стоила большей
   награды. Но я прошу меня понять. Я не могла больше оставаться с тобой. Ты
   хороший, добрый и посвятил мне свои годы. Но я просто не могла оценить этого. Я
   говорила тебе, что не люблю тебя. Ты не верил... Прости и, прошу, не держи обиды
   ни на меня, ни на Джима. Вы очень похожи с ним. Просто как братья.
   Я желаю тебе найти ту, которая была бы достойна тебя. И целую в щеку... Джил."
   Дон опустил лист. А что еще могло быть в этом письме? Дверь скрипнула, и вошел
   Джим.
   - Прости, что все так вышло. Я тебя понимаю. Я тоже ее любил.
   - Где она сейчас?
   - Она умерла два месяца назад, - Дон поднял глаза на Джима,- доктор сказал, что
   после аборта у нее начал развиваться рак. Но все было так быстро и врачи ничего
   не смогли сделать. Я не знал, как тебе об этом сказать. Теперь ты знаешь все.
   Дон опустил голову
   - Выпьешь?
   - Прости, мне пора ехать. Прощай, - Джим вышел на улицу. Дон слышал, как завелся
   двигатель автомобиля, и, удаляясь, зашуршали шины по пыльному асфальту. Слезы
   падали на стойку, которая еще помнила прикосновение Ее рук. Дон тихо плакал. В
   его памяти всплывали картины. Самая яркая была о танце среди ромашек. Но
   танцевала только Джил. Она улыбалась ему и только ему...
  
   Эпилог.
  
   В начале я и сам не мог предположить, чем все может закончиться. Всегда мечтаешь
   о хэппи энде, как в старом кино. Но все дороги заканчиваются и иногда совершенно
   не там, где ты этого ожидал. Я хочу оговориться, что эта история придумана, но
   ты, читающий, никогда не переживал ничего подобного? Пусть и не так трагично, но
   тебе никого не приходилось терять? Если нет, тогда ты просто счастливый человек.
   И это твоя дорога. Дорога, ведущая... (допиши сам)
  
  
  
  
  
   40
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"