Пришла осень с холодными дождями и туманами. Опустели поля, где недавно стар и млад собирали хлопок, окликая друг - друга на осенних закатах. Сельчане очищали поля, собирая стебли хлопчатника и завязывая их в снопы, сооружая из них стога. Если посмотреть на эти стога в тумане, вам кажется, что чернеющие стога начинают двигаться, словно танки по дымящему полю битвы. Ряды этих стогов - ровные, чтобы дехкане могли загрузить в прицепы трактора эти тяжёлые снопы хлопчатника, подавая с помощью вил людям, которые аккуратно раскладывают их в прицеп трактора так, чтобы они потом не выпали во время езды по неровной проселочной дороге. Загрузив снопы от хлопчатника в прицепы трактора, дехкане довольные возвращаются домой, сидя с вилами над лихо качающимся грузом как над огромным слоном. Бывают случаи, когда неправильно загруженные снопы сваливаются по дороге, и трактор с прицепом переворачивается. Для узбеков, которые живут в сельской местности, стебель хлопчатника является стратегическим сырьем, то есть топливом на зиму, для тех у кого нет газа и угля. По этому узбеки, шутя между собой, это топливо которое называется "гузапая", они называют газопая, то есть газ, с помощью которого они топят свои дома в суровую зиму. Теперь вот опустели хлопковые поля, и птицы улетели на юг. Первыми улетели ласточки, собираясь в огромные стаи. Они сидели на проводах, греясь на осеннем солнце, и шумели как депутаты на съезде, принимающие решение после первого же чтения проекты предложении о перелете над океаном.
Фарида и её дети увидели журавлиные караваны, направляющиеся на южные края, трубя свои печальные прощальные песни. Было у неё такое чувство, что вся округа и все края с грустью провожали журавлей, которые отдалялись всё дальше и дальше в сторону горизонта на пасмурном небосклоне. В тот день она увидела сон, и во сне к ней снова явился Гурракалон, который сидел в лунной ночи на кладбище "Шайит тепа", где были похоронены жертвы сталинских репрессий. Гурракалон сидел и пел песню о красных сапогах с длинными голенищами и бубенцами сорок девятого размера без подошв с готическими узорами. Он пел и одновременно шил золотым шилом, брильянтовыми иголками и серебряной леской сапоги для императора страны из шкуры степного среднеазиатского тапира, вытянув вперед свою сломанную загипсованную ногу, похожую на белый валенок. Сапог, который Гурракалон шил из шкуры степного тапира для императора страны, был огромным. Фарида хотела разыграть Гурракалона, напугав его до смерти. Она крадясь словно кошка, медленно и бесшумно подошла к башмачнику сзади и закричала:
- Бах!
Великий сапожник товарища императора страны соскочил с места и, повернувшись лицом к Фариде, заорал от страха:
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Глаза его были готовы выскочить из орбит, и рот он раскрыл так широко, что этот страшный вид невозможно передать обычными словами. Вдобавок ко всему, Гурракалон упал в глубокую старую могилу, где он еще сильнее стал кричать от страха, стоя на мягком трупе завернуьый в белый саван, и его руки начали расти до невероятных размеров и потянулись в сторону Фариды. Фарида тоже закричала во весь голос, но почему-то она не слышала своего голоса. То есть она потеряла дар речи от ужаса - её разбил паралич, онемели руки и ноги. Тут она услышала стон мертвеца, который поднялся из своей могилы. Когда мертвец поднялся на весь рост, Фарида увидела его истлевшую и разорванную одежду, и глаза его горели зеленым цветом в глубине глазниц. Особенно жутко выглядела его хищная улыбка. Половина его лица была съедена могильными червями. Вдруг мертвец начал танцевать над могилами, звеня ржавыми цепями и кандалами, которые звенели в его ногах, и петь хриплым голосом песню о Сталине.
Спасибо тебе, Советская власть,
За то, что заживо закопала нас!
Мой дед, якобы, был "кулак"
Отца моего отправили в "Гулаг"!
Спаси товарища Сталина, Боже!
И Лаврентия Берию тоже!..
Тут Фарида проснулась и, вскочив с места, уставилась со страхом в ночное окно. На неё кто-то смотрел и тяжело дышал. Фарида подумала в отчаянии, что это продолжение её кошмарного сна. Но, это происходило наяву. Тот человек постучал в окно. В это время на улице было темно, шел холодный, осенний дождь.
- Кто там?! - еле спросила она, в ужасе поднимая фонарь и светя в окно.
- Открой дверь, шлюха! Я пришел тебя убить! - закричал человек.
Фарида узнала своего мужа Худьерди по голосу и еще сильнее испугалась.
- Сейчас, дадаси, сейчас открою - сказала она и направилась к двери с фонарем в руках. Открыв дверь, она вышла на крыльцо и, поставив фонарь, поспешила туда, где стоял его пьяный муж, качаясь словно маятник.
- Она хотела обнять его, но тут Худьерди схватив её за волосы и намотав их ей на шею, стал душить её:
- Ты сука, даже не прикасайся ко мне своими грязными руками! Ты теперь не жена мне! Три талак тебе! Кому продала и с каким любовником поделила деньги?! Ты почему убила мою бедную маму?! Она служила тебе словно рабыня, а ты отравила её ядом! Бедная моя слепая мама не видела, когда ты подсыпала яд в её чай! Говори, проститутка поганая, куда девала деньги, говори! - кричал он с пеной у рта.
Фарида хотела закричать, чтобы позвать людей на помощь, но не могла! Она старалась всеми силами вырваться из петли, которая из её волос. Наконец ей удалось выскользнуть из рук пьяного мужа, который поскользнулся и упал на землю. Фарида начала ползти в грязи, желая избавиться от Худьерды, но ей не удалось сделать это. Теперь, держа её за волосы, Худьерди начал бить её ногами по голове и животу, волоча её и топча в грязи. Фарида в ужасе кричала, зазывая людей на помощь. Но на её зов никто не откликнулся, так как полевой стан был расположен далеко от села. Тут Худьерди снова поскользнулся и упал, ударившись головой об камень, и умолк. Фарида испугалась, подумав, что он умер. Она быстро нагнулась над ним, послушала его сердце и успокоилась. Худьерды был еще жив. Тогда в голову Фариды пришла мысль о том, что ему надо немедленно связать чем-то руки и ноги, пока он не пришел в себя. Она так и сделала. То есть завязала мужу руки и ноги бельевой веревкой, на которую она вешала для сушки стиранную одежду. Потом волоком перетащила его на полевой стан. Раздевшись, она помылась стоя под холодной дождевой водой, которая лилась из крыши полевого стана. Потом оделась и, принеся одеяло, завернула в него мужа. Она просидела до утра, не сомкнув глаза рядом с Худьерди. Утром пришел бригадир Довул, чтобы забрать из своего кабинета документы для отчета и увидел Фариду, которая спала сидя, прислонясь к балке крыльца полевого стана. Её лицо было изуродовано множеством синяков и шишек, а губы её кровоточили опухшей гематомой. На полу под одеялом кто-то спал . Довул закашлял, чтобы разбудить Фариду, и она проснулась.
- Доброе уторо, Фарида-апа, что с Вами? Кто этот человек?! - спросил Довул, недоумевая, что происходит.
Фарида зарыдала и рассказала о случившемся ночью. Выслушав её рассказ, бригадир Довул вытащил свой сотовой телефон из голенища сапога и позвонил участковому милиционеру.
Когда участковый милиционер Базарбай стал увозить Худьерды в люльке своего служебного мотоцикла "Урал", Худьерди закричал Фариде: